Побратим (гет)

Примечания:

ПБ включена. У меня барахлит клавиатура, особенно шифт, поэтому могла кое-где пропустить заглавные буквы. Ну и пунктуация — мое слабое место.

День нашего отбытия обратно в Приют — выдался пасмурным и дождливым, под стать настроению.

Тетя Кэтрин подарила каждому из нас по небольшой баночке джема (и мы коллективно решили, что прибережем его к Рождеству), а старый Джо, узнав, что мы с Томом впервые пойдем в школу — вручил нам по небольшому деревянному пеналу для канцелярских принадлежностей, с причудливым кельтским узором на крышке.

Но больше всего Том обрадовался, когда узнал, что его новый друг Ларч — поедет с нами почти до самого Приюта. Отпуск у него уже заканчивался, и Ларча ждала его работа и учеба в Лондоне.

Всю дорогу мы ехали молча, погруженные в собственные невеселые мысли, и только Ларч пытался всячески шутить, чтобы поднять нам всем настроение. Единственное, что выглядело забавным, в данный момент, — это сам Ларч, сидевший в три погибели внутри фургона, и подпиравший острыми коленками собственный подбородок. Я всю дорогу только и думала — как бы этот весельчак не выбил себе зубы собственным коленом на очередной кочке. Но все обошлось.

Из фургона он вышел чуть раньше, ближе к центру, на Флит-стрит, помахав нам рукой вслед.

По словам Тома, Ларч рассказал ему, что работает в Пабе "Старый Колокол", но кем именно он там работает — Том не запомнил. Кажется, тот факт, что Ларч будет где-то в известном ему месте — почти примирил Реддла с неизбежным расставанием.

В Приюте ничего не изменилось, но, тем не менее, изменилось все сразу. Появились новые лица среди малышей: две девочки-близняшки, лет трех, со светлыми кудряшками — жались ближе к такой же хмурой, как всегда, мисс Бакстер, очевидно еще не очень зная ее, боясь потерять из виду хоть кого-то из взрослых. Их было видно сразу: слишком растерянные, слишком напуганные, и... слишком упитанные.

Майкл Вудс недовольно сверкал свежеподбитым глазом, а другие ребята тусовались уже не в том составе, и не в тех компаниях, что прежде.

Кто-то из старших уже навсегда покинул Приют, окончив школу еще в начале лета. Другие заняли их места и их кровати.

Миссис Коул сдержала свое обещание и нас с Томом снова поселили вместе. Правда сама комната претерпела некоторые изменения, помимо ремонта обвалившейся части потолка: вместо двух наших кроватей — там теперь стояла одна, видавшая виды, двухъярусная кровать, а на освободившемся месте красовался немного облезлый письменный стол с двумя стульями. На столе даже имелась небольшая настольная лампа, правда прикрученная к столу намертво. Над столом висела книжная полка, пока пустовавшая.

Том тут же облюбовал верхнюю койку и стул у окна. Я, не возражая, — заняла свободное место. Часть мебели, как потом выяснилось, была переставлена из комнаты выбывших старшеклассников. Так как им на смену пришло несколько меньшее количество ребят. Именно поэтому пока нам позволили расположиться так вольготно.

Нас, первоклашек, было всего двое. Посему миссис Коул, как женщина прагматичная, несколько изменила порядок посещения уроков, о чем нас с Томом и уведомили, вызвав тем же вечером в ее кабинет.

— Девочки из среднего звена любезно согласились отводить вас в школу и обратно, чтобы вы могли заниматься там, — сообщила она. Будить вас будут вместе со всеми. Ваша задача не опаздывать и не задерживать остальных.

— Руководство школы, к сожалению, не готово выделить еще одного учителя ради всего двух учеников. Поэтому пока так, — говорила она, перебирая на столе какие-то папки, но кидая периодически острые взгляды в сторону Тома, будто желая предупредить его о последствиях, в случае злоупотребления ее добротой.

— Заниматься вы также сможете как в своей комнате, так и вместе с остальными ребятами средней группы.

Помимо всего прочего барахла, полагавшегося свежеиспеченным школьникам, — нам были выданы вместительные наплечные сумки, школьная форма, по паре обуви, некоторая канцелярия. Все это не было ни новым, ни красивым. Но даже такое убогое имущество грело наши сиротские сердца.

Занятия в школе должны были начаться через неделю. И все это время мы с Томом посвятили улучшению своих навыков письма. А также Том снова насел на меня с изучением румынского. Теперь он мог называть Вудса идиотом на двух языках!

Хотя что еще нам было делать, если дожди не прекращались почти весь остаток лета?

Что удивительно — крыша, вопреки моим ожиданиям, — не текла.

Первый день в школе всю душу из меня вынул. Мы едва-едва проснулись, так как накануне никак не могли уснуть от волнения. Не успели до конца съесть свой завтрак, промочили себе все ноги по пути и испытали на себе всю глубину презрения и недоверия со стороны своих новых одноклассников, которые сразу заприметили в нас чужаков по нашим казенным и потрепанным вещам.

Но хуже всего была наша новая учительница Миссис Имельда Ловетт. Отвратительного нрава старушенция с крашеными в черный цвет волосами, мерзким жабо на блузке и скрипучим голосом. Она почти все время орала на нас, и порывалась ударить по рукам огромной линейкой, хотя объективного повода для этого вроде бы не было.

Особенно сильно доставалось Тому. Мальчиков эта старая перечница, похоже,

на дух не переносила. И к сиротам имела стойкое негативное предубеждение.

Мы для нее были не иначе как будущие отбросы общества. Не удивлюсь, если мне она уже прочила карьеру в квартале красных фонарей, а Тома заочно осудила на пожизненное.

Встречала я таких и в прежней своей ипостаси... Безнаказанность (или беззащитность?) — была для них как красная тряпка для быка.

И если, в моем случае, она обычно просто докапывалась до моего внешнего вида, то в случае Тома, стоило ему однажды огрызнуться на эту каргу — страдали его оценки.

Моя интуиция буквально вопила о том, что долго такое положение вещей длиться просто не может. Потому что даже человек с ангельским терпением — не может терпеть издевательства бесконечно долго. А Том Реддл ангельским терпением не обладал.

По моим наблюдениям, если и было на свете что-то, что могло пробудить в Томе Реддле его темные стороны — то это было публичное унижение, а если это унижение, к тому же, подкреплялось несправедливыми обвинениями в его сторону, то... Кто не спрятался — сам дурак!

Но именно миссис Ловетт, напрочь не замечала надвигающейся опасности. Хотя, а что она вообще замечала? Власть и безнаказанность — опьяняли ее и напрочь лишали чувства самосохранения. А зря.

И если, в моем случае, однажды, — герань на школьном подоконнике внезапно отрастила дюймовые шипы (чего, впрочем, никто не заметил), то учитывая таланты Тома, — на такие безобидные всплески магии можно было не рассчитывать.

И однажды это случилось: Ловетт в очередной раз отчитала Реддла, поставив ему, незаслуженно, самый низкий балл по математике, а когда он что-то решил возразить — ударила его линейкой по голове и тут же, не глядя на него, торжествующе прошествовала к своему столу.

Секунду ничего не происходило. Том буравил старуху разъяренным взглядом, а она снисходительно лыбилась в пустоту, будто не замечая его ярости.

Ребята в классе настороженно притихли, боясь получить следом, за компанию, а потом раздался ужасный грохот:

школьная доска, занимавшая почти пол стены — сорвалась с креплений и полетела вниз, хорошенько приложив по затылку не успевшую отскочить учительницу, прежде чем окончательно упасть на пол, вместе с ней.

Мгновенная карма — она такая.

Миссис Ловетт, вопреки надеждам большинства ребят, — не сгинула обратно в преисподнюю, где ей самое место, а просто загремела в больницу с сотрясением и переломом ключицы. Доску вскоре водрузили на место.

А на смену ужасной миссис Ловетт пришла молодая и энергичная мисс Аманда Бишоп, едва окончившая свое педагогическое образование, — она проходила первую в жизни стажировку вместе с нами.

Миловидная и улыбчивая, хотя и не красавица, — она тем еще сильнее выделялась нами, на фоне воспоминаний о ее предшественнице.

Ученики нашего класса были в таком благоговейном восторге от нее, что даже и помыслить не могли, чтобы нарушить дисциплину или устроить драку в присутствии этого божества!

Проще говоря, — от нас с Томом, наконец, все отстали. Кажется, что сами Ангелы послали мисс Бишоп для таких заблудших и потерянных детей, как мы.

Дальше, до самого Рождества ничего интересного, на мой взгляд, не происходило. Хотя... я не беру в расчет всевозможные внешние факторы: забастовки, сокращения рабочих, финансовый кризис, длившийся не первый год.

Это было время Великой Депрессии. Но нас — приютских детей, такие вещи интересовали мало. Обрывки фраз, в разговорах взрослых, какие-то тревожные сообщения по радио, газетные заголовки, которые мы не удосуживались читать — вот и все скудные источники информации, которые у нас были.

На жизни Приюта все это отражалось мало. Он финансировался скудно и по остаточному принципу во все времена своего существования. Пока работала чесальная мануфактура — кризис нас напрямую не касался.

Мисс Бишоп записала меня и Тома в школьную библиотеку. И теперь он темными зимними вечерами — привычно сидел над очередной книгой: то хмурясь, то посмеиваясь в кулак. И я от него не отставала. Разве что книги мы предпочитали немного разные.

Приближались наши с Томом Дни Рождения, а что ему дарить, и, главное, — где это взять — я всю голову сломала, но пока ничего не придумала. Близился год 1934-й.

Примечания:

Пожалуйста не забывайте про комментарии — они мой единственный стимул к написанию продолжения.

* * *

Ура! Мне приснилось продолжение, небольшой спойлер в шапке. Теперь это тянет на мультифандом.