Побратим (гет)

Последнее, что я помню из своей прошлой жизни — это то, что мне было 37 лет и меня медленно, но уверенно добивал пресловутый Ковид-19.

Особенно обидно это было потому, что прививка у меня была сделана.

Первые пару дней в госпитале я чувствовала себя еще более или менее сносно, а вот потом...

Что было потом я помню смутно и обрывочно. Похоже, что меня основательно накачали какими-то лекарствами, потому что большую часть суток я то ли спала, то ли пребывала в полубессознательном состоянии.

Это было даже кстати, поскольку навешанные на меня медицинские приблуды, мягко говоря, комфорта мне не добавляли. Зато сны на таком коктейле препаратов были длинными, яркими и часто какими-то сюрреалистичными.

Быть может поэтому я не заметила, как умерла...

Сейчас, спустя почти месяц, проведенный мной в этой новой реальности я наконец-то смогла осознать факт своей смерти.

В прошлой жизни у меня остались мама, муж и сын, которому было почти 15 лет.

В новой жизни у меня не осталось совсем никого...

Скучала ли я по ним? Не знаю. Все эмоции были какими-то блеклыми и тусклыми, чувствовала ли я вообще хоть что-то?

То, что мое моральное состояние было откровенно паршивым — это факт, но ведь и этой новой мне — неслабо досталось всяких потрясений.

Вероятно, прежняя обладательница тела — тоже погибла. Иначе как объяснить тот факт, что я переселилась не в новорожденного младенца, как я раньше предполагала (если и допускала возможность реинкарнации), а в тело семилетней девочки?

Мне достались кое-какие обрывки ее воспоминаний, но и они прорывались наружу в виде тревожных снов и ночных кошмаров, да и период времени охватывали сравнительно небольшой.

Так что восстановить хронологию хотя бы нескольких последних месяцев ее жизни — удалось не сразу.

Теперь меня звали Мортисия Фрамп, а в прошлой я была... Черт, забыла свое прежнее имя. Наверное, так и должно было быть.

Первое, что я помню в этой реальности — это страшный пожар, произошедший в доме, где мы жили. Это был недавно приобретенный старинный двухэтажный коттедж в викторианском стиле. Но дом был очень старый и неухоженный, а изучить его как следует и как-то обжиться в нем — мы толком и не успели...

Когда сестра — Офелия — разбудила меня, схватив в охапку и помчалась по лестнице вниз — весь дом уже был в дыму, а кое-где вовсю полыхало красноватое, во мраке пламя...

Все это было так страшно и неожиданно: вот я лежу в госпитале под капельницей, а вот меня будят и куда-то несут (что для взрослой меня было чем-то давно забытым).

Я испугалась и растерялась.

То, что происходило дальше было куда страшнее горящего дома.

Сестра, со мной на руках, босая, напуганная не меньше моего, в одной только хлопковой сорочке — почти добежала до гостиной, за которой был небольшой коридор и выход на улицу, но в гостиной были какие-то люди.

Я не разглядела их в дыму, но судя по голосам — их было двое. Один голос точно был женским...

— А вот и крысята побежали, — с каким-то холодным равнодушием произнесла незнакомка — Crucio! — Офелия (так звали мою сестру) — рухнула на пол и закричала так страшно, что мне захотелось оглохнуть, лишь бы не слышать ее крик, а эта сука засмеялась каким-то истерично-безумным смехом.

Подчиняясь то ли инстинктам, то ли интуиции, когда сестра, падая, — выронила меня, — я осталась лежать неподвижно, хотя больно содрала лодыжку и ощутимо приложилась головой об пол. Страх сковал мое тело и парализовал волю.

Казалось, что стоит мне сделать вдох — эти двое заметят меня, заметят, что я жива и примутся мучить так, как мучают сейчас сестру.

Офелия кричала наверное целую вечность, затем просто хрипела, изредка поскуливая, как раненый щенок, а потом и вовсе затихла.

Судя по звуку шагов, которые теперь приглушал ковер — мужчина, стоявший все это время чуть поодаль, — быстро подошел к Офелии и движением ноги перевернул ее на спину, отчего ее рука — уперлась в мой позвоночник.

Затем он приблизился ко мне и больно ткнул меня под ребра носком ботинка, кажется, в этот момент я даже задержала дыхание, чтобы ничем себя не выдать. Не дождавшись никакой реакции, он удовлетворенно хмыкнул и бросив хриплое — "Уходим." — спешно направился к выходу, прихватив и свою спутницу.

Раздался едва различимый в треске пламени хлопок и все, наконец, затихло.

Огонь распространялся чертовски быстро, дышать, даже лежа на полу становилось все труднее. Времени на то, чтобы и дальше прикидываться ветошью — уже не было.

В гостиной, помимо сестры, которая была наверняка жива, но находилась в отключке, — обнаружилось еще два мертвых, уже прихваченных огнем тела — наши с Офелией родители.

Хуже всего было то, что прихожая полыхала особенно ярко, а горящие шторы не позволяли даже приблизиться к окнам. Как выбираться из этого ада — я совершенно не представляла.

Оставив попытки выбраться самостоятельно — я стала изо всех сил тормошить сестру, но та никак не приходила в себя. Отчаявшись я сделала то, чего сама от себя не ожидала, но что, вероятно, частенько проделывала моя предшественница в этом теле — со всей дури укусила Офелию за нос. И это подействовало. Девушка дернулась и открыла глаза.

Быстро оценив обстановку — Лия, как я часто называла ее, — заходясь кашлем то ли от дыма, то ли от долгих криков под пытками — обшаривала тела наших родителей.

Найдя наконец искомое — она ползком вернулась ко мне, держа в зубах что-то вроде школьной указки. Также ползком — мы проделали половину пути до выхода, а дальше бушевал такой яркий огонь, что приблизиться к дверям не представлялось возможным.

Офелия с трудом поднялась на дрожащие после судорог ноги. — Когда я скажу, Тиш, — беги к выходу, меня не жди — сказала она серьезно, я в ответ только молча кивнула.

— Агуаменти — произнесла сестра и нас, по очереди — окатило ледяной водой.

— Бомбарда! — дверь вместе с дверной коробкой и часть стены — буквально вынесло на ступени крыльца. — Бежим! — крикнула она и мы рванули в образовавшуюся пробоину, не обращая уже внимания на взревевшее, с утроенной силой, пламя.

На ступенях я замешкалась из-за нагромождения обломков, преграждавших мне путь, и бежавшая позади меня сестра — буквально вытолкнула меня собой, отчего мы обе покатились кубарем по глубокому февральскому снегу.

А в следующую секунду крыша дома с громким треском — обвалилась, погребая под собой тела наших родителей. Ужас произошедшего, наконец-то догнал меня и, уткнувшись лицом в теплый живот сестры — я разрыдалась, по-детски всхлипывая и размазывая слезы по лицу черными от сажи ладошками...

Мы так и стояли босые, в одних сорочках, завороженно глядя, как огонь пожирает все, что было нам дорого. Совершенно одни под холодным и равнодушным чернильным небом.

* * *

Пожарную бригаду, вероятно, вызвали соседи. А следом за ними прибыла и неотложка.

Волшебную палочку отца Офелия, кажется, обронила, когда выталкивала меня из горящего дома. И скорее всего она либо сгорела, вместе с домом, либо осталась лежать где-то в снегу, среди обгорелых руин.

Сестре было почти 15 лет и мы с ней были совсем не похожи. Лия была папина дочка — пухленькая невысокая блондинка с мягкими чертами лица и мягким, подстать внешности, характером, а я была полной ее противоположностью — худая до прозрачности жгучая брюнетка, с колким взглядом и колючим характером.

Бледная как утопленница, с холодными серо-голубыми глазами на породистом лице — я так сильно отличалась от сестры, что заподозрить наше родство, не зная, что мы родные сестры, — не смог бы наверное никто.

Поскольку наши родители были недавними эмигрантами — родни в Великобритании у нас не оказалось, а искать наших родственников по материнской линии где-то в Румынии — никто, скорее всего, не собирался.

Отец, хоть и был Британцем по крови, но почти всю жизнь пробыл в иммиграции и все связи с родней, если таковая когда-то и была — окончательно разорвал задолго до возвращения на историческую родину.

Мы с сестрой были билингвами и между собой общались исключительно на румынском, к неудовольствию следователей, занимавшихся расследованием возможного поджога.

Но именно наше двуязычие позволяло нам ускользать от неудобных вопросов — всегда можно было сделать вид, что ты не понимаешь английского...

Пока шло следствие и нам восстанавливали документы — мы находились в какой-то детской больнице, название которой я не запомнила. Все же некоторое количество ожогов и сильное переохлаждение — дали о себе знать. Я валялась с температурой и сильным кашлем, минимум дня три, сестра тоже не выглядела здоровой.

Потом были похороны родителей, на которых присутствовать позволили только сестре, а меня сочли слишком юной для подобного действа, учитывая обстоятельства. Офелия почти не плакала, но и практически не разговаривала после произошедшего.

Будь я чуть внимательнее — может бы и заметила в этом какой-то тревожный звоночек, но мы лежали в разных палатах и виделись едва ли несколько минут в день, в общей столовой.

Я знала, что Офелию, в силу возраста, чаще моего опрашивали полицейские относительно обстоятельств пожара, но не думала, что ее все это так сломает морально...

Пожар в Пламстеде, о котором даже написали в газете, — произошел 6 февраля 1933 года, а 27 февраля того же года — Офелию нашли повешенной на поясе ее платья в больничном туалете...

Сама ли она свела счеты с жизнью или ей "помогли" те двое, что убили наших родителей — мне выяснить не удалось, да и есть ли теперь в этом смысл?

1 марта, сразу после похорон сестры (Офелия Фрамп 1918-1933, значилось на кособокой деревянной табличке, воткнутой в свежеразрытую, еще мерзлую землю), прямо с кладбища, меня привезли сюда — в приют Вул'с...

Детей моего возраста в приюте было мало, а если быть точнее — теперь нас было только двое: я и Том. Том Реддл.

С учетом возраста — меня просто поселили в одну с ним комнату, благо вторая койка там имелась. Раздельное проживание мальчиков и девочек предполагалось здесь только с 11-ти лет, до которых еще надо было дожить.

Приют, изначально создавался для детей работников прядильного производства, а точнее — чесальщиков шерсти, отсюда было и его название. В чем-то нам с Томом даже повезло — ибо конкретно этот приют существовал по сей день за счет чесальной мануфактуры, и никак не был аффилирован с католической церковью.

Все же я, как ведьма (в чем сомневаться не приходилось) — всерьез опасалась внимания этой организации.

Миссис Коул — директриса приюта непосредственно с нами — воспитанниками пересекалась редко, обычно во время официальных мероприятий или каких-то ЧП.

Учителя, обучавшие младших — были приходящими из местной школы, а вот старшеклассникам дозволялось ходить в школу самостоятельно и возвращаться в приют после уроков.

Том Реддл отнесся к моему появлению в своей комнате с настороженным любопытством, но без враждебности. То ли ему уже приелось вынужденное одиночество, то ли он пока не решил какую тактику избрать в отношении меня.

Разумеется, в своей голове я уже уложила 2 + 2 и абсолютно точно идентифицировала своего соседа по палате, то есть по камере, ой... по комнате, как будущего великого и ужасного — антагониста всея Поттерианы.

Но насколько мне было известно — никакой соседки по комнате в воспоминаниях Дамблдора о Реддле не фигурировало. Хорошо это или плохо лично для меня — сказать пока сложно.

По крайней мере, он тоже был магом, и магом весьма могущественным, в перспективе, а значит ссориться с ним здесь и сейчас — было бы недальновидно.

Да и не было во мне уверенности в том, что история, прочитанная мною в книгах, в иной реальности — будет мне хоть чем-то полезна, учитывая, что в здешней реальности она уже свернула не туда, с моим появлением. Шутка ли — Мортиша Аддамс (пока еще Фрамп) — живет в приюте, в одной комнате с Волдемортом (пока еще Реддлом), — нарочно не придумаешь более адской комбинации.

В общем, прикинув все "за" и "против" — я решила не нарываться и не просить сотрудников приюта отселить меня от Реддла в тот же день. Это было бы слишком подозрительно, да и повода формально у меня нет.

А там — поживем — увидим, вдруг не так страшен Темный Лорд, как его малюют.

* * *

Никаких личных вещей, кроме тех, что притащили в больницу какие-то местные благотворители, прочитавшие о пожаре в газете, — у меня не было. Да и было тех вещей самый минимум.

Незначительные ожоги на руках и ногах — уже благополучно зажили, а неровно обгоревшие волосы — были острижены до относительно ровной длины, так, что о пожаре напоминала разве что наполовину отсутствующая правая бровь, но и ее ловко прикрывала челка.

— Мортиша Фрамп — представилась я ему, едва перешагнув порог его комнаты.

— Том Реддл — эхом отозвался он, едва полоснув по мне взглядом, и снова уткнулся в какую-то книгу.

Пока я молча разбирала нехитрые пожитки — то и дело ловила на себе его заинтересованные взгляды, но стоило мне взглянуть в ответ — он упорно делал вид, что читает.

Так бы мы в молчанку и играли, если бы у меня не возникла насущная проблема — шкаф в комнате был только один.

Быстро оценив мое замешательство — он, так и не оторвав взгляда от книги, — произнес

— Три нижние полки и крючки справа свободны, обувь ставь, куда поместится. — я на это только кивнула и принялась раскладывать вещи по полкам, хотя и распределять было особо нечего — все поместилось на одну.

Во втором отделении шкафа, вместо привычной перекладины с плечиками — были только ряды крючков слева и справа, представлявших из себя загнутые гвоздики. Помня о том, как ушла из жизни моя сестра — я по-своему истолковала такую предусмотрительность.

Пока дверца шкафа лишала Реддла зрительного контакта — он осмелился задать первый вопрос.

— Ты откуда? — он отложил свою книгу и сел на кровати, свесив ноги, которые не дотягивались до пола, поскольку кровать была высокой.

— Из Пламстеда. — я закрыла скрипучую дверцу шкафа и тоже взобралась на кровать, так что теперь наше положение в пространстве уравнялось.

— Разве там есть приют? — взгляд его был каким-то насмешливым и одновременно подозрительным.

— Не имею понятия, я не из приюта. — опустила глаза, чтобы не показывать накатившие, внезапно слезы, вспомнилась Офелия.

— Оу, — кажется он смутился и следующий его вопрос повис между нами, но так и не был задан.

— Пожар. Выжила только я. — после моего ответа он не произнес ни единого слова, кажется, до самого ужина. Эта формулировка хоть и была не совсем правдивой, но избавляла меня от необходимости говорить о сестре. Так или иначе — они все были мертвы.

Кормили в приюте не совсем уж отвратительно в плане кулинарии, но порции были очень уж мизерными, так что постоянное чувство голода вскоре стало чем-то обыденным.

И еще ночами было холодно, так что я предпочитала спать в одежде, хоть это и воспрещалось местным уставом, на что мне вовремя указал Том.

Ябедничать на столь вопиющее нарушение мной правил он не спешил, а я, в свою очередь не докладывала о его мелких проделках, вроде запасов сухарей под его матрасом.

На прогулки нас водили по расписанию — потому что теплой одежды и обуви на всех не хватало. Поэтому у многих ребят был один комплект на двоих, а у кого-то и на троих.

Со свитерами и шарфами было несколько проще, все же какие-то остатки шерстяной пряжи мануфактура нам жертвовала, а здешние сердобольные старушки, заменявшие время от времени воспитателей — вязали из этого серо-буро-невнятного нечто достаточно теплые свитера, шарфы, шапки и варежки. Правда определить цвет этих изделий не представлялось возможным. Я для себя определила его, как меланж.

В начальную школу мы с Реддлом должны были пойти только следующей осенью. Как выяснилось в этой новой реальности — мы родились с разницей всего в один день, причем я была старше.

Да и внешне мы смотрелись с ним как кровные родственники или разнополые двойняшки. Первое время Том бесился, если кто-то из старших просил его позвать "сестру", но потом смирился с неизбежным.

Ощущение хоть и иллюзорного но тыла в моем лице — грело ему душу, хоть он в этом никогда бы не признался. Да и я быстро осознала все плюсы нашего побратимства.

Зная характер Тома — мало кто в приюте осмеливался задирать его "сестру".

Вопреки моим ожиданиям — Реддл не был злым гением и даже вундеркиндом — не был,

однако, в отсутствие иных способов себя развлечь — интроверт-Том перечитал практически все, что было ему доступно в местном подобии библиотеки, а были там и невостребованные школьные учебники разных лет, сильно потрепанные и давно устаревшие, но это всяко лучше, чем никаких.

А вот с письмом у него было существенно хуже, потому что письменных принадлежностей и тетрадей у Тома не было, так что даже и потренироваться особо не на чем. Школьниками мы еще не были и нам не полагалось.

Когда я более или менее освоилась на новом месте — добыча столь ценного ресурса как тетрадь, ручка и чернильница (в этом времени в ходу еще были перьевые ручки без стержня и чернила) — стали первостепенной задачей.

Можно было бы, конечно обменять их на что-то у старших, но меняться нам с Томом было объективно нечем. Стащить несколько листков бумаги с художествами младших воспитанников — оказалось довольно легко, а вот идею с чернильницей вскоре пришлось отбросить, как опасную.

Малейшее пятнышко чернил на наших руках, одежде или белье — и кража вскроется, а колотили за воровство тут нещадно, в чем мне уже удалось убедиться, хоть и не на личном примере.

Досталось за кражу именно Реддлу. А все дело в том, что второклассник Джозеф Паркер был тем еще засранцем.

Сначала он подговорил Тома стащить с кухни что-нибудь съестное в обмен на небольшую деревянную шкатулку, грубоватой работы (скорее всего тоже краденную). Реддл согласился и был весьма доволен сделкой, но на следующее утро Паркер пожаловал в нашу комнату вместе с миссис Коул, что само по себе предвещало нам неприятности. Мои опасения по поводу происхождения шкатулки оправдались полностью.

Предсказуемо — Джозеф обвинил в краже шкатулки Тома. И все бы ничего, если бы шкатулка до этого не была украдена из кабинета самой миссис Коул (подарок от кого-то из бывших воспитанников).

Про полфунта черствого хлеба, на который Том обменивал вчера шкатулку я благоразумно упоминать не стала. Паркер, естественно, давно его слопал, чтоб ему неделю с горшка не слезать!

А вот наказание, которое теперь грозило Тому, — меня откровенно пугало. Публичная порка перед всеми остальными воспитанниками — слишком болезненный и унизительный опыт, особенно если наказание это незаслуженно и несправедливо.

Реддл с самого подъема старался всеми силами сохранить лицо и даже не пытался оправдываться теперь перед Миссис Коул, но где-то на третьем ударе розгами — он все же сорвался на крик, после десятого удара начал вырываться, а к двадцать пятому, кажется, — совершенно охрип.

Джозеф Паркер довольно скалился, наблюдая за экзекуцией, чем заслужил неодобрительный взгляд директрисы. Злорадство здесь не поощрялось. Младшие, кажется, были в ужасе и кто-то из девочек, к концу, даже начал плакать. А вот у старших это действо вызывало разве что скуку и нетерпение.

Мне было безумно жаль Тома, но виду я не подавала. Зареванный, растрепанный и униженный — он сейчас меньше всего нуждался в моей жалости.

Он лежал на своей кровати, свернувшись в позе эмбриона, лицом к стене и его тело еще долго сотрясалось от беззвучных рыданий.

Единственное утешение, что я сочла возможным — молча накрыла его своим одеялом, позволив ненадолго скрыться под ним от несправедливости этого мира.

— Паркер за это еще ответит, — пообещала я, скорее самой себе, чем Тому. Он благодарно вздохнул, и, кажется, вскоре вырубился.

Ближе к обеду я осмелилась его разбудить.

Наказания обычно происходили рано утром, перед завтраком, и наказанный редко имел возможность что-то съесть после порки, но пропустить еще и обед — было бы уже слишком.

Джозефа Паркера на обеде не было. Он был в лазарете с подозрением на пищевое отравление.

"Магия — сила!" — подумалось мне, а Том, кажется, был просто рад отсутствию своего врага и с довольным видом уплетал тушеную капусту, коей нас подчевали по три раза на неделе, и на которую я уже смотреть не могла.

— С тобой раньше случалось что-то подобное? — спросила я, имея в виду порку, когда Том вернул мне одеяло. Он все еще был угрюм и подавлен после произошедшего, но то, что я не стала над ним смеяться, кажется, несколько примирило его с перспективой нашего вынужденного сосуществования в будущем.

— Да, было раза два... или три, — уклончиво ответил он, явно опасаясь дальнейших расспросов на эту тему.

— Знаешь, а ведь похоже это я прокляла Паркера, — сказала я, подмигнув Тому с самым таинственным видом, — надеюсь, что он не догадается откуда ему прилетело и не побежит жаловаться на меня Миссис Коул.

— Что значит "прокляла"? — удивился Реддл и брови его сошлись на переносице, а лицо снова стало недоверчивым, хотя взгляд выдавал его крайнюю заинтересованность.

— Ну, как бы это сказать... Очень сильно пожелала ему обосраться, — усмехнулась я, — моя мама была ведьмой и сестра тоже, и бабушка...

— И поэтому ты думаешь, что и ты будешь, как они? — подытожил мою мысль Том, натягивая потрепанную серую пижаму, которая была ему давно мала и уже не прикрывала его тощие чумазые лодыжки.

— Не думаю, а знаю об этом наверняка, — согласилась я, забравшись под одеяло и поджав ноги, чтобы быстрее согреться, — Но я не хочу, чтобы меня убили, как маму и папу, а дом сожгли, поэтому сейчас я попрошу, чтобы ты мне кое-что пообещал...

Том смотрел на меня внимательным, выжидающим взглядом, но протеста не высказал и я продолжила:

— Если ты заметишь, что происходит что-то странное, или я делаю что-то, что недоступно тебе — не говори никому из старших, а я никому не скажу о том, что делаешь ты. Знаешь, моя сестра не пострадала при пожаре, но все же она умерла в больнице, мне сказали, что повесилась...

— Думаешь, что ее могли убить? — с какой-то совсем недетской серьезностью спросил Том, на что я лишь молча кивнула. — Хорошо, — согласился он, — Я никому ничего не скажу, но помни, что и ты пообещала не говорить, — я снова кивнула.

— И еще... — заговорил он шепотом, спустя полчаса раздумий, — Научишь меня?

— Если получится, — уклончиво пробормотала я, почти засыпая, однако моим планам на полноценный сон сбыться было не суждено.

Тома Реддла пробило на поболтать.

Я в общем-то не была против. Тем более, что это было впервые, когда его потянуло на откровенность.

Из сбивчивого рассказа мальчика по имени Томас Марвин Реддл (не Марволо) мне удалось, в общих чертах, выудить следующее: спонтанная магия уже неоднократно и довольно ярко проявляла себя в нем, но Реддл чертовски боялся, что эти его странные способности кто-то заметит, а потому, до моего появления здесь, — Том всевозможными способами старался избавиться от появлявшихся время от времени вынужденных соседей. Добровольных сожителей, учитывая его репутацию, и близко быть не могло.

Все они, по его утверждению, были стукачами и ябедами, а терпеть у себя под боком таких соглядатаев Миссис Коул он, по понятным причинам, — не собирался. За регулярные и вполне удачные попытки "выкурить" соседей из комнаты он и получал все свои предыдущие сеансы показательной порки.

Но порка, по мнению Тома не была самым страшным наказанием в Вулсе. Особо "неисправимых" могли отправить прямиком в Бетлем на перевоспитание, а уж оттуда нормальным назад еще никто не возвращался, да и возвращались далеко не сразу, и не все.

Опасения мальчика насчет психушки имели под собой вполне железобетонное основание:

Том Реддл уже в пять лет мог становиться незаметным по своему желанию, читать чужие мысли (но не всегда получалось) и поднимать в воздух небольшие предметы, не прикасаясь к ним.

Я подобными успехами ни в пять, ни в семь лет похвастать не могла, но предпочла об этом умолчать. У меня тоже были свои таланты, но они в корне отличались от способностей Тома.

Дальше разговор плавно перетек в обсуждение семей. И тут меня ожидало множество неожиданных открытий.

Как и упоминалось где-то в Поттериане — Том находился в приюте с самого рождения, но на этом совпадения заканчивались.

Имени его матери, а уж тем более отца — сотрудники приюта не знали.

Человек, который принес его сюда холодной зимней ночью — знал лишь ее сценический псевдоним под которым она выступала в Цирке-Шапито, потому что сам назвал ее так — Нагини.

Далее со слов ночного визитера:

Отцом ребенка был, предположительно, молодой фокусник, который работал с ними года полтора и сбежал, во время их гастролей по Нью-Йорку, как только узнал о беременности своей юной коллеги по цеху. Девушка была несовершеннолетней, не старше 16-ти, и ему грозил солидный уголовный срок за совращение.

Директор Цирка, по доброте душевной, позволил девушке остаться в труппе, хоть она больше и не могла выходить на манеж, как раньше. Но то ли в силу юного возраста, то ли по слабости здоровья — та скончалась сразу после родов.

Они даже в госпиталь ее доставить не успели — ребенка пришлось принимать по пути в Лондон какому-то сельскому коновалу, который до этого занимался разве что коровами, да лошадьми. И присматривать за младенцем в цирке — было некому, а кормить нечем. Вот так младенец и попал в Приют — совсем крохотным и уже сиротой.

Соответственно, первое имя свое Том получил в честь того самого Директора Цирка — Томаса Скендера. Второе ему дала Миссис Коул, — Марвин, — в честь своего погибшего на войне брата, а фамилию ему придумала мисс Уолтерс, которая на следующее утро заполняла бумаги (Riddle — загадка).

Вся эта информация была получена Реддлом непосредственно из воспоминаний помощницы Миссис Коул — мисс Уолтерс, мысли которой он смог прочесть (это как чужие сны подсмотреть), но та вскоре ушла из приюта по причине удачного замужества, так никому и не рассказав о его способностях. Да и вряд ли она поняла что именно с ней случилось.

— Я просто хотел расспросить ее о своей матери, а с чтением мыслей — оно как-то само... — сетовал Том.

На этой счастливой ноте он наконец-то уснул, а я еще какое-то время лежала, глядя куда-то во тьму, и пыталась уложить в голове все внезапные несостыковки в биографии юного мага. В том, что Реддл — полноценный маг — сомнений у меня не осталось.

Примечания:

Матерные и оскорбительные комментарии будут удаляться, я предупредила. Остальным — буду рада))) ПБ — открыта. Пожалуйста, сообщайте об ошибках — Бета отсутствует.

Утро, после столь информативной ночи, ожидаемо, для нас обоих — добрым не было.

На завтрак была отвратительная размазня, именуемая по чьей-то прихоти "овсянкой", а чай был почему-то уже холодным.

Кажется, банальная яичница с сосисками и помидорами — может нам всем здесь только сниться.

Из белковой пищи тут можно было изредка поживиться разве что горохом и бобами. Ни яиц, ни молока, ни уж подавно — мяса здешние обитатели не видели, похоже, со времен основания приюта.

— Что же тогда плавало в супе? — мы предпочитали об этом не думать.

Рыба нам также перепадала исключительно редко, обычно по большим праздникам, пару раз в году. Да и что это была за рыба — определить уже было нереально.

Из "сладкого" была свекла, морковь, реже — зеленые яблоки и кукуруза. В летне-осеннее время можно было испробовать местные сливы, груши (мелкие и кислые), а осенью и зимой — тыкву.

В достатке круглый год были разве что капуста, лук и картофель, а еще какая-то трудно определимая крупа, похожая на смесь пшеницы и ячменя, которую местные обитатели торжественно именовали "пудинг", хотя до Пудинга этой массе было очень и очень далеко.

Невыспавшийся, и оттого злой на весь мир, Том — то и дело ерзал на стуле, шипя, как рассерженный уж, при каждой попытке сесть удобнее — вчерашняя порка еще не скоро будет забыта его многострадальной задницей.

Он вяло ковырял в тарелке свою кашу, но все же съел ее всю. Хотя под конец завтрака имел уже такой нездоровый вид, будто бы его сейчас вырвет прямо в тарелку от одного только взгляда на овсянку.

После завтрака мы разделились — Реддл поплелся искать очередной "святой Грааль" в скудной приютской библиотеке, а я спустилась в почти пустую игровую для дошкольников, которые в это время еще давились утренней кашей.

Там мне и улыбнулась удача в виде целых трех простых грифельных карандашей валявшихся под столом со вчерашнего вечера. Спрятав карандаши в чулок, я быстро вернулась в нашу комнату и выгрузила их в укромном месте. После чего присоединилась к Реддлу в "библиотеке", если одну чахлую этажерку заполненную букинистическим хламом можно так назвать.

И ладно бы книг просто было мало, но нет — такое чувство, что они кем-то регулярно использовались как стратегический запас туалетной бумаги. Многие тома — постройнели минимум на две трети от их исходного объёма.

— Здесь есть хоть что-то целое? — вопрос был риторическим, но Том, кажется воспринял его серьезно, кивнув на потертую и побитую, но сохранившую все свое содержимое — Библию.

— Еще скажи, что ты это читал, — поддела его я, впрочем не ожидая честного ответа.

— Читал, — серьезно ответил он, — Но мне не понравилось.

— И что же именно тебе не понравилось? — решила уточнить я, ожидая услышать какую-нибудь пошловатую шуточку в духе местной шпаны, но пацан снова меня удивил:

— Слишком много жестокости, — задумчиво ответил он, и тут меня накрыло. Давно я так не смеялась, чтобы до слез, до икоты, до полного изнеможения...

— Подумать только — будущий Темный Лорд, чье имя, возможно, заставит трястись от страха буквально каждого мага на островах — говорит мне, на серьезных щах, что в Библии слишком много жестокости... — К такому меня жизнь не готовила.

Но глядя на то, как этот обаятельный голубоглазый мальчишка с озорными ямочками на щеках — заливисто хохочет вместе со мной, — я вдруг поняла, что пора окончательно выбросить из головы все мои "знания" о Магическом мире, Волдеморте, Дамблдоре, Поттере и всех прочих персонажах Роулинг.

Именно потому, что они персонажи, а мы... — Мы живые люди, здесь и сейчас живущие свою, быть может не единственную, но вполне настоящую жизнь. И какой эта жизнь будет — зависит от стечения разных обстоятельств, случайностей и принятых нами решений, но совершенно точно она не зависит от фантазий какой-то там Роулинг, которая в этом времени, между прочим, еще даже не родилась.

И да простит меня Чарльз Аддамс, уже живущий на этом свете, но еще даже не придумавший свои знаменитые комиксы об одной странноватой семейке, носившей ту же фамилию.

Когда мы вернулись в спальню — я торжественно вручила Томасу остро заточенный карандаш и небольшую охапку сероватых тетрадных листков, разной степени помятости.

Но мои планы относительно уроков чистописания — были обломаны одним неучтенным фактором — это была суббота. А по субботам в приюте был банный день, который именовался нами, не иначе, как "головомойка Сэм Бакстер"...

Саманта Бакстер — неопрятная дородная тетка в замызганном переднике, с блеклыми злобными глазками, смотрящими исподлобья, в свои почти полвека от роду, она гордо носила звание "мисс", ибо желающих жениться на этой гарпии не нашлось бы даже в аду, — попеременно исполняла роли то прачки, то уборщицы, то банщицы, в зависимости от дня недели.

По заведенному кем-то обычаю — в субботу был банный день. И он проходил всегда по одному и тому же сценарию: Сначала Сэм Бакстер конвоировала группу девочек, от 3-х до 13-ти в местную прачечную, где нам всем предстояло раздеться до нижнего белья и нацепить пару шлепанцев.

Дальше мы, уже оставив свою одежду, брали по одному полотенцу из высокой стопки на столе и следовали в смежную комнату, где располагалась одна единственная ванна с деревянной решеткой поперек нее.

Комната с ванной была холодной и совершенно пустой, если не считать единственной длинной лавки вдоль стены, кособокого стула и собственно ванны.

По команде Сэм — полагалось молча встать с лавки, снять с себя белье, положить его на стул и забраться в ванну и сесть на решетку.

Мыла она нас одной единственной мочалкой и единственным же куском хозяйственного мыла. Хотя "мыла" — слово явно не подходящее. Она скорее остервенело драила нас мочалкой, добиваясь красноты свежесаваренного рака.

После первой своей помывки у Сэм Бакстер — мне еще пару дней казалось, что с меня сняли кожу.

Вода при этом никогда не была комфортной температуры. Она была либо совершенно холодной, либо обжигала.

Особенно сильно доставалось малышам, если им в глаза попадало мыло (а оно попадало) — Сэм Бакстер терпеть не могла детей, особенно маленьких, а детей плачущих ненавидела особенно люто. И рука у Сэм была тяжелой, так что редко кто из малышей оставался не обласкан ее подзатыльниками.

Воспитанник, переживший экзекуцию, должен был вытереться, забрать свои пожитки, вернуться в смежную комнату, одеться, положить полотенце в специальный бак и дожидаться, пока вымоют всех остальных. Когда выходила последняя помытая девочка — нас строем разводили по комнатам, и Сэм Бакстер шла за мальчиками.

По моему скромному мнению, помывку у Сэм — следовало бы приравнять к особо жестоким пыткам.

Но была и категория ребят, которые избегали этой участи:

Те, кому уже исполнилось 14 лет — мылись самостоятельно, в воскресенье, однако Сэм Бакстер все же сидела под дверью душевой, как сторожевая собака — следя за тем, чтобы подростки не учинили какой-нибудь разврат.

Двери в душевую не предполагали возможности закрыться изнутри. Во все остальные дни, кроме воскресенья, душевая была закрыта на ключ и попасть в нее не было ни единого шанса.

* * *

Когда я, наконец, вернулась в нашу спальню, а Том, с непередаваемым выражением на лице, — отбыл в вотчину Сэм, — настроения на то, чтобы заниматься письмом у меня уже не было.

Мне еще предстояло каким-то чудом распутать тот колтун, в который каждый раз превращались мои длинные черные волосы после встречи с хозяйственным мылом... А сделать это в отсутствие массажки — было архисложно.

Реддл вернулся с головомойки спустя почти час с таким лицом, что всем, кто имел несчастье попасться на его пути, — сразу приходила в голову неожиданная мысль:

"пора писать завещание", и я исключением не была.

Примечания:

Продолжение планируется на пятницу, 22 сентября.

Примечания:

ПБ — включена. Беты нет. Кому эта глава покажется скучной — пишите. Если кому сама идея фанфика с подобным содержанием не зашла — читать не заставляю.

"Человек — такая скотина, которая ко всему привыкает." — так когда-то, в прежней жизни ,- говорила мне мама. "Кому суждено сгореть — тот не утонет" — любила повторять старенькая прабабушка, когда ей перевалило далеко за 80...

И как бы там ни было — истинность этих высказываний теперь для меня неоспорима.

Вместе с весенним потеплением — пришло и желание хоть изредка выбираться из этого склепа на свежий воздух, причем возникло это желание у всех и сразу, поэтому вопли по поводу позаимствованных без спроса башмаков — то и дело слышались со стороны общих спален.

Мои башмаки были при мне, хоть и были великоваты.

Во дворе приюта, правда, любоваться было особо не на что: Пара лавочек, песочница и собранные из подручных материалов качели, — вот и весь антураж. Да и какая может быть детская площадка на территории бывшего корпуса чесальной мануфактуры? Тем не менее — выйти за территорию уж очень хотелось, даже если не очень далеко.

Вытащить Тома из комнаты, однако, — оказалось не самой простой задачей. Он жил в приюте всю свою жизнь и знал окрестности, как свои пять пальцев — именно поэтому я была заинтересована в нем, как в потенциальном гиде.

Но ровно по той же причине — сам Том заинтересован не был.

Прогулки навевали на него скуку.

По его мнению — день, проведенный в компании хорошей книги — стоил нескольких дней, проведенных "на свободном выгуле". На мое счастье — хороших книг в зоне досягаемости загребущих рук Томаса — не было уже давно. И он сдался.

Реддл уже делал значительные успехи в чистописании, а еще изъявил желание изучать румынский, который в этом теле ощущался мной как родной, чего нельзя было сказать о русском — бывшем родном, но из прошлой жизни.

По моему нескромному мнению, — знание любого иностранного языка на приличном уровне — это всегда отличный козырь в рукаве.

Причем не столь важно — будешь ли ты читать на нем книги, вести переговоры или личную переписку — два языка лучше, чем один, а три — лучше, чем два.

Наши с Томом попытки прогуляться чуть дальше, чем до конца улицы — были остановлены хмурым предупреждающим взглядом полицейского. Очевидно, — наш внешний вид существенно портил общее впечатление: в глазах жандарма мы были не более чем парочка попрошаек и потенциальных воров-карманников.

Но если идти не в сторону оживленных улиц, а углубиться в промзону, двигаясь в сторону пригорода, — то никаких копов на горизонте не наблюдалось.

Деревья уже покрывались свежей зеленью, а Солнце стало ощутимо пригревать. Местные жители, зная о приюте — смотрели на нас сочувствующе, но без особой брезгливости. Некоторые сердобольные старушки — даже угощали нас, иногда, домашней выпечкой. Район был, мягко говоря, — небогатый, но хорошие люди чаще встречаются именно там. Познавшие нужду на собственной шкуре — они не чурались ни бедного платья, ни дырявых башмаков. Для них мы были обычными детьми, к которым Фортуна повернулась спиной еще при рождении.

Но ничто не может длиться вечно, и пасторальная картина наших послеобеденных прогулок и ежевечерних посиделок, — была разрушена банальной весенней непогодой.

В один из особо дождливых майских дней — я проснулась от того, что мне на голову льется вода.

Первое, что я увидела, открыв глаза — это недовольная физиономия промокшего, как лягушонок Реддла.

— Привыкай, Тиш, — угрюмо прошептал он, — Тут почти каждый год такая хрень происходит.

— Крыша что ли течет? — спросила я с чувством, что я сегодня — прямо капитан очевидность.

— Ага, течет. Потом они ее замазывают, а зимой вся их замазка замерзает и отваливается, поэтому следующей весной опять течет, как по расписанию, — монотонно, лекторским тоном, бубнил Реддл, пытаясь собрать всю воду собственной простынью,

— Все равно уже мокрая, — прокомментировал он мой изумленный взгляд,

— Давай свою, грязнее все равно не станет, а если протечет ниже — нам хана.

— А что там, ниже... — с опаской уточнила я.

— Спальня Сэм Бакстер. Ты мне поможешь или так и будешь сидеть и смотреть? — спросил обиженно Том, а мне вдруг стало стыдно.

Вдвоем мы справлялись куда лучше, но дождь и не думал заканчиваться...

— Надо идти к Сэм, — сказал он, обреченно.

— Зачем? — не поняла я.

— За тазиком, конечно. Сходишь?

— Куда ж я денусь, — ответила я, понимая, что мисс Бакстер вряд ли обрадуется побудке в 4 часа утра, но делать все равно было нечего. Если ей на голову польется вода — она все равно проснется. Стратегический запас тазиков — был у Сэм, в прачечной.

Но злая спросонья мисс Бакстер — была только началом наших несчастий.

Через четверть часа к нам пожаловала заспанная Миссис Коул, чтобы сообщить нам, что на время ремонта крыши, — нас переселяют в общую спальню к другим детям.

Том предполагал, что нас переселят на первый этаж, к младшим дошкольникам, "чтобы вытирать им задницы и выносить горшки", — как он выразился.

Но нас переселяли к школьникам.

И если для Реддла такая рокировка — была не впервой, а большинство ребят от 7 до 10 лет — были знакомы, хоть и не очень рады ему. То мне предстояло делить спальню с девочками из среднего звена, а это уже 11-15 летние дылды, от которых ждать радушного приема не приходилось.

Радовало одно — они уже ночевали отдельно от мальчишек.

Собрав только самое необходимое (остальное можно будет забрать и утром) — я отправилась в общую спальню девочек. До побудки в школу — было еще минимум пара часов, и пробираться к свободной койке пришлось практически в полной темноте.

Мои надежды — сделать все как можно тише, — были разрушены почти сразу же — пол и двери в спальню — скрипели, как старая колхозная телега. А все проходы между кроватями представляли собой практически непроходимый лабиринт из школьных портфелей, брошенных чулок и обуви.

Всего в общей спальне было двенадцать кроватей. Из которых две, в настоящее время, — пустовали. Одна была возле самой двери, а еще одна — в самом дальнем углу — возле окна. Я, разумеется, — выбрала дальнюю, прекрасно понимая, что если лягу у входа — спотыкаться об меня будут все входящие и выходящие.

Пока я осторожно пробиралась к своему новому лежбищу — остро ощущала на себе несколько внимательных, изучающих взглядов. И хотя наблюдавшие — никак себя не выдали Миссис Коул, как только дверь за ней закрылась, а шаги по коридору стихли — совсем рядом послышался возбужденный шепот:

— Ты ведь новенькая, да? Из комнаты Томми ПривеРеддла?

"Кого?" — хотела было спросить я, но мой ответ им и не требовался...

Слух о том, что в комнате Томми есть выжившие — уже трижды облетел приют по кругу и оброс красочными "подробностями"...

Уснуть в эту ночь мне, разумеется, — не дали.

Примечания:

Следующая глава — через неделю, но если закончу раньше — выложу раньше. Спасибо за отзывы и поддержку — это вдохновляет.

Примечания:

Прошу прощения за задержку главы на целый 1 день. Постараюсь больше не халтурить. ПБ — открыта. Скорее всего где-то с пунктуацией накосячила.

К моему великому огорчению, ночные говоруши из старшей группы никакой особо ценной информацией о моем сокамернике не владели.

"Великим и ужасным" Том стал с подачи некоего Майка Вудса, который, впрочем был неоднократно бит за свой длинный язык и сплетни, больше смахивающие на какие-то небылицы. Ни единому слову Вудса, конечно же, верить было нельзя. Это знали все, но эти сплетни как-то находили лазейку, чтобы прирасти к биографии того, о ком они были.

Посему у Тома Реддла была весьма мрачная, даже жуткая, репутация. И тем более странно она выглядела на фоне полного отсутствия обличающих его фактов.

Он никого не убил, никого не покалечил, каких-то мерзких пакостей окружающим не делал.

Мог немного напугать ночью, нацепив на себя простыню, или неожиданно выпрыгнуть из шкафа, но кто этого в детстве не делал?

А еще он обладал таким острым языком, что мог довести до истерики любого, включая воспитателей, не скатываясь при этом в банальное сквернословие. Оскорблять надо тоже уметь. Талант!

Когда мне уже вконец надоело слушать этих балаболок, — я задала тот самый вопрос, — Как вообще получилось, что Том Реддл жил в комнате один?

Девочки вокруг меня тут же умолкли, воцарилась полная тишина.

И в этой тишине голос подала, наверное, самая старшая из местных обитательниц — Эмма Гарфилд. Остальные тут же навострили уши и не перебивали ее долгий обстоятельный рассказ.

Со слов Эммы история Тома предстала еще более трагичной, чем я могла бы предположить.

В тот год, когда новорожденный Томас Марвин Реддл очутился в Приюте — Эмме было шесть лет.

Малышами занималась молодая и совершенно очаровательная блондинка — миссис Спенсер — любимица всех детей. Муж ее был моряком и дома бывал так редко, что она буквально жила в Приюте, отдавая всю себя детям.

На тот момент малышей в возрасте до пяти лет было около двадцати человек, из них восемь — до года, включая Томми.

Томми был чрезвычайно капризным и привередливым ребенком: плохо ел, часто плакал, ненавидел переодевания и почти не спал днем, но тем удивительнее, что Дороти Спенсер прикипела именно к нему. "Томми-привереда", — так она его называла с какой-то непередаваемой лаской в голосе. И другие дети страшно завидовали в такие минуты Тому. И Эмма тоже завидовала.

Когда Томми было три — миссис Спенсер пообещала, что непременно усыновит его, стала забирать его на ночь в свою комнату, и разрешила Томми звать ее мамой. Он весь расцвел и даже стал менее капризным, чем всегда. Хоть шило в попе и заставляло его искать приключения на свою голову круглые сутки.

А потом случилась беда. Эпидемия коклюша накрыла Приют, как цунами.

Сначала больных помещали в изолятор, а потом, когда места там не осталось — в изолятор превратили общую спальню малышей, а здоровых перевели в другое помещение.

Томми надолго поселился в комнате миссис Спенсер и теперь почти не выходил из нее.

К сожалению, заболела и миссис Спенсер...

Поэтому за Томом в это время присматривали девочки из старшей группы — им это поручила миссис Коул.

— Я тоже переболела этой дрянью, — призналась Эмма, — но я хотя бы жива осталась.

— А что, были умершие? — спросила я, недоумевая.

Ведь в моей прошлой жизни коклюш был чем-то навроде гриппа. А потом в мою голову пришло осознание, что в этом времени прививки еще не особо распространены.

— Все малыши, кроме Реддла заболели, — с дрожью в голосе прошептала Эмма. И почти все они умерли. Старшие тоже болели, но из них умерло всего трое. И миссис Спенсер, — всхлипнула Эмма — Ее особенно жаль.

Но Тому не сказали. До конца карантина он ждал ее, в ее комнате. В игровую нас тогда не пускали, чтобы все не перезаражались. А обед нам приносили прямо в спальни.

Потом, через пару месяцев, к нам прислали пополнение из Приюта Святой Марии. Много мест пустовало. И миссис Коул была вынуждена принять новеньких, чтобы приют не закрыли.

Вместо миссис Спенсер — пришла миссис Элеонора Уотерфорд — ты ее еще увидишь утром.

Тома попытались переселить в общую спальню, но новые ребята его не приняли и начали обижать. Все они были существенно старше и у них уже была своего рода своя банда, куда Том совершенно не вписывался.

Тогда ему позволили жить в бывшей комнате миссис Спенсер, но к нему подселили Майкла Вудса, чтобы Реддл не был совсем один.

А Вудс, в первый же день, — возьми и ляпни, будто бы миссис Спенсер ушла из-за капризного Томми-привереддла. Что она его бросила, потому что он плохо себя вел. Хотя сам Вудс никогда с Дороти Спенсер не был знаком, он же из новеньких — сетовала Эмма.

— А Том что? — спросила я — Разозлился?

— Ага, расквасил нос Вудсу и выставил его из комнаты, не глядя, что Майк был его старше на два года.

Прибежали все остальные воспиталки, во главе с миссис Коул — стали разбираться. Тогда-то Сэм Бакстер и проболталась о смерти миссис Спенсер.

Том два дня выл в своей комнате, как будто его там пытают. А на третий день он молча вышел на завтрак, но больше не был тем Томом, что раньше.

Он не спорил, не вредничал, ел что дают, делал, что говорят. Только молчал почти все время.

Миссис Коул позволила ему остаться в той самой комнате, где обитала миссис Спенсер. А Вудс после того, как Реддл разбил ему нос — насочинял про него всякого.

— Теперь понятно — вздохнула я.

— Он тебя не обижает, Тиш? — спросила Сара Томпсон, чья койка была через одну от моей, слева.

— Меня? Нет, с чего бы? — удивилась я — Он, конечно, временами тот еще зануда, и упрямства в нем больше, чем он весит, но он же не дурак.

Я могу ведь и сдачи дать. — Все засмеялись. — Жить можно, — подытожила я.

А потом торопливые шаги по коридору и внезапно включенный в спальне свет — известили нас о том, что утро наступило окончательно.

— Подъём! Школа ждать не будет! — проскрипела пожилая миссис Уотерфорд. И все подорвались буквально в армейском темпе.

Я честно пыталась за ними угнаться, но вспомнила, что мои вещи остались в комнате с текущим потолком, в комнате покойной миссис Спенсер, которую Том называл мамой, и сонно пошлепала туда, в надежде, что вещи не сильно пострадали от воды.

Вещи не пострадали. Однако в изголовье кровати Тома лежал огромный шмат штукатурки, отвалившейся с мокрого потолка.

"Такой и прибить мог" — думала я, выгребая остатки своих вещей из шкафа и тумбочки. Сгрудив все это на своей кровати в общей спальне, я быстро переоделась и поспешила на завтрак.

Эмма Гарфилд — низенькая невзрачная девочка с пепельно-рыжеватыми волосами, и Сара Томпсон — высокая худощавая шатенка, — приветственно кивнули мне.

А я почувствовала, что знакомство со старшей группой прошло не так уж и плохо.

Взглядом нашла Тома — он выглядел несколько помятым и разбитым от бессонной ночи, но вроде был цел и невредим.

Девочки быстро доели и поспешили в школу. И так вышло, что в общей комнате осталась только я одна — потому что, в отличие от остальных, — в школу еще не ходила.

Том быстро нашел меня там и нехотя поделился впечатлениями о минувшей ночи.

Мальчишки его приняли хоть и без энтузиазма, но и без видимой агрессии. Разве что Джозеф Паркер попытался что-то высказать по этому поводу, но и Реддл был не из тех, кто полезет за словом в карман. Правда обошлось без драки.

— Ты видел что в нашей спальне с потолком? — спросила я, — Повезло, что тебя там не было, когда это случилось.

— Я вообще везучий, — как-то тускло отозвался Реддл и переключил свое внимание на стратегический запас книг, находившихся здесь. Ассортимент их тоже был невелик, но он отличался от библиотечного и это его заинтересовало.

— Скорее бы осень, — вздохнул Том с предвкушением.

— Ты так хочешь в школу?

— Не говори глупости, Тиш, просто в школе точно есть библиотека. Наверняка там уйма всего интересного.

— Наверняка у нас уже не будет столько свободного времени, чтобы зависать там — поддела я, — Как тебя приняли?

— Так же как и всегда. Чертов Вудс, — рот бы ему заклеить насовсем.

— А про меня что говорят?

— Ничего хорошего, поверь мне. Этот Вудс умеет сочинять только гадости! Сказал вчера, что ты ведьма.

— Надо же, — впервые в жизни, наверное, правду сказал, — усмехнулась я, — Давай сочиним что-нибудь обидное про него, а потом посмотрим, как он будет выкручиваться?

— предложила я, чтобы как-то разрядить обстановку, и Том наконец-то улыбнулся.

— Прекрасная идея, Тиш!

Примечания:

Следующая глава в пятницу. Не забывайте, что лайки и комментарии — мой единственный стимул писать продолжение. Кто пишет — загляните в мои заявки, может найдете что-то интересное для себя.

Примечания:

ПБ включена. Прошу простить за опоздание с главой — меня завалили яблоками в количестве 5 ведер — пришлось забыть о компьютере на несколько дней и свести тесное знакомство с другими гаджетами на кухне.

Том Реддл знал, что другие воспитанники приюта не питают к нему теплых чувств.

Поэтому все, что происходило в общей спальне в ночь протекшей крыши — не было для него ни открытием, ни откровением.

Спектр эмоций, которые он улавливал от окружающих — редко выходил за рамки чисто негативных: зависть, страх, гнев, обида, злорадство, раздражение, отвращение и даже брезгливость.

Относительно положительными можно было считать разве что удивление, безразличие и снисхождение. Так было с тех самых пор, как ушла из жизни его мама — миссис Спенсер.

От нее исходили в его сторону — ярким солнечным потоком совсем другие чувства: любовь, обожание, гордость, нежность, доброта, забота, а иногда еще веселая игривость. Будто бы сама миссис Спенсер становилась рядом с ним такой же маленькой девочкой и звала его поиграть с ней.

А потом ее не стало. Многих не стало. А он, Том, отчего-то не умер, и даже не заболел.

С тех пор отношение к нему изменилось. У всех, даже у миссис Коул и Сэм Бакстер.

Будто бы они не были рады, что он выжил. Вернее, что выжил именно он. Будто бы эту свою живучесть и удачливость — он украл у других, хороших, детей. Будто бы свой шанс на жизнь он отнял и у миссис Спенсер.

Удача. Они всегда списывали все, что с ним происходило хорошего исключительно на удачу. Это было обидно.

Ведь Том твердо и давно усвоил, что никакой удачи не существует. Будь у него в запасе, хоть капелька удачи — он бы не оказался в Приюте, едва родившись.

В понимании Тома — "удача" — это нужная последовательность действий в нужное время и в нужном месте. Тонкий расчет всех ингредиентов. И подготовленный ум. Именно так и только так он добивался всех своих целей.

Именно так он смог привлечь к себе внимание той, которую страстно желал называть своей мамой. Пробуя, рискуя, ошибаясь, делая выводы и снова пробуя. До тех пор пока не получит желаемое.

Безусловно Том любил, обожал и боготворил эту женщину, рядом с которой, с единственной, чувствовал себя в безопасности. Он солгал бы себе, если бы отрицал эти свои чувства к Дороти Спенсер, но он умел изолировать свой разум от них, чтобы эмоции не ослепляли его и холодный разум совершал меньше ошибок.

С этим-то холодным, оценивающим и сфокусированным на своей цели разумом — Том Реддл приступил к изучению свой новой соседки — Мортиши Фрамп.

Он наблюдал за ней так, как наблюдают лаборанты за подопытной мышью. Без эмоций, без поспешных выводов, без предварительных оценок.

И вот теперь пора было сделать какой-то вывод. Но вывода у Тома не получалось.

Потому что, по мнению Реддла, — он изучил ее еще недостаточно. Или же просто ему нравился сам процесс изучения?

Мортиша Фрамп, казалось, тоже изучала его. Отстраненно, но в тоже время внимательно, в этом они были похожи. А может и не только в этом.

Ее эмоции и чувства по отношению к нему — были для Тома чем-то новым, незнакомым, но безусловно приятным: одобрение, уважение, соучастие.

Они менялись в диапазоне — от настороженного любопытства, до открытого интереса. Сам Реддл охарактеризовал бы эти чувства так: это то, что чувствуют, открывая новую, но безусловно интригующую своим началом книгу.

А еще, только Мортиша, кажется, готова была его защищать перед кем угодно, безотносительно его виновности или невиновности.

С ней он тоже чувствовал себя в безопасности. Это было совсем не так, как с мамой, но тоже очень приятно.

"Наверное это то, что чувствуют друг к другу братья и сестры? " — думал он, то и дело поглядывая в столовой на объект своих размышлений.

Впервые в жизни Тома появился человек, рядом с которым ему комфортно. Между ними постепенно выстраивалось доверие, которое в Приюте, с его нравами, было обычно в дефиците.

И так же впервые Том чувствовал некоторую досаду и пустоту, оттого, что теперь они вынужденно разлучались, хотя бы на ночь.

Ощущение этой новой привязанности к кому-то даже немного напугало Тома. Он боялся стать вновь уязвимым для потерь, а в том, что любая привязанность сулит потерю — Реддл не сомневался.

И теперь, глядя на Мортишу — мальчик боялся только одного, что вот сейчас она найдет себе новых друзей и тут же забудет о нем.

У Тома Реддла зрел план. Пока еще смутный, как рисунок на запотевшем стекле, тонкий, как паутинка, но наличие хоть какого-то плана всегда вселяло в него уверенность.

План Тома включал в себя возвращение Мортиши в разряд одногруппников, если не получится снова стать соседями по комнате. В том, что Фрамп захочет снова с ним соседствовать — Реддл не сомневался ни минуты.

Поэтому, едва переместив все свои вещи в общую спальню, Том, включил все свое обаяние, и направился прямиком к миссис Коул.

Однако на заведующую Приютом обаяние Тома действовало слабо. Поэтому его обстоятельный рассказ о том как ему хотелось бы продолжить изучение румынского языка с мисс Фрамп, — миссис Коул слушала молча, не отрывая взгляда от бумаг, которые изобиловали на ее столе.

Затем, когда речь подошла к концу, женщина подалась вперед и пристально взглянула прямо в серые глаза Тома. Что-то для себя решив после недолгих раздумий, — она наконец ответила:

— Зная ваше упрямство, мистер Реддл, и вашу врожденную хитрость, смею предположить, что дело вовсе не в изучении румынского...

Но вы ведь вряд ли признаетесь, что мисс Фрамп, каким-то чудом, сумела с вами подружиться? — Том едва заметно кивнул, то ли ее словам, то ли собственным мыслям, — это было не очевидно.

— Что ж, — взгляд миссис Коул повеселел, — Я посмотрю, что можно сделать, и сообщу вам о своем решении, мистер Реддл, но прошу меня больше этим вопросом не отвлекать.

И да, мое решение будет зависеть от вашего поведения. — Миссис Коул замолчала и вновь погрузилась в бумаги, а когда Том уже сделал шаг в сторону выхода — она добавила:

— Учти, я имею в виду не только твое поведение, Том, но и самой мисс Фрамп. И попрошу уведомить ее заранее о твоих далеко идущих планах относительно "румынского языка", потому что она ведь может и отказаться от подобного репетиторства.

Когда Том, поблагодарив заведующую вышел, — миссис Коул усмехнулась,

— Еще в школу не пошел, а хватка, как у бульдога, — далеко пойдет. Лишь бы дорожка скользкой не оказалась... — пробормотала она в пустоту и вернулась к работе.

* * *

Тем временем Эмма Гарфилд и Сара Томпсон — крепко взяли новую соседку — Мортишу в оборот, просвещая ее относительно правил существования в Приюте, как гласных, так и негласных.

Рассказали понемногу и о воспитателях, и о заведующей, и пожалуй о каждом обитателе этого места. Картина складывалась хоть и не радужная, но вполне обыденная.

Под шумок всеобщего интереса к собственной персоне, Мортиша выбила для Тома разрешение иногда приходить в общую комнату для занятий, чтобы читать там, вместе с ней.

Однако, ее предупредили, что если Том будет портить вещи, воровать или творить еще какие-то безобразия, то отвечать за его провинности перед группой придется ей.

-Уши надерем вам обоим, если что — заверила ее Сара Томпсон. Но это было скорее предупреждением, чем угрозой.

Тем же вечером Мортиша обрадовала Томаса новостью о возможности посещать общую комнату старшей группы и читать там.

Подобная перспектива сразу подняла ему настроение.

Но спустя пару дней об этом прознал и Майк Вудс, очевидно, не нашедший Реддла в комнатах среднего звена.

* * *

Что именно наговорил своим соседям по группе Вудс — Том Мортише не рассказал, но по лихорадочному румянцу и опущенным в пол глазам — девочка догадалась какого свойства могли быть эти сплетни.

Далее Том наблюдал совсем уж немыслимую для Приюта ситуацию.

Вечером, после ужина, в общую комнату среднего звена пришли сразу три девочки:

мисс Томпсон и мисс Гарфилд — возвышались по обеим сторонам от Мортиши Фрамп, как почетный караул.

Они очень вежливо попросили выйти на пару слов мистера Вудса. Все в комнате обратились в слух, но из коридора не доносилось ничего, кроме тихих голосов.

Вопреки ожиданиям одногруппников, — Вудс вернулся в целости и сохранности, но он был каким-то нервным, то и дело краснел и наотрез отказался что либо рассказывать о произошедшем диалоге.

— Что вы сделали с Вудсом? — спросил Том на другое утро, когда ему выдалась возможность поговорить с Мортишей с глазу на глаз.

— Пригрозили ему тем же, чем обычно занимается он сам, если он не оставит нас всех в покое, — плотоядно ухмыльнулась Мортиша и в ее взгляде появился недобрый огонек.

— Думаешь, это сработает? — не поверил Том.

— Думаю, что ему не понравятся последствия, если нам придется осуществить свою угрозу.

— И чем же вы его так напугали?

— Тем, что он подсматривал за Головомойкой Бакстер в прачечной.

— А он подсматривал?

— А какая разница? — Мортиша снова стала серьезной, — Клин клином вышибают, — так говорил брат моего папы — дядя Фестер.

— А где сейчас твой дядя? — внезапно спросил Том.

— Не знаю, — честно ответила Мортиша, — когда мы уезжали из Бухареста, он собирался в Америку, но не могу точно сказать отправился он туда или нет.

По крайней мере писем на новый адрес в Пламстеде, до пожара — мы от него не получали.

— А если бы он приехал и захотел забрать тебя, ты бы пошла? — казалось для Тома очень был важен ее ответ.

Мортиша усмехнулась.

— Дядя Фестер не тот человек, которому бы кто-то доверил ребенка. — грустно ответила она, — у него с самой юности были проблемы с законом, и папа утверждал, что ему прямая дорога на электрический стул.

— Ого... — не поверил Реддл.

— Но, да, если бы он захотел меня забрать — я бы пошла, — нехотя признала Фрамп.

— И тебе не было бы страшно с таким человеком?

— Страшно? — Мортиша рассмеялась, — скорее мне было бы страшно весело и еще страшно интересно.

А может быть я бы попросила его забрать отсюда нас обоих.

Примечания:

Обещать ничего не буду, но глава будет точно в ближайшее время.

Примечания:

ПБ включена. Отзывы приветствуются. Конструктивная критика тоже.

Жизнь в Приюте текла своим чередом. Лето вступало в свои права. Ребятня, не занятая в школе, торчала на улице все свободное время. А те, кто постарше — с нетерпением ждали начала летних каникул.

Некоторые воспитанники надеялись на подработки в летнее время. Кто-то собирался разносить газеты или чистить обувь. Иные планировали пристроиться помощниками на чесальной мануфактуре. Заработать существенные деньги никто из них не рассчитывал. Все же сиротам платили мало.

Кого-то могли забрать на лето местные фермеры, в качестве бесплатной рабочей силы. И хотя миссис Коул не часто давала согласие на подобные отлучки, но было и исключение из этого правила.

Джон Соммервиль — кузен миссис Коул — держал небольшую ферму не слишком далеко от Лондона. Его хорошо знали как в Приюте, так и на фабрике. Это был худощавый жилистый пожилой мужчина с суровым загорелым лицом. Обычно он был немногословен и скуп на эмоции. Для кого-то его вид мог даже показаться пугающим, но репутация внутри приюта у Джона Соммервилля была почти как у Санта Клауса.

Ежегодно, в начале лета, мистер Соммервиль приезжал к воротам Приюта, чтобы забрать на свою ферму дюжину ребят от 7 до 12 лет и вернуть их обратно только в начале августа.

В конце осени мистер Соммервиль на своем неизменном грузовике марки "Foden" привозил в приют овощи за сходную цену, а на фабрику поставлял шерсть со своих овец. Многие воспитанники знали его машину и самого Джона в лицо, и ждали его появления, облепив все окна, выходящие во внутренний двор.

Собственные дети Джона и Кэтрин Соммервиль давно выросли и разъехались по разным городам, а держать наемных рабочих круглый год было уж очень накладно. Работы на ферме все же были, в основном сезонными. Девочкам попасть на ферму везло реже, чем мальчикам, но и их все равно брали для помощи миссис Соммервиль на кухне и в саду.

Говорят, раньше Джон Соммервиль брал на свою ферму и ребят постарше, но возникли какие-то неприятности с владельцами соседних ферм и вот уже минимум лет 15-20, Джон брал работать на ферму только детей из средней группы.

Мортише о мистере Соммервилле рассказала Эмма Гарфилд, а Том, кажется, вообще ждал визита Старого Джо (как его называли воспитанники) с особым нетерпением.

Это, и только это ожидание заставило Реддла пересмотреть приоритеты: теперь, большую часть дня он, вместе с Мортишей прогуливался где-то в пределах видимости приютского двора.

И, не смотря на то, что жаркая и влажная погода в конце июня не располагала к длительным прогулкам, а Том маялся от безделья и откровенно скучал, борясь с намереньем, как обычно засесть с книгой, но у него был план, которому Реддл неукоснительно следовал.

* * *

POV Мортиши* * *

У меня возможность поехать на ферму не вызывала такого энтузиазма, как у остальных воспитанников.

Но Эмма и Сара убедили меня в том, что миссис Соммервиль не позволит никому нас обижать, а лето, проведенное за городом, среди полей, овец и садов — всяко лучше, чем пыльные задворки Лондона.

Более всего сомнений у меня вызывал тот факт, что попасть к Старому Джо могли далеко не все, а расставаться с Томом, даже на пару месяцев уж очень не хотелось. Как ни крути, но я очень остро ощущала свою ответственность за него.

Очень уж не хотелось мне мириться с его возможной судьбой Темного Лорда. Слишком много было скрыто в этом ребенке. Таланта, усердия, обаяния и упорства.

Прошлая моя жизнь уже казалась чем-то далеким, нереальным и почти забытым. Почему-то события из книг Роулинг помнились мне куда отчетливее, чем собственная жизнь: семья, учеба, работа, отношения с близкими.

Любая попытка вспомнить свое прошлое воплощение — только приоткрывала какие-то факты и события из жизни той, прежней Мортиши Фрамп. Именно в одном из таких воспоминаний и был дядя Фестер, наши детские игры с Офелией и память о родителях, которая теперь угнетала меня по причине их ранней смерти. Все чаще я воспринимала прошлое Мортиши, как свое собственное.

И если бы не четкая канва событий Поттерианы, осевшая где-то на задворках памяти, то сам факт перерождения в другом теле, наверняка, вскоре стал бы для меня чем-то вроде полузабытого сна.

Но вот только в жизни Мортиши Фрамп никогда не было никаких книг о Гарри Поттере и, разумеется, быть не могло. А раз мне эту память оставили, значит оставили для чего-то.

В свете того, где и с кем я оказалась почти сразу, после своего вселения в тело девочки — это имело смысл только если каким-то образом взаимодействовать с Реддлом.

Жаль только не знаю какой именно план был у Высших сущностей на меня и Тома. Одно мне казалось очевидным — я должна быть рядом с ним.

А для этого нужно было попасть (или не попасть) на ферму Соммервиллей вместе.

* * *

Старый Джо приехал на своей раздолбанной, но вместительной колымаге в аккурат в первый уик-энд летних каникул. Когда Сэм Бакстер уже увела после завтрака на головомойку младших.

Едва автомобиль мистера Соммервилля появился в воротах — Том, с которым мы бродили кругами по двору с самого утра, подцепив меня на буксир — нырнул в служебный вход. Проскочив через кухню, под недовольные вопли поварихи, затем через столовую, ловко избежав столкновений со стульями, мы буквально взлетели по лестнице на второй этаж.

Пулей промчавшись по коридорам, Том, крепко державший меня за руку на протяжении всего забега, — влетел в игровую средней группы, игнорируя офигевшие взгляды однокашников, явно не ожидавших от него такой прыти.

Когда, спустя четверть часа, Старый Джо, в сопровождении миссис Коул — ступил в общую комнату средней группы, — Том Реддл с видом буддийского монаха, отстраненно листал какую-то книгу за столом, у окна.

Минутой раньше он всучил мне какой-то листок и кучку цветных карандашей, усадил рядом, буквально силой и шепнул на ухо: "не смотри на него — рисуй".

Понимая, что это явно часть какой-то, одному ему известной стратегии, — я не стала спорить, старательно вырисовывая овечку зеленым карандашом.

Остальные дети вели себя совсем иначе: суетились у входа, что-то трещали, наперебой, и откровенно напрашивались в помощники Старому Джо.

Особенно усердствовали Майк Вудс и Джозеф Паркер, пытаясь перекричать всех остальных.

Когда мистер Соммервиль подошел непосредственно к нашему столу и спросил Тома — не хочет ли он поехать с ним на ферму, Том Реддл в очередной раз удивил меня.

Медленно оторвав взгляд от книги, Том посмотрел прямо в светло-карие глаза старика, и ответил с решимостью, — Только если вы возьмете и мою сестру, — красноречиво переводя взгляд на меня. Я кивнула пожилому фермеру, подтверждая его слова, а мистер Соммервиль расплылся в улыбке, обнажив пару металлических коронок.

Брови миссис Коул взлетели так высоко, что потерялись за седыми кудряшкам, заменявшими ей челку, а все остальные воспитанники моментально замолчали, изумляясь такой наглости. Большинство из них давно были в курсе, что никакая я Реддлу не сестра. Да и ставить Джону какие-то условия до этого момента, похоже, никому в голову не приходило.

По-стариковски крякнув, Старый Джо потрепал Реддла по голове своей огромной ручищей, а потом еще раз усмехнулся чему-то, незаметно подмигнул миссис Коул и, наконец, произнес:

— Бери сестру и марш собирать вещи. Не успеете — пеняйте на себя.

Он развернулся и еще раз окинул взглядом стоящих в недоумении ребят, а затем выборочно указал на других счастливчиков, вмиг рванувших в спальню за вещами.

К моему удивлению, едва я вошла в спальню — Сара Томпсон вручила мне старенькую наволочку, плотно набитую моими пожитками и, пожелав удачи, проводила меня к крыльцу.

Том уже дожидался нас снаружи с аналогичным кульком, явно собранным заранее, он поблагодарил Сару, передав ей незаметно какой-то сверток и мы поспешили к грузовику.

Парни из старшей группы помогли нам забраться в кузов, где мы расселись на мешках с соломой. Внутри фургона пахло сеном, землей и животными, но было сухо и почти чисто.

Единственное окошко в задней части кузова давало мало света, но никого из нас это, похоже, не волновало.

Когда, пару раз чихнув, затарахтел дизельный мотор, а ворота Приюта начали медленно отдаляться — нас всех захлестнуло непередаваемое счастье, пополам с предвкушением чего-то нового, неизведанного и прекрасного.

Лето обещало быть интересным.

Примечания:

Летние каникулы в Великобритании длятся с 1 июля по 31 августа.

Примечания:

Всем спасибо за поддержку и отзывы. ПБ открыта. Не знаю, сильно ли я отклоняюсь от заявки, но постоянно писать про какую-то жесть — не самое вдохновляющее занятие. Жесть будет, но не повсеместно.

* * *

POV Мортиши* * *

Дорога до Фермы Старого Джо заняла порядка полутора часов, с парой остановок по пути. Одна из которых была, кажется, в Уотфорде.

Всего нас в фургоне было 12 человек. Четверо девочек, включая меня, и восемь мальчишек.

К радости Тома ни Джозфа Паркера, ни Майка Вудса среди нас не оказалось. За время пути я успела познакомиться с остальными.

Мы с Томом оказались самыми младшими из присутствующих, но наши попутчики были ребятами не конфликтными и опасаться их причин не было.

Дом Соммервиллей и их ферма находились вблизи небольшого городка Эйлсбери, северо-западнее Лондона.

Называлось ли как-то это место само по себе — не знаю. Но вид на зеленые поля под высоким голубым небом, пасущихся вдалеке овец и хозяйственные постройки видневшиеся поблизости — завораживал. Даже типичный для этих мест запах, исходящий от скота — казался нам чем-то волшебным.

Миссис Соммервиль оказалась улыбчивой рыжеволосой толстушкой в переднике. Изобилие веснушек и смешливые голубые глаза делали ее визуально моложе, кажется, на десяток лет. На вид ей было не больше сорока. Но позже, мы с удивлением узнали, что Старый Джо на самом деле был даже немного моложе своей жены. На каких-то пару лет, но все же... А мы-то считали его стариком. Выбравшись из машины на свежий воздух, — мы вертели головами, пытаясь увидеть все сразу, пока шли неровным строем за Миссис Соммервиль к двухэтажному дому на небольшом холме.

Дом был не очень большим, но комнаты на втором этаже, в которых нас разместили — были вполне удобными. В каждой комнате было окно, четыре кровати, и по два сундука, заменявших нам и шкаф и прикроватные тумбочки.

В целом, апартаменты наши больше напоминали монастырские кельи, может быть из-за оштукатуренных и побеленных известкой стен, но нас это не удивляло и не огорчало. Все наше внимание было сосредоточено там, за окном, на всем том изобилии жизни, царящем за пределами дома.

Обедали мы вместе с Соммервиллями за одним большим столом в гостиной — еда была превосходной и не шла ни в какое сравнение с приютским меню. Хозяева были очень добры к нам, и даже позволили нам называть их Дядя Джо и Тетя Кэтрин.

Там же за столом нам озвучили некоторые правила жизни на Ферме и в доме Соммервиллей.

Ничего необычного от нас не требовалось: встать с утра, застелить постель, привести себя в порядок, и спуститься вниз, где каждый получит свое задание на день.

— Сначала работа — потом еда, — наставительно сказал Дядя Джо. Нас это не тревожило. Все же возможность жить на ферме и сытно питаться — стоила того, чтобы немного поработать.

После обеда нам выдали повседневную рабочую одежду и обувь: отдельно для улицы и дома, полотенца, постельное белье и даже пижамы. Девочкам также полагались передники и косынки, а мальчишкам кепки.

Вся одежда, по словам Тети Кэтрин, — была собственноручно сшита ею, что было неожиданно и приятно, но и налагало большую ответственность за сохранность и чистоту вещей.

Джон Соммервиль строго-настрого запретил нам самовольно отлучаться в город и ходить в загоны с животными по одиночке.

— Один — внутри, один — снаружи, — пригрозил он, — к быкам, лошадям и баранам — не заходить без присмотра взрослых, всем ясно?

Мы синхронно кивнули, хотя мало у кого из нас действительно хватило бы смелости самовольно войти в загон с каким-то крупным животным.

Большинство из нас за всю жизнь не видели вблизи ни одного животного, кроме собак, голубей и кошек, бегавших в изобилии вблизи Приюта. Но раз Джо отдельно об этом сказал, значит, возможно, смельчаки до нас все же были.

* * *

Как я и предполагала, — в спальни мы попадали только ближе к ночи, уже после ужина. Весь остальной день мы работали с краткими перерывами на еду и отдых.

Эмили Батлер — моя соседка по спальне 12-ти лет, — уже бывала прежде на Ферме Джо и быстро просветила остальных в первый же вечер, насчет того — какая именно работа нас ожидает. Она же, как самая старшая, — помогала остальным девочкам заплести волосы утром. Кристен Олсен было 10, а Дебби Смит — 9 лет.

Все они неплохо меня приняли, хотя прежде были мне почти незнакомы. В Приюте я их, разумеется, — регулярно встречала: в столовой или на улице, но мы не особо общались. А вот теперь появилась возможность и познакомиться, и подружиться.

Работа на ферме начиналась с самым рассветом. Мальчишки помогали Джо с лошадьми и на сенокосе. Мы больше времени проводили в саду, собирая ягоды, в загонах с молодняком, в птичнике или на кухне.

На Ферме Джо были бесчисленные стада овец, несколько коз, с приплодом, десять свиноматок с поросятами, четыре десятка взрослых кроликов, множество всякой птицы и пять коров. Работы с избытком хватало всем.

Быть может поэтому прошло несколько дней прежде чем мне удалось наедине поговорить с Томом и поделиться с ним впечатлениями.

Овец, коров и лошадей нам не особо доверяли, а вот покормить кур, кроликов или маленьких поросят было делом вполне посильным даже для нас, хоть и долгим.

Вот в свинарнике мы с Томом и пересеклись, как-то после полудня, впервые с момента приезда. Он уже закончил кормить кроликов и решил помочь мне с поросятами.

На ферме, к моему удивлению, Тому нравилось, работы он не чурался, не боялся испачкать рук, и даже не вспоминал про книги.

Джону он еще не вполне доверял, но и не особо его боялся, а Кэтрин Соммервиль он уважал, но, кажется, еще не составил о ней какого-то конкретного мнения.

С мальчишками хозяйка пересекалась не так часто, как с нами.

С ребятами в комнате Реддл старался не ссориться, но и особо дружбы с кем-то не заводил, а вот с другой четверкой из соседней комнаты отношения у них были пока прохладные.

Каждый из ребят старался каким-то образом выделиться в глазах Дяди Джо перед другими мальчишками. И кто-то делал это более или менее честными методами, а кто-то — нет. Но Том не особо любил рассказывать в подробностях об их мальчишеских делах, а я и не наседала.

Так, слово за слово — мы почти закончили кормить поросят, разнося ведрами молочную сыворотку, смешанную с отрубями и запаренным дробленым зерном и выливая ее в корыта.

Полные ведра поднять нам было сложно и мы ходили раза по два к каждому корыту, что отнимало достаточно много времени.

Корыта для поросят были размещены таким образом, чтобы свиноматка не могла съесть их еду, или добраться до нас. Все же взрослой свиньи мы опасались — она была очень большой и злобно взрыкивала, показывая свои крупные острые кривые зубы, если мы подходили, на ее взгляд, слишком близко.

А вот сами поросята могли свободно перебегать через небольшую дверцу со своей половины загона на ее половину и назад. Именно поэтому спали они где придется, но чаще всего рядом со своей мамой-свиньей.

Через час мы почти закончили и с поросятами, оставался последний заход с ведром.

В последнем загоне ждала нас свинья по кличке Булочка и девять ее поросят.

По сравнению с другими — Булочка была самой медлительной и самой жирной, а ее поросята самыми маленькими. Потому что, по словам Дяди Джо: "Булочка в этом году припозднилась", что бы это ни значило.

Пока я чистила корыто от остатков предыдущей трапезы, Том шустро навел поросячью баланду и уже подавал мне ведро, как вдруг застыл и побледнел, а в глазах его я увидела что-то, чего никогда прежде не видела — ужас.

Проследив за его взглядом — я поняла в чем дело: один из поросят Булочки оказался под ней и теперь, когда она поднялась — остался лежать на полу, без признаков жизни.

Рыльце и ушки у него были синеватыми, а сам он казался каким-то неестественно белым.

Прежде чем Том пришел в себя, я уже перелезла через загородку и подобрала мертвого поросенка с пола, хотя надежды на то, что он жив совершенно точно не было.

Я отчего-то совсем не испытывала брезгливости или отвращения, только грусть и смутную тревогу от того, что скажет Дядя Джо, когда мы скажем ему о мертвом поросенке.

Когда я подошла с ним к Тому, тот на миг отшатнулся, но вдруг вспомнил про ведро, быстро вылил содержимое в корыто, к радости оставшихся пятачков, а потом помог мне выбраться из загона с моей ношей. Все же поросята были уже крупными и тяжелыми.

— Там на выходе, я видела, — стояла корзина, давай положим его туда, — сказала я Реддлу, хотя сомневалась, что он хоть что-то услышал.

Слишком велик был его шок от первого, столь близкого, соприкосновения со смертью.

— Надо будет сказать Дяде Джо, — сказала я, а Том шел за мной молча пока мы не дошли до большой старой корзины, на дне которой лежали пустые мешки из-под зерна. Я уже собиралась положить труп туда, но Том жестом остановил меня.

— Можно мне... — сказал он каким-то надрывным шепотом, будто бы голос его был недавно сорван.

— Да, конечно, — я осторожно передала ему холодеющую уже тушку. Он взял его бережно, будто бы это был не дохлый поросенок, а живой младенец, и застыл так, машинально поглаживая рукой тонкие уши и непривычно плоские бока.

Кажется, он был сейчас не здесь, а где-то далеко в своих мыслях.

После гибели родителей и сестры — смерть поросенка огорчала, но не пугала меня. Куда больше меня пугала сейчас реакция Тома.

И, быть может потому, что я следила за ним так внимательно — я заметила, как под его рукой замерцали золотистые искорки, а потом их становилось все больше, пока мутноватое золотистое свечение не окутало все тело мертвого животного.

То, что произошло потом — я вряд ли когда-нибудь смогу забыть:

золотистый свет, став ярче, вдруг вспыхнул, а затем впитался в поросенка.

Секунду или две ничего не происходило, а потом поросенок дернулся, открыл свои маленькие темные глазки и завизжал, что было силы.

Том с трудом удерживал на руках вырывавшееся животное, пока мы не дошли обратно до загона Булочки и не вернули его к остальным ее детям.

Оживший поросенок тут же бросился к корыту, расталкивая своих сестер и братьев в надежде получить хотя бы остатки своей порции.

Едва свин был возвращен к матери — Тому поплохело. Он стал еще бледнее и с трудом держался на ногах, повисая на мне почти всем своим весом, пока мы шли к дому Соммервиллей.

— Только не говори никому... только не говори... — то и дело шептал он мне, пока мы не вошли в дом.

— Не скажу, обещаю, — шепнула я, доведя его до спальни.

* * *

Мне еще предстояло закончить сегодняшнюю работу без него, и поразмыслить о случившемся.

Благо, — Реддлу хватило смекалки выйти к ужину не смотря на плохое самочувствие. Его бледный вид, конечно заметила Тетя Кэтрин, но списала все на жару и переутомление с непривычки.

На следующий день ему, как самому младшему, — нагрузку существенно снизили. Да и сам он, кажется, уже шел на поправку.

И если недомогание Тома было мне понятно: спонтанное проявление магии может вызвать магическое истощение, хоть и не всегда такое сильное. Покопавшись в памяти я нашла и в своей биографии похожие эпизоды.

То вот само воскрешение поросенка — было для меня чем-то совершенно необъяснимым и немыслимым. Насколько я помнила, — обратить смерть вспять было невозможно.

Ни зелья, ни заклинания, ни маховики времени — не позволяли (если верить поттериане) оживить уже умершего. Разумеется, в мире магов существовала темная, запретная магия. Некромантия и прочая гадость, способная превратить труп в псевдо живую нежить, вроде инфери или зомби с упырями, но то, что проделал Том, — было чем-то иным.

Воскрешенный им поросенок, по нашим совместным наблюдениям, — ничем не отличался от остальных в выводке: ел, гадил, спал, хрюкал, ковырялся в корыте, дергал свою мать за соски и устраивал игровые поединки с другими поросятами. И самое главное он рос так же быстро, как остальные, что полностью исключало его принадлежность к нежити.

Поразмышляв и так и эдак — я оставила разрешение этой дилеммы до лучших времен.

У меня отчего-то была твердая уверенность, что темный колдун точно не смог бы полноценно вернуть кого-то к жизни.

А это могло означать, что Том Реддл темным не был.

И это вызывало еще больше вопросов.

Примечания:

Когда будет продолжение — не знаю, но постараюсь написать в течение недели.

Примечания:

Прошу прощения за задержку. Ни одной идеи в голове не было довольно долго. План изначально был, даже несколько, но это был набросок концовки, а как прийти к нему — непонятно.

Лето на Ферме шло своим чередом. Том быстро оправился от произошедшего, и кажется даже не вспоминал больше о том странном случае с поросенком.

В хорошую погоду мы много времени проводили на улице, а в плохую часть работ отменялась и тогда миссис Соммервиль учила нас всяким полезным бытовым навыкам.

Именно в такие, особо дождливые, дни мы учились шить или вязать, готовить, гладить белье и прочим женским хитростям, которым, при ином раскладе, нас бы обучали наши мамы и бабушки.

За мальчишек крепко взялся дядя Джо и приехавший к нему в отпуск — один из его сыновей, по имени Ларч.

Ларч Соммервиль был чем-то похож на своего отца — худой, жилистый и суровый на вид, но в душе неистребимый добряк и юморист, любитель музыки и лошадей. Чем-то он напоминал индейца. если бы не выгоревшие на солнце короткие светлые волосы, контрастировавшие с бронзовым загаром.

Но самой выдающейся его чертой был рост, превышавший все мыслимые и немыслимые нормы. Любая лошадь рядом с человеком, чей рост приближался к 7 футам — казалась пони.

Видимо понимая, что сам он на лошади будет смотреться очень нелепо с таким-то ростом, Ларч взялся обучать премудростям верховой езды приютских мальчишек. Дядя Джо хоть и ворчал поначалу, но никак не препятствовал. А как-то даже высказался на тему, что жизнь — длинная и мало ли что в ней пригодится.

Оказалось, что из-за роста Ларча не взяли во флот, которым он грезил с детства, и теперь он учится в Лондоне на авто слесаря, параллельно подрабатывая игрой на фортепиано в каком-то кафе.

Пока Том делал свои первые успехи в верховой езде, — у меня возникла вполне насущная проблема. Моя магия начала себя проявлять намного чаще, чем прежде. И особенно часто тогда, когда мы с другими девочками работали в саду.

Растения тянулись ко мне в самом буквальном смысле, что существенно нервировало. Поэтому мне приходилось постоянно следить за этими проявлениями и дистанцироваться от других девочек, чтобы они ничего странного не увидели.

Вынужденная изоляция не слишком-то огорчала меня, но и очков популярности не добавляла.

Постепенно девочки перестали предлагать мне помощь или специально завязывать со мной разговор.

Чувствовала ли я себя одинокой? Иногда. Но в Приюте настоящее уединение было недостижимой роскошью, поэтому первое время мне такой порядок вещей даже нравился, а потом я стала привыкать к этому.

У Тома, тем временем, проявилась другая его способность — умение говорить со змеями. Однако, он рассказывал мне об этом с таким потерянным видом, что мне сразу стало понятно — данная способность его совсем не радовала, а скорее даже пугала.

Все дело было в том, что он попытался отогнать небольшого ужа от лошади, приняв его за ядовитую змею, а Глория, так звали кобылу, шарахнулась от самого Реддла и наступила на змееныша, не заметив его.

Змееныш вскоре умер, и теперь Том винил себя, что если бы он не начал его прогонять, а лошадь не напугалась — уж бы, возможно, успел уползти.

Мне при этом показалось, что Реддл рассказал мне не все, но выспрашивать подробности я не стала.

Наверняка, думалось мне, змееныш отправился к праотцам не сразу (змеи чрезвычайно живучи), а перед этим успел высказать все, что думает об этом жестком мире: людях и лошадях...

Как бы я ни старалась ассимилироваться в коллективе приютских ребят и девчонок (из чисто прагматических соображений), но моя магия не позволяла мне этого.

В присутствии других детей я не могла расслабиться ни на секунду, опасаясь, что вот сейчас произойдет что-то и они это увидят, а дальше — моя бурная фантазия пускалась в пляс, обрисовывая мне дальнейшие перспективы, где коллективная травля была бы самым мягким вариантом развития событий.

Зато теперь я прекрасно понимала Тома. И этот общий страх и общая тайна ещё больше сплотили нас.

И если с моими способностями все было предельно ясно — от осинки не родятся апельсинки, то вот Реддл все чаще задавался вопросом происхождения его магии.

Увы, но ответов у меня не было, а если бы они и были, поверил бы он им? Все, что я посчитала возможным в данной ситуации — это предположить, что у него тоже могли быть в роду волшебники, ведь далеко не все работники цирков шарлатаны.

Это предположение, о том, что в цирках работают настоящие волшебники, — оно было настолько наивным и детским, что Том вполне удовлетворился таким объяснением. Каким бы умным он ни пытался казаться — ему было всего 7 лет, а в этом возрасте дети ещё верят в чудеса.

Хотя и я, признаться, в них все ещё верила, ведь как иначе, кроме как чудом — можно было объяснить все, что случилось со мной за последние полгода? А еще я верила в Тома, в то, что он не был злодеем от рождения.

Это значило сразу две вещи. Первая — он может так никогда и не стать тем самым Волдемортом. Вторая — что в той, альтернативной реальности из книг Роулинг, с тем другим мальчиком, по имени Том Реддл, — что-то случилось (или не случилось?), что в итоге привело его во тьму и сподвигло расколоть свою душу. Знать бы еще что именно?

Он проявил чудеса дипломатичности и даже поладил с ребятами из второй четверки, чего нельзя сказать про других мальчишек, которые и ссорились, и дрались иногда, и мелко пакостили друг другу, но скорее по приютской привычке, чем со зла. Реддл предпочитал в таком не участвовать.

Еще у Тома был явный талант в обращении с животными. Не смотря на недавний испуг, — Глория повиновалась любому его жесту и, кажется, даже взгляду. Похожим образом вели себя и другие животные: даже огромный бык, по кличке Медведь — ел у Тома с рук, как маленький теленок. Разумеется, — все это не укрылось от глаз других детей. Это порождало зависть, а зависть в любой момент могла перейти в агрессию.

Своим другом, когда зашел об этом разговор, к немалому моему удивлению, Том назвал Ларча, — взрослого Ларча, с которым знаком был совсем недолго. Соседи по комнате смотрели на эту дружбу косо, а я опасалась, что это может еще аукнуться Тому, когда мы вернемся в Приют. Он и сам понимал это, но ничего с собой поделать не мог. Ларч Соммервиль, кажется, — покорил его детское сердце и отказаться теперь от этой дружбы Том не согласился бы, даже рискуя стать всеобщим изгоем.

Хорошее — оно всегда быстро кончается. Вот и лето на Ферме подходило к концу. Нас ждал Приют с его неизменными атрибутами в виде скверной еды, холодных спален и текущих крыш, а ещё нас ждали привычные лица: Сэм Бакстер, Майкл Вудс, Джозеф Паркер, миссис Коул и остальные. Но, кроме всего этого, нас ждала школа. И наши сердца уже застыли в ожидании чего-то нового.

Примечания:

Буду рада если вы оставите комментарий.

Примечания:

ПБ включена. У меня барахлит клавиатура, особенно шифт, поэтому могла кое-где пропустить заглавные буквы. Ну и пунктуация — мое слабое место.

День нашего отбытия обратно в Приют — выдался пасмурным и дождливым, под стать настроению.

Тетя Кэтрин подарила каждому из нас по небольшой баночке джема (и мы коллективно решили, что прибережем его к Рождеству), а старый Джо, узнав, что мы с Томом впервые пойдем в школу — вручил нам по небольшому деревянному пеналу для канцелярских принадлежностей, с причудливым кельтским узором на крышке.

Но больше всего Том обрадовался, когда узнал, что его новый друг Ларч — поедет с нами почти до самого Приюта. Отпуск у него уже заканчивался, и Ларча ждала его работа и учеба в Лондоне.

Всю дорогу мы ехали молча, погруженные в собственные невеселые мысли, и только Ларч пытался всячески шутить, чтобы поднять нам всем настроение. Единственное, что выглядело забавным, в данный момент, — это сам Ларч, сидевший в три погибели внутри фургона, и подпиравший острыми коленками собственный подбородок. Я всю дорогу только и думала — как бы этот весельчак не выбил себе зубы собственным коленом на очередной кочке. Но все обошлось.

Из фургона он вышел чуть раньше, ближе к центру, на Флит-стрит, помахав нам рукой вслед.

По словам Тома, Ларч рассказал ему, что работает в Пабе "Старый Колокол", но кем именно он там работает — Том не запомнил. Кажется, тот факт, что Ларч будет где-то в известном ему месте — почти примирил Реддла с неизбежным расставанием.

В Приюте ничего не изменилось, но, тем не менее, изменилось все сразу. Появились новые лица среди малышей: две девочки-близняшки, лет трех, со светлыми кудряшками — жались ближе к такой же хмурой, как всегда, мисс Бакстер, очевидно еще не очень зная ее, боясь потерять из виду хоть кого-то из взрослых. Их было видно сразу: слишком растерянные, слишком напуганные, и... слишком упитанные.

Майкл Вудс недовольно сверкал свежеподбитым глазом, а другие ребята тусовались уже не в том составе, и не в тех компаниях, что прежде.

Кто-то из старших уже навсегда покинул Приют, окончив школу еще в начале лета. Другие заняли их места и их кровати.

Миссис Коул сдержала свое обещание и нас с Томом снова поселили вместе. Правда сама комната претерпела некоторые изменения, помимо ремонта обвалившейся части потолка: вместо двух наших кроватей — там теперь стояла одна, видавшая виды, двухъярусная кровать, а на освободившемся месте красовался немного облезлый письменный стол с двумя стульями. На столе даже имелась небольшая настольная лампа, правда прикрученная к столу намертво. Над столом висела книжная полка, пока пустовавшая.

Том тут же облюбовал верхнюю койку и стул у окна. Я, не возражая, — заняла свободное место. Часть мебели, как потом выяснилось, была переставлена из комнаты выбывших старшеклассников. Так как им на смену пришло несколько меньшее количество ребят. Именно поэтому пока нам позволили расположиться так вольготно.

Нас, первоклашек, было всего двое. Посему миссис Коул, как женщина прагматичная, несколько изменила порядок посещения уроков, о чем нас с Томом и уведомили, вызвав тем же вечером в ее кабинет.

— Девочки из среднего звена любезно согласились отводить вас в школу и обратно, чтобы вы могли заниматься там, — сообщила она. Будить вас будут вместе со всеми. Ваша задача не опаздывать и не задерживать остальных.

— Руководство школы, к сожалению, не готово выделить еще одного учителя ради всего двух учеников. Поэтому пока так, — говорила она, перебирая на столе какие-то папки, но кидая периодически острые взгляды в сторону Тома, будто желая предупредить его о последствиях, в случае злоупотребления ее добротой.

— Заниматься вы также сможете как в своей комнате, так и вместе с остальными ребятами средней группы.

Помимо всего прочего барахла, полагавшегося свежеиспеченным школьникам, — нам были выданы вместительные наплечные сумки, школьная форма, по паре обуви, некоторая канцелярия. Все это не было ни новым, ни красивым. Но даже такое убогое имущество грело наши сиротские сердца.

Занятия в школе должны были начаться через неделю. И все это время мы с Томом посвятили улучшению своих навыков письма. А также Том снова насел на меня с изучением румынского. Теперь он мог называть Вудса идиотом на двух языках!

Хотя что еще нам было делать, если дожди не прекращались почти весь остаток лета?

Что удивительно — крыша, вопреки моим ожиданиям, — не текла.

Первый день в школе всю душу из меня вынул. Мы едва-едва проснулись, так как накануне никак не могли уснуть от волнения. Не успели до конца съесть свой завтрак, промочили себе все ноги по пути и испытали на себе всю глубину презрения и недоверия со стороны своих новых одноклассников, которые сразу заприметили в нас чужаков по нашим казенным и потрепанным вещам.

Но хуже всего была наша новая учительница Миссис Имельда Ловетт. Отвратительного нрава старушенция с крашеными в черный цвет волосами, мерзким жабо на блузке и скрипучим голосом. Она почти все время орала на нас, и порывалась ударить по рукам огромной линейкой, хотя объективного повода для этого вроде бы не было.

Особенно сильно доставалось Тому. Мальчиков эта старая перечница, похоже,

на дух не переносила. И к сиротам имела стойкое негативное предубеждение.

Мы для нее были не иначе как будущие отбросы общества. Не удивлюсь, если мне она уже прочила карьеру в квартале красных фонарей, а Тома заочно осудила на пожизненное.

Встречала я таких и в прежней своей ипостаси... Безнаказанность (или беззащитность?) — была для них как красная тряпка для быка.

И если, в моем случае, она обычно просто докапывалась до моего внешнего вида, то в случае Тома, стоило ему однажды огрызнуться на эту каргу — страдали его оценки.

Моя интуиция буквально вопила о том, что долго такое положение вещей длиться просто не может. Потому что даже человек с ангельским терпением — не может терпеть издевательства бесконечно долго. А Том Реддл ангельским терпением не обладал.

По моим наблюдениям, если и было на свете что-то, что могло пробудить в Томе Реддле его темные стороны — то это было публичное унижение, а если это унижение, к тому же, подкреплялось несправедливыми обвинениями в его сторону, то... Кто не спрятался — сам дурак!

Но именно миссис Ловетт, напрочь не замечала надвигающейся опасности. Хотя, а что она вообще замечала? Власть и безнаказанность — опьяняли ее и напрочь лишали чувства самосохранения. А зря.

И если, в моем случае, однажды, — герань на школьном подоконнике внезапно отрастила дюймовые шипы (чего, впрочем, никто не заметил), то учитывая таланты Тома, — на такие безобидные всплески магии можно было не рассчитывать.

И однажды это случилось: Ловетт в очередной раз отчитала Реддла, поставив ему, незаслуженно, самый низкий балл по математике, а когда он что-то решил возразить — ударила его линейкой по голове и тут же, не глядя на него, торжествующе прошествовала к своему столу.

Секунду ничего не происходило. Том буравил старуху разъяренным взглядом, а она снисходительно лыбилась в пустоту, будто не замечая его ярости.

Ребята в классе настороженно притихли, боясь получить следом, за компанию, а потом раздался ужасный грохот:

школьная доска, занимавшая почти пол стены — сорвалась с креплений и полетела вниз, хорошенько приложив по затылку не успевшую отскочить учительницу, прежде чем окончательно упасть на пол, вместе с ней.

Мгновенная карма — она такая.

Миссис Ловетт, вопреки надеждам большинства ребят, — не сгинула обратно в преисподнюю, где ей самое место, а просто загремела в больницу с сотрясением и переломом ключицы. Доску вскоре водрузили на место.

А на смену ужасной миссис Ловетт пришла молодая и энергичная мисс Аманда Бишоп, едва окончившая свое педагогическое образование, — она проходила первую в жизни стажировку вместе с нами.

Миловидная и улыбчивая, хотя и не красавица, — она тем еще сильнее выделялась нами, на фоне воспоминаний о ее предшественнице.

Ученики нашего класса были в таком благоговейном восторге от нее, что даже и помыслить не могли, чтобы нарушить дисциплину или устроить драку в присутствии этого божества!

Проще говоря, — от нас с Томом, наконец, все отстали. Кажется, что сами Ангелы послали мисс Бишоп для таких заблудших и потерянных детей, как мы.

Дальше, до самого Рождества ничего интересного, на мой взгляд, не происходило. Хотя... я не беру в расчет всевозможные внешние факторы: забастовки, сокращения рабочих, финансовый кризис, длившийся не первый год.

Это было время Великой Депрессии. Но нас — приютских детей, такие вещи интересовали мало. Обрывки фраз, в разговорах взрослых, какие-то тревожные сообщения по радио, газетные заголовки, которые мы не удосуживались читать — вот и все скудные источники информации, которые у нас были.

На жизни Приюта все это отражалось мало. Он финансировался скудно и по остаточному принципу во все времена своего существования. Пока работала чесальная мануфактура — кризис нас напрямую не касался.

Мисс Бишоп записала меня и Тома в школьную библиотеку. И теперь он темными зимними вечерами — привычно сидел над очередной книгой: то хмурясь, то посмеиваясь в кулак. И я от него не отставала. Разве что книги мы предпочитали немного разные.

Приближались наши с Томом Дни Рождения, а что ему дарить, и, главное, — где это взять — я всю голову сломала, но пока ничего не придумала. Близился год 1934-й.

Примечания:

Пожалуйста не забывайте про комментарии — они мой единственный стимул к написанию продолжения.

* * *

Ура! Мне приснилось продолжение, небольшой спойлер в шапке. Теперь это тянет на мультифандом.

Примечания:

Если найдете опечатки — ПБ работает. Беты нету. Глава внеплановая, написалась за час... Муза меня посетила, не иначе. Кто не заметил, в шапке фанфика появился еще один фандом — пока до него еще далеко, но рекомендую ознакомиться, кто не смотрел. (Фокус-покус 1993, 2022)

В конце ноября, впервые, выпал снег. А я окончательно поняла, что снег теперь ассоциируется у меня не с Рождеством и подарками, а с горем и смертью.

Та февральская ночь, в которую моя жизнь навсегда изменилась — она все чаще врывалась в мои детские сны, заставляя мою подушку намокать от слез, и не давая спать Тому.

Но в целом, первое учебное полугодие завершилось для нас вполне неплохо. И если я звезд с неба не хватала, по причине банальной скуки, то у Реддла почти все оценки были выше средних, исключая, разве что, математику, к которой он испытывал стойкую неприязнь еще со времен господства в школе миссис Ловетт.

В самый Сочельник — 24 декабря, миссис Коул собрала нас всех в актовом зале, где прошел импровизированный концерт, к которому мы загодя готовились.

Аккомпанировал нам никто иной как Ларч Соммервилль в костюме Санта-Клауса. Том буквально сиял от восторга, едва заметил во всеобщей толкотне его долговязую фигуру. А я отметила для себя, что у Реддла хороший голос и петь ему действительно нравится.

В общем, торжественность момента зашкаливала.

Даже елка была, а малыши гордо нарядили ее собственными поделками.

Ужин тоже выдался на редкость чудесный: Ларч привез с Фермы половину бычьей туши, так что мясного рагу с печеным картофелем — хватило на всех.

Вечером 25-го, мы обменялись с Реддлом символическими подарками, а потом вместе посмеялись, потому что подарили друг другу одно и то же — заветные баночки с джемом от тети Кетрин.

Но поскольку джем нам достался разный: грушевый и малиновый — мы решили сначала открыть только одну из них. Что и сделали, утащив по такому случаю несколько ломтиков хлеба с ужина и позаимствовав, на время, чайную ложку.

Жаль, нельзя было приносить чай в спальню.

А на следующий день, когда никто из нас уже особо не рассчитывал на продолжение "банкета", — случилось удивительное.

Часов в одиннадцать, когда завтрак уже прошел, а обед еще не намечался — в нашу комнату постучала, отчаянно запыхавшаяся, Дикси Дэвис из старшей группы и потребовала меня немедленно в кабинет к миссис Коул.

Мы с Томом молча переглянулись, он ободряюще кивнул, а затем я также безмолвно последовала вниз по ступенькам за Дикси, гадая, чем же на этот раз я так "отличилась", к добру оно, или к худу?

Миссис Коул, кажется, была немного встревожена. Но стоило ей заговорить, как все мои опасения развеялись, как туман, а сердце наполнилось радостной надеждой.

— Мортисия, — спросила она, участливо, — Знаешь ли ты кого-то по имени Фестер?

— Да, да, да! — закричала я, подпрыгивая в нетерпении, — конечно знаю, это брат моего отца — Фестер Фрамп. Он уезжал в Америку поэтому не знал о пожаре. И не знал где я.

Миссис Коул радостно заулыбалась, — Тогда скорей одевайся и спускайся вниз — твой дядя ждет тебя во дворе, но чтоб до отбоя вернулась назад, хорошо?

— Конечно, миссис Коул! Спасибо, миссис Коул! — крикнула я, пулей вылетая в коридор.

Перескакивая через две ступеньки, я едва не сшибла с ног коротышку Салли Мэй из дошкольной группы, прежде чем влететь в нашу спальню.

Том недоуменно взирал на разводимую мной суету с верхнего яруса, ничего не спрашивая, но вопрос и так висел в воздухе, как предвыборный транспарант.

— Дядя Фестер! Он нашел меня! Он приехал... Я вечером все расскажу, обещаю. Он уже ждет меня внизу, — тараторила я, пытаясь попасть одновременно ногами в ботинки и руками в рукава старенького пальто.

Когда я уходила, Том выглядел несколько озадаченным и немного огорченным, но так ничего и не сказал.

Дядя Фестер. Милый мой дядя Фестер! Как же я скучала!

Он как последний осколок большого айсберга, именуемого Семьей — одним своим присутствием мгновенно погружал меня в там и тогда, где еще были Мы, и где я еще была частью этой глыбы.

Он улыбался мне, а в глазах его стояли непролитые слезы — то ли радости, то ли тоски по чему-то ушедшему.

Его шляпа и пальто были усыпаны свежим снегом, отчего он казался мне еще более монументальным и большим, как медведь.

Он кружил меня в обьятиях и смеялся, но слезы из его глаз так никуда и не делись.

— Тишка-плутишка! — Как же долго я не мог вас найти. И добраться сюда было тоже не просто. — он наконец-то опустил меня на землю, но моя голова все еще кружилась от счастья.

— Пойдем, погуляем немного, перекусим где-нибудь, а ты мне все-все расскажешь, — он взял меня за руку и мы пошли. Его ладонь была широкой теплой и немного шершавой, такой, как у папы... И мои детские пальчики утонули в этой большой теплой ладони. И от этого мне было так хорошо, так надежно и спокойно, будто бы я была, наконец, дома.

Он него пахло табаком, морем, и совсем чуть — крепким кофе. Как же давно мы не виделись? Год, полтора? А кажется, что прошла целая вечность. Целая долгая другая, приютская, но бесприютная жизнь — встала между нами, как пропасть между вчера и сегодня.

— Ты сказал, что долго искал нас, — напомнила я, — Но нашел только меня. Ты еще кого-то искал?

— Да, я надеялся, что ты знаешь где твоя сестра, — дядя погрустнел, — Офелия не вернулась в школу, и я подумал... — его взгляд скользнул по моему лицу, и внезапно — он все понял.

По моим поникшим плечам и дрожащему подбородку. А я не могла, не могла заставить себя открыть рот и сказать это вслух. Будто бы от того, что я произнесу это — ее смерть станет совсем реальной, настоящей, необратимой... Непоправимой.

— Прости, детка, — дядя Фестер присел подле меня, так, что наши глаза оказались напротив, сколько же боли было сейчас в глубине этих глаз.

И тут я не выдержала, — разревелась, как маленькая, уткнувшись в рыжеватый меховой воротник его черного пальто. Я всхлипывала и пускала носом пузыри, размазывая все это рукавом, а он обнимал меня и тихо шептал мне на ухо какие-то слова утешения. Как делал это когда-то очень давно, когда я разбивала коленку или обжигалась.

— Тихо, тихо. Ну все, Тиш, не разводи болото, а то лягушки прибегут... — на улицу медленно опускались ранние зимние сумерки, а мы так и стояли, вцепившись друг в друга и молчали. И это молчание тоже было утешением для нас обоих.

Потом, когда мы сидели в кафе, и пили сладкий чай с лимоном и пирожными, — дядя Фестер рассказал мне и как искал меня, и как добирался из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, а затем, по морю — в Лондон.

Как выяснял в городском управлении образования — в какую школу меня зачислили, а потом как искал эту самую школу, которая оказалась закрыта в праздники.

Так что ему пришлось искать адрес учительницы — Мисс Бишоп, и идти к ней домой, чтобы спросить — есть ли у нее такая ученица — Мортиша Фрамп.

А потом он искал Приют и долго разговаривал с миссис Коул, прежде чем она согласилась меня позвать.

Я слушала и тихо радовалась тому, что дядя Фестер все же нашел меня, не смотря ни на что.

А потом уже я рассказывала ему все, с самого начала. И про пожар, и про больницу, про смерть Офелии, про Приют, про Тома Реддла, который тоже волшебник, про лето на ферме, про миссис Ловетт, и снова про Тома... Про шипы на школьной герани и оживший куст малины, про мертвого поросенка и уроки вязания... И так по кругу.

Мне казалось, что если я замолчу, то он встанет и уйдет, и, быть может, больше никогда не вернется. Исчезнет. Растворится в вечерней пурге, как желанный, но несбыточный сон.

А еще были подарки. Которые он готовил для меня и сестры, не зная о том, что ее уже почти год нет с нами.

Мне он привез милый набор заколок с перламутровыми ракушками, кулек конфет и небольшой кошелек для мелочи, расшитый бисером. Денег в нем, правда, не было, но я положила туда пару конфет.

Потом он достал еще кое что... И какое-то мгновение просто молча держал в руках этот сверток, обернутый в простую газету, а затем, со вздохом протянул его мне.

— Ты говорила, что твой друг из Приюта, кажется его зовут Том, — так вот, эта вещь... — дядя Фестер развернул осторожно газетную обертку — Этот блокнот, он зачарован так, чтобы прочитать его мог только тот, кто в нем писал.

Дядя Фестер — достал блокнот из обертки и подвинул ближе ко мне.

Это была простая толстая тетрадь, без линеек и клеток, в толстой обложке из черной кожи и бронзовыми уголками.

— Цвет обложки можно поменять, а еще, если на форзаце написать свое имя — то оно появится на обложке красивым шрифтом. — У девочек много секретов. Я думал, что это было бы хорошим подарком... Но теперь...

Подари это своему другу.

Я думаю, что он очень обрадуется. А то получится очень невежливо, если ты придешь сегодня вечером с кучей подарков, а ему их и дарить-то некому. Я уверен, что он сможет им пользоваться даже в приюте. И никто не догадается, что вещь волшебная.

— Спасибо, дядя Фестер, Тому наверняка понравится, — я бережно завернула блокнот обратно в газету и отложила в сторону.

— Прости, милая, — вздохнул дядя, взяв меня за руку, — но забрать тебя из Приюта я пока не имею возможности. Сам живу то тут, то там, то непонятно где, перебиваюсь случайными заработками. Да и репутация у меня не то чтобы очень...

— Ничего. — я улыбнулась ему через силу, заталкивая минутное разочарование в самые глубины своей истосковавшейся по дому души. — Ты ведь будешь иногда навещать меня, правда?

— Конечно буду, Тиш, о чем речь? Вот, к примеру, на твой День Рождения у меня грандиозные планы, — с этими словами дядя выудил из-за пазухи бумажник и вытащил из него какой-то талон, протягивая его мне.

— Что это? — я разглядывала бледно-розовую с сиреневыми узорами бумажку.

* * *

Спешите видеть! Цирк "Арканус" — шоу странностей, чудеса и фокусы.

Рождественская программа знаменитого Томаса Скендера! Только один день! 30 декабря 1933. 18:00, Лондон. Цена 10 сик.

* * *

— Настоящий волшебный цирк! — дядя подмигнул мне, — а еще у меня там тоже будет небольшой номер: трюк с лампочкой. Ну сама увидишь. Томас мой давний знакомый — это он мне помог сюда добраться. А то у меня вечные сложности из-за того, что я сквиб. И камином никак, и порталом никак... Эх... — он снова вздохнул, устало потирая лысину.

— Знаешь, дядя, а ведь у Тома День Рождения через день после моего.

— Серьезно? Он что, прямо в новогоднюю ночь родился?

— Да... И еще. Его мама работала у Томаса Скендера в этом цирке, поэтому его назвали Том, и...

— Ни слова больше! Я твою мысль уловил. Понял, принял, — берем твоего друга с собой. Это не обсуждается. Тем более, что второй билет у меня уже есть. А мне, как артисту — билет вовсе не нужен.

— Как говоришь звали его маму, может я ее видел?

— Я ведь еще не говорила. Вряд ли видел. Умерла она когда он родился. Нагини ее звали, со змеями выступала... Наверное имя не настоящее, но настоящего он не знает. Ну это, в общем-то, и все. Больше ему ничего не известно про нее. Его отец тоже там работал, но о нем совсем ничего не известно, кроме того, что он фокусы показывал.

— Ничего, я поговорю со Скендером. Устроим парнишке сюрприз. Только ты уж не проболтайся тогда, ладно?

Дядя Фестер тяжело поднялся, он выглядел усталым, постаревшим, но глаза его теперь горели энтузиазмом, как в старые добрые времена. Он взял наши вещи и протянул мне руку,

— Нам пора, Тиш, а то ваша директриса меня больше на порог не пустит, если мы опоздаем.

В Приют мы вернулись вовремя, хотя я и опоздала на ужин.

А в комнате меня уже с нетерпением ждал Том. И мне было что ему рассказать, а он, как всегда, — готов был меня выслушать.

Примечания:

Комментариям рада любым. Персонажи уже топают ногами и хотят в Хогвартс, а по сюжету до него еще 4 года... Напоминаю, школы "Невермор", которая фигурировала в сериале "Уэнсдей" — тут, скорее всего, — не будет. Все же она по профилю больше для магических рас (оборотни, сирены и пр.), а не для простых волшебников. Аддамсы туда, мягко говоря, — не вписываются. А что там Гомес забыл — вообще не ясно.

Примечания:

Отпусти меня чудо-трава. Привет, новая внеплановая глава)))

Блокнот я приберегла до Дня Рождения Тома, а своими подарками просто не стала хвастаться.

Конфеты мы честно разделили на двоих.

Про поход в Цирк благоразумно помалкивала, хотя, в глубине души очень боялась, что миссис Коул не отпустит Реддла с дядей Фестером. Откуда взялся во мне этот страх — не знаю, но он был.

Уже в Приюте, когда все спали, я достала однажды эту черную тетрадь, чтобы получше ее рассмотреть. Нет, мои предчувствия не обманули меня — это был он — Дневник Тома Реддла. Возможно, будущий крестраж. Но было ли у меня хоть какое-то моральное право, чтобы лишить Тома этого подарка?

Поразмышляв и так и эдак, я решила, что у меня такого права нет. Если все идет так, как должно быть, то кто я такая, чтобы вмешиваться? Ведь никакой гарантии, что крестраж из дневника будет создан — нет.

Нужно обладать невероятной гордыней, чтобы вмешаться в предопределенное: кто знает, чем может обернуться подобное вмешательство?

В предпоследний день декабря — я вся извелась в ожидании дяди Фестера. Том, разумеется, заметил мое чрезмерно взбудораженное настроение, и даже догадался, кого именно я жду, но уж точно не предполагал, что тоже окажется, внезапно, в гуще событий.

Дядя Фестер забрал нас почти сразу после обеда.

Миссис Коул отпустила нас совершенно спокойно, видимо проникнувшись к дяде неподдельной симпатией.

Красавцем, конечно, он никогда не был, но природное обаяние и доброе сердце — с лихвой это компенсировали.

Видели бы вы лицо Тома, когда я сказала ему, чтобы он тоже собирался, потому что гулять по Лондону мы идем вместе.

Прежде чем пойти в Цирк — мы прошли по самому центру города. Посмотрели на шикарное Рождественское убранство, увидели сияющую непередаваемым великолепием — ёлку. Прошлись по самым известным туристическим маршрутам, которые были полны людей. А потом, как будто бы случайно, — вышли прямо к ярко красному шатру Цирка.

Увидев название, Том, кажется, забыл как дышать:

— Это он? Это правда он? Настоящий? — прошептал Том в восхищении.

— Самый-пресамый настоящий, Томми, — подтвердил дядя Фестер, а потом достал из кармана билеты и вручил их нам, — И знаешь, Томми-бой, — мы идем все вместе прямо туда, и прямо сейчас.

Том с визгом запрыгал на месте, повторяя бесконечное — Спасибо-спасибо-спасибо! Спасибо!

— Идемте, найдем подходящие места, а то мне еще нужно успеть переодеться, — на входе в шатер уже толпилась немаленькая такая очередь.

На билетах места указаны не были, так что каждый располагался как мог, в меру своей наглости и удачливости. Нам сегодня везло и мы со всем удобством расположились в третьем от манежа ряду.

Дядя Фестер, усадив нас по местам, — побежал к служебному входу, взяв с нас клятвенное обещание, что мы никуда не уйдем после окончания действа, чтобы ему не пришлось искать нас в толпе.

Едва зазвучали первые звуки музыки, — весь остальной мир перестал существовать для нас.

Люди, кони, дрессированные собачки, воздушные гимнасты, клоуны и фокусники, невиданные и немыслимые волшебные животные и опасные трюки, удивительные покорители огня, и превосходные наездники — все, что только можно себе вообразить, и даже то, что вообразить нельзя — все это было в великолепном по своей фееричности представлении.

Когда в зале вновь зажглись огни, и зрители, после продолжительных оваций стали, наконец, расходиться, — Мы с Томом так и сидели, зачарованные увиденным волшебством.

— Неужели мои мама и папа действительно выступали здесь? — чуть слышно прошептал Том, но я прекрасно его услышала.

— Почему бы и нет? Ты же видел дядю Фестера...

— Дааа..

— А вот и вы, ребята, я пришел, — сквозь толпу, подобно ледоколу уже продвигался в нашу сторону дядя Фестер. Он уже был в своей обычной одежде и никто из зрителей не обратил на него никакого внимания.

— Идемте, — сказал он, поправляя на мне шапку, — сейчас вы всё увидите и со всеми познакомитесь.

— Тебе же понравилось шоу, Томми-бой?

— Очень понравилось, мистер Фрамп!

— Брось ты эти формальности, Томми-бой, ну какой я в самом деле мистер Фрамп? — притворно удивился дядя, — Зови меня просто дядя Фестер, понял, малыш?

— Том только кивнул и расплылся в блаженной улыбке. И даже не шипел по поводу того, что он уже не "малыш", как частенько бывало.

За кулисами царил настоящий хаос. Там было тесно, царил полумрак и пахло едкой смесью табачного дыма, пудры, и естественного запаха исходящего от животных.

Многочисленные артисты и артистки носились туда-сюда или, блаженно жмурясь после ярких софитов, — курили, набросив теплые пальто и куртки прямо поверх ярких сверкающих костюмов. Они будто напуганные улитки — прятались от шумного мира внутрь своих серых, но надежных раковин.

Большинство лошадей и прочие хвостато-усатые сосредоточенно работали челюстями, ибо время кормежки наступало всегда после представления и было их единственной наградой.

Наконец, преодолев немало узких и захламленных коридоров — мы пришли в святую-святых — кабинет директора Цирка.

Мистер Скендер встретил нас как дорогих родственников. И тут же потребовал от своего домовика — налить гостям чай и принести какую-нибудь выпечку. Объем его живота — выдавал в нем если не гурмана, то уж любителя вкусно и сытно поесть — так точно.

Томас Скендер был еще не стар, но густая курчавая рыжая борода и общая тучность его фигуры — делали его визуально старше и внушительнее.

Почему-то мне внезапно подумалось, что именно таким мог бы быть отважный Годрик Гиффиндор, потому что Скендер напоминал мне разомлевшего сытого льва. Флегматичного и расслабленного, но от этого не менее опасного.

— Ну здравствуй, малыш Том, как же ты вырос! — пробасил Скендер — протягивая Тому свою огромную лапищу для настоящего мужского рукопожатия, — Небось и в школу уже пошел, верно? — Том, смутившись, пожал протянутую руку толстяка и кивнул.

— И в какой же класс ты пошел? — Скендер говорил торжественно и громко, будто бы все еще был на манеже и сейчас представлял публике очередного невероятного и непревзойденного...

Но, очевидно, под таким напором, Том не чувствовал себя достаточно невероятным и непревзойденным, а потому тихо пискнул: "В первый. " — и смущенно опустил глаза в пол.

— Я верно напугал тебя, Том, ну да ты не смущайся. Это манера у меня такая, громкая, а так я совсем не страшный. — Но если бы я говорил тихо, разве бы стали меня слушать все эти лошади, собачки, эльфы и всея остальная труппа, несомненно талантливых людей, а?

— Нет, — уже чуть смелее ответил Том, и дальше уже не пугался Скендера, а после чашки горячего чая с имбирным печеньем и апельсиновым джемом — совсем расслабился и даже начал что-то рассказывать о себе сам.

— Ты ведь хочешь про родителей спросить своих, да стесняешься, так ведь? — спросил Томас, когда в разговоре наметилась пауза. Том кивнул.

И директор Цирка начал свой рассказ:

— Ее здесь все звали Мэри, змейка-Мэри, маленькая змейка. Но ее настоящее имя было Меропа, а фамилия Гонт.

Из аристократов она была, только род их обнищал и выродился. Да и волшебниками они были слабыми. Даже в Хогвартсе не учились уже — не приходили к ним письма.

Я встречался потом и с отцом ее и с братом — печальное зрелище.

Все думал, может они ее ищут, вернуть хотят. Но нет, им было наплевать на Мэри, им на всех вокруг было наплевать.

Гордецы были страшные. Голодные, холодные, крыша течет, в мошне пусто, а работать — гордость не позволяет.

Одна только Меропа сбежала от такой жизни. Осмелилась. Лет 13 ей было, а может чуть больше, — тощая, как веточка, хиленькая, но не гордая.

Она первое время за еду и ночлег готова была работать. И никакой работы не стыдилась. И за лошадьми убирала и другим артистам реквизит носила. Все думал я — куда бы ее пристроить, чтоб к делу нашенскому приучить.

Красавицей она не была, ловкостью не отличалась, здоровья крепкого отродясь в ней не было. А тут, на гастролях по южной Америке нам настоящего питона притащили, взрослого причем, огромного.

Хозяин у него путешественником был. Привез диковинку издалека, да только лихорадкой заболел, в путешествиях своих, и помер. А змея осталась. И родне ни к чему, и на волю не выпустишь. Вот они питона того мне и отдали почти задаром.

Вот тут-то я и понял к чему Мэри лучше всего годится. Талант у нее был редкий — она могла со змеями говорить. Я сначала удивился, было, да чего там только не бывает у старой аристократии в крови намешено.

Уже и номер ей придумали, и псевдоним — "Нагини", как у Киплинга, и костюмчик пошили, — пора было на манеж ее со змейкой выпускать.

А она мне тут и призналась, что не талант это у нее, а старое семейное проклятие. Подробностей я не знаю, но все мужчины с тех пор у них говорят на змеином языке, а женщины и вовсе, как ночь наступает, — сами в змей обращаются, но не по воле своей, а потому что проклятие так работало.

Ну обращаются и ладно, для дела даже полезно было бы, но призналась она, что наступит такой день и она навсегда змеей останется, а назад человеком стать уже не сможет. И что к совершеннолетию все женщины в их семье, последние лет триста, — уже окончательно змеиный вид принимали.

Жалко мне ее стало. И я ей дал клятвенное обещание, что если такой день наступит — то останется она у меня в цирке и погибнуть я ей не дам. И убивать не буду, как у них в семье это заведено было.

Выступала она долго и весьма успешно. Даже афиши я сохранил — покажу потом.

Но появился у нас парнишка новый, в Нью-Йорке я его подобрал. Фокусы показывал — исчезал в одном месте и в другом появлялся.

Из всяких бочек, сундуков и сейфов запертых выбирался. Народ доволен, кошелек полон, что еще надо?

Только вот наша Мэри влюбилась в него без памяти. А парнишка тот мутный какой-то был, скрытный, зашуганный. Не доверял я ему. И, правильно, выходит, делал, что не доверял.

Наговорил он этой влюбленной дурочке всякого, наобещал Бог весть чего, и сбежали они вместе. Вроде как родню этого парня разыскивать. Он же в приемной семье рос, пока мать его не померла. Криденс его звали. А фамилию запамятовал, — то ли Барбер, то ли Бербон, — не помню! — Мы его по имени больше звали.

То, что он был колдун — это точно, но что-то не так с ним было. Не мог он своим волшебством нормально пользоваться. То ли напугали его в детстве, то ли побили — бывает так, что дети потом боятся колдовать. Вот и он не колдовал, только фокусы свои делал. И хорошо у него получалось.

Не было их с Мэри месяца два, а я все из города того далеко не уезжал — надеялся всё, что вернутся они. Весна видать им, молодым, крепко в голову ударила.

И вернулась Мэри, но одна. Плачет-заливается. Криденс, говорит, бросил ее и к Гриндевальду примкнул. Он как раз тогда в тех местах был, — сторонников себе набирал, новых.

А уж кто попал в оборот к Гриндевальду — тот от него живым еще ни разу не уходил. Нельзя от него уйти потом, когда вздумается. То ли он клятву какую хитрую со всех брал, то ли просто из мести убивал отступников — это не известно. Но не зря же его, по сей день, не иначе как Темным Лордом зовут.

Так и сгинул Криденс. Жив ли нет — не знаю, но он больше не вернулся.

А Мэри ко мне прибежала месяца через полтора после того, как вернулась, — плачет-рыдает опять: призналась, что ребеночка понесла, от Криденса-то. Ну, что делать, не на улицу же ее теперь выгонять?

Я так и оставил ее в труппе нашей. Все ей тут помогали. И она всем помогала, когда уже выступать на публике не могла. А потом родился ты. Мы тогда в пути были. Ох и намучилась она, бедолага, чуть богу душу не отдала. Слабенькая совсем, да и годков маловато. Боялся я все, что помрете оба. Как раз это в новогоднюю ночь было. И лекаря днем с огнем не сыскать — один только ветеринар наш был, Бобби. Но он по лошадям больше. Но что-то он там поколдовал и вроде все живы остались.

А наутро — смотрю, — Ты в люльке лежишь, а вокруг тебя змея обвивается. Ну, думаю, все — пропала наша Мэри, теперь только одна Нагини осталась. Это ее так называли, когда она во время выступления своего в змею обращалась.

Так теперь и живет у меня Нагини с тех пор. Я все надеялся первый-то год, что она назад обернется. Приходил к ней, разговаривал, да все зря.

Прикипел я к Меропе, как к дочке родной — сердце кровью обливалось. А тебя пришлось вот в приют отдать.

Ты уж прости меня, старика, — своих-то деток у меня не было, и мамаш с детками в труппе не было, а я — старый холостяк и не знаю как с детками обращаться надо. И гастроли эти бесконечные — сгубил бы тебя только, да и все. Мэри бы мне не простила.

Ты если хочешь, я тебя к ней отведу. Только ведь она теперь совсем змея, самая обычная, без проблесков разума. Грустно это. Врать опять же всем пришлось, что родами померла она. А кто бы мне поверил?

Да ты не расстраивайся так, малыш Том. Она же тебя не бросала. А папка твой о тебе и вовсе не знал, а то может бы тоже не бросил. Не плохие они люди были. Просто беда с ними случилась. Вот как у мистера Фрампа — брат с женой погибли, и племянница, одна Мортиша осталась, да дядя Фестер. Беда она не выбирает к кому приходить.

Том сидел и тихо размазывал по щекам горячие слезы. Очень ему хотелось увидеть маму, пусть даже она змея теперь, но он боялся, что она его совсем не узнает.

— Пойдем, малыш Том, — пробасил снова Скендер, срывающимся голосом. — Она заждалась тебя наверное.

И он пошел, а следом за ними, чуть погодя пошли и мы с дядей Фестером. Я пошла, чтобы не оставлять Тома, а дядя Фестер, чтобы не оставлять наедине со змеей меня.

Змея лежала в большой, до самого потолка, железной клетке. В помещении царил полумрак и только один единственный фонарь освещал небольшую комнатку, бросая неровные блики на жестяное корыто, полное воды, стоявшее в углу клетки.

Между решетками, по диагонали, враспор, висела толстая ветка неизвестного дерева, отполированная до блеска змеиным телом. А на ветке возлежала здоровенная анаконда, с темно оливковой чешуей, покрытой редкими темными кругами.

— Ну здравствуй, Нагини, смотри, кого я к тебе привел, — поздоровался с рептилией Скендер.

Том не спешил подходить близко к решеткам, а стоял чуть поодаль.

Но вот, змея, кажется, заметила его и начала медленно переползать поближе, пока не перетекла вся, вплотную к разделявшим их стальным прутьям. Ее раздвоенный черный язык — трепетал теперь в нескольких дюймах от лица мальчика. Она смотрела на него своими черными глазами-бусинами и тихо что-то ему шипела.

И он, кажется, понимал ее. Потому что через минуту уже шипел что-то ей в ответ. А мы трое с трепетом наблюдали этот диалог, не до конца веря в то, что это происходит на самом деле.

(далее диалог на парселтанге)

— Ссскендер... друг... Не бойсся...

Я ззззнаю кто ты, детенышшш... Я помню, — шипела змея Тому.

— Мама, это дейссствительно ты?

— Дейссствительно. Просссти, сссын. Ты меня боишшшшссся?

— Ты очень большшшая.

— Зззмеи долго рассстут, вот и выросссла.

— Я ссскучал.

— Зззнаю, проссссти.

— Ссскажи Ссскендеру, что Ньют Сссаламандер может меня взззять.

— Ссскажу.

— А проклятие можжжно ссснять?

— Можжжно, но нужжжно найти того, кто его наложжжил, или их сссемью. Я исскала, но не нашшшшла, не усссспела.

— А ты найдешшшь, сссын.

— Найдешшшь и снимешшшь, когда подрассстешшь. Я буду жжжждать.

— А ты не умрешшь?

— Ззмеи долго жжживут.

-Я вернусссь. Обещщщаю.

— Ссстой... Ещщще, — Сспроссси у Томасса шшшкатулку и писссьмо. Пусссть тебе отдассст.

— Ссспрошу.

— Прощщай, ссын.

— Прощщай, мама.

(конец диалога)

Когда их разговор подошел к концу — Том уже не выглядел таким несчастным.

— Ну что, малыш Том, она тебя вспомнила? — встрепенулся Скендер.

— Вспомнила. И вас вспомнила. Сказала, что вы — друг. Просила напомнить про какую-то шкатулку и письмо.

— Ах, да, точно. Запамятовал. Отдам-отдам. Мне чужого не надо.

— Еще сказала, что Ньют Саламандер будет рад ее взять.

— Ну если я его найду, то конечно... А то ведь он путешествует по миру часто, — мужчина задумался.

— Она сказала, что я смогу снять проклятие, когда вырасту, — с гордостью сказал Том.

— Это же прекрасная новость, Том! — Скендер подхватил Реддла на руки и закружил в порыве нахлынувших чувств.

Обратно мы шли, погруженные в безмолвные размышления по поводу всего произошедшего.

— А мамины брат и отец знают, что с ней стало? — напоследок спросил Том у директора Цирка.

— Я пытался найти их, конечно, — честно ответил Скендер, — да только дом их, если эту лачугу можно назвать домом, — оказался пуст и заброшен.

Старик Марволо, может и почил к тому времени — старый он был уже, дряхлый, а что с братом ее беспутным стало — ума не приложу: Может уехал куда, может помер, а может и в Азкабан посадили.

Скверного нрава он был, вздорного, — так что не мудрено и нарваться с такими замашками. Он и Мэри обижал — потому она и сбежала из дому.

Вскоре мы покинули гостеприимного тезку Реддла.

Том теперь нес с собой небольшой сверток, где лежали конверт с письмом и шкатулка с неизвестным содержимым.

Мы втроем пообедали в небольшой забегаловке для туристов и ближе к отбою, утомленные, но счастливые — вернулись в Приют, а дядя Фестер пообещал, что еще навестит нас до конца каникул.

Примечания:

Кто отловит опечатки и выправит мне пунктуацию — тому большое человеческое Спасибо.

А комментарии — это вообще основной двигатель процесса. Кто их пишет регулярно — те молодцы. Для них и стараюсь, без перерыва на сон и обед.

Примечания:

Глава откровенно проходная, но необходимая. Когда будет следующая — пока не знаю.

Автора можно поздравить с прохождением теста ФБ на грамотность с результатом 80%

Утром, 31 декабря, — я презентовала Тому, на его восьмилетие, тот самый Дневник, и он тут же радостно его подписал, согласно дядиной инструкции: "Дневник Тома Реддла", но стоило ли ожидать иного? Думаю, теперь он найдет чем заполнить его страницы.

Вчерашний вечер, похоже, оставил неизгладимый след в его детской душе, а потому с самого утра Том был погружен в какие-то свои мысли, далекие от праздничного настроения. Он с отсутствующим видом созерцал снегопад, начавшийся еще с ночи. И я к нему не приставала.

— А я тебе совсем ничего не подарил вчера, — сокрушался Том, не отрывая взгляд от окна, уже после завтрака. — Ну это ничего, ты ведь не сильно расстроишься, если получишь свой подарок сегодня, правда? — он игриво подмигнул мне, но заметив мое любопытство, — тут же сделал вид, что ни о каком подарке и речи не было — интриган доморощенный!

— Правда, не расстроюсь. Если честно, то я и не ждала каких-то подарков от тебя, — призналась я, — Где бы ты их тут взял? Дядя Фестер и так устроил нам шикарное развлечение, так что лучше и быть не могло.

— Да, вечер был что надо! — согласился Том.

— А что было в шкатулке, если не секрет? — я решила прощупать почву, хотя и не особо рассчитывала на откровенность. Все же вопрос был очень личным.

— Да какие у меня от ТЕБЯ (он подчеркнул это голосом), после вчерашних откровений Скендера, могут быть секреты? — усмехнулся Реддл.

— Всякие, — предположила я, но тоже улыбнулась.

— Возможно, но, во всяком случае я так думаю, — ничего там такого нет, чтобы это имело смысл скрывать от тебя. Даже письмо — оно хоть и длинное, но без всякого личного... Я покажу тебе, если хочешь.

Сказав это он полез на свою койку, где под подушкой лежали его сокровища.

Письмо было толстым, в простом бумажном конверте: обычные сложенные пополам тетрадные листы в клетку, заполненные угловатым рваным мелким почерком.

— Это от мамы, — Том протянул мне листок, побуждая к чтению.

* * *

Дорогое мое дитя! К сожалению, я не знаю мальчик ты или девочка.

Я пишу это письмо незадолго до твоего рождения, потому что не уверена, что смогу рассказать тебе все это лично. Прости.

К этому письму будет приложена шкатулка с двумя предметами внутри: кольцом и медальоном.

Эти вещи принадлежали нашей семье с незапамятных времен, хотя некоторые чары на них появились существенно позже.

Когда-то наш род был процветающим, но эти времена давно прошли. Ни земель, ни богатств, ни иного ценного имущества у нас давно уже нет. (Можешь не искать — зря время потратишь)

Только то, что лежит в шкатулке, но да это всяко лучше, чем ничего!

Она открывается нажатием на выступ с правой боковой поверхности, думаю, что разберешься. Шкатулка без всяких чар, простой потайной замок. Я ее купила в антикварной лавке пару лет назад.

Теперь о кольце: оно золотое, а что за камень — не знаю, но он не драгоценный в привычном смысле слова. Нести его в ломбард — не имеет смысла, если даже эта мысль посетит тебя. Ценно не само кольцо, но его волшебные свойства.

Это кольцо, обычно, носили женщины нашей семьи. Так что если ты девочка — найдешь его полезным, а если мальчик — оно станет хорошим подарком для будущей жены.

По цвету камня в кольце — наши матери всегда знали — в порядке ли их дети: если он отливает зеленым — значит все хорошо, если красным — есть угроза жизни, фиолетовый — означает болезнь, синий — угроза миновала, золотистый — символизирует сильное чувство (любовь, ненависть, страх), а черный матовый — смерть.

Работает на любом расстоянии. Для активации нужно надеть кольцо и капнуть на камень каплю крови ребенка. Любая мать по достоинству оценит его свойства, находясь в разлуке с детьми. Если детей несколько — нужно назвать имя ребенка, чтобы увидеть все именно о нем. При желании кольцо можно сделать невидимым для окружающих. Увы, я сама воспользоваться им не смогла бы, по описанным ниже причинам.

Теперь о грустном. Около трех столетий назад мой предок, мужчина по имени Гиперион Гонт — путешествовал по Новому Свету, в поисках ценных новых знаний, редких книг и подходящей невесты.

Он был молод, холост и очень гордился своим высоким происхождением. И нашел он, как гласит семейное предание, в одном из поселений колонистов — молодую девушку.

Она не была ни богатой, ни благородной, но ее семья владела редкой для тех мест, и весьма обширной библиотекой, состоящей преимущественно из книг по магии, алхимии и целительству, заполучить которые мой предок решил обманом.

Он сосватал девушку и назначил дату свадьбы. Отец невесты, по доброте душевной, — впустил его в свой дом и допустил к редким книгам.

Но получив желаемое мой предок решил схитрить:

Подкупил он сына мясника из того же поселения, чтобы тот словом или действием публично опозорил невесту, дабы возник у него законный повод разорвать помолвку. Но младшая сестра невесты услышала случайно их разговор и все рассказала невесте Гипериона.

Девушка та была очень сильной прирожденной ведьмой и она, со зла, — прокляла жениха, и еще того парня, что согласился за деньги ее опозорить.

На гербе нашего, тогда еще славного и процветающего, рода Гонт красовалась серебристая змея на черном фоне. Потому что род наш был младшей ветвью рода Слизерин — весьма древнего и влиятельного, а тот в свою очередь восходил к Певереллам, но от них за минувшие столетия остались только легенды. И Вот как раз наш герб и навел бедняжку на мысль о змеях. А проклятие стало жениху наказанием за чрезмерную гордыню, за то, что так кичился он своим гербом и родословной.

С тех пор все женщины рода (как рожденные, так и принятые в род через брак) — ночью превращались в настоящих живых змей и только при свете солнца были людьми. Но к совершеннолетию — превращение становилось необратимым.

А если девушка вступала в брак совершеннолетней, то проклятие настигало ее после первой брачной ночи, сохраняя ее дневной человеческий облик только до рождения первенца.

Такая участь ждет и меня, едва ты родишься. Ибо по законам Магии — женщина, ставшая матерью, — становится совершеннолетней в тот же час, как родится ее дитя, сколько бы лет ей не было.

Первое превращение дочерей, рожденных внутри семьи — наступает в день первых регул и каждую последующую ночь, до совершеннолетия. Именно поэтому и предпочитали женщины нашего рода, как и я, вступать в браки и обзаводиться детьми как можно раньше. Многих девушек это сгубило, но во многом благодаря этому, — род выжил

Так что если ты родишься девочкой — прими свою участь и береги себя.

Храни свою тайну до брака, чтобы сохранить и продолжить наш род. А если не найдешь жениха — применяй любые средства, на свое усмотрение, чтобы зачать и родить ребенка до наступления 17-ти лет. Таков мой наказ.

Но если ты все же родишься мальчиком — то даже и тогда проклятие затронет твою жизнь. Ты сможешь понимать змеиный язык и говорить на нем. Однако, как и у женщин нашего рода — проклятие будет прогрессировать.

Начиная лет с 10-12 — язык змей будет даваться тебе все легче, а твой родной язык все сложнее. Да и внешность будет претерпевать метаморфозы, придавая сходство со змеями, хотя средство скрыть эти изменения есть. В 17 лет физические изменения прекратятся, но ты полностью утратишь навык человеческой речи, а после 30 лет — стремительно начнешь терять разум, как это случилось с братом моим — Морфином, и с нашим отцом. (матери у нас с братом — разные!)

Медальон, что в шкатулке — облегчит твою участь, если ты мальчик. Надев его на шею — ты сможешь говорить на языке змей, но все вокруг будут слышать обычную речь, какая была бы у тебя без проклятия, и внешность будут видеть ту, что была до начала изменений, вызванных проклятием. Также он немного замедляет прогрессирующее безумие, хоть и не избавляет от него полностью. По желанию, медальон, как и кольцо, — можно скрыть от чужих глаз, капнув на него каплю своей крови. (При снятии снова становится видимым).

Проклятие это называется Маледиктус и передается от предка к потомку, по обеим линиям — мужской и женской.

Отец мой был близок к тому, чтобы снять проклятие с нашего рода. Он нашел упоминание о нем в старых книгах, но безумие настигло его прежде, чем он успел это сделать.

Снять его может только ведьма из той же семьи, к которой принадлежала та, что прокляла нас.

Я искала информацию о путешествиях Гипериона Гонта, где могла, но не смогла найти ничего о нем, кроме того, что родился он в 1619 году, а в путешествие отправился по морю, в 1650-м. Может быть это облегчит твои поиски.

Прошу не ищи меня, не трать на это драгоценное время. Найди ту семью, проси их снять проклятие на любых условиях, иначе род наш сгинет бесславно и безвозвратно.

Что касается твоего отца. То он был магом, но семьи своей не знал, а жил с тем именем, что дала ему, почившая к моменту нашей с ним встречи, приемная мать — Мэри Лу Бербоун, назвавшая его — Криденсом.

Его искать может быть опасно для твоей жизни, поскольку он польстился на заманчивые речи темного мага — Геллерта Гриндевальда, попал под его дурное влияние, и теперь до конца дней своих будет прозябать в кабале и безволии по собственной глупости.

Я пыталась остановить его всеми силами, но он не послушал меня. Ты за него теперь не в ответе. Он сам выбрал такую судьбу. О твоем существовании он, скорее всего не знает, потому что все письма на его имя — возвращались назад.

Не кичись гербом, не иди на поводу у льстивых и лживых людей. Слушай свое сердце и живи, по возможности, счастливо, не смотря ни на что.

С надеждой и любовью, твоя мама.

Меропа Гвендолин Гонт

31 октября 1926 г.

* * *

На этом письмо оканчивалось.

— С такими предками, как твои, — врагов не надо! — подытожила я, а Том, наконец, выдохнул. Все время, что я читала — он напряженно ждал моей реакции. — А письмо лучше спрячь понадежнее.

— Было бы куда — уже бы спрятал, — ответил он с грустью.

— А ты перепиши его целиком в свой новый ежедневник, тогда прочесть его сможешь только ты.

— Отличная мысль! А оригинал куда? — Том кинулся к Дневнику.

— Дай подумать. — Давай ты его запечатаешь в конверт, а я спрошу у дяди Фестера, когда он придет, — куда его лучше спрятать, чтобы не потерять, и чтоб никто не нашел.

— Годится. — А теперь, — Том выдержал торжественную паузу, — Твой подарок! — с этими словами, он протянул мне ту самую шкатулку, где лежали вышеупомянутые в письме предметы.

Теперь шкатулка была пуста, но от этого ничуть не стала менее ценной:

Темное дерево, тонкая резьба, изящная бронзовая отделка по уголкам и потайной замок, — она была просто великолепной.

— Ты уверен? Это же вещь твоей мамы, — смутилась я.

— Абсолютно. Если бы ты не рассказала своему дяде обо мне, то он бы не позвал меня в Цирк, и я никогда бы ничего не узнал, и ничего не получил. Так что все по-честному, — я улыбнулась.

— Спасибо, Том! Она просто замечательная! — я порылась в своих вещах и достала набор заколок — подарок от дяди, складывая их в шкатулку. Теперь, когда они удобно расположились внутри, — я больше не боялась их случайно сломать.

— А где же ты будешь хранить кольцо и медальон, если у тебя не будет шкатулки? — внезапно осенило меня.

— В самом надежном месте, конечно же, — ответил Реддл.

— Это в каком? — удивилась я.

— Прямо на мне! — воскликнул он.

— А если кто-то увидит?

— Но ты же их не видишь, так? — Том оттянул воротник, а потом повертел руками у меня перед носом. Ни на шее, ни на руках — ничего не было.

— Похоже, что так. — подтвердила я, — А они точно там есть, или ты меня разыграл?

— Обижаешь, — возмутился он, — Стал бы я шутить с этим! — он зажмурился, а в следующий миг на пальце его правой руки уже красовалось знакомое мне кольцо.

И медальон на его шее — тоже был, тот самый, хотя, учитывая его свойства, Том Реддл вряд ли сможет добровольно расстаться с ним во взрослом возрасте, даже на время.

Так же, по желанию, Том скрыл эти вещи от посторонних глаз, что было очень кстати.

Переписывание письма матери — заняло у Тома почти все время до позднего вечера. А у Дневника проявились, неизвестные мне до этого, дополнительные свойства — он мог исправлять ошибки и удалять случайные кляксы, что было очень полезно, учитывая объем текста и посредственные навыки чистописания первоклашки.

В последний Рождественский выходной мы с дядей Фестером навестили могилы моих родителей и сестры. Я была благодарна ему за это.

Письмо матери Тома, запечатанное в конверт, с посредничеством дяди, было передано в Гринготтс, в специальную ячейку для документов.

Она оплачивалась дважды — при открытии и при закрытии, а вот абонентской платы не требовала. Да и стоимость открытия была сравнительно небольшой. А ключ от ячейки — я передала Тому, — он спрятал его в медальон, который теперь никогда не снимал.

Мы даже проверили — смогу ли я достать ключ, если медальон с его шеи снят, но он, ожидаемо, мне не открылся.

С завтрашнего утра нам предстояло продолжить учебу, но окончание каникул совсем не огорчало меня — они прошли с пользой как для меня, так и для моего Побратима.

В своих мыслях я давно называла его младшим братом, надеясь, что однажды и он сможет назвать меня своей сестрой.

Примечания:

Кто разгадал личность девушки, проклявшей Гонта, — очень прошу не спойлерить в комментариях. Хотя я их очень люблю. Спасибо за вашу активность.

Примечания:

Глава короткая, но валить все в одну кучу как-то не хотелось.

Дальнейшая наша жизнь, после памятного Рождества 1933 года, — потекла относительно ровно.

Миссис Ловетт в школу больше не вернулась, а мисс Бишоп, хоть и обладала мягким нравом, но безобразия в своем классе могла прекратить одним только взглядом.

Вскоре все наши одноклассники привыкли к нашему присутствию и перестали как либо выделять нас из общего коллектива.

Том, как и ожидалось, — грыз гранит науки столь упорно, что вскоре стал безусловным лидером по успеваемости в нашей параллели.

Но вряд ли нашелся бы хоть один смельчак, посмевший, в лицо или за глаза, назвать его зубрилой.

Тумаки Том Реддл выдавал бесплатно и с великой щедростью, за что частенько получал дисциплинарные взыскания. Но к их действию у Реддла был явный иммунитет.

Что касается меня — я звезд с неба не хватала, да и амбиций для того, чтобы стремиться к лидерству — у меня не было.

Я старательно обходила конфликтные ситуации, если это было возможно, но и не пасовала, когда дело доходило до драки. Взыскания бывали, но не часто. И в целом наши школьные будни быстро стали рутиной, не стоящей упоминания.

Весной 1934-го дядя Фестер, вместе с цирком мистера Скендера — отправился в США, где они совместными усилиями передали Нагини с рук на руки непосредственно Ньюту Саламандеру, а тот, пользуясь обширными связями, — даже раздобыл где-то индуса-змееуста, чтобы наладить контакт с новой подопечной.

Об этом дядя сообщил в письме. Миссис Коул достаточно спокойно приняла тот факт, что мне приходят письма на ее имя с пометкой "для мисс Фрамп". О том, что часть содержимого этих писем предназначалась мистеру Реддлу — ей знать было не обязательно.

Ньют Саламандер, как ответственный человек, — считал своим долгом докладывать Тому о состоянии его родственницы. Также магозоолог пообещал сделать все возможное, чтобы разыскать информацию о семейном проклятии Гонтов.

Каким волшебным образом письма с континента доходили до нас так быстро, всего за неделю, — я не интересовалась, поскольку ответить на них не могла бы при всем желании. Но теперь мы хотя бы были в курсе происходящего.

Лето того же года я и Том, не без содействия Ларча, — снова провели на Ферме у Соммервиллей, с пользой для обеих сторон.

А осенью нас в школе ждал сюрприз в виде нового учителя физкультуры — Финна Джанингса, привнесшего в нашу школьную жизнь гораздо больше разнообразия.

И главным нововведением стал пинг-понг.

Наша школа не могла похвастаться хорошей пришкольной площадкой, бассейном или спортзалом.

Вернее зал, конечно, был, но небольшой. Он совсем не подходил ни для волейбола, ни для баскетбола, но для пинг-понга подходил идеально.

Все лето пока дети были на каникулах, мистер Джанингс — упорно трудился над изготовлением подходящего для игры стола. Добывал ракетки и убеждал дирекцию школы в необходимости всего этого священнодейства.

А в сентябре, с началом учебы, нас познакомили разом и с мистером Джанингсом, и с пинг-понгом, чтобы в дальнейшем эти два образа прочно срослись в нашем незамутненном коллективном сознании в одну единую персоналию, по имени: Финн-Понг.

Финн Джанингс был уже не молод, совсем невысок, лысоват, улыбчив, и фигура его стремилась к форме шара. Но не смотря на свою полноту, Финн-Понг мог загонять до седьмого пота всю параллель, при этом не сбавляя обороты ни на минуту. Он не курил, поэтому даже призрачной надежды на перерыв в тренировках — не было. Да и сам он скакал по залу, словно мячик, с неожиданной прытью.

Но в своей страсти к пинг-понгу мистер Джанингс был столь заразителен, что через месяц в настольный теннис играли все, кому хватало ракеток и времени на игру.

К Пасхе 1935 года — он набрал команды для участия в школьных соревнованиях. И мы с Томом тоже участвовали.

Может благодаря магии, а может из чистого упрямства, но Том Реддл, при моем содействии, взял первый школьный кубок по пинг-понгу в том же году.

Это было и хорошо и плохо. С одной стороны, Флинн-понг с утроенным энтузиазмом взялся делать из нас чемпионов, а для этого вознамерился вывести нас на уровень городских соревнований среди юниоров в качестве смешанной команды.

Но это автоматически означало и то, что отъезд на все лето к Старому Джо — был под большим вопросом.

Неутомимый физрук взялся за нас бульдожьей хваткой, и летом 1935 — мы не поехали на Ферму, а тренировались, как проклятые, чтобы в конце августа занять почетное 3 место на городском первенстве.

Миссис Коул была очень горда Томом, а мистер Джанингс ворчал, что мы могли бы взять и первое место, если бы проявили волю к победе.

В 1936-м дядя Фестер снова вернулся в Англию, но только потому, что влип в Америке в какую-то неприятную историю с ограблением и, таким нехитрым способом, — бежал от правосудия.

Но вернулся он не просто так, а при деньгах и теперь искал способы — как бы приобрести недвижимость так, чтобы не пришлось объяснять откуда у него взялась нужная сумма.

В том же 1936-м году мы взяли первое место в городском первенстве по Пинг-понгу. Джанингс прыгал до потолка, но сбавлять обороты не собирался.

Дядя Фестер умудрился жениться на некой миссис Смит, у которой до этого снимал комнату, и... успел овдоветь в тот же год.

Но тут уж без всякого криминала — его избранница была очень пожилой ведьмой, кажется, она сама уже не помнила сколько ей лет.

Зато дядя обзавелся недвижимостью и небольшим магазинчиком антиквариата в Лютном.

Миссис Смит — была страстной коллекционеркой антиквариата, в особенности ювелирных изделий и артефактов.

Правда дядя Фестер не особо разбирался в коммерции и поручил все что связано с магазином — наемному работнику.

Бухгалтерией занимались гоблины Гринготтса, а Мистер Фрамп, как теперь называли дядю, — имел стабильный процент от любых сделок. Магазин работал по принципу ломбарда и недостатка в товаре никогда не испытывал.

Название он решил оставить прежним — "Горбин и Берк", чтоб не отпугивать консервативных английских клиентов.

Но самым удивительным была вовсе не женитьба дяди Фестера, а то, что узнав о нашей грандиозной победе на соревнованиях по Пинг-понгу, дядя Фестер превзошел сам себя и торжественно вручил нам в качестве подарка — чашу Хельги Хаффлпафф.

Мы с Томом, конечно подарок оценили, но, посоветовавшись, — коллективно решили хранить его в Гринготтс, а то мало ли что с ним в приюте может случиться.

Сам сосуд, к моему удивлению, был не золотым, он был бронзовым с позолотой, которая, впрочем местами уже стерлась.

Дядя Фестер, похоже, плохо себе представлял историческую ценность данного изделия, а мы совершенно не понимали где, как и для чего могли бы его применять.

Инструкция к нему не прилагалась, а экспериментировать с потенциально волшебным кубком — мы побаивались. В общем он был так же бесполезен, как любой наградной кубок, призванный только тешить эго и накапливать пыль на своей поверхности.

Год 1937-й прошел как-то без особых приключений.

Если не считать того что Вудс и Паркер влипли в какую-то криминальную историю с карманной кражей, по случаю чего к нам в приют зачастила полиция. Но итог всей этой эпопеи был совершенно неожиданный: Саманта Бакстер умудрилась выйти замуж за следователя, который занимался этим делом, и вскоре покинула приютские стены.

Ее место временно заняла группа из трех старшеклассниц, подменявших друг друга по необходимости.

Покинули приют и Джозеф Паркер с Майком Вудсом — они отправились прямиком в школу Св. Брутуса. Хорошо еще, что не в Бетлем.

30 и 31 декабря 1937 года нам с Томом стукнуло по 11 лет. Обратный отсчет до Хогвартса — пошел.

Примечания:

Хогвартс уже близко.

Примечания:

Спасибо всем, кто читает, пишет комментарии и ждет продолжения.

Кто празднует католическое Рождество — с Праздником!

Профессор трансфигурации и заместитель директора школы чародейства и волшебства Хогвартс — Альбус Дамблдор — любил свою работу.

Ему нравилось преподавать, нравилось видеть успехи своих учеников, но еще больше ему нравился сам Хогвартс: воплощенная в камне магия, окруженная оазисом нетронутой природы.

Альбус Дамблдор ответственно относился к любой работе, порученной ему, а потому тщательно изучал всю информацию по детям, которых следует оповестить о зачислении в школу лично.

Именно поэтому он сейчас перепроверял все данные полученные в начале лета из Министерства Магии, сверяя их с Книгой Душ Хогвартса.

Много разных странностей видел за свои 67 лет Альбус Дамблдор, но то, что предстояло сделать ему этим летом — выходило за рамки его привычного опыта.

Дети-волшебники, выросшие в маггловском приюте сами по себе были огромной редкостью. И чаще всего это были единичные случаи. Но чтобы в одном приюте росли сразу два таких ребенка, да еще и жили в одной комнате, при этом не являясь родственниками, — такого профессор Дамблдор припомнить не смог.

Он дважды перепроверил адрес, но никакой ошибки не нашел. В документах из Министерства четко значилось:

Томас Реддл — 31.12.1926, Приют Вула, с рождения.

Происхождение — неизвестно.

Живые родственники — неизвестно.

Мортисия Фрамп -30.12.26, Приют Вула, с февраля 1933.

Происхождение — чистокровная.

Живые родственники — есть. Местонахождение — Лондон, Англия.

Однако, Книга Душ давала несколько иную информацию по мистеру Реддлу: Происхождение — чистокровный, бастард...

(А уж в этом вопросе Салазару Слизерину доверять было можно).

Мортисия Фрамп — чистокровная, рождена в браке.

"Как хорошо, что Хогвартс не обязан делиться этой информацией с Министерством" — подумал Дамблдор, закрывая Книгу.

Обилие полукровных бастардов, которые официально считались магглорожденными — не было чем-то уникальным или удивительным для магического мира.

Но чистокровный бастард не имевший живых родственников — вызывал сразу много вопросов.

Поразмыслив и так и эдак, Альбус Дамблдор решил, что разведает обстановку прямо на месте, а потом будет действовать по обстоятельствам.

Приют находился в промзоне города, в Ист-Энде, неподалеку от чесальной мануфактуры и доков. Поэтому профессор Дамблдор решил, что скромный серый костюм, шляпа и плащ, — вполне сгодятся для визита в этот район, в подобное учреждение.

Он не хотел привлекать к себе ненужного внимания, и вызывать лишние подозрения. В подобных местах полицейские — особенно бдительны к незнакомцам.

Вспомнив свою бурную юность и свой ужасающе кричащий стиль в те годы, Альбус усмехнулся в аккуратно подстриженную бороду, поправил очки, подхватил небольшой кожаный портфель, какие носили многие госслужащие, и, уведомив директора Диппета — отбыл по указанному адресу.

Приют Вула встретил Альбуса Дамблдора не слишком приветливо:

Директриса заведения, отчитывавшая кухарку за какой-то проступок, — явно была раздражена и не склонна к обстоятельной беседе. Потому, когда миссис Коул спросила, — не по поручению ли он мистера Фрампа? — Дамблдор ответил утвердительно, хотя это и было ложью. Однако, в жилую часть Приюта его пропускать не торопились.

— Ребята еще в школе, — пояснила миссис Коул.

— В школе? — удивился Дамблдор, — Летом?

— Ах, ну да, вы же не знаете, — смягчилась директриса, — у них соревнования в августе.

Городское первенство по пинг-понгу. Вот мистер Джанингс их и тренирует дополнительно, даже в каникулы, — миссис Коул продемонстрировала представительному джентльмену пару кубков за прошлые соревнования.

— Очень способные ребята! — сказала она, — А вы, собственно по какому поводу хотите с ними встретиться?

— Я представитель средней школы для одаренных детей. Ежегодно благотворительный фонд Британской Короны — оплачивает несколько мест в нашем учреждении для сирот и одаренных детей, чьи семьи не могут себе этого позволить, — в своей речи Дамблдор строго следовал инструкциям из Министерства: Эту легенду он знал наизусть и пересказывал ее уже очень много раз в похожих обстоятельствах.

— О, как это прекрасно! — расчувствовалась миссис Коул, — эти дети действительно заслуживают хорошего образования, которое наш Приют, по понятным причинам, обеспечить им не может.

— Да. Прекрасно, — согласился профессор, — однако, где же я могу найти мистера Реддла и мисс Фрамп?

— Школа Клариссы Блюм, в квартале отсюда, а там спросите как найти мистера Джанингса.

— Благодарю, миссис Коул, до встречи.

— До встречи, мистер?

— Бамблби, Артур Бамблби.

— Всего доброго мистер Бамблби.

Найти указанную директрисой Приюта школу — оказалось не сложно.

А вот найти в ней мистера Джанингса было несколько сложнее. Коридоры и классы школы — в конце июля ожидаемо пустовали.

Направившись в сторону единственного источника шума на этаже, Альбус Дамблдор — вышел к небольшому залу с зарешеченными мелкой сеткой окнами.

Зал был заполнен детьми разных лет, толпящимися вдоль стен. В центре стоял широкий стол, выкрашенный зеленой краской, с натянутой посередине сеткой.

А с двух сторон от него, друг напротив друга, с завидной скоростью бегали дети — девочка и мальчик, перебрасывая туда-сюда, с помощью небольших круглых дощечек — мяч, размером не больше снитча.

Все происходило так быстро, что уследить за мячом было достаточно сложно даже такому искушенному зрителю, как Альбус.

Присутствующие были так поглощены процессом, что не сразу заметили как он вошел. Сам Дамблдор впервые наблюдал за этой игрой вблизи, хотя кое-что уже слышал о ней.

Прежде ему случалось видеть только традиционный теннис, но настольный его вариант оказался куда динамичнее. "Как раз то, что нужно для неугомонных подростков." — подумал он.

Мальчик, находившийся спиной к нему — выдавал поразительную скорость реакции, но при этом лаконичность и текучую плавность движений.

Девочка напротив — не отставала от него, но держала темп с трудом, на чистом упрямстве.

Наконец, она заметила его и пропустила мяч.

— Реддл, Фрамп — на сегодня свободны! — зычно гаркнул полноватый лысеющий мужчина, стоявший чуть поодаль.

— Вы ко мне, сэр? — обратился он к Дамблдору.

— Я от миссис Коул, — слукавил Дамблдор, — мне нужны эти двое ребят.

— Надеюсь они ничего не натворили? — насупившись, поинтересовался тренер.

— Вовсе нет, мистер Джанингс, просто административные вопросы.

— Всего доброго, ребята! — махнул им Джанингс, — завтра жду вас в то же время.

Когда дети, подхватив сумки и набросив потрепанные курточки, — вышли в коридор, Альбус уже морально готовился к тому, что ему сейчас придется долго и упорно объяснять — кто он такой и зачем пожаловал, однако, все пошло не по его плану.

— Вы принесли письма о зачислении, сэр? — спросила его худенькая бледная черноволосая девочка с большими голубыми глазами. В ее голосе не было ни удивления, ни восторга, — только констатация факта.

— Если вы мисс Фрамп, а этот молодой человек — мистер Реддл, то да, у меня есть письма для вас обоих. Мое имя Альбус Дамблдор — Том Реддл до этого только молча изучавший взглядом стоявшего перед ним мужчину, — оживился:

— Да, это мы. Вы же из той самой школы? — со значением спросил он.

— Из той самой, — подтвердил Дамблдор, удивляясь осведомленности детей, — но нам еще следует все обсудить подробно, прежде чем я вам их отдам.

— Мы можем обсудить это в Приюте, только миссис Коул никого не пускает в наши комнаты, вы ведь сможете пройти так, чтобы она вас не заметила? — спросила Мортиша.

— А вам за это не попадет? — усмехнулся Дамблдор.

— Если вы сможете потом так же незаметно выйти, то не попадет — отрезал Реддл. — Идемте уже, а то тут ушей слишком много. И они поспешили выйти из школы.

Альбус набросил на себя легкие отвлекающие чары, чтобы точно не вызвать никаких подозрений у случайных прохожих и других детей. Дождь, моросивший с утра, уже закончился, но погода все еще была пасмурной, так что его длинный плащ был весьма кстати.

Путь, которым дети вели Дамблдора несколько отличался от того, которым шел до школы он сам, да и в Приют они вошли не с центрального входа, а минуя служебные помещения, со стороны двора.

Наличие отдельной комнаты на двоих несколько удивило Альбуса, заметившего по пути несколько общих игровых и спален, не предполагавших никакого уединения.

Когда двери комнаты надежно скрыли всех троих от посторонних глаз и ушей (о чем Дамблдор позаботился отдельно) — разговор с ребятами пошел более конструктивный.

— Вы из Хогвартса? — уточнила Мортиша, севшая напротив Альбуса, но поближе к Тому.

— Вам уже известно что-то о Хогвартсе? — вопросом на вопрос ответил Дамблдор.

— Известно, — подтвердила девочка, но не много:

Это местная школа магии, в ней четыре факультета. Обучение длится семь лет. Школа находится в замке, в Шотландии. Туда идет поезд с вокзала Кингс-кросс, — это то, что смог мне рассказать дядя и то, что я слышала от родителей... — Мортиша замолчала, не желая продолжать тему семьи.

— Вы знаете достаточно много, — похвалил их профессор, однако, есть некоторые нюансы.

Поскольку вы, мистер Реддл официально являетесь сиротой и не имеете живых родственников, или опекунов, то на время обучения вашим опекуном будет считаться директор школы.

Совет попечителей готов оплатить вам только базовый комплект для обучения: одежду, учебники и прочее, по приложенному списку. И предоставить вам некоторую сумму в долг на оплату обучения, но ее нужно будет потом вернуть.

Стоимость обучения в Хогвартсе составляет 1000 галлеонов в год. Сколько это сейчас в фунтах — точно не знаю, наверно от 3 до 5 тыс.

Министерство Магии предоставляет возможность обучаться каждому магу с 1 по 5 курс, с условием возврата задолженности за обучение в течение 10 лет после окончания 5 курса. 6 и 7 курсы не являются обязательными и оплачиваются отдельно каждым желающим продолжить обучение, сразу после сдачи экзаменов С.О.В.

Ежегодно лучшие ученики курса, не имевшие дисциплинарных взысканий, получают возможность списания долга за минувший учебный год. Студенты, признанные лучшими учениками по итогам 5 курса — могут получить дополнительный грант от совета попечителей на оплату 6 и 7 курсов, но этот вопрос решается индивидуально.

— Это значит, что если я буду хорошо учиться, то смогу учиться почти бесплатно? — решил уточнить Том, явно сбитый с толку обилием новой информации.

— Не просто хорошо учиться, Том, а отлично учиться и не попадаться на всяких шалостях.

— А если мы не сможем вернуть долг за обучение? — снова спросил Том.

— Тогда вам придется отработать долг на той вакансии, которую вам предоставит Министерство Магии. — Альбус благоразумно умолчал о том, что это обычно бывают за вакансии и где именно находится рабочее место таких должников Хогвартса. Рассказывать про Азкабан у него не было ни сил, ни желания, да и пугать детей раньше времени ему не хотелось.

Но вам особо не о чем волноваться — почти все успешно справились с этим, к тому же вы можете гасить долг и во время обучения — помогая нашим педагогам в теплицах или в лаборатории. Но об этом следует сначала поговорить с директором Диппетом.

Теперь поговорим о вас, мисс Фрамп, — переключился Дамблдор, пристально глядя на девочку из-под очков:

Ваша ситуация несколько отличается, поскольку, по данным Министерства Магии — у вас есть родной дядя, — некто Фестер Фрамп, — который находится на территории Объединенного Королевства.

Я написал ему письмо, где уведомил о вашем зачислении. Если он своевременно ответит на него и согласится оплатить ваше обучение, а также все покупки к школе, то вы поступите в Хогвартс на общих основаниях.

Если же ответа не будет, либо он официально откажется от опеки над вами, тогда вам будут предложены аналогичные условия, что и мистеру Реддлу.

Альбус раскрыл свой портфель и вручил детям долгожданные письма.

Какое-то время они сосредоточенно их изучали, и даже сравнивали на предмет возможных отличий.

— Здесь очень большой список, — начал Реддл, — когда и где мы все это успеем купить? — начал было Том, но Альбус жестом прервал его.

— Большая часть стандартного набора будет приобретена советом попечителей и будет ожидать вас в школе. Непосредственно с вами, мистер Реддл мы завтра утром приобретем только волшебную палочку, одежду и обувь. Но все эти покупки так же будут сразу отправлены в школу.

Вам останется только собрать свои вещи здесь и дождаться сопровождающего учителя утром 1 сентября. Билеты на поезд будут у него. И не забудьте ваши письма.

Надеюсь, мисс Фрамп, — ваш дядя поторопится с покупками и внесением оплаты за ваше обучение.

— Я тоже на это надеюсь, — грустно отозвалась девочка, опустив голову.

— А на каникулы мы будем возвращаться сюда или сможем остаться в школе, — не унимался Реддл, явно не чувствовавший и толики доверия к бородатому профессору.

— Увы, но устав школы запрещает ученикам без отдельного распоряжения директора, письменного разрешения родителей или опекунов — оставаться в школе во внеучебное время. Исключение — только старшеклассники, находящиеся в личном ученичестве у Мастера.

— Значит завтра утром Том идет за покупками с вами, — спросила Мортиша.

— Да, я предупрежу миссис Коул и постараюсь вернуть его к обеду.

А вам, мисс Фрамп, — придется ждать ответа от вашего дяди. Если он ответит отрицательно, либо не ответит вовсе, то я вернусь в конце августа и мы решим вашу проблему отдельно.

Не волнуйтесь, — мы непременно успеем все купить и без образования вы не останетесь, — улыбнулся Альбус и попытался погладить девочку по голове, но та ловко увернулась от подобной фамильярности.

— Хорошо, я буду ждать, — ответила Мортиша.

На этом Альбусу пришлось завершить свой визит. Он и так непомерно задержался с учетом поиска школы.

К утру следующего дня Том Реддл уже сгорал от нетерпения. И к моменту прибытия Альбуса — ждал его внизу, будто бы случайно прогуливаясь у крыльца.

Уведомив директрису Приюта о временном отсутствии мистера Реддла, Альбус подхватил его за руку и, отойдя в наименее заметное из окон место — трансгрессировал.

Путешествие подобным способом Тому не понравилось, но он промолчал и не задавал дополнительных вопросов, когда внезапно очутился, вместе с Дамблдором, сразу на заднем дворе Дырявого Котла, едва не столкнувшись с мусорным баком.

До начала учебы оставался еще месяц с небольшим и посетителей на Косой Аллее было не слишком много. Улица выглядела необычно, старомодно, но вполне буднично, если не брать во внимание странные товары, выставленные в пыльных витринах. Да и погода не слишком располагала к долгим прогулкам — опять зарядил мелкий дождь.

Тем не менее, волшебный квартал произвел на Реддла неизгладимое впечатление, но мальчик был достаточно скуп на эмоции, поскольку не привык бурно их проявлять, так что проблем профессору этим не создавал.

Визит в магазин Малкина — "Мантии на все случаи жизни", — прошел не слишком позитивно:

Дамблдор посетовал, что не сможет приобрести для будущего первокурсника ничего сверх списка, но мальчик, кажется, не слишком огорчился.

Молодой мистер Олливандер встретил их достаточно приветливо, чинно поприветствовав профессора.

Он был намного моложе Альбуса, совсем недавно принял на себя управление магазином волшебных палочек, и еще иногда терялся в изобилии товара, лежавшего на полках от пола до потолка, но дело свое он знал.

Палочка для юного волшебника нашлась достаточно быстро.

Том Реддл стал обладателем палочки из выбеленного тиса с пером феникса, но удивительнее всего был тот факт, что у этой палочки, по словам мистера Олливандера, — была палочка-близнец, из остролиста, содержавшая перо того же самого феникса, а фениксы — птицы гордые, — они крайне редко отдают Мастеру больше одного пера.

Мастер предположил, что именно эта пара волшебных палочек, скорее всего, никогда не сможет в полную силу обратиться против своей сестры.

— Я кажется знаю, кому достанется эта вторая палочка, которая из остролиста, — уверенно заявил Том.

— И кому же, позвольте узнать? — удивился Олливандер.

— Моей сестре, Мортише Фрамп, — ответил мальчик, глядя прямо в полупрозрачные глаза мистера Олливандера. Тот, кажется, совсем не удивился такому простому выводу ребенка.

А вот Альбуса такая формулировка удивила.

Он все это время думал, что эти дети не более чем друзья, но то, что они сами открыто называли себя братом и сестрой — было необычно.

Это навевало ему совсем невеселые воспоминания, как он, Альбус, будучи еще совсем юным и наивным, — также называл своим братом Геллерта Гриндевальда, и что Магия приняла эти искренние слова за Клятву.

И теперь Альбус Дамблдор ни при каких обстоятельствах не смог бы сразиться против своего Побратима, пусть даже тот стал виновником смерти его милой сестры — Арианы.

Это и огорчало Альбуса и успокаивало его. Ведь сражаться хоть и с бывшим, но лучшим другом и братом — намного труднее, чем с самым заклятым врагом.

— Что ж, если это и вправду случится, то подобный выбор палочек уже не покажется мне таким необычным, — улыбнулся Олливандер. — Ведь это палочка выбирает волшебника, а не наоборот. Буду ждать, когда мисс Фрамп придет за своей палочкой, за этой или за какой-то другой.

— Очень скоро придет, — с нажимом ответил Реддл, и дождавшись, когда сопровождавший его профессор расплатится за покупку, — попрощался с Олливандером.

Альбус Дамблдор вернул мальчика в Приют, как и обещал, к обеду, но с пустыми руками. Все покупки были в тот же день доставлены в Хогвартс, включая волшебную палочку.

"Мало ли что взбредет в голову ребенку?" — думал Альбус. И в этом он был, конечно же, прав.

Мортиша вся извелась, ожидая возвращения Тома Реддла. Много разных мыслей крутилось в ее голове со вчерашнего дня.

Конечно, она была уверена, что дядя Фестер непременно поможет ей собраться к школе, но неопределенность и ожидание его ответа все же заставляли девочку нервничать. Да и Дамблдору она отчего-то не доверяла.

Примечания:

Главу переписывала дважды, чтобы фанфик соответствовал заявке. Скатиться в Мэри-Сью и непобедимую имбу — не хотелось бы.

Может из-за этого будет немного затянуто, но постараюсь сохранить динамику повествования. У меня сложности с возможными сокурсниками Реддла, потому что о том поколении в каноне совсем мало. Кто хоть там был-то? Подскажите, кто знает.

Примечания:

Подробно описывать все покупки во всех магазинах — я посчитала излишним. Кто найдет ошибки — стучитесь в ПБ. Продолжение постараюсь выложить уже скоро.

Грандиозный разнос, который устроил нам Флинн-понг за то, что мы не явились на тренировку в условленное время — привел к тому, что Реддл наотрез отказался участвовать в городских соревнованиях этим летом.

Через неделю Джанингс, конечно же смог убедить Тома в необходимости участия, ибо: "Не зря же вы все лето занимались?!"

Это и было решающим фактором.

Писем от дяди Фестера, как и его самого — все не было. Дни складывались в недели, август перевалил за середину, а я от переполнявших меня эмоций чуть ли не по потолку бегала, но ничего поделать не могла.

Том тоже нервничал, но ему удавалось сохранять видимость спокойствия.

Дамблдор, что характерно, тоже не появлялся, что по словам Тома, определенно значило, что отказа от опеки со стороны дяди они пока не получили.

Но в том, что дядя Фестер от меня не откажется — я и так была уверена почти на сто процентов.

Другое дело, что он периодически влипал в неприятности — прямо талант у него был, с рождения.

И вот больше всего я боялась, что очередные неприятности — могут помешать ему выполнить взятые на себя обязательства в срок.

Что делать в таком случае — я понятия не имела.

Ближе к городскому турниру по пинг-понгу мои нервы уже гудели как провода на ветру, и вспыхивала я от малейшей искры.

На самом соревновании я так усиленно выискивала взглядом дядю среди зрителей, что пропустила несколько подач и мы с треском продули, не попав даже в первую тройку, а скромно приютившись на пятом месте.

Джанингс был вне себя и мы, без особого его сопротивления — официально покинули сборную школы, уступив более перспективным, по мнению тренера, ребятам.

Дядя Фестер появился только 29 августа, без писем и предупреждений.

Умилостив миссис Коул коробкой каких-то сладостей, он просто ввалился в нашу с Томом комнату и сграбастал меня в крепкие объятия. А я банально разрыдалась от облегчения, — слишком велико было мое эмоциональное напряжение в последние несколько дней.

— Ну что, Тишка-плутишка, — улыбнулся дядя, — Заставила ты старика побегать. Оформить опеку такому как я — сквибу, — это дело совсем не простое, знаешь ли... — он вздохнул и привычным движением, заправил мне прядку волос за ухо.

От этой, такой знакомой с детства ласки, — я мгновенно растаяла. Я не могла на него злиться, и даже обижаться дольше пары минут.

Том смотрел на нас со своего верхнего яруса, с легкой завистью, но усиленно делал вид, что читает.

Но его показное равнодушие мгновенно испарилось, стоило дяде Фестеру достать из кармана конверт с вестями от мистера Саламандера.

Том погрузился в действительно интересное ему чтение, а дядя Фестер вкратце пересказал мне свои приключения.

Письмо от дирекции Хогвартса он получил еще в июле, как и говорил Дамблдор.

В письме ему предлагалось оплатить образование подопечной родственницы, либо отказаться от опеки над ней в пользу администрации школы.

Третьего варианта было не дано, но беда была в том, что он, Фестер, не являлся официальным опекуном своей племянницы, о чем ему и сообщили в Министерстве Магии, выкатив какой-то пункт закона о попечении над юными волшебниками.

Гринготтс отказался принимать у него оплату ссылаясь именно на этот закон, согласно которому, — внести оплату за сироту может только законный представитель, т. е. опекун. А просто родственник или друг семьи сделать этого не может.

И это правило, якобы, — должно защищать сирот от долговой и юридической зависимости в пользу заинтересованных лиц. Проще говоря от долговой кабалы.

Выслушав все это от чиновников, дядя Фестер начал собирать бумаги чтобы оформить опеку по закону. Но тут тоже возникли неожиданные препятствия:

Сквиб мог быть опекуном волшебника или ведьмы только в том случае, если все родственники — волшебники от этой самой опеки официально отказались.

И тут внезапно оказалось, что родственников у меня достаточно много. Дядя сумел найти и Спраутов в Англии, и Ионеску в Румынии, и еще парочку дальних и очень дальних родичей Фрампов. Времени и денег все это отняло уйму.

А путешествия и все перемещения неизменно осложнялись тем, что он сквиб.

Законы Румынии были относительно лояльны к сквибам, но требовали пройти проверку на вампиризм и ликантропию.

А вот в США сквибы были по своему статусу ближе к немагам. Законы Англии просто игнорировали потребности и фактические возможности сквибов.

Начиная от невозможности предъявить свою палочку, до проблем с каминными и портальными перемещениями, и кончая необходимостью заверения всех документов магом-нотариусом.

В общем, пройдя все круги бюрократического ада, — дядя Фестер все же смог оформить официальное опекунство надо мной. Моего мнения, по местным законам, никто не спрашивал, но в данном случае я была не в претензии.

Оплату он успел внести буквально в самый последний день приема оной, а теперь был готов хоть сейчас вести меня в магический квартал за покупками, причем вместе с Томом.

К концу рассказа дяди — Том свое письмо уже дочитал и уже довольно долго сидел развесив уши. Но это избавило меня от необходимости пересказывать ему все повторно.

Дядя передал ему небольшой кошелек с галеонами от его матушки. Как она умудрилась заработать денег, будучи в змеином обличии — он не уточнял. Но предупредил Тома, что деньги в Гринготтс лучше не класть, потому как наличие сбережений автоматически лишит его всех сиротских льгот со стороны Хогвартса.

Том понимающе хмыкнул и припрятал кошель в укромном месте.

Дядя посоветовал Реддлу прикупить хорошую обувь, теплую пижаму и утепленную мантию, а также белье на все случаи жизни.

Ибо в стандартном наборе этого всего может и не быть, а в старом замке зимой будет холодно.

Да и ходить в самой дешевой одежде из лавки старьевщика — не самая лучшая идея в школе закрытого типа, — Заклюют, — пояснил дядюшка, имея в виду местную аристократию и их избалованных детишек.

Купить собственную почтовую птицу тоже бы не мешало. Так как школьные совы не самый надежный способ доставки почты.

В общем, по всему выходило, что завтра мы идем на Косую Аллею все втроем. Сегодня бы мы уж точно ничего не успели.

* * *

30 августа, сразу после завтрака, дядя Фестер забрал нас с Томом из Приюта и мы отправились в путь.

На этот раз погода была на нашей стороне — ярко светило солнце, а на небе не было ни облачка. Легкий ветерок рассеивал жару и мы от души наслаждались этой поездкой по Лондону.

До "Дырявого котла" мы ехали на обычном автобусе, что очень обрадовало Тома.

Во-первых, потому что прежде он на автобусах никогда не ездил, а во-вторых, потому что трансгрессия с Дамблдором ему не понравилась.

Одеты мы были достаточно скромно не сказать бы бедно, но никто не обращал на нас ровно никакого внимания.

Некоторые, правда, косились на дядю Фестера, но он сам по себе обладал колоритной внешностью гангстера. Так что на него так смотрели все и всегда, начиная, по его признанию, со средней школы.

К полудню мы, наконец, добрались до пункта назначения.

Распознав в дяде сквиба, бармен буркнул что-то нелицеприятное, но глянув на нас, — развивать тему не стал, а просто открыл нам проход и поплелся назад в бар, забыв о нашем существовании в тот же миг.

Косая Аллея встретила нас небывалой толчеей.

— Никогда бы не подумал, что в Великобритании так много магов, — глубокомысленно констатировал Том, протискиваясь между прохожими, вслед за дядей.

Я была склонна с ним согласиться:

На узкой улочке и внутри многочисленных магазинов — яблоку было негде упасть.

Дядя Фестер очень ответственно отнесся к своим новым обязанностям опекуна и тщательно выбирал со мной все, что полагалось по списку, и естественно, то, что не полагалось. Не удивительно, что наш шоппинг затянулся почти до самого вечера.

В лавку Олливандера мы вошли тогда, когда толпа существенно поредела и только поэтому смогли уместиться там все втроем.

Продавец, разумеется, узнал Тома. Скривился, когда дядя признался, что он сквиб. Такое отношение волшебников к сквибам уже начинало меня раздражать, и видимо, не только меня, но и Тома. Поэтому он прямо, и весьма грубо, настоял на испытании той самой палочки-близнеца из остролиста. Олливандер был не очень доволен таким раскладом, но палочку из остролиста из закромов достал.

И, разумеется, Том был прав: палочка признала меня мгновенно, потеплев и выпустив из себя фиолетовое пламя, едва не спалившее пышную шевелюру Мастера. Самодовольная мордашка Тома меня изрядно позабавила, но Олливандер, казалось был не очень доволен таким поворотом событий.

Он молча сгреб отсыпанные дядей галеоны и, не прощаясь, скрылся в глубине своей пыльной лавочки.

После приобретения палочки — у меня буквально камень с души свалился.

Будто бы только одно обладание палочкой могло действительно доказать мне самой, что я ведьма, а не погулять вышла.

Мы еще посидели и поели мороженого в кафе Фортескью.

Том выбрал ванильное с шоколадной крошкой, а я обожала шоколадное с тертым миндалем. Дядя набрал себе три вида ягодного мороженого, залив все это ягодным же сиропом. И набросился на него с азартом голодного хищника. Со стороны это выглядело очень кровожадно, особенно когда клюквенный сироп начал стекать с его подбородка.

На закате мы вошли в магический зверинец, чтобы спустя почти час, выйти оттуда не с двумя, а сразу с четырьмя питомцами.

Я приобрела себе ворона в качестве почтовой птицы, назвав его Мраком. По совету дяди, ворон был сразу же отправлен в Хогвартс своим ходом, не в Приют же его тащить?

Вторым моим питомцем, внезапно, оказался детеныш спрута. По внешнему виду данное существо напоминало что-то среднее между кальмаром и осьминогом, размером он был с ладошку, вместе с многочисленными конечностями. Я боялась, что меня с этим в школу не пустят, но продавец уверил меня в обратном. Так в моей жизни появился Аристотель.

Том тоже был оригинален в выборе питомца. В качестве почтовой птицы он выбрал также ворона, вернее самку ворона (но не ворону), особенность ее состояла в том, что она была совершенно белой, а ее глаза имели типичные для альбиноса — алые зрачки.

Птицу Том назвал Бьянкой и отправил вслед за моим Мраком.

Вторым питомцем Реддла стала красноухая черепаха. Она была совсем маленькой и ярко зеленой. Продавец уверил нас, что это самка, тогда как по мне все восемь черепашек, бывших в наличии, — между собой совсем не различались.

Том назвал свою питомицу Агатой и уверил меня, что она довольна своим новым именем. Оказалось, что черепахи, как и прочие рептилии, вполне себе понимают язык змей. Но змеи были официально запрещены в Хогвартсе и продавать их несовершеннолетним даже с родителями — не разрешалось.

А вечером дядя сообщил нам, что, пока мы собирались — отпросил нас у миссис Коул до вечера 31 августа.

Поэтому мы прошли назад через бар в маггловскую часть Лондона, но только потому что проезжая часть была более удобным местом для вызова транспорта, чем пешеходная Косая Аллея.

У меня теперь была своя волшебная палочка, и я с невероятной гордостью вызвала для нас Ночного Рыцаря. И мы все, с неимоверным восторгом, отправились в гости к дяде Фестеру, в бывшее имение миссис Смит, где я прежде никогда не была.

Примечания:

Не скупитесь на комменты, меня это вдохновляет. Даже если это будет простой смайлик — уже приятно. Про питомцев Реддла я ничего нигде не нашла (помимо Нагайны), так что это авторский произвол.

Примечания:

Еще одна глава, в дополнение к вчерашней.

Мы с Томом, совместными усилиями, погрузились в поезд достаточно рано, справедливо полагая, что перед самым отправлением найти свободное купе будет намного труднее.

До отправления оставалось еще минут двадцать, а мы уже наслаждались видом из окна, чаем из термоса и чудесным шоколадным печеньем, купленным накануне в Хогсмиде.

Банка с моим спрутом разместилась на столике, так что он тоже мог наблюдать за вокзальной суетой за окном.

Том по совету дяди Фестера прибарахлился и едва мы нашли свободное купе — переоделся из приютских вещей в новые.

Я последовала его примеру чуть погодя. Так что выглядели мы вполне прилично. Да и сумки стали существенно меньше по объему.

За окном сновала разношерстная толпа подростков и молодежи, их родителей, собак, кошек и прочей живности. Промелькнула даже парочка гоблинов в форменных сюртуках Гринготтса.

В коридоре слышались разговоры, топот множества ног и тихая ругань из-за сумок, загораживавших проход. Но ближе к отправлению все постепенно расселись.

К нам в купе подсели еще двое ребят, наших одногодок, — высокая для своего возраста блондинка, говорившая с небольшим акцентом и какой-то невзрачный паренек в помятой мантии. Паренек представился Яном Роджерсом, а девочку звали Лариса Уимс.

Ян вежливо поинтересовался рационом наших питомцев, после чего открыл какой-то учебник и выпал из беседы почти до конца путешествия, полностью погрузившись в книгу.

Лариса, кажется очень нервничала и постоянно теребила то свой воротничок, то волосы. Том предложил ей печенья и постепенно, слово за слово — она немного расслабилась. Ее родители работали в посольстве и перебрались в Англию из США только в июле этого года. Так что о Хогвартсе девочка знала очень мало. Да и об Англии, впрочем, тоже.

Ее наряд сильно выделялся на фоне наших черных мантий.

Голубое платье до колен и светло-серая укороченная мантия с пелериной — выдавали в ней иностранку с первого взгляда. Мне безусловно нравился ее наряд, но все же я посоветовала ей надеть стандартную школьную мантию поверх ее платья.

Привлекать к себе слишком много внимания в первый день — иногда означало навлечь на себя проблем на все оставшееся время учебы. А Лариса, учитывая ее выдающийся рост и светлые до белизны кудряшки — была и так очень заметна в толпе.

В качестве питомца с ней ехала совсем еще молоденькая сиамская кошка, по кличке Ширли. Кто был питомцем нашего второго попутчика — мы так и не узнали.

— Что он так увлеченно там читает? — не удержался Том.

— Вроде Историю Хогвартса, — отозвалась Лариса, сидевшая прямо напротив Роджерса.

— Ты это прямо через обложку прочла? — усмехнулся Том.

— Нет, я видела такую в книжном, но папа отговорил меня от покупки, сказав, что в школьной библиотеке найдется с десяток изданий чего-то в этом духе.

— Наверное он прав, — ответила я, — А что ты знаешь о факультетах?

— Что их четыре и у двух из них не очень хорошая репутация.

— Дай угадаю, — воскликнул Том, — Один из них точно Слизерин, — Лариса кивнула, — а какой же тогда второй?

— Хаффлпафф. — ответила она.

— Это чем же им барсучья нора не угодила? — удивилась я.

— Говорят, что там одни ботаники.

— Не, ты явно что-то путаешь, — сказал Реддл, — ботаники — это Рэйвенкло.

Ботаники, зубрилы, заучки и умники — они все к воронам распределяются.

— Откуда ты столько знаешь, ты же еще не был в Хогвартсе, — удивилась я осведомленности Тома.

— Да так. Там послушал, тут посмотрел. Я вообще наблюдательный, — похвастался Том и все засмеялись.

— Вы меня не так поняли, — смутилась Лариса, — я имела в виду ботаников, которые по растениям. Ну как их, травники, знахари, фермеры и остальные, кто любит на земле работать.

— Ааа, ну тогда Мортише точно туда. — постановил Том, тоном не терпящим возражений.

— Это еще почему же? — удивилась я.

— Она еще спрашивает?! А кто силой мысли отрастил дюймовые шипы на школьной герани, причем ядовитые, я проверял, — я покраснела и ткнула его локтем в бок.

— Эй, ты чего?

— А нечего тут все мои секреты выдавать!

— Ты не говорила, что это секрет, вообще-то.

— А ты не спрашивал.

— Эй, народ, вы еще подеритесь тут, — подала голос Лариса и наша игривая потасовка сошла на нет.

— Так кто куда хочет распределиться, я так и не поняла, — спросила я, хотя уже догадывалась какие ответы за этим последуют.

— Рэйвенкло, — подал голос Ян Роджерс, про которого мы успели забыть. Кто бы сомневался в его выборе.

— Точно не Гриффиндор, — ответил Том, ну и наверное не Рейвенкло.

На одном слишком шумно, а на другом слишком скучно, — пояснил он.

— Аналогично, — ответила я, — но еще мне бы не хотелось разлучать Аристотеля с Агатой. Они так подружились за последнее время, — и я кивнула в сторону банки со спрутом, вокруг которой, как почетный караул, вышагивала черепашка.

— Значит нужно попасть на один факультет, — констатировал Том, — А ты куда пойдешь? — спросил он у Ларисы.

— Хотелось бы вместе с вами, — ответила она.

Дальше у нас возник спор насчет распределения, а именно порядка в котором нас будут вызывать. И нас снова выручил Роджерс, пояснив, что вызывают обычно по алфавиту.

Всем нашим планам не суждено было сбыться, но мы об этом еще не догадывались.

Мимо нас несколько раз прошла женщина с тележкой, продававшая сладости. Роджерс накупил кучу сладостей, наконец, отложив книгу, и мы дегустировали все это богатство до конца поездки.

Лариса рассказала про особую школу в США, именуемую академией Невермор, в которой учились оборотни, сирены и другие существа, формально людьми не считавшиеся. Увы, но людей, как она, пусть даже и волшебников — туда не принимали.

Роджерс был кажется очень впечатлен и заинтригован ее рассказом. А Том, не вполне ей верил, и все время задавал каверзные вопросы, пытаясь подловить ее на лжи.

— Эй, Том, прекрати допрос, она же не на экзамене! — не выдержала я и он, кажется смутился.

Когда Хогвартс-Экспресс наконец дополз до Хогсмида — мы уже исчерпали все доступные нам темы для бесед, слопали все сладости, и даже успели задремать под стук колес.

Причем когда механический голос из динамика уведомил нас о скором прибытии — я обнаружила себя спящей на плече у Ларисы, которая совсем не возражала против такого положения вещей. Роджерс дремал с книгой на коленях, а Том — прислонясь головой к окну.

Чемоданы мы оставили в поезде. Да и я не рискнула брать Аристотеля на распределение.

Один только Том, привычно сграбастал Агату со стола и сунул во внутренний карман мантии.

— Она там не задохнется? — спросила Лариса, пытавшаяся выловить свою кошку с багажной полки.

— Она мне скажет, если что, — ответил Реддл. И только я одна поняла, что он и не думал шутить.

Ширли вылавливаться не хотела, но при содействии Роджерса все же оказалась в переноске, рядом с багажом.

Мы покинули поезд нестройной толпой рассредоточившись по перрону на станции "Хогсмид".

К моему удивлению до лодок нас провожал тот самый недовольный носатый бармен из "Кабаньей головы", а возле лодочной станции его сменил какой-то полноватый старик с большим фонарем.

Как мы узнали позже — это был наш завхоз — Апполинарий Прингл. По пути нас дважды пересчитали по головам, и даже построили парами, чтобы никто не отстал.

Позади всех шел рослый лохматый шестикурсник, Флимонт Поттер, — староста, судя по значку на мантии. Именно он помог нам распределиться по лодкам. И убедившись, что все расселись — поспешил к последней карете, куда чуть раньше ушли все остальные его сокурсники.

На озеро уже опустился вечерний туман. Было жутко, таинственно и достаточно холодно.

Путешествие по озеру оказалось долгим, а Роджерс пояснил, что это для того, чтобы все остальные ученики успели занять свои места в главном зале до нашего распределения.

Вид на замок открывался совершенно завораживающий. Хотя на нас с Томом, видевшим Хогвартс накануне, — он уже не произвел того эффекта, как на тех, кто видел его впервые.

Дальше были бесконечные ступени, повороты и снова ступени.

У меня даже возникла крамольная мысль, что они специально вели нас по самому крутому склону, чтобы на шалости этим вечером у нас сил уже не осталось. Потому что к концу подъема сил не было даже на то, чтобы говорить и думать.

Единственный, кто оставался бодрым после такого забега по ступенькам — был Апполинарий Прингл. Он тихо посмеивался глядя на наши раскрасневшиеся мордашки.

А у меня в голове отчего-то промелькнула мысль, что Апполинарий Прингл не тот человек с которым стоит оставаться наедине. И если моя интуиция вопила, что он опасен, то я предпочитала с ней не спорить.

Ворота замка распахнулись, и за ними нас встретила высокая пожилая волшебница в старомодном сером платье, века, навскидку, семнадцатого, судя по глубокому декольте поверх корсета — представившаяся профессором Вилкост.

Именно профессор Вилкост снова пересчитала нас и повела прямо по коридору в главный зал, где нас ждало распределение.

Сам зал был очень большим. Он был рассчитан на куда большее число учеников, чем присутствовало в нем сейчас. Так что свободных мест за столами факультетов было более чем достаточно.

Потолок хоть и создавал видимость ночного неба, но не отражал реального положения звезд и планет, поэтому изучать астрономию сидя в главном зале — не выйдет.

Это мне рассказал Ян Роджерс, который снова был где-то поблизости.

Наконец, мы выстроились в шеренгу перед преподавательским столом.

Узнать директора было не очень сложно — спинка его кресла была чуть выше остальных, его место было в самом центре стола, а сам он был, вероятно, самым старым среди присутствующих. И вообще самым старым человеком, которого я когда либо видела.

Поприветствовав нас, он упомянул что-то про необходимость подать заявки и разрешения до конца первой недели, и еще что-то о изменении расположения учебных аудиторий в связи с ремонтом, после чего объявил о начале распределения и сел на свое место.

Его речь была настолько бесцветной и монотонной, что я чуть не пропустила начало распределения, пока профессор Вилкост не начала называть фамилии.

И начала она с фамилии Аддамс. Гомес Аддамс собственной персоной — сияя белозубой улыбкой на смуглом лице — отправился прямой дорогой в Гриффиндор.

Из нашей честной компании я шла к шляпе первой.

И тут же обломилась, поскольку никакого диалога со шляпой не было.

Едва коснувшись моей головы — она завопила "Хаффлпафф!" И я поплелась в сторону стола под знаменем барсуков, четко осознавая, что Том скорее всего будет учиться отдельно.

Так оно и вышло.

Том Реддл, как и ожидалось, — распределился на Слизерин. Но наши столы находились недалеко друг от друга и это меня несколько примирило с действительностью. Роджерс, как и планировал, — отправился к Воронам, а вот Лариса сидела под шляпой дольше всех, чтобы по итогу присоединиться ко мне за столом Барсуков, чему я была неимоверно рада.

Ужин был выше всяких похвал, хотя аппетит был не у всех. Многие были не слишком довольны итогами распределения. А одна девочка за нашим столом, кажется — Софи Такер, — даже расплакалась. Вся ее семья училась на Рейвенкло и теперь она всерьез опасалась реакции родителей.

После ужина нас повели в общежития наших факультетов.

И тут я выяснила, что быть на Хаффлпаффе не так уж и плохо.

Наше общежитие располагалось ближе всех к главному залу и кухне. А еще — общежитие Слизерина находилось совсем рядом с нашим.

Деканом нашего факультета был никто иной как профессор Биннс, учитель истории. Пока еще из плоти и крови, что не могло не радовать.

Хотя его уроки от этого не становились менее скучными, судя по разговорам старших учеников.

Спальни для первокурсниц предполагали проживание по четыре человека, но поскольку девочек распределилось в этом году мало — нам разрешили жить по двое.

Софи Такер и Эльза Паркинсон — заняли одну комнату, я и Лариса — другую, а еще две девочки, имен которых я пока не запомнила, — третью.

Мальчишек было существенно больше, так что им таких поблажек не сделали.

Первым делом я убедилась в том, что мой спрут прибыл вместе с багажом в целости и сохранности, как и кошка Ларисы.

Затем нам пришлось выйти в гостиную, чтобы посмотреть расписание на завтра.

После чего мы долго разбирали вещи и готовили все необходимое к предстоящим завтра урокам.

Староста девочек — третьекурсница Бетти Шоу, обещала разбудить нас чуть раньше, чтобы мы ничего не забыли.

Она же помогла мне увеличить банку для спрута и сменить у него воду, прежде чем мы улеглись спать.

Перед сном я думала, что непременно спрошу завтра Реддла о том, как его приняли и разместили гордые Змеи.

Примечания:

Спасибо за отзывы, очень приятно. Если найдете опечатки и ошибки — ПБ — открыта. Беты все еще нет, так что я сама себе Бета)))

Примечания:

Всем привет! Предупреждаю, что характеристики упомянутых магических существ — являются целиком вымыслом автора. Буду рада комментариям — иногда вы подкидываете интересные идеи, здорово дополняя основной сюжет. Спасибо.

Следующий за распределением день был пятницей.

А это значило, что перетерпев один сумбурный день, который, впрочем прошел вполне буднично, у нас оставались еще целые выходные на то, чтобы получше присмотреться к замку, к факультету и его обитателям и поделиться впечатлением друг с другом.

Спальни хаффлпаффа, вопреки ожиданиям, не были оплотом желтого цвета. Там присутствовал шоколадный и песочный оттенок, наравне с приглушенным зеленым. Большие панорамные окна — выходили во внутренний двор, на теплицы и квиддичное поле.

Ожидая увидеть подвальное или цокольное помещение, я была несколько удивлена, поняв, что наша спальня находится вполне себе выше уровня земли, и никакой магии в этом нет. Просто сам замок по числу этажей был ассиметричен, в зависимости от расположения помещений относительно утеса, на котором он возведен.

В первый учебный день мы поближе познакомились с нашим деканом — Катбертом Биннсом. Он вел историю магии. И это буквально исчерпывающая его характеристика.

Потому что он был настолько бесцветным человеком, ничем не выделявшимся, что к концу первого урока, который у нас шел вместе с воронами, — я пришла к выводу, что конспектирование учебника — занятие существенно более увлекательное, чем попытки слушать его невнятный бубнеж.

Тем удивительнее было то, что деканом он был вполне хорошим. Он неоднократно, в течение одного дня, заходил в гостиную факультета, внимательно выслушивал и инструктировал старост. Поинтересовался как мы устроились, и даже поручил старшекурсникам — создать подходящее для моего спрута жилище, за дополнительные баллы.

Это было очень кстати, поскольку Аристотель был не слишком доволен тем, что жил в банке.

Полной противоположностью Биннса — был декан Слизерина — Гораций Слизнорт.

Он был молод, энергичен, умел заинтересовать учеников своим предметом, но временами был чрезмерно фамильярен, нетерпелив и скор на критику. Вернее было бы сказать, что за внешним лоском и обаянием скрывался совершенно пустой, равнодушный человек, едва ли годившийся на роль главы факультета, тем более такого, как слизерин.

Было ли это преднамеренным решением руководства — не знаю, но в первый день мы познакомились со всеми четырьмя деканами факультетов.

Дамблдор вел трансфигурацию и возглавлял гриффиндор.

Не представляю, какой из него декан, но учитель из него был посредственный.

Он часто отвлекался от темы, информацию давал непоследовательно, но зато весело с огоньком, шутками-прибаутками и демонстрацией фокусов в духе: смотрите, как я могу!

Так что я пришла к выводу, что учебник по этому предмету — мой лучший друг, если я хочу хоть что-то в этом понимать, а не просто смеяться над бородатыми анекдотами.

Самым большим сюрпризом стали уроки у той самой старушки в странном платье, которая встретила нас на входе в Хогвартс.

Галатея Вилкост — преподавала защиту от темных искусств. И прийти неподготовленным на ее урок — означало, что ты, как минимум, окажешься на лопатках в первые пять минут урока. Это в лучшем случае. В худшем — отправишься в больничное крыло лечить нервы и не только их.

Разумеется, при таком соотношении сил, никто еще ни разу не осмелился высмеивать эксцентричный внешний вид пожилой учительницы, — самоубийц не нашлось.

Эта сухонькая старушка в корсете и парике — могла играючи уложить любого, даже самого подготовленного дуэлянта, а то и нескольких сразу. Если к концу ее урока — тебя не раскатали тонким слоем по ближайшей стене — значит ты заработал свое "превосходно" честно.

Мадам Вилкост могла быть забавной, строгой, опасной, и внезапной, такой, что канонная Беллатриса Лестрейндж прикинулась бы ветошью в ее присутствии и отползла в дальний угол, чтобы не отсвечивать, чисто из чувства самосохранения.

Но при этом Галатея Вилкост — всегда была справедлива и внимательна к ученикам, за что ее безусловно любили, если не все, то большинство. К ней нужен был особый подход, как и ко всему ее факультету.

Тем удивительнее было то, что Реддла она, кажется, покорила с первой минуты.

— Это круче, чем пинг-понг! — заявил он после того, как еле выполз с нашего совместного первого урока Защиты.

— Да уж, мы так даже на физкультуре не выкладывались, — отозвалась я, пытаясь выровнять дыхание, — хорошо, что это последний урок сегодня.

-Даа... — только и смог выдать Том, хотя по его интонации можно было понять, что он сам не против был бы продолжить забег с препятствиями, именуемый уроком.

В первый день мы так вымотались морально и физически, что едва ли были готовы это обсуждать.

За ужином мы с Томом договорились встретиться днем в субботу в библиотеке.

Одна девочка с его факультета, заметив у Тома мою записку — очень странно на него посмотрела, но Реддл, похоже этого не заметил. Или предпочел сделать вид, что не заметил.

Вечер пятницы был свободен от домашних заданий, так что мы с Ларисой позволили себе расслабиться после ужина и душа, и просто болтали обо всем на свете, валяясь в пижамах, каждая на своей кровати.

Когда речь снова зашла про Америку, я решила уточнить, сколько магических школ есть там, поскольку в Англии был только Хогвартс, но все же масштабы стран были несопоставимы.

— Есть Илвермони. Большая школа, сравнимая с Хогвартсом, если не больше, — ответила Уимс, — есть Невермор, — я про нее уже говорила в поезде, — школа для магических существ. И еще есть Салемская Академия ведьм, но они принимают только с 16-ти лет и только самых сильных ведьм, способных к природной магии.

— Природной магии, как это? — удивилась я.

— Они колдуют без волшебных палочек и стандартных заклинаний, насколько я знаю, — ответила Лариса, — но попасть туда очень сложно.

— А если бы ты осталась в Америке, то куда бы пошла учиться? — решила я копнуть глубже, заметив, что Уимс явно что-то недоговаривает и сглаживает углы.

— Никуда... — ответила девочка и всхлипнула. — Мне отказали в приеме в Илвермони и Невермор, а в Салем и пытаться бесполезно.

— Отказали?! Но почему? Насколько я видела, — на уроках у тебя не было каких-то сложностей с учебой.

— Меня соглашались брать в Шармбатон, но увы, я совершенно не знаю французского. Кроме него только Хогвартс и Колдовстворец, насколько мне известно, — принимают полукровок, — пояснила она. — Я не чистокровная ведьма. Моя мать, формально, вообще не человек, она Ундина.

— Ундина?

— Речная нимфа. Магическое существо, почти как домовой эльф.

— Ааа... Тогда понятно, почему ты в первую очередь упомянула Невермор. А они почему тогда тебя не взяли?

— Потому что я наполовину ведьма. В Неверморе не обучают магии. У них совсем другая программа, скорее общеобразовательного плана. Они посчитали, что присутствие ведьмы может представлять угрозу для других учеников.

— Так значит вы переехали только для того, чтобы ты могла учиться?

— Да, именно так. Но ты ведь не перестанешь дружить со мной из-за того, что я такая...

— Разумеется не перестану. Пока ты ведешь себя как друг — мы будем друзьями.

— Это хорошо. Я буду рада стать твоей подругой.

— Расскажи мне кто такие эти Ундины, а то я впервые о них слышу.

— Это духи пресных водоемов. Как и домовые эльфы — ундины привязаны к месту обитания, но могут взаимодействовать с людьми, магами, окружающими их предметами.

Могут менять облик по своему желанию, могут обращаться в птиц, чаще в гусей, уток или лебедей.

Людям обычно не вредят, но свой водоем защищают. Не имеют такого влияния на сознание, как вейлы и сирены. Не могут жить под водой, как русалки, но и вдали от пресных водоемов нам не очень комфортно.

— Здорово! — восхитилась я, — А ты умеешь что-то из этого?

— Да, умею, — ответила Лариса и к моему великому удивлению — плавно перетекла из белокурой девочки в белоснежного лебедя и обратно. — Только не говори никому, а то меня замучают просьбами "показать птичку" — я так намучилась с этим дома.

— Не скажу. Но это правда удивительно. Ты почти как Одетта.

— Одетта — это кто? — спросила Лариса уже более благодушно и расслабленно. Тайна происхождения, вероятно, тяготила ее.

— Одетта — это героиня немецкой легенды: принцесса, превращенная в лебедя злым колдуном. Я с мамой ходила на балет "Лебединое озеро" года за два до пожара. Балет мне не понравился совсем — я была слишком мала для балета, наверное, но сама легенда весьма любопытная.

— Думаешь эта Одетта — тоже могла быть ундиной?

— Если она вообще существовала, то почему нет?

— А у тебя в семье все волшебники?

— Думаю, что да, хотя по маминой линии — черт его знает. Поговаривали, что лет триста назад, или около того, — затесался в нашу родословную один вампир. Только вот не знаю — урожденный он был или укушенный. Все же в Румынии вампиры — не редкость.

Проблема в том, что никакой родословной у нашей семьи отродясь не велось, а легенды — это просто слова.

— Ходят легенды, что предком британских Блэков была мавка, поэтому Блэки через одного или метаморфы, или анимаги, правда почти никогда не владеют и тем и другим сразу.

— Ты меня совсем запутала, — ответила я, уже борясь со сном, — Мавки это кто?

— Они почти как ундины, только не так благосклонны к людям, чаще вредят или пугают.

Обитают больше на болотах и в заросших прудах, без течения. Меняют по желанию облик, превращаются в черных лебедей или в воронов. Меньше зависят от водоема.

С ундинами вместе не уживаются и часто конфликтуют.

— Блэки говоришь?... — я задумалась. Это многое объясняло, но еще больше создавало вопросов.

Последняя мысль перед тем, как я провалилась в сон была о том, что надо бы присмотреться к этим Блэкам. И снились мне конечно же лебеди... Правда почему-то фиолетовые.

В субботу мы выползли к завтраку и обнаружили отсутствие в главном зале чуть ли не половины студентов и большей части преподавателей.

Деканы обязаны были присутствовать, как объяснила мне Бетти Шоу, но, видимо, были не слишком рады этому пункту своего трудового договора.

— Все еще спят, похоже, — констатировала Лариса, и я была вынуждена с ней согласиться.

Тем не менее Том и та самая девочка, будто бы следившая за каждым его шагом, — уже были здесь.

Том был мрачен и вяло ковырялся в своей тарелке, что с его аппетитом случалось крайне редко. А учитывая местное меню, — не должно было случиться ближайшие лет пять, как минимум.

Это настораживало и тревожило меня.

Поэтому, едва схомячив свой омлет, я бесцеремонно прихватив Тома на буксир, — быстрым шагом покинула столовую под недоумевающими взглядами двух факультетов.

— Фух, спасибо, что спасла меня от этой бестии, — вздохнул Том, когда мы дотопали с ним до библиотеки и уселись в дальнем углу за широким стеллажом с книгами.

Кроме нас больше фанатов чтения утром в субботу не наблюдалось, так что мы вполне могли пообщаться наедине.

— Рассказывай давай, — сказала я и выжидающе уставилась на Тома.

И он начал свой рассказ.

Все началось с того, что Распределяющая шляпа распознала в нем потомка Салазара Слизерина, и, по сути не оставила ему выбора относительно факультета.

На слизерине часть старшекурсников, чьи родители были членами совета попечителей, — уже знали, что он сирота и рос в маггловском приюте, что по их мнению означало, что он ни в коем случае не должен был попасть на элитарный слизерин...

— Эта дура, Вальпурга Блэк, со второго курса, знаешь что она спросила, как только я приземлился за их столом? — Тома кажется жутко раздражала эта особа, так что вовремя рассказа его аж потряхивало от негодования.

— Что-то про длину твоей родословной? — предположила я.

— Почти. Она спросила, — чистокровный ли я? — ответил Том с раздражением.

— И что ты ей ответил? — поинтересовалась я, хотя уже знала приблизительно все, что он мог ей сказать и в каких именно выражениях...

— А что я мог ей ответить? Правду сказал, что я вообще без понятия.

Это же логично. А еще я предложил ей поискать моих родственников, чтобы спросить их об этом лично, если мой ответ ее не устраивает.

— Я думаю, ей твой ответ не понравился.

— Правильно думаешь. Но это еще не все. Оказалось, что буквально две трети факультета — личный фан клуб этой самой Блэк.

Они готовы хавать любое дерьмо, которое придет ей в голову, будто бы великое откровение самого Будды. Даже называют себя "Рыцари Вальпургии", чтоб их.

— Они еще не предлагали тебе вступить в эти "Рыцари"? — спросила я, понимая что дело пахнет керосином.

— Еще нет, но все к тому идет и эта Блэк теперь ходит за мной по пятам, как надзиратель.

— И что ты планируешь делать?

— Не знаю. Если бы все было так просто, то я мог бы тебе ответить...

— В чем именно проблема?

— Они чертовы фанатики. Все до единого.

Конечно, они позиционируют себя как противники Гриндевальда, хотя я без понятия кто это вообще такой.

Что-то там бла-бла-бла чистая кровь, бла-бла-бла статут, бла-бла-бла инквизиция...

— Ну допустим, Гриндевальд — это тот, по чьей наводке, скорее всего, случился тот самый пожар, оставивший меня сиротой...

— Оу... Извини. Это многое объясняет.

— А как ты узнал чем они там дышат, эти "Рыцари"?

— Да они и не стесняются особо. Собираются вечером в гостиной факультета...

Короче у меня Агата из кармана выползла, когда я там на диване сидел, ну и когда я ее нашел, уже после отбоя, — она рассказала много всего нового и интересного.

— Так и скажи, что специально подсунул ее туда, шпион доморощенный, — усмехнулась я.

— Ничего от тебя не скроешь, Тиш, — Том улыбнулся и растрепал мои волосы так, как это часто делал дядя Фестер.

— Так что теперь? Зачем эта Блэк за тобой ходит?

— Не знаю. Но честно говоря, их честная компания меня не вдохновляет. Они хотят полной изоляции от магглов, презирают их, считают опасными дикарями...

— Но...?

— Да смешно даже, я сегодня спросил Вэлби прямо — сколько магглов она видела в своей жизни, как часто бывает в Лондоне и что вообще о них знает?

— И что же?

— В том-то и дело, что ни-че-го!

Они все с ветряными мельницами воевать собрались. Донкихоты, блин!

Представь, эта Блэк — живет в Лондоне, и ни где-нибудь, а в центре, но при этом ни разу в жизни не выходила в город. Вообще никогда.

— Кошмар! — согласилась я, — А как же она в школу попала?

— Камином сразу на вокзал.

— Как-то неинтересно. Я бы на ее месте уже умерла от любопытства и непременно сбежала бы пару раз просто посмотреть...

— Вот именно. А они до сих пор уверены, что фехтование и верховая езда — это предел достижений магглов...

— А как же Хогвартс-Экспресс?

— Они думают, что все это создали маги, и что поезд едет на волшебной тяге...

— Феерический бред.

— Да. А теперь представь, что со мной сделают, если я откажусь идти в эти "рыцари"- Том театрально сложил руки на груди и закатил глаза.

— Спокойно жить не дадут точно.

Но как они себе представляют твое там участие?

Ты типа в школе ходишь на их посиделки и поддакиваешь их тупым идеям, а на каникулы такой: Всем пока, я поехал жить к злым маглам!

— Вот и у меня это в голове не укладывается, тем более, что в школьных документах я числюсь как магглорожденный. О чем мне уже доложил Корбан Яксли — мой сосед по комнате.

— И какой выход ты из этого видишь?

— Если совсем припрут к стенке — придется вступить, хотя ума не приложу зачем.

Но Абраксас Малфой сказал, чтобы я особо не волновался, потому как через пару тройку лет родители заберут Вальпургу из школы и выдадут замуж за какого-нибудь ее троюродного кузена. Она сядет дома заведет кучу детишек и думать забудет про этот рыцарский орден имени себя. Будет развлекать себя зваными обедами, сплетнями и балами два раза в год.

— Вполне возможно, что он прав, но три года это долго. Я бы не советовала тебе ссориться с Блэками. Особенно если весь факультет в рот заглядывает этой Вальпурге.

— Ты уже что-то знаешь о них? Откуда?

— Птичка на хвосте принесла.

В общем Блэки не так просты, как кажутся, будь осторожнее с этой Вальпургой, не зли ее. — последнее я произнесла уже шепотом, поскольку наше уединение было бесцеремонно прервано непосредственным объектом нашего обсуждения.

Пришлось на ходу менять тему, чтобы Вэлби не поняла, что обсуждали именно ее.

Примечания:

Кто постучится в ПБ — отдельный респект. У меня все еще есть сложности с персоналиями сокурсников и однофакультетников главных героев. Так что буду заполнять пустующие места своими персонажами.

Примечания:

Всем спасибо за отзывы и исправления. Не забывайте про них. Потому что не получая обратной связи — я начинаю хандрить и возникают мысли все бросить. Не хотелось бы сгубить такую идею своей ленью и унынием.

Вальпурга Блэк прошествовала через библиотеку, прямиком к нашему столу, с грацией королевы, ну или по крайней мере ей так казалось.

Заметив меня и цвет моего галстука, она сморщила нос и высокомерно выдала:

— О, наш сиротка решил попытать удачу на других факультетах? Похвально, но стоило бы спросить меня, а не знакомиться с кем попало. Ты испортишь репутацию слизерина...

— С чего это ты взяла, дорогуша, что мой брат будет советоваться с тобой о чем бы то ни было? — не выдержала я, — Он знаком с тобой два дня! — Вальпурга хмыкнула и задрала нос, стараясь не смотреть на меня, но ей это удавалось плохо.

— Что касается репутации слизерина, то очень сложно испортить то, что и так давно ушло в минус...

— Что?! Что ты сказала? Ты, ты... — Вальпурга покраснела... Ее темные волосы, казалось, начали жить своей жизнью, а карие глаза пылали праведными гневом.

— Это не я сказала. Это все говорят, причем далеко за пределами Хогвартса. Так что не кипятись, а то дым из ушей повалит! — двери библиотеки скрипнули и к нам подтянулось еще несколько ребят, образуя своеобразный зрительный зал.

Библиотекарши на горизонте не было, так что все вели себя вполне раскованно, не опасаясь ее замечаний по поводу шума.

— Ты свою сумку в столовой забыла, — это была Лариса.

— Спасибо, — ответила я, забирая сумку из ее рук, и понимая, что при таком скоплении народу мисс Блэк ничего мне уже не сделает и вряд ли что-то скажет. Гордость не позволит.

— Ооо, наш юный новобранец уже успел обзавестись подружкой? — театрально растягивая слова выдал подоспевший только что Малфой. Он выглядел очаровательно-небрежным, что не мешало ему быть лордом до мозга костей.

— Она утверждает, что она его сестра, — недовольно пробурчала Блэк, задрав нос еще выше. Ее запал немного поутих, но осадочек остался.

— Так я не про нее, я про тебя, Вэл, — рассмеялся Абраксас, — не успел отвернуться, а тебя уже и след простыл. Друэлла Розье тебя искала, кстати...

— Я ему не подружка! — снова завелась Вальпурга, злобно зыркнув на Малфоя.

— Тогда зачем ты второй день ходишь за ним по пятам? — спросил блондин, но в глазах его плясали чертенята.

— Не твое дело, Малфой! — огрызнулась она, — И вообще, у меня дела, пойду найду Розье...

— Чего ее искать? Она в гостиной, как всегда — Сплетничает с Уилкинс.

— Тогда пойду, узнаю что она от меня хотела, — с этими словами второкурсница, развернувшись на каблуках — быстрым шагом покинула библиотеку.

— Не благодари, — сказал Малфой молчавшему все это время Тому, и подмигнул ему, — Теперь дня три точно не подойдет. А если повезет, то неделю.

— Чего она вообще к нам привязалась? — с ноткой обиды спросил Реддл, — Мы же не маленькие, и она нам не нянька!

Малфой очень не аристократично заржал.

— Нянька? Ой, не могу! Ты только при ней такого не сказани, малец, а то проклянет и не посмотрит, что ты первачок-свежачок... — Абраксас мгновенно стал серьезным, — Я тебя предупредил. Никогда не шути с Блэками. С ними шутки плохи!

— Да, — вставил незнакомый мне рослый конопатый пацан, стоявший слева от Малфоя, — Все знают, что эти Блэки чокнутые...

— Точно, Гойл, а еще у них своеобразное чувство юмора.

— Это у них семейное, — добавил Яксли.

— Ага, именно поэтому вы все на слизерине, как один, называете себя Рыцарями Вальпургии... — Тому видимо наскучил этот разговор и он, сказав это, демонстративно полез в свою сумку за книгой.

— А ты откуда это узнал? Ты же второй день тут, — удивился Малфой.

— Он вообще наблюдательный с детства, — ответила я за Тома.

— А ты его сестра, верно? Как твое имя? — внимательный взгляд голубых до прозрачности глаз Малфоя теперь был обращен на меня, отчего мне стало вдруг неуютно.

— Мортисия Фрамп, — представилась я. И после некоторого раздумья — продолжила:

У Тома нет живых родственников, но мы родились день в день, жили в одной комнате пять лет и, по мнению многих, похожи внешне, поэтому весь приют считал нас братом и сестрой... В приюте это давало нам огромное преимущество, то, что нас двое.

И я действительно теперь считаю Тома своим братом, хоть и не кровным. Он много раз выручал меня, — разоткровенничалась я, понимая, что всевозможные сплетни про нас с Реддлом не заставят себя ждать в любом случае, но теперь я всерьез опасалась реакции Реддла на мои откровения.

— Все действительно так, как говорит мисс Фрамп? — не успокоился Абраксас.

— Все действительно так, — немного резко ответил Том, громко плюхнув на стол Историю магии, — Мортиша моя сестра и кто ее тронет, тот получит! — Том сжал кулаки, — Я достаточно ясно выразился?

— Эй, не заводись, Реддл! — поднял руки блондин в примирительном жесте, — Никто ее не собирался трогать, к тому же, мисс Фрамп и сама вполне может постоять за себя, не так ли? — и он обезоруживающе улыбнулся мне.

— Можно просто Мортиша, — улыбнулась я в ответ, надеясь, что конфликт исчерпан.

— Мортиша, прости мне мое любопытство, — Малфой отодвинул стул и сел рядом, жестом приглашая остальных тоже расположиться поблизости, — Я никогда не слышал, чтобы в одном приюте, среди магглов, жило сразу двое волшебников, как так вышло? — Абраксас явно дал мне понять, что они не уйдут, пока не выяснят все, что их интересует.

— Вам знакома фамилия Гриндевальд? — со всех сторон послышался дружный вздох, а потом тут и там начали звучать встревоженные шепотки.

— Знакома, но тем удивительнее, что и ты ее знаешь, — спокойно ответил Абраксас, продолжай...

— Когда мы жили в Румынии, я моя сестра и наши родители, то эта фамилия звучала достаточно часто в их разговорах.

Я была совсем маленькой и мало что помню, но мне казалось, что мои родители очень напуганы чем-то, и что это связано как-то с Гриндевальдом.

Потом к нам пришли какие-то люди ночью, и утром следующего дня мы всей семьей уже покинули Румынию. Собирались в спешке...

Это было перед Рождеством, сестра как раз приехала на каникулы из школы и очень переживала, когда ее не отпустили назад.

Отец смог почти сразу приобрести дом в Пламстеде, хотя и не очень хороший. Но в феврале нас нашли. Я не знаю кто они, и что им было нужно...

Меня разбудила Офелия, моя сестра. В доме начался пожар...

Но наши родители... Они были уже мертвы. Их убили те люди, прежде чем поджечь дом. Защищать нас было уже некому. Они назвали нас бегущими мышами, кажется...

Потом пытали Офелию, хотя не знаю зачем. А потом просто ушли, оставив нас в огне.

Офелия смогла вытащить нас из этого пекла, но через какое-то время ее нашли повешенной в больничном туалете.

— Это была маггловская больница или Мунго? — уточнил Малфой.

— Обычная, то есть маггловская... — ответила я, посмотрев на Тома.

Я никогда прежде не рассказывала эту историю так подробно. Он смотрел на меня как-то странно, недоверчиво, будто я обманула его в чем-то.

— А что было потом? — спросил Корбан Яксли из-за соседнего стола. Все остальные невольные слушатели сохраняли гробовое молчание.

— Когда сестру похоронили, меня отправили в Приют, потому что мой дядя был в Америке и не знал про пожар, а родню в Румынии никто искать не стал.

В приюте я встретила Тома и других ребят, а примерно через год меня нашел дядя Фестер — брат моего отца, теперь он мой опекун, если это важно.

— А Том? — снова спросил кто-то сзади.

— А Том и сам говорить умеет вообще-то, — зашипел Реддл и у всех резко отпало желание задавать ему вопросы.

— Да, думаю вам лучше спросить у него самого, а то мне уже пора, — я нашла взглядом светлую голову Ларисы Уимс, и та мне понимающе кивнула.

— Потом еще поболтаем, Том, — я послала ему умоляющий взгляд и попрощавшись со всеми сразу — пулей вылетела из библиотеки...

— За тобой что, черти гонятся, Тиш? — спросила меня Уимс, нагнав на полпути к нашей гостиной.

— Почти, — уклончиво сказала я, не сбавляя темпа.

Только оказавшись в спальне, за плотно задернутым пологом, под толщей одеяла — я позволила себе разреветься от нахлынувших на меня воспоминаний о той страшной ночи...

Внезапно я почувствовала, что меня обнимают чьи-то теплые руки, а кровать прогибается под весом еще одной девочки...

Это была Лариса.

Она не просила меня перестать плакать, не говорила ничего о том, что все будет хорошо, но она оставалась рядом — гладила меня по волосам, по спине, стаскивала с меня туфли, которые я не удосужилась снять. Пока я не уснула, устав плакать.

А когда я проснулась, то обнаружила Ларису спящей рядом со мной.

Белые волны волос, обрамлявшие ее безмятежно-прелестное личико — делали ее похожей на ангела.

И я еще долго лежала, позабыв про сон, просто любуясь ею, и боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот чарующий миг нашего единения.

В тот момент мне казалось, что именно так и должно быть.

Что так правильно. Я и она. Вместе.

Мы благополучно проспали обед, и кажется уже опаздывали на ужин, но мне было все равно, потому что больше всего я боялась сейчас разрушить это новое для меня и удивительное чувство близости.

Когда Лариса, наконец, проснулась мы поняли, что вряд ли успеем на ужин.

Вся одежда на нас была мятой, а волосы растрепались.

Поэтому, не торопясь, приведя себя в порядок, мы пришли к обоюдно возникшему решению: надо найти кухню!

Никакой неловкости между нами, после случившегося не возникло, скорее наоборот. Лариса ничего не спрашивала больше о моей семье и о Приюте, за что я была ей очень благодарна.

Кухня нашлась быстро. Бетти Шоу показала нам, как туда попасть, к великой радости тамошних домовиков. Так что голодными мы не остались.

Конечно, разговор в библиотеке — не остался без последствий, но кто сказал, что они должны непременно быть плохими?

Малфой и часть слизеринцев — прониклись и теперь, кажется, их можно было не опасаться.

Вальбурга Блэк на время оставила Тома в покое, а меня и Ларису презрительно игнорировала, будто мы грязь под ногами, не стоившая ее внимания.

Но нас такое положение вещей вполне устраивало.

А через неделю слизеринцы скооперировались с деятельными барсуками и создали что-то потрясающее в одном пустующем кабинете на нашем этаже.

Видимо Том проболтался, что его черепаха и мой спрут тоже жили вместе до приезда в школу, так что старшекурсники сделали что-то наподобие акватеррариума с расширенным пространством внутри, островом для черепахи в центре, на котором даже росло какое-то миниатюрное дерево. А еще все это роскошество было с функцией подогрева и подсветки.

Профессор Биннс гордо начислил своим самым активным студентам по 20 баллов, похвалив их за прекрасно выполненное задание.

А мы с Томом поспешили разместить Агату и Аристотеля в этом великолепном живом уголке.

Наблюдать за ними было еще интереснее, из-за искаженного пространства внутри:

Ныряя в воду — черепаха казалась там совсем крошечной, тогда как на островке она имела привычный глазу размер.

Мы с Реддлом условились, что будем оставлять их там утром и забирать после уроков на ночь, или на выходные. Чтобы питомцы не одичали без нашего внимания.

А пока идут занятия — пусть резвятся вместе. Не скучать же им в наших, пустующих днем, спальнях?

Разумеется навещали наших экзотических питомцев не только мы.

К Хэллоуину в кабинете появились мягкие кресла и журнальный столик, а к зиме там образовался стихийный склад сладостей, газет и журналов, приносимых туда учениками обоих факультетов.

Со временем эта новая достопримечательность обзавелась и собственным названием — Аквариум.

Это было банально, но зато всем знакомо. Наши деканы никак не препятствовали такому самоуправству с нашей стороны.

Вернее, — Слизнорт иногда сетовал, что у его Клуба Слизней стало меньше посетителей, а вот Биннс искренне радовался сближению двух факультетов и иногда сам не прочь был туда заглянуть.

Агата и Аристотель — купались в лучах внезапно обретенной популярности, регулярно получая вкусняшки от завсегдатаев Аквариума. Иногда ребята приходили туда и со своими питомцами. В частности Ширли, кошку Ларисы, теперь частенько можно было обнаружить спящей в одном из кресел.

Так пролетело время до самого Рождества.

Примечания:

Напоминаю, что пейринги в шапке фанфика стоят не для красоты. Кто против — можете остановиться здесь и не читать дальше. Любителей очень детально прописанных интимных сцен, боюсь, придется тоже разочаровать. Фанфик не об этом.

Примечания:

Всем спасибо за комментарии и оценки, а также за исправление ошибок и опечаток.

Надо признать, что первые полгода в Хогвартсе давались мне тяжело, как физически, так и морально. Новые учителя, новая информация, новые правила, а еще отсутствие Реддла поблизости.

Каждый раз, сидя в спальне, подняв глаза — я искала взглядом его, привычно уткнувшимся в какую-нибудь книгу, но находила либо пустующую кровать, либо свою соседку Ларису.

Сам замок был настолько огромным, что передвигаться по нему изо дня в день, от кабинета к кабинету — было весьма утомительно. Особенно это касалось лестниц.

А уж сколько раз я плутала в этих коридорах — не счесть. И опаздывала, конечно же, куда без этого. Еще здесь зимой было холодно.

Конечно, и Приют Вулс не являлся курортом, но в Приюте не было таких расстояний и таких огромных помещений, которые в принципе невозможно согреть до комфортной температуры.

Временами я завидовала нашим мальчишкам, потому что они носили брюки, а особо предусмотрительные под брюки еще и кальсоны поддевали.

Юбки и чулки были существенно менее комфортными в плане тепла.

Неоднократно я отправляла Мрака с письмами к дяде Фестеру, с просьбой прислать мне еще теплых вещей. Дядя исправно присылал мне то шапку, то свитер, то теплые носки, то пижаму.

Незадолго до Рождества, он радостно сообщил мне, что потайной ход между его домом и опушкой запретного леса, близ Хогвартса, — почти закончен.

Делился планами на Рождественские выходные.

А я потихоньку начинала паниковать из-за того, что не знала кому что подарить, а главное, как успеть все это купить и где это сделать? Да и финансы мои не то чтобы располагали к большому ассортименту возможных покупок.

Том, кажется, вообще забыл о существовании такого праздника, как Рождество. И не понимал моей суеты по этому поводу.

Он прилагал все возможные и невозможные усилия для того, чтобы стать лучшим учеником курса, не иметь отработок, а значит — не иметь долгов после школы.

Увы, но это лишало его всякого свободного времени, поэтому речи о каких-то подработках пока не могло быть. Да и виделись мы с ним довольно редко. А когда виделись были либо погружены в учебу, либо едва волочили ноги от усталости.

Не все шло гладко даже у Тома, при всем его усердии и таланте.

Реддл признался, что с трудом справляется с зельеварением.

С теорией у него все было прекрасно, но как только дело доходило до практики, в особенности, до нарезки ингредиентов животного происхождения...

В общем, Том рисковал получить в скором времени зависимость от противорвотных зелий, которые вынужден был пить перед каждым уроком у Слизнорта.

Благо, само противорвотное зелье было простым и состояло, в основном, из трав и корешков, так что его он варил себе сам. Мы прошли его почти сразу после зелья от фурункулов, еще в первый месяц учебы.

У меня были, в основном, проблемы с астрономией и с полетами.

Астрономия казалась мне лишенной всяческого практического смысла.

Если и встречались какие-то зелья или ритуалы, где использовались астрономические привязки, то большинство данных все равно все брали из справочников или рассчитывали по формулам.

Никто, похоже, последние лет 500, — не смотрел в телескоп, прежде чем варить какое-то зелье или проводить ритуал.

С полетами все было весьма банально — я не доверяла метлам. Причем независимо от их новизны и навороченности. Ну не могла я спокойно сесть на эту чертову метлу и взлететь, не думая при этом о возможном падении и его фатальных последствиях.

Похожие проблемы, что удивительно, были и у Ларисы Уимс. Хотя, в своей птичьей форме она прекрасно летала, по ее признанию. Одно нас радовало — уроки полетов будут длиться только год, а на втором курсе их заменит гербология.

Что касается Вальпурги Блэк, то она от Тома не отстала.

И по факультету уже начали ходить слухи о том, что мисс Блэк влюбилась в маглокровку из Приюта. Вслух, при ней, об этом говорить опасались, но за спиной — весь Хогвартс буквально гудел. В основном, все гадали, что произойдет, когда эти слухи дойдут до старших Блэков?

Том все же выяснил кое-что о Рыцарях Вальпургии. Название свое они брали от Вальпургиевой ночи, или Вальпургии — ежегодного шабаша ведьм в канун Белтейна. А вовсе не от имени своей сокурсницы, как, по наивности, думали многие первогодки, включая нас.

Надо признаться, понимал он в их мотивации мало, да и я тоже. Но в целом — это было что-то вроде тайного общества, целью которого было сохранение запрещенных министерством магии, с недавних пор, традиций, обрядов, ритуалов и церемоний, связанных с Колесом Года.

Старшекурсники из старых семей — делились знаниями с более юными и менее информированными ребятами. А еще, собираясь вместе, они обговаривали у кого именно в поместье планируется закрытое торжество, посвященное одному из восьми праздников.

Принимающий обговаривал детали, способы связи с желающими участвовать и способы защиты от магглов. Именно необходимость тщательно скрывать каждый шабаш от магглов и привела к тому, что традиционное празднование на общеизвестных местах силы, — стало вне закона.

Слишком многие были беспечны и не озаботились достаточным сокрытием своего присутствия. Риск нарушения статута секретности — это не шутка.

Разумеется, какие-то способы праздновать все еще оставались. На то, что аристократы делали в своих поместьях — запрет не распространялся.

Однако, по мнению Рыцарей, — принесение жертв и проведение ритуалов вне мест силы — это пустая трата времени и ресурсов.

Я долго гадала, — каким местом тут Гриндевальд, которого, по словам Тома, они частенько поминали "добрым" словом?

Но чуть позже мы смогли с этим разобраться:

Неcмотря на то, что Гриндевальд чуть ли не прямым текстом призывал к необходимости контролировать маггловские политические и военные структуры, а самих магглов низвести до уровня рабов магического сообщества. Но, как бы это не было парадоксально, тот же Гриндевальд — желал этого контроля по причине банального страха перед маггловским прогрессом.

И потому он всячески закручивал гайки в сторону ужесточения статута секретности.

Он призывал к тому, чтобы магглорожденные волшебники имели ограниченный доступ к знаниям.

Именно с его подачи студенты, жившие вне чистокровных магических семей — ограничивались в применении магии на каникулах.

Рыцари Вальпургии магглов не боялись. И не считали нужным поступаться своими традициями ради какой-то там мнимой безопасности.

Другое дело, что Рыцари ничего, в общем-то не знали о магглах, да и не хотели знать. Тогда как Гриндевальд взаимодействовал с ними на постоянной основе, если верить старым газетам.

Он охотно играл с ними в их политические игры, и мнил себя гроссмейстером, а Европу — своей шахматной доской. О том, до чего он в итоге доиграется когда-нибудь, спустя годы, — напишут в учебниках истории, а пока...

Пока он крутил своими марионетками в высших эшелонах власти, — в низах зрело недовольство, которое и воплотилось в неком закрытом кружке по интересам.

Гриндевальд об этой мышиной возне в стенах отдельно взятой школы, похоже не подозревал, а если бы и узнал, то не воспринял бы всерьёз.

Запретный плод сладок, а подростки — на то и подростки, чтобы нарушать правила и пренебрегать запретами.

До непростительных Рыцари Вальпургии не опускались пока, но это пока...

Слизнорт благодушно подписывал прилежным ребятам допуск в запретную секцию библиотеки, не догадываясь, что очередная взятая там книжка — станет достоянием всего слизеринского рыцарства.

И что они не только конспект напишут, но и на практике отработают все, до чего смогут дотянуться. Особенной безбашенностью, предсказуемо, отличалась Вальпурга Блэк, притаскивавшая с каникул копии самых темных и редких гримуаров из семейной библиотеки.

Знали ли об этом старшие члены семьи? Думаю, что нет.

— Они допрактикуются до того, что кто-то пострадает или умрет, — как-то сказал мне Том, когда речь зашла о слизеринцах. И я была с ним солидарна.

Разумеется столь детальная информация о деятельности клуба, при всем желании, не могла быть добыта с помощью Агаты. Информировал Тома непосредственно Малфой, при этом пытаясь всячески агитировать Реддла присоединиться к ним. Но Том на агитацию пока не очень-то велся. У него и своих забот хватало.

Единственное на что он соглашался — это делиться с Малфоем информацией о жизни магглов, но по понятным причинам, наши с Томом познания об окружающем мире и людях в нем — были весьма скудными. Но на фоне здешних уроков маггловедения, — даже они были подобны святому откровению.

Возможно, если бы мы жили в семьях, то знали чуть больше. В любом случае, Том считал своим долгом донести до Малфоя и других слизеринцев простую мысль: все люди — разные. И любые обобщения, так или иначе, — исказят картину.

Другой насущной проблемой стало прогрессирующее проклятие Гонтов. Том признавался мне, что без кулона уже практически не способен воспроизводить человеческую речь.

Да и вспышки беспричинного раздражения у него я стала замечать все чаще.

Посоветовавшись, мы решили, что рано или поздно Тому придется искать союзников в борьбе с этой бедой.

Другой вопрос в том, к кому обращаться за помощью безопаснее, к преподавателям или к кому-то из старших ребят? Мало ли как наличие такого серьезного проклятия может отразиться на репутации Тома? Вдруг его отчислят и закроют в Мунго до скончания времен, посчитав опасным? — эти вопросы нам следовало прояснить прежде, чем открывать тайну кому-либо.

Пораскинув мозгами и так и эдак, Том решил, что поинтересоваться у мадам Вилкост значением термина маледиктус, в контексте реальных примеров проявления проклятия будет не особо рискованным способом что-то узнать. Или хотя бы определиться с направлением дальнейших поисков.

Увы, но ничего ободряющего этот разговор Тому не принес. Хотя пищи для размышлений дал достаточно, на годы вперед.

Сам разговор происходил с глазу на глаз, без моего присутствия, но Реддл позже мне пересказал практически все, что успел узнать:

Растянутое во времени, иногда на сотни лет, — проклятие Маледиктус не теряло своего негативного влияния, и не было еще ни одного известного случая, чтобы пострадавшая семья смогла бы его снять. Основной проблемой было то, что снять такое мудреное проклятие мог только тот, кто его наложил, или его прямой потомок того же пола.

Но уговорить проклявшего вас мага — снять проклятие — невероятно сложно. И дело тут не только в нежелании или сложности процедуры отмены. Дело в откате.

Темная магия на то и темная, что работает по другим принципам, противоположно светлой.

И если светлая магия не прощает магу заведомо темных помыслов, то магия темная — карает мага, если он раскаивается в сотворенном колдовстве и пытается обратить его действие вспять.

— А за примерами далеко ходить не нужно, — вздохнула профессор Вилкост, — со мной учился некто Марволо Гонт, ныне покойный.

Он потратил большую часть своей жизни на то, чтобы избавить свой род от этого темного клейма. Ему даже удалось узнать кто именно их проклял, а это не так-то просто сделать, спустя 200 лет. Это была женщина из сестер Сандерсон, проживавших в Салеме.

Однако, с одной стороны, людей с фамилией Сандерсон сейчас — несколько тысяч в одной только Америке, и в Канаде не меньше, да и в Англии они есть в большом количестве — всех обойти жизни не хватит, а с другой, согласно архивам, — тех самых сестер Сандерсон — повесили в период Салемской охоты на ведьм 1692-1693 годов, и прямых потомков именно этой семьи не осталось.

— Но, — мадам Вилкост сделала многозначительную паузу, которую Том мне воспроизвел, — Марволо никогда не был в Салеме, и не проверял информацию, полученную им из архивов.

Он просто смирился с неизбежным, и предпочел жить свою жизнь так, как жил до этого. Кто знает, может быть потомки сестер Сандерсон все еще живут в Салеме?

Наверняка у них была какая-нибудь кузина, рано вышедшая замуж и сменившая фамилию, или бастард их папаши, или внебрачный младенец, отосланный с глаз долой, чтобы не порочить чье-то доброе имя.

Пуритане вообще всегда славились чрезмерной строгостью своих моральных принципов и нравов. Что не помешало им, по надуманному поводу, устроить настоящую резню в собственном поселении, и сгноить в тюрьме чуть ли не каждого десятого из числа своих соседей.

Но, может быть сохранились какие-то книги или рукописи самих сестер, где можно найти информацию о проклятии. Главное — никогда не сдаваться.

Многие темные проклятия, что удивительно, — снимаются достаточно просто. Главное — знать заклинание или точное условие отмены.

Иногда достаточно публичного покаяния, или денежной компенсации. Какие-то проклятия снимались путем объединения семьи проклятого с семьей проклявшего через брак. Иногда достаточно было вассальной клятвы.

В свое время Малфои прокляли Гойлов за разрыв помолвки с их дочерью, но те приняли вассалитет и проклятие пало. Другое дело, что откат не заставил себя ждать. С тех пор Малфои могут иметь только одного наследника. А девочки в этой семье с тех пор не рождались вовсе. И это еще относительно мягкий вариант отката.

Марволо знал об этом, а потому заранее сдался и теперь семья Гонт практически исчезла. А ведь они вели свою родословную от самого Салазара. Еще лет сто назад Гонты были не менее многочисленными и влиятельными, чем Блэки.

Многие чистокровные семьи, к сожалению, имеют сильно отягощенную проклятиями наследственность, но они как-то с этим живут.

— Запомни, мальчик, — мадам Вилкост была как никогда серьезна в этот момент, — барахтаться всегда нужно до последнего.

Любое проклятие, если оно не убило тебя сразу, — можно и нужно пытаться снять.

А даже если убило — всегда были упрямцы, среди родни и друзей, которые исхитрялись повернуть время вспять, чтобы обмануть смерть.

Удавалось ли им это? — кто знает, но они пытались. И это заслуживает уважения.

Но, запомни, что ни одно проклятие не имеет самоцелью навредить или отомстить врагу, как многие думают. Проклятие лишь способ склонить оппонента к правильному, по мнению мага, поведению, решению или поступку.

Будь то, брак, раскаяние, отчуждение имущества, признание авторитета и силы соперника, прекращение земельных и иных споров и тому подобное.

Именно поэтому большинство проклятий не смертельны, а если и приводят к смерти, то далеко не сразу.

Вред ради вреда — это порча, а не проклятие. Проклятие — это скорее воспитательная мера. Бывает еще сглаз, но его последствия всегда недолговечны.

В общем разговор у Тома с профессором — вышел продуктивным. Догадывалась ли мадам Вилкост, что разговаривает с внуком того самого Марволо Гонта? — Неизвестно. В любом случае, — виду она не подала, и к директору, докладывать о темном проклятии на ученике, — не побежала.

Искать дополнительную информацию о сестрах Сандерсон в школьной библиотеке — Том посчитал бессмысленным делом. Если где и следовало начать новые поиски, то уже непосредственно в Салеме. Но такая возможность представится ему еще очень нескоро.

Была, конечно, у Реддла мысль — озадачить этой проблемой мистера Саламандера, но он, как назло, сейчас был в отъезде, за пределами Америки. Изучал какую-то реликтовую магическую живность в восточном Китае, если конечно верить редким письмам.

Примечания:

Постараюсь не затягивать с выходом продолжения. Буду рада обратной связи — отзывам, лайкам и даже критике. Не стесняйтесь. Но попрошу без мата.

Примечания:

Всем привет! Глава вышла несколько сумбурная, но мои персонажи давно диктуют мне сюжет, а не наоборот. Я планировала одно, а они делают совсем другое. Кто найдет ошибки — пожалуйста воспользуйтесь ПБ.

Рождество приближалось неумолимо.

И, по мере его приближения, — погода все сильнее портилась:

Вместо пасторальных пейзажей с искрящимся на солнце снежком — окрестности Хогвартса заволокло черными тучами, порывы ветра норовили сбить с ног, а неутихающая почти неделю метель — полностью отрезала замок от Хогсмида.

К несчастью, пострадала и каминная сеть замка, поэтому за два дня до начала каникул — директором Диппетом было сделано объявление о том, что ученики, чьи родители не смогут прибыть лично и забрать их на каникулы, — смогут остаться в школе на полном пансионе, что называется, — за счет заведения.

Были отменены ближайшие тренировки по квиддичу, походы в Хогсмид, а еще — совы и другие почтовые птицы, временно были эвакуированы из совятни в одну из нежилых башен замка.

И завхоз, мистер Прингл, — предупредил всех, что все пострадавшие во время полета, в бурю, птицы — останутся на совести тех, кто их отправил полетать в такую погоду.

Потому как лечить сов он не умеет и не нанимался — других дел полно!

Ученики ворчали, негодовали, бубнили себе под нос что-то о несправедливости мира. И только мы с Томом, кажется, были рады такому повороту событий.

Он намеревался засесть в библиотеке в поисках всяких интересных заклинаний, а я — умудрилась заболеть.

И, кажется, это была не простая простуда. Потому что к моменту объявления, я чувствовала себя уже действительно плохо, и сразу после ужина отправилась "сдаваться" в больничное крыло.

Это оказался какой-то магический аналог дифтерии, которым большинство магов болело обычно в раннем детстве и довольно легко, но меня он уложил в постель почти на все время каникул. Бред, лихорадка, и адовый кашель, — сделали Рождество 1938 года незабываемым.

Больничным крылом заправляла весьма суровая пожилая ведьма — Хельга Дирли, или Миссис Ди, как ее называли старшие. Она была такой старой, что поговаривают, — самого Мерлина видела. И такой же вредной.

Была бы ее воля — я бы и в уборную по расписанию ходила. Ни о каких книгах или посиделках с друзьями на больничной койке — речи не шло, как и о сладостях.

Строго прописанное меню, режим дня, и зелья...

Очень много ужасных, отвратительных, мерзких зелий. Я даже хотела попросить у Тома противорвотного из его запасов, но побоялась, что эта злюка, если это заметит, — пустит мою шкуру на половик.

Благодаря зельям моя болезнь, конечно, становилась не такой заразной для окружающих, поэтому через пару тоскливых дней в одиночестве — уже разрешили посещения.

Том навещал меня пару раз, и даже сказал, что приготовил мне подарок, только я смогу его увидеть не раньше, чем выйду из карцера.

Да, "карцером" больничное крыло прозвал кто-то из прежних пациентов. И это было весьма точное определение. На второй день моего пребывания в карцере, как раз, когда каникулы уже начались, ко мне буквально с боем прорвался мой ворон — Мрак, притащивший мне целый сикль в качестве подарка.

Улетать обратно в пункт временного размещения к другим птицам — он отказывался, агрессивно щелкая клювом и перебирая когтистыми лапами по спинке моей кровати, поэтому, брюзжа и чертыхаясь, Миссис Ди позволила ему остаться со мной в палате, хотя и настояла на специальном насесте для птиц, куда Мрака переселили с большим трудом.

Дни тянулись как резиновые и я, от нечего делать, стала учить Мрака разговаривать. Лариса забегала ко мне регулярно, после обеда, жалуясь на то, что одной в комнате ей совсем скучно и неуютно. Еще она очень переживала, что не смогла поехать домой, как собиралась.

Мало кто из учеников рискнул прорываться сквозь метель, ради пары дней дома. Да и большинство родителей — не особо стремились забирать своих неугомонных студиозусов на каникулы.

Только в сочельник ко мне наконец-то смог попасть дядя Фестер. О моей болезни его уведомили письмом. Сове еще очень повезло, что жил он совсем рядом и птица не успела сильно пострадать от урагана.

Дядя сообщил мне, по секрету, что благодаря его тайному проходу — ему почти не пришлось сталкиваться с последствиями бури. Еще он принес мне сладости из Хогсмида и небольшой мешочек со всевозможными безделушками, то ли из ассортимента магазина Горбина и Берка, то ли из коллекции его покойной супруги. Уверив меня, что все проверено и безопасно — дядя высыпал это добро прямо на мою постель.

Задумка дяди Фестера была проста и понятна — из этой кучки я могла выбрать все, что мне понравится, в качестве подарка на Рождество для себя, и еще несколько вещиц, которые можно было бы подарить друзьям.

Себе я выбрала небольшой кулон с каким-то темно-синим камнем, в тонкой серебряной оправе, на цепочке.

Тому присмотрела складной перочинный ножик с причудливым растительным орнаментом — вечно у него перья для письма ломались в самый неподходящий момент.

Для Ларисы нашлась подвеска из белого перламутра в форме лебедя и цепочка к ней.

Все эти вещи давно лишились всяких чар, и разумеется не были новыми, поэтому я не рискнула одаривать ими того же Малфоя или нашу старосту — мисс Шоу. Еще обидятся, мало ли?

Но самым лучшим подарком от дяди Фестера — было ночное похищение мой бренной тушки из карцера в Хогсмид, при содействии его шумного домовика. Правда Чакки нас аппарировал прямо в дом, так что оценить масштаб дядиного проекта с тоннелем — мне не пришлось.

Всего на один вечер мне все же удалось вырваться из Хогвартса, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой после долгих унылых дней в больничном крыле.

Мы пили чай с пирожными, я нахваливала кулинарные навыки Чакки, а дядя пересказывал мне новости последних месяцев, часть из которых я знала, а о части даже не догадывалась.

Одной из новостей был слух, что Гриндевальд смог взять под контроль часть маггловского правительства Германии и теперь собирался осуществить какой-то свой план, деталей которого никто не знал, но почему-то многие этому радовались, как будто это их личное достижение.

Я мало что понимала в рассуждениях дяди, но видимо повышенный интерес к политике — это возрастное. Тем не менее — тревога не покидала меня ни во время разговора, ни какое-то время после него.

Из своей прошлой жизни я помнила мало, но то, что в период с 1939 по 1945-й будет большая и страшная война — я разумеется не забыла.

Другое дело, что деталей я никак не могла припомнить, что и вызывало теперь тревогу и страх — пропустить какие-то важные "звоночки" оповещающие мир о начале конца. Особенно меня пугало то, что о собственно европейском театре военных действий с 1939 го по 1941-й я не знала почти совсем ничего.

То ли оттого, что моя прежняя тушка была невнимательна в школьные годы на уроках истории, то ли потому, что сами эти уроки были весьма однобокими и неполными — кто знает? Но в моей голове, в цепочке ассоциаций — Великобритания — вторая мировая... дальше зияла огромная дыра отсутствующей напрочь информации. Тем не менее, я не исключала, что если все пойдет по тому же сценарию, то у нас оставалось чуть больше полугода мирной жизни. Плюс-минус. И это пугало.

Дядя, кажется, заметил мою встревоженность и сменил тему на более нейтральную.

Не смотря на все старания дяди, — праздника у нас все равно не получилось.

Я чувствовала себя неважно и постоянно думала, что меня, с минуты на минуту, — хватятся в больничном крыле. Переживала, что у меня нет подарка для дяди, и что с нами нет Тома. А еще я жутко боялась, что тайный ход до Хогсмида перестанет быть тайным и им заинтересуется директор.

На что дядя Фестер ответил, что как только снег сойдет, — он посадит на выходе из тоннеля саженец гремучей ивы, который для него раздобыл кто-то в Лютном.

Он даже продемонстрировал мне этого монстра, который пока обитал в большом деревянном ящике с землей, в углу кухни, и был этим очень недоволен, судя по нервному подергиванию веток и парочке придушенных крыс по периметру.

Чакки, кажется, теперь вообще боялся заходить в кухню и постоянно косился на агрессивное растение со смесью ужаса и негодования. А я сообщила дяде, что вряд ли смогу навещать его часто, если он сделает из своего тайного хода — непреодолимую полосу препятствий.

Деревце было жутким порождением больной фантазии какого-то ботаника, сумевшего создать химеру обычной ивы с дьявольскими силками или еще чем-то похуже.

Дядя Фестер действительно готовил для нас с Томом какое-то особенное Рождество, даже елку они с Чакки нарядили, но не сложилось. Детально своих планов он не раскрывал, чтобы еще больше меня не расстраивать.

Но мы просидели почти всю ночь в тепле и уюте, в гостиной у камина, а когда я уже начала клевать носом, — Чакки перенес меня назад в Хогвартс, поближе к больничному крылу, и даже смог запереть за мной двери так, чтобы не проснулась миссис Ди.

Забравшись в кровать я мгновенно уснула, чтобы через пару часов быть разбуженной бухтением вредной старухи — Дирли.

Кажется, она не заметила моего ночного загула, а вот Том раскусил меня сразу:

— Ты выглядишь, как поднятая из могилы утопленница и засыпаешь через слово, хотя уже полдень, — "тактично" заметил Том, и усмехнувшись добавил, — Как там старина Чакки?

— Прекрасно, — ответила я, передавал тебе пламенный привет, — А ты чего такой довольный, будто Малфоя в карты обыграл? — не удержалась я от встречной шпильки, еще дуясь на "утопленницу".

— Блэк, Малфой и еще кое-кто из Рыцарей — отчалили по домам, так что у нас тоже вечером были посиделки в Аквариуме. Старшие тусовались у Слизнорта в клубе, а староста девочек — Розье поленилась нас разгонять по койкам раньше полуночи.

— Значит у вас тоже было весело?

— Да, вполне, — улыбнулся Реддл, — Но без тебя все равно не то. — А тебе кто-то подарок прислал, ты уже смотрела? — он кивнул на тумбочку, где среди склянок с зельями приютился небольшой сверток в золотистой фольге, с красным бантом. — Кто-то из львов, вероятно...

— Дай сюда! Это мой подарок! — притворно возмутилась я, выхватывая у Тома яркую коробку. А то загребущие лапки Реддла уже начали требовательно теребить обертку:

— Не знал, что у тебя есть друзья в львятнике.

— Я тоже не знаю, кто мог это прислать, — призналась я, но вряд ли там может быть что-то опасное.

— Проверить? — Том уже умел проверять почту на наличие "сюрпризов", тогда как я сама

это заклинание еще не освоила.

— Ну проверь, — согласилась я, и Том проверил, — Все чисто! — констатировал он, голосом следователя, — Открывай, пока я от любопытства все ногти себе не сгрыз. — Мысль о грызущем ногти Реддле — меня позабавила, потому как я всегда завидовала его идеально ровным ногтям. Так что эта шпилька была направлена в мою сторону.

Я с легкостью разорвала фольгу. Внутри нее находился небольшой темно серый футляр из плотного картона, в котором лежал аккуратный черепаховый гребень для волос, отделанный черными агатами по краю и несколькими рубинами по лепесткам стилизованной под орнамент розы.

К гребешку прилагалась небольшая записка из сложенного вчетверо пергамента: "Самой красивой девушке Хогвартса с пожеланием счастливого Рождества и скорейшего выздоровления! Г. Аддамс. " — я с недоумением взирала на записку, пока любопытный Том не выхватил ее у меня.

— О, Тиш, у тебя появился поклонник? Поздравляю!

— Ага, только я даже не помню, как выглядит этот Аддамс? Я ни разу с ним не пересекалась, — тут я немного слукавила, разумеется.

Естественно едва услышав эту фамилию на распределении, — я присматривалась к парню со всех сторон, но была уверена, до этой минуты, что делаю это незаметно. Все же в моей прошлой жизни Мортиша, известная мне как персонаж кино, — была вовсе не Фрамп, а очень даже Аддамс...

— Зато он знает как выглядишь ты, заметил твое отсутствие, прислал подарок, причем достаточно дорогой... — изложил Томас свои аргументы.

— Еще скажи, что он ко мне подкатывает! — рассмеялась я.

— Это не я сказал, а ты... — Реддл коварно усмехнулся, но глаза его оставались игриво-веселыми.

— Между прочим, — заметил Том, — этот Аддамс неприлично богат, хотя и не особо это афиширует. Похоже даже Абраксас Малфой завидует этому испанцу, ну или мне так показалось...

— И на чем же могли так неприлично разбогатеть эти Аддамсы, интересно, если уж сами Малфои им завидуют? — решила я проверить осведомленность Реддла.

— Малфой упоминал в разговоре с Мальсибером, что Аддамсы владеют несколькими железнодорожными ветками, включая линию Лондон-Хогсмид и Лондон-Эдинбург, но это, разумеется, не полный список активов.

— Не хило, а ты разумеется проходил мимо и услышал все это по чистой случайности?

— Они разговаривали об этом в библиотеке, — отмазался Том с видом оскорбленной невинности. После чего резко сменил тему, что тут же выдало его с головой.

— А гребень-то наверняка с чарами. Я видел что-то подобное у одной из старших девчонок.

— Я провела гребнем по волосам, и действительно, — чары там были.

Мои волосы тут же приобретали идеальную гладкость, блеск и выглядели теперь чистыми, чего редко можно было добиться простыми заклинаниями очищения.

— Полезная вещица, — подтвердила я, отложив подарок на тумбочку.

— А тебе кто-то что-то подарил? — теперь была моя очередь допрашивать Тома.

— Ну, любимая сестренка только что вручила мне шикарный и очень полезный перочинный нож... которым я буду отбиваться от хулиганов летом, когда нам запретят колдовать...

— Том!!

— Ладно-ладно, расскажу, покажу, и пощупать дам, а то ты умрешь от нетерпения.

Малфой подарил ему перчатки из драконьей кожи, которые требовались для зельеварения довольно часто, но коих не было в комплекте, выданном Реддлу советом попечителей, вероятно, по причине их дороговизны. Что удивительно, в стандартном списке необходимых принадлежностей — их не было.

Блэк прислала Тому пару булавок для галстука в форме змей, а остальные отделались сладостями и канцелярскими принадлежностями.

От матери, при содействии мистера Саламандера, Том получил несколько редких ингредиентов для зелий и сложный рецепт одного снадобья, где они использовались, призванного прояснять сознание и подавлять вспышки неконтролируемой агрессии.

Кажется, напоминание о проклятии — только огорчило Тома, несмотря на практическую пользу.

— Сова, которая принесла это — чуть не погибла, — отметил Реддл, чтобы отвлечься,

— Теперь мне приходится ее лечить, потому что Прингл терпеть не может сов. Я хотел поселить ее в нашем Аквариуме, но на нее чуть не напала кошка Уимс — Ширли. Так что пришлось забрать сову в спальню. Правда теперь обижается Бьянка.

— А как зовут сову? — спросила я.

— Не знаю, она не представилась, — сказал Том и мы оба рассмеялись. — Как подлечу немного, — отправлю в школьную совятню, а там пускай сама добирается до своего хозяина, — пояснил Реддл.

Но наш громкий смех тут же призвал на наши головы гнев миссис Ди, и Реддлу пришлось спешно покинуть карцер, дабы не портить своим весельем унылую атмосферу больничной палаты.

Что удивительно, в больничном крыле я оказалась одна, не смотря на холод и отвратительную погоду на протяжении почти двух недель.

То ли это мне так "повезло", то ли все остальные хорошо были знакомы с миссис Дирли и не спешили на свидание с ней, даже если повод действительно был.

Думаю, что те, кто был здесь хоть раз, — твердо усваивали, что в логово миссис Ди стоило соваться только под угрозой неминуемой смерти, но никак не раньше.

Чем уж они все лечились — не знаю, но за время моей отсидки никто даже за бодроперцовым зельем ни разу не пришел.

Выписали меня за два дня до конца каникул, и если вы думаете, что я смогла расслабиться и отдохнуть, то нет — домашку никто не отменял, а времени на выполнение ее практической части у меня почти не оставалось.

В карцере читать и уж тем более писать — было нереально.

Зато я увидела, наконец, подарок Тома:

Это был настоящий, полноценный стол для пинг-понга, который занимал теперь внушительную часть Аквариума. Ракетки и мячи тоже были. Так что мы прямо в день моей выписки устроили показательный сет для изрядно офигевших с этого барсуков и змей.

Ведь в их представлении спорт — равно квиддич, а квиддич — равно спорт, без вариантов. По крайней мере так было до нашего появления в Хогвартсе.

Реддл признался, что все это трансфигурировано из подручных предметов мебели, и что ему даже пришлось просить о такой услуге лично профессора Дамблдора, как единственного, кто видел подобный стол вживую, как и нашу игру в пинг-понг.

Лариса Уимс была очень рада моему возвращению, и особенно, моему подарку. Сама она мне вручила небольшой комплект белоснежных перьев, заточенных под письмо и красивую хрустальную чернильницу. Когда я спросила, не ее ли собственные это перья? — она почему-то смутилась и покраснела.

Пришлось уверить ее, что я вовсе не считаю такой подарок чем-то стыдным, наоборот... По правде сказать, хоть это и было странно, но мне даже хотелось бы заполучить что-то настолько личное, ведь прежде у меня никогда не было лучшей подруги, и иногда меня накрывал иррациональный страх, что она может вдруг куда-нибудь исчезнуть.

А чтобы совсем разрядить обстановку, я предложила ей вместе отработать заклинание "колорум", и раскрасить часть перышек в разные цвета. Чем мы и развлекали себя почти до самого ужина.

Примечания:

Не скупитесь на комментарии — я буду от радости прыгать до потолка! Скорую проду не обещаю, но постараюсь не затягивать.

Примечания:

Глава короткая, но решила не мариновать вас слишком долго с продолжением, хотя новости от 16-го февраля — изрядно выбили меня из колеи, а то что было дальше — вообще сюр какой-то.

Вальпурга Блэк негодовала.

Мало того, что дома ей сделали серьезный выговор за общение с грязным магглом (интересно, кто же донес им?), так еще и объявили о ее помолвке с кузеном во время Йольского бала! Заранее не предупредив!

И ладно бы помолвку заключили с тем же Гойлом или Прюэттом, но нет, ей сосватали тщедушного капризного малолетку-кузена Ори... Хуже и быть не могло! Ему же всего 9!

А все потому, что теперь она — Вальпурга, — больше не была единственной и любимой дочкой, наследницей рода. Нет! Теперь ее законное место занял ее младший брат — трехлетний Сигнус.

И если в первые два года Вальпурга, в глубине души еще надеялась на то, что с новоявленным "наследником" что-то случится и тогда она снова займет свое место, то с рождением второго брата — Альфарда, — ее шансы стать наследницей и главой семьи — становились совсем призрачными.

Да и матушка совсем распустила себя, располнела после родов и стала похожа не на Леди Блэк, а на дородную сельскую кумушку. И вела себя как наседка с выводком, то и дело бегая в детскую "посмотреть на своих ангелочков", — Мерзость какая! А ведь ей, Вальпурге, даже в детстве, — никогда не доставалось столько родительского внимания и тепла, сколько теперь достается братьям.

"Почему, черт возьми, я не родилась мальчиком?!" — думала Вальпурга, вспоминая ненавистных ей младших братьев. Теперь ее родители все свое время уделяли маленьким сыновьям, а ее все чаще отправляли на все каникулы к тетушке Мелании и дяде Арктурусу.

Хорошо еще, что их старшая дочь — Лукреция уже выскочила замуж и убралась жить к Прюэттам. Вальпурга всей душой презирала эту безмозглую курицу, мечтающую лишь о балах, драгоценностях и платьях. Но даже в страшном сне Вальпурга не могла представить, что младший сын тетушки Мелании, — плаксивый и похожий на лягушонка, тщедушный Орион Блэк — станет ее женихом.

"Разве может этот заморыш быть достойным ее руки? — Нет, нет и еще раз нет!"

Вечером после бала — Вэл еще долго мерила шагами свою спальню, поминая Мерлина и всех его родственников.

Безумно дорогое темно-синее платье в пол, в стиле 19-го века, с тугим корсетом и узкой юбкой — дико раздражало мисс Блэк. Ее бесили неудобные туфли и слишком тугие косы, бряцающие при ходьбе серьги с сапфирами и жесткая кромка воротника.

По правде сказать, больше всего ей сейчас хотелось упасть на кровать и разрыдаться, но она, как будущая Леди рода (ей все еще очень хотелось в это верить) — прекрасно умела держать себя в руках. Этой весной ей исполнится 13...

"Но, Мерлиновы яйца, только не Орион Блэк!"- думала она, вспоминая об этом несуразном уродце. Чистота крови — навек, чтоб ее!

В глубине души Вальпурга представляла своим женихом совсем другого мальчика. Это был он — Том Реддл. С такой очаровательной улыбкой, точеным профилем, и искорками в серо-голубых глазах, — он казался ей идеальным воплощением ее девичьих грез.

Обаятельный, умный и привлекательный. И как же несправедливо было то, что он маггл! Или нет?

Ведь он сам говорил, что не знает своих родителей...

Маггл просто не смог бы попасть на Слизерин, — размышляла Вэл, наконец, притулившись на краю своей кровати.

"А если выяснится, что он не маггл, а вполне себе чистокровный?"- мысли в голове девочки забегали так стремительно, что у нее даже дыхание перехватило. Шанс расторгнуть помолвку, конечно пока имелся, но это был бы скандал... Особенно если учесть условия расторжения... Если на расторжении помолвки настоит жених, то все может обойтись малой кровью.

К моменту, когда услужливые домовики переодели ее в сорочку и погасили свет — в голове Вальпурги Блэк уже отчетливо вырисовывался план.

Единственное, чего этот план не учитывал — это мнения самого предмета обожания юной леди. Но к чему ей такие сложности? Разве она не получала всегда желаемое?

С этой мыслью Вальпурга отправилась во власть Морфея, чтобы утром достоверно изображать из себя смиренную невесту и послушную дочь.

Ирма и Поллукс Блэки — вздохнули с облегчением, а все оставшееся время до конца каникул потратили на то, чтобы обсудить с родней планы на будущее.

На капризы и истерику будущего жениха — никто не обращал никакого внимания, препоручив его строгим гувернерам и не менее строго проинструктированным домовикам.

Тем временем Том Реддл, вместе со своей названной сестрой — скромно отметил их общее 12-ти летие.

Все подарки были вручены еще в Рождество, так что в День Рождения, а праздновали они обычно 31-го декабря вместе, — Том и Мортиша ограничились совместным походом в Хогвартскую кухню за вкусняшками, чтобы потом провести уютный вечер в Аквариуме с Агатой и Аристотелем, которые успели немного подрасти за полгода.

Большинство слизеринцев — разбрелись кто куда, так что вскоре они остались одни, если не считать зверинца из разномастной живности двух факультетов.

-Тиш, как думаешь, можно ли сказать декану, что я Гонт? — спросил Том задумчиво.

-Из-за зелья? — уточнила Мортиша, Том кивнул. — Думаю да, — сказала она, — но не уверена, что он согласится его варить.

-Может попросить, чтобы он проследил за тем, как варить его буду я?

— А ты сваришь, уверен? Насколько я знаю, — зелья не самая сильная твоя сторона, — Том нахмурился, но через секунду согласно кивнул, — Знаю.

-Главное, чтобы твой декан не побежал сразу к Директору с докладом, но наверное придется рискнуть. Это в любом случае безопаснее, чем отравиться непонятно как сваренным зельем.

-В любом случае, если у меня крыша поедет без зелья — директор сразу об этом узнает, — в душе Реддла страх и отчаяние теперь соседствовали с решимостью.

-Логично, — заключила Фрамп, — Поговори с ним в ближайшие дни, даже если он пошлет тебя подальше, то ничего страшного, придумаем другой план.

Лучше сделать это в ближайшие выходные, когда у профессора Слизнорта есть время и он не завален проверкой домашних работ, — Том снова кивнул, принимая для себя какое-то решение.

Потом расскажешь, что из этого выйдет? — улыбнулась девочка, видя, что страх окончательно покинул Реддла.

-Конечно, — Том вздохнул, — Ненавижу зелья! — наконец воскликнул он, поднимаясь с кресла. — Как подумаю, что мне эту дрянь придется пить еще черт знает сколько лет, — аж передергивает!

-Сними амулет, пожалуйста, — попросила Мортиша, зачаровывая дверь от случайных визитеров.

-Зачем? — насторожился Том, — Хочешь позлорадствовать? — Но увидев недоумение и сочувствие на лице сестры, — он понял, что сказал что-то не то, — Извини...

— Я просто хочу понять насколько далеко все зашло, — но Том уже послушно снимал с себя древний артефакт. Когда он снова поднял глаза на Мортишу — она вздрогнула.

Красивое лицо мальчика было серовато-белым, ноздри стали уже, а глаза приобрели неестественный красноватый оттенок, делая итоговый цвет мертвенно лиловым. только отросшая челка несколько скрывала произошедшие с ним метаморфозы.

Видя ее реакцию Том напрягся, — из его рта донеслось тихое шипение, с отголосками клокочущего в груди рептильного рычания, — Агата, услыхав это, — громко плюхнулась в воду со своего островка, отвлекая Мортишу от страшного зрелища. Том надел амулет обратно, снова становясь самим собой.

— Насколько все плохо? — спросил Реддл, отворачиваясь к аквариуму с черепахой, чтобы не видеть отвращения на лице сестры, если оно там все же появится. Его спина была напряженно прямой, хотя голос выдавал его состояние.

— Скажем так, если Блэк тебя сильно начнет доставать — будет чем отвадить.

— Это, конечно, существенный бонус, — горько усмехнулся Том, — Но я бы не хотел иметь его на постоянной основе, а то вдруг жениться надумаю...

-Именно поэтому тебе и нужно, как можно скорее, найти подход к Слизнорту.

-Еще бы знать как?

-Я слышала от Ларисы, что Слизнорт любит засахаренные ананасы...

-Вот это уже тема, а то идти с пустыми руками. Только где их взять?

-Спроси у Малфоя, когда он вернется. Эти аристократы те еще гурманы, наверняка он знает не одну кондитерскую, — Малфой не очень нравился Мортише, но он был иногда весьма полезен, особенно в плане добычи нужной информации.

-Что бы я без тебя делал, Тиш? — прошептал Реддл с чувством, и сделал то, чего не делал еще никогда — порывисто обнял девочку.

И от ощущения этого, почти незнакомого им тепла, — ребятам вдруг стало совсем спокойно и легко на душе. Они справятся, что бы ни случилось!

— Давай сначала еще раз сгоняем на кухню и спросим у домовиков, где-то же Слизнорт берет эти сладости не покидая замка? А если они не знают, тогда будем трясти Блондинку — Наконец предложил Том.

Блондинкой многие называли Малфоя исключительно за спиной, и дело было не сколько в длинных волосах и слишком смазливой для парня внешности, сколько в любви аристократа к сплетням не самого высокого сорта.

Эльфы Хогвартса были невероятно рады снова угодить юным волшебникам, а Том и Мортиша — запаслись ананасами на месяц вперед, не упуская возможности и самим оценить их вкус.

Наступил Новый 1939-й год.

Примечания:

Буду рада комментариям, даже коротким. Если где-то косячу — пишите — по свежему проще исправлять возможные нестыковки.

Зимние каникулы в Великобритании длятся с 20.12 по 3.01

Примечания:

Простите за долгий перерыв. ПБ открыта. Беты все еще нет. Спасибо за 190 лайков, мне приятно:-)

POV Мортиши:

Найти подход к Горацию Слизнорту, может быть, было и не трудно, а вот найти его самого в Хогвартсе, в выходной — оказалось задачей не из легких.

Целый день мы с Томом потратили на то, чтобы обойти все те места, где Слизнорта не было. А туда, где он был, по словам старшекурсников, — студентов младших курсов не пропускали.

И нам пришлось сначала его ждать, потом выслеживать, а затем караулить, чтобы он снова не сменил локацию.

Ситуацию спас Дамблдор, надолго занявший своего неугомонного коллегу беседой в одном из коридоров школы.

Но в результате, так или иначе, в отлов слизеринского декана я была вовлечена не меньше самого Реддла. А когда эти двое скрылись за закрытой дверью — я решила дождаться Тома, раз уж вложила в поиски столько времени и усилий.

Пристроившись на лавке с учебником Истории Магии, напротив соседнего кабинета, я стала ждать. Разумеется, на дверь были брошены чары от лишних ушей, так что я ничего не могла услышать из их беседы, ни случайно, ни намеренно. Оставалось только верить в наилучший исход этого разговора.

POV Тома:

Вечно Слизнорта нет на месте, когда он нужен! — думал я, снова и снова обходя кабинет за кабинетом.

Чем больше времени мы с Тиш бегали по замку в поисках декана, тем меньше мне хотелось с ним встречаться. Надежды на положительный исход разговора у меня почти не было. А риск ощущался буквально физически.

И в тот момент, когда я уже готов был бросить эту затею с зельем, — Мортиша сообщила, что Слизнорт треплется с Дамблдором в коридоре третьего этажа. Что они там забыли — мне было все равно. Главное, что декан найден.

Пока я поднимался на третий этаж — решимость оставляла меня с каждым шагом, но стоило мне увидеть обоих профессоров, обсуждавших изыски спиртного в баре Хогсмида, достаточно громко, чтобы я отчетливо слышал каждое слово, — меня накрыла холодная ярость, а вместе с ней вернулась и решимость.

Мои шаги гулко разносились под сводами коридора, едва ли заглушая звуки собственного сердцебиения, метрономом стучащие у меня в ушах.

— Профессор Слизнорт, сэр, я мог бы поговорить с вами? — декан обернулся ко мне со снисходительной улыбочкой, которая раздражала меня еще больше. Дамблдор тут же ретировался, сославшись на дела.

Секунду или две Гораций смотрел на меня, явно пытаясь вспомнить кто я вообще такой и как мое имя, а потом все же ответил:

— Да, конечно, мистер Реддл, пройдемте в мой кабинет, там будет намного удобнее, — его голос был подчеркнуто ласковым, однако взгляд и интонация выдавали все его истинные чувства относительно моей персоны. И то, что я увидел меня настораживало, однако, отступать было уже поздно.

Пока мы спускались в слизеринские подземелья — Слизнорт безостановочно что-то вещал в пустоту. О погоде, совах и прочих незначительных вещах.

Я же в голове прорабатывал возможный план предстоящего разговора, пока еще было время и втайне мечтал о том, чтобы он, наконец, заткнулся и не мешал мне думать.

Но вот и кабинет. Чуть дальше по коридору я заметил Мортишу, она тоже меня заметила, и кивнула. На душе немного полегчало и я, отбросив все сомнения, — вошел внутрь.

Дверь за нами закрылась, отрезая мне пути к отступлению.

— Ну что ж, молодой человек, присаживайтесь, я вас слушаю, — произнес декан скучающим голосом.

Я прежде никогда не был в его кабинете. И был неприятно удивлен той степенью безвкусной роскоши, которая обычно свойственна внезапно разбогатевшим людям низшего сословия. В прежние времена таких называли нуворишами. И именно так выглядел кабинет Горация Слизнорта.

Если бы не строгий учительский дресс-код, я уверен, что он бы разоделся как персидский шейх и окружил себя полуголыми девицами с опахалами из павлиньих перьев наперевес.

— Сэр, недавно я получил письмо с рецептом одного сложного зелья, не могли бы вы проверить этот рецепт на наличие возможных ошибок? — я решил подойти к проблеме издалека.

— Разумеется мог бы, — самодовольно ухмыльнулся Слизнорт, — давайте сюда ваши записи, — Я протянул в его холеную ладонь заранее переписанный из письма рецепт.

Минуту-другую Слизнорт тупо пялился в текст, губы его беззвучно

двигались в такт его мыслям, а пальцы нервно постукивали по столешнице.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он принял для себя какое-то решение, поднялся с кресла и заговорил:

— Идите за мной, мистер Реддл, мне нужно кое-что уточнить у директора Диппета... — сердце ухнуло в пятки.

Вот уж не думал, что окажусь в кабинете директора еще до того, как озвучу свою настоящую фамилию. Но спорить с деканом было уже бесполезно.

В мгновение ока преодолев расстояние от стола до двери — Слизнорт уже на крейсерской скорости двинулся в сторону каменной горгульи. Мне ничего не оставалось кроме как едва поспевать за ним, и по возможности не думать о скором отчислении...

Pov Мортиши:

В кабинете зельевара Реддл пробыл буквально пару минут, затем они оба вышли и направились в сторону центральной лестницы. Я, короткими перебежками, стараясь не отставать, но и не привлекать к себе внимания, — двинулась вслед за ними.

Через пару лестничных пролетов стало ясно, что Слизнорт ведет Тома в кабинет директора.

Том шел чуть позади декана, опустив взгляд в пол, покорно, как на Голгофу. Внутри у меня все похолодело, — неужели его отчислят? Но ведь никакой его вины в семейном проклятии нет, или дело в самом зелье?

Пока я размышляла над горькой судьбой своего побратима, — Слизнорт с Реддлом преодолели последние ярды до каменной горгульи:

— Дракон никогда не спит, — пробубнил пароль декан слизерина и, не оглядываясь на ученика, поднялся в открывшийся им проход. Том лишь успел мазнуть по мне обреченным взглядом и тоже скрылся из виду.

Я остановилась посреди коридора, прикидывая в уме, что же теперь мне делать, но подумать о превратностях судьбы мне не дали.

Непонятно откуда, но рядом со мной материализовался, собственной гриффиндорской персоной, Гомес Аддамс...

— У братца твоего, похоже неприятности? — то ли спрашивал, то ли констатировал он. Я лишь рассеяно кивнула.

Он говорил еще что-то, но я с трудом поддерживала диалог, постоянно отвлекалась и не следила за нитью беседы.

Гомес, казалось, не придавал значения моей рассеянности, и с энтузиазмом продолжал что-то рассказывать, радуясь тому, что его не отшили сразу.

Надо сказать, что испанец был предельно тактичен и даже мил. И если бы не эта напряженная атмосфера ожидания, то вероятно, я бы даже смогла по достоинству оценить его ненавязчивые попытки сближения.

Вскоре на горизонте появились другие гриффиндорцы, и Аддамс, наконец отстал, а я осталась в гордом одиночестве, подпирать спиной стену возле директорского кабинета. Пользы от этого было мало, но мне так было спокойнее.

POV Тома:

Когда мы подошли к горгулье, я заметил Мортишу.

Разумеется, она уже надумала себе всякого. Это было написано на ее лице.

Но что я мог ей сказать, если сам слабо представлял, почему и зачем меня ведут к Диппету?

Когда монумент отодвинулся, я, смирившись с неизбежным, — шагнул навстречу неизвестности. Подъем от горгульи до дверей кабинета — показался мне вечностью.

От Слизнорта несло каким-то приторно-сладким парфюмом с нотками спиртного. В замкнутом пространстве перед дверью эта вонь казалась уже совсем невыносимой. Так что меня даже начало мутить. И мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не наблевать прямо на его начищенные туфли из драконьей кожи.

Кабинет директора напоминал помесь библиотеки с картинной галереей. Книги лежали на всех плоских поверхностях, включая пол. Так что я даже не сразу нашел в этих дебрях самого Диппета.

Вблизи он показался мне совсем дряхлым. И одет был в какую-то невнятную серую хламиду, на манер алхимиков века так пятнадцатого, если не древнее. Потрепанный конусовидный колак, надетый поверх редеющих седых волос — лишь усиливал это впечатление древности сидевшего напротив нас мага.

Тем временем портреты за его спиной, до этого о чем-то оживленно беседовавшие,(как он работает в таком гаме?) — заметили наше присутствие и замолчали. От их изучающих взглядов мне стало неуютно.

Диппет тоже оторвался от своей писанины и уставился на Слизнорта, затем перевел взгляд на меня, вздохнул, и отложив перо, — указал рукой в сторону кресел.

Я присел на краешек одного из них, опустив сумку на пол, Слизнорт вальяжно развалился в соседнем.

— Ну наконец-то, юноша, — проскрипел Диппет с укоризной, — Я уж думал, что вы так и не почтите меня своим визитом в этом году.

А ведь я, как ваш законный опекун, — должен знать о вас и вашей жизни достаточно много, чтобы обеспечивать ваше благополучие. И раз уж вы здесь, я хочу сразу уведомить вас, что мне известно о вас гораздо больше, чем все вы думаете, — сказал он, вероятно, имея в виду всех учеников Хогвартса, а не только меня.

— Распределяющая шляпа, — старик кивнул в сторону упомянутого артефакта, покоившегося теперь на одной из книжных полок, как будто бы это что-то объясняло, но видя непонимание на моем лице, пояснил:

— Она не только песни распевает и новичков распределяет, но и дает мне подробный отчет о каждом вновь прибывшем студенте.

Артефакты, зелья, чары, происхождение, состояние здоровья...

Но даже если бы вы предусмотрительно сняли с себя всю ювелирную продукцию до распределения, это бы не избавило вас от разоблачения.

Каждый декан, согласно уставу обязан распознавать скрытые артефакты, надетые на учениках, и докладывать о них руководству.

Я молчал, пытаясь прикинуть в уме чем грозит мне такая осведомленность директора, а он тем временем продолжал свой монолог:

— Мне известно, что вы Гонт, а не Реддл. И даже более того, — о проклятии вашем я тоже знаю. Многие в этом замке хранят секреты, мистер Гонт.

— Реддл, сэр... — поправил я его.

— Как вам будет угодно, мистер Реддл, — согласился Диппет.

— Вы умеете удивлять, молодой человек, — подал голос Слизнорт, о котором я почти успел забыть.

— Меня больше поражает то, что вы не пришли с этим сразу, — продолжил Диппет, — но вы и чистокровное происхождение ваше ото всех скрыли, что для слизеринца совсем нетипично. Так что это видимо просто черта характера у вас такая, как мне кажется.

Учитывая то, что мне было известно о Гонтах, я вынужден был прибегнуть к помощи уважаемого профессора, чтобы наконец увидеть вас и побеседовать с вами, с глазу на глаз, — Диппет выразительно глянул на Слизнорта. Тот мгновенно подобрался, извинился и откланялся, сославшись на несуществующие срочные дела.

Когда я остался наедине с Диппетом, атмосфера немного потеплела.

Старик выдохнул, расслабился и даже предложил мне чаю, от которого я, само собой, — отказался.

Армандо Диппет действительно знал многое. И даже то, что не было известно мне самому:

Как оказалось, он учился вместе с моим прадедом — Клементисом Гонтом, а вот деда моего — Марволо — недолюбливал за чрезмерный снобизм, категоричность и неуступчивость.

Если верить распределяющей шляпе, то по всему выходило, что дядя мой, Морфин, — скончался еще до моего поступления в Хогвартс, оставив меня единственным наследником Слизерина по мужской линии.

По всему выходило, что я единственный представитель Гонтов, после Марволо, переступивший порог школы. Моя мать и мой дядя — своих приглашений так и не получили.

Вопреки моим опасениям, — вопрос с зельем решился сам собой, как бы между делом, и вопросов не вызвал. Готовое зелье мне будут передавать с помощью школьного домовика, а тот в свою очередь будет оставлять его в моем шкафчике, в спальне и следить, чтобы я его своевременно пил.

Кто будет варить зелье — Диппет не уточнял, но отметил, что расходы по его изготовлению, покрытые попечительским советом, будут суммироваться с общим долгом за обучение.

Директор непрозрачно намекнул на то, что мне следовало бы подыскать себе подработку на лето, желательно оплачиваемую галеонами, если я не хочу по окончании обучения отправиться надзирателем в Азкабан или помощником драконолога в заповедник.

— Хороших вакансий, юноша, — министерство вам не предложит. На хорошие вакансии у них есть хорошие друзья, или люди с хорошими связями. Так что в ваших интересах погасить долг до окончания учебы.

За пределами Хогвартса я уже ничем вам помочь не смогу. А жалования надзирателя вам едва ли хватит на ваше зелье, не говоря уже обо всем другом. Да и на выгодный брак вам рассчитывать не приходится.

Как бы то ни было, если даже вы решите заключить помолвку в стенах Хогвартса, то я обязан буду предоставить семье невесты исчерпывающие данные о вас. А с вашим отягощенным наследием...

— Да, я понимаю, сэр, — Диппет махнул рукой и портреты снова зашевелились, что означало, что наш разговор почти подошел к концу.

— Идите, мистер Гонт, — успокойте вашу сестру, пока она стихийным выбросом не снесла дверь, — старик напоследок улыбнулся. А у меня отлегло от сердца и все напряжение будто бы испарилось.

Из кабинета я вышел совсем в другом настроении. Иметь союзника в лице директора школы и опекуна — было невероятным облегчением.

Никто из нас не заметил, как обитатель одного из портретов — покинул свою раму, чтобы донести весть о том, что я Гонт до вполне конкретных Блэковских ушей.

Но в тот момент я еще не догадывался о грозящих мне неприятностях.

Мортиша, поняв, что отчислять меня не планируют, — чуть не задушила своими обнимашками, а я, в общем-то, и не особо сопротивлялся.

Вечером того же дня мы жевали так и не доставшиеся Слизнорту ананасы, обсуждали произошедшее и радовались тому, что в этот раз все обернулось не так уж плохо.

На другой день меня разбудил явившийся с каникул Малфой.

Ему не терпелось обсудить все светские новости и сплетни, которые он успел услышать дома.

Главной новостью разумеется была помолвка двух Блэков. А если точнее, то кислая физиономия Вальпурги, которую мы все вынуждены были лицезреть за завтраком.

Примечания:

Не забывайте про лайки и комментарии. Чем больше их — тем меньше времени придется ждать проду.

Примечания:

Прошу прощения за долгое отсутствие проды.

Январь прошел совершенно спокойно. Погода немного наладилась и все ученики со второго по седьмой курс — возобновили тренировки по квиддичу.

Старшие ребята уже начали готовиться к летним экзаменам, а остальные не упускали возможности слинять в Хогсмид на выходных.

Первую порцию зелья Том получил уже через неделю после встречи с Диппетом.

И, надо заметить, что эффект был виден каждому, кто мало-мальски был знаком с Реддлом: Он стал спокойнее, общительнее, да и успехи в учебе теперь не требовали от него таких усилий, как прежде.

Это, конечно же, вызывало вопросы, но помня жесткий нрав и острый язык Тома прежнего, — никто так и не осмелился задавать их ему напрямую. А вот ко мне с этим подходили и не раз. Но что я могла ответить?

Многие, не услыхав ничего вразумительного, — строили собственные гипотезы. Гипотезы становились теориями, а теории обрастали домыслами и сплетнями. К концу января половина Слизерина была уверена, что Реддл внезапно постиг дзен по той простой причине, что от него наконец-то отстала Блэк.

Другая половина была уверена в противоположном, а именно: что Вальпурга добилась от Реддла взаимности и нашла способ ото всех это скрыть.

В одном мнения были солидарны — к метаморфозам Реддла так или иначе причастна Вальпурга. Разумеется, — это было не так, но кому и как ты это докажешь?

Сам же Том умело наводил тень на плетень, попеременно подогревая то одну теорию, то другую.

Вальпурга Блэк усиленно делала вид, что она "в танке" и конкретно ее все это вообще не касается. Братца моего она больше не преследовала, и не стремилась с ним заговорить, но иногда, когда она думала, что ее никто не видит, мисс Блэк кидала на Реддла такие взгляды, что меня оторопь брала.

В ее взгляде читалась одновременно дикая жажда обладания (до подлинной страсти она еще не доросла) и не менее дикая ярость от невозможности получить желаемое. Грубо говоря, смотрела она на него как голодающий на котлету. Когда я намекнула об этом своем наблюдении Тому — тот лишь отмахнулся, не видя в этом проблемы.

Реддл с головой углубился в учебу, и даже начал немного опережать программу. Я за ним угнаться не могла, да и не особо стремилась. Единственный предмет в котором он немного отставал и даже изредка позволял ему помогать — были зелья.

Узнав о происхождении Тома — профессор Слизнорт начал относиться к нему более благосклонно, и даже позволил пользоваться одним из лабораторных столов в классе, во внеурочное время. При условии соблюдения чистоты, порядка и техники безопасности, естественно.

То, что Реддл будто бы сам собой оказался в клубе Слизней, учитывая его успехи в учебе, — никого не удивило. Как не удивило и то, что я там НЕ оказалась. Потому как у меня с успехами было не густо.

И не то чтобы магия моя была какой-то слабой, нет! Да и глупой я никогда не была. Но в своей прежней жизни, похоже, привыкла больше полагаться на логику и хоть какую-то систематизацию знаний, чего в магических дисциплинах явно недоставало.

Все мои попытки выявить хоть какую-то закономерность в изучаемом материале — неизменно кончались полнейшим провалом. Во всем этом многообразии будто бы не хватало основы — тех фундаментальных принципов, которые интуитивно понятны. И в основу из которых, как в канву, вплеталось бы все остальное.

Отчаявшись разобраться с этим самостоятельно, я решила наудачу спросить об этом Малфоя, наткнувшись на него, как-то вечером, в Аквариуме.

Тот лишь загадочно подмигнул и сказав: "Скоро вы все узнаете" — молниеносно смылся.

Это было обидно, но что с них взять с этих мажоров?

Однако, в конце января, когда я и думать уже забыла о Малфое и его странной фразе, — он выловил нас с Реддлом в библиотеке уже почти перед отбоем:

— Думаю, что настало время делиться знаниями, — сказал он и кивком поманил нас за собой, на выход.

Никакого подвоха от старосты Слизерина мы конечно же не ожидали, хотя Том был несколько озадачен и заинтригован поведением блондина.

Мы шли в полном молчании, поднимаясь все выше и выше. Пока все известные нам до этого учебные помещения не остались далеко позади. Поворот за поворотом, коридор за коридором. Казалось, что этот лабиринт бесконечен, и я в душе ужаснулась перспективе — добираться назад в одиночку. И тут Абраксас остановился напротив какой-то картины.

Странный сюжет полотна компенсировался его гигантскими размерами. Полотно изображавшее троллей в балетных пачках, казалось, занимало собой всю стену от пола до потолка. К тому же, в этом коридоре оно было единственным элементом декора.

— Решил провести нам внеочередную экскурсию? — не удержался Том, оценив сие творение и решив, что это какая-то не самая удачная шутка. Малфой молчал.

В моей же голове крутилась какая-то мысль, связанная именно с этим сюжетом и этим полотном, но ухватить ее я так и не смогла, а может просто не успела.

Малфой резко развернулся и направился к противоположной стене, где теперь, появилась массивная резная дверь, которой определенно минуту назад здесь не было.

Мы, неуверенно последовали вслед за ним.

Дверь распахнулась перед аристократом совершенно бесшумно будто бы была лишена всякой материальности.

За дверью простиралось помещение едва ли меньше Большого зала. Свет факелов, закрепленных вдоль стен не мог разогнать темноту его высоких сводов. Узкие маленькие окошки, похожие на бойницы, — не были ничем прикрыты от внешнего мира, поэтому порывы ветра, иногда проникавшего внутрь, — заставляли трепетать пламя, отбрасывавшее на пол зловещие тени.

Весь центр зала занимал длинный, грубой работы деревянный стол, за которым сидели люди. Узнать их было совершенно невозможно: их лица были скрыты серебряными масками, а тела укрыты старомодными черными плащами, с капюшоном.

Единственное, что можно было сказать с уверенностью, что большинство присутствующих здесь — были намного старше нас с Томом, и даже старше Малфоя. Всего за столом было, пожалуй, не меньше сотни человек.

Фигура во главе стола поднялась. Малфой поклонился ей.

На лице возглавлявшей застолье дамы (почему-то я была уверена, что это женщина) была золотая маска, а ее плащ был кипенно-белым.

— Добро пожаловать! — торжественно произнесла она, и я с трепетом поняла, что за маской скрывалась никто иная, как Галатея Вилкост — наша преподавательница защиты от темных искусств. Том, кажется тоже это понял и немного расслабился.

— Лорд Малфой, — представьте мне новичков, — проговорила мадам Вилкост, и Малфой, взяв нас за руки, — повел нас через весь зал во главу стола. Весь путь мы проделали в полной тишине, отчего наши шаги гулко разносились по залу, а мне стало немного жутко.

Когда мы подошли достаточно близко, — я заметила, что за спиной мадам помещение отнюдь не заканчивалось. Там, в полумраке возвышались статуи четырех человек, а в центре, между ними была еще одна дверь, похожая на ту, через которую мы зашли.

Тем временем Малфой снова склонился в поклоне и к великому нашему удивлению — поцеловал руку пожилой волшебницы. На ее указательном пальце я заметила крупный перстень с черным камнем. На камне была инкрустация в форме многолучевой звезды. Такой же символ украшал лобную часть маски мадам Вилкост.

— Сии возлюбленные чада Матери нашей Геи — начал Абраксас с волнением, — чистокровная ведьма Мортисия Фрамп и побратим ее — чистокровный маг — Томас Реддл. Прилежные ученики и достойные наследники предков своих, — закончив произносить ритуальные слова, Малфой отступил и встал за нашими спинами, что совсем не добавляло лично мне спокойствия.

Дальше снова заговорила мадам Вилкост и голос ее внезапно обрел неимоверную мощь, будто бы принадлежал вовсе не ей:

— Готовы ли вы, чада мои, познать истинную суть Магии, блюсти обычаи, традиции и законы ее, как завещано нам предками, прилагать все усилия для сохранения их. И передать их, без всякого искажения, следующим после вас, достойным этого Знания?

— Готовы, — в один голос ответили мы с Томом, хотя и не очень понимали суть происходящего.

— Преклоните колени, отроки! — громко провозгласила мадам Вилкост и наши ноги подогнулись сами собой, а смотреть куда-то кроме как на собственные колени, — стало физически невозможно.

Что-то невероятно тяжелое и холодное коснулось моей головы и дрожь прошла по всему моему телу. Странное чувство тяжести мира на моих плечах — исчезло так же внезапно, как и появилось. Вслед за этим пришла легкость и эйфория.

— Поднимитесь и присоединяйтесь к братьям и сестрам вашим. Будьте равными среди равных, — проговорила госпожа и мы с Томом поднялись. По залу пронесся гул аплодисментов, который вскоре смолк.

— Магия признала вас достойными, чада мои, — радостно сообщила нам мадам Вилкост, — Отныне вы именуетесь Рыцарями Ордена Вальпургии!

Когда мы встали, я наконец смогла поднять глаза, и взгляд мой остановился на мече в руках госпожи. Это был тяжелый средневековый двуручный меч, гарда и навершие которого были украшены рубинами, а сам клинок был покрыт причудливой гравировкой, в узорах которой можно было различить рунные цепочки.

Почему-то я не сомневалась, что вижу легендарный меч Годрика Гриффиндора.

Закончив ритуал посвящения, пожилая волшебница, с неожиданной для ее возраста легкостью, взяла меч и, подойдя к статуе средневекового рыцаря с суровым лицом — вложила меч в его сложенные руки, так, чтобы острие меча упиралось в постамент статуи, а обе руки рыцаря покоились на навершии меча. Вероятно он и прежде находился там, — подумалось мне. Теперь мне стало понятно, что четыре каменные статуи, стоявшие вдоль дальней стены, — были, скорее всего, фигурами Основателей Хогвартса.

Едва мы отошли от первого шока — нам вручили стандартное облачение: плащи и маски. Места за столом для нас также уже были подготовлены заранее.

Надев маску, я обнаружила, что теперь отчетливо вижу лица всех присутствующих за столом волшебников. Некоторые были мне знакомы, другие — нет. Плащи также были с секретом, как позже пояснил нам Малфой, — они полностью маскировали силуэт, походку и рост своего обладателя для не посвященных. Для чего была нужна такая маскировка мы узнали существенно позже.

Отныне и до конца года — Абраксас Малфой числился нашим куратором. Именно он был обязан следить за нашей подготовкой ко всем обрядам, объяснять нам нюансы тех или иных ритуалов и их назначение, своевременно приводить нас в этот зал или в иное другое место, где нам следовало присутствовать.

Как пояснил нам куратор, — первоначально Орден занимался тем, что передавал от старших к младшим тайные знания и обряды кельтских друидов, записывать которые в виде книг строго воспрещалось. Позднее к этим знаниям добавились и другие, важные, но запрещенные или забытые ритуалы и обычаи. В общем те самые основы без которых само понимание магии не представлялось возможным.

Первым ритуалом, в котором нам предстояло участвовать, — было подношение даров в день празднования Имболка, в ночь с 1 на 2 февраля. Нам еще предстояло собственными руками изготовить эти самые дары, и делать это нужно было правильно.

Имболк был частью кельтского Годового Колеса, символом Колеса и была восьмиконечная звезда. Восемь праздников — восемь лучей.

Но помимо Колеса года были и другие традиции о которых нам предстояло узнать. Например, само слово "магия" — происходило от ритуального обращения к Земле: Мать наша — Гея... И, ожидаемо, ни в одной из книг мы бы этого никогда не нашли.

Все эти обряды были столь древними и архаичными, что практически ни один из них не требовал использования волшебной палочки или даже заклинаний, потому что традиции эти восходили к тем далеким временам, когда ни палочек, ни заклинаний в современном их понимании — еще не существовало. Именно эту магию многие авторы называли природной, или изначальной.

Уже поздно вечером, после торжественного пира в честь Посвящения, мы с Реддлом опытным путем выяснили, что дверь, находившаяся на противоположной входу стене, ни много ни мало, — вела в любую желаемую точку замка, его окрестностей и даже Хогсмида. А само помещение было легендарной Комнатой-по-требованию. Следовательно попасть именно в этот зал мог лишь тот, кто хоть раз в нем уже был, то есть только посвященные.

Примечания:

Буду рада вашим отзывам.

Примечания:

Курсивом выделен парселтанг. ПБ включена. Беты нет. Отзывам буду рада. Спасибо всем, кто помог с правкой ошибок в предыдущей главе. Я ценю вашу помощь.

Как я и предполагала, Том Реддл не собирался спускать Малфою такую подставу, хоть и закончилась она вполне благополучно. Да и я была, мягко говоря, не в восторге от поступка слизеринского старосты.

Так что, спустя несколько дней, мы с братцем вызвали Блондинку на приватный разговор в Аквариум.

Абраксас, к его чести, наше требование счел разумным и отлынивать даже не пытался.

— Я скорее был бы удивлен, если бы вы, ребята, спустили мне это с рук, — усмехнулся блондин, вольготно расположившись в одном из кресел, спиной к аквариуму с нашими питомцами. Мы с Томом, не сговариваясь, сели ближе к выходу.

— Предлагаю тебе самому объяснить нам все, от начала и до конца, а если у нас останутся вопросы — мы их зададим, — отчеканил Том, откинувшись на спинку кресла с ожидающим видом: а-ля профессор на экзамене.

— И мы ожидаем от тебя предельно честных ответов, без витиеватостей и недомолвок, как обычно, — добавила я, отзеркаливая позу брата.

— Что ж, — вздохнул Малфой, — начну с самого очевидного:

Предупреждать вас заранее о ритуале Посвящения — я не имел права. Так как в этом случае, во-первых, вы бы узнали о его существовании, а во-вторых, могли бы отказаться.

— И? — не понял аргумента Реддл.

— И меня бы накрыло откатом за неисполнение воли Магии, — Том все еще не понимал, к чему клонит Малфой.

— Дело в том, что потенциальный куратор, такой как я, только вносит кандидатуру известного ему мага или ведьмы, но в процесс отбора не вмешивается. Выбирает сама Магия. И если ты был ею избран, то отказаться ты уже не можешь, вернее можешь, но тогда откатом накроет и тебя, и куратора. Можно и вовсе магии лишиться за такое.

— Как проходит сам отбор? — спросила я, потому как объяснение в духе "Магия выбрала" меня категорически не устраивало.

— Это отдельный ритуал. Он проводится после празднования Йоля. Друид собирает талую воду в котле и после специального наговора на эту воду — туда бросают маленькие дощечки с именами подходящих кандидатов (дощечки готовятся заранее и тоже не самым простым способом, почти как руны для гадания). Мне в этом году дали две дощечки и я написал ваши имена. После того, как дощечки брошены — над котлом читается ритуальный катрен и затем часть табличек тонет, а часть остается на поверхности. Те, что остались на поверхности — тех, чьи имена там вырезаны — Магия признала достойными. И это значит, что я обязан был вас привести, а вы обязаны были пройти Посвящение.

— А было ли хоть раз, чтобы избранный кандидат отказался проходить Посвящение и просто ушел? — спросила я, поскольку вся эта ритуалистика в моей голове укладывалась пока с трудом.

— Да, — вздохнул Малфой, — мой прадед привел к друиду Уильяма Уэсли потому как хотел видеть того своим зятем и радел о его просвещённости...

— И он ушел? — спросил Том.

— Он не просто ушел, но попытался проклясть друида и наслать порчу на всех присутствующих, вопя, как оглашенный, что все это черная магия и ее надо запретить.

— И что ему за это было? — спросила я, скорее от скуки, чем из любопытства.

— Печать предателя. Теперь потомки Уэсли известны как Уизли. А еще первенец Уильяма Уэсли, умерший в детстве — не упокоился, а стал упырем. Кажется, они до сих пор его в своем доме прячут.

— Упыри что, бессмертны? — уточнил Реддл.

— В мире магглов — нет, а вот в доме волшебника такая нежить может жить очень и очень долго, ослабляя магию дома и всех, кто в нем живет.

— А что было с его куратором?

— Отлучение от Ордена на два поколения и запрет на участие в обрядах Колеса года. По правде сказать, — почти шепотом проговорил Абраксас, — я первый, кого приняли в Орден, после того случая.

— Хорошо. Допустим, что все так и было, — Том поднялся и начал расхаживать по комнате взад-вперед, что выдавало его нервное возбуждение. — Но я одного не могу понять, — он остановился прямо напротив блондина и теперь смотрел на него в упор, сверху вниз, скрестив руки на груди, — Чем ты, Мерлиновы подштанники, думал, когда писал на своей особо важной дощечке мое имя? — Малфой в недоумении поднял брови.

— Неужели я, — Том ткнул себя в грудь, — сын сквибки и бастарда хрен знает какого рода, выросший в магловском приюте, без гроша в кармане, — достойный кандидат?! — последние слова Том буквально прокричал, нависая над Малфоем, вжавшимся в кресло от такого напора.

— Но ты же Гонт... — чуть слышно проговорил он. И это была его ошибка.

Том буквально взбеленился, так, что потоком сырой магии чуть не вынесло двери, а стекла в окнах предательски задрожали, издавая мелодичный звон.

— Гонт?! Гонт!!! Охренеть и не встать!

Слышишь, Малфой, уж не знаю откуда ты узнал столь ценную информацию, если учесть, что об этом знал только наш декан и директор Диппет, но только информация эта не соответствует реальности.

Во-первых, фамилию Гонт носила моя мать и мой покойный дядя. Насколько я знаю, — фамилию Гонт наследует только потомок по мужской линии, а значит я на нее прав не имею никаких.

То, что моя мать была сквибом, а ее по малолетству обрюхатил какой-то проходимец, внезапно, оказавшийся магом, — тоже не добавляет в мою "родословную" — на этом слове Том поморщился, как от боли, — никаких, я повторяю, никаких бонусов. И знаешь, что, Абраксас, — я бы многое отдал, чтобы не иметь к Гонтам вообще никакого отношения...

— Но почему же? — удивился Малфой, — они ведь потомки самого Салазара, и... — договорить он не успел, потому что Том сделал то, чего я никак от него не ожидала — снял с себя медальон упомянутого выше Салазара и ткнул его прямо в нос опешившему аристократу...

Малфой, перед чьим носом внезапно возник легендарный артефакт основателя — изрядно прифигел, и разглядывал его, на мгновение позабыв о Томе, но ровно до тех пор, пока жуткое змеиное шипение не вывело его из ступора. Это шипел Реддл:

— Я ззззнаю, что они нассследуют Сссалазззару, но ззнаешшшь ли ты в чем зззаключаетссся это нассследие?

Ни я, ни Малфой, разумеется, парселтанга не знали, и не могли понять монолог Тома, но Малфоя пробрало знатно без всяких слов.

Перед ним стоял настоящий Томас Марвин Гонт — бледный до синевы с побелевшими, будто седыми, волосами, с узкими, похожими на прорези ноздрями на покрытом белой змеиной чешуей лице, а глаза, теперь лишенные век имели блеклый лавандовый оттенок, с темно бордовым вертикальным зрачком.

В общем — зрелище жуткое. Пробрало бы даже Мерлина, будь он жив.

Это я давно привыкла к такому Тому, с грустью замечая, что в прошлый раз его волосы не были белыми, а лицо было лишено чешуи... Проклятие!

Оно отвоевывало себе все больше пространства в душе и теле этого юного и талантливого мага.

Через пару минут Том опомнился, взял себя в руки и вернул медальон, а с ним и свою внешность.

— Извини, погорячился, — вздохнул он, устало опускаясь назад в кресло.

— Ч-что это сейчас б-было? — заикаясь пропищал Малфой странно высоким от испуга голосом.

— А, это? — Реддл усмехнулся, — Ну как же, — легендарное наследие Гонтов, которое мне досталось. Увы сейфы в Гринготтс и родовые поместья к этому наследству не прилагались. Семейное проклятие. Долгая история.

— А медальон?

— Всего лишь маскирует действие проклятия и позволяет мне говорить на понятном человеческом языке.

— И давно это у вас? Ну то есть у Гонтов...

— Лет триста уже, — Том съежился в своем кресле и как-то разом потускнел, будто воздушный шар из которого выпустили весь воздух.

— Прости меня Том, если сможешь. Я же не знал, — говоря это блондин действительно выглядел виноватым, — Мы тут все немного двинутые на своих исторических корнях, родственных связях, — Малфой вздохнул, но после паузы продолжил, — Я иногда забываю, что принадлежность к древнему роду это не всегда и не для всех благо, а порой вот, как у тебя — только проклятие.

И тем не менее, если бы я знал то, что знаю сейчас, — я бы все равно написал на дощечке твое имя и имя твоей сестры, разумеется... А вердикт Магии был бы тем же самым, независимо от моей осведомленности.

Сейчас понятие чистокровности очень превратно понимают. Чистокровность это не отсутствие союзов с магглами, как думают многие. Чистокровным может быть любой маг, кроме тех, кто совершил преступление против жизни и магии. Именно таких считают грязнокровками. А полукровок, как таковых и не существует. Потому что нельзя совершить преступление наполовину.

— И что же, в таком случае, считается преступлением против магии? — спросила я, радуясь, что разговор вернулся в конструктивное русло.

— Сознательное игнорирование законов магии, благодарственных и сезонных ритуалов, уничтожение магических источников, истребление магических существ (не считая равноправной дуэли), вступление в брачные отношения с представителями другого вида.

— Как это? — удивился Том.

— Ну, если ты женишься на русалке из Черного озера и заимеешь с ней потомство, то ты станешь грязнокровкой, как и потомки этого союза, которых по ошибке многие называют полукровками.

— И как часто происходят такие, хм... селекционные эксперименты? — спросила я, краснея от представившихся мне возможных примеров.

— Чаще чем вы думаете. Лет десять назад был грандиозный скандал, как раз из-за этого. Один экспериментатор вступил в близкие отношения с великаншей и у этой пары появился ребенок...

Но были и другие подобные мезальянсы. Магия за такое наказывает очень сурово.

Но, к счастью, только самого экспериментатора. На потомков такого союза откат не действует. И, скажу больше, спустя три поколения потомки такого союза уже могут считаться чистокровными, если конечно они будут магами и не выродятся к тому времени.

— Любопытно, — только и смог выдавить Реддл, тоже периодически краснея.

— Так что будь ты хоть трижды бастард — ты все равно будешь чистокровным, если сам дел не наворотишь.

Но как раз именно поэтому друиды предпочитают принимать в Орден совсем юных магов, не моложе 10 и не старше 14 лет.

С одной стороны в этом возрасте вы еще не успели сами себе навредить, а с другой — магические способности к этому возрасту обычно уже проявлены, что позволяет участвовать в ритуалах.

Кстати о ритуалах, — Малфой порылся в своей сумке и вручил мне и Тому по свертку, — Это вам потребуется для ритуала на Имболк. Еще нужно будет молоко и живая курица, но это в день Ритуала. И да, Мортиша, — никакого рукоделия за три дня до Имболка. Об остальном расскажу накануне.

— И что там? — Том заглянул в свой сверток.

— Свечи из бараньего жира, специально заготовленные.

— Надеюсь это не очень страшно, а то еще призовем какого-нибудь демона случайно... — недовольно пробубнил Реддл.

Абраксас расхохотался — Случайно вы можете призвать только Пивза, да и то не всегда. Нет, ребята. Имболк — это день очищения и возрождения. Ничего опасного там не будет, как и ничего темного.

— А как же курица? Ее же убьют? — спросила я.

— Как и ту, что каждый день лежит на вашем столе в Большом зале.

Послушайте, курицу, как и все остальное вы берете из природы, берете от Земли. И иногда, в благодарность за это, часть даров природы надо вернуть Земле.

— Ну раз в благодарность, тогда ладно, — буркнул Том.

Разговор уже изрядно утомил его, а еще, похоже он только сейчас осознал что именно он открыл и перед кем. Ведь всем известно, что Малфой — главная сплетница в Хогвартсе.

И когда Абраксас уже надумал покинуть нашу честную компанию, я преградила ему путь.

— Клятву! — потребовала я, уперев свою палочку из остролиста ему в грудь.

— Какую именно, Тиш? — растерянно пролепетал блондин, но глаза его блеснули пониманием и весельем. Кажется он не ошибся с выбором кандидатов.

— О том, что все, что ты видел и слышал здесь, — я кивнула в сторону Тома, — не покинет этих стен.

— Клянусь, что никому не сообщу о том, что узнал от Томаса Реддла, — четко проговорил блондин. — Это все?

— Нет, — подал голос Том, — Скажи, от кого ты узнал, что я Гонт? Хотелось бы знать кто у нас такой болтливый Гораций Слизнорт или директор Диппет?

— Ни тот, ни другой. Тебя сдал портрет Финеаса Блэка из кабинета Диппета. Он услыхал, как Диппет назвал тебя Гонтом и сообщил об этом Вальпурге Блэк, а она в свою очередь рассказала об этом Розье...

— Короче уже знает вся школа, — заключила я.

— Слизеринцы так точно знают, — согласился Малфой.

— Понятно, — закончил Том. На этом мы распрощались с Малфоем, впрочем ненадолго.

За разговорами мы чуть было не пропустили ужин, но и без разбора полетов обойтись было никак нельзя.

Приют научил нас тому, что спущенная на тормозах или проигнорированная пакость имеет тенденцию повторяться в большем масштабе. А так, глядишь, и поостерегутся.

Примечания:

Следующую главу начну, когда наберется 80 ждущих. ПБ включена, Беты — нет.

Празднование Имболка намечалось в ночь с 1 на 2 февраля.

Накануне Абраксас Малфой нас с Томом тщательно проинструктировал. Но я все равно изрядно переволновалась.

Сразу после отбоя 1 февраля, мы должны были собраться в гостиной своего факультета и надеть свои плащи и маски. Под плащами у нас была стандартная школьная форма, только без мантии. С собой полагалось взять только свечи и странные, сплетенные из травы фигуры. Палочки брать не полагалось, поэтому их мы оставляли в своих спальнях.

Золотая маска бандури (так называли женщин-друидов кельты) — была ведущей, а наши серебряные маски — ведомыми порталами. За четверть часа до полуночи — нас затянуло в процесс телепортации. Это было очень похоже на перемещение с помощью домовых эльфов.

Ребят с нашего факультета, состоящих в Ордене, было достаточно много. Человек двадцать, не меньше. По крайней мере наша староста — Бетти Шоу тоже была тут, так что мне стало как-то спокойнее рядом с ней. Старшие следили за младшими и за порядком.

Когда телепорт сработал — нас переместило на какой-то холм под открытым небом. Под ногами лежал снег, впрочем не слишком глубокий, холод ощущался не сильно, возможно, благодаря плащу.

В темноте мы пробыли не долго. Через минуту в центре толпы зажглась первая свеча, а затем каждый из присутствующих, по очереди, подходил к госпоже Вилкост и зажигал свою свечу, от пламени той, что горела в ее руках.

Когда холм осветился пламенем от сотни свечей — мы разглядели, что стоим неподалеку от массивного каменного сооружения, столь древнего, что по стилю и суровому великолепию оно едва ли уступало Хогвартсу.

— Где мы? — спросил Том шепотом у стоявшего поблизости от нас Малфоя.

— Собор Святой Бригитты, Килдэр Ирландия, — так же шепотом ответил он. Не отставайте и смотрите, что делают все остальные, старайтесь повторить в точности и запомнить, — успел прошептать Малфой, прежде чем толпа пришла в движение.

Каждый взяв свечу в левую руку — набрал снега в горсть правой, а затем мы все стройными рядами двинулись в сторону главного входа в Собор, сопровождалось это негромким и мелодичным пением, но слов я не знала и разобрать не могла.

Внутри храма, ближе к алтарной части, — располагался импровизированный каменный очаг, в котором уже лежал сухой хворост, но огонь пока не горел.

Мадам Вилкост, чья фигура в белом плаще была видна издалека — подожгла хворост от своей свечи, а затем громко поприветствовала нас:

— Добро пожаловать в обитель Бригитты, возлюбленные чада Матери нашей Геи! Проявите почтение, смирение, и да ниспошлет вам Бригитта свое благословение!

— Да будет так! — хором отозвался Орден.

Когда огонь в очаге разгорелся — шедшие впереди от нас начали подходить к большому, украшенному рельефами, котлу, и бросать взятый на холме снег в него. Так подошла и наша очередь.

Вблизи котел оказался еще более причудливым: бока его украшали рельефные изображения суровых лиц, а сам котел имел четыре звериных лапы, позволявших ему стоять над очагом без какой-то иной опоры.

Когда последняя горсть снега была брошена — толпа отступила, образуя полукруг.

Теперь происходящее было хорошо видно:

Бандури трижды обошла вокруг котла, читая ритуальный катрен.

Затем она взяла серебряный ковш полный молока и влила его в талую воду.

Теперь снова был наш черед действовать — помимо свечей, в свертках, которые дал нам Малфой, — были хитро сплетенные из травы кресты, отдаленно похожие на свастику. Как сказал Абраксас — это были кресты Святой Бригитты.

— Бригитта известна своею прозорливостью — провозгласила госпожа, — Задайте мысленно свой самый важный вопрос, и, если Богиня будет благосклонна к вам, — вы получите свой ответ прежде, чем взойдет солнце, — голос бандури звучал торжественно и мощно, а пламя от свечей плясало причудливыми бликами на ее золотой маске.

Большинство ребят, явно участвовавших в подобном обряде раньше, — точно знали что им следует делать. А нам, как новичкам, оставалось лишь наблюдать и повторять за старшими. Прерывать ход ритуала вопросами мне показалось неуместным и кощунственным.

Когда подошла моя очередь — я сделала то же, что и другие до меня: бросила крест Бригитты в котел и сказала "Благослови!", после чего вернулась на свое место в круге.

Пар над котлом приобрел стойкий запах трав, он дарил ощущение дома, тепла, весны и возрождения...

Один из старших ребят вручил бандури серебряный нож и связанную за ноги белую курицу.

Как я и предполагала, — курица тут же лишилась головы, продолжая отчаянно бить крыльями уже в отсутствии оной.

Вихрь поднятый взмахами крыльев — погасил пламя под котлом. Бандури трижды обошла вокруг котла, размахивая курицей, как кадилом.

Кровь птицы образовала неровное кольцо вокруг потухшего очага. А затем тушка была передана тому же парню, который до этого ее вручил жрице.

После этого, когда закончилось ритуальное песнопение, отдаленно напоминавшее молитву, мы снова подошли к котлу. И каждый из нас умылся травяным отваром из него.

А затем мы покинули собор в молчании. Впереди шла сама Галатея Вилкост и тот парень, что нес тушку курицы. Все это время наши свечи продолжали гореть, хотя рук не обжигали. Магия — не иначе.

Тушка курицы была закопана там же, на погосте возле Собора, между двух самых старых могил.

— Благодарю за жертву твою! — провозгласила друидесса. И мы отправились обратно на тот холм, откуда пришли.

Во время обратного перемещения свечи в наших руках погасли сами собой, а мы снова очутились в своих гостиных, в Хогвартсе.

Усталость от прошедшего ритуала причудливым образом сочеталась во мне с эйфорией и ощущением правильности произошедшего. Так что спать я отправилась в хорошем настроении и с чувством выполненного долга.

Свечу с Имболка необходимо было сохранить до следующего празднования.

В эту ночь мне снились розы...

Их алые бутоны, срезанные чьей-то рукой, падали на каменный пол, рассыпаясь на отдельные лепестки. А в моих руках оставались только стебли с листьями и шипами, но отчего-то меня это совсем не беспокоило. Так было нужно и так было правильно.

Увы, утро было омрачено не очень приятным разговором с Ларисой, которая заметила мое долгое отсутствие прошлой ночью.

Врать ей не хотелось, но и рассказать все, как есть, не посвященной, — было нельзя.

Но как бы я ни старалась сгладить углы, — она, кажется, все равно была обижена и раздосадована моим недоверием. И даже пару дней избегала садиться рядом со мной в Большом зале и на уроках.

Через несколько дней, встретившись с Томом, я спросила его о впечатлениях от Праздника.

Он признался, что задал Бригитте вопрос о своем Проклятии, но приснились ему отчего-то полуобнаженные девицы, танцующие вокруг костра.

На что я заметила, что вещие сны редко бывают однозначными и понятными, как и прочие предсказания.

Все эти дни, после Имболка — Реддл торчал в библиотеке, выясняя суть тех или иных действий, увиденных им во время празднования. Особенно его заинтересовала природа коллективной телепортации из разных точек в одну.

В середине февраля мой ворон — Мрак сумел нас удивить.

В попытке привлечь внимание Бьянки — он периодически таскал ей всякие безделушки: блестящие камешки, мелкие монетки, в общем всячески за ней ухаживал.

Я не особо придавала значения его активности, зная, что у воронов в феврале брачный сезон, а птички наши, вероятно, были уже достаточно взрослыми, чтобы образовать пару.

Том брюзжал, что в клетке у Бьянки уже склад всевозможных блестяшек, которые она яростно охраняет, даже от своего хозяина.

И никто уже не удивлялся тому, что Мрак прет в клюве очередную безделушку, пока он не приволок то, что нас изрядно удивило, а именно — серебряную диадему в форме ворона с сапфирами и опалами. Где он ее взял — история умалчивала.

Насколько я поняла, после этого Бьянка-таки снизошла до назойливого поклонника и они вместе улетели куда-то в запретный лес, чтобы строить там ячейку вороньего общества. Так что мы с братцем остались временно без своих почтальонов.

Но зато у нас была диадема Рэйвенкло, о чем свидетельствовала та самая надпись: "Ума палата — дороже злата!" — шедшая вязью по ободку. Как так вышло, что диадема оказалась ни в какой не в Албании, а вполне себе на туманном Альбионе — я особо решила не вникать, поскольку этот вариант куда лучше укладывался в легенду о ее исчезновении.

Ведь если бы Елена Рэйвенкло погибла далеко за пределами родины, то с чего ее призраку, как и призраку Кровавого Барона очутиться в Хогвартсе? А вот если описанные события произошли в запретном лесу, или где-то поблизости, тогда место посмертного обитания призраков — выглядит более чем закономерным. Ведь каждый знает, что призраки предпочитают обитать вблизи от места своей кончины.

Том, не принимая во внимание никаких отговорок, — вручил диадему мне, ворча:"Накой мне девчачая корона?"

Я щедрый жест оценила, но надевать артефакт, с неясными свойствами, на свою голову — не рискнула. И теперь диадема покоилась рядом с заколками из перламутра в подаренной когда-то Томом шкатулке.

В конце февраля наступили весенние каникулы. Закономерно, что их расписание в течение года, за исключением летнего сезона, не пересекалось с праздниками Колеса Года. Один только Ламмас или Лугнасад, в августе, — выпадал на каникулы, но Малфой уверил нас, что этот вопрос давно решен и мы ничего не пропустим даже летом.

На каникулы нам пришлось вернуться в Приют, иначе мы рисковали лишиться права проживания в нем, а это пока в наши планы не входило.

Что удивительно, — поезд Хогсмид — Лондон отправлялся поздно вечером и в Лондон прибывал рано утром. Так что почти всю дорогу мы банально спали. Благо, спальных мест в вагонах было предостаточно.

Агату и Аристотеля мы оставили в Хогвартсе, так как брать их в Приют было бы не слишком удобно. Да и в замке было кому о них позаботиться.

А вот о нас с Томом в Лондоне заботиться было совершенно некому. Выгрузившись на перроне мы плохо представляли себе как нам добраться до Приюта.

Благо Том был внимательным и предусмотрительным по натуре, в отличие от меня, и несколько монет на автобус для нас обоих у него в кармане нашлось.

Ведь от вокзала Кингс-Кросс до Поплара в Ист-Энде было не так уж близко. А то, что Приют Вул'с располагался именно в Ист-Энде мы усвоили еще в прошлый раз, когда добирались туда от дяди Фестера.

В Приюте нас не особо кто-то ждал, но Миссис Коул встретила нас радушно. Правда наша комната, ожидаемо, — была уже занята и нам выделили другую.

Это была бывшая спальня Сэм Бакстер на первом этаже, возле прачечной. Но мы знали, что это ненадолго и не особо огорчились. Тем более что бывшая обитель Сэм была по своему уютной. Сложнее всего нам давалось повторное привыкание к приютским харчам.

На второй день от начала каникул Том слинял почти до обеда, а по возвращении сверкал как начищенный полицейский жетон:

— Работу нашел! — выдал он расплываясь в улыбке.

— Где? — спросила я, с любопытством. — Неужели на прядильной фабрике?

— Ну уж нет, сестренка! — он подмигнул, — Зачем мне фабрика, если в доках платят куда больше.

Но работа в доках была изнурительно тяжелой и мало кто из мальчишек нашего возраста мог выдержать такие нагрузки. Том уходил с рассветом и возвращался затемно, выматываясь за день до крайней степени, так что мне приходилось приносить его ужин прямо в комнату, под недовольное брюзжание поварихи, и буквально силой заставлять его что-то съесть.

Каникулы длились всего лишь одну неделю, которая пролетела для нас с неимоверной скоростью. И двадцать пятого февраля мы двинулись в обратный путь. Миссис Коул уточнила — приедем ли мы на Пасху? А когда мы сказали, что да — приедем, она пообещала придержать нам комнату. Это было весьма любезно с ее стороны.

На самом деле Пасху я планировала провести с дядей Фестером в Хогсмиде, но миссис Коул знать это сейчас было совсем не обязательно.

Всю обратную дорогу до Хогвартса Том благополучно отсыпался, не реагируя ни на какие внешние раздражители, включая Блэк, Малфоя, Розье и других визитеров, пытавшихся его будить. Впрочем, после того, как Яксли схлопотал жалящее от сонного Реддла — будить его больше никто не пытался.

Сколько он успел заработать за неделю — я не спрашивала, но его довольное выражение лица за ужином, — говорило само за себя.

Примечания:

Не забывайте про лайки и комментарии. Вам не сложно, а мне — мотивация.

Вся обрядовая часть празднования Имболка — является авторским вымыслом, однако Собор Святой Бригитты в Килдэре — реально существует.

Примечания:

Спасибо всем, кто помогает исправлять ошибки, с помощью Публичной Беты. Ваша помощь неоценима!

Остара, Бельтейн, Лита... — время в канун Войны будто ускорялось, по мере ее приближения. Мир летел под откос и остановить его падение в бездну кровопролития не смог бы уже даже Создатель...

Пасхальные каникулы я провела частично в Приюте, с Томом, частично в Хогсмиде с дядей. Он наконец-то высадил дракучую иву возле Хогвартса, там где находился спуск в потайной ход до его дома.

Первое время я жутко боялась подходить к этому монстру растительного мира, но Чакки быстро обучил меня приему укрощения строптивого дерева, показав нужный сук и нужное заклинание.

Студенты Хогвартса, нарвавшись пару раз на тумаки от драчливого растения, — старались обходить его по широкой дуге, тем более что лаз в тоннель был надежно скрыт между корнями ивы, так что вскоре детвора потеряла к этому объекту флоры всякий интерес.

Том Реддл умудрился выполнить все условия и оплату за первый год обучения, ему, как лучшему ученику своего курса, благополучно списали.

Мне же дядя открыл счет в Гринготтс, куда перевел некоторую сумму денег, туда же отправилась и диадема Рэйвенкло, от греха подальше. Примерять ее на свою голову я не рискнула.

Все же артефакт ментального действия, с частично рассеявшимися за минувшие века чарами — не тот предмет, который можно бездумно надеть, полагаясь на авось.

Да и массивный обруч с крупными синими и черными камнями — был определенно не в моем вкусе.

В Гринготтсе мне выдали кошелек, куда регулярно попадала, прописанная в договоре, фиксированная сумма.

Также дядя внес оплату за мой второй год обучения, авансом, объяснив это тем, что в августе он планирует отлучиться на континент и не уверен, что успеет вернуться к началу учебного года.

Что за дела у него были в США — я не спрашивала, — все равно бы не сказал.

Дядя Фестер был человеком суеверным и потому редко делился своими планами на будущее, но я была не в обиде.

Помня, что Война из моей прошлой реальности — началась в сентябре с восточной Европы, — я не особо за дядю волновалась, зная, что США вступят в эту баталию еще не скоро.

Все Пасхальные каникулы Том также проработал в доках, и даже сумел скопить себе на побитый жизнью, тяжелый подержанный велосипед. Зачем ему данный агрегат — я узнала довольно скоро: в выходные по вечерам он гонял на Флит-стрит, в паб "Старый колокол", чтобы послушать игру Ларча Соммервиля. А играл на рояле Ларч превосходно.

Что меня удивило особенно, так это то, что Реддл, за время приютской жизни, как-то где-то умудрился обучиться езде на двухколесном велике, чего обо мне сказать было нельзя. Увы, все мои умения и навыки из прошлой жизни канули в небытие, вместе с этой самой жизнью.

В паб он гонял не просто так: хозяин заведения взялся обучать Реддла барменскому делу, потому как прежний их бармен ушел в армию, а сам мистер Стоун был уже слишком стар, толст и нерасторопен, чтобы стоять за стойкой, да и ему хватало возни с бухгалтерией заведения, чтобы тратить время еще и на обслуживание клиентов.

В особом восторге от Тома были две молоденькие официантки — высокая невзрачная Дженни Ли, и пухленькая блондинка в озорных кудряшках — Мэгги МакКлейн.

Местные полицейские поначалу косо смотрели на малолетку за стойкой, но мистер Стоун уверил их, что Том его внучатый племянник и что обучаться семейному ремеслу — никогда не зазорно. Убедившись, что подросток спиртного в рот не берет и папиросами не балуется — бобби наконец оставили Реддла в покое.

Дальновидность и предусмотрительность Тома, а также умение располагать к себе людей, — были предметом моей особой зависти, ибо сама я подобными талантами не блистала, хотя первый учебный год в Хогвартсе закончила вполне неплохо.

Правда, оценки мои в течение семестра не всегда были хорошими, но итоговые экзамены я сдала даже лучше, чем сама ожидала. Видимо адреналин перед итоговыми испытаниями — сыграл свою роль.

В прежней жизни учителя назвали бы меня "уверенной хорошисткой", тогда как сама я себя считала посредственным середнячком.

Агата и Аристотель — остались на лето в Хогвартсе, на попечении тамошних домовиков. Том не рискнул тащить черепаху в Приют, всерьез опасаясь, что малышня затискает рептилию до смерти, а я не была уверена, что мой спрут будет комфортно себя чувствовать без своей пресноводной подруги, да еще и в стесненных условиях обычного, без всяких чар, аквариума.

Да и профессор Биннс обещал лично присматривать за полюбившимися ему питомцами. А вот Мрак и Бьянка, у которых что-то не срослось с гнездованием в этом году, — отправились с нами в Лондон, вызвав небывалый ажиотаж как в Приюте, так и в пабе, где особого внимания (и вкусняшек) удостоилась Бьянка за свой необычный окрас и сообразительность. Благо вороны могли улететь от излишне назойливого внимания посторонних людей.

О том, что Реддл работает в пабе, а не в доках, как планировал, — я узнала только в августе, вернувшись в Приют. Увы, но летом неприкаянных студентов и школоты — было более чем достаточно, и руководство доков предпочитало брать на работу ребят постарше.

Коротать лето в компании одного лишь Чакки, в опустевшем Хогсмиде — мне совершенно не хотелось, хотя я без зазрения совести пользовалась его услужливостью и своим кошельком, чтобы расширить наш с Томом рацион чем-то помимо приютских харчей.

Дядя Фестер отчалил в США 5 августа 1939 года, оставив мне ключи от своего дома, и поручив Чакки присматривать за мной и хорошо кормить.

Минувший Ламмас или Лугнасад Рыцари Вальпургии встретили в Лондонском доме старших Малфоев, том самом, который аристократы арендовали у дяди Фестера, а уже оттуда, ближе к ночи, мы переместились к очередному месту Силы, чтобы выполнить все традиционные для этого праздника обряды.

То, что прием состоялся не в исконно родовом гнезде, — хозяева объяснили тем, что будущий Малфой-Мэнор находился пока в процессе строительства. А прежнее жилище аристократов — представляло собой средневековую крепость XII века, уже мало пригодную для комфортного проживания, не смотря на многочисленные переделки.

Цинтия и Бальтазар Малфои — оказались вполне гостеприимными и милыми в общении людьми, хоть и не лишенными некоторой истинно британской чопорности.

К Госпоже Вилкост они относились с неизменным уважением и пиететом, несмотря на ее эксцентричность и прямоту, граничащую временами с грубостью. А толпа шумных подростков, в качестве гостей, похоже совершенно их не раздражала.

Внушительного роста и ширины, весельчак, — Бальтазар Малфой, более походил на средневекового викинга, чем на холеного аристократа, но составлял вполне гармоничную пару своей тонкой, как веточка, изящной женушке.

Красавицей назвать ее было сложно из-за типично британской блеклой внешности, но породистость и некий природный шарм у Цинтии Малфой (в девичестве — Селвин) было не отнять. А еще она выглядела совсем юной, и на вид ей с трудом можно было дать лет 25-30, тогда как ее супруг был явно намного ее старше.

Стол ломился от всевозможных яств, домовики были ненавязчивы и услужливы, однако, в одном дядя был совершенно прав: от обилия позолоты и зеркал, — в глазах действительно рябило.

Это был чудесный во всех смыслах вечер, полный новых впечатлений и новых знакомств. Единственным недовольным гостем, ожидаемо, стала Вальпурга Блэк — демонстративно воротившая нос от предлагаемых ей блюд, и глядевшая на происходящее торжество с брезгливым снисхождением. Но подобным поведением она только лишь показала пробелы в собственном воспитании, а вовсе не превосходство, как ей могло показаться.

Напротив, — Абраксас Малфой, присутствовавший здесь же, в большей мере как наследник, нежели как член Ордена, по мнению большинства, — он взял самое лучшее от обоих родителей, и мог похвастаться безупречными манерами и тактом, проявляя неизменную любезность и похвальное терпение в отношении всех гостей, какие бы отношения не были между ними в школе.

Абраксас был желанным, любимым и долгожданным ребенком, гордостью своих родителей и завидным женихом в свои почти 17 лет, но назвать его избалованным павлином, каким представлялся в поттериане Люциус, — было никак нельзя. А уж Драко Малфой на фоне своего прадеда — Бальтазара и вовсе смотрелся бы чахленьким вырожденцем.

За минувшие полгода с момента Посвящения мы узнали очень многое: о природе магии, о кельтах, о Колесе Года, о традициях старых волшебных семей и политике министерства в их отношении, о магических расах и многом другом; единственное, чего мы понять так и не смогли, — это при чем тут магглы и Гриндевальд?

Дело в том, что Госпожа Вилкост никогда не высказывала никакого пренебрежения к магглам, и более того, кажется, вообще не делила людей по такому принципу, как умение колдовать. Все это было для нее чем-то мелким, не стоящим внимания, как впрочем и политические игры министерства магии с британской Короной.

Тем удивительнее было то, что часть слизеринцев с первого по пятый курс упорно продолжали смотреть в рот мисс Блэк и топить за чистоту крови, против магглов и против статута. Что звучало еще более абсурдно в свете полного отсутствия актуальных знаний о жизни простых людей.

Это был своего рода круг в круге, как назвал это Том. Радикальная секта внутри вполне толерантного, хоть и консервативного, до архаичности, магического ордена.

И безусловным лидером этой радикальной группы — была Вальпурга Блэк, сумевшая навязать ксенофобные взгляды своей семьи достаточно большому количеству юных волшебников.

Начавшаяся, синхронно с нашим вторым курсом, Война, в которую Британия вступила, практически сразу, по инерции, как в большую дурно пахнущую кучу, — никак не остудила пыл юных любителей помериться чистотой своей крови.

Более того, на фоне происходящего, взгляды мисс Блэк стали еще более радикальными, а то и откровенно шовинистскими. Тревожные новости, изредка уже проскакивавшие в прессе, — только убеждали Вальпургу в собственной правоте.

Вряд ли она тогда понимала, что однажды ее тщеславие и честолюбие приведут ее род на грань полного уничтожения.

Здесь и сейчас Вальпурга купалась в лучах своей славы и строила далеко идущие политические и матримониальные планы.

В ее мечтах она уже была Вальпургой Гонт, а ее будущий супруг уже восседал в кресле Министра Магии, получил титул Лорда и место в Визенгамоте. Но чего еще ждать от избалованной 13-ти летней девицы?

Единственным человеком, который был ее мечтой и, одновременно, стоял между ней и ее мечтами — был Том Реддл, наотрез отказавшийся именоваться Гонтом, и выказывать хоть какую-то заинтересованность в политической карьере.

Над ее высказываниями относительно места магглов, и способов им это место указать, — он только посмеивался и крутил пальцем у виска, чем невероятно бесил мисс Блэк.

Остальные члены ее фан-клуба, включая Малфоя, — без зазрения совести выпытывали семейные секреты Блэков, пользуясь лестью, как инструментом добычи редких книг из ее обширной семейной библиотеки. Они поддакивали безумным идеям девушки, но всерьез все это воспринимали единицы. Впрочем, такие идиоты тоже были, и одной из таких фанатичек — была Друэлла Розье.

Том Реддл включался в эту игру постольку поскольку почти все его сокурсники-слизеринцы так или иначе вращались в этом кругу, а декан — Слизнорт закрывал глаза на все происходящее, пока это не создавало проблем лично ему. Более того, почти вся радикальная группировка прочно обосновалась в Клубе Слизней, чем декан змеек даже откровенно гордился.

Но чем глубже увязал Том в их маленьком клубе по интересам, — тем больше он отдалялся от меня.

Реддл был алчен до знаний, и за особо редкую книгу готов был иногда поступиться своей гордостью и даже некоторыми своими принципами.

Он включал все свое обаяние, пользовался природной харизмой и красноречием, не замечая, что раздувает пламя, сидя в драконьей пасти...

А вот я происходящее отлично видела, но учась на другом факультете, — повлиять на ситуацию особо не могла.

Вальпурга же заманивала Реддла в свои сети с хладнокровием опытной паучихи: там улыбка, тут легкое касание, здесь звонкий смех в ответ на не самую удачную шутку Тома. И вот уже он готов растечься лужицей от одного влюбленного взгляда мисс Блэк, по крайней мере именно так это выглядело со стороны.

Видя, что братец мой с блаженной улыбкой шагает в раскрытую пасть крокодила, я всячески пыталась его предостеречь, но Том был уверен, что полностью контролирует ситуацию, а значит — волноваться мне совершенно незачем.

Но волноваться у меня причины были, и отнюдь не только потому, что моему Побратиму всплеск гормонов внезапно отшиб мозги, а еще и потому что вестей от дяди Фестера не было подозрительно долго.

И если в сентябре я еще пыталась успокоить себя тем, что дядя наверняка попал в

очередную бюрократическую западню, связанную с его статусом сквиба, то к концу октября — я уже начала паниковать, потому что все мои попытки связаться с родственником — окончились полным провалом.

Мрак возвращался с моими письмами назад, пока вовсе не отказался лететь куда либо. Чакки тоже не мог переместиться к дяде, пока тот его сам не позовет, а потом и вовсе исчез, вслед за дядей и более на мой зов не отзывался.

В день празднования Самайна — я наконец смогла сообщить Тому, что дядя Фестер и Чакки исчезли. И мы с ним стали думать над тем — что же нам делать дальше?

Примечания:

Пожалуйста, не забывайте про лайки и комментарии, — вам не трудно, а мне приятно.

Примечания:

Не бечено! Если заметите фактические сюжетные ляпы — пожалуйста сообщите через ПБ, а то мне надоело перечитывать весь фанфик перед написанием каждой главы — память после Ковида стала короткая.

POV Тома Реддла:

Исчезновение мистера Фрампа оказалось для меня чем-то совершенно неожиданным. Почему-то я был уверен, что Фестер Фрамп не способен на такую подлость, как предательство.

Он мог быть бесшабашным авантюристом с криминальными наклонностями, и врожденным талантом влипать в неприятности, но племянницу он безусловно любил, да и безответственным человеком он, по моему мнению, не был.

Из этого следовал только один закономерный вывод: либо Фестер Фрамп влип, на этот раз, по крупному, либо он мертв. Последнее предположение я озвучивать сестре не рискнул. Она и так ходила, как в воду опущенная, до самого Рождества.

К тому же, будь Фестер мертв, — Чакки непременно бы вернулся к Мортише, или, в крайнем случае — продолжил одинокую жизнь в Хогсмиде, но там он, похоже, не появлялся. Я даже пару раз воспользовался лазейкой возле ивы, чтобы убедиться в этом лично, ну и в Хогсмид выбраться, что уж скрывать. Дом Фестера с августа уже порядочно зарос пылью, а кое-где и паутина по углам была, значит Чакки в дом не возвращался.

Перед самым Рождеством мне, наконец, удалось отвести Мортишу к директору Диппету, чтобы он, как я думал, — помог ей с поисками дяди.

Но директор быстро объяснил нам, что он не Мерлин и не Скотланд-Ярд.

— Чтобы инициировать поиски человека, находящегося в США, нужно быть гражданином США, — пояснил нам Диппет. — Необходимо не менее года проживать там, и быть в родстве с пропавшим, либо нужно чтобы пропавший был в международном розыске. Но Фестер Фрамп в розыске не был — это мы знали и так.

Надежды Мортиши на магические способы поиска также не оправдались, поскольку не подходили для поиска сквиба.

В отсутствие сестры я еще раз дошел до Диппета, чтобы уточнить, могут ли признать Фестера Фрампа умершим, а его племянницу сиротой и законной его наследницей? На эту мрачную, но не лишенную практического смысла мысль, — натолкнул меня Малфой, когда я рассказал ему, в двух словах, о том, что случилось.

Но увы, никакого закона, регламентирующего данный вопрос не существовало. Каждый случай рассматривался в суде индивидуально, а подать заявление туда мог только совершеннолетний кровный родственник, ребенок или супруг пропавшего, да и то не ранее чем через 7 лет после исчезновения родича. А с дядей Мортиши все было еще сложнее, ведь пропал он за пределами страны...

Его даже объявить в розыск или признать пропавшим без вести было бы сложно. А пока Мортиша не считается совершеннолетней, то и вовсе невозможно.

Это означало только то, что никакие льготы, квоты и прочие особые условия оплаты обучения, какими пользовался я, — Мортише не светили.

И вот тут я уже серьезно начал беспокоиться насчет того, как бы ее не отчислили сразу после второго курса за неуплату ежегодных взносов.

Место в Приюте пока было за ней и об этом можно было не волноваться. Да и в доме дяди она вполне могла жить, если не афишировать его исчезновение в Хогсмиде. Другое дело, что обучение в Хогвартсе было достаточно дорогим, даже без учета сопутствующих трат на учебники, одежду и прочее.

По моим подсчетам, чтобы оплатить третий курс Хогвартса нужно было, начиная уже с завтрашнего дня, — зарабатывать не менее 10 галеонов в день. Получить грант от попечительского совета, как лучшая ученица, Мортиша при всем своем желании не смогла бы: Первое полугодие уже прошло и особыми успехами в учебе она не блистала. Все ее мысли, ожидаемо, занимал дядя Фестер...

Однако знать о проблеме и решить ее — не одно и то же.

Выход из данного тупика, неожиданно предложил тот, от кого я никак не ожидал помощи, а именно — Гомес Аддамс.

Подавленное состояние Мортиши, в последние пару месяцев, — заметили, вероятно, все, не слепые же они ей Богу!

Другое дело, что интересоваться чужими делами или лезть с расспросами в Англии было не принято. Тут скорее сочинят очередную небылицу и запустят пару сплетен в массы, но подойти и спросить прямо — "А что произошло?" — воспитание не позволит.

Но Аддамс был испанцем, и, быть может поэтому, не был подвержен всем этим местным предрассудкам. Впервые он подошел ко мне в аккурат после Самайна, и прямым текстом спросил:

— Кто посмел обидеть Мортишу Фрамп, и кому за это набить морду?

— Увы, тут битье морды ничего не решит. У нее дома проблемы, — обтекаемо ответил ему я, на что Гомес понимающе кивнул и больше не приставал ко мне с этим вопросом какое-то время. И я забыл о существовании Аддамса еще на пару месяцев.

Когда вечером 20 декабря, после посиделок у Слизнорта, в честь Йоля, Мортиша, так и не дождавшись письма от дяди, — убежала в дамскую комнату в слезах, — Гомес снова подошел ко мне. И глядя на его не по возрасту обеспокоенное лицо, — я понял, что двумя словами на этот раз от него не отделаюсь.

Праздновать вместе со всеми в общей гостиной — настроения не было совершенно. И, минуя скопления веселящихся старшеклассников, мы с Аддамсом уединились в одном из не запертых кабинетов.

Поскольку никакого адекватного решения финансового вопроса я сам придумать так и не смог, то надумал озадачить этим еще и гриффиндорца. Все же его семья, если верить нашим, была едва ли не самой обеспеченной на островах, а значит он должен понимать в деньгах хоть что-то, не смотря на возраст. Такие вещи, по словам Малфоя, — богачи впитывали с молоком матери.

Не виляя вокруг да около, я изложил ему суть проблемы. Аддамс задумался. Потом, к моему изумлению, достал из кармана серебряный портсигар, выудил оттуда папиросу и закурил...

Я от предложенного им курева отказался.

— Зря отказываешься, Реддл, — хорошо прочищает мозги, — усмехнулся он.

Через пару тягостно молчаливых минут, потушив бычок о ближайшую парту, и щелчком отправив его в полет, — Аддамс заговорил снова.

— То, что я тебе сейчас скажу, Реддл, может тебе не понравиться, но постарайся дослушать до конца, не кидаясь проклятиями в мою сторону...

— Ладно, слушаю, — ответил я, и для убедительности убрал свою палочку в сумку.

— Ты наверное уже понял, что мне нравится твоя сестра, — сказал испанец и я кивнул, признавая очевидное. — Так вот, я намерен, когда стану старше, предложить ей помолвку, а если она согласится, то жениться на ней.

— А если не согласится? — спросил я, прекрасно зная упрямство Мортиши.

— Это ее право, — ответил Гомес, — Но я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы убедить ее.

— Что ж, если без чар, зелий, приворотов и прочей волшебной дряни, то ничего не имею против, — дело твое, — Аддамс на это только недовольно хмыкнул, — Вообще-то за любовную магию подобного рода — полагается нехилый срок в Азкабане, — сказал он. — Странно, что ты не знаешь об этом.

— Извини, — ответил я, — в Приюте мне об этом рассказать было некому.

— Хорошо, извинения приняты. В связи с этими своими планами я вполне могу перевести на счет Мортиши в Гринготтс нужную для оплаты всего обучения сумму. Другое дело, что девушкам обычно очень не нравится подобная традиция "подкупа"

— А что, есть такая традиция? — удивился я.

— Еще как есть. Во многих странах Востока, в Африке, и в средней Азии — за невесту принято платить калым. Это способ показать родителям невесты финансовую состоятельность будущего зятя, а невесте — серьезность своих намерений. Даже дикий скотовод из племени масаев, — должен отдать за будущую жену не менее 50 коров...

— Спасибо, конечно, за экскурс по свадебным традициям народов мира, но какое, черт возьми, это имеет отношение ко мне и Мортише Фрамп? — лекция Аддамса казалась мне не более, чем попыткой заговаривать зубы и я начал понемногу закипать, не понимая чего он в самом деле от меня хочет?

— Остынь, Реддл, — сказал он, — В отсутствие дяди, — ты единственная семья, которая есть у мисс Фрамп, а ваше Побратимство признано Магией задолго до посвящения в Рыцари, — так сказала нам Госпожа Вилкост, когда Малфой еще только предложил ваши кандидатуры. — Считай, что это — калым, — своего рода инвестиция в собственное будущее.

Только нужно все сделать по уму.

Мой личный сейф не опустеет, а мои родители давно привыкли к тому, что я транжирю деньги на всякую ерунду, вроде покупки гиппогрифа или гоночной метлы последней модели... — я хотел возразить на это, но Аддамс жестом меня остановил.

— Не перебивай, Реддл! Я знаю, ты сейчас скажешь, что любовь за деньги не купишь, и все такое. Я и не пытаюсь купить расположение Мортиши подобным образом. Я пытаюсь показать ее семье, в лице тебя, Том, что я достойный кандидат на ее руку и сердце.

— Только кандидат? — усомнился я.

— Да, — ответил Гомес, — но надеюсь, что конкурентов будет не слишком много. Я хорошо владею шпагой, саблей и немного мечом, но в боевой магии не слишком искусен и не очень горю желанием прокачивать данный навык на дуэлях.

Однако, мы отклонились от темы: Перевести деньги сразу на счет Мортиши — не трудно, но тогда она догадается о моих матримониальных планах раньше, чем я планировал.

Поэтому предлагаю тебе сделку: мы с тобой сыграем разок в карты. Если не умеешь — научу.

Играть мы будем при свидетелях, например, в Аквариуме, завтра. Я поставлю на кон десять тысяч, но нужно немного напиться для убедительности. И вчистую тебе их проиграю. Согласен?

— А что ты потребуешь взамен? — спросил я, чуя во всем этом какой-то подвох.

— Ничего невыполнимого. Ты пообещаешь отгонять от своей сестры всех особо навязчивых поклонников, кроме меня, конечно. До тех пор, пока я не сделаю ей предложение. И еще будешь присматривать за ней в каникулы, а то, по словам padre, — у вас там неспокойно в последнее время.

— Но если она все же откажется? — снова спросил я.

— Значит я потеряю десять тысяч галеонов и девушку своей мечты. Хотя последнее, конечно, было бы крайне нежелательно, — ответил Аддамс с таким видом, будто говорил о паре кнатов, потраченных на невкусную конфету, а не о целом состоянии, за которое иные бы и жизнью рискнули.

— И ничего возвращать мне не придется, если она пошлет тебя лесом вместе с твоим предложением?

— Нет, не придется. Но как только я переведу деньги, — ты оплатишь ее обучение до седьмого курса включительно, обещаешь? — Я ведь не плебей какой-то, — добавил он для убедительности, — и напрямую заинтересован в том, чтобы моя будущая жена была соответствующе образована.

— Идет, — согласился я, и мы ударили по рукам, — Только есть один нюанс: на мое имя деньги переводить тоже не стоит, ибо если в Гринготтс на моем банковском счете, нарисуется круглая сумма, — то я лишусь всех льгот на обучение.

— Не вопрос, — выпишу тебе чек, а ты его обналичишь в банке.

— Так просто? — удивился я.

— А чего мудрить? — не понял Аддамс.

— Твои родители точно не открутят тебе голову за десять тысяч золотых?

— Конечно нет! А может еще и банкет закатят по такому случаю. Поверь мне, Реддл, — десять тысяч золотых — для калыма, — это не такая уж большая сумма, — сказал испанец, а я недоверчиво вскинул бровь, разумеется не веря в это утверждение. — Ты знаешь сколько стоит чистопородный шотландский гиппогриф, объезженный под седло? — внезапно спросил он.

— Нет, — честно ответил я, пытаясь вспомнить что это за зверюга и как она выглядит.

— Сто сорок пять тысяч золотом, — ответил Аддамс, а я аж присвистнул, услышав такую сумму.

— И ты реально его купил?

— Да, было дело, — смутился испанец, — только мы не очень-то поладили с Оскаром, так что он теперь вытаптывает маменькин газон в парке.

— Ну ты даешь! — изумился я.

— Ты в карты-то умеешь играть? — уточнил гриффиндорец перед уходом.

— В дурака умею, — ответил я, — В переводного, подкидного и обычного... В Приюте играли.

— Годится — ухмыльнулся Аддамс, — Вечер перед отправкой на каникулы, в Аквариуме, с тебя четыре бутылки сливочного пива, а то никто не поверит, что я тебе реально продул.

— Договорились, — ответил я, прикидывая в уме — когда сподручнее будет сгонять за пивом в Хогсмид.

Разумеется знать о сделке с Аддамсом Мортише не полагалось.

Потому что она вполне могла подумать, будто я ее продал, как рабыню на невольничьем рынке.

Однако, учитывая все обстоятельства, совесть меня совершенно не мучила.

Если у этого Аддамса денег больше, чем у дурака фантиков, то грех этим не воспользоваться.

А сестренка, в любом случае, — вольна будет выбирать сама — выходить ей замуж за этого фазана заморского, или послать его подальше. И я бы не удивился, если бы она сразу же послала Аддамса лесом, узнав про деньги, которые он заплатил за нее.

Но уговор — дороже денег. Поэтому про деньги она будет знать лишь то, что я их выиграл. Так будет правильно. Меньше знает — крепче спит.

Единственное, что я позволил себе сделать — это записал все условия договора с Аддамсом в свой дневник. На тот случай, если он позднее решит меня обмануть.

В особенности, озадачило меня то, что Гомес Аддамс сразу поверил мне на слово. Он не потребовал с меня ни расписки, ни клятвы, ничего, что было бы непременным атрибутом любой сделки, если бы она заключалась между двумя британцами.

Ведь никаких гарантий того, что его деньги я честно переведу Мортише на оплату ее обучения у испанца нет. И свидетелей заключения между нами подобной сделки тоже нет.

Мог бы я присвоить себе "выигранные" в карты деньги? Думаю, что да, но проверять реакцию Аддамса на подобные манипуляции с моей стороны отчего-то совсем не хотелось.

Идиот ли он настолько, насколько хочет таковым казаться? — не ясно. Но для себя я решил, что если он действительно идиот, то идиот полезный, и сходу портить с ним отношения не стоит.

А если он не идиот, то мне за обман может нехило так прилететь, как прилетело моему предку — Гипериону Гонту от какой-то сельской, как он считал, наивной дурочки.

При любом раскладе выходило, что пытаться обмануть доверие гриффиндорца — дело неблагодарное, бессмысленное и потенциально опасное.

Для себя я решил, что выполнить все условия договора мне особого труда не стоит, а если мне понадобятся деньги, то вряд ли Мортиша при их наличии мне откажет.

Однако, прежде чем делить шкуру — нужно убить медведя, то есть — выиграть десять тысяч у Аддамса.

Раздобыть четыре бутылки сливочного пива оказалось намного проще, чем я думал.

В честь празднования Йоля наши старшеклассники натащили из Хогсмида такое количество выпивки, что хватило бы напоить весь Хогвартс и еще бы осталось.

Умыкнуть незаметно из гостиной несколько бутылок — не составило никакого труда. Там было кое что и покрепче, так что к сливочному интерес быстро все потеряли.

В сливочном пиве было не более 1,5% алкоголя и школьные правила приносить его в замок не запрещали. И оно тут стояло скорее для отвода глаз, на случай визита декана.

Один пункт плана можно было смело вычеркнуть.

Йольские обряды Рыцарского Ордена — заняли большую часть следующей ночи, но Аддамс был одним из нас, так что на утро мы были в одинаково помятом состоянии и в равных условиях.

Карточную баталию назначили на вечер 22 декабря. Потому как 23-го все отправлялись на Рождественские каникулы по домам.

Собрав небольшую группу поддержки со всех четырех факультетов, в основном, из числа Рыцарей, сразу после ужина мы засели в Аквариуме, используя стол для пинг-понга для игры в карты, а не по прямому назначению.

Только в последний момент я понял свой капитальный прокол: ведь если Аддамс поставит на кон такую большую сумму, то и мне придется ставить что-то соизмеримое, иначе игру сочтут нечестной.

Понадеявшись исключительно на честное слово гриффиндорца и мифическую удачу, — я рискнул, и сняв с себя фамильное кольцо Гонтов, — положил его на стол, прямо поверх чека на обговоренную сумму. По толпе присутствующих прошелся шепоток, который, впрочем, затих, едва мы начали играть.

Я был совершенно уверен, что многие из свидетелей игры не только увидели кольцо, но и узнали его. Изображения многих фамильных перстней и артефактов — можно было легко найти в книге по геральдике, а также в приложении к списку священных двадцати восьми...

Игра шла поначалу медленно и довольно вяло, но вскоре мы оба вошли в нужный ритм и публика уже не успевала следить за всем, что происходило на столе между мной и Аддамсом.

Играли мы в банального переводного дурака. Других игр никто из нас не знал так хорошо, как эту. Да и не всякая игра позволяла играть только вдвоем, друг против друга.

Я, разумеется, заметил, что Гомес пару раз "упускал возможность", а точнее игнорировал свой шанс перевести ход на меня.

Но все смотрели теперь не на стол, а на дымящуюся папиросу в зубах улыбающегося испанца. Подобный "культурный шок" — был хорошим отвлекающим маневром в консервативном волшебном окружении.

На Аддамса теперь смотрели так, будто у него выросла вторая голова, совершенно упуская из вида собственно саму игру. К тому моменту, как он докурил, — партия была завершена моей безоговорочной победой. Кольцо незамедлительно вернулось на законное место, а чек — перекочевал в мою сумку.

Все вопли сокурсников о необходимости немедленного реванша — Аддамс проигнорировал, и подмигнув мне на прощание, — молча растворился в толпе.

Мортиша момент моего постановочного триумфа не застала. Не было тут и ее колоритной подружки Уимс. Но, может, оно и к лучшему. Врать ей в лицо про удачное стечение обстоятельств — мне почему-то не хотелось.

Шум о моем большом куше — разумеется быстро облетел всю школу. Другой вопрос, что точную сумму выигрыша знали только мы с Аддамсом.

В момент игры чек был сложен так, что прочесть сумму на нем было совершенно невозможно. А понятие "большой выигрыш", насколько я мог судить, — тут начиналось примерно с десяти-двадцати галеонов. Если кто-то и озвучивал сумму крупнее сотни — его тут же поднимали на смех, именуя болтуном и фантазером.

Вечером 23-го я увидел Мортишу только на полпути к станции, откуда Хогвартс-Экспресс повез нас в сторону Лондона.

Она без особого интереса спросила меня про выигрыш, я утвердительно кивнул и дальнейших вопросов не последовало. Какое-то время я еще поглядывал на сестру, но ее, похоже, больше интересовал пейзаж за окном вагона, а потом она и вовсе легла спать. А вскоре заснул и я, ведь ехать нам предстояло до самого утра.

По приезде в Лондон, не сговариваясь, мы с ней отправились на Ночном Рыцаре сначала на Косую Аллею где я, отговорившись необходимостью обмена наличности, — слинял в Гринготтс.

Не до конца веря в реальность происходящего, — я буквально сразу и без всяких вопросов обналичил чек, подписанный Аддамсом.

Поразмыслив и так и эдак, я решил, что переводить всю сумму на счет сестры было бы не вполне разумно. Не известно еще — сможет ли она что-то делать с деньгами в отсутствие дяди Фестера?

Поэтому на ее счет я перевел ровно пять тысяч. А оставшиеся пять я оставил у себя, в виде наличных, прикупив специальный кошелек с расширенным пространством и другими полезными функциями, вроде автоматического обмена галеонов на фунты и обратно.

Пяти тысяч ей вполне хватит оплатить все взносы за обучение, и останется еще, а наличность в кармане — вещь жизненно необходимая.

И хотя моя совесть периодически напоминала мне о своем существовании, — я ее благополучно заткнул, решив, что отдать эти деньги Мортише я могу и так, вместе с кошельком, или позднее, когда, и если, они ей срочно понадобятся.

Сама она в Гринготтс не пошла, а бесцельно бродила в книжном, когда я ее нашел.

В качестве подарка на предстоящее Рождество я предложил ей сходить вместе в кафе Фортескью. Куда мы сразу же и отправились. А на наш с ней предстоящий День Рождения у меня уже был составлен детальный план.

Примечания:

Буду рада комментариям, отзывам, и оценкам. Не стесняйтесь)))

Глава "Помолвка против воли и поход за ананасами..." — частично переписана: добавлена информация о братьях Вальпурги Блэк — Сигнусе и Альфарде.

Примечания:

Всем спасибо за правки ошибок, лайки и комментарии. Беты нету.

POV Тома Реддла:

Когда мы с Мортишей добрались, наконец, до Приюта, — нас ждал не очень приятный сюрприз.

Война, длящаяся в Европе уже полгода — оказалась ближе, чем мы думали. И пусть пока в самом Лондоне было тихо, но эхо Войны уже долетало до него.

Миссис Коул, прямо в день нашего прибытия, проинструктировала нас о том, куда бежать в случае авианалета, даже подвал нам показала, который до этого использовался разве что как кухонная кладовая.

Там было темно, сыро и довольно тесно. Я не особенно понимал что такое "авианалет", но перспектива провести хоть сколько-нибудь длительное время в подвале — меня откровенно пугала.

Поскольку правила приюта предписывали раздельное проживание девочек и мальчиков старше 11 лет, то мы с сестрой были уверены, что нас разгонят по общим спальням старших, как и в прошлом году. Но все каникулы прошлого года я работал, как вол, и мне, к концу дня, было уже совершенно наплевать — где спать, лишь бы дожить до ужина и добраться потом до койки.

В этом же году нас с Мортишей вернули в нашу с ней комнату, однако, поскольку Приют был теперь практически переполнен, то к нам подселили еще двух воспитанниц. Это было что-то новенькое, — ко всем старшим в комнаты подселили малышей. По словам миссис Уотерфорд эта мера "позволяла соблюдать хоть какие-то приличия".

За минувшие полгода в Приюте появилось много новеньких, чьи матери теперь работали на фабриках вместо своих, ушедших на фронт, мужей.

В основном это были избалованные домашние дети. И местная приютская шпана не принимала их в свой круг, держась особняком.

Близняшки Кэтти и Бэтти Уайт — жили в Приюте не первый год. Если я помню правильно, — они появились здесь в то лето, когда мы с Тиш впервые отчалили к Старому Джо.

Тогда девочки были совсем маленькими, а теперь им было уже лет по шесть.

Раньше я думал, что они просто белобрысые, но Мортиша сказала, что они альбиносы, как моя Бьянка. По Приюту даже ходили слухи, что бабушка девочек — цыганка, и что она иногда навещала их и приносила всякие сладости, а что стало с их матерью — никто не знал. Я сам ни разу не видел, чтобы девочек кто-то навещал и в эти сплетни не особо верил.

В любом случае Кэт и Бэт не доставляли нам особых хлопот. Мортиша научила их заплетать друг другу косички и завязывать шнурки, чтобы девочки могли обойтись без помощи старших, когда пойдут в школу.

Глядя на них я частенько вспоминал о том, как выгляжу сам без амулета Салазара. И, нехотя, признал, что у меня с близняшками было достаточно много общего...

Причиной моей странной внешности, возможно, было не само проклятие, а то, что моя змеиная форма была альбиносом. Не то, чтобы это что-то принципиально меняло, но вносило некоторую ясность.

Перерыв за время обучения все доступные в Хогвартсе книги по теме, я пришел к выводу, что Маледиктус более всего был похож на принудительную анимагию, а в моем случае на застревание в промежуточной форме. Только форма эта была строго определенной в отличие от анимагической.

В учебнике по высшей трансфигурации было сказано, что длительное пребывание в аниформе — негативно сказывается на разуме, что я также мог ощущать на собственной шкуре. Зелье, которое мне варил неизвестный Мастер, и приносил школьный эльф — хорошо помогало, но в каникулы мне взять его было негде.

Первые дни в Приюте, без зелья, я чувствовал себя совершенно отвратительно: тошнота, головокружение и неконтролируемая раздражительность, — это только часть неприятных симптомов. Мортиша, заметившая мое болезненное состояние, — сказала, что так бывает при резкой отмене многих лекарств. Понятия не имею, — откуда она это знает, но очень похоже на правду.

— В прошлом году было легче, — сказал я сестре в один из особенно отвратительных вечеров.

— Если твое "лекарство" вызывает такое привыкание, то боюсь, что со временем оно будет помогать тебе все хуже, — "обрадовала" меня Тиш.

Разговаривать о Хогвартсе в присутствии Кэт и Бэт было опасно, поэтому приходилось тщательно подбирать слова.

— Вряд ли ты сможешь работать в таком состоянии, — с тревогой в голосе сказала сестра.

— Сам знаю, — грубее, чем следовало бы, ответил я и со вздохом полез на свою койку, в надежде на то, что если я лягу — станет легче.

Мортиша давно перестала реагировать на мое перманентное раздражение, а вот девочки обижались. Бетти даже чуть не расплакалась из-за того, что я накричал на нее.

Было ли мне стыдно? И да и нет. Мне было настолько плохо физически, что на рефлексию и моральные терзания сил не оставалось вовсе.

Огорчало лишь то, что в связи с хреновым самочувствием мне придется пересмотреть свои планы на наш День Рождения.

Первоначально я собирался сходить с Тиш в Кино.

Я там никогда прежде не был, но Ларч прошлым летом так расхваливал очередную картину, что мне тоже захотелось побывать там хотя бы раз, тем более что у волшебников ничего похожего в плане развлечений не наблюдалось в принципе.

Прибыв в Приют, в первый день зимних каникул, я хотел тем же вечером доехать на велике до Флит-стрит и попросить Ларча купить нам с Тиш билеты на 30-е число, но видимо я переоценивал свои возможности.

Езда на велосипеде зимой и так требовала особых навыков, а в своем нынешнем состоянии я был не способен не то что куда-то ехать, но даже дойти от койки до столовой мог с большим трудом.

Кормить в Приюте стали еще отвратительнее, чем раньше, даже с поправкой на "праздничное Рождествнское меню". Впервые в жизни я пожалел, что мы лишились помощи Чакки. Хотя сами домовики никогда мне не нравились и не внушали доверия.

Вечером 24 декабря в Приют прибыл Ларч, наперевес с облезлым подобием елки, и в уже изрядно потрепанном костюме Санты. Концерт, призванный развлечь малышню, — интересовал меня мало, а вот возможность попросить Ларча Соммервиля об услуге по покупке билетов, — дорогого стоила. Собрав волю в кулак я выполз из нашей с Тиш комнаты и приступил к осуществлению первой части своего плана.

Ларча в армию, как прежде, не брали, сославшись на то, что шить такому великану форму и обувь на заказ никто не будет. Но может оно и к лучшему, хотя сам Ларч явно думал иначе.

Согласно моему плану 30-го после обеда — мы с Мортишей доедем до "Колокола" заберем там у Ларча билеты, скоротаем пару часов до сеанса, заодно оставив там велик, а после просмотра фильма, тем же путем, — вернемся обратно в Приют.

Фильм Ларч должен был выбрать на свой вкус, потому как я в них совсем ничего не смыслил.

Мортиша про предстоящий поход в Кино ничего не знала, и была уверена, что мы просто, как в прошлом году, — едем послушать вечернюю игру Ларча. Тем более, что Сэм Стоун планировал пригласить на работу в бар какую-то певицу, чтобы она развлекала публику пением и привлекала больше посетителей.

Идея с певицей, на мой взгляд, была интересной, но как оно там с реализацией — получилось или нет?- я был, разумеется, не в курсе.

Одного я не учел, — мы с сестрой за год порядочно выросли, а на дворе стояла середина довольно снежной зимы, и ехать вдвоем на одном велике в зимней одежде — было ужасно тяжело, особенно потому, что крутить педали приходилось только мне.

В общем добирались до паба мы чуть ли не вдвое дольше по времени, чем я рассчитывал. И даже едва не опоздали к началу сеанса. Из фильма я запомнил только название: "Унесенные ветром" и пару особенно ярких эпизодов, потому что банально заснул где-то в самом начале.

Фильм, по словам Ларча буквально гремел на всю Америку прошлой зимой, поэтому его частенько крутили теперь в промежутках между новинками.

Вторым моим проколом было то, что фильм был двухсерийным и, вместе с антрактом между сериями, занял едва ли не втрое больше времени, чем планировалось.

Короче, обратно мы добирались на велике практически в полной темноте.

И нам еще повезло, что в канун Нового Года на улицах было не слишком много людей.

Преодолев почти три четверти пути до Приюта — я в какой-то момент снова словил приступ головокружения, и мы с Тиш свалились вместе с великом на обледеневшую мостовую. И если Мортиша отделалась парой ссадин, и ушибом лодыжки, то я, похоже, сломал себе левую руку.

Остаток пути мы ковыляли пешком, буксируя рядом тяжелый велосипед. А в конце пути нас еще ждал грандиозный разнос от миссис Коул за то, что явились мы почти к полуночи, да и спать пришлось лечь без ужина, ибо его мы тоже благополучно прошляпили.

Ночью я почти не спал — адски болела рука, на которую я приземлился при падении. К утру она распухла так, что не влезала в рукав рубашки, а пальцы и вовсе не двигались.

Неприятным открытием стало и то, что врача из приютского лазарета забрали, чтобы укомплектовать ближайший военно-полевой госпиталь, а мы остались только с приходящей школьной медсестрой. Но и ее на рабочем месте не оказалось. Так что пришлось справляться своими силами.

Мортиша, надо отдать ей должное, — сразу же уступила мне нижнюю койку, понимая, что залезать на верхнюю мне, с переломом, будет совсем тяжко. А ребята из старшей группы откуда-то притащили старую простынь и кусок доски. Из всего этого хлама мы соорудили что-то наподобие шины, чтобы хоть как-то зафиксировать пострадавшую конечность.

Правда я их всех покрыл отборным матом, пока они мне пытались эту самую руку бинтовать. Получилось у них это далеко не сразу. Любое прикосновение к сломанной руке отдавалось дикой болью, прошибающей меня до самого плеча. Я даже вспотел, как лошадь, пока сдерживался, чтобы не заорать во весь голос.

Теперь оставалось самое сложное — дожить до Хогвартса, чтобы по приезде прямой наводкой топать к старухе Дирли. Она, конечно, тот еще цербер в юбке, но мне уже было насрать на нее и ее характер, лишь бы она смогла как-то избавить меня от этой пытки.

Наивный идиот, я думал, что самое хреновое — сам момент перелома. Но как же я заблуждался! Самыми отвратительными были все следующие дни до отъезда. К вечеру второго дня к постоянной боли в руке добавилась еще и лихорадка. А Мортиша сказала, что у меня, судя по симптомам, началось воспаление. На фоне всего этого я совершенно забыл сказать ей про деньги и перевод на ее счет пяти тысяч.

Кэт и Бэт, кажется, искренне мне сочувствовали, а Бэт даже притащила мне в обед свой кусок хлеба, в качестве утешения. Я, разумеется, отказался. И не только потому, что девочки сами уже были похожи на приведений из-за своей худобы, но оттого, что у меня совсем пропал аппетит.

Спал все эти дни я небольшими урывками по несколько минут, неизменно просыпаясь от боли, ибо во сне забывал про перелом и пытался двигать рукой, как раньше.

Подобный горький опыт натолкнул меня на мысль, что неплохо было бы освоить хотя бы парочку медицинских заклинаний, а лучше еще и зелья при себе иметь постоянно. И еще мне определенно нужна вторая волшебная палочка, желательно без чар надзора на ней. Про эти чары мне рассказал Яксли, хвастаясь тем, что ему палочка досталась от деда и ею он мог колдовать все каникулы, даже вне родительского дома. Меня бы сейчас и надзор не остановил от применения магии, да только вот палочки мы свои сдавали перед отъездом декану.

Кое-как добравшись до Хогвартс-Экспресса утром 4 января, — я всерьез полагал, что эти каникулы окажутся самыми отвратительными в моей жизни.

Мортиша смотрела на мои страдания с неизменным сочувствием, и даже попыталась подбодрить, сказав, что фильм ей очень понравился, на что я только фыркнул.

А еще она пообещала научиться ездить на велике самостоятельно следующим летом, чтобы мне больше не пришлось везти ее на раме. Ее планам сбыться было не суждено, но тогда мы об этом еще не догадывались.

Мортиша получила уведомление из Гринготтс прямо за ужином. И очень обрадовалась, видимо решив, что перевод был от дяди Фестера. Огорчать ее мне совсем не хотелось, поэтому я просто промолчал. Сказав только, что теперь ей будет чем оплачивать учебу.

После ужина она собственноручно отконвоировала меня в Больничное Крыло под одобрительным взглядом Малфоя. Блондин, на правах старосты, принес мне вечером расписание и сумку со всем необходимым, так чтобы поутру из карцера я сразу отправился на уроки.

Старуха Дирли продержала меня в лазарете всего одну ночь, потому как костероста у нее было предостаточно. Чтобы я еще когда-нибудь пил эту гадость? — да ни за что!

По сравнению с этой ночью сам перелом показался мне укусом комара.

Не удивлюсь, если рецепт костероста изобрел сам Торквемада, в качестве особо изощренной пытки.

С хера ли мне пришлось его пить? Все просто: если бы я обратился за помощью сразу, то мне бы срастили кости заклинанием Эпискей, на которое я и рассчитывал. Но так как прошло более трех суток, и кости начали срастаться неправильно, — их пришлось удалить и отращивать новые.

И хуже всего, что чертов костерост исключал применение других, обезболивающих или снотворных зелий, так что у меня была еще одна "веселая" ночка полная непередаваемых ощущений. Утешало меня лишь то, что пережить оставалось всего одну подобную ночь, а к утру Дирли обещала мне полное исцеление.

Старая медичка оказалась права, — рука теперь была как новенькая, свое зелье я успел выпить перед завтраком, так что настроение мое существенно улучшилось. О том, что деньги перевел не дядя, я решил Мортише совсем не говорить.

Планы свои относительно второй палочки я не забыл и собирался осуществить их при первой же возможности. Еще бы знать где эту возможность найти?

В комнате меня ждали Рождественские подарки от моих немногочисленных друзей, в число которых отныне затесался и Гомес Аддамс, приславший мне зачем-то портсигар, заполненный маггловскими папиросами. Ну да ничего, если не пригодятся, — обменяю на что-то более полезное, при случае. Бартер в Хогвартсе был не менее актуален, чем в Приюте, чему я был только рад.

Наступил новый, 1940-й год. Нам с Мортишей исполнилось по 13 лет. Никаких вестей о Фестере Фрампе не было уже полгода. А Война постепенно захлестывала Европу с неотвратимостью цунами. Наше будущее было туманным и порождало постоянную тревогу в наших душах. Пока мы жили в Хогвартсе — мы были в относительной безопасности, только надолго ли?

Примечания:

Буду рада отзывам и комментариям. Испытала услугу "Промо" — короче, это полная лажа! Такое ощущение, что просмотры банально накручены с потолка. Ждущих — минимум, лайков и комментов — 0! Соответственно, могу сделать вывод, что почти 300 просмотров за день не соответствуют действительности. Не тратьте деньги на эту фигню. С 300 просмотров только двое "ждут продолжения", — это же бред. (у меня не бомбит!)

Примечания:

Меня посетила Муза, ура! Буду писать, пока пишется. Не забывайте про публичную бету. Всем спасибо за отзывы.

POV Тома Реддла:

Вернувшись со злосчастных каникул, которые запомнятся мне надолго, — я поставил во главу угла изучение всех возможных заклинаний первой помощи, какие смогу найти.

Перманентному нахождению меня в школьной библиотеке — давно никто не удивлялся. Репутация "заучки" меня уже не смущала.

Все эти аристократы с нашего факультета — практически ничего бы не потеряли, даже если бы не заходили в библиотеку Хогвартса вовсе. У каждого из них дома было немалое собрание книг, а у многих еще и домовой эльф в постоянном их распоряжении.

К тому же большинство моих сокурсников были феноменально ленивы. Многие поколения до них — уже успели накопить на безбедное существование своих немногочисленных потомков, на несколько десятилетий, как минимум.

Так что о приобретении какой либо профессии большинство слизеринцев предпочитали вообще не задумываться, а те, кто задумывался, — скорее чтили семейные традиции, чем шли по воле сердца или по необходимости зарабатывать этим себе на жизнь.

Мне же по окончании учебы придется где-то работать, и довольствоваться только теми практическими навыками, которые я успел освоить за время учебы. И знаниями, которые останутся в моей голове. А может учиться дальше, пользуясь только теми книгами, которые я смогу найти в продаже.

Однако, как я успел заметить, в том же "Флориш и Блоттс", — ассортимент литературы был сильно отцензурен Министерством Магии, а в магазине подержанных вещей на границе Косого и Лютного — ничего стоящего найти было нельзя.

Все мало-мальски ценное сразу же оседало в доме у самого старьевщика. Так поступали скупщики во все времена и это меня не удивляло и даже не огорчало. Я бы на его месте поступил так же.

Книги по колдомедицине в Хогвартсе были, но спросом у студентов не пользовались, но если кто-то и удивлялся моим предпочтениям, то только наша библиотекарша.

К счастью, регистрировать у нее нужно было только те книги, которые я собирался вынести из библиотеки, а то, что я читал прямо в зале — никого не интересовало.

Довольно быстро я обнаружил в глубине зала целую секцию специализированной литературы разных лет: разрушения проклятий, снятие порчи, лечение травм разной степени сложности, и даже стоматология с акушерством тут присутствовали.

Книг по акушерству я первое время избегал, как огня, однако, любопытство вскоре взяло верх и кое-что оттуда я тоже себе выписал. А именно — противопоказания к магическому вмешательству для женщин в интересном положении и список разрешенных для применения зелий. Зачем? Кто бы знал. Но даже если оно мне самому никогда не пригодится, то у меня еще и сестра есть. И она тоже будет лишена возможности пойти и взять нужные книги, после окончания школы.

В общем за учебой и бесконечным чтением медицинских справочников — я совсем потерял счет времени. Даже забыл о Вальпурге Блэк, которая меня в последнее время не особо доставала.

Вспомнил я о ней только тогда, когда заметил ее отсутствие за ужином, на что Малфой заметил, что я со своими книгами совсем выпал из реальности и отстал от жизни.

Другие ребята тут же просветили меня, что у Вэл мать умерла родами, вместе с младенцем, днем ранее, и что декан Слизнорт отпустил ее домой в связи с этим, кажется, на три дня.

Вальпургу мне было искренне жаль, но мысли мои отчего-то пошли куда-то не туда после этой новости.

"Неужели даже такие волшебники, как Блэки, с кучей денег и возможностей, — ничего не могут сделать, чтобы избежать смерти по такой обыденной причине, как роды?" — думал я, в недоумении.

Надо заметить, что похожим вопросом я терзался задолго до поступления в Хогвартс, ведь считал, что моя мать умерла именно так. И что такая банальная причина привела в Приют Вула едва ли не половину других воспитанников.

Однако, даже учась в Хогвартсе, до поры до времени, я наивно полагал, что магия почти всесильна и уж эта проблема у магов наверняка решена давно и полностью, но как же я заблуждался!

Статистика приведенная в одном из медицинских журналов за позапрошлый год — выглядела ужасающе: у магглов смертность матерей еще совсем недавно достигала 40%, а у волшебников твердо держалась в пределах 20-25%.

С детской смертностью дела обстояли еще хуже: у магглов гибло до 60% новорожденных, а у волшебников до 40%, и еще в 5% случаев дети оставались сквибами в результате неумелого медицинского вмешательства. Я не был уверен в актуальности изложенных данных, но других мне взять, для сравнения, — было негде.

Также погано у магов дела обстояли с диагностикой вялотекущих хронических заболеваний, вроде диабета, подагры, мочекаменной болезни, и прочего множества болезней, которые не давали сразу строго определённых симптомов.

Хорошо лечить маги могли лишь то, что и так лежало на поверхности: ушибы, переломы, синяки, ожоги немагического происхождения, больные зубы и не особо серьезные отравления. Кое-как лечить и предотвращать они научились инфаркты и инсульты, благодаря чему продолжительность жизни магов существенно выросла. Хотя волшебники вообще были в среднем здоровее и крепче магглов.

Тем не менее, ведьмы, как и обычные женщины, все еще умирали от родов, дети от многочисленных инфекций, а уж про лечение какой-нибудь эпилепсии или онкологии — маги даже не задумывались, очевидно не понимая саму природу этих заболеваний. О чем они честно писали в своих справочниках и наставлениях.

Бытовая отсталость волшебного мира, в целом, меня не особо волновала, но ровно до того момента, пока я не осознал, что и их медицина отстает не меньше. Это открытие было, мягко говоря, шокирующим.

И это я еще говорю о болезнях вполне обычных. Если же дело касалось патологий, вызванных магическим вмешательством, то тут был вообще мрак. Большинство рекомендаций по лечению представляли собой одну простую схему:

Примените заклинание Фините Инкантатем, если не помогло, то примените (далее шел список универсальных противоядий, самых ходовых заклинаний и зелий), если и это не помогло, то ждите пока само пройдет...

В качестве вспомогательных средств использовали что-то наподобие кровопускания, пиявок и других не менее архаичных методов. В одной из книг даже предлагали при отравлении спорыньей — выпить ртути.

Да и мои подозрения относительно первоначального предназначения костероста — были не так уж далеки от истины.

Слишком свежи в моей памяти были те дни, когда Приют становился помесью лазарета со склепом из-за очередной инфекционной вспышки. А детские гробы, выносимые нашим завхозом ранним туманным утром, когда, как он думал, — никто из детей этого не видел, — навсегда останутся одним из самых страшных воспоминаний моего детства.

Библиотекарша, кажется, всерьез решила, что я планирую стать колдомедиком и прониклась, поэтому по собственной инициативе, — притащила мне кое-что из запретной секции, хоть и настоятельно просила меня об этом не распространяться.

Это было очень кстати, так что я скопировал массу полезных заклинаний в свой дневник, опасаясь, что халявный доступ к этим книгам у меня появится еще не скоро.

Тем не менее то, что я не мог воспользоваться ничем из этого на каникулах, — меня изрядно напрягало. Более всего, хотя признаться в этом даже самому себе — было непросто, — я боялся собственной беспомощности. И не важно грозила ли опасность мне или кому-то рядом, — невозможность хоть что-то с этим сделать — приводила меня в ужас. Чем мне, к примеру, помогло знание заклинания сращения костей, если без палочки я не мог его применить к своему перелому? Правильно, ничем!

Поэтому вопрос приобретения нелегальной палочки встал особенно остро.

Мои мозги буквально кипели в тщетной попытке изыскать пути ее приобретения. Но находясь в Хогвартсе 9-10 месяцев в году, я не мог нигде просто купить себе вторую палочку, хотя не сомневаюсь, что взрослые маги регулярно так и делали. Ведь палочки ломались, и это происходило достаточно часто.

Возможно, я бы даже решился на дуэль с кем-то, чтобы по праву победителя, забрать у побежденного палочку, если бы не знал, что чары надзора присутствуют на всех ученических палочках, без исключения. А менять шило на мыло — смысла не было.

Как обычно засев в библиотеке сразу после уроков, я совершенно забыл о церемонии Посвящения в Рыцари новичков. Хорошо, что Малфой, как наш куратор, — проследил за этим и отбуксировал меня прямиком к залу собраний.

Моя голова все еще была забита вопросом добычи волшебной палочки, поэтому, когда, открыв дверь в "Зал собраний", как я думал до этого, — я попал совсем не в зал, а в небольшую полутемную комнатку, по бокам которой располагалось что-то наподобие старинных магазинных прилавков, а на них — лежали несколько десятков волшебных палочек, разной степени потертости.

Я не мог поверить своим глазам, но они все были прямо тут, вполне реально и осязаемо. Не долго думая, я схватил с одного из прилавков штук пять-семь разных палочек и, запихнув их в свою сумку, тут же вышел, чтобы столкнуться нос к носу с недовольным Малфоем.

Из-за этой заминки мы едва не опоздали, так что на выяснение степени моей неправоты времени уже не осталось. А после церемонии Малфой пояснил мне, что это за Комната, которую я по скудоумию принял за подобие актового зала в маггловской школе.

Это была "комната по требованию", или "комната так и сяк", а кто-то называл ее "выручай-комнатой". В общем помещение это было едва ли не самым волшебным из всего, что можно было найти в этом древнем замке.

Комната была ничем иным, как воплощенным желанием входящего. Разумеется, ее возможности тоже были ограничены. Например, она не могла предоставить предмет, которого в замке никогда не было, были и другие нюансы, но они меня интересовали мало. Мне нужны были палочки — я получил палочки.

Почему палочка требовалась не одна? Потому что их еще нужно было испытать в деле, да и Мортише надо было оставить хоть какой-то выбор. В моей голове все ещё сидело, как заноза, высказывание Олливандера, о том, что палочка выбирает волшебника. Но теперь я все чаще сомневался в истинности данного утверждения. Оливандеру просто было выгодно, чтобы все мы думали именно так. Палочки из выручай-комнаты выглядели вполне обычно, разве что было видно, что ими пользовались прежде. Единственное, чего выяснить я так и не смог, так это есть на этих палочках надзор или нет? В библиотеке отсутствовала какая либо информация про эти чары.

Но поговорив с Яксли как-то вечером, перед сном, я пришел к выводу, что это уже не имеет значения, если палочка чужая. Даже если я нарушу запрет и владельцу палочки прилетит уведомление из Министерства или штраф, то какая мне разница? Ведь я с этим владельцем не знаком, как и он со мной. Быть может этот владелец уже совершеннолетний, а то и вовсе давно умер, ведь Хогвартсу было более тысячи лет!

Светить левые палочки на уроках, разумеется не стоило, поэтому в выходные я утащил Мортишу в дом ее дяди в Хогсмид, где мы и опробовали все палочки по очереди, чтобы выбрать из них те, что наиболее послушны. Более или менее нам подходили почти все палочки, но некоторые, кажется были просто менее мощными. Те, что остались мы решили припрятать в доме, поскольку не знали можно ли хранить у себя сразу несколько подобных вещиц, или это как-то регламентировалось законом. В случае острой необходимости, — наведаться сюда мы могли бы даже во время каникул, чего нельзя было сказать о школе. И уж тем более о выручай-комнате в ней.

Никаких следов пребывания в доме мистера Фрампа или его эльфа, к сожалению, так и не появилось. Поэтому задерживаться долго там мы не стали. А появляться в самом Хогсмиде не имея официального разрешения — было бы не разумно, особенно в выходной, когда там шарахалось пол школы, включая учителей.

Из каких материалов были наши вторые палочки — мы не знали. Но то, что они у нас были — уже вселяло в меня хоть какой-то оптимизм. И на душе сразу стало спокойнее.

На следующий день после нашей с Тиш вылазки, — в Хогвартс вернулась Вальпурга Блэк.

Поначалу я даже не узнал ее. Она сильно похудела, осунулась, а закрытое траурное черное платье в пол прибавляло ей возраста, так что на вид я бы дал теперь ей не меньше 19-ти, хотя знал, что она всего на год меня старше, а значит ей лет 14-15, не больше. Может быть все дело было в её высоком росте. Как говорил Малфой, все оттого, что мальчишки начинают расти чуть позже девчонок.

Устав бегать от желающих "выразить ей глубочайшие соболезнования", — Вэл причалила как-то вечером у моего, заваленного книгами, стола в библиотеке. Она не приставала ко мне с разговорами, так что я довольно долго игнорировал ее молчаливое присутствие, пока не почувствовал на себе ее пристальный изучающий взгляд.

Подняв глаза от книги, я вопросительно поднял брови.

— А ты что же, не будешь выражать мне свои глубочайшие соболезнования? — последние слова она сказала таким ледяным тоном, что у меня аж вся спина мурашками покрылась. Дураку было бы ясно, что мои соболезнования — были бы последним, что я скажу в своей жизни, надумай я их ей сейчас выразить.

— Не думаю, что тебе от меня они очень-то нужны, — спокойно ответил я, снова утыкаясь в книгу.

— Грубиян! — фыркнула она, впрочем, на этом ее почти осязаемая ярость, кажется пошла на спад, и я с облегчением выдохнул.

— Никак не пойму, как такая сильная ведьма, как моя мать могла умереть так... так.. — она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Так нелепо? Банально? Так неподобающе? — продолжил я ее мысль, давая девушке время взять себя в руки.

— Да, — прошептала она, — Но откуда ты знаешь? Ты мысли умеешь читать? — спросила она, скорее в шутку, пытаясь сгладить возникшую между нами неловкость.

— Ты не поверишь, но моя мать умерла точно так же... Правда ей было всего 16 и она по словам знавшего ее человека, — была слабой и болезненной. Но я все равно долгое время думал об этом в Приюте. О том, что это ужасно несправедливо, что умирают те, кто умирать не должен: совсем ещё молодые и полные сил женщины. — мои слова о смерти матери были не вполне правдивыми, но объяснять Блэк все нестыковки своей биографии, — настроения не было. Тем более что говоря о своем отношении к этому я ей не лгал. Да и привычка озвучивать только официальную версию — давно была отработана до рефлексов.

Так было проще и безопаснее.

— Жизнь вообще не справедлива, знаешь... — внезапно сказала она и снова заплакала. Я неловко обнял ее за плечи в попытке утешить, а она и не подумала от меня отстраняться, наоборот — будто бы обмякла и на мгновение позволила себе эту слабость — поплакать на плече у кого-то, а не строить из себя безчувственную мраморную статую.

Только тогда я понял, что совершенно не знаю Вальпургу Блэк. Я был знаком лишь с той маской, которую она позволяла мне увидеть. Все аристократы из старых семей — носили подобные маски на людях. Так уж их воспитывали. Но теперь, под грузом постигшего ее горя, — маска мисс Блэк треснула и осыпалась, открывая мне совсем другую Вальпургу. Более ранимую, более эмоциональную и более человечную.

Впервые в жизни я увидел в ней не высокородную леди, а такую же уязвимую девочку, как Мортиша, — нуждающуюся в сочувствии и понимании, а не в дежурных соболезнованиях, которые ей все выражали из вежливости, а не из искреннего сострадания, — и это открытие поразило меня в самое сердце.

С этого дня наши отношения с Вэл Блэк изменились в лучшую сторону, хотя при посторонних она снова надевала свою маску, демонстрируя снисходительную холодность и отстраненную вежливость. Так что заподозрить нас в дружбе вряд ли бы кто-то осмелился.

Единственным человеком, который знал о моих изменившихся отношениях с Блэк — была Мортиша. И хотя к Вальпурге она относилась с некоторой предубежденностью, — Тиш была из тех людей, которые никогда не станут лезть в чужие дела или навязывать свою точку зрения. Наверное именно за это я и любил сестру — ей можно было доверить любую тайну, не боясь осуждения с ее стороны.

Но личная трагедия Вальпурги Блэк — вскоре померкла на фоне иных трагедий.

Далеко не все маги были согласны прятаться в теплых особняках под защитой чар, когда их Родине грозила опасность.

Война постепенно, день за днем проникала и в стены Хогвартса: тревожными заголовками газет, тревожным молчанием за столами утром. И слезами тех, кто получил из дома дурные вести. Защитить нас от плохих новостей даже Хогвартс был бессилен.

Многие отцы, братья, кузены и другие родственники учеников — пошли служить в армию добровольно, и не было ничего удивительного в том, что кто-то из них погибал, попадал в плен, пропадал без вести, или же возвращался домой с увечьями.

Но различия с маггловскими новостными сводками все же были: магглы виновником всех своих бед — считали немецкого канцлера, по фамилии Гитлер, тогда как в волшебном сообществе — такую же зловещую роль играл Гриндевальд, а Гитлер если и фигурировал, то только в качестве пешки Темного Лорда.

Этот Гриндевальд, похоже, вообще почти всегда действовал чужими руками. Так что международная конфедерация магов — даже предъявить ему ничего не могла, чтобы санкционировать его арест.

По всем статьям Гриндевальд был чист, как стеклышко, а сплетни, слухи и бездоказательные обвинения — к делу не пришьешь. Возможно, где-то там, подле Темного Лорда, в числе его покорных пешек, — жил и мой отец, даже не подозревая о моем существовании... И если он тоже погибнет — я об этом никогда даже не узнаю.

Примечания:

Долго думала, стоит ли включать эту главу в сюжет так рано. Но поняла, что раз оно пишется именно так, — значит так тому и быть.

POV Вальпурги Блэк

Томас Гонт — попался! Легко и просто, как любой юный представитель рода мужского! Удочка в виде женских слез работала на них безотказно. Это с возрастными мужчинами, вроде моего отца, могли быть осечки, а с такими неискушенными парнями как Том — все оказалось до смешного просто. Хватило одной попытки.

Теперь оставалось дело за малым — влюбить его в себя настолько, чтобы дальше он двигался сам в нужную мне сторону по заранее заданной траектории.

Какое-то время я еще бездействовала, наблюдая за ним, не вполне доверяя пустой болтовне старого портрета.

Подняла все, что смогла разыскать в нашей библиотеке по роду Гонт.

Земли, фамильные драгоценности и артефакты, вектор магии и таланты членов данного семейства. Но самое главное — семейное древо.

Генеалогия Гонтов уходила корнями в такую тьму веков, что даже наш род мог считаться молодым на их фоне.

А то, что Гонты в этом веке, если конечно верить авторам книг, — были беднее церковной мыши, так ведь этот недостаток был легко исправим при грамотном подходе к делу.

Все мои сомнения относительно принадлежности Тома Реддла к данному семейству — развеял случай.

Незадолго до Сочельника, в поисках своей подруги Друэллы, — я буквально на минуту заскочила в так называемый "Аквариум", потому как наших там столпилось подозрительно много.

Краем глаза мазнув по толпе, и не найдя там Розье, — я уже думала уйти, но взгляд мой зацепился за предмет на игровом поле, — старинное золотое кольцо с черным камнем грубой огранки. Оно определенно было мне знакомо! И пока шла игра, — я тщетно пыталась вспомнить — где же его видела?

Нувориш Аддамс не мог владеть ничем подобным. Вернее он мог купить или выиграть такое кольцо, только чтобы положить его в свой сейф, чего как раз таки и добивался этой игрой с Гонтом.

Но если это кольцо — семейная реликвия, то едва ли Аддамс рискнул бы его надеть. Большинство семейных реликвий в старых семьях были защищены сложным комплексом чар. Любой, кто посмел бы нацепить на палец чужое кольцо, — сразу бы схлопотал какое-нибудь мерзкое проклятие. Другое дело, что на руках самого Реддла я прежде никаких колец не замечала.

Пока я крутила в голове эту мысль, — игра окончилась неожиданным поражением Аддамса. Все же в карты он играл довольно часто и весьма умело, чего нельзя было сказать о Реддле.

Томас, с довольной миной на лице, — забрал со стола чек, вероятно с кругленькой суммой, и кольцо, которое тут же надел... И через секунду оно исчезло. Вернее само кольцо, естественно, никуда не делось, но вот я его увидеть уже не могла.

А это значило лишь то, что болтливый портрет Финеаса Найджелуса — оказался прав, и сирота Томас Реддл действительно был представителем рода Гонт. Причем, как мне удалось выяснить, — возможно, последним живым представителем данного семейства.

От обилия развернувшихся передо мной перспектив — даже голова шла кругом!

Гонты не просто были младшей ветвью рода Слизерин, но и восходили к самим Певереллам — легендарному роду некромантов-артефакторов, которые по легенде создали самую первую волшебную палочку.

И что радовало меня особенно, — род Гонтов не пересекался с Блэками вот уже пять веков, а значит такому союзу никакие родственные связи точно не помешают.

На то, чтобы проработать в своей голове детальный план, — потребовалось достаточно много времени.

Друэлла Розье, конечно же, сильно помогла мне, пригласив меня в гости на все зимние каникулы. Это приглашение избавляло меня сразу от двух насущных проблем: Ориона Блэка, которого мне прочили в мужья, и который бесил меня одним своим существованием с самого его рождения! Мне на этого заморыша, между прочим, еще и в Хогвартсе придется любоваться! Причем уже с будущей осени.

Второй неприятностью от которой я предпочла сбежать к подруге, — было созерцание бесконечного нытья братьев и нелепых капризов маменьки, которая снова была на сносях, а потому стала совершенно невыносима.

Особенное раздражение, в связи с этим, у меня вызывало поведение отца, который кажется теперь вообще не замечал меня. Все его внимание поглотили другие дети, как уже рожденные, так и этот очередной спиногрыз, снова превративший когда-то хрупкую и изящную Ирму Блэк в подобие разжиревшей свиноматки.

И зачем, скажите на милость, плодиться как кошка? Вот выйду замуж за Гонта, — рожу ему одного ребенка и хватит! Лучше бы и вовсе не рожать, но тогда он вправе будет расторгнуть брак и найти себе более плодовитую, или сговорчивую, а это было бы нежелательно, — думала я, попивая вечерний чай и слушая краем уха бесконечные сплетни, пересказываемые по пятому кругу Друэллой Розье.

Впрочем, ее болтовня меня почти не раздражала. Иногда, в этом неиссякаемом потоке сознания, можно было выловить и ценные сведенья: чьи-то секреты, малоизвестные факты из чьей-то биографии, подслушанные у старших планы на будущее, и много чего еще. В общем своими зимними каникулами я была вполне довольна.

Мой план по обольщению Реддла стопорился только на одном моменте — я никак не могла придумать достаточно серьезного повода, чтобы начать при нем заливаться слезами. Все же должно быть достоверно! Рыданиям по пустяковому или надуманному поводу — мальчишка мог и не поверить. Да и подпорченное истерикой впечатление — сложно будет потом исправить.

Но все сложилось более чем удачно! В конце января моя маменька таки решила подарить этому миру очередного Блэка. Что уж там пошло не так — не знаю, но в итоге и она, и младенец, — покинули этот бренный мир, о чем меня уведомил в письме дядюшка Арктурус.

Сожалела ли я о смерти матери? Конечно нет! Как по мне такая жизнь, какую вела в последние свои годы Ирма Блэк — не стоила того, чтобы ее продлевать. Да и на моей будущей свадебной церемонии я бы не хотела видеть рядом с собой это заплывшее жиром, опухшее недоразумение, по какой-то нелепости все еще считавшее себя женщиной. Мне было бы стыдно даже по одной улице с ней идти, не говоря уже о том, чтобы показывать ее своему избраннику.

Так что ее смерть скорее освобождала меня от необходимости краснеть от стыда за ее непотребный вид. Что до младенца, то меня он не интересовал вовсе, особенно теперь, когда мне уже точно никогда не придется сидеть с ним за одним столом и наблюдать, как его сопли капают прямо в тарелку. Хватит — насмотрелась!

Погребение усопшей прошло штатно и даже обыденно — в семейном склепе Блэков, при старом Мэноре. Мы в нем бывали редко, предпочитая жить в небольшом доме, в Лондоне. А Мэнор теперь был лишь напоминанием о прежних славных временах, да еще местом, куда можно сбагрить все ненужное и лишнее. Жаль, что Сигнуса и Альфарда нельзя тоже там оставить. С папеньки станется — сделать меня их нянькой. Нет уж, — пусть домовики сами справляются!

Разыграть душещипательную сцену в библиотеке — не составляло труда.

Надо сказать, что Реддл, или точнее Гонт, — вел себя совсем нетипично и в какой-то момент я даже испугалась, что с ним этот номер не пройдет. Однако, все мои опасения были совершенно напрасны.

Гонт на слезы клюнул сразу и даже попытался меня обнять. Какая фамильярность! Маггловское воспитание — это, конечно, минус, но на что только не пойдешь ради величия рода и места в высшем свете!

Когда между мной и Томом уже наметилось подобие дружбы, — возникло неожиданное препятствие в лице его приблудной "сестры". Ее, конечно же, можно было и дальше игнорировать, но интуиция мне подсказывала, что ее влияние на Гонта может существенно подпортить мне планы. Поссорить их что ли?

Мортиша Фрамп, не смотря на всю свою внешнюю простоту, — обладала каким-то феноменальным чутьем, оказываясь там, где ей быть не следовало, причем в самый неподходящий момент.

Ее бдительное наблюдение за поведением "брата" — единственное, что останавливало меня от реализации второй части плана...

И эта его часть, по моему нескромному мнению, — была почти безупречна!

Ведь я даже ничего не нарушу, если применю ту же амортенцию немного не так, как написано в учебниках, верно?

Это за применение зелья внутрь — полагалось пять лет Азкабана, а если подлить каплю зелья в духи, или пропитать им кружева на манжетах — мммм... Применять зелье на самой себе никакой закон не запрещал! И это касалось почти всех зелий, и даже некоторых ядов, что было весьма кстати. Только бы избавиться хотя бы на время от этой назойливой дурехи — Фрамп, и дело в шляпе...

Со стороны могло показаться, что я слишком тороплю события, но на это была своя весомая причина. И звали эту причину — Орион Блэк!

Стоит кузену объявиться в Хогвартсе, или еще хуже — в гостиной Слизерина, — все местные сплетницы непременно вспомнят про мою с ним помолвку, а это могло натолкнуть Гонта на ненужные мысли.

Другое дело, что находясь под легким дурманом амортенции, Гонт должен довольно быстро разучиться мыслить критически в моем присутствии. По крайней мере так влияние это зелья было описано в дневнике, который я обнаружила в библиотеке прошлым летом. Чей это был дневник, — я уже не помню, но очень надеюсь, что написанное в нем — не выдумка.

Времени на соблазнение Гонта у меня было не очень много: по окончании 5 курса папенька всерьез может решить, что дальнейшее обучение я смогу продолжить дома, готовясь к свадьбе.

Единственное, что вселяло в меня надежду — это юность будущего жениха. Орион Блэк должен был достигнуть хотя бы лет 14-ти, чтобы магия признала наш брак действительным.

А значит, при самом лучшем раскладе, у меня было в запасе около трех лет. Это, конечно, не мало, но учитывая все, что я планировала провернуть с Гонтом, — действовать нужно было уже сейчас.

Не приведи Мерлин, этот олух найдет себе маггловскую подружку или влюбится в какую-нибудь курицу, вроде этой дылды — Уимс.

Разорвать одну существующую помолвку — хоть и сложно, но можно, а вот если их будет сразу две — моя и его, то скорее нам обоим подчистят память, чем будут их аннулировать. Традиции, чтоб их!

Правда всегда оставался вариант — прибить кузена Ори до свадьбы, но становиться из-за него предательницей крови, как какие-то Уизли... Нет, этот путь пока рассматривать всерьез я не буду.

Имболк — прошел как и всегда. Ничего нового, ничего стоящего! А ведь когда-то я восхищалась Галатеей Вилкост и ловила каждое ее слово, считая ее чуть ли не второй Морганой! Однако эта непомерная любовь старухи к магглам... Где мы и где они? Это же совершенно немыслимо ставить уважаемых и знатных Лордов в один ряд с этими плебеями. Магглы, видите ли, — хранят традиции и соблюдают старые обычаи также, как мы... тьфу! Лошадь тоже воду пьет, но это не значит, что она мне ровня.

Да, старая бандури, — стала большим разочарованием для меня. Безродная, небогатая и бездетная, — она уже давно должна была осознать свою никчемность и несостоятельность,... уступить это место кому-то более молодому, сильному, и последовательному в своих взглядах.

Но ничего, я подожду. Все же бандури, как и все друиды — избранники самой Магии. Место верховной жрицы или жреца друидов — никогда не пустовало. Стоило уйти одному, — на его место тут же приходил кто-то новый.

И даже такая сильная ведьма, как мадам Вилкост, — рано или поздно уйдет на покой.

А там, чем черт не шутит, — может быть удастся занять ее место, если вовремя подсуетиться.

Примечания:

Спасибо за исправление ошибок в предыдущих главах. Надеюсь Муза меня не покинет!

Примечания:

В главе присутствует небольшой откат по времени, не удивляйтесь. Кто найдет ошибки — пишите в ПБ. Приятного чтения.

POV Мортиши Фрамп:

Вестей о дяде Фестере не было уже полгода.

Насколько мне было известно, Том даже пытался что-то выяснить о нем через мистера Саламандера, но судя по всему эти попытки ни к чему не привели, и Реддл помалкивал о них, чтобы не огорчать меня еще больше.

Все это время я находилась в каком-то перманентном ожидании и потому совершенно выпала из повседневной жизни Хогвартса.

На уроках мы с Реддлом практически не пересекались, а свободное время я предпочитала проводить в своей комнате, где мое уединение неизменно скрашивала Лариса Уимс. Временами я была ей благодарна за эту молчаливую поддержку, временами злилась, а потом смирилась с ее постоянным присутствием.

За минувшее с нашей первой встречи время — Лариса сильно выросла и теперь была почти на голову выше всех своих одноклассников. Своего роста она явно стеснялась, часто сутулилась и даже обувь теперь носила на совершенно плоской подошве.

Женственных форм ни у нее, ни у меня пока и близко не наблюдалось, поэтому сами себя мы, как и многие подростки до нас, — считали какими-то уродцами...

У Ларисы стали периодически появляться прыщи на лице, а меня постигла иная проблема — мои длинные угольно-черные волосы начали быстро пачкаться и все время теперь казались мне какими-то жирными, но хуже всего была перхоть.

И если Лариса просто варила себе в выходные зелье от фурункулов, с запасом на неделю, то мне тупо пришлось носить чертову остроконечную шляпу (на каждый день), ибо ни одного зелья или заклинания от перхоти я не знала и в библиотеке ничего не нашла. Похоже, что маги вообще не считали перхоть проблемой, достойной упоминания.

К моим прочим невзгодам вскоре добавились те самые дни, от которых любая девушка мечтала бы избавиться навсегда. А вместе с этими днями пришло и откровенно паршивое самочувствие. Благо для этой проблемы у волшебников средства были, хоть и не всегда удобные в применении.

Прямо перед зимними каникулами, когда я пребывала в особенно скверном расположении духа, Лариса, сидя напротив и листая какой-то дамский журнал, как бы между прочим спросила:

— А как ты думаешь, где мог так надолго задержаться твой дядя, чтобы не приехать до сих пор? — ее вопрос сначала разозлил меня, а потом я задумалась.

— Я думаю, если он жив, конечно... — то, что вертелось у меня на языке произносить совершенно не хотелось, но я все же рискнула, — Я думаю, что он в тюрьме.

— В Америке? — спросила Лариса, на что я лишь молча кивнула.

Уимс поднялась, и подошла к окну, о чем-то размышляя.

Когда разговор, как мне казалось, подошел к концу, она развернулась и глядя прямо мне в глаза спросила, — А как ты думаешь, где сейчас безопаснее в тюрьме или на фронте? — мой ответ ей не требовался — мы обе знали его и так.

Но прежде я никогда не думала об отсутствии дяди в этом ключе, а теперь, обдумав эту ситуацию с разных сторон, поняла, что на фоне всех происходящих в мире ужасов — моя ситуация еще не самая плохая. Тюрьма, конечно, это не курорт, но шансов выжить там существенно больше, чем у солдат на передовой.

Как бы там ни было, но на каникулы в Приют я поехала совсем с другим настроением. Праздничным его назвать, разумеется, было нельзя, но и безнадежным тоже.

Оказавшись снова в соседстве с Томом, я почувствовала ужасный стыд от того, что за своими переживаниями совершенно о нем забыла. А ведь мы с ним все еще были в одной лодке и Реддл, несмотря на свой сложный характер, по мере своих сил пытался заботиться обо мне.

Даже поход в кино нам на день рождения организовал, хотя сам едва мог на ногах стоять. Я, правда, хотела отговорить его от той злополучной поездки на велосипеде, но если этот парень вбил себе что-то в голову, то переубедить его было практически невозможно. А ссориться с ним из-за этого мне в тот день не хотелось.

Для меня же старался!

Но моя слабохарактерность и мой эгоизм — едва не стоили Тому руки.

Фильм, конечно, был замечательный и весьма поучительный, но вот рисковать здоровьем брата определенно ради него не стоило.

В течение всего сеанса мне казалось, что фильм я этот раньше уже видела, хотя точно знала, что смотрю его в первый раз. Странное чувство.

Скарлетт в начале фильма дико раздражала меня. А Рэтт Батлер — напоминал своими манерами Аддамса. Том уснул почти в самом начале, и я не стала его будить.

На обратном пути я все еще находилась под впечатлением от увиденного, а потому не сразу заметила, что Тому совсем плохо. Да и как бы я это увидела, если он сидел за моей спиной? Да и думала я если честно о дяде и о том, что впервые за несколько последних лет отметила свой День рождения без него. А потом мы упали...

Произошедшее мигом отрезвило меня. Пришлось снова включаться в реальность и на время забыть о своих страданиях по поводу и без. Если дядя в безопасности, то страдать мне не из-за чего, а если он мертв, то эти страдания, тем паче, не имеют уже никакого смысла. А вот подвергать опасности себя и брата из-за этого было уже верхом безрассудства с моей стороны.

"Я же видела, что Тому плохо? — Видела! Сделала ли я хоть что-то, чтобы остановить его? — Нет. Хороша сестрица, нечего сказать!" — мысленно костерила я себя в течение остатка пути.

Благо, что все в итоге обошлось и Том не лишился руки по моей вине.

По возвращении в Хогвартс я получила уведомление из банка об анонимном переводе на крупную сумму. Это означало, что дядя Фестер жив! И теперь мои прежние страдания казались мне чем-то еще более нелепым и неуместным.

Если даже находясь в тюрьме дядя Фестер нашел способ, чтобы позаботиться обо мне, то чего мне стоило всего лишь присмотреть за Томом? Я ведь всегда рядом с ним, в одной школе, или в приюте.

Начавшаяся было депрессия, наконец, отпустила меня. Проблему с волосами тоже удалось решить, благодаря большому косметическому набору, который я получила на Рождество от Гомеса. Однако, я сама ничего ему не подарила, и теперь меня мучала совесть.

Том после перелома всерьез увлекся колдомедициной и теперь торчал в библиотеке практически безвылазно. Мне даже пришлось взять на себя заботу о его питомцах:

Агата уже давно воспринимала меня как свою вторую хозяйку, но каждый раз обиженно шипела, хотя больше не пыталась цапнуть меня за палец.

На втором курсе различия между учебной программой на разных факультетах стали более существенными. Слизеринцы больше часов проводили на зельеварении и чарах, мы безвылазно торчали в теплицах и маялись на астрономии, Гомес и другие гриффиндорцы чаще зависали у Дамблдора и Вилкост, а воронята — сосредоточили свое внимание на нумерологии и рунах.

Предсказания, уход за магическими существами и история магии — распределялись примерно поровну на всех факультетах. Полеты на метлах в качестве урока у нас пропали, и их теперь факультативно посещали только участники квиддичной команды.

Я к квиддичу относилась равнодушно, поэтому все свободное время посвящала самому сложному для меня предмету — гербологии. И дело было не сколько в самом предмете, сколько в новой преподавательнице по данной дисциплине.

Пожилой чудаковатый профессор — Филидель Лавгуд, в неизменном кожаном фартуке и перчатках, похожий больше на кузнеца, чем на ботаника, — покинул свой пост перед зимними каникулами. И с нового года его место заняла его молодая ассистентка — мисс Мюриэль Прюэтт.

Жилистая крикливая рыжеволосая пигалица с неопрятной прической и визгливым голосом, — она стала для нас настоящим кошмаром. Нрава профессор Прюэтт и так была не очень дружелюбного, а уж получив в свое распоряжение всю полноту власти, — начала лютовать с утроенной силой. Мне на ее уроках доставалось особенно часто, в силу специфики моей магии.

Растения в моем присутствии начинали вести себя совсем не так, как им полагалось, если верить учебнику. Другие студенты начинали задавать учителю неудобные вопросы и план урока летел коту под хвост. Это злило мисс Прюэтт неимоверно и эту злость она неизменно срывала на мне, как на первопричине происходящего на уроках хаоса.

Баллов она обычно с меня не снимала, ибо формально ей было не к чему придраться, но вот оставить меня после уроков прибираться в теплицах за всем классом вскоре вошло у нее в привычку. Уроки гербологии обычно шли в конце дня, ибо после теплиц мы благоухали отнюдь не розами...

Лариса частенько оставалась со мной, за компанию, хотя копаться в земле она не любила. Но даже то, что она была рядом и развлекала меня беседой — уже здорово облегчало монотонную работу по уборке горшков и чистке инвентаря.

После Имболка Том нашел меня как раз тогда, когда я в очередной раз "дежурила" в теплицах, не смотря на выходной день.

Не слушая никаких моих протестов он утащил меня в лаз под гремучую иву. Ива в феврале была не очень подвижна, так что мы проскочили мимо даже без особых чар.

По тоннелю до Хогсмида Реддл несся с крейсерской скоростью и я едва за ним поспевала. Отдышавшись, уже в доме дяди, я было хотела возмутиться, и задать тому резонный вопрос: "Какого хрена он творит?", но пока я восстанавливала способность дышать ровно, Том, с сияющим видом, выложил на стол в дядиной гостиной — семь волшебных палочек разных форм, цветов и размеров. И вопрос я задала ему совсем другой:

— Это откуда столько? — изумилась я, перебирая отполированные годами пользования артефакты.

— Нашел, — с лукавым прищуром ответил Том, наблюдая за моей реакцией.

— Ха-ха, очень смешно! — не удержалась я.

— Не веришь? — в голосе Реддла гордость странным образом сочеталась с показной обидой.

— Не верю. И ты бы не поверил на моем месте, — я пристально взглянула в его серые глаза, пытаясь разглядеть в них намек на ложь, но братец взгляда не отвел.

— Возможно. Но я себе уже выбрал подходящую палочку, а теперь твоя очередь, — сказав это, он демонстративно отодвинул стул и сел, кивая в сторону предлагаемых мне инструментов.

— А зачем мне вторая палочка? — спросила я, но сразу поняла, что сморозила глупость.

— Хмм, дай подумать, — может затем, чтобы ты могла колдовать на каникулах? — мы рассмеялись и я начала тестировать палочки на практике.

Что удивительно, — таких разрушений, какие обычно все описывали при выборе палочек у Олливандера, — не случилось. Заклинания могли срабатывать не сразу или не в полную силу, но уж если работали, то именно так, как им и полагалось. Только одна палочка из всех совсем не подавала признаков жизни, но и на вид она была самой старой.

— У этой срок годности кончился, наверное, — пошутила я и отложила ее в сторону.

Выбрав себе инструмент, я решила прибраться перед уходом, раз уж в отсутствии Чакки дом прибирать некому, а заодно расспросить Реддла — где он нашел такой Клондайк, и что там было еще интересного, кроме палочек?

Рассказ Тома меня заинтриговал и мы условились, что непременно сходим в Комнату по требованию вдвоем, в следующие выходные.

Но через несколько дней все изменилось. И Том будто бы забыл о нашем уговоре.

Теперь он все свободное время проводил с Вальпургой Блэк, а меня старательно игнорировал в ее присутствии. Такое поведение было ему не свойственно и я насторожилась.

А когда Малфой в разговоре с Эйвери обмолвился, что их кружок по интересам, где верховодила Блэк, — окончательно сдулся, — я уже всерьез забеспокоилась.

Украдкой я наблюдала за Вальпургой в те моменты, когда она общалась с Реддлом, и когда его поблизости не было. И это были будто бы две разные девушки:

С Томом Вальпурга тщательно выбирала слова, смеялась над его шутками и даже пыталась изобразить интерес, слушая его рассказы о Приюте.

Но все это выглядело как-то ненатурально. Как если бы это был спектакль. Только актриса из Вальпурги была так себе. Самоуверенная и старательная, но напрочь лишенная таланта.

Тем удивительнее было для меня наблюдать, как Том Реддл, тот самый умный, хитрый и неплохо разбиравшийся в людях, Том Реддл, — будет сидеть как дурачок и кивать, что бы она ему ни говорила.

Иногда она несла такой феерический бред, что от того, чтобы ее проклясть чем-то вроде заклятия немоты меня удерживало разве что воспитание.

Когда я рассказала Ларисе о своих опасениях, то предположила, что Вальпурга могла влюбиться в Тома, как и другие девочки, ведь Реддл был довольно симпатичным парнем и многие на него засматривались.

Лариса спокойно выслушала меня и пообещала также незаметно понаблюдать за Блэк.

Через неделю таких наблюдений мы обе пришли к закономерному выводу — влюбленностью там и не пахло. Это больше было похоже на расчет.

То, что Вальпурге был нужен Том Реддл — было неоспоримо. Слишком уж тщательно, часто и планомерно она его "окучивала", изображая то дружеское участие, то влюбленность и флирт. Оставалось только понять зачем ей Том?

Наша слежка за "голубками" не осталась незамеченной и Вальпурга сменила тактику: Теперь она не устраивала с Реддлом посиделок в Аквариуме, в библиотеке и других привычных локациях в замке, а утаскивала его гулять вдоль Черного озера.

На открытой местности следить за ней и Томом оказалось практически невозможно. Моя интуиция вопила об опасности, но что еще можно предпринять в такой ситуации я не представляла.

У Вальпурги Блэк, в отличие от нас с Уимс, было одно существенное преимущество — она, как и Том, была слизеринкой. И если они вдвоем торчали в гостиной слизерина вечера напролет, то нам с Ларисой ничего не оставалось делать, как оставить их в покое.

Перед весенними каникулами, мне все же удалось выловить Реддла в Аквариуме, как бы странно это ни звучало, и напомнить про Выручай-комнату.

Слово за слово наш разговор перетек не в то русло, и когда я заикнулась о его странных отношениях с Вальпургой — он вспылил и мы здорово поругались.

Да так, что когда начались каникулы — мы ехали до Лондона всю дорогу в разных купе.

И только на маггловской стороне платформы — Реддл соизволил, наконец, подойти ко мне, но не для того, чтобы извиниться, а чтобы так же отвернувшись к окну, — молча ехать со мной в автобусе до самого Ист-Энда.

Но, когда мы, наконец, добрались до Приюта, Тому пришлось прервать свой обет молчания. А все потому, что Приют был пуст. Окна были заколочены импровизированными деревянными ставнями, а на всех дверях висели здоровенные амбарные замки...

— Приехали... — выдохнул Том, роняя на землю свой чемодан. На что я только вздохнула. Каникулы обещали быть интересными.

Примечания:

Дату следующей главы анонсировать не буду, но постараюсь не тянуть. Буду рада отзывам и лайкам!

Примечания:

Всем спасибо за правки ошибок в предыдущих главах. Теперь у нас есть Бета! И эта глава уже отбечена. Буду рада лайкам и комментариям.

И с Днем Рождения меня! Мне 4.06. стукнуло 37, ура!

POV Мортиши Фрамп:

Обойдя по периметру всю территорию вокруг Приюта, подергав все замки, и убедившись, что никаких признаков жизни в нем нет, Том принял стратегическое решение — воспользоваться магией и хотя бы добыть из подвала свой велосипед. Сказано — сделано, и вот уже замок служебного входа подле столовой — щёлкнул и открылся, поддавшись простой Алохоморе.

Заколоченные окна погрузили нутро Приюта во тьму даже в дневное время. А щелканье выключателями никакого результата не дало, — здание Приюта, вероятно, было обесточено полностью. И нам пришлось затаскивать внутрь свои чемоданы, подсвечивая себе путь Люмосом. Как и утверждал Том, ни одна из наших манипуляций не была замечена министерством Магии.

Небо на землю не рухнуло, инквизиторы с вилами и факелами на пороге не появились и даже писем об отчислении никто нам так и не прислал.

Однако магия в маггловском Лондоне работала не в пример хуже, чем в Хогсмиде или Хогвартсе. Люмос был тусклым, а отпирающее подействовало далеко не с первой попытки. И причины подобного явления были нам неизвестны. Никто и никогда не упоминал, как на уроках, так и вне их, что в немагической части города магия работает как-то иначе.

Когда именно обитатели покинули Приют — сказать было трудно. Одно было ясно — произошло это точно не вчера: кухонные столы успели покрыться едва заметным слоем пыли. Возле основного выхода мы обнаружили несколько неисправных масок и противогазов детского размера, а также пустые коробки из под них с армейской маркировкой. Это наводило на определенные мысли.

Велосипед Тома нашелся именно там, где мы его и оставили — в первой кладовой подвала справа, сразу от лестницы. Другое дело, что вытащить его в практически полной темноте, при слабом огоньке люмоса — было не так-то просто.

Выкатив велик во двор, Том цветасто выругался на чистом Ист-Эндском кокни. И вскоре я поняла почему — переднее колесо велосипеда было спущено, а насос, прежде закрепленный на раме, мы вероятно обронили при падении, еще зимой. Закатив бесполезный пока транспорт обратно в помещение, Том предложил осмотреть все, прежде жилые, комнаты на предмет чего-нибудь полезного.

Наша с Томом комната, номер 27, как и другие, — не была заперта, в ней даже нашлись какие-то листки с художествами близняшек Уайт, но никаких личных вещей, учебников или оставленной обуви, кроме совсем уж рванья, — обнаружить нам не удалось.

Прошарив все известные ему тайники старших ребят, на предмет папирос или спичек и не обнаружив ничего стоящего ни в одном из них, — Реддл наконец уселся на одном из столиков в игровой малышни и, разглядывая собственные ногти, заговорил, будто ни к кому не обращаясь:

— Их тут нет как минимум неделю, а как максимум еще с конца зимы.

Об отъезде знали заранее, собирались тщательно и без спешки, когда вернутся — не знали, либо знали, что не вернутся... Билли Стаббс опустошил свой тайник с табаком, чего прежде никогда не делал, а под матрасом Эми Бенсон больше нет запаса сушеных хлебных корок. Они точно знали, что уедут надолго.

— Эвакуация? — спросила я.

— Скорее всего, — ответил Том и наконец взглянул на меня, будто ожидая подсказки. — Но куда?

— Может в кабинете миссис Коул остались какие-то записи? — предположила я и мы направились туда.

В святая святых Приюта царил невообразимый хаос.

Картотечные ящики, журналы учета, бухгалтерские книги — все было в совершенном беспорядке, как будто бы миссис Коул собиралась в спешке и долго не могла решить что стоит брать с собой, а что оставить здесь.

Но никаких намеков на конечный пункт эвакуации — нам найти не удалось, только дату — "6 февраля, 10:30 К-К"

— "К-К" — это Кингс-кросс? — спросила я у Реддла и тот как-то неопределенно кивнул, будто бы не был до конца уверен в моих поспешных выводах.

— Может да, а может и нет, в любом случае, за полтора месяца они могли уже несколько раз поменять места пребывания и найти их теперь будет крайне непросто, да и нужно ли их искать?

— Ларч может быть знает? — он ведь племянник миссис Коул, — предположила я.

— Точно! — Том оживился и ловко спрыгнув со стола начал нервно расхаживать туда-сюда по вытертому блеклому ковру игровой.

Он сосредоточенно о чем-то размышлял, размахивая палочкой с зажженным люмосом в такт своим мыслям.

— Значит так, — начал он, остановившись напротив, — Ты остаешься тут, с нашими вещами и ждешь меня. А я иду к Ларчу — все узнаю, заодно спрошу у него велосипедный насос. Потом починим велик и решим что делать дальше, — я молча кивнула, соглашаясь.

— Постарайся найти тут хоть что-то полезное: свечки, керосинку, или хоть какую-то еду. Если до темноты не приду, — ложись спать. Я постараюсь раздобыть какие-то продукты по пути. Если будешь уходить, — вещи оставь в нашей комнате, под кроватью, а двери запри, — Том протянул мне потемневший латунный ключ с кожаной биркой на веревочке, на засаленной бирке едва различимо виднелась цифра "27"

— Где ты его взял? — удивилась я, рассматривая ключ.

— В кабинете Коул ящик стола взломал, — там от всех комнат ключи лежат, — косой Уолли из пятого говорил как-то, что хотел умыкнуть ключ от душевой, чтоб подсматривать за девчонками, но только не вышло у него ни черта.

— Хорошо, что не вышло, — искренне обрадовалась я, вспоминая кем был Косой Уолли... А известен он в Приюте был тем, что "страдал грехом рукоблудия", — как говаривала старая миссис Уотерфорд.

Причем делал он это так часто и никого не стесняясь, что за руку с ним никто не рисковал здороваться еще со времен его пребывания в младшей группе.

— Ладно, Тиш, сидеть на попе ровно можно до бесконечности, а без насоса велик не починить. Пошёл я, — Том дождался пока я зажгу люмос и убрал свою палочку за пазуху. Вместе мы занесли чемоданы в нашу комнату, а затем я спустилась, чтобы проводить его.

— Пешком пойдёшь? — спросила я, прежде чем он вышел за двери.

— Дождусь автобуса лучше, мелочь на дорогу у меня есть.

— Хорошо, буду ждать тебя наверху, если что.

— Дверь запри изнутри на всякий случай, — сказал Том и растворился в промозглом мартовском тумане.

Парафиновые свечи, спички и даже керосиновая лампа обнаружились в небольшой кладовке, рядом с кухней, правда керосина в лампе было мало, а где взять еще я не знала.

Несмотря на жуткий холод внутри помещений, — зажечь камин, чтобы согреться, — не представлялось возможным. В Приюте их никогда не было. Да и зачем бы их строить в здании ткацкой фабрики?

Отапливался Приют с помощью водяных радиаторов и угольного котла. А как обращаться с котлом, чтобы вся эта система не взлетела на воздух — я не имела ни малейшего понятия.

Никакой еды, кроме полупустого мешка с мукой — я не обнаружила. Пришлось довольствоваться стратегическим запасом сладостей, оставшихся на дне моего чемодана еще с Рождества. Однако, насытиться конфетами не получилось, а вчерашний ужин в Хогвартсе сохранился лишь в воспоминаниях. Оставалось надеяться на братца и его феноменальную предусмотрительность.

Но время шло, а Тома все не было.

Меня, разумеется, посещала мысль вызвать Ночного Рыцаря и сгонять в Дырявый Котел, если бы ни парочка обстоятельств: проезд в Рыцаре стоил денег, причем в пересчете на фунты, — немалых денег, а налички у меня и так было в обрез. Соответственно и пообедать в Котле мне не грозило по той же причине, а на Косой Аллее я что-то не могла припомнить ни одного продовольственного магазина. Кафе Фортескью было не в счет. Где волшебники затаривались едой? — для меня по сей день оставалось загадкой.

Послеполуденная вылазка в ближайшую бакалейную лавку — совершенно выбила меня из колеи, потому как хмурая торговка за прилавком спросила есть ли у меня продуктовые карточки? Карточек у меня, конечно, не было, а отпускать товар без карточек — продавщица наотрез отказалась, и даже угрожала позвать бобби, если я не уберусь восвояси.

Отправляясь на поиски еды я, само собой, прихватила свою школьную сумку с расширяющими чарами. Сумка была дешевой и объем расширения был совсем небольшим всего восемь галлонов, а чары облегчения веса ограничивались — пятьюдесятью фунтами. И если положить в сумку что-то более тяжелое — они тупо переставали работать. В школе и повседневной жизни мне этого вполне хватало, но в этот раз я сильно пожалела, что у меня не оказалось под рукой трех таких сумок.

Не найдя никакой возможности купить еду до самого вечера, я спустилась к докам, в смутной надежде, что там могли быть рыбаки, продававшие свой улов, но видимо я пошла слишком поздно и все лавочники уже давно разошлись по домам.

Отчаявшись я решилась на применение магии. Отойдя от грузового причала достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания, я извлекла палочку и украдкой взмахнув ею в сторону воды, шепнула:

— Акцио, рыба! — сначала мне показалось, что заклинание не подействовало и я повторила его еще несколько раз, как уже делала это утром отпирая замки. Но через пару минут со стороны воды послышался какой-то плеск и в следующее мгновение на прибрежную гальку посыпались тонны рыбы! Как если бы вместо пары рыбешек я призвала к себе сразу целый косяк.

Рыба покрывала весь пляж на несколько десятков метров, таким толстым слоем, что ее можно было черпать ведрами. Что именно это была за рыба — я не знала. Она была чем-то похожа на сельдь.

Натолкав полную сумку ещё трепыхавшейся на берегу рыбы, я поспешила свалить оттуда от греха подальше. Отойдя на безопасное расстояние, еще раз обернулась, чтобы убедиться в том, что моих действий с палочкой никто не заметил.

Припозднившиеся работники доков уже понабежали с ведрами, мешками из-под угля и бочками, собирая внезапно обрушившийся на них "улов" и радостно перекрикиваясь друг с другом. Их волновала сейчас только сама рыба и возможность унести ее с собой как можно больше, а вопросами "как?" и "откуда?" — они не задавались.

В отдалении уже нарисовалась парочка полицейских, спешивших к месту происшествия. Но подойдя ближе, — они тоже набросились на рыбу, как голодные чайки, отпихивая других желающих поживиться.

А я не сомневалась, что завтра же новость о выбросившемся на берег косяке рыбы — будет во всех газетах.

Когда Том вернулся в Приют, он слегка офигел от представшей перед ним картины: я сидела на кухне с ножом, а передо мной стоял целый таз свежей рыбы и полведра потрохов.

К сожалению, ни масла, ни лука в кладовых не нашлось, и рыбу пришлось готовить на сковороде, добавив туда только соль и воду. Зато соли было более чем достаточно, и остальную рыбу мы затолкали в большую кастрюлю, обильно пересыпав солью.

Том долго смеялся, когда я рассказала ему про свои попытки добыть эту самую рыбу, с помощью Акцио.

— Радуйся, что к тебе не прилетел тунец или палтус! — сказал Реддл, и я, представив себе эту картину, — тоже засмеялась.

— Ты чего так долго? — наконец, спросила я, наевшись. Рыба была ароматной и жирной, но без специй, лука и масла едва ли это можно было назвать изысканным кушаньем.

Том тоже ел явно через силу, то и дело отплевываясь от мелких костей.

— Автобуса не дождался, — пришлось пешком топать, — ответил он, вытирая рыбные руки какой-то серой тряпицей. — Часть ребят, по словам Ларча, миссис Коул отправила в Эйлсбери к старому Джо и тете Кэтрин. Туда отправили тех, кто постарше и сможет помогать им на ферме летом. Младших же, вместе с самой миссис Коул, отправили куда-то в Сассекс, где их обещал принять какой-то католический приют, но подробностей он не знает.

По всему выходит, что заранее им сообщали только день и время отбытия поезда, а остальное должны были сообщить уже по прибытии на вокзал. Ларч ждал от нее письма или телеграммы, но пока еще ничего не приходило.

У Стоуна в пабе дела идут из рук вон плохо: Певицу они уволили, официантка осталась только одна, а Ларч там играет на чистом энтузиазме.

Да и здесь не лучше — Ист-Энд совсем пустой стал, если ты заметила, — сказал Том, лицо его было напряженным, а в глазах отражалась плохо скрываемая тревога.

— Заметила, конечно, — отозвалась я, убирая со стола миски с горками рыбных костей, — Еще эти чертовы продуктовые карточки!

— Даже не напоминай, — сказал Реддл, — Я тут сунулся было в ту булочную возле паба, ну ту, что через дорогу, помнишь?

— Помню, отозвалась я, а Том продолжил:

— Думал купить там пару-тройку батонов или каких-нибудь кексов, а все полки почти пустые! Очередь метров двадцать и все с этими чертовыми карточками. Ничего без них не купить! Разве что овощи на рынке, ну да их расхватывают моментально и цены подскочили в несколько раз.

— Ларч, конечно, добрая душа — угостил меня парой сэндвичей, ну да это, видимо все, что у него было, я даже брать не хотел сначала, понял, что оставляю его без ужина... — Том умолк и устало зевнул, запуская пятерню в свои отросшие за зиму волосы.

Обычно аккуратный и сдержанный в жестах, сейчас он, кажется, махнул рукой на все манеры и условности. Думать еще и об этом в таких обстоятельствах сил у него уже не оставалось. Даже его обычно чистая от сленга речь, теперь пестрела цветастыми выражениями местного Ист-Эндского наречия — кокни.

Если бы аристократ Малфой сейчас мог нас слышать, то едва ли понял бы хоть слово из

всего нашего разговора.

Способность с легкостью переходить с чистого английского на кокни и обратно — была в приюте жизненно необходимым навыком. Ведь если здешние бобби слышали, что ты лепечешь на кокни — значит ты местный, свой, и трогать тебя нет смысла.

А вот в остальной части Лондона, в Сити, или, не дай Бог, в Вест-Энде — кокни сразу вызвал бы ненужные подозрения и привлек к тебе излишнее внимание служителей закона.

По мнению большинства лондонцев, — Ист-Энд состоял из одних трущоб, и был прибежищем маргиналов всех мастей: пьяниц, воров, бедноты, мигрантов и всякого отребья, что, впрочем, было не так уж далеко от истины.

Спать нам с Томом пришлось под согревающими чарами, но ближе к утру они начали спадать, и я проснулась ещё до рассвета от того, что совсем замерзла. Не смотря на раннее утро, Том уже копошился внизу, пытаясь накачать спущенное велосипедное колесо.

После Репаро, и парочки матюков в адрес чьей-то там матери, колесо, наконец, вернуло себе прежний вид и Реддл, оставив меня, как и накануне, следить за вещами, — отправился, со своим железным другом, в сторону рынка в надежде разнообразить наше меню чем-то помимо рыбы.

За обедом мы обсудили с ним возможность проживания в Хогсмиде, но он снова отмел ее, как несостоятельную.

— В Хогсмиде непременно найдется какая-нибудь старая сплетница, которая растреплет всем вокруг, что мы живем одни, а там и до инспекции из министерства недалеко, — возразил Том, — К тому же в каникулы часть профессоров живут именно там, в Хогсмиде, а уж их провести байками про больного дядюшку вряд ли выйдет: они все знают, что я приютский.

— Что приютский-то они знают, а что эвакуация идёт уже полтора года, так про это они ни сном, ни духом, — проворчала я. — А если нас тут бомбить начнут?! — тусоваться в заброшенном приюте дни напролёт мне совсем не нравилось, но перспектива оказаться под прицелом немецких авиабомб — откровенно пугала, и судя по побледневшему в миг брату, пугала она не только меня одну.

На рынке Реддлу удалось раздобыть немного картошки и пару луковиц, но картошка была сморщенной, проросшей и местами зеленой. То, что есть ее не стоило — мы поняли той же ночью, схлопотав серьезное пищевое отравление...

Том поначалу списывал недомогание на перерыв в приеме зелья, но когда тошнить начало и меня, до нас дошло, что дело явно было не в нём.

Ещё через сутки, когда мы оба уже лежали пластом, свешиваясь над тазиками, и были не в состоянии двигаться, Том, наконец нашел в себе силы, чтобы нелестно высказаться относительно моих кулинарных способностей. Я с ним не спорила. Он был в чем-то даже прав, хоть это и было обидно, но правда была и в том, что без нормальных продуктов приготовить что-то сносное не представлялось возможным.

Следующей ночью мы совершили вылазку в ту часть доков, где располагались склады товаров, предназначенных к отгрузке. Две сумки с расширением, немного магии и капелька удачи, и вот уже в нашем распоряжении почти два ящика разного вида консервов, орехи, крупа, несколько упаковок армейских галет, шоколад, чай, сахар и прочее по мелочи. Все эти стратегические запасы мы спрятали в подвале Приюта с тем расчетом, чтобы в нем можно было какое-то время жить и питаться будущим летом.

К концу каникул наши запасы пополнились также туалетной бумагой, растительным маслом, керосином для ламп и много чем еще. А я поймала себя на мысли, что начинаю понимать дядю Фестера и его сомнительный образ жизни.

Постоянный риск поимки, адреналин и какой-то почти охотничий азарт, — порождали такую кипучую смесь разнообразных эмоций в диапазоне от паники до эйфории, что этот коктейль обостренных до предела чувств был сродни наркотику.

За этой бурной деятельностью мы почти не заметили, что каникулы кончились и пора было возвращаться в Хогвартс. Тему взаимоотношений Реддла и Блэк — я так и не осмелилась снова поднять, а зря!

Примечания:

*Кокни — это акцент и диалект английского языка, на котором в основном говорят в Лондоне и его окрестностях, особенно лондонцы из рабочего и низшего среднего класса. Термин "кокни" традиционно использовался для описания человека из Ист-Энда, или рожденный в пределах слышимости Bow Bells, хотя чаще всего это относится к носителям акцента / диалекта со всего Лондона.

Примечания:

Глава проходная. Не бечено!

POV Тома Реддла:

Последний день, проведенный в опустевшем приюте выдался суматошным.

Нужно было упаковать чемоданы, скрыть все следы своего присутствия. Перетащить все ценное в подвал и надежно его запечатать.

Велосипед свой я отбуксировал в "Старый Колокол" и сдал на хранение Ларчу, вернул ему велонасос, заодно попрощавшись с другом до следующих каникул.

Ларч черкнул мне свой домашний адрес, а заодно и адрес своих родителей в надежде, что я все же напишу. Разочаровывать его не хотелось, и я ответил что раз почта от нашей школы далеко — придется научить Бьянку носить письма. Мы, конечно, посмеялись, но на душе у меня отчего-то стало тоскливо и тревожно.

Ларч на прощание сунул мне очередной сэндвич с копченой курицей, а мистер Стоун налил мне с собой пару бутылок содовой, за которые я честно расплатился.

Добираться назад в Ист-Энд на автобусе было непривычно.

Можно было бы, конечно, оставить велик в подвале, но уж очень я боялся, что резину попортят крысы.

Мортиша тем временем как раз занималась тем, что всю добытую нами провизию рассовывала по стеклянным и металлическим емкостям, даже позаимствовала большой медный бак для кипячения белья.

Засоленную рыбу мы уже успели слегка подвялить, развесив на проволоке в бывшей прачечной. Я намеревался взять ее с собой в Хогвартс и обменять на что-нибудь интересное. Все равно до лета она бы испортилась.

Вечером, когда все вещи были собраны, запасы надежно упакованы и заперты в подвале, а велик отбуксирован к Ларчу, мы с Тиш развлекали себя тем, что рубились в карты в нашей спальне, параллельно соревнуясь в том, кто из нас знает больше заклинаний.

Я, разумеется, победил, но в основном за счет медицинских чар, многие из которых я знал лишь в теории. Но и Мортиша местами давала мне фору, особенно в плане бытовых, косметических и чар связанных с гербологией.

Все незнакомые заклинания мы выписывали каждый в свой список, так что будет над чем поработать в свободное время, в школе.

Отужинали мы отварным рисом с консервированной фасолью и галетами, запивая все это чаем.

В бывшей обители Сэм Бакстер нашелся видавший лучшие времена механический будильник. Он был давно и безнадежно сломан, и только потому покидавшие приют обитатели не взяли его с собой. Однако, репаро творит чудеса, и настроенный на нужное время при помощи темпуса, будильник, снова оказался в строю.

Утро добрым не было. На улице ближе к рассвету зарядил проливной дождь, напомнила о себе протекающая крыша, которую теперь некому было чинить.

Будильник разразился ужасным дребезжащим звоном ровно в семь. И мы с Тиш, кое-как перекусив на скорую руку, отчалили в сторону автобусной остановки. Благо чары облегчения веса к чемоданам и влагоотталкивающие к одежде и обуви — мы вдвоем выучили одними из первых.

В автобусе на нас поглядывали с сочувствием, но таких же как мы школьников больше не наблюдалось.

Ист-Энд вообще сильно изменился с началом войны. И если раньше это был сильно перенаселенный и не очень благополучный район Лондона, то теперь к общей непривлекательности добавилось еще и запустение. Ист-Энд казалось, был теперь совсем заброшен, что не добавило ему ни грамма привлекательности.

До вокзала Кингс-Кросс мы добрались быстро и без приключений. Дождь продолжал моросить, но внутри здания было сухо и вполне комфортно.

Присмотревшись я отметил несколько шеренг с ребятами чуть младше нас, которые толпились на платформе неподалеку. На шее у каждого была небольшая коробка с маской и противогазом, а в руках кулек с пожитками. Очередные эвакуанты — с грустью подумалось мне, и я поторопил Мортишу, чтобы не привлекать внимания полицейских, стоявших чуть в стороне.

На платформе 9 и 3/4 — было людно, но никаких существенных перемен не произошло. Будто бы война, эвакуация и продуктовые карточки — существовали где угодно, но только не здесь. Не за тонкой стеной заграждения, а как минимум, на другой планете.

В поезде к нам в купе почти сразу подсел Гомес Аддамс, а следом появилась и Лариса Уимс со своей кошкой. Обменявшись приветствиями мы предусмотрительно запечатали дверь, чтобы никто нас больше не тревожил.

По пути мы обсудили предстоявшие экзамены, минувшие каникулы, планы на будущее лето и много чего еще. Даже в карты сыграли несколько раз. Причем вчетвером играть оказалось куда интереснее, чем вдвоем. Я даже не очень огорчился, что проиграл несколько вяленых сардин (не уверен, что это именно сардины, ну да ладно) Аддамсу, параллельно с увлекательным рассказом Мортиши о способе их добычи.

Гомес, конечно, посмеялся вместе с нами, но похоже ему не особо понравился тот факт, что мы с Тиш оставались совсем одни во время каникул. "Ревнует что ли?" — подумалось мне.

Но вскоре разговор перешел на другие рельсы и я даже почти забыл об этом странном взгляде испанца, ровно до тех пор, пока тот не предложил нам с Тиш погостить у него будущим летом.

Мы с Мортишей переглянулись, и не сговариваясь согласились.

Про себя я решил, что покинуть гостеприимный дом Аддамсов я всегда успею, а второго такого приглашения может и не быть.

Аддамс, надо отдать ему должное, не проиграл мне в карты ни разу, хотя и уступил пару раз девчонкам, но скорее из вежливости.

Так, за разговорами и игрой пролетел весь долгий путь до Хогвартса.

Карета, в которую мы сели в Хогсмиде, почти по ось вязла в размокшей глине.

Видимо дождей тут было ничуть не меньше, чем в Лондоне. Но кое-как мы все же добрались.

Единственная кто был сильно недоволен поездкой была Ширли, — кошка Ларисы. А все потому что ей не досталось вяленых сардин. Хозяйка сочла их слишком солеными для кошачьего организма, но объяснить это Ширли не представлялось возможным.

За ужином помимо нового расписания и чем-то опять недовольной Блэк меня ждал еще один сюрприз — записка от декана с просьбой явиться к нему в кабинет сегодня же перед отбоем. Это было странно.

Слизнорт вообще редко кого-то к себе вызывал, особенно таким способом. Он предпочитал "задержать" ученика после урока, чтобы назначить внеурочную встречу тет на тет, без лишних глаз и ушей. Так что это был не его стиль, и я забеспокоился.

Чего-то натворить я точно еще не успел, так что вряд ли это касается отработок, тогда что?

Оставив эту головоломку на потом, я неторопясь доел свой ужин. Поднялся в спальню, переоделся, предупредил Малфоя о вызове и отправился к декану, втайне надеясь, что визит не продлится долго.

В кабинете Слизнорта царил небольшой беспорядок, но в целом ничего не изменилось.

Он был настроен весьма дружелюбно, и я позволил себе расслабиться.

— Добрый вечер, мистер Гонт, — поздоровался он, указывая мне на кресло возле его стола.

— Моя фамилия Реддл, сэр, — поправил его я, слегка раздражаясь.

— Конечно, конечно, — забормотал он, смутившись, — Я просто подумал, ну да не важно... Реддл, так Реддл! — он хлопнул ладонью по столу и я вздрогнул от неожиданности.

Тем не менее голос декана оставался ровным и вполне дружелюбным, когда он снова заговорил:

— Как прошли ваши каникулы, мистер Реддл? — спросил Слизнорт, без остановки перекладывая перья на столе перед собой. Он явно нервничал, но пытался это скрыть, и мне это не понравилось.

— Приемлемо, сэр, — ответил я, — Я в чем-то провинился, профессор? — спросил я, пытаясь форсировать затянувшиеся "реверансы" Слизнорта.

— О, нет, конечно! Прошу прощения, что заставил вас так думать, мистер Реддл. — Слизнорт сложил ладони домиком возле своего лица.

— Директор Диппет, еще в прошлом году поручил мне варить одно сложное зелье, и щедро его оплачивал. Я не знал кому предназначается данное зелье, — соврал Слизнорт, — да и меня это не касалось.

Однако, в силу некоторых обстоятельств, добыть многие ингредиенты было весьма сложно, а в последние несколько месяцев поставки и вовсе прекратились...

— Из-за войны, сэр? — спросил я, видя, что пауза затянулась.

— Да, мистер Реддл, — ответил учитель, — Италия, Германия и некоторые другие страны полностью прекратили поставки.

— И вы не сможете больше варить зелье для меня из-за этого? — предположил я.

— К сожалению это так, Том, — сказал Гораций, пряча лицо в ладонях. Выглядел он изрядно вымотанным.

— И меня теперь исключат? — снова предположил я, сознательно сгущая краски и добавив в голос побольше драматизма.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, мистер Реддл, но от вас потребуются некоторые усилия, чтобы вам позволили обучаться дальше, — Слизнорт встал, обошел стол и теперь стоял прямо возле меня, положив свою холеную руку на мое плечо.

Меня обдало его тошнотворно-приторным парфюмом, отчего желание поскорее уйти усилилось. Но вытягивать из него информацию приходилось буквально клещами. Без моих наводящих вопросов, думаю, он бы бродил вокруг да около и вздыхал еще часа три, а это в мои планы точно не входило.

— Какого рода усилия от меня требуются, профессор?

— Вам следует освоить азы Окклюменции, особенно в части самоконтроля и дисциплины разума. Это, по мнению Директора, должно помочь вам противостоять влиянию вашего недуга на повседневную жизнь.

Однако, это материал выходящий за рамки школьного курса, и я не уверен, что вам это под силу. Хотя Директор Диппет думает иначе, — говоря это Слизнорт прохаживался вдоль книжных полок, чтобы наконец вернуться к столу с потрепанным увесистым талмудом в темно синей обложке.

— Эта книга из моей личной библиотеки, и я надеюсь, что вы отнесетесь к ней достаточно бережно, — Декан протянул учебник мне и я с трудом удержал его, настолько тяжелым он оказался.

"Окклюменция, легиллименция и защита разума от любых вторжений" Эдвард Голдштейн — значилось на обложке.

— Спасибо, сэр! — ответил я, поднимаясь.

— Не торопитесь, юноша, это еще не все, — притормозил меня Слизнорт, и я со вздохом плюхнулся обратно на сидение. — Поскольку я не специалист в данной области, то после изучения каждой главы — вы со всеми вопросами будете подходить к профессору Дамблдору, он также согласился оценить ваши навыки в окклюменции в конце этого года, после основных экзаменов.

И не делайте такое лицо мистер Реддл, профессор Дамблдор единственный известный мне специалист в данной области на сегодняшний день. И он, к тому же, был достаточно щедр, чтобы не брать денег с сироты за свои услуги. Поверьте мне, я бы на его месте не взялся учить вас бесплатно.

На основании его вердикта будет принято решение о том — сможете ли вы продолжить обучение на третьем курсе или нет. Книгу вернете мне перед летними каникулами, когда придете сдавать палочку. Вам все ясно, мистер Реддл?

— Более чем, — ответил я, — Спасибо за книгу сэр.

— Пожалуйста, можете идти, Том, отбой уже скоро.

— Сэр?

— Что-то еще? — раздраженно спросил декан.

— Можно мне получить мою палочку назад? — Слизнорт молча выдвинул ящик своего стола и протянул мне мою волшебную палочку рукоятью вперед. — Идите уже, Реддл, а то попадетесь Принглу и он снимет с вас баллы, а вы их еще даже заработать не успели.

Быстро попрощавшись я пулей выскочил из кабинета зельевара. Приторная духота сменилась влажной прохладой подземелий и настроение мое сразу улучшилось.

Сунув книгу за пазуху я поспешил в спальню, где уже вовсю храпел Яксли.

Книга грела руки и буквально требовала немедленного изучения.

Но взглянув на завтрашнее расписание, где с самого утра красовались два урока трансфигурации — я с досадой напялил пижаму и поплелся в душ.

Мыться с вечера было моей давней и любимой привычкой. Спалось после водных процедур значительно лучше. А книга подождет до завтра, не убежит.

К тому же, стоило сначала обсудить этот вопрос с Дамблдором, согласовать план занятий и все такое.

Примечания:

Внимание! В связи с блокировкой фикбука в РФ, я предлагаю всем желающим, подписаться на мою телегу (пишу я там не часто) и там вы сможете узнать и/или прочесть продолжение. Если у меня будет возможность выложить проду здесь — обещаю, что она будет здесь!

ищите меня по нику Acromantula_in_the_Forest исходники всех фанфиков постараюсь сохранить на флешке.

POV Тома Реддла:

У вас когда-нибудь случалось пищевое отравление? А похмелье, с мигренью долбящей в виски с самого утра? Если нет, то вам крупно повезло! А мне повезло куда меньше, ибо все описанные симптомы были мне давно знакомы, но отнюдь не из-за моей любви к крепким напиткам и сомнительной закуске, а по причине того, что у меня в каникулы не было возможности принимать то самое зелье.

Как же я надеялся по пути в Хогвартс, что уже завтра утром эльф оставит в моем шкафчике заветный пузырек с серо-голубой жидкостью, напоминающей по вкусу что-то смолисто-древесное, навроде пюре с еловой хвоей в составе.

Дрянь редкостная, но со своей задачей зелье справлялось, позволяя мне неплохо учиться и не нарываться повсеместно на неприятности.

Кто бы заключил пари, что я буду ностальгировать по этой гадости — тот бы сейчас подсчитывал барыши, ибо так оно и было.

Выпив с утра обычного противорвотного из своих запасов, я поплелся к умывальнику.

Из слегка запотевшего зеркала на меня смотрела собственная болезненно-бледная физиономия, с подглазинами как у панды, красноватыми белками глаз на контрасте с их блеклым цветом, и дополняли картину изрядно отросшие темно каштановыми волосы, которые я небрежно зачесал пятерней на бок.

Страшно было даже вообразить как же я тогда выгляжу без амулета?

Но проверять свои догадки я не рискнул — не было ни времени, ни желания. Малфой даже поинтересовался здоров ли я? Хотя уж он-то правду знает.

Дамблдор с утра был в своем репертуаре — развлекал класс бородатыми анекдотами и неуместными сравнениями, но меня сегодня на уроках решил не дергать. По окончании занятия, он подозвал меня к себе, но буквально на минуту, чтобы вручить мне пергамент с планом занятий по окклюменции.

При этом у профессора был такой сочувственно-понимающий вид, что меня чуть не вырвало от умиления. Мне от его этих взглядов ни холодно, ни жарко.

Вилкост не была столь же понимающей и на защите раскатала меня тонким слоем, но тут я сам виноват — расслабился за каникулы.

Прюэтт на гербологии сняла с меня пять баллов за невнимательность и я с трудом сдержался, чтобы вслух не послать ее лесом... в увлекательное путешествие, полное приключений специфического характера!

Но отвратительный день кончился еще хуже, чем можно было бы предположить. Когда я после ужина, наконец, дополз до библиотеки и засев в дальнем углу у окна, открыл книгу по окклюменции — передо мной материализовалась Вэл Блэк...

Очень недовольная Вэл Блэк.

И если сам факт ее недовольства мало меня удивил, то причина буквально взбесила: я ей видите ли в каникулы не писал! Все мои доводы относительно того, что Бьянку я оставлял в Хогвартсе, да и о переписке мы не договаривались — были пропущены мимо ушей.

В итоге я сорвался и высказал ей все, что я думаю о надоедливых девицах, мешающих нормально заниматься и докучающих своей пустой болтовней.

Она тоже не осталась в долгу и начала орать, срываясь на визг. Да так, что из библиотеки нас выставили, лишив Слизерин еще двадцати баллов на двоих.

Блэк, к тому же, приложила меня чем-то семейным, отчего мой язык прирос к небу и я поплелся с этим к старухе Дирли в карцер. В общем день выдался "веселый".

Но поход в больничное крыло имел один существенный плюс: побурчав что-то о взбалмошных неуравновешенных подростках в период пубертата, сварливая Хельга Дирли прописала мне какой-то травяной успокоительный чай и поручила эльфам выдавать мне его в большом зале вместо тыквенного сока.

Чай этот хоть и не убирал все побочные эффекты отмены зелья, но успокаивал капитально, с гарантией! Так что через день-другой я уже вяло реагировал на что либо в том числе и на Блэк.

По-достоинству оценил эффект, а потому нашел и выписал себе в дневник состав этого чая. Перед экзаменами пригодится.

С этим чудо-чаем учеба пошла чуть бодрее, хоть внимательность немного и притупилась. Благо я уже умел пользоваться учебниками по их прямому назначению, в отличие от того же Корбана Яксли, вечно дергавшего меня своими идиотскими вопросами только потому, что ему лень открыть книгу. Именно поэтому я предпочитал делать домашку подальше от своих одноклассников, особенно от таких любителей халявы, как Яксли, Эйвери и Бёрк. В общем, репутация умника-заучки и отличника имеет свои минусы.

Окклюменция давалась мне довольно легко. С "Бамблби", как я частенько называл Дамблдора в своей голове, мы сработались. И что странно, — индивидуальные занятия он вел вполне прилично, не скатываясь в хиханьки-хаханьки и цирк на колесах.

В общем с окклюменцией проблем у меня не возникало.

Щиты мои по словам профессора были необычной формы, представляя из себя густой туман, плотно укрывавший все визуальные образы, так что рассмотреть их через эту завесу было весьма непросто.

Защита разума у самого Альбуса напоминала скорее множество зеркал, искажавших и умножавших содержимое его сознания.

Поскольку с окклюменцией я справился вдвое быстрее, чем ожидалось, то Бамблби взялся учить меня еще и легиллименции, хоть и настоятельно просил об этом своем навыке не распространяться.

Легиллименция была существенно сложнее для освоения, но и значительно интересней. Профессор пояснил, что эти умения сильно помогли ему в освоении и понимании анимагии, как раздела высшей трансфигурации.

На вопрос об анимагической форме он сначала густо покраснел, и начал бубнить что-то про бесполезность этого навыка в его случае, а затем продемонстрировал мне превращение в красного петуха и обратно.

Что ж, вынужден согласиться, — с такой аниформой даже погулять не выйдешь: или сразу в суп отправят или попытаются изловить, чтобы вернуть бедную птичку ближайшему фермеру.

Обсуждая анимагию, Бамблби подтвердил мои догадки относительно природы проклятия Маледиктус: что это именно принудительное полное или частичное анимагическое превращение в зависимости от пола проклятого.

Также Дамблдор предположил, что подобный моему эффект может возникнуть при неправильном использовании оборотного зелья, а именно с применением частей тела животного.

Однако все эти знания никак не смогут помочь мне в снятии проклятия, ибо проклятия обычно реагируют на какое-то действие со стороны проклятого и отменяющей фразы со стороны проклявшего, что в итоге образует ритуал отмены, который может включать в себя и иные условия: определенное место, время или принесение жертвы.

Как я понял из объяснений Дамблдора, проклятия подробно в школьном курсе не изучаются. Их изучают позже, в курсе подготовки мракоборцев, целителей и разрушителей проклятий как раз-таки потому что наложить проклятие довольно легко, даже без специальной подготовки, а снять — чрезвычайно сложно. И кого попало такому не учат.

Разрушители проклятий обычно снимают проклятия с вещей, домов, могил и прочего методом сбрасывания проклятия на жертвенное животное.

Мракоборцы, для своей работы, обязаны были знать защитные заклинания и уметь пользоваться специфическими артефактами защиты, а целители — отличать проклятия от всего остального.

Но никто из них не занимается снятием проклятий,тем более родовых или кровных, с живых людей.

В общем Дамблдор плавно подводил меня к мысли, что мои шансы снять старое проклятие весьма призрачны и стремятся к нулю, а первостепенная моя задача — научиться с этим жить без дополнительного ущерба для себя и окружающих.

Я даже частично был с ним согласен, но кто помешает мне попытаться его снять? Никто!

Что касается ритуалов, то на носу была Остара и я, примерно за неделю, переключился на подготовку к ней.

В прошлом году я действовал бездумно, следуя инструкциям Малфоя, а в этом решил подготовиться со всей ответственностью и самостоятельно.

Остара представляла из себя древний ритуал прошения благословения у Магии.

И каждый просил у Магии чего-то для себя и своей семьи в текущем году: благополучия, здоровья, плодородия, мира и так далее. Единственное ограничение — твое желание не должно приносить вреда другим.

Все эти просьбы в виде рунных цепочек наносились на специально подготовленное яйцо, либо помещались внутрь него на кусочке пергамента, а яйцо закапывалось в ночь с 21 на 22 марта в магически насыщенном месте под деревом.

В этом году подготовленное мной яйцо было ярко красным. А на его поверхности я тщательно выписал рунные цепочки на удачу, ясный ум и здоровье.

Но именно в этом году ритуал на Остару пошел по другому пути.

Бандури в своей приветственной речи предостерегла нас о том, что над Альбионом нависла страшная угроза и именно сегодня мы можем предотвратить многие беды, если объединимся в своем пожелании мира и благоденствия этой земле.

Но прошение это должно быть искренним и добровольным.

В центре зала собраний появился большой бронзовый котел, полный яиц, окрашенных в травянисто-зеленый цвет и испещренных одинаковыми рунными цепочками с пожеланием мира.

Все желающие могли обменять свои заготовки на яйца из котла и поучаствовать в ритуале, который будет проводиться во внутреннем кольце Стоунхенджа.

Те же, кто предпочел оставить все без изменений — проведут стандартный ритуал в глубине запретного леса, как и в прошлом году.

Я, поразмыслив и так и эдак, положил свое красное яйцо в котел и взял зеленое. Мортиша, Малфой и большинство ребят с других факультетов — тоже. В числе тех, кто отказался от обмена были Корбан Яксли, Джейкоб Эйвери, Вальпурга Блэк, Флимонт Поттер, но в целом таких оказалась примерно четверть от всех присутствующих.

Провести стандартный ритуал в запретном лесу Бандури поручила именно Поттеру, так как он был семикурсником и хорошо знал все его особенности и нюансы.

А все остальные отправились вместе с Госпожой Вилкост к Стоунхенджу...

К моему удивлению в центре внутреннего круга мегалитов рос огромный, феноменальных размеров, дуб, раскинувший свои ветви высоко над кругами из камней. Его бугристая кора источала какое-то едва видимое сияние и слабый, но приятный древесный аромат. Для магглов дуб этот был невидимым, но именно он, а вовсе не камни был источником магии в этом месте.

Трижды обошли мы его вокруг, взявшись за руки и зачитав все необходимые слова, обращенные к самой Магии. А после сложили окрашенные в зеленый полые яичные скорлупки в небольшое дупло, появившееся в основании могучего древа, и исчезнувшее сразу после окончания ритуала.

В Хогвартс мы вернулись после полуночи, с чувством выполненного долга, воодушевлением, и даже немного в состоянии эйфории от избытка той силы, которая окружала дуб и напитывала нас во время ритуала.

И я вовсе не жалел о том, что отказался от своих собственных желаний ради мирного будущего для всех. Потому что мир значил для меня не меньше чем ясный ум или хорошее здоровье.

Пожертвовать можно только чем-то значимым и ценным для себя, равноценным тому, что желаешь иметь взамен. Все незначительное и чужое — Магия вообще не сочтет жертвой. Это Бандури вбила в наши головы накрепко еще в самом начале, после посвящения.

Выражалась она, как и все друиды обычно витиевато, иносказательно и с кучей метафор, продираться сквозь которые было достаточно сложно.

Но на прямые вопросы давала прямые ответы и при желании узнать можно было все в деталях, начиная от сути того или иного действия, заканчивая разбором наиболее частых ошибок новичков.

Единственный для меня минус практической магии друидов — заключался в запрете на любую письменную фиксацию всего обилия ритуалов, традиций, обрядов, заговоров, гаданий и прочего. Так что силу друида, зачастую, определяла не его магическая мощь, а объем и точность его памяти.

Я первое время пытался записать в дневник хоть что-то, но буквы смешивались и превращались в нечитабельную белиберду, стоило только оторвать перо от страницы. Так что пришлось запоминать, заучивать, зубрить и главное — понимать суть выученного.

Окклюменция существенно упрощала этот процесс, помогая разуму систематизировать информацию быстрее и продуктивнее, а вспоминать точнее и детальнее. Она вообще оказалась полезной во многих сферах, а не только как щит от постороннего вторжения.

Дальнейшие за Остарой дни до самого Бельтейна пронеслись галопом: подготовка к экзаменам, домашка, занятия с Дамблдором и периодические попытки скрыться от обиженной Блэк — порядочно меня измотали, не оставляя времени ни на что кроме учебы.

Блэк шипела, как гадюка и морщила нос, едва завидев в моих руках очередной учебник, но ей-то не нужно в обязательном порядке иметь Превосходно по всем предметам!

Так что я ее долгое время игнорировал отчего она злилась еще больше.

Малфой даже предупредил меня, что иметь врага с фамилией Блэк — будет очень неприятно и лучше бы мне с ней помириться.

Примечания:

У сына сегодня День Рождения — 15 лет! Ура!

Pov Мортиши:

Наш давно обещанный поход с Томом в Выручай-комнату состоялся незадолго до Бельтейна.

В этот день почти все наши сокурсники отправились в Хогсмид. Так как и до экзаменов время еще было, и погода выдалась по-летнему теплой, многие ученики захотели расслабиться и приятно провести время.

Мы же с братом решили не светиться в Хогсмиде. Слишком многие знали об отсутствии у нас соответствующих разрешений. Да и вообще, по правде говоря, если можешь пойти куда-то в любое удобное тебе время — азарт нарушителя правил как-то резко улетучивается.

Поэтому теплым весенним днем мы, никем не замеченные, поднялись на восьмой этаж и отыскали картину с троллями.

Не сговариваясь, мы сначала загадали свою спальню в Приюте, и она появилась. Однако изучив ее внимательнее, мы все же заметили существенные отличия от оригинала — вид из окна был будто размытым, так что разглядеть то, что было за окном никак не получилось, да и шкаф с вещами не открывался. А наши школьные учебники, лежавшие на своих привычных местах, — на деле оказались пустышками.

Потом мы вышли из комнаты и загадали дом дяди Фестера. И Комната вновь повторила весь интерьер за исключением того, что содержимое в ящиках стола и в кухонных шкафчиках отсутствовало. Из чего мы сделали вывод, что это не дом дяди, а лишь имитация. Комната вполне могла воссоздать и Большой зал, и лабораторию Слизнорта, и кабинет директора, но всегда с поправкой на то, что часть предметов были не более чем муляжами.

Однако если нам нужна была какая-то конкретная книга, точно находящяяся в замке — то, в таком случае книга появлялась вполне себе настоящая, и ее даже можно было прочесть, но тогда интерьер комнаты не представлял из себя ничего особенного — обычный школьный кабинет, или кладовка, или даже шкаф, если книг нужно было несколько.

Еще через несколько заходов Том загадал истинный вид комнаты, как он пояснил мне позже. И тогда мы попали в то самое помещение, куда нас приглашали для собраний Ордена Вальпургии. Помещение со статуями основателей у дальней стены.

Именно их мне всегда хотелось рассмотреть поближе.

Вблизи статуи Основателей были еще древнее и монументальнее, чем казались издали.

Фигура Годрика была облачена в полный средневековый доспех с кольчугой, шлемом, латами, щитом и прочими атрибутами воина 10 века. Легендарный меч торчал из ножен, тоже каменных.

Оценив масштаб фигуры — Том вслух усомнился в принадлежности Распределяющей шляпы…

На что статуя Годрика, к нашему изумлению, громогласно расхохоталась, заставив Тома присесть от неожиданности, я же обнаружила себя за его спиной, с перепугу, намертво вцепившейся в плечи брата...

— Напугал вас? — пророкотал рыцарь, с трудом приоткрывая забрало шлема каменной рукой, — Том ничего не ответил, только нервно кивнул, пробегая взглядом по другим статуям, которые теперь тоже оживились, но предпочли помалкивать.

— Думаешь, что шляпа не моя? — спросил Годрик, и не дожидаясь ответа продолжил, — Небось решил, что я и ел в шлеме и спал в доспехах, и срать ходил, не снимая исподнего?

— Годрик! — возмутилась высокая стройная леди в богато расшитом платье.

— Вовсе я так не думал, — ответил Том немного осмелев. — Просто эта шляпа совсем не сочетается с вашим облачением, сэр! — рыцарь на это задумчиво хмыкнул, — А еще эта шляпа, она просто такая... такая...

— Старая? — подала голос могучая воительница, судя по всему скандинавского происхождения.

— Да... — согласился Том, хотя намеревался сказать совсем другое, а я все же осмелилась выбраться из-за его широкой спины, чтобы разглядеть женщину получше.

— Какой нынче год от Рождества Христова — спросил основатель львиного факультета, с любопытством.

— Одна тысяча девятьсот сороковой, — ответила я.

— Слышишь, Салазар, а ты говорил, что шляпа не продержится дольше пары сотен лет, — с торжеством произнес рыцарь, тормоша за плечо своего соседа справа — низенького и худого волшебника с посохом, одетого в длинную хламиду наподобие монашеской рясы…

Каменный алхимик недовольно насупился, козлиная бородка его зашевелилась, но все же он промолчал.

Пока мы со статуями играли в гляделки, голос снова подала вторая женщина — та самая, что сделала замечание Годрику. По-видимому, это была Ровена Рейвенкло.

— Известно ли юным отрокам что сталось с артефактами, что были завещаны нами нашим потомкам? — спросила она, явно обращаясь ко мне, но видя недоумения на моем лице — уточнила: Кубок славы, тиара познания, амулет пробуждения...

— Чаша, диадема и медальон? — переспросил Том.

— Возможно теперь их называют так, — вежливо ответила леди, — Но известно ли вам где они?

— Допустим известно, — уклончиво ответил Том, — Но какой нам интерес выдавать их местоположение?

— Слышь, Салазар, — снова заржал Годрик, — Малец-то поди родня тебе: Те же речи, тот же взгляд. Кровь-то не водица!

На это упомянутый маг промолчать уже никак не смог и задрав голову что-то гневно прошипел Гриффиндору на парселтанге...

— Том покраснел, а затем обиженно прошипел что-то статуе Салазара и продемонстрировал тому перстень Марволо, красовавшийся на среднем пальце правой руки, так что жест вышел весьма двусмысленным. Алхимик ничего не ответил, только с силой сжал свой посох и злобно зыркнул на Реддла.

— Что он сказал? — спросила я шепотом у брата, плохо понимая что собственно только что произошло?

— Ничего особенного, сестренка, уважаемый сэр предположил, что у меня в родословной присутствовал мезальянс тролля и ослицы, а сам достопочтимый сэр к этой самой родне никаким боком не относится.

— А ты ему что ответил? — снова спросила я с трепетом взирая на статую Основателя.

— Что если ему так не по нраву последний живой наследник, то пусть его род и продолжают ослы с троллями...

— Гляди-ка, угадал! — снова пророкотал Годрик.

— Не боись малец, не нужны нам уже ни тиары, ни кубки, мы же мертвые давно. Да только в плохих руках много бед они могут принести в этот мир, — со стороны Ровены послышался горестный вздох.

— А зачем вообще вы их создавали? — резко спросила я, понимая, что вопрос этот звучит невероятно глупо. Основатели переглянулись и глубоко вздохнули.

— У каждого артефакта было когда-то свое предназначение, — наконец-то заговорил Салазар, — Амулет пробуждения — возвращает разум тем, у кого он был помутнен зельем или чарами. А еще в нем хранил я свой безоаровый камень так как много экспериментировал с зельями и с ядами в том числе. Поэтому предпочитал носить противоядие при себе.

— Да-а, однажды ты такую брагу сварил, что мы неделю протрезветь не могли... — отозвался Годрик. Ровена только закатила глаза и покачала головой.

— А еще один раз Салли попробовал экспериментальное зелье... — не успокаивался Гриффиндор. — и бегал потом от нас по лесу без подштанников, думая, что за ним мантикора гонится. А ведь дело было в декабре. Насилу изловили, — усмехнулся Годрик, явно считая этот случай очень забавным. Однако под взглядом Ровены и Салазара резко сменил тему

— А вот Меч мой — гоблинской работы может разрубить любые оковы и не затупиться. Также им можно сразить вервольфа, дракона, упыря и иную нечисть…

— А еще ты его по пьяни столько раз терял, что пришлось его зачаровать так, чтобы он всегда возвращался в твою шляпу, — ввернул Салазар, и теперь смутился уже бравый рыцарь.

— А для чего чаша была нужна? — спросила я у скандинавской воительницы, судя по всему — Хельги Хаффлпафф.

— Кубок Славы — могучий артефакт, нейтрализующий любые яды, и дарующий исцеление от любых ран... — ответила Хаффлпафф.

— Как слезы феникса, или кровь единорога? — снова уточнила я.

— Не совсем, юная леди. Слезы феникса могут заживить рану и нейтрализовать яд, но сломанных костей не срастят. Кровь единорога вообще не лечит, только добавляет жизненной силы и то на короткое время. Кубок же исцеляет любые раны полностью. Еще он продлевает действие любого лечебного зелья, испитого из него, примерно вдвое.

— От лихорадки, чахотки, чумы и оспы не поможет, конечно, но если пить из него брагу или вино, то голова останется трезвой — снова вставил Годрик, и Хельга взглянула на него с укоризной. Гриффиндора хотелось прибить даже мне.

— А что с диадемой или как ее там? — решил поторопить их Том.

— С тиарой все просто — улыбнулась Ровена, — Она усиливает память, интуицию и помогает читать и понимать речь на любом языке, не зная его. — тут она взглянула на Слизерина. — Надо же мне было как-то понимать Салазара. Он ведь когда злится совсем человеческий язык забывает. Гадюк да ужей только окрестных распугивать его шипением…

— Кончайте уже ходить вокруг да около! — гаркнул внезапно Салазар, жахнув посохом об пол так, что искры посыпались, — Каждый из этих предметов в отдельности не более чем полезная безделушка, но вместе они — составляют само Сердце Хогвартса. — тут он выдержал эффектную паузу. Основатели дружно кивнули, а мы с Томом притихли от неожиданности. — Когда-то назвавшись перед Магией братьями и сестрами мы всерьез опасались вражды между нашими учениками и потомками, а потому создали четыре ключа к магическому ядру Хогвартса. Каждый ключ поместили в один из четырех артефактов, и их уже завещали своим потомкам с наказом, что только собранные воедино они обретут свою полную силу.

— Но в этом и была наша ошибка, — с грустью пробормотала Хельга, — каждый захотел заполучить все артефакты себе, чтобы узнать что за власть и силу они в себе таят. Непримиримая вражда началась между ними.

— В общем, перебили они друг друга практически полностью, как я понимаю, а собраться здесь всем вместе, с артефактами-то — ума ни у кого не хватило, — с досадой пробасил Гриффиндор.

— Ну пришли бы они сюда со всеми этими предметами, а дальше что? — потерял терпение Том. Слизерин терпеливо объяснил:

— Они бы смогли открыть ритуальный зал Хогвартса, как истинные владельцы замка.

— Ритуальный зал? — не понял Реддл.

— В Ритуальном зале находится Книга Душ Хогвартса, подлинный устав Школы, поэтажный план здания, артефакт управления защитным контуром замка и многое другое. Получив туда доступ — они смогли бы без труда восстанавливать замок от любых повреждений за счет магии источника, — с благоговением сказала Хельга, — перестраивать его внутри и снаружи на свое усмотрение… Мы надеялись, что только так сможем уберечь школу от самоуправства посторонних, рано или поздно пришедших нам на смену. Но никто не сможет подчинить своей воле Хогвартс, не имея доступа в ритуальный зал, даже Директор.

— Только оттуда можно перевести замок в режим осады, и он станет неприступным для врагов, — Добавил Годрик.

— Все звери и гады Запретного леса и Черного озера встанут на защиту

Хогвартса в случае угрозы — проговорил Салазар

— А еще можно разбудить дракона… — вставила Ровена.

— Какого еще дракона!? — не выдержав переспросила я.

— Который спит глубоко под замком, в пещере. Она соединена с Черным озером, — пояснил Слизерин.

— Он что, бессмертный? — удивился Том.

— К сожалению, нет, — ответила Рэйвенкло

— Потому мы на него заклятье вечного сна и наложили, чтоб он и с голоду не подох, и местных фермеров не тревожил, — вклинился Годрик.

— Обычный дракон, а я-то уж думал... — разочарованно вздохнул Том.

— Э, нет! — не обычный дракон, — усмехнулся Годрик. — К чему бы нам такая безмозглая ящерица-переросток? Был бы он обычный, — пустили бы давно на ингредиенты.

— Это химера, притом разумная, — пояснила Хельга, — Извергает адское пламя, и Хогвартс будет защищать любой ценой, как собственное гнездо. Слушается дракон только признанного замком Магистра — Директора по-вашему.

— Много лет мы работали над этой защитой... Только... Испытать не успели, — сказала Ровена.

— В общем как этого гада потом обратно загнать в пещеру — мы не придумали. Уж очень свободолюбивая зверюга получилась, — проскрипел Салазар, — разве что василиска на него натравить, чтоб обездвижил.

— Только вот василиск тот слушается одного тебя, — посетовал Годрик.

— И не летает, — буркнул Салазар, — признавая недостатки этой идеи.

— Потому я и начертала на гербе Хогвартса, что дракона будить не нужно... — гордо провозгласила Хельга, а потом добавила — Можно загнать дракона в заросли дьявольских силков…

— Так ведь он их спалит к чертям, — возмутился Годрик, продолжая давний по-видимому спор.

— А где ваши могилы? — спросила я, и все четверо разом замолчали.

— Ну дык это… — замялся Гриффиндор явно чего-то стесняясь.

— Прямо здесь, в замке, — ответила за всех Хельга.

— Ты на них смотришь, — проворчал Салазар.

— В стене за этими статуями есть ниша, где мы и обрели последний приют, — прояснила Ровена, — а комната эта — изобретение одного из учеников Салазара — Мерлин, кажется его звали…

— Ты не думай, малец, — это не мы придумали, — с тоской в голосе, сказал Гриффиндор, — Изначально-то наши могилы были тут, неподалеку, в склепе рядом с часовней. А изваяния эти находились в главном Зале, чтоб любой учитель или даже ученик мог спросить у нас совета, когда потребуется. Но потом, спустя много лет, Мордред вознамерился захватить Хогвартс и сделать его своей личной вотчиной, упразднив школу. Тогда-то Мерлин и перенес прах наш в стены замка, окружив защитной иллюзией...

— А статуи эти тоже Мерлин создал? — поинтересовалась я.

— Нет, Мерлин, конечно способный был, но до Ровены ему далеко, — ответила Хельга.

— Это был запасной вариант распределения учеников на случай, если шляпа Годрика придет в негодность, — заметила Ровена.

— Только, «спасибо» Мерлину, — нас теперь тут едва ли кто-нибудь найдет, — буркнул Годрик, — Вон могилу короля Артура до сих пор найти не могут, — Мерлин постарался.

— А она где? — тут же спросила я.

— На острове, в Черном озере, Авалон называется.

— Так ведь нет там никакого острова, — опешил Том.

— Остров был, и скорее всего, — никуда не делся, — вновь заговорила Хельга, — только Мерлин снова с маскировкой перестарался, я думаю.

— А почему Мерлин могилы прятал, не пойму? — удивился Реддл.

— Чтобы Мордред до них не добрался! — пробасил Годрик, — он же некромантом был, и секреты любые он мог при желании у мертвеца выпытать. Как найдет могилу врага — так и поднимет его нежитью себе на потеху. Кому охота после смерти такой-вот костяной марионеткой скакать?!

— Никому — вздохнули синхронно остальные и замолчали, вспоминая по видимому о своих соратниках, ставших жертвами забав Мордреда.

— Особенно досталось от Мордреда — отцу Гаррету — продолжил Годрик, — капеллану здешней часовни. Мордред его до смерти замучил прямо в стенах часовни, а потом поднял нежитью и еще неделю над ним изгалялся, пытаясь выяснить — как открыть ритуальный зал. Но отец Гаррет не знал этого, как не знал он и того куда Мерлин прах наш из склепа перенес. Мордред так осерчал, не получив желаемого, что лишил отца Гаррета посмертия. Теперь-то вы отца Гаррета Толстым Монахом зовете, потому как имени своего он и сам не помнит, — закончив рассказ Годрик умолк, будто бы погрузившись в невеселые воспоминания.

— С вами, конечно, интересно, господа, — прервал их молчание Том, — но нам пора, а то мы уже и обед пропустили и на ужин рискуем опоздать. Что до реликвий ваших — амулет на мне, но он мне жизненно необходим. Так что верну как только — так сразу, но не раньше чем от проклятия избавлюсь. Меч, я смотрю здесь, при вас. А что до кубка и короны — они в Гринготтсе в сейфе. Если вам так надо — могу после каникул привезти.

— Так ты что же, малец, владеешь всеми ключами один? — удивился рыцарь.

— Почему же один, с сестрой, — ответил Том и все взгляды статуй обратились на меня, от чего по спине пробежали холодные мурашки.

— И что вы планируете с ними делать? — осторожно спросила Ровена, очевидно не надеясь получить прямой ответ.

— Пока ничего, — ответил Том, — перестраивать Хогвартс я не планировал, обороняться нам не от кого, да и все эти ваши защитные навороты вряд ли кому-то понадобятся еще лет тысячу.

— Это еще почему же?! — возмутился Салазар.

— Потому что если на замок нападут, — никто не станет бегать и разыскивать по миру ваши побрякушки, чтобы каким-то неведомым способом добраться до алтаря и разбудить дракона, которым даже вы не знаете как управлять. Все будут полагаться только на себя, своих друзей, союзников, крепкие стены и тайные ходы.

— А я вам говорил!.. — завопил торжествующе Годрик, а мы с Томом, воспользовавшись их очередной перепалкой, успели улизнуть, услыхав напоследок, что Годрик и Салазар в два голоса затянули какую-то разудалую песню весьма неприличного содержания. Причем вокальные способности обоих оставляли желать лучшего.

Перед тем как дверь в Выручай-Комнату окончательно захлопнулась, мне показалось, что леди Ровена окликнула нас, но возвращаться внутрь я не планировала. Что им? Они статуи! Есть, пить и спать им не нужно, а пропущенный обед уже давал о себе знать настойчивым чувством голода.

— Тоже мне, великие маги! — негодовал Реддл весь обратный путь.

— Как думаешь, мадам Вилкост во время собраний на них Силенцио накладывает, чтоб они не болтали? — предположила я.

— Скорее уж сразу Петрификус тоталус — брякнул Том, — ну чтоб уж с гарантией...

Дальнейший путь по многочисленным лестницам мы с братом проделали молча.

— Зато теперь я знаю почему в замке нет их портретов, — не выдержала я, спустившись до третьего этажа.

— И почему же?

— Чтоб не позорились, как портрет этой дамы в розовом, у входа в Гриффиндорскую башню, которая вечно поёт — ответила я.

— А ты знала, что эта дама — сестра Годрика? — блеснул познаниями Реддл.

— Теперь знаю. Правильно он сказал — кровь не водица, — на этой веселой ноте мы как раз подошли к Большому залу. И судя по всему как раз вовремя — со стороны входа сюда же направлялась большая группа студентов, вернувшихся из Хогсмида.

Примечания:

Ребятки, я в курсе, что легенду о Короле Артуре относят ко 2 веку н.э. Мерлина и Моргану к 5-6 в. н.э. А Основатели, якобы обитали в 10 веке. Однако, Артур появляется в письменных источниках только в 12 веке, и тогда же в 12 веке основаны были Албания и Португалия. Напомню, что Волдеморт нашел диадему Рэйвенкло в Албании, а имя Салазар — португальское. Соответственно все эти персонажи вполне могли жить (по моим представлениям) веке так в конце 11, начале 12.

Примечания:

Пока не бечено!

С того самого, первого, знакомства с Основателями в Выручай-Комнате, мы с Томом больше туда не ходили, еще долго приходя в себя и пытаясь переварить всю вываленную на нас информацию.

— Что за манера такая была у этих древних магов — все усложнять? — спросила я Тома, сидя за чашкой чая в Аквариуме, и наблюдая краем глаза за играми Аристотеля и Агаты — эта привычная уже атмосфера меня расслабляла и успокаивала. Здесь, кажется, было единственное место во всем Хогвартсе, где я чувствовала себя как дома. И, похоже, что в этом мы с Реддлом были похожи.

— Они усложняли потому, что считали такую стратегию правильной, я думаю, — ответил брат после достаточно долгой паузы.

— А ты бы что сделал, на их месте, если бы опасался захвата замка изнутри? — спросила я, хотя в общем вся эта беседа изначально не имела никакой цели, кроме как простой болтовни и размышлений вслух.

— Не знаю, Том на какое-то время задумался. — Вход в ритуальный зал через клятву о непричинении вреда Школе?

— Ты и правда не хочешь посмотреть что там, в Сердце Хогвартса?

— Хочу... — признался Том, — но и боюсь поддаться на это искушение. Боюсь, что замок воспримет мое проклятие, как угрозу... Да и эти статуи не внушают доверия. Вдруг они не более чем подобие магических портретов. Или вообще чья-то неудачная шутка?

— Когда ты снимешь проклятие, ты бы мог вернуть в замок свой медальон и другие реликвии?

— Зачем? — удивился Том, вылавливая Агату из аквариума и устраивая ее у себя на коленях, под ее тихое радостное шипение.

— Я думаю... Нет, я совершенно уверена, что эти вещи должны быть в замке, что без них он... неправильно функционирует, не в полную силу.

— Откуда такая мысль? — спокойно и как-то даже безучастно спросил брат, продолжая почесывать черепаху на своих коленях.

— Это даже не мысль, — смутилась я, — скорее чувство. Интуиция, наверное, — наконец нашла я нужное слово. — Ты же видел, что каждая статуя имеет след того, что эти предметы ранее были частью композиции?

— Да, я заметил, что ткань, прикрывавшая голову Рэйвенкло, будто бы примята по очертанию обруча, а самого обруча там нет, — размышлял вслух Том, — А руки Хельги сложены так, будто бы должны что-то держать.

— И на груди Слизерина есть небольшая вмятинка от медальона, — добавила я.

— Да, а я на него старался не особо часто смотреть, — усмехнулся Том, — Мне кажется, я его раздражаю.

— Тебе не кажется, — улыбкой на улыбку ответила я.

— Думаю стоит проверить твою гипотезу на практике, как только я избавлюсь от проклятия. — на этой ноте нам пришлось прервать нашу беседу, ибо в недра Аквариума ввалился донельзя радостный и раскрасневшийся Малфой, тут же приземлившийся в ближайшее от входа кресло.

— О, привет, малышня! — поздоровался он, не переставая блаженно улыбаться.

— Я сегодня добрый, — ответил Реддл, — поэтому сделаем вид, что ты этого не говорил, а я этого не слышал, — и по взгляду было понятно, что Том не шутит. Том Реддл очень не любил, когда кто-то напоминал ему о его юном возрасте, будто бы молодость в его глазах была каким-то дефектом.

— Ты чего это такой счастливый, а? — спросила я, Малфоя, пытаясь разрядить начавшую было накаляться атмосферу.

— Она сказала мне "Да!" И послезавтра на Белтейн мы объявим о нашей помолвке!

— Я-то думал, Абраксас, что ты давно уже при невесте, а ты оказывается все это время был завидным женихом? И как это ты, Тиш, такого красавца упустила? — то ли всерьез, то ли в шутку подтрунивал Том, но потом расплылся в улыбке и от души поздравил блондина.

Несмотря на разницу в возрасте — отношения парней можно было назвать дружескими, и я не сомневалась, что Том вполне искренне порадовался за старшего приятеля.

— Твоя невеста Эбигейл Берк, с твоего курса? — уточнила я, — Прости нет привычки следить за чужими отношениями.

— Она-а-а, — мечтательно протянул Абраксас, закидывая ноги на подлокотник кресла и устроившись в нем поперек, как в люльке.

— А свадьба когда? — спросил Том, мало что понимавший в таких вещах и теперь сгоравший от любопытства.

— Это уже наши с Эбби родители будут решать, пригласят астролога, таролога и черт его знает кого там еще обычно приглашают, чтобы дату выбрать, но скорее всего в течение года поженимся, если ничего непредвиденного не случится.

— Ты с ней уже целовался? — не выдержал Том и тут же покраснел...

— Наглеешь, мелочь любопытная, — с показной строгостью ответил Малфой, но потом все же снизошел до ответа — Только один раз и это было божественно, друг мой! — Абраксас снова растекся лужицей по креслу.

— А ты... Ну... Только с ней...? — осторожно, подбирая слова, спросил Том и снова густо покраснел.

— Вот ведь неугомонный ты ребенок, — упрекнул братца Абраксас, ну да кто ж тебе еще о таком расскажет, как не твой староста и без пяти минут выпускник? — Конечно же я и раньше целовался с девушками. С кем-то из любопытства, с кем-то по глупости и не всегда на трезвую голову. И обычно это было вообще никак. Никаких особых эмоций, кроме адреналина, позже не было уже и его. И интереса не было. А с любимой девушкой — совсем все иначе. Эмоций столько, что кажется сейчас разорвет на части. И останавливаться не хочется, и продолжать страшно.

Так что, Реддл, если тебе в первый раз не понравится, — то это еще ничего не значит, кроме того, что видимо это не та девушка, которая тебе нужна, — нравоучительно лекторским тоном продолжал вещать Абраксас. Том, забыв как дышать, ловил каждое его слово, а я постаралась сделать вид, что меня здесь нет, понимая, что беседа эта явно не для моих ушей.

— На самом деле, Том, в первый раз никому не нравится, хотя все и утверждают обратное, чтоб не прослыть дилетантами.

— С чего же тебя сегодня так пробило на откровенность? — удивился Том.

— С того, мелкий, что я уйду после сдачи ЖАБА в июле, а тебе тут еще пять лет учиться. Кто ж тебя еще просветит? Уж верно не Гойл и не сосед твой мутный, Яксли.

— А ты не знаешь, кто будет новым старостой? , — наконец подала голос я, обращая на себя внимание блондина.

— Думаю, что из девочек выберут Розье, а что до парней, то там либо Флинт, либо Гордон, в крайнем случае Харрис, — а тебе какой интерес до старост Слизерина, Тиш?

— Не хочу пересекаться с Блэк чаще обычного, — честно ответила я.

— Кто ж захочет, — согласился аристократ. — По правде сказать ее дома родной отец-то с трудом терпит. Очень уж она своенравная и капризная, даже для нашего круга.

А уж среди старых семей избалованных вниманием и роскошью девиц — полно, поверь мне. Но они обычно умом не блещут и предсказуемы, а Блэк — это такой ящик Пандоры, что не приведи Мерлин... — Прилетит какая-нибудь мерзость и не будешь знать откуда прилетело.

Она меня еще в детстве так приложила, — признался Малфой, — семейным-то, что колдомедики насилу откачали. Две недели в кровати пролежал, думал все, умру, — так плохо было.

А ведь ей тогда было от силы лет восемь-девять.

— Это за что же она тебя так "приголубила"? — полюбопытствовала я, только сейчас заметив, что сиятельный лорд Малфой изрядно пьян, потому и разговорчив сверх всякой меры. И пил он явно не сливочное пиво, или не только его.

— Да я на каком-то светском приеме увидел, что она пирожными увлеклась, ну возьми и ляпни, что ей стоит позвать домовушку и ослабить корсет, тогда больше влезет. Она промолчала, и даже виду не подала, что обиделась, а потом к ночи меня так скрутило, что врагу не пожелаешь.

— Стихийный выброс? — удивился Том, явно пытаясь припомнить свои собственные проделки в этом возрасте.

— Если бы! Эта гадина пролезла в библиотеку, пока взрослые отвлеклись на гостей. Пролезла, быстренько вычитала там что-то, что не требует палочки, и применила это на мне. А когда Поллукс Блэк припер ее к стенке — она сказала, что просто пошутила, скорчив из себя саму невинность. И поверь мне, Том, она не раскаивалась даже тогда, когда ей сказали, что я мог умереть.

— Ее хоть наказали за это? — спросила я не особо надеясь на положительный ответ.

— Наказать-то наказали, только, как водится, не очень строго — она же девочка...

Так что если я тебе говорю не связываться с Блэк, Том, — то лучше бы тебе прислушаться, — закончил свой спич Малфой и, с трудом поднявшись из кресла, нетвердой походкой отчалил в сторону Слизеринской гостиной. То ли спать, то ли продолжить праздновать.

Вскоре, вернув на место Агату, ушел и Том, а я осталась размышлять над услышанным в одиночестве.

* * *

По природной ли прозорливости мадам Вилкост, по личной ли инициативе семейства Малфоев, но майские столбы и костры Белтейна в этом году воздвиглись именно на территории поместья семьи Берк.

И после основной, знакомой нам с Реддлом части обряда плодородия, когда все гости вернулись в Хогвартс, мадам Вилкост и объявившая о помолвке пара — вернулись в поместье Берк на ночь, чтобы завершить ритуал обручения так, как требовали того древние традиции.

Что это были за традиции? — мы догадывались очень и очень смутно.

А потом дни понеслись галопом, знаменуясь то очередной контрольной работой, то экзаменом, в промежутках между которыми мы корпели над учебниками, как проклятые, мечтая о полноценном сне...

Том Реддл снова превзошел самого себя и стал лучшим учеником своего курса, и я одна, наверное, осознавала каких усилий ему это стоило. Другие же его ровесники, и даже некоторые учителя — давно воспринимали отличную учебу Реддла как что-то само собой разумеющееся.

Мои скромные достижения и близко не могли сравняться с успехами брата, но со своей посредственной успеваемостью я давно смирилась. Не в отличных оценках счастье!

Больше всего меня пугал предстоящий экзамен по защите от темных искусств:

В этом году помимо теоретического зачета и практического задания, нам предстояло выстоять хотя бы минуту в дуэльном поединке с самой мадам Вилкост — только тогда экзамен считался сданным.

Те, кто проваливал первую попытку — могли взять в спарринг кого-то из друзей и попытаться продержаться против Бандури хотя бы вдвоем. Итоговая оценка, в этом случае, конечно тоже делилась надвое, но это мало кого волновало.

Том, ко всему прочему, сдал Дамблдору зачеты по окклюменции и легиллименции с первой попытки и на Превосходный балл.

И, по личному ходатайству, через директора Диппета, Миссис Дирли приняла у Тома зачет по оказанию первой помощи и основам колдомедицины. И это был нонсенс, потому как обычно до этого экзамена допускали учеников не ранее, чем они сдадут хотя бы СОВ, т. е. после пятого курса.

Том оказался первым таким уникумом за последние 37 лет, до него нечто подобное смог сделать разве что Гиппократ Сметвик — известный целитель из Госпиталя Св. Мунго.

Особенно меня распирала гордость за успехи Тома в зельеварении:

Мастером-зельеваром ему, конечно, не быть, но учитывая его природную брезгливость и отсутствие таланта к данному предмету — его результаты были поистине выдающимися.

Наверное это была единственная отрасль магического знания, где я уверенно опережала брата, и даже помогала ему готовиться к практической части экзамена, поэтому и гордость моя за его успехи была вполне обоснованной.

Когда экзамены закончились, — уже приближалась Лита. Семикурсников еще ждали ЖАБА, и выпускной бал. А мы уже предвкушали каникулы в компании Аддамса. Том проговорился, что у испанца есть собственный гиппогриф и теперь мне не терпелось на него взглянуть.

Примечания:

Прошу прощения за задержку главы. У Автора форс-мажор в виде развода и визиты Музы пришлось отложить до лучших времен. К тому же начала второй фанфик: Рандеву со смертью... Буду рада, если зацените, а то всего два лайка меня удручают.

Празднование Литы прошло без особых происшествий, чего нельзя сказать про последние перед каникулами выходные:

Абраксас Малфой порхал на крыльях любви и готов был поделиться своим счастьем со всем миром, а потому, сдав успешно итоговые экзамены, он с такой щедростью проставился как перед деканом, так и перед факультетом, что напоить таким количеством алкоголя можно было не только Слизеринцев, а вообще всех обитателей замка, включая преподавателей и домовых эльфов.

Кто первый догадался подлить огневиски в сливочное пиво — история умалчивает...

И еще я в упор не помню кто протащил меня, Ларису и еще нескольких ребят с Хаффлпаффа в гостиную Слизерина (не исключено, что это был сам Малфой). И в то воскресенье мы впервые в жизни с Томом изрядно напились.

Когда буквально все, включая некоторых первокурсников, уже были слегка навеселе — кто-то предложил знаменитую игру "Правда или действие". Играли в основном ребята со 2 по 5 курс разбившись на несколько кучек.

В нашу кучку игроков затесались и Бетти Шоу, и Друэлла Розье вместе с Вальпургой Блэк, Я Том Реддл и еще какая-то смутно знакомая мне девица по имени Кристи.

И все мы довольно быстро поняли, что без устали хохотавшая Блэк в плане выбранных действий уж очень оригинальна.

Потому что она предлагала то проклясть кого-то из учителей, то учинить какой-нибудь беспредел в коридоре. После того, как она в качестве действия предложила Бетти вызвать на дуэль Мадам Вилкост...

Мы все переглянулись и, не сговариваясь, стали выбирать Правду, если очередь доходила до Вальпурги Блэк. И все шло более или менее ровно и даже весело, пока в пару к Вальпурге, по воле жребия, не попал мой дорогой братец.

И Том, разумеется, выбрал правду, как и все до него. Вальпурга перестала смеяться и сощурилась, а ее глаза заблестели нескрываемым торжеством.

— Том Реддл, а есть ли у тебя доказательства того, что ты имеешь отношение к роду Гонт? — спросила она, — А то вдруг ты нам тут байки травишь, а на самом деле обычный магглокровка?

И прежде чем я успела осознать смысл вопроса, Том одним лишь усилием воли заставил медальон Салазара и кольцо Гонтов стать видимыми. Кольцо он даже буквально ткнул в лицо мисс Блэк, так что оно промелькнуло в паре сантиметров от ее носа.

— Ну, что, убедилась? — расплылся в пьяной самодовольной ухмылке Том и игра пошла дальше.

Еще через пару кругов, ситуация поменялась и, к моему великому удивлению, Вальпурга выбрала Действие, а Том предложил ей не много не мало — прокатиться летом по Лондону на маггловском автобусе. Еще удивительнее было то, что мисс Блэк согласилась.

Разумеется, на утро минувшая попойка уже не казалась нам такой прекрасной.

Что удивительно, — самым трезвым и самым невозмутимым с утра был Том, и только мы с его соседом Яксли знали, что это вовсе не благодаря антипохмельному зелью.

Просто к концу вечера Реддлу резко поплохело и пол ночи он провел в мужской уборной. И даже успел уснуть там же, на полу, свернувшись калачиком рядом с унитазом.

Перемещал его, по моей настойчивой просьбе, из сортира в спальню уже Корбан, поклявшийся мне молчать об этом конфузе и не позорить лучшего ученика.

Мы с Ларисой и еще пара "барсуков" той ночью в гостиную Хаффлпаффа не вернулись. Но если другие девчонки почти сразу уснули прямо на диване в Слизеринской гостиной, то мы с Уимс довольно долго еще шептались друг с другом о разном, и прежде чем окончательно уснуть, в объятиях друг друга... И потому пробуждение для нас обеих было весьма неловким. Кто знает сколько слизеринцев успели запечатлеть наши с Ларисой обнимашки?

За уход в самоволку на всю ночь к змейкам мы все успели получить небольшую взбучку от профессора Биннса прямо перед отправкой домой. Баллы он снимать не стал ибо итоги года были уже подведены, но, чую походы в Хогсмид многим участникам загула будущей осенью не светят...

Как бы там ни было, но это лето обещало нам много новых впечатлений и знакомств. Ибо сразу с поезда мы собирались отправиться в гости к Аддамсам. О чем Гомес нам напомнил за пару дней до каникул.

* * *

Уже в Хогвартс-Экспрессе, мы выловили Малфоя, чтобы Том вытряс из Блондинки хоть что-то об этих самых Аддамсах.

Малфой знал о них много, как и обо всех других. Другое дело, что информация эта была для нас практически бесполезной.

Узнать нам удалось, что мать Гомеса — англичанка, из числа старых, но не очень знатных семей. В девичестве Маргарет Этвуд прочили в женихи кого-то из аристократов, то ли Берка, то ли Селвина, но она предпочла им обоим недавнего эмигранта Карлоса Аддамса за которого тайком вышла замуж.

Этвуды не были этому рады, но смирились с выбором дочери, тем более что вскоре Аддамс стал стремительно богатеть благодаря своей харизме, коммерческой жилке, завидному трудолюбию и нескончаемому энтузиазму.

Старая аристократия Аддамса в свой круг принимать не спешила.

Его активное взаимодействие с магглами многих отпугивало, но вести с ним дела было выгодно и вскоре все смирились с чудачествами испанца.

Такое резюме выдал нам Малфой прежде чем слинять в вагон старост.

— Не густо, вздохнула я, пытаясь затолкать Аристотеля назад в увеличенную магией банку с водой, объем которой уже приближался к ведру...

Но ему все равно было там тесно.

Черепаха Тома тем временем мерила шагами сиденье за его спиной. Диаметр ее панциря тоже уже приближался к размерам небольшого блюдца и в карман к Тому она банально не помещалась.

— Ты думаешь это было разумно, брать их с собой на все лето? — наконец не выдержал Том.

— Гомес утверждал, что его матушка будет в восторге от такой экзотики. А в случае чего он обещал, что поможет их разместить до конца каникул...

— Надеюсь, — ответил Том, ловя Агату в сантиметре от края "пропасти" — черепаха всячески норовила катапультироваться с сидения на пол, но вылавливать ее потом под сидениями ни у меня, ни у Реддла желания не было.

На этот раз ни Уимс с Роджерсом, ни другие ребята — к нам в купе не присоединились. Мест в вагонах было предостаточно. Аддамс же появился уже перед самым прибытием в Лондон, чтобы представить нас своим родителям лично.

Чета Аддамсов уже ждала нас на платформе. Полноватый высокий и улыбчивый брюнет — мистер Аддамс — с готовностью подхватил наш багаж.

А миссис Аддамс тут же с восторгом вцепилась в банку с моим спрутом, и все мы гуськом направились в маггловскую часть вокзала Кингс-Кросс.

Миссис Аддамс была уже не молода. Я даже предположила, что лет ей, должно быть, не меньше, чем дяде Фестеру.

Внешне она была типичной ведьмой, будто бы сошедшей со страниц маггловских сказок: с седеющими космами, выдающимся носом и острым взглядом из под кустистых бровей. Для полноты картины не хватало только остроконечной шляпы и бородавки на носу. Тем удивительнее было видеть эту невзрачную ведьму рядом с таким представительным и видным во всех смыслах Аддамсом.

Она была из породы тех дам, что и в юности красотой не блистали, а были скорее серыми мышками. Однако весь этот мрачный и блеклый образ мгновенно рассыпался, стоило миссис Аддамс заговорить.

Веселая, энергичная и не обделенная чувством юмора, она с лихвой компенсировала своим обаянием и харизмой все недостатки внешности.

В отличие от большинства чистокровных магов, Аддамсы до дома предпочитали добираться на личном авто.

Машина их заслуживала особого внимания. Безусловно дорогая, она, тем не менее выглядела столь мрачно и старомодно, что напоминала скорее катафалк, чем личный семейный транспорт.

Правда Гомес позже признался, что их машина и вправду переделанный под заказ катафалк Rolls Royce, 1929 года.

За рулем был сам Мистер Аддамс.

К концу поездки Том шепнул мне, что инструктором по вождению у Аддамса наверняка был водитель Ночного Рыцаря, потому как стиль этого самого вождения был очень похожим. Хотя по цвету лица Реддла и так было понятно какого именно он мнения о данном "стиле"...

Дом Аддамсов располагался где-то на задворках Лондона, и добирались мы до него достаточно долго.

Выйдя из машины я испытала ощущение Дежа вю, потому как дом родителей Гомеса очень уж был внешне похож на тот дом в Пламстеде, где погибли мои родители.

Разве что этот дом был немного больше и выглядел не таким старым.

Единственное, что плохо вписывалось в общий стиль данного сооружения, — так это выкрашенные в розовый цвет наружные стены старого особняка. Поэтому ассоциации у меня возникали самые странные: от Хеллоуин-версии домика Барби до Розового дворца Коралины Джонс*

Но вот мы прошли внутрь, под веселое щебетание миссис Аддамс, пытавшуюся успокоить взбудораженного путешествием спрута, и нам открылась невероятная картина...

Внутри дом Аддамсов скорее напоминал музей, навроде Кунст-Камеры. Странные картины соседствовали с не менее странными чучелами животных.

Средневековое оружие, египетские мумии, африканские маски и индейские пончо — чего здесь только не было!

— Ничего себе! — выдохнул Том, с любопытством озираясь по сторонам.

— Располагайтесь, ребята, Гомес вам все покажет, расскажет и даже пользоваться кое-чем научит, — с неизменной улыбкой прогрохотал Карлос Аддамс, уже облюбовавший кресло в гостиной и закуривший сигару.

Миссис Аддамс тем временем убежала на кухню, чтобы распорядиться насчет обеда, а мы с братом последовали за Гомесом по скрипучей лестнице наверх, где располагались жилые комнаты.

Наши вороны — Мрак и Бьянка уже ждали нас на ближайшем к окну дереве и с радостью разместились в мансарде, где для сов и других пернатых были обустроены посадочные места, кормушки, поилки и все прочее.

Агату и Аристотеля было решено выпустить в небольшой пруд на заднем дворе, а не держать взаперти.

Соседей у Аддамсов не было, вернее они были, но их дома и участки располагались достаточно далеко. Поэтому появление подобной живности в пруду — никаких законов не нарушало и магглам глаза не мозолило.

Питомцы наши от нового водоема были в полном восторге. Хотя Том озвучил некоторые опасения насчет того, что из пруда мы их потом вылавливать будем неделю.

А миссис Аддамс выразила надежду, что эти двое смогут наконец проредить популяцию расплодившихся в пруду лягушек, которые временами сильно мешают спать своим хоровым кваканьем.

Планов на каникулы у Гомеса было выше крыши. Но и от наших идей по поводу возможных развлечений он не отказывался. Так что впереди нас ждало весьма насыщенное лето.

Родители парня оказались людьми прогрессивными и снисходительными.

Поэтому Гомесу разрешалось дома буквально все. А когда он узнал, что у нас с Томом есть безнадзорные палочки, то пришел в такой дикий восторг, что мне стало страшно от его энтузиазма.

Том тоже оживился, поняв что никаких строгих ограничений и контроля со стороны старших Аддамсов не будет. Аддамсы, кажется, вообще не испытывали никаких неудобств из-за того, что вместо одного неугомонного подростка в их доме теперь таких трое.

Мама Гомеса баловала нас всевозможными кулинарными экспериментами в виде печенья, пирогов и кексов, а мистер Аддамс пообещал устроить нам экскурсию в паровозное депо и мастерскую по ремонту подвижных составов.

Поезда были его страстью и о них Карлос Аддамс мог говорить часами.

*Коралина Джонс — героиня мультфильма "Коралина в стране кошмаров" — отсылка к ней не случайна, ибо она полная тезка актрисы, игравшей Мортишу Аддамс в сериале 1964 г. Не удивлюсь, если Нил Гейман вдохновлялся Аддамсами, когда сочинял свою книгу.

Примечания:

Напишите как вы справляетесь с блокировками фикбука? Сильно ли упали у вас просмотры? (вопрос к пишущим Авторам)