Тридцать один оттенок рыжего (джен)

Чарли Уизли нравились ночные дежурства. Ночью заповедник жил своей жизнью, и Чарли как никогда чувствовал себя частичкой этих первозданных джунглей. Драконы по большей части днём спали, а вот ночью вольеры наполнялись рыком, шелестом крыльев и шумом перемещений — грациозностью ящеры не отличались.

Глухая октябрьская ночь дома, в Норе, сейчас была окутана моросью и свинцовой тяжестью хмурых туч, пытавшихся весь день спрятаться от пронизывающего ветра, а с наступлением сумерек осевших на крыше дома и голых кронах яблонь, словно громадные нахохлившиеся воробьи. Здесь же, в крупнейшем в мире драконьем заповеднике у подножия Бихора, в октябре в это время обычно стояло бабье лето.

Чарли вышел из главного корпуса и с наслаждением потянулся. За многие годы работы с драконами он научился слышать заповедник, с точностью определяя, когда глухой рык означает сигнал тревоги, а когда это всего лишь благодушный посыл во вселенную с сообщением о сытном ужине.

Сейчас всё было спокойно, и Чарли отправился на обход территории, скорее, для порядка. Он оседлал метлу и на бреющем полёте неспешно принялся облетать участок за участком. В конце обхода решил остановиться возле румынского длиннорога — убедиться, что с тем всё в порядке. Огромный ящер с тёмно-зелёной чешуей притопал на призывный клич Чарли и тут же принялся тереться об руку золотым рогом. Чарли почесал морду длиннорога: тот сел на задние лапы и ощерил пасть.

— Разве что хвостом не виляет! — раздался за спиной весёлый голос.

Чарли обернулся. К нему подошёл Харви Риджбит, правнук и полный тёзка создателя румынского заповедника. Харви работал ветеринаром.

— Привет, Харви, — поздоровался Чарли.

— Здорово, Чарли! — ответил Харви и с удовольствием пожал протянутую руку. — Дежуришь?

— Да, подменил Брайана. У него вся семья слегла с вирусом.

— Осень… — развёл руками в стороны Харви. — Сезон простуд, чтоб его.

Они направились вместе к главному корпусу, по пути делясь размышлениями о том, как сделать так, чтобы на заповедник в октябре не нападала каждый год одна и та же напасть. Маггловские вирусы, неизбежно цепляющиеся к драконологам в осенний период, причудливым образом смешивались с магическими, и вся эта гремучая смесь была весьма неприятной штукой. Особенно для драконов. Вот и недавно они чудом спасли длиннорога — Чарли и ребята не отходили от него ни на минуту и нянчились, как с младенцем. Ни один драконолог не мог приступить к работе, не сделав сто и одну прививку, и всё же вирусы проскакивали, ведь для них не существовало вольеров.

— А ты почему не дома? — спохватился Чарли, когда они уже почти дошли до здания администрации, и с тревогой добавил: — Снова заболел кто?

— Нет, — успокоил Харви. — Ходил к воротам к камерам портального перемещения. Опять прислали партию контрабандных яиц Перуанского змеезуба.

И Харви указал на кожаный саквояж в своей руке, похожий на ящик для игры в квиддич.

Чарли понимал, почему погрустнел Харви. Сколько бы заповедников ни создавалось от Бразилии до Китая, контрабандисты делали всё для того, чтобы некоторые виды драконов оказались под угрозой исчезновения. Истолчённые в порошок рога, сердечные жилы и шкуры хорошо продавались на подпольных рынках, поэтому чёрные охотники не гнушались нарушить никакие нормы морали и права.

Перуанский змееезуб был самым быстрым драконом из всех, он мог дать отпор, пуская в ход ядовитые клыки. Однако охотников это не останавливало. Как раз яд ценился на подпольном рынке чуть ли не так же, как кровь единорога.

Были времена, когда популяция Перуанских змеезубов вызывала опасения своей многочисленностью, уж больно быстро они размножались. Существовали даже отряды по отлову и регулированию вида. Но после того, как прадед Харви первым смог приручить змеезуба, ситуация изменилась. Оказалось, с ним тоже можно было договориться, как и с любым драконом.

— Кладка живая? — с тревогой спросил Чарли.

— Да, — кивнул Харви. — Думаю, надо написать Рольфу, сдаётся мне, он у себя выращивал змееузубов. Хочу уточнить некоторые моменты, чтобы не навредить малышам. Если они ещё появятся на свет.

— Рольфу Скамандеру? — уточнил Чарли, беря метлу под мышку и пропуская Харви с ящиком вперёд.

— Ну да, — отозвался Харви, увлекая Чарли по коридору в галерею, ведущую в совятню. — Рольф сейчас дома, но буквально завтра отправляется в экспедицию в Северное море. Надо успеть до его отправления, а то потом сова будет его долго искать.

— Рольф в Оттери-Сент-Кэчпоул? — с теплом спросил Чарли.

— Ну где там дом его тестя? — остановился Харви.

— Слушай, дай я своим тоже черкну пару строчек, а? — попросил Чарли. — Всё некогда и некогда. Всё равно сове в ту сторону лететь.

Харви с пониманием кивнул. Они с Чарли дошли до верхнего этажа по винтовой лестнице, где на жёрдочках сидели почтовые совы всех мастей. Совы заповедника отличались быстротой доставки корреспонденции и отличным умением безошибочно находить адресата, поэтому можно было смело предположить, что уже к утру один пергамент упадёт в окошко Норы, а второй залетит на третий этаж дома-ладьи Лавгуд.

Харви поставил чемодан перед собой на столик, использовав его вместо подставки, Чарли сел за другой. Некоторое время раздавались скрип перьев да негромкое уханье сов.

Харви спрашивал у Рольфа, чем именно лучше выкармливать детёнышей змеезуба, к какой драконихе лучше подложить яйца, учитывая, что температура воздуха ночью всё же существенно отличается от дневной.

«Здравствуйте, мама и папа, — писал Чарли. — Вот выдалась минутка, и я решил черкнуть вам пару строк. Как ваше здоровье? Постараюсь приехать на твой день рождения, ма, но не обещаю. У нас прямо настоящая эпидемия, половина драконологов болеет».

— Чёрт, забыл, сколько там яиц, — отвлёк Харви Чарли от письма. — Девять или десять?

Он открыл ящик с уютными гнёздышками внутри — четыре ряда по три. Верхний ряд и средние были заполнены, нижний пустовал.

— Ага, всё же девять, — пробормотал Харви и отодвинул ящик на край стола, чтобы продолжить писать письмо уже на поверхности.

— «Октябрьские ночи здесь совсем не похожи на наши, — писал Чарли. — Вы не поверите, но я скучаю по моросящему дождю, нашему саду и листопаду. Помнишь, ма, как я перед Хэллоуином отправился на поиски дракона, встретил летучую мышь, испугался и вернулся обратно? Сколько мне тогда было? Билл утверждает, что года четыре».

— Смотри-ка, тут в пустых ячейках скорлупки, — опять подал голос Харви, заглянувший в ящик. — Наверное, яйца передавили и выкинули, чтобы не тухли. Вот же засранцы!

— «За меня не волнуйтесь, со мной всё в порядке, — продолжил Чарли и почесал свежий ожог на правом предплечье — привет от Китайского огненного шара, которого ночные понижения температуры нервировали. — Как там Одри? Перси писал мне, что вроде дела её пошли на поправку. Надеюсь, Люси и Молли не скучают. Им отдельный привет!»

— Ты вроде говорил, у тебя там дома племянницы сейчас гостят? — словно прочитал мысли Чарли Харви. — На вот, положи в письмо пару скорлупок. Девчонки любят всякие блестяшки. А я Рольфу положу, чтобы убедиться, что это точно змеезуб. Уж больно цвет скорлупы необычный. В темноте так не было заметно.

Он протянул Чарли две крупные скорлупки. Чарли поднял одну на свет. Сквозь медный перламутр просвечивали фиолетовые прожилки.

Они дописали свои письма, привязали их к лапке большой сипухи с белой грудкой и отправили письмоносца в ночь.

Затем спустились вниз, выпили вместе по чашке крепкого чая. Харви отправился устраивать яйца пока в инкубатор, а Чарли — обойти ещё раз территорию.

Спохватился, что оставил метлу в совятне, но возвращаться было лень, благо у двери главного корпуса всегда стоял десяток «Комет» и «Чистомётов».

Всё было спокойно, драконы чувствовали себя превосходно. Октябрьская ночь не таила в себе мистики или зловещего умысла, а благодушно дремала от самого заповедника до слияния Большого и Малого Арьяша, первым узнающим о новом дне.

В совятню за метлой Чарли наведался только вечером следующего дня, ближе к закату. Ещё не дойдя до верхней площадки пары пролётов, он почувствовал, что что-то случилось. Оставшееся расстояние преодолел бегом, перепрыгивая через три ступени.

Совы нервничали, громко ухали, били крыльями и вообще выглядели растрёпанными и крайне взволнованными. Большая часть насестов скрывалась в тени, но центральная жёрдочка хорошо освещалась сейчас лучами заходящего солнца.

На ней сидела одна-единственная белогрудая сипуха зеленовато-фиолетового цвета.