Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Стоило Гарри переступить порог, как дверная створка тяжело захлопнулась за его спиной, лязгнув, будто сработавшая пружина капкана. Воцарилась кромешная темнота. Гарри окутал тяжёлый, спёртый дух заброшенного жилища — пахло плесенью, сырой затхлостью, старыми тряпками и слежавшейся пылью. Он нервно шепнул: «люмос!», и взмахнул волшебной палочкой.

Если приютская каморка Тома неприятно напоминала гроб, то сейчас перед ним был полноценный склеп. Казалось, где-то в доме притаились и покойники. Первое слово, которое приходило на ум при виде здешнего интерьера, было «траурный». Второе — «грязный».

Холл, выложенный плиткой цвета сажи и оклеенный тёмно-серыми полосатыми обоями, оказался не так уж и велик — в нём едва помещались одёжная вешалка да громоздкая, странной формы подставка для зонтов и тростей. По левую руку виднелись массивные двустворчатые двери; сразу за ними начиналась лестница, круто уходящая вверх и заканчивающаяся резной галереей, с которой, видимо, можно было попасть на второй этаж[47]. В углу под лестницей притулился небольшой столик с подносом для писем. Два коридора — один прямо, другой направо — уводили из холла, в простенке между ними висели бархатные портьеры, явственно траченные молью; они, должно быть, скрывали за собой ещё один дверной проём. С высоченного потолка свисала на цепи люстра, обмотанная целой вуалью паутины. На стенах Гарри заметил странные металлические штуковины, которые сначала не смог опознать — и только когда в них неожиданно вспыхнуло желтоватое пламя, напоминавшее своей формой раздвоенный рыбий хвост, он с изумлением понял, что это газовые рожки.

При их свете люмос стал не нужен, и Гарри погасил его, но убирать палочку не торопился — она, словно заряженный пистолет в руке, придавала ему уверенности и чувства безопасности. Сбоку бесшумно, точно призрак, возник Том — он не последовал за Гарри через дверь, а появился рядом уже на месте, как было при перемещении камином, только на этот раз с небольшой задержкой, будто что-то мешало ему — магия ли дома, или нечто иное — об этом Гарри не успел спросить.

Те самые портьеры в простенке справа вдруг сами собой раздёрнулись — и Гарри оглушил пронзительный вопль, громкостью напоминавший рёв клаксона, а приятностью тембра — скрежет гвоздя по стеклу:

— Грязнокровка! Поганое отребье! Как смеешь ты осквернять…

— Силенцио, — произнёс Том, и Гарри смутно удивился, как легко удавалось различить его негромкий и размеренный голос на фоне истеричного визга.

В резко наступившей тишине Гарри перевёл дух и только тогда заметил нечто, сперва показавшееся ему окном. Секунду спустя он понял, что то был ростовой портрет в натуральную величину — самый реалистичный и заодно самый жуткий портрет, какой только можно себе вообразить (не то чтобы Гарри в своей жизни видел их много, но этот явно выделялся бы среди прочих хотя бы способностью голосить как сирена), и именно его-то и скрывали прежде ветхие бархатные тряпки.

— Мерлин, — промямлил он. — Том, что это?

— А, — отвечал Том почти весело, — что-то новенькое, при мне такого не было. Познакомься, Гарри — перед тобою магический портрет. Видишь ли, в волшебном мире принято зачаровывать холсты так, что все нарисованные на них люди ведут себя подобно живым.

Он спрятал палочку, прошёл вперёд и с интересом стал разглядывать онемевшую картину. С полотна на Гарри возмущённо взирала, потрясая сухоньким кулачком и безмолвно шевеля губами, пожилая женщина во вдовьем чепце. Тяжеловатый, почти квадратный подбородок с упрямой ямочкой и низко сидящие брови над чересчур светлыми глазами отнюдь не делали её красавицей, да и желтушный цвет кожи, невыгодно оттенённый лиловым платьем, привлекательности бабуле не добавлял. Склонив голову набок и засунув руки в карманы, Том продолжил тоном заправского гида:

— Они способны двигаться, разговаривать и даже перемещаться из картины в картину. А для пущей достоверности в процессе написания в портрет вкладывается слепок личности изображённого человека.

Последние слова прозвучали на диво знакомо. Гарри встрепенулся.

— «Слепок личности»? Прямо как…

— Да, — Том мрачно улыбнулся, — прямо как и я, только, разумеется, намного примитивнее.

Старуха неожиданно прекратила бесноваться, замерла, а затем вдруг каким-то беспомощным, почти детским жестом вскинула сложенные ладони ко рту, точно готовясь расплакаться. Её глаза метнулись на Тома, прикипев к его лицу — казалось, она заметила его лишь сейчас и никак не может поверить тому, что видит.

— Так это… сигнализация такая? — Гарри потёр лоб.

Том пожал плечами.

— Вероятно. Этот конкретный непомерно голосист, но обычно они ведут себя довольно смирно, разве что посплетничать между собой горазды. В «Хогвартсе» их полно. Кстати, имей в виду, что многие портреты при случае охотно наушничают преподавателям, поэтому не забывай поглядывать на стены и не попадайся.

— Понял. «Не попадайся»! — Гарри покивал, повторяя за Томом слизеринский девиз. Пробелы в собственных познаниях о волшебном мире удручали его — им не предвиделось конца, и Гарри понятия не имел, где и когда его подстерегает следующий.

Том завертел головой.

— Нам сюда, — он легко взбежал по лестнице. — Вторую ступеньку снизу пропусти — раньше она кусалась. И осторожнее — эти часы не любят незнакомцев, дай-ка я их приструню сначала.

Гарри аккуратно, как и было велено, последовал за Томом.

Весь дом напоминал какой-то полигон или полосу препятствий, сооружённую отчаянно скучавшим психом. В оконных гардинах что-то неприятно жужжало, в серванте клацало, наводя на мысли о вставных челюстях, за плинтусами раздавался звук перебегающих когтистых ножек (Гарри моментально вспомнился Сундук, оставленный в «Дырявом Котле» со строгим наказом сидеть смирно и не баловаться). Вдоль лестницы, будто охотничьи трофеи, висели заботливо обрамлённые в медальоны мумифицированные головы каких-то мелких гуманоидов с длинными рыльцами и большими треугольными ушами («домовые эльфы», — отрекомендовал их Том мимоходом, не вдаваясь в объяснения о столь экзотичном способе последнего упокоения). В целом, жилище идеально подходило для семейки со славой абсолютно поехавших тёмных колдунов. Однако самозваный Фомальгаут Блэк, как выяснилось, мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности.

Гарри то и дело слышал окрики «замри», «отойди», «не трогай» — казалось, в голове у Тома существует карта всех сокрытых здесь ловушек и сюрпризов; он ориентировался в них с уверенной лёгкостью человека, знающего каждую трещинку на обоях, хоть и не прекращал попутно жаловаться, что всё попереставили местами и поменяли.

Том вёл Гарри по комнатам как лоцман по давно знакомому фарватеру — гостиная, большая спальня, две поменьше, три ещё поменьше, чердак, забитый рухлядью, невероятно старомодный туалет (Гарри не упустил возможности проверить его исправность — магия работала, как надо), роскошный храм для омовений, который язык не поворачивался назвать просто ванной, пустая гардеробная («тут боггарт», — цокнул языком Том, кивая на дрожащий шкаф), — они прошлись по всем этажам снизу доверху, и сверху — снова вниз, покуда не вернулись вновь на первый, где была столовая — именно в неё вели те двустворчатые двери, располагавшиеся почти у входа. Портрет старухи продолжал таращиться, нервически заламывая руки, но попыток оглушить она больше не предпринимала — то ли сигнализация была одноразовой и выдохлась сама по себе, то ли ещё действовало заклинание молчания. Том протащил Гарри мимо неё и свернул в один из коридоров — тот, что покороче.

— А вот и самое интересное, — бодро объявил он. — Посмотрим, подойдёт ли прежний пароль.

— Пароль?.. — Гарри снова потёр лоб. От плотной, как военная рекогносцировка, экскурсии у него шла кругом голова. — Как так получилось, что ты тут всё как свои пять пальцев знаешь? Это словно твой дом, а не Блэков.

Том одарил его широкой снисходительной усмешкой.

— Я тут жил. Гостил у Ориона на каникулах, один раз три недели, а другой — почти четыре, — он скрестил руки на груди, постукивая себя пальцами по локтю. — Милейший наш директор Диппет, да будет тебе известно, напрочь игнорировал тот факт, что в разгаре жесточайшая война. Магглорождённых и меня всё так же отправляли летом по домам — в моём случае в приют — и кто уж выжил там под бомбами Люфтваффе, тот и выжил. Иным не повезло. Но это история для другого раза.

Он кивнул на новые двустворчатые двери, ещё массивнее и вычурнее предыдущих. Резьба на тёмном дереве складывалась в узор, в котором можно было угадать рогатых змей, запутавшихся в ветвях цветущего кустарника.

— Скажи: «toujours pur»[48], — Гарри, благодаря «Природной знати», опознал фамильный Блэковский девиз.

— Toujours pur, — послушно повторил он, но створки остались недвижимы. На них, как только теперь заметил Гарри, как и на входной двери, не было видно ни замка, ни ручки.

— Что ж, миновал немалый срок, неудивительно, что пароль сменили, — разочарованно нахмурился Том, и велел:

— Попробуй вызвать домового эльфа. Как её… Нэнни. Ну? Скажи.

— Нэнни? — неуверенно окликнул Гарри. Ответом была тишина.

— Хм. Верно, она уже была стара, — Том задумчиво потёр нижнюю губу. — Как насчёт… Кричер.

— Кричер! — на этот раз за восклицанием Гарри последовал негромкий хлопок.

Появившееся перед ними низкорослое, почти обнажённое создание выглядело под стать запущенному, тихо разрушающемуся дому. Лысый, сгорбленный, с повисшими ушами и красными слезящимися глазами, с лишаистыми пятнами на коже, весь какой-то больной и скособоченный на вид, Кричер с первого же взгляда вызвал у Гарри нестерпимое желание отвезти его поскорее в ветклинику и усыпить, чтобы не мучился. Домовик потёр сморщенные лапки и, покачиваясь, забормотал — точно лягушка заквакала, тихо и лишь наполовину разборчиво:

— Дом моей госпожи опоганили, ох, бедная моя хозяюшка, если бы она знала, если бы она только знала — что бы она сказала старому Кричеру… — несмотря на жалобные слова, тон его был сердитым, почти угрожающим. — Стоит и пялится, отродье грязной крови, Кричер не знает, как его зовут. Что он здесь делает? Кричер не знает…

— Эм… — Гарри беспомощно оглянулся на Тома. Неужто для домового эльфа подобное поведение нормально? Как-то он представлял их себе… более удобными в эксплуатации.

— С ним что-то серьёзно не в порядке, — ответил на его невысказанный вопрос Том. — Полагаю, выжил из ума от одиночества и старости. Представься.

Гарри прочистил горло и развернулся к домовику. Тот, казалось, пребывает в какой-то своей реальности — увы, похоже, Том был совершенно прав.

— Ох, стыд какой… Бедный старый Кричер, что он может сделать…

— Меня зовут Гарри Джеймс Поттер, Кричер, — вклинился Гарри в этот непрерывный монолог. — Я… родственник твоего хозяина, вот.

— Неужто правда? — забормотал эльф ещё беспокойнее, чем прежде. — Неужто это Гарри Поттер? Кричер видит шрам — значит, это правда, это мальчик, который остановил Тёмного Лорда… Кричер удивляется, как он это сделал…

— Да чтоб я знал! Я тоже удивляюсь, как я это сделал! — разозлился Гарри. Ещё от домовика не хватало выслушивать про свой «подвиг», право слово!

— Довольно! — оборвал обоих Том. В его руке уже была палочка — Гарри и не заметил, когда тот её достал. — Сейчас я покажусь ему, а ты вели смотреть мне в глаза.

Но приказать Гарри ничего не успел. Мгновением спустя Кричер бухнулся на колени и начал истово подметать болтающимися ушами пол.

— Хозяюшка! — возопил он. — Хозяюшка не дожила до своего счастья! Ох, как бы она радовалась, моя бедная госпожа… Старый Кричер так рад… хозяюшка была бы так счастлива…

— А, — проронил Том, и немного жестокая улыбка изогнула углы его рта, — кажется, я в этом доме пользуюсь авторитетом. Хозяюшку зовут Вальбурга?

Кричер, не прекращая кланяться, как заведённый, подтвердил. Том улыбнулся жёстче.

— Напомни-ка, — обратился он к Гарри, — за что там Сириуса отправили на пожизненное в Азкабан?

— Разорвал на мелкие клочки некоего Петтигрю, и в придачу ещё дюжину магглов, — отчитался Гарри, — причём устроил эту мясорубку прямо посреди людной улицы, а при задержании радостно смеялся и кричал: «я виноват!» — он хмыкнул и уже от себя добавил:

— Мне кажется, он был под чем-то… я имею в виду — глубоко нетрезв. Думаешь, он того тебя поклонник?

— Немного через край — но мы ведь говорил о Блэке, — как-то даже смиренно вздохнул Том. — Да и многие другие помчались творить глупости немедленно после моей смерти.

Гарри его манера говорить «я» о Волдеморте изрядно бесила и запутывала. Он тоже вздохнул:

— Так, ладно, что мне делать-то? Скомандовать смотреть в глаза?

— Уже нет никакой нужды. Думаю, он теперь сделается послушнее, — Том снова улыбнулся. — Но вот адекватнее — вряд ли. Кричер, ты знаешь пароль к библиотеке?

— Кричер не знает… Кричер плохой… — заныл домовик. — Кричер советует спросить портрет хозяюшки… бедная моя хозяюшка, её косы побелели от горя, ох, как она страдала, моя несчастная госпожа, как жаль, что она не дожила…

— Умолкни, — велел Том брезгливо, — и отведи меня к портрету.

К их общему с Гарри удивлению, они вернулись в холл.

— Это? — переспросил Том странным сдавленным голосом, глядя на желтушную бабку в чепце. Кричер забормотал что-то утвердительное.

— Мой лорд, — шепнула старуха, опускаясь в старомодном книксене. В её глазах блеснули слёзы. На лице Тома отразился легчайший, едва заметный проблеск ужаса, быстро скрывшийся за холодной отчуждённой маской.

— Бурга, — произнёс он равнодушно. — Пароль от библиотеки, будь добра.

— Je vis dans l'espoir,[49] — слегка дрожащим голосом ответила та. — Мой лорд, я сразу вас узнала… но как это возможно?

Том не снизошёл до ответа — он просто развернулся и направился назад к библиотеке, даже не оглянувшись проверить, идёт ли Гарри за ним. И Гарри действительно пошёл — хотя бы для того, чтобы сказать:

— Мне, кстати, тоже показалось, что она тебя узнала. Может, не прямо сразу, но когда ты её заставил замолчать — она так пялилась, чуть глаза не выпали!

Том поморщился:

— Впусти меня, словоохотливое дитя.

— Je vis dans l'espoir, — старательно выговорил Гарри, надеясь, что не перепутал незнакомые слова. Резная дверь бесшумно распахнулась.

— То, о чем ты болтаешь, невозможно, — бросил Том на ходу, направляясь вглубь довольно большой комнаты, до потолка заставленной невероятно пыльными томами. Газовые рожки услужливо вспыхнули в простенках, а Кричер поскакал раздёргивать шторы на окнах. Гарри неожиданно для себя звонко чихнул и Том, казалось впервые обративший внимание на грязь вокруг, взмахнул палочкой:

— Эванеско! Кричер, здесь всё почистить, живо.

— Почему невозможно? — спросил Гарри, осторожно присаживаясь на стоявший посреди комнаты диван.

Напротив дивана был резной прямоугольный столик и ещё два кресла. Пол устилал узорчатый восточный ковёр с бахромой по краям. Кричер, продолжая о чём-то болтать сам с собой — звучало в точности как бурчание в животе — принялся щёлкать пальцами; выглядело это бестолково, но подействовало почти сразу — слой пыли и паутины, устилавший всё вокруг, на глазах начал таять.

— Я становлюсь видимым лишь тогда, когда сам того желаю, — рассеянно отвечал Том, пробежавшись пальцами по корешкам на полке, к которой так целеустремлённо подошёл, — и для кого сам желаю, — он вытащил какую-то книгу, потом ещё одну, потом ещё.

Гарри немного подумал.

— А… на портреты это точно распространяется? — ему надоело следить за Кричером, он встал и тоже решил чем-нибудь поживиться в этом чудесном месте. — Я имею в виду, раз вы созданы — только не обижайся — при помощи похожей магии?

Том замер на секунду и неопределённо хмыкнул.

— В таком разрезе я не изучал этот вопрос, — наконец ответил он, что в переводе с Томовского на общечеловеческий, несомненно, означало: «вероятно, ты прав». Гарри радостно ухмыльнулся. «Исследование возможности обратить вспять физические и метафизические последствия естественной смерти, в частности, реинтеграцию сущности и материи» — гласил по-старинному витиеватый заголовок на выбранном им наугад фолианте. Библиотека Блэков, как уже начал понимать Гарри, не просто так закрывалась на пароль.

— Кричер, — спросил он деловито, — а в доме работает камин? Мне бы забрать с постоялого двора кое-какие вещи.

Камин в итоге не понадобился. Оказалось, что во власти домовика переместиться практически куда угодно и забрать или принести вещи своего волшебника. Более того, эльфы могли аппарировать с собой и людей — но Гарри покуда поостерёгся пользоваться такой возможностью, хоть и взял её на заметку.

Выбрав в качестве спальни комнату почти под самой крышей — безо всяких особенных причин, тем более подниматься и спускаться каждый раз на пятый этаж было не слишком-то удобно, но просто ему нравился вид из окна, а ещё эта комната не находилась под лестницей ни в одном из возможных смыслов, — Гарри приказал Кричеру привести её в порядок — или хотя бы в относительно чистое состояние, если иное недостижимо. Он не хотел браться за тряпку сам, памятуя клятвенное обещание, данное себе же самому в доме на Прайвит-драйв: не прикасаться более руками к тряпке или губке — а чистящее заклятие покуда Гарри не давалось. В процессе уборки Кричер, правда, то и дело шмыгал на чердак, распихивая по углам вещи бывшего владельца спальни, но Гарри совершенно ему не препятствовал — он понимал, как тяжело должно быть старому домовику смириться с наступившими в его жизни переменами. Кричер, хоть и выжил из ума даже по самым снисходительным меркам, любил и помнил рано умершего второго сына их семьи.

Регулуса. Ибо в прошлом это была именно его спальня.

Меньшая из двух, находившихся на верхнем этаже, грязная и обветшалая, она всё-таки наводила на мысли о былом великолепии. Оформленная во всех возможных оттенках зелени и серебра, с висящими над изголовьем кровати родовыми гербом и девизом, она была настолько же подчёркнуто слизеринской, насколько спальня по другую сторону лестничной площадки — гриффиндорской (Гарри гадал, кто мог спать в той спальне; по всему выходило, что Сириус, и это было… просто странно). Коллаж из пожелтевших газетных вырезок (все — о Волдеморте) только доказывал лишний раз то, что и так было, в общем-то, понятно: вся подчистую вымершая семейка была нешуточно повёрнута на идеях Тома (ещё другого Тома, более старшего — проклятье, Томы размножались на глазах, и никакая бритва Оккама не помогала укротить это засилье).

Дождавшись, пока на чердаке исчезнет последнее свидетельство былых времён — табличка «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка» — Гарри слез с широкого подоконника, где коротал время за листанием «Природной знати», и подозвал Сундук. В отличие от «Дырявого Котла» здесь имелся шкаф — паб мог побаловать лишь вколоченными в стену кованными гвоздями — и, лучше того, здесь имелся также домовик, который сможет, наконец, решить насущную проблему стирки — чистящие чары, наложенные на сундук, обладали всё же не бесконечными возможностями. Устроив Сундуку лежанку около окна — смотрелся он, конечно, в комнате как родненький — Гарри удовлетворённо вздохнул и, чуть ли не насвистывая, направился назад в библиотеку.

Тот август, что Гарри прожил в особняке Блэков перед отъездом в Хогвартс, нельзя было назвать иначе, как весёлым. На самом деле Гарри присудил бы ему звание одного из лучших месяцев в своей жизни — во всяком случае среди тех, что он мог бы вспомнить — совсем раннее детство не считалось.

Большую часть времени они с Томом проводили в библиотеке. Вычищенная стараниями Кричера уже к концу первого дня, она, несмотря на общую мрачность интерьера, сделалась даже уютной — конечно, в своём особом, несколько зловещем, стиле, который лишь слегка разрушался от присутствия кучи подушек, чайного подноса и корзинки с выпечкой — тминный кекс удавался Кричеру просто образцово, даже тётка Петунья не сумела бы придраться.

Том всерьёз сосредоточился на изучении некромантии — похоже, он не пошутил насчёт «не поздно наверстать» — отвлекаясь лишь на время от времени подворачивавшиеся попутно методы возродить кого-то, кто давно расстался с жизнью. Гарри, в меру сил, старался помогать — правда, его сосредоточенности не хватало так надолго: слишком уж много всякого другого интересного было вокруг. Ну как можно устоять перед книгой с чудесным заголовком «Слабоумные магглы», спрашивается? А перед «Сумасбродной магией для чокнутых чернокнижников»? Вот именно. Но всё же он старался не распыляться слишком сильно. Периодически они делились между собой результатами своих изысканий.

— Философский камень… нет, это отличный вариант, но воссоздать его без шансов — кажется, успех Фламеля был таки случайным. Или дело в неких невоспроизводимых факторах — наподобие уникального положения небесных светил…

— Или он неправильно вспомнил набор и последовательность ингредиентов. Небрежность в ведении лабораторного журнала никого ещё не доводила до добра.

— Или просто он чихнул в котёл, а признаваться стыдно. Или что-то уронил туда, как Флеминг, когда пенициллин открыл. Стой, какой ещё алхимик? Ты не знаешь Флеминга?!

— …из живого единорога? Звучит полностью отвратительно.

— И к тому же сулит несводимое проклятие, от которого ты, ну, всё равно гарантированно умрёшь.

— Я не понимаю, в чём тут смысл.

— Я тоже.

— И, э, а что будет с личностью носителя? Она же никуда не денется?

— Её придётся контролировать, да.

— Мне кажется, это вариант на самой крайний случай.

— Я уже упомянул, что тело начнёт разлагаться сразу после вселения?

— На самый-самый-самый крайний случай!

— Плоть слуги, отданная добровольно… хм-м-м.

— Даже не и не думай, ясно? И вообще дай посмотреть. Так. Кровь врага… ну, с этим проблемы, думаю, не будет… кость отца…

— С этим тоже.

— А что такое «гомункул»? Это же что-то из алхимии?

— А вот с этим — будут. И весьма существенные проблемы. Видишь ли… Переверни страницу.

— Фу!

— Да. Я не тщеславный человек, но — фу.

— Может быть, всё-таки ограбить Фламеля?

— «Ограбить» — такое вызывающее слово… Я бы предпочёл — «правильно мотивировать».

— То есть у тебя есть какие-то идеи, как его вообще найти?

— Я над этим работаю.

— Вот и у меня нет. Жалко…

Однако «большую часть времени» не означало «всё время». Периодически Гарри требовалось есть — и что-то посущественнее чая, а сразу после еды было тяжеловато сосредоточиться на чтении. К тому же Кричеру оказалось не под силу полностью привести дом в порядок в одиночку. Нытьё: «Кричер старенький… Кричеру тяжело…» обычно служило сигналом, чтобы и Том присоединился к веселью — хотя бы в роли ехидствующего комментатора.

Гарри упорно воевал с докси — мелкими крылатыми тварями, похожими на плод противоестественной любви кусачей мухи и диснеевской феечки, — это они так противно жужжали в гардинах, и именно они, как выяснилось, грызли любую попавшуюся на зуб ткань, а вовсе не моль. Сражение выдалось затяжным и кровопролитным — породистые экземпляры, откормившиеся на тяжёлых вышитых гобеленах, роем вылетали из складок, норовя тяпнуть за палец, и виртуозно уворачивались от вонючих струй доксицида — но Гарри планомерно теснил их этаж за этажом, пока, наконец, не одержал полную победу.

Избавиться пришлось и от пауков — по крайней мере в буфете столовой. Пауков Гарри любил, но Том объявил их присутствие негигиеничным; в результате достигнутого компромисса пауки были выселены на чердак, где вскорости им компанию составила и Хоул — торжественно выпущенная из клетки крыса напрочь отказалась куда-либо уходить, поэтому пришлось оставить её на прежнем довольствии, предоставив возможность свободно разгуливать по дому; чердак Хоул выбрала сама и квартировала там с полным удобством, потихоньку подъедая пауков, как подозревал Гарри — но, впрочем, с поличным ни разу на этом не попалась.

Больше всего веселья — но и хлопот — доставил боггарт. Согласно объяснению Тома, тот представлял собою привидение, в целях питания и защиты принимающее форму того, чего больше всего на свете боится человек, к нему приблизившийся. Специально для изгнания этакой пакости существовали чары, долженствующие превратить страшное в смешное: необходимо было хорошенько визуализировать свой страх в наиболее комичном виде и одновременно произнести: «ридикулус», делая палочкой двойной круговой жест. Гарри всерьёз заинтересовал вопрос — на что похож боггарт, когда его никто не видит, и некоторое время они с Томом посвятили любопытной дилемме наблюдателя, в результате чего Гарри обогатился общим пониманием дзен-буддийских коэнов[50], а Том — поверхностным знанием о состоянии суперпозиции[51]. Вслед за тем настало время для практики.

Том, вынеся урок из предыдущего опыта, наотрез отказался сообщать — на каком именно курсе разучивают в «Хогвартсе» это заклинание (Гарри только знал, что не на первом — он листал учебник). Его уклончивые речи свелись к тому, что-де программа ради облегчения для неучей сильно упрощена. Вдобавок — Гарри скрежетнул зубами и предчувствия его не обманули — наследник Салазара должен бы стыдиться здесь не преуспеть. Собрав всё своё мужество, наследник выдвинулся на сражение с воплощённым страхом.

Боггарт засел в высоком платяном шкафу, стоявшем в сиротливо пустовавшей гардеробной. Когда-то эту комнату использовала Вальбурга — её спальня, трепетно хранимое Кричером святилище покойной, находилась рядышком, на той же лестничной площадке, украшенной двумя портретами вычурно одетых леди (одну звали Араминта, а другая вообще не говорила по-английски) и давно засохшим древовидным фикусом в горшке. Фикус Том всё грозился оживить, поэтому его до сих пор не выкинули. В остальном же нельзя было не отметить, что по сравнению с первым посещением гардеробной в ней стало намного — прямо-таки намного — чище. Газовый рожок приветливо горел. Шкаф трясся, погромыхивая дверцей. Гарри крепче стиснул палочку. Он сделал шаг, и…

Любые мысли, все предварительные заготовки, формула заклятья — всё вылетело у него из головы.

Это не могло, просто не умело быть смешным. Никогда, ни при каких обстоятельствах.

Гарри, не сдержавший вскрика, отвернулся. Выглянул в дверной проём, нашёл глазами Тома. Зрелище немного помогло. Но посмотреть назад, туда, стоило громадных усилий. Медленно, ломая себя через колено, рывками, он заставил свой взгляд снова упасть на…

Мёртвого Тома Риддла, лежащего на полу перед шкафом, изуродованного, с развороченной головой, но всё же узнаваемого достаточно, чтобы нельзя было ошибиться. Тело казалось невероятно настоящим. Даже кровь пахла как кровь. Гарри затошнило.

— Боюсь, — промолвил он, после каждого слога проглатывая набегающую горькую слюну, — у меня проблемы с визуализацией. Как-то не могу ничего придумать.

— Обычной рекомендацией в таких случаях является действовать группой, или же хотя бы вдвоём, — Том, ожидавшей результата в коридоре, чтобы не сбить случайно Гарри или боггарта с настроя, заглянул в незакрытую дверь и оценил представшую картину.

— Однако, — продолжал он со смешком, ступая в гардеробную и неторопливо приближаясь, — боюсь, что в нашем конкретном случае данная рекомендация немного бесполезна.

Как раз на «бесполезна» он остановился рядом с Гарри, так близко, что рукава их мантий соприкоснулись и слились в одно. Боггарт не подавал признаков активности — труп оставался трупом, мёртвым и ужасающим на вид.

— Почему? — выдавил Гарри, старательно контролируя дыхание. Боггарту сегодня достался превосходный ужин.

— В обычной ситуации, — Том подчеркнул интонацией слово «обычной», — два наблюдателя заставят боггарта попытаться напугать сразу обоих — тварь эта не особенно умна — и соединившиеся разнородные черты сами по себе сделают её скорее уж забавною, чем страшной. Чем больше будет группа, тем нагляднее эффект.

— Не смешно, — вынес вердикт Гарри, снимая очки, чтобы протереть их.

— Конечно, не смешно, — легко согласился Том.

— Это потому, что ты… без тела? Как бы и не человек? — против воли заинтересовался Гарри. Спокойно стоящий рядом и обыденно разглагольствующий Том его успокаивал. Лучше было бы только взять его за руку — что являлось невозможным.

— Нет, — Том ухмыльнулся в своей фирменной пугающей манере: широко, зубасто и безрадостно. — Просто это и мой боггарт тоже. Детали отличаются, но и так вполне сойдёт. Как видишь, он не чувствует потребности меняться.

— Но вы же проходили это в «Хогвартсе» — вы ведь проходили, правда? Не верю, что ты не сдал зачёт, — Гарри потёр лоб. — Как ты умудрился сделать свою смерть смешной?

— А никак, — Том поднял палочку. — Я его сжёг к чертям. Новая тема урока: учим заклинание «инсендио».

Одно это маггловское «к чертям» от чистоплюя Тома сказало Гарри довольно-таки о многом. Например, о том, что боггарт всё-таки действовал не только на него одного. Когда корчащиеся чёрные кляксы на полу окончательно дотлели — прибавилась тут Кричеру работка — Том меланхолично сообщил:

— Будь ты хотя бы на четвёртом курсе… Мерлин с ним, хотя б на третьем, и будь я, разумеется, всё ещё жив — ты бы носил метку не позднее, чем сегодня к вечеру. Просто за одно вот это. Понимаешь?

— Метку? — сначала не понял Гарри. — Какую ещё… о-о-о, подожди. Уже тогда? — он не знал, как правильно отреагировать. Снова, как и с «в проклятии подвластья нет никакой необходимости» — это была собственная Томова манера говорить хорошие вещи очень плохим способом. Гарри подумал, затем подумал ещё — и решил, что чувствует себя польщённым.

— Спасибо, Том, — сказал он. — Думаю, я понимаю.

Они, не сговариваясь, дружно развернулись и вышли, оставляя позади обгоревшее пятно.

-----

[47] Здесь и далее используется нумерация этажей, в которой первым называется этаж, находящийся вровень с землёй. В Британии он традиционно именуется «ground floor», а «первым» — первый этаж над землёй.

[48] «Всегда чисты» (фр.)

[49] «Живу надеждой» (фр.)

[50] Короткая притча парадоксального характера, неустанное размышление над которой должно приблизить к постижению состояния «дзен». Один из наиболее известных коэнов — «Кто слышит, как в лесу падает дерево, если в лесу никого нет?» (т.е. издаёт ли оно вообще звук в отсутствие слушателя).

[51] Фундаментальное понятие в квантовой механике, которое гласит, что квантовая система может существовать в нескольких состояниях одновременно до тех пор, пока ее не будут наблюдать или измерять.