Правила Хэллоуина (гет)

Домик выглядел настолько игрушечно-пряничным, что в нем просто непременно должна была жить злая ведьма.

Северус даже на секунду обеспокоился, а не занесло ли его снова в проклятый Котсуолдс, но потом появилась покойница, и выяснилось, что это Озерный край. Ну, он всегда мечтал его посмотреть.

«Клиентка» оказалась очень милой пожилой дамой, беспокоившейся за «дорогого Джеффри», который, по ее словам, был чудаковат и без жены был как без рук. Поэтому Снейпу пришлось вооружиться самопишущим пером и терпеливо диктовать огромный список, где что лежит и как чем пользоваться. Ужасно злило, что перо не реагировало на слова покойницы и приходилось играть в испорченный телефон. А на вопрос, почему просто не нанять супругу домового эльфа, выяснилось, что дети предлагали, но «дорогому Джеффри» стыдно зависеть во всем от волшебного существа. Ну да, а от жены нет.

Робардс ушел бродить по окрестностям, пока Северус механически повторял все, что диктовала ему пожилая леди, и витал в облаках.

Кто бы мог подумать, что каждый год его новой жизни был счастливее предыдущего. Мрачный Жнец Северус Снейп оказался куда счастливее обычного человека Северуса Снейпа. По его опыту, все, как правило, шло от хренового к херовому и далее, а тут… Верилось с трудом.

Но действительность не обманывала. Сначала какая-никакая, но свобода, потом гармония с собой и избавление от глодавшей почти два десятка лет вины, следом появились друзья, а теперь его любила женщина, которая слишком хороша для такого противного и мелочного козла, как Северус. Снейп все это прекрасно понимал. Признавал. И признавал еще и то, что он не только козел мелочный, но и жадный, ненасытно жадный, потому что, сколько бы Гермиона ни была готова дать, он все время жаждал большего. Еще пирога — и как не разожрался до объемов Слизнорта, — еще ее славной улыбки, ее острого ума, ее общества, ее близости, ее поцелуев.

Их нынешние отношения были хороши, стабильны, удобны для двух довольно занятых карьерами людей, но в потаенном, напуганном до чертиков уголке души Северус понимал, что ему мало. И на этом понимание заканчивалось — единственным примером совместной жизни пары для Снейпа были его родители. Сказать, что это была катастрофа, — значит, несколько преуменьшить масштаб. Брать за основу ролевые модели озлобленного на весь свет папаши или замкнутой отстраненной матери — не лучшее решение. Да, он немного застал короткий, но счастливый брак Минервы и, хоть сам в то время остро переживал свою потерю, молчаливо поддерживал горюющую Макгонагалл, когда она овдовела, но представления о том, как должна выглядеть семья нормальных людей, ему это не добавило.

Гермиона любила повторять, что норму отношений определяет для себя сама пара, и он был с этим согласен. Но… Последние месяцы Снейпу начало казаться, что постоянная беготня из дома в дом и из его кровати в ее — это не норма. Вот только каков он, тот самый правильный вариант, он тоже пока не сообразил. Что, разумеется, бесило до зубовного скрежета. Северус не любил не понимать что-то важное.

— Молоко приносят каждый второй день на первую ступеньку заднего крыльца, нужно с вечера оставить бутылку и четыре сикля… — диктовал Снейп. — Мадам, при всем уважении, у меня после еще встречи!

Да и потом… Жить одним днем оказалось здорово и интересно, но если он хочет будущего — общего будущего, — то нужно как-то объяснить Гермионе, на что она подписывается.

Поначалу Снейп полагал, что его хэллоуинская работенка — дело не вечное. Вряд ли у седого почтенного старца найдется достаточно силенок носиться кругами за отчаянно удирающим покойником, который совсем не горит желанием покорно отправляться начинать свое новое удивительное путешествие, ему и тут замечательно, спасибо большое.

Его, за неимением лучшего слова, босс — персона весьма требовательная, промахи в таком деле недопустимы. Спустя некоторое время Северус начал подозревать, что вариант сложить с себя полномочия и тихонько доскрипеть потом оставшиеся годы, может быть, и существует, но боссу бы потребовалось искать нового кандидата, гораздо проще… хм… продлить период эффективного функционирования у текущего сотрудника?

Полноценных переговоров Снейп и Настоящий Жнец не вели, все было скорее на уровне смутных ощущений, озарений, интуиции и взявшегося ниоткуда знания. И вот этот весь подозрительно близкий ко всякому интересующему Трелони и ее сопливых поклонниц огонек предчувствия Северусу и подсказывал, что пахать ему каждый Хэллоуин до глубокой старости, а взамен он будет физически бодр и силен до последнего. Конец, естественно, наступит, этого-то не избежать, но вот дряхлеть и болеть ему вряд ли придется — слишком уж важная у него миссия.

Поэтому он не хотел давать Гермионе ложных надежд, она должна понимать, что таким, как сейчас, Снейп будет до самой смерти.

Столько невысказанного висело между ними. И виноват лишь он с бастионами вокруг себя — Грейнджер всегда уважала его скрытную натуру. Понимала без слов. Но она заслуживала объяснений, обещаний, признаний. Его храбрая Гермиона. Ему бы толику ее храбрости.

— И не ешь много бобов, от них ветры, — пробубнил Северус самопишущему перу. И понял, что старушка замолчала.

Снейп поднял взгляд с пергамента на покойницу. Она смотрела на открытую дверь пряничного домика. На фоне освещенного прямоугольника стояла сутулая мужская фигура. У ног вилась кошачья тень.

— Он всегда в это время впускает Рыжика домой, чтобы не ночевал на улице, — с печальной нежностью произнесла пожилая дама.

Дверь с тихим скрипом затворилась, снова погружая их во тьму.

Старушка прочистила горло:

— Припишите там еще внизу «С любовью, твоя печенька». А, и что я буду его ждать, и мы снова встретимся.

Северус повиновался, убеждая себя, что ему их совсем не жаль.

Вернулся Робардс, как раз к моменту, когда Снейп тихо сходил в дом и подкинул прощальный список заботливой супруги на кухонный стол. Покойница идти внутрь отказалась.

Бережно сжав ее сухонькую ладонь, Северус сделал шаг.

— Завидую я им, — подал голос бывший аврор. Он, нахохлившись, сидел на низкой каменной изгороди, в своей форме и с взлохмаченными волосами похожий на заокеанскую птичку красного кардинала.

— Хм? — бездумно отозвался Снейп. Вдруг накатила усталость, и он присел рядом с покойником, глядя на дом, где из света остался только огонек фонаря Джека на подоконнике.

— У них была целая жизнь. Они были счастливы. Правнуков повидали, если я верно расслышал.

— Ага, — согласился Северус. — Но я вот думаю, что, когда ты счастлив, времени вместе всегда будет недостаточно.

Робардс вздохнул и поерзал.

— Но лучше, чем ничего, — тихо произнес покойник.

Понятно, что все шло к полночным откровениям, которые ну совсем не хотелось слушать, но и отказать было как-то не по-человечески.

Северус умом понимал, что очень многим покойникам требовалось выговориться напоследок: пожалуй, им подспудно казалось, что Снейп может повлиять на их дальнейшее путешествие, и важно если уж не заручиться поддержкой, то хотя бы попытаться оправдаться в глазах того, кто воплощает в себе Последнего Судию. Объяснять «клиентам», что они заблуждаются, Северус считал и тратой времени, и ненужной жестокостью. Даже без окклюменции он прекрасно умел отключаться от реальности, игнорируя все, что говорят. Поэтому по меркам Снейпа терпеливо сносил исповеди, если, конечно, время позволяло. И сейчас не сомневался, что Робардс непременно попытается сгрузить вес своих прижизненных ошибок на плечи последнего спутника.

— Началось, когда Фадж с этой безумной идеей Турнира Трех Волшебников принялся носиться, как полудурок с кучей фестральего дерьма. И чувствуешь, что вляпался, и не видишь во что. До сих пор гадаю, кто в его башку эту мысль подсадил: Малфой или Дамблдор? Сам-то Корнелиус думать умел только о том, как поплотнее задницу к креслу Министра притиснуть, на большее фантазии не хватало.

Робардс сплюнул, сунул руку в карман, выудил портсигар, вытряхнул сигарету, и тут до него дошло. Покойник резким движением запихнул портсигар обратно, повел плечами и продолжил:

— Потом меня с еще парой ребят отрядили от Отдела магического правопорядка присматривать за безопасностью нашей делегации, которая планирование этого сборища с Дурмстрангом и Шармбатоном обсуждала. Классика политики, как переливать из пустого в порожнее, так понаехала куча народу и сидела, проедала министерские харчи несколько месяцев, обменивалась любезностями, заверяла «уважаемых иностранных коллег» в серьезных намерениях. А мы с парнями с утра до ночи в мыле: то следящие артефакты пачками по комнатам рассовали, то зелье покорности в столовке в кастрюлю с супом кто-то подлил, то француз с нашим выпивали, слово за слово — и как давай друг другу все обиды припоминать со времен битвы при Гастингсе. То Бэгмен, будь он неладен, доприставался к ведьмам из Дурмстранга, кобель, и они его в отместку оставили в одних подштанниках к кровати прикованным. Короче, — хохотнул он, — праздник за счет государства у всех, кроме нас.

И была в нашей делегации девчоночка из Отдела международного сотрудничества, такая, принеси-подай, едва из Хогвартса. Глазастенькая. — Северусу даже стало неловко от того, какой блаженно-мечтательной сделалась аврорская рожа в этот момент. — Помню, как имя ее узнал, еще подумал, что тоже из легенд об Артуре и его рыцарях. Элейна. Я ей как-то раз помог от пары поддатых болванов из Отдела магических игр и спорта отвязаться, и мы… разговорились. Она умненькая оказалась, очень славная.

Потом наши пустозвоны таки чего-то там уладили, хвала Мерлиновым бородавкам, и мы по домам разъехались.

А девчоночка глазастенькая мне в Министерстве порой попадалась, перекидывались с ней парой слов, так, как знакомые.

Потом снова всякие съезды, переговоры, тех охраняй, этих. И она все время в гуще событий, карьеру дипломата себе хотела. Ну, я за ней присматривал, мы болтали. — Робардс снова бездумно вытащил портсигар, посмотрел на него с вожделением и спрятал обратно.

Северус сам курения не понимал и не одобрял, но наблюдать бесконечный цикл «достал сигареты, скроил тоскливую рожу, убрал сигареты» привлекало еще меньше.

— Робардс, — перебил он негромко, — ты же понимаешь, что у тебя в кармане, грубо говоря, душа табака, а не сам табак? И ты можешь это курить. Дыми уже, а то бесишь.

Покойник хмыкнул, но сигарету снова выудил, рисуясь, поджег ее щелчком пальцев и, смачно затянувшись, выпустил дым через ноздри.

Северус только глаза закатил. Как люди любят цепляться за иллюзии. Чтобы никотин подействовал, нужно иметь тело, а не застрявшую на границе миров тень. Хотя он где-то слышал, что успокаивают ритм и глубина дыхания, а не дым и продукты горения, но и тут без шансов, дыхания у Робардса тоже не наблюдалось.

Аврор затянулся еще раз, откинул голову назад и прикрыл глаза:

— Когда Турнир начался, Элейна мне крепко в душу запала. И я ей, как оказалось.

В общем, мы уже были любовниками, когда Поттер о возвращении Волдеморта на весь стадион орал. — Мужчины, живой и мертвый, содрогнулись от воспоминания о вечере последнего испытания. Робардс перевел дух и продолжил: — И я тогда сразу понял: щенок не врет, и вот тут нам с ней и надо заканчивать. Она маглорожденная, я аврор, у каждого мишень на спине, а в открытую в связи состоять — так и без того огромный риск увеличивать. Элейна все шутила, что нас в этих отношениях трое: я, она и моя работа. И я прям чувствовал, всегда несказанным оставалось, как я работу выше нее ставлю.

Да только переспорить девицу сложнее, чем повязать пустившегося во все тяжкие Пожирателя. Крепко мы тогда поругались, я аж по морде отхватил, но в итоге настояла на своем. Элейна внешне пигалица: ростом махонькая, хрупкая, глазищи огромные, но нрав упрямый, норовистый.

Ну и встречались мы урывками, тайком, я настаивал. Ее семья очень недовольна была, Элейна из какой-то важной магловской аристократии. Они и так ее даром не восторгались, а уж когда драгоценная дочь со мной связалась… Знать меня не желали, хотя она пыталась познакомить. Я даже обиделся тогда, дурак, мой род ее сопливым барончикам не чета, да что уж.

Последний год перед войной я ее все уговаривал бежать из страны, у нее отец послом был то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, села бы в магловский этот… самолет, и фьють из нашего кошмара. Ты сам прекрасно помнишь, как вы нападали, а мы за вами по всей стране носились, язык на плечо.

Ссорились сильно, она все меня уговаривала с ней ехать, то просила бросить службу — а как я мог? В последнюю нашу встречу она опять затянула ту же волынку: «ты погибнешь, я одна останусь, Гавейн, я без тебя никак» — а я после рейда был злее собаки, пара наших погибла. И я сорвался, высказал ей, что с этой работы меня только вперед ногами вынесут, что это все, что я могу и хочу делать, что я ей не обещал ничего. Как последняя мразь себя повел. До сих пор помню, как она на меня смотрела, глазищи от слез блестят, руки на животе сцеплены, сама дрожит. Я думал, проклянет, а она молча ушла. Тогда обрадовался еще, дурак, решил, хоть опасность для нее чуть меньше станет, если меня рядом не будет.

Как Министерство захватили, я в подполье ушел, послал ей магловской почтой предупреждение, чтобы сматывалась из Британии. Разведал по своим каналам, Элейна на работе не появлялась и в лапы егерям тоже не попала.

Вот тогда я понял, какой дурак был, что так себя повел, да что уже сделаешь. Ждал да молился, чтобы с ней все обошлось.

В мае девяносто восьмого я навестил родителей Элейны. Их дворецкий, — он глумливо хмыкнул, — пытался меня с лестницы спустить, так мне там не обрадовались. Оно и понятно, я после года в бегах да битвы за Хогвартс выглядел — краше в гроб кладут, но настоял, добился от ее мамаши ответа. Сказала, что Элейна вышла замуж за какого-то дипломата из Европы и уехала с ним, даже страну не назвала.

Мне тогда так паршиво на душе стало. Я ей правда ничего не обещал, но я ее любил. Хоть и повел себя как скотина. Попытался ей патронуса отправить, поздравить, ну и так, уколоть слегка. Только патронус никуда не улетел, покружился вокруг меня, потоптался и пропал. Я тогда подумал, что она за какими-то сильными чарами прячется. — Робардс тяжко, по-стариковски вздохнул.

— А потом время шло, работы валом, я хотел еще раз-другой связаться с ней попробовать, но подумал: ну вот на кой дьявол я буду замужней женщине о прошлом напоминать? Я что, настолько мелочный мудак? Так и не нашел в себе сил.

Покойник снова затянулся и слегка высоковатым голосом заметил, приподняв руку с сигаретой:

— Как удобно: куришь, куришь, а она короче не становится.

Джордж Уизли в идею «вечного» табака вцепился бы, как пиявка, но Снейп только плечами пожал. Не нравилась ему роль исповедника, не нравились признания Робардса. И дело было не в самой истории, а в том, как покойник старался выхолостить ее, убрать все следы эмоций. Понятно, что Мрачный Жнец — не лучшая альтернатива семейному психологу и «пациент» Северуса на дух не переносил, но было это как-то неправильно.

— Ты не то рассказываешь, — начал он.

Покойник поперхнулся дымом и закашлялся.

— Это не рапорт, не бумажка, которую подошьют в папку и забудут в архиве пылиться. Это то, ради чего ты не идешь за вуаль. — Северус перехватил взгляд только-только продышавшегося Робардса. — То, что для тебя так дорого и важно, что ты рискуешь своим посмертием.

Бывший аврор практически ощетинился в ответ, вскочил с изгороди.

— Кем ты себя возомнил, Пожиратель?!

— Мне как раз все равно, — парировал Снейп, оставшись сидеть на холодных камнях, не отморозить бы себе чего. — Ты делаешь это не для меня. Но ты хочешь, чтобы о тебе с ней знали, чтобы помнили о вашей любви. Иначе бы не рассказывал. Так что подумай, какую память ты оставишь после себя?

— Сукин ты сын, — выдохнул покойник, щелчком отправил сигарету в полет — искорка на кончике погасла, стоило Робардсу отпустить окурок, — и сел обратно.

— Чтобы помнили, — проворчал он. — Чтобы помнили, как я первые недели только пялился на нее, дурак дураком, потому что не знал, как начать разговор. Как у меня от ее улыбки внутри все переворачивалось и в узел завязывалось. Как не понимал, что Эли, такая… невероятная, может видеть во мне. Как я таскал ей шоколадки, потому что не знал, что еще сделать. Как она меня первой поцеловала и смеялась потом над моей ошалелой рожей. Как рядом с ней я был больше, чем аврор, я был для нее мир. Как она чуть не отправила нас обоих на тот свет, когда попробовала приготовить карри. Как она звала меня «мой герой», и я просто в лужу у ее ног растекался. Как я читал ей стихи, потому что ей нравился мой голос. Как я просто умирал внутри, когда говорил, что нам надо расстаться. Как я никогда не хотел ее отпускать и отпустил, потому что любил ее больше жизни и желал ей счастья. Как у меня каждый чертов день руки чесались отправить ей патронуса, но я сдерживался. Как я спалил в камине целый ворох неотправленных писем для нее. Как я скучал по ней день за днем. Вот это я хочу, чтобы помнили, Снейп, слышишь?

Робардс замолчал, громко шмыгнул носом и запрокинул голову, уставившись на звезды. Северус последовал его примеру, попытался сыграть в гляделки с миллионами немигающих глаз, проиграл, но не расстроился. На душе было паршиво. В истории двух влюбленных дураков он видел слишком много общего с ним и Гермионой. Умные люди советуют учиться на чужих ошибках, но кто этих зануд вообще слушает? И если уж быть с собой до конца откровенным, он бы тоже очень хотел долго-долго быть счастлив с ней рядом.

_________________________________

Теперь слова из баронессы лились просто потоком, Гермиона только и могла, что поддакивать и издавать уместные междометия, когда требовалось.

Анна Стортон выгрузила на Грейнджер весь багаж страданий родителя, воспитывающего магического ребенка.

— Я ведь сначала подумала, что вы пришли по поводу Маргарет, — в неожиданном, похоже, даже для нее самой порыве откровенности призналась баронесса. — Она… дочь своих родителей, и это должно случиться рано или поздно. У меня были годы, чтобы примириться с мыслью о ее уходе к вам, но я все равно не могу. Не могу. Только не снова. — Анна Стортон натужно сглотнула.

Девушка не знала, что и сказать в ответ, кроме дежурных фраз. Волшебный мир для старших Стортонов не был краем удивительных чудес, он был врагом, пожирающим детей чудовищем. Как убедить их, что все может быть совсем иначе?

Гермиона сочувствовала матери, отпустившей дочь в другой мир, который в итоге ее и забрал. Жалела малышку, осиротевшую сегодня окончательно. Трагедий, подобных этой, Волшебная Британия повидала с лихвой за последние полвека. Она во многом понимала тяжесть ноши, выпавшей семье, но не могла побороть растущее в ней неприятие к женщине. Розовый костюм от Шанель отличался от пушистых поросячьих кардиганов, как настоящая волшебная палочка отличается от сделанной Джорджем Уизли, но баронесса напоминала Гермионе Амбридж все сильнее и сильнее. Ни в манерах, ни во внешности женщин не было ничего общего, но вот чувство гадливости от разговора с обеими было практически одинаковым. Грейнджер сопереживала утратам и горестям, но Анна Стортон была человеком, к которому крайне тяжко испытывать сострадание.

— Мы не афишировали… особенности Элейны, в наших кругах, — акцент на последних двух словах, едва заметное движение бровей. — Такое не поймут. Однако мы учили ее самоконтролю и осознанности. А потом появилась эта женщина, шотландка, она настаивала, что Бормотуля… простите, Элейна должна учиться, иначе способности нашей дочери обернутся против нее самой.

Какая-то внутренняя, взращенная в постоянном общении со Снейпом часть Гермионы отметила, что детское прозвище баронесса упомянула неслучайно. Как целителю, Грейнджер врали регулярно и много, еще чаще недоговаривали, так что чуйка у нее и без влияния Северуса развилась. Любовник же научил ее искать скрытые мотивы в том, что и как люди говорят.

Баронесса Стортон продолжала:

— Мы, разумеется, собирались нанять преподавателя, однако совместить обучение в школе-интернате Wycombe Abbey с занятием магией, — снова сильное выделение последнего слова, — оказалось несколько проблематично. Да и Элейна уговаривала. Мы согласились. Должна заметить, если этот Хогвартс действительно одна из лучших школ вашего мира, я разочарована. Преподают спустя рукава, часть учителей вопиюще безразлична к ученикам или просто некомпетентна, персонал угрожает телесными наказаниями. И никакого дополнительного развития. Пара невпечатляющих спортивных игр да хор жаб, — презрительно фыркнула женщина. — Как в таких условиях вырастить гармоничную личность? И я уже молчу о действительно важных, серьезных науках. Нам пришлось нанимать репетитора, чтобы наша дочь не жила в плену архаичных представлений о мире!

Вот тут, подумала Гермиона, ее мать согласилась бы с баронессой. Грейнджеры-старшие были просто поражены полным отсутствием в Хогвартсе культурного образования и рудиментарным научным.

В целом, любой заботливый родитель недоволен школой своего ребенка. Будь обучение сколь угодно простым, сколь угодно сложным, сколь угодно насыщенным, сколь угодно расслабленным — все равно найдутся возмущенные, ведь в неудачах чудесных славных детишек виновата система просвещения. Как же хорошо, что Гермиона не пошла в преподаватели.

— Мы примирились с лакунами в школьном образовании. Элейне пришлось плотно наверстывать в каникулы, но она всегда все схватывала на лету. Но после выпуска вместо того чтобы занять причитающееся ей место в наших кругах, начать активно участвовать в моей работе — я состою в советах попечителей нескольких важных благотворительных организаций, — моя дочь предпочла строить карьеру дипломата. И это решение, которому я бы поаплодировала, в конце концов, мой дорогой Мэттью уже тогда был первым секретарем посольства в Швейцарии, а пройти конкурс на место в Foreign office для Элейны — просто детский лепет. Но она пошла в какой-то там ваш отдел международных связей, таскала всем подряд кофе и переписывала от руки отчеты. Возмутительно.

Спич баронессы был даже любопытен, если бы не ждущий где-то во тьме Кануна покойник да мертвецкая усталость, наваливавшаяся с каждой секундой все сильнее. Зря Гермиона пила чай, из-за него стало так расслабленно и сонно, что даже недружественость обстановки не помогала собраться.

Улучив момент, когда Анна Стортон отвлеклась на доливание чая в чашки себе и Гермионе — какое неслыханное гостеприимство, — Грейнджер попыталась вернуть беседу в нужное русло.

— Госпожа баронесса, я несколько ограничена во времени. Вы хотите, чтобы я осмотрела Элейну, или вас интересует еще врачебная помощь для Маргарет?

Рука хозяйки дома зависла над сахарницей, не донеся обратно щипчики. Гермиона продолжала:

— Ее родители оба одаренные волшебники. — Вот так, хватит бегать и играть в недосказанность. — Порой последствия случайной детской магии требуют помощи специалиста. Если хотите, я готова ее наблюдать.

Лицо Анны Стортон почти слилось со светлой обивкой дивана.

— Я понимаю, вам тяжело принять, что Маргарет тоже волшебница, но это часть ее, и мир магии ее хорошо примет…

Баронесса вдруг подняла голову от подносика с чашками и пригвоздила Гермиону к дивану тяжелым взглядом.

— Ты, девочка, не настолько умело владеешь лицом, как считаешь. И я прямо вижу твое осуждение. Чему тут радоваться? Тому, что Элейна отказалась от всех блестящих перспектив, которые перед ней открывались? Окуклилась в крохотном, застрявшем в прошлом мирке, в котором на нее еще и смотрели, как на низшую? На нее, дочь барона! Поступилась теми невеликими возможностями, которые ей пришлось зубами выгрызать в этом вашем нелепом Министерстве, ради мужчины, — последнее слово она прямо выплюнула. — Ради неотесанного грубияна, который даже не нашел в себе храбрости и приличий сделать из нее честную женщину! — Худосочная грудь под шанелевским твидом бурно вздымалась. — Я должна радоваться, что Маргарет ждет тот же путь?! Ваша магия отобрала у меня одного ребенка, а теперь пришла за вторым! — Анна Стортон резко встала и прошла к окну.

Девушка сидела, не зная, куда себя деть. Мать Элейны ей не нравилась, но боль и страхи этой женщины от антипатий Гермионы не делались менее значимыми.

Баронесса собралась с духом, вернулась на свое место и уселась легко и непринужденно. Трещинки на ее прекрасной маске светской любезности затягивались с каждой секундой.

— Прошу меня извинить, — чуть пожала она плечами. — Должно быть, у меня закружилась голова.

Оставалось только восхититься такому навыку держать лицо.

— Итак, как я уже сказала, я свяжусь с клиникой и они пойдут мне навстречу и позволят вам визит, но пациенты нуждаются в полноценном ночном сне. Поэтому я запрещаю вам приходить раньше шести утра, и мне все равно на срочность, — баронесса говорила не терпящим возражений тоном.

Гермиона лихорадочно припоминала, во сколько светает, хватит ли им времени.

Женщина позвонила в изящный маленький колокольчик, стоявший на краю стола, и спустя пару секунд в салон неслышно вплыла горничная. Баронесса потребовала у нее бумагу и ручку, горничная, словно фокусник, вытащила их откуда-то и вручила хозяйке. Та черкнула пару строк, свернула лист вчетверо и протянула Гермионе.

— Адрес, — коротко заметила она. — Полагаю, на этом все, дорогая мисс Грейнджер, — улыбнулась баронесса одними губами.

Гермиона сбивчиво поблагодарила и, сама не понимая почему, заговорила:

— Послушайте, в нашем мире все очень изменилось, и я хорошо знакома с директором Хогвартса, и я уверена, что…

— Это чудесно слышать, — сахарным голосом перебила ее Анна Стортон. — Не сомневаюсь, жизнь ваших людей станет значительно лучше. — Намек на «моя семья не с вами» был отлично слышен. — Всегда приятно видеть таких молодых, горящих своим делом людей вроде вас, моя дорогая.

Баронесса встала, Гермиона следом.

Сквозь стиснутые челюсти рассыпавшись в благодарностях за чай и уделенное время, девушка направилась к дверям, где ее уже ждал дворецкий с еще более неодобрительной миной, чем раньше.

— Мисс Грейнджер! — окликнула Гермиону женщина. — Полагаю, мне не стоит объяснять, что все сообщенное вам строго конфиденциально. Репутация моего дорого Мэттью может пострадать, выйди на свет эта история.

Гермиона смогла только коротко кивнуть, всеми силами подавляя в себе желание накинуться на эту надменную стерву и придушить ее собственными жемчужными бусами.

_________________________________

Выйдя на улицу, уже притихшую и пустоватую, Гермиона прямым ходом направилась в тот же тупичок, из которого и пришла.

Там она прижалась лбом к холодным кирпичам и вздохнула. Информацию-то удалось добыть, но баронесса наверняка энергетический вампир, все силы из нее выпила. Плюс Робардс ничего не говорил об их с Элейной ребенке. А если он не знал, то как жестоко будет вывалить на него новости о Маргарет только для того, чтобы Гавейн понял, что с дочерью ему так и не доведется даже познакомиться?

Гермиона стукнула кулаком по стене, ойкнула и постаралась успокоиться. Это она от усталости легко из себя выходит, вот и все. Девушка развернула зажатый в руке листок с адресом, вчиталась в неярком свете фонаря, стоявшего на главной улице возле поворота в тупичок.

Частная клиника рядом с прибрежным корнуоллским городком Пенза́нс. Ну, зато от дома недалеко. А вот от Лондона немалое расстояние. Словно Стортоны пытались как можно сильнее дистанцироваться от Элейны.

Старательно не прислушиваясь к баритону, распевавшему в голове о том, как чудесно быть королем пиратов, Гермиона сосредоточилась на счастливом. На запахе выпечки, мурчании Живоглота, новой хорошей книге, морщинках в уголках черных глаз. На том, как ее одновременно самый храбрый и самый трусливый на свете мужчина признавался в любви намеками и взглядами, потому что облечь в слова чувства для него задача неподъемная.

Девушка улыбнулась и послала в небеса патронуса. Оставалось дождаться Северуса, он обещал ее найти.

Пятнадцать минут до появления Снейпа Гермиона потратила на самокопание. Вероятно, отчасти в ее состоянии виноваты были нагрузки на работе, недосып и грустная история влюбленности Робардса. Розовая баронесса тоже не улучшила настрой.

Конечно, они с Северусом любят друг друга. И он даже уже перестал делать испуганные глаза каждый раз, когда Гермиона говорила, как к нему относится. И она чувствовала себя любимой рядом с ним. Снейпа было потрясающе просто читать, если знаешь, куда смотреть.

Но вот последнее время он бросал на нее такие странные взгляды, когда думал, что она не замечает. Как будто чего-то боялся, причем беспокоился не о Гермионе, а скорее о том, что она сама может сделать. И в этом совсем не было смысла. Максимум, что Гермиона могла сделать страшного для Северуса, — перестать печь пирог с яблоками, и то от нехватки времени.

Может, она все выдумывает и ей от бешеного ритма последних месяцев и общей задолбанности мерещится всякое?

Гермиона ломала голову над их отношениями, ища ответ. Они очень легко сошлись, очень легко жили последний год. Они так долго были соседями и приятелями, что, став любовниками, просто расширили свои личные границы друг для друга. Она спокойно готовила на его кухне, он без стеснения ходил в ее душ и сидел за ее компьютером. И иногда даже играл, но это совсем другая история. Гермиона получила доступ в лабораторию — под надзором! — и призналась, что ей известно о его привычке «одалживать» ее журналы. Северус засадил всякими растениями ее часть заднего двора, и не надо было больше сравнивать, чья лужайка перед домом аккуратнее. Они сошлись в совместную жизнь, как пресловутые детальки пазла. Дополнили друг друга и создали красивую картинку. Что же тогда не так?

Вдруг Северус просто понял, что не этого хочет в жизни? Маловероятно. Ему недостает внимания? Да, она была очень занята летом и осенью, но Снейп всегда ее поддерживал.

А что, если он… Гермиона потянула себя за кудряшку. Они вместе считай год. Утвердились в жизнях друг друга давно и прочно, но… Она дорожила личным пространством, но Снейп, даже при всей вредности и склонности драматизировать, никогда не подавлял ее своим присутствием. От него не хотелось уходить, его не хотелось отпускать.

Да, нынешние их отношения были очень удобны. Но она соврала бы самой себе, если бы не призналась: порой ее посещала мысль, что находиться с ним через стенку — слишком далеко. Северус ей нужен был ближе.

Но вот этого ли он хотел? Готов ли он? Не будет ли с ее стороны давлением предложить?

Сложно было заставить себя сказать, что она охотно разделит с ним постель не только ради секса. Вот было бы здорово, если бы Снейп дал ей хоть какой-то намек. Или того лучше, сделал первый шаг, предложил слепить из двух половинок таунхауса большой полноценный дом. Гермиона уважала его личные границы, холостяцкие привычки, она тоже была со странностями в быту, но отношения — это всегда про компромисс. Кажется, им обоим пора пожертвовать своими мелкими заскоками, чтобы дать чувствам расти и развиваться. И не будь нагрузка на работе так высока, Грейнджер наверняка бы уже накидала пяток решений для проблемы, но времени катастрофически не хватало. Ну и если быть с собой совершенно откровенной, хотелось какого-то большого жеста с его стороны.

Нервно грызя губу, девушка ходила по тупичку туда-сюда, и неизвестно, что еще бы надумала, не возникни ярдах в трех от нее Снейп. Секундой-другой позже рядом с ним появился Робардс.

Мужчины выглядели измученными, и Гермиона на мгновение задумалась, как их троица бы смотрелась со стороны. Вероятно, вылитые участники соревнований на самого замотанного человека Британии.

Лицо Северуса при виде Грейнджер чуть прояснилось, он быстрым шагом преодолел расстояние между ними и тихо выдохнул, будто после морозной улицы зашел в жарко натопленную комнату.

— Я нашла ее, — не стала медлить Гермиона и сразу вытянула руку с растопыренными пальцами в сторону Робардса. — Обещайте, что сначала дослушаете.

И аккуратными порциями, наблюдая за реакцией, принялась выдавать узнанное. Услышав о болезни Элейны, Робардс сморщился и стиснул кулаки. Видно было, как он винит себя в том, что не стал искать, не предложил помощь раньше.

— Баронесса не сказала мне, что с ней, но, думаю, там правда тяжелый случай. Гавейн, — мягко добавила Гермиона, — вам лучше быть готовым.

Тот кивнул, не глядя на нее, пробормотал какое-то проклятие в адрес мамаши Элейны.

Требование дождаться утра для посещения встретили в штыки оба.

— Мы знаем, где это, что нам мешает туда проникнуть? — логично спросил Робардс.

— То, что там может быть охрана и от волшебников? — предложил Снейп.

— Ой, эта баронесса с магом в одном поле сра… — тут аврор поймал взгляд Северуса и поправился: — Прошу прощения, крайне отрицательно к волшебникам относится, с чего бы ей пользоваться защитой?

— Как раз потому, что крайне отрицательно относится, — парировал Снейп.

Гермионе начало казаться, что они пикируются чисто ради процесса.

— Я ей обещала, — серьезно заметила она. — Обещания, данные в Канун, даже живым живому, надо соблюдать. — Ее до сих пор выводило из себя, как много в Волшебном мире подразумевается и нигде не озвучивается, не записывается. Воспринимается общеизвестным фактом, а откуда это станет известно маглорожденным — их проблема.

Снейп однажды пытался ей объяснить, что некоторые вещи, сакральные знания например, не обсуждают из простого интереса, не пересказывают непосвященным, не записывают, «чтобы сохранить для потомков». И делается это не из вредности. И причина не в том, что перенесенное на бумагу утрачивает магию, нет. Это форма контроля. Порог вхождения. Только так все участвующие стороны точно знают, что каждый готов и принял доверенное ему. Магия зиждется на намерении, и нужно понимать, что придется доказывать, насколько уверен ты в желании погружаться в ее секреты. И готов ли заплатить, потому что второй краеугольный камень — цена.

И Гермиона нашла это все одновременно и логичным, и ужасно раздражающим. Впрочем, как и многое другое в Волшебном мире.

— Обещала, — проворчал Робардс. — А я, может, не просил за мой счет обещаниями разбрасываться.

Гермионе очень захотелось его стукнуть, но она напомнила себе о провалившемся рейде, о больной Элейне, о Маргарет и, стиснув челюсти, продолжила:

— Альтернативы предложить не могу. И еще кое-что. — Она облизала губы, посмотрела на Снейпа, безмолвно прося у него поддержки. — У Элейны есть дочь.

Робардс моргнул.

— Ага, — и продолжил с мрачной миной смотреть в сторону.

Северус и Гермиона переглянулись. Он вскинул бровь, она кивнула в ответ.

— Робардс, — таким тоном профессор Снейп объяснял Лонгботтому всю глубину интеллектуального ничтожества того. — У мисс Стортон, тьфу, Элейны от тебя ребенок. Или мне надо прочесть еще и лекцию о пчелках и цветочках, чтобы до тебя дошло?

— А-а-ат меня? — как-то даже заикнулся покойник, неверяще переводя взгляд с Гермионы на Северуса.

— Маргарет на вас очень похожа, — искренне сказала девушка. — Но улыбка мамина.

Из Робардса как будто выпустили воздух. Секунду назад он кипел энергией, гневом, нетерпением, а теперь словно наступил штиль и все сгладилось. Бывший главный аврор прикрыл глаза, на лице гримаса боли сменилась широченной, от уха до уха, улыбкой.

— Крошка Мэгги, значит… — пробормотал покойник себе под нос. — Ох, Эли, ты не забыла…

Потом с силой провел ладонями по лицу, как будто стирая эмоции. И вот он, глава аврората, который не ставит личное выше важного.

— Так, — деловито начал он. — Раз нет вариантов, кроме как ждать шести утра. Снейп, у меня есть время?

— Технически до восхода солнца, — ответил Северус. — Причем не астрономического, а более… номинального. Думаю, где-то с час я смогу тебя удержать здесь. Но без фокусов, Робардс, иначе — вуаль.

— Я понял, — проворчал тот. — Тогда встретимся в шесть у ворот этой клиники. Я тебя найду, Снейп. — И пошел к выходу из тупичка.

Гермиона и Северус молча глядели ему вслед.

Почти шагнув на главную улицу, покойник обернулся.

— А вы что встали, нечем больше заняться?

Снейп от такой наглости аж поперхнулся, а Гермиона только нервно хихикнула.

— Дом номер двадцать пять, — подсказала она, подходя ближе.

Бывший аврор кивнул, как будто не вслушиваясь.

— Я тут побуду, — пробормотал Робардс, не сводя глаз с таунхауса Стортонов. В окнах второго этажа горел свет, но шторы были опущены. Да и вряд ли бы сделали детскую окнами на шумную улицу.

— Провожу тебя домой и пойду дальше, — сказал Гермионе на ухо Северус.

Гермиона посмотрела на него, поняла, что аргументов он не потерпит, и позволила себя аппарировать из Мэрилебонского тупичка в Хэлстонский.

Они немного поспорили, во сколько и где встретятся, как добираться до клиники, но скорее из нежелания расставаться, чем потребности все обсудить.

— Буду ждать в шесть, — она чмокнула его в губы.

— И постарайся поспать, а то тебе опять завтра ни свет ни заря.

— Мне к полудню в больницу на дежурство и все, — успокоила его Гермиона. Она практически шантажировала свое непосредственное начальство, чтобы хоть как-то разгрузить безумный график последних месяцев. Пока что удалось выбить половинную смену по вторникам, но Грейнджер не сдавалась. Шестьдесят часов в неделю — это немного слишком.

Улыбка Снейпа стала шире, он протянул руку и заправил ей за ухо прядь волос. Взгляд у него был жуткий, конечно, но все равно родной.

— Доброй ночи, Гермиона, — и он беззвучно исчез.

Да, Северус прав, поспать было замечательной идеей. Девушка пошла домой.