Правила Хэллоуина (гет)

Перспектива жить в постоянном риске гибели от кровоизлияния в мозг не особо беспокоила Снейпа лишь потому, что его не очень вдохновляла перспектива жить вообще. Была еще одна причина не волноваться, но о ней лучше не думать в присутствии посторонних даже с собранными в боевую формацию окклюментыми щитами. Щиты он, впрочем, сейчас и самые базовые едва удерживал.

После невероятных объемов кровевосстанавливающего, которые в него влили сначала неугомонная Грейнджер — «Я знала, что вы на нашей стороне, сэр!» — в Визжащей хижине, потом наседка-Поппи — «Не смей умирать, Северус, я еще не надрала тебе уши!» — в Больничном крыле, а следом полные энтузиазма целители — «Уникальный случай, я напишу статью!», «Нет, я!», «Да ты вообще не к этой палате приписан!» — в Мунго, состояние Северуса мало чем отличалось от состояния укушенного в горло про́клятой змеей гемофилика. Укус спустя полные боли ночи и полные доставучих людей дни затянулся, а «приобретенная гемофилия» осталась. Целители не давали прогнозов, но радостно сыпали теориями о влиянии Темной магии, истощения организма и прочих факторов.

Из больницы его не отпускали под предлогом наблюдения за состоянием, проводя осмотры по пять раз на дню, собирая консилиумы и чуть ли не устраивая к уникальному пациенту экскурсии.

Кингсли, заявившийся, едва Северус смог проводить в сознании дольше десяти минут, не отключаясь от усталости, отпустил плоский каламбур о болезни королей и фамилии Северусовой матери, за что получил пожелание траншейной стопы и по лицу подушкой. Бруствер в ответ лишь расхохотался и удалился, заверив, что Азкабана Снейпу не видать.

Больничные дни волоклись, как по тарелке каша-размазня, которой кормили пациентов. Северус отмалчивался, не принимал визитеров, глотал горькие тинктуры, укреплял ментальные щиты и примирялся с тем, что все же выжил.

За стенами Мунго бушевала Волшебная Британия, оплакивая потери, налаживая жизнь, воздавая всем по делам их, а внутри Снейп существовал по расписанию от утренних газет — ну и бредни! — до консилиума, от приема зелья до послеобеденного сна, застряв в каком-то лимбе. Где-то в залах Министерства считали, что решают его судьбу, но, опять же, по причине, о которой он думать пока не мог, волноваться не стоило. Он знал, что обойдется, так или иначе, он за это заплатил.

Сначала Визенгамот сошелся на домашнем аресте «до выяснения всех обстоятельств». Потом сова на хвосте принесла слух, что Орден Феникса в лице Минервы и — Мерлин, помилуй — Поттера настаивает на снятии всех обвинений. А потом из глубин «Гринготтса» извлекли письмо Альбуса «Вскрыть после падения Темного лорда» — чертов старик даже с того света продолжал распоряжаться судьбой Снейпа.

Из больницы Северус выписывался под аккомпанемент од «Пророка» в адрес «самого отчаянного борца за дело света» и «человека Дамблдора до последнего». Он обязательно пришлет в редакцию какой-нибудь особо едучей дряни, дайте только добраться до лаборатории.

С последствиями ранения не совладала даже вся королевская рать Мунго, так что самочувствие у него было паршивенькое, в гармонии с настроением и атмосферой отчего дома.

Проведя пару дней в родных пенатах, черти бы их побрали, Снейп выполз в банк с намерением узнать, есть ли у него средства на покупку новых пенатов, поскольку желание спалить эти было почти нестерпимым. Врученная гоблинами выписка со счета огорошила его. Альбус оставил ему денег! Поборов первый порыв пойти и высыпать золото горой на директорский стол в Хогвартсе, прямо портрету под нос, Снейп с грохотом поднял едва-едва пришедшие в норму щиты окклюменции и задумался.

Покойный директор завещал ему приличную сумму, которая в сочетании с накоплениями самого Северуса позволила бы купить комфортный домик в каком-нибудь хорошем магловском местечке — боже, храни королеву за выгодный курс галлеона к фунту — и тихо жить, занимаясь исследованиями и изготовлением редких составов на заказ. Никакого преподавания. Никакой необходимости идти на поклон в Министерство. Альбус завещал ему свободу. Старый дурак!

Он всегда доверялся Дамблдору, даже в самых безумных схемах и планах полагаясь на своего наставника и, чего уж, друга. Пожалуй, стоит довериться и теперь.

Предупредив гоблинов, чтобы были готовы к транзакции из его сейфа в магловский банк, Снейп отправился прямым ходом в «Дырявый котел», оттуда в магловский Лондон и агентство по недвижимости.

_________________________________

Северус, мерзший все детство в неотапливаемом — ибо не на что было купить уголь — доме, а потом всю взрослую жизнь в сырых подземельях, где даже чары не очень-то грели, выбрал новым местом обитания самый теплый край Великобритании. Плюсом было и то, что Корнуолл далек от Шотландии. Совсем у моря, однако, Снейп селиться не желал, запахи йода и гниющих водорослей всегда ужасно раздражали его.

Сыронизировав про себя, что желание поселиться среди сплошных пенсионеров вызвано тем, что он двадцать лет среди них отработал, Северус выбрал аккуратный домик на два хозяина в местечке Хелстон. Оптимальный вариант: не настолько малолюдно, чтобы каждый новый житель бросался в глаза, но все еще достаточно тихо при наличии всех благ цивилизации. Северуса бесило, когда до ближайшей пекарни скачок аппарации, а не пять минут прогулки.

Перенеся свои пожитки в один заход, уведомив Минерву о новом адресе, — он уже смирился, что лучше считаться с силой природы по имени Макгонагалл, — выставив на продажу родительскую халупу, Снейп развесил по дому множество защитных амулетов и, усевшись на новый, пахнущий лаком и клеем диван, впервые за несколько месяцев позволил себе тщательно обдумать ночь своей гибели.

Как так вышло, что желанное избавление и завершение трудов земных в последний момент обернулось великим страхом? И в этой бездне ужаса, в бесконечном мгновении агонии и жажды жизни, в отчаянном порыве Северус куда-то рванулся всем своим существом и услышал… пожалуй, это был вопрос. Непроизнесенный, неозвученный, он проник в самые дальние уголки души Снейпа, проверяя, согласен ли он принять то, что ему предлагают. И Снейп согласился. Не раздумывая.

Не впервые он продавал себя ради чего-то. Сначала амбиции и власть, а следом желание спасти то, что дороже всего, и исправить ошибку заставляли его преклонить колени перед чужим могуществом. И обе сделки вышли ему боком. Не заключай сделок, если ставка — твоя душа.

Потому, осознав окончательно, что заключил третью, и на сей раз действительно с потусторонним, Снейп не питал иллюзий, что на третий-то раз ему повезет и все обойдется.

И ошибся. Время шло, здоровье капля за каплей восстанавливалось, от тюрьмы его отбили выступившие неожиданно единым фронтом орденцы, и впервые за почитай всю его жизнь все было хорошо. Он обживался в доме, гулял, читал или бездельничал и ощущал себя выброшенной на берег рыбой.

_________________________________

А потом пришел Хэллоуин, и с ним темное, тянущее чувство, совсем не похожее на ту черную глухую тоску, что овладевала им в каждую последнюю ночь октября с самой гибели Лили. Прежде ему хотелось забиться в какую-нибудь дыру и умереть там, захлебываясь ненавистью к себе. Сейчас что-то колючее в груди тянуло его куда-то, лишало покоя, почти что принуждало спешить, откликаясь на какой-то неясный зов.

Промаявшись весь день, Северус под вечер, когда солнце село и начался Канун, неверной рукой накинул на плечи пальто, проверил, как умещается в рукаве палочка, и аппарировал, поддавшись зову.

Оказался он, какая банальность, на кладбище. Небольшом, вероятно, семейном, но в потемках было сложно разобрать что-то, кроме пары близстоящих могильных камней да громады склепа впереди. Осторожно оглядевшись по сторонам, он поразмыслил, стоит ли накинуть на себя дезиллюминационное, но что-то внутри подсказывало, что прятаться тут не от кого. Тянущее чувство тупой ноющей болью отдавало куда-то под левую лопатку.

«Будет забавно, если в итоге я отправился к черту на рога из-за инфаркта», — подумал он.

Снейп зашагал к склепу, не зажигая света и глядя под ноги. Мощеная дорожка была запущенной, меж плит пробивалась трава. Острый силуэт склепа четко выступал на фоне набирающих сияние звезд.

И тут Северус его увидел. Коренастый, голова словно растет сразу из плеч, мантия Хогвартса чуть ли не трещит на широкой спине, он на диво хорошо был различим в темноте. Словно светился, хотя «светился» было неправильным словом, он был заметен, выделялся. Наверное, впервые с момента рождения.

— Мистер Крэбб, какая неожиданность, — Северуса и самого удивило, насколько ровно прозвучал его голос. Будто они в его кабинете и мальчишка пришел с очередным направлением на отработку.

Винсент Крэбб, погибший в Адском Пламени полгода назад, медленно повернулся всем телом к Снейпу.

— Профессор, — голос все тот же, почти фальцет, на диво не подходивший этому увальню.

В маленьких поросячьих глазках ни искорки удивления.

— Что вы здесь делаете, мистер Крэбб? — Снейп продолжил все тем же привычным отточенным деканским тоном.

Призрак — а призрак ли? — открыл рот, помолчал, стоя с отвисшей челюстью, и снова закрыл. Наконец спустя еще минуту-другую он выдавил:

— Я не понимаю, — и вернулся к рассматриванию дверей склепа.

Снейп сотни раз видел это выражение тупой сосредоточенности, он знал, что мальчишка может застрять так на часы. Внутренний голос язвительно отметил, что нет ничего удивительного в том, что Крэбб не смог найти дорогу на тот свет. Он и собственную задницу без карты самостоятельно найти не мог.

Сквозь грудину словно протягивали раскаленную проволоку. Нужно было что-то делать.

— Мистер Крэбб… Винсент, — Северус вряд ли когда-либо говорил с кем-то мягко и ласково, но сейчас он попытался. — Ты понимаешь, что ты умер?

Мальчишка кивнул.

— Как и мама. И отец. — Крэбб-старший буквально встал на пути у великана, и кончилось это для него плохо. — Не понимаю, почему я тут, а они там, — Винсент вновь повернулся к Северусу, и сейчас было в здоровяке что-то от потерявшегося ребенка, коим он, в общем-то, и являлся. — Я хочу к маме, — прошептал покойник, словно доверяя своему декану великий секрет.

Снейпа пронзило неожиданной жалостью к студенту, которого он всегда презирал, справедливо считая скудоумным ведомым алчным тупицей. Но еще Крэбб был ребенком, втянутым в самое пекло войны, не оставившей от него в итоге даже пепла. Скольких детей он, Северус, подставил, скольких не уберег, как ни пытался. Снейп сглотнул комок в горле. Он догадывался, что нужно сделать.

— Давай я помогу тебе, Винсент, — сказал он, протягивая руку.

Крэбб тупо уставился на предложенную ладонь.

— Мистер Крэбб, у меня нет вечности на ожидание в отличие от вас, — прикрикнул на него Северус. Жалость жалостью, но терпение никогда не было его добродетелью.

Привычный к ругани декана Крэбб приободрился и без опаски ухватил Снейпа за руку. А дальше было просто: шаг, и все.

Оставшись один, Северус какое-то время просто стоял, запрокинув голову, и пялился на звезды, не выискивая созвездия, не высматривая метеоры, просто глядел куда-то в далекую пустоту космоса, переваривая только что случившееся. Глубоко в душе он знал, что от него потребуется, с самого момента заключения сделки, но знать и проверить на опыте — вещи довольно разные. Он сейчас проводил в по-настоящему последний путь человека, мертвого уже много месяцев, и не ощутил ни волнения, ни удивления. Да сбор омелы в Запретном лесу и то вызывал в нем больше эмоционального отклика.

Хрустнув шеей, Северус опустил голову, чувствуя, как она слегка кружится от долгого стояния, глядя вверх.

— Остеохондроз, — пробормотал он под нос.

Тянущее чувство вновь напомнило о себе, призывая двигаться дальше. Снейп вздохнул. Сперва дело, об остальном он подумает завтра.

_________________________________

Здесь ему даже оглядываться не пришлось, чтобы понять, где оказался: он бывал тут не раз. Перед ним приветливо светила окнами и фонарями деревенька Оттери-Сент-Кэчпоул.

«Только бы не близнец», — взмолился про себя Снейп, медленно поворачиваясь.

«Нору» окружали солидные чары: Уизли разумно не расслабились с окончанием войны и о предосторожностях не позабыли. Однако у Северуса было твердое ощущение, что сейчас никакие чары не стали бы ему преградой, только не в Канун Дня Всех Святых, только не тогда, когда он здесь ради того, кто не прошел через вуаль.

Выделяющуюся в темноте своей неотмирностью, что ли, фигуру Снейп заметил у самой границы чар. Оставив позади базовый первый контур, незваный гость — а это точно был не близнец, его бы защита не стала удерживать, пустив к семейному очагу и свету фонарей Джека, — лисой под виноградником кружил у второй линии контура.

Покойник опять попался крепкий и коренастый, поперек себя шире, как говорила одна магла-соседка в Северусовом детстве.

Мужчина нашел в чарах слабое место и пошел напролом. С размаху налетел на невидимую стену, покачнулся и разразился бранью:

— Мерлинову мать да на перекрестке да во все щели ручкой от метлы! — Он знал этот голос.

Амикус. Проклятье, дьявол, пекло. Ублюдок сводил его с ума весь год и теперь, наконец-то подохнув, продолжил. Красный туман гнева заклубился на периферии зрения Северуса. Он понял, зачем Кэрроу сюда явился. Глубоко вдохнув и опустив на место все щиты окклюменции, он заговорил:

— Заблудился, Амикус? Давай я тебя провожу.

Кэрроу прервал свой штурм «Норы» и медленно, словно человек, которого держат на прицеле, развернулся.

— Северус! Какая неожиданность! — бульдожья рожа Амикуса перекосилась в попытке изобразить дружелюбие. — А я-то все думал, кого же за мной пришлют. Нашел себе нового мастера, а? Молоток! — глаза покойника нехорошо блеснули. — Тяжело, наверное, снова быть на побегушках? Хотя тебе не привыкать начинать с самых низов.

В этом весь Кэрроу. Мстительная мелкая душонка, дьявольски опасная своей злопамятностью и амбициями. Шакал по натуре, он всегда караулил, не совершит ли враг промах. И если находил уязвимость, давил на нее, пока противник не ломался. Когда надо — льстивый, когда надо — жестокий до крайности, «профессор Кэрроу» был одновременно для директора колоссальной головной болью и огромной занозой в заднице. Амикус, хоть и скотина, да не дурак, сумел зацепить самых слабых духом из детей обманчивой легкостью достижения могущества с помощью Темных искусств. В итоге те, кто устоял перед профессорскими попытками искушения, стали тренировочным материалом для поддавшихся соблазну. А Снейпу оставалось только следить, чтобы никто не пострадал слишком сильно, да скрежетать зубами в безопасности своего кабинета в башне.

Сестричка была брату под стать, хоть и проигрывала в ушлости. Особенно усердствовал Амикус в поисках несогласных студентов, получая огромное удовольствие от наказаний. Снейп утверждал каждое лично, прикрывая самые серьезные проступки изо всех своих чудовищно ограниченных сил, но множество раз за прошлый год он передавал ребенка в руки Кэрроу, презирая себя. Оба Кэрроу считали боль великим проводником дисциплины. Да и развлечения, чего скрывать. Одно радовало в этой кошмарной ситуации — даже намека не было с их стороны на сексуальный интерес к студентам. Спасибо Мерлину за маленькие милости.

Хотя увлеченность Амикуса младшей Уизли отдавала одержимостью.

Джиневра с Лонгботтомом, не скрываясь, верховодили группой бунтарей, открыто выступали против новых порядков и поддерживали Поттера. Кэрроу не раз предлагал подвергнуть девчонку допросу с пристрастием, выведать планы Избранного и сделать из нее пример в назидание остальным. Младшая Уизли была красива, Амикус обожал ломать красивые вещи.

Снейп угрожал, давил, шантажировал и несколько раз украдкой проклинал самого Кэрроу, но девчонку уберег. И, похоже, недооценил силу навязчивой идеи своего бывшего подчиненного, раз убитый при попытке задержания еще летом Амикус умудрился прорваться в Канун к «Норе».

— Дальше ты не пройдешь, — нарушил затянувшуюся паузу Снейп, узкая дорожка на мгновение показалась ему мостом над Морийской бездной.

Кэрроу исподлобья следил за ним.

— Уходи сам, — продолжал увещевания Северус, усилием воли подавляя туман гнева и пряча его за щиты, не рассчитывая на свои таланты дипломата.

— А то что, Снейп? Рассердишься и заберешь меня в ад? Так ты и так и так заберешь, — хохотнул Амикус. — Мамаша в детстве все уши прожужжала своими присказками: «Будь послушным, иначе Анку заберет тебя. Не задувай фонарь Джека, а то злые духи придут за тобой». Алекто после них в постель дула аж до самого Хогвартса. Так вот, пошел ты, Снейп, я останусь тут, я хоть и сдох, но продрался сквозь вуаль и девчонку с ее семейкой достану все равно!

Амикус начал скользящим, на диво грациозным для такой крупной фигуры шагом двигаться вдоль линии чар, пытаясь увеличить дистанцию. Снейп таким же шагом охотящегося кота пошел следом.

— Почти достал маленькую дрянь тогда, в мае, но тут вмешался другой рыжий выродок, патлатый недобиток Фенрира, распахал мне грудину, чуть не выпотрошил, — в уголках губ Кэрроу пузырилась слюна. — Я не дам тебе отобрать мой шанс отыграться, Снейп!

— Ты весь год мне мешал и сейчас опять приперся, защитничек хренов, проводник. Думаешь отмыться, а? Черта с два ты отмоешься, предателей нигде не любят, а ты предатель, я там был, когда сопляк Поттер все про тебя рассказал, — глаза Амикуса горели нехорошим огнем, пальцы опущенных вдоль тела рук чуть подрагивали, словно в любой момент готовились выхватить палочку.

Снейпу казалось, что он слышит, как потрескивает от магии воздух, как гудит напитанный множеством волшебников защитный барьер, как заголосил в курятнике петух, чуткий на темные силы.

Паскудство заключалось в том, что заклинаний на Кэрроу не применить, он не материальное тело, но и классическим экзорцизмом, каким, например, изгоняли привидений или полтергейстов, тут обойтись было нельзя.

Все сводилось к банальным магловским физическим действиям. Догнать. Схватить. Удержать. Оттащить. Тут приходилось рассчитывать на скорость, выносливость и быстроту реакции. И Северус, хоть и блестящий дуэлянт, последнее время как-то форму подрастерял, гемофилия эта опять же… Когда Амикус сорвался с места и понесся так, что аж пятки засверкали, Снейп попытался раствориться облаком черного дыма, чтобы через мгновение тяжело брякнуться на землю обратно. Лететь не получалось, грудь — или что там у дыма вместо нее? — чуть не разорвало от распирающего ощущения. Словно в ней сейчас не хватало места на что-то еще, кроме той силы, что вела его сегодня по следу. Снейп терял драгоценные секунды, потому, про себя помянув Мерлинову родню вплоть до пятого колена и Мордреда в особенности, остро жалея, что запрет на магию исключал и полет, побежал следом.

Они обогнули «Нору», миновав парадную дверь, теперь неслись вдоль заднего двора. Промелькнул курятник Молли, Амикус вырвался вперед метра на три и, не сбавляя темпа, левой рукой все тыкал барьер защитных чар, выискивая уязвимость. Даже убегая от погони, поганец не унимался. Северус, которому в отличие от его цели требовалось дышать, запыхался и начал сбиваться с темпа. Тянущее чувство в груди тоже не помогало. Еще немного, и Кэрроу оторвется, и если пробьется сквозь границу чар… Стоп! Чары! Сипло чертыхнувшись, Северус сошел с круговой дистанции и нырнул в кольцо защитного барьера. Чары ему не преграда, в горячке погони он позабыл о своем озарении. Выжигая последние резервы, Снейп помчался по хорде Кэрроу наперерез, пользуясь прикрытием Артурова гаража.

Амикус, хоть и закаленный десятилетиями, проведенными в обществе главных гадюк Волшебного мира, такой подлости от преследователя не ожидал, да и спортсменом никогда не был и потому, завидев выскочившего навстречу Снейпа, неловко буксуя, попытался развернуться и побежать в обратную сторону. Не успел. Северус, припомнив уличную юность, сделал ему подсечку, и Амикус некрасиво кувыркнулся лицом в утоптанную землю. Снейп навалился сверху, сцапал его под мышками, оба волшебника — живой и мертвый — завозились в коконе длинных одежд. Амикус пытался брыкаться, отползти и вывернуться из хватки, но Северус держал крепко, пригибая голову и прижимаясь ухом к широченной спине противника, чтобы тот не достал его локтем. Снейп не собирался нарушать данное обещание и упускать собственный последний шанс. Извернувшись, он схватил шею Кэрроу в «замок», пережимая ему горло предплечьем. Живой от удушающего приема легко бы потерял сознание, но и Амикус бороться перестал, вдруг как-то обмякнув.

— Сдавайся, — просипел Северус, и в голосе его был треск погребальных костров, скрип колес похоронных дрог и стук земли по крышке домовины. Кто-то больший, чем потрепанный жизнью человек, держал сейчас за горло упрямого покойника. Кто-то древний и могущественный.

По телу Амикуса пробежала дрожь, и он едва слышно ответил:

— Сдаюсь, и будь ты проклят.

— Уже, — хмыкнул Снейп, медленно убирая руки от горла Кэрроу, но на всякий случай цепляясь за воротник его мантии. — Вставай.

Они поднялись. Северусу очень хотелось постоять, упершись руками в колени, перевести дух и, может, даже сказать, что он для всего этого дерьма слишком стар, но сперва дело. Крепко ухватив утратившего весь задор Амикуса за запястье, Снейп смерил покойника взглядом напоследок.

— Если ты еще раз высунешься из-за вуали, если попытаешься вредить Уизли… Помни, что я — лишь тень того, что ждет тебя дальше.

— Вот именно, — огрызнулся Амикус. — Жалкое подобие, всегда таким был.

Снейп пропустил оскорбление мимо ушей. Потянув упирающегося Кэрроу за собой, он сделал шаг.

Оставшись один, Северус утер платком вспотевший лоб, прикидывая, стоит ли сотворить охлаждающие чары. Странно, что их возня не потревожила никого из обитателей «Норы». Снейп посмотрел на мирно светящийся окошками кособокий дом. У них сегодня свои гости из-за вуали. Да и он подозревал, что он и его «цель» сейчас невидимы для смертного глаза. Все же на Хэллоуин нужно глядеть не на морочащие разум ночные тени, а на теплое и живое пламя очага.

Набрав полные легкие воздуха и медленно, с присвистом выдохнув через свой впечатляющий нос, Северус потер ноющую грудь и посмотрел на часы: впереди вся ночь, а он уже устал.

Бросив последний взгляд на «Нору», Снейп аппарировал вслед зовущему его чувству под ликующее кукареканье.

_________________________________

Приземлился он неудачно, в какие-то весьма колючие кусты, которые явно были родственниками Гремучей иве, настолько радостно они зацепились за его волосы и одежду. Одна ветка впилась ему в шею, а с некоторых пор Северус любые прикосновения к ней не выносил совершенно. Даже бриться приходилось чарами.

Едва Снейп выудил из рукава палочку, шипя от боли в натянутых прядях, намереваясь превратить эти кусты в хворост, как за спиной приятным баритоном кто-то попросил:

— Пожалуйста, не надо. Это любимый крыжовник моей жены, она очень расстроится, если ты его спалишь.

Снейп замер. Потом, вспомнив свои рассуждения об особенностях Кануна, отмер и вежливо заметил:

— Тогда будь добр, помоги мне выбраться.

Говоривший, протянув руку, погладил ветку, колющую шею Северуса. Растение встряхнулось как собака и неохотно выпустило пленника. Снейп торопливо отошел на пару шагов и наконец повернулся посмотреть на нежданного помощника.

Мда, сегодня вечер упитанных покойников. Светлые, чуть редеющие волосы, заметное брюшко, открытый дружелюбный взгляд. Тонкс. Вечер знакомцев, видимо, тоже.

— Привет, Снейп.

Их можно было назвать шапочными знакомыми. Старшие Тонксы, в отличие от их чрезмерно боевой дочери, никогда в основном составе Ордена не состояли, но порой выполняли мелкие поручения, прятали людей или помогали финансово. Снейп таких, как они, про себя называл сочувствующими. С Теодором Северус несколько раз пересекался еще в бытность юной Тонкс его студенткой. Опечаленный провалами дочери в зельеварении отец писал ее профессору с просьбами позаниматься с ней дополнительно, предлагая любые деньги с чисто хаффлпаффской открытостью. Снейп тогда ответил, что дело не в непонимании девчонкой предмета, но в ее катастрофической неуклюжести: она спотыкалась, промахивалась мимо котла, случайно отсыпала многократно превышающие нужные дозы ингредиентов, а ее однокурсники отработали себе рефлекс, как у собаки того магла, при малейшем шуме со стороны ее парты дружно нырять под столы и раньше всех на курсе освоили Протего, чтобы закрываться от бесконечных взрывов котлов. К удивлению Снейпа, заботливый родитель на язвительный ответ профессора, целью которого было отбить всякое желание написывать ему с вопросами, выдал совершенно неожиданную реакцию. Выразив беспокойство о других детях, он в чрезвычайно вежливых и при этом честных выражениях — не привыкший к такой прямолинейности Северус три раза перечел письмо, выискивая упущенный им ранее скрытый смысл, — просил у профессора совета, как бы помочь его дочери перестать быть угрозой всему живому и себе в первую очередь.

Снейп бы и под пытками не признался, что бесхитростная отцовская забота почему-то тронула его. Он получал десятки писем от родителей — большинство из них громовещатели, чего скрывать, — встречались и полные лести, обещаний и порой угроз послания, которые он с кривой ухмылкой читал, а после швырял в камин. Самые впечатляющие угрозы он передавал Альбусу: старик клялся, что Аберфорт — большой поклонник хорошего посыла. Тонкс подкупил Северуса какой-то не вписывающейся в его парадигму мироздания простотой, однако, не переходящей в наивность. Профессор зельеварения чуть ли не впервые в жизни ощутил желание не сбежать от чертовых малолетних дебоширов куда глаза глядят, а побыть настоящим наставником, дать полезный совет и поделиться знаниями. Поразмыслив, Снейп для координации порекомендовал танцы, причем максимально подвижные, а для развития мелкой моторики — какое-нибудь рукоделие.

Следующий семестр девчонка Тонкс щеголяла таким огромным количеством бисерных браслетов, что ее походка стала напоминать манеру перемещаться у крупных приматов. Плечи ссутулены, туловище вперед, руки под весом украшений вытянуты вдоль тела чуть ли не до колен. Про танцы Снейпу интересоваться было откровенно страшно.

В итоге Нимфадора путаться в собственных ногах не перестала, но ошибки из-за неуклюжести на зельеварении практически исчезли. Летом после ее пятого курса Снейп получил от Тонкса письмо с благодарностью: девчонка сдала СОВ на «Превосходно», а значит, ее мечта быть аврором стала чуть ближе к воплощению. К письму прилагался подарок — редкий средневековый алхимический трактат, написанный самой Хильдегардой Бингенской, бесценная вещь, наверняка бывшая в свое время одной из жемчужин библиотеки семейства Блэков. Такое сокровище совершенно точно не стоило пары неохотно данных советов, десятков дополнительных занятий, сотен ядовитых комментариев и тысяч часов отработок. Но Снейп не собирался отказываться.

На праздновании выпуска Нимфадоры Северус познакомился с заботливым отцом лично, в лице — и немалом весьма теле — Тед оказался еще более жизнерадостным, дружелюбным и совершенно не боявшимся мрачного Снейпа.

С возвращением Темного лорда Снейп довольно часто стал пересекаться с девчонкой Тонкс, и она всегда передавала ему приветы от отца, так достав своего бывшего профессора, что он один раз сорвался и наорал на нее, но та лишь сменила цвет волос на блевотно-зеленый, пожала плечами и слать бесконечные пожелания не прекратила.

А потом война сожрала их всех, даже не поперхнувшись. Один Северус, видать, встал ей поперек горла, раз выплюнула. Но остальные... Снейп вдруг разозлился. Какого дьявола этот жизнелюбивый неунывающий болван не двинулся дальше? Что его держит среди живых?

— Надо сказать, не ожидал встретить именно тебя, — нарушил затянувшуюся паузу Тонкс. — Но, полагаю, это… не лишено смысла. С тобой не страшно уйти, знаешь?

Снейп фыркнул.

— Я серьезно, ты не из тех, кто бросает начатое.

Северусу не нравилась появившаяся у Теда после смерти, а может, и всегда бывшая — они все-таки не друзья — какая-то Дамблдоровская тяга к философствованию в ненужный момент.

— Тогда, может, пойдем? — мрачно предложил он.

— Да-да, — чуть рассеянно ответил Тонкс, отворачиваясь от собеседника и переводя взгляд на стоящий в нескольких метрах от них дом. — Сейчас, я только хотел попрощаться.

Эркерное окно на первом этаже было ярко освещено, на низком подоконнике стояли две небольшие тыковки, такие насыщенно-оранжевые, что аж глазам больно.

В комнате, судя по всему, гостиной, сидела женщина и играла с младенцем. Андромеда и маленький Люпин, сообразил Северус. Сквозь стекло он слышал смех: заливистый, немножко булькающий у ребенка и приятный мелодичный у женщины. Они играли в пик-а-бу, каждый раз бурно радуясь, когда Андромеда убирала ладони от лица. Женщина, сидящая на диване с младенцем на коленях, нежно и ласково улыбнулась, и Снейп ощутил дрожь ужаса, пробежавшую по позвоночнику. Точно с такой улыбкой Бэлла, шкворчи она в преисподней на самой большой сковороде, добивала кучу окровавленной плоти, которая до начала ее игр была человеком.

Северус зажмурился, повторяя про себя, как мантру, «Она сдохла, сдохла, сдохла» и проделывая дыхательные упражнения.

Восстановив душевное равновесие, Снейп открыл глаза и повернулся к своему «клиенту». Тед стоял, протянув к окну руку, но не решаясь коснуться стекла, и смотрел на идиллистическую сценку, разыгравшуюся в гостиной, с такими тоской и нежностью, что Северус на мгновение почувствовал себя лишним.

— Я могу провести тебя, если хочешь. Я знаю, что ты не причинишь им вреда, — порыв помочь удивил его самого, но отчего-то захотелось дать Тонксу шанс попрощаться с любимыми, Снейпу-то подобной любезности никто не оказал. Отданное Поттеру «воспоминание» о том, как он держит безжизненную Лили на руках, пока в кроватке рыдает ребенок, было лишь отполированной за годы регулярного проигрывания в голове иллюзией, попыткой дать себе хоть какую-то возможность погоревать без необходимости скрывать свои чувства. В ночь нападения на Поттеров он, как и все его собратья по метке, катался по полу, вцепившись в левую руку, воя раненым зверем от дикой боли, утихшей лишь под утро. Он даже на похороны не пошел — нет, Альбус не запретил, Северус просто впал в апатию и дня три лежал, уставившись пустым взглядом в потолок, не реагируя ни на что. Позже, очнувшись от ступора, перебив в буйном отчаянии всю посуду в личной лаборатории, уже пообещав Дамблдору идти до конца, он и создал впервые себе иллюзию прощания с Лили, чтобы хоть так молить у нее прощения.

Тонкс покачал головой:

— Спасибо, но нет. Лишь сделаю ей больнее. Ее раны только-только начали заживать, не хочу расковыривать их снова. Да и фонарь Джека горит, — вяло попытался пошутить он.

Хаффлпаффцы, что с них возьмешь.

Андромеда, словно что-то почуяв, отвлеклась от внука и, слегка щурясь, посмотрела в окно. Пару секунд ее взгляд скользил по пустому для нее палисаднику и вернулся к малышу.

Тед тяжело сглотнул и продолжил, явно с трудом сдерживая слезы:

— Я просто хотел посмотреть на них напоследок. Я ведь ушел еще до того, как малыш родился. Думал, что так отведу от них риски… — он посмотрел вверх, часто и глубоко дыша.

Снейп с несвойственной ему деликатностью отвернулся, давая Тонксу собраться.

— Очень рад, что они снова счастливы, после всего случившегося. И они есть друг у друга, — произнес Тед высоким ломким голосом. — Я рад, что последний раз вижу ее именно смеющейся. У нее такой чудесный смех.

Он шмыгнул носом.

— Волновался, как она переживет горе. Но Анди сильная, куда сильнее меня, на ее месте я бы расклеился. Потому-то и решил задержаться, хотя бы посмотреть, как она. Я-то ухожу к нашей девочке… — тут он всхлипнул. Потеря дочери сильно ударила по нему. Переведя дыхание, он продолжил свою явно заранее заготовленную прощальную речь.

— Хочу, чтобы она была счастлива несмотря ни на что. Чтобы снова смогла полюбить со временем. Чтобы двинулась дальше, — Тонкс изобразил рукой благословляющий жест и решительно отвернулся от окна. Расправив плечи и задрав подбородок, он коротко кивнул Снейпу. — Я готов.

Северус одновременно хотел и закатить глаза от простодушного пафоса последних слов Тонкса, и восхититься мужеством хаффлпаффца.

Снейп протянул руку.

— Держись, я тебя провожу.

Ладонь Тонкса зависла над его.

— Спасибо… Северус. Знаешь, тебе бы тоже стоило двинуться дальше. Ну, не пройти за вуаль, полюбить снова.

Снейп отдернул руку, словно ошпарившись.

— Да что ты понимаешь!

— Я как раз понимаю, — Тед грустно улыбнулся. — Поверь мне, я понимаю сейчас все. Идем.

Этот шаг Северусу дался сложнее всего.

Стоя в опустевшем палисаднике, Снейп пытался худо-бедно успокоиться. «Двинуться дальше», мать его. Он уже двинулся один раз, спасибо большое, и теперь вот стал исполняющим обязанности мрачного жнеца. Он, может, и не хочет никуда двигаться, кипел Снейп, он впервые в жизни получил крохи контроля над своей жизнью, а этот… покойник… так покровительственно свысока ему советует найти себе нового хозяина… тьфу, хозяйку… словом, под каблук обратно он не полезет. И предавать ее опять, пусть в этот раз предательство будет весьма и весьма условным.

Ему хорошо одному, сейчас он впервые за долгое время один по своему выбору. Ему хорошо одному.

Глубоко вздохнув и прерывисто выдохнув, он прислушался к себе. Темное ноющее чувство в груди успокоилось, не ушло, а будто бы задремало. Кажется, на сегодня все.

Не оглядываясь на окно, за которым женщина баюкала на руках все, что осталось от ее семьи, Снейп с тихим хлопком аппарировал к своему дому, и только кусты крыжовника ощетинились ему вслед.

_________________________________

Остаток ночи Северус провел дома, по-стариковски сидя в кресле у камелька в компании огромного пузатого чайника, бисквитов и книги, которую он держал на коленях скорее для вида. Жутко хотелось надраться, но что-то подсказывало, что сегодня этого делать не стоит, да и как бы то ни было, своей выкупленной жизнью он дорожил, и в его текущем состоянии не собирался рисковать, увлекаясь алкоголем.

Невидяще глядя в огонь, Снейп поминал всех, кто ушел из его жизни за вуаль. Список вышел пугающе длинный, от магловской бабки, единственной из всей семьи, кто на самом деле о нем заботился, и умершей так рано, оставившей его одного, до Альбуса, сначала списавшего его как безнадежного, но потом все же давшего шанс отыскать внутри себя что-то похожее на достоинство и искупить грех. Стоило часам на каминной полке пробить пять, обозначив тот самый темный час перед рассветом, когда умирают люди, Северус встал, налил в стакан скотча и щедро плеснул в пламя. Огонь на мгновение взвился и опал, проглотив угощение.

Когда за окном забрезжил сонный осенний рассвет, Северус мирно задремал в кресле, впервые за очень долгое время чувствуя себя в гармонии с собой и миром.

Северус понял, что свою часть сделки выполняет хорошо, когда осень, уходя, забрала с собой и его «приобретенную гемофилию». Целители — он пошел к ним скорее из вредности и желания подкинуть нерешаемую задачу, чем стремления обследоваться, — снова восторженно размахивали палочками, спорили, кому писать статью о феномене и набросали множество не имеющих под собой сколько-нибудь стоящего фундамента теорий.

_________________________________

Год пролетел в одиноких прогулках, экспериментах, чаепитиях с Минервой, которая всеми правдами и неправдами заманивала его вернуться и вести зельеварение у старших курсов, вежливых раскланиваниях с глуховатой соседкой. Северус не думал о будущем, не рефлексировал о прошлом, а тихо плыл по течению, наслаждаясь обыденностью своей жизни.

На Хэллоуин он весь день прислушивался к себе. Темное тянущее чувство медленно нарастало в груди, чтобы к закату вновь начать звать его куда-то. В этот раз Северус последовал без промедлений.

Этот Канун вместе с несколькими заблудшими душами принес с собой еще одного знакомца: Снейп встретил Уолдена Макнейра на поляне с тремя менгирами в Уистманском лесу, где Темный лорд часто держал совет в первую войну. Макнейр, осужденный пожизненно, в Азкабане однажды просто не проснулся, а теперь сидел на камушке, глядя на то, как слабый свет краюшки убывающей луны чуть с опозданием проходит сквозь пространство между стоячими камнями. Северуса в свое время эта особенность монолитов завораживала, но никто на его памяти не рискнул шагнуть на заросший мхом треугольник земли.

— А, Снейп, — скучным голосом поприветствовал Макнейр. — Зря пришел, я никуда не пойду.

— Что, Уолден, — съехидничал Северус, — будешь жить в лесу? — Макнейр, будучи чистокровным снобом, издевку не понял, просто пожал плечами.

Пару минут они молчали, покойник умиротворенно, Снейп — с нарастающим вместе с болью в груди раздражением. Даже окклюменция не помогала.

— Ты же все равно не просидишь здесь вечно, неприкаянным можно бродить по земле только ночь первого Кануна после смерти, утром вуаль снова уплотнится, а тебя затянет под нее, и ты станешь ее частью, вечность проведешь среди тех, кто не пошел дальше и застрял. Слышал, как они шепчутся у Арки в Отделе Тайн?

Едва заметная дрожь пробежала по фигуре Уолдена, но он снова упрямо пожал плечами. Нужно было, чтобы он согласился, признал власть того, кого Северус представлял этой ночью.

— Я устал, — пробормотал Макнейр себе под нос. — Мы все неслись, неслись куда-то, все слушали обещания о великом будущем, за которое не стыдно и пасть, а оно все не приходило, а мы все гибли. И я все время шел в первых рядах, не пасуя и не зная страха, и все зря, все зря. Я устал и хочу покоя. Мне надоело куда-то стремиться, Снейп, — покойник поднял на него взгляд, и Северус поежился от того, насколько древним в этот момент Макнейр ему показался. Мафусаиловы глаза на моложавом, ухоженном лице, которое словно и не пострадало от полутора лет Азкабана.

Снейп попытался зайти с другой стороны:

— Тут покоя не найти, поверь.

— Поверь, — отозвался Уолден эхом. — Я догадываюсь, кем ты стал, но чему я точно научился за годы службы нашему лорду, так это подозрительности. У меня нет оснований доверять тебе, ренегат, хоть мы и были когда-то товарищами по оружию.

Снейп закатил глаза. Похоже, каждый мертвый бывший соратник Волдеморта считал своим долгом прочесть ему лекцию о лояльности. Они все судили его: изнеженные и богатенькие, и обнищавшие порой настолько, что церковные крысы смотрели на них свысока, и молчаливо тянувшие лямку в министерстве за унизительно низкую плату. Что они вообще понимали, стоящие на пороге безумия и вырождения пуристы.

Северус всегда чутко ощущал пролегающую между ним и чистокровными последователями лорда незримую границу. И они считали своим долгом регулярно напоминать о ней, держа Снейпа и немногих других примкнувших к лорду полукровок на расстоянии вытянутой руки. «Мы — не ровня», — говорил каждый их жест. «Ты здесь лишь потому, что полезен», — слышалось в каждой обращенной к нему реплике. «Ты не наш, не наш», — повторял каждый взгляд.

Но тогда он жаждал власти и наивно верил, что пробьется сквозь стеклянный потолок, завоюет признание, заслужит уважение или хотя бы внушит им страх.

Он не завел себе среди Пожирателей ни друзей, ни любовниц, и даже поднявшись после убийства Альбуса на невиданные высоты, все равно остался в глазах большинства «этим полукровкой». Вся разница заключалась только в том, что это оскорбление шипели ему в спину, вместо того чтобы бросать в лицо.

Как же они его достали!

— А теперь послушай меня внимательно, Уолден, — заговорил Северус со своей лучшей интонацией внушающего ужас профессора. — Мне плевать на твой экзистенциальный кризис, не то чтобы ты знал, что это вообще такое. Можешь ныть, сколько заблагорассудится, жаловаться на несправедливость и топать ногой, как трехлетка, которому не купили «Берти Боттс», — слова падали, чеканно звеня, как полновесные галлеоны из чистейшего гоблинского золота. Первокурсники Хаффлпаффа к этому моменту обычно уже рыдали в три ручья. — Мне все равно. Но мой долг — провожать через вуаль тех, кто умер в этом году и не нашел пути самостоятельно. И я не делаю различий, я веду всех. В этом, — Снейп оскалил кривые зубы, — милосердие Жнеца. Будь любезен, прекрати истерику и подумай трезво, хочешь ли ты провести вечность, болтаясь тряпкой на потустороннем ветру Арки, или все-таки хочешь пойти дальше? В столь желанный тобой покой? — последнее слово он практически выплюнул.

Макнейр смотрел на него своими стариковскими глазами, и в их глубине Снейп видел ту же эмоцию, что в глазах молодого Винсента Крэбба год назад. Страх ребенка, который потерял маму в огромном, полном людей магазине. Снейп едва подавил самодовольную усмешку. Все-таки проняло.

Северус, вскинув бровь, молча протянул покойнику ладонь. Макнейр помешкал, снова посмотрев на луну и менгиры. А потом неожиданно крепко ухватился за его руку.

Северус сделал шаг.

_________________________________

Жизнь потекла от Хэллоуина до Хэллоуина. Молодые, старые, совсем крохотные, несчастные, разгневанные, умиротворенные — все в итоге шагали вместе с ним, начиная свое еще одно удивительное путешествие.

Со временем Северус нашел в себе силы думать о прошлом и будущем, строить теории о том, почему среди множества павших в ту майскую ночь именно он получил удивительное предложение.

Он служил смерти, цеплявшейся за гротескное подобие жизни изо всех своих немалых сил, он служил жизни, принявшей смерть как важную часть себя и приветствовавшей ее в конце. Он побывал по обе стороны баррикад, прикрываясь службой одной, был до последнего верен второй и впитал в себя все, что первая и вторая готовы были дать, и даже больше. Снейп лучше всех мог держать хрупкое равновесие между жизнью и смертью, пробалансировав на канате между ними двадцать лет.

И все же что-то в нем умерло тогда, в злополучную майскую ночь, что-то даже значимее умершего много лет назад вместе с ней. И что-то ожило, что-то незнакомое и не жившее ранее никогда.

_________________________________

К четвертой годовщине его тихой жизни в Хелстоне глуховатая немолодая дама, проживавшая во второй половине таунхауса, решила, что встретила достойного спутника на оставшуюся старость, выскочила замуж за него — Северус бы с удовольствием посмотрел на вытянувшиеся физиономии детей и внуков — и выставила жилье на продажу.

Снейп грядущее появление новых соседей воспринял скорее с безразличием. Миссис Брокльхерст его не сильно раздражала и никогда не жаловалась на то, что он громко слушает музыку. Он сознательно выбрал магловское окружение, чтобы иметь доступ к электросетям. Возникни у него желание, Северус мог спрятать свой дом не хуже лондонского особняка Блэков, но такого рода чары конфликтовали с магловскими приборами, а прощаться с возможностью наслаждаться изрядно подросшей за последние годы коллекцией винила он не хотел.

Момент въезда новых соседей он пропустил, увлекшись одним многообещающим проектом. Поэтому звонок в дверь застал его врасплох. Снейп чертыхнулся, набросил на зелье стазис и поднялся из подвальной лаборатории.

На пороге с чем-то круглым и накрытым вышитой салфеткой в руках стояла Гермиона Грейнджер. Девушка, ожидая, пока ей откроют, разглядывала округу и была повернута к нему вполоборота, но он в момент опознал ее по непокорной кудрявой гриве. Первым порывом Северуса было захлопнуть дверь и притвориться, что никого нет дома. Но тут Грейнджер обернулась.

На мгновение ее глаза округлились и рот изобразил букву «О», она еле слышно удивленно ахнула. Следом на ее лице расцвела вежливая и приятная улыбка, из тех, что обычно приберегают для продавцов и официантов.

— Добрый день! Меня зовут Гермиона Грейнджер, и я ваша новая соседка. Я только вчера заехала и вот, решила познакомиться. Испекла вам пирог, — чуть смущенно добавила она, протягивая ему круглое нечто под салфеткой.

Снейп несколько долгих секунд сверлил ее фирменным взглядом, пытаясь понять, не сошла ли гриффиндорская всезнайка с ума, раз не признала своего бывшего профессора. Грейнджер браво смотрела на него в ответ, приняв вызов сыграть в гляделки, то ли не боясь легилименции с его стороны, то ли намеренно провоцируя. Было что-то в ее взгляде такое… И тут Снейпа озарило. Умная девочка. Она предлагала ему новый шанс, притвориться, что нет у них никакой общей болезненной истории, что они просто чужие люди, чье жилое пространство немного пересекается. Предлагала ему вежливые, безличные и ровные отношения с максимально возможной дистанцией. Черт, а она сообразительна. А еще пирог пах просто упоительно: яблоками, корицей и теплой, свежей выпечкой.

Снейп подержал ее взгляд еще чуть-чуть, выждав, чтобы она все-таки моргнула и прервала их импровизированное состязание.

— Доброго дня, Гермиона Грейнджер, — заговорил он с легким намеком на иронию в голосе. — Меня зовут Северус Снейп, рад знакомству. Выпьете чаю?

Актерские таланты девчонки были не бездонны, она, страшно покраснев, кивнула.

И Снейп пригласил ее домой, налил ей чаю — конечно же, с молоком, ха! — отведал пирога и поддержал вежливый пустой светский разговор, в котором оба собеседника старательно делали вид, что им правда интересно рассуждать о погоде и очередном отказе правительства в создании Ассамблеи Корнуолла. Было неловко, но Северус предпочел пятнадцать минут притворства пятнадцати минутам откровенности.

После чаепития Снейп некоторое время раздумывал, не сбежать ли куда-нибудь на Гебридские острова. Но с его удачей окажется, что именно этот кусок скалы облюбовал для себя Лонгботтом. Северус содрогнулся. Лучше уж Грейнджер с ее явной декларацией о намерении держать дистанцию.

Пару дней спустя он вернул ей блюдо от пирога и вручил в качестве ответного подарка к новоселью горшочек с розмарином из его зельеварческого садика.

Девчонка оказалась тихим соседом, и даже Поттер с Уизли не попадались ему на глаза. Но все-таки какое-то шестое чувство, чем-то родственное тому, что гнало его из дома каждый Канун, шептало, что появление Грейнджер несет с собой перемены.

Он не знал, готов ли он к ним.