Незабудка (гет)

Гермиона уже давно посвятила Джинни во все свои тайны — и про встречи с Малфоем в Выручай-комнате, где они практически всегда молча читают, и про тот неловкий момент в оранжерее профессора Стебель, когда влажный воздух наполнялся ароматом волшебных трав, а между ними повисло нечто большее, чем просто вызов.

А сегодня добавилась новая история — Малфой устроил потасовку с Кормаком Маклаггеном.

— Да он хотел тебя поцеловать! — Джинни вдруг вскрикнула так громко, что несколько первокурсников в гостиной Гриффиндора обернулись. Она сидела, поджав ноги, на диване у камина, и её рыжие волосы казались ещё ярче в свете пламени.

Гермиона покраснела до корней волос и потянулась за подушкой, чтобы швырнуть в подругу:

— Тише!

Но Джинни уже катилась со смеху, не обращая внимания на возмущённые взгляды.

— Ну же, расскажи! Ты что? Он что? Как это было? — она придвинулась ближе, глаза сияли любопытством. — Он хотя бы был нежен? Или это был тот самый противный Малфой?

— Гермиона, похоже, ты нравишься Малфою, — Джинни ухмыльнулась, подперев подбородок рукой.

— Да нет, брось, это просто… — Гермиона замялась, отводя взгляд.

— Просто?— Джинни приподняла бровь.

— Просто…

— Да не просто! — оборвала её Джинни, закатив глаза. — Мы все замечаем, как ты на него смотришь в последнее время. Даже Рон вчера спросил, не подменили ли тебя.

— Я не… То есть, я просто… — она беспомощно развела руками.

И они вместе громко рассмеялись.

Гермиона уткнулась лицом в подушку, сдавленно застонав.

— Я даже не знаю, что со всем этим делать, — её голос прозвучал приглушенно, словно она пыталась спрятаться от собственных мыслей. — Он такой... такой...

— Противоречивый? — подсказала Уизли, игриво подталкивая её локтем.

— Да нет, он просто... невыносимый! — Гермиона вынырнула из подушки, её кудри взъерошились. — Один момент он смотрит на меня так, будто я последняя булочка в Сладком королевстве, а в следующий — как будто я наступила на его любимую мантию.

Джинни фыркнула:

— Ох, значит, он действительно тебе нравится.

Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но... закрыла. Потом вздохнула.

— Я не знаю, — призналась она наконец, разглядывая свои ногти. — Он злит меня. Бесит. А потом... потом вдруг делает что-то такое, от чего у меня перехватывает дыхание.

— Например, укрывает тебя своей мантией? — Джинни подмигнула.

Гермиона покраснела ещё сильнее.

— Это не... Я не...

— Он тебе нравится, — констатировала Джинни, как будто это было самым очевидным фактом в мире. — И, судя по тому, как он чуть не откусил Маклаггену голову за пару неосторожных слов... ты очевидно нравишься ему.

Гермиона снова уткнулась в подушку.

— Это ужасно, — её голос прозвучал глухо. — Это катастрофа.

— Катастрофа, от которой ты не можешь оторвать взгляд, — парировала Уизли.

Гермиона хотела возразить... но не нашла слов.

* * *

Вечер должен был быть волшебным. Большой зал уже сиял сотнями мерцающих огней, ледяные украшения переливались под магическими снежинками, а в воздухе витало сладкое ожидание праздника. Но Гермиона едва замечала эту красоту.

Малфоя не было за завтраком. Его обычное место среди слизеринцев пустовало. Она не придала этому значения — может, проспал, может, не хотел показываться на глаза после вчерашней истории с Маклаггеном. Но когда он не пришел и на обед, в груди защемило тревожное предчувствие.

А потом был ужин и в зал ворвалась сова.

Птица шумно плюхнулась прямо на стол перед Гермионой, едва не опрокинув кувшин с апельсиновым соком. На груди у нее был номер Ежедневного пророка.

И там, на первой странице, смотрело на нее холодное, надменное лицо Люциуса Малфоя.

«Бывший пожиратель смерти скончался в Азкабане», — гласил заголовок.

Гермиона застыла. В ушах зазвенело.

Вот почему его нет.

Она машинально схватила газету, глаза бегали по строчкам: «...обнаружен без сознания в камере... причины смерти расследуются... официальные лица отказываются комментировать...»

— Гермиона? — Рон наклонился к ней, хмурясь. — Что-то случилось?

Она лишь спросила:

— Гарри, — её голос прозвучал чересчур неуверенно даже для неё самой, — одолжи мне карту Мародеров.

* * *

Гермиона взбегала по винтовой лестнице Астрономической башни, сердце стучало так громко, что, казалось, эхо разносилось по каменным стенам. Каждый шаг отдавался в висках, а холодный декабрьский воздух с каждым пролетом становился все резче, обжигая легкие.

Лестница кружилась бесконечно, узкая и темная, лишь редкие факелы бросали дрожащие тени на старые камни. Высокие окна, встроенные в толщу стен, пропускали бледный лунный свет, и снежинки, залетая внутрь, таяли на лету, оставляя на ступенях мокрые следы.

Когда она наконец вырвалась на площадку перед последним пролетом, ноги уже гудели от усталости, но остановиться она не могла.

Астрономическая башня возвышалась над Хогвартсом, открытая всем ветрам. Телескопы, обычно уставленные вдоль стен, сейчас стояли беспорядочно, будто кто-то в ярости отшвырнул их в сторону.

Драко сидел, прислонившись к перилам, спина напряжена, плечи подняты от холода или напряжения. Белая рубашка — тонкая, расстегнутая настолько, что виднелась ключица — развевалась на ветру. Мантия свалилась рядом, смятая, будто её сорвали в порыве отчаяния.

Пустая бутылка огневиски стояла у его ног, а в дрожащих пальцах он сжимал не газету — а письмо на тонком пергаменте с изящным вензелем "М" в углу. Гермиона сразу догадалась от кого оно — ровные, изысканные буквы слегка расплылись в нескольких местах, будто от капель воды... или слез.

— Малфой, — тихо позвала Гермиона, замирая в дверном проеме.

Он не обернулся, только его плечи слегка напряглись.

— Уходи, Грейнджер, — его голос звучал хрипло, но без привычной высокомерной нотки. — Я не в настроении для... для твоих нравоучений.

Гермиона сделала шаг вперед, снег с ее ботинок остался на каменных ступенях.

— Я знаю, что случилось, — сказала она осторожно. — Я подумала... тебе, возможно, не хотелось бы быть одному. Сегодня.

Он замер, глядя на нее с неожиданной уязвимостью. Ветер трепал его светлые волосы, делая их похожими на серебристую паутину в последних лучах заката.

— Мама пишет... — его голос внезапно сорвался. Он провел рукой по лицу.

Гермиона молча достала волшебную палочку и плавным движением наколдовала Согревающее заклятие. Тёплое золотистое сияние окутало их, отгоняя пронизывающий холод декабрьского вечера. Она осторожно опустилась рядом на холодный камень.

Его спина согнулась под невидимой тяжестью. Голова упала ей на колени — неловко, неуверенно, будто он сам не понимал, как оказался в таком положении.

Гермиона замерла, её пальцы сжались в воздухе, не решаясь прикоснуться.

Но потом — тихо, осторожно, она провела рукой по его волосам, запутавшимся от ветра. Они оказались мягкими, шелковистыми, совсем не такими, какими она их представляла.

Он вздрогнул при первом прикосновении, но не отстранился. Наоборот — его плечи расслабились, дыхание стало глубже.

Гермиона продолжала гладить его волосы, её пальцы медленно расчесывали пряди, разбирая узлы, оставленные холодом.

Прошло наверно минут тридцать, а может и три часа.

— Почему ты не на балу? — спросил Драко после долгой паузы. Его голос звучал глухо.

Гермиона покачала головой, глядя на последние алые полосы заката.

— Я именно там, где должна быть, — ответила она просто.

Драко повернулся к ней, его серые глаза в этот момент казались почти прозрачными.

— Ты что, жалеешь меня? — в его голосе вновь зазвучали знакомые нотки вызова.

— Нет, — Гермиона встретила его взгляд без колебаний. — Я просто знаю, каково это — терять близких.

Она замерла, изучая его лицо, будто видела впервые. Ветер донёс из замка отголоски музыки.

— Потанцуй со мной, — неожиданно сказал Драко.

Он встал, слегка пошатываясь, но твёрдо протянул руку.

Его ладонь была холодной и слегка дрожащей, но крепко сжала её пальцы, словно боясь, что она вырвется. Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки — не от зимнего ветра, а от неожиданной близости.

От него пахло огневиской и снегом, осевшим на его рубашке. Этот запах кружил голову сильнее любого зелья. Его дыхание было неровным, тёплые порывы касались её лба, когда он наклонился чуть ближе.

Его рука осторожно легла на её талию и она ощутила странное тепло, разливающееся по всему телу. Пальцы слегка сжали ткань её мантии, будто проверяя, реальность ли это.

Сердце бешено колотилось где-то в горле, мешая дышать. Каждый нерв в её теле будто ожил, обострив ощущения.

Они слегка покачивались в такт далекой музыке, едва слышной на вершине башни. Потом Гермиона почувствовала, как его голова опустилась ей на плечо, а пальцы неловко запутались в ее непослушных локонах. Дыхание Драко стало ровным и глубоким, его теплые губы случайно касались ее шеи при каждом вдохе.

Постепенно их едва уловимые движения прекратились. Они просто стояли, крепко обнявшись, как два корабля, нашедших друг друга в бурном море. Его руки крепко сжимали ее спину, а ее ладони бессознательно сжали складки его мятой рубашки. Ветер трепал их волосы, смешивая пряди каштановых и льняных локонов в единое целое.

Где-то внизу продолжали звучать рождественские мелодии, смеялись студенты, звенели бокалы. Но здесь, на вершине башни, существовал только этот момент — тихий, хрупкий и бесконечно настоящий. Они не нуждались в словах — все, что нужно было сказать, передавалось через это объятие: «Я здесь», «Ты не один», «Я понимаю».

И в этот момент Гермиона осознала — даже если бы судьба дала ей тысячу попыток, она снова и снова выбирала бы этот вечер. Этот холодный декабрьский закат. Это неловкое объятие, в котором вдруг стало так просто и ясно.

Она бы снова поднялась по винтовой лестнице, зная, что найдёт его сломанным. Снова протянула бы руку, зная, как это больно — прикасаться к чужой ране. Снова позволила бы ему прижаться к своему плечу, хотя прекрасно помнила все его насмешки.