Думай, Гарри, думай! (джен)

Худенький черноволосый мальчик проснулся, потянулся и…

почувствовал, что ему как-то не удобно в собственной кровати. Он привстал, нащупал на тумбочке у изголовья круглые очки и нацепил их на нос. Затем он сел и стал осматриваться. Что-то явно было не так в привычной скудной обстановке комнаты, только он спросонья всё ещё не мог понять, что именно. Мальчик соскочил с постели — и тут же скривился от боли. Во-первых, он сильно ударился ногами об пол, словно кровать за ночь стала ниже. Во-вторых, жутко болела спина, как будто вчера он таскал на себе мешки с песком. И в-третьих, голова. Ужасная боль, от макушки до самого носа, словно раскалывала голову. Сдержанно шипя от боли, мальчик проковылял на непослушных ногах к шкафу, распахнул его и уставился в зеркало. Ему сразу же показалось, что он словно бы вырос, хотя в остальном — всё было прежним: узкое лицо, ярко-зелёные глаза, непослушные чёрные волосы…

Мальчик в растерянности коснулся макушки — и ощутил под пальцами здоровенную шишку, которой вчера — совершенно точно — не было. Какого Мордреда с ним произошло за ночь?! Он откинул назад чёлку и потёр лоб… И тут же на выдохе прильнул к стеклу, едва не расплющив нос: поперёк лба отчётливо виднелся тонкий красноватый шрам в виде молнии. Обалдело моргая, мальчик отступил назад, продолжая ощупывать шрам, добрёл до кровати и сел. «Шрам в виде молнии? — думал он. — Но ведь такой шрам всегда был у Невилла Лонгботтома. Это же отметина, оставленная Тем-кого-нельзя-называть! Откуда она у меня?!»

Вопросы роились у него в голове, но ответов не находилось. Мальчик перестал наконец-то тереть шрам, осторожно уложил болевшее тело обратно на постель и закрыл глаза. «Это же только сон, — тихо прошептал он. — Это всё мне просто снится». Постепенно боль ушла, и он опять попытался «проснуться». Сел, огляделся. И наткнулся взглядом на большую пустую птичью клетку на столе. «О Мерлин, а это откуда? Да что в конце концов происходит?!» Всё ещё недоумевая, мальчик прошлёпал в ванную комнату. Потом переоделся, опять удивившись, что вся одежда в его шкафу была сильно заношенной и очень большого размера, и спустился в кухню завтракать.

— Доброе утро, — поздоровался он с тётей Петунией, которая хлопотала у плиты, и уселся за стол, заинтересованно принюхиваясь.

— Как ты посмел выйти из комнаты, Гарри? — женщина резко обернулась и вперила в него рассерженный взгляд. Мальчик съёжился и непонимающе заморгал.

— Я… Я просто хотел… Я проголодался, тётя…

— Марш в комнату, и чтобы даже тени твоей я не видела! Я принесу тебе твой завтрак, так уж и быть, когда сочту нужным! Что за наглость: появляться у меня на глазах, как ни в чём ни бывало, после того, что ты тут вчера устроил!

— Я устроил? — пролепетал он. — Но я ничего…

— Гарри! Хватит огрызаться! Убирайся, пока я не позвала Вернона!

Мальчик мгновенно сорвался с места и исчез из кухни: дядя Вернон хоть и никогда не был с ним жесток, но тётя сейчас была явно рассержена, а злить родственников ещё больше ему вовсе не хотелось. Тем более, что он всё ещё не понимал, что же такое успел натворить вчера. Ну, разве что, вчера был день его рождения…

В таком же недоумении Гарри провёл ещё два дня, почти безвылазно сидя у себя в комнате, выходя только в уборную. Трижды в день тётя Петуния просовывала еду в маленькое окошко, похожее на кошачий лаз, внизу двери его комнаты. И на этом общение с роднёй и заканчивалось, ни дядя Вернон, ни Дадли даже не подходили к его комнате. Нельзя сказать, что Гарри очень не хватало общения со своей приёмной семьёй, но чтобы его игнорировали полностью — это было очень-очень странным. Мальчику было нечем заняться, и на третий день он со скуки принялся перебирать свои школьные вещи в сундуке.

Он аккуратно свернул зимний плащ, встряхнул и сложил форменные мантии. Примерил ботинки и зимние сапоги, убедился, что они ему всё ещё впору. Перебрал ворох разрозненных носков, выложил те, что нужно было заштопать, остальные небрежно свалил обратно. Не успел он подумать, что ничего-то интересного нет и в сундуке, как вдруг обратил внимание, что… учебники довольно новые и почему-то за четвёртый курс. «Стоп, — мысленно удивился Гарри, — как же так? Я же пойду на третий курс, и я точно помню, что, когда собирался домой на каникулы, в моём сундуке были книжки второго курса. Второго! Откуда же эти учебники?» Подумав немного над этакой странностью, он всё-таки сообразил, в чём дело: это братцы Уизли в очередной раз подшутили над ним, забрали его книги и подсунули чужие. Интересно, как же он тогда будет делать домашние задания на лето… Наверняка, именно в этом и состояла идея близнецов.

Поскольку заняться мальчику всё равно было нечем, он выложил учебники на стол, намереваясь почитать хотя бы их: вот удивятся все, когда он будет блистать знаниями через год! Вернувшись к сундуку, Гарри обнаружил на дне кое-что, чего там вообще быть не могло. Никогда. …И вряд ли даже приколисты Фред с Джорджем додумались бы подложить ЭТО ему. Мальчик вынул из сундука длинный свёрток и снял малиновую бархатистую ткань с… метлы. Не веря собственным глазам, Гарри, который на уроке полётов взлетел одним из последних, из-за чего над ним смеялись все, даже девочки, держал в руках самую красивую, какую только можно было разве что во сне увидеть, метлу. Берёзовые прутики хвоста были идеально подобраны по толщине и длине, а на лаковом древке золотом выведено «Комета»…

Весь день Гарри читал учебники, а когда ему надоедало, любовался невесть откуда взявшейся в его сундуке метлой. Он буквально влюбился в Комету и гнал от себя мысль, что она у него оказалась по ошибке, и как только он вернётся в Хогвартс, настоящий хозяин этого чуда обязательно её у него отберёт. Мальчик даже спать улёгся, сжав в руке нереально гладкое древко метлы.

Следующим вечером Гарри лежал на кровати, всё так же держал метлу и смотрел в потолок, размышляя, как он появится в Школе. Он всё ещё не мог решить, показать ли Комету всем и каждому, чтобы все обзавидовались, или же спрятать или вообще оставить дома, чтобы не отобрали. Неожиданно в комнату вошёл дядя. Гарри медленно перевёл на него затуманенный мечтами взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.

— Мы уходим, — сообщил он.

— Простите?

— Мы — а именно, я с твоей тётей и Дадли — уходим.

— Отлично, — равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.

— Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.

— Ясно.

— Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.

— Да, сэр.

— И запрещается таскать еду из холодильника.

— Понятно.

— Я запру дверь в твою комнату.

— Как скажете.

Дядя Вернон сверлил племянника подозрительным взглядом, явно обескураженный отсутствием возражений, но не нашёл, что сказать. Он грузно, как бегемот, развернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ, и как дядя Вернон топает вниз по лестнице. Через несколько минут после этого снаружи дома хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающего от дома автомобиля.

Мальчик действительно не испытывал никакой печали по поводу отъезда Дурсли. Какая ему разница, дома они или нет. Ему даже не хотелось вставать и включать свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он всё так же валялся на кровати, поглаживая чудесную Комету и слушая ночные звуки, доносящиеся из открытого окна. Оказалось, пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Потрескивали и поскрипывали половицы и ступеньки… Гарри лежал тихо, без движения, почти засыпая.

И вдруг из кухни очень отчётливо донёсся грохот. Мальчик мгновенно сел и вслушался. Это не Дурсли — слишком рано, да и он бы услышал, как приехала машина. Несколько секунд было тихо, затем отчётливо послышались какие-то голоса. «Воры!» — испугался Гарри, скатился с кровати и замер, пригнувшись. Он решал, спрятаться ли ему под кроватью, или же в шкафу, но до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать — а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не давал себе труда понижать голос. Да и вообще, что ворам делать на кухне? Тётя, конечно, неплохо готовит, но не настолько же! Мальчик схватил свою волшебную палочку и подошёл к двери, изо всех сил прислушиваясь. И почти сразу же отпрянул назад — замок громко щёлкнул, и дверь распахнулась.

Гарри стоял неподвижно, глядя сквозь дверной проём в неосвещённый коридор. Он старался уловить хоть малейший звук, но в доме стало совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел из комнаты к лестнице. Сердце билось уже не в груди, а в горле. Внизу стояли какие-то люди. Пришельцев была целая толпа, человек десять, и все они, как по команде, уставились прямо на него. В отличие от мальчика, они совсем не удивились и не испугались, обнаружив его в пустом доме. Да, это точно не воры. Но кто они такие?

— Кто. Вы. И что. Здесь. Делаете?

Гарри говорил чётко и отрывисто, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Отлично, парень! — взревел один человек и шагнул вперёд. — Первым делом — бдительность!

Мальчик попятился и выставил перед собой волшебную палочку: крупный, грузный седой длинноволосый мужчина, в носу которого недоставало большого куска плоти, мог бы напугать своим видом кого угодно. К тому же, у него были разные глаза: один маленький, как чёрная бусина, смотрел прямо на него, а второй, крупный, ярко-голубой, вертелся в глазнице, словно жил собственной жизнью. Сомнений не осталось: дом добропорядочных маглов Дурсли посетили не воры, а волшебники. Такие же, как сам Гарри.

— Ты же помнишь, я был в прошлом году учителем в Хогвартсе, — продолжил устрашающий колдун, но тут же заметно смутился: — Э-э… Ну, то есть, не совсем я…

Видя, что Гарри не намерен кидаться к нему с объятьями, и вообще делает вид, словно не узнаёт, он отступил в толпу, пророкотав: — Эх, парень, ты прав, доверять мне у тебя нет совершенно никакого резона. Ремус, давай-ка ты…

— …А чего мы в темноте-то? — вдруг раздался молодой женский голос.

Через мгновение, наполненное шорохами и шуршанием в группе магов, раздалось почти хоровое «Люмос!». С полдюжины волшебных палочек засветились огоньками, подсвечивая лица своих хозяев. Гарри тоже чуть было не зажёг свою волшебную палочку, но усмехнулся, шагнул к стене и нажал выключатель. Волшебники, ослеплённые ярким электрическим светом, заозирались и заморгали. «Во как! — удивлённо сказал кто-то из них. — Это поярче будет даже, чем Люмос Солем!» Тем временем Гарри рассматривал визитёров. Никто из них не казался ему знакомым. «Да что в конце концов тут происходит?!» — думал он, едва сдерживаясь, чтобы не заорать эти слова во всю глотку. Взрослые смотрели на него снизу вверх, кто дружелюбно, кто с любопытством, а кто-то даже как-то уважительно. Кроме седого верзилы с разными глазами. Он уставился на мальчика весьма подозрительно.

— Что-то тут странноватое, не находите, леди и джентльмены? — пророкотал он. — Пацанчик-то даже тебя, Ремус, не узнаёт. А может, он — это вовсе не он?

Грузный колдун вперил взгляд живого глаза прямо Гарри в переносицу:

— Ну-ка, скажи, кем становится твой Заступник, а?

— Мой … кто? — непонимающе заморгал тот. Столпившиеся у лестницы волшебники чуть ли не в один голос ахнули и принялись переглядываться.

— Да что вы набросились на мальчика, Аластор, в самом-то деле? — прозвучал тот же голос молодой женщины, и наверх по лестнице стала подниматься колдунья с копной ярко-фиолетовых волос и лицом в форме сердечка. Она сочувственно смотрела на Гарри: — Мы свалились такой толпой на бедолагу посреди ночи, тут собственную фамилию забудешь, да? Моя вот, например, Тонкс, а твоя?

— Д-дурсли… — растерянно вымолвил он.

Даже самое искусное перо не смогло бы описать изумление, отразившееся на лицах волшебников.