Я помню море (джен)

За окном был снег. Четвертая моя зима здесь. Я их считаю.

За пределами деревни обычный туман, вечно висящий прямо за оградой с колючей проволокой. Густой, молочный, почти живой.

Мы не знали, что там за ним. Только иногда слышали как в нем шевелится что-то тяжёлое.

Я живу в этом месте с пяти лет. И всё это время — туман.

Нам говорят, что мы — избранные. Не знаю ни одного идиота, который бы этому верил.

Утро было холодным, но внутри коттеджа воздух стал другим. Я почувствовала это с того самого момента, как открыла глаза: тишина не звенела страхом. Даже шаги Сэма, когда он вошёл, не звучали, как удар молота. На самом деле он никогда не искал, кого бы испугать. Он просто был.

Он посмотрел на всех нас. На Марка. На Питера. На Анну. На Элизабет. На меня. Не на номера. На детей под кодовыми именами.

Пять разрешённых имён для мальчиков. Пять для девочек.

Я поймала его взгляд и не отвела.

На завтрак я села на своё место. Смотрела прямо на него и бросила таблетку на поднос. Не спрятала. Не зажала в кулаке. Просто — бросила. Пусть видит. Он ничего не сказал. Только задержал свой взгляд на мне чуть дольше, чем обычно.

После молитвы начался первый урок.

Сэм держал в руках тетрадь. Проверял устную математику.

У Питера хорошо получалось. Он сбился всего один раз. Сэм не прервал его, просто кивнул.

Потом Анна — она справилась без ошибок вообще. Потом была я.

Он дал мне мел. Я писала на доске — аккуратно, злая внутри, потому что я ненавидела писать на доске и Сэм это уже знал, но без единой ошибки. Он кивнул. Без улыбки, без похвалы.

Алфавит. Карточки с буквами. Простые слова: дом, соль, вера.

Элизабет перепутала порядок — я подсказала рукой. Без слов. Он видел. Он всё всегда видит.

Мы работали. Даже Питер — сосредоточенно. Даже Элизабет— не шепталась.

В классе была не тишина. Сосредоточенность.

Может быть, мы начинали уяснять, что знание — это тоже оружие.

Может, он хочет дать нам его? Научить, как не сдохнуть сразу.

Ближе к обеду в класс вошли Братья. Лукас и Натаниэль.

Их шаги вернули холод.

Они принесли большую, выцветшую карту. Она пахла сырой бумагой и клеем.

Это всегда дурной знак, когда пахнет клеем.

— Сегодня вы узнаете, почему вы здесь, — сказал Лукас.

Он говорил, что был мир. Плохой.

Испорченный грехом, войнами, похотью. Что всё рухнуло.

Остались лишь те, кого избрали.

— Только здесь, за стенами, осталась жизнь. Здесь — надежда. Вы — семена будущего, — сказал Натаниэль. — А семя не должно бунтовать. Оно должно укорениться.

Анна напряглась.

Элизабет спрятала лицо в рукав.

Майкл поднял глаза, но ничего не сказал.

Питер что-то прошипел — почти неслышно.

Я смотрела на карту.

На трещины. На пустыню.

На тёмную метку в углу: "Граница".

Мы живём внутри клетки, которую называют Эдемом.

— Ваши тела — дары. Вы нужны. Но только если покорны, — продолжал Лукас. — Офицер Сэм охраняет вас не только от внешнего мира. Но и от самих себя.

После их ухода стало тихо. Обед мы ели молча.

Анна прошептала мне:

— Они говорят, мы — избранные. А если мы просто… оставшиеся?

Я не знала, что сказать.

А Сэм, где-то в своей комнате, пил горький травяной отвар и, наверное, думал, как нас завтра опять "учить".

И я чувствовала: завтра ему будет труднее.

Я — Мэри 0710.

Я всё ещё здесь. Живая.

Помнящая море.

Меня не зовут Мэри.