Другая история Беллатрисы (гет)

Я нашла дневник её дочери среди переданного Кассандрой. Её зовут Дельфи и она вела дневник в приюте. Начало дневника относится к 2011 году, Белла уже 8 лет живёт в Гренландии.

Интересно, Дельфи специально отдали в приют, чтобы она росла, как Том Реддл? Об этом Нарциссу Малфой недурно бы спросить, но что тревожить пожилую леди. Я также делаю вывод, что дочь Тёмного лорда по рождению записали в Дурмстранг, но потом пришел оттуда отказ и за её судьбой явно пристально следили. В эти годы в Великобритании детей очень быстро отправляют в приёмные семьи, и они не задерживаются в местах временного пребывания. Но это была особенная девочка. Её считали предрасположенной к агрессии и серийным убийствам. Ей даже фамилию дали Уайт, а не Блэк, видимо, чтобы сказать, не будь, как они. Но жизнь её легкой не была. У неё много философских размышлений. Ниже помещаю её записи (орфография и пунктуация сохраняются, но она достаточно чётко пишет).

«3 марта 2011. Меня зовут Дельфи Уайт, мне 13 полных лет, я живу в приюте временного содержания для детей, которым подбирают семьи, только я всегда здесь живу, и я всех здесь люблю. Наш приют находится по адресу 18A, Колумбия-роуд, рядом с цветочным рынком. Тетушка Амалия говорит, что, если ты потерялся и не знаешь где ты, нужно найти констебля и сказать ему кто ты и где живёшь. Я не знаю, что такое “потеряться” и как можно не знать, где находишься. Я знаю, как меня зовут и где я живу, но мне кажется, я совсем не знаю, кто я, но вряд ли это нужно знать дяденьке-констеблю. Может быть, дяденька-констебль задумается, что он сам не знает, кто он и что тогда будет? Знает ли кто-нибудь на свете, кто он такой на самом деле и как это понять? А животные знают, кто они?

Два года назад, когда мне было 11 лет, прилетела большая белая сова и принесла мне письмо, в котором было сказано, что я волшебница, но не полечу учиться волшебству в школу волшебства и чародейства «Дурмстранг», потому что я — очень плохой человек, мои родители плохие и были ликвидированы 2 мая 1998 в битве за другую волшебную школу, а поскольку я — порождение зла, то в любой волшебной школе мне делать нечего. Я спрашивала у тетушки Амалии: “Как это весь человек может быть плохим: плохие руки, плохие ноги, плохой живот и даже уши, наверное, очень плохие? А что это значит: быть таким плохим?” И зачем мне волшебная школа, если тетушка Амалия итак все время говорит: “Не умничай”? А что значит: “Порождение зла”? Я родилась как зло? Может быть, я обидела маму? Родители погибли через несколько дней после моего рождения. А почему говорят, что мои родители злые, вот я на них совсем-совсем не сержусь, и пусть возвращаются из “оттуда не пишут” и мы все пойдем на цветочный рынок. Тетушка Амалия ничего не ответила, а почему тогда она всем говорит: “Отвечай, когда я спрашиваю?”.

А потом под Рождество приходили какие-то люди проверять мою голову на какой-то сидроп и расстройство. Расстройство — это же когда болит живот — причем тут голова? Они так и сказали тетушке Амалии: “Голову ей проверить”, а она встала, большая, красная и сказала: “Не дам!”, но меня увели в другой корпус и велели рассказывать о себе. Я подумала, они видно схватили первого попавшегося ребёнка, значит, надо хорошо ответить, как учили и сразу отпустят. Я собралась с мыслями и сказала: “Здравстуте, я Дельфи Уайт, мне 11 лет, я живу в этом приюте, и я плохой человек”.

“Не волнуйся, — сказали мне, — «Лично ты ничего плохого не сделала, а о твоих родителях мы говорить не будем, мы понимаем, что ты их не любишь”.

Я подумала, что очень странно говорить такое взрослому человеку 11 лет, ведь даже такой плохой человек, как я, конечно, любит родителей, даже если он, может быть, не знает, кто же он на самом деле такой. Потом они показывали странные картинки, как будто пальцем намазано и спрашивали, что я вижу. А что можно видеть, если ничего не видно? Я сказала, что нужно к обеду накрывать и мне некогда. Потом они какие-то фильмы показывали страшные, чтобы что-то у меня выявить, я очень кричала и прибежала тетушка Амалия, и кидалась в них зачем-то елочными игрушками и страшно ругалась на своем немецком, а я подумала, что нужно накрывать к обеду, выбежала на улицу, разбежалась и хлоп…

Потом сказали, что я сломала ключицу, а у тетушки Амалии давление. Все это время внутри меня были ключи?! От чего?! И кто давит на тетушку Амалию? Той ночью я во сне видела родителей, они были настоящие, только были, как облачко, у мамы были такие длинные черные волосы, и она была теплая, живая, а когда я рассказала тетушке Амалии, она ушла, крестясь и бормотала на немецком. Наверное, она тоже не любит мою маму».

«17 марта 2011. Сегодня День Святого Патрика и все приютские должны надеть что-нибудь зелёное, поспать в Соборе, а потом раздобыть на уличном фестивале кружку пива одну на пять или десять человек. Я отмечаю иначе: мне было интересно в Соборе, на цветочном рынке я нашла трехлистник и хочу полить все приютские растения. Вряд ли здесь кто-то кроме меня знает, что “дырчатый” — это монстера манки, а “дылда” — фикус Али.

В энциклопедиях приютской библиотеки есть сведения об условиях жизни этих растений и я, конечно, переписала их в свой блокнот. Мне говорят, что я “всегда одна” и что у меня “нет друзей”. Мне кажется, растения умеют дружить. Дети в нашем приюте быстро меняются и очень странные. Они говорят о фильмах, которые я не смотрела, о людях, которых якобы должна знать, а когда я говорю о том, что меня интересует, бросают: “Хм, странно”. Разве не интересно узнать, как у видов образуется вариегантность и почему, а главное, как происходят тропизмы?»

Мне с детства говорили, что я волшебница, задолго до письма из Дурмстранга, но я не хотела слышать ни о чем волшебном. При одном упоминании магии я начинала плакать. За мной всю жизнь пристально следят, как-то одна девочка хотела дружить со мной, а потом ей долго задали вопросы в кабинете: как мы играем, что она чувствует. Она узнала, кто я, и я снова осталась одна, впрочем, мне хорошо одной: можно спокойно подумать, посидеть с растениями... Я все равно люблю наш приют, тетушку Амалию, рынок на улице, все цветы и всех людей. Почему они спрашивают не мучаю ли я животных, нравится ли мне играть с огнем…

Одна волшебная вещь у меня все-таки есть. В 2006 меня навещала тетушка, сестра матери, она подарила мне книгу: «1000 магических растений и грибов» и я храню эту книгу 5 лет. Это книга моей мамы, её школьный учебник — напоминание о доме, который у меня когда-то был, хоть я и очень плохой человек. Мне говорили, что мои родители убивали и мучали людей, чтобы захватить власть. Что моего отца так боялись, что страшились вслух назвать его имя. И вот дочь Того-кого-нельзя-было называть наполняет лейки талой водой от растаявшего в баклашках снега. Я начну сегодня полив с суккулентов — любимых цветов тетушки Амалии, потому что сегодня день Святого Патрика и каждый должен сделать что-нибудь хорошее. Наверное, мои родители были не плохие, а несчастные.

С краю окна сидит сова и держит конверт. «Ну что ты прилетела? Мне некому писать. А если ты к тетушке Амалии, то её нет: у нее с утра “давление”. Сова была настойчива и письмо пришлось взять. “Дельфи Уайт… От Рудольфуса Лестрейнджа”… Это же тот мужчина, мама была замужем за ним, но она его не любила.Зачем он мне пишет? Его никто не любит, и он надеется, что я буду его любить? Хорошо, я попробую.

Он пишет, что хочет сказать что-то важное про моих родителей и для этого я должна ночью прийти к цветочному рынку и пролезть под ограждение. Но мне говорили, что нельзя ходить на встречи с незнакомцами. Из-за этого можно потеряться и не знать где ты. А мои родители знают, где они? Наверное нет, раз все говорят, что “их нет”. Если тебя нет, то ты и не знаешь, где ты. Если я пойду — я стану, как они? Тогда я пойду.

Это было так: он спросил, почему у меня нет ни волшебной палочки, ни мантии, а я сказала, что хочу, чтобы вся их магия в нашем камине сгорела. Он такой: “Твои родители бы очень расстроились, узнав, что ты ненавидишь магию”. А я говорю: “Неправда, они бы поняли, что я их очень люблю”. Он мне рассказал про какой-то магический прибор, с помощью которого я могу попытаться всё вернуть, чтобы они захватили мир и всё такое, но как он не понимает, их тогда убьют ещё более страшно. Он тогда в конец разозлился: “Ты как твоя мать, которая отказалась от мести, стоит на коленях перед его портретом, целует раму и умоляет его заговорить!” — “Мама жива?!!” — “Жива и, как видишь, не вспоминает о тебе. Предпочитает умолять его показаться на портрете и сказать хоть одно слово” — “Да что вы понимаете!!! Она его любит и она всегда его будет любить!!!” и я пошла обратно к приюту, но потом вернулась и догнала: “Мистер Лестрейндж! В какой части довольно большого земного шара мама говорит с папиным портретом?” — “В Гренландии… Но это далеко и трудно добраться”. И он надел мне на плечи эту дурацкую магическую мантию и сказал: “Ну пока, дочь Тёмного лорда”.

Итак, моя мама жива, а у папы есть портрет и с ним можно говорить. Теперь я знаю, кто я — девочка, которая ищет родителей»