Негаданная Судьба (гет)

Молчит огромный зал приемов,

И паутину вьет паук.

Гул эха там — раскаты грома,

А песня ветра — скорбный звук...

Гермиона проснулась в темноте, разбавленной лишь молочным лунным светом, что лился в комнату сквозь морозные узоры на оконном стекле. В его тусклых белых струйках танцевала пыльная муть. Сна не было ни в одном глазу, девушка чувствовала себя бодрой и свежей, будто и не было клубка тревожных сновидений и страхов, беспокоивших ее с вечера.

А еще ей было не просто тепло, а по-настоящему жарко.

Потягиваясь, будто кошка, она выбралась из уютного теплого гнезда, с удивлением обнаружив поверх себя еще и отороченный мехом плащ Торина. Тяжелый холодный воздух комнаты быстро пробрался под влажную от пота рубашку, и разморенная сном и теплом Гермиона, мгновенно покрылась гусиной кожей. Зябко передернув плечами, она завернулась в плащ снова.

В комнате забористо храпели. Странно, но за последние пару месяцев она настолько привыкла к этому звуку, что собственные мысли мешали ей заснуть гораздо чаще.

Первым делом она отыскала Бильбо, который спал, зажатый между Бомбуром и Бофуром. Последний пожертвовал простудившемуся хоббиту самое дорогое — свою ушанку. Почти на ощупь девушка нашла его лоб рукой. Он был влажным и липким, но жар уже успел спасть. Гермиона в очередной раз порадовалась своей щепетильности и запасливости, что заставили ее взять из Бэг-энда много полезных вещей, в том числе и пузырьки с приготовленными ею зельями.

Осторожно перешагивая через спящих гномов и стараясь при этом никого не разбудить, будто бы что-то вообще могло разбудить крепко спящего гнома, Гермиона на цыпочках добралась до двери, попутно отметив, что ни Торина, ни Леголаса в комнате нет, открыла ее и вышла на заиндевевшее от мороза крыльцо. И, как и ожидала, обнаружила там еще одного, страдающего бессонницей.

Торин уже долгое время оставался здесь один, застыв недвижной тенью и погрузившись в размышления. Он почти не ощущал холода, напротив, свежесть морозного воздуха наводила ясность в мыслях, помогая разложить по полочкам события последних дней и собственные душевные тяготы. Гермиона была последней, кого Торин ожидал бы увидеть здесь и сейчас, но почему-то понял, что это она, едва только скрипнула дверь, и облако теплого пара вырвалось наружу.

— Я думал, ты будешь спать до самого утра, — сказал Торин, не поднимая головы и не глядя на нее. — Похоже, что с вечера тебя мучили кошмары.

— И холод, — добавила Гермиона, приблизившись. — Спасибо, что укрыл меня.

— Стук твоих зубов мешал мне спать, — полушутя полусерьезно заметил он, и добавил: — Зато мистер Беггинс, похоже, чувствовал себя замечательно. Ты возишься с ним, как с писаной торбой. И ему это нравится.

— Он предложил мне гостеприимство через пару часов после того, как узнал мое имя. Он поверил в историю, которую я ему поведала, несмотря на ее очевидную бредовость. И не задумываясь пустил меня в свою жизнь и в свое сердце. Тут нет более важного для меня человека, Торин.

Я тоже хочу стать важным для тебя.

— Вы удивительно хорошо спелись, — вслух заметил он. — Хоббит и человеческая магиня из другого мира... Вы неустанно заботитесь друг о друге и близки как отец и дочь.

— Скорее, как брат и сестра.

Торин сделал шаг вперед, выступая из густой тени в полосу лунного света, и Гермиона неожиданно для себя смутилась под его пристальным взглядом.

— Ты, должно быть, пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве, а я помешала, — пробормотала она, отводя глаза и торопливо стягивая с плеч плащ. — Ночь морозная. Возьми, а не то придется возиться не только с Бильбо.

— Я привычен к холоду. И если бы я искал уединения, я сказал бы тебе об этом сразу. Кажется, сегодня я не буду против приятной компании. К тому же, тут хватит места и для двоих.

— Тут?

— Под моим плащом достаточно места для нас обоих, — осторожно пояснил он. — До рассвета недолго, скоро под солнцем заблестит снег на вершине Одинокой Горы. Останься, если все равно не хочешь спать.

Гермиона помедлила с минуту, обдумывая предложение, потом кивнула и несмело шагнула к Торину, позволяя ему накрыть ее полой своего плаща.

— Так мистер Беггинс не ошибается? Ты действительно собираешься вернуться с ним в Шир, когда закончится путешествие? — спросил Торин. Его дыхание шевелило ее волосы и щекотало шею.

— Да, если не найдутся Врата. Откровенно говоря, я бы не слишком надеялась, что это случится. А к жизни в Хоббитоне я привыкла. Буду варить зелья и лечить местных жителей от простуды, а по выходным печь для дяди грибные пироги.

— Так те, которыми Бильбо угощал нас тогда — дело твоих рук? Я впечатлен.

— Не знала, что Торин Дубощит умеет шутить, — поддела его Гермиона.

Торин неожиданно беззвучно рассмеялся, и девушка скорее почувствовала это, чем услышала.

— И в мыслях не было.

Гермиона рассмеялась вместе с ним. В одно мгновение ей показалось, что стоять вот так, ночью, в объятиях сурового гномьего короля, разделяя с ним островок тепла под черно-сизым зимним небом с россыпью незнакомых созвездий и чужих звезд — есть самое естественное, что только можно выдумать. Она не могла понять природу этого почти забытого ощущения покоя, защищенности, которое исчезло еще со смертью ее родителей, словно бы ничто худое в этом мире не могло коснуться ее. Торин действительно заботился о ней.

— Странно смотреть на ясное ночное небо и не видеть ни единой знакомой звезды, — сказала она. — Есть солнце и луна, и радуга, и лес с речкой — все неотличимо от природы моего мира. А созвездия — другие.

— Посмотри туда, — Торин указал на скопление звезд, напоминающее Большую Медведицу. — Это созвездие Повозки. — Гермиона хихикнула. — А там — Вильварин, Бабочка.

— Эльфийские названия? — удивилась она. — Не думала, что гномы ими пользуются.

— Все языки Арды, нашего мира, так или иначе переплетаются между собой. И все они произошли от древнего наречия, на котором в незапамятные времена говорили первые эльфы, — нехотя признался Торин. — Кроме кхуздула, языка гномов. Им нас наделил наш создатель Ауле, и мы считаем его тайным, поэтому и пользуемся в разговоре общепринятыми названиями на синдарине, самом распространенном эльфийском языке. Уверен, о нем ты уже знаешь немало, — улыбаясь, добавил он.

— А звезды? У них есть имена? — заинтересованно закрутила головой Гермиона, и Торин мысленно поздравил себя с удачным выбором темы для разговора. Если она и чувствовала неловкость, то уже не вспомнит об этом. И выжмет из меня все, что мне известно, и даже то, что, слава Ауле, я никогда не знал.

— У многих, — ответил он. — Эльфы называли их в честь своих великих предков. Там, рядом с Элберет — Эарендил, несущий в руках свет сильмарилла. Дальше, красная звезда Карнил и голубая Луинил, и золотой Ненар. А льдистая звезда Хеллуин восходит по вечерам первой и сияет ярче других.

— Я была уверена, что глаза гномов обращены к земле, а не к небу. И еще более удивительно то, что вам известны имена эльфийских святых.

— Творец мира только один, Эмин. Кроме Эру, первейшего из первых, мы почитаем своего создателя Ауле, Мастера Ремесел и его супругу Йаванну Кементари, покровительницу всего растущего и живущего на земле.

Торин внезапно умолк, чувствуя, как уже ставшее таким знакомым тепло волною поднимается от ладоней, безотчетно и властно сжимающих плечи Гермионы и отзывается томительным покалыванием во всем теле. Он словно со стороны услышал свой собственный хриплый шепот.

— Порой мне кажется, что ты — Йаванна, обретшая человеческий облик и возвратившаяся к нам...

Гермиона вздрогнула и затаила дыхание. В этих словах было что-то волнующее, словно бы нечаянное признание, высвободившееся на эмоциональном пике. У девушки было ощущение, что она оказалась случайной свидетельницей того, чего не должна была услышать. Смутившись, она сделала движение в сторону, словно пытаясь отстраниться, но Торин удержал ее.

— Темнота сгущается перед рассветом, — тихо сказал он. — Но там, на востоке, за рваными снежными тучами уже видна алая кайма горизонта. Еще пара часов — и эта ночь станет воспоминанием... Не уходи, — едва слышно прошептал он ей в волосы.

Торин плотнее обернул руки вокруг нее, сцепив ладони в замок. Секунды капали медленно, словно древесная смола, и каждое мгновение он ждал, что Гермиона оттолкнет его и уйдет. Но она не отталкивала.

А утро, приближаясь, все сильнее золотило суровый пик Одинокой Горы.

* * *

Леголас возвратился, когда все уже проснулись, и хмурое, больше похожее на сумерки утро было в разгаре. Гномы по-тихому отсиживались в доме Барда, Бильбо сморкался и хлюпал носом, сидя с кружкой брусничного чая и завернутый в одеяло, и долечивал давешнюю простуду.

К ужасу Гермионы, ее вчерашнее шальное в своей мимолетности желание не замедлило сбыться. Пользуясь тем, что никому кроме нее на улицу и носа казать было нельзя, Леголас потащил ее прямиком на крышу практиковаться в стрельбе из лука — к вящей досаде Торина, страху Бильбо и несказанному восторгу всех троих детей Барда.

Гермиона же, для которой затянувшееся и полное приключений путешествие по Средиземью не решило, к сожалению, проблемы с боязнью высоты, восторга по этому поводу не испытала и попробовала было возразить, но неугомонный эльф сказал, что со своими страхами надо бороться, и через несколько мгновений Гермиона с перекошенным от ужаса лицом пыталась, стоя на скользкой черепице, перебороть желание припасть к ее поверхности всем телом и обнять ее руками. А потом, если удастся спуститься отсюда живьем, не забыть и утопить вредного эльфа в ближайшем канале.

Леголаса, без сомнения, абсолютно не пугала ни высота, ни ветер, гуляющий над крышами Эсгарота и грозящий сбросить любого смельчака вниз. Он чувствовал себя совершенно комфортно здесь и стоял, раскинув руки, с шальной улыбкой на лице.

— Ну же, Эмин, ты не каменная ящерка, что вцепляется в землю четырьмя лапками и при этом зажмуривает глаза, — подначивал он ее. — Посмотри на солнце, повернись лицом к ветру!

С этими словами Леголас сверкнул зеленовато-серебристой молнией и, дернув девушку за шкирку, рывком поставил ее на ноги.

У Гермионы закружилась голова от обилия света, воздуха и открытого пространства, а еще от отсутствия стен и опоры. Она зашаталась и широко раскинула руки, удерживая равновесие.

— Леголас, я ни разу не эльф! — завопила она. — Я обычный человек и не умею порхать, как это делаешь ты! И еще — я человек, панически боящийся высоты!

— Ты легкая и маленькая, держать равновесие для тебя — проще простого, — возразил эльф. — Все, что от тебя требуется — победить свои страхи. Одолей их, Эмин, иначе они сделают тебя своей рабой.

Леголас указал на жестяной ветродуй в форме рыбы с двумя хвостами, который, повинуясь порывам ветра, крутился из стороны в сторону. Крыша, на которой он был закреплен, была в двухстах футах от них.

— Давай! Это — твоя цель, — он стукнул ее по спине ребром ладони, распрямляя плечи, поправил положение рук. — Не думай о том, чего ты боишься. Думай о цели.

Первая стрела, выпущенная Гермионой, пролетела безнадежно далеко от цели, вторая — пробила внушительную дыру в чьей-то простыне, вывешенной, очевидно, для просушки. Зато третья пробила злополучный ветродуй насквозь да так и осталась торчать в нем.

Леголас выглядел жутко довольным.

— Ты хорошая ученица, ведьма! Теперь посмотрим, сможешь ли ты догнать меня!

Гермиона покраснела до корней волос и сжала кулаки.

— О, я не только догоню тебя, но еще и сброшу тебя в озеро! — прорычала она, напрочь забыв и о высоте, и о своей боязни. Леголас мысленно поздравил себя с этим.

Однако угрозу было не так-то просто исполнить. Эльф был гораздо более ловок и изворотлив, чем девушка. Но Гермиона уже вошла в азарт. Один или два раза ей уже почти удалось настигнуть неугомонного эльфийского принца, но каждый раз он оказывался быстрее.

Путешествовать по крышам Эсгарота оказалось увлекающим занятием. Где-то позади остались страхи, ветер теперь не грозил сбросить вниз, а, казалось, помогал бежать, подталкивая в спину и поддерживая под локти. Гермиона в какое-то мгновение поймала себя на том, что улыбка не сходит с ее лица. Люди, заметившие их, смеялись и показывали на них пальцами. Они уже привыкли к присутствию эльфов в своем городе.

Леголас в очередной раз со смехом увернулся от ее рук и перепорхнул на соседнюю крышу. Дальше же расстояние было слишком велико, чтобы сделать прыжок, но над улицей и каналом он заметил толстую тугую веревку, больше напоминающую канат, и неизвестно зачем здесь протянутую. Эльф оценил расстояние и, бросив на запыхавшуюся Гермиону задорный взгляд, потрогал веревку носком сапога.

— В чем дело, Эмин? — насмешливо вопросил он. — Доступная тебе зона заканчивается здесь? Не рискнешь последовать за мной — и ты проиграла!

Девушка скрипнула зубами с досады. Ну конечно, я не полезу туда, ты, остроухий хвастун! Сломать себе шею не входит в мои планы.

Она остановилась, скрестив руки на груди, и всем своим видом показывая, что игра окончена. Но Леголас только пожал плечами — мол, как знаешь! — и ступил на шаткую веревку.

Чертов эльфийский принц!

Гермиона несколько мгновений наблюдала, как Леголас, ловко перебирая ногами, шествует по веревке в пятнадцати футах над водой канала. Потом прищурилась, прикидывая расстояние между нею и эльфом, натянула свой лук и тщательно прицелившись, выпустила стрелу.

И расплылась широкой улыбкой, с маниакальным удовольствием наблюдая, как та разорвала веревку и Леголас, потеряв опору под ногами, с воплем обрушился в ледяную воду под визг и удивленные вскрики окаченных водой горожанок.

В дом Барда они вернулись уже в сумерках, когда Торин и Бильбо уже были полны решимости наплевать на конспирацию и отправится искать Гермиону прямо сейчас. Вид абсолютно несчастного, мокрого и посрамленного Леголаса, которого девушка сушить магией наотрез отказалась, изрядно позабавил гномов. Торин смеялся в открытую и от души, в особенности выслушав всю историю до конца.

— Полагаю, все оценили мой внешний вид, и твое мстительное самолюбие удовлетворено? — мрачно проворчал эльф. — Может, наконец, ты меня высушишь?

— На кухне есть печка, — небрежно бросила Гермиона. — Воспользуйся ею.

Леголас неожиданно расхохотался.

— Эмин, я признаю свое поражение, — сказал он. — И я был... невыносим.

— Ты затащил меня на эту чертову крышу...

— Оттуда открывался чудесный вид на город...

— Из-за тебя мне пришлось прыгать по крышам, будто чердачная кошка!...

— Я хотел, чтобы ты справилась со своими страхами.

— И при этом ты насмехался надо мной!

— Всего лишь разбудил в тебе азарт.

— Но я очень благодарна тебе, Леголас, — улыбаясь, она положила руку на его плечо и слегка сжала. — И за урок стрельбы из лука, и за пренебрежение к моему нытью. Теперь я понимаю, что такой урок был мне нужен.

— Значит, мир? — он протянул ей ладонь. — Только больше не надо купаний в зимней воде!

— Мне жаль прерывать ваш задушевный разговор, но ночь на пороге, и если мы хотим уйти, как и пришли, незамеченными, нам следует поторопиться! — не выдержав, встрял Торин. — Хотя я не огорчусь, если ты останешься здесь, — он ткнул пальцем в Леголаса.

— Лишить себя такого удовольствия — осложнять жизнь гному? Не дождешься! — отозвался тот и тут же получил пинок от Гермионы.

— Торин, хватит терпеть этого высокомерного лесного пройдоху! — вскричал Двалин, угрожающе сжимая кулаки. — Я вообще не понимаю, что он тут забыл. Выбросить его в озеро, и дело с концом! Тем более, что ему не впервой купаться! — ехидно добавил он.

Торин развел руками.

— За него поручилась волшебница, — сказал он. — И мы сошлись на том, что я убью его без вопросов, если сочту подозрительным, — добавил он, с удовольствием наблюдая, как вытянулось лицо Леголаса. Эльф уставился на Гермиону нечитаемым взглядом.

— Сошлись, значит?...

Девушка подняла бровь и пожала плечами.

— Ты сам просил убедить его позволить тебе остаться. Будь благодарен. — без капли вины в голосе сказала она.

Увлекшись перепалкой, никто не заметил выражения лица Барда, с которым он взирал на всю компанию, переводя взгляд то на одного, то на другого гнома. Наконец его взгляд остановился на Гермионе и Торине. И выражал он все, что угодно, но не спокойствие и дружелюбие.

* * *

— Я верно расслышал? Ты — Торин Дубовый Щит? — наконец задал Бард крутившийся на языке вопрос. — Внук короля Трора? — он стукнул кулаком в стену. — Я должен был сообразить, что вы не простые охотники за поживой! И что ты, — он ткнул в Торина, — имел ввиду, когда назвал эту эльфийку волшебницей?

— Вообще-то она не эльфийка, — обреченно отозвался Торин. — А человек, наделенный магией.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — недоверчиво сказал Бард. — Но меня волнует другое. До вас в Эсгароте появлялось немало охочих до гномьего золота, и я, считая вас одними из них, думал, что вы испугаетесь дракона и сбежите, еще завидев клубы дыма, окутывающие подножие Одинокой Горы. Но если ты тот самый изгнанный принц, то вы идете не за золотом, а затем, чтобы выгнать из-под Горы Смауга. Сейчас дракон спит. Вы понимаете, что случится, если его разбудить?

— Дай угадаю — дыма станет больше? — нейтрально отозвался Торин.

— Смауг взъярится и выжжет Эсгарот, как некогда спалил Дейл! — взревел Бард. — Его нельзя убить, а в гневе он страшен! Неужто твой каприз стоит двух десятков тысяч человеческих жизней? Это стоит жизни моих детей?

— То, что было утрачено, должно вернуться к моему роду. Аркенстон — вот что даст мне возможность объединить семь гномьих родов, а уж вместе мы одолеем Смауга.

— Дракона не видели уже много десятков лет, — вступила Гермиона. — Почем ты знаешь, что он спит? Может он уже век, как мертв.

— На вашем месте я бы не стал это проверять, а шел бы восвояси, — проворчал Бард. — Откажись от своей затеи, Торин! Неужели ты не дорожишь жизнями своих товарищей? Или этой женщины? — он указал на Гермиону, отметив как при этом напрягся гном.

— Я иду с ним, чтобы помочь. — сказала девушка. — Силу моей магии признают и эльфы, и волшебник Гэндальф Серый.

— Мне все равно, — оборвал лучник. — Я не стану вам помогать. Убирайтесь из моего дома и возвращайтесь туда, откуда пришли. Будете упорствовать — сдам вас властям.

— Ты в меньшинстве, лучник! — зарычал Двалин, и гномы, не сговариваясь, стали теснить Барда к стене. Гермиона попыталась вклиниться между ними, но была решительно отодвинута Торином, который толкнул ее в руки Бофура, а тот, повинуясь молчаливому приказу, крепко взял ее за локти. Гермиона поняла, что Торин уже все решил и не станет ее слушать. Она покрутила головой в поисках единственной поддержки, которую могла получить — Леголаса, но светловолосый эльф куда-то исчез, должно быть воспользовавшись суматохой, и выскользнул в окно.

Неизвестно чем бы окончилась сцена в комнате, но с улицы раздался шум, и внезапно разлетевшись тучей щепок и осколков, с треском вылетело окно, явив безобразную бородавчатую орочью морду. Дверь содрогнулась от удара, полетела щепа под острием боевого черного ятагана, врубающегося в дерево.

На шум открылась дверь в спальню, и оттуда показались было заспанные и встревоженные Тильда и Сигрид, но Бард, оценив ситуацию, толкнул их обратно, приказав не высовываться.

В разваленную пополам входную дверь уже лез первый орк, его хищный оскал застыл посмертной маской, когда его голова слетела с плеч, срубленная блеснувшим голубоватым клинком, и в проеме возник взбудораженный Леголас с лихорадочным блеском в глазах и шальной улыбкой на лице.

— Я же говорил, что они до нас доберутся! — воскликнул он, выпуская стрелу в другого орка. Его лицо выражало торжество и боевое возбуждение. — Я облегчил тебе задачу, гном, и убил пятерых, — успел он бросить Торину.

Сиюсекундно в тесной и без того комнате началась настоящая свалка. Бильбо наблюдал за происходящим из укромного уголка, понимая, что в этой схватке ему участвовать не по силам. Однако он крепко сжимал в руке Жало, готовый прийти на помощь, если понадобится. Большей частью он не сводил глаз с Гермионы, которую Леголас успел в последнее мгновение выдернуть с пути орочьего меча. Бильбо предпочел бы, чтобы девушка тоже отсиделась.

Да разве ее заставишь?

Сама же Гермиона поймала себя на том, что недурно управляется с мечом. Жестокие уроки Двалина не прошли даром. К тому же, видимо, только это ей и оставалось. Потому что, потянувшись к магии единожды, девушка с ужасом поняла, что больше не может убивать волшебством. Открытие было настолько невероятным и пугающим, что Гермиона враз растеряла боевой дух. Не сумев справиться с первым приступом паники, она потеряла концентрацию лишь на мгновение и один из орков быстро оттеснил ее к выбитому окну и ухватил за шею, намереваясь перерезать горло. Но снова мелькнул Леголас, и орк повалился мертвым, забрызгивая кровью деревянные половицы.

Гермиона была совершенно зачарована быстротой и точностью движений эльфа, с легким царапком досады отмечая, что ей никогда не стать настолько безупречной в бою. Леголас всегда двигался быстро, но сейчас девушка могла поклясться, что не замечает его шагов, словно бы эльф двигался скользя и так неуловимо, что, казалось, он включался то там то тут, будто голограмма. Леголас делал выпад мечом в сторону одного, и тут же молниеносным движением выхватывал стрелу, натягивая лук и всаживая ее в лоб врага едва ли не в упор.

Бильбо, не усидев, вырвался-таки из своего укрытия, когда увидел, что двое орков зажали в угол все еще не слишком хорошо владеющего раненой рукой Кили, и наугад рубанул Жалом, поддев орков под колени обоих за раз. От расправы его спас Торин, отбросив в сторону как щенка за шиворот.

Орки дрались безыскусно. В обычных ситуациях им хватало грубой силы, но гномы не были простыми противниками или легкой добычей.

Предводитель нападающих был прекрасно известен Торину — это был Болг, сын гоблина Азога, злейшего врага гнома.

Он был огромен ростом, страшен и искусен в бою, ибо опасения не знал. И был не в пример умнее своих толстолобых собратьев. Болг сразу выхватил из общей суматохи человеческую женщину, неизвестно откуда взявшуюся среди гномов, но которую так ревностно защищал их король. А еще он помнил то нападение на отряд тогда, на подступах к Имладрису, когда эта девчонка убила нескольких его слуг, даже не держа в руке меча, неизвестным и от этого еще более пугающим способом. К тому Хозяин, его Хозяин в Черном Замке, упоминал о том, что чувствует волнения в плетениях магии, и исходят они не от чародея, что сидит в клетке в его подвале.

Гэндальф Серый не произнес и слова, когда Некромант допытывался его ответа на этот вопрос.

Болг взъярился, когда понял, что несмотря на численный перевес, а их было около тридцати, его слуги бесславно проигрывают. С рычаньем он метнулся к Торину, который не видел его и был от этого беззащитен.

Зато его увидела Гермиона. Она успела выкрикнуть имя Торина и увидеть, как тот обернулся, а потом Болг обрушил на нее свой железный кулак. Девушка отлетела будто тряпичная кукла. Удар о стену вышиб из нее воздух и погасил сознание. Последним, что она увидела, был меч Болга, занесенный над Торином.

Бильбо тотчас отволок бесчувственное тело девушки в сторону, где ее не смогли бы достать орки. А потом случилось удивительное.

С улицы через вышибленный оконный проем хлынул чистый белый свет, ослепляя оставшихся в живых орков, и в дыре, к удивлению и восторгу гномов, показалась знакомая седая голова в конусной шляпе. Болг при этом совершил непростительную ошибку, замешкавшись, и получил удар Оркристом прямо в сердце.

Торин брезгливо стряхнул с лезвия черную кровь и отпихнул тело поверженного прочь. Остальные, испугавшись явления чародея, якобы заточенного в крепости их властелина, позорно бежали прочь.

Мага обступили радостно улыбающиеся гномы.

— Гэндальф! — вскричал Торин. — Как?!

— Сейчас не лучший момент для объяснений, — хрипло произнес чародей. — Скажу лишь, что вырваться было сложно.

— Гэндальф! Торин! — в панике вскричал Бильбо, выбираясь из угла. — Эмин...

Гермиона раскинулась тут же, не подавая признаков жизни. Из угла рта струйкой стекала кровь.

Гэндальф нахмурился и, удержав ринувшегося к ней Торина, тяжело опустился на колени и коснулся пальцами ее лица.

— С ней все будет в порядке, — сказал он и услышал за спиной двойной вздох облегчения. — А ведь я просил тебя беречь ее! — с легкой укоризной сказал он Торину, но тот даже не взглянул на него, склонившись над Гермионой.

— Вы только взгляните! — притворно возмущенно воскликнул Гэндальф, вставая и опираясь на посох. — Я побывал в плену в Черной Крепости, насилу вырвался, но орки-таки сумели подпалить мне пятки, а он даже не поинтересовался о моем самочувствии! Непростительная невежливость с твоей стороны, Торин, ты не находишь?

Гном только покачал головой и заулыбался.

— Маг всегда появляется вовремя, да Гэндальф? Кроме шуток, — он посерьезнел. — Нужно уходить и сейчас же, иначе придут другие.

— Время на исходе, — заметил Балин.

— Бард, я не прошу твоей помощи, — обратился Торин к лучнику, который молча взирал на знаменитого странствующего волшебника, волею случая оказавшегося у него дома. — Просто позволь нам уйти без шума.

— Шума вы наделали уже довольно, — заметил он, и прибавил — Что ж, уходите, препоны чинить не буду, но предупреждаю — помни, что я сказал о Смауге.

Торин примирительно кивнул.

— Оставьте девушку здесь, — добавил Бард, и гном мгновенно напрягся, растеряв дружелюбие.

— Даже не думай, — прошипел он, сгребая в объятия и поднимая на руки все еще лежавшую в обмороке Гермиону. — Череп раскрою!

— Торин, ей едва не вышибли мозги, — попытался вразумить его Бофур. — В словах лучника есть логика.

— Ей здесь ничего не будет грозить, — продолжил Бард — И Сигрид позаботится о ней.

— Нет! — оборвал их гном. — Я забираю Эмин с собой. Я не хочу, чтобы она думала, что мы бросили ее, едва только она оказалась слабой. Вопрос закрыт! — рыкнул он, пресекая дальнейшие возражения.

Балин усмехнулся в бороду. На его лице появилось выражение довольства. Похоже, Торин наконец уразумел, где золото зарыто, и начал прислушиваться к советам старших.

* * *

Если кто-то из горожан и слышал звуки потасовки и лязг оружия, то виду не подал, ибо когда путники под покровом темноты пробирались окольными путями к причалу, где предусмотрительный Гэндальф оставил челнок, ни в одном доме ни светилось ни окошка, плотно пригнанные ставни ни скрипнули ни разу, ни зажглось ни фонаря, ни масляной лампы.

Погода сгнила окончательно. Мороз сменился оттепелью, из тяжелых, набухших влагой туч пролился ледяной дождь пополам с мокрым снегом. В темноте скользкие деревянные мостовые становились жуткой лотереей. Почти сразу же оступился и окунулся с головой в ледяную воду канала Бифур, но был незамедлительно вытащен Леголасом, который тут же был вознагражден потоком не то ругательств, не то благодарностей на кхуздуле. Бифур вообще редко изъяснялся на каком-либо другом языке, кроме родного.

Когда в иной раз оступился Бомбур, эльф неуловимо быстрым движением обернулся и, ухватив того за рыжую бороду, прошипел:

— А тебя, толстяк, доставать не стану. Свалишься — сам будешь вытягивать себя за бороду, если хватит сил.

Дальнейший путь до причала прошел без приключений, если не считать того, что Леголас ухитрился заработать испепеляющий взгляд от Торина, когда предложил на время взять у него его ношу.

Гермиона пришла в себя уже в лодке, с трудом вынырнув из красного моря боли и слабости, и с облегчением вздохнула, едва смогла сфокусировать взгляд: Торин был жив и в порядке. У нее даже не возникло вопроса, почему он гладит ее по волосам и так обеспокоенно вглядывается в ее лицо.

Голова болела, половина лица, по которой прошелся кулак Болга, опухла и горела огнем и превратилась, судя по всему, в сплошной синяк. Гермиона кашляла почти на каждом вдохе, отбитая спина ныла и саднила. Похоже, она содрала кожу и насажала заноз о неошкуренные доски.

Девушка с трудом приподнялась на локте и сразу перед собой увидела фигуру Гэндальфа. И просияла счастливой улыбкой, уразумев, что это не галлюцинация на почве сотрясения мозга.

— О, Гэндальф! Я кинулась бы тебя обнимать, если бы только могла, — простонала она. — Как тебе удалось вырваться?

— Это уже в прошлом и не имеет значения, — отмахнулся маг. — Леголас, — позвал он, — я хочу, чтобы здесь ты оставил отряд и вернулся в лесное королевство.

Эльф выгнул бровь.

— Не ты ли просил меня сопровождать их?

— Ты отлично выполнил просьбу. — кивнул Гэндальф. — Но твоя помощь еще пригодится в другом. Некромант заключил союз с орками, и теперь армия их набирает силу и скоро двинется к Эребору. Я не ошибусь, если скажу, что орков поведет Азог. Торин убил его сына, и он будет мстить пуще прежнего.

— Я понимаю тебя, маг, — слегка поклонился Леголас и обернулся к гномьему королю. — Торин, желаю тебе удачи, ибо она вам пригодится. Эмин, — эльф присел на корточки и взял ладони девушки в свои. — Ты — величайшее из открытий моей тысячелетней жизни. Ничего на земле я не желаю так, как увидеть тебя еще.

— Береги ее, гном, — едва слышно бросил он Торину и, кивнув Гэндальфу, исчез за снежной завесой.

Неизвестно, что сказал, что посулил или чем пригрозил Гэндальф стражникам на выезде из города, но вопросов по поводу весьма колоритной компании никто не задал.

Гермиона засыпала чародея вопросами, пытаясь вытянуть из него подробности его пребывания в Дол-Гулдуре, но Гэндальф был стоек. После вопроса, куда и зачем он отослал Леголаса, маг глубоко вздохнул и коснулся пальцами лба Гермионы. Глаза девушки незамедлительно закрылись, и она рухнула в объятия едва успевшего подставить руки Торина. На молчаливый вопрос гнома, он пояснил:

— Пусть спит до самого берега. Это даст ей возможность набраться сил, а моей бедной голове — отдых от ее любознательности. Иначе в следующем кошмарном сне мне приснится вовсе не Некромант.

Торин понимающе усмехнулся.

— К слову, о снах, — сказал он, устраивая Гермиону удобнее и накрывая ее одеялом. — Несколько ночей назад ей приснилось не что-нибудь, а Келед-Зарам и Багровый Рог, под которым лежит древнее царство Дарина. Эмин приняла этот сон за обычный кошмар, и я не стал ее разубеждать. Но теперь спрашиваю тебя, маг, как могла она увидеть во сне то, о чем наяву не знает?

Гэндальф заинтересованно подался вперед, взгляд его сразу стал острым, таким непохожим на старческий.

— Возможно, это всего лишь магия, которая играет с нею шутки. А может и что-то другое... В любом случае я не думаю, что это знак какой-то опасности.

— Мы вплотную приблизились к опасности, Гэндальф, куда уж ближе. Я боюсь за нее, боюсь, что не смогу защитить. Клянусь памятью Дарина, после стычки с орками я готов был бросить все и повернуть назад, к Эред-Луин, забрав ее с собой, только затем, чтобы ее жизнь больше не подвергалась риску.

— Однажды ты уже смог защитить Эмин, я прав? — улыбаясь произнес маг. — Чего же ты боишься теперь?

— В моем сердце страхов, больше, чем у малого ребенка, — мрачно произнес Торин. — Тебе перечислить их все?

— Начни с главного, — сухо сказал Гэндальф.

— Нет нужды спрашивать о том, что и так тебе известно. А, справедливости ради, тебе известно все, просто ты хорошо умеешь притворяться.

Торин бережно провел пальцами по ссадинам на щеке Гермионы, голова которой лежала у него на коленях.

— Не надо быть волшебником, чтобы заметить некоторые перемены... кхм... в твоих отношениях с девушкой. Смею надеяться, вы-таки разобрались? — с улыбкой глядя, как Торин перебирает волосы Гермионы, спросил Гэндальф.

— Рядом с нею я становлюсь слишком... мягким. Расслабленным. Мне не думается о трудностях и опасностях. Мне вообще плохо думается в такие моменты.

— И это верно, Торин. Мужчина создан для войны, женщина — для отдохновения воина. Если рядом с нею в твоем сердце нет ничего, кроме покоя и любви — это правильно. Твое время не может быть заполнено бесконечным сражением.

— Моя жизнь все еще на поле боя, но мыслями я иногда позволяю себе уноситься далеко. И думать о том, как все могло бы быть, если бы мои мечты воплотились. Я бы все отдал за то, чтобы Эмин осталась в Средиземье, Гэндальф.

— Ты не можешь решать за нее, Торин, — строго сказал старый волшебник. — Ты лучше многих знаешь, каково потерять Родину и друзей. Ты не можешь требовать от нее отказаться от этого.

— Я уже решил за нее, маг. — жестко произнес гном, и уже не так уверенно добавил: — Осталось объяснить это ей. Но об этом я подумаю позже.

* * *

По Долгому озеру плыли целый день, меняя друг друга на веслах, и только к позднему вечеру причалили к его противоположному берегу. Ночь родилась — такая же смурная и влажная, как и длинный, томительно протянувшийся день. Путешествие в тесном челноке, без возможности скрыться от мокрого снега и ветра, вымотало путников пуще пешего перехода, и Торин объявил, что в сторону горы они направятся только с утра.

Она уже вставала прямо перед ними из темноты — грозная, неприветливая, дышащая опасностью. До Нового года оставалось два дня — достаточно, чтобы добраться куда следовало и отыскать потайную дверь.

Гермиона мало что могла разглядеть в темноте, кроме того, что эта местность была еще более пустынной и неприветливой, чем любая из тех, что они проходили раньше. У нее все еще болела голова, которой не помог даже долгий сон, напущенный на нее Гэндальфом. Проснувшись, на мага Гермиона обижаться не стала, только напала на него с новыми вопросами, главным из которых был вопрос о ее магии.

— Что тебя так беспокоит, девочка?

Гермиона запустила руки в волосы и исподлобья взглянула на волшебника. Она чувствовала себя растерянной.

— Гэндальф, меня едва не убили только потому, что я сама не смогла убить магией! Мало того, оглушающие и обезоруживающие заклинания тоже не действуют! Скажи, я больше не маг, да? Ведь ты говорил, что людям в вашем мире не положено владеть магией.

— Эмин, то, что дано тебе от рождения, никуда деться не может, — попытался успокоить ее Торин, но безуспешно. Гермиона нервно кусала губы.

Гэндальф вдумчиво откашлялся, почесал бороду, но остался невозмутим.

— Магия бывает разной, девочка, — с достоинством сказал он. — Некромант из Дол-Гулдура, например, распространяет вокруг себя лишь тьму, огонь и зло. Ты — другое дело. У тебя чистое сердце и душа, обращенная к свету. Я думаю, что твоя магия просто не создана для того, чтобы разрушать или убивать, если угодно. Мне жаль, если тебя это расстроит, но вряд ли эта способность вернется к тебе, пока ты в Средиземье.

— Жаль? — вспыхнула Гермиона. — Разумеется, меня не радует необходимость выпустить Аваду, но теперь выходит, что защитить себя я тоже не смогу? Как же так, если я всегда привыкла надеяться только на свои силы? — с отчаяньем в голосе вопросила она.

— Есть множество других магических и не только способов защититься, — уклончиво заметил маг.

— Эмин, ты не одна посреди целой орды врагов, — поддержал его Торин. — Кто-нибудь из нас всегда будет рядом. Я буду рядом, — осторожно добавил он.

Гермиона замолкла, обругав себя паникершей. Когда я проснулась в Бэг-энде, то не устраивала дяде Бильбо истерик. Так что же мне мешает адекватно вести себя сейчас?

Как ни странно, слова Торина внушали это самое спокойствие куда более успешно, чем аутотренинг, и она постаралась отбросить снедавшую ее тревогу. Получилось почему-то только тогда, когда гномий король уселся рядом с ней и успокаивающе погладил по плечу.

— Завтра, если боги помогут нам, мы войдем в Гору, — тихо сказал он. — Я не был на Родине сотню лет, но помню Эребор так хорошо, будто покинул его только вчера. Я не знаю, что ждет меня там, но надеюсь на успех. И хочу, чтобы ты когда-нибудь увидела мое королевство таким же прекрасным, каким оно было до пришествия Смауга.

Гермиона улыбнулась ему, чувствуя как расслабляется внутренний тугой тревожный комок. Там было что-то особенное между ними теперь, пока девушка не могла с точностью определить это чувство, но ощущение комфорта и покоя, наступающее каждый раз, когда Торин был так близко к ней, обманывать не могло. В конце концов, она волшебница и тонко чувствует такие вещи.