Подмена (гет)

После того, как Нобуко вернула контроль над телом, наши с ней отношения чуть похолодели. И не оттого, что она стала меня игнорировать, наоборот, став во главе самой себя, она то и дело спрашивала, что и как лучше сделать, что сказать и как ответить, но вот я действительно начинала замыкаться в себе. Каждый ее успех, каждый шаг вперед бил по мне все с возрастающей силой. Если бы я могла плакать — я бы, наверное, заплакала.

Мне казалось нечестным все, что со мной происходило. Раньше у меня не возникало мысли обдумать все, что со мной произошло, но теперь, когда волнений стало меньше, я то и дело задавалась вопросом — а почему я не умерла, а проснулась в теле Нобуко? Из всех моих размышлений вывод всегда получался один — чтобы помочь ей. Чтобы научить бороться, ведь чего-чего, а это я умела.

Но что тогда случиться потом? Где я очнусь следующим утром, когда Нобуко станет достаточно сильной и самостоятельной?

Моя Танака была на удивление вежливой и воспитанной: все время кланялась, робко улыбалась и приветливо разговаривала. Сначала ей было трудновато смотреть на людей, ведь раньше ее глаза скрывала челка, но она быстро преодолевала эту трудность, за время со мной она привыкла видеть лица и глаза людей, и теперь окружающие уже не были для нее столь пугающими.

Мы наконец пообедали вместе с Аянаме и ее подругами, однако бывшие подпевалы Фумико также не давали нам покоя. Они все продолжали ходить за нами следом, выполнять какие-то мелкие поручения и постепенно Нобуко свыклась с тем, что у нее есть личные «почти что подчиненные». Лично мне это все казалось странным, как и Соске, который все также нас преследовал.

— Лучше бы ты послала куда их подальше, — предостерегал он на уроке, но его заметил учитель и кинул мелом прямо ему в голову. Все засмеялись, а Соске пришлось от нас отстать.

Уже серел над городом ноябрь, все начинали теплей одеваться и жаловаться на порывы холодного ветра. Пустели деревья, все реже щебетали японские птицы. Все готовились к зимней спячке, почти такой же скучной и монотонной, как и в России.

В один из таких прохладных дней наш сосед по парте начал активную атаку на Нобуко. Он подлавливал ее где только можно, звал гулять, в кино, в столовую, даже на школьный стадион. И Танака не всегда успевала отвечать ему сама, я быстро реагировала и диктовала ей, что и как делать, но порой мне казалось, что и не так уж она хочет избежать ухаживаний. С каждым разом она звучала все неубедительней и уворачивалась словно только для виду. А потом Соске поймал ее в коридоре и затащил в пустой класс.

Я только видела происходящее и не могла как-то повлиять на события. Однако я прекрасно чувствовала учащенное сердцебиение Нобуко, ее волнение и какое-то тонкое скрытое ожидание.

Парень тащил нас за руку, затем развернул и прижал к стенке, нависая сверху. Он уперся в наши глаза своими черными и, кажется, разве что не сжирал нас ими.

— Мне надоело за тобой бегать, — сказал он, и Нобуко чуть съежилась от его тона. Однако я наоборот, к своему удивлению, разомлела. Этот Соске четко знал, чего хотел, и действовал, а не болтал. Мне такое нравилось. Я вдруг приуныла, и что с того, что нравилось — довольствоваться-то всем этим все равно не мне.

— Я не понимаю, — начала Нобуко, но ей не дали договорить:

— Все ты понимаешь. Постоянно юлишь, прячешь глаза или отшучиваешься. А затем ведешь себя так, будто ничего и не было. Знаешь, я ведь не деревянный, меня это бесит.

Нобуко попыталась что-нибудь ответить, но запнулась и отвернулась. Лишь бы не смотреть в его черные настырные глаза. Однако Соске тут же взял ее за подбородок и повернул обратно, наклонившись еще ниже.

— Ох, что будет, — прошептала я, понимая, что сейчас мы с Нобуко вляпались в любовные отношения. Ни у меня, ни у нее не было ни сил, ни желания отталкивать от себя парня. Чего сейчас хотелось, так это продолжения и чуть больше настырности от него.

— Я не юлю, я…

Нобуко терялась в собственных словах, что-то пыталась говорить, а я чувствовала, как поднимается в ее теле температура. Меня обдавало жаром со всех сторон, а затем и началась какая-то непонятная вибрация, когда Соске посмотрел на губы Танака:

— Если ты сейчас ничего не сделаешь, я сделаю так, что ты станешь моей, — он помолчал и добавил, — девушкой.

Вибрация превратилась в сумасшедшую тряску, кажется, теперь я знаю, как выглядит изнутри сильное волнение вперемешку с любовной чехардой.

Соске, не дожидаясь никаких ответных действия, быстро наклонился и поцеловал Нобуко. Я чувствовала, как ее сердце пропустило удар, а потом стало темно. Она закрыла глаза, и все, что я ощущала — это влажность и теплоту на губах, легкий запах от шампуня, мягкость кожи Соске. Если бы он знал, что целует одновременно двоих…

Оторвался он от нас только со звонком, и сразу стало неуютно, будто от тебя отделили какую-то важную часть. Я услышала смешок, и Соске довольным голосом сообщил:

— Выходит, теперь у меня есть девушка.

Он взял красную от смущения Нобуко и повел ее в класс. Разумеется, одноклассники, заметив, что мы держимся за руки, тут же заголосили во весь голос. Такой радостной Танака еще не была, я чувствовала себя мамочкой, отдавшей дочь замуж. Такое приятное удовлетворение и в то же время глупая и непонятная тоска.

Теперь Нобуко стала обедать со своим парнем. Большеротый Ичимару, к моему сожалению, не замолкал ни на минуту. Пару раз мы гуляли огромными компаниями, я уговорила Нобуко позвать с нами Аянами и Акиру. Аянаме с радостью согласилась, но вот Акира только вскинул бровь, словно спрашиваю, с той ли я планеты вообще, что и он.

— Даже я с ним разговаривать побаиваюсь, — говорил нам Ичимару, — он вечно что-нибудь такое скажет, что дураком себя чувствуешь.

Бывшие подружки Фумико теперь еще более рьяно бегали за Нобуко и радостно восседали рядом с ней и Соске во время школьных перемен. Я поняла, что девочки на то и ставили — ничего в их жизни и не изменилось, подумаешь, поменялась королева. Место-то осталось прежним. Фумико же с каждым днем словно бледнела, она старалась вести себя как можно тише, ни с кем не разговаривала, и, если бы можно было исчезнуть или истлеть, она бы точно это сделала. Я не знаю, что ей наговорили родители и директор, но мне невольно становилось ее жаль.

— Она теперь точь-в-точь, как я раньше, — заметила как-то раз Нобуко.

Теперь у меня было с чем сравнить. Теперь я была как будто сторонним наблюдателем и видела гораздо больше, чем сама Нобуко. Например, я отчетливо видела, как она изменилась. Стала увереннее, смелее и чуточку наглее. Ее вежливость и милая робость никуда не ушли, но постоянное общение с людьми, а еще и не всегда хорошее влияние бывших подпевал Фумико делали свое дело. Моя японка все меньше нуждалась в моей помощи.

К концу ноября случилось так, что она в течение целых четырех дней ни разу со мной не заговорила. Не начинала разговор и я. Наверное, все из-за своей гордости. Мне казалось немного унизительным просить поговорить со мной. Хотя бы чуть-чуть. Зато я с первых рядов наблюдала развитие романа с Соске и часто чувствовала все то волнение, страх и радость, что ощущала хозяйка тела. Парень вел себя уверенно, чуть нагловато, но в меру. Обнимал и тискал, не переходя какой-то неуловимой границы, из-за которой лично я бы взревела, целовал в щеки и губы так, что сердце подскакивало. А еще часто на нас смотрел — на уроке, на переменах, после уроков. То ли любовался, то ли что. Но это было волнительно и приятно.

Не знаю, на каком моменте Нобуко повернула не туда.

Сначала все шло хорошо. Затем бывшие подружки Фумико стали кидать неприятные замечания рыжеволосой, на которые та старалась не реагировать. Хотя было видно, как больно они ее задевали. Я пыталась уговорить Нобуко уговорить их больше не делать, и Танака сначала так и поступала. Но как-то постепенно ее замечания девочкам сошли на нет, затем вместо молчания пошли короткие и колкие словечки от самой Нобуко. Казалось, она постепенно становится прежней Фумико. И это не радовало ни меня, ни Соске, который нет-нет, да и попросит ее следить за языком.

Молчаливость рыжеволосой одноклассницы на все выпады Нобуко и ее новых подпевал — или ее новых подпевал и Нобуко, со временем уже стало непонятно, кто зачинщик, а кто нет — только раззадоривала девочек. Постепенно ее обидные слова превращались в вылитый сок, испорченную форму, как бы невзначай выроненный на нее мусор. Фумико становилась все более забитой и незаметной, казалось, она вздрагивала при каждом появлении Нобуко и ее подпевал, ожидая очередной подачки в свой адрес.

А Соске молчал, наблюдая за Танака. Не знаю, заметила ли сама японка, но он перестал ее обнимать, почти никуда с ней не ходил и ни целовал. Эх, Нобуко, что же ты творишь.

В начале декабря после очередного мерзко-холодного дождя унылое утро предвещало такой же унылый день. Деревья были голые и казались неприятно черными на фоне безликого неба. Все как будто засыпали на ходу, что уж говорить обо мне, запертой внутри Нобуко, девушке.

Все уроки проходили монотонно и одинаково. Танака не знала, чем себя занять. Сидела и посматривала на спину впереди сидящей Фумико. Ее рыжие волосы поблекли, спина ссутулилать, и вся она словно уменьшилась, наеврное, из-за того, что постоянно чувствовала на себе взгляд неприятельницы. Справа Соске ритмично постукивал карандашом по учебнику, ни на кого не обращая внимания. На Нобуко он не реагировал, а на переменах и вовсе выходил из класса с друзьями, как будто не желая ненароком попасться на разговор со своей девушкой.

Не знаю, как так получилось, но окончание дня было самым ужасным из всех, что мне приходилось испытать с Нобуко. До конца уроков ей так и не удалось поговорить с Соске:

— Извини, у меня сейчас тренировка, — кинул он ей, закидывая сумку через плечо. Собственно, у него были тренировки по баскетболу чуть ли не каждый день, но раньше он сетовал на них, теперь же радостно уходил.

— Эй, Нобуко-тян, может тогда пробежимся по магазинам? — предложила ей Рей, там самая, что была с короткими волосами. Я ни разу не видела ее в грустном расположении духа, однако раздраженной она была часто.

— Наверное, — Танака осмотрела свои ногти, за которыми принялась активно ухаживать по совету все той же Рей. — Надо зайти и маникюр сделать, — это было долгое занятие. Они все трое усаживались за столы в торговом центре, и девушки за противоположным краем стола начинали работать пилочками, кремами, лаками.

Пока они разговаривали, Фумико быстро скидала учебники в сумку и постаралась как можно незаметнее выйти из класса. Не знаю, кой черт дернул Рей, она вдруг соскочила с места и преградила бывшей подруге дорогу:

— А, может, возьмем ее с собой?

— Зачем? — не поняла Нобуко, но я ощутила, как внутри у нее что-то задрожало в предвкушении.

— Погуляем. Как раньше. Да, Фумико?

Рыжеволосая втянула голову в шею и постаралась обогнуть высокую Рей, однако та ее не пропустила. В классе уже никого не осталось, кроме этой четверки.

— Ну, Фумико, давай погуляем? А можно сходить погулять и за школу, там сейчас тоже неплохо.

Нобуко, кажется, сомневалась, и я попробовала ее уговорить:

— Нобуко, не надо ничего ей делать! Отпустите ее уже.

Танака будто слышала и не слышала мои слова. Она пока ничего не предпринимала, но ее подпевалы стали только активнее:

— Давай сводим Фумико погулять за школой, а, Нобуко-тян? Прямо так же, как она водила гулять тебя этой весной.

Танака напряглась, а я заговорила быстрее и громче:

— Нобуко, не слушай ее! Не надо ничего делать с Фумико, не уподобляйся ей, ты же не такая!

— Ну? Нобуко? — Рей застыла, пристально и вопросительно смотря на мою японку. От ее взгляда даже мне стало не по себе.

— Х-хорошо, — согласилась Нобуко, и я закричала на нее, что есть мочи:

— Да ты совсем сдурела! Ты же хорошая девочка! Что ты делаешь вообще?

Но Танака младшая только отмахивалась от меня, следуя за подружками, тащащими почти не сопротивляющуюся Фумико за школу.

— Мы только припугнем ее, только припугнем, — говорила мне Нобуко, но в ее словах не было ничего, кроме возбуждения.

За школой было безлюдно. Мокрая грязь из-за прошедшего дождя неприятно хлюпала под ногами, местами все еще блестели лужи.

— Нобуко, пожалуйста, не делай ничего, — не переставала я увещевать японку, но та уже словно и вовсе меня не слышала.

— Фумико-тян, — говорила Рей, обходя девочку по кругу, вторая встала сзади, не давая рыжеволосой возможности сбежать, — ты знаешь, как нам было неприятно, когда ты заставляла нас делать всякие нехорошие вещи? А как было плохо и больно Нобуко?

Фумико опустила голову и опустила плечи, казалось, у нее дрожали коленки.

— Ты сделала очень много нехороших вещей, а еще ты ни разу не извинилась за них! — Рей уже кричала, выглядела она сильно раздраженной. Она всегда быстро заводилась, как я заметила.

— Извините, — сказала едва слышно рыжеволосая, и Нобуко внутренне возликовала. Видимо, все происходящее приносило ей невероятное удовольствие.

— Я не слышу! — крикнула Рей, наступая на Фумико. Та сделала несколько шагов назад и уперлась на длинноволосую одноклассницу, поджидающую ее сзади.

— Извините, — повторила бывшая задира чуть громче.

— Я очень плохо тебя слышу. Что ты там сказала? Нобуко-тян, ты слышала? — Рей повернулась к Танака.

— Скажи, что слышала, и закончите на этом, — говорила я ей.

— Нет, не слышала. Ничего не слышала, — ответила хозяйка моего тела, и я почувствовала себя невероятно беспомощной и бесполезной. — Пусть попросит прощения пятьдесят раз, и я что-нибудь услышу.

Слова Нобуко походили на яд, они больно жалили меня, уничтожали. Мне было жалко Фумико, ее несчастный вид, наоборот, казалось, подначивал девочек.

— И вправду, — скажи пятьдесят раз «Простите меня», и мы тебя извиним, ты же просила Нобуко извиняться столько же раз.

Так вот оно что. Танака мстит за прошлый раз, и, не удивлюсь, если она делает все абсолютно по той же схеме, по которой действовала ее одноклассница.

— Простите меня, — выговорила Фумико, и мне почему-то захотелось плакать.

— Нобуко, пожалуйста, прекрати это. Ты же унижаешь не только ее, но и себя.

— Заткнись! — крикнула Нобуко, и все удивленно на нее уставились. Она тяжело дышала и будто что-то ворочала внутри себя. Мне показалось, что она еще сомневается, и продолжила уговаривать ее прекратить все это издевательство, однако с каждым моим словом Танака склонялась в противоположную сторону. — Ты ничего не понимаешь! Она издевалась надо мной! Смеялась! Глумилась! Унижала! И ей было плевать на то, что я чувствую. Почему же я теперь должна останавливаться? — Нобуко сжала кулаки и быстро подошла к опешившим девочкам.

Ее новые подружки удивленно на нее смотрели, однако Фумико понимала, что сейчас произойдет. Наверное, она понимала, что слишком виновата перед Танака, и была готова к тому, что ее заставят ответить в таком же духе.

— Ты будешь просить прощения сто раз! За каждое издевательство, что ты устраивала надо мной! — Нобуко пихала Фумико в грудь, и та отступала, но ее снова пихали, до тех пор, пока она не упала.

— Господи, Нобуко, остановись!

— Проси прощения! — вскрикнула Танака, не реагируя на меня.

Фумико испуганно смотрела на Нобуко, лицо ее было абсолютно белым, а волосы сильно растрепались. Девочка лежала в грязи, ее руки, спина, затылок — все было перепачкано.

— Вставай на колени и проси прощения, — подхватила Нобуко Рей, и они вдвоем встали над Фумико.

Та послушно встала на колени, упершись ладонями в последождевую грязь. Несколько долгих мерзких минут я наблюдала, как она просит прощения у той, которую я учила стоять за себя. Не такой я хотела бы видеть Нобуко. Она выбрала совершенно не тот путь, что я бы хотела. Она меня разочаровала.

С каждым новым извинением Нобуко торжествовала, внутри нее прыгали и ликовали какие-то черти, она удовлетворенно смеялась и отпускала шуточки в адрес грязной извиняющейся Фумико.

— Что же вы делаете такое?

Нобуко вздрогнула. У угла школы стоял Соске и зло смотрел на всех.

— Что ты здесь забыл?

Вместо ответа парень подошел к рыжеволосой однокласснице и помог ей встать. Она беспомощно повисла на нем, как кукла, словно все произошедшее выбило из нее дух. Никто из девочек не попытался его остановить. Только вот внутри Нобуко поднялось негодование.

— Почему ты ей помогаешь? — Соске не ответил, и она продолжила сыпать его вопросами, — ты не помог мне, когда она издевалась надо мной, хотя сам говорил, что все видел. Так почему сейчас ты помогаешь ей?

Соске приобнял безвольно повисшую Фумико, и посмотрел, наконец, на Танака младшую. Столько досады и разочарования в одном лишь взгляде я еще никогда не видела:

— Ты моя девушка, и мне приходится отвечать за твои поступки. В тот же раз никто из вас мне никем не приходился, а я не имею привычки встревать во все подряд разборки, — он помолчал и горько ухмыльнулся, — знаешь, ты мне понравилась, когда обстригла волосы и стала смотреть на всех так открыто и просто. Я радовался, что смог найти такую интересную девушку. А потом ты стала меняться, портиться, походить на прежнюю Фумико. Тебя словно подменили. И знаешь, мне это не по нраву. Мне больше не нужна такая подруга. Извини, но это все.

Он сказал все это и ушел, уводя с собой жалко выглядящую Фумико.

Не знаю, что больше подействовало на Нобуко — слова или взгляд парня — но внутри у нее все сжалось. Я чувствовала, как защипали от слез ее глаза, как съедали ее обида и стыд. Ее подпевалы сказали, что не хотят мешать их с Соске разборкам, и быстро убежали, оставив ее одну.

Танака Нобуко, не обращая внимания на окружающее, дошла до парка, где мы сидели с ней в прошлый раз. Теперь никто здесь не гулял, было уже темно, и очень холодно для прогулок. Слева горел неяркий фонарь, и голые деревья и кусты неприветливо качали ветвями при каждом порыве ветра.

Девочка, кажется, не замечала ни холода, ни темноты, ни времени. Спустя час или два она с трудом разомкнула замерзшие губы и спросила меня:

— Алина, что делать?

Наверное, она ждала совета. Поддержки. Наставления. Но мне было противно. Я будто испачкалась в той же грязи, что и Фумико недавно.

— Не знаю.

— Я…я…не сдержалась, я не хотела, Рей все время кричала, и я будто с катушек съехала, это все…

— Мне все равно, — сказала я устало. Мне уже ничего не хотелось делать, менять, помогать. Я и сама была на грани — передо мной темнело пустое и беспросветное ничто. А тут еще и эта девочка, не знающая, где хорошо, а где плохо.

— Пожалуйста, помоги, — губы у Нобуко дрожали то ли от холода, то ли от надвигающейся истерики.

— Нобуко, милая, — сказала я, понимая, что у меня уже нет ни желания, ни сил что-либо делать, — иди ты в жопу. Я в тебе разочаровалась и больше не желаю с тобой разговаривать.

Вот и все. Сказала и отключилась. Все окружающее куда-то уплыло, закрутилось. Я сдалась и прекратила бороться, и это будто почувствовало пространство вокруг меня. Оно обволокло меня, утопило в тишине и изоляции. Какие-то звуки, голоса, картинки изредка доносились до моего сознания, но я на них не реагировала. Я слишком устала от всего этого. Мне очень хотелось спать. Закрыть глаза и никогда больше не видеть ничего этого. Только один раз я расслышал тихий голос своей японки, дошедший до меня сквозь сонную пелену:

— Что мне делать? Что делать?

— Бороться, — пробормотала я, отдаваясь в руки облепившему меня сну, — бороться и не сдаваться. И не кончать жизнь самоубийством.

А потом была тьма.