Раб Божий (джен)

Работа стала для Северуса спасением. Он закрывался в своих комнатах и не выходил без особого повода: все, что было надо, приносили эльфы. Никто его не беспокоил: Лорду было не до него или он демонстрировал безразличие, так называемые друзья то ли получили приказ не отвлекать Северуса от занятий, то ли почувствовали, что сейчас он в опале. Иногда заходила Беллатрикс, и лучше бы этих визитов не было. Она вставала в дверном проеме, поигрывая палочкой, которая представлялась Северусу продолжением ее руки — эдаким уродливым изогнутым когтем. Чаще Беллатрикс молчала, смотрела с усмешкой, иногда спрашивала что-то невпопад. Северус отвечал односложно и надеялся, что она сама уберется, когда ей надоест. Он боялся, что она потребует, чтобы он сопровождал ее в одной из вылазок устрашения. Их становилось все больше, о чем сообщила сама Беллатрикс, чаще происходили стычки с людьми Дамблдора. Снейпу до отвращения не хотелось участвовать в этом, он не боялся, но любое взаимодействие с людьми — неважно, беседа или драка, казалось ему сейчас отвратительным и только одиночество исцеляло.

Он с головой ушел в работу. По всей комнате было разбросано множество книг, они возвышались неровными стопками, лежали неаккуратными кучами, несколько раскрытых шевелили страницами на столе. А на другом столе реторты составляли сложнейшую цепочку: жидкость медленно перетекала из одного сосуда в другой, меняла цвет и свойства. Но Северус не обольщался — до получения того результата, который требовался, было далеко. Изготовить яд было намного проще, чем получить модифицированный Веритасерум.

Волшебство не было наукой: чаще всего заучивались жесты — ведение палочкой и слова — заклинания. Откуда они пришли? На истории магии изучались некоторые, но далеко не все и не так полно и глубоко, как требовалось сейчас Северусу. Чтобы создать сыворотку правды, которая смогла бы взломать любое заклятие, требовалось понимать — а что, собственно, надо ломать? Северус впервые ощутил скудость своих знаний — он-то втайне считал себя почти что гением: он создал Левиакорпус и Сектумсемпру! Но сейчас он отчетливо понимал, что это было скорее везение, чем закономерность. Он пытался разложить заклинание забвения, но заклинание — не зелье, компоненты не вычленишь. Он пошел другим путем, анализируя все зелья, так или иначе воздействующие на память, и добился неплохих результатов, создав для них универсальный антидот. Но что было делать с непреложным обетом? Как он работал? Почему? Объяснения «это магия» было маловато. Северус злился — какого черта они учили в школе скучную и никому не интересную историю гоблинских восстаний, вместо того, чтобы изучить суть самой магии?

В тишине, развалясь на кровати, уставший, обессилевший после очередной провальной попытки, он думал о том, что скоро Рождество, Новый год, его день рождения и испытывал от этого только раздражение. Мысли тягуче перетекали к матери. Наверное она уже дома, радуется, что рядом «Тобби»… Северус чувствовал, что злость нарастает лавинообразно. Церковь! Молитвы! Отдать магию за возможность… возможность чего? Жить в мире с мужем? С этим ничтожеством? Или… Желудок болезненно сжался. Мысли о матери и о ее выборе предсказуемо снова вывели его на прежнюю дорогу: откуда взялась магия, в чем ее исток? Что такое все заклинания, которыми они так легко пользуются, даже не отдавая себе отчета в том, как это работает? Не на уровне правильности взмаха и произношения, а на более глубоких слоях?

Он вскочил с кровати и взял фолиант, который совсем недавно отбросил в другой угол комнаты — написан он был на староанглийском и никакими чарами не получалось перевести текст на нормальный английский.

Дверь открылась.

— Белла, не сейчас! — Снейп был зол.

— Белла? Для тебя исключительно миссис Лестрейндж, гаденыш, — сказала она, направляя на него волшебную палочку.

— Простите, — Северус сам не знал, что на него нашло. — Простите, миссис Лестрейндж.

— Вот так-то, — промурлыкала она, ее глаза вспыхнули, но она тут же чуть опустила веки. Больше всего сейчас Беллатрикс напоминала сытую довольную кошку, в лапы которой попалась глупая мышь: и есть ее не хочется, да отпускать жалко.

Северус поднялся, поворачиваясь к ней, все тело было напряжено. Он боялся Беллатрикс, наверное, больше чем Лорда. Лорд был рационален: его наказания, как и редкие похвалы, имели причину, какие бы заклинания он не испытывал на своих последователях, он всегда подчеркивал, что действует во имя их общего дела и во благо того, кого вынужден подвергать испытаниям. Беллатрикс, как казалось Снейпу, был чужд такой подход. Он несколько раз видел, как ее лицо преображалось, каким огнем горели глаза, стоило ей увидеть, как страдает с ней рядом кто-то. Неважно кто, она с одинаковым восторгом смотрела на окровавленного Мальсибера, и на мучения врагов. Эйвери рассказывал, что однажды миссис Лестрейндж пришлось силой уводить из дома, в котором она лично расправилась со всеми, не исключая детей.

«Меня чуть не вывернуло, а она, кажется, чуть не кончила», — с отвращением на лице сказал тогда Эйвери.

— Чем ты так занят, Снейп? — Белла прошла к нему, Северус поднялся и загородил собой книги, опираясь на край стола. — Прячешь? Тебе есть что скрывать?

Северус попытался принять отстраненный вид, понимая, что любой ответ может не понравиться Белле, что она провоцирует и только ищет повод, чтобы… Он не знал, что ей надо, но не сомневался, что ничем хорошим для него это не кончится. Все знали, что Лорд испытывает к Белле симпатию, но никто не смел и слова сказать, какого рода была эта симпатия: миссис Лестрейндж была такой ярой последовательницей Лорда, что заподозрить банальную интрижку казалось кощунством.

— Мальчик, совсем еще мальчик. Мне так нравятся такие юнцы, — она пощекотала его за ухом волшебной палочкой.

Северус вздрогнул и невольно посмотрел ей в глаза.

— Легилименс, — пропела Белла, приставляя палочку к его лбу. То, как проникал в сознание Лорд, никогда не доставляло Северусу удовольствия, но это, оказывается, не шло ни в какое сравнение с тем, как это проделывала Беллатрикс. Он вытолкнул ее из своих воспоминаний скорее инстинктивно, чем специально — так отдергивают руку от огня — и чуть не упал сам, с трудом удержавшись на ногах. Беллатрикс отлетела к другой стене, ударившись о стеллаж. Она зашипела от боли, вскинула палочку и выкрикнула: «Круцио!». Северус ждал этого и выставил щит, мимолетно думая о том, что надо было позволить Беллатрикс сделать все, что угодно. Но она, встретив отпор, захохотала:

— Вот как! — потерла локоть и вновь приблизилась к нему. — А Лорд знает, что у него под боком подрастает сильный окклюмент?

— Само собой, — свой голос показался Северусу чужим.

— Ну что ж… — Белла приблизилась к нему вплотную, — оказывается, ты все еще сохнешь по рыженькой грязнокровке? Забавно, забавно. Почему бы тебе не утащить ее в эту нору и не съесть? Не вздрагивай, шучу. Но ты же мог бы ее опоить, а? И она бы была восхитительно послушной!

Она стояла к нему так близко, словно они были любовниками, Северус чувствовал себя как в ловушке.

— Я не сохну, миссис Лестрейндж. Это… это было когда-то.

— Не сохнешь? Тогда завтра будь так любезен, не планируй ничего на вечер. Завтра у нас будет небольшой урок. У тебя и еще у одного милого джентльмена, — Беллатрикс улыбнулась и скрылась за дверью. Не составляло труда понять, что за урок завтра будет давать Беллатрикс: опять акция устрашения. Северус закрыл глаза и вздохнул, а потом вернулся к книге, от которой его оторвала Белла.

Он просидел над переводом до утра и все же добился пусть и крохотного, но успеха, и смог продвинуться, пусть буквально на йоту, вперед. Он с горечью думал, что если бы Лорд был у власти уже давно, если бы не надо было бороться за то, чтобы старорежимный уклад наконец-то сменился на что-то более прогрессивное, то после школы наверняка бы можно было заняться магией на совершенно ином уровне! Он бы совершал открытия, от которых бы всему магическому сообществу была польза, он бы придумал множество новых заклинаний, он бы… Но это были лишь мечты. Ничем не лучше тех, которые он лелеял, будучи ребенком: засыпая, Северус представлял себя великим чародеем, перед которым почтительно склонялись все, в том числе наконец-то понявшие свою ничтожность Мародеры…

И все-таки, думал он, укладываясь спать, ему повезло, что он может заниматься изысканиями хотя бы так. Если бы не Лорд, в лучшем случае он бы продавал травы в какой-нибудь замызганной аптеке. И то — не факт. Волшебники жили долго и хорошие места освобождались редко. Те, кто был побогаче, могли себе позволить не думать о хлебе насущном, прочие же были вынуждены выкручиваться кто как умел. Принцы, как выяснилось, не особо умели, но Северус был полон решимости стать первым из рода, кто сможет обрести былое величие, которое пусть давным-давно, но было! Было!