Ловец бабочек (джен)

Звёзды пели, играя не солнечных лучах. Где-то совокуплялись котики. Вулканы трещали, разрушая планеты. Откуда я знаю?

О, теперь я знаю всё. Ильмерил, гадкий хитрый засранец, до последнего не раскрывал всех подробностей, и от того сюрприз вышел ещё более впечатляющим. Вот теперь я верю, что он действительно не хотел умирать — за такую красоту альтмер отдал бы всё.

Я управляла всей силой даэдра. Я была вечной и всемогущей. Какие-то жалкие земные проблемы отошли на второй план; а как иначе, если я могла щелчком пальцев направить на весь этот свинарник метеорит, и никакой Вивек не повернёт его вспять?! Ох, детки, зря вы меня не убили, потому что я умоюсь вашей кровью.

Я открыла глаза, и переместилась на поляну, где когда-то в полном составе надо мной издевались лорды. Потянула за струны — и их протащило через всю реальность прямо ко мне. Они попадали на траву, все, кроме Хермеуса — тот в принципе не умел падать, слегка качаясь над гладью изумрудной травы. Я с упоением всматривалась в их глаза, озлобленные, не понимающие, испуганные! Сейчас я только распоряжалась их силой, но в любой момент могла обрезать нити, и вся эта погань истлеет и осыпется пылью. Сейчас, когда вся власть была в моих руках, можно было махнуть на всё и полететь отрываться на какой-нибудь экзотический остров, оставляя поверженного врага жить в страхе смерти, но это же не весело! Нет, нет, я не могла просто так их отпустить! Тупые никчёмные слизняки, сами заползшие под сапог...

Он вскочил на ноги, стряхивая налипшие на плащ травинки, и попятился, увидев меня. О, это слишком серьёзно для шуток. Я его ненавижу, я хочу, чтобы он сдох в крови и слезах.

Взмах руки — и пятнадцать злых богов исчезают. Они легко отделались, но у меня остался главный приз. Каково быть пятнадцатикратным божеством? Я вскинула руки, и вокруг нас поднялся бешеный вихрь. По взмаху моей руки он вонзился в почву, и в воздух поднялись комья земли вперемешку с травой. Вот это да. Ильмерил, ты гений. Если бы эта сила досталась тебе... В общем, хорошо, что ты умер.

А я жива. Жива-жива-жива, и хочу что-нибудь сломать! Глаза в глаза — и золото начало плавиться, плескаться, как лава в жерле разбуженного вулкана. Впервые я так близко могу увидеть его настоящий взгляд. Я подходила всё ближе; монстр напротив меня не шевелился, он застыл и продрог, и даже не будь я всемогущей, почувствовала бы его нарастающий страх. Ещё немного... Я могла бы его придушить, а он бы и не пошевелился. Он был очень красив — точёный римский нос, чёткие скулы, пронзительный взгляд, а улыбка... Я хорошо её помню. Чеширский кот позавидовал бы этому безумному оскалу. Сетка морщин в уголках глаз, смеющийся взгляд, слегка взлохмаченные нелепым движением белые волосы... Мираж. Он веселился. Это всё было не мне.

Снова дурацкие слёзы. Почему я должна плакать в одиночку?!

Ладонь потянулась к его мраморной щеке. Он не отодвинулся — не мог.

— Шео.

Я острым, как бритва, когтем вспорола кожу. Из пореза потекли капельки крови, но этого было мало. Наколдованный металл входил всё глубже, с противным звуком разрезая мышцы и мягкие ткани. Кровь потекла ручейком, очерчивая его бледные губы. Он по-прежнему стоял, как истукан, даже не моргнул ни разу.

— Ты никогда больше не улыбнёшься, тварь.

Я со всего размаху влепила ему пощёчину. Не нужно было магии, только удар и приятное покалывание на кончиках пальцев. Красных. Его кровь. Он уязвим, его жизнь действительно в моих руках. Можно отрывать от него по кусочку, затем собрать воедино и отрывать снова.

Боги, ну почему он так смотрит. Я вырву ему все рёбра! Сдеру кожу и выдавлю эти чёртовы глаза!

А он всё смотрит. По моему приказу каждая кость в его хрупком теле треснула пополам, и не было больше силы, ограждающей его от боли. Он повалился к моим ногам, пытаясь царапать пальцами землю. Ха, ну и как тебе это?! Не очень оригинально, зато какой эффект! Правда, когда Молаг Бал дробил мне кости, я орала почти на ультразвуке, а этот молчит. Я присела на корточки и приподняла его голову за подбородок. Зверь внутри меня захлебнулся лаем от восторга, он отчаянно вилял хвостом и распространял смрадное веселье. А даэдра... Шеогорат молча смотрел.

Точно! Я же запретила ему говорить! По мысленной команде рука, сдавившая его глотку, разжалась.

Как он заорал! Я ненавидела эти звуки, мне было их мало, но хотелось заткнуть его нахрен.

— Нравится? Тебе нравится?! Только минута прошла, подожди! Сколько времени ты наблюдал, как меня мучают твои садисты-друзья? Может, ты и сам приложил руку? Прости, я не всё помню с того дня... Не хочешь рассказать? Нет? Точно?

Его длинные тонкие пальцы были напряжены так, что, казалось, на фалангах вот-вот лопнет кожа. Лорд даэдра валялся у моих ног, корчась от боли, и наконец-то плакал, как ребёнок. А я хотела это прекратить. Что со мной не так?

Что с ними не так?! Как можно этим наслаждаться?

Я запуталась. Тело горело от возбуждения, к щекам прилил жар; да, в конце концов, я мечтала об этом столько времени!

Шео уронил голову и завыл в сырую землю.

Теперь больно нам обоим. Класс.

Я плюхнулась на задницу рядом с ним. Осторожно подхватила его ладонь, тёплой волной на кончиках пальцев унимая дрожь.

— Тише. Всё хорошо.

Постепенно его тело обмякло, глухие всхлипы вскоре сошли на нет. И пальцы у Шеогората красивые. Я давно хочу посмотреть, как бы он сыграл ими на фортепиано. Наверняка великолепно.

Он приподнялся на локтях. Лицо было испачкано в земле, из не зажившего пореза по капле вытекала кровь. Его губы дрожали, расфокусированный взгляд скользил по чему угодно, только не по мне. Ладонь мою он так и не отпустил.

— Ты не знал, что это такое. Ты почти начал умолять меня о смерти. Да ты бы руку себе отгрыз, если бы я приказала! Мне вот уже скучно. И как вы, бедные, столько времени развлекались за мой счёт? Да посмотри ты на меня!

Я впилась ногтями в его ладонь. Шеогорат дёрнулся, хотел отскочить, да не хватило сил. Наконец, поднял на меня влажные золотые глаза.

— А я всё думала, какой же будет наша встреча. Надеялась, что Ильмерил снесёт вам головы без моего участия, но вот оно как получилось.

Мне было так плохо. Но станет хуже, когда он, наконец, заговорит.

А хотелось всего и сразу. Радовало то, что формально Шеогорат всё ещё бессмертен, а уж потерять сознание я ему точно не дам.

Теперь к приятному.

Моя рука всё ещё стискивала его ладонь. Я ухватила указательный палец и, пока даэдра не успел опомниться, с хрустом его сломала.

— Ты такой говнюк...

Средний.

— Даже не представляешь.

Безымянный.

— Хотя тебе наверняка уже говорили.

Мизинец.

— Смертные, твои коллеги, может, кто-нибудь ещё.

Большой — на нём был особо жалостливый вопль.

— А ты такой "Да я само очарование!", и ускакивал в клубах фиолетового дыма.

Теперь хрустнуло запястье.

— А если бы ты не спрятал правую руку, пострадали бы только пальцы... Хотя, кого я обманываю.

Я помахала в воздухе его несчастной кистью — пальцы, как плети, безвольно свисали вниз.

Мало.

Чёрт, как же этого мало.

Я поднялась на ноги, Шеогорат не стал утруждать себя правилами приличия. Моя пятка опустилась на его ладонь, он снова тихонько завыл.

Небо такое безмятежное. Птицы молчат, но деревья успокаивающе звенят на ветру. На весь этот островок уюта — только мы. Сначала я хотела напустить сюда шторм с ледяным дождём, но, можно подумать, они бы передали хоть часть моего настроения.

В руке из воздуха появилась бутылка джина. Оказывается, и так можно... И сбила крышку щелчком пальца и с удовольствием отхлебнула. Надо же, магия мутит отменный алкоголь!

А горит он так же хорошо?

О да.

Трава вспыхнула моментально.

Да, первым порывом было искупать в нём чёртова лорда, но это так... не знаю. Я победила — вот же он, вот! — и хрен и ним, что борьба была не совсем честной. Просто я не смогу ударить его больнее, чем он тогда меня. Сильнее, чем сама себя истязала, пока гонялась за ним. Для них нет ничего невозможного, от скуки они уже испробовали всё и в любых вариациях. А единственное, что я хочу от него услышать, никогда не прозвучит. Хоть я всю жизнь буду расписывать, как жестоко он меня опрокинул, Шео усмехнётся и скажет что-то вроде "это же было несерьёзно". А потом я затолкаю его зубы в глотку. И снова. И снова.

И только потом разрыдаюсь.

Прекрасное голубое небо и мирные облака — вот и всё, что мне досталось в конце. Вера во что бы то ни было, если и теплилась во мне, сейчас окончательно испарилась. Желать невозможного — такое дерьмо.

Я отошла чуть в сторону, носком перевернула сжавшегося лорда на спину. Когда его в моей квартире избил Цицерон, я чуть не умерла от страха. Сейчас он был бледен, раздавлен и так хрупок, что было даже неловко. Я опустилась на колени, впилась жадным взглядом в тусклые глаза, которые когда-то дарили мне столько надежды. Его целая рука медленно поднималась вверх, мне даже стало интересно, что он будет делать. Попытается применить магию или просто задушит? Но Шеогорат, псих несчастный, несмело прикоснулся к моей щеке. Внезапно я осознала, кто снял с меня паралич, когда Ильмерил творил ритуал в пещере.

— Ты наблюдал?

И он впервые ответил.

— Да, — тихое и надтреснутое. Скажи он таким голосом о том якобы заговоре даэдра, я бы испепелила их одной пульсирующей тьмой в груди.

— Почему не грохнул?

Его рука отпрянула от моего лица и потянулась к медальону в виде драконьей головы. Вещь, спасавшая меня от чрезмерного внимания даэдра, теперь совершенно ненужная. Я сняла его с шеи, вертя в руке, пока не вспомнила, как он раскалялся несколько раз. Значит, лорд пытался пробиться, но практически ничего не смог в итоге сделать. Ещё раз спасибо тебе, Ильмерил.

Немного подумав, я зашвырнула медальон в траву. Забавно, что меня-то сейчас он нисколько не ограничивал.

— А хотелось, да? Твой дурацкий посох почти с этим справился. Не знаю, как так вышло, но он весьма качественно меня напугал.

Иллюзорной картинкой того, что Шеогорату было на меня не плевать.

— Догадываешься, чем это закончилось для Ваббы?

А ничем. Перед моим отъездом альтмер пообещал уничтожить все артефакты, и судя по запаху гари, тянувшемуся из дальнего коридора, ему это удалось.

— А знаешь, чем ты отличаешься от своего посоха? У тебя гораздо больше масок. И меньше мозгов. И если я сейчас переломлю тебя о колено, тебе будет больно. Кстати...

Я опомнилась, когда ладонь, опустившаяся на его грудь, начала дымиться. Ничего общего со злобой, или маниакальной страстью. Мне срывало башню, едва я начинала думать о нём, а уж когда он был так близко...

Пусто. Мне было пусто. Гналась, догнала, желая весь мир от него избавить? Да я просто хотела внимания.

— Эй, ты как?

Шео слабо дёрнулся, пытаясь отползти, но я успела приложить ладонь к его виску. Только сейчас поняла, что меня напрягает некая двойственность его магии, и стало интересно разобраться, что к чему.

Ох не зря я проходила обливионские Дрожащие острова! Он, конечно, попытался это спрятать, но его магия полностью подчинялась мне, и при тщательном осмотре наружу просочились все эти... ужасные вещи. Мерзкое ничто. Я, кажется, неясно выразилась?

Крепко схватившись за одну из нитей чужеродной магии, я дёрнула со всей силы; даэдра задёргался, сопротивляясь, но он был просто бабочкой на игле. На Островах, где Шео всё ещё был хозяином, ткань пространства затрещала, и наружу вылез обелиск Порядка. Он был виден магическим зрением, но при попытке его коснуться пружинил, хоть и казался нематериальным. А если потянуть за другую нить?..

— Нет!!! — внезапно закричал Шеогорат, — не смей этого делать!

Получается, Джиггалаг существует? Все эти бредни про Серый Марш — правда?

Я всё же потянула за вторую нить, и новый обелиск выскочил из ниоткуда на Островах. Я пыталась дотянуться до него всеми новообретёнными ресурсами, но бесполезно — по всем параметрам он был отсутствием энергии, ничем, мерзкой проплешиной на полотне прекрасной реальности. Ну и что с ними делать? В голове мелькнула мерзкая мыслишка, и я была слишком увлечена, чтобы ей сопротивляться. Порывшись на изнанке магии лорда, я нашла множество этих неестественно белых нитей, и схватила их, приготовившись дёрнуть за все разом.

Меня бесцеремонно прервали.

— Элис, отпусти, — Шео почти умолял. Он схватил моё запястье так крепко, что наверняка сломал бы, не будь я неуязвимой.

Как в дешёвом боевике, честное слово.

— Ты что-то побледнел, — ответила я почти заботливо, — тебе плохо?

— Убери их... Ты не понимаешь, что это такое...

— Ну, теперь мне уже интересно. Да не дёргайся так! Мне в детстве вырывали молочные зубы, по одному гораздо неприятнее, чем все разом.

— О, так просто это не кончится! — прошептал он неожиданно зло. — Ты вывернешь меня наизнанку, а когда я вернусь, собранный из кривых отражений самого себя, когда возненавижу то, что любил, ты будешь там! Притаишься, наблюдая, наслаждаясь игрой, а когда я стану прежним, ты снова разворошишь эти грёбаные обелиски! Оставь это, хватит и того, что ты уже сделала.

— А что я сделала? Прошлась кулаком по твоему самолюбию? Тебя в кои-то веки пнули по яйцам, и ты тут же разнылся? То есть, когда ты пинал меня, это было нормально?! Все эти годы, раз за разом, я уже решила, что именно так выглядит благословение богов, без нимбов и ангельских песен, просто эти чёртовы кошмары, не дающие забыть ни секунды... Я терпела, потому что не могла больше ничего сделать. Я дышать боялась, чёрт тебя дери! Всё это время! Ведь сиятельному божеству это не понравится, и я отправлюсь обратно в своё привычное дерьмо! Круто изменилась моя жизнь из-за твоей дурацкой прихоти. Думал, не бывает. Срал ты на свои игрушки.

Закурить хочется. Я начинала когда-то давно, но из-за постоянного контроля тренера и слабых лёгких привычка так и не прижилась. И вот сейчас опять хочу то ли измять сигарету в дрожащих пальцах, то ли вдохнуть немного никотинового дыма. Но ещё больше — прикрыть глаза и представить, что я дома. Не в той лондонской халупе, которую оставила давным-давно, а там, где... не знаю. Откуда не хочется убегать. Провалиться в пушистый ковёр и вместе считать выдуманные звёзды.

Шеогорат уже давно отпустил мою руку, но я всё нависала над ним, как коршун.

— Иди ты нахер, лорд, со своими заморочками. Просто иди нахер.

Война окончена, и победителей нет.

Я рванула белые нити, и даэдра уплыл, почти теряя сознание. Он менялся, неуловимо, но отчётливо, как воздух перед грозой. Его привычно пёстрая магия вдруг устремилась куда-то, до одури натянув поводок; но я крепко держала её, не давая расползтись на лоскуты и раствориться, как дым.

Это что, Серый марш? Ведь вместе с этой силой я не даю исчезнуть и ему.

В Острова, будто клыки диких зверей, со всех сторон вонзились обелиски. Они сверкали холодной белизной и манили взгляд обманчивым блеском. Природа их была чужой и отталкивающей, но, вместе с тем, я чувствовала над ними контроль. Правда, не лёгкий взмах руки — огромное усилие понадобилось, чтобы затолкать эту белую мерзость обратно в клоаку, из которой она вылезла, позволяя привычной реальности заполнить пустоты. Чёртовы стекляшки уходили со скрипом; даже мне было некомфортно, словно внутри черепа кто-то царапал кость ржавой вилкой, а уж когда очнулся Шеогорат, я думала, он попытается меня задушить.

— Понравилось? — спросил он с такой горечью, что мне почти стало стыдно.

Ну да, понравилось. Кажется, я нашла твою единственную болевую точку. Сама-то уже привыкла состоять из них.

Шео по-прежнему лежал на изумрудной траве, не в силах опереться на единственную здоровую руку. Его лицо было так близко, что я могла рассмотреть каждую прожилку в расплавленном золоте его глаз. Тонкие губы были плотно сжаты, а между бровей образовалась тревожная складка. Даэдра смотрел на меня с укором и грустью, будто я была браконьером, убивающем на его глазах беззащитного детёныша. Что-то было и в нём самом; давно забытая часть меня хотела бросить эту чёртову игру и подуть на каждую ранку, которую я ему сегодня оставила; но это чувство лишь отрезвляло, не давая забыться в противоречивых желаниях. Пусть этот тихий тёплый ветер вечно колышет травяной ковёр, а солнечные лучи весело пляшут вокруг, я и слова не скажу. Остановите счётчик, мне так хреново, что почти хорошо.

— Эх, рвануть бы в Вегас... Напиться вдрызг, разнести какое-нибудь казино и угнать призовую тачку, а потом всю ночь гоняться с копами на ярких перекрёстках. О, ты ещё здесь?.. Я уже пару минут не слышу обвинительных речей в свой адрес, подумала, ты снова где-то витаешь. Ничего, подожду, уж больно хочется послушать.

Я сотворила себе комфортное кресло, и, пересаживаясь в него, совершенно случайно потопталась по лордовым сломанным пальцам. Странно, что тот порез на его щеке до сих пор не закрылся — в уголке глаза капля за каплей собиралась кровавая лужица.

— А всё-таки, Джиггалаг существует? На форумах столько срача по этому поводу, некоторые готовы себе руку отрезать, лишь бы узнать правду. Ну, насчёт руки я погорячилась... может, пальчик. Если рядом будет ведёрко со льдом и карета неотложки. Смотрел "Четыре комнаты"?

Определённо нет.

— Скажешь, или начать отрезать тебе пальцы?

— Что будет в конце?

— О чём ты?

— Ты уже продумала свои действия до самой последней сцены. Когда ты насытишься, а это будет быстро, очень быстро — я не всегда успевал доесть свой пудинг, когда обретшие власть глупцы уже бросали подобные развлечения — придёт время для того, что ты так старательно откладываешь.

— Скоро сам увидишь.

— Я знаю. Не делай этого.

— Вы посмотрите, неужели кто-то боится смерти?

— Боится? Ты умирала хоть раз?!

Шеогорат выпрямился рывком, как выстрелившая пружина. Странно, но даже стоя он смотрел как-то снизу вверх.

— А ты умирал?

Его взгляд метался по пейзажу за моей спиной, избегая меня. Ещё немного — и выскулит очередную жалобу обиженного ребёнка.

— Нет, это же не для вас, подобную честь вы предоставляете лишь нам. Можешь не притворяться, сейчас ты готов вылить мне в уши любой кисель, лишь бы я разжалобилась и тебя отпустила. Но не надейся понапрасну — ты до сих пор жив только потому, что я ещё — как ты сказал? — не насытилась. Мерзкое слово.

— Элис, пожалуйста...

— Что "пожалуйста"? Что "Элис"?! Ты хоть моё имя знаешь?

— Имена... — даэдра злобно оскалился, — какая разница, как тебя зовут, если свои дни ты проводишь в серости и унынии, а единственное, что способно выдавить из тебя хоть каплю жизни, — это плясание под дудку кучки инопланетных психопатов?!

— Какой ты самокритичный, — я повторяла его тон, — Лондон похож на Деменцию, ты сам так сказал. Думаешь, остальной наш мир лучше? Это что, даёт таким, как ты, право тыкать в нас иголками?

— Именно это и даёт, Элис! Ваши жизни быстротечны, как искры на ветру, а вы умудряетесь забиваться в свои раковины! Зачем смертным копить библиотеки, которые они не прочтут и за несколько жизней? Зачем все эти груды нежеланий, страхов, обид и распрей? Вы, смешные маленькие муравьи, слепо бросаетесь с обрыва, а потом надрываетесь, что это мы вас сталкиваем...

Что-то во мне надломилось с ужасным треском. Я вскочила с кресла и пошла к Шеогорату, я хотела оказаться к нему как можно ближе.

— Повтори.

Он замер от этих слов. Натурально замер — я неосознанно обездвижила его, только глаза беспомощно следили за моими жестами.

— Маленький муравей хочет послушать, как ты не водил его по краю и не сбивал вниз небрежным щелчком пальцев.

Неожиданно всё встало на свои места. Я, наконец, поняла, что происходящее было несомненно и единственно правильным; неясная дрожь волнения улеглась — что бы Шеогорат сейчас ни сказал, его судьба решена, я не отступлю и не изменю своего решения. Я всегда знала, чем закончится эта встреча, даже когда ещё сомневалась, что авантюра Ильмерила не устроена богами.

Хотя какие они нахрен боги.

По взмаху моей руки Шеогорат вновь смог двигаться. Не будь он так силён даже в этом, лишённом силы и искалеченном теле, давно повалился бы в траву. Теперь, будучи уверенной в своём приговоре, я могла вдоволь полюбоваться им. Больше, чем полюбоваться.

— Что ты снова делаешь... — Шео не осмелился увильнуть от моей руки.

Ты хотела, чтобы он извинился за всё, что с тобой сделал, только он, хотя другие виноваты не меньше. Ты забила бы не голос разума и снова ему поверила, а остальной мир пусть катится к чертям. Ты как собака в лесу, преданно ждущая хозяина, хотя этот мудак только что бросил тебя на погибель. Ты помнишь его запах, пытаешься уловить его в каждом встречном ветре, чтобы только найти и снова быть рядом. Чуда не случилось — лесные твари уже обгладывают твои кости; но даже сейчас, позови он снова к ноге, ты вернёшься хоть откуда. Эй, у тебя ещё есть сомнения? Проснись — это любовь!

Проснись.

Проснись от этого всего.

Он позволил мне вылечить свою руку, вытерпел, когда я пальцем стирала порез с лица. Когда Шеогорат откроет рот, я снова захочу запытать его до крика, но сейчас он боялся говорить.

Проснись.

Ненавижу тебя.

Проснись!

Он первым отвёл глаза.

— Оставь это. Пожалуйста, Элис, я не готов сейчас уйти! — он сорвался на крик.

— А когда будешь готов? Я сделаю пометку в своём ежедневнике, затем сожгу его. И тебя.

— Ты же не можешь всерьёз думать, что я испортил тебе жизнь!

Вот он, тот момент, о котором я вспоминала.

— Ты не испортил, а отнял. Смешно, что ты даже не видишь причину моей злости.

Пока он не успел ответить, я бросила его на землю и послала по нервам электрический ток. Недостаточно, чтобы обуглиться до костей, но вполне хватит на остановку сердца.

Или несколько. Живучая ведь тварь.

Когда я отпустила магию, даэдра остался лежать на земле. Он и не думал шевелиться — я видела, с какой болью даётся ему дыхание. Попытаться открыть глаза было всё равно, что насыпать на них раскалённых углей.

— Вы делаете людям больно. Знаешь, говорят, что весь мир не стоит слезы ребёнка. Скольких детей ты заставил плакать, Шео? Слишком мало, чтобы помнить, или слишком много?

Он попытался что-то сказать, но только протяжно захрипел.

— Думаешь, ты другой? Я лишила тебя силы, и ты ломаешься так же, как любой человек.

— Т-ты... ты сама хотела...

Пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он там бормочет.

— Ты хотела этого... Ты была счастлива...

Ах, я была.

Лорд попытался поднять руку, но её пронзил новый заряд, скрутив судорогой.

— Люди хотят того, что делает им больно... Хотят почувствовать... Это называется — жить. Когда ещё можешь удивляться новому, наслаждаться самыми абсурдными моментами, когда шрамы на памяти не стираются со временем, а саднят так, будто ты всё ещё там... Знаешь, как тебе повезло?

О боже, в его голосе была зависть. Кажется, на моём лице проступило удивление, потому что Шеогорат продолжил:

— Вы играете, мы играем — какая разница, чем именно? Я сменил тысячи фигурок, а всё, к чему в итоге возвращаюсь — эта чёртова тварь внутри меня! Ты не знаешь ни-че-го... Я бы с радостью поменялся с тобой местами.

О, я тебе это устрою, надменный ублюдок.

— Через каких-то жалких пятьдесят лет меня не станет. Если ты этого хочешь — прошу, забирай! Забери это у всех и сдохни!

Он, вопреки всему, рассмеялся.

— Чудесные маленькие мотыльки... Тебе было больно, Элис, я знаю. Я хотел, чтобы ты терпела. Тебе почти удалось, а вот я подвёл... Не увидел, какая ты мягкая и пушистая, хотя с виду р-р-р-р-р... Отгрызла бы мне голову, если бы я тогда тебе сказал.

— Тот парень из Драгонстара, ты правда говорил с ним?

— Ну не всё же мне с Хаскиллом трепаться! Это и разговором-то нельзя назвать, как мячиком об стену — всегда знаешь, в какую сторону отскочит.

— Не фигуры, так мячики... Ты вообще способен хоть кого-то рассмотреть за своим эгоцентризмом?

— Нет! Я не способен, потому что вы жадные тупые свиньи, завесившие глаза шорами и хвастающие этим друг перед другом! У вас есть всего одна жизнь, короткая, трудная, но невероятно прекрасная, а вы наполняете её мусором и всеми силами пытаетесь оборвать! Если бы я не вмешался, ты бы так и подохла в паутине несбывшихся желаний, боясь вылезти из своей раковины! И не перебивай меня сейчас, уж я договорю! Ты вспышка, Элис, яркая, красивая. Ты зажглась на этой самой поляне, и здесь же погасла, когда поняла, что вело тебя всё это время. Но я показал тебе счастье. Разве то чувство было фальшивкой?

— Ты заставил меня поверить...

— Я заставил тебя улыбаться. Мы этого не можем. Мы знаем всё, и не умеем забывать, все наши мгновения расписаны звёздами в небе. Только вы, маленькие и глупые, владеете секретом жизни — идти на ощупь, ступая в пропасть, и шаг за шагом облегчённо выдыхать, находя опору под ногами. Неизвестность даёт вам надежду — у нас нет ни того, ни другого. Я засыпаю, когда приходит время спать, и что-то другое занимает моё место. Я знаю, когда проснусь, и что застану по возвращении. Всегда. Ты понимаешь, что такое "всегда"?

Я забыла, что умею говорить. Чужие, неверные слова пронзали меня насквозь, и никакая магия не излечит душу, что так болит за других.

— Знаешь, — мой голос неожиданно хриплый, — если бы этот разговор состоялся много лет назад...

— Ты бы не поняла, о чём я. Ты и сейчас не понимаешь. Но я прошу тебя, не надо. Уйди, выкинь это всё из головы, как вы отлично умеете, просто забудь меня, как слишком грустный сон.

— Ты застрял в этом навсегда, и всё же боишься умирать?

— Элис, Элис, маленькая, добрая Элис... Я знаю начало и конец этой пьесы, но вдруг там есть что-то ещё? Ну вдруг?

— И ты ещё мне что-то говорил о надежде. А я ведь была права — вы ковыряете этот мир, потому что вам просто нехер делать. Вот кто вас такими создал?

— Я не знаю.

Он прикрыл глаза.

У меня в руках мощь целой вселенной, а Шео снова смог выдавить из меня слёзы. Море вопросов, тонны неотмщённой боли, и всё та же гадкая привычка считать других лучше себя. Ошибается ли он в моих глазах только потому, что я от этого пострадала?

Так ли это? Он заставил тебя жить, заставил! Над вами нет богов — вы сами себе и боги, и дьяволы.

Я знаю, знаю. Но раз больше нет опоры, буду цепляться за себя.

А себе я кое-что пообещала.

Рука нащупала в кармане захваченный целую жизнь назад медальон. Конечно, всё бы сработало и без непосредственного воздействия на накопитель, но кто же заканчивает такие истории без красивых жестов?

Шеогорат успел подняться. Он понял, что значит безделушка в моей руке.

— Последние слова?

Уже можно расслабиться. Финальная агония пронесётся по нервам, но её не страшно показать, ведь удара в ответ не будет.

— Я готов умолять!

— Не поможет.

Шео был растерянный, злой и грустный.

— Уже не скучно, правда?

Золото на мраморе. Столько силы и света.

— Я люблю тебя. Это единственное, что стоит сохранить на память.

Я захлопнула крышку медальона. Мой лорд разлетелся тысячей пепельнокрылых бабочек и исчез в синеве неба.

______________________________________________

Всё. Конец.

А вы что хотели?) Чего болит, того и сыплем.

Всё же мне нравится эта мерзкая концовка. Она была придумана ещё в зародыше самой первой части, обрастая предысторией, как потопленный корабль коралловыми рифами...

Стоп. Вы тоже заметили, что статус всё ещё "в процессе"?

Главы и правда закончились. Ну, будет ещё эпилог. Я не все ответы успела засунуть в это резиновое изделие.

Рожка-ножка-эпиложка. Можете отписываться, там уже не будет ничего интересного.

Ну правда.