Грехи Альбуса Дамблдора (гет)

Мир закрутился перед глазами Гермионы, и спустя несколько минут она уже стояла около своего дома. В доме Гарри все еще горел свет, но Гермиона почувствовала, что о случившемся с ней она рассказывать никому не будет — даже Гарри.

Хотя в Годриковой лощине был второй час ночи, для только что вернувшейся из позапрошлого столетия Гермионы был еще ранний вечер, и она, вздохнув, прошла на кухню. Впереди была одинокая тихая ночь, испорченный отсутствием сна день — который вряд ли станет таким же интересным, как летний день 1899 года…

В дверь из сада постучали. Открыв дверь, Гермиона вскрикнула — на пороге стоял Альбус Дамблдор, с фениксом на плече и дорожным саквояжем в совершенно здоровой правой руке. Дамблдор был стар и сед, но глаза за стеклами очков были такими же веселыми и озорными, как сто два года назад.

— Здравствуй...те, — пробормотала Гермиона. — Но вы же…

— Все-таки не устоял перед соблазном и прочитал твое письмо, — сказал Дамблдор и без спроса прошел в кухню. Очевидно, новые времена все же подпортили его старые манеры.

— Помню, как я был огорчен, когда прочитал его все до конца, — заметил Дамблдор с хитрой улыбкой, сам наливая себе чай. — Все исключительно о деле…, впрочем, в твоем духе, не могу не признать… я-то ждал не спасения от безвременной смерти в сто двадцать с лишним лет, а совсем других признаний…

Гермиона по-прежнему стояла в дверях. Если бы этот стодвадцатилетний мальчишка вел себя не так нахально…, впрочем, в его духе, надо признать… она была бы невероятно рада. И давно пора стереть со своего лица эту счастливую улыбку. И с его тоже.

— Ничего, зато потом тебе было счастье, когда я в Хогвартс приехала, — с издевкой сказала Гермиона и закрыла наконец дверь.

— Мне очень совестно, Гермиона, — Дамблдор отпил чая и зашуршал шоколадкой, которую уже успел достать из саквояжа, — но во время первого обеда в Хогвартсе на твоем шестом курсе я смотрел на тебя и думал о вишнях в саду Батильды.

Гермиона почувствовала, что смущается, и немного потупилась, стараясь скрыть улыбку.

— Вот этим взглядом на Рождественском балу ты меня тоже сразила, — ввернул Дамблдор. — «Поспели вишни в саду у теть-Батильды, в саду у теть-Батильды поспели вишни…»

Феникс неплохо и привычно подпел, без слов, но в терцию.

— Откуда ты только этого набрался, — фыркнула Гермиона, начиная забывать о разнице в возрасте и серьезно опасаясь продолжения истории — о том, что «теть-Батильда с Гриндельвальдом нынче в бане, а мы под вечер погулять как будто вышли».

— О, я очень многогранная личность, — заявил Альбус и протянул Гермионе шоколадку. — Черный шоколад вместо лимонных долек, пагубное влияние Снейпа.

— Кого? — Гермиона по глазам Альбуса поняла, что сюрпризы только начинаются.

— Профессора Снейпа, мисс Грейнджер, — съехидничал Альбус. — Четвертый год живем с ним на одной конспиративной квартире. Думаю, тебя не удивит, что я от него сбежал, — и Альбус Дамблдор кивнул на свой саквояж.

Если бы у Гермионы после возвращения была хотя бы неделя, чтобы предаться вечерним воспоминаниям и помечтать о чудесном воскресении Альбуса Дамблдора, она, со свойственной ей трезвостью рассудка, вряд ли подумала бы о том, что когда-нибудь он станет жить у нее. Ну или уж в самом невероятном случае, такому развитию отношений она отвела бы не менее полугода.

— Между прочим, за тобой должок, — Альбус явно решил подлить масла в огонь. — Подписываться инициалами с твоей стороны было очень предусмотрительно, на случай, если переписка всплывет через много лет. Однако, что должны были подумать потомки, читая: «Никакое высшее благо не может оправдать диктатуру! Такие мысли недостойны тебя. Все еще с любовью, Г.Г.»? Так что в том, что Скиттер ославила меня как соблазнителя Геллерта Гриндельвальда и гомосексуалиста, есть и твоя вина. Подумать только, ничто не могло быть так далеко от истины! — и Альбус с несвойственной его возрасту веселостью подмигнул Гермионе.

Пожалуй, если не считать Альбуса Дамблдора, Гермиона Грейнджер была единственным человеком, кто постоянно сталкивался с двумя самыми опасными магами прошлого столетия. И вот так запросто, шокирующими откровениями и подмигиваниями, ее из равновесия было не вывести. Даже если кроме хозяина ей подмигивал и его чертов феникс, хитрым молодым глазом намекая на то, что не только фениксы возрождаются, помолодев.

— Кстати, от Геллерта тебе привет, — продолжал Дамблдор, бесцеремонно роясь в холодильнике. — Я его из тюрьмы вытащил, как ты говорила.

— Ничего я такого не говорила, — потрясенно пробормотала Гермиона.

— Ну как же, а воспоминание о том, как два старика, держась друг за друга, бредут под стенами Нурменгарда? — напомнил Дамблдор насмешливым тоном, словно совсем не считал себя и Гриндельвальда стариками.

— Это было не воспоминание, — ответила Гермиона, немного повспоминав недавнее далекое прошлое. — Это была фантазия.

— Тьфу ты, — с азартом сказал Дамблдор, взмахивая кухонным ножиком как мечом Гриффиндора и отрубая себе колбаски. — Ну, сделанного не воротишь. Он уже четвертый альбом записывает. Конечно, Mein Herz brennt и Reise, Reise это ты научила, но Sonne и Mutter он сам написал.

— Час от часу не легче, — пробормотала Гермиона, с ужасом понимая, что, начиная с пятого курса, ей очень нравились песни Темного Лорда.

— Да нет же, он раскаялся, — заверил ее Дамблдор с тем же огоньком в глазах, с которым он воровал у Геллерта вишни. — В тюрьме он читал Библию, Историю Хогвартса и написал Bestrafe mich.

Гермиона только фыркнула — Bestrafe mich у нее почему-то не ассоциировалось с покаянием, а было связано с очень неприличными фантазиями, о которых Альбусу пока было знать незачем. Альбус тем временем жевал колбасу и хитро улыбался, потому что он был прекрасным легилиментом. Гермиона почувствовала, что пора менять тему.

— В моей реальности, — Грейнджер пристально посмотрела на Дамблдора, и он на несколько мгновений почувствовал себя подследственным, — Геллерт Гриндельвальд погиб от руки Вольдеморта.

— Приходил к нему Вольдеморт, — беззаботно сказал Дамблдор, жуя колбасу. — Геллерт ему глаз подбил и гитару об его голову разломал. А потом сделал ему фальшивую память — в этом деле у него учителя хорошие были, — и Дамблдор хитро посмотрел на Гермиону.

— Начнем по порядку, — строго сказала Гермиона, по-прежнему смотря на Альбуса как Визенгамот на Вольдеморта. — Если кто-то такой ловкий, что в этой реальности случилось с Драко?

— Заавадил их всех Риддл, и всего делов, — легкомысленно ответил Альбус, ломая шоколадку. — Да пес с ними!

Гермиона вскочила на ноги, опрокинув табуретку.

— Э! Э! — тут же воскликнул Альбус, поднимая руки. — Я пошутил! Я ж твоей милостью теперь бывший единомышленник солиста Раммштайна, то есть Темного Лорда Гриндельвальда, так что имею право. На самом деле твоя идея со смертью на вершине Астрономической башни показалась мне очень романтичной. А уж когда я прочитал через много лет книгу профессора Толкина, я окончательно решил не бежать от такой судьбы.

— Между прочим, я тебя неделю оплакивала!

— Между прочим, кто-то не написал настоящую фамилию Вольдеморта, обстоятельства смерти Сириуса — хорошо хоть ты про него раньше проговорилась, я его из Азкабана сразу конфисковал, — и многое другое.

— А кто-то был против вмешательства в историю!

— Неправда, я сам говорил, что если не заметят, то ничего.

— Это когда ты такое говорил?

— На твоем третьем курсе, — и Дамблдор подмигнул Гермионе совсем как тогда, только в этот раз она поняла не один намек, а несколько.

— С кем я связалась! — произнесла Гермиона со вздохом. — И где ты был во время моего седьмого курса, интересно мне знать?

— Ты рассердишься, — уклончиво ответил Альбус.

— Я уже рассердилась!

— Ну хорошо, — Альбус снял очки и виновато посмотрел на Гермиону, а ее чертова память мысленно пририсовала ему букет васильков. — Конечно, я тебя не бросил. Особенно после того, как у вас с Гарри стали проявляться суицидальные наклонности. Меч Годрика в сундуке у бабки Батильды, я вас умоляю! Беда только в том, что Гарри довольно хорошо знает мой след легилимента, а Рональд всегда был немного недогадливым. Поэтому пришлось пойти дорогой Барти Крауча. В конце концов, ты же не думаешь, что хоркрукс в медальоне могли разрушить только одно слово на парселтанге и удар меча? Или что человек, не знающий парселтанга, сможет вспомнить это слово пару месяцев спустя?

— То есть в Тайной Комнате… когда я сказала Рону… — Гермиона задыхалась от неожиданности и гнева. — И потом, в Выручай-комнате, после фразы про эльфов… Это всегда был ты?!

— Это ужасно, но мне почти не стыдно, — честно признал Альбус. — Тем более что в палатке, после мнимого возвращения Рона, ты поколотила меня за чужие грехи.

— А Малфой-мэнор?

— Я очень сожалею, но мне надо было подобраться к Беллатрикс, чтобы узнать о чаше, — Альбус подошел к Гермионе и поцеловал ее руку. — Мне правда очень жаль.

С этими словами Альбус Дамблдор отклеил бороду. Вслед за бородой на пол упал седой парик и тонкая морщинистая маска. Настоящему Дамблдору на вид было не больше тридцати. Хоть и весьма неожиданными способами, он всегда оправдывал мнение, что он самый великий маг современности.

— Николас сделал мне неплохой подарок, — пояснил Альбус пораженной Гермионе, — в благодарность за рецепт консервации одной жидкости. Потом Фоукс поплакал над хладным трупом… «Мы пили эту чистую воду…»

Феникс опять очень уместно подпел.

— Ты жулик! — крикнула Гермиона, вскакивая и наступая на Альбуса.

— Да… — Альбус грациозно отступал в гостиную.

— Манипулятор!

— Да…

— Хитрец!

— Да…

— Старый интриган!

— Эпитет «старый» я считаю клеветой на мои алхимические таланты.

Гермиона остановилась, потому что они с Альбусом уже вышли в гостиную, и он метнул довольно молодой взгляд на диванчик, сопроводив его движением рыжих бровей.

— Если верить барду Биддлу, для закрепления омолаживающего эффекта мне не хватает только поцелуя влюбленной девушки, — как бы между прочим сообщил Альбус.