Бессмертные. Часть1 (гет)

Несмотря на обещание мадам Помфри выписать его через пару дней, Северус находился в больничном крыле уже неделю, и данное обстоятельство выводило деятельного и подвижного ребенка из себя не хуже заботливого кудахтанья профессора Спраут и приторно-сладкого голоска профессора Амбридж. Мальчик был глубоко убежден, что мадам Помфри делает все возможное, дабы продержать его в больничном крыле как можно дольше, выдумывая для этого самые разные версии объяснений и уговоров. Он даже поделился своими мыслями с Драко и Пэнси, которые заходили в больничное крыло каждый вечер, чтобы его проведать и рассказать последние новости на факультете. На недоуменный вопрос Драко "Зачем ей это нужно?" Северус раздраженно ответил, что вероятнее всего у мадам Помфри истекает срок годности некоторых зелий, и она стремится побыстрее влить их в него, потому что ей жалко их выбрасывать, чем вызвал оглушительный смех обоих слизеринцев. Обидевшись и отвернувшись, он не разговаривал с ними потом еще дня два, демонстративно и с крайней степенью заинтересованности на лице перечитывая учебник ЗоТИ до тех пор, пока пятикурсники не выходили за дверь.

На третий день информационный голод взял свое и Северус встретил своих ежедневных посетителей как ни в чем не бывало, отложив книгу и поздоровавшись. Драко и Пэнси тоже сразу повели себя так, словно и не было этих двух дней молчания и не стали акцентировать внимание на изменениях в его поведении, за что он был им безмерно благодарен. Однако на просьбу Северуса продолжить обучение заклинанию, Пэнси ответила отказом, покосившись на Драко и сославшись на нестабильное состояние ребенка, хотя он был уверен, что чувствует себя прекрасно. Пару раз девушка заходила к нему одна, ранним утром, еще до завтрака, и снова аккуратно пыталась выяснить истинные причины переселения мальчика в больничное крыло, но он сразу же резко и грубо пресекал подобные попытки. Пэнси не обижалась, но расспросы прекратила,вместо этого живо интересуясь у мадам Помфри состоянием здоровья Северуса и планируемым сроком его выписки.

С каждым днем оба слизеринских старосты выглядели все более замкнутыми, задумчивыми и расстроенными, что легко объяснялось тем обстоятельством, что Драко так и не удавалось связаться ни с матерью, ни с отцом. Пэнси всячески поддерживала его, стараясь не отходить от молодого человека ни на шаг, хотя сама выглядела едва ли не более растерянной, и моральное состояние пятикурсников усугублялось тем больше, чем быстрее приближалась выписка из больничного крыла Северуса.

Наконец, в субботу утром мадам Помфри радостно сообщила Драко и Пэнси о том, что завтра собирается отпустить мальчика обратно на факультет. Радости ребенка не было предела, а вот вид Драко и Пэнси был ну просто диаметрально противоположным, словно им сообщили не о выписке Северуса, а о нападении на него сотни мантикор, и субботний вечер прошел почти в полной тишине, лишь Драко проверял знания Северуса по учебнику трансфигурации, задавая вопросы по параграфам и изредка поправляя и подсказывая, если мальчик ошибался или чего-то не помнил. Пэнси же молча сидела на стуле задом наперед, о чем-то напряженно раздумывая, и лишь когда мадам Помфри принесла ребенку последние зелья, высказала желание лично проследить за тем, чтобы он их выпил. Игнорируя уничтожающие взгляды сероглазого слизеринца, девушка, отвернувшись, тщательно проверила принесенные колдомедиком препараты и буквально с рук напоила ими ребенка, невзирая на крайнюю степень недовольства обоих мальчишек.

Посидев с Северусом еще около полутора часов, Драко и Пэнси поспешно засобирались на ужин, и едва за ними захлопнулась дверь, ребенок почувствовал резко навалившуюся, тяжелую, словно гиппогриф, сонливость. Отложив учебник по зельям, повернувшись на бок и накрывшись одеялом до самого подбородка, он уснул глубоким, крепким сном без сновидений.

Круглая, бледная, словно нарисованная на черном, без звезд, небе, луна осторожно заглядывала в широкое полукруглое окно больничного крыла, прокладывая от него до самой двери, мимо кровати черноволосого спящего ребенка, длинную узкую дорожку призрачного желтоватого света.

Внезапно тишину просторной палаты мальчика нарушил едва слышный скрип открывающейся массивной двери, и в свете ленивой сонной луны проявилась, бесшумно ступая, невысокая человеческая фигура в мантии с накинутым на голову капюшоном. Осторожно, воровато оглянувшись по сторонам, ночной посетитель снял с головы капюшон и в обманчивом лунном свете мелькнули на мгновение черные, слегка вьющиеся локоны. Немедленно отойдя в тень и легким быстрым шагом приблизившись к кровати спящего ребенка, фигура в мантии долго вглядывалась в его спокойное, умиротворенное лицо, а затем женский голос произнес тихим, едва слышным шепотом:

— Простите меня, профессор... Если бы вы знали, что я собираюсь сделать, вы были бы в бешенстве. Но другого выхода я не вижу. Вы упорно молчите, а завтра вас уже выписывают... Медлить больше нельзя, иначе будет еще хуже.

Тряхнув головой, словно прогоняя прочь остатки сомнения и нерешительности, девушка медленно подняла руку с зажатой в ней палочкой.

— Легиллименс!— напряженно приказала она.

В мыслях спящего мальчишки с резвостью двух сотен пикси замелькали все воспоминания последней недели. Больничное крыло, портреты, Пивз, Драко, Директор, Пэнси, воробей, Блейз с компанией, пожар... Наконец в воспоминаниях особенно ярко засверкали разборки пятикурсников-слизеринцев с маленьким дерзким черноволосым мальчишкой, который сразу начал резко ворочаться и метаться во сне. Фигура у кровати слегка покачнулась, продолжая с усилием удерживать волшебную палочку в дрожащей вытянутой руке, что с каждым мгновением становилось все сложнее.

Вдруг девушка в мантии упала на холодный каменный пол палаты так, будто кто-то незримый, сильный и до крайности рассерженный резко толкнул ее в грудь. Теперь мягкий свет призрачной луны услужливо позволял до мельчайших деталей разглядеть бледное ошарашенное лицо слизеринской старосты девочек, Пэнси Паркинсон, которое отражало сейчас смесь самых разных эмоций. В болотно-зеленых, широко распахнутых глазах заинтересованному зрителю можно было разглядеть одновременно страх, боль, жалость, уважение, восхищение, решимость и непреодолимую жажду жестокой, равноценной поступку ее одноклассников, мести. Медленно поднявшись и легким заботливым жестом поправив одеяло на кровати спящего ребенка, Пэнси почти бегом покинула тишину просторной, слегка освещенной тусклым лунным лучом палаты, а черноволосый мальчишка так и не смог успокоиться, постоянно, до самого утра возвращаясь во сне мыслями к жутким, тревожащим душу событиям недельной давности...

Проснулся Северус от того, что мадам Помфри активно тормошила его за плечо совершенно бесцеремонным способом, нетерпеливо приговаривая:

— Северус, просыпайся! Быстро! Да что ж это такое? Просыпайся, говорю!

— Что случилось?— тряхнув головой в попытке прогнать остатки беспокойного сна, спросил он.

— Немедленно поднимайся, одевайся и к себе в гостиную!— не терпящим возражения тоном приказала мадам Помфри сонному ребенку.— Мне срочно нужно освободить кровать, больше нет места, а ты уже здоров.

Не решаясь больше ни о чем спрашивать, Северус быстро переоделся и вышел из за ширмы. В больничном крыле царили хаос и суматоха. В комнате приемного покоя полулежали на кушетках Блейз, Тед, Крэбб и Гойл. Внешний вид молодых людей поражал своей живописностью. Тела слизеринцев целиком были покрыты множеством жуткого вида нарывов и они сильно, до рвоты кашляли, исторгая вместе с завтраком впечатляющее количество крови. При виде Северуса бледное лицо Крэбба перекосилось ненавистью.

Прокашлявшись и сплюнув в стоящий перед ним таз очередную порцию крови, он хрипло произнес, злобно сверкая на ребенка маленькими водянистыми глазками:

— Это ты, сволочь! Я знаю, это ты! Говори, что ты сделал! Что это за яд?

— Не несите ерунды, мистер Крэбб!— гневно осадила здоровенного слизеринца мадам Помфри.— Мальчик только что проснулся. Он не может быть причастен к этому отравлению не только в силу своего возраста, но и в силу невозможности его физического нахождения сразу в двух местах!

Но ответить ей Крэбб не смог из-за в очередной раз настигшего его кровавого кашля. Блейз, явно желая взять почетную обязанность спора с колдомедицинским работником на себя, успел лишь открыть рот, а в следующий момент уже повалился на бок, захлебываясь кровью пополам с рвотой. Громко причитая и больше не обращая на удивленного Северуса никакого внимания, мадам Помфри кинулась переворачивать на бок уже лежащего без сознания темнокожего слизеринца.

Пожав плечами и злорадно про себя усмехнувшись, мальчик бодрым шагом покинул вконец опостылевшее ему больничное крыло.

Poets of the Fall/Sleep