Descent (джен)

Ангел уходит, закинув за спину драный рюкзак с чердака. Уходит на рассвете — гордый, колкий и самодовольный. Под шипение Скотта и вопли Джин. И если до этого он еще сомневался, то теперь пути назад рыжая отрезает ему одной фразой:

 — Куда?! Ты… Ты не можешь уйти! — она осекается, видя, как по лицу Уоррена расползается ухмылка, — Ты должен остаться! Я запрещаю! Ты не посмеешь!

Ухмылка погасает и становится злым оскалом:

 — Детка, ты меня с кем-то путаешь. Я никому ничего не должен. И я смею.

Он взлетает резко и лупит, лупит крыльями, красиво взмывая в небо.

И душит внутри ощущение бегства. Хотя по сути он уходит на рассвете только для того, чтобы, не дай Бог, не встреться с Вандой, Питером, Куртом, Магнето и остальными.

Он кружит на городом, играет с ветром, спускается во дворы и гуляет по улицам, испытывая хитрое изобретение Хэнка, делающее его крылья невидимыми, обедает какой-то вкусной гадостью в кафешке около парка… Короче живет — как долго он мечтал именно о такой вот свободной жизни! — радуется, наслаждается. Он даже заходит в пару музеев по старой памяти.

Ужинает он чашкой горячего глинтвейна и свежими круассанами, сидя на крыше. Перед глазами прекрасная панорама закатного города. Для идеальной картинки мира нужно вот сейчас спуститься в просторную комнату с музыкой из динамиков и мягкой кроватью…

Только у него нет ни комнаты, ни квартиры. Да ничего у него нет, кроме рюкзака, надувного матраса и магнитофона. Настроение как-то падает. Солнце заходит. Становится холодно.

Старый склад встречает его всё тем же разбитым окном (даже остались темные брызги на раме с внутренней стороны и сломанное перо в щели), прелым сеном и пустыми бутылками на полу. Ничего не изменилось. Ангел смотрит на свои старые следы в пыли и думает, что вернулся к тому, с чего начал. И выбросил всё, что нашел — дурак.

Новоприобретенная свобода скрипит на зубах как песок.

* * *

Под конец недели деньги начинают заканчиваться, и Уоррен с тоской понимает, что это тупик. Он не может и не хочет работать впихивателем листовок и разносчиком пиццы. Для всего остального нужно что-то уметь, а единственно, что он умеет — это драться.

В субботу хлыщет ливень, погода совсем нелетная, и Ангел шлепает по лужам, а в драный кроссовок заливается вода. Уоррен думает, что, кажется, у него есть одно знакомое место, где ему буду уж точно рады… только возвращаться на арену он больше не хочет. Не хочет лупить без цели, не хочет бить, чтобы выжить. Так чего ты хочешь, черт тебя побери?!

Когда он заходит за поворот и видит серую громаду пустого склада, наверху ударяет гром.

Когда на пороге ему мерещится женская фигурка с темными волосами, Ангел вдруг с абсолютной ясностью понимает, что хочет… дом. Не тот, что на берегу у речки или ещё где. А тот, в который можно возвращаться.

Когда старая дверь со скрипом открывается, на него смотрят серые глаза Питера.

 — Между прочим, ты должен мне ещё пятнадцать долларов.

 — Ты приперся сюда только за этим?

 — В основном. Но вообще-то, нам в команду не хватает кого-нибудь летучего. Не знаешь таких?

Питер довольно улыбается — Уоррен улыбается в ответ.