Тот самый день (гет)

Арвен не появилась ни на следующее утро, ни через два дня, ни даже через неделю. Эовин любезно предоставили самой себе — метаться по полупустой квартире, изводиться от беспокойства и многословно ругаться с воображаемыми собеседниками в собственной голове. Ладно хоть запасы необходимых для комфортной жизни вещей исправно пополнялись. Раз в день заходил угрюмый капитан, приносил еду и брал список того, что нужно будет закупить на следующий раз. При Эовин был мобильник, но звонить ей было особенно некому: с Теоденом и Эомером она была в ссоре, номера Арвен не знала и не хотела знать, и связываться с Призраком самостоятельно тоже не рисковала, потому что была зла на него и потому что боялась за него до дрожи в поджилках.

Оставался только Фарамир, и, хотя дружеское расположение Эовин сменилось недоверием и каким-то беспричинным стыдом, она не смогла отказать себе в потребности поговорить с кем-нибудь нормальным, когда поняла, что ее заточение может затянуться на неопределенный срок. Фарамир не ответил сразу — перезвонил через несколько часов после того, как Эовин оставила несколько пропущенных. Она коснулась экрана, едва не выронив бутылку с молоком, которым собиралась залить хлопья, и, зажав телефон между плечом и ухом, нерешительно поздоровалась. Голос Фарамира звучал глухо и так устало, будто он взял подряд штук пять ночных дежурств.

— Как ты? Вроде бы недавно уехала, а мне кажется, столько времени прошло…

— Все нормально, — нетерпеливо пробормотала Эовин. — То есть… В общем, ты, конечно, поучаствовал в этой авантюре, из-за которой меня теперь держат здесь под замком и все равно что в тюрьме, но я на тебя не в обиде. Почти. Конечно, лучше бы мне было вернуться в больницу и натирать полы вместо того, чтобы разговаривать здесь со стенами, и вообще…

— Эовин.

— Знаешь, Арвен просто чудовище, а мне надо увидеть Арагорна, но он не пришел, и вообще теперь ко мне никто не приходит, и я…

— Эовин, послушай меня.

Она замерла, чувствуя, как в животе разливается тоскливый холодок, и уставилась на льющееся из горлышка бутылки молоко. Хлопья всплыли в чашке, молоко хлынуло через края, вылилось на стол и поползло белой лужей.

— Я тебя слушаю. Говори, — проронила Эовин, отставляя бутылку. Потеки добрались до края и странно медленно сползли вниз, залив ее босые ноги, а она смотрела на них так, будто в ее жизни еще не было зрелища интереснее.

— На днях подорвали несколько заправок на границе, — заговорил Фарамир, шумно откашлявшись. — Есть жертвы. Довольно много. Палили будто бы по всему, что движется. Мы держим прессу подальше, но слухи, конечно, уже просочились, и никто из нас не знает толком, что говорить. Нужна пресс-конференция и все такое, но я в этом ничего не понимаю. Арагорн говорит, надо скрыть все до выяснения, сказать, что все нормально или типа того, а Теоден...

— Назгулы? — перебила Эовин.

— Неизвестно. Камеры были повреждены сразу же, а патрули ничего подозрительного не заметили. Здесь, видимо, были обычные машины, иначе ваши бы их подметили. Мы проверяли свои пункты проката, нашли кое-что, но, видишь ли, Теоден хочет разобраться с этим сам. У него несколько версий в разработке, и основная — Девятка. Мы с Арагорном твердим ему, что это ни хрена не похоже на назгулов и твоего приятеля в частности. Ты же знаешь, они делают все аккуратно, даже если нам назло, и гражданских лишний раз в расход не пускают. А если брать отдельно почерк Ангмарца, то тут тоже полно несовпадений. Он продумывает все досконально, всегда есть цель. А тут обыкновенные, мать твою Элберет, заправки, драные забегаловки и магазинчики, и обычные люди. Двое пацанов — подростки, официантка из ресторанчика… Зачем? Девятка вряд ли бы стала маяться такой дурью, даже с учетом того, что последнее время их стиль и поменялся.

— Ангмарец сейчас не в строю и неизвестно, вернется ли, — робко сказала Эовин. Она понимала, что Фарамир, скорее всего, и без нее все знает, но ей мучительно хотелось поговорить о Призраке хоть с кем-нибудь, кроме Кхамула, от бесед с которым все только еще больше запуталось.

— Да, информаторы сообщали об этом, — смущенно сказал Фарамир. — Потому я и говорю, что вряд ли это дело рук назгулов. Но Теоден уперся, как… В общем, ты не бери в голову. Есть версия, что это залетные, беспредельщики с юга, как всегда.

— Беспредельщики, взрывающие заправки и убивающие всех подряд — это что-то новое, — сказала Эовин, наконец, заставляя себя выбраться из холодеющей молочной лужи. Ей вдруг до боли захотелось сбросить вызов, а потом расшвырять все, что попалось под руку, чтобы оскорбительно-нерушимое спокойствие тихой кухни разлетелось звоном битого стекла. Ты же ничего не сделаешь. Кишка тонка. А если сделаешь, то тут же заплачешь и поползешь убирать. И будешь до конца дней извиняться перед Арвен, перед капитаном и перед тем, кому придется заново стеклить окна…

— Все мы понимаем, что запахло жареным, подруга, — помедлив, сказал Фарамир. — Знаю, каким мудаком ты меня считаешь. Надо было поднять панику и все такое, но ты с каждым днем все больше походила на тень, и мне стало тошно на это смотреть. Ты бы все равно не выкинула его из головы просто так, сама знаешь. Назгулам твоим я, конечно, не доверяю ни на йоту, но раз уж он до сих пор тебя не прикончил, я решил, что, может быть, все не так плохо… А тут еще Арвен с предложением, от которого невозможно отказаться: доказательства, информация напрямую из банды, с пылу с жару.

— То есть ты променял меня на…

— Слушай, нельзя же быть такой эгоисткой, а? У нас у всех крупные неприятности, а если быть совсем честным, то мы в балрожьей заднице, но Теоден ни в какую не хочет этого понимать.

— И что ты мне прикажешь теперь делать, а? — не выдержав, вскрикнула Эовин. — Я сижу здесь в четырех стенах, ты говоришь мне, что там у нас убивают людей средь бела дня, и кто это делает, непонятно, но вместо того, чтобы помогать сейчас хоть чем-нибудь, я болтаю с тобой по телефону и узнаю, что ты, мой вроде как единственный друг, спихнул меня с рук, потому что Арвен тебе что-то пообещала!

— Ты понимаешь, что ты в еще большей опасности, чем все мы? — терпеливо поинтересовался Фарамир. — Не знаю, говорили тебе или нет, но у Теодена есть приятель в стане Сарумана. Грима, не слышала о таком?

— Нет, — пробормотала Эовин, настораживаясь. — Дядя вообще мало говорил о своих приятелях, ну, кроме тех, с кем работал в участке. Но про них я и так все знала.

— Все да не все, — нервно усмехнулся Фарамир. — У нас есть предположения, что в департаменте крыса, и, пока твой дядя на месте разгребает последствия и отбивается от проблем, кто-то сливает все отчеты Саурону или Саруману.

Эовин болезненно поморщилась и забралась с ногами на стул.

— У вас то одно предположение, то другое… По вашему, Теоден полный идиот? Он воюет с Сауроном дольше, чем все вы, вместе взятые! Пока Арагорн мотался со своим спецназом, а вы с отцом торчали в Гондоре, мы теряли людей…

— То есть мы ни балрога не делали, ты это хочешь сказать? — вспылил Фарамир. Эовин испуганно замолчала, и он, справившись с собой, заговорил спокойнее: — Слушай, никто не отрицает заслуг Теодена, пойми это, ладно? Просто сейчас мы все в опасности, и выступать нам надо совместно, и лучше бы привлечь к делу и Лориен, и Ривенделл, и Мирквуд, да вообще всех, кого сможем. Но Теоден, он… Он нас послал подальше, короче. Он верит Саруману, а Саруман говорит ему то, что тот хочет слышать. Этот Грима, о котором я начал тебе рассказывать, служил под началом Теодена когда-то давно, потом пропал куда-то: вроде как уезжал на юга по контракту, а сейчас мотается между Изенгардом и Эдорасом как маятник и льет в уши Теодену всякую чушь. Теоден в упор не видит, что Саруман уже начал войну, и скоро всем нам крышка.

— Он этого не допустит, — с усилием выговорила Эовин, чувствуя, как спазм сжимает ей горло. — Я позвоню ему. Сейчас же позвоню. Здесь, видимо, тоже что-то творится — про меня все забыли, хотя Арвен обещала прийти неделю назад. Никто ничего мне не говорит, как будто я сумасшедшая или смертельно больная, а я так устала, Фарамир. Ты даже не представляешь, насколько. У меня по телеку идут три канала, и два из них мультики.

— Не делай пока лишних движений, Эовин, — ответил Фарамир. — Мы не собираемся сдаваться, и Теодена оставлять в одиночестве тоже не собираемся. Арвен и со мной не выходила на связь уже несколько дней, но в Гондоре вроде бы пока все тихо. Сейчас многое зависит от того, что будет происходить в банде у Саурона. Кхамул нам сказал, что старый дурак не видит дальше своего носа так же, как и Теоден. Саруман их всех обворожил и крутит ими, как хочет. Половина назгулов недовольны происходящим, и если все сложится для нас благополучно, то какое-то время мы будем воевать на одной стороне. Сам не верю, что я это говорю: они мне в свое время столько крови выпили со своими левыми стволами и схронами в горах, но что есть, то есть. Сейчас мы можем только ждать и собирать силы. У себя я делаю все, что могу, в Гондоре тоже стараются, а Теоден и так всегда был настороже.

— Послушай, а что с Эомером? Вы не говорили с ним? Может, он сможет как-то повлиять на дядю? — набравшись храбрости, спросила Эовин. После отвратительной сцены в участке даже вспоминать про брата ей было больно, но, назвав теперь его имя, она поняла, что скучала. Самую малость, и все же…

— Эомер целиком и полностью на стороне дяди, как всегда, — мрачно сказал Фарамир. — Но кто его знает, как там будет дальше.

На этом они распрощались. Разговор оставил у Эовин смешанные чувства: она радовалась тому, что в их отношениях с Фарамиром ничего не изменилось, по крайней мере на первый взгляд, но новости были крайне неутешительными. Ее охватила злость на Сарумана, который, по мнению Фарамира, возымел на обычно непробиваемо-упрямого Теодена какое-то поистине колдовское влияние. И этот непонятно откуда взявшийся Грима — Эовин отказывалась понимать, что происходит. Несколько раз она порывалась позвонить дяде, но страх пересиливал желание. Тем более что Фарамир сказал, чтобы она пока оставила все как есть.

Арвен появилась к вечеру того же дня, когда Эовин, потеряв из виду раздражающе-жизнерадостную картинку на экране телевизора, утонула в привычной тоскливой темноте. В домофон она не звонила: открыла своим ключом и потрудилась лишь постучать перед тем, как распахнуть внутреннюю дверь. Эовин ощутила прилив раздражения вместе с нетерпеливой радостью: наконец-то хоть какое-то живое существо, кроме неразговорчивого капитана, и, может быть, даже какие-нибудь новости, если, конечно, Арвен соизволит.

Пройдя в комнату, Арвен без разрешения включила свет.

— Уютненько. Обжилась?

Эовин встала с дивана, прикрывая ладонью слезящиеся глаза. Неуютное колющее чувство собственной неполноценности вернулось, обосновавшись в груди, видимо, уже навсегда.

— Ага. Было время — целая неделя.

Ответ прозвучал куда более резко, чем Эовин того хотелось. Арвен гневно швырнула на диван контейнер с желтыми наклейками, который до того держала в руках, и съязвила в ответ:

— Уж прости, появились чуть более важные дела.

Эовин невольно смерила ее пристальным взглядом и с удивлением отметила, как сильно Арвен изменилась с их последней встречи: на красивом лице явственно читались следы усталости, а выражение было таким угрюмым, будто гостья явилась прямиком с чьих-нибудь похорон. Эовин стало совестно — и за собственное недовольство, и за неприязнь к Арвен.

— Может, кофе или чего-нибудь еще? Молоко закончилось, правда.

Арвен отмахнулась, скинула легкое пальто, придвинула к дивану стол и переставила на него контейнер.

— У меня не так много времени. Сейчас вымою руки, возьму у тебя кровь на пару анализов и поеду.

Эовин недоумевающее уставилась на нее: Арвен будто бы задалась целью каждую секунду смущать ее или ставить в какой-нибудь тупик.

— Я же тебе еще прошлый раз сказала, что никакой необходимости в анализах нет. Я не беременна.

— Тогда позволь тебе напомнить, что я говорила о том, что ты нездорова, — моментально среагировала Арвен. Эовин покачала головой и прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Пару минут они сверлили друг друга сердитыми взглядами, потом Арвен отвела глаза и вдруг почти повалилась на спинку дивана с усталым вздохом.

— Святые короли, как у тебя тут тихо. Если бы меня кто-то запер на неделю в таких райских условиях, я бы не возмущалась, а спала. Вообще не просыпаясь.

— Так кто тебе мешает? Давай поменяемся местами. Я вот, например, с ума схожу от одиночества и тишины.

— Да, да. Я тебя понимаю, — кивнула Арвен с таким видом, что Эовин едва подавила желание все-таки выполнить задуманную месть и швырнуть долой ее с лестничной площадки. — Ты здесь одна, тебе тяжело, ты ничего не знаешь, и Кхамул предупреждал, что тебе нужна помощь и все такое, но…

Эовин, неотрывно следившая за выражением лица собеседницы, мгновенно насторожилась.

— Кстати, о Кхамуле. Где он?

Арвен распахнула покрасневшие глаза.

— А зачем он тебе понадобился?

— Просто поговорить.

— Ты вроде бы хотела поговорить с Арагорном, — усмехнулась Арвен. Эовин ответила ей такой же усмешкой.

— И с ним тоже. Но Арагорн, в отличие от Кхамула, не сдавал меня под твое покровительство и не обещал мне неопровержимых доказательств измены Сарумана, которые впечатлят моего дядю.

— Ты говорила со своим любовником? — вдруг спросила Арвен. Эовин подавилась глотком воздуха и мысленно выругалась, поняв, что пропустила удар.

— Значит, нет. Он не выходит на связь с тобой, верно? — продолжала Арвен. Эовин стряхнула выпавшую из пучка прядь со лба и ответила :

— Видимо, как и твой с тобой.

На этот раз глупо хлопать глазами пришлось Арвен. Эовин, тщетно пытаясь осадить себя, продолжала:

— Мне говорили о том, что у многих из банды семьи в Рохане и Гондоре, но я никак не могла предположить, что эти… родственные связи простираются так далеко.

— Ты. Ничего. Не знаешь, — проговорила Арвен. Эовин покачала головой в ответ.

— И не хочу знать. А что насчет Арагорна? Он тоже ничего не знает?

Арвен надолго замолчала, так же, как сама Эовин, невидяще глядя на пустую стену. Эовин невольно ощутила подобие сочувствия: эта женщина, похожая на ожившую картинку из модного журнала, была отнюдь не так совершенна, как убеждали бесчисленные статьи и репортажи. Большая дружная семья, прекрасные отношения, неизменная спутница мужа, куча детей, каждый из которых был гордостью счастливых родителей…

— Это все из-за твоего Ангмарца, — заговорила Арвен устало и зло. — Долбаный наркоман, рецидивист и засранец с психическими патологиями. Если бы не он, Кхамул бы не оказался на побегушках у Саурона, и все мы сейчас бы не сидели как на пороховой бочке.

— Ну конечно, — едко вставила Эовин. Арвен продолжала, будто не расслышав ее реплики:

— Знаю я, что ты там себе думаешь. Разумеется. Все мудаки, зато о вашей идиотской любви только легенды сочинять. Именно потому, что она полностью идиотская. Если бы он тебя любил, то давно отошел бы от дел, и Кхамул тоже бы смог уйти от Саурона. А там, кто его знает, может, и сам Саурон убрался бы обратно в Харад. Но нет, они вместе натворили столько дел, что каждому светит десяток пожизненных, а у вас и смертная казнь, и теперь, когда надо срочно принимать меры, мы ждем, потому что все опять пошло наперекосяк.

— О чем ты говоришь? — сделав над собой очередное усилие, спросила Эовин. Она знала, что ничего хорошего не услышит, и какая-то ее часть страстно желала выставить Арвен за порог, выключить свет и остаться в относительно спокойной неведении.

— Кхамул перестал выходить на связь, — начала Арвен. — Мы хотели, чтобы… Короче, он должен был скопировать некоторые данные с личного компьютера Саурона, потому что теперь доступ в кабинет в отсутствие хозяина есть только у него. Саурон, разумеется, ему не доверяет, но у него такая привычка: держать потенциальных предателей поближе к себе и постоянно проверять, пока что-нибудь не выплывет. Он знает, что Кхамул давно недоволен тем, как обстоят дела, и хочет уйти, но не может из-за твоего дружка. И вроде бы момент был благоприятный: Саурон уезжал на пару дней на переговоры с поставщиками, но, видимо, что-то пошло не так.

— И о нем теперь ничего не известно?

— Ничего. Банда теперь зашифровалась так, что связь удается держать только напрямую, при встречах: Кхамул ездил сюда на выходные к жене, поэтому ему удавалось выбираться без особых проблем. Ну и к тому же Саурон в курсе наших дел с тобой. И это тоже проблема. Ему не нравится то, что тебя определили под охрану, и добраться до тебя в случае чего будет нелегко.

— Я же сразу говорила об этом и тебе, и Кхамулу, и Армину! — вспылила Эовин. — Не надо было вообще увозить меня из Итилиэна.

— Если тебя пристрелят, ситуация может выйти из-под тех хлипких остатков контроля, которые у нас есть, как ты не понимаешь? Проблема не только в том, что Ангмарец скончается от горя. Между нами говоря, я вообще не считаю это проблемой. Можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, — я терпеть не могу этого придурка с тех пор, как Девятка пыталась похитить одного из моих друзей, и твой приятель ткнул его ножом так, что тот чуть не умер у меня на руках от потери крови. Но это не так уж важно. Куда важнее то, что в случае твоей смерти Теоден тоже может стать неуправляемым и сорвет нам все планы. Он, видишь ли, не терпит вмешательства в то, что считает своими делами, и его не волнует, что война с Сауроном изначально была нашей общей проблемой. А теперь, когда появился Саруман, все стало намного хуже. Теоден слышать не хочет о наших подозрениях, разговаривает с Арагорном сквозь зубы и игнорирует все наши сведения. А мы почти уверены, что Саруман готовит войну не только против нас и Теодена. Он хочет перехватить контроль над контрабандными поставками с побережья по всему Средиземью. Ведутся переговоры с крупными поставщиками — под большим секретом, конечно, но сама понимаешь, чем больше секрет, тем больше народу о нем знает. Саруман активно копает под Саурона. Есть те, кто хотел бы сменить делового партнера на более лояльного. Саурон, видишь ли, требует качества и чистоты сырья и не берется за то, что считает грязными делами. Работорговля и проституция его не привлекают. На его территориях такие вещи находятся под строгим контролем, а это устраивает далеко не всех южан. У Сарумана куда меньше вопросов к тому, откуда берутся деньги, и он горазд раздавать обещания, так что сторонников у него хватает. И людей и оружия тоже. Кое-что случилось, Эовин, о чем ты должна знать.

— Я говорила с Фарамиром, — кивнула Эовин. — Заправки?

— Да, именно. Мы считаем, это первая провокация от Сарумана. Но это не все. У нас на границах постоянно замечают соглядатаев. Саруман явно собирает информацию о расстановке постов. Позавчера случилась перестрелка в горах: вроде бы браконьеры. Вот только никто из нас в это не верит. Арагорн спланировал операцию, и они пристрелили парочку негодяев: амуниция и оружие совсем не похожи на браконьерские. Теоден, разумеется, не хочет ничего слышать. Мы надеялись, что, если ты поговоришь с ним и предъявишь ему ту информацию, которую должен был достать Кхамул, он прислушается: все-таки вы родственники, а он всегда был сильно привязан к семье.

— Он считает, что я его предала, — покачала головой Эовин. — Об этом вы не думали? Если бы даже я смогла показать ему что-то, он точно вообразил бы, что я пытаюсь выслужиться и заслужить прощение, или настраиваю его против друга, чтобы он не трогал банду.

— Думали и о том, и о том, но решили, что ты наш последний шанс. По крайней мере, пока Саруман не проявил себя открыто. Но когда это случится, время будет упущено, Эовин.

— Почему все всегда так сложно? — пробормотала Эовин, у которой от нервного напряжения и внезапно нахлынувшей слабости потемнело в глазах. Арвен насмешливо фыркнула в ответ.

— Знаешь, я тоже постоянно задаюсь этим вопросом. Когда-то я была молода и ничего не боялась, у меня не было ни детей, ни мужа, ни кучи дел, которые никто, кроме меня, не сделает. Был только полоумный папаша, который не давал мне ступить и шагу без своего разрешения, был Арагорн, который вместо свадьбы пошел служить в спецназ, и был Кхамул — однокурсник, с которым у меня была куча общих интересов. Не тех, о которых ты подумала, разумеется. Мы вместе написали несколько научных работ, нам прочили карьеру исследователей, но у Кхамула начались проблемы по его собственной глупости. Там все или варили, или употребляли, а он всегда прекрасно знал химию, вот и не удержался. Родители определили его в мордорскую армию. После этого он вернулся совсем другим. И в компании ангмарского негодяя, который окончательно и бесповоротно втянул его в неприятности.

— Ну и что нам делать? — спросила Эовин, которой ничуть не хотелось теперь выслушивать дифирамбы Арвен в адрес Призрака. Арвен устало покачала головой и щелкнула крышкой контейнера.

— Решать проблемы по мере их поступления, что же еще. И первая из них — это ты. Если ты сдохнешь от анорексии или чего похуже, будучи под моим надзором, это плохо скажется на моей репутации. И мне не хочется иметь дело с твоим разгневанным приятелем. Так что давай не будем усложнять друг другу жизнь.

Эовин невольно улыбнулась и, справившись с головокружением, все же добралась до дивана. Наблюдая за тем, как ее кровь медленно заполняет пробирки, она почувствовала во рту фантомный солоноватый привкус. Сколько ее будет — крови, темной и вязкой, стынущей на земле и липнущей к рукам? Все они — Арвен с Арагорном, Теоден, Фарамир, Саурон с его назгулами — стояли на краю, держась за воздух, и легкого дуновения было достаточно, чтобы смести в пропасть то, что строилось годами и десятилетиями.