Шоаррский грипп (джен)

Планета Новая Москва. Квартира Корделии Трастамара.

Сцена первая

Гостиная с выходом на террасу и летную парковку. На парковке постреливает искрами розовый «Бентли» в стразиках. Хозяйка «Бентли» в розовом платьице, закинув одну нарощенную ногу на другую, сидит в кресле и победоносно оценивает далеко не выдающиеся параметры Корделии.

Корделия:

— Так ты, подруга, сначала докажи, что движимость твоя. А то не по понятиям как-то, приходишь, предъявы кидаешь. А пруфы где?

Мадам Романович растерянно хлопает нарощенными ресницами. Видно, что дается ей это нелегко. Аж кожа на затылке шевелится. И мыслительный процесс доставляет неприятности.

Мадам Романович:

— Пруфы? Ой, а у меня голочка есть.

Из гламурного гаджета со стразиками извлекается голография. На ней предстает замысловатое сплетение гуманоидных конечностей. Угадывается присутствие нарощенных до седьмого номера артефактов. Корделия и Мартин одновременно склоняют головы набок, пытаясь уяснить пространственные ориентиры.

Корделия:

— Это 82-я позиция из Камасутры?

Мадам Романович:

— Нет, 123-я.

Корделия (со вздохом):

— Какая же я темная. Даже вспомнить будет нечего.

Мадам Романович:

— Называется «Я и Пуся».

Мартин:

— Чего она делает?

Корделия:

— Мартин, это три слова. И вообще, тебе лучше не знать. Ты еще маленький.

Мадам Романович тем временем извлекает еще несколько голоснимков того же содержания. На одном из них угадывается вдохновенная мордочка Кеши. Он похож на художника, трудящегося над очередным шедевром. За диваном слышится возня, раздаются глухие удары и обещания кому-то чего-то там подправить. Звучит слово «морда». Мадам Романович с изумлением оглядывается на шум. Корделия предостерегающе постукивает пальцами.

Корделия:

— Эй там, на галерке, тише, пожалуйста. Вы главного протагониста с мысли сбиваете. (Собеседнице) Продолжай, подруга. Еще голочки есть? Занятное зело зрелище.

Мадам Романович (слегка выбитая из колеи):

— Вот же я показываю. Я и Пуся в сауне. Я и Пуся в бассейне. Я и Пуся везде.

Снова шум и вздохи за диваном.

Мартин (по внутренней связи):

— Так ты у нас Пуся! А то Кеша, Кеша. Ну какой ты Кеша, тем более Иннокентий. Пуся! А уменьшительное как? Пусечка? Или Пусенок? Пуселек? Пусишка?

Кеша (по внутренней связи):

— Ладно, ладно, смейся. Будет и на твоей улице гей-парад.

Корделия:

— Да-а, пруфы железные. Не отвертишься. Мартин, надо признаваться.

Мартин скоропостижно изображает скорбь.

Мартин:

— Нет, не надо, только не это. Я не вынесу. Это разобьет мне сердце.

Корделия:

— Мартин! Я все понимаю, я знаю, что ты чувствуешь. Это трагедия. Настоящая трагедия. Но увы… Dura lex sed lex.

Камилла (из-за дивана):

— Во-во. Дура она.

Мартин:

— Это неправильный закон. Несправедливый. Я не буду подчиняться!

Корделия:

— Мартин! Надо, Федя, надо. Ты же у меня хороший, послушный киборг. Или ты хочешь, чтобы я тебя в угол поставила?

Мартин издает страдальческий всхлип.

Корделия (прилагая неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться):

— Мартин, мы должны достойно пройти это испытание. Соберись и зови своего… хм… Пусю.

Мартин (закатывая глаза):

— «Зажечься страстью, видя страсть чужую, и ревновать, еще не полюбив…»

Корделия:

— Мартин, это женский монолог. Он тебе не подходит.

Мартин:

— Да?

Корделия:

— Так, не тяни время.

Мартин (по внутренней связи):

— Паразит, твой выход! (Вслух) Где ты, сердце мое? Где ты, свет очей моих, огонь моих чресел!

Корделия закусывает губу. От сдерживаемого смеха ее мелко трясет.

Появляется Кеша. Он в короткой юбке, прозрачном топе, сквозь который проглядывает красный бюстгалтер, в сетчатых чулках, в туфлях на высоченных каблуках и… в веночке. Идет, соблазнительно виляя бедрами и по модельному закидывая ноги крест-накрест. Мадам Романович широко распахивает глаза. Корделию трясет сильнее. Камилла выглядывает из-за дивана и затыкает себе рот кулаком.

Кеша:

— Любимый, ты звал меня? Я пришел.

Мартин (по внутренней связи):

— Убью!

Мадам Романович еще активней хлопает нарощенными ресницами. Возникает легкий сквозняк. Кеша принимает застенчивую позу. Заливается румянцем, шаркает ножкой.

Мадам Романович:

— Что… что вы с ним сделали? Вы его… того… сломали?

Корделия (с благородным негодованием):

— Мы? Сломали? Да мы его, можно сказать, спасли, починили. Позволили бедному угнетенному созданию осознать свою гендерную идентичность. Выпустить на свободу эту свою… как ее… суть. Он же страдал! Мучился с первой минуты своего рождения, пребывая в насильно навязанной ему ХУ-модификации. А мы позволили ему раскрыться. Найти себя.

Мадам Романович (не понимая половины слов):

— Как это?

Корделия снижает накал своего негодования.

Корделия:

— Ты, подруга, о разумных киборгах слышала?

Мадам Романович:

— О разумных? Да… нет… кажется… что-то такое…

Корделия с глубочайшим сожалением качает головой.

Корделия:

— Ну как же так? Как же так? Можно сказать, сотрясение основ, ниспровержение догм. В этом принимало участие все прогрессивное человечество. Лучшие умы, правозащитники, апологеты либеральных свобод.

От таких слов бедная Эклермонда впадает в ступор. Кеша с нежностью поглядывает на Мартина и пытается об него потереться. Мартин бросает на него свирепый взгляд.

Мартин (по внутренней связи):

— Покороче юбку не мог надеть?

Кеша (по внутренней связи):

— А надо было? Я самую клевую выбрал. Смотри, как формы подчеркивает.

Мартин (по внутренней связи):

— Ага, особенно твою ХУ-модификацию.

Кеша (вслух):

— У-у, противный!

Прикусывает пальчик. Мартин страдальчески морщится. Кеша выдергивает из веночка ромашку и начинает гадать.

Кеша:

— Любит, не любит, плюнет, поцелует, на х** пошлет, к сердцу прижмет…

Мадам Романович икает.

Мадам Романович:

— Это вы на него такую… такую программу поставили?

Корделия:

— Ну какую программу? Это не программа. Это у него самосознание пробудилось. Разум! Ты, подруга, слово такое знаешь?

Неожиданно до мадам Романович начинает что-то доходить.

Мадам Романович:

— Так он бракованный, что ли? Он же… он же меня покусает! Хватайте его, держите! Он бешеный! Надо вызвать полицию!

Вскакивает и начинает метаться. Правда, как-то неубедительно.

Мартин (по внутренней связи):

— Да-а, теперь я понимаю, в кого ты такой… разумный.

Кеша (по внутренней связи):

— Че б ты понимал? Моя вон уже из четвертого замужа вышла, а твоя, от большого ума, так и будет сидеть с тобой и сорока кошками.

Мартин (по внутренней связи):

— Почему с кошками?

Кеша (по внутренней связи):

— Ну с киборгами. Какая разница? Ты давай, не пяться. Мы с тобой лубофф изображаем. Трагическую.

И нежно льнет к Мартину. Склоняет голову ему на плечо. Мартин прилагает усилия, чтобы не отпихнуть наглого «венценосца». Мадам Романович наконец это замечает.

Мадам Романович:

— Ой, а что это они делают?

Корделия:

— А это у них любовь. Понимаешь, подруга, когда у Кешеньки… то есть, у Пуси, проснулось самосознание и он гендерно самоидентифицировался, к нему пришла любовь.

Мадам Романович (указывая на Мартина):

— Так он тоже… того?

Мартин сопит. Корделия исподтишка показывает ему кулак.

Мартин:

— Чего того?

Корделия:

— Мартин, ты давай, не безобразничай. Понимаешь, подруга, Мартин еще окончательно не определился. Но он близок… очень…

Кеша (еще теснее прижимаясь к Мартину):

— О да, он так близок. Мур-р…

Мартин (по внутренней связи):

— Нет, я тебя не сразу убью. Я тебе конечности отрывать буду. Медленно, по одной. Начну с самой зловредной.

Кеша (по внутренней связи):

— Это с какой? Расскажи. Медленно.

Корделия:

— Ну как я могу разделить эти два любящих сердца? Кто способен на такую жестокость? Вы только посмотрите на них. Как они прекрасны! (Грозно своей собеседнице) И вы хотите их разлучить? Вы, жестокая, бессердечная, хотите обречь их на страдания?

Мадам Романович (пристыженно):

— Но я… нет… я не хотела. Я же не знала. Но как же договор? Мой адвокат сказал…

Корделия:

— Договор действителен только в том случае, если киборг неразумен. А на разумных киборгов его действие не распространяется. Если вы попытаетесь изъять Кешу, то есть Пусю, как обычное имущество, вы нарушите шестой подпункт Билля о правах разумных киборгов. Вы слышали что-нибудь об ОЗК?

Мадам Романович (растерянно):

— Об ОЗК? Нет. Это… это новый бренд такой? Дом моды?

Корделия:

— Типа того, а главный модельер там Кира Гибульская. Весьма неприятная и скандальная дама. Не советую вам с ней связываться. Кстати, у меня с ней назначена онлайн конференция. Хотите принять участие?

Мадам Романович (окончательно запуганная):

— Может не надо?

Корделия решительно набирает номер. Слышится гудок вызова, затем разворачивается вирт-окно и в нем возникает Кира. Суровая, непреклонная, полная благородной правозащитной ярости.

Корделия:

— Кира, дорогая, позвольте вам представить нашего оппонента.

Кира (сквозь зубы, с революционным презрением):

— Это и есть та богатенькая нимфоманка? Растлительница малолетних?

Корделия:

— Она самая. Заявляет права на нашего Кешеньку, нашего уникального, единственного и неповторимого. Утверждает, что его зовут Пуся. Хочет лишить его права на гендерную самоидентификацию.

Кира:

— Что? Посягательство на права пробудившейся киберличности?

Мадам Романович (затравленно):

— Да я… Нет! Но как же… Я не хотела!

Кира устремляет на нее праведно-осуждающий взгляд.

Кира:

— Когда вы в первый раз воспользовались своей покупкой по назначению?

Мадам Романович беспомощно смотрит на Корделию.

Корделия (переводит):

— Ну когда у вас это… шурум-бурум было?

Мадам Романович:

— Чего?

Корделия:

— Многочлен когда разложили?

Мадам Романович:

— Чего?

Корделия:

— Салат настругали? Простыни помяли?

Камилла (из-за дивана):

— Когда первый кекс испекли?

Мадам Романович:

— А-а, поняла. Ну так сразу. Как упаковку сняла, так и… употребила. А что?

Кира (замогильным голосом):

— С несовершеннолетним, значит. Задолго до возраста согласия.

Мадам Романович:

— Так ведь он же… как бы… не человек.

Кира (грозно поднимаясь из-за стола):

— Он живое, разумное существо, обладающее всеми правами, записанными в Декларации.

Мадам Романович:

— Так я же не знала!

Кира:

— Это не освобождает вас от ответственности. Более того, ваша вина усугубляется тем, что вы вынудили это разумное существо идти против своей природы, вынудили его заниматься тем, что ему глубоко противно.

Мартин (по внутренней связи):

— Тебе было противно?

Кеша (по внутренней связи):

— О, еще как! Я очень страдал.

Кира:

— Только когда он осмелился заявить о своей разумности, он смог заявить и о своей истинной ориентации. О своей потребности быть самим собой. Никто не вправе навязывать живому, разумному существу понятие так называемой «нормы». Каждый имеет право быть тем, кем хочет. Даже… тараканом.

В вирт-окне появляется рыжий киборг с раскрашенной битой. Высыпает Кире на стол пригоршню вышеупомянутых насекомых.

Лаки:

— Дай шоколадку!

Чья-то рука выволакивает Лаки из кадра. Кира стряхивает тараканов со стола и вновь принимает грозную судейскую позу.

Кира:

— Таким образом, мы намерены подать на Эклермонду Романович в суд по обвинению в растлении малолетних, что карается по статье УК Федерации до 20 лет строгого режима.

Мадам Романович бледнеет.

Мадам Романович:

— Какой суд? Зачем в суд? Не надо суд! Я все оплачу.

Корделия:

— Спасибо, Кира. Дальше мы сами. (Сворачивает вирт-окно). Ну, что будем делать?

Мадам Романович:

— Я… я предлагаю договориться.

Корделия:

— Ну я даже не знаю. Дело такое… щепетильное. Акт растления происходил на регулярной основе, причем при свидетелях. С участием этих свидетелей.

Камилла (из-за дивана):

— И свидетели эти молчать не будут!

Мадам Романович:

— Камилла, ты, что ли?

Камилла (высовываясь):

— А кто меня нищебродкой обозвал? Типа, у меня лабутены в тон "Ламборджини" не попадают. Я тебе все припомню! Все расскажу. С подробностями. Я еще и покажу! Вот (указывает на Кешу) прямо на нем и покажу.

Корделия:

— Тоже с подробностями?

Мадам Романович окончательно сломлена.

Мадам Романович:

— Я… готова аннулировать иск и заплатить за моральный ущерб.

Корделия:

— Ну, я не знаю… Надо подумать. Посоветоваться. Зависит от суммы. Детские травмы, знаете ли, они ведь лечения требуют. Сеансы групповой терапии, пятна Роршаха, душ Шарко. Но… сто тысяч, я полагаю, на лечение детских травм хватит.

Мадам Романович:

— А 60 тысяч на лечение травм не хватит? У меня сейчас с мужем небольшие финансовые разногласия.

Корделия:

— Какой подлец! Сочувствую.

Катрин (гордо восстав из-за дивана):

— Торг здесь неуместен!

Корделия исподтишка показывает ей большой палец.

Кеша (глядя на Мартина с обожанием):

— Плод на дереве висит, раздвигая ветви, Мартин тут со мной сидит. Он готов для…

Мартин:

— А можно я его…

Корделия:

— Мартин, ну ни при всех же. Вот сейчас формальности уладим, вы уединитесь, и там… Потерпи немного.

Мартин:

— Я уже не могу терпеть. Я уже лопаюсь!

Корделия:

— Мартин, я знаю, от чего ты лопаешься. Можешь не уточнять. Но закон есть закон.

Камилла:

— А про дуру еще раз можно? Очень в тему.

Мадам Романович (поникнув):

— Хорошо, я согласна. Сто тысяч.

Корделия:

— Отлично. (Перекидывает на ее гламурный гаджет реквизиты) Вот сюда, пожалуйста.

Мадам Романович, едва сдерживая слезы, завершает трансакцию.

Корделия:

— Я рада, что нам удалось все так быстро уладить. Мы… то есть Пуся не имеет к вам никаких претензий.

Мадам Романович понуро бредет к своему розовому «Бентли» в стразиках. Корделия ее провожает.

Корделия:

— Ты, подруга, не расстраивайся. Среди человеческих особей ХУ-модификации на твой седьмой номер желающих ой сколько найдется.

Едва розовый «Бентли» отрывается от взлетной площадки, диспозиция в гостиной радикально меняется. Кеша стремительно отлетает в сторону и ловко забивается в какую-то щель. Мартин, раскаленный до инфракрасного излучения, бросается в погоню.

Мартин:

— Где этот Пуся? Где этот паразит? Я ему сейчас таких пуселей навешаю!

Корделия:

— Мартин, мебель! Допускается не более 30% разрушений!

Набирает номер. В вирт-окне появляется Кира.

Кира:

— Ну как? Получилось?

Корделия:

— Еще как! Шестьдесят тысяч на погашение долгов этого паразита, а сорок тысяч на пожертвования для ОЗК.

Кира и Корделия обмениваются виртуальным хлопком.

Сцена вторая

Корделия, Камилла и Катрин сидят на кухне за столом. Стол накрыт к чаю. На лице Катрин написана тревога, Камиллы — интерес, Корделии — безмятежность. Из-за двери слышатся грохот, звон, топот. Катрин, не выдержав напряжения, порывается вскочить.

Корделия:

— Мама, не советую. Даже я не рискну встать на пути DEX'а, занятого воспитательным процессом.

Катрин (заламывая руки):

— Он же его там убивает!

Корделия:

— Не волнуйся, мама, они договорились о стоп-слове. Ну поставит пару синяков. Ну пару ребер сломает. Этому бдэсэмщику все в радость. Пусть мальчики порезвятся. Который день взаперти сидят.

Слышен голос Кеши: «Ухи! Ухи! Ухи!»

Корделия:

— А вот и стоп-слово.

Грохот стихает. На кухню влетает Кеша. Он уже одет в джинсы и футболку. Глаза горят, волосы всклокочены, одно ухо торчит красным лопухом. Подбегает к столу и занимает место рядом с Катрин. Катрин торопливо намазывает ему бутерброд. Минуту спустя появляется мрачный Мартин. Видно, что удовлетворения он так и не получил. Подходит и садится рядом с Корделией. Та тоже начинает поспешно обустраивать для него бутерброд. Камилла взирает на всех четверых с тихой завистью.

Корделия (когда Кеша уже нацеливается на бутерброд):

— Между прочим, до конца общественно-полезных работ еще три часа. А у тебя там фасоль недосортирована.

Мартин:

— Точно. И вода недоперелита.