Смерть и солнце (джен)

Когда Айя окончательно пришла в себя, она лежала уже не на жесткой палубе, а на чем-то мягком, словно настоящая кровать. Но на кровати она могла спать только на суше, а на этот раз ее постель плавно покачивалась, что свидетельствовало о том, что Айя все еще на корабле. Она смутно помнила, как между "Чайкой" и имперским глейтом закрепили абордажные мостки, и калариец поднял ее на руки, чтобы перенести на "Зимородок". Энно попытался возражать, но Ирем сообщил, что на имперском корабле есть врач. Айе пришлось вмешаться и сказать, что калариец прав, только тогда Энно слегка утихомирился.

То, как из нее вытаскивали стрелу, Айя почти не помнила. Сознание милосердно покидало ее всякий раз, когда боль становилась нестерпимой. Кажется, во время мучительно-долгой перевязки она не кричала, хотя, может быть, память великодушно сохранила только то, что ей хотелось помнить.

Айя только сейчас поняла, что в маленькой каюте она не одна. Рядом сидел загорелый и темноволосый юноша, который сразу показался девушке знакомым. Через несколько секунд она и в самом деле его вспомнила. Ну разумеется, это же парень, выпрыгнувший через борт на помощь каларийцу! А потом, когда все кончилось, вертевшийся вокруг и бестолково пытавшийся помочь. Айя в то время была в полузабытьи, но все равно успела осознать, что парень ей не померещился. Как и его чудовищный прыжок. Мальчишке полагалось свернуть себе шею, но он выжил и, похоже, не получил даже царапины... как говорится, дуракам везет.

Наверное, этот темноволосый был слугой или оруженосцем рыцаря. Айя припомнила, что, выходя из кормовой каюты, калариец поручил ему следить за состоянием больной. Должно быть, это поручение пришлось мальчишке не особенно по вкусу, но возражать он не решился. Или просто не сумел, так как гвардеец хлопнул дверью раньше, чем южанин успел открыть рот.

Парень заметил — или, может быть, почувствовал — что девушка очнулась, и в лицо Айи впился взгляд внимательных, зеленоватых глаз. Странное все же сочетание — настолько светлые глаза при черных волосах и такой смуглой коже... вероятно, полукровка, — лениво подумала она. Вблизи юноша выглядел старше, чем ей поначалу показалось — слишком уж определенные и жесткие черты лица, и еще этот шрам, пересекавший лоб... Айя задумалась, сколько ему на самом деле лет. Шестнадцать? Или меньше? А потом ее как будто бы толкнуло изнутри полузабытое воспоминание. Определенно, она уже видела это лицо. И даже не тогда, когда он ошивался возле сэра Ирема на "Бурой чайке", а гораздо раньше.

Королева озадаченно нахмурилась.

Взгляд парня сразу сделался встревоженным — должно быть, он вообразил, что она морщится от боли. Теперь лицо энонийца выглядело еще более знакомым, и ее внезапно озарило.

— Вот ты, значит, чей, волчонок, — усмехнулась Айя, чувствуя, что туго стянутая на груди повязка не дает нормально говорить. — Так значит, Гирса... тоже твой сеньор убил? Хотя — какая теперь разница...

— Твоего человека убил я, — возразил парень, продолжая пристально смотреть на Королеву.

Айя выразительно ощерилась.

— Ну да, конечно... Гирс таких, как ты, десятками в рядок укладывал.

Южанин открыл было рот, чтобы ответить, и Айя успела этому обрадоваться — пререкания с молокососом могли бы отвлечь ее от боли в ране и от поднимающейся к горлу тошноты. Но парень почему-то передумал возражать, и развлечение не состоялось.

— Хочешь чего-нибудь? — осведомился он, чуть погодя. — Воды?.. Или, может, вина?

Айя мотнула головой. Пить в самом деле почему-то не хотелось, хотя она и потеряла много крови. Правда, можно было бы заставить себя выпить воду, как лекарство — но достаточно было представить, как кому-нибудь придется таскать ее до борта и назад, как пропадало всякое желание лечиться таким способом.

Кто-то — может быть, даже этот самый парень — накрыл ее двумя плащами, но Айю все равно знобило. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы и трезво подумала, что коадъютор отрядил следить за ней оруженосца, не иначе, для того, чтобы самому не любоваться на такую "красоту". Айя неплохо разбиралась в ранах и отлично знала, что лицо у нее сейчас бледное, глаза запавшие, на лбу холодная и липкая испарина, а губы посинели, как у трупа. "Мертвая невеста" из рыбацкой сказки, да и только.

— Который час, волчонок? — хрипло спросила она у южанина.

Он несколько секунд молчал, как будто бы раздумывал, не скрыто ли в ее словах какого-то коварного умысла, но потом нехотя ответил:

— Думаю, уже за полночь.

— И что, ты так и будешь на меня смотреть? Поспать не хочешь?.. А то я подвинусь, места много.

Парень отвернулся. А вот это зря, малыш, — подумала она. Если желаешь выглядеть невозмутимым, то не надо так стискивать зубы, чтобы желваки ходили по щекам. Узнать бы, почему он на нее так взъелся?

Дверь приоткрылась, и в нее проскользнул тот самый недомерок, которого она чуть не выбросила за борт, когда он пытался ткнуть ее ножом. Айя насмешливо скривила губы. Надо же, еще один знакомец.

— Зачем пришел? — неласково спросил южанин.

— Я подумал... уже поздно. Я тебя сменю.

— Не сменишь, — безразличным тоном возразил оруженосец коадъютора.

— Ну, Рикс!..

Южанин неспешно обернулся, и мальчишку будто ветром сдуло.

— Лучше бы поесть принес, — крикнул оруженосец коадъютора вдогонку.

— Надо же, "Рикс", — осклабилась Айя, когда энониец снова обернулся. — Ты у нас, оказывается, высокая особа?

Никакой реакции. Молчание. Ладно, попробуем иначе...

— Слушай, Рикс. А весело... наверное... шугать этого воробьишку, да? — говорить было трудно, но лежать в молчании — практически невыносимо. — Ты вот только повернулся — а его уже и след простыл. У нас на Островах об этом есть пословица. Про молодца среди овец.

Южанин посмотрел прямо на нее. Ага, похоже, проняло!

Но Рикс — или как его там на самом деле — удивил ее еще раз.

— Ты его не помнишь, — утвердительно заметил он.

— Кого?.. — немного удивилась Айя.

— Лара. Мальчика, который только что отсюда вышел.

— Почему же, я его прекрасно помню, — усмехнулась Айя. — Это он хотел пырнуть меня ножом.

Теперь настала очередь волчонка удивляться. Но он быстро овладел собой.

— Я не об этом, — холодно возразил он. — Линар рассказывал, что это твои люди выкрали его из дома, а потом продали перекупщику на островах, когда ему было лет восемь. Ты, конечно, этого не помнишь.

Вот оно что...

— Естественно, не помню. Он такой был не один. А я предпочитаю помнить только то, что может пригодиться в будущем, — зевнула Айя.

Парень, надо думать, ожидал какой-то другой реакции, потому что несколько секунд оторопело смотрел на нее. А потом отвернулся, вероятно, окончательно уверившись, что женщина, которую ему велели охранять — самое настоящее чудовище.

Ну что ж, раз разговор не получился, нужно сделать над собой усилие и все-таки заснуть. Иначе от скрутившей ее внутренности боли и закаменевшего лица напротив можно и свихнуться.

...Когда она проснулась, из маленького окна в стене каюты лился бледно-золотистый свет.

Южанин прикорнул на табурете, свесив голову на грудь и прислонясь плечом к стене. Несколько секунд Айя разглядывала висевший у него на боку кинжал. Если бы можно было дотянуться до него рукой, она наверняка сумела бы вытащить его так, что парень бы этого не заметил. Но, помимо удовольствия от глупой шутки, это ничего бы не дало. К тому же, она ведь не пленница. Ее перенесли на "Зимородок" только потому, что здесь есть лекарь. Когда она встанет на ноги, никто не станет ее здесь удерживать. "Даже наоборот" — подумала она, глядя на бледное, осунувшееся от усталости лицо своего сторожа. Кое-кто будет только рад, когда она отсюда уберется.

Интересно, что на этот счет думает коадъютор?..

Дверь каюты скрипнула, и калариец — легок на помине — осторожно вошел внутрь. Айя тут же опустила веки. Незачем показывать имперцам, что она уже не спит. Пусть думают, что она их не слышит, и тогда, если ей повезет, можно будет услышать что-то интересное.

Сэр Ирем подошел к оруженосцу и потряс мальчишку за плечо.

Тот вздрогнул и сел прямо.

— Монсеньор!..

— Не ори, — поморщился мужчина. — Ты ее разбудишь.

Разбудит он, как же.

— Надо было мне прислать кого-нибудь тебя сменить, — заметил калариец уже мягче, глядя в ошалевшее лицо южанина.

— Вы были заняты... — возразил парень.

Калариец прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

— Ты, по своему обыкновению, склонен думать о людях лучше, чем они заслуживают. Я спал без задних ног. Прости, "дан-Энрикс". Думаю, тебе сейчас лучше пойти и отдохнуть. А я пока останусь здесь.

Айя почувствовала, что сердце забилось быстрее. Но проклятый мальчишка все испортил.

— Монсеньор, я хотел с вами поговорить, — сказал он тем преувеличенно серьезным тоном, от которого любого нормального человека должно было замутить. По крайней мере, Айя в самом деле ощутила приступ тошноты.

Рыцарь приподнял брови.

— Именно сейчас? Я думаю, если ты выспишься и хоть чуть-чуть поешь, это не помешает делу. Нет?.. Ну ладно, говори. А то, судя по твоему лицу, ты не заснешь, пока не выскажешь мне все, что собирался.

— Что вы собирались делать... с этой женщиной?

Айя навострила уши. Паршивый волчонок спутал ее планы, но беседа, кажется, и в самом деле обещала оказаться интересной.

Ирем пожал плечами.

— Она сдержала свое слово, отпустив всех пленников. Теперь я должен сделать то, что обещал. Она получит корабли и форт Эбер.

— Но так нельзя! — приглушенно возмутился энониец.

— Почему?

— Это пираты. Они продавали людей в рабство, грабили и убивали. А вы собираетесь их наградить.

— Я собираюсь сдержать свое слово. Или ты хотел бы, чтобы я сначала заключил с ней договор, а потом велел заковать и отвезти в столицу, как преступницу?..

— Она бы точно не сдержала свое слово, будь у нее хоть малейшая возможность.

— Ну, если так рассуждать, то можно нарушать любые обещания, — лорд улыбнулся — холодно и неприязненно. — Можешь не продолжать... Такие аргументы я уже неоднократно слышал. Хотя, признаться, как раз от тебя я этого не ожидал.

Южанин покраснел. Но, судя по всему, сдаваться он не собирался.

— Все равно вы неправы, монсеньор. Представьте, что у вас был сын, а потом эти ублюдки выкрали его и продали на Острова. Вы и тогда бы думали о том, что нужно обходиться с ними честно?.. А ведь это еще далеко не худшее из того, что они делали!

— Допустим, — лорд устало потер веки. — Ну и что ты предлагаешь сделать?..

— Эта женщина заслуживает смерти, — твердо сказал энониец. — И ее люди — тоже.

— Ну, если ты так уверен... Нож у тебя есть? Прекрасно. Действуй!

Рыцарь хлопнул парня по плечу и вышел из каюты. Айя чуть не выдала себя, заорав ему вслед — "Что значит "Действуй!"?!". Этот каларийский выродок спасал ее от стрелы Хаура только затем, чтобы теперь позволить сопляку ее добить?

Но тут ее взгляд упал на вытянувшееся, беспомощно-растерянное лицо энонийца, и до нее дошло. Она чуть не расхохоталась, осознав, что лорд только что положил спору конец единственно возможным способом. Начни он возражать, проклятый энониец до конца их путешествия не дал бы рыцарю прохода — или она совершенно ничего не понимала в людях. Интересно только, почему рыцарь был так уверен, что парень ее не тронет. Правда, одно дело рассуждать о том, чтобы лишить кого-то жизни, и совсем другое — это сделать, но южанин, откровенно говоря, не походил на мямлю и слюнтяя.

Энониец повернулся к ней и обнаружил, что она лежит с открытыми глазами. Если взглядом можно было бы убить, то приговор, который он ей вынес, оказался бы исполнен в ту же самую секунду.

Пожалуй, пора было что-нибудь с этим делать, а то он действительно когда-нибудь ее придушит.

— Ты не мог бы... принести воды? — негромко попросила Айя. Ей даже не пришлось изображать слабость, голос и без того звучал, как писк недотопленного котенка.

Злость во взгляде юноши сменилась озабоченностью. На кувшин, стоящий на столе, он даже не взглянул — должно быть, еще ночью выпил все до капли.

— Я сейчас, — пообещал он коротко, вставая на ноги. И быстро вышел из каюты, прихватив с собой пустой кувшин.

Ну надо же, как просто, — восхитилась Айя. Любопытный все же экземпляр этот южанин. Сперва злится так, что на загривке шерсть топорщится, а потом сразу же бросается выполнять просьбу "умирающей". Ну-ну.

* * *

Из двух тренировочных мечей, хранившихся в потертом кожаном чехле, Крикс выбрал тот, который был потяжелее. Они с Лаской сделали эти мечи, пока он изводился от безделья и тревоги в захваченном городе. Наверное, разведчица хотела таким способом отвлечь его от мыслей о мессере Иреме и об их товарищах, погибших во время штурма. Надо отдать Ласке должное, изобретенный ею способ оказался действенным. Пока они скакали по двору, утаптывая снежный наст до каменного состояния, все мысли покидали голову "дан-Энрикса", и порой он чувствовал себя почти счастливым. Оказалось, тело может быть счастливым совершенно независимо от головы, если получит то, что хочет — быстрое движение, хмельное ощущение собственной ловкости и силы, а в конце — глухую боль в усталых мышцах. Сражаясь с Лаской, Крикс с досадой обнаружил, что он был не первым, кто сумел чему-то научиться у Асгейра Аэстерна. Но южанин быстро понял, что девушка смотрит на тхаро-рейн сугубо прагматично — для нее оно сводилось к знанию нескольких дюжин основных приемов и ухваток, с помощью которых можно одолеть более сильного противника. "В драке есть только одно искусство, Рик: искусство выживать, — со смехом заявила девушка, когда он попытался поговорить с ней о тхаро-рейн. — Все остальное меня не интересует". Крикс тогда немного растерялся, но потом подумал, что она по-своему права. Это как с книгой — вроде бы для всех написано одно и то же, но при этом каждый все равно поймет по-своему, и в этом-то, по утверждению Саккрониса, и заключается весь смысл. К тому же, явное пренебрежение к истокам тхаро-рейн никак не отражалось на умениях разведчицы. Многие вещи она знала лучше Крикса и щедро делилась с ним своими знаниями. А потом сэр Ирем выздоровел, и чехол с "мечами" несколько недель без дела провалялся среди остальных вещей "дан-Энрикса", поскольку энонийцу стало не до фехтования. Казалось, в коадъютора, поднявшегося на ноги после болезни, вселилась сотня фэйров, и южанин сбился с ног, пытаясь не отстать от сюзерена, делавшего по три дела разом и, похоже, получавшего от этой суеты большое удовольствие. Только на корабле Крикс обнаружил, что мечи перенесли на "Зимородок" вместе с прочими его вещами.

Взвесив меч в руке, Крикс сделал пару пробных выпадов. Качание палубы под ногами совершенно не сбивало с ритма — он давно успел привыкнуть к нему так же, как когда-то приноравливался к ходу лошади, и даже начал находить в этом особенное удовольствие. Казалось, что корабль дышит, как живое существо. Раньше "дан-Энрикс" постеснялся бы размахивать на палубе затупленной железкой, опасаясь ядовитых реплик Нойе, но в последние несколько дней островитянин почему-то прекратил к нему цепляться и вообще выглядел слегка пришибленным. Сперва "дан-Энрикс" хотел выяснить, в чем дело, но потом решил, что от добра добра не ищут, и что самым лучшем будет сделать вид, что он в упор не видит перемен в манерах Альбатроса.

Неуклюжее спросонья тело понемногу оживало, выбившиеся из-под повязки волосы липли ко лбу, и даже мысль о том, что день опять придется провести возле постели Айи, не могла испортить ему настроение.

Подшаг, удар, обманный финт, еще удар... Места на палубе было немного, но "дан-Энрикс" досконально изучил его во время прошлых тренировок и, пожалуй, мог бы фехтовать даже с закрытыми глазами. Например, сейчас он знал, что за его спиной, на расстоянии меньше протянутой руки — стена каюты, где лежала Айя. Здесь любой нападающий решил бы, что южанин загнан в угол, и атаковал... "дан-Энрикс" уклонился от удара и скользнул "противнику" за спину. Ненастоящий поединок, в отличие от сражения с живым врагом, нисколько не мешал думать о чем-то постороннем, и южанин размышлял о том, что надо еще раз побеседовать с мессером Иремом о буре, погубившей "Беатрикс". Или не стоит?.. Криксу показалось, что известие о том, что их каким-то непонятным образом вышвырнуло из мая прямиком в июль, не произвело на его сюзерена никакого впечатления. Возможно, дело было в том, что лекарь как раз делал Айе перевязку, а они с мессером Иремом стояли у дверей каюты, и его сеньор слушал "дан-Энрикса" вполуха. Сдавленные стоны за перегородкой явно занимали его куда больше, чем все то, что говорил его оруженосец, и лицо у каларийца было таким напряженным и застывшим, словно мучения мерзавки за перегородкой каким-то образом касались его самого. Столь явное неравнодушие мужчины к Королеве злило энонийца больше, чем он был готов признаться даже самому себе, и в последние дни он избегал общества коадъютора — настолько, насколько это вообще возможно на сравнительно маленьком корабле. Как ни парадоксально, проще всего было прятаться от сэра Ирема в каюте Айи — лорд туда практически не заходил, а если даже и заглядывал, то ненадолго и обыкновенно в обществе врача или кого-то из команды. Получалось, что делиться своими догадками и опасениями энонийцу абсолютно не с кем. Ну не с Королевой же!.. А поводов для беспокойства у "дан-Энрикса" хватало. Прежде всего, он не пожалел бы ничего за то, чтобы узнать, не потопило ли во время шторма баржи с лошадьми. Конечно, глупо было думать о коне, когда на "Беатрикс" погибла половина всей команды, но южанин ничего не мог с собой поделать. Он сам завел Фэйро на баржу по широким деревянным сходням, и жеребец, уже имевший опыт путешествия по морю и пребывающий в понятном раздражении, даже прицапнул его за руку — конечно, далеко не так, как мог бы, но все же весьма чувствительно. "Ну сам подумай, что я могу сделать?.. — мрачно спросил Крикс. — Ты ведь не человек, чтобы брать тебя на "Зимородок". И с тобой поплыть я тоже не могу. Представь себе, что бы сказал сэр Ирем, если бы я заявил, что собираюсь путешествовать на барже?..". В ответ Фэйро раздул ноздри, скребя палубу копытом. Ему явно было наплевать на мнение мессера Ирема. Привязав жеребца в узком и тесном стойле под палубой, "дан-Энрикс" ощутил себя предателем. Если окажется, что баржа в самом деле затонула...

Крикс с такой силой ударил с полуразворота, что ненастоящий меч со свистом рассек воздух.

Нет. Все грузовые баржи шли вдоль берега, к тому же они должны были прибыть в столицу значительно позже остальной эскадры, так что шторм их наверняка не зацепил.

А вот что стало с остальными кораблями? Они потонули? Или, может быть, пришли в Адель еще в июне — в том июне, которого для людей с "Бесстрашной Беатрикс" и "Зимородка" просто не существовало?.. Если это так, то Альверин Финн-Флаэн должен быть в столице уже месяц. И никто, конечно, не мешает ему бывать в доме у Гефэйров или видеться с невестой во дворце.

"Дан-Энрикс" заскрипел зубами.

Правда, может быть, Финн-Флаэн утонул, — сказал он сам себе, и тут же устыдился этой мысли. Альверин не сделал ему ничего плохого. Он не виноват, что отец Лейды посчитал Финн-Флаэна хорошей партией для своей дочери... и уж тем более нельзя винить его за то, что он, в отличии от большинства аристократов, был действительно влюблен в свою невесту.

Помнится, когда Крикс отправлялся на войну, Лейда Гефэйр не испытывала никакого восторга при мысли о браке с Альверином. Но, конечно, за прошедший год она могла и передумать...

Нижняя защита. Финт. Удар, удар, удар!..

— Ты так кого-нибудь убьешь, — укорил коадъютор, который, оказывается, успел подойти поближе и остановиться в нескольких шагах от Крикса.

Энониец тяжело дышал — не от усталости, а от внезапной беспричинной вспышки ярости.

— Могу я узнать, кого ты только что рубил с таким... энтузиазмом? — спросил рыцарь, иронично улыбаясь.

"Финн-Флаэна" — чуть было не ответил Крикс.

— Я просто... разминался, монсеньор. Хотите присоединиться? — спросил он мужчину с ноткой вызова.

— Ты предлагаешь мне сразиться?... — хмыкнул рыцарь.

— Нет, конечно, — покривил душой "дан-Энрикс", скромно опустив глаза. — Я прошу вас об уроке.

— Ну, раз так... — сэр Ирем откровенно забавлялся. — Я согласен.

Энониец ощутил приятное волнение. Они не фехтовали с коадъютором с тех пор, как началась война. В то время Крикс был еще ребенком... то есть сам он так, конечно, не считал, но сути дела это не меняло. И еще — тогда он ничего не знал о тхаро-рейн... Сегодняшняя схватка обещала стать гораздо интереснее.

— Я принесу вам меч, мессер.

— Значит, об уроке?.. Любопытно, — сказал лорд почти задумчиво, скосив глаза на меч "дан-Энрикса", касающийся его ребер. Энониец первым опустил оружие. Чуть-чуть помедлив, коадъютор тоже убрал меч от шеи Крикса. Юноша потер место удара и почувствовал под пальцами стремительно вспухающий болезненный желвак.

Их схватка была короткой и необычайно яростной. Крикс был полон решимости продемонстрировать, на что он теперь способен, а заодно — как неожиданно почувствовал он сам, идя за тренировочным мечом для своего противника — еще и поквитаться с коадъютором за Зимний город и за Айю. Судя по тому, как холодно и весело сверкали серые глаза мессера Ирема, когда он принял у оруженосца меч, мысли "дан-Энрикса" не составляли для него особой тайны. Тем не менее, первая схватка кончилась ничьей — что в случае с мессером Иремом уже можно было считать победой.

Крикс уже в который раз за эти месяцы мысленно поблагодарил Асгейра Аэстерна. Если коадъютор недооценил умения своего бывшего ученика, то главная заслуга в этом, несомненно, принадлежала Астеру.

— Любопытно, — повторил сэр Ирем. — Еще раз.

На этот раз мужчина был гораздо осторожнее, и энониец первым пропустил удар. А потом, почти сразу же, второй. В прошлом сэр Ирем всегда отступал на шаг, давая своему ученику время собраться, но сейчас он продолжал теснить южанина к корме. Крикс понял, что на передышки можно больше не рассчитывать. В каком-то смысле это было даже лестно — коадъютор наконец-то видел в нем достойного соперника.

Когда, пару минут спустя, Крикс снова смог достать противника коротким рубящим ударом, коадъютор опустил свой меч и коротко кивнул "ученику".

— Ну... в сущности, неплохо.

Крикс едва не заскрипел зубами. Не то чтобы он успел забыть, как калариец отзывался о его успехах раньше — о таком, пожалуй, не забудешь даже при желании — но до сих пор ему казалось, что теперь все будет по-другому. Но не тут-то было. Очевидно, этого ему не изменить, стань он хоть лучшим фехтовальщиком в Империи.

Посмотрев на его вытянувшееся лицо, рыцарь внезапно рассмеялся.

— Рикс, во имя Всеблагих!.. Когда ты уже перестанешь принимать всерьез все то, что тебе скажут?

Энониец вздрогнул.

— Но ведь вы...

— Тебе так важно мое мнение? — спросил сэр Ирем с ноткой удивления. — Ты же сам видишь, что сумел достать меня два раза за какую-нибудь четверть часа. Не хочу показаться нескромным, но подобный результат — уже достаточное доказательство того, что ты прекрасный фехтовальщик. Что бы я ни говорил, суть дела это не изменит. А вот позволять противнику выбить тебя из равновесия каким-то замечанием — по крайней мере неразумно.

— Я думал, мы уже закончили, — огрызнулся "дан-Энрикс".

Коадъютор улыбнулся.

— Это в Каларии сражаются только с оружием в руках. Но мы плывем в столицу, а там поединки продолжаются повсюду — за столом, в приемных, в коридорах... у тебя еще будет возможность в этом убедиться. До сих пор тебя не замечали, но после нашего возвращения многое будет совсем не так, как раньше. Тебе не помешает научиться владеть своим лицом.

Крикс понимал, что коадъютор в чем-то прав, но почему-то эта мысль только усиливала его раздражение.

Несколько минут спустя, когда южанин — уже натянувший чистую рубашку и избавившийся от чехла с мечами — стоял возле каюты Айи, он почувствовал, что почти рад вернуться к своей вахте. Здесь ему, по крайней мере, не придется снова иметь дело с Иремом, беседы с которым в последние дни и в самом деле превратились в разновидность поединков.

Но когда он открыл дверь каюты, стало ясно, что самое худшее еще даже не начиналось. Айя, чувствовавшая себя гораздо лучше и уже предпринимавшая попытки садиться на постели, этим утром пошла еще дальше. Спустив ноги с койки, она смогла дотянуться до окошка, вырезанного прямо в стене каюты, и открыла ставни. Очевидно, Королева видела их поединок, потому что, едва Крикс вошел, она взглянула на него с насмешливой, но в то же время одобрительной улыбкой.

— Хороший бой, волчонок! — сообщила она Криксу, сверкнув белыми зубами. — Ты, оказывается, и в самом деле ничего. Может, я даже взяла бы тебя к себе на корабль. Годика примерно через три...

Южанин, как обычно, ничего ей не ответил. Он упорно избегал вступать с ней в пикировку, так что приходилось развлекать себя самой. Учитывая ее нынешнее состояние, это было непросто. Под сломанными ребрами свернувшимся ежом сидела боль. Надо было лечь, но все силы ушли на то, чтобы устроиться возле окна — очень уж соблазнительным казалось посмотреть на каларийца и его волчонка в деле.

Теперь Королеве уже не казалась такой невероятной мысль, что Гирса в самом деле мог прикончить этот парень. Правда, в тот момент ему должно было быть лет одиннадцать-двенадцать, но, если он учился владению мечом у коадъютора, то даже в этом возрасте он вряд ли был совсем уж неумехой... если к этому прибавить обычную для таких сопляков увертливость, а заодно — известное везение, то слова южанина о смерти Гирса могли оказаться правдой.

Она вдруг подумала, что в самом деле взяла бы волчонка к себе на корабль — разумеется, если бы они встретились в других условиях.

Мысль была странной. Почти столь же странной, как и те отношения, которые установились между ними в эти дни.

Несмотря на неприязнь, которую он даже не пытался скрыть, южанин оказался исключительно заботливой сиделкой. Постоянно находился рядом с ней, не отлучаясь даже на минуту, поддерживал ей голову, пока она пила, и даже с удивительной серьезностью прислушивался, ровно ли ее дыхание, когда считал, что Королева спит. Но вместе с тем он явно не переставал все время растравлять себя мыслями про всякую чушь — пиратские налеты на прибрежные деревни, проданного в рабство сосунка... этого, как его там? Линара. Айю это забавляло, но одновременно — пробуждало в ней досаду. Хотелось сгрести упрямого южанина за воротник, как следует тряхнуть его и сообщить, что мир не делится на черное и белое, а если вдруг он ей не верит, то пусть учится хотя бы у своего сюзерена. Впрочем, Королева сильно сомневалась, что ее слова и даже пример лорда Ирема могли заставить Крикса передумать. Он, похоже, относился к тому редкому — и крайне неприятному — типу людей, которые начисто лишены способности принимать жизнь такой, как есть. Людей с таким стальным, упрямым проблеском в глазах она встречала и раньше. Иногда они внушали уважение, но большую часть времени ее от них тошнило.

Энониец между тем заметил, что она не может лечь, и, как это уже бывало, разом позабыл о своей демонстративной отстраненности.

— Подожди, я помогу.

Айя не успела возразить и только скрипнула зубами, ощутив мальчишескую руку, просунутую ей под плечи и поддерживающую ее, пока "дан-Энрикс" расправлял сбившееся одеяло. Айе захотелось выругаться, но она сдержалась. Злиться на самоуправство энонийца было совершенно бесполезно.

— Так удобно?.. — деловито спросил он. Пришлось кивнуть, чтобы ему не пришло в голову устроить ее как-то по-другому. — Тебе нужно что-нибудь еще?

Айя уже собиралась издевательски заметить, что до сих пор он прекрасно обходился без ее советов, прежде чем навязаться с очередной бессмысленной услугой, но внезапно ее осенило, как воспользоваться предложением южанина.

— Да, очень даже нужно. Ты не мог бы принести мне гребень?

— Эм-м?.. — парень явно не ожидал чего-нибудь подобного, поскольку выглядел порядком озадаченным.

— Обычный гребень. Для волос. Ужасно надоело выглядеть, как пугало.

Оруженосец коадъютора задумался. Судя по его прическе, сам он вполне обходился пятерней. Темные, немного вьющиеся волосы в беспорядке падали ему на лоб, а если они начинали лезть в глаза, то энониец просто отбрасывал их назад коротким, резким жестом, придававшим ему сходство с норовистой лошадью, трясущей головой.

— Кажется, у меня был один в дорожной сумке, — вспомнил парень через несколько секунд. — Сейчас принесу.

И он действительно принес. Дешевый деревянный гребень со сколотым краем и короткими зубцами выглядел так, что в другое время Айя бы побрезговала к нему даже прикоснуться, но сейчас эта убогая вещица привела ее в восторг. Она с трудом уселась и попробовала расчесать изрядно потускневшие и перепутанные пряди, но утихомирившаяся было рана моментально разболелась снова. Королева откинулась на подложенный под плечи валик, тяжело дыша. Южанин попытался забрать гребень из ее руки, но Айя сжала пальцы.

— Ничего... оставь. Я справлюсь.

— Может, лучше я? — быстро предложил Крикс. — Тебе же больно.

Вот тут она и в самом деле удивилась. Подавать ей воду и присутствовать при перевязках — это еще ладно, но чтобы упрямый энониец по собственной воле вызвался ее причесывать?

Парень тем временем присел на краешек ее кровати и прежде, чем Айя успела что-нибудь съязвить, забрал у нее гребень. И с удивительной серьезностью взялся расчесывать некогда золотистые, а теперь тусклые и спутанные волосы. Айя сначала напряглась, но несколько секунд спустя расслабленно откинулась обратно на подушку, полуприкрыв глаза и наблюдая за южанином из-под полуопущенных ресниц. Сказать по правде, положение нельзя было назвать таким уж неприятным. Крикс был не так ловок с гребнем, как она сама, но добросовестно старался не доставить ей каких-то неудобств. Девушка никогда бы не подумала, что намозоленные, огрубевшие от меча и гребли руки энонийца могут действовать так бережно. Айе внезапно захотелось, чтобы на месте волчонка сидел сероглазый калариец. И с такой же осторожностью распутывал бы прядь за прядью.

Но со стороны мессера коадъютора такой поступок был бы вполне понятен. Тогда как здесь...

Глупый волчонок, — подумала Королева почти грустно. С врагами можно пить вино, можно шутить, можно даже любиться, как когда-то они с Иремом. Но никогда, запомни — никогда, нельзя жалеть своих врагов. Особенно если назавтра тебе, может быть, придется снова с ними драться.

Дверь каюты распахнулась, и возникший на пороге мессер Ирем несколько секунд молча смотрел на них. Крикс из чистого упрямства продолжал возиться с ее волосами, игнорируя своего сюзерена. Айя ощутила странное волнение.

— А ну-ка отойди, — велел южанину сэр Ирем, подходя к ее кровати. Крикс недоуменно оглянулся, но лорд Ирем, ничего не объясняя, молча отобрал у парня гребень и несильно подтолкнул того в плечо. Только когда рыцарь занял только что освободившееся место, до волчонка, видимо, что-то дошло. Почти такое же лицо — беспомощное и сердитое — у него было в тот момент, когда сэр Ирем на руках вносил ее по сходням. Спасибо и на том, что у него хватило выдержки уйти, не сказав коадъютору ни слова. Айя ожидала, что он напоследок громко хлопнет дверью, но южанин осторожно притворил за собой дверь.