Смерть и солнце (джен)

Спал Дарнторн из рук вон плохо. Хотя он распорядился, чтобы его разбудили на рассвете, ночью Льюберт поминутно просыпался в страхе, что проспал час поединка. Вместе с тем надо было признать, что за последние месяцы эта ночь была одной из самых легких. Поминутно просыпаться и ругать себя за мнительность — это гораздо лучше, чем ворочаться без сна, таращась в потолок. После ареста лорда Бейнора огромный дом казался Льюберту необитаемым. Слуги скользили по просторным комнатам, как тени. Днем Дарнторн старался находиться где угодно, лишь бы не остаться дома, но ночами деться было некуда. В долгие, почти бесконечные часы бессонницы ему казалось, что время остановилось, а он сам — последний человек во всей вселенной. Сейчас Льюберт с радостью променял бы свою роскошную спальню на самую крошечную комнатушку в Академии, где рядом с ним, по крайней мере, были бы живые люди. Но, конечно, это было невозможно, даже если бы его не ненавидели все поголовно обитатели Лакона.

Незадолго до рассвета Льюберт все-таки не вытерпел — сказал себе, что перед поединком следует закончить еще массу дел, и, беспощадно разбудив заспанных слуг, распорядился, чтобы ему подали умыться. Он чуть не прибил стюарда за медлительность, с которой тот соскабливал щетину с его скул и подбородка, и успел раз двадцать позавидовать "дан-Энриксу". У Пастуха усы и борода пока что толком не росли, хотя южанин вытянулся так, что мог, не задирая голову, смотреть даже на долговязого Нетопыря.

После бритья Дарнторн достал и осмотрел свой меч, надеясь обнаружить какие-нибудь изъяны, исправление которых могло бы его отвлечь. Увы, меч был в прекрасном состоянии. Льюберт несколько минут раздумывал, не следует ли взять кинжал, но потом рассудил, что кто-то из свидетелей — скорее всего, князь Рейхан — не преминет раздуть из этого историю. Потребует отдать Декарру лишнее оружие, не предусмотренное по условиям их поединка, да еще воспользуется поводом сказать, что Льюс пытался сжульничать. Нет уж. Не стоит лишний раз дразнить гусей, в особенности, если нужного эффекта можно достичь и без этого. Льюберт отыскал в своей комнате короткий прямой нож, которым раньше часто пользовался на охоте, и засунул его в голенище сапога.

Дрожа то ли от холода, то ли от лихорадочного возбуждения, Дарнторн вышел из дома — несмотря на все старания, как минимум на полчаса раньше положенного срока — и направился к темнеющим неподалеку башням Академии. Так называемая Малая турнирная площадка находилась между парком Академии и садом, примыкавшем ко дворцу. Проще всего было попасть туда через Лакон. Друзья "дан-Энрикса" сдержали свое обещание, оставив незапертой калитку для прислуги. И на том спасибо.

Льюберт шел через запорошенный выпавшим ночью снегом парк, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Он успел испугаться, что это какой-нибудь наставник, который захочет выяснить, с чего Дарнторну вздумалось бродить здесь до подъема, но, увидев узкую фигуру в сером, успокоился и даже испытал тайное чувство удовольствия. Так-так. Выходит, Риксу тоже не спалось в ночь перед поединком.

Пастух между тем догнал противника и зашагал с ним вровень. Это было бы еще терпимо, если бы пару шагов спустя южанин не сказал:

— Подожди минуту, Льюберт. Нам нужно поговорить.

"Только не это!.." — мысленно взвыл Дарнторн. Ему хотелось, чтобы все это побыстрее кончилось, и мысль, что придется выдержать еще одно сражение с ослиным упрямством Рикса, показалась ему совершенно нестерпимой. Льюберт резко, зло мотнул обросшей головой, отчего волосы упали на глаза.

— Хватит, наговорились! Я не для того вставал в такую рань, чтобы тратить время на пустую трепотню.

Но Крикс загородил ему дорогу и остановился, непреклонно скрестив руки на груди.

— И все-таки тебе придется меня выслушать.

Нет, это уже даже не осел. Бревно. Полено сучковатое...

Дарнторн рванул из ножен меч.

К счастью, заставить человека драться куда проще, чем заставить его слушать. То, что он может убить "дан-Энрикса" на месте, Льюса не пугало — он не сомневался, что тот уклонится от удара. И был совершенно прав. Не зря наставник Хлорд нахваливал проклятого южанина, словно какой-нибудь барышник — свой товар на летней ярмарке. Крикс отшатнулся от сверкнувшего возле его лица клинка и выхватил свое оружие.

Ну вот и все, — подумал Льюс. Теперь хочешь не хочешь, а сражаться тебе все-таки придется. А что в неудобном месте и без обязательных в подобных случаях свидетелей — ну извини, сам виноват. Впрочем, Пастуху и так и так пришлось бы плохо. Сейчас война, в такое время миротворцы долго не живут.

Все эти сумбурные, обрывочные мысли вихрем проносились в его голове, пока Дарнторн теснил своего врага к группе старых яблонь.

Радость Льюса отравляло четкое сознание, что Крикс дерется в четверть силы — даже не пытается достать противника, а только отступает, отражая самые опасные удары. И при этом продолжает нести какую-то околесицу.

— Льюc, прекрати! Это безумие... Да слушай же, дурак! Сэр Ирем собирается отправить тебя в Адельстан. Приказ будет подписан этим утром. Если... если ты не уберешься из столицы, император с лордом Иремом отправят ультиматум твоему отцу. Они хотят заставить его сдать Бейн-Арилль.

— Хватит болтать! Сражайся! — прорычал Льюберт. На защиту он давно махнул рукой — кому она нужна, если противник вообще не нападает? — и сосредоточил все свои усилия на том, чтобы достать южанина. Увы, пока тот без особого труда выдерживал навязанный Дарнторном темп. Льюберт боялся, что на лице старого врага вот-вот появится глумливая улыбочка, но почему-то Крикс отнюдь не выглядел довольным. Скорее, создавалось впечатление, что энониец просто вне себя и с удовольствием бы надавал Дарнторну оплеух, если бы только мог.

— Я вижу, так у нас ничего не получится, — процедил Крикс сквозь зубы. И, поймав меч Дарнторна на свой клинок, резко направил его вниз. Потянувшийся вслед за мечом Дарнторн почувствовал сильный и внезапный удар в плечо. То ли Пастух ударил своего противника коленом, то ли толкнул его всем корпусом. Охнув от удивления, Льюберт опрокинулся на снег. Оружия Дарнторн так и не выпустил, но толку было чуть, так как проклятый Рикс успел наступить на лезвие ногой. Отплевываясь от попавшего в рот снега, Льюберт с силой дернул рукоять — но высвободить меч, конечно же, не смог. Пару секунд спустя до него дошла все нелепость его положения. Сейчас можно было только порадоваться, что сражение происходило без свидетелей. Льюберт Дарнторн, нелепо копошащийся в снегу чуть ли не под ногами у "дан-Энрикса" — такое зрелище наверняка должно было бы привести в восторг Рейхана, Лэра и все остальную шваль.

— Доволен?.. — хрипло спросил Крикс. Дышал он тяжело; похоже, все-таки устал. — Теперь давай поговорим, как два нормальных взрослых человека.

— Не о чем тут говорить. Условие было — драться насмерть. Так что бей.

— А шел бы ты, Дарнторн... — процедил энониец. Льюс оскалился.

— Что, Рикс, кишка тонка ударить безоружного? Тогда верни мне меч, и мы продолжим.

Ничего особенного в словах Льюса не было, но Пастух все равно раздулся, словно жаба.

— Обойдешься! Балаган окончен, — злобно сказал он и в подтверждение собственных слов вложил Эльбрист обратно в ножны. — ...И вставай уже, хватит валяться у меня в ногах.

— Ну как хочешь. Я тебя предупреждал, — тихо сказал Дарнторн. Пальцы обхватили нож, припрятанный за голенищем сапога. Дарнторн ударил — быстро, снизу вверх, целя в правый бок южанина.

Глаза "дан-Энрикса" расширились. Льюберт почти не сомневался, что Пастух успеет перехватить его руку или просто увернуться от удара. На худой конец, хотя бы отскочить назад. Но, похоже, на сей раз он переоценил противника. Застигнутый врасплох южанин промедлил с защитой, и эта секунда промедления решила дело.

"Достал" — со странным изумлением подумал Льюберт. Во рту у него почему-то пересохло.

Энониец зажимал раненый бок локтем, и по серому колету расплывалось темно-красное пятно. Немного постояв — как будто бы в раздумьях, падать ему или нет — "дан-Энрикс" сделал шаг назад и привалился к узловатой яблоне.

— Я же предупреждал... — пробормотал Дарнторн. — Сказано было — насмерть, значит, насмерть.

Несмотря на удачный конец дела, Льюберту хотелось выть. Пока его язык болтал Хегг знает что, в голове вертелась только одна мысль — что он наделал?!

И еще — как дальше с этим жить?

Впрочем, через несколько секунд до Льюберта дошло, что для смертельно раненого энониец держится слишком уж прямо.

— Тебе нужно в лазарет, — пробормотал Дарнторн, не узнавая собственного голоса. — Ты подожди, я сбегаю за лекарем.

— Как-нибудь обойдусь, — прошипел энониец, отлепляясь от ствола. Льюберт почувствовал, что его бьет крупная дрожь — не то от пережитого недавно ужаса, не то от облегчения. Ему казалось, что слова "дан-Энрикса" долетают до него откуда-то издалека. — Убийца из тебя, Дарнторн, еще паршивее, чем фехтовальщик.

— Если не хочешь лекаря, я приведу Рейхана с Лэром, — предложил Дарнторн. Но энониец снова мотнул головой.

— Никого не нужно приводить. Помоги мне.

Дарнторн позволил Криксу опереться о его плечо и, приноравливаясь к шагу раненого, побрел в сторону тропинки. Его спутник ощутимо тянул влево.

— Лазарет в противоположной стороне, — рискнул напомнить Льюберт.

— Забудь про лазарет. Сейчас мы выйдем в город и пойдем в "Веселую вдову".

Дарнторн сморгнул. Все, что он мог вспомнить о "Вдове" — это известная на всю столицу баня, расположенная в полуподвальном этаже, вино и девки.

Очевидно, Рикс имел в виду что-то другое.

— Может, объяснишь, зачем тебе сейчас кабак? — сварливо спросил Льюс.

— Затем, что в этом, как ты выразился, кабаке не принято о чем-то спрашивать людей, которые платят вперед. А еще — за деньги там можно достать все что угодно. Кстати, деньги у тебя с собой?

Дарнторн почувствовал, что к лицу приливает кровь.

— Я вижу, ты решил замять эту историю? — процедил он. — А мое мнение тебя не интересует? Или ты считаешь, что я должен тебе помогать и радоваться, что все так удачно обошлось?! Как это на тебя похоже... Думаешь, что если человек — подлец, он непременно трус?

— Ты, вероятно, удивишься, но сейчас я думаю только о том, как отвратительно блевать посреди улицы. И мне очень хотелось бы добраться до "Веселой вдовы" прежде, чем со мной это случится.

Интонации "дан-Энрикса" так живо напомнили Льюберту мессера Ирема, что он готов был посчитать, что энониец над ним просто издевается. Но взгляд у Пастуха и впрямь был мутным, а лицо успело побледнеть настолько, что казалось даже несколько зеленоватым.

— Ладно, извини, — буркнул Дарнторн. — Потом поговорим.

Лорд Ирем уже собирался отправляться во дворец, когда к нему вошел Эрлано. "Сэр Эрлано" — в сотый раз напомнил себе коадъютор. Обращаться к бывшему оруженосцу "сэр" он так и не привык. Может быть, из-за того, что Лано тоже через слово называл бывшего сюзерена "монсеньором".

— Возле Адельстана стоят четверо лаконцев, мессер Ирем, — сказал юноша, остановившись у двери. — Они просили передать, что хотят видеть вас.

— Меня? Не Рикса? — переспросил коадъютор, не понимавший, что могло понадобиться от него товарищам "дан-Энрикса". Проситься в Орден им как будто еще рано, обучение в Лаконе продолжается до середины лета. Но Эрлано подтвердил:

— Вас, монсеньор.

Времени у мессера Ирема было в обрез, так что пришлось безропотно стерпеть очередного "монсеньора" и распорядиться:

— Объясните им, что я спешу. Пусть придут вечером, а лучше — сразу обратятся к принцепсу.

— Я им уже говорил, что вы сейчас не принимаете. Но они не уходят. Князь Афейн Рейхан сказал, что они будут ждать у входа в Адельстан, пока вы не выйдете. Он требует, чтобы их приняли немедленно.

Рыцарь прищурился.

— Интересно, с чего князь Рейхан решил, что он может от меня чего-то требовать.

Эрлано, не заметивший опасных ноток в голосе своего бывшего сеньора, добросовестно ответил на поставленный вопрос:

— Он говорит, дело огромной важности. Насколько я понял, это как-то связано с вашим оруженосцем... и еще с Дарнторном.

Вспомнив свой короткий и малоприятный разговор с "дан-Энриксом", происходивший прошлой ночью, лорд нахмурился.

— Я передумал. Прикажи, чтобы их пропустили, и веди сюда.

Если Эрлано и удивился тому, что Ирем изменил свое решение, то виду он, во всяком случае, не подал. Несколько минут спустя перед мессером Иремом стояли двое юношей в серой лаконской форме.

— Мне сказали, что вас было четверо. Где остальные?

— У ворот. Нам показалось неразумным вваливаться всей толпой, — ответил тот, что был повыше ростом. Очевидно, это был сам князь Рейхан. Ирему пришло в голову, что парень был чем-то похож на Валларикса в юности — такие же черные волосы и темно-синие глаза. Только Валларикс унаследовал от отца смуглый цвет лица, а князь Рейхан был так же белокож, как и стоявший рядом северянин. Этого второго юношу лорд Ирем знал, поскольку часто видел его в обществе "дан-Энрикса". Юлиан Лэр.

— Понятно, — кивнул рыцарь. — Что ж, я вас слушаю. Что вам известно о Дарнторне?

Посетители быстро переглянулись, и Юлиан чуть заметно мотнул головой, отказываясь выступить в роли рассказчика.

— На рассвете Льюберт с Риксом собирались драться на Малой турнирной площадке. Мы с Лэром и Миэльвиттом должны были быть свидетелями Рикса. Грейд Декарр и Марк Этайн — свидетелями Льюберта.

Вот оно что, — подумал коадъютор, вспомнив взвинченное состояние "дан-Энрикса" прошедшей ночью. Будь ситуация не столь серьезной, коадъютор, пожалуй, разозлился бы. Но сейчас он только хладнокровно уточнил:

— Вы сказали "должны были". Значит, бой не состоялся?

— Не совсем, мессер. Мы ждали Рикса и Дарнторна почти час, но ни один из них на место поединка не явился. Потом мы услышали лаконский колокол и поняли, что поединок в любом случае не состоится, потому что в парке через несколько минут будет полно народа. Мы решили, что надо вернуться. А когда пошли назад, увидели на снегу кровь.

— Где именно?

— Недалеко от Старого колодца.

— И много там было крови?

— Ну... порядочно. А еще под яблонями снег был вытоптан, как будто там дрались.

— Таак, — протянул сэр Ирем. — И, конечно, вы не преминули осмотреть то место, прежде чем идти сюда?

— Конечно, лорд.

— Досадно. Значит, сейчас там натоптано в три раза больше, и сказать что-то определенное будет довольно сложно. Но попробовать все-таки стоит. Сейчас я распоряжусь оцепить особняк Дарнторнов, а сам пойду с вами в парк.

Рейхан смутился.

— Ничего не выйдет, лорд. Мы специально затоптали кровь, чтобы ее не мог увидеть кто-нибудь из младших на пробежке. Понимаете, мессер, он бы сказал об этом своему Наставнику, и через полчаса там собралась бы половина Академии.

— Великолепно, — процедил сэр Ирем. Но сердиться было бесполезно, и потом — лаконцы были в чем-то правы. Переполох в Академии не мог закончиться ничем хорошим. — Значит, вы предполагаете, что Рикс с Дарнторном встретились в лаконском парке и устроили свой поединок там?

— Мне кажется, что они сговорились так еще вчера, когда "дан-Энрикс" пошел провожать Дарнторна до ворот. Крикс с самого начала во всем потакал Дарнторну. Думаю, они нарочно отослали нас на Малую турнирную площадку, чтобы сразиться без свидетелей.

— А вы с этим согласны, Лэр? — осведомился Ирем, заметивший, как потемнело лицо Юлиана.

— Нет, — резко сказал лаконец. — Крикс не стал бы нас обманывать. Это все Льюберт! Вчера днем он угрожал, что, если Крикс откажется от поединка, он дождется подходящего момента и пырнет его ножом. Я думаю, он подстерег "дан-Энрикса", когда тот шел на Малую турнирную площадку, напал на него и ранил. Или даже...

Юлиан умолк. Лорд Ирем слишком хорошо знал, что чувствует человек в подобном состоянии. Было очевидно, что от малейшего проявления сочувствия злость Лэра сменится отчаянием, поэтому сэр Ирем подчеркнуто холодно сказал:

— Чем строить свои домыслы, вы лучше повнимательнее осмотрели бы то место в парке. Может, тогда удалось бы лучше разобраться в том, что там произошло. Ну ладно, я вас понял. Жаль, что вы пришли сейчас, а не вчера, когда всю эту глупость еще можно было бы предотвратить... Теперь возвращайтесь в Академию, и никому ни слова — ни о поединке, ни о том, что видели.

— Мы бы хотели еще чем-нибудь помочь, мессер, — сказал Юлиан Лэр. — Вы ведь найдете Льюберта?..

Имя Дарнторна Лэр произнес с такой ненавистью, что, если бы Льюберт мог его услышать, он бы, вероятно, испугался. Это навело мессера Ирема на мысль.

— Пожалуй, вы действительно могли бы мне помочь. Мне нужны добровольцы из числа лаконцев — только тех, кто хорошо знал Льюберта. Приказ арестовать Дарнторна, если он попробует покинуть город, я отдал еще несколько дней назад — правда, по другому делу. У наших дозорных уже есть приметы Льюберта, но будет лучше, если среди стражи станет постоянно находиться кто-то, кто сможет узнать его в лицо. Вы ведь не против взяться за такое дело?..

Судя по просветлевшим лицам Лэра и Рейхана, они были очень даже "за".

— Человек тридцати будет вполне достаточно, — добавил лорд на всякий случай, опасаясь, что его поймут слишком буквально, и охотиться на Дарнторна отправится вся Академия. — Надеюсь, мне не нужно объяснять вам, что никто из мастеров не должен знать об этом деле?..

— Нет, мессер!

— Прекрасно. Трое из вас пусть останутся, я сейчас набросаю несколько записок к десятникам стражи. С объяснением, зачем прислал вас к ним. А четвертый — ну, хотя бы вы, Рейхан — вернется в Академию и приведет еще людей. И поспешите. Времени у нас немного. Вряд ли Дарнторн станет дожидаться темноты.

Дотащив Рикса до "Вдовы", Льюс сразу же послал за лекарем. Ждать пришлось долго, потому что от услуг живущего неподалеку Рам Ашада энониец отказался наотрез. Пока Льюберт изводился от ожидания, Пастух сидел на низком табурете и прихлебывал самое крепкое хозяйское вино — Льюберту было слышно, как зубы южанина стучат о края кубка. Несмотря на то, что энониец разместился прямо возле очага, его знобило, как больного в лихорадке. Плотная повязка, наскоро наложенная Льюбертом, успела пропитаться кровью, как и нижняя рубашка Крикса. Оставалось утешаться тем, что рана оказалась не особенно опасной. Три-четыре дня в постели, и она уже не будет мешать двигаться. Теперь Льюберту казалось странным, что он посчитал удар смертельным. Видимо, Пастух был прав — убийца из Дарнторна вышел исключительно паршивый.

— Ты меня не слушаешь, — сердито сказал Крикc, увидев, что Дарнторн опять уставился на темное блестящее пятно, все шире расползавшееся по повязке.

Льюберт мрачно усмехнулся.

— Да чего тут слушать, если ты битые полчаса толкуешь об одном и том же. От того, что ты повторишь это в двадцать пятый раз, ничего не изменится.

Крикс на насмешку не отреагировал. Он вообще все утро был убийственно серьезен. Раньше это настроение у Пастуха ужасно раздражало Льюса, но сегодня злиться он не мог.

— Ты только зря теряешь время, — продолжал зудеть южанин — Разве ты не понимаешь, что, пока ты тут торчишь, сэр Ирем подпишет приказ у Императора, пошлет своих людей искать тебя, и ты уже не сможешь выехать из города?

Льюберт пожал плечами, удивляясь подобной наивности.

— Если я хоть немного знаю коадъютора, он все равно уже снабдил моими приметами всю городскую стражу, так что выехать отсюда мне никто не даст. И потом. Если даже представить, что я выберусь из города, куда мне, по-твоему, деваться?

— Ты у меня об этом спрашиваешь?.. — вяло возмутился Крикс. — В Бейн-Арилль, к заговорщикам, наверное.

Дарнторн поморщился.

— У меня при себе шесть динэров. Не могу же я сходить домой за лошадью или деньгами. Как ты думаешь, возможно ли пешком, с шестьюдесятью ассами в кармане пересечь Легелион, Лейверк и половину Внутриморья?

До Пастуха, похоже, начинало доходить. Он в несколько глотков допил свое вино и погрузился в мрачное молчание. Судя по всему, мысли южанина были не слишком-то приятны. Лицо Пастуха с каждой секундой становилось все угрюмее.

— Если ты пообещаешь, что сделаешь все, как я скажу, и не станешь задавать лишних вопросов, то я выведу тебя из города, — сказал он, наконец. И перебил Дарнторна, собиравшегося что-то возразить на это заявление — Я знаю, что говорю. Есть один путь из города, который никто не охраняет. Это государственная тайна.

— Какой-нибудь подземный ход? — заинтересовался Льюберт.

— Что-то вроде. Ты должен пообещать, что будешь точно выполнять все мои указания и не попытаешься узнать, куда я тебя поведу.

— А ты поверишь? — спросил Дарнторн с нескрываемым сарказмом.

— Да, — кратко ответил Рикс. Льюберт удрученно качнул головой.

— Ну ты даешь, Пастух... Может, еще и денег мне одолжишь?

— Денег у меня нет. Но это наименьшая проблема. Ты можешь продать свое фамильное кольцо. Этого хватит, чтобы купить лошадь и еды в дорогу, и еще останется.

— Совсем рехнулся, да?.. — растерянно спросил Дарнторн, шокированный такой святотатственной идеей. Кольцо Дарнторнов, старый королевский перстень, который в их семье носили еще до того, как Аракс Дарнторн присягнул дан-Энриксу, был самой главной ценностью их рода. Когда-то, много лет назад, это кольцо носил его отец. Потом лорд Бейнор. И всего несколько месяцев назад оно досталось Льюберту. Вопреки всем традициям ему пришлось носить его на указательном, а не на безымянном пальце, чтобы не соскальзывало.

Кроме всего прочего, старинное кольцо было последней связью с его прошлым. Льюберт помнил, как оно тускло поблескивало на руке отца, когда он одним движением взлетал в седло или мерил широкими шагами комнаты Торнхэлла. Но Рикс, конечно, не мог знать об этом. Он сказал:

— Нет, Льюберт, это ты рехнулся, если веришь, что кусок металла может быть дороже жизни и свободы.

Льюберт опустил глаза. Пастух был прав — если смотреть на дело непредвзято. Тем не менее... можно было себе представить, как отец отреагирует на то, что Льюберт продал их семейную реликвию.

— Я думаю, твое кольцо следует предложить мэтру Арно Диведу, — продолжал "дан-Энрикс", словно Льюберт уже дал свое согласие. — Полную цену он не даст, но от покупки точно не откажется — слишком уж жаден. И всегда прекрасно знает, на чем можно нагреть руки.

— Что-то я никак не разберусь, с чего ты так хлопочешь о моих делах, — желчно сказал Дарнторн. — Забавно получается — твой сюзерен делает все, чтобы упрятать меня в Адельстан, а ты из кожи лезешь вон, чтобы помочь мне там не оказаться.

Настала очередь Крикса отводить глаза.

— Сэр Ирем думает, что, взяв тебя в заложники, можно заставить твоего отца сложить оружие. А я уверен в том, что это ни к чему не приведет. Зато, если тебя действительно казнят, то твой отец в отместку перебьет пол-города. Если, конечно, к тому времени в Бейн-Арилле еще останется кто-то живой.

Льюберт напрягся.

— Это мой отец, Пастух. Чтобы он ни делал, я не позволю говорить о нем дурно.

— Ну и глупо, — сообщил южанин. — Это то же самое, как если я сказал бы, что сэр Ирем всегда прав — только потому, что он мой сюзерен.

Льюберт намеревался едко возразить, что Криксу, как вассалу каларийца, следовало бы считать именно так, а всякая иная точка зрения обычно называется изменой, но тут разговор пришлось прервать в связи с приходом лекаря — юркого, невзрачного человечка с бегающими глазами. "Где только трактирщик откопал этого слизня?" — с раздражением спросил себя Дарнторн. Впрочем, края раны "слизень" сшил умело и довольно быстро, протерев кривую тонкую иглу какой-то остро пахнущей бесцветной жидкостью. А главное, все это он проделал молча и бесстрастно, даже не пытаясь выяснить, с кем он имеет дело и где энониец получил удар ножом.

Получив обещанную плату и прописав своему пациенту неподвижность и покой, лекарь убрался так же незаметно, как и появился.

— Ну и что мы станем делать дальше? — хмуро спросил Льюберт. И сам рассердился на себя за это "мы", сорвавшееся с языка. Как будто Крикс и впрямь обязан ему помогать...

Но энониец его оговорки даже не заметил.

— Из гостиницы мы сможем выйти только вечером, когда стемнеет. А сейчас, если не возражаешь, я чуть-чуть посплю.

Подтверждая слова делом, Пастух тут же растянулся на кровати. Несколько минут ворочался, пытаясь найти положение, в котором рана причиняла бы ему как можно меньше неудобств, но в конце концов затих и, кажется, действительно заснул. Льюберт смотрел на старого врага со смесью раздражения и зависти. После почти бессонной ночи Дарнторн с удовольствием воспользовался бы возможностью поспать хотя бы несколько часов, но кровать в комнате была всего одна, и, хотя по ширине на ней спокойно уместились бы три человека, делить ее с Риксом все равно казалось неудобным. Потянулись долгие часы вынужденного безделья. Единственным развлечением было разглядывание ближайшей улицы через окно. Льюберт довольно скоро убедился, что Пастух был прав. Пытаться выйти из гостиницы прямо сейчас было, по меньшей мере, неразумно. Сквозь окно Льюс то и дело видел синие плащи орденских рыцарей, и в животе что-то сжималось, как перед прыжком с огромной высоты. Пока он разговаривал с "дан-Энриксом", Льюберт держался нарочито спокойно, да ему и самому казалось, что слова южанина его ничуть не испугали. В глубине души Дарнторн даже испытывал тайную гордость — многие ли смогут сохранить такую же невозмутимость, если им сказать, что их собираются заточить в Адельстан, и, может быть, даже казнить?.. Смакуя эту мысль, Льюс повторял себе, что вчера ночью и потом, во время поединка с Криксом, он вполне готов был умереть, а значит — терять ему нечего. А уж на коадъютора ему тем более плевать с Лаконской колокольни.

Но теперь, когда по улице туда-сюда сновали доминанты и "коричневые куртки", слова Пастуха приобрели пугающую осязаемость, и Дарнторн понял, что боится, и боится сильно — до сосущей пустоты под ложечкой, противной слабости в ногах и чувства тошноты. Ощущение было таким мучительным, что у Дарнторна не осталось сил даже на то, чтобы стыдиться собственного страха. Он спросил себя, испытывал ли что-нибудь подобное Пастух, когда решился вывести его из города. В конце концов, оруженосец коадъютора не мог не понимать, что, если его роль во всей этой истории раскроется, ему придется ненамного лучше, чем Дарнторну.

Примерно к трем часам после полудня энониец, наконец, проснулся. И тотчас же показал, что выполнять полученный от лекаря совет и сохранять покой и неподвижность он отнюдь не собирается. Прежде всего Крикс попросил у содержателя гостиницы чернила и бумагу, сел к столу и набросал записку Арно Диведу, в которой от лица Дарнторна приглашал его в "Веселую вдову" "по делу на пять тысяч ассов". Льюберт попытался возразить, что их фамильный перстень стоит по меньшей мере семь, но энониец только отмахнулся.

— Нам сейчас не до торгов, самое главное, чтобы он клюнул... Хм-м... пожалуй, допишу, что дело срочное и деликатное. Пусть думает, что ты заложил семейную реликвию или играл в пинтар и проигрался в пух и прах. За срочную ссуду можно взять проценты вдвое против установленных Торговой гильдией. Если я хоть немного знаю Диведа, то он такого шанса не упустит и притащит деньги сразу. Теперь приложи свое кольцо, — распорядился Крикс, капнув на сгиб записки густо-красным воском. Бумага была желтоватой, а воск — слишком темным, но это все равно напомнило Дарнторну брызги крови на снегу, и его передернуло. Дарнторн нагнулся и оставил на печати четкий оттиск своего кольца. Льюберт не очень понимал, в чем состоит план Крикса и как именно продажа старого кольца поможет ему выбраться из города, но колебаться или спорить было уже поздно. Нужно было либо сразу посылать Пастуха к фэйрам, либо делать, что он требует. В том, чтобы переложить всю ответственность на кого-то другого, было что-то на редкость успокоительное.

Крикс, похоже, знал, что делает. Дивед действительно явился во "Вдову" со всей возможной спешкой. Увидев ростовщика, Дарнторн припомнил, что он пару раз встречал Арно в доме у дяди, и тогда тот произвел на него самое отталкивающее впечатление. Но сейчас было не до старых антипатий, и Льюберт сухо разъяснил Диведу, зачем он его пригласил. Выслушав предложение купить кольцо Дарнторнов, ювелир едва не подскочил от неожиданности. Потом попросил позволение взглянуть на перстень. Дарнторн стянул с руки кольцо и молча передал его ростовщику. Пока тот вертел перстень в своих жирных пальцах, Льюберт пережил все муки человека, на глазах которого кто-нибудь оскверняет дорогую для него реликвию. Потом Арно достал из кошелька на поясе несколько выпуклых увеличительных линз и переместился вместе со своей добычей поближе к окну.

— Золото высокой пробы, но довольно тусклое. На внешней стороне кольца царапины. Камень, конечно, крупный, но, по-моему, не очень чистый. Разрешите вынуть его из оправы и взглянуть на свет? — спросил Арно, уже вытаскивая из своего кошелька миниатюрные щипцы.

Стерпеть такое надругательство над перстнем древних королей было немыслимо.

— Не разрешаю! — рявкнул Льюберт. Он был готов отнять у Диведа кольцо и вытолкать ростовщика взашей, махнув рукой на сделку. Как ни странно, выручил его Пастух.

— Царапины, оправа... Бросьте заговаривать нам зубы, мэтр. Вы прекрасно знаете, что Льюберт просит половину настоящей стоимости. Так что никаких торгов не будет. Говорите сразу: вы согласны или нет?

Слегка опешив от подобного напора, ювелир кивнул.

— Согласен, разумеется. Могу оставить вам задаток, а сам вернусь в мастерскую за деньгами.

Пастух даже бровью не повел.

— Исключено. Либо платите полную стоимость сейчас же, либо сделка отменяется.

Арно взглянул на энонийца с изумлением.

— Вы же не думаете, что я ношу при себе такую сумму золотом?..

Крикс отвернулся от Арно, так, что его лицо мог видеть только Льюберт, и выразительно закатил глаза. По-видимому, это должно было означать, что Дивед врет, как сивый мерин. Дарнторн понял, что настала его очередь.

— Ну что ж, раз вы не взяли с собой денег, я найду другого покупателя, — высокомерно сказал он, копируя презрительные интонации Бейнора Дарнторна.

Энониец оказался кругом прав. Как только речь зашла об отмене сделки, ростовщик мгновенно пошел на попятную.

— Возможно, я смогу набрать нужную сумму... Но к чему такая спешка?

— А вот это, мэтр, вас уже определенно не касается, — надменно сказал Льюберт. И тут же почувствовал, что допустил ошибку. Эта отповедь должна была лишь утвердить Диведа в мысли, что тут что-нибудь нечисто. Хотя, конечно, никакой другой ответ тоже не спас бы положение. Когда кто-нибудь продает фамильный перстень, то яснее ясного, что этот человек либо находится на грани разорения, либо решил удариться в бега.

Ювелир, конечно, тут же замахал руками, заверяя покупателя, что он не хотел лезть в чужие тайны, и что он всю свою жизнь следовал правилу "меньше знаешь — крепче спишь". Слушая ростовщика, Льюс окончательно уверился, что Дивед продаст их со всеми потрохами, едва выйдет из гостиницы. Было совершенно непонятно, на что в данном случае надеялся "дан-Энрикс". В конце концов, даже Пастух, при всей своей наивности, не мог всерьез рассчитывать, что человеку с такой рожей можно доверять.

Дивед тем временем выкладывал на стол монеты из своего поясного кошелька и составлял из них ровные столбики по десять.

— Одиннадцать полумесяцев, шесть ауреусов и еще шесть... семь ассов, — сказал Арно Дивед. — Всего, стало быть, пять тысяч. Можете пересчитать.

Крикс небрежно отмахнулся.

— Мы и так все видели.

— Значит, вы довольны?

— Не совсем... Как только вы отсюда выйдете, вы сразу же помчитесь к лорду Аденору — доносить ему о том, что только что купили перстень Дарнторна. И не делайте такое удивленное лицо, меня вы этим не обманете. Вся городская стража знает, что вы служите Ральгерду Аденору и шпионите за всеми, кто ведет с вами дела. И как нам теперь быть, мэтр Арно?..

Ювелир открыл рот, но не сказал ни слова — так и стоял, нелепо шевеля губами. Впрочем, энониец явно и не ждал какого-то ответа.

— Думаю, что самым лучшим будет задержать вас здесь до вечера, — сказал он веско. — И предупреждаю: если вы решите поднять крик, мы вынуждены будем обойтись с вами без всяких церемоний.

— Это что, разбой?.. — прошипел побелевший то ли от испуга, то ли от негодования Арно.

Крикс пожал плечами.

— Ну, так-то уж зачем? Разбоем это было бы, если бы мы просто забрали ваши деньги, а мы оставляем вам кольцо, цена которого по меньшей мере вдвое больше ваших пяти тысяч. Думаю, что вы внакладе не останетесь.

Дивед с бешенством смотрел на Крикса. Судя по его лицу, слова южанина его отнюдь не убедили. Льюса, впрочем, тоже. С его точки зрения, разумнее всего было прикончить Диведа, оставив себе и кольцо, и деньги. Если вспомнить, кем был этот ювелир, такой поступок даже можно было бы считать хорошим делом.

К сожалению, не приходилось сомневаться, что южанин будет против.

Обращаясь к Диведу, Пастух распорядился:

— Cядьте в это кресло и молчите. Я сейчас найду какую-нибудь подходящую веревку. Льюберт, нож все еще у тебя? Если заметишь, что он собирается кричать...

— Можешь не беспокоиться, — кивнул Дарнторн, придвинувшись поближе к ювелиру. К большому удовольствию Дарнторна, глаз Арно заметно дернулся.

— Вы не посмеете! — тихонько взвизгнул он.

— Я — может быть. А вот Дарнторну уже нечего терять, — сказал "дан-Энрикс" почти весело, сдирая балдахин с кровати и разматывая шнур, державший занавеску. — Садитесь, мэтр, ну же!..

Пыхтя от злости, Арно Дивед сел — и через несколько секунд оказался крепко привязанным к своему креслу. Шея и лицо ростовщика побагровели до свекольного оттенка. Льюберту подумалось, что эдак он, пожалуй, задохнется — чтобы перестраховаться, энониец запихал в рот Диведу чуть ли не половину занавески — но никакой жалости к Арно не испытал. Должно быть, Крикс прочел все эти мысли на его лице, поскольку он понимающе усмехнулся углом рта.

— Сказать по правде, я уже давно мечтал сделать с ним что-нибудь подобное, — признался энониец доверительно. И, обернувшись к Диведу, насмешливо добавил — Не расстраивайтесь, мэтр! Мы оплатили эту комнату на сутки, так что, в самом худшем случае, вас найдут завтра утром.

Льюберт незаметно покачал головой. Крикс мог говорить о своих отношениях с сеньором что угодно, но иногда он был точной копией мессера Ирема.

И все же было непонятно, с какой стати Крикс так разошелся. Неужели он решил, что ему уже нечего терять?.. Льюберт с сомнением взглянул на энонийца. На что он рассчитывает и как собирается выкручиваться из той ситуации, в которую ввязался?

— Помоги мне его обыскать, — попросил Крикс, обшаривая карманы ювелира. Льюберт подавил желание протереть глаза. Раньше он не смог бы представить себе Пастуха, занимающегося настолько неблаговидным делом.

— Ты что, действительно намерен его обокрасть?.. — осведомился он, но все же подошел к привязанному пленнику и стал отстегивать от его пояса вместительную кожаную сумку, заменявшую ростовщику кошель.

— Не совсем так... Я хочу убедиться в том, что он не носит с собой какую-нибудь дрянь, которую не стоит оставлять в его руках. Считай, что это война и что мы взяли его в плен.

— Ну-ну...

— Что в сумке?

— Ничего особенного. Несколько динэров, пузырек с чернилами, пара ключей и какая-то мелочь... Думаю, что он действительно отдал нам за кольцо почти все свои деньги, — с сожалением отметил Дарнторн. Еще пара сотен была бы совсем нелишней на пути в Бейн-Арилль — разумеется, при условии, если бы "дан-Энрикс" не уперся рогом и не помешал ему из взять.

— Дай-ка ее сюда.

Крикс отобрал у него сумку ювелира, но, вместо того, чтобы осматривать ее содержимое, взял нож и распорол подкладку, совершенно не заботясь о том, что Дивед за его спиной хрипит от ярости. На пол выпало несколько маленьких мешочков из холста. Льюберт подался вперед, чтобы получше рассмотреть находку, а "дан-Энрикс" сухо рассмеялся.

— Старый фокус!.. Я сто раз видел такое в Алой гавани.

— А что это?

— Неужели не догадываешься?.. Люцер. И, надо думать, первосортный. Разве ты не знал, что Дивед продавал люцер многим аристократам из числа недавних заговорщиков? В том числе Бейнору Дарнторну.

— Неправда, — возмутился Льюберт. — Дядя не дышал люцером. Я бы знал.

— Ну, мало ли... если учесть, как он держался в заключении, лорд Бейнор либо пристрастился к "благовониям" совсем недавно, либо он был очень осторожен. Кое-кто из арестованных скис без своей отравы в первые же дни. Предложи им кто-нибудь несколько унций твисса, они бы без всяких ворлоков выложили все подробности про заговор. Одна беда — в подобном состоянии человек скажет то, что от него хотят услышать, а не то, что есть на самом деле, так что для суда над ними толку от таких признаний — как от гнутой медьки в ярмарочный день. А ворлок жалуется, что допрашивать этих люцерщиков — как фехтовать в песке по горло. Они могут думать только об одном. Ну ладно, это к делу не относится, — перебил себя Крикс. — Я его забираю. Монсеньору будет интересно знать, что Дивед держит эту пакость прямо в своем доме.

Поморщившись от боли в раненом боку, южанин кое-как нагнулся и собрал мешочки с зернами. Дарнторн хотел помочь, но Крикс управился быстрее, чем он успел что-то сделать. Глядя, как южанин распихивает свертки по карманам, Льюберт испытал какую-то неясную тревогу, но потом сказал себе, что волноваться не о чем. Пастух, конечно, никогда не отличался рассудительностью, но пристрастия к люцеру он определенно не питал.

Выпрямившись, южанин деловито сказал:

— Помоги мне развернуть кресло к окну. Так, чтобы от двери было не видно, кто на нем сидит.

Оценив идею Крикса, Льюберт взялся за тяжелое резное кресло. Двигать его пришлось в одиночку, потому что энониец после первых же усилий побелел, как полотно, и прислонился к стенке.

Когда с Диведом было покончено, Льюс, тяжело дыша, обернулся к "дан-Энриксу".

— Что дальше?..

— Полагаю, ничего. Теперь нам остается только ждать, пока на улицах совсем стемнеет. На твоем месте я бы сейчас отдохнул. Когда ты выберешься из Адели, ты не должен будешь останавливаться на ночлег, пока не доберешься до Лейверка.

— Хорошо, я сам давно хотел лечь спать. А ты?

— А мне еще нужно написать пару писем.

Льюберт хмыкнул.

— И кому это ты собираешься писать? Мессеру Ирему?..

Крикс не ответил на насмешку, и Дарнторна окатило холодом при мысли, что он, чего доброго, случайно попал в точку. Написать Ирему о том, что здесь происходило, было бы чистым безумием — но именно поэтому нельзя было быть до конца уверенным, что энониец этого не сделает. Впрочем, сил раздумывать об этом у Дарнторна уже не было. Сказались все события этого дня и почти бессонная ночь накануне. Льюберт рухнул на измятую кровать и почти моментально провалился в сон. Во сне он видел Адельстан и Арно Диведа, обряженного в темно-синий доминантский плащ.

Проснувшись через несколько часов с тяжелой, мутной головой и с ощущением, что он проспал по меньшей мере сутки, Льюс прежде всего увидел Пастуха и стол, накрытый к ужину. В колеблющемся свете нескольких свечей эта картина выглядела мирной, даже по-домашнему уютной — разумеется, если не вспоминать о Диведе. Несколько следующих минут Льюберт рассматривал своего старого противника из-под полуопущенных ресниц и размышлял о том, что, если ему повезет, и он сумеет выбраться из города, он больше никогда не увидит ни Адель, ни Академию, ни дом, в котором жил последние семь лет. Невелика потеря, разумеется, и все же ему на секунду стало грустно. Потом Льюс заметил на сбившейся простыне несколько полустертых полос, в которых при более внимательном осмотре можно было узнать следы крови. Он поморщился. Выходило, что кровотечение у Пастуха не прекратилось даже после перевязки.

Во всем виноват этот болван, который называет себя лекарем, — злобно подумал Льюберт. Наверное, повязка с самого начала была наложена недостаточно плотно, так что при каждом движении терлась о края раны. То-то энониец столько времени ворочался и не мог отыскать удобное положение.

— Проснулся?.. Я уже хотел тебя будить. Пока ты там ворон считаешь, все остынет, — бодро сказал Крикс, уже успевший сесть за стол. Голос южанина отнюдь не походил на голос умирающего.

Дарнторн подавил тяжелый вздох и присоединился к своему врагу.

Садясь за стол, он обнаружил на полу несколько смятых и изорванных листов льняной бумаги. Катышков бумаги и обрывков было много, причем некоторые из них выглядели так, как будто их просто небрежно разорвали надвое и бросили под ноги, зато по виду остальных можно было предположить, что их комкали долго и яростно. Судя по всему, с задуманными письмами у Крикса что-то не заладилось.

Может быть, стоило порадоваться этому. Мало ли что — а главное, кому — мог написать безбашенный Пастух.

Пока они ели, Льюберт не мог избавиться от ощущения, что происходит что-то необычное. Он не сразу понял, что именно кажется ему странным, но потом сообразил. Дело было в "дан-Энриксе". Глаза южанина блестели ярче, чем обычно, говорил он слишком оживленно, а на щеках выступил румянец. Когда с ужином было покончено, Крикс поднялся на ноги так резко, что с грохотом опрокинул стул. Льюберт начал подозревать, что дело тут не только в лихорадочном волнении и выпитом за ужином вине.

Он повнимательнее посмотрел на энонийца и впервые обратил внимание, что светло-карие, с болотной зеленью глаза южанина казались почти черными из-за расширенных зрачков.

— Ты что, люцером надышался, что ли?.. — резко спросил Льюберт, вспомнив о конвертиках с дурманом, который Пастух изъял у Диведа. Дарнторну очень хотелось бы думать, что он ошибается, но признаки употребления люцера были налицо — блестящие глаза, быстрые нервные движения и неестественно приподнятое настроение... Льюс видел это уже много раз — обычно среди посетителей "Вдовы", которые являлись к местным девкам уже под воздействием аварского дурмана.

Энониец ухмыльнулся, словно озадаченное лицо Льюберта было самым забавным, что ему случалось видеть.

— Не надышался, Льюс. Люцер вдыхают, чтобы вызывать приятные видения. А для того, чтобы снять боль и вызвать быстрый прилив сил, зерна необходимо разжевать.

Смотреть на Пастуха, спокойно рассуждавшего о правильном употреблении люцера, было невыносимо.

— Ты же говорил, что отдашь его Ирему! — процедил он. — Как тебе только в голову пришло самому жрать эту отраву?!

— Люцер обезболивает, Льюс, — напомнил энониец, качнувшись с пятки на носок. — Ты не пробовал пройти пешком полгорода после того, как тебя ткнули в бок ножом?..

Льюберт смутился, но все-таки не настолько, чтобы замолчать.

— Оттого, что ты съел эти зерна, твоя рана никуда не делась. Но теперь ты не заметишь, даже если она снова разойдется. Либо ты загонишь себя насмерть, либо пристрастишься к этой дряни и закончишь, как Фессельд.

Южанин отмахнулся.

— Не преувеличивай... Это всего несколько зерен. "Призраки" всегда используют люцер, чтобы стать нечувствительными к боли и не уставать в бою.

— Боль и усталость для того и существуют, чтобы люди знали, когда следует остановиться. А если ты этого не понимаешь, то ты еще больший идиот, чем я считал. Будь у тебя хоть капелька ума, ты бы оставил эти зерна там же, где их взял.

— С каких это пор тебя стало заботить мое состояние? — фыркнул Пастух, и Льюберт не нашелся, что ответить. Энониец, видимо, решил, что спор окончен, и заговорил другим, более деловитым тоном — Ты не сможешь покупать еду до самого Лейверка, так что собери остатки ужина и заверни их в скатерть. Будет, чем перекусить в пути.

Льюс начал собирать еду, по-прежнему кипя от возмущения.