Гарри Поттер или тяжелые будни юного ситха в хогвартсе. (джен)

Учебный год начался без каких-либо происшествий, не считать же за оное наикислейшую рожу директора. Складывалось такое впечатление, что бедолага подавился авоськой лимонов. Но ни кислый вид директора, ни отсутствие декана за преподавательским столом не могли испортить первое сентября. Но вот праздничный пир закончился, и ученики потянулись по своим гостиным. И второкурсники Слизерина, естественно, не стали исключением. Оказавшись в гостиной, дети увидели мерящего оную шагами декана, чем-то разъярённого декана. Стоило Гарри оказаться в его поле зрения, как на него обрушился чёрный вихрь недовольства, а также того, что о нём были лучшего мнения. Непонимающий же причины недовольства второкурсник совершенно искренне хлопал глазами.

— О, Мерлина ради, Поттер, прекратите спектакль, не делайте вид, будто вам неизвестно о том, что произошло!

— Но мне и в самом деле неизвестна причина вашего мной неудовольствия.

— Ещё скажите, что это не вы надоумили мистера Уизли прилететь в школу на отцовской машине.

—Чего?! — совершенно не наигранно вытаращился на декана Гарри. — Простите, профессор, но почему вы решили, что это был я? Я, конечно, допускаю, что у мистера Уизли настолько мало мозгов, что он, как вы выразились, прилетел в Хогвартс на машине, но, уверяю вас, сделал он это без моего участия.

— То есть вы утверждаете, что в его опоздании на поезд вашей вины нет?

— Профессор, я в действительности вынужден признать, что у меня и брата были проблемы с прохождением разделительного барьера, что ведёт на платформу девять и три четверти, но я решительно не понимаю, каким образом мои проблемы могли сподвигнуть кого-либо на описанное вами действие.

— А вот мистер Уизли говорит, что вы помешали ему пройти барьер, вследствие чего он опоздал на поезд, а после посоветовали ему полететь в школу, раз доехать он оказался неспособен.

— Я действительно столкнулся с мистером Уизли на перроне. Но всё было немного не так, ни я, ни брат не смогли пройти барьер. Мы в него банально врезались, как если бы это был не барьер, а самая обычная стена. Произошло это за пятнадцать минут до отправления. Далее мы старались не привлекать внимания и решить возникшее затруднение, но так как мы всего лишь второкурсники, то понять, что именно произошло с барьером мы, естественно, не могли. Приблизительно за пять минут до отхода поезда появилась чета Уизли, и они прошли барьер без каких-либо затруднений. Мы попробовали ещё раз, но результат вновь был отрицательным. Именно в этот момент рядом с нами остановился мистер Уизли. Он начал смеяться и говорить гадости, на что мы посоветовали ему отвалить. К сожалению, он так увлёкся, что сам опоздал на поезд, в чём тут же нас и обвинил. Вот только в чём тут наша вина? Ведь, в отличие от нас, он не имел никаких препятствий и спокойно мог пройти на платформу. Понимая, что поезд уже ушёл, мы направились в ближайшее кафе, дабы спокойно обсудить сложившуюся ситуацию и возможные варианты её решения.

— Я действительно сказал ему отвязаться, — вклинился Энакин, — но лететь куда-либо не предлагал. Моё выражение было довольно грубым, признаю, я сорвался, но кто бы, оказавшись на моем месте, не послал идиота? Мы устроились в кафе, и я попросил Гарри взять нам что-нибудь перекусить. Когда он вернулся с чаем и сэндвичами, мы устроили мозговой штурм, следствием которого стала отправка совы. Мы посчитали, что два двенадцатилетних ребёнка, разгуливающие по Лондону с чемоданами, привлекут куда больше внимания, чем если будут сидеть в привокзальном кафе. Спустя полтора часа наше письмо достигло адресата и за нами аппарировал лорд Нотт. После чего мы провели день у него в гостях, а ко времени прибытия поезда на станцию Хогсмид, лорд Нотт аппарировал нас на платформу. Учитывая всё вышесказанное, я, как и брат, не понимаю, какое отношение мы имеем к выходке мистера Уизли! Если у него нет мозгов, то это его личные проблемы. И кстати, что вообще произошло? Из ваших слов я понял лишь то, что указанный мистер Уизли изволил прибыть в школу по воздуху и что транспортом он выбрал отнюдь не метлу.

— Совершенно верно, мистер Скайуокер, их гриффиндорское величество изволили прибыть в школу на снабжённом чарами левитации автомобиле. По прибытии их гриффиндорское величество изволили протаранить Гремучую иву, чем нанесли последней весьма значительный ущерб. А оказавшись в кабинете директора, заявили, что во всем виноваты вы и ваш брат. Полагаю, вы понимаете, что у меня не было иного выбора, кроме как потребовать с вас ответа?

— Разумеется, профессор, я уверен, что если необходимо, то лорд Нотт подтвердит наше пребывание у него в доме, как и нашу непричастность к тому, что у мистера Уизли не хватило ума поступить сходным с нами образом. Я готов допустить, что вследствие межфакультетских разногласий Гриффиндора и Слизерина он не пожелал коротать время в одном с нами кафе, но на вокзале таких кафе не одно и не два. — С едва заметной улыбкой ответил Энакин, Гарри же своё согласие с братом выразил кивком. Братьям не потребовалось никаких объяснений и так ясно, что сей спектакль декан устроил для отвода глаз, ну, и из банальной мести одному не в меру бородатому директору. Поверить в то, что декан поверил бы в бредни шестого Уизли, было практически нереально, а вот в то, что директор сморозил уже не первую по счёту хрень, было очень даже легко. Декан же ясно сказал, что весь этот бред Уизли нёс в кабинете директора, и кислый вид господина директора, вероятнее всего, является следствием его битвы с их деканом.

Сам же Снейп, едва перешагнув порог общей гостиной Слизерина, победно ухмыльнулся, месть директору вышла на редкость славной. «И о чём только думал этот бородатый пень? Целый час выносить мозг и на ровном месте клепать обвинения в адрес моих учеников?! Да за такое… за такое… в общем, по зачину и почин. Просили поговорить, я поговорил, а то, что при всех в общей гостиной, так вы же не велели, чтоб разговор был приватным». Итогом задуманной мести стал «разнос» в гостиной, хотя разносом подобную беседу язык не повернётся назвать, скорее уж доведение свежих новостей до пытливых слизеринских умов. А в том, что оные умы информацией распорядятся с немалым умением и с не меньшим, чем он, Северус, усердием, декан Слизерина не сомневался. Слизеринцы, они ведь тоже живые и, как и львята, не прочь пошалить, вот только шалят они скрытно, но так, чтоб весь Хогвартс неделю обсуждал. Идущий по коридору Снейп не сомневался, что уже завтра Уизли сам будет не рад тому, что наговорил. Он, Северус, требование директора исполнил и с подопечным поговорил. Мальчик, естественно, всё отрицал и привёл нерушимые аргументы в свою защиту. То, что директор и не подумает побезпокоить лорда Нотта, не вызывало никакого сомнения. Месть же за почти часовой вынос мозга получилась весьма славной.

На следующий день от юного Рональда отсели даже собственные сокурсники. Началось всё с громовещателя, который ославил идиота на весь Большой зал, а затем по замку распространился слух о его подвигах. В общем, уже к обеду мальчик стал парией на собственном факультете, тогда как клятые братья, чтоб им икалось, сидят вон улыбаются. Дамблдор с укоризной смотрел на Снейпа и пенял ему на то, что он де просил поговорить с мальчиками, а не донести произошедшее до всего Хогвартса. Декан же лишь жал плечами и вяло отбивался тем, что поручение выполнено, и что в следующий раз надо более чётко формулировать задачу.

Весь следующий месяц было затишье, дети учились, преподаватели учили. Школьные команды по квиддичу тренировались в поте лица, готовясь к первой игре сезона. Именно вследствие данной подготовки капитаны сборных Гриффиндора и Слизерина выглядели столь по-разному. Маркус Флинт мечтательно улыбался, тогда как Оливер Вуд ходил мрачнее тучи. Первый матч сезона назначили на первую субботу октября. Школьники заполонили трибуны, и комментатор начал представление команд. Первыми на поле вылетели гриффиндорцы, комментатор, разве что не захлёбываясь слюной, расписывал достоинства гриффиндорских охотниц. Затем было представление Слизерина, команда серебро-зелёного факультета претерпела кардинальные изменения. Старая тройка охотников канула в лету. Стоило мистеру Кенту посетить одну единственную тренировку, как состав был кардинально пересмотрен. Так оказалось, что Эдриан Пьюси куда лучше смотрится, когда он в роли ловца. Всего-то и надо, чтоб ему не мешали сосредоточиться. С этой задачей прекрасно справлялись Монтегю и Боул. Услышав, о том, что своё место охотника он должен уступить юному поколению, Флинт поначалу обиделся, но, увидев то, что вытворяет эта троица, сам снялся с игры. Правда, ровно до того момента, как выяснилось, что, по мнению тренера Паддлмир Юнайтед, его место у колец. Позиция была быстро оценена, как и посоветованая всё тем же тренером метла. Вначале совет о замене Нимбуса-2000 на 1700 показалось издёвкой, но стоило попробовать, как стало ясно, что, несмотря на отставание в скорости, рывок у 1700 лучше, и Флинт разом оценил замаячившие перспективы. Ведь это позволяло молниеносно реагировать на атаку, тогда как более скоростные слизеринские охотники всегда успевали к потерянному мячу на пару секунд раньше, чем вооружённые 1700 Нимбусами противники. В итоге новая тройка охотников, сложившаяся из Скайуокера, Нотта и Поттера творила над стадионом, что ей вздумается, и остановить их было невозможно. Порой Флинт задумывался над тем, не имеют ли его новые охотники глаз на затылке?

Дополнительных глаз ни у братьев, ни у юного Нотта, конечно же, не было. А вот связь с Великой силой была, а про Великую в правилах ни слова. Как итог ускоренный курс молодого бойца и вот юный Нотт уже кое на что способен. Изначально имеющий определённые задатки мальчик очень быстро научился синхронизировать свои действия с братьями, и это порождало феноменальный результат. Матч начался всего десять минут назад, а Слизерин отличился двенадцатью голами. Двенадцать голов за десять минут — это каких-то пятьдесят секунд на забитие. И это с учётом вброса мяча и необходимостью показать класс для зрителей. Останавливаться юные слизеринцы не собирались. Пьюси же получил чёткие указания и парил в облаках, ища свою жертву, тогда как тройка второкурсников втаптывала Гриффиндор в грязь. Ни единого нарушения со стороны Слизерина, но ни догнать, ни отобрать мяч гриффиндорцы не могли. Не помогали даже нарушающие от отчаяния все мыслимые и не очень правила близнецы и прикрывающий их комментатор. Последний страдал весьма избирательной слепотой и упорно игнорировал все нарушения Гриффиндора, чем заставлял серебро-зелёную трибуну негодовать, но только до тех пор, как очередной нарушитель не оставался с носом. Братья же банально издевались и начиная с десятой минуты отбирали мяч лишь тогда, когда тот переходил на их половину. И, как бы не хотелось Ли Джордану проорать о нарушении, всё было чисто, и приходилось молчать, ведь иначе можно спалить манипуляции близнецов, а это потянет минимум на штрафной, а то и на пенальти. Правда, замалчивать удавалось далеко не всегда. Новый судья это не страдающая столь же избирательной, что и комментатор, слепотой мадам Хуч. Мистер Кент весьма быстро выявил дебоширов и, дав им почувствовать свою безнаказанность, свалился, словно камень с неба. Три пенальти подряд, пробитые Скайуокером, быстро остудили пыл рыжиков, и те присмирели.

Спустя ещё тридцать минут счёт на табло немилосердно показывал триста сорок ноль. Слизеринцы уже даже не нападали. Лишь реяли на своей половине и призывными жестами предлагали краснознамённым собраться с духом и пойти в атаку. Улюлюканье серебро-зелёной трибуны вторило действиям юных охотников. Именно в этот момент буквально в сантиметре от Гарри пролетел непонятно откуда взявшийся бладжер. Мальчик уклонился буквально в последний момент, а спустя пару секунд находившийся рядом Монтегю вдарил по назойливому мячу с такой силой, что тот улетел на половину противника, но спустя десять секунд всё повторилось. Бладжер возвращался и как приклеенный гонялся за Гарри. Свисток судьи остановил игру, вот только ополоумевший бладжер продолжал носиться за юным охотником. Игра в догонялки продолжалась уже около минуты, а бладжер становился всё злее. Безпомощный что-либо сделать судья более, чем остановить матч, не мог и теперь пытался придумать, что делать. Можно, конечно, приказать идти на посадку, но кто поклянётся, что в этом случае явно зачарованный мяч отстанет от мальчика? На метле у него хотя бы скорость есть. В отличие от судьи, Энакин безпомощен не был, ему хватило каких-то пары десятков секунд, чтобы выяснить источник столь немилосердного по отношению к брату намерения. Источник прятался под гриффиндорской трибуной и до крайности напоминал явившегося к ним этим летом ушастого оборванца. «Это ты зря, не стоило тебе этого делать», — зло оскалившись, подумал Энакин и, оторвав от древка метлы руку, стиснул её в кулак. Медленно так, даже почти ласково. Где-то под гриффиндорской трибуной в смертельной агонии забился домовой эльф, забился и затих навсегда, распахнув свои изумлённые глаза. Магическое существо так и не поняло, что именно его убило. Со смертью автора проклятье спало и бладжер, предприняв ещё одну попытку и вновь промахнувшись, уже не вернулся обратно.

Ещё пять минут над упавшим на землю мячом колдовал судья, а затем вынес вердикт, что к мячу применили эльфийскую магию и что ему ну очень интересно, кто это тут такой умный. Спустившийся на поле директор изображал кипучую деятельность, итогом которой стал пшик, да возобновившийся матч. А по прошествии ещё десяти минут Пьюси увидел заветный золотой мячик, тридцать секунд безумно-красочной гонки и крылатый мяч, зажатый в левой руке, воздет к небесам. Гриффиндорский ловец с досадой шандорахнул собственной метлой о трибуны. Итог был весьма прогнозируемым — перелом древка. Ну не рассчитывали создатели Нимбуса на столь варварское обращение, а вот гриффиндорский ловец не рассчитывал на штраф за порчу школьного имущества. На его беду, на трибуне преподавателей сидел прибывший на первую в жизни сына игру лорд Нотт. Мужчина решил таким образом поддержать наследника, а заодно насладиться игрой. Благо осведомлённый о тренировочном процессе декан уведомил всех заинтересованных о том, что шоу будет первоклассным. И вот теперь, видя столь пренебрежительное отношение к имуществу школы, член попечительского совета поднялся со скамьи и, отобрав у комментатора микрофон, объявил:

— Мистер Кут, если вы не в состоянии бережно относиться к школьному имуществу, то я, как член попечительского совета, вынужден наложить на вас взыскание. Факультет Гриффиндор теряет двести баллов, что до вас, то на вас будет наложен штраф в размере рыночной стоимости испорченной вами метлы, также вы дисквалифицированы из факультетской сборной. Надеюсь, что подобное станет уроком для всех студентов, — произнёс усиленный магией голос лорда Нотта. На трибунах воцарилась мёртвая тишина, а едва успевший приземлиться Теодор ойкнул, мальчик никак не ожидал, что на матче будет отец, и теперь не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны, показал хорошую игру, а с другой… в общем, у страха глаза велики, и Теодор отчаянно замотал головой, прогоняя навязчивое видение, как отец говорит, что квиддич — это недостойное занятие, и что он немедленно должен покинуть команду.

Естественно, что все страхи были безпочвенны и быстро были вытеснены из головы, стоило только оказаться в кругу выбежавших на поле слизеринцев. Кто-то крикнул качать их, и, внезапно, Теодор осознал, что он летит и летит без метлы. Так продолжалось секунд тридцать. Легковесные второкурсники взмывали вверх и без затруднений подлетали приблизительно на метр, а то и на полтора. А когда удалось выбраться из объятия не в меру радостного факультета, Теодор оказался стиснут в объятьях отца. В этот момент все страхи окончательно растворились, ну не обнимают так, если недовольны.

— Я горжусь тобой, сын, — раздалось откуда-то сверху, и мальчишка зарылся в отцовскую мантию, большего ему было не надо. А затем был всеслизеринский пир. Можно сколько угодно говорить, что победы были и раньше, что кубок стоит у декана на полке, но так красиво не было ещё никогда. И даже их вечно мрачный декан официально разрешил пирушку, правда, настрого запретив спиртное, о чём и предупредил старост.