Wish You Were Here (джен)

В Ранавире творилось что-то странное, и Ильсор не мог найти этому логического объяснения.

Вчера вечером Ирлен примчался с совершенно круглыми глазами и сообщил, что господин комэск, во-первых, решил отказаться от гипноза, положившись на благоразумие техника, а во-вторых, вычислил, что Ильсор не под гипнозом, но ничего по этому поводу не предпринял.

Полковник Лон-Гор, если верить химикам, заставил кого-то из лётчиков изображать перекатной столик, когда обходил больных. Обычно, если столика не было, он таскал поднос с лекарствами сам, а тут вдруг свалил отсутствие инвентаря на Гелли и устроил одному менвиту «десятиминутку из жизни арзака, которому повезло». Причём этот менвит, по словам техников, второй день ходил пришибленный и о чём-то размышлял.

Риэм на привычном ночном собрании, непрерывно черкая что-то в блокноте, рассказал о вылазке в лес и странных выходках Лио-Лай и Лон-Гора. Накормить арзака обедом, помыть под его руководством полы, отдать ему свой платок, когда он тебе нужен, — госпожа зоолог вела себя ну вот совсем не по-менвитски.

На этом фоне наличие полукровок в экспедиции не выглядело особенно выдающимся.

Все эти события ломали привычный мир и давно устоявшиеся планы.

Узнав, что господин Баан-Ну возглавит экспедицию на Беллиору, Ильсор — а он, как создатель «Диавоны», непременно отправлялся с хозяином — задумал освободить хотя бы тех арзаков, кто войдёт в экипаж. Проверив таким образом, возможно ли освобождение в принципе, он замышлял провернуть тот же план уже в масштабах Рамерии.

Одному сделать даже первый шаг было бы не под силу, но во время подготовки к полёту Ильсор встретил таких же невосприимчивых к гипнозу, каким был он сам. Их звали Дириэ, Ланат, Сион и Гелли. Они никогда не говорили о прошлом — у них его больше не было. О будущем же пятеро беседовали лишь под покровом ночи и только там, где никто не мог бы их услышать.

Они разработали множество планов, но каждый из них разбивался о какие-то препятствия. По всему выходило, что свобода арзаков невозможна.

Однако перед самым побегом Тинор, тоже присоединившийся к заговорщикам, поведал: они сумели прочитать ещё один разворот книги, рассказавшей про Гудвина.

На новом развороте были изображены живые люди, лежащие под богатыми покрывалами в древней усыпальнице. Надпись гласила:

«Вода течёт в подземье

В теченье многих лет.

Кто выпил — тот потерян.

И памяти им нет.

Нет яви и нет воли,

Нет скорби, нет обид.

Испивший эту воду

В подземье тихо спит».

Ниже были приписаны какие-то расчёты из дат, массы и капель воды.

Предположительно, с её помощью можно было незаметно усыпить человека. Было бы неплохо её найти — как минимум для исследования.

Ланат, оказавшийся во время чтения в библиотеке и сумевший заглянуть в книгу, полагал, что это будет несложно. Он заметил на рисунке знак в виде песочных часов, а буквально вчера вечером Сион увидел его возле неприметной пещеры в ближайших скалах.

Ночью геолог сходил туда и обнаружил длинный, явно рукотворный коридор, оканчивающийся пещерой с каменным бассейном, в который из трещины в стене стекала голубоватая, чуть светящаяся вода.

Гелли попросила, если появится возможность, принести ей немного.

Начинал вырисовываться рабочий план, в котором пока не имелось изъянов: усыпить менвитов и… Здесь варианты разнились: от радикального «перерезать всех во сне» от Ланата до банального «оставить на Беллиоре» от Сиона или миролюбивого «будить по одному и пробовать договориться» от Ильсора.

Однако проблема всё же появилась. Как минимум один менвит — Вей-Кан — в план не вписывался по определению. Потом Дириэ попросил за штурмана — вполне обоснованно, между прочим: штурман был нужен, чтобы вернуться. А только что, за обедом, Риэм шепнул: Лио-Лай отказалась от гипноза. Разрыдалась, едва его не придушив, и пообещала, что больше не будет.

Вот и как поступить?

Думали неподгипнозные вместе, но решение всегда оставалось за Ильсором, как за самым осведомлённым из них. Сам он не признавался арзакам, что в бумагах генерала, к которым его слуга имел доступ, не было ничего полезного не только для них, но и для экспедиции в целом. Одна эпопея, не имевшая отношения к реальности. Тьфу!

Всеми делами генерала, кроме разве что совещаний, занимался Ильсор. Иногда закрадывалась мысль, что экспедицией командует именно он, а не Баан-Ну.

Интересно, внезапно догадливого полковника Мон-Со это не раздражало? И ведь не спросишь — теперь ему вообще на глаза попадаться страшно!

* * *

В столовой стоял обычный обеденный шум. Погромыхивали тарелки, скрипели по плиточному полу стулья, гудели голоса.

Офицеры сидели за столом у окна. Майоры обсуждали, не провести ли им пару футбольных матчей для скучающих подчинённых, у которых из развлечений были только покрикивания на шахтёров да изучение окрестностей в карауле. Лон-Гор недовольно ел суп — грибной, который он возненавидел с первого приготовления. Кау-Рук читал какую-то книжицу в синей обложке. Ничего интересного.

Мон-Со отвернулся от них и обвёл взглядом остальных. Менвиты разбились на привычные группки приятелей. Пехотинцы довольно оживлённо беседовали. Лётчики одновременно с едой играли в небесный бой на компот. За столом учёных царила тишина: Ир-Лат уткнулся в планшет, прочие витали в мыслях.

Отдельно ото всех, у самого дальнего окна и почти на входе в кухню, устроились Лио-Лай, Тин-Мор, Сор-Ан и Эн-Рал. Интендант всегда сидела там, а вот остальные трое вряд ли заметили, куда их принесли мысли. У Лио-Лай веки были подозрительно красными, Сор-Ан просматривал какие-то снимки на планшете, а у Тин-Мора всё ещё не открывались глаза — Элар-Шен специально целился, что ли? Паршивец!

Двустворчатые двери столовой резко распахнулись, и на пороге появился то ли Рен-Сай, то ли Рин-Сай — он был в одной рубашке, а без курток с номерными нашивками Мон-Со этих двоих не различал. Приказать нашить номера и на рубашки? Ну да, и приравнять к арзакам — это ведь они обязаны такие носить.

Лётчик промаршировал в середину столовой, прокашлялся и объявил:

— Уважаемые присутствующие! Перед обедом я вошёл в свою комнату и обнаружил на полу бумажный самолётик, который кто-то забросил в окно. На листе — лирические стихи, обращённые к одной из присутствующих дам. — Он поднял над головой оранжевый лист бумаги, который до этого сжимал в руке. — С вашего позволения, я зачитаю послание, чтобы либо адресат, либо автор забрали его себе.

Все затаили дыхание. Когда прозвучало последнее «И-9-9 — подбит», лётчик продекламировал:

«Я вас прекрасней не встречал

Среди знакомых мне красавиц.

Ваш облик в зелени сиял,

Вы будто продолжали танец,

В тени начавшийся лесной,

Средь расцветающих деревьев.

Вы — фея, яркою весной

Шагнувшая с картины древней.

Увы, мне не дано любить,

Но вами втайне восхищаясь,

Я буду в памяти хранить

Ваш облик, неизменно дальний.

Клянусь, что не смогу забыть

Дней, ставших вашим мне подарком.

И пусть мне не дано любить,

Я ваш навеки без остатка».

Кау-Рук изобразил аплодисменты и сказал:

— Не представляю, кто автор, но стихи хороши. Даже жаль, что автор этажом ошибся, и романтического сюрприза не вышло.

Мон-Со вспомнил расположение окон. Учёные и интендант жили над лётчиками. А это сильно — закинуть бумажный самолётик на высоту третьего этажа! Причём целились-то на четвёртый!

— Но вообще-то, надо мной живёте вы, Лио-Лай, — хмыкнул лётчик. — Комната интенданта — в другом конце коридора.

— И откуда он это знает? — еле слышно фыркнул Кау-Рук. — Бардак!

Штурман был совершенно прав. Бардак. И Мон-Со его неявно возглавлял. Надо было что-то делать. Разрушение идеологии, полукровки, дурацкая эпопея с желаниями, Ильсор, которого комэск почему-то не сдал…

После обеда Мон-Со изложил все свои мысли Кау-Руку. Тот долго смотрел на него, вертя в пальцах кулон, и, когда комэску показалось, что штурман вот-вот скажет что-нибудь полезное, поинтересовался:

— Почему за советами ты приходишь ко мне? Есть же ещё Лон-Гор, и сегодняшняя проблема больше по его части.

— Ты нестандартно мыслишь. В другое время я бы послал тебя в пустыню с твоим сумасбродством, но не сейчас.

— Честно говоря, не знаю, что тебе посоветовать, — вздохнул Кау-Рук, подняв кулон на уровень глаз и покачивая его, как фокусник — часы. — Самолёт идёт по взлётке, но с обоими двигателями проблемы. Пилот занят фальсификацией бортового журнала.

— Значит, нужен новый, — кивнул Мон-Со. Авиационные аллегории были родными и понятными. — И двигатели починить.

— Или поставить новые? — ухмыльнулся штурман, сжав кулон в кулаке.

Мон-Со понял, куда он клонит, и ему стало не по себе. Пожалуй, всё же придётся посоветоваться с Лон-Гором.

Врач терпеливо выслушал Мон-Со и поделился своими наблюдениями. Как оказалось, бардак зашёл дальше, чем полагал комэск: Лио-Лай мыла полы на ночной кухне, лейтенант Сор-Ан умозрительно изучал полукровок и интересовался здоровьем избитого техника, сам Лон-Гор кормил зоологов ужином, а Кау-Рук привычно занимался подрывом общественных устоев.

Последнее не было хоть сколько-то необычным. Странным, пожалуй, можно было назвать лишь способ. Штурман показывал Лио-Лай и Сор-Ану арзакский ежедневник, найденный лингвистами. Поэтому-то они и были со вчерашнего утра такими отстранёнными.

— Про двигатели… — произнёс Лон-Гор, блеснув очками. — Ты уже однажды придумал такой сценарий.

— Написать сценарий и воплотить в жизнь — разные вещи, — возразил Мон-Со. — Да и зачем разрушать работающую систему?

— Симбиоз лучше паразитизма.

Почему-то никто не хотел говорить прямо. Когда речь заходила о чём-то крамольном, слова «арзаки», «менвиты», «гипноз», «рабство» тут же исчезали из обихода. Употреблялись совершенно очевидные иносказания.

— Ты не думаешь, что всё кончится войной?

— Такая ситуация неизбежна в любом случае. Риск будет ниже, если инициатива будет исходить от нас, — предположил Лон-Гор. — Кау-Рук, мне кажется, знает больше.

Мон-Со надоело бегать от одного к другому — это было абсолютно иррационально. Он решил просто собрать их вместе после ужина, чтобы прямо обсудить сложившуюся ситуацию, разложить всё по полочкам и понять, наконец, чего ему надо для успокоения.

За ужином, на удивление, присутствовал даже генерал. Ему освободили место во главе офицерского стола, и он воздвигся на стул, распушив бороду.

— Сегодня великий день, — непонятно с чего постановил Баан-Ну.

В разгар ужина, когда беседы велись уже не о сделанном сегодня, а о запланированном на завтра, двери вновь резко распахнулись.

— И-9-10 — убит, — донеслось от лётчиков.

В полной тишине на пол грохнулись пара вилок и кружка с чаем. Менвиты, ещё не понимая, что происходит, волной разворачивались в сторону входа, а затем начинали стремительно вскакивать и вскидывать руки в воинском приветствии.

Офицеры тоже встали и выстроились в проходе позади генерала. Кау-Рук торопливо спрятал кулон под рубашку. Лон-Гор еле сдерживался от того, чтобы протереть очки.

В дверях, в окружении почётного караула из часовых, стоял Гван-Ло.

Он был будто срисован с собственного портрета: высокий мужчина с тяжёлым квадратным лицом и мрачными серыми глазами, одетый в светло-синий парадный костюм военного кроя и переливающийся на свету фиолетовый плащ.

— Господин правитель, мы рады приветствовать вас в Ранавире, оплоте Рамерии на Беллиоре! — торжественно произнёс Баан-Ну.

— Горр-ау! — единым хором отозвались менвиты. — Горр-ау! Горр-ау!

— Приветствую вас, избранники! — ответил им Гван-Ло. — С этого дня не только Ранавир, но и вся Беллиора объявляется собственностью Рамерии. Беллиорские условия идеальны для нашей жизни. С завтрашнего дня мы от изучения перейдём к экспансии.

Бардака больше не будет, понял Мон-Со, будет война с беллиорцами.