Райтобрь 2024 (джен)

Каждый раз, когда они захватывали новый корабль, Тич первым делом интересовался книгами, которые есть на борту. Это уже было настолько само собой разумеющимся, что никто из команды — кроме совсем уж новичков, которых забыли предупредить, но такое случалось редко — даже не пытался сам исследовать эту часть добычи. Все книги, что стояли на полках в капитанских каютах и хранились в рундуках офицеров, Тич осматривал самолично. Пробегал пальцем по корешкам, жадно листал страницы, водил ногтем по строкам. Иногда его взгляд триумфально вспыхивал. Он уносил книгу к себе, и в такие дни был особенно довольным и щедрым с командой. Оставшиеся книги он сбывал скупщикам краденого или обменивал на ром и продукты в Нассау или на Тортуге, на борту не оставлял ничего — капитан Тич был против того, чтобы его люди забивали себе голову всякой ерундой.

— Понять не могу, зачем они тебе? — недоуменно морщил лоб Чарльз Вейн. В команду он попал, потому что приглянулся Тичу — поди пойми, чем. Кроме крепких мускулов и тучи вшей похвастаться Вейн ничем особо не мог: в навигации не разбирался, плавал до этого только на каноэ и рыбацких лодках. Топором, правда, неплохо махал, но плотницкого дела толком не знал — лесорубом он был. Тич обычно требовал от новеньких в команде каких-то умений, опыта в морском деле, а тут взял просто так и сразу же приблизил к себе. Команде это было не по нраву, но терпели — уж больно кулак у Вейна был тяжел.

Вейн, тот был благодарен, конечно, но кое-какие вещи его, так-то совсем не стеснительного, смущали. Не только внезапная благосклонность Тича — Вейн, конечно, не жаловался, просто непривычно и странно это было — но и некоторые его привычки. Книги эти: одни тяжелые, с разукрашенными корешками (когда Тич листал их, можно было разглядеть картинки), другие потертые, с заломленными и порванными страницами, с пятнами чернил и грязи. Вейн, пока не попал к Тичу, еле-еле знал буквы , только свое имя и мог написать, а теперь капитан принялся учить его грамоте, да так, что пот градом шел. Оно, конечно, понятно, вести судовой журнал — нужно грамоту знать, но к чему это пиратам? Они птицы вольные, куда хотят, туда и плывут, не отчитываются ни перед кем. Но Тич был неумолим, и Вейн, тяжко вздыхая, обмакивал перо в чернила и выводил буквы на дешевой бумаге, специально купленной для такого дела в большом количестве.

Книги и грамота — черт бы с ними. Были вещи хуже. Вейн, может, и был, когда попал к Тичу, считай, неграмотным, но кое-что о жизни знал. Видел всякое. Там, в джунглях, когда они рубили лес, Альбинус иной раз уходил в чащу и говорил... с кем-то. На незнакомом языке. Или языках? Вейн разобрать не мог. Но когда ему отвечали... Вейн был не трус, но от того голоса у него мурашки бежали по коже. Не человек это был, вот те крест. И Тич иной раз запирался в своей каюте и тоже с кем-то говорил. На незнакомом языке. Вейн не понимал, о чем, но глубокое звучание было на диво знакомым. Ночь. Джунгли. Альбинус. Страх, волной захлестывающий его, двенадцатилетнего парнишку, рискнувшего проследить за главным в лагере. Тич с его густой темной бородой до напоминал Альбинуса иной раз. И голос, который отвечал Тичу. Он был тихим — на корабле особо не пошумишь — но по-знакомому глубоким и говорил похожие слова. У Вейна, уже взрослого парня, мурашки бежали по коже, когда он их слышал.

«Капитана не беспокоить», — говорили люди из команды в такие дни и переглядывались. И старались Тича лишний раз не поминать.

Вейн был благодарен. И потому спросил Тича об этих голосах всего один раз. Страшно было до чертиков, но он набрался храбрости и спросил.

— Придет время, и я познакомлю тебя с ним.

— С кем?

— С хозяином, — Тич осклабился и ласково, и в то же время как-то угрожающе потрепал его по щеке.

Знакомиться с каким-то там хозяином Вейн совсем не хотел. Но, судя по тому, что он видел украдкой там, в джунглях, когда был помощником в лагере лесорубов Альбинуса, выбора у него особо не было. Или пока не было.

Он кивнул.

— Хорошо.

Любая благодарность однажды может закончиться.