Дружелюбный некромант (джен)

Снаружи пели птицы, из кухни Могучего Мяута доносился звук шипящей еды, а запах кофе Джун за три шага обжигал обонятельные рецепторы Дии. Он ​​с опаской посмотрел на свой парящий термос, гадая, должен ли он, как хороший друг, ради её же блага попытаться отлучить её от этого токсичного напитка. Затем Банетт метнул взгляд на мешки под глазами и на решительный взгляд на её лице, который говорил, что она уже убила сон и с радостью выроет вторую могилу.

Может быть, другой, более смелый друг попытается заставить её отказаться от кофе.

Джун заметила, что Дия смотрит на неё, и встретилась с ним взглядом. Она протянула термос и предложила: «Хочешь?»

Банетт защитно натянул свой оранжевый шарф, украшенный Горгайстами⁽¹⁾, под глаза и покачал головой. В его чашке горячего шоколада было более чем достаточно кофеина для него и Свартис.

Тренер насекомых пожала плечами. «Как хочешь», — сказала она и подняла термос к плечу, чтобы Игорь мог отпить из него.

Сидя рядом с ней в кабинке, Башак поднял бровь с терпеливым выражением лица: «Достаточно кофеина?»

— Ммм. Пока сойдет. Но обо мне не беспокойся, я переживу день. Иногда я работаю в ночные смены с ночным покемоном, помнишь? Это не первый раз, когда мне приходится восстанавливать свой режим сна после прекращения ночного графика.

Башак промычал что-то в знак согласия и улыбнулся: «Рад, что ты закончила охоту на Спинарака», — он сунул в рот горсть ягод, в полной мере воспользовавшись фруктовым отделом буфета.

Дия вмешался: “Сколько Спинараков ты поймала?”

Тренер насекомых подняла указательный палец, и сделала несколько долгих глотков кофе. Закончив, она достала свой покедекс и начала его просматривать: «Одну секунду, дай-ка я проверю… ага, вот и всё. Не считая того, которого ты мне продал, я поймала тридцать восемь Спинараков за последние несколько ночей».

Дия подавился лапшой, которую пытался съесть. Его миска дернулась, и жидкость расплескалась по всему столу. Свартис, парящая рядом, побледнела и стала полупрозрачной, пока не превратилась в не более чем искажение в воздухе. Дия провёл следующую минуту, отчаянно пытаясь подавить кашель, не открывая рта, и успокаивая Свартис, в то время как Башак терпеливо вытирал пролитое салфетками. Когда он, наконец, снова был в состоянии функционировать, он набрал: “38?! 3 и 8?!”

Самодовольная ухмылка, которую он получил в ответ, выглядела очень естественно на лице Джун: «Ага. Честно говоря, мне, наверное, стоило заплатить тебе ещё больше. Знание этой маленькой детали о том, что местные Спинараки достаточно голодны, чтобы подходить к людям за едой, было чрезвычайно полезным».

Дия получил от Свартис внезапный мысленный всплеск о том, что это за еда, за которой Спинарак готов подойти к Дие, и его желудок скрутило: “Допустим, но как?! Зачем?! Тебе разрешено ловить так много?”

— Ммм, минуточку, дай мне поесть, — сегодня на обед в Могучем Мяуте были какие-то жареные насекомые длиной с её большой палец, и Джун с удовольствием уплетала из миски с ними. Время от времени она предлагала одно Игорю, который поглощал их с явным удовольствием. Съев несколько кусков, она продолжила: — Здесь ловля Спинараков — это не то же самое, что ловля Свайнабов, лицензия на ловлю не нужна. Популяция Свайнабов здесь довольно нестабильна, — она искоса взглянула на Башака, ожидая подтверждения.

Он кивнул.

— ... поэтому они позволяют, чтобы их слишком много ловили. Но со Спинараками всё наоборот. Видимо, какая-то экологическая катастрофа шестьдесят лет назад уничтожила основного хищника, который ими питался, так что их стало слишком много. Это не такая уж большая проблема, они территориальные ловчие хищники, поэтому, даже когда их становится слишком много, они не слишком сильно опустошают местную живность. Они просто будут сражаться и морить себя голодом, чтобы уменьшить популяцию до более разумной. Но это всё равно отстой, понимаешь? И поскольку они меньше своих материковых собратьев, не так много приезжих тренеров хотят их ловить. Так что, если вы захотите поймать, скажем, тридцать восемь Спинараков, никто вас не побеспокоит, — Джун криво усмехнулась. — На самом деле, после десятого я получила письмо от городского совета, в котором говорилось, как сильно они оценили это».

Свартис всё ещё чувствовала себя неуютно при мысли о том, что Джун заманивает Спинараков беспомощными Сномами, и подтолкнула Дию спросить у Джун, так ли она поступила: “Ладно, но опять же, как?”

— Я просто одолжила несколько приманок для хищников в покецентре, знаешь, такие, которые трясутся, шумят и пахнут добычей? Затем я прикрепляла их к любой липкой паутине, которую находила, и ждала, пока Спинараки наберутся достаточно смелости, чтобы подойти ко мне.

Ох. К Свартис вернулся цвет, а с плеч Дии словно сняли гору, о существовании которой он даже не подозревал. Он должен был догадаться, что Джун не станет так бесцеремонно использовать живых Сномов в качестве приманки: “И это принесло тебе 38 Спинараков?”

— Это, на самом деле, не так уж и сложно, когда система отлажена. После первых нескольких это едва ли было битвой. Игорь использует хитрый взгляд, чтобы отвлечь его, а затем Вурми бьёт его сбоку ядовитым жалом. Спинараки довольно предсказуемы, и у них серьёзное туннельное зрение в бою, так что это срабатывает почти всегда.

Хм. Дия отхлебнул немного лапши — осторожно, не оставляя места для выхода воздуха изо рта — и задумался: “Думаю, я это понимаю. Но зачем так много?”

— Они отправятся в шелкоткацкую мастерскую моей семьи. Я оставлю парочку себе, тех, которые, как мне кажется, способны эволюционировать в Ариадоса, если будут получать стабильное питание в течение недели или двух... — Джун взглянула на Свартис. — Ах, не волнуйся, малышка, я не буду кормить их Сномами. У моей семьи есть рецепт шариков из грибного фарша, которые они съедят, если вымочить их в костном бульоне. Это намного дешевле, чем добывать им мясо или живую добычу, и если правильно смешать, то это на самом деле делает их шёлк прочнее.

Башак наконец заговорил, с легким недоумением на лице: «А у твоей семьи есть место для такого количества новых ткачей?»

И Джун... поморщилась? Дия ощутил внезапный прилив сожалений и невольно уловил вспышку воспоминаний.

... снежные вихри, завывающие вокруг заплаканного лица юного Башака, который яростно вытирает глаза, одновременно крича ей, что...

Банетт едва не пропустил то, что она сказала дальше, моргая, отгоняя навязчивый опыт. «Ну, — сказала Джун своему другу, — некоторые из них также пойдут в мастерскую моей троюродной сестры. Но шесть из них станут частью нашей десятины богам бури в этом году».

Башак поморщился, но понимающе кивнул, отправляя в рот ягоду розели.

— И… — её сожаление возросло. Дия обеспокоенно наблюдал за Джун, которая явно набиралась смелости продолжить: — Ну, эти Спинараки связаны с холодом и своего рода уникальные, их нелегко найти где-либо еще. Так что, — она сглотнула и затем быстро закончила предложение, — мои родители думали о том, чтобы попытаться эволюционировать как можно больше Спинараков, а затем подарить Ариадосов Артикуно для благословения.

Когда она торопливо закончила предложение, лицо Башака вытянулось. Он пошевелил челюстью, а затем выпалил: «Ах», — от него исходило отвращение, испачкавшее язык Дии.

Дия не был уверен, какой реакции он ожидал от Башака. Он ожидал чего-то, но не… этого. Он не ожидал стыда, накатывающего изнутри на Джун, или горечи в Башаке, которая всё росла и росла, и росла до предела.

Что-то в его горле застряло, и воспоминания о яростных драках и сотрясающих стены криках охватили его тело. Одно воспоминание особенно скрутило внутренности Дии, пойманное с двух точек зрения, о мальчике, который прятался на крыльце, чтобы избежать последней ссоры своих родителей. Во внезапной вспышке паники Банетт потянулся и схватил за руку каждого из них. Он судорожно сглотнул, когда они посмотрели на него, затем резко отпустил руку Джун, чтобы напечатать...

Он не знала, что напечатать.

Стыд в Джун и горькое отвращение в Башаке, однако, утихли, сменившись привкусом общего беспокойства. Они обменялись взглядами, затем снова посмотрели на Дию, беспокойно нахмурив брови. Башак положил свободную руку на руку Дии и спросил: «Ты в порядке, Дия?»

Дия судорожно кивнул. Так и есть. Так и есть. Ладно. Конечно, всё в порядке. Ему просто нужно, чтобы они не ссорились. Друзья не должны ссориться.

Ему нужно, чтобы они сменили тему.

Он всё ещё не знал, что напечатать.

Джун наморщила лоб и спросила: «Серьезно, Дия, ты в порядке? У тебя какой-то пепельный оттенок на щеках».

Он сглотнул:“Не ссориться?”

Это вызвало недоуменный взгляд Джун, но понимающий взгляд Башака, который нежно сжал руку Дии. «Мы не ссоримся, — сказал он. — Это…» — он повернулся к Джун и толкнул её плечом.

Тренер насекомых выпрямилась и профессионально прочистила горло: «Это спорный вопрос между нами, которым мы оба недовольны, но который вызывает наше недовольство скорее друг из-за друга, чем друг другом. И поскольку мы не сильно недовольны друг другом из-за этого, это не важнее нашей дружбы. Мы не спорим об этом...»

Башак кашлянул.

— ... ну, мы не позволяем спорам об этом разгораться.

Сердце Дии всё ещё колотилось со скоростью два удара в секунду, и он всё ещё не знал, что печатать.

— Поможет ли, если я объясню, в чем проблема? — спросила Джун. Она одарила Дию долгим и пытливым взглядом, затем повернулась к Башаку и спросила: — Ты не против, если я объясню это? Я знаю твоё… мнение о богах бури.

Башак покачал головой. Легкая улыбка играла на его губах, когда он ответил: «Я доверяю тебе. Ты объяснишь правильно».

Джун улыбнулась в ответ: «Хорошо. Ладно, Дия, ты когда-нибудь слышал о богах бури?»

Он не слышал. Банетт покачал головой.

— Ладно. Боги бури — это трио легендарных покемонов-птиц, которые живут на островах, откуда мы родом. Артикуно, Запдос и Молтрес. И… — она глубоко вздохнула. — Ты читал, как в твоих школьных учебниках говорится о том, что люди раньше считали легендарных покемонов богами из-за того, какой силой обладают некоторые из легендарных?

Дия кивнул. Его сердце всё ещё билось быстро, но замедлялось, поскольку он позволял себе втянуться в ритм истории Джун.

— Хорошо. Ну, боги бурь, вероятно, одни из тех легендарных существ, о которых думал ваш автор учебника, когда писал это. Но автор учебника ошибался. Потому что они и есть боги. Это… Я знаю, это трудно понять, когда ты никогда не видел их вблизи. Но ничто не может обладать такой силой и не зваться богом. Просто… Я не знаю, что может обладать большей силой, чем они. Если мне скажут, что они не боги, это ничего не будет для меня значить, потому что я тогда не знаю, кто может быть богом.

Банетт нервно сглотнул. Он перевёл взгляд с Джун на Башака, а затем снова сглотнул, когда Башак кивнул в знак согласия.

— У них есть эта аура присутствия, которая… — Джун с трудом находила слова. — Учёные, которые изучали это, говорят, что это не что-то психическое, не призрачное, не тёмное и не волшебное. Это всё это вместе, но… больше. Например, если правильно смешать углерод и водород, то не получится, например, куча угольной пыли в очень огнеопасном облаке или что-то в этом роде. Получится дерево. И я не знаю, как это описать, если ты этого не испытал. Но если ты посмотришь на одного из них, даже просто краем глаза, он посмотрит на тебя, и он увидит тебя, и ты увидишь всё это, и это настолько больше тебя, что словами этого не описать.

Джун запнулась, подыскивая нужные слова, и Башак подхватил за ней. Он сжал ее руку и сказал: «Все, кто их видит, падают на колени».

— Да, и это только от их присутствия. Когда они летят... — она покачала головой. — Всё под Артикуно умирает. Покемоны, люди, деревья, трава, всё. Ледяные покемоны умирают. Становится так холодно, что электроника перестает работать. Когда он летит над океаном, вода замерзает на глубину трёх метров. Это... — она замолчала.

Башак прочистил горло и тихо заговорил. Хотя сидя он был на голову выше Джун, он казался совсем маленьким и незначительным: «Я несколько раз видел, как летал Запдос. Молнии никогда не прекращаются. Даже когда ты укрываешься внутри помещения, это как стробоскоп. Нет раскатов грома, только бесконечный рёв, который громче всего на свете».

Дия был так увлечён их историей, что ему пришлось вспомнить, как дышать: “И Молтрес?”

Они оба вздрогнули. «Он приносит ураганы», — просто сказала Джун.

— Как вы их переживаете?

В Джун снова мелькнул тот стыд, а в Башаке эта горечь, но оба они быстро подавили их. Доминирующей эмоцией, которую Дия чувствовал в них обоих, было простое, как будто само собой разумеющееся, смирение.

— Вот для чего нужна десятина, — сказала Джун. — С богами бурь можно мысленно общаться, если у тебя железная воля и ты готов рискнуть тем, что твой разум превратится в щепки. Наши предки договаривались с ними, чтобы мы могли жить на островах, не будучи убитыми. Мы приносим им добычу, подстилку для их гнезд, безделушки, всё, что они захотят, на самом деле. А взамен они не создают погоду, которая уничтожила бы наш урожай или не пролетают над нашими поселениями.

— В основном, — уточнил Башак.

Джун поморщилась: «Да. В основном. Хотя они уже давно этого не делали. В целом они довольно хорошо с этим справляются».

Башак искоса посмотрел на Джун: «Если ты живешь в городах».

— Ах, да. Они довольно хорошо держатся подальше от городских огней. Но иногда они... забывают о том, где люди договорились о правах на выпас скота. Нечасто! И они обычно не приближаются слишком близко, когда это происходит. Но это случается в некоторые годы.

— Так вы платите богам деньги за защиту?

Это вызвало смех у Джун и фырканье у Башака. «Ха! Да, я думаю, можно и так сказать! — ответила Джун. — Хотя, на самом деле, это не так уж и плохо. Это как жить где-то с риском стихийного бедствия. Ты выделяешь некоторые ресурсы, чтобы предотвратить его, и готовишься к тому, что произойдёт, если ты не сможешь, а затем живешь своей жизнью. Есть места со статистически гораздо большими опасностями».

Башак кивнул. Он посмотрел на Джун, чтобы убедиться, что он не прерывает, а затем сказал: «Я знаю некоторых людей, чьи пастбищные маршруты проходят через территорию Гарчомпа, который может мегаэволюционировать по своему желанию. Каждый год они собирают несколько покемонов из своих стад и отправляют их к нему, чтобы они могли безопасно переправить остальных. Это не очень хорошо, но... — пожал плечами большой тренер. — Такова жизнь. Боги бури такие же».

Затем Джун поморщилась. Часть стыда всё ещё была в ней, когда она сказала: «Да, десятины необходимы, никто из нас не отрицает этого. Наш предмет спора — это, э-эм, жертвы. Для благословений. Башак, ты хочешь объяснить?..»

Её друг покачал головой. Он был зол, но теперь, когда Дия немного успокоился и мог ощутить эмоции более внимательно, зол не на неё: «Я сказал, что доверяю тебе всё правильно объяснить, и я всё ещё доверяю».

— Ладно. Ну. Мы все скидываемся, чтобы десятины были достаточно большими, чтобы большие страшные боги не убили нас всех. И, кроме того, на несколько коллективных благ. Артикуно замораживает воду между островами каждую весну, чтобы пастухи могли переправляться между ними, Запдос охотится на действительно больших морских чудовищ, которые могут угрожать нашим кораблям, а Молтрес следит за тем, чтобы у нас никогда не было засухи. Так что, знаешь ли, общение с богами не обязано быть просто вопросом выживания. Мы также получаем что-то положительное от этой договоренности. И это касается и более личного уровня. Иногда, если люди дают им что-то дополнительное, что им нравится, боги даруют благословения в ответ.

— Благословения? Нравится?

— Вещи более точечные, чем замораживание океана. Я слышала, что Артикуно убивает всех вредителей на ферме, и только вредителей, а Молтрес славится тем, что может обеспечить потрясающий урожай. Я знаю кого-то, кого Запдос благословил быстрой реакцией, кого-то, кто всегда может найти свежую воду, и я слышала, что мой прадедушка мог видеть тепло в темноте. Благословение покемонов тоже распространено, люди с покемонами, которые используют те же стихии, что и определенный бог, могут усилить своих покемонов касанием бога. И если верить некоторым более диким слухам, благословения могут быть действительно странными. Такие вещи, как дар пророчества, серебряный язык или способность чувствовать ложь.

— И цена проста, — продолжила она. — Тебе просто нужно принести что-то, что особенно понравится одному из богов. Во многих случаях это означает принести им более развитых покемонов в качестве еды. Жрецы, которые общаются с ними, говорят, что в развитых покемонах есть что-то «большее», что им, похоже, нравится. Но новизна тоже помогает, новый опыт дает тебе больше шансов получить благословение. И мои родители подумали, ну, у нас есть все эти уникальные адаптированные к холоду Спинараки, которым может потребоваться только постоянный источник пищи для развития. Может быть, Артикуно захочет их в качестве жертвы, достаточной для благословения семьи, — Джун пожала плечами.

Рядом с ней Башак вздохнул.

— Башак, э-эм, не согласен с этой практикой.

— Почему? — Банетту было любопытно. Без немедленного напряжения их обид, нарастающих в воздухе и душащих его, он хотел узнать, что вызвало такие негативные эмоции у его друга.

Башак отвел взгляд в сторону и поджал губы. «Выживание — это одно, — сказал он. — Я понимаю это. Мне просто не нравится обмениваться с ними услугами, как будто они какие-то дружелюбные торговцы».

— Но это другое! — возразила Джун. — Дело не в том, чтобы быть с ними дружелюбным. Тебе не обязательно любить их, чтобы приносить жертвы. Это просто есть. Это возможность. Ты никому не причиняешь вреда, получая благословение, и ты не помогаешь себе, не используя эту возможность. Если бы благословение было на столе для жертвоприношения, без какого-либо другого багажа десятин, прикрепленных к нему, ты бы его принял!

Пастух покачал головой, лохматые волосы подпрыгнули от движения: «Дело не в этом».

Ответ, который Джун хотела дать, был едким, судя по выражению её лица, но она сдержалась. Она проглотила свой первый ответ и ответила осторожными словами: «Тогда ты можешь объяснить Дие, в чём смысл? Потому что это не то, что я могу объяснить за тебя».

Это заставило Башака поморщиться: «Позволишь обдумать?»

— Конечно, бери столько времени, сколько нужно.

Пока они ждали, Джун и Дия воспользовались возможностью, чтобы заняться своей забытой едой. Или, скорее, Джун поняла, что Игорь пробрался вниз и съел всю её еду, поэтому она пошла за добавкой, а Дия доел остатки своей лапши. Он подумывал о том, чтобы взять ещё, но его желудок всё ещё был похож на скрученный узел — когда это началось? — и у него не было особого аппетита.

В конце концов Башак прочистил горло. Он встретился глазами с Джун, удерживая её взгляд в течение долгого времени, прежде чем повернуться к Дии. Когда он говорил, его слова были взвешенными, каждое из них было тщательно продумано: «Если я поклонюсь богам бури, потому что это из разряда «сделай это, или умри», — пожал он плечами, — это ничего не будет значить. Ничто из того, что ты делаешь для выживания, не наносит ущерба твоему достоинству. Но если я продолжу кланяться, когда в этом нет необходимости, я не смогу смотреть на себя в зеркало».

Дия пождал, не скажет ли пастух что-то ещё, но, когда он замолчал, он кивнул. Это имеет смысл, подумал он.

Джун, однако, очевидно, думала иначе. Она глубоко вздохнула и спросила: «Хорошо, но почему?»

Пастух пожал плечами: «Я не хочу быть счастлив тем, что у меня есть, я хочу быть счастлив тем, как я это получил».

Это вызвало еще один глубокий вздох у Джун, но, к удивлению Дии, на его языке не было ни разочарования, ни предубеждения. «Дия, это имеет для тебя смысл?» — спросила она.

У Банетта перехватило дыхание. Воспоминания о том, как он оказывался в центре споров и криков с требованиями принять чью-то сторону, снова всплыли в голове мальчика. Он действительно, действительно не хотел отвечать.

Они оба смотрели на него. Он нерешительно напечатал: “Я полагаю? Может быть?” — он надеялся, что это было достаточно уклончиво, чтобы никто из них не расстроился.

К его удивлению, это удовлетворило Джун. Она пожала плечами и сказала ему: «Ладно, этого достаточно».

Это было не то, чего он ожидал. Дия не смог удержаться от вопроса: “Правда?”

— А? Да, конечно. Это не твоя проблема, это наша проблема. Ты казался немного — ну, на самом деле, чрезвычайно — встревоженным ранее, когда мы об этом заговорили, поэтому я хотела убедиться, что ты достаточно понял, чтобы знать, что происходит, и что это не так уж важно. Вот и всё.

— Тебя не бесит, что точка зрения Башака, — как бы это сформулировать? — непонятна для тебя?

— Пфф? Что? Нет. Я имею в виду, ладно, да, это меня беспокоит. Но я не злюсь на него. Он умный парень, у него есть собственное мнение. К тому же, он прекрасно понимает мою точку зрения, а я не понимаю его. Это моя проблема. И в любом случае, я не поеду домой на жертвоприношение. Если благословение будет даровано, его получит моя семья, а не я.

Это вызвало у Башака хмурость: «Ты уверена? Я буду в порядке, если...»

— Я совершенно уверена, спасибо.

Нежная улыбка медленно расползлась по лицу Башака. Одной массивной рукой он потянулся к её голове и обнял её за плечи, притянув её к себе в крепких объятиях. Она наклонилась к нему, и он повернулся к ней, протянув другую руку, чтобы завершить объятия. Когда он наконец отпустил её, после того как услышал приглушенные протесты о том, что она не может дышать, Башак улыбнулся своей подруге. Объятия сбили шапочку-веноната Джун, поэтому тренер насекомых пригладила волосы и вернула шапочку на место, всё время ворча по этому поводу. Однако её ворчание не помешало ей прислониться к нему.

— Ты же знаешь, что тебе не нужно отказываться от благословения ради меня, верно? — произнёс Башак.

— Я знаю. Но если однажды я наконец пойму, что ты пытаешься донести… — фыркнула Джун. — Ну, если однажды я пойму и посчитаю это нелепым, я всегда смогу попросить благословения. Но если я пойму и это действительно будет иметь смысл, благословение — это не то, что я смогу вернуть. Вот так.

Вот оно что. Дия удивленно моргнул, когда Башак и Джун просто разошлись по местам и вернулись к еде, как будто никакой ссоры между ними не было. То есть, если это вообще была ссора. Инстинкты мальчика, которые он унаследовал, отточенные до бритвенной остроты необходимостью, настаивали на этом. Страх вспыхнул прежде, чем какая-либо часть разума Дии смогла обработать то, что происходит. Назревала ссора, и его унаследованные инстинкты кричали, что ему нужно пригнуться и укрыться, выбраться, найти место, чтобы спрятаться.

Но эти инстинкты были неправы.

Что-то в груди Банетта одновременно раздулось и треснуло, и он всем сердцем пожелал, чтобы его мальчик встретил этих двоих.

Напротив него Башак на мгновение оторвался от еды, замерев с ягодой розели на полпути ко рту. «Эй, — мягко сказал он и отложил ягоду, — Дия, ты в порядке?»

А? Банетт моргнул от странного вопроса, затем моргнул снова. Что-то было не так с его глазами. Дия поднял руку, чтобы коснуться глаз, и его пальцы стали влажными. Ох. Он плакал.

— Дия… — снова заговорил Башак. Рядом с ним Джун оторвалась от своей еды и теперь тоже обеспокоенно смотрела на Дию.

Банетт покачал головой, увидев внимание. “Всё в порядке, — ответил он им, — это хорошие слёзы”.

Джун начала говорить, проглотила еду и попыталась снова: «Ты уверен, что с тобой всё в порядке? Люди обычно не плачут ни с чего, ты же знаешь, даже если это хорошие слёзы».

Он кивнул. Затем он спросил, даже не задумываясь: “Могу ли я продолжить путешествие с вами двумя, когда вы уйдёте из Кэнопи-Тауна?”

Вопрос застал Джун врасплох. Башак тут же улыбнулся, и Джун последовал его примеру через несколько секунд. Башак снова потянулся, чтобы взять одну из рук Дии, потирая тыльную сторону его руки большим пальцем: «Конечно».

Ему не могло повезти найти друзей лучше, чем они, подумал Дия. Его сердце переполнялось теплом и...

— О, кстати, мы знаем, что ты Банетт, — бросила Джун.

Все мысли резко остановились.

— Да, ты на самом деле довольно плохо это скрываешь, — продолжила она. — Я имею в виду, что история экстрасенса выдерживает поверхностный анализ, но в ней есть несколько ключевых дыр, и ты не очень убедительно её поддерживаешь.

Башак вздохнул, всё ещё потирая большим пальцем тыльную сторону руки Дии. «Джун», — предостерегающе протянул он.

Она проигнорировала его: «Кстати, когда ты будешь отправлять свои отчеты о вчерашних призрачных салках для тех исследовательских наград, нам придется поговорить о том, что делать с твоим участием. Я не против помочь тебе скрыть тот факт, что ты Банетт, в отчете, если ты этого хочешь. Но если мы это сделаем, нам придется обсудить, какие части видео вырезать и не отправлять, и ограничить объём отправляемой информации. Потому что я помогу тебе скрыть информацию, которую тебе некомфортно раскрывать, но я не буду помогать тебе лгать исследователям. Людей, которые фальсифицируют научные данные, ждёт страшная судьба».

— Джун, — на этот раз Башак сказал более решительно. — Ты его пугаешь.

Это неправда. Чтобы испугаться, нужен функционирующий мозг, что было совершенно вне возможностей Дии в данный момент.

— Ох. Извини, это было, вероятно, немного бестактно. Я хочу сказать, что мы знаем, и это не имеет значения, мы будем рады, если ты отправишься с нами. Мы также будем рады прикрыть тебя, если ты хочешь сохранить личину, чтобы избежать внимания. Мы можем обсудить все детали твоего дела, — Джун помахала рукой Дие, — позже, если захочешь. Или нет. И то, и другое подойдет.

Башак издал слегка несогласный хриплый звук.

—Ох, точно. Было бы неплохо узнать, стоит ли ожидать, что кто-то будет искать тебя. Ну, как пропавшего без вести человека. Если ты пропавший без вести человек. В теле пропавшего без вести человека. Ты понимаешь, о чём я.

Дия моргнул.

— Э-э-э, ты, эм, понимаешь, о чем я, да? Мы ведь не так уж и далеки от истины? Боже, Башак, мне будет так стыдно, если мы ошиблись.

Мозг Дии всё ещё догонял ситуацию. Джун была права, он не так уж и старался скрыть, кто он, особенно от своих новых друзей. Он определенно не был в этом скрытен. Хотя, если на то пошло, он не был уверен, что смог бы скрыть свои призрачные способности, если бы попытался. Использовать их было слишком легко, слишком инстинктивно, и иногда это происходило ещё до того, как Дия задумывался о том, что он делает.

Но в то же время Дия никогда не думал о том, что его раскроют. Когда он отправился совершать для своего мальчика путешествие покемонов, он думал сделать это как человек, как это сделал бы мальчик. Даже когда всё не всегда получалось так, и он действовал с помощью сил Банетта, эта установка всё ещё была в глубине его разума. Он собирался стать тренером, тренеры были людьми, поэтому он будет человеком, и люди будут видеть его именно так.

Но Башак и Джун знали, что он не человек, и они все равно хотели путешествовать с ним как с тренером. Эта мысль, наконец, что-то зашевелила в мозгу Дии. Это было похоже на ментальную шестеренку, которая наконец нашла опору и управляющее действие, позволив ему найти что-то, что можно сказать: “Вы хотите путешествовать со мной как с тренером, верно? — спросил он. — Не как с покемоном?”

Его друзья обменялись взглядами. Они кивнули ему, и Джун сказала: «Ну, да, конечно. Ты ловил и тренировал покемонов с нами, так что мы так и предполагали. Типа, мы не собираемся засовывать тебя в покебол и тренировать или что-то в этом роде».

Башак прочистил горло: «Ты всё ещё можешь, — он нащупывал нужные слова, — быть покемоном. Если хочешь».

—Что ты имеешь в виду?

Башак почесал затылок и подтолкнул Джун, которая уловила ход его мыслей: «Я думаю, Башак хочет сказать, что тебе не нужно отказываться от своей идентичности покемона, чтобы путешествовать и тренироваться с нами. Как я уже сказала ранее, мы поможем тебе сохранить сущность Банетта в тайне, если ты захочешь. Это твоя информация, которой ты можешь распоряжаться, как хочешь. Но это не значит, что ты не должен быть Банеттом. Мы не заставим тебя притворяться человеком рядом с нами. Ты можешь просто, знаешь ли, быть Банеттом, который тренирует других покемонов, — она указала на Свартис. — Это явно уже помогло тебе в этом отношении».

Это было примерно на три уровня слишком абстрактно, чтобы Дия мог с этим справиться. Он всё ещё не оправился от того факта, что они поняли, что он Банетт. Так что он сменил тему.

— Ты спрашивала, объявлен ли я пропавшим без вести, верно?

Джун кивнула.

— Я не уверен. Я — это тело, в котором я нахожусь — раньше убегал из дома. Недалеко, просто оставался у соседей без разрешения, когда дела шли плохо. Его родители никогда не вызывали рейнджеров. Может, его школа забеспокоится? — Дия пожал плечами, внезапно почувствовав себя неловко из-за того, что плечи, которыми он двигал, на самом деле ему не принадлежали. — Кто-нибудь, вероятно, в конце концов заметит.

Узнают ли его люди — это другой вопрос. Из-за его скрывающей форму мантии, широкополой шляпы, шарфов и нового цвета глаз его можно было не узнать по фотографии. А можно было и узнать. Это была ещё одна из тех вещей, о которых Дия старался не думать.

Джун и Башак ещё раз обменялись взглядами, которые содержали в себе целый разговор, в который Дия не был посвящён. Когда они закончили, Джун спросила: «И что ты собираешься делать, если тебя, я имею в виду твоё тело, объявят пропавшим без вести, и кто-то тебя узнает?»

Дия сгорбил плечи. Он действительно предпочёл бы не думать об этом. Но если бы ему пришлось... “Меня трудно поймать, — хотя, находясь в бегах, ему трудно было бы быть тренером. — Я не знаю. Может, если они не смогут меня поймать, они просто сдадутся и позволят мне быть тренером.” — он поморщился. Это звучало наивно даже для него самого.

— Хм. Ну, давай попробуем придумать план получше, прежде чем это произойдет, ладно?

Башак толкнул Джун локтем.

— Что?! Друзья сообщают друзьям, если их планы ужасны!

Более крупный тренер вздохнул и успокаивающе сжал руку Дии. «Всё в порядке, — сказал он, — мы поможем тебе стать тренером, что бы ни случилось».

Джун прочистила горло: «На самом деле, я хотела спросить, почему ты хочешь стать тренером? И я не имею в виду, что «о, как странно, что ты Банетт и хочешь этим заниматься». Вся твоя ситуация, — она обвела его жестом вверх и вниз, — с нахождением в человеческом теле является уникальной, насколько мне удалось выяснить. Я полагаю, что твоя ситуация достаточно необычна, чтобы ничто не могло считаться для тебя «странным». Но это делает традиционные причины отправиться в путешествие менее значимыми для тебя. Так… почему?»

Дия глубоко вздохнул. Потом ещё раз. И ещё. Он сжал руку Башака крепче и вздохнул легче, когда тот сжал её в ответ. Ему было трудно набирать ответ одной рукой, но ему нужен был этот контакт с другом, чтобы высказать всё это. Иначе было бы слишком сложно.

— Мальчик, чьё тело я занял, был хорошим ребёнком. Если бы он не умер, я бы отправился в его путешествие вместе с ним. Я был бы его покемоном, — слёзы навернулись на глаза Дии. Было трудно видеть экран покедекса. Его рука тоже дрожала, так сильно, что он едва мог печатать. Но ему нужно было говорить. Мальчик заслужил, чтобы он это сказал.

— Но теперь его больше нет. Остался только я. Так что я, — слеза упала на его покедекс, вызвав нажатие случайных клавиш. Дия стёр её большим пальцем и начал снова. — Это единственное, что я могу для него сделать.

И затем он зарыдал во весь голос, чтобы весь мир мог это увидеть. Слёзы лились по его лицу потоком, а сопли капали, пачкая его шарф. Ужасный вой зародился в глубине его горла, ужасная заторможенная версия воя с открытым ртом, который он должен был выпустить, но не мог. Он плакал, и плакал, и плакал.

Он плакал не один.

Две тёплые фигуры сгрудились в кабинке по обе стороны от него, сжимая Банетта между собой. Они обняли его и шептали ему на ухо нежные слова. Облако, наполненное любовью, прижалось к груди Дии. Она раздулась, когда открыла их связь и приняла столько боли, сколько могла, одновременно изливая обратно всю благодарность и привязанность, которые Дия заслужил от неё. Вместе они дали Дии разрешение горевать.

В какой-то момент к их столу подошел человек, чтобы задать вопросы тихим и обеспокоенным тоном. Джун что-то пробормотала в ответ, и человек ушёл, вернувшись через минуту с пачкой салфеток. Дия израсходовал их все, прежде чем закончил плакать.

Но в конце концов он перестал плакать. У него не осталось слёз. Казалось, что его голова плавает на конце шеи, как будто она воздушный шар, дрейфующий в густом тумане. Его грудь была выжата и пуста. Но это было не так уж плохо. Потому что его друзья всё ещё баюкали его между собой, и их тепло заполняло часть этой пустоты.

После того, как его горе исчерпало себя, он едва мог стоять. Но это было не так уж и плохо. Потому что его друзья помогли ему встать. Они отвели его обратно в его комнату в покецентре и уложили в постель, чтобы он мог поспать. Они всё ещё были там, когда он проснулся тем днем ​​с пульсирующей головной болью от эмоциональной перегрузки. Они дали ему лекарство от головной боли от Клэр, сладкие леденцы, которые он мог рассасывать, чтобы притупить боль.

И Свартис тоже помогла. Она была занята, пока Дия спал. Она собрала всех Шаппетов в городе и заставила их работать, так что, когда Дия проснулся, все Шаппеты собрались у его комнаты. Они собрали самые нежные печали, которые могли вместить их рога, от горько-сладкой печали от переезда ребенка до тихой сердечной боли от передачи игрушки, которую переросли. Один за другим они вплывали в комнату и один за другим передавали Дие то, что собрали, каждая струйка дыма была наполнена болью отпущения и опытом её преодоления.

Его друзья заботились о нём. Его напарница заботилась о нём. Его маленькие кузены заботились о нём. И все это было хорошо. Но они также делали кое-что более важное.

Они заботились о мальчике.

Дия сидел в кровати и изливал своё сердце, печатая своим друзьям-людям и транслируя воспоминания призракам. Он рассказал им о мальчике, который умер. О его жизни, о том, кем он был, почему он был важен для Дии, как он хотел стать тренером. Как он умер. Дия нарисовал картину о мальчике, который был важен для него до самого последнего вздоха и даже дольше, хотя никто в мире не заметил его смерти.

Но теперь эти люди, эти покемоны, они знали о нём. И через слова Дии он был важен для них. Они заботились. Его мальчик не был забыт.

В какой-то момент слёзы снова полились. Но теперь это были самые счастливые слёзы в мире.

1) Горгайст: https://static.wikia.nocookie.net/pokemon/images/d/d6/0711Gourgeist.png

Вернуться к тексту