Всё, что нельзя отдать (гет)

Они пришли к дому Элион уже в полной темноте. Район был тихим. Знакомо тихим — тем особым, настороженным молчанием, которое обволакивает старые пригороды по вечерам.

Седрик задержал взгляд на почтовом ящике у калитки: тот был забит под завязку рекламными листовками, письмами, давно ставшими серыми от влаги и времени. Трава на лужайке поднялась выше колена, качели у крыльца заржавели за зиму. Калитка скрипнула, когда он толкнул её. Звук прорезал тишину, как неуместная реплика в пустом театре.

Он впервые был здесь.

Дом встретил их тяжёлой тишиной и запахом запертого воздуха — не пыльного, а настоянного, как будто стены сохраняли не только прохладу, но и отголоски чужой, когда-то мирной жизни.

За полгода пустования мебель покрылась пылью в несколько слоёв. Внутри царил неряшливый беспорядок. Всё выглядело так, будто отсюда уезжали впопыхах, рассчитывая вернуться, но так и не вернулись. Ящики в комоде были выдвинуты, дверцы шкафов распахнуты; на полках — пустота вперемешку с забытыми мелочами: набор акварельных карандашей, перчатка без пары, сломанная ручка с пайетками. В углу валялись скрученные постеры из журналов, которые в последний момент решили не брать. Всё, что казалось ценным, уже исчезло. Остальное осталось здесь.

На стенах всё ещё висели рисунки Элион: сказочные замки, цветы, портреты. Какие-то — в рамках, какие-то неровно приколоты разноцветными кнопками. На комоде ещё стояла пара фотографий, которые хозяйка, видимо, сочла неудачными. Люди на них улыбались слишком открыто, как будто надеялись, что камера поверит в ту историю, которую они изображают.

Он смотрел и думал: неужели Элион когда-то действительно приняла, что это и есть её жизнь?

Он почувствовал… что-то странное. Не сожаление. Не раскаяние.

Тоску.

Вернув её на Меридиан, он разрушил этот мир. Иллюзию, в которой она была просто девочкой. Просто человеком. А не Светом. Не наследницей. Не пешкой в чужих состязаниях за престол и влияние.

Если бы план Фобоса сработал… участь её была бы незавидной. Он знал это. Лучше, чем кто-либо.

И всё же, даже теперь, после всего, что произошло, Седрик не понимал: что в этой девчонке такого?

Что такого в ней увидела королева Вейра, чтобы с такой жестокостью пойти против собственного сына? Почему все они — мятежники, Стражницы, Кондракар — были готовы защищать её с такой яростью?

Слишком легко было сказать «она — Свет».

Но Седрик не верил в абстракции.

И, может быть, именно поэтому, глубоко внутри, совсем тайно, он винил её. Элион. Не потому, что она действительно была виновата в его бедах. А потому, что иначе пришлось бы признать: Фобос пал сам. По собственной воле.

А это было бы… невыносимо.

Проще винить Элион. Проще, не значит честнее даже перед самим собой.

Он отвернулся от фотографий и пошёл к кухне, где Вилл раскладывала продукты.

— Я начну резать овощи, — сказала Вилл, сминая опустевший пакет в руках. — Или картошку. Или что там у нас…

— Нет, — отозвался Седрик, уже сверяющийся с купленными ингредиентами. — К плите тебя не подпущу.

Вилл застыла на полпути, прищурилась.

— Прости, ты сейчас серьёзно?

Седрик выдвинул ящик с кухонными приборами, оценивая свой рабочий арсенал.

— Абсолютно, — он повернулся к ней с ножом в одной руке и пучком зелени в другой. — Готовка — это не просто задача. Это ритуал. Медитация. Спокойствие в чистом виде. А после твоего «давай пожарим котлеты из супермаркета», я пришёл к выводу, что ты безнадёжна в понимании истинной сути кулинарии.

Она рассмеялась, подняв руки в знак капитуляции.

— Ну, раз ты так просишь…

Седрик действовал неспешно, почти изящно. Он мыл, чистил, резал, обжаривал. Всё выглядело настолько уверенно и отточенно, будто кухня была его родной стихией.

Вилл присела на подоконник и, неосознанно, уставилась на него.

Он заметил. Продолжал резать, не поднимая глаз, но в какой-то момент всё же замер и посмотрел на неё сбоку.

— Что? — спросил он, не раздражённо, но с ноткой подозрения.

Вилл вдруг рассмеялась.

— Да ничего. Просто… вспомнила одну шутку Тарани. Не бери в голову.

Он приподнял бровь:

— Подозреваю, она была не в мою пользу?

— Ты бы удивился, — сказала она, всё ещё улыбаясь. — Но нет. Просто… ассоциация. И неважно, правда.

Он покачал головой, снова вернувшись к сковородке, но уголок губ всё же чуть дёрнулся вверх.

Позже они ели за столом, с которого Седрик снял старую скатерть в выцветший цветочек. Комната освещалась только лампой в углу, и в этом мягком, рассеянном свете всё казалось почти неправдоподобно спокойным. Как будто этот вечер случайно выпал из другой реальности и каким-то образом оказался здесь.

Вилл вытерла губы салфеткой и откинулась на спинку стула с тихим, почти сонным вздохом.

— Ладно. Теперь я с тобой полностью согласна.

Седрик взглянул на неё поверх стакана с водой.

— В каком смысле?

— Брать замороженное было бы кощунством, — она кивнула на тарелку. — Я бы себе этого не простила.

Он ухмыльнулся, отставляя вилку.

— Рад, что ты наконец прозрела.

— Нет-нет, — протянула она с ленивой улыбкой, — я всего лишь признала твоё кулинарное превосходство. А это не одно и то же, прошу заметить.

Седрик покачал головой, но не ответил. Только задержал на ней взгляд чуть дольше, чем было нужно. Почти незаметно.

* * *

Комната тонула в приглушённом свете одинокой лампы. Вокруг царила тишина — настороженная, как будто сама ночь затаила дыхание. Седрик, ссутулившись над старыми пергаментами, делал пометки в блокноте. Рядом лежали схемы, выцветшие диаграммы и обрывки карт, которые им удалось достать.

Вилл, усталая после череды безуспешных попыток открыть портал, расположилась уже прямо на полу. Она продолжала сжимать в ладонях Сердце Кондракара, стараясь сконцентрироваться на далёком измерении. В воздухе перед ней клубился слабый туман, подсвеченный изнутри синевато-золотыми искрами. Он завихрялся, сгущался, будто пытался пробить тонкую плёнку реальности.

Пространство дрожало. Сначала чуть заметно, а потом сильнее, как вода, которую кто-то коснулся пальцем. Внутри этой зыбкой завесы возникали контуры — неясные, то ли арка, то ли глаз, то ли нечто третье. Время от времени оттуда прорывался тонкий, почти слышимый звук, как шёпот далёких голосов сквозь толщу воды.

Вилл морщилась, прилагала усилия, пыталась стабилизировать проход, но он упорно рассыпался. Искажался. Один из энергетических потоков вздрогнул и схлопнулся, вспыхнув обжигающей искрой. Поток света проскользнул мимо её щеки, и она резко выдохнула.

— Портал в Хвал’Наар всё ещё не хочет открываться, — пробормотала она, проводя рукой по лицу.

— Может, ты просто слишком много требуешь от себя на первом же этапе, — отозвался Седрик, не поднимая головы. — Прекрати мучить свою стекляшку и сделай уже перерыв.

— Неприятно признавать, но ты прав, — буркнула Вилл. — Ну и денёк сегодня был…

Она откинулась к стене, уставившись в потолок. Тишина была почти снотворной. Вилл закрыла глаза на мгновение.

— Я уже ночевала здесь однажды. В этом доме.

Седрик обернулся:

— Когда?

— Когда Элион только ушла на Меридиан. Уверенная, что мы враги, а её брат ангел с короной. Мы с девочками тогда не знали, что с ней. Хоть какую-то ниточку хотели найти. И я вызвалась дежурить здесь, дождаться того, кто придёт забрать её любимый альбом для рисования.

— И кто пришёл? — спросил Седрик, с усилием вырываясь из своих мыслей.

Вилл усмехнулась немного неловко:

— Ну, готовилась я к тебе. Но сложилось по другому.

Седрик удивлённо поднял брови.

— Ко мне?

— Конечно. Ты был правой рукой Фобоса. Если бы кто и пришёл за её вещами — особенно за чем-то настолько личным, как альбом, — это был бы ты. Я просчитала, где можно укрыться. Выбрала точку обзора. Прикинула, где у тебя будет слепая зона, куда можно будет отступить, если всё пойдёт не по плану.

Вилл фыркнула, не замечая, как её глаза едва заметно засияли, пока она перечисляла шаги своего плана.

Седрик легко смог представить её образ здесь, прошлом. Как она внимательно осматривает квартиру, прикидывает будущее поле боя, сдерживая азарт и предвкушение грядущего поединка.

— Значит, заранее репетировала, как отбиваться от меня? — спросил он, прикрывая заинтересованность ленивым тоном.

— Ну вступать в открытый поединок было бы вершиной глупости. Задача была не в том, чтобы победить. Задача была не дать тебе добраться до альбома и временно нейтрализовать. А потом, если получится, втянуть в разговор.

— И каково же было разочарование?

— Колоссальное, — ответила Вилл. — Вломились двое лурденов, и я даже не сразу среагировала. Я ведь ждала тебя — уверенного, собранного, но не ожидающего подвоха. А пришли двое, которые, кажется, даже из шкафа не сразу поняли, как выбраться.

Она чуть склонила голову:

— В итоге они и унесли альбом. Я слишком поздно переключилась. Очень злилась потом… что ты меня подвёл.

Седрик коротко хмыкнул.

— Любопытно, — протянул он, откидываясь в кресле. — Теперь даже жаль, что тогда был занят. Пожалуй, это могло быть… интересно.

Вилл покатала кристалл на ладони.

— И как ты думаешь, справилась бы? — Седрик не удержался от лёгкой провокации. — надолго ты рассчитывала меня задержать?

— Даже пара минут были бы победой, — спокойно ответила она, выдержав его взгляд.

— Хотелось проверить, на что я способна. Как Стражница.

Он усмехнулся почти невольно, не открыто, но изгиб губ выдал удовольствие.

— Забавно. Я раньше думал, что ты не из тех, кто любит рискованные эксперименты. Приятно ошибаться.

Он чуть наклонился вперёд, продолжая их странную игру:

— Лестно знать, что я был твоим мерилом собственного могущества.

— Ну, моё могущество довольно ограничено. Но в этом есть своя прелесть. Когда не владеешь ни одной из стихий, остаётся только изобретательность.

— Мне кажется, именно поэтому кристалл выбрал на эту роль тебя, — ответил Седрик.

В его голосе на секунду исчезла привычная ирония. Осталась только сдержанная серьёзность — редкая и потому особенно ощутимая.

Он сам услышал это. Почувствовал, как слова, сказанные вроде бы между прочим, вдруг оказались искреннее, чем ожидал. Мысль, вырвавшаяся наружу до того, как он успел осознать, что собирается пропустить через барьер.

Вилл чуть удивлённо посмотрела на него, как будто не знала, что с этим делать. И не спешила ничего говорить в ответ.

Он отвёл взгляд первым. Вернулся к заметкам, но рука замерла над страницей. Слова перед глазами расплывались, теряя смысл.

Что-то в ней, в этой её упёртости, в смелости, с которой она когда-то поджидала его в темноте, и в том, как она сейчас спокойно держит его взгляд — было слишком живым, слишком личным.

Он не знал, что это значит. И не хотел разбираться прямо сейчас.

* * *

Комната дышала темнотой. Вилл сидела на ковре у дивана, с пледом на плечах, и медленно клонилась всё ниже, пока её пальцы не выпустили из рук какой-то обрывок бумаги. Тяжелый вечер, усталость, тепло, тишина сделали своё дело.

Седрик, всё ещё корпевший над записями, мельком обернулся на шорох — и чуть усмехнулся, догадавшись, что произошло.

Он задержал взгляд на её чуть приоткрытых губах, на том, как прядка рыжих волос легонько шевелилась у щеки от её ровного, спокойного дыхания.

Было совершенно необычно ощущать это невольно оказанное доверие. И Седрик даже не сразу мог понять почему.

Что ж, а ведь и правда уже целую вечность он не видел кого-то спящим. Седрик привык, что его присутствие лишает покоя. Привык к взглядам — выжидающим, настороженным. Он был тем, кто стоял у трона, тем, чьё молчание пугало больше, чем чей-либо голос. Главным советником. Угрозой. Клыками и когтями, когда приходило время.

Никто не позволял себе забыть, кто он на самом деле. До этого вечера.

А теперь она просто сделала это. Вилл, упрямая, осторожная, привыкшая держать дистанцию, позволила себе задремать рядом с ним, словно это было естественно.

В груди что-то сжалось, будто сдвинулся давно застывший механизм. И вместе с этим сдвигом поднялось воспоминание — мутное, тяжёлое, будто всплывшее со дна. Он понял, когда это случалось раньше.

В ту самую ночь.

Когда замок содрогнулся новостью о гибели королевской четы и мир рухнул для одного испуганного мальчика.

Фобосу тогда было четырнадцать. Он уже смотрел на всех свысока и раздавал приказы голосом, натренированным звучать властно. Но в ту ночь всё это слетело, как скорлупа. Он сидел на ступенях тронного зала, белый, как снег, сжав в пальцах кольцо матери.

Он уже не плакал, скорее находился в странном оцепенении.

— Если они придут… — прошептал Фобос, не поднимая взгляда. — Ты… защитишь меня?

Голос дрожал. Это был не приказ. Это был страх. Обнажённый, отчаянный.

Седрик кивнул, не задумываясь ни на секунду.

Он сам тоже тогда был совсем ребёнок, ещё младше, чем Фобос, и не знал всех истин, что рвали этот замок на части. Он знал только одно: он должен оправдать оказанное ему доверие.

Седрик опустился на колено, склоняя голову.

— Мой князь, — сказал он, заключая в этих двух словах всю свою жизнь, даже если тогда ещё не понимал, что это значит.

Мир за стенами тронного зала дышал враждой. Там, в тени, кто-то уже строил планы, шептался, выжидал.

И когда в коридоре послышался едва различимый звук — дыхание, шаг, шорох — Седрик превратился.

Мгновенно.

Тело вытянулось, мышцы напряглись, чешуя скользнула по камню. Он поднялся над полом, навис. Раскрыл пасть. И заревел.

Это не был крик ярости. Это был вызов всему, что могло существовать во тьме. Эхо отлетело от стен и разошлось по залам, пробежалось холодом по жилам замка. Тени отпрянули. Даже в самых дальних коридорах они чувствовали — лучше не приближаться.

Он слушал. Чутко, остро. Каждый нерв натянулся, как тетива. Каждое биение сердца, каждую вибрацию камня под когтями.

Все его инстинкты обратились в одну цель: защитить князя.

Он должен был пережить эту ночь. И ещё не одну сотню следующих.

Наконец, измождённый Фобос склонил голову, сомкнул глаза и провалился в сон — первый сон после кошмара.

Седрик не двигался до самого рассвета. Ни на вдох, ни на выдох. Он был живым щитом. Стражем, которому доверили покой.

С тех пор всё изменилось.

Фобос стал другим. Мир стал другим. Он сам стал другим.

Но истина оставалась:

Именно тому испуганному мальчишке, который тогда доверился ему — не принцу, не узурпатору, не тирану — именно ему Седрик и был верен до самого конца.

Седрик снова открыл глаза.

Вилл, укрывшись пледом, спала, ровно дыша.

Она морщила нос во сне, волосы явно слегка её щекотали и это выглядело забавно. Впрочем, как и это её странное доверие.

Он не знал, чего в этом было больше — силы или безрассудства.

На миг, почти неосознанно, Седрик позволил себе тоже немного ослабить контроль.

Отложил все расчёты куда-то в дальнюю часть сознания. Опустился в кресло у стены, позволив себе впервые за долгое время не сидеть напряжённо. Откинул голову на спинку, закрыл глаза.

На несколько выдохов.

Он не думал о завтрашнем дне. Не вспоминал, кто он и зачем здесь.

Только мягкий шум дыхания Вилл и еле слышный стук ветра в оконной раме.

В этой зыбкой тишине он почти мог притвориться, что мир был другим. Что всё ещё можно было поверить — в покой, в простоту.

Но он знал: настоящий выдох будет только тогда, когда исчезнут браслеты, цепи, стены.

Когда он станет свободен.

А пока он оставался здесь — тенью в чужой тишине, с чужими надеждами и старой клятвой, от которой как оказалось, не было никакого толка.