Всё, что нельзя отдать (гет)

Как же это унизительно. Уборщицу надо будет менять.

Седрик протёр последний столик в зале и выпрямился, вытирая взмокший лоб. Осталось только поднять стулья и можно будет уползти наверх в свою каморку.

Каждый день после того, как потерял всё, он жил от заката до заката, просто ожидая, когда снова сможет закрыть глаза и впасть в спасительное забытье.

Во снах к нему возвращалось его родное тело, мощный и гибкий хвост, толстая, непробиваемая стрелами змеиная кожа. Он был стремителен и силён, его когти могли разрубить камень, о который ломались мечи, выкованные из лучшей стали.

Ему снилось, как Змей бесшумно скользил по тёмному лесу, а его обостренное чутье впитывало все ночные звуки, способное предугадать любое движение. Он охотился. Выслеживал и нутром чувствовал, как в ужасе колотилось сердце его жертвы, забившейся в глубокую нору.

Но каждый раз когда Седрик подбирался совсем близко, силы внезапно покидали его, запечатывая его в столь слабую, никчёмную человеческую оболочку. Раз за разом он просыпался в ледяном поту и изо всех сил старался превратиться обратно. Хотя бы на долю секунды. Чтобы на крошечное мгновение ощутить себя прежним. Но, разумеется, уже полгода, как у него ничего не получалось. 

Он стискивал свои человеческие зубы, еле сдерживая стон отчаяния.

Всё, что ему оставалось, это накапливать ярость, сдерживать её внутри, чтобы однажды обрушить на тех, кто заставил его чувствовать себя настолько жалким и беспомощным. Седрик знал, что рано или поздно, он найдёт способ вернуть себе настоящее обличье, снова стать единым целым со Змеем, но пока он был заперт в этом теле, он должен был играть по правилам победителей.

И он снова и снова одевал свою форму и спускался в ресторан, учтиво встречал гостей, был внимательным и безукоризненно вежливым, предугадывая желания посетителей ещё до того, как они успевали их озвучить официантам.

Старуха, бывшая Стражница, говорила, с его появлением дела ресторана пошли в гору. Что его идеи сильно улучшили взаимодействие кухни и зала, а люди стали возвращаться, чтобы вновь получить безупречный сервис и заботу нового администратора.

Сначала Седрика просто шутки ради собирались поставить мальчиком на побегушках — убери, подай, принеси, вымой. Но быстро сообразили, что он может принести бизнесу реальную пользу и повысили его в должности. Они недоумевали, зачем ему так стараться на работе, которая должна была стать его наказанием, просто не понимая, что в этом и есть его суть.

Делать всё идеально. 

Где бы он ни находился, он не позволял себе браться за что-то спустя рукава. У него могли отнять всё, но никто не был способен сломить его сущность. И поэтому всё, что он пока ещё мог контролировать, будет безупречным.

— Эй, змеюка, как денёк прошёл? Сегодня праздник, наверное народ толпами ломился.

Вилл. 

Она влетела в зал в облике Стражницы, прижимая к себе свой старый рюкзак, надеть который, как положено, видимо, мешали крылья, а о том, что так выйдет, пришло в её рыжую голову слишком поздно.

— Здравствуй, — мягко прошелестел он, оборачиваясь. — Твоя очередь за мной присматривать?

— Ага, — кивнула Хранительница, пытаясь расстегнуть явно застрявшую молнию кармана. — Только вот поболтать не получится — домашки в универе задали уйму. Буду делать лабораторную, а ты, что хочешь. Можешь делать вид, что меня тут вообще нет.

Вилл встряхнула крыльями, распрямляя их.

Ему вспомнилось, какого это: удерживать её в кулаке, пока она отчаянно вырывается. Если бы он только однажды сжал её посильнее…

Интересно, она продолжила превращаться из уважения к нему? Или действительно чего-то опасается?

— В таком случае займусь сметой, — проговорил Седрик, доставая папку с бумагами, которые для него пока распечатывали на принтере. С колдовским лап-топ-ом, полным чудных, но в теории полезных программ, пока дела у него шли не очень.

Он сидел, как всегда: ноги под прямым углом, бумаги в аккуратной стопке, ручка строго перпендикулярно краю стола.

Вилл плюхнулась на диванчик напротив, подтянула одну ногу под себя, вторую повесила через подлокотник, и вывалила на стол всё содержимое рюкзака: тетрадки, листки, пенал, смятые распечатки.

Что-то покатилось по столу, и Седрик, одной рукой пытаясь спасти свои бумаги, инстинктивно метнулся, чтобы схватить… сломанный значок с лицом каким-то актёром, неправдоподобно загримированным под эльфа.

— Кажется, он больше уже не выполняет свою функцию, — заметил Седрик, покрутив его пальцах. — Тебе стоит отправить его в мусор.

— Ничего ты не понимаешь, — возмутилась Вилл. — Это мерч с автограф сессии Вэнса Майкла Джастина, с премьеры Битвы у Дикого Леса. Таких больше днём с огнём не сыщешь!

Седрик хмыкнул.

— Тут ты права. Я действительно ничего из этого не понимаю.

Вилл хмуро забрала своё сокровище обратно.

Седрик решил, что на этом разговор стоит прервать, или если он не планирует выслушивать объяснения. Но стоило ему вернуться к записям, как его поджидал новый сюрприз: посреди идеально разлинованных страниц валялись три яблочные карамельки и мятая шпаргалка.

Он отодвинул их рукой на её половину.

Вилл пожала плечами, роясь в забитом пенале.

Как же бесит.

В конце концов, даже в человеческом теле он физически её превосходил. Если подгадать удачный момент, то он мог бы затащить Хранительницу в холодильник ресторана, запереть и сбежать, а старуха даже писка её не услышит.

Только вот на руке оковами смыкался магический браслет. Артефакт ограничивал радиус его передвижений, в пределах которого он мог «раскаиваться и адаптироваться к мирной жизни». Как выразился кто-то в Совете.

Он углубился в расчёты. Задачи, требующие точности и кропотливого подхода, легко разгружали голову от мыслей, которые не несли с собой ничего кроме разрушения.

— Ты знал, что в вакууме звук не распространяется? То есть, если бы ты пытался кричать в космосе, никто бы тебя не услышал, — вдруг сказала Вилл, не отрываясь от страницы.

— Что?

Она повернула книгу так, чтобы и он мог видеть.

— Ты сбила мне счёт.

— Ну, пересчитай. Ты же умный, — усмехнулась Вилл.

Седрику на секунду показалось, что он всё-таки превращается в Змея. 

Но на деле он просто стиснул ручку, выводя следующую цифру со слегка большим нажимом, чем обычно.

Ручка писала уже совсем плохо, похоже пересох стержень.

Вилл заметила и вытащила из пенала свою: с дурацким брелком-лягушкой, разумеется.

— Держи, эта почти новая.

Седрик хотел было поспорить, но предпочёл молча забрать предложенное.

— Эй, кстати, это я тоже для тебя принесла.

Она снова что-то ему протягивала.

Седрик вопросительно поднял бровь.

Ну что там ещё.

— Дело в том, — она слегка смутилась, — что я заметила, что ты этого несчастного Копперфильда уже по третьему кругу читаешь. Не верю, что английская классика может быть настолько интересной. И тогда я подумала, что хоть тебе и запретили бывать в твоём старом магазине, вполне допустимо будет, если туда схожу я и принесу несколько книжек. На свой вкус, правда. Так что если не понравится, то говори сразу.

Седрик сдержал ухмылку и забрал первый томик из трёх.

— Что ж, посмотрим, — он пожал плечами. — Мне любая земная литература кажется странноватой. Люди в этой вселенной довольно чудно устроены.

— По-моему между нами не так уж и много отличий, — заметила Вилл. — Но в следующий раз я могу подыскать для тебя более что-то более знакомое. Кажется, на складе оставались и книги с твоей родины.

— Можешь себя не утруждать. На Меридиане не так уж много достойных авторов.

Вилл улыбнулась.

— Как знаешь.

Седрик пробежался взглядом по аннотации. Неожиданная щедрость, однако. С чего бы это? Но в любом случае нужно её поблагодарить.

«Ведь этого же она ждёт. Пусть считает, что сделала доброе дело».

Месяц за месяцем их доверие к нему потихоньку росло, а с ним и границы дозволенного. Быть может однажды ему даже позволят сходить туда самому. А там уже кто знает, что может случиться.

— Спасибо, Хранительница.

— Я уже говорила, что можно просто Вилл.

— Конечно, Хранительница, — усмехнулся он.

Вилл покачала головой, но улыбнулась в ответ, а затем достала контейнер с шоколадным печеньем и, откусывая кусочек за кусочком, продолжила строчить у себя в тетради, игнорируя как оно крошится прямо на её работу и, что хуже, на только что перестеленную скатерть.

Седрика слегка передёрнуло.

Вилл сунула явно пачкающую ручку за ухо и почесала веснушчатый нос. На щеке теперь нарисовались чернильные пятна.

«Чтобы навести бардак столькими способами, просто сидя на месте, надо действительно проявить изощрённую изобретательность».

Он пролистал оглавление, попытавшись погрузиться в чтение и отвлечься от хруста печенья и звуков жевания.

И это отряду под её предводительством ты проиграл.

Вилл Вандом, ты чистое творение хаоса.

Ей как будто суждено порождать его везде, где бы он ни пытался хоть что-то контролировать. И неважно, это военные планы или просто только что убранный зал ресторана.

Руки так и чесались взять жёсткую мочалку и хорошенько отдраить её с головы до пят, удерживая силой, пока вся её кожа не будет алой. Вернуть контроль хотя бы на самую малость.

Колокольчики на двери зазвонили во второй раз.

— Рыжик! 

А вот и ухажёр пожаловал.

— Привет, Мэттью, — Вилл тут же вспыхнула. Не надо было быть лучшим шпионом, чтобы понять, когда она испытывала волнение. — Не ожидала тебя тут увидеть.

«И ты туда же. Даже не попытался вытереть ботинки и сразу наследил по надраенному до блеска паркету».

Как они могли вечно всё портить, даже не замечая этого. Седрик продолжал пытаться читать, но не мог абстрагироваться от их болтовни и своего раздражения.

— Просто заскочил напомнить тебе, что мы сегодня выступаем в том баре, на углу Ридденс стрит, помнишь? — Мэтт заправил рыжую прядку ей за ухо и поцеловал в ту самую щёку с росчерком ручки. — Ты же придёшь поддержать?

Вилл замешкалась.

— Дело в том, что у меня сегодня вот, — она махнула рукой в сторону Седрика. — И ещё лабораторную кровь из носа нужно сдавать. Я уже все сроки пропустила. Если до завтра не успею доделать, то в универе будут проблемы.

Мэтт рассмеялся.

— Рыжик, я уже договорился с Ирмой. Всё ради тебя. Она приедет минут через десять. Бери свою лабораторную и поехали. Мне сегодня ужасно нужна поддержка. Кажется, на выступление придёт тот продюсер, о котором я тебе рассказывал. Если отыграем на высшем уровне, возможно, получим приглашение в лейбл.

Вилл сжала тетрадку, всё ещё взвешивая за и против.

Мэтт умоляюще сложил ладони.

— Детка, я не смогу сыграть Рыжего Ангела так же, как играю, когда ты на меня смотришь, — он зарылся носом в её волосы.

Вилл тут же снова густо залилась краской.

— Хорошо, — сдалась она. — Я подъеду обязательно, но чуточку позднее, хотя бы немного доведу работу до ума, ладно?

— У тебя полчаса, пока мы собираем инструменты! — весело крикнул Мэтт и, смачно чмокнув её в макушку, отправился к выходу.

Оказавшись за витриной ресторана, он жестами показал, что время пошло, натянул шлем и запрыгнул на мотоцикл.

Мотор заревел, ударяя по ушам. Мэтт просигналил клаксоном что-то отдалённо напоминающее начало припева песни, которую он упоминал, и, наконец, укатил, окатывая брызгами тротуар.

Седрик вздохнул с облегчением. 

Что ж, хоть какая-то польза от этого недоумка. Сегодня он будет избавлен от присутствия Хранительницы Сердца на пару часов раньше.

— Вот поэтому я и была против, чтобы ты съезжалась с Тарани! — мама нервно расхаживала из стороны в сторону. — Она прилежная девочка, но она не будет за тобой следить, как это делаю я. Не допустили к экзамену! Ты понимаешь, что сама себя лишила нормального лета? Зато сходила на концерт этого своего Мэттью, будь он неладен!

У Вилл внутри будто вспыхнули искры — от ярости, от обиды.

Вот поэтому я и встречаюсь с ним, мама, — зло подумала она. — Потому что он ничего от меня не требует.

Сьюзен вздохнула, закатив глаза:

— Гитарист в группе. Боже мой. Неужели тебе обязательно повторить каждую мою ошибку, чтобы хоть что-то дошло? Твой отец был и есть такой же безалаберный. Ты помнишь, как нам с тобой было тяжело? Почему тебе так вбился в голову этот рокер? Если ему на себя наплевать, то с чего ты взяла, что он потянет тебя вверх?

Вилл сидела, сжав кулаки, вся красная от злости.

— Спасибо, мама, — процедила она. — Теперь я точно помню, почему съехалась с Тарани.

Она схватила рюкзак и вылетела из дома, чувствуя, как воздух будто жжёт кожу. Мэтт был импульсивным. Иногда — да, сосредотачивался только на себе. Но он старается, изо всех сил. Карьера музыканта — это ежедневный риск, труд и никакой стабильности. Нужна храбрость, чтобы выбрать такой путь. И она его уважала за это.

Впрочем, в университете ей и самой уже становилось слегка неловко на расспросы о своём парне говорить, что он играет в группе и в свободное время гоняет на мотоцикле. В компанию её сокурсников Мэтт вписывался с трудом и, подспудно чувствуя это, он, казалось, даже немного ревновал Вилл к учебникам и всячески старался увлечь её в свой мир — полутёмных баров и грома оглушающей музыки.

Но в нём была эта храбрость и пылающий взгляд, который заряжал всех, кто находился рядом.

Сама Вилл, даже будучи лидером Стражниц, не чувствовала себя достаточно храброй. Она до сих пор огрызалась как подросток, когда просто хотела поговорить с матерью. Вот и сейчас — не выдержала её удушающего контроля.

Контроль. Это то, что Вилл ненавидела больше всего. Никому и никогда она не позволит говорить, что ей делать. Да, она никогда не будет идеальной. Ни в чём. Посредственная дочь, средняя студентка… И даже как Стражница — ну, такое себе.

Сложно быть лидером, когда твоя основная задача — включать волшебную форму и закрывать порталы. Остальные девочки владели стихиями. А её суперсила? Носить кристалл. Просто не потерять его.

И то — не сказать, чтобы она с этим отлично справлялась.

Вилл невольно рассмеялась.

Второй день после того, как Ян Лин рассказала им о Завесе и Меридиане… когда Седрик её похитил, чтобы отобрать Сердце Кондракара… и ничего не вышло. Только потому, что она умудрилась потерять рюкзак. Рюкзак, в котором хранила кристалл.

Что ж, если бы на её месте была аккуратная Корнелия, всё бы давно закончилось. Может, в этом и заключалась её особая способность — портить всё вокруг себя… но как-то особенно удачно?

Или хотя бы стабильно срывать мамины дополнительные занятия по математике.

Да, она не доделала вовремя эту дурацкую лабораторную. Теперь придётся разбираться, как попасть на пересдачу. Только вот она даже не знала, зачем ей туда попадать. У неё, кроме боёв на Меридиане и уравнений дома, и интересов-то не было.

Вот она и пошла туда, куда настояла мама.

Инженер? Сложный вопрос.

Может, поэтому ей так нравилось держаться за Мэтта. Он с детства знал, чего хочет. Он хотел покорить сцену. И шёл к этому шаг за шагом — сам.

Вилл шла по улице, не спеша. Возвращаться в их с Тарани студенческую квартирку не хотелось. Можно было бы набрать Мэтта, но она чувствовала: если они увидятся сейчас, то обязательно поругаются. Так бывало каждый раз после разговоров с мамой.

Что ж… была ещё одна идея. Она ведь обещала Седрику поискать в его старом книжном магазине что-то с Меридиана. Почему бы под вечер не сделать хоть что-то хорошее? Ну, ради баланса кармы.

Она достала мобильник и набрала номер Ирмы.

— Хэй, как там твоё дежурство? Хочешь, подменю?

На том конце послышалось лёгкое замешательство.

— С чего это мы такие щедрые?

— Просто вспомнила, что собиралась закинуть кое-что Седрику. Подойду где-то через полчаса, окей?

— Спрашиваешь ещё! — голос Ирмы явно развеселился. — Это чьей же компании ты решила предпочесть нашего лорда змеюку?

— Конечно же мамы.

Ирма рассмеялась.

— Тогда жду тебя с распростёртыми объятиями через тридцать минут.

— Замётано.

Вилл сунула телефон в карман куртки, достала айпод — недавно сменивший её старенький плеер-лягушку, — и принялась распутывать провода наушников. Разумеется, они снова завязались в семь морских узлов.

Правый наушник шипел, но если чуть покрутить провод в разъёме — проходило. Правда, оставалось ощущение, что через пару дней он откажет окончательно.

Под знакомые ноты нового хита Radioactive от Imagine Dragons мысли перестали бешено метаться и начали понемногу выравниваться.

За поворотом уже показалась такая знакомая вывеска Ye Olde Book Shop. Как они вообще с первого взгляда на владельца книжного не поняли, что это Седрик? Он же вёл себя и разговаривал как натуральный змей. 

Ах, да, вспомнила Вилл. Она была слишком занята ревностью к новому парню матери и убедила всех, что правая рука Фобоса это он. Да, уж. До сих пор неловко перед несчастным историком. Попробовали бы они искупать настоящего Седрика во всех бассейнах района. Да он бы их сожрал уже за попытку испортить причёску.

Она нащупала в рюкзаке ключ и отперла стеклянную дверь. Колокольчики мелодично звякнули. Вилл вдохнула знакомый запах книжных полок. Пыль плавно кружила в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь неплотно закрытые жалюзи.

Находиться здесь… вызывало даже некую ностальгию. По временам когда параллельные миры и волшебство были ещё совсем в новинку и каждый день был полон удивительных открытий. Сейчас даже редкие путешествия на Меридиан стали рутиной и не вызывали того первоначального трепета.

Вилл прошагала вглубь магазина, перебирая пальцами книжные корешки.

Где же она их видела?.. Седрик, составляя порядок на полках, явно не ставил перед собой цель продавать книги. Всё было расположено скорее для создания иллюзии богатого выбора, чем для логики.

Она бегло осматривала стеллажи ярус за ярусом, пока не наткнулась на корешок с надписями на явно не земном языке. Вилл потянулась за книгой и только уже коснувшись вспомнила, что одна из таких книг служила порталом в замок.

Чёрт.

Мелькнула золотая вспышка.

И надо же было так бездумно схватиться. 

С тех пор как девочки случайно переместились таким образом на Меридиан почти два года назад, они больше ни разу не пользовались этим способом. 

Во-первых, Сердце Кондракара научилось само открывать порталы в Завесе, а во-вторых, этот конкретный вёл в… бесконечный лабиринт.

Вилл покачала книжку из стороны в сторону в надежде что та просто вернёт её обратно в магазин и можно будет быстро схватить парочку соседних томиков и побежать в Серебряный дракон.

Но не тут то было. В обратную сторону магия не срабатывала тем же способом. Ну разумеется. Девочки в прошлый раз тоже бродили здесь часами, прежде чем нашли выход.

Ну что ж. По крайней мере, сейчас здесь должно быть относительно безопасно. Вряд ли за углом её поджидает гигантская змеюка.

Рюкзак Вилл остался лежать на полу магазина, а значит, Ирма, не дождавшись её через полчаса, приедет и сразу всё поймёт. Можно просто сесть на пол и ждать. Жаль только плеер и телефон тоже остались в куртке, которую она повесила на крючок на входе в магазин.

Вилл вытащила Сердце Кондракара из-под свитера и задумчиво покатала его в ладонях. Хоть замок теперь и считался безопасным, она знала: Элион всё ещё не до конца его изучила. А уж эта часть библиотеки и вовсе была… непредсказуемой.

Лучше подстраховаться.

Она легонько сжала Сердце в руке и зажмурилась от удовольствия, чувствуя, как её нежно подхватывает магическая волна, всё тело становится более гибким и сильным, а за спиной раскрываются крылья.

Да, так гораздо лучше.

Поднявшись в воздух, Вилл попробовала разглядеть направление к выходу из библиотеки, но бесконечные стены стеллажей петляли поворот за поворотом, растворяясь в полумраке, в какую сторону ни посмотри.

Она опустилась обратно, чтобы не потерять из вида полку с книгой-порталом, когда в отдалении послышался странный шорох.

— Вилл! — приглушённо позвал голос, владелицы которого здесь никак быть не могло. — Вилл! Ты здесь?

— Мама?

Седрик сидел у окна «Серебряного дракона», лениво разглядывая улицу. Магический браслет на запястье пульсировал теплым светом.

За окном мелькали прохожие. Мир жил, дышал, менялся.

А он застрял между торговым центром и университетским кварталом — дальше он упирался в невидимую границу, за которую не мог выйти.

Рядом сидела Ирма, изображая равнодушие, но пальцы у неё постукивали по чашке — раздражённо, рвано. Шли последние пара часов её вынужденного дежурства. И Седрик чувствовал, как её терпение истончается с каждой минутой.

— Она так не пришла, — наконец, пробормотала Ирма.

Он не ответил, надеясь, что не придётся вступать в разговор. Стражница Воды отличалась исключительной болтливостью даже тогда, когда собеседник уже явно давал понять, что не заинтересован в беседе.

— Вилл. Позвонила где-то минут тридцать назад и пообещала, что скоро зайдёт. Принесёт какие-то книги из твоего старого магазина. И исчезла. Телефон недоступен, на связь не выходит, — Ирма поднялась с места. — Я больше не могу просто сидеть и ждать.

Седрик слегка повернул голову, но не больше.

— Пожалуй, если ситуация экстренная, никто не осудит тебя за то, что ты покинула свой пост на полтора часа раньше. Обещаю быть паинькой и не пытаться поработить власть на Земле в твоё отсутствие.

— Ну уж нет, — отрезала Ирма. — Я иду в Ye Olde Book Shop прямо сейчас. Но и тебя не оставлю без присмотра. И застряла она вообще-то в твоём магазине. Если там сработала какая-нибудь магическая ловушка — ты можешь помочь разобраться, что случилось. Даже если формально тебе туда ходить запрещено.

Он усмехнулся:

— Значит, мне нужно не только сопровождать тебя куда-то на ночь глядя, но и впрягаться в спасение Хранительницы Сердца. Очаровательно.

— Можешь остаться тут, если хочешь, — пожала плечами Ирма. — Тогда, если что, перед Советом объяснишь, что это ты хотел остаться в тепле и безопасности, пока Вилл была в беде.

Седрик встал. С театральной ленцой, но внутри… внутри всё сжалось от предвкушения.

Старый магазин. Его логово. И он снова сможет оказаться там, не нарушая запрета напрямую. Стражница сама приведёт его туда.

Он сделал вид, что закатывает глаза.

— Ну что ж, пошли. Если знаешь, как снять ограничения с браслета.

— Барьер тебя пропустит, раз ты будешь со мной, — отмахнулась Ирма. — Это не сработает, только если мне будет угрожать опасность. Так что если по дороге решишь всё-таки соскочить, просто подумай о том, как здорово было бы пырнуть меня ножом в спину, и браслет сам тебя остановит.

* * *

Внутри пахло пылью и полузабытой магией.

Всё здесь было до боли знакомо. Он помнил, где скрипят половицы, где лежит тёмный кварц под прилавком, куда падал солнечный свет в полдень. Этот магазин был его. И он скучал.

Ирма первой заметила рюкзак — валялся под одним из стульев. 

— Кажется, Вилл действительно тут была. Только вот, куда она теперь подевалась? Убегала от кого-то и бросила рюкзак?

Седрик покачал головой.

— Всё гораздо проще. Похоже, она искала книгу с Меридиана и случайно схватилась за портал в точке инверсии.

— Точно! Тот самый, в который мы случайно угодили, когда ты ещё только-только прибыл на Землю выслеживать Элион! — Ирма самодовольно щёлкнула пальцами. — Вот поэтому-то я тебя с собой и взяла. Только, вот чёрт: на Меридиан тебе строго-настрого запретили соваться.

Седрик вздохнул, мысленно успокаивая себя. Нельзя даже подумать о том, чтобы напасть на Стражницу прямо сейчас, когда он находится за границей дозволенной территории. Неизвестно как сработает артефакт, если почувствует угрозу. Нужно найти способ уговорить её взять его с собой.

— Сомневаюсь, что принцесса…

— Королева!

— …королева Элион уже сумела разобраться в устройстве Лабиринта. Я провёл там не один месяц, и знаю все его тайны и закоулки. Полагаю, что будет гораздо быстрее, если ты позволишь мне переместиться. Если Хранительница столкнулась с одним из секретов Лабиринта, я единственный сумею её разыскать и сказать наверняка, что произошло.

— Дело говоришь, — нахмурилась Ирма. Было видно, что её всё ещё терзают сомнения. — Думаю, если Элион или Совет узнают о том, что я притащила тебя на Меридиан, поймут, то что действовать надо было срочно. А ты, и правда, знаешь замок лучше, чем кто либо.

Она всё ещё колебалась, но уже шла по проходу к нему навстречу. Когда Ирма коснулась пальцами портала, Седрик улыбнулся, с наслаждением чувствуя, как их окутывает облако золотого свечения.

Он жадно втянул воздух, чувствуя сырость, холод, старые книги и… магию. Прошедшие месяцы испарились, как нечто незначительное. Седрик словно вчера ходил по этим коридорам, разыскивая древние фолианты по приказу Фобоса или просто подбирая подходящее чтиво на столько редко свободные вечера. Он не смог сдержаться и ласково провёл пальцем по гладким корешкам книг.

— Ну что? — Ирма, казалось, не заметила изменений в его настроении. На счастье, она была слишком поглощена тревогой за свою подругу. — Идём?

Седрик склонил голову набок.

— Здесь множество поворотов и закоулков. Как насчёт того, чтобы ты поворачивала только вправо, а я только влево? Предлагаю сделать небольшую разведку, а затем встретиться здесь же. Она не могла уйти далеко — «…добровольно» — мысленно добавил он. — Скорее всего мы довольно быстро её отыщем.

Ирма кивнула.

— Только не вздумай отмочить что-то. Стража сейчас не твоей стороне, если не забыл, — предупредила она, прежде чем скрыться за углом.

Седрик усмехнулся. Библиотека это его территория. Даже не умея превращаться, он помнил расположение всех ловушек и тупиков, а, значит, мог выбраться, или затеряться в любой момент.

Ему нужно было найти стеллажи о магии его народа. Что угодно о нагах и природе их способностей. Если и существовал способ вернуть свои силы, то он был описан где-то здесь.

Седрик довольно быстро нарушил свой план, озвученный незадачливой Стражнице, свернув вглубь Лабиринта. Он чувствовал небывалый прилив азарта, как в былые времена. Теперь он контролировал ситуацию и это наполняло его силой. Он едва ли не жмурился от удовольствия, бесшумно двигаясь между полками. 

Зрение, конечно, было не то. Совсем не то. Он не мог как прежде вытянуть зрачки в вертикальные линии и разглядеть всё, что скрывалось в полутьме закоулков. Но он даже вслепую мог понять, где находится.

—Седрик, — прошелестел тихий, но такой знакомый голос князя. — Ты подвёл меня.

Сердце пропустило удар. Ледяная молния ужаса и ярости скользнула по позвоночнику, прежде чем Седрик осознал, что перед ним всего лишь…

…Мураи? 

Он наугад взмахнул рукой, отгоняя от себя крошечное крылатое существо.

— Похоже, со времени падения Фобоса вас тут немало развелось.

Одичавшие духи из сада князя прятались в тёмных, укромных местах, питаясь страхом и отчаяньем случайных путников. И мураи из библиотеки были очень голодны.

— Я разочарован, — прошелестел ещё один мурай голосом Фобоса, но тут же упорхнул, почувствовав, что тут ему не насытиться.

— Кажется, я знаю, что случилось с Хранительницей, — Седрик усмехнулся.

Не зная, что они такое, не умея защищать свои мысли от вторжения мелких пакостников, Вилл полностью открыла им свои страхи.

И мураи, почуяв лёгкую добычу, роем кружили вокруг неё, ненасытно выкачивая душевные силы, пока она совсем не потеряет рассудок. 

Седрик проследовал к эпицентру бури. Здесь духи даже не пробовали его атаковать, полностью поглощенные мучениями своей жертвы.

Он услышал жалобный всхлип.

«Ты не нужна им. Они уже идут дальше. Без тебя».

«Просто бывшая Стражница. Без цели. Без миссии. Без смысла».

Вилл сжалась в комок на полу, подтянув колени к груди, отчаянно закрывая уши ладонями.

«Только и можешь, что прятаться. От решений, от будущего, от самой себя».

«Такая жалкая и такая вкусная».

Мураи уже сами одурели от угощения, что им предоставили. Седрик разогнал их громкими хлопками. Они вовремя поняли, что пир закончен, торопливо разлетевшись в стороны.

Ну здравствуй, Вилл.

Она рыдала, даже не замечая, что её мучители исчезли. Казалось, будто внутри что-то разрывалось. Слова срывались с губ, но были бессвязны. Седрик понимал: её только что заставили переживать свой худший кошмар наяву. Мураи знали, куда бить. 

Раньше он уже находил служанок, полностью лишённых жизненных сил в тёмных, безлюдных коридорах.

Вот она.

Корчится в слезах на полу прямо у твоих ног. Убить её сейчас сможет даже ребёнок. Та месть, о которой ты жаждал столько месяцев, прямо перед тобой. Нужно просто сломать то, что от неё осталось.

Можно было бы даже обставить всё так, что это была не его вина. Никто не узнает наверняка. Она сама нашла этот портал. Сама активировала. А он просто опоздал.

Так просто.

Седрик сделал шаг вперёд. И замер.

— Тише, — глухо сказал он, подходя. — Всё кончено.

Она не слышала.

Седрик опустился на пол. Аккуратно коснулся её плеча, разворачивая к себе. И в этот момент Вилл вздрогнула — и сама потянулась к нему, в слепом, почти детском жесте. Прижалась, будто ища опору, хоть что-то в этом кошмаре.

Его руки, почти машинально, обвились вокруг неё. Он поднял Вилл на руки — лёгкая, хрупкая, дрожащая. И что-то тёплое, странное, растекающееся в груди будто отравляло привычное безразличие.

Она дрожала, прятала лицо у него на груди, не из страха перед ним — из страха перед голосами, что продолжали звучать в её голове. И это почему-то делало всё ещё хуже.

Седрик чувствовал, как её пальцы слабо вцепились в ткань его рубашки. Он не мог её отпустить. И не мог объяснить, почему.

— Мы ещё сразимся, — прошептал он ей в макушку. — Но не так. Не сейчас. Не когда ты вот такая. Я хочу… тебя сильной.

В глубине коридора послышался топот шагов.

Можно было догадаться, что разлетевшийся рой мураев привлечет внимание Стражницы Воды.

— Вилл? Седрик, ты нашёл её? — Ирма, запыхавшись, выглянула из-за поворота.

Вилл слабо зашевелилась.

— Стоять можешь? — тихо уточнил он.

Она неуверенно кивнула, высвобождаясь. 

Седрик осторожно помог ей подняться на ноги.

Странное чувство схлынуло, и Седрику удалось придать лицу прежнее насмешливое безразличие.

— Вилл! — Ирма бросилась к ним, стискивая подругу в объятьях. — Ты в порядке?! Слава богу… И чего только ты сюда попёрлась! 

Та попыталась улыбнуться в ответ и одновременно удерживать вертикальное положение.

— Господи… — Ирма на секунду отдалилась, чтобы рассмотреть лицо Вилл. — Ну у тебя и видок! В гроб краше кладут! Повезло, что Седрик вовремя тебя нашёл!

Вилл покосилась на Седрика и щёки за рыжими прядями вспыхнули алым.

— Тебя чуть не лишила рассудка кучка одичавших Шептунов Фобоса, — язвительно заметил он, скрещивая руки на груди. — До чего глупая была бы смерть.

Стражницы снова обнялись. Ирма никак не могла нарадоваться, что всё обошлось, а Вилл… кажется не знала куда себя деть.

— Я полагаю, мы закончили, — скучающим тоном протянул он. — Или вы собираетесь дождаться противника посерьёзнее?

Седрик шёл впереди, ведя их по коридорам Лабиринта. Он знал дорогу — всё ещё знал. Он чувствовал стены, петли, развилки. А ещё… чей-то взгляд.

У точки инверсии он остановился.

— Здесь портал в обратную сторону. Советую поторопиться. Похоже, мы тут не одни.

Вилл поёжилась, оглядываясь по сторонам. Ирма перехватила подругу за руку, переплетая пальцы, и уверенно взялась за корешок книги, на которую указал Седрик.

Золотая вспышка и они снова очутились в магазине. Всё закончилось.

— Ирма, Вилл! Что у вас произошло?

Ну разумеется. Почти вся пятёрка теперь в сборе. Не хватало только Стражницы Земли, которая, насколько Седрик помнил, сейчас наслаждалась жизнью королевской фрейлины на Меридиане.

— Было бы неплохо, если кто-то сначала сопроводит меня до границы дозволенной территории и уже потом вы все вместе отпразднуете счастливое воссоединение, — с лёгким раздражением заметил Седрик. — Дело сделано, как и договаривались. Но на большее я не подписывался.

— Так говоришь, будто твоя компания может кого-то обрадовать, — покосилась на него Тарани.

— Эй, хоть он и засранец, но будь с ним помягче, — встряла Ирма. — Он всё-таки сегодня герой.

— Эта змеюка? — рассмеялась было Хай Лин, но встретившись взглядом с Вилл и Ирмой, осеклась. — Да ладно? Тогда действительно стоит прислушаться и помочь ему уползти в его нору.

— Ага, — добавила Тарани. — Пока он не успел какой-нибудь гадостью перекрыть своё первое доброе дело.

Седрик закатил глаза.

* * *

Серебряный Дракон встретил его тишиной. За окнами уже темнело, вечер стекал по стеклу холодными отблесками.

Седрик вошёл медленно. Без привычного скольжения в движениях. Без грации. Он будто нёс на себе чужую тяжесть.

Он снял тренч и аккуратно повесил его на крючок у входной двери.

Рубашка всё ещё была влажная от её слёз.

Глупо.

Глупо, что он позволил себе почувствовать. А вершиной глупости будет вынести из этого что-то, кроме пользы.

Он же всего лишь спас её. И теперь они ему обязаны.

Седрик сидел рядом, когда она была на грани. Он вернул её, целую, живую. Ирма видела и теперь передаст это остальным. И Вилл — тоже. Даже если она захочет это забыть.

— Какая удача, — тихо сказал он себе. — Возможно, теперь они позволят мне вернуться в магазин. Под надзором, конечно… но это лучше, чем ничего. И, может быть, со временем это откроет и доступ на Меридиан.

Седрик закрыл глаза, откинувшись на диванчике.

…Но перед внутренним взором вставала не Ирма. Не портал. И не крыльцо магазина.

А девочка с огненными волосами и дрожащими пальцами — та, о которой он не должен был думать.

«Такая лёгкая. Такая уязвимая», — он снова будто чувствовал её прикосновение у себя на груди. Давление, дрожь и — хуже всего — тепло. Непрошеное, разливающееся по телу, проникающее куда-то слишком глубоко.

Она ведь сама потянулась к нему. А он позволил.

— Это просто… выгода, — прошептал он. Захотелось немедленно стянуть с себя рубашку, бросить в стиральную машину, чтобы стереть это странное наваждение.

Седрик остановился. Медленно выдохнул и снова открыл глаза. Холодные, бесстрастные. Что бы ни происходило, он это переживёт. Он умеет ждать. И он умеет притворяться.

На самом деле он не спас её.

Он просто её не убил.

— Всё под контролем.

Седрик поднялся по лестнице. И снова — под кожей, на границе чувств — зашевелилось что-то неясное. То самое ощущение, что впервые вспыхнуло в Лабиринте.

В комнате было тихо. Только за окном ветер гнал по небу тучи, и свет луны то появлялся, то исчезал, бросая на пол блики.

На столе лежал свиток.

Седрик не вздрагивал. Он знал, что тот здесь, с первого же шага в комнату. Воздух стал другим — плотным, чуть тяжёлым. Как перед грозой.

На пергаменте не было имени. Только странный знак — круг с расходящимися от него линиями, будто корни. Или трещины.

И текст.

Всего одна фраза:

«Ты сделал интересный выбор. Пора встретиться».

Вилл почти не спала. Голоса то и дело вспыхивали в голове, метались внутри сознания, как бешеный мячик для пинг-понга, отскакивая от невидимых стен.

Она сонно доплелась до ванной, стараясь прикрыть за собой дверь как можно тише — не хотелось будить Тарани в её законный выходной.

Карие глаза с тёмными кругами под ними выдавали всё: бессонную ночь, усталость, и мысли, которые не давали покоя.

Ну и вид, конечно… хотя, наверное, всё равно лучше, чем после нападения.

Кто бы мог подумать, что беглые Шептуны способны причинить такой вред?

Теряешь хватку, дорогая.

Но дело было не только в них. Не они лишили её сна.

Седрик.

Что это вообще было? Почему он её спас? Она ведь была абсолютно беззащитна, открыта для удара, а он… не воспользовался этим?

Или это часть плана? Завоевать доверие?

Мурашки молнией пробежали вдоль позвоночника, когда Вилл вспомнила его горячий шёпот у самого уха. Она вспыхнула, непроизвольно коснувшись пальцами того места, где ощущала его дыхание.

Это было странно — помнить, какой он наощупь. Как вместе с его дыханием поднимались и опускались мышцы груди. Как его руки обвивали её, прижимая к себе, заслоняя от кошмара.

Вилл резко мотнула головой, стараясь избавиться от наваждения.

Ты точно не в своём уме, раз полезла в объятия к Седрику. Осторожнее, Вилл. А если бы Ирма не пришла вовремя? Или вовсе потерялась в Лабиринте?

Она умылась холодной водой и потёрла виски, стараясь не задерживать руку на том самом месте. На том, о котором лучше не думать.

Даже если она сейчас влетит в ресторан и начнёт требовать ответы, этот скользкий тип всё равно не скажет правду.

Лучше сделать вид, что ничего не было. Так безопаснее для всех.

Именно в этот момент под майкой затрепетал кристалл. Сердце Кондракара отозвалось лёгким покалыванием — кто-то звал. Кажется, Элион хотела выйти на связь.

Чёрт… Как объяснить ей, что произошло в Лабиринте, если я и сама толком не понимаю, что это было?

Вилл попыталась изобразить на лице бодрую улыбку — вышло не особенно правдоподобно.

Она вздохнула.

Пожалуй, тут надо как с пластырем: чем раньше туда отправишься, тем быстрее можно будет вернуться домой и отвлечься.

Например, доработать дурацкую лабораторную, которую всё ещё не приняли.

Она толкнула дверь ванной и протопала на кухню. Щёлкнула выключателем электрочайника, насыпала растворимый кофе в две чашки: Тарани — три ложки, себе — две и одну с сахаром.

— Хэй, соня! Хватит валяться, долг зовёт!

Спустя секунд тридцать Тарани недовольно высунулась из комнаты:

— В такую рань? Надеюсь, кого-то убивают. Иначе ты одна завтра размораживаешь холодильник.

— Кажется, королева Элион узнала, что мы притащили нашего заключённого на Меридиан и хочет ответов.

Тарани зевнула.

— Большое дело. Всё же обошлось. Могли бы и здесь нормально поговорить. Зачем сразу на Меридиан дёргать?

— Напишешь Хай Лин? Я Ирму позову.

Тарани махнула рукой — мол, пока в чашке остаётся хоть капля кофе, она с места не сдвинется.

Вилл улыбнулась, лениво помешивая сахар чайной ложечкой.

— А что с её высочеством Корнелией?

Тарани пожала плечами.

— Она, по-моему, с Рождества из замка носа не высовывала. Наверняка уже в зале — раздаёт указы и выбирает, в каком платье лучше выглядеть на фоне трона.

* * *

Тронный зал Меридиана уже не казался таким жутким, как при Фобосе. Он стал светлее, даже просторнее. Но каждый раз, переступая порог, Вилл не покидало ощущение, будто за углом всё ещё может прятаться монстр. Паранойя? Или просто отголоски финальной битвы, которая закончилась именно здесь?

Ирма, как обычно, не выдержала повисшей тишины.

— Не могу поверить, что мы снова ждём, пока её величество соизволит к нам спуститься.

— Она ведь всё ещё Элион, помнишь? Просто теперь с короной. И троном. И расписанием на неделю вперёд, — подмигнула Хай Лин.

Вилл не сводила взгляда с пустующего трона.

— Как же здесь всё изменилось. А вроде бы прошло не так уж много времени…

— Ну да. Пока мы сдавали выпускные, она училась управлять целым измерением, — пожала плечами Ирма. — Почувствуй разницу.

Вилл усмехнулась.

— Интересно, она помнит, как мы вместе готовили средневековый фестиваль?

— Тот самый, с воздушными шарами «с очень древним воздухом»? — рассмеялась Ирма. — Она и тогда была упрямой, как принцесса.

— А теперь — настоящая королева. И всё же… вызывать нас вот так, официально?

— Она просто хочет разобраться, — мягко заметила Хай Лин. — Думаю, она напугана. Лабиринт, магия, Седрик… Всё это может показаться угрозой.

— Особенно, — Ирма лукаво пихнула Вилл в плечо, — если один из «пунктов угрозы» решил поиграть в героя и заодно поприжиматься к тебе в темноте.

— Ирма… — Вилл недовольно сдула чёлку со лба.

— Что? Просто интересно, с каких пор тебя тянет на обнимашки с бывшими злодеями.

— Ирма, может, оставим её в покое? — Хай Лин едва сдерживала смех, чтобы не обидеть Вилл. — Хотя бы до того, как Элион войдёт.

Вилл устало улыбнулась и отмахнулась.

— Всё в порядке. Я просто не понимаю, что это было. Он казался другим. А тогда… мне казалось, я просто не выдержу. Эти мураи… 

Вилл поёжилась, словно до сих пор чувствовала прикосновение тьмы.

Ирма обняла её за плечи.

— Ну, после такого даже Седрик может показаться уютной подушкой безопасности.

Хай Лин мягко усмехнулась и добавила:

— Что бы ещё ни случилось — мы рядом. И не отдадим тебя без боя.

В этот момент двери тронного зала с лёгким скрипом приоткрылись. Девочки инстинктивно выпрямились.

Элион выглядела усталой и слегка встревоженной. Диадема, которую кузнец так искусно подогнал под её голову, поблёскивала драгоценным камнем. Не слишком ли тяжёлой она стала для такой хрупкой Элион?

Она была почти на голову ниже Корнелии — той, что двигалась уверенно, даже царственно. Впрочем, именно Корнелия из них двоих и смотрела на людей как на подданных. Элион всегда оставалась мягкой, добросердечной. Но королевское бремя явно оставило на ней след, вынуждая раз за разом принимать тяжёлые решения.

Элион устало опустилась на трон. Корнелия встала рядом, скрестив руки на груди.

«Смотри ещё, перепутают, кто тут королева», — подумала Вилл.

С Корнелией всё ещё было… сложно. Несмотря на всё, что они пережили вместе, Вилл помнила, как та похитила Сердце Кондракара и — никого не предупредив — отправилась на Меридиан в одиночку.

Это было одно из самых ужасных событий в истории их команды.

Тогда Вилл чувствовала себя полной идиоткой, снова и снова перерывая рюкзак в надежде, что кристалл просто куда-то завалился. Что ничего страшного не произошло.

Да, она ошиблась, решив сохранить тайну от Элион. Но разве заслуживала такого?

Корнелия знала, как тяжело Вилл завоёвывать авторитет среди них. Остальные уже давно были подругами, а Вилл только-только переехала в новый город, где всё для неё было в новинку.

Жестокость и резкость — не такие уж редкие черты для Корнелии. И, если честно, именно она заставляла Вилл чаще всего сомневаться в своём лидерстве.

Тогда, в тот день, у неё будто что-то оборвалось. И сейчас, когда Корнелия снова встала отдельно от них, это особенно задевало.

Элион окинула их мягким взглядом, в котором, тем не менее, чувствовалась отчётливая настороженность.

— Спасибо, что пришли. Нам нужно обсудить то, что произошло. И то, что может произойти.

Корнелия, не сводя взгляда с Вилл, сложила руки за спиной и резко добавила:

— И нам бы хотелось услышать всю правду. Особенно о том, что Седрик делал на Меридиане.

— У тебя же портал буквально в шкафу, — заметила Вилл. — Могла бы просто спросить, а не дёргать нас всех сюда.

«Ну извини, что ты тут единственная дочка банкиров, и можешь позволить себе целый год наслаждаться жизнью придворной дамы на Меридиане. А кому-то нужно отрабатывать стипендию в университете».

— А может, кому-то просто не стоило лезть на рожон? — холодно бросила Корнелия. И снова — только в сторону Вилл. Словно проверяла, выдержит ли её лидерство ещё один удар.

— Девочки, — Элион подняла руку. — Мы собрались здесь не для того, чтобы ссориться. Просто расскажите, что произошло.

— Я была в Ye Olde Book Shop, когда сработал портал и перенёс меня в Лабиринт, — начала Вилл. — Ирма заметила, что меня долго нет, и отправилась за мной, прихватив с собой Седрика. Он нашёл меня первым и спас от голодных мураев. Конец.

— Просто цепочка дурацких совпадений.

— Так уж и совпадений? — язвительно проговорила Корнелия. — Седрик у нас теперь главный спасатель девушек из лап чудовищ?

— Корнелия, я бы с радостью выслушала твою мудрую точку зрения, если бы ты была на Земле, — с ехидцей отозвалась Ирма. — А так — пришлось импровизировать. Когда Вилл оказалась в опасности, я взяла с собой единственного, кто знал, какие ещё ловушки успел оставить Фобос.

Корнелия уже открыла рот, но встретилась с бесконечно уставшим взглядом Элион — и тут же замолчала.

— Это действительно похоже на недоразумение, — задумчиво сказала Элион. — Простите мою паранойю. Просто… в тот же день я уловила на Меридиане чужую магию. Я пыталась понять, что это было и насколько опасно, но в итоге нашла лишь следы Седрика.

Я не уверена, связаны ли эти события. Но, честно говоря, предпочла бы, чтобы он не появлялся здесь, когда происходит что-то странное.

— Я понимаю, — кивнула Вилл. — В совокупности это выглядит довольно подозрительно. Надеюсь, скоро всё прояснится. Но можешь быть спокойна: на Меридиан он больше не попадёт. По крайней мере, не с нашей помощью.

— Даже если он вам помог… — Элион сжала подлокотники трона. — Не думайте, что его слова хоть на йоту заслуживают доверия. Я уже однажды поверила ему. И мы все знаем, чем это закончилось.

Вилл ощутила, как внутри всё сжалось. Элион говорила правильно. Логично. Но эмоционально — всё это казалось каким-то… слишком. Будто мысли и чувства начали путаться, и она уже не понимала, что тревожит её сильнее — Седрик или собственная реакция на него.

— Я рада, что мы разобрались, — с облегчением сказала Элион, и на её лице впервые за всё время появилась тёплая улыбка. — Простите, что заставила вас бросить всё и приехать из-за, возможно, пустяка.

— Ничего страшного, — Вилл тоже улыбнулась. Голос звучал ровно, почти спокойно. — Лучше перестраховаться, чем упустить настоящую опасность.

Когда разговор подошёл к концу, девочки двинулись к порталу. Ирма — вперёд, демонстративно бодро. Хай Лин чуть замешкалась, взглянув на Вилл с беспокойством. Та кивнула в ответ, снова машинально улыбнувшись.

Корнелия осталась у трона. Она ничего не сказала. И в этом молчании была вся её позиция.

Стражницы одна за другой шагнули в светящуюся воронку. Вилл задержалась на мгновение, оборачиваясь на тёмные своды замка у себя за спиной, которые едва не стали её могилой.

Обратный путь был коротким, почти незаметным. Слова девочек сливались в гул, а в голове у неё звенела одна единственная мысль:

Почему я не могу просто согласиться с ними?

Он ведь враг. Предатель. Манипулятор. Это не подлежит сомнению.

Но его руки дрожали, когда он её держал. И в голосе было что-то… другое.

Она не могла это забыть. Не могла — и не понимала, почему.

Где-то в тёмной глубине Меридиана древняя тень наклонилась ближе. Услышала.

Слишком много эмоций, слишком мало ясности, — прозвучало в пустоте.

Саграэль улыбнулся.

Вечер был на редкость спокойным. Мягкий свет свечей, приглушённая музыка и аромат травяного чая создавали в «Серебряном драконе» иллюзию уюта, в который трудно было поверить. Седрик сидел у стойки, наблюдая, как официантка аккуратно раскладывает меню на новом столике. Он почти привык к этому — к рутине, к человеческой медлительности. Почти.

Дверь отворилась, пропуская в ресторан мужчину.

Сначала ничего необычного. Простой, даже слишком аккуратный человек. Но Седрик всё же поднял глаза: нечто в походке или взгляде незнакомца сразу резануло его чувства. Он двигался чересчур спокойно, как тот, кто обладал властью гораздо большей, чем хотел продемонстрировать окружающим.

Мужчина прошёл к столику, но, не сев, задержался в зале, огляделся и медленно повернулся к стойке.

— Кажется, мне порекомендовали это место как тихое… — произнёс он. Голос был бархатистым, почти гипнотическим. — Идеальное, чтобы остаться на целую вечность.

Седрик осматривал незнакомца, пытаясь понять, что от него ожидать.

— Ожидайте за столиком, вам скоро должны предложить меню.

— Благодарю, — отозвался гость. — Но если позволите, я бы предпочёл поговорить с вами.

Он подошёл ближе, бесшумно, как будто не касался пола. Седрик напрягся. Где-то глубоко под кожей — внутри — магия кольнулась и затихла, как зверь, учуявший угрозу.

— Моё имя — Саграэль. Я здесь новичок. И, как это часто бывает, чужаку первое время приходится непросто. И, возможно, мне просто показалось, но едва я вас заприметил, я сразу подумал, что именно вы можете быть моей родственной душой в этом вопросе. Человек… которому не по себе в собственной коже.

Седрик напряжённо наблюдал.

— Я не особенно заинтересован в новых знакомствах, Саграэль, — осторожно ответил он. — Особенно из своего старого дома.

Саграэль чуть наклонил голову, будто прислушался к словам с особым вниманием.

— Неужели? Мне кажется, что как раз наоборот, — голос был мягким, звучал так, словно гость виновато посмеивается над собственной оплошностью. — Мне просто близка ваша ситуация. И я ужасно не люблю, когда люди, продемонстрировавшие невероятный потенциал, оказываются незаслуженно ограничены в своих возможностях. Когда даже их собственное тело оказывается клеткой.

Тишина между ними на секунду сгустилась.

— Кажется, вы слишком много разговариваете, — сухо бросил Седрик. — Уже давно пора сделать заказ или уходить.

Саграэль усмехнулся, словно его это ничуть не задело.

— Прошу простить мою болтливость. Когда редко выдаётся повод поговорить с кем-то по душам, за хорошей беседой время летит незаметно.

— Может тогда обсудим тот пергамент у меня на столе? — оборвал его речь Седрик.

Саграэль не удивился — наоборот, будто ждал этого вопроса. Уголки его губ чуть дрогнули.

— Я надеюсь, моя поспешность вас не отпугнёт. Вы вызвали у меня слишком живое любопытство, что я не сумел сдержаться от того, чтобы немедленно не связаться с вами. 

Седрик не ответил. Он ждал продолжения, но держал дистанцию.

— Иногда кажется, что уже всё потеряно, — продолжил Саграэль, — Но это не более чем заблуждение. И жизнь может ещё сама предложить возможность вернуть былое. Снова ощутить себя тем, кем был рождён. А не кем, тебя сделали обстоятельства.

Седрик сжал пальцы на чашке.

— Только вот у любого соблазнительного предложения есть своя цена, — проговорил он. — А последнее, чего я хочу, — это однажды проснуться и ощутить, как чей-то поводок затягивается у меня на шее.

— Это делает вас умнее многих. И всё же… я не прошу многого. Я бы и сам не доверился слишком заманчивым речам, — мягко возразил гость. — Но я всего лишь неравнодушный наблюдатель, сочувствующий тем, кто был истинно верен своим идеалам и незаслуженно оказался в скованном положении. 

Он говорил почти с сожалением, но в голосе чувствовалась подспудная сила — ровная, уверенная, древняя.

— Поэтому и предложение у меня не менее скромное: небольшой ритуал. Его действия хватит всего на час. Это не полное возвращение, нет. Но достаточно, чтобы ты вновь ощутил, как гибкость возвращается в твои движения. Как остро чувствуется каждый звук, как зрение пронизывает темноту, как тело подчиняется без промедлений. Не вся сила — лишь её отблеск. Но этого хватит, чтобы вспомнить, кем ты был… и как сильно скучал по этому ощущению.

Он достал небольшой камень — гладкий, чёрный, как капля масла. Положил его на стойку.

— Когда будешь готов — просто прикоснись с мыслью, что всё же решился. Я услышу.

Саграэль сделал полшага назад, но его взгляд оставался прикован к Седрику.

— Ты ведь скучаешь по своей истинной природе, не так ли?

Он развернулся и ушёл, не оборачиваясь. Только колыхнулась в воздухе едва уловимая волна магии — и пропала.

Седрик остался один, глядя на кристалл. Он не тронул его. Не позволил себе.

Но он всё ещё чувствовал: в его присутствии кожа чесалась, будто вспоминая, какой она была — чешуйчатой, сильной, живой.

* * *

Во дворе за рестораном стояла тишина, нарушаемая лишь стуком мебели. Седрик и Хай Лин выставляли столы и стулья на летнюю террасу: скоро должен был начаться вечерний поток гостей. Солнце мягко скользило по крышам, воздух был наполнен запахами еды и горячего асфальта. Обычный, ничем не примечательный день.

— Почти готово, — сказала Хай Лин, ставя последний стул. — Остались только фонарики и скатерти.

Седрик молча кивнул. Он как раз выравнивал столы, когда услышал знакомые шаги. Из ресторана вышли Вилл и Тарани: у одной в руках коробка с фонариками, у другой аккуратно сложенные тканевые свёртки.

Рыжей Стражнице хватило ума не поднимать вопрос их столкновения в Лабиринте и благодаря этому находиться с в её обществе было даже сносно.

— У нас всё по плану, — сказала Вилл, прищурившись от солнца. — Сейчас развесим это и…

Мир содрогнулся.

Портал открылся быстро и бесшумно, словно кто-то разрезал воздух тонким ножом во внутреннем дворе. Из рассечённой ткани реальности вырвался первый вепрь — массивное существо с толстой шерстью багрового оттенка и клыками, похожими на кривые кинжалы. За ним второй. Третий.

— Это что ещё за бешеные свинки, — воскликнула Хай Лин, едва успевая увернуться.

Седрик прыгнул вбок, укрываясь за перевёрнутым столом. Первый вепрь снёс всю переднюю часть террасы, как игрушечную. Столы летели в воздух, кресла ломались с хрустом, ткань рвалась на клочья.

Вскоре вепрей выскочило уже не меньше десяти. Разогнавшееся стадо мчалось напролом, не разбирая пути.

— Сейчас загоним их туда, откуда они пришли, — Вилл выхватила кристалл. — Стражницы: мы едины!

Сердце Кондракара взмыло в воздух и в следующий миг её накрыла яркая вспышка. Свет вырвался кольцом и зацепил Хай Лин и Тарани, их силуэты будто на мгновение растворились в сиянии, а затем вернулись, уже в образах Стражниц, с потоками энергии в волосах и мерцающими знаками стихий на груди.

Седрик привычно прикрыл глаза ладонью.

«Идеально, — подумал он сквозь стиснутые зубы. — Надо же было до такого докатиться».

Хай Лин окружила территорию ресторана вихрем, не давая вепрям вырваться наружу.

Вепри с визгами заметались, круша всё без разбора. Столы летели в воздух, кресла ломались с хрустом, ткань рвалась на клочья. И смотря на это из-за своего ненадёжного укрытия единственное, что чувствовал Седрик, было не страхом.

Это была ярость. Они ломали его террасу. Его порядок. Его работу.

«В нормальной форме мне бы хватило одного удара хвоста, — пронеслось в голове. — Один взмах и эта груда мяса уже летит обратно в портал».

Он сорвался с места. Не потому что хотел спасти людей — в целом, ещё даже никто не успел зайти. А потому что это была его территория, и никто не имел права превращать её в руины.

Он прыгнул вперёд, стараясь сбить с курса ближайшего вепря. Попытался использовать остатки ловкости, вскарабкаться на стойку, обрушиться сверху, как делал раньше: быстро, точно. Но движение вышло неловким. Медленным. Неестественным. Рука соскользнула. Он не успел отреагировать.

Удар сбил его с ног. Один из зверей задел бок клыком, и тело обожгло болью. Седрик рухнул на землю, глотая воздух. Мир размывался, гудел в ушах, дрожал.

Вепрь снова завизжал и развернулся прямо на него.

И вдруг тень, голос, движение.

— Седрик!

Вилл врезалась в бок вепря с размаху, сбив его с курса. Достаточно, чтобы выиграть секунду. Секунду, за которую Тарани успела обрушить перед мордой зверя огненный шар.

— Держись! — крикнула она, притормозив в воздухе.

Седрик сжал зубы. Он не издал ни звука, хотя каждый нерв вопил. Куда хуже было другое: он упал, он ошибся, и его спасли. Ему не хватило силы, скорости, чешуи. Не хватило самого себя.

А Вилл уже была на ногах, отдавая команды:

— Тарани, молодчина, а теперь держи зверюгу правее! Хай Лин, сжимай ураган! Мы почти их развернули!

Магия пульсировала в воздухе. Стражницы действовали как единый механизм: уверенно, слаженно.

Седрик медленно поднялся, опираясь на стену. Рана жгла, дыхание сбивалось. Но он стоял. Пусть даже дрожал от боли, но он стоял.

Портал схлопнулся с последним всполохом света, засосав внутрь последних двух упрямо сопротивляющихся вепрей. Во дворе воцарилась тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием.

— Мы это сделали! — Хай Лин закрутилась в воздухе и опустилась на землю с широкой улыбкой.

Тарани облегчённо выдохнула:

— Без жертв, без глобальных разрушений… это была почти идеальная операция.

— Почти, — хмыкнула Вилл, разглядывая остатки террасы. — Но хотя бы всех обратно загнали.

— Честно говоря, мне довольно давно хотелось размяться, — улыбнулась Хай Лин.

Они переглянулись и рассмеялись. Победа была настоящей. Лёгкой, быстрой, даже весёлой. Почти как в старые времена.

Никто не заметил, как Седрик, не проронив ни слова, скользнул в сторону. Он двигался медленно, стараясь не прихрамывать, не прижимать бок. Прокрался мимо мусора, обломков и остатков ужаса и нырнул в дверцу, ведущую наверх.

В комнату. Подальше от глаз. Где можно наконец осесть, сжать рану и не притворяться.

Ресторан уже почти стих. Терраса была в руинах, но внутри всё снова приобретало привычный ритм: кто-то подметал осколки, кто-то споро расставлял столы заново, словно ничего и не было.

— Эй, сейчас Седрик увидит, что столы стоят криво, и будет весь вечер ныть! Поправь быстрее, пока он не пришёл и не начал вещать свои ценные замечания!

Вилл рассмеялась. 

— А кстати, где он?

Она вытерла руки полотенцем и огляделась. Это было на него совсем не похоже. Он не просто не остался, чтобы проконтролировать, что всё сделано «по уму». Он вообще ушёл. Молча. Без комментариев, без язвительных реплик. Даже взглядом не наградил. И, кажется, исчез сразу после потасовки.

— Что-то тут не так.

Он бы не признался, если бы пострадал. Особенно от вепрей, таких примитивных созданий. Его гордость такого не переживёт.

И она знала, почему. Потому что сама была такой. В самом начале. Когда только получила Сердце и поняла, что одна ничего не может.

— Куда ты? — окликнула Хай Лин.

Вилл уже поднималась по лестнице к чердачным комнатам. Одну из дверей она приоткрыла без стука. Внутри было темно. Лишь тонкая полоска света из коридора пересекала пол.

— Седрик?

Он сидел у стены, спиной к кровати, чуть сгорбившись. Рубашка была сброшена, бинты — небрежные, наскоро намотанные, уже пропитанные кровью. Он не ответил, но взгляд поднял. Острый, настороженный.

— Я… — Вилл замялась. — Я просто хотела убедиться, что ты в порядке.

— В полном, — холодно отозвался он.

Она шагнула ближе. Увидела кровь. Дрожь в его пальцах. Напряжение, ещё не отпустившее плечи. Что-то в ней сжалось.

— Почему ты ничего не сказал? — тихо спросила она. — Мы бы помогли…

— Я не нуждаюсь в помощи, — отрезал Седрик.

Вилл нахмурилась, но не ушла. Присела рядом на корточки и осторожно взяла бинт.

Но стоило ей коснуться его, как Седрик вскинул голову и рассмеялся — зло, устало.

— Что, обрадовалась, да? Решила, что теперь в расчёте за Лабиринт? Что вот она, отличная возможность — пожалеть раненого, униженного Седрика и героически перевязать его? Какая забота! Моё сердце просто тает!

Он побледнел. Яростные слова забирали у него силы.

— Оставь. Свою жалкое сочувствие оставь при себе. Я не убил тебя только потому, что не хотел вернуться в подземелья. Хотя, может, стоило. Посмотреть, как мелкие духи выедают твой разум — прекрасное зрелище. Его хватило бы мне на долгие годы. Хотя… — он усмехнулся с горечью, — у меня и так достаточно: Хранительница Сердца, избранница Кондракара, корчится на полу и молит о пощаде.

Он закашлялся и замолк. Пот стекал по его лбу.

Вилл молча развязала испачканную повязку и начала перевязывать рану заново — аккуратно, тщательно. В комнате повисла тишина. Густая, натянутая, как струна.

— Я не просил, — сказал он глухо, когда она закончила.

— А я не спрашивала, — отозвалась Вилл, не глядя на него. — Я пришла бы даже к Фобосу. Просто потому что считаю, что никто не заслуживает бессмысленных мучений, кем бы он ни был. Всё должно быть справедливо. Даже если речь о твердолобом гордеце, который уверен, что лучше умереть, чем попросить помощь. И говорит ужасные вещи, лишь бы его оставили в покое, хотя ясно, что сам не справляется.

Она сидела рядом, не слишком близко, но и не уходила. Тонкие пальцы сжимали кусок бинта. Она не бросила его. 

— Ты ведь знал, что я приду, — сказала она тихо.

— Да, — Седрик усмехнулся, но улыбка вышла уставшей. — Это вполне твоём духе.

Она не знала, что ответить на это. И не была уверена, что хочет.

— Тогда зачем? — спросила она, не повышая голоса. — Зачем ты так стараешься меня задеть? Неужели просто сказать, что тебе нужна помощь — это хуже, чем терпеть вот так?

Седрик отвёл взгляд, будто искал в темноте что-то, на что можно было бы опереться.

— Потому что так будет проще для всех, — сказал он после паузы. — А ещё потому, что ты вообще не должна быть здесь. С бинтами.

Вилл нахмурилась, но промолчала. Он не смотрел на неё — будто говорил не ей, а в пустоту. Или сам себе. И мысленно всё ещё пытался договориться с судьбой. Отмотать время. Вернуться туда, где было проще. Где существовал враг, приказ, цель. Где не нужно было каждый день выбирать, кем быть.

Повисла тишина.

Она не сразу поняла, что именно почувствовала — только в груди вдруг стало тяжело и знакомо. Точно такое же чувство, какое она прятала от самой себя всё это время. Пустота после битвы. После победы. Когда ты больше никому не нужен. Когда не знаешь, зачем ты теперь.

— Я понимаю, — сказала она тихо. — Что ты имеешь в виду.

Пауза.

— Я тоже не знаю, как жить после.

Седрик не ответил. Только едва заметно качнул головой. То ли в знак согласия, то ли от усталости. То ли потому, что не хотел слышать это именно от неё. Или, наоборот, потому что слишком хорошо понял каждое слово.

Вилл больше ничего не сказала. Просто тихо поднялась, сложила испачканные бинты и, не оглядываясь, направилась к двери. Не было смысла затягивать паузу. Всё, что можно, уже прозвучало — пусть и не вслух.

На пороге она задержалась лишь на мгновение. Не для прощания — скорее, чтобы убедиться, что он всё ещё здесь. Что по-прежнему дышит.

— Отдохни, — сказала она. — Я попрошу прислать лекаря с Меридиана. Хай Лин проследит, чтобы всё прошло хорошо. Только… не усложняй всё, хотя бы сегодня.

Ответа не последовало. И это было нормально.

Она закрыла за собой дверь и осталась в коридоре, прислонившись спиной к стене. Некоторое время просто стояла, глядя в никуда. Внутри было глухо, будто в ней самой тоже что-то приутихло.

Удивительно, подумала она. И даже иронично.

Седрик — из всех людей — оказался единственным, с кем она смогла вслух сформулировать то, что ощущала всё это время. И он понял. Почти без объяснений. Потому что чувствовал то же самое.

Она глубоко вдохнула, оттолкнулась от стены и пошла по коридору, оставляя позади тяжёлую тень комнаты. Но не чувство, что, возможно, впервые за долгое время она не одна в этом странном, непонятном «после».

Зал ресторана дремал в послеобеденной тишине. Седрик сидел за крайним столиком, уставив взгляд в экран старенького ноутбука. Принтер рядом щёлкал и жевал бумагу с упрямством древнего зверя.

Он перепечатывал меню. Снова.

Кривой шрифт, неправильный отступ, «Удон с креветками» оказался дважды — один раз по-китайски, другой — с опечаткой. Он почти не моргал, пальцы терпеливо подгоняли формат. Проклятые таблицы.

Он занялся этим ещё тогда, когда после инцидента с вепрями лежал в комнате с перебинтованным боком. Поначалу чтобы не сойти с ума. Затем — потому что хаос в старом меню доводил до истерики. Беспорядок действовал хуже, чем боль.

Технике он по-прежнему не доверял, но Ян Лин принесла ему толстую книгу с кричащей жёлтой обложкой — «Word и Excel для начинающих». Он сначала надменно хмыкнул. Потом всё же открыл первую страницу.

Теперь он выравнивал текст, колдовал с колонками, добавлял декоративные рамки. Вчера он впервые применил слово «кернинг» и чувствовал, что поднялся на новый уровень.

Принтер щёлкнул. Края листа были скошены. Шрифт — бледный. А иллюстрация лапши — снова почему-то в чудовищном пиксельном разрешении.

Седрик порвал страницу и выдохнул сквозь зубы.

— Думаешь, стоит сделать заголовки зелёными? — спросила Хай Лин с планшетом в руках. Она сидела напротив и дорисовывала волнообразный орнамент вокруг названий блюд.

— Только если ты хочешь, чтобы люди подумали, что мы подаём только водоросли, — отозвался он без тени иронии.

— А что? Хорошая идея на летнее меню, — хмыкнула она. — Кстати, я нарисовала ещё два варианта обложки. Посмотри, какой лучше.

В этот момент в зал вошла Тарани с сумкой, как обычно забитой учебниками по праву, и серьёзным видом.

— Я на дежурство, — сказала она. — Всё спокойно? О новых порталах не слышно?

— Всё супер, только вот у меню — нервный срыв, — бросила Хай Лин. — Мы его лечим совместным креативом.

Тарани подошла ближе, склонилась над макетом и приподняла брови.

— Подождите… вы серьёзно делаете новое меню?

— Да, — кивнула Хай Лин. — Мы тут создаём шедевр. Вот Седрик настоял на идеальной типографике, и как-то втянулась. Теперь не остановиться.

— Не думала, что на Меридиане проводят тренинги по… Word’у. Или это у вас PowerPoint?

— Не недооценивай таланты нашего управляющего, — Ян Лин с улыбкой вынесла поднос с чашкой чая. — Настоящее золото, а не сотрудник. За месяц прошёл путь от «я ломаю технику взглядом» до «мастер самых стильных файлов». Хоть пригодился мой учебник для пенсионеров.

— Местами Paint, — мрачно добавил Седрик. — Иллюстрация лапши — пиксельная пытка.

— Это был стиль! — запротестовала Хай Лин.

— Это было преступление, — без эмоций парировал он.

Тарани прыснула со смеху.

— Кажется, ты уже официально адаптировался, — сказала она. — Осталось только выучить слово «брендинг».

— Уже на второй закладке, — буркнул он и кивнул в сторону книги, испещрённой цветными стикерами.

Смех стих, и Тарани ушла расставлять свежие цветы по столикам. В зале снова воцарилась уютная тишина.

Рана под рубашкой саднила. Он привык к боли — когда-то она была частью его природы — но сейчас она действовала по-другому. Медленно, изнутри. Он уже не регенерировал как прежде. Всё заживало… слишком по-человечески.

Ян Лин с добродушной улыбкой разлила чай по чашечкам.

— Не кривись так, — бросила она. — Это не проклятье. Это возраст. В какой-то момент у всех нас перестаёт заживать за пару дней. Даже у тех, кто был змеёй.

Он усмехнулся. Усталой, почти благодарной усмешкой.

— Надеюсь, не у всех.

— У всех, — подтвердила она с видом просветлённого буддиста и ушла вглубь зала.

Седрик встал, сложил испорченные листы, вытер руки. И снова вспомнил о том, что лежит у него в кармане. Уже месяц эта легкая тяжесть камня буквально оттягивала ткань джинсов, с каждым болезненным движением напоминания о себе.

Маленький, вытянутый, гладкий и холодный. Он будто жил своей жизнью. Пульсировал. Шептал.

Седрик вытащил его, глядя на него молча. Свет как будто растворялся в его изгибах.

Он смотрел долго. Потом аккуратно обернул обратно в ткань и убрал в карман.

Ему нужно было пройтись. Ночью. Одному.

И он знал, куда пойдёт.

* * *

Ночь была тихой. Город спал, и улицы дышали холодом. Седрик шагал почти беззвучно — мимо заднего двора, вдоль переулка, к пустырю за домами. Здесь редко ходили люди. Никто не увидит.

Он достал камень.

Поколебался ещё пару мгновений, но затем решился. Мир вокруг замер, когда Седрик сжал камень в ладони и сосредоточился на желании. Чётком, ясном. «Покажи мне путь. Дай то, что обещал».

И в следующую секунду всё исчезло.

Он стоял среди зелёного холма, залитого мягким вечерним светом. Над головой чистое небо, переливающееся золотом и бирюзой, как на старых гобеленах. Вдалеке шумела река, по склонам шелестели высокие, стройные деревья, а в воздухе пахло полынью и чем-то медовым.

Тишина была живая. Утешающая. Ничего лишнего, ничего тревожного. Только лёгкий ветер и тени облаков, медленно скользящие по траве.

Седрик огляделся. Его сердце билось учащённо — не от страха, а от… узнавания. Он не знал это место. И одновременно оно было словно взято из его памяти. Похоже на то, что он когда-то представлял. Может, в детстве. Может, в сне. Где он мог бы жить.

— Где я? — спросил он. Голос прозвучал резко. — Это территория за периметром? Здесь нельзя находиться. У меня браслет. Он должен…

— Ты даже шага не сделал, — перебил Саграэль.

Он появился из-за деревьев — спокойно, уверенно. Его длинные накидки тихо колыхались, будто в невесомости. В глазах отражалось небо.

— Это не мир, а лишь его образ. Пространство, вплетённое в твоё сознание. Я создал то, что тебе приятно. Уютно. Безопасно. Ты сам показал мне, каким оно должно быть.

Седрик сжал губы. Он не хотел, чтобы кто-то влезал к нему в голову.

— Ты чувствуешь себя лучше здесь, — продолжил Саграэль. — Значит, ритуал будет эффективнее. Но если тебя уж так сильно тревожит, что этот мир рассказывает слишком многое о тебе, я тоже могу кое-чем поделиться.

Он щёлкнул пальцами.

Мир мигнул — и изменился.

Теперь они стояли на другой поляне. Деревья были выше, но их стволы казались полупрозрачными, как из стекла. Листья светились изнутри мягким голубым светом и слегка шевелились, даже когда не было ветра. Вода в пруду переливалась, как жидкое зеркало, а в её глубине скользили тонкие светящиеся нити.

В траве росли растения странной формы — вытянутые, закрученные, словно застывшие в танце. Лепестки переливались всеми оттенками перламутра при каждом движении взгляда.

Из травы выскользнуло существо. Маленькое, гибкое, с мягкой чешуёй, вытянутыми ушами и полупрозрачными плавничками на спине и хвосте. Оно скакнуло вперёд, петляя между цветами, его глаза светились радостью.

— Её зовут Айлин, — улыбнулся Саграэль. — Моя любимица.

Айлин подпрыгнула, обежала Седрика по кругу, легко ткнулась носом в его ботинки, затем в рукав. Щёлкнула хвостом, словно обдумывая что-то, и юркнула к Саграэлю, оставляя за собой лёгкий серебристый след.

Она ловко запрыгнула ему на плечо, перебежала вниз вдоль руки и свернулась клубком у его локтя. Саграэль привычно провёл ладонью по её спине, почесал у основания плавника. Айлин заурчала и прижалась щекой к его ладони.

И тут из-за деревьев стали появляться другие существа: её сородичи. Они были такими же — гибкими, живыми, сияющими. Кто-то кувыркался в траве, кто-то скользил вдоль зеркальной воды, кто-то свернулся клубком и тихо дремал.

И всё это было — слишком правильным.

В этом мире не было ветра. Птицы в небе зависли на месте. Вода в пруду перестала колыхаться. Всё застыло на грани. В миге до конца.

Седрик почувствовал это кожей — хотя никто не говорил. Как чувствуешь, что приближается буря, даже если не видишь её.

— Это… её мир?

Саграэль ответил не сразу. Только наблюдал, как Айлин каталась в траве, как один из её сородичей пытался поймать лепесток, который никогда не упадёт.

— Да. Одна из первых моих иллюзий. Она не совершенна, но Айлин не любит, если я что-то здесь меняю.

Он не стал объяснять больше. Но в его голосе сквозила тяжёлая, почти осязаемая грусть.

Айлин подняла мордочку, словно услышав своё имя, встретилась взглядом с Саграэлем, потом снова счастливо юркнула в траву.

— Пойдём, — наконец сказал он. — Мы готовы начать.

Очередным щелчком Саграэль вернул мир обратно — тот, что был соткан из желаний Седрика.

— Ты помнишь, что действие не продлится вечно? — продолжил Саграэль.

— Да, — ответил Седрик. — Мне даже минуты сейчас будет более чем достаточно.

— После активации магия потечёт, как вода — не останавливаясь, пока не иссякнет.

Саграэль чуть склонил голову.

— Всё же есть один способ вернуть твоё тело полностью. И даже усилить его.

Он сделал короткую паузу.

— Ты хорошо знаешь человека, кто может тебе помочь.

Седрик скрестил руки на груди.

— И кто же это? — бросил он. — Знакомых у меня достаточно. Только вот половина мечтает меня убить при первой же встрече.

— Если Хранительница Сердца Кондракара отдаст тебе кристалл добровольно, — произнёс Саграэль спокойно, — её искренние чувства в момент передачи силы напитают его такой силой, что он не только вернёт тебя прежнего. Ты станешь сильнее, чем когда-либо был.

Седрик с горечью усмехнулся.

— В таком случае, этого способа не существует.

Он покачал головой.

— Вилл скорее бросит Сердце в жерло вулкана, чем отдаст его мне даже на мгновение. Сколько бы сладкой лжи я ни вливал ей в уши, она не поведётся на них, как Элион. Это пустая трата времени. Лучше дай мне то, что у тебя есть, если ещё не передумал.

Саграэль улыбнулся в ответ — холодно, чуть тенью сочувствия.

— Тогда начнём.

Поверхность под ногами пошла кругами, будто на воде. Саграэль вынул из воздуха чашу и кинжал.

Он не был похож на обычное оружие. Лезвие — тёмное, почти чёрное, будто выковано из самой ночи. Металл не отражал свет, а, наоборот, поглощал его в себя. Вдоль клинка шли тонкие узоры: не руны и не письмена, а линии, похожие на трещины в закопчённом стекле или высохшие русла рек. В рукояти мерцал крошечный камень, будто застывшая вспышка далёкой звезды.

Седрик смотрел на него молча.

Саграэль поднял кинжал на уровень глаз.

— Его сила растёт рядом с риском. Чем ближе ты к краю — тем больше будет даровано. Говоря иными словами: кинжал действительно ранит, но не калечит тело, а запускает силу. Чем опаснее удар — тем ярче отклик.

Он сделал короткую паузу.

— И как ты мог уже догадаться, смертельный удар вернёт тебя на пике формы твоего тела. Но всё так же временно.

Седрик не отреагировал вслух, но взгляд стал жёстче. Где-то внутри, глубоко, дрогнуло предчувствие — знакомое ощущение ловушки, обёрнутой в обещание.

— Какой удобный совет, — усмехнулся он.

Саграэль равнодушно пожал плечами.

— В конце концов, каким-то из сердец всё же придётся рискнуть. Одно носишь ты сам.

Он выдержал паузу.

— А второе — на груди прелестной рыжей Хранительницы.

Сказано было легко. Почти шуткой. Но в воздухе тут же повисло напряжение.

Следующая фраза прозвучала уже иначе — без весёлого тона.

— Это если ты действительно хочешь силу. А не оправданий, почему до сих пор её не вернул.

Он всё ещё говорил мягко, почти отстранённо. Но в этой мягкости что-то изменилось. Будто в голос скользнуло предчувствие разочарования — тяжёлого, сухого, такого, которое Саграэль испытывать не любил.

— В конце концов, я уже показал тебе оба способа, что мне известны.

А потом он снова улыбнулся — мягко, почти тепло.

И это сбивало с толку сильнее любого давления.

— Но, разумеется, принуждать я не стану. Мощная магия свершается только на добровольной основе.

Седрик не ответил. Но пальцы на рукояти сжались крепче. Он чувствовал: сейчас он буквально ходит по лезвию ножа. И направление движения контролирует не он.

И, пожалуй, впервые за долгое время он задавался вопросом —

а кто из них двоих в этой комнате настоящий змей?

Саграэль протянул кинжал.

Седрик принял его.

Металл был тёплым, живым. В ладони ощущалась лёгкая пульсация, будто клинок дышал. Узоры на поверхности вспыхнули мягким светом и затаились, будто ждали.

Саграэль взял чашу. Медленно провёл по ладони лезвием.

Капли крови упали на землю. Кинжал в руке Седрика ожил.

Он почувствовал это сразу, тело откликнулось раньше, чем глаза заметили изменения. Узоры вспыхнули, тёплый, дрожащий свет протёк по металлу, будто артефакт вдохнул в такт его сердцу. Клинок стал тяжёлым — не от веса, а от энергии.

Магия шла вглубь. Как ток. Как волна, возвращающаяся домой.

И тогда Саграэль начал читать заклинание. Голос его стал тягучим, певучим, словно он не говорил, а вспоминал чужое древнее забытое наречие. Слова будто обволакивали воздух. Проникали под кожу. Пульсировали где-то под рёбрами.

Седрик не понимал этого языка, но ощущал каждой клеткой.

Кинжал в его руке тёпло вспыхнул. Ритуал завершился.

— Теперь он готов, — сказал Саграэль спокойно. — Но ты, наверное, и сам уже чувствуешь.

Седрик кивнул. Не сразу.

Саграэль был прав: кинжал не просто зарядился. Он теперь ждал — не слова, не мысли, а действия. Жаждал.

И это вызывало дрожь в груди. Нечто между страхом и трепетом.

— Испытай его, — предложил Саграэль.

Седрик поднял взгляд.

— На себе?

Саграэль чуть склонил голову, словно говоря: а как же иначе?

На мгновение Седрик замер. Всё внутри сжалось от инстинктивного отторжения. Напасть на себя? Даже слегка — это было дико противоестественно. И всё же…

Он чувствовал, что клинок готов. Что он хочет. Что он откликнется, если ему позволят.

Седрик медленно задрал рукав рубашки. Выбрал место — внутреннюю часть предплечья. Повернул лезвие, резко полоснул кожу. Не сильно — просто царапина, не более.

И кинжал вспыхнул.

Свет по узорам взлетел, как искра. На мгновение весь клинок стал ярче и лёгкий жар прошёл по телу. Не боль, не рана. Сила. Тепло, стекающее в мышцы, сухожилия. Мир стал чуть резче. Линии — чётче. Он ощутил себя.

Саграэль наблюдал молча. И в его взгляде было то же довольство, что и в голосе кинжала.

— Удачи, Седрик, — произнес он почти торжественно. — Я действительно был очень рад тебе помочь. — Надеюсь, что дальше мы узнаем друг друга с лучшей стороны. Не буду тебя больше задерживать. Вижу — тебе не терпится испытать то, что ты получил.

Пустырь снова был обычным. Ветер шевелил траву, вдалеке хрипло залаяла собака. Всё вернулось на место — или почти.

Седрик открыл глаза.

Он сделал шаг. Потом другой. Осторожный, пробный. Рана больше не тянула. Он выпрямился. Помолчал.

А потом — побежал.

Он рванулся вперёд почти без предупреждения. Трава под ногами не успевала прогибаться под шагами. Всё стало легче: дыхание, движения, сам воздух. Он слышал всё — как в траве ползёт жук, как дерево поскрипывает веткой, как вдалеке хлопает ставнями чьё-то окно.

Запахи ночи сливались в яркий, живой коктейль: пыль дорог, влага травы, сладкая сирень, горьковатый дым костра и еле уловимый аромат чая из открытого окна.

Он мчался — не убегал и не догонял. Просто двигался, потому что мог. Потому что хотел.

Как в детстве. Как в лесах Меридиана. Без приказов. Без страха. Только он и ветер.

Он остановился на вершине холма — не от усталости, а от ощущения. Вдохнул глубоко, до самого дна лёгких. Мир отзывался на его движения миллионом звуков и запахов.

Он посмотрел на руки. Пальцы дрожали от силы, переполнявшей его.

Седрик закрыл глаза. Поднял лицо к небу. Вдохнул ещё раз — медленно, глубоко. И позволил ощущениям обостриться до предела. До самой кожи. До последней клетки.

Он не был прежним. Но он был живым.

И этого, на один вечер, было достаточно.

---

Примечания:

Мой муж долго ржал с того, что таблицы в Ворде довели Седрика до темных ритуалов быстрее, чем стадо вепрей. Что ж, таблицы в Ворде действительно то ещё зло.

Кухня Тарани и Вилл была наполнена запахом пригоревшего соевого соуса и чего-то неуловимо сладкого — то ли вина, то ли оставшегося с прошлого ужина печенья. Они вдвоём сидели за столом, накрытым клетчатой скатертью, которую Тарани когда-то купила на распродаже ради атмосферы уюта. Вилл поджала ноги под себя и оперлась на локоть.

— Ну, мы хотя бы попытались, — сказала она, разглядывая тёмные полоски на сковородке. — Считай, на ужин у нас карбонизированные овощи с соевым… углем.

— Это авторская кухня, — с гордостью заявил Мэтт. — Такое только у нас. И больше нигде.

Они рассмеялись.

— Ты знаешь, — сказала Вилл, когда смех улёгся, — у мамы был случай. Она однажды оставила телефонную трубку в супе. Целую. От провода ещё пузыри шли.

— Вот откуда у тебя талант! — Мэтт налил вино в простые стеклянные бокалы. — Наследственность.

— Всё самое лучшее у меня от неё, — Вилл едва заметно улыбнулась и поставила тарелку с доставкой на стол. — Кстати, спасибо, что не стал устраивать ресторанный вечер. Я знаю, ты хотел чего-то «праздничного».

— Хотел, — признался Мэтт. — Но ты важнее. И если для тебя праздник — это сидеть на кухне в растянутой футболке и жевать спринг-роллы с «Дракона» — то и для меня тоже.

Он смотрел на неё искренне, с той самой мягкой, чуть наивной любовью, которая всегда обезоруживала. Вилл почувствовала, как внутри становится тепло.

— Кстати, — сказал он, — с тех пор как в «Серебряном драконе» работает Седрик, еда там прямо на уровне. Прямо как будто…

— Мэтт. — Вилл резко поставила бокал. — Давай не сегодня, ладно? Не про него.

Наступила короткая пауза. Мэтт кивнул, виновато.

— Конечно. Прости.

Некоторое время они молча доедали ужин. Напряжение рассеялось, но в воздухе всё ещё что-то дрожало — будто незаконченная нота. Вилл заметила, как Мэтт бросает на неё взгляды, будто что-то обдумывает.

Она потянулась за салфеткой.

— Подожди, — сказал Мэтт, когда они доели и Вилл уже потянулась за салфеткой. — Прежде чем ты начнёшь зевать и говорить, что хочешь просто «полежать и смотреть потолок»… Закрой глаза.

— Что? — Вилл рассмеялась, но подчинилась. — Ты сейчас сделаешь что-то глупое?

— Нет. Что-то офигенное. Ладно, закрыла? Ладонями, как в детстве. Без жульничества!

— Уже. — Она уселась ровнее, чувствуя, как в груди просыпается лёгкое волнение. Он всё-таки подготовил сюрприз… хоть и пообещал ничего не устраивать.

Раздался шелест бумаги, звук молнии на внутреннем кармане куртки, и что-то мягко коснулось её ладоней.

— Теперь можешь открыть.

Вилл убрала руки. На столе лежали два билета. Плотные, глянцевые.

Она наклонилась и прочитала надпись: Heatherfield → L.A.

Дата — через месяц. Обратной не было.

Она замерла.

— Это…

— У нас получилось, Вилл. — Мэтт сиял. Его голос дрожал от радости. — Продюсер, о котором я тебе рассказывал, он вышел на нас. Сказал, что мы — то, что они ищут. И попросил приехать. Не просто на прослушивание — сыграть перед людьми с лейбла: настоящими шишками индустрии.

Он говорил быстро, с жаром.

— Они почти готовы подписать с нами контракт. Сегодня пришёл черновик, вот, — он достал телефон, но тут же убрал обратно, — не важно. Важно, что это и правда происходит. И он сказал, что у нас есть шанс. Что… у меня есть шанс. И я хочу, чтобы ты была рядом.

Он взял её за руку.

— Это наш новый этап, Вилл. Мы можем переехать. Я уже смотрел студии… и маленькую квартирку неподалёку. Для нас. Вместе.

Вилл всё ещё смотрела на билеты.

Её сердце заколотилось. Но не от счастья. От тревоги.

— Мэтт… — голос её прозвучал тише, чем она рассчитывала. — Это очень внезапно.

Он замер.

— Но… ты же рада?

Она посмотрела на него. На его глаза, полные надежды. И почувствовала, как внутри всё спуталось.

— Я рада за тебя. Правда. Это невероятно. Ты столько к этому шёл… — Она отвела взгляд. — Но… мне нужно подумать.

Тишина.

— Подумать? — повторил он. — Но ты же сама говорила, как устала от универа. Что тебе всё осточертело. Твоя мама постоянно тебе выносит мозг. Почему бы не начать всё заново? Вместе. Где мы захотим.

— Потому что это моя жизнь, — сказала Вилл, теперь уже твёрже. — Да, мама сложная. Но она меня любит. И, может, универ мне и не даётся легко… но это мой выбор. Я его сделала. И только мне решать, ошиблась ли я.

Она встала. Ей стало жарко.

— К тому же… — Вилл запнулась. — Ещё не факт, что моя роль Стражницы окончена.

— Вилл, — Мэтт посмотрел на неё почти с жалостью, — война на Меридиане закончилась полгода назад. Всё тихо. Если что и всплывает — с этим справляется Элион. Или кто-то ещё. Тебе не обязательно держаться за это… бремя.

Она вздрогнула.

— Ты правда так думаешь? Что это всего лишь… ноша, от которой надо избавиться?

Мэтт открыл рот, но слов не нашлось.

— Я держусь за Сердце, потому что оно — часть меня. Без него я не знаю, кто я вообще.

Она отвернулась.

— Ты просишь слишком многого, Мэтт. Ты мне очень дорог… но я не могу оставить всю свою жизнь позади. Ради тебя.

Мэтт какое-то время молчал, будто борясь с собой. А потом сказал тихо, сдержанно:

— Я… Знаешь, сколько часов я провёл с Калебом? Эти тренировки с мечом… Они не были просто хобби. Я хотел быть полезным. Хотел быть частью твоего мира. Хотел быть тем, кто может стоять рядом с тобой, когда всё рушится.

Он поднял глаза.

— А теперь, когда у меня появился шанс на что-то важное, ты… отстраняешься. Как будто это не так важно. Как будто моя мечта — ничто. И я не понимаю, почему ты не можешь пойти на небольшую жертву ради меня.

Слова резанули. Вилл почувствовала, как сжалось горло. Но она выдохнула, ровно, спокойно:

— Мэтт… Я никогда не просила тебя о мечах. Или о тренировках. Я была с тобой, когда ты просто играл с друзьями в гараже. Когда ты был моим одноклассником в потёртых кедах и мечтой о группе.

Она подошла ближе, чуть коснулась его руки.

— Это было твоё решение. И я благодарна. По-настоящему. Но то, что ты просишь от меня сейчас… это не просто переезд. Это отказ от всего, что я есть.

Он отвёл взгляд.

— В любви не обойтись без жертвенности, — сказал он устало.

— Да. — Вилл кивнула. — Но настоящая жертва идёт от сердца. Иначе это не любовь. Это сделка.

Наступила тишина. Она была наполнена тысячами несказанных слов. Мэтт протянул руку и легонько, почти невидимо сжал пальцы Вилл.

— Твоё сердце… — прошептал он. — Оно сейчас будто соткано из противоречий.

Он посмотрел на неё. В его глазах было не разочарование, не злость — только грусть.

— Жаль, что я не могу помочь тебе распутать их. Правда жаль.

Он шагнул вперёд и обнял её. Не как влюблённый — как кто-то, кто многое прошёл рядом.

Вилл уткнулась лбом ему в плечо. Объятие было тёплым и таким родным и от этого было только больнее.

Когда он отстранился, они оба знали: это прощание. Может, пока ещё не официальное. Но путь, по которому они шли вместе — уже закончился.

— Если вдруг… — начал он, но не договорил. Только пожал плечами. — Береги себя, Вилл.

— Ты тоже.

Он взял билеты со стола. Один сунул в её руку.

— На всякий случай. Если передумаешь.

Мэтт уже стоял в дверях, когда вдруг обернулся. Лицо — в полутьме. Тень от дверной рамы резала его черты, но голос прозвучал чисто, без дрожи:

— Как бы там дальше ни было… Рыжего ангела я всё равно буду играть только о тебе.

Вилл застыла.

Сколько раз она слышала эту мелодию? Сколько раз улыбалась, слушая первые аккорды — те самые, которые он написал на полях тетради, когда они ещё прятались в пустых классах?

Она не знала, что сказать. Только кивнула. Её голос где-то потерялся между сердцем и горлом.

Он ушёл.

В квартире стало слишком тихо.

Вилл медленно опустилась на стул. Ладонь сама собой потянулась к груди — туда, где под цепочкой лежало Сердце Кондракара.

«Серебряный дракон» гудел, как улей. Запахи жареного имбиря, лапши и ананаса в кисло-сладком соусе мешались в плотной ароматной дымке. Вилл устроилась за угловым столиком, чуть сбоку от остальных, надеясь, что если сядет не в центре внимания, то и обсуждать её будут меньше.

Особенно Корнелия.

Перед Корнелией парни штабелями падали ещё со школы. Сейчас — тем более. И вроде бы именно она должна была быть лучшей собеседницей для обсуждения разбитого сердца. У неё всегда было что сказать: остро, метко, по делу.

Но…

Вилл не хотелось говорить про Мэтта. Совсем. Пока в голове ещё всё не уложилось. И в целом тема отъезда бойзбенда была слишком острая.

Она взглянула на Тарани. Та сидела прямо, с идеально ровной спиной, и не смотрела на неё вообще. В последнее время между ними будто натянулись невидимые нити, тонкие, как струны, и такие же звенящие.

А всё потому что Найджел ничего не рассказал Тарани о переезде в Лос Анджелес. Точнее не спешил звать её с собой до тех пор, пока та не узнала новость от Вилл. И когда Тарани всё-таки решилась спросить, почему, он вспылил, сказав, что она слишком торопит события.

Теперь Вилл ощущала это молчаливое раздражение каждый раз, когда ловила её взгляд. Ведь она отказалась, когда Тарани… даже не предложили. И казалось, будто Тарани частично винит её. Как будто именно их с Мэттом разлад склонил чашу весов Найджела к сомнению.

Разговор начался, когда Корнелия откинулась на спинку стула и потянулась за коктейлем:

— Ну выкладывайте, — потребовала она. — Я только-только с Меридиана, а тут, чувствую, накопилось отборных сплетен!

Вилл почувствовала, как сжался желудок. Ирма уже выпрямилась, улыбаясь слишком невинно.

— Начнём с драмы года, — объявила она. — Вилл и Мэтт. Всё. Финита.

— Что?! — Корнелия округлила глаза. — Да вы же были идеальными. Эталон! Фея и её рыцарь с гитарой!

Вилл покраснела и уткнулась в салфетку.

— Он предложил ей переезд в Лос-Анджелес, — пояснила Ирма. — Контракт, квартира, гламур. А наша рыжуля сказала, что не готова.

— О, боги, Вилл, — фыркнула Корнелия. — Ты серьёзно? Такие, как Мэтт, на деревьях не растут! Добрый. Верный. Щедрый. Да он же тебя обожает. А ты вместо жизни музы рок-звезды выбираешь страдать в Хитерфилде?

— Это не про то, чего он не сделал, — ответила Вилл всё ещё буравя салфетку взглядом. — Это про то, что я пока не готова отдать.

— В таком случае Вилл бы пришлось… — начала Хай Лин. — Ну, ты знаешь. Оставить кристалл. Крылья. А это… не так просто.

Вилл слабо улыбнулась — скорее из вежливости. Она чувствовала только как горят её щёки. Хотелось схватить Сердце Кондракара и провалиться в портал.

— Ну и что? — не унималась Корнелия. — Магия — это круто, но у нас у всех свои жизни. Надо уметь отпускать. Ты думаешь, я всю жизнь собралась играть в сказку в волшебном замке? Я договорилась с родителями на один свободный год. И как только он закончится, моя большая любовь закончится вместе с ним. Я вернусь на Землю, поступлю в тот университет, куда скажет отец, и выйду замуж за того, кого нужно.

— А Калеб об этом знает? — спросила Вилл.

— Если он этого не понимает, то он полный идиот, а это испортит всё удовольствие.

Вилл поджала губы.

— Это очень жестоко, Корнелия.

— Переживёт. С него всё, как с собаки вода.

Корнелия вздохнула.

— А ты могла остаться с тем, кто тебя любит, а выбрала и дальше бегать с этой дурацкой стекляшкой. Тебе же даже не надо отказываться от своей стихии, — её голос на мгновение дрогнул. — Ты не можешь вечно держаться за старое, Вилл. Иногда нужно взрослеть.

Вилл медленно выдохнула. Она хотела что-то ответить. Объяснить, что «взрослеть» — это не про предательство себя. Что Сердце — это не просто артефакт, а то, что поддерживает её, когда всё остальное рушится. Но слова застряли в горле.

Корнелия лениво покрутила трубочкой в стакане и сделала глоток коктейля.

Но прежде чем она успела что-то сказать, раздался голос, прохладный и резкий, как тонкий удар ножа по стеклу.

— Иногда. Но не всегда.

Седрик.

Он стоял у края их стола, поднос в руках, взгляд направлен прямо на неё.

— Просить Хранительницу Сердца отказаться от него — всё равно что просить её отрубить себе руку. Или ногу. Это не взросление. Это ампутация.

Воздух в зале замер. Вилл почувствовала, как у неё по коже пробежал холодок.

Седрик только что сказал то, что она сама не могла облечь в слова. И то, что ей действительно хотелось услышать.

Он уже разворачивался, чтобы уйти, но бросил через плечо:

— Впрочем… для меня это отличные новости. Минус один человек, который ест в ресторане бесплатно.

Корнелия фыркнула, Ирма прыснула. Всё снова будто задвигалось, потекло по обычному руслу.

А Вилл сидела неподвижно.

Получается, что он действительно её поддержал. По-своему. Язвительно, косвенно, с колючками — но искренне.

Даже без хвоста он всё равно остаётся змеем. Ядовитым и жалящим.

А ведь если бы он не уходил в свою броню… с ним действительно можно было бы интересно поговорить.

* * *

Когда Корнелия скрылась в портале на Меридиан, а Хай Лин убежала, сказав, что ей нужно заскочить заламинировать новые меню, в ресторане остались только Вилл, Ирма и Тарани.

Повисло странное напряжение. Разговоров больше не было. Каждый будто думал о чём-то своём. Вилл не хотелось возвращаться домой, чтобы не оставаться наедине с молчанием Тарани. Но не торчать же им вечно тут с Ирмой?

С улицы послышался странный шум. Сначала залаяла собака, затем завыла сирена припаркованной машины. Сердце Вилл налилось тревогой ещё до того, как дрогнула дверь.

Через секунду пространство будто взорвалось изнутри. Деревянные створки с грохотом распахнулись. Внутрь ворвался вихрь тумана и ошмётки тьмы. В воздухе зажужжали крылья.

На пороге стояла фигура, которую она сразу узнала. Охотник. Из его плаща вырвались летучие мыши, заклубились под потолком чёрной каруселью. В руке — цепь, сияющая ядовито-зелёным. Свет в зале мигнул.

Рядом с ним молчаливой глыбой замер Фрост. С лицом, которое не отражало ни эмоций, ни сомнений. Из руки в руку он перекидывал тяжёлую, зубчатую дубину, как будто прикидывал, чью кость переломит первой.

Окинув зал взглядом, он ухмыльнулся:

— Как мило. Ужин при свечах. Жаль, мы без приглашения.

Охотник шагнул вперёд. Цепь звякнула, будто объявляя бой.

— Но зато с подарком, — Фрост явно был доволен своей шутке. — У нас с вами… незавершённые счёты.

Охотник медленно кивнул, как будто подтверждал приговор.

— Сегодня мы их закроем.

— В тюрьме, похоже, не научили, что вламываться на девичники — дурной тон! — бросила Ирма, отступая в сторону. Магия уже пульсировала в её ладонях.

— Просто идеально, — выдохнула Вилл. — Преображение!

Крылья вспыхнули за спиной. Сила привычно заполнила каждую клетку.

— Тарани, Ирма, работаем вместе! Я отвлекаю, вы заходите сбоку!

— Поняла! — откликнулась Ирма. Вихрь воды сорвался с её рук и сшиб гончую, метнувшуюся из-за спины Охотника. Та жалобно заскулила, врезаясь в стену.

Тарани ничего не сказала. Она метнула пылающий шар — в другую сторону, не так, как рассчитывала Вилл. Ни взглядом, ни жестом не дала понять, слышала ли вообще.

«Она игнорирует меня? — пронеслось в голове у Вилл. — Сейчас?»

Фрост отразил атаку, дубина с хрустом ударила об пол. Ирма бросилась в обход, снова атаковала потоком воды.

Стая летучих мышей пронеслась мимо Вилл, закрывая обзор крыльями. Она взлетела выше, уходя от цепи, но всё рушилось.

Цепь ударила по крылу. Вилл пошатнулась, потеряла равновесие. Падение. Удар о пол. Боль прострелила бок.

Она едва поднялась, как тугие витки уже оплели грудь и плечи, перехватывая дыхание. Зелёный свет звеньев ядовито пульсировал на коже. Сердце забилось сильнее.

Охотник дёрнул цепь, подтащив Вилл к себе.

Вилл повернула голову. Увидела, как Фрост, тяжёлый как буря, обрушивается на Тарани своей дубиной. Та отступала, отбиваясь пламенем, но ей было сложно — Фрост давил силой, грубо напирая, прикрываясь щитом.

Охотник, словно чувствуя её отчаяние, занёс ногу, надавил на цепь, а второй рукой достал из-за пояса изогнутый, тусклый кинжал. Прорезь рта на его обтянутом иссохшими мышцами черепе растянулась в довольном оскале.

«Нет. Не время паниковать».

Вилл рванулась, попыталась вывернуться, но напрасно. Цепь только врезалась глубже, кожу жгло, дыхание сбивалось.

Клинок блеснул в воздухе.

— Остынь, — раздался голос сбоку.

Удар. Хлёсткий, сухой. Охотник рухнул вбок, цепь с грохотом звякнула по полу.

Вилл закашлялась, выпутываясь из звеньев, и на четвереньках отползла к стене. Она вскинула голову и увидела его.

Седрик. Он появился из ниоткуда между ней и Охотником. В руке — массивная дубина Фроста.

Когда он успел?.. Как?

Он держал дубину с легким презрением, как будто собирался выбросить её при первой же возможности, а не сражаться.

Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ему этого хватит. Более чем.

— Слишком медленно, — бросил он, перехватывая дубину в руке. Голос скучающий, но ледяной. — Это даже не интересно.

Вилл снова взмыла в воздух, на всякий случай держась на расстоянии. Она смотрела на Седрика, настороженно ожидая его следующего действия. Что-то в нём изменилось. Или, может, просто проявилось.

Он метнул взгляд на Вилл — короткий, хищно-точный. Его ярко-золотые глаза мерцали, как расплавленный металл. «Цела?»

Вилл торопливо кивнула.

Позади послышался рёв. Вилл обернулась — Фрост. Он лавиной ринулся вперёд.

Седрик не шелохнулся. Один шаг. Поворот. Удар.

Глухой звук сотряс зал. Даже лампы под потолком дрогнули. Фрост отступил, споткнулся, но не упал.

— Это моё, — прорычал он.

— Неужели? — отозвался Седрик, вращая дубину с ленивой грацией. — Но только почему тогда она сейчас у меня в руках?

Он сделал ещё шаг и воздух в зале будто сжался.

Фрост медленно отступил.

В этот момент сбоку вспыхнуло пламя. Тарани стояла с вытянутой рукой, окружённой огнём, что колыхался, как взволнованное сердце.

Седрик замер. Только скользнул взглядом в её сторону.

— Я надеюсь, что ты сейчас слегка ошиблась с прицелом, — заметил он.

Вилл вскинула ладони, судорожно пытаясь сформулировать логичную фразу для происходящего, но не успела сказать ни слова, как Тарани метнулась в сторону.

К Фросту. И выбросила заряд в воздух перед ним, перекрывая путь. Он дёрнулся, заслонился, шагнул — прямо в линию удара.

Дубина опустилась. Гулко. Чётко. Фрост повалился на пол.

Тарани медленно опустила кулак, затушив пламя между пальцами.

— С тобой никогда не знаешь наверняка, на чьей ты стороне, — сказала она, пристально глядя на Седрика.

Седрик выпрямился и с усмешкой помассировал плечо.

— Я всего лишь предпочитаю поддерживать порядок.

Седрик повернулся к Охотнику, который опирался на локти, пытаясь встать, заходясь кашлем.

С дубины на пол медленно скатилась капля крови. Она упала с тихим, почти хрустальным звуком.

— Смотрю, вы оба забыли кто ваш Хозяин?

Голос Седрика был низким и ровным, без единой лишней интонации. Но от этих слов у Вилл по спине пробежал холод. За последние полгода язвительный администратор ресторана стал его почти привычным образом. Почти. Потому что сейчас, в этой выверенной тишине, напомнил о себе тот, кем Седрик был куда дольше — командиром армии монстров.

— У вас тридцать секунд, чтобы убраться отсюда, — добавил он. — Поверь, мне и хвоста не понадобится, чтобы вас раздавить.

Охотник поднялся, пошатываясь. Его лицо всё ещё искажала боль, но он уже склонился — медленно, тяжело, на одно колено.

— Прошу прощения… милорд, — хрипло выдавил он.

Фрост подволокся рядом и без слов повторил жест.

Седрик ничего не сказал. Не пошевелился.

Тишина в зале звенела.

Охотник и Фрост не осмелились взглянуть вверх. Они просто торопливо проследовали к выходу. Быстро, неуклюже, прихрамывая.

Летучие мыши исчезли, будто их никогда и не было. Гончая торопливо трусила следом, поджав хвост, и скрылась за дверью, не оглядываясь.

Седрик чуть повернул голову, приподнял подбородок — почти невидимое движение. Но в нём была точка. Жест без жестокости. Просто напоминание: я здесь. Я вижу. И не забыл.

Он выдохнул, качнув головой. 

— Прошу прощения, что прервал твою драку, Вилл. Возможно, ты собиралась опозориться ещё сильнее за этот вечер. Но Охотник выбрал совершенно неподходящее место. В этом месяце бюджет на ремонт от разрушений ресторана уже исчерпан.

Седрик отпустил дубину, и та с глухим стуком оперлась о прилавок. Глядя на неё, он скривился:

— Да уж, ещё и дубину пришлось отобрать. Ненавижу дубины. Оружие для тех, у кого трудности с интеллектом, но достачно грубой силы.

Он заправил выбившуюся прядь волос за ухо, отряхнул рукав — деловито, почти скучающе, словно только что вышел из кухни, а не из боя.

— Если кто-то будет на Меридиане — добавил он лениво. — Передайте королеве Элион, чтобы внимательнее следила за своими подданными. Очень уж они зачастили в мой ресторан.

Наступила тишина. Но на этот раз — уже другая. Не от страха. А от растерянности.

Ирма хмыкнула, отряхивая с себя пыль и штукатурку:

— Да уж, тут пора открывать шведский стол для злодеев. Счастливые часы для беглых чудищ с Меридиана.

Седрик скользнул по ней взглядом, но не прокомментировал.

Тарани подошла, несмело, будто пробуя почву под ногами.

— Я… — она посмотрела на Вилл. В её лице было что-то новое — растерянность, даже вина. — Мне стоило послушать тебя с самого начала. Я не думала, что всё обернется так опасно.

— Я знаю, — ответила Вилл. Без упрёка, но и без прежней близости.

Она мягко приземлилась, перевернула стул, который опрокинула при падении, и повернулась к Седрику.

Тот стоял, облокотившись на прилавок, словно всё, что только что произошло, касалось его так же, как разбившийся соусник.

— Спасибо, — сказала Вилл. — Кажется, теперь за мной очередной должок.

— Ну… — он пожал плечами. — Просто у всех есть предел наблюдения за чужим провалом.

— С дубиной? — усмехнулась она, не удержавшись.

— Сам в шоке, — отозвался он. — Не мой стиль. Но что уж под руку попалось.

Он отвернулся, как будто на этом разговор окончен. Помолчал. Сделал шаг к прилавку, открыл нижний шкаф, вытащил ведро, тряпку… и три швабры.

Повернулся обратно к ним, задумчиво покачивая древко швабры в руке, как будто подбирал, кому какая по статусу.

— Знаете, — с усмешкой произнёс он, — пока вы тут рассуждаете, кто кому и что должен, мне в голову пришёл отличный способ, как вы можете начать возвращать долг. Прямо сейчас.

Повернулся к ним с невозмутимым видом, будто просто объявлял план смены.

— Каждый заметает следы за своим противником. Ирма — на тебе грязь от лап гончей. Кто заляпал витрины летучими мышами — моет окна. А ты, Вилл… можешь взять хоть весь остальной зал.

Седрик развернулся, взял свою тряпку, закатал рукава. Спокойно, не торопясь, с таким видом, будто всё это было заранее запланировано.

Просто обычный вечер. Просто ресторан. Просто генеральная уборка после вторжения из другого мира.

Ирма наклонилась к Вилл и шепнула вполголоса:

— Не хочу никого пугать… но я уже не уверена, кто из нас здесь вообще пленник.

— Вас цепями никто не приковывает, — не оборачиваясь, отозвался Седрик. Он как раз зачерпывал воду из ведра. — Можете уйти. И сами будете смотреть Хай Лин в глаза завтра.

— Ох, и правда, — протянула Тарани, закатывая рукава. — Завтра же презентация нового меню, которое они вместе месяц выдумывали.

Она вздохнула, подняла тряпку с таким видом, будто ей вручили приговор.

— Мне кажется, Седрик бы и Оракулов Кондракара по струнке выстроил, если бы они попытались помешать его идеальному плану.

Седрик молча продолжил тереть пол. Но его плечи слегка дрогнули — то ли от смеха, то ли от того, что он просто прикидывал, в каком порядке выстраивать Оракулов.

Когда всё закончилось: пол блестел, окна были чистыми, а след от лап гончей исчез с плитки, — Седрик скептически оглядел зал и резюмировал:

— Хорошо. Пока что достаточно.

— Что ж, сочтём это за высшую степень благодарности, на которую ты способен, — хмыкнула Ирма.

Она первой исчезла в дверях, на ходу утирая лоб рукавом.

Тарани задержалась на секунду, глядя на Вилл. В её лице ещё оставалась тень неловкости, но голос прозвучал почти обычно:

— Я выйду, поймаю нам такси. Нет сил трястись в метро.

И шагнула наружу, уже набирая номер на телефоне.

Осталась только Вилл.

Она стояла в центре зала, прислонившись к швабре, словно к посоху. Крылья давно исчезли. Сердце Кондракара молчало.

Было тихо.

За прилавком двигался Седрик — не спеша, будто весь мир вокруг ушёл в запасной режим. Он что-то записывал в блокнот: может, инвентарь, может, счёт за новую дверь.

Вилл смотрела на него через отражение в витрине.

Он замер у стойки, задержав взгляд на одной из строчек. Волосы были чуть растрёпаны — одна прядь упала на лоб, но он даже не попытался её убрать. Лицо оставалось спокойным, но между бровей залегла складка, говорившая скорее о глубокой задумчивости, чем о тревоге.

С мгновение Седрик просто стоял так, не двигаясь. А потом поднял глаза. Их взгляды пересеклись в стекле.

Вилл не улыбнулась. Но и не отвернулась. Просто кивнула.

Он тоже кивнул — спокойно и с лёгкой усталостью, то ли намеренно то ли случайно забыв изобразить обычное язвительное снисхождение.

И этого почему-то оказалось достаточно.

Вилл сделала вдох, поставила швабру у стены и вышла следом.

Дверь мягко приоткрылась. Колокольчики звякнули над головой — тихо, почти ласково.

Ночная улица обняла её прохладным воздухом и тишиной. И вдруг идея остаться в пустой комнате наедине с собой стала не такой уж страшной.

Когда наутро Вилл, зевая спросонья, вошла на кухню, аромат корицы и горячего шоколада ударил в нос с неожиданной нежностью.

— Ого… — пробормотала она, — я в правильной квартире?

Тарани, в пижаме и с сосредоточенным выражением лица, как раз колдовала над панкейком на сковородке. На столе уже стояла глубокая тарелка с фруктами и кружка какао.

— Ты в квартире, где подают примирительный завтрак, — произнесла она, не оборачиваясь. — Так что садись, хватай кленовый сироп и жуй, пока всё не остыло.

Вилл села, осторожно, будто боясь вспугнуть этот редкий момент тишины.

— Мне правда ужасно жаль, — начала Тарани, подавая ей тарелку. — За бой. За обиду. За всё. Я позволила собственным чувствам взять верх — в самый неподходящий момент.

Вилл качнула головой, но Тарани подняла ладонь.

— Серьёзно. Особенно учитывая, что обида была… ну, давай честно — высосана из пальца. В целом, наверное, хорошо, что всё вышло именно так. Иначе, если бы всё сложилось по-другому, и Найджел предложил переезд — я бы потом металась между Лос-Анджелесом и Хитерфилдом. Университет, отношения… вечная дилемма. А теперь всё решилось само. Пусть и немного болезненно.

— Немного? — слабо усмехнулась Вилл.

Тарани пожала плечами.

— Жжёт, но терпимо. — она немного помолчала. — А ты как?

Вилл грустно улыбнулась.

— Не лучше. Хоть в нашей с Мэттом истории «злодей» — я, чувствую себя не менее паршиво.

— Так, только жевать не забываем! — Тарани шутливо растрепала ей волосы. — Не припомню, чтобы мы когда-то морили злодеев голодом.

Вилл взялась за нож и принялась активно расправляться с панкейками.

— Кстати, о злодеях, — заметила Тарани. — Никогда бы не подумала, что Корнелия относится к Калебу настолько… утилитарно.

Вилл задумчиво макнула кусочек в сироп:

— Мне кажется, тут дело в другом. Её гордость не выдерживает того, что в итоге Калеб выберет не её, а жизнь на Меридиане. И убеждая себя, что она решает, когда они расстанутся, Корнелия чувствует, будто контролирует ситуацию.

— Изощрённый самообман, — заметила Тарани.

— Ну да. Вспомни Корнелию в школе — она же всегда должна была быть на первом месте. Думаю, Калеб её этим и зацепил: она для него не центр вселенной. Но это же и их главная проблема.

— Ну да. Ну и страсти у вас обеих, — усмехнулась Тарани. — Но всё равно немного завидую.

Она улыбнулась, немного грустно.

— Просто… иногда хочется, чтобы кто-то смотрел на меня так, как Мэтт смотрел на тебя.

— Знаешь, — задумчиво ответила Вилл, — может, дело и не во мне. Мэтт просто… рыцарь. В хорошем и в плохом смысле. И, по-честному, он не так уж хорошо меня знал. Решил, что я брошу всё и улечу с ним в Калифорнию — хотя я вообще-то всегда всё десять раз взвешиваю. Мне давно уже тяжеловато было быть с кем-то настолько порывистым. Он чудесный, но мы… слишком разные.

Тарани хмыкнула:

— Так и запишем: теперь рассматриваем только спокойных и рассудительных.

— Именно.

— Ага. Добавим к этому умение готовить, потому что, если ты не забыла, тебе по наследству достались руки не из того места. У тебя даже бутерброд выходит как произведение искусства в стиле «постмодерн с катастрофой».

Вилл покраснела.

— Да уж, спасибо за поддержку…

— Между прочим, этот завтрак исключение. Не привыкай, — фыркнула Тарани, но с тёплой улыбкой.

Они рассмеялись. Смех был лёгким, живым.

Вилл потянулась, и Тарани обняла её крепко, по-дружески.

— Возвращаясь к нашему спору с Корнелией… — заметила Вилл. — Я знаю, что однажды придётся передать кристалл новому поколению. Но я хочу отдать его тогда, когда буду готова. И не ради кого-то, пусть даже самого идеального.

— И вообще, не факт, что наша помощь больше не нужна, — сказала Тарани, мрачнея. — Эти всплески зла мне совсем не нравятся.

— Пахнет очередными тёмными силами, — вздохнула Вилл. — А я-то надеялась, что смогу спокойно запереться в комнате, включить самый грустный фильм на свете и реветь. Знаешь, где влюблённые разделены враждующими семьями, социальным неравенством, и, конечно, болеют десятью видами рака. И трагично умирают в конце.

— А вместо этого придётся лететь на Меридиан, — Тарани зевнула, потягиваясь. — А потом у тебя ещё и лабораторная.

— Мммф, — простонала Вилл, чуть не подавившись яблоком. — Это не те страдания, которым я хотела бы предаваться, честно говоря.

Тарани рассмеялась.

— Сходи тогда ещё раз ресторан отмой. Седрик будет в восторге.

— Только не напоминай! — Вилл закатила глаза. — Моя поясница всё ещё напоминает об этом достаточно громко. Этот подвиг был исключительно ради Хай Лин. Надеюсь, не зря — и в обед гости начнут штурмом брать «Серебряный дракон».

За окном теплился новый день. А внутри снова было место для тепла — пусть и немного на двоих.

* * *

Очередное возвращение на Меридиан — и снова не по радостному поводу. Эта странная рутина раздражала Вилл. Ей всегда было проще, когда враг имел лицо. А тут — даже непонятно, существует ли он вообще или это всего лишь цепочка очень неудачных совпадений. Только вот этих совпадений как-то уж слишком много в последнее время. Как можно строить план по противостоянию чему-то, настолько лишённому мотива и логики?

Ирма улыбнулась.

— Ой, да ладно, неужели я одна кайфую от того, что можно лишний раз расправить крылья? Даже если у нас новый злодей, я ему благодарна — не даёт нам закиснуть.

— Учитывая, как вам с Вилл не хочется расставаться с ролью Стражниц, я бы не удивилась, если бы вы сами тайком порталы открывали — лишь бы с кем подраться, — усмехнулась Тарани.

— Только не говори, что предпочла бы зубрить учебники, — фыркнула Ирма.

— Прямо сейчас — однозначно, — пожала плечами Тарани. — Мне совсем не нравится эта история с постоянными атаками на «Серебряный дракон». Даже при Фобосе мы не так часто дрались на Земле.

Вилл кивнула:

— Уверяю тебя, если бы я и открывала порталы из скуки — то точно не в таком опасном месте.

Они поднялись по лестнице в приёмную.

Элион сидела за столом, заваленным бумагами. Рядом, облокотившись на край, стоял бесконечно замученный Калеб. На диванчике в углу дремала Корнелия.

— Что, с мечом бегать было веселее? — ехидно поинтересовалась Ирма.

— Я вообще не понимаю, как можно со всем этим справляться, — вздохнул Калеб. — Мы уже неделю бьёмся над одним-единственным планом ремонта канализации.

— И кто только её всю разнёс, — хихикнула Ирма. — Ломать — не чинить, дружок.

— Если бы я знал, насколько всё это сложно, заходил бы в замок исключительно через парадный вход, стучал и тщательно вытирал ноги, — усмехнулся Калеб.

— «Дорогие господа-тираны, я пришёл надавать вам по головам. Изволите пропустить?» — тут же подхватила Ирма. — «О, добрый день, господин мятежник! Проходите-проходите, сейчас начнём наш поединок — только я сначала постелю газеты и прикажу вынести все хрупкие предметы интерьера».

— «Ну разумеется, не спешите. Я пока тихонько в коридоре подожду», — закончил Калеб, криво улыбаясь.

Ирма хотела было вновь подхватить шутку, но при взгляде на лицо Элион замолчала.

Та не смеялась.

— По секрету скажу: я каждый день боюсь, что вы с Олдерном от меня сбежите, — тихо вставила Элион, глядя в кубок с травяным отваром. — Я вообще не понимаю, как всё это работает. Ещё два-три отчёта о миграции хугонгов — и я верну корону Фобосу. Раз уж так хотел — пусть сам разбирается и в хугонгах, и в канализации, и в том, где там очередной выводок лардеков деревню паутиной оплёл.

— Ха! Как будто Фобос в этом хоть что-то понимал. Судя по успехам нашей пленной змеюки на Земле, здесь он, видимо, и за канализацию отвечал.

Элион нахмурилась. Каждое упоминание Седрика до сих пор вызывало раздражение.

— Твои родители всё ещё предлагают получить образование на Земле, — лениво заметила Корнелия, приоткрыв один глаз.

— Ага, только в очередь за регентством что-то никто не выстраивается, — хмыкнула Элион. — Да и мне спокойнее, пока я здесь. Магия Света Меридиана не даст свершиться чему-то по-настоящему плохому.

Вилл сочувственно улыбнулась:

— Прости, что пришлось снова тревожить. Просто нам нужно быть уверенными, что нападения на «Серебряный дракон» не часть чего-то большего.

— Ты всё правильно сделала, — кивнула Элион, откладывая в сторону пачку так и не просмотренных бумаг. — Мы с Калебом и Олдерном провели расследование. Место, где открылся портал и прорвались вепри… абсолютно чистое. Я проверяла лично — ни следа чужой магии.

Калеб закивал:

— Мы там всё перерыли. Ничего подозрительного. Такая глушь, что местные до сих пор думают, будто правит Вейра. Они бы точно заметили появление чужака.

— А Охотник с Фростом? — Тарани скрестила руки на груди. — Они же не должны были быть на свободе.

Элион смутилась, опустив глаза. Корнелия ехидно заулыбалась.

— Тут моя вина. Я… — она замялась, — случайно активировала магию. Утром, в разговоре с Калебом, в сердцах бросила: «Почему бы тогда не открыть сразу все двери тюрьмы и не выпустить преступников?»

В комнате повисла тишина.

— Ну… и магия Света восприняла это буквально. На полминуты все камеры действительно открылись. Началась паника. Мы быстро вернули заключённых обратно, но Фрост и Охотник успели исчезнуть.

— Не уверена, что тюрьма — подходящее место для дня открытых дверей, — хихикнула Ирма.

Вилл строго покосилась на неё:

— Это не твоя вина. Мы сами чуть катастрофу не устроили, когда только стали Стражницами. А у тебя сила куда больше. Главное, что теперь всё под контролем. Меридиану ничего не угрожает?

— Я сканировала всю территорию столицы. Никаких отклонений — ни порталов, ни следов враждебной магии, — твёрдо сказала Элион. — Всё подтверждается отчётами Калеба и Олдерна.

— Теперь они точно надёжно заперты. Мы усилили защиту — на случай, если такое повторится, — усмехнулся Калеб. Он выглядел так, словно поимка Фроста была для него лучшей работой за последнее время.

— Как ни крути, это просто череда случайностей, — зевнула Корнелия. — Со временем их будет меньше. Элион быстро всё схватывает.

— Спасибо, что так быстро их поймали, — проговорила Элион. — Я бы с ума сошла, если бы из-за моей оплошности кто-то серьёзно пострадал.

— Да мы-то что… — начала было Ирма, но Тарани её одёрнула.

— Всё в порядке, — сказала она. — Они сами нас нашли. Даже гоняться не пришлось.

Они уже собирались уходить, когда Вилл вдруг остановилась.

— Подожди… Элион, ты же раньше говорила, что чувствовала чужое присутствие. Магическую сущность, не принадлежащую Меридиану. Удалось выяснить, что это было?

Элион обменялась взглядами с Калебом.

— Да, — наконец сказала она. — Калеб, принеси.

Он быстро вернулся с находкой, завернутой в ткань. Вилл аккуратно развернула её: лёгкая, шелковистая, почти полупрозрачная — шкурка странного существа, покрытая тонкими узорами, похожими на чешуйки.

— Мы нашли это неподалёку от места, где раньше фиксировалась та магия. Я не знаю, что это. Никогда не видела ничего подобного на Меридиане. Возможно, это вымирающий вид.

— Хм, — протянула Тарани. — Но ты уверена?

— Я… не на сто процентов, — честно призналась Элион. — Калеб сомневался. Но я не почувствовала в этом зла.

— А я предлагала сделать перчатки, — улыбнулась Корнелия. — Стильная пара выйдет. Анималистичный принт сейчас в моде.

— Можно мы возьмём часть? — попросила Вилл. — Я хочу показать Ян Лин. Вдруг ей знакома такая магия. Или существо.

— Конечно, — Элион аккуратно отделила несколько чешуек и сложила их в маленькую коробочку. — Это хорошая идея.

Они ещё немного поболтали, уже на более лёгкой ноте, и, попрощавшись, покинули дворец. Уже у дверей Корнелия вдруг развернулась:

— Знаете, а я с вами. А то сейчас эта шелуха ещё окажется чем-то ядовитым — кому-то ведь надо будет вас спасать.

Ирма закатила глаза, но улыбнулась.

— Ну ничего себе ты к нам зачастила! Даже соскучиться не даёшь!

Попрощавшись, они покинули дворец.

Но где-то в глубине души Вилл не покидало ощущение, что столько совпадений не могут быть просто случайностью.

В «Серебряном драконе» было удивительно уютно. Новое меню понравилось завсегдатаям. Ян Лин не уставала повторять, что это всё труд её талантливой внучки и управляющего, умеющего замечать самородки.

Когда обеденное время закончилось и ресторан до вечера почти совсем опустел, вся компания собралась за дальним столиком, подальше от любопытных глаз. Корнелия бережно поставила на стол небольшую коробочку.

— Это та самая находка, — сказала она, открывая крышку. — Чешуйки с какого-то существа. Элион сказала, что ничего подобного раньше не видела.

Ян Лин аккуратно взяла одну из чешуек, поднесла к свету, задумчиво покрутила её в пальцах.

— Ни в одном из миров, где я была стражницей, не водилось ничего подобного… — тихо проговорила она. — Но если Элион не чувствует от этого зла — возможно, оно действительно неопасно. Всё-таки она — Свет Меридиана. Магия сама откликается на её восприятие.

Она помолчала и добавила:

— К тому же, когда Свет исчез, Меридиан многое потерял. Некоторые магические виды могли исчезнуть… а могли и скрыться.

Из-за стойки раздался короткий смешок. Седрик, вытирая руки о полотенце, подошёл ближе.

— Не знаю, насколько сильно королева Элион озаботилась изучением собственного измерения… — его голос был холодным, — но уверяю вас: такой расы на Меридиане никогда не существовало. Если бы её советники получали образование, а не грабили караваны в юности, возможно, они бы это знали.

Тишина повисла в воздухе, натянутая, как струна.

— Если бы ты получал правильное образование, то знал бы, что должен быть бесконечно благодарен, — резко бросила Тарани. — За то, что Элион вообще пощадила тебя. Ты живёшь себе припеваючи, управляешь рестораном, гуляешь как ни в чём не бывало — и ещё язвишь в её сторону? Может, начнёшь уже следить за языком?

Седрик даже не моргнул.

— И правда… Как же я мог забыть, что должен валяться у ваших ног. Нижайше прошу простить. Больше ни слова без вашего дозволения.

Он развернулся и ушёл на кухню.

Вилл смотрела ему вслед, сжав губы.

— Он конечно как обычно язвит, вместо того, чтобы хоть немного думать головой, но всё-таки возможно стоило его выслушать… — тихо проговорила она. — Он же был советником Фобоса больше десяти лет. Он знает Меридиан лучше всех нас. И… если он прицепился к этой находке, значит, и нам стоит уделить ей чуть больше внимания.

— Ты сошла с ума, — взорвалась Ирма. — Серьёзно, Вилл? Это Седрик. Он обманывал нас, охотился на нас, чуть не убил нас не раз. И теперь ты думаешь, будто его мнение вообще чего-то стоит?

— Ты забыла, кому он служил? Или всё ещё веришь, что это был не он, а мистер Коллинз? — добавила Корнелия. — Не знаю, как там с памятью у твоих любимых лягушек, но у тебя она явно, как у аквариумной рыбки.

Вилл почувствовала, как краснеет от злости. Она позволила прядям волос упасть на лицо, чтобы скрыть щёки.

— Я прекрасно всё помню. Именно поэтому, — тихо, но с яростью сказала она, — знаю, что он спас мне жизнь. Не один раз. И был ранен, защищая нас от вепрей. Никто не просил его вмешиваться. Он мог спрятаться, переждать где-то в безопасности — но остался. Так что да, я считаю, что его слова заслуживают хотя бы внимания.

Ян Лин мягко подняла ладони.

— Девочки… иногда мудрость — рождается не в споре, а в способности выслушать друг друга. Даже если речь идёт о том, кому мы раньше не доверяли. Истина не всегда приходит от тех, кого мы любим.

Тишина. Неловкая, острая. Кто-то отвернулся, кто-то смотрел в пол.

А Вилл опустила взгляд на чешуйки и вдруг подумала: А что, если Седрик узнал в них нечто большее, чем сам готов рассказать?

Корнелия поднялась и, не глядя на Вилл, взяла коробочку со стола.

— Я отнесу это обратно Элион. Всё-таки находка с Меридиана — ей решать, что с ней делать дальше.

— Логично, — коротко кивнула Тарани, будто подводя черту разговору.

Они начали расходиться. Кто-то направился к стойке, кто-то — к двери. Ян Лин осталась у окна, задумчиво глядя на улицу.

Вилл всё ещё сидела на месте. В её ладони остались две чешуйки — гладкие, чуть прохладные, переливающиеся на свету. Она посмотрела на них, колеблясь. Могла бы сейчас позвать Корнелию и вернуть… она ещё успевала. Но не сделала этого.

Вилл сжала находку в кулаке и медленно опустила руку в карман.

Сердце слегка ускорило темп.

Но она просто физически не могла заставить себя поступить по другому. 

Вилл пробормотала себе под нос какое-то оправдание, не рассчитывая, что его кто-то услышит, и тоже выскользнула из «Серебряного дракона». Она медленно побрела по тихим улочкам, чувствуя, как в кармане тонко шуршат чешуйки. Холод успокаивал. Воздух был пропитан ароматами готовки, уличных фонарей и далёкого моря. Вилл почти не думала — просто шла, стараясь почувствовать, что правильно.

Когда солнце скрылось, и ресторан закрыл двери за последними гостями, она вернулась. Постояла немного у двери, прислушиваясь к глухим звукам внутри, а потом шагнула в тёплую тишину зала.

На кухне Хай Лин расставляла контейнеры с заготовками. Она заметила Вилл и чуть приподняла бровь:

— Забыла что-то?

— Да… кое-что у Седрика, — неловко ответила Вилл. — Я быстро, просто верну и уйду.

Хай Лин кивнула, но добавила тише:

— Если хочешь знать, я тоже не думаю, что стоило его так жёстко затыкать. Он и правда стал сдержаннее. Хоть и до сих пор может отмочить что-то, как сегодня. В любом случае я не уверена, что ему тут так уж сладко.

Она улыбнулась, спокойно, без осуждения:

— Мы столько времени были врагами — почему бы всем просто не попробовать поговорить по-человечески?

Вилл чуть опустила взгляд, но кивнула. Она направилась к лестнице, всё ещё сжимая в кармане тонкие чешуйки, и впервые за весь день почувствовала, что идёт не против всех — а просто своим путём.

* * *

Вилл стояла у двери на второй этаж, за которой находилась комната Седрика. Сердце колотилось в груди как барабан. Она не знала, что хуже — то, что она совершила, или то, что собиралась совершить сейчас.

Я действительно это делаю…

Стучать пришлось дважды. Спустя мгновение дверь отворилась. Седрик, в расстёгнутой рубашке и с распущенными волосами, лениво опёрся на косяк, взгляд скользнул по ней с издевательским интересом.

— О-о-о, — протянул он, — Хранительница Сердца решила свернуть на тёмную дорожку? Что же побудило тебя нарушить кодекс героини столь поздним вечером?

Вилл закатила глаза, но не дала себе отступить. Она шагнула внутрь, сжав пальцами свёрток.

— Просто… — она протянула ему свёрток с двумя чешуйками, — докажи мне, что я не совершаю одну из самых больших глупостей в своей жизни.

Седрик принял ткань, разворачивая её с театральной осторожностью, словно ожидал, что внутри окажется ядовитый скорпион. Когда он увидел содержимое, его брови слегка приподнялись — почти незаметно, но Вилл уловила это.

— Вот как… — пробормотал он, беря одну чешуйку на ладонь. — Значит, всё-таки у кого-то здесь хватило ума не упустить важную улику.

— То есть… ты знаешь, что это? — спросила она быстро.

Он взглянул на неё из-под ресниц с лёгкой ухмылкой.

— Пока нет. Но мне достаточно одного взгляда, чтобы понять: это не с Меридиана. Ни одного вида с подобным строением кожи я там не встречал. Ни в болотах, ни в горах, ни в коллекциях Фобоса. Хотя — должен признать — многие экземпляры я предпочёл бы не вспоминать.

Он поднёс чешуйку к свету, и золотистый отблеск прошёлся по его чертам.

— Ты очень наивная, Вилл, — добавил он, всё ещё глядя на чешуйку, — но, видимо, наивность — единственное, что у вас ещё работает. Остальные настолько увязли в страхе и подозрениях, что готовы закопать правду вместе с уликами.

Вилл сжала руки в кулаки.

— Я знаю, что ты не святой, — сдавленно сказала она. — Но я не могу игнорировать, что ты снова оказался единственным, кто отнёсся к находке серьёзно.

Седрик посмотрел на неё, и на секунду в его глазах мелькнуло что-то человеческое.

— Тогда, может быть, ты не совершаешь глупость, — сказал он почти тихо. — А наоборот.

Она отвела взгляд, красная до корней волос.

— Если ты всё испортишь… — сказала Вилл почти шёпотом.

— Кажется, это не я вломился в твою спальню посреди ночи с просьбой о помощи, — заметил Седрик, склонив голову набок. — Но раз уж ты хотела совет — вот он: не стоит угрожать тем, от кого тебе что-то нужно. Особенно если не уверена, что сможешь воплотить угрозу в жизнь.

Вилл чуть не зарычала от злости.

Седрик невинно пожал плечами.

— У меня есть пара идей, где можно поискать, чья это чешуя, — сказал он, поворачивая чешуйку в пальцах. — Но мне понадобится доступ… к моим старым записям. В магазин.

Вилл резко вскинулась.

— Нет. Я сама всё принесу. Скажи, что нужно — я найду, что угодно.

Он посмотрел на неё поверх свёртка, чуть приподняв бровь.

— Ты правда хочешь играть в это прямо сейчас? Делать вид, что держишь ситуацию под контролем? — Седрик прищурился. — Сомневаешься — не лезь. Но если уже влезла, то давай без этих полумер. Или доверься. Или иди расскажи Корнелии, что ты у неё стащила.

Вилл стиснула зубы. Он был прав. Чертовски прав. Она уже перешла ту черту.

— Ладно, — выдохнула она. — Пойдём.

Они расположились в читательском зале магазина. Седрик сидел за столом, погружённый в книги. Перед ним лежала стопка томов, перенесённая с той же части замковой библиотеки, что и те, что он изучал, когда готовился к заданию на Земле. Тогда ему нужно было понять культуру, язык, структуру — всё, чтобы слиться с людьми и отыскать Элион. Сейчас же его интерес был иным. Он искал следы, признаки других миров, возможно, давно забытых. Таких, в которых могли обитать существа вроде фамильяра его неожиданного благодетеля.

Доверять Саграэлю Седрик не собирался. Чутьё подсказывало, что тот явно преследует свои собственные цели, и подыгрывать ему вслепую было бы весьма опрометчиво. Он буквально кожей чувствовал, что уже идёт по заранее проложенной тропинке. Но кажется, прямо сейчас у него появилась возможность свернуть в сторону.

И как только Хранительница принесла шкурку, которую, судя по всему, сбросила Айлин, Седрик уцепился за шанс узнать больше. Кто же этот человек, так заманчиво протягивающий руку помощи? И человек ли он вообще?

Если Саграэль не соврал и мир этого странного существа действительно мёртв, — что ж. Это будет лучший из возможных исходов.

Седрик терпеливо и методично переворачивал страницы словно сортировал память.

На другом конце комнаты Вилл сосредоточенно перебирала книги у полки. Он украдкой наблюдал за тем, как она склоняется, прикусывает губу, бормочет что-то себе под нос. Когда она думала, она забывала обо всём вокруг. А он… слишком часто забывал о своей роли в этой игре, глядя на неё.

«И снова ты, — мысленно усмехнулся он с лёгкой досадой. — Вечно сбиваешь с мысли».

Седрик отвернулся и сжал книгу слегка сильнее, заставляя себя сосредоточиться на строчках.

Хватит. Если её идея — даже неосознанная — действительно приведёт, куда я надеюсь… всё закончится. И я, наконец, выйду отсюда не узником.

Без Фобоса. Без приказов. Без Стражниц. Без сдерживающего браслета на руке. Без… всех.

И тогда, возможно, смогу понять, кто я есть. Что я есть. Если вообще что-то ещё осталось.

А это наваждение странное, зыбкое, возникающее рядом с ней, исчезнет, растворится, как утренний туман. Седрик почти верил в это. 

Но… почему бы сейчас, в последние часы, не позволить себе незначительную слабость? Он и так уже превратился в одно сплошное терпение.

— Раз это существо пришло с другого мира, — вдруг произнесла Вилл, задумчиво перебирая страницы. — Ян Лин тоже его не узнала, а теперь и в твоих книгах не найти упоминания о контактах этого мира с Меридианом в прошлом… Может, допустим вариант, что этот мир тоже изолировали Завесой? Как Меридиан, но по своим причинам. А это существо единственное сумело за неё прорваться. А что? Вполне правдоподобно. Сколько ещё миров Кондракар мог отрезать от других из соображений безопасности?

Седрик не ответил сразу. На губах скользнула тень улыбки. Хранительница подошла уже очень близко к истине. Оставалось только сохранять видимое спокойствие и подыгрывать.

— Возможно, — сказал он, не поднимая взгляда. — Не сомневаюсь, что это их самый излюбленный способ изолировать неугодных.

И тут он наткнулся на нужную страницу. Оцепенел.

Миниатюра выцвела, но все ещё была узнаваемая. Маленькие дракончики с полупрозрачной гладкой чешуёй играли среди деревьев. Их мордочки — любопытные, радостные. Седрик уже видел их в иллюзии Саграэля.

Седрик закрыл книгу.

Вот он. След.

Он подошёл к Вилл, мягко положил том рядом.

— Эта книга — одна из самых древних, что мне доводилось держать в руках. Если где-то и можно найти что-то о мире, который уже сотни лет скрыт от остальных, то только здесь.

Вилл посмотрела на него с подозрением, но всё же взяла книгу. Полистала, рассматривая блёклые, затёртые временем картинки. До тех пор, пока не замерла.

— Это… Очень похоже, — выдохнула она. — Шкурку, которую нашёл Калеб, как будто сбросило это существо.

Седрик не шелохнулся.

— Это точно на одном из языков Меридиана записано? — пробормотала Вилл. — Буквы какие-то необычные.

— Похоже, это артефакт с Кондракара. Либо книга настолько древняя, что язык, которым она написана, уже давно утрачен.

Она откинулась на стул.

— Эх, вот бы попробовать открыть туда портал. По идее Сердце Кондракара должно с этим справится. Сила же не завязана на одном только Меридиане. Проблема в том, что я ни разу не пробовала ничего подобного.

Седрик прищурился, задумчиво.

— Сложноватая задачка для первой попытки. Но если ты уже знаешь основной принцип, то, может, и получится.

— Легко тебе говорить, — проворчала Вилл. — Это всё равно что сказать «просто взломай реальность».

Она устало улыбнулась.

— Смотри, — Седрик развернул книгу. — Символы в этом месте похожи на те же, что обозначают координаты в более современных записях.

— А ведь правда! Это похоже на ключ. Думаю, если поможешь их расшифровать, а я потренируюсь на чём-то полегче, то вполне реально, что портал откроется как надо.

Седрик скрестил руки на груди.

— Пожалуй, с расшифровкой я действительно справлюсь. Но нужно время.

— И мне тоже оно пригодилось бы. Только вот нас скоро хватятся.

— Я думаю, что это место будут проверять первым, — осторожно заметил Седрик.

Вилл покачала головой.

— Я бы могла попробовать объяснить всё девочкам. Но не уверена, что им будет достаточно доказательств, что мы собрали. Хорошо бы сначала узнать, что этот мир действительно существует. И что там на другой стороне.

Она замолчала, потом вдруг подняла голову.

— Есть одна идея. Ужасная. Но там точно никто не подумает искать. Дом Элион. Тот, где она жила до того, как… кхм… до того как, ты заманил её в лапы Фобоса.

Седрик удивлённо поднял бровь, но кивнул.

— Звучит несколько… иронично. Но разумно.

Они быстро собрали книги, заметки, чешуйки. Перед тем как уйти, Вилл спросила:

— Может, по дороге захватим что-нибудь перекусить? Есть магазин у парка. Я не против какой-нибудь замороженной еды.

Седрик смерил её таким взглядом, будто она предложила питаться камнями.

— Это исключено. Если мы уже скрываемся от мира, то хотя бы ужинаем как цивилизованные существа.

— С тобой даже в бегах приходится готовить с нуля, — проворчала Вилл, но улыбнулась.

Она закинула рюкзак через плечо и напоследок мельком осмотрела комнату, которую они покидали. В движениях появилась лёгкость и некоторая внутренняя собранность. Вилл будто стряхнула с себя усталость, которая тяжелой взвесью заполняла сонный воздух старого магазина. В её глазах мелькнул знакомый огонёк — упрямый, дерзкий, по-своему тёплый.

Даже Седрик, привыкший гасить любые эмоции, почувствовал, как сердце на миг сбилось с ритма.

Она не заслуживает того, что её ждёт дальше.

Он знал это. Знал и то, что не остановится.

Седрик потушил свет в магазине и опустил взгляд на браслет на своём запястье. Тяжелый, холодный металл тускло поблёскивал, как напоминание. Он провёл пальцами по его гладкой поверхности, ощутив знакомый импульс сдерживающей магии.

Потому что я заслуживаю свободу.

---

Примечания:

Как вы уже поняли, Вилл так и не пошла делать лабораторную, которую вот уже двенадцатую главу как не может сесть и закончить. Ваши ставки, какие события успеют произойти до того, как Вилл всё-таки сдаст лабораторную? Что будет раньше: финальная битва или всё-таки зачёт окажется главным боссом в этой истории? Оставляйте ваши предположения в комментариях. Потом сверимся. Эта конкретная сюжетная ветка — интрига даже для меня.

Они пришли к дому Элион уже в полной темноте. Район был тихим. Знакомо тихим — тем особым, настороженным молчанием, которое обволакивает старые пригороды по вечерам.

Седрик задержал взгляд на почтовом ящике у калитки: тот был забит под завязку рекламными листовками, письмами, давно ставшими серыми от влаги и времени. Трава на лужайке поднялась выше колена, качели у крыльца заржавели за зиму. Калитка скрипнула, когда он толкнул её. Звук прорезал тишину, как неуместная реплика в пустом театре.

Он впервые был здесь.

Дом встретил их тяжёлой тишиной и запахом запертого воздуха — не пыльного, а настоянного, как будто стены сохраняли не только прохладу, но и отголоски чужой, когда-то мирной жизни.

За полгода пустования мебель покрылась пылью в несколько слоёв. Внутри царил неряшливый беспорядок. Всё выглядело так, будто отсюда уезжали впопыхах, рассчитывая вернуться, но так и не вернулись. Ящики в комоде были выдвинуты, дверцы шкафов распахнуты; на полках — пустота вперемешку с забытыми мелочами: набор акварельных карандашей, перчатка без пары, сломанная ручка с пайетками. В углу валялись скрученные постеры из журналов, которые в последний момент решили не брать. Всё, что казалось ценным, уже исчезло. Остальное осталось здесь.

На стенах всё ещё висели рисунки Элион: сказочные замки, цветы, портреты. Какие-то — в рамках, какие-то неровно приколоты разноцветными кнопками. На комоде ещё стояла пара фотографий, которые хозяйка, видимо, сочла неудачными. Люди на них улыбались слишком открыто, как будто надеялись, что камера поверит в ту историю, которую они изображают.

Он смотрел и думал: неужели Элион когда-то действительно приняла, что это и есть её жизнь?

Он почувствовал… что-то странное. Не сожаление. Не раскаяние.

Тоску.

Вернув её на Меридиан, он разрушил этот мир. Иллюзию, в которой она была просто девочкой. Просто человеком. А не Светом. Не наследницей. Не пешкой в чужих состязаниях за престол и влияние.

Если бы план Фобоса сработал… участь её была бы незавидной. Он знал это. Лучше, чем кто-либо.

И всё же, даже теперь, после всего, что произошло, Седрик не понимал: что в этой девчонке такого?

Что такого в ней увидела королева Вейра, чтобы с такой жестокостью пойти против собственного сына? Почему все они — мятежники, Стражницы, Кондракар — были готовы защищать её с такой яростью?

Слишком легко было сказать «она — Свет».

Но Седрик не верил в абстракции.

И, может быть, именно поэтому, глубоко внутри, совсем тайно, он винил её. Элион. Не потому, что она действительно была виновата в его бедах. А потому, что иначе пришлось бы признать: Фобос пал сам. По собственной воле.

А это было бы… невыносимо.

Проще винить Элион. Проще, не значит честнее даже перед самим собой.

Он отвернулся от фотографий и пошёл к кухне, где Вилл раскладывала продукты.

— Я начну резать овощи, — сказала Вилл, сминая опустевший пакет в руках. — Или картошку. Или что там у нас…

— Нет, — отозвался Седрик, уже сверяющийся с купленными ингредиентами. — К плите тебя не подпущу.

Вилл застыла на полпути, прищурилась.

— Прости, ты сейчас серьёзно?

Седрик выдвинул ящик с кухонными приборами, оценивая свой рабочий арсенал.

— Абсолютно, — он повернулся к ней с ножом в одной руке и пучком зелени в другой. — Готовка — это не просто задача. Это ритуал. Медитация. Спокойствие в чистом виде. А после твоего «давай пожарим котлеты из супермаркета», я пришёл к выводу, что ты безнадёжна в понимании истинной сути кулинарии.

Она рассмеялась, подняв руки в знак капитуляции.

— Ну, раз ты так просишь…

Седрик действовал неспешно, почти изящно. Он мыл, чистил, резал, обжаривал. Всё выглядело настолько уверенно и отточенно, будто кухня была его родной стихией.

Вилл присела на подоконник и, неосознанно, уставилась на него.

Он заметил. Продолжал резать, не поднимая глаз, но в какой-то момент всё же замер и посмотрел на неё сбоку.

— Что? — спросил он, не раздражённо, но с ноткой подозрения.

Вилл вдруг рассмеялась.

— Да ничего. Просто… вспомнила одну шутку Тарани. Не бери в голову.

Он приподнял бровь:

— Подозреваю, она была не в мою пользу?

— Ты бы удивился, — сказала она, всё ещё улыбаясь. — Но нет. Просто… ассоциация. И неважно, правда.

Он покачал головой, снова вернувшись к сковородке, но уголок губ всё же чуть дёрнулся вверх.

Позже они ели за столом, с которого Седрик снял старую скатерть в выцветший цветочек. Комната освещалась только лампой в углу, и в этом мягком, рассеянном свете всё казалось почти неправдоподобно спокойным. Как будто этот вечер случайно выпал из другой реальности и каким-то образом оказался здесь.

Вилл вытерла губы салфеткой и откинулась на спинку стула с тихим, почти сонным вздохом.

— Ладно. Теперь я с тобой полностью согласна.

Седрик взглянул на неё поверх стакана с водой.

— В каком смысле?

— Брать замороженное было бы кощунством, — она кивнула на тарелку. — Я бы себе этого не простила.

Он ухмыльнулся, отставляя вилку.

— Рад, что ты наконец прозрела.

— Нет-нет, — протянула она с ленивой улыбкой, — я всего лишь признала твоё кулинарное превосходство. А это не одно и то же, прошу заметить.

Седрик покачал головой, но не ответил. Только задержал на ней взгляд чуть дольше, чем было нужно. Почти незаметно.

* * *

Комната тонула в приглушённом свете одинокой лампы. Вокруг царила тишина — настороженная, как будто сама ночь затаила дыхание. Седрик, ссутулившись над старыми пергаментами, делал пометки в блокноте. Рядом лежали схемы, выцветшие диаграммы и обрывки карт, которые им удалось достать.

Вилл, усталая после череды безуспешных попыток открыть портал, расположилась уже прямо на полу. Она продолжала сжимать в ладонях Сердце Кондракара, стараясь сконцентрироваться на далёком измерении. В воздухе перед ней клубился слабый туман, подсвеченный изнутри синевато-золотыми искрами. Он завихрялся, сгущался, будто пытался пробить тонкую плёнку реальности.

Пространство дрожало. Сначала чуть заметно, а потом сильнее, как вода, которую кто-то коснулся пальцем. Внутри этой зыбкой завесы возникали контуры — неясные, то ли арка, то ли глаз, то ли нечто третье. Время от времени оттуда прорывался тонкий, почти слышимый звук, как шёпот далёких голосов сквозь толщу воды.

Вилл морщилась, прилагала усилия, пыталась стабилизировать проход, но он упорно рассыпался. Искажался. Один из энергетических потоков вздрогнул и схлопнулся, вспыхнув обжигающей искрой. Поток света проскользнул мимо её щеки, и она резко выдохнула.

— Портал в Хвал’Наар всё ещё не хочет открываться, — пробормотала она, проводя рукой по лицу.

— Может, ты просто слишком много требуешь от себя на первом же этапе, — отозвался Седрик, не поднимая головы. — Прекрати мучить свою стекляшку и сделай уже перерыв.

— Неприятно признавать, но ты прав, — буркнула Вилл. — Ну и денёк сегодня был…

Она откинулась к стене, уставившись в потолок. Тишина была почти снотворной. Вилл закрыла глаза на мгновение.

— Я уже ночевала здесь однажды. В этом доме.

Седрик обернулся:

— Когда?

— Когда Элион только ушла на Меридиан. Уверенная, что мы враги, а её брат ангел с короной. Мы с девочками тогда не знали, что с ней. Хоть какую-то ниточку хотели найти. И я вызвалась дежурить здесь, дождаться того, кто придёт забрать её любимый альбом для рисования.

— И кто пришёл? — спросил Седрик, с усилием вырываясь из своих мыслей.

Вилл усмехнулась немного неловко:

— Ну, готовилась я к тебе. Но сложилось по другому.

Седрик удивлённо поднял брови.

— Ко мне?

— Конечно. Ты был правой рукой Фобоса. Если бы кто и пришёл за её вещами — особенно за чем-то настолько личным, как альбом, — это был бы ты. Я просчитала, где можно укрыться. Выбрала точку обзора. Прикинула, где у тебя будет слепая зона, куда можно будет отступить, если всё пойдёт не по плану.

Вилл фыркнула, не замечая, как её глаза едва заметно засияли, пока она перечисляла шаги своего плана.

Седрик легко смог представить её образ здесь, прошлом. Как она внимательно осматривает квартиру, прикидывает будущее поле боя, сдерживая азарт и предвкушение грядущего поединка.

— Значит, заранее репетировала, как отбиваться от меня? — спросил он, прикрывая заинтересованность ленивым тоном.

— Ну вступать в открытый поединок было бы вершиной глупости. Задача была не в том, чтобы победить. Задача была не дать тебе добраться до альбома и временно нейтрализовать. А потом, если получится, втянуть в разговор.

— И каково же было разочарование?

— Колоссальное, — ответила Вилл. — Вломились двое лурденов, и я даже не сразу среагировала. Я ведь ждала тебя — уверенного, собранного, но не ожидающего подвоха. А пришли двое, которые, кажется, даже из шкафа не сразу поняли, как выбраться.

Она чуть склонила голову:

— В итоге они и унесли альбом. Я слишком поздно переключилась. Очень злилась потом… что ты меня подвёл.

Седрик коротко хмыкнул.

— Любопытно, — протянул он, откидываясь в кресле. — Теперь даже жаль, что тогда был занят. Пожалуй, это могло быть… интересно.

Вилл покатала кристалл на ладони.

— И как ты думаешь, справилась бы? — Седрик не удержался от лёгкой провокации. — надолго ты рассчитывала меня задержать?

— Даже пара минут были бы победой, — спокойно ответила она, выдержав его взгляд.

— Хотелось проверить, на что я способна. Как Стражница.

Он усмехнулся почти невольно, не открыто, но изгиб губ выдал удовольствие.

— Забавно. Я раньше думал, что ты не из тех, кто любит рискованные эксперименты. Приятно ошибаться.

Он чуть наклонился вперёд, продолжая их странную игру:

— Лестно знать, что я был твоим мерилом собственного могущества.

— Ну, моё могущество довольно ограничено. Но в этом есть своя прелесть. Когда не владеешь ни одной из стихий, остаётся только изобретательность.

— Мне кажется, именно поэтому кристалл выбрал на эту роль тебя, — ответил Седрик.

В его голосе на секунду исчезла привычная ирония. Осталась только сдержанная серьёзность — редкая и потому особенно ощутимая.

Он сам услышал это. Почувствовал, как слова, сказанные вроде бы между прочим, вдруг оказались искреннее, чем ожидал. Мысль, вырвавшаяся наружу до того, как он успел осознать, что собирается пропустить через барьер.

Вилл чуть удивлённо посмотрела на него, как будто не знала, что с этим делать. И не спешила ничего говорить в ответ.

Он отвёл взгляд первым. Вернулся к заметкам, но рука замерла над страницей. Слова перед глазами расплывались, теряя смысл.

Что-то в ней, в этой её упёртости, в смелости, с которой она когда-то поджидала его в темноте, и в том, как она сейчас спокойно держит его взгляд — было слишком живым, слишком личным.

Он не знал, что это значит. И не хотел разбираться прямо сейчас.

* * *

Комната дышала темнотой. Вилл сидела на ковре у дивана, с пледом на плечах, и медленно клонилась всё ниже, пока её пальцы не выпустили из рук какой-то обрывок бумаги. Тяжелый вечер, усталость, тепло, тишина сделали своё дело.

Седрик, всё ещё корпевший над записями, мельком обернулся на шорох — и чуть усмехнулся, догадавшись, что произошло.

Он задержал взгляд на её чуть приоткрытых губах, на том, как прядка рыжих волос легонько шевелилась у щеки от её ровного, спокойного дыхания.

Было совершенно необычно ощущать это невольно оказанное доверие. И Седрик даже не сразу мог понять почему.

Что ж, а ведь и правда уже целую вечность он не видел кого-то спящим. Седрик привык, что его присутствие лишает покоя. Привык к взглядам — выжидающим, настороженным. Он был тем, кто стоял у трона, тем, чьё молчание пугало больше, чем чей-либо голос. Главным советником. Угрозой. Клыками и когтями, когда приходило время.

Никто не позволял себе забыть, кто он на самом деле. До этого вечера.

А теперь она просто сделала это. Вилл, упрямая, осторожная, привыкшая держать дистанцию, позволила себе задремать рядом с ним, словно это было естественно.

В груди что-то сжалось, будто сдвинулся давно застывший механизм. И вместе с этим сдвигом поднялось воспоминание — мутное, тяжёлое, будто всплывшее со дна. Он понял, когда это случалось раньше.

В ту самую ночь.

Когда замок содрогнулся новостью о гибели королевской четы и мир рухнул для одного испуганного мальчика.

Фобосу тогда было четырнадцать. Он уже смотрел на всех свысока и раздавал приказы голосом, натренированным звучать властно. Но в ту ночь всё это слетело, как скорлупа. Он сидел на ступенях тронного зала, белый, как снег, сжав в пальцах кольцо матери.

Он уже не плакал, скорее находился в странном оцепенении.

— Если они придут… — прошептал Фобос, не поднимая взгляда. — Ты… защитишь меня?

Голос дрожал. Это был не приказ. Это был страх. Обнажённый, отчаянный.

Седрик кивнул, не задумываясь ни на секунду.

Он сам тоже тогда был совсем ребёнок, ещё младше, чем Фобос, и не знал всех истин, что рвали этот замок на части. Он знал только одно: он должен оправдать оказанное ему доверие.

Седрик опустился на колено, склоняя голову.

— Мой князь, — сказал он, заключая в этих двух словах всю свою жизнь, даже если тогда ещё не понимал, что это значит.

Мир за стенами тронного зала дышал враждой. Там, в тени, кто-то уже строил планы, шептался, выжидал.

И когда в коридоре послышался едва различимый звук — дыхание, шаг, шорох — Седрик превратился.

Мгновенно.

Тело вытянулось, мышцы напряглись, чешуя скользнула по камню. Он поднялся над полом, навис. Раскрыл пасть. И заревел.

Это не был крик ярости. Это был вызов всему, что могло существовать во тьме. Эхо отлетело от стен и разошлось по залам, пробежалось холодом по жилам замка. Тени отпрянули. Даже в самых дальних коридорах они чувствовали — лучше не приближаться.

Он слушал. Чутко, остро. Каждый нерв натянулся, как тетива. Каждое биение сердца, каждую вибрацию камня под когтями.

Все его инстинкты обратились в одну цель: защитить князя.

Он должен был пережить эту ночь. И ещё не одну сотню следующих.

Наконец, измождённый Фобос склонил голову, сомкнул глаза и провалился в сон — первый сон после кошмара.

Седрик не двигался до самого рассвета. Ни на вдох, ни на выдох. Он был живым щитом. Стражем, которому доверили покой.

С тех пор всё изменилось.

Фобос стал другим. Мир стал другим. Он сам стал другим.

Но истина оставалась:

Именно тому испуганному мальчишке, который тогда доверился ему — не принцу, не узурпатору, не тирану — именно ему Седрик и был верен до самого конца.

Седрик снова открыл глаза.

Вилл, укрывшись пледом, спала, ровно дыша.

Она морщила нос во сне, волосы явно слегка её щекотали и это выглядело забавно. Впрочем, как и это её странное доверие.

Он не знал, чего в этом было больше — силы или безрассудства.

На миг, почти неосознанно, Седрик позволил себе тоже немного ослабить контроль.

Отложил все расчёты куда-то в дальнюю часть сознания. Опустился в кресло у стены, позволив себе впервые за долгое время не сидеть напряжённо. Откинул голову на спинку, закрыл глаза.

На несколько выдохов.

Он не думал о завтрашнем дне. Не вспоминал, кто он и зачем здесь.

Только мягкий шум дыхания Вилл и еле слышный стук ветра в оконной раме.

В этой зыбкой тишине он почти мог притвориться, что мир был другим. Что всё ещё можно было поверить — в покой, в простоту.

Но он знал: настоящий выдох будет только тогда, когда исчезнут браслеты, цепи, стены.

Когда он станет свободен.

А пока он оставался здесь — тенью в чужой тишине, с чужими надеждами и старой клятвой, от которой как оказалось, не было никакого толка.

Пол был завален листами с расчётами: тонкие линии, выведенные от руки, переплетались с символами, отсылая к координатам и направлениям. Всё пространство комнаты будто превратилось в чертёж, в центре всего этого контролируемого хаоса стояла Вилл. Кристалл в её ладонях мерцал сдержанным, ровным светом, и в этом свете было нечто живое. Как пульс настоящего сердца.

Седрик сидел чуть в стороне, спиной к прохладной стене. Одна нога была согнута, на колене лежал блокнот с расчётами. Пальцы спокойно крутили ручку с брелком-лягушкой — ту самую, которую она подарила, а он почему-то решил сохранить. И сейчас, в этой тишине, это казалось особенно странным.

Он следил за ней внимательно, но не торопил.

— Никак не пойму, почему не получается, — призналась Вилл. — «Тренировочное» измерение должно было легко поддаться, учитывая, что у нас буквально карта есть. Но что-то даже оно никак не даётся.

— Попробуй представить не место, а принцип. Не цель портала, а его суть. Ты не «открываешь дверь». Ты создаёшь связку между мирами — как натягиваешь нить. — Он провёл рукой по воздуху, будто показывая, как именно должно ощущаться напряжение.

Вилл кивнула, закрыла глаза. Свет Сердца вспыхнул ярче. Вихрь энергии закружился, воздух чуть дрогнул.

И тут же — сорвался. Магия сжалась, как пружина, и схлопнулась, оставив после себя только тишину и легкое жжение на коже.

Она вздохнула, убрала волосы со лба.

— Сложнее, чем казалось.

— Это потому, что ты всё ещё думаешь как человек, а не как энергия, — сказал Седрик. — Попробуй не управлять. Слушать.

Он говорил спокойно, терпеливо, без давления. И это… удивляло. Даже раздражало чуть-чуть — как легко он умел находить нужные слова.

— Ты подсказываешь удивительно точные вещи, — пробормотала она. — Но откуда ты вообще так разбираешься, как работает Сердце Кондракара?

Седрик дописал что-то в своих заметках и бросил на неё насмешливый взгляд.

— Не припоминается ли тебе, что кристалл изначально не обладал способностью открывать порталы? Кажется, было кое-что ещё — то, что вы так удобно себе присвоили. То, что умело это делать с самого начала.

Вилл моргнула, спохватившись:

— Ну конечно, Печать Фобоса. Но всё равно — ты похоже здорово разобрался, как она устроена.

— Обычно у создателей артефактов действительно есть представление о том, как они работают, — небрежно пожал плечами Седрик, не меняя тона.

— Погоди… ты хочешь сказать…

— Да, мы создавали её вместе, — спокойно подтвердил он. — И потратили немало сил, чтобы довести до ума. Но, как ты понимаешь, в случае с монаршими особами название может содержать только одно имя.

Он говорил почти лениво, но в этой ленивости сквозила та самая уверенность человека, который всю жизнь был в тени — но знал себе цену.

— Ну да, если бы Фобос назвал артефакт «печать Фобоса и Седрика», я бы точно подумала, что его подменили, — фыркнула Вилл.

— Меня в этой истории больше всего расстраивает, что артефакт сперва умыкнула безголовая похитительница Элион, а потом в тот же день ухитрилась его потерять. И печать пролежала в канализации с десяток лет.

— А почему вы просто не сделали новую?

Седрик приподнял бровь.

— После похищения Света Меридиана у нас не было времени на развлечения. К тому же, чтобы воспроизвести печать, нужен был второй такой же артефакт-основа. А достать его было почти невозможно.

— М-да, теперь понятно, почему ты так рьяно за ней гонялся, когда её наконец нашли.

— Это уже не столь важно, — отмахнулся он. — С самого начала было ясно, что такой мощный артефакт, как Сердце Кондракара, поглотит нашу безделушку едва они соприкоснутся. Но… раз уж печать теперь у тебя, мне, как приложившему руку к её созданию, будет в некотором роде приятно, если ты хоть немного разберёшься, как она устроена.

Вилл улыбнулась.

— Тут ты по адресу. Честно говоря, я в предвкушении. Это будет первый раз, когда кто-то действительно объяснит мне, как что работает. Оракулы не то чтобы щедры на инструкции к применению.

Седрик кивнул, как будто принял её слова как должное. Без усмешки. Без язвительности. Просто… спокойно.

Он вернулся к схеме на полу и продолжил, будто Вилл не прерывала его вовсе:

— Связь между мирами работает по принципу отклика. Кристалл ощущает сдвиг и направляет поток туда, где магия с ним резонирует. Но чтобы этот поток не рассыпался, нужна точка стабилизации. Именно её мы вписали в печать — через узел возврата.

Седрик говорил ровно, но в голосе явно проскальзывало живое увлечение. То, что прорывается, когда говоришь о чём-то действительно своём. Было видно, что он получал почти физическое удовольствие от того, как идеи, разложенные по полочкам, выстраиваются и становятся ясными не только ему, но и слушателю.

— Если бы у меня были при себе черновики, я бы показал, как именно это рассчитывается, — добавил он, не поднимая глаз. — Впрочем… могу и так быстро набросать. Если интересно.

Он поднял укатившуюся ручку с лягушкой, пощелкал ею пару раз — задумчиво, почти машинально — и начал чертить прямо на краю бумаги.

«Седрик действительно умеет объяснять, — подумала Вилл. — Не только магию. Просто… быть понятным».

Она даже поймала себя на том, что чуть подалась вперёд, чтобы лучше рассмотреть схему. Ей действительно было интересно. И легко.

Наверное, чтобы создать нечто настолько сложное, как Печать, нужно было не только понимать колдовство. Нужна была слаженность. Доверие. Может быть, даже дружба.

Она вдруг поймала себя на мысли, что раньше об этом не задумывалась. Ни о нём. Ни о Фобосе. Ни об их прошлом — как о чём-то, что могло быть… настоящим.

Трудно было даже представить их за одним столом, не как князя и слугу, а как двух молодых изобретателей с одинаково горящими глазами. Как они спорят, высчитывают, чертят формулы на полях. Двое, которых она привыкла воспринимать почти как миф, как обобщённое «зло» — сидят рядом и создают артефакт, который переживёт их обоих.

И ещё сложнее было понять, в какой момент всё развалилось. Когда связка, что держала их на равных, сорвалась. Как они перешли от совместного увлечения — к тому, что она увидела в финальной битве. К пустой ярости. К предательству. К разрушению.

Седрик тогда был другим. Страшным. Безжалостным. Таким, будто внутри давно не осталось ничего — только голос, которому он подчинился.

А сейчас…

Сейчас он просто рисовал схему сидя на полу. Не наставлял, не спорил. Делился своими размышлениями.

И Вилл вдруг стало немного не по себе — от осознания, как мало она о нём знала. И, возможно, как мало знали все остальные.

— Ты чего замолчала? — негромко спросил он, не отрывая взгляда от схемы. Голос был спокойным, но внимательным — как будто уловил тишину в ней, а не вокруг.

Вилл моргнула, возвращаясь. Взгляд скользнул по линии чертежа, по его пальцам, по изгибу плеча, и задержался — на нём самом.

— Думаю, — сказала она.

Седрик скосил на неё взгляд, приподнял бровь. Почти насмешливо. Почти — но не совсем.

— Опасное занятие.

— Иногда, — согласилась она.

Она улыбнулась почти тепло. И с лёгкой, нарочитой драматичностью произнесла:

— Да уж. Приятно познакомиться, адекватный Седрик. Даже не знала, что ты существуешь.

Седрик фыркнул. В уголке губ мелькнула тень ухмылки.

— Не обольщайся, я здесь ненадолго.

— Жаль, — тихо бросила Вилл, прежде чем успела отследить, как именно это прозвучит. — Этот мне даже нравится.

Он на мгновение замер, с занесённой ручкой с лягушкой в руках.

— Ты кажется, говорила, что хочешь разобраться, как работают порталы. Так вот смотри, — он постучал стержнем по зарисовке.

Голос был снова ровным. Спокойным, но от прежней полуулыбки не осталось и следа. Седрик будто наткнулся на границу, которую сам же нарисовал, и сразу отступил. Не колеблясь, а точно и хладнокровно, как отсекают ненужное.

Вилл не стала ничего говорить. Просто кивнула и снова наклонилась ближе, будто вглядываясь в схему. Хотя взгляд всё равно то и дело возвращался к нему. К его движениям, к его голосу. Мысли рассыпались, не желая складываться в координаты.

Она вспомнила, как Хай Лин говорила, что он отлично сработался с ней, когда помогал составлять новое меню для «Серебряного дракона». Слушал, предлагал идеи, подмечал сильные стороны её макетов. Тогда Вилл это удивило, но она не придала значения.

А теперь… теперь это уже не казалось таким уж необычным.

Жаль. Жаль, что они встретились именно так. Не в другое время. Не в другой жизни. Сейчас всё слишком запутано. Слишком тяжело.

Он лишь тень того, кем мог бы быть. И они все несут слишком много за спиной, чтобы просто начать заново.

Но всё равно…

Может быть, время всё исправит.

Может быть, их с Седриком секретный проект — эта странная, почти подпольная работа над порталом — однажды изменит отношение остальных девочек. Укрепит доверие. Вернёт хоть немного веры в то, что он может быть не врагом, а… кем-то другим.

А вдруг получится даже уговорить Совет расширить радиус его браслета… дать ему немного больше свободы. Чтобы он не чувствовал себя пленником. Чтобы… смог начать настоящую новую жизнь. Здесь. С нами.

Сердце Кондракара мягко вспыхнуло, откликнувшись на её мысли.

Седрик поднял взгляд, словно уловил не только изменение энергии, но и что-то в ней самой.

— Готова попробовать ещё раз?

Вилл улыбнулась — немного грустно, но уверенно:

— Да. Только теперь… я не буду открывать дверь.

Он задержал взгляд, словно отмечая перемену в её тоне.

— А что будешь делать?

— Тянуть нить.

Седрик кивнул. И впервые — совсем без иронии — сказал:

— Хорошо.

Свет Сердца вспыхнул ровным, насыщенным пламенем. Воздух чуть задрожал — и на его фоне, будто на плёнке, проступила дуга света. Пространство не сорвалось, не дрогнуло, не вывернулось. Оно поддалось. Мягко, послушно. Как будто давно ждало этого касания.

Портал на этот раз открылся почти без сопротивления.

У Вилл перехватило дыхание.

Она сделала шаг вперёд — почти не думая, на волне восторга — и в тот же миг почувствовала, как чьи-то пальцы стиснули её локоть.

Вилл обернулась. Седрик с раздражением показал руку с браслетом.

— Точно, извини, — она слегка покраснела.

— Тюремщик из тебя, конечно… — фыркнул Седрик.

Они вышли… в свет. Не ослепительный, а мягкий, почти акварельный. Солнце, высокое небо, деревья с тонкими стволами, устремлёнными вверх, как будто они пытались дотянуться до самых облаков. Трава тянулась до бедра — пряная, серебристая, шелестела, будто шептала. Вдали, за холмами, начинался обрыв, и далеко внизу плескалось светлое, прозрачное море цвета расплавленного стекла.

Всё было… живым.

— Ого, — только и смогла выдохнуть Вилл.

Седрик отпустил её локоть и отошёл чуть в сторону. Он настороженно осматривался, оценивая обстановку.

— Похоже, здесь безопасно, — сказала Вилл чуть тише.

Она медленно обернулась, вбирая каждую деталь: игру света в листве, блеск на воде, дуновение ветра. Это было не просто красиво. Это было… невероятно.

— Я даже не думала, что на мне висит ключ к такому. К мирам, про которые мы даже не догадывались.

Седрик не сразу ответил. Его взгляд был устремлён вдаль, и в глубине усталых глаз вдруг мелькнуло что-то другое. Отголосок забытой мечты. Призрачный, едва уловимый. Как будто он сейчас смотрел на то, что когда-то считал возможным.

И чем больше Вилл смотрела на него, тем отчётливее верилось, что этот человек когда-то мог быть мальчишкой, часами корпевшим над древними книгами, вычерчивавшим схемы, собирающим по крупицам артефакт, существование которого верилось только юному, одержимому уму. И теперь он наконец прошёл сквозь портал — и увидел, насколько прекрасной может быть вселенная.

— Знаешь… — Вилл посмотрела на него. — Я даже рада, что открыла этот портал именно с тобой.

Она вновь задержала взгляд на его лице — спокойном, почти отрешённом. И вдруг подумала: что же Седрик надеялся найти в этих мирах, когда всё только начиналось?

Ответа, конечно, не было.

Но ветер прошелестел в кронах. Свет искрился в траве. Море шумело внизу, как дыхание чужого далёкого мира.

И Вилл улыбнулась — не ему, не себе. Просто… миру, что она смогла открыть.

Ей стоило отдохнуть. Нельзя было после открытия портала в новое измерение тут же рваться открывать новый. Ещё более сложный. Этой ночью она всего на пару часов провалилась в сон и в конечном итоге это тоже оказалась не лучшая её идея.

Коктейль из чувств бился внутри воображаемого блендера, у которого очевидно случилось короткое замыкание, и теперь он крутил в одном бесконечном цикле и тревогу, и стыд, и тепло, и какую-то странную нежность.

Это безумное упрямство граничило с мазохизмом, но Вилл чувствовала, что если остановится, то сойдёт с ума, едва попытавшись осмыслить происходящее. А раз момент окончательной потери рассудка ещё не наступил, значит, останавливаться было рано.

Сердце Кондракара снова вспыхнуло в её ладони и магия задрожала в воздухе. Пространство перед ними слегка искривилось — будто невидимая линза повернулась в другую сторону.

И вдруг открылось нечто.

Не яркое сияние. Не мерцающий свет, к которому привыкли Стражницы. А чёрная масса — густая, как чернила, как затянутое небо в полночь. Поглощающее всё вокруг. Даже свет лампы казался тусклее рядом с этим овалом пустоты. В его глубине не было ничего — ни глубины, ни плоскости. Только бездна.

Вилл инстинктивно отступила на шаг. Сердце затрепетало.

— Он… сработал, — прошептала она. — Но выглядит… неправильно.

Седрик подошёл ближе, прищурившись.

— Потому что он и есть неправильный. Или, точнее, правильно открылся — но ведёт в место, которое само по себе не следует законам обычной магии. Такой мир… не должен был остаться связанным. Он изолирован по веской причине.

— Но мы сможем пройти? — спросила Вилл, всё ещё глядя в чернильную пустоту.

Седрик чуть медлил.

— Мы — да. Но перемещение, скорее всего, будет не из простых. — Он повернулся к ней. — В форме Стражницы ты выдержишь. Но отсутствие магии делает тебя уязвимой. Всё, что может ждать там, почувствует это.

Он помолчал, потом нехотя добавил:

— Я могу укрепить своё тело. На короткое время. У меня есть артефакт, который вернёт… часть силы. Физически я буду защищён, с регенерацией. И, возможно, с чем-то ещё.

Вилл повернулась к нему резко.

— Что за артефакт?

— Это кинжал. Довольно древний. Я держал его как раз для подобного случая. Если я его использую, то моя змеиная форма вернётся. Но только на короткое время и не далеко не полная.

— О господи, всё это время у тебя был припятан кинжал возвращающий тебе способности? Ну мы и наивные ромашки конечно! Упустили, как ты заныкал такую важную штуку.

Седрик чуть усмехнулся, но без привычной насмешки.

— Если бы я хотел использовать это против тебя… я бы уже использовал, Вилл. И потом — мы сейчас за пределами радиуса действия моего браслета. И ты знаешь, как он работает: мне бы и шагу не получилось ступить за ограниченную территорию, если бы у меня были намерения тебе навредить. Но как ты видишь, мы здесь. И ничего не произошло.

Она молчала. Несколько секунд — почти вечность.

— Мне тревожно, — призналась она. — Слишком многое, о чём я не знала. И теперь… я не уверена, что знаю, кто ты вообще такой.

Седрик посмотрел на неё спокойно.

— Пока моя «свобода» измеряется магическим браслетом, никакие секреты не дают мне настоящего преимущества. Не бойся. Если я что-то прячу — то только потому, что иначе давно бы сошёл с ума.

Вилл опустила глаза. Сердце Кондракара в её руках пульсировало — ровно, спокойно. Как будто что-то внутри неё всё-таки знало: пока ещё можно идти вперёд.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Но если там окажется хоть намёк на ловушку…

— Знаю-знаю, мне несдобровать, — Седрик пожал плечами. — Всю свою тревогу лучше направь на эту штуку в воздухе.

Портал продолжал вибрировать в воздухе, поглощая свет и тишину. Его поверхность была гладкой и тягучей, как масло. Внутри — не просматривалась даже глубина. Только небытие, ждущее шаг вперёд.

Вилл стояла у самой каёмки круга, глядя в эту бездну, и слабо усмехнулась.

— Знаешь… — начала она, не отрывая взгляда, — ещё месяц назад я бы назвала сумасшедшим того, кто сказал бы, что мне придётся прыгнуть в бездну неизвестного мира… с бывшим врагом.

— Но вот мы здесь, — добавила она и повернулась к Седрику. — Никогда не говори «никогда».

Седрик в ответ слегка склонил голову, словно признавая: справедливо.

Он достал кинжал из внутреннего кармана. Металл поблёскивал, будто живой. Лезвие словно дышало.

— Это будет… не очень красиво, — предупредил он, и без лишних слов вонзил его себе в плечо.

Вилл тихо ахнула. Но крови не было. Металл вспыхнул, будто впитался в плоть, не оставив ни раны, ни следа.

Фиалковые глаза вспыхнули золотом. По шее и ключицам пробежала лёгкая, переливающаяся чешуя — зелено-янтарная, будто отголосок утраченного. Его силуэт стал чуть шире, мускулы плотнее, движения — опасно плавными. Даже воздух вокруг него на миг дрогнул, как от жара.

Он посмотрел на Вилл — взгляд изменился. Стал другим — плотным, тяжёлым, будто дышал силой, но в нём всё ещё было то внимание, с которым он весь этот вечер смотрел именно на неё.

— Ну, убедилась? — спросил он, с лёгкой иронией. — Я всё ещё совершенно безопасен.

— Ну это с какой стороны посмотреть, — усмехнулась Вилл.

Они подошли к порталу.

— У нас, кажется, нет плана, что делать на той стороне, — заметила она.

— Не погибнуть сразу, — ответил Седрик. — И вернуться, как только прояснится хоть что-то.

— Звучит вдохновляюще.

Они переглянулись. Мгновение — но в нём было всё: и страх, и доверие, и то хрупкое нечто, что зародилось между ними этой странной ночью.

— Готова? — спросил он.

— Нет, — честно ответила Вилл. — Но, как ты однажды заметил… я всё равно лезу.

Он кивнул.

— Тогда… пошли.

Они шагнули вперёд вместе.

Портал сомкнулся за их спинами без единого звука.

* * *

Он видел многое. Пепельные поля Меридиана. Глубины подземелий, где обитали монстры, ни разу не видевшие солнечного света. Лаборатории Фобоса, где реальность гнулась под весом амбиций. Но это…

Это было нечто иное.

Мир за порталом встретил их безмолвием. Без света. Без цвета. Без времени. Пустые скалы, будто вытесанные из чьего-то кошмара. Воздух был вязкий, как смола. Свет кристалла на груди у Вилл казался здесь чуждым, как капля воды в пламени.

Седрик сделал шаг и ощутил, как каждая клетка его тела отзывается болью. Даже действие кинжала — это мощное, сырое возрождение — казалось недостаточным. Как будто сама реальность в этом месте пыталась отторгнуть его.

Он пошатнулся. Лёгкие сдавило. Всё тело словно трещало изнутри.

Правильно. Так и должно быть.

Он взглянул на руку.

Браслет.

На его месте остался только прах. Он осыпался в воздухе, будто и не был магическим артефактом, а просто пылью, давно готовой исчезнуть.

Всё по плану.

Значит, Саграэль всё же не обманул и мир на этой стороне давно мёртв. А в мёртвом измерении, утратившем Сердце, артефакты, завязанные на связь с Кондракаром, не работают. Здесь не было «зоны действия». Не было самой конструкции, на которой базировались ограничения.

А это означало, что и его браслет не мог существовать там, где ничего не существует. Он должен был рассыпаться — и рассыпался.

Он перевёл взгляд на Вилл.

Она стояла в ступоре, в полном оцепенении. Свет Сердца пульсировал в её руках, но взгляд был прикован к пейзажу, где мрак казался плотнее материи. Шока хватило, чтобы не заметить… ни его пошатывания, ни того, как прах рассыпался по чешуе на его запястье.

Седрик смотрел на неё. В этом взгляде было что-то горькое.

«Ну вот и конец».

«С самого начала я знал, что это сработает только с тобой».

Потому что она — единственная, рядом с кем он не желал зла. Единственная, чьё счастье он по-настоящему хотел сохранить, вопреки всему своему существу.

И именно это — это бессмысленное, живое, тёплое чувство — позволило пройти сквозь все барьеры.

Магия отозвалась. Не на обман, не на трюк. На искренность. Он действительно не хотел ей навредить. И магия это знала.

И в этом была его правда. И его преступление.

— Этот мир мёртв, — сказал он вслух. Его голос прозвучал глухо, как будто даже звук тонул в окружающей плотной пустоте. — Здесь искать нечего.

Он протянул руку. Вилл, всё ещё потрясённая, вложила в неё свою. Он сжал её пальцы — неожиданно бережно. И они шагнули обратно.

Они вывалились в гостиную, как из кошмара. Свет ударил в глаза. Воздух показался обжигающе ярким.

Седрик опустился на пол, откинувшись на локти. Он чувствовал, как тело возвращается в человеческую форму. Чешуя исчезала. Глаза тускнели. Сила, подаренная кинжалом, растворялась так же быстро, как и пришла. Его собственная не вернулась. Как он и предполагал, эта магия была куда сложнее.

Мёртвый мир выжигал всё — за считанные мгновения. Но то, что отняли, вернуть был не способен.

Он взглянул на Вилл. Она стояла у портала, всё ещё с трудом дыша. Закрыла его поспешно, судорожным движением. Всё ещё не заметила, что браслета больше нет.

И в этом мне повезло.

Седрик медленно встал, невольно оглядывая стены. На рисунки Элион. На её прошлое. И понял — почти с усталой иронией — что всё снова сводится к ней. Снова Элион, снова что-то важное случается в её тени.

«Самые худшие вещи, что я делал… всё равно сводились к ней».

Он выпрямился.

— Пора возвращаться, — сказал он ровно.

Вилл кивнула, но взгляд её был расфокусирован, как у человека, который ещё не вышел из шока.

Седрик посмотрел на неё сбоку и, чуть усмехнувшись, добавил:

— Ты всё ещё можешь сделать вид, что случайно прихватила чешуйки. Раз уж выяснить ничего не получилось — будет похоже на правду.

Они шли по вечерней улице, медленно, молча. Воздух был тёплым, влажным, пропитанным запахом цветущих деревьев.

Они остановились там, где по правилам браслет должен был среагировать. Но отозваться уже было нечему.

Седрик повернулся к Вилл. Улыбка получилась тихой, уставшей.

— Спасибо, — сказал он.

Вилл устало улыбнулась в ответ и уже приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но он поднял ладонь:

— Не говори. Всё равно скажешь не то. А потом будешь слишком долго себя за это грызть. Не надо.

Она усмехнулась — усталая, после тяжёлой ночи, немного поникшая… но всё ещё Вилл.

— Тогда пока.

— Удачи, Хранительница, — мягко ответил он.

Он шагнул назад, развернулся и двинулся предрассветную тьму, не оборачиваясь.

Впервые за многие годы он чувствовал, что идёт туда, куда хочет. Каждый шаг отдавался тяжёлой тишиной, но в ней было… пространство.

Свобода.

Он не чувствовал триумфа. Груз, свалившийся с плеч, оставил после себя только странную, глубокую пустоту. Но это было поправимо. Со временем. Он знал, как с этим жить.

Осознание того, почему всё получилось, приходило постепенно. Как лезвие, которое вонзается не сразу, а с каждым новым вдохом проникает глубже.

Магию нельзя обвести вокруг пальца, даже притворяясь достаточно искусно. И если она пропустила его и в самый опасный портал, это означало лишь то, что продолжать мысленно отрицать столь явную истину будет ложью только себе самому.

Это не заблуждение и не странный морок. В самой глубокой и закрытой части души он искренне хотел уберечь ту, что провела его сквозь все барьеры и измерения.

И как раз потому…

Было бы вершиной глупости взять с этого чувства что-то, кроме выгоды.

Вилл медленно закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и выдохнула.

Тишина.

Она только успела расстегнуть куртку, как из комнаты вышла разъярённая Тарани.

— Ты совсем головой ударилась? — она скрестила руки на груди и встала у стены. — Я всю ночь обзванивала больницы, уже до моргов дошла. Думала, тебя сбила машина или случилось что-то ещё хуже. Ты вообще видела, сколько у тебя пропущенных, а?

Вилл рассеянно достала телефон из кармана и разблокировала экран. Цифра напротив имени Тарани была двузначной.

— Скажи спасибо, что я пока не позвонила твоей матери, — продолжила Тарани, возвращаясь на кухню. — Только потому, что не хотела подставить тебя, если это как-то связано с Меридианом. Ты же сама больше всех переживала из-за всплесков активности, а потом — сбегаешь куда-то, даже не предупредив!

— Я… — Вилл повесила куртку на крючок и аккуратно проследовала за ней. — Я могу всё объяснить. Если ты пообещаешь меня выслушать. На самом деле я хотела бы рассказать это всем девочкам. Дело в том, что—

В кармане завибрировал телефон.

— Сейчас, погоди, это Ирма… Алло?

— Ну привет, рыжая, — отозвался ехидный голос. — А мы тут гадаем: что Тарани скажет, если мы спросим, где ты сегодня ночевала — дома или так там и не появилась?

Вилл напряглась.

— Прихожу я, значит, с утра на своё обычное дежурство, а Хай Лин мне говорит, что ты пришла вечером в ресторан, похитила нашего змеюку, и вы оба свалили куда-то в закат. Мы пошли проверять его комнату — пусто. Что это у вас там за рандеву такое продолжительное?

— Всё в порядке, — быстро ответила Вилл. — Он… должен скоро вернуться. Не волнуйся.

— Слушай, если ты думаешь, что именно это я хотела узнать, то сильно ошибаешься. Если ты таким образом решила пережить разрыв с Олсеном то, прости, как-то уж слишком радикально. Ну-ка скажи честно:—

Но Вилл уже нажала «отбой».

Телефон ушёл в карман. Она застыла посреди кухни, глядя, как Тарани грохает чайник на плиту.

Что-то не так.

Ночь, казавшаяся насыщенной и почти лёгкой, вдруг начала рассыпаться в голове на куски.

Седрик был другим. Мягче. Откровеннее. И его последние слова… звучали как прощание.

Он не пошёл в сторону «Серебряного дракона». Он свернул на другую улицу. Спокойно. Уверенно.

Как человек, у которого больше нет причин возвращаться.

А ещё… он не удивился, что тот мир был мёртв.

Он не был потрясён, не задавал вопросов. Он знал. Он с самого начала уже знал.

И эта его фраза…

«Пока на мне браслет, никакие мои секреты не сработают».

Что, если именно попадание в мёртвый мир и было его способом сбежать?

Местом, где артефакт рассыпается сам — без магического сопротивления?

И его глаза. Золотые, сверкающие. Она уже видела их такими.

Во время нападения в «Серебряном драконе». Когда он с нечеловеческой скоростью разоружил Фроста и бросился спасать её. Тогда она не обратила внимания. Или не захотела.

Он уже использовал этот кинжал. Уже знал, как он работает. Уже знал, как будет выживать на той стороне портала.

Это всё не случайность. Это план. Выверенный. Точный. Спокойно, холодно продуманный.

Построенный… на её доверии.

Ком в горле сжался до тошноты. Вилл зажмурилась, вцепившись в край стола, будто только он мешал ей упасть.

Как же стыдно.

«Неужели я правда верила, что Седрик будет довольствоваться ролью управляющего рестораном? Что человек, который фактически руководил измерением, просто смирится с тем, что его выгуливают по городу по расписанию? Конечно он воспользовался бы любой возможностью!»

И воспользовался. Мной.

Все, кто напоминал ей, кто такой Седрик, были правы. А она — дура. Ослеплённая, наивная.

Безупречно сыгранная роль. Вот она я.

— Что-то случилось? — Тарани уже не злилась. Смотрела на неё с тревогой. — Так где ты всё-таки была?

— Я… сейчас приду. Прости. Мне нужно… — слёзы подступили к глазам, но она сдержалась. — Прости.

Вилл схватила куртку и ринулась к выходу.

— Да чёрт возьми, просто расскажи как есть! — крикнула ей Тарани.

Вилл хлопнула дверью и сбежала по лестнице, едва не кувырнувшись на последнем пролёте. Она бежала. По улицам, по собственным следам.

Оказавшись в паре кварталов от дома на сонной улице в тишине занимающегося утра, она осмотрелась по сторонам, перетряхнула весь рюкзак, вытащила карту Хитерфилда и резко её раскрыла, едва не оторвав ещё один край. Вилл поднесла кристалл.

Голубые значки порталов вспыхнули на поверхности.

Вот. Один — прямо по направлению, куда свернул Седрик после их прощания. Она была почти уверена, что он найдёт именно этот.

Мельком заметила ещё два портала в той стороне, но чуть дальше. В горле снова сжался ком.

Пока ещё можно что-то догнать. Или хотя бы… встретить последствия своей глупости.

Она прижала ладонь к кулону.

— М-мы… — начала она, но голос дрогнул. — мы едины!

Сердце будто замерло в ответ. Ни привычной вспышки света, ни лёгкости. Магия откликалась медленно, вяло, как будто сомневалась.

Вилл сжала кулак, с силой восстанавливая прежнюю связь.

— Превращение!

И только тогда свет вырвался наружу.

Превращение свершилось — но не как прежде. Оно будто теряло силу по пути. Одежда сформировалась медленнее, энергия резонировала с помехами, как будто сама магия сомневалась, словно в ней было что-то надломленное.

Я же всё ещё Стражница…

Но в груди сидело это чувство — тяжёлое, грызучее. Слишком много лжи. Слишком много утаила от девочек. Сердце Кондракара слушалось её хуже, потому что сама она больше не была уверена, достойна ли.

Но времени на сомнения не было.

Я всё исправлю. Догоню его. Верну обратно. Я не позволю этому закончиться так.

Она расправила крылья и взмыла в воздух, стрелой направляясь к порталу.

Он вряд ли рискнет использовать кинжал на Меридиане. Будет действовать осторожно, пытаясь не выдать себя всплеском магии. Так что он двигается как человек, достаточно медленно, чтобы его можно было нагнать, если получится отыскать хоть какой-то след. Плюс у него явно ушло какое-то время на поиски портала. Он не должен быть слишком далеко.

Она нырнула вниз, приближаясь к переулку, где должен был находится портал.

Заметив знакомое голубое потрескивающее сияние в узком проходе между домами она приземлилась, мягко опускаясь между порталом и стеной, исписанной граффити.

И тогда она его увидела.

Седрик.

Лежал на земле. Без сознания.

— Седрик?! — выдохнула она и бросилась к нему.

Он не двигался. Лицо бледное. Грудь едва заметно вздымалась.

Живой…

Она опустилась на колени рядом, дотронулась до его плеча.

И в тот же миг Сердце Кондракара, висевшее у неё на груди, вспыхнуло.

Сначала просто светом. Потом — оглушительным сиянием. Всё вокруг залило ослепительной энергией. Пространство затрещало.

— Что…?

Но договорить она не успела. Мир вырвался из-под ног.

Всё исчезло.

Вильгельмина тревожно постукивала каблуком по каменному полу. Терпеливое ожидание никогда не входило в перечень её достоинств, а сейчас, когда за тяжёлой дверью решалась её судьба, каждая минута тянулась мучительно долго.

Она сверлила взглядом резные створки из тёмного дерева, будто надеялась — ну хоть одним глазком — заглянуть сквозь них, увидеть, в какую сторону склоняется чаша весов. По обе стороны стояли стражники с алебардами, в строгих доспехах, похожих на старинные витражи — синие, с отблесками золота. Они были неподвижны, как статуи, и, казалось, даже не дышали.

Где-то в коридоре размеренно пробил колокол. Полдень.

Дверь приоткрылась с лёгким скрипом. Из-за неё выглянул камердинер с лицом человека, уставшего от собственной значимости.

Вильгельмина вздрогнула. Воротник её ученического платья внезапно стал тесным — так, что захотелось расстегнуть верхнюю пуговицу, просто чтобы стало легче дышать.

— Проходите, — кивнул камердинер и распахнул дверь шире.

Она подобрала подол и вошла.

В приёмной пахло старой бумагой, сургучом и чем-то едва уловимо пряным — ароматом тлеющих смол. Высокие витражные окна отбрасывали на пол пятна цвета, потолок терялся в тенях. Всё пространство было пропитано торжественностью и холодной важностью.

За массивным письменным столом, обитым тёмным бархатом, сидел князь Фобос. Он лениво листал бумаги, перебирая страницы узкими, точно выточенными пальцами. При её появлении поднял глаза и смерил долгим взглядом — оценивающим, холодноватым, как будто рассматривал новую вещицу, которую вскоре предстояло испытать на деле.

— Благодарю вас за приглашение, ваше высочество. Быть здесь — настоящая честь, — произнесла Вильгельмина, исполняя реверанс, как учили в Академии: глубоко, с достоинством.

— Поднимись, — отмахнулся Фобос. — Ну что ж, Седрик. Вот тебе награда за долгую службу. Ты трудился не покладая рук… и, пожалуй, заслужил, чтобы кто-то разделил с тобой эту ношу. Сообразительная помощница — звучит разумно.

— Благодарю вас, мой князь, — Седрик склонил голову с должным почтением.

— И всё-таки, — Фобос пролистал бумаги, — ты уверен, что именно она? Её выпускной табель, скажем прямо, не впечатляет.

— Это правда, — спокойно согласился Седрик. — Но она лучше всех справилась с моим вступительным заданием. Подход — нестандартный. Не мог не обратить внимания. А сухие оценки — не всегда верный показатель остроты ума.

Фобос усмехнулся, лениво щёлкнул пальцами:

— Хорошо. Приступайте хоть сейчас. Уверен, работы у вас найдётся с избытком.

Они вышли в коридор, и Седрик тут же взял уверенный темп, направляясь вверх по лестнице.

— Идём, Вильгельмина, покажу ваш новый фронт. Сразу предупреждаю: сиюминутной славы не будет. Зато будет много свитков, бумаг, цифр и головной боли.

Он говорил быстро, с лёгкой ироничной усмешкой, но не для показухи. Просто… был в своей стихии.

Кабинет, в который он её привёл, был просторным, с высокими потолками и тёплым светом от магических ламп. По стенам — книги, стеллажи, карты. В воздухе витал запах пергамента и чего-то травяного. Здесь хотелось дышать глубже.

— Здесь всё по секторам. Дипломатия — левый стол. Войска — правый. Все секретные сведения зачарованы, так что первое время спрашивайте прежде чем открыть шкаф, которым ещё не пользовались. Потом по мере вашего погружения перенастроим чары… а пока лучше сохранять осторожность. Я и сам не помню все защитные заклятья, которые десять лет назад тут наворотил.

Вильгельмина кивнула.

— Да уж, не хотелось бы сгореть на работе, — пошутила она, пробегая взглядом по названиям плотного ряда папок.

— А вот эти ящики — всё, что касается ресурсов. Ими нужно заняться в первую очередь. Надеюсь, вы не боитесь цифр?

Он пробежался пальцами по стопке бумаг и, выудив несколько сшитых отчётов, сгрудил их на стол Вильгельмины.

— Я люблю интересные задачки, — ответила она. — И в цифрах их, подозреваю, найдётся немало.

— Прекрасно, — он протянул одну из записей. — Вот пример: отчёты из Тал’Нар. Пятьсот мешков зерна, сто двадцать бочек соли… и ни одной записи о доставке. Уже захотелось разгадать головоломку?

— Думаете, это ошибка писца?

— Или саботаж. Или хитроумная схема с двойной бухгалтерией. В общем — ничего нового под этими звёздами.

Он говорил так живо, с искренним увлечением, что бумажная рутина вдруг перестала казаться скучной. Даже заразительной — в этом было что-то от охоты, стратегии. Он не просто «разбирался с отчётами». Он вёл войну за порядок и, похоже, выигрывал.

Вильгельмина устроилась за столом, медленно разложила бумаги. И пока он объяснял как устроены местные сводки и распорядки, она ловила себя на странном ощущении: будто уже когда-то это слышала. То, как он что-то объясняет. Тон его голоса, лёгкая насмешка, то как он потирает переносицу, прикидывая что-то у себя в голове… Как будто это всё уже было.

Почему он кажется мне таким… знакомым?

«Глупости, — подумала она. — Просто перенервничала. Всё новое, всё сразу — оттого и мерещится. И главный советник… лорд Седрик — просто твой начальник. Немного… обаятельный. Не более».

С этими мыслями она опустила взгляд в записи, испещренные пометками изящным, витиеватым почерком.

Он снова что-то комментировал, энергично и с лёгкой усмешкой. А она слушала — и чувствовала, как в голове всё ещё гудит неуловимое эхо чужой памяти.

* * *

Трапезная, как обычно, заполнялась негромким звоном ложек, шелестом накрахмаленных рукавов и приглушёнными голосами. У окон, как всегда, устроились трое неизменных завтракающих — леди Орелин, леди Савина и леди Тальма — троица, без которой слухи не распространялись, а интриги не считались официальными.

— Посмотрите, — сказала Орелин, не отрываясь от чашки. — Кажется, нашем змеином гнезде новая кровь. Вон видите: болотно-зелёное платье у дверей. Кто-нибудь помнит, чей это род? Не могу вспомнить ни один герб в таком цвете.

— У Мелоринов — малахит, но с золотом. У Иларианов — изумруд с чёрной вышивкой. А эта ткань… небогатая. Простое сукно, — с мягкой насмешкой уточнила Савина. — Может, она из какой-нибудь седьмой линии? Или случайный младший побочный отпрыск?

— Лицо я точно не помню, — заметила Тальма. — Но вчера видела её с лордом Седриком. Говорят, это его новая помощница.

— Ах, та самая девица? — Орелин чуть наклонилась, понижая голос. — Из одной из его… образовательных программ?

— М-м. Да, похоже, кто-то очень старается протащить ко двору выпускников городских академий. Помните его недавнюю выходку — открытый экзамен на должность? Говорят, любой владеющий грамотой мог прийти.

— Да уж, — хмыкнула Савина. — Только кто из потомков благородных домов будет сдавать тесты?

— Да никому в голову не пришло, что помощника действительно будут выбирать не по фамилии, а по результату, — добавила Тальма. — И вот, полюбуйтесь, она здесь. Сидит среди нас. Почти на равных. А я ведь даже название города не знаю, откуда её к нам принесло.

— Это натуральный нонсенс, — согласилась Орелин. — Создают себе новое дворянство, и что? Нам теперь ещё и с ними считаться?

— А князь? Он это одобряет?

— Князь, по слухам, был вынужден согласиться. Как всегда, господин советник всё провернул изящно: принёс какие-то таблицы, заслуги, доклады, документы, которые никто, кроме него самого, не может разобрать.

— Господин советник, между прочим, давно позволяет себе слишком многое. Сначала заменил нашего лекаря на какого-то явного чернокнижника. Теперь — это. Я бы на месте князя…

— Тише-тише, — перебила Савина. — Приберегла бы лучше свой длинный язычок. Эта провинциальная лягушечка уже скачет в нашу сторону. Не хватало ещё, чтобы такие слова ушли дальше этого зала.

— Всё равно, — тихо буркнула Тальма. — Не нравится эта новая мода.

— Возможно, если бы во времена мятежей некоторые гербы не репетировали реверансы сразу в обе стороны, то теперь кое-кто с куда более сомнительным происхождением не сидел бы у самого трона.

— Ну да. Кто победу на блюдечке принёс, тому и бумаги подписывают, не вчитываясь.

— Девушки, — возмутилась Савина, — я сейчас от вас отсяду. Это место не подходит для подобных бесед.

— А для чего подходит? — усмехнулась Тальма. — Чтобы разделять трапезу с купеческими дочками и бог весть кем ещё? Или будут ещё другие мудрые предложения?

— Я предлагаю подождать, моя дорогая. И учиться держать нос по ветру там, где другие, менее прозорливые, его пока ещё воротят. А дочки купцов пускай сводят бухгалтерию. Надо же кому-то это делать.

— И правда, Тальма, — ехидно улыбнулась Орелин. — Раз уж домашнее обучение оставило такие пробелы, хорошо бы вам, любимая подруга, вернуться, к примеру, к учебнику по географии… Выучить названия городов…

Тальма залилась краской.

— И точно, — залилась смехом Савина. — Лучше быть начеку, а то вдруг, чтобы стать кандидаткой в невесты князю придётся сначала прорешать уравнения от его советника?

Три пары глаз лениво проследили, как Вильгельмина направляется к дальнему столу. Спокойная осанка. Равнодушный взгляд. И совершенно безвкусное платье цвета болотной ряски. Скорее всего ученическое.

Она расположилась в углу зала, почти у самого витража. Положила перед собой какой-то свиток и — о, боги — принялась читать его прямо за завтраком, параллельно жуя булочку с вареньем.

— О, боги, — всплеснула руками Орелин. — Моя драгоценная маменька была бы уже в обмороке.

А за главным столом, как водится, пустовало место советника. Тот, как уже успели пошептаться слуги, с самого утра был в архивах.

И это, как знали все, было добрым знаком.

Потому что если лорд Седрик появляется в зале в час завтрака — значит, что-то пошло не так. И скоро где-то обязательно полетят головы.

* * *

Незаметно пролетела первая неделя Вильгельмины в замке. В старинных стенах замка время текло по-своему — сквозь шелест бумаг, звон колоколов, шепот каменных коридоров. Каждое утро начиналось со стопки папок и чашки горячего чая, а заканчивалось за тем же столом, при свете магических ламп и аккуратных пометках на полях.

Вильгельмина, к собственному удивлению, не чувствовала усталости. Сложные задачи подстёгивали азарт, сведённые ведомости — успокаивали, а рядом с Седриком… ей было легко.

Он не был мягким. Он был требовательным. Но справедливым. И временами — неожиданно внимательным.

Сегодня она разбирала отчёты от сборщиков налогов в прибрежном округе Лаврон. Цифры выглядели гладко. Даже слишком.

Она нахмурилась, проведя пальцем по строчкам.

— Вот это… — пробормотала она вслух. — Уже третий месяц подряд у них одинаковые суммы до последней монеты. Даже в столице таких совпадений не бывает. Либо у них невероятно аккуратный сборщик, либо…

— Либо кто-то слишком старается казаться аккуратным, — раздался голос Седрика.

Он подошёл незаметно, склонился ближе — и в следующее мгновение оказался почти у самого её плеча.

Вильгельмина вздрогнула не от слов — от его близости. От тени, от тепла, от почти-касания. Она быстро отвела взгляд.

Седрик выпрямился, молча взял отчёт и вложил его в отдельную кожаную папку с закладкой.

— Я сам поговорю со смотрителем округа. Проверим лично.

Он задержался ещё на мгновение. Потом добавил тише, с оттенком уважения:

— Как бы то ни было, вы умеете замечать то, что другие пропускают.

* * *

Солнце скользило по мозаичным плиткам коридора, когда Седрик вернулся. Плащ был в пыли, волосы чуть растрёпаны, в руках та же папка.

Вильгельмина поднялась с места, не дожидаясь, пока он заговорит.

— Как всё прошло?

— Вы были правы, — устало, но с удовлетворением кивнул он. — Отчёты приукрашены. Часть сборов задерживали, часть — вовсе не проводили. Местный сотник в сговоре с магистратом порта. Мы передаём дело стражам.

Он подошёл ближе и протянул ей ту самую ведомость, на которую она тогда обратила внимание.

— Эта бумага — теперь отличный прецедент для совета. И в первую очередь — ваша заслуга.

Она взяла папку осторожно, будто боялась повредить. На щеках — жар, но не от смущения. От чувства, что её заметили.

Седрик посмотрел на неё с мягкой задумчивостью. А потом просто сказал:

— Хорошая работа, Вильгельмина, — улыбнулся он.

Просто. Открыто. Тепло.

Вильгельмина моргнула — чуть удивлённо. Словно что-то внутри не ожидало такой простой человеческой улыбки от него. Щелчок в голове. Разве он… когда-либо улыбался так?

Откуда она вообще знает, что для него обыкновенно, а что нет? В памяти всплыла церемония выпуска. Он тогда читал речь как основатель Академии. Чётко, сдержанно, без эмоций. Вот, наверное, откуда и ощущение того, что он ей знаком. Он просто был тогда в зале наряду с другими большими шишками королевства, охочими до свежих мозгов.

Она отогнала мысль, фокусируясь на том, что Седрик продолжил говорить.

— Только, пожалуйста, больше никаких булочек с вареньем во время работы с бумагами. Листы пришлось разлеплять.

Вильгельмина покаянно провела пальцем по пятнышку на полях. Осторожно поднесла к губам.

— Кажется, списать на кровь из носа от усердия не получится, — резюмировала она. — Неловко вышло.

Седрик уставился на неё с выражением, в котором одновременно угадывались упрёк, легкий ужас и… почти восхищение.

Он открыл рот, чтобы — вероятно — отчитать за безалаберность, указать на неприемлемость еды вблизи официальных документов и ненароком высказать ещё пару мыслей про облизывание бумаг…

…но выдохнул, развернул папку, убрал её в ящик и только сказал:

— В следующий раз булочки только после подписи. Или хотя бы предупредите о дополнительных пометках.

Вильгельмина улыбнулась. Её лицо всё ещё горело от неловкости, но глаза были живыми, искренними, радостными. Как будто то, что он не рассердился — а вместо этого пошутил — значило гораздо больше, чем она бы призналась вслух.

Он смотрел на неё чуть дольше, чем требовала ситуация. В его взгляде что-то потеплело.

— Знаете… — начал он, слегка неуверенно. — Мы ведь уже не первый день работаем вместе. Может, перейдём на «ты»?

Она подняла взгляд. Голос у него был спокойный, почти будничный — но предложение звучало не формально. Скорее… по-человечески.

— Я просто считаю, что работа у нас слишком важная, чтобы тратить силы на лишние формальности, — добавил он после короткой паузы.

— В таком случае, милорд, — с лёгким прищуром отозвалась она, — могу ли я считать это подтверждением того, что прошла испытательный срок?

— Ну, сперва надо свериться с графиком, перезаполнить пару отчётов… — задумчиво начал он, загибая пальцы, но тут же усмехнулся: — Конечно прошла. Я понял это ещё тогда, когда ты привела в порядок ведомости, которые заполняли за меня, пока я был в отъезде. Целый год боялся их трогать.

— Тогда буду рада продолжить работу с тобой… Седрик, — улыбнулась она.

Он кивнул — чуть мягче, чем обычно, и в голосе прозвучала новая, теплая нота:

— Приятно познакомиться заново, Вильгельмина.

---

Примечания:

Очень надеюсь, что после этой части у вас остались вопросы и предположения, которыми вы были бы готовы поделиться в комментариях;)

Прошло ещё несколько недель. Работа текла размеренно, как река, порой бурно, но всегда увлекательно. Утром — кипа новых свитков, днём — совещания, вечером — бесконечные сводки, поправки и уточнения. Замок жил своим ритмом, и Вильгельмина понемногу становилась его частью.

Сначала всё казалось непосильным: столько тонкостей, нюансов, имён, которых она не знала. Но Седрик объяснял. Не как учитель, но как партнёр. И она втянулась. Настолько, что вечера, когда они засиживались допоздна над каким-нибудь отчётом или дипломатическим документом, стали едва ли не любимыми.

Она уже узнавала его шаги в коридоре. Привыкла к его голосу за спиной. Привыкла ловить взгляды, от которых внутри слабо тянуло под рёбрами.

Она говорила себе, что это всего лишь уважение. Просто тепло делового взаимодействия. Просто… совпадение ритмов. В конце концов, люди, работающие рядом, привыкают друг к другу. Верно?

Этот вечер был как раз из тех. Замок уже погрузился в тишину. Магические светильники в библиотеке мерцали мягко, будто не желая мешать сосредоточенности. Вильгельмина сидела с ногами под себя, волосы выбились из причёски, пальцы испачканы чернилами.

Дверь отворилась почти неслышно.

— Всё ещё на боевом посту? — услышала она знакомый голос.

Седрик вошёл с двумя чашками. От одной тянулся ароматный пар.

— Лимон, ложка мёда и немного чабреца, — мягко проговорил он.

Вильгельмина фыркнула, принимая чашку:

— Мой любимый травяной чай? Это что, попытка заставить меня задержаться ещё на пару часов?

— Как будто тебя когда-то нужно было уговаривать.

Она коснулась его пальцев, принимая чашку, — всего на миг. Но этого оказалось достаточно, чтобы воздух между ними стал плотнее. Теплее. Тише.

— Ты всегда так… внимателен? — спросила она, пряча улыбку в чашке.

— Не всегда, — просто сказал он. — Только когда рядом кто-то, кто этого заслуживает. И остаётся, даже если мог бы уйти.

Вильгельмина чуть опустила взгляд, а потом, вместо ответа, вытащила из-под вороха бумаг увесистую папку.

— Думаешь, сегодня я сижу так поздно из-за усердия? Да я весь день занимаюсь чем угодно, лишь бы не открывать это, — с показным драматизмом она опустила папку между ними, будто тяжеленный груз. — Всё внутри — правки и «мудрые замечания» по многострадальной ведомости поставок. Мне даже страшно представить масштаб катастрофы.

Седрик негромко рассмеялся с той почти домашней теплотой, что возникает, когда кто-то узнаёт себя в чужих словах.

— Не бойся. Страшно только первые раз… пятьдесят. Потом уже перестаёшь задаваться дилеммой: выкинуть в окно документы или прыгнуть туда самому. Давай сюда. Посмотрим вместе.

— Так вот почему под твоим окном такая большая клумба! Его высочество берегут здоровье самого ценного советника, — улыбнулась Вильгельмина и, прежде чем снова вернуться к бумагам, сделала глоток. Тёплый, чуть терпкий вкус разлился по телу. — А если без шуток — спасибо. Благодаря тебе сегодняшний вечер пройдёт без жертв.

Седрик склонился над папкой, пробежал глазами первую страницу и ответил негромко:

— Да уж, похоже, не зря заваривал чай. Но, пожалуй, за сегодня разберёмся — это не худшее, что можно было увидеть.

— Ты просто моё спасение, — тихо сказала она, уже не шутя.

Работа шла неторопливо, со множеством мелких правок и случайных касаний, за которые никто не извинялся. Тени от светильников мягко колыхались на полках, чай остывал в ладонях, и весь замок будто сжимался до этого уголка — стола, где кипела тихая, совместная жизнь.

* * *

— У нас намечается крупный приём, — сообщил Седрик, заходя в библиотеку с охапкой свитков под мышкой. — Много гостей, много формальностей и, соответственно, много головной боли.

Вильгельмина подняла голову от своих заметок.

— По какому случаю?

— Годовщина ритуала возвращения Света Меридиана, — он озадаченно посмотрел на неё, будто не сразу понял, почему она вообще спрашивает. — Князь устраивает бал, церемонию, официальные речи. Всё как он любит.

— Ритуала? — переспросила Вильгельмина, отложив перо. — Какого именно?

— Когда Фобос подчинил себе Свет. Это было… начало новой эры. Стабильность, порядок, единение с магией измерения. Меридиан перестал быть ареной для борьбы и стал домом.

Он говорил это с той же лёгкостью, с какой цитируют часто повторяемое. Говорил как очевидное, само собой разумеющееся. Теперь и Вильгельмина была уверена, что знает о чём речь только вот тот самый академический червячок требовал подробностей.

— Мы изучали ритуалистику в Академии, — сказала она. — И мне давно было любопытно разобраться, как вообще оказалось возможным войти в слияние с магией Меридиана? У него есть формальное описание? Или это секретная информация?

Седрик открыл было рот, чтобы ответить — и… замер.

Его взгляд на миг застыл. В лице не изменилось ничего, но пауза, всего полсекунды, ничтожная, прозвучала как неправильная нота в идеальной мелодии.

— Я… — он замер, нахмурился. — Почему бы тебе не поискать самой в библиотеке?

Он отступил, как будто кто-то внезапно поставил между ними стену, и принялся перекладывать бумаги — резко, машинально, будто физическое движение могло заглушить внутренний сбой.

— Извини. Голова сегодня не на месте. Возможно, просто устал.

Но Вильгельмина уже уловила главное.

Он не забыл. Он словно не знал.

И это было странно. Даже страшно. Потому что Седрик — не тот, кто путается в деталях. Не тот, кто теряется в собственной памяти.

Он быстро вернул себе обычную собранность, отложил бумаги, начал разбирать стол, как будто прятался в рутине.

Но этот сбой в нём почему-то испугал её больше, чем сам ритуал.

* * *

Чем ближе был приём, тем стремительнее рос объём внезапных и срочных задач. Каждое утро начиналось с одного списка и заканчивалось другим — вдвое длиннее.

В это утро Седрика дёрнули в порт: иностранное судно с поставками село на мель, и назревал микро-дипломатический скандал. Разумеется, это случилось ровно тогда, когда князь ожидал ежедневных отчётов. И передавать их сегодня предстояло Вильгельмине.

— Он уже в курсе, — быстро застёгивая плащ, сказал Седрик. — Если честно, это даже его идея. Ему важно, чтобы приём прошёл идеально, так что он понимает, что я не могу быть в двух местах одновременно. Особенно когда что-то горит.

Он надел перчатки, обернулся.

— Занеси бумаги за меня, ладно?

Вильгельмина кивнула, сдержанно, но уверенно:

— Я справлюсь. Если спросят — всё объясню. Мы же вместе их составляли.

— Именно. — Седрик похлопал её по плечу. — Он не кусается. Или… не кусается, если делаешь всё как надо. А ты справляешься отлично. Только не забудь сказать, что для тебя это большая честь и всё такое. Он это любит.

— И без тебя знаю, — Вильгельмина шутливо подтолкнула его к выходу. — Беги уже.

На самом деле уверенность у неё шаталась. Не от страха, а от того самого странного ощущения, которое появлялось каждый раз, когда она даже приближалась к приёмной Фобоса. Будто воздух в том крыле был другим — плотным, как бархат, пропитанным чем-то невидимым.

Она безбоязненно ходила одна даже в самые дальние части замка, и днём и поздним вечером. Но именно здесь, рядом с тронным залом и личными комнатами князя, под кожей стыл холод. Будто кто-то смотрел.

Тревога была бесформенной, без причины — и оттого особенно липкой. Она сжала папку чуть крепче, стараясь дышать ровно.

Камердинер смерил её скучающим взглядом, но, услышав имя, молча распахнул дверь.

Кабинет Фобоса был высоким и сумрачным. Витражи отбрасывали на пол багровые отблески, словно солнце просачивалось сквозь кровь. Высокие своды потока добавляли ощущение, словно посетитель находился в храме. Или мавзолее.

Вильгельмина присела в реверансе, проговаривая заученную фразу о чести и благодарности.

Фобос оторвался от бумаг, поднял на неё глаза и пригласил к столу движением пальцев.

— А вот и помощница моего главного советника, — сказал он с ленивой полуулыбкой. — Надеюсь, Седрик не заставляет тебя жить в архиве?

— Он, скорее, сам там живёт, — ответила она с ровной вежливостью. — Я стараюсь не отставать.

— Уже успела проявить себя, как я слышал, — он медленно пролистал бумаги, не отрываясь от неё взглядом. — Ты наблюдательна. А Седрик ценит таких людей.

Голос был ровным, обволакивающим. Улыбка — чуть ироничной. Всё выглядело безупречно: манеры, тембр, спокойствие. И всё же…

Что-то было не так.

Где-то под кожей начинался зуд. Не от страха, но от чего-то более тонкого. Как будто разум понимал: всё идёт по сценарию, но сердце подсказывало — это не тот сценарий. Что-то внутри этого человека было не на своём месте. Словно в идеально сбалансированной картине один цвет сбился на полтона.

Она поймала себя на том, что сжимает край папки. Слишком сильно.

— Седрик быстро ввёл меня в курс дел, — добавила она. — Работа с ним действительно захватывает. Это… особый темп.

— Приятно слышать, — Фобос кивнул, подписал бумаги и отложил их в сторону. — Ему давно не хватало кого-то, кто может идти в ногу.

Он махнул рукой: можешь быть свободна.

Всё выглядело совершенно обычно.

Но когда Вильгельмина вышла в коридор и за ней закрылась тяжёлая дверь, она впервые за это время по-настоящему выдохнула.

Слава Создателям, что все доклады относит Седрик.

* * *

После разговора с Фобосом работа казалась спасением. Бумаги не смотрели тебе в душу. Цифры не улыбались с затяжной паузой. Здесь не было ни витражей, окрашенных в багрянец, ни той вымершей, гулкой тишины, от которой по спине бежали мурашки. Здесь был ровный свет лампы, шелест страниц, и Седрик — за соседним столом. Здесь всё было по-настоящему.

В тот вечер дел навалилось особенно много: срочные отчёты, новые списки, уточнения по поставкам тканей и отдельное распоряжение пересчитать всё заново просто «на всякий случай». За окнами сгущалась ночь, библиотека тонула в полумраке. Мягкий свет магических светильников дрожал на полированных поверхностях, пергамент шуршал, как листья в тёплом лесу.

Седрик работал напротив, не говоря ни слова. Пространство между ними было тёплым, сосредоточенным, полным молчаливого согласия. Всё текло в привычном ритме — почти успокаивающем.

К полуночи Седрик настоял, чтобы она ушла.

— Если кто и обязан потерять сознание от переутомления, — сказал он, — то это я. По должности.

Вильгельмина поворчала для вида, но подчинилась. И только закрыв за собой дверь, позволила себе улыбнуться.

Однако уснуть не вышло. Сначала она считала трещинки на потолке. Потом прокручивала в голове схему рассадки на приёме. А потом… вспомнила, что не внесла исправления в отчёт по перерасходу тканей.

И это уже не давало покоя.

Вернулась она в кабинет ближе к двум часам ночи, крадучись, как вор. Скрип створки прозвучал слишком громко. Вильгельмина заглянула в опустевший кабинет. Внури царила тишина и темнота.

Она на цыпочках дошла до стола и озадаченно нахмурилась.

Папка лежала очень аккуратно, явно не так, как она её оставила. Она раскрыла её, торопливо пролистала до нужной страницы… и застыла. Её табличка была уже заполнена. Все правки внесены. Документ завершён, выверен, пронумерован. На последнем листе чернела подчёркнутая строчка:

«Я всё проверил. Хорошая работа. С.»

На полях карандашом было оставлена тонкая, едва заметная пометка:

«умно подмечено».

Вильгельмина провела пальцем по знакомому завитку почерка и улыбнулась, чувствуя как как внутри разливается нежность.

«Мда, — подумала она. — Как бы сказала Ирма: «Миссис Рудольф бы в обморок свалилась, увидев слово умно рядом с твоей работой».

Пауза.

Кто такая Ирма? И миссис Рудольф?

Имена всплыли легко, как будто всегда были с ней. Родные. Как запах дома, который помнишь, но не можешь описать. Но как только она попыталась представить лица… и внутри что-то захлопнулось. Ни голоса. Ни образа. Только странная пустота и тихое, необъяснимое чувство потери.

Она нахмурилась и тут же вздрогнула от резкого щелчка замка. Дверь распахнулась с силой, будто кто-то ударил по ней плечом. В проёме сверкнули золотые глаза — в темноте коридора фигура огромного змея заполнила дверной проём. Изумрудная чешуя мерцала в отблесках фонаря, когти на массивной лапе цокнули по косяку.

— Кажетс-ся, тут у нас попалас-сь одна нарушительница, — прошипел Змей, медленно вползая в кабинет.

Он осмотрел Вильгельмину — сжимающую злосчастную папку, застывшую у стола, — и выдохнул. Напряжение, сковывавшее плечи, медленно спало. Его зрачки, узкие вертикальные щёлки, расправились в нормальную форму, и фиалковый цвет заполнил радужки.

— Конечно, это ты, — криво усмехнулся он. — Кто же ещё.

Контуры тела начали меняться: чешуя поблёкла и растворилась, черты лица сгладились. Через несколько секунд перед ней стоял уже Седрик в человеческом облике. Только в ещё более неожиданном виде: босой, в тёмном халате, с растрёпанными после сна волосами, но всё с той же лениво-насмешливой улыбкой.

— И тебе добрый вечер, — Вильгельмина моргнула, стараясь не выдать, насколько её впечатлило его появление. — Я тут просто… заглянула на минутку. Отчёт доделать. Но, кажется, это было довольно опрометчивое решение.

Седрик провёл рукой по волосам, будто только сейчас осознал, как выглядит.

— Прошу прощения. Сработала тревога. Я… не сразу понял, кто может быть в кабинете в такой час. Подожди одну секунду.

Он подошёл к шкафу, отодвинул створку, а затем скрылся за ширмой. Слышался шелест ткани. Спустя полминуты он вернулся уже в рубашке и брюках, застёгивая манжеты. Волосы по-прежнему спадали на плечи, но он, похоже, не придавал этому значения. Он сунул ноги в ботинки, а затем выпрямился, удовлетворённый своим видом.

— Всё. Теперь можно устраивать допрос с пристрастием, — сказал он и вновь усмехнулся, подходя ближе.

— На нас разве кто-то может напасть? — неуверенно спросила она.

— Надеюсь, что нет, — отозвался он, потирая шею. — Но ещё со времён мятежа мой кабинет каждую ночь под защитой. Архивы, отчёты, документы… слишком много всего, что может стать оружием, если попадёт не в те руки.

Он подошёл ближе и опёрся на стол, устало прикрыв глаза ладонью.

— Как думаешь, сколько раз за всё время сигналки срабатывали просто так?

Она покачала головой.

— Ни разу, — сказал он. — И каждый раз это означало кражу, диверсию или заговор. А сейчас, перед самой годовщиной окончания войны… Один звук — и ползамка встаёт на уши.

Он вздохнул, отодвинул кресло и опустился в него с тихим скрипом, облокотившись на стол.

— А теперь вот прихожу, в голове уже планы на случай подрыва, а тут ты со своим отчётом, — он покачал головой и добавил, тише: — Ты вообще понимаешь, что творишь с моей системой тревоги?

— Эм… пытаюсь уложиться в график? — невозмутимо предположила Вильгельмина. — Пока выходит неплохо.

Седрик на секунду уставился на неё, как будто не знал, то ли вздыхать, то ли смеяться. И всё же уголки губ дрогнули.

— В любом случае гораздо приятнее обнаружить, что на этот раз моей тревогой была ты, — пробормотал он уже с теплотой.

Он раскрутил её фонарь, достал из него свечу и поднёс к светильнику на столе. Пламя вспыхнуло мягким золотом, разгоняя тьму.

— Раз уж всё равно не уснуть, — сказал Седрик, слегка приглушённым голосом, — Ты не против немного задержаться? Все рабочие дела мы до утра уже закрыли. Предлагаю выпить по чашке чего-то горячего и просто… посидеть. Без отчётов.

Он уже не улыбался, но в его взгляде было то самое выражение, от которого между ними всегда сгущался воздух — не тревожный, а тёплый.

Седрик отошёл к шкафу, откуда минутой раньше вытащил одежду, и теперь извлёк небольшую горелку, странный металлический сосуд и маленький холщовый мешочек.

— Ты не поверишь, но у меня есть напиток с другого измерения. Называется кофе. На Меридиане такого нет. Сейчас покажу, как его готовить. Научился, когда был на задании, и с тех пор иногда себя балую.

— Вот это да, милорд, — с деланным ужасом протянула Вильгельмина, — да вы прячете у себя контрабанду! Я немедленно напишу донос одному моему знакомому советнику… который тоже бывает в этом кабинете.

Они рассмеялись.

— И сколько ещё у тебя секретов припрятано в шкафу, кроме кофе и костюма на случай экстренного совещания? — Вильгельмина откинулась в кресле, весело прищурившись.

Седрик, занятый тем, чтобы ровно установить горелку и не просыпать ни грамма ценного порошка, только хмыкнул:

— Ты удивишься, сколько всего помещается в старый шкаф, если правильно организовать пространство.

Он помешал тёмную гущу в сосуде, и воздух сразу наполнился терпким, обволакивающим ароматом.

Седрик поставил чашку перед ней, сам устроился напротив. Тонкий фарфор негромко звякнул о столешницу.

Вильгельмина поднесла чашку к лицу — и замерла.

— Подожди… — Она нахмурилась, вдыхая аромат. — Этот запах. Я его знаю.

— Не может быть, — удивился Седрик. — Этот напиток с Земли. Такое и в замке-то достать почти невозможно. Где ты могла его попробовать?

Она снова принюхалась, вглядываясь в тёмную поверхность, будто в ней мог быть спрятан ответ.

— Я не помню. Но он ужасно знакомый. Может, просто с чем-то перепутала. Не знаю… В последнее время со мной много странного творится.

— Например?

Седрик слегка нахмурился. Его взгляд стал внимательнее.

— Не бери в голову, — отмахнулась она. — Столько всего навалилось… Неудивительно, если у меня уже начинают сходить с ума обонятельные рецепторы.

Он на мгновение задержал дыхание, а потом театрально вздохнул:

— Знаешь, я искренне разочарован. Я ведь собирался тебя этим напитком впечатлить. Настоящей диковинкой из другого мира. А ты, оказывается, уже пила кофе.

— В своё оправдание, — тихо сказала она, не отрывая взгляда от чашки, — скорее всего это было не по-настоящему.

Он взял свою кружку, чуть наклонил голову:

— Тогда попробуй и расскажи как сильно ты поражена. Между прочим, я берёг его специально для самых важных ночей.

— И как часто у тебя случаются такие «важные ночи»?

— Только когда особенно ретивые девушки активируют экстренную тревогу.

Она рассмеялась, но в глазах по-прежнему оставался тот самый отблеск — странной, необъяснимой тревоги, вспыхнувшей с запахом кофе.

Седрик чуть наклонился вперёд, голос его стал мягче:

— Ты уверена, что всё в порядке? Если что-то гложет — скажи. Лучше сразу.

Вильгельмина медленно кивнула.

— Это действительно пустяки. Прости, что теперь ещё и твою паранойю разбудила.

— Да уж. Удивительный талант ты продемонстрировала.

— Давай лучше сменим тему, — улыбнулась она, снова делая глоток. — Раз уж я завтра всё равно буду сонной тефтелей, то пусть это хотя бы будет не зря.

Седрик откинулся на спинку кресла, грея ладони о чашку.

— Итак… если без отчётов и без паранойи, то о чём мы говорим?

— О чём угодно. Только не о перерасходе тканей, — протянула Вильгельмина, натягивая свитер плотнее. — Можешь, например, рассказать… кем бы ты был, если бы не оказался советником. Только не говори, что пиратом.

Он усмехнулся:

— Не бойся. Пират — это мечта раннего детства. Потом была алхимия. Потом архитектура. А потом… задумался о своей лавке редких книг. Знаешь, такое тихое местечко, где пахнет старой бумагой, и вся суета остаётся где-то за дверью.

— Звучит почти как утопия.

— Именно, — мягко сказал он. — В мире, где не нужно лавировать между интересами знати, где никто не пытается воткнуть тебе нож в спину за счётной ведомостью.

Он отпил кофе.

— Но, наверное, всё равно бы продолжал что-то организовывать. Мне… нужно, чтобы всё имело структуру. И чтобы эта структура приносила пользу.

— Поэтому ты так стараешься продвинуть проекты реформ? — Вильгельмина склонила голову.

Седрик усмехнулся:

— Да. Хотя бороться с местными обычаями — та ещё задача. Воевать было проще. Сейчас моё главное преимущество в том, что само восшествие князя на престол уже нарушение всех норм. Многие дворяне готовы поддержать любые новшества, чтобы доказать лояльность.

Он на мгновение замолчал, а потом продолжил:

— Идея на самом деле простая: создать систему, которая работает и для деревенского лекаря, и для девочки из пригорода. Школы, обучение, базовая медицина. Всё это не должно зависеть от происхождения. Только от желания учиться.

Он стал серьёзным:

— Я до сих пор верю, что это важно. Мы не выживем, если знание — это привилегия.

Она смотрела на него, затаив дыхание. Впервые увидев Седрика, она бы ни за что не предположила, что в душе он идеалист. Но в мире, который словно благоволил ему, его мечты переставали казаться несбыточными.

— И как давно ты об этом задумался?

— Давно. Я просто видел, как многое рушится из-за глупости. И однажды подумал: а что, если сделать ставку на разум? Даже если он рождается в самых неожиданных местах.

— Например, у дочки плотника или сына фермера?

— Например, — усмехнулся он. — Я надеюсь, что академии окупят себя сполна. Хоть сейчас они и выглядят как бессмысленное расточительство.

— Ой, — фыркнула Вильгельмина. — Кто говорит про расточительство, пусть сначала разберётся во всех доходах и расходах казны хотя бы на десятую долю того, как ты.

Седрик пожал плечами:

— Всё это всё ещё большая авантюра. Фобос считает, что мы чересчур провоцируем старое дворянство. И нам обоим неплохо бы демонстрировать больше желания сохранить их стабильность и привилегии.

— Могу понять его опасения, — кивнула Вильгельмина. — Но я рада, что ты всё же уговорил его на такое безумие.

Она сделала глоток, опустила взгляд на чашку, будто задумавшись, а потом с лёгкой усмешкой добавила:

— Надеюсь, «реформы Седрика» принесут плоды. И не только неприятности.

Фраза прозвучала почти шутливо. Почти.

Но Седрик, похоже, понял подтекст. Он не ответил сразу, только чуть опустил взгляд, на мгновение задержавшись на ободке своей чашки. Потом снова посмотрел на неё — спокойно, чуть теплее, чем прежде.

— Если не принесут, то я хотя бы буду знать, что попробовал.

Она не ответила — просто кивнула.

И этого было достаточно.

Они немного посидели в молчании. Чашки опустели, огонь в светильнике начал угасать. За окнами звёзды сменялись сизой мглой, ночь понемногу подходила к концу.

— Пожалуй, на сегодня хватит откровений, — сказал Седрик, вставая. — Провожу тебя до комнаты. Нужно же убедиться, что ты по пути больше ничего не активируешь и замок спокойно доспит последние часы до утра.

— Эх, могла бы провести отличную учебную тревогу не только тебе, но и страже, — зевнула Вильгельмина, потягиваясь.

— Какая похвальная инициатива, — усмехнулся он. — Может, заодно проверишь графики смены караула? Проведёшь внеплановую инспекцию, пока не рассвело.

— Знаешь… я вот подумала, — она покачала головой, прищурившись. — Пусть стража спит. Выспавшиеся стражники — залог дневной безопасности.

— Официально внесу в отчёт как стратегически мудрое распоряжение, — покачал он головой.

Они вышли в коридор и тихо последовали по стихшим коридорам замка в мягком свете фонаря.

У самой её двери Седрик остановился, помедлил, а затем наклонился к самому её уху и тихо прошептал:

— Постарайся выспаться. А то мало ли что завтра твой начальник-самодур выкинет.

— Если он хотя бы разок начнёт утро с завтрака, может, и ангельское терпение не понадобится, чтобы с ним ужиться, — ответила она с улыбкой.

Он выпрямился, и на его лице промелькнула едва заметная усмешка — быстрая, сдержанная, но с каким-то удивительно тёплым, редким выражением в глазах.

Вильгельмина поймала этот взгляд — и на сердце стало чуть светлее. Ночь, казалось, затихла в ожидании, затаилась, как будто сама хотела преподнести им эту паузу.

Она положила руку на дверную ручку, обернулась ещё раз:

— Спасибо… за кофе. И за то, что не разбудил стражу.

— Спасибо, что не была мятежницей, — серьёзно кивнул он.

Она улыбнулась и скрылась за дверью.

Щелчок замка прозвучал почти ласково.

На секунду она прислонилась к двери спиной. Щёки всё ещё хранили тепло — то ли от фонаря, то ли от взгляда, который провожал её до самого порога.

В груди жило ощущение чего-то несказанного. И всё же — совершенно ясного.

Вильгельмина поняла:

она нарушила главное обещание, данное себе на пороге королевского замка, полного интриг, козней и подковёрных игр.

Она влюбилась.

Чем ближе был приём, тем громче гудел замок. Казалось, будто они готовились не к приезду послов, а к отражению вторжения тысячного войска. Повсюду сновали гонцы, слуги таскали свёртки тканей, списки гостей переписывались едва ли не по часам, а с верхних этажей доносились пронзительные голоса служанок, пытавшихся обставить комнаты так, чтобы угодить вкусу важных персон.

Суета была повсюду, и даже библиотека, обычно тихая и неприкосновенная, не устояла. В тот день дверь распахнулась с необычным размахом, и в помещение ворвался Седрик. И он был не один.

За ним следовали две портнихи с выражением вечной обречённости и охапкой тканей, из которых вполне можно было пошить шторы для всего дворца.

— У меня для тебя новости, — сказал Седрик, придерживая опасно накренившуюся стопку тканей в руках одной из портних.

Вильгельмина напряглась. Этого быть не могло. Её происхождение было слишком скромным, чтобы получить приглашение на столь высокий приём. Вильгельмина была уверена, что в день торжеств её отпустят на заслуженный отдых, впервые за эти изнурительные недели подготовки, и она наконец проваляется в своей комнате с кружкой чая и книгой из закрытого фонда. Но у реальности, как оказалось, были другие планы.

— Князь пожелал отблагодарить тебя за отличную работу, — пояснил Седрик, совершенно бессердечно спуская на неё портних, как двух голодных ларвеков.

— О нет. Нет-нет, боги, только не это, — простонала она, когда к её плечам уже приложили какой-то особенно сверкающий кусок ткани. — Три часа официальной церемонии, а потом ещё бал? Лучше уж в казематы.

— Ты не можешь просто взять и никуда не пойти, — терпеливо напомнил Седрик, перейдя в режим дипломата. — Твоё приглашение — это знак личного расположения князя. От такого не отказываются. Особенно публично.

— Может, сломать ногу? Или руку. Не пишущую.

— Не драматизируй, — усмехнулся он. — Просто прими это с достоинством.

— Ага, особенно когда с тебя снимают мерки под наряд, в котором невозможно будет дышать. Этикет, танцы, чужие взгляды… Это ты будешь там как рыба в воде: обворожительно улыбаться, обвивать словами и соблазнять большие чины выгодными предложениями. А я, максимум, перепутаю бокалы и разрушу торговое соглашение.

— Утрируешь.

— А вот и нет. Так что ты, как добросовестный советник, обязан во имя спасения короны исключить меня из списка гостей, — невинно улыбнулась она.

— Боюсь, тут моя власть заканчивается, — пожал плечами он. — Зато я попросил их сшить тебе платье, в котором хотя бы можно будет ходить. Насколько это возможно.

Одна из портних поднесла к ней переливчатую ткань. Вильгельмина обречённо вздохнула.

— В задних рядах тебя даже никто не заметит. Просто стой с достаточно восхищённым видом и кланяйся когда нужно.

— А если я переживу приём, можно мне, пожалуйста, один-единственный настоящий выходной?

— И где ты таких слов нахваталась? — прищурился Седрик. — Неужели где-то мятежники листовки раздавали?

* * *

Парадные двери тронного зала открылись с тихим, но внушительным скрипом. Магия, вплетённая в каждую панель и резьбу, чуть колыхнула воздух — будто зал заметил новых гостей и начал подстраиваться под их присутствие. Все важные знатные особы уже заняли почётные места и теперь ожидали появления князя.

Вильгельмина вошла вместе с последними приглашёнными, стараясь не привлекать излишнего внимания. Платье действительно оказалось удобным — по крайней мере, она ощутила это, когда сумела аккуратно проскользнуть между колонн почти к самой стене. Большинство, наоборот, стремилось занять места поближе, чтобы как следует разглядеть шёлка и украшения.

Для Вильгельмины же всё убранство зала до сих пор расплывалось перед глазами бесконечными таблицами и сметами. Она мечтала никогда больше не видеть эти свечи — пятьдесят штук на каждую люстру — и цветочные композиции, которые еле-еле успели доехать после того, как первая партия благополучно уплыла на переправе. Или эти ужасные ленты из какого-то редкого бархата, существование которого она до последнего считала мифом, выдуманным самим князем.

Хотя, возможно, так оно и было, просто Седрик умудрился выдать тот самый, изначально заказанный, за нужный, и даже убедить, что «теперь вообще другое дело». Впрочем, после того, сколько раз пришлось перевыписывать ширмы, он своё честно отмучился.

Пока остальные гости с интересом разглядывали убранство и обменивались впечатлениями, Вильгельмина мечтала лишь о том, чтобы Седрик больше никогда не упоминал её при князе, и тот просто забыл, что она существует. Тогда последующих добровольно-принудительных «наград», возможно, удастся избежать.

Единственной настоящей наградой было бы завтра торжественно метнуть факел в груду парадного хлама, в которую превратится вся эта блестящая помпезность, как только последняя карета покинет двор замка. Но, судя по выразительному взгляду Седрика, когда слуги пришивали к гобелену золотые кисти, которые уже должны были быть пришиты, на эту почётную роль Вильгельмина была далеко не первой в очереди.

Музыка изменилась почти незаметно. Флейты уступили место духовым, звук стал глубже, медленнее — будто сам воздух потяжелел, предупреждая: главное сейчас начнётся.

Свет в зале тоже изменился. Вдоль центрального прохода один за другим вспыхнули светильники — тонкие, высокие, как будто хранившиеся для особого случая. Их пламя не ослепляло, но собирало внимание, подчёркивая ось пространства. Теперь было ясно, куда будут смотреть.

Распорядитель выступил вперёд, вытянулся в струну и произнёс — громко, но без крика, голосом, отточенным для парадных залов:

— Его Светлость, князь Фобос, правитель Меридиана, хранитель трона и покровитель великих земель!

Зал замер. Гости склонили головы — кто с почтением, кто из осторожности, кто просто по привычке. Ожидание уплотнилось, став почти осязаемым.

Двери отворились. Фобос вошёл. Не спеша, точно, будто заранее знал, сколько именно времени займет каждый шаг. Он не подстраивался под ритм зала, наоборот — зал подстроился под него. Казалось, он не просто появился, а вернул себе пространство, которое всегда принадлежало ему. Каждое его движение — выверенное, размеренное — говорило не о репетиции, а о давно укоренившейся власти.

Он поднялся по ступеням, не оглядываясь и не торопясь, и лишь на миг задержался перед троном. Не ради паузы. Ради утверждения.

Когда он сел, это не было жестом победы или позой для зрителей. Это был факт. Весомый, завершённый, не требующий объяснений. Он занял трон так, будто не мир позволил ему сесть, а он сам позволил миру, наконец, выстроиться правильно.

Церемония началась. Легкий музыкальный аккорд, возглас распорядителя, долгие вступления. Один за другим к Фобосу подходили послы, кланялись, говорили о процветании и сотрудничестве, вручали свитки и медальоны. Фобос принимал всё с одинаково сдержанным достоинством: короткий кивок, выверенная фраза, в точности соответствующая рангу. Позади стояли глашатаи, зачитывавшие заслуги и титулы. В зале всё гудело от шелеста мантий, лёгкого звона украшений и плавных смен интонаций. Всё было… торжественно. И абсолютно бесконечно.

Боги, это же на три часа?

Вильгельмина принялась считать колонны. Потом — витражи. Потом — искать взглядом хоть кого-то знакомого. Седрик стоял ближе к центру зала, в кругу советников. Выпрямленная спина, сосредоточенное выражение, ни тени эмоций. Он выглядел так, будто ему здесь не просто место — будто он создан для таких залов.

И это почти убеждало.

Он был безупречен. Настолько, что казался частью зала — не человеком, а архитектурным элементом. Колонной или витражом. Несущим, точным, холодным. Ни единого неверного жеста, ни складки не там, где должна быть. Вписывался в картину так, будто его выточили по лекалам дворцового протокола.

Но Вильгельмина знала. Будь у него выбор, он бы сейчас сидел в своём кабинете с кружкой чая, среди свитков, чертил бы графики, морщил лоб и что-то тихонько бормотал себе под нос. А потом поднял бы глаза, заметил, что она заглядывает через плечо, и выдал бы едкую реплику.

Интересно о чём он сейчас думает? Вот и сейчас, наверняка, у него уже накопился целый ворох комментариев. Про совершенно безумный дар в виде гигантского гриба, который больше напоминал вызов здравому смыслу, чем жест доброй воли, или про посла, который упомянул «благотворное сотрудничество» уже восемь раз.

Если бы они стояли рядом, он с абсолютно серьёзным лицом что-нибудь пробормотал бы ей на ухо. А она бы фыркнула. Или не сдержалась бы и засмеялась вслух, и на них бы оглянулись. А он бы, конечно, сделал вид, что не при делах.

Ну ничего. Она его ещё дожмёт. Как только весь этот блестящий маскарад закончится и они окажутся в месте, где опять возможны «а ты заметил…» и «скажи честно, вот ты в какой момент начал мучиться?».

И он, как всегда, сначала будет отнекиваться. А потом всё равно выдаст.

Почему-то эта мысль — совершенно обыденная, глупая, домашняя — согрела её сильнее всех свечей в зале.

Церемония всё ещё продолжалась. Торжественная, затянутая, до головокружения однообразная. Вильгельмина незаметно перекладывала вес с ноги на ногу, чтобы они не затекли. Рядом, чуть в стороне, шептались две девушки в нарядах оттенков тёмной сирени и жемчужного золота. По тому, как они держались и как переглядывались, Вильгельмина сразу определила в них дворянок, наверняка из старых, но не слишком богатых домов.

Их разговор был наполовину шёпотом, наполовину игрой бровей, жестов и приглушённого смеха.

— Платье маркизы Орвиль, конечно, потрясающее, — прошептала Тальма, будто играла на сцене, — Я точно видела такую ткань у Кайлин, но она говорила, что всё раскупили ещё до полудня. Личный заказ?

— Или политический намёк, — подхватила Орелин. — Вышивка на рукавах ну очень намекает на герб дома Вальберов. Думаешь, предложение союза?

— Очень смелое предложение, — пробормотала Савина. — Вальберы только-только отмыли свою репутацию. Хотя… титул древний. И сыновья оба пока свободны.

Вильгельмина чуть склонила голову, сдерживая улыбку. В их интонациях не было злобы — только азарт. Как у исследователей, разгадывающих тайный язык зала.

— Смотри! — воскликнула Орелин. — Свиток с речью держит младший сын барона Трелиса. Не старший.

— Это что же, старший снова в опале? — прищурилась Тальма. — Жаль. Он куда привлекательнее. Прямо преступление — вычёркивать такого мужчину из списка.

— Да уж, младший и ниже, и щёки круглее, — вздохнула Орелин. — Хотя послушный, как оленёнок.

— Может, просто свиток лучше держит, — предположила Савина. — А старший в это время уронил голову в бочонок с вином.

— Или в чью-то юбку, — добавила Орелин с кривой ухмылкой.

— Фи, — покачала головой Тальма, смеясь, — ты всё портишь, как всегда.

Вильгельмина наконец сделала шаг вперёд. В этом странном кружке подколок и наблюдений было что-то… по-своему уютное. В памяти зашевелилось воспоминание. Как будто у неё когда-то уже была подруга со списками ухажёров и острыми комментариями.

— Простите, что вмешиваюсь, — сказала она тихо, но с улыбкой. — Но если вы правда хотите понять, кто здесь в фаворе, стоит смотреть не только на ткани и выражения лиц, а на знаки отличия.

Три пары глаз уставились на неё с любопытством.

— Знаки? — переспросила Савина.

— Ордена Розы третьей степени носят те, кому оказано личное доверие князя. Княжеская благодарность — формальность, но если её вручает кто-то из старших Советников, значит, есть личное поручительство. А если у кого-то бронзовая печать вместо серебряной, то значит, он временно не имеет права голоса. Бывает и такое.

— О, какой же это изящный бюрократический подход получается… Мне нужно срочно всё записать! Много времени ушло, чтобы запомнить всю эту систему?

— Если долго работаешь с архивами — волей-неволей разбираешься в таких деталях, — пожала плечами Вильгельмина. — Тем более где-то треть этих благодарственных писем как раз я и сочиняла.

— А мне и в голову не приходило, что среди пыльных папок может оказаться что-то действительно стоящее, а не только смерть от занудства и горы цифр.

— В большей степени это всё-таки, и правда, ужасное занудство, — признала Вильгельмина.

— В любом случае, за такую стратегически ценную информацию мы просто обязаны вас отблагодарить, — добавила Савина. — Хотите, познакомим вас с кем-то интересным? Есть один вдумчивый, в меру благородный, но немного странный! А ещё один — с отличными перспективами, даже если на первый взгляд скучноват. Правда, слегка потлив. Но, чтобы закрепиться в замке, оба — просто замечательные кандидаты.

— Нашей новой полезной союзнице срочно нужен повод выбираться из архивов, — подмигнула Орелин.

Вильгельмина впервые за вечер рассмеялась. Не сдержанно или вежливо, а по-настоящему — и позволила себе почувствовать лёгкость.

Церемония всё ещё тянулась, как древнее заклинание, которое никто не решается прервать, но все мечтают, чтобы оно уже закончилось. Но теперь в зале стало чуть теплее.

И как только Вильгельмина подумала, что вечер, пожалуй, складывается удивительно мирно, распорядитель вновь выступил вперёд. Его голос, торжественный и чеканный, взял последний аккорд церемонии: он объявил заключительное слово князя.

Тишина накрыла собравшихся — внезапная, почти благоговейная. Даже шелест шлейфов стих. Все взгляды обратились к трону.

Движение было таким плавным, что казалось: Фобос не встал, а вырос из света витражей, как воплощённое волею божество. Он шагнул вперёд, неторопливо, с утомлённым достоинством, и поднял руки, будто обнимая зал.

— Друзья Меридиана. Братья и сёстры. Союзники. Сегодня мы отмечаем не просто день прошлого триумфа. Мы отмечаем путь, который оказался верным.

У Вильгельмины защемило внутри. Как будто слова коснулись не ушей, а сердца — холодными пальцами.

Путь, который оказался верным.

Почему-то на долю секунды перед глазами вспыхнуло совсем другое — тот же зал, но выглядящий иначе, словно заброшенный, тёмный, холодный, заросший колючими корнями. Фобос всё также восседает на троне, а Вильгельмина смотрит на него… сквозь прутья решётки.

Она резко моргнула.

Нет. Только не снова. Только не это чувство.

Она заставила себя сосредоточиться на настоящем, на голосе, катящемся по залу: мягком, завораживающем, таком же изящном, как кружева на мантии князя.

— …в эти стены вернулась сила. В этот народ — гордость. А в нас — уверенность. И если кто-то сомневался тогда — пусть посмотрит на сегодняшний день.

Аплодисменты. Вежливые, статусные. Всё как положено.

А у неё перед глазами — дымка. Плывущий свет. Будто мир пошёл волнами. Она сделала шаг назад и прижалась к ближайшей колонне, ощутив её прохладную, надёжную поверхность. Вдох. Выдох. Только бы не рухнуть здесь, посреди торжества.

И в этот момент голос распорядителя вернул зал к движению:

— Торжественная часть завершена. Позвольте объявить начало бала!

Музыка вспыхнула, будто кто-то ударил по струнам невидимой арфы. Толпа зашевелилась, разливаясь по залу: к паркету, к угощениям, к друг другу. В воздухе заструился аромат фруктов, пряного вина и свежесрезанных цветов.

Вильгельмина моргнула снова. Мир по-прежнему мерцал, но реальность, кажется, начинала возвращаться. К счастью, никто не заметил. Все были слишком увлечены собой. Или тем, кто стоял рядом.

— Вот ты где.

Седрик появился так, будто знал, где именно она попытается укрыться. Парадный плащ сидел на нём безупречно, волосы всё ещё держались в идеальной укладке, несмотря на долгие часы официальной части.

Невероятный дар — выглядеть спокойно, когда все остальные мечтают раствориться в обивке кресел.

Он посмотрел на неё внимательным, чуть усталым взглядом. Вильгельмине было приятно видеть, что он не скрывает этой усталости перед ней.

— Кажется, у тебя нашлась важная работа, не терпящая отлагательств, — негромко сказал он. — Прямо сейчас.

Она кивнула подчёркнуто серьёзно, как примерная подчинённая. Только когда они свернули за колонну, Вильгельмина остановилась:

— И в чём именно заключается эта ужасно важная задача?

Седрик чуть наклонился вперёд, уголки глаз прищурились сдержанным весельем:

— В том, чтобы не дать одной слишком упрямой особе упасть в обморок от тесного корсета и переизбытка титулованных особ.

— Что?

— Ты ведь даже не притворяешься, что тебе весело, — мягко ответил он. — Я видел, как ты всё время ищешь глазами выход. Так что… я решил его тебе подарить.

Она молчала, ошеломлённая. И наконец выдохнула:

— Ты… соврал Фобосу?

— «Соврал» — это слишком грубо, — пожал плечами Седрик. — Я просто… немного перераспределил акценты. Слегка. По-дипломатически. В конце концов, ты сама говорила, что я в этом мастер.

— Ага, а ещё невероятно опасный, скользкий и вездесущий кошмар, — она прикрыла ладонью губы, чтобы больше никто не заметил улыбки ликования.

— К твоему сведению, князь искренне тебя пожалел. Назвал меня исчадием, отрывающим бедную девушку от заслуженного веселья, — небрежно заметил Седрик. — Так что в следующий раз смело проси прибавку. Как компенсацию за деспотизм.

Вильгельмина кивнула. Похоже боги решили её щедро вознаградить за сегодняшние муки.

Её личный посланник небес вздохнул и оглядел зал:

— Мне нужно закрыть пару светских дел. Знаешь, как это бывает: полшага между танцем и союзом. Кто-то просит неформально обсудить контракт, кто-то хочет якобы случайно оказаться рядом с нужным человеком… Бал — лучший способ обсудить то, о чём официально говорить неудобно.

— Звучит как очень дипломатичный ад.

— Он и есть, — усмехнулся он. — Но я тоже ускользну при первой возможности. А тебе советую сделать то же самое: переоденься, отдохни. Ты уже заслужила.

Он наклонился чуть ближе, и его голос стал ниже:

— Если будет настроение продолжить вечер, встретимся позже. На верхнем балконе западной башни. Оттуда по ночам открывается самый лучший вид.

Он не ждал ответа. Только легко коснулся её руки — как бы невзначай, но тепло, по-настоящему. А потом растворился в толпе, снова становясь частью этого бала, этого тщательно отрепетированного спектакля из поклонов и выверенных слов.

Выпутавшись из корсета, Вильгельмина наконец вздохнула полной грудью, раскинула руки и с тихим стоном рухнула на кровать.

Корнелия бы тебя убила, узнай она, что ты сбежала с бала.

Опять эти странные мысли. Кто все эти люди, которые всплывают в памяти — яркими вспышками, без звука, без контекста?

Вильгельмина попыталась удержать в голове образ девушки с длинными светлыми волосами — надменной, свободной. Но он рассыпался, как песок сквозь пальцы.

Эти видения пугали. Они не подходили к этой жизни, к этой реальности. Словно кто-то медленно выламывал кусочки её мира — по одному. И с каждым днём этих осколков становилось больше.

Она потрясла головой.

Глупости. Просто день был слишком долгий. Слишком душный. Слишком много тугих лент и слишком мало воздуха.

Гораздо приятнее было думать о предстоящей встрече с Седриком.

И если ей не показалось… то это его предложение встретиться на террасе было совсем не похоже на простую рабочую беседу после успешно выполненного задания. Это звучало… иначе. Почти как приглашение на свидание.

«Если будет настроение…»

Это «если» не желало уходить. Приросло к груди, как колючка. А вдруг она всё поняла не так?

Если он просто хотел проявить вежливость? По-дружески поддержал, потому что слишком хорошо её знал. Или как добросовестный начальник, желающий, чтобы его подчинённые не падали в обморок во время дипломатических приёмов.

Вот бы она тоже умела так ловко скрывать эмоции, как он. Или хотя бы не покраснела бы моментально, стоило вспомнить, как он взял её за руку. Легко, почти мимоходом — но в этом жесте было больше, чем во всех его официальных речах за вечер.

Она зарылась носом в подушку, позволяя себе немного попаниковать. Затем поднялась, нашарила в шкафу своё обычное платье из академии, затем задумалась и всё же решила натянуть поверх свитер. На случай ветра или разбившихся надежд.

Через полчаса, выждав до полной темноты, она тихо выскользнула из комнаты и, стараясь не обращать внимания на собственное бешено колотящееся сердце, направилась по знакомому коридору. Её мягкие шаги были почти не слышны в коридоре, а дыхание замирало, как будто любая тень за поворотом могла рассмеяться и сказать: «Ну и куда же ты собралась?»

Балкон находился чуть в стороне от основного зала, за боковой галереей, за дверью, которую в таких случаях обычно прикрывали. Отсюда открывался вид на ночной город: крошечные огоньки домов, редкие факелы на постах, вдалеке поблёскивала тусклая лента реки.

Здесь было тихо. Ни музыки, ни голосов. Только ветер, тёплый и вкрадчивый, и редкий скрип ставен, будто замок сам напоминал о своём возрасте. Каменные плиты под ногами были прохладными, воздух — свежим, совсем не похожим на душный зал.

Седрик стоял у края, облокотившись на парапет. Парадный плащ был снят — теперь он выглядел проще, привычнее. Услышав её шаги, он обернулся.

— Я уж начал думать, что ты передумала, — сказал он. В голосе не было ни обиды, ни иронии — только тихая, искренняя радость.

— А я боялась, что ты не выберешься, — ответила Вильгельмина, улыбаясь. — Как прошёл остаток вечера? Сколько союзов пришлось заключить под видом светской болтовни?

— Давай об этом завтра, — попросил Седрик, чуть качнув головой. — Больше ни минуты не хочу думать о работе.

Она понимающе кивнула.

— Представляю. Я уже лежала в кровати и гадала, скольким важным гостям ты мысленно откусил голову.

— Такая мысль действительно возникала, — хмыкнул он. — Но тогда бы начался переполох, паника… и у меня не получилось бы выбраться к единственному человеку, с которым я действительно хотел провести этот вечер.

Он снова посмотрел вдаль, и она сделала шаг ближе, почувствовав, как постепенно отступает напряжение. Всё было слишком хорошо, чтобы быть правдой — но в этот миг казалось возможным.

Некоторое время они молчали. Музыка бала осталась где-то далеко, за стенами. Только ветер тихо шевелил волосы, и ночь казалась бесконечно мирной.

— Удивительно, — сказала Вильгельмина почти шёпотом. — Сколько всего может уместиться в одном вечере. Сначала думала, что задохнусь на ступеньках, потом — разговор с этими дамами, потом твой коварный трюк… и теперь вот это.

Седрик чуть склонил голову.

— И что такое вот это?

Она повернулась к нему, опершись локтем на спинку скамьи. Свет от фонаря мягко ложился на её щёку.

— Когда ты рядом, всё перестаёт казаться вымученным. Будто я… как будто дышать легче. И быть собой — безопасно.

Он чуть усмехнулся, не глядя на неё, и сжал пальцами край скамьи.

— Похоже, мне пора подавать в отставку. Раз ужас уже не внушаю — значит, всё, карьера закончена.

Вильгельмина тихо рассмеялась.

— Это неправда. Так тебя и отпустили бы отдыхать. Тоже где-то у мятежников листовок начитался?

Она перевела взгляд на мягкий свет фонаря, на тихий, дышащий город за стенами замка.

— И я говорю скорее про ощущение. Иногда оно просто случается. Без конкретных причин или логики. Просто… кто-то рядом — и становится легче. У тебя бывало такое?

Седрик молчал. Он смотрел в ночь за балконом, будто вслушивался в неё. В глазах отражались далёкие огни, и было в этом взгляде нечто тихое, уязвимое.

А потом, не отрываясь от темноты, почти шёпотом произнёс:

— Бывало ли такое… За все годы в этом замке — ты даже не представляешь, сколько всего здесь было. Все мои цели, все желания — они всегда вращались вокруг этого места. Я думал, что за его пределами меня нет. И потому едва помню, когда последний раз мог позволить себе просто разговор по душам.

Он замолчал, провёл рукой по перилам, словно ища опору, и продолжил чуть тише:

— А потом появилась ты… с твоим смехом, с твоими вопросами, с этой твоей… несносной прямотой. И оказалось, что я могу быть кем-то другим. Что я могу хотеть чего-то большего. Для себя самого.

Он чуть качнул головой, сдерживая улыбку.

— Теперь я впервые не знаю, что делать с этим желанием. Это не было не просчитано или продумано. Оно просто есть. И растёт.

Он замолчал, потом взглянул на неё — прямо, почти растерянно.

— Я не умею с этим обращаться. Не знаю, к чему это приведёт. Но… я не хочу, чтобы это исчезло. Хочу разобраться. Понять. Исследовать. Потому что с тобой рядом я впервые чувствую, что живу не по выверенной схеме, а по-настоящему.

Он сделал полшага ближе, не дотрагиваясь, но уже ближе, чем раньше.

— И если ты позволишь… я хочу быть тем, кому ты улыбаешься вот так. И кажется, это желание — первое, что действительно моё собственное. Не продиктованное кем-то. Не отданное кому-то. А моё.

Вильгельмина коснулась его руки — осторожно, но уверенно.

Он перевёл взгляд на неё. Его глаза были почти прозрачными в этом свете, и в них читалась неуверенность, надежда и то новое, с чем он только учится жить.

— Ты — самое лучшее, что случалось со мной, Вилл.

Он произнёс это мягко, но с той ясностью, от которой перехватывает дыхание.

И впервые за всё время он назвал её по настоящему имени. По имени, которое было запечатано где-то глубоко, будто ключ к настоящей ей. То самое, которое она давно не слышала, и которого не помнила — но всё же чувствовала.

Это имя будто бы сорвалось не только с его губ, но и с глубины памяти, запертой где-то внутри него.

И та она спрятанная, забытая, настоящая дрогнула от отклика. Не испугалась. Не возразила. Вильгельмина подняла глаза — и этот взгляд был как прикосновение. Открытый, решительный, почти вызывающий. Он говорил за неё и за ту, что проснулась внутри. За обеих. В нём не было страха, только тёплая, упрямая нежность. Словно она говорила: я чувствую это тоже. Давай попробуем. Хоть на один миг — по-настоящему.

Он медленно потянулся к ней. Осторожно, будто давая ей время отстраниться. Но она не сделала ни шага назад. Наоборот только подалась навстречу. Их губы почти коснулись, дыхания смешались — и тогда…

Мир рухнул.

Балкон. Тот же. Но другой.

Ночной воздух — рваный, холодный.

Листья — мёртвые. Сожжённые.

Каменная плитка под ногами — залита кровью.

И он.

Седрик.

Не тот, что сидел рядом. А другой.

Огромный. Чешуйчатый. С когтями, сверкающими, как стекло. Лицо перекошено яростью. Взгляд — чужой.

Он бросается на неё. Ревёт.

Вилл поднимает руки — защищается. Кричит.

Он замахивается.

На неё.

Реальность ударила, как хлыст.

Вильгельмина резко отшатнулась, будто обожглась. Сердце колотилось так сильно, что заглушало всё остальное. Воздуха стало мало, мир перед глазами качнулся. Она замерла, вцепившись в каменные перила обеими руками, словно только это удерживало её от падения.

— Что случилось? — Седрик рванулся к ней, но замер, увидев её взгляд. — Ты сама не своя… Это я?.. Прости. Если я сделал что-то не так…

Она смотрела на него — и не могла дышать. Потому что перед глазами всё ещё стоял тот другой Седрик. С окровавленными когтями. С лицом, искажённым яростью. И взглядом, в котором не было ничего, кроме яростного намерения уничтожить.

— Вилл… пожалуйста, — его голос стал тише, но резче, полон тревоги. Он замер в полушаге, не прикасаясь. — Расскажи, что происходит. Если нужно, чтобы я ушёл — я уйду. Только не молчи. И… не смотри на меня так.

Пальцы сжались на камне до боли. Её тело застыло, но внутри всё билось в панике. И только когда ноги начали подгибаться сами собой, она позволила себе отпустить хватку и медленно опустилась на край скамьи, как будто организм сам сдался.

Дар речи начал возвращаться. Паралич сменился дрожью. Вильгельмина… нет, правильнее — Вилл. Именно так. Она глубоко вдохнула, будто училась дышать заново.

— Седрик… всё в порядке, — прошептала она. В своём имени, будто найденном заново, вдруг оказалась опора — достаточно крепкая, чтобы начать выбираться из волн ужаса. — Мне просто резко стало плохо. Голова закружилась, и я… увидела что-то. Я даже не знаю, как это объяснить. Это был ты… но не ты. Ты смотрел на меня с такой ненавистью, словно… словно хотел убить.

Вилл сглотнула, встретившись с его взглядом.

— Ты напал на меня.

Седрик побледнел. Он отвёл глаза, медленно выдохнул.

— Понятно, — глухо сказал он. — Это… из-за моей формы?

— Нет же, — она резко качнула головой. — Не в этом дело. Я… как будто оказалась в другой реальности. Там мы были врагами. Шла битва. Очень жестокая. А ты… ты гнался за мной. И я знала, что если остановлюсь — ты убьёшь меня. Мы были по разные стороны. Абсолютно.

Она прикрыла лицо ладонями, с трудом справляясь с остатками дрожи. Потом снова посмотрела на него — серьёзно, чуть испуганно.

— Тебе никогда не казалось, что вокруг нас что-то… не так? Будто всё это — красиво, правильно, но при этом неправдоподобно. Как будто всё, что мы видим, — не по-настоящему?

Седрик молчал. Его лицо, ещё секунду назад полное испуга и уязвимости, стало непроницаемым. Он словно замкнулся в себе, скрываясь за маской спокойствия.

— Да, — наконец сказал он. — Мне тоже кажется, что здесь происходит нечто… странное. Искажение, которое не поддаётся обычным объяснениям.

Он на мгновение задержался взглядом на её лице, потом медленно поднялся и подошёл к самому краю балкона. Ветер тронул полы его рубашки. Седрик посмотрел в небо, будто чего-то выискивая.

— Несколько месяцев назад… после того, как ты появилась в замке, я начал замечать странности, — сказал он негромко. — Попробуй взглянуть наверх. Сквозь свет фонаря.

Вилл медленно подняла голову. Глаза пришлось прищурить, чтобы разглядеть то, что он имел в виду.

— Видишь? — Он протянул руку. — Там, в темноте — тонкие нити. Почти невидимые. Иногда они исчезают совсем, а иногда — вот как сейчас — вспыхивают, будто трещины в стекле. Их становится всё больше.

В небе действительно были тонкие, мерцающие линии — еле заметные, как волокна, плывущие в воде. Одна из них, толще и резче других, разрезала пространство чуть сбоку.

— Смотри… там справа. Особенно широкий раскол.

Седрик кивнул.

— И, судя по всему, образовалась эта трещина… прямо сейчас. Когда у тебя случилось это видение.

— Ты думаешь, это не просто совпадение?

—Да. Я изучал их уже какое-то время, — тихо сказал он. — И, кажется, близок к тому, чтобы найти эпицентр. Место, где всё началось.

Он вернулся и сел рядом — на расстоянии, оставляя ей пространство, но в шаге от того, чтобы дотянуться.

— Нам стоит отправиться туда вместе. Потому что теперь я точно знаю: ты связана с этим. И, возможно, ты — ключ к разгадке.

Вернулась обычная рутина. Дни вновь наполнились собраниями, отчётами, обсуждениями. Вилл была благодарна, что они с Седриком смогли всё обсудить, и теперь, по крайней мере, между ними не возникло неловкости, они работали вместе, как раньше. Почти как раньше.

Только всё чаще Вилл ловила себя на ощущении, что он стал чуть более сдержанным. Не приближался, если не нужно. Не касался — даже случайно. Не задерживал взгляд. Не задевал пальцы, передавая документы.

Он не стал чужим — нет. Он по-прежнему был рядом, помогал, объяснял, обсуждал детали, предлагал маршруты. Но между ними снова возникла граница. Хрупкая, почти невидимая, но ощутимая. Вилл ощущала: Седрик восстановил и строго выдерживал то расстояние, которое они когда-то сократили.

Она не говорила об этом. Да и могла ли? После того, что видела — могла ли упрекнуть его в чрезмерной осторожности?

Она знала, что ранила его, когда тогда, на балконе, резко отпрянула. Чувствовала вину — ведь на самом деле не хотела отдаляться. Она не боялась его. Не совсем. Её пугало то, что она увидела. Пока она сама не понимала — какой из Седриков настоящий. Тот, что смотрел на неё с яростью… или этот, внимательный, собранный, аккуратно держащий дистанцию, чтобы не сделать лишнего шага.

И поэтому она была благодарна ему за уважение, за это пространство, которое он оставил для неё. Это было больно — но, возможно, действительно необходимо.

Пока они собирали вещи, Вилл старалась не подавать виду, что замечает. Но замечала всё. Он не подошёл ближе, даже когда она не дотянулась до карты на верхней полке. Она уже представила, как он окажется за спиной, как его дыхание коснётся шеи. Мурашки пробежали по коже, сердце ухнуло вниз… но Седрик лишь молча выдвинул стремянку и вернулся к своему столу. В том месте, где Вилл на миг вообразила его прикосновение, вдруг стало холодно.

Он по-прежнему был рядом, чётко объяснял, что взять, какие снадобья пригодятся, без чего не обойтись в дороге. Просчитывал всё, как всегда, педантично и точно, но, похоже, по своей выученной, вышколенной привычке задвигал себя самого всё дальше и дальше.

Когда он повернулся спиной, чтобы свериться со свитками, Вилл позволила себе на мгновение задержать на нём взгляд. И не могла не признать — тревога в ней постепенно отступала. Потому что этот Седрик… живой. Упрямый. Чуткий. Слишком многое чувствующий, чтобы оставаться по-настоящему холодным внутри, как бы обманчиво правдоподобно он ни изображал расслабленное равнодушие.

Он не был тем, кто гнался за ней в видении.

И всё же… пока — не тем, к кому она уже морально готова была потянуться первой.

Воздух был пропитан запахом камня и росы. Лёгкий туман ещё стелился над мощёным внутренним двором, когда она вывела лошадь из конюшни. Высокая, гнедая, с чёрной гривой — та шагала неспешно, словно чувствовала настроение хозяйки. Вилл погладила её по шее, поправила дорожную сумку на седле и глубоко вздохнула.

У ворот уже ждал Седрик. Он стоял, сложив руки за спиной — спокойно, без лишних слов. Лёгкий ветер тронул край его плаща. Когда он увидел её, губы чуть дрогнули в почти-улыбке.

— Ну что, готова? — спросил он.

— Да, — кивнула Вилл и вскинула подбородок. — Хочу уже поскорее разобраться в этой загадке и покончить с иллюзиями. Это слишком тяжело — каждый день ловить себя на чувстве, что твоя память тебе не принадлежит.

Он не ответил сразу, но взгляд его стал внимательнее, сосредоточеннее. Казалось, эти слова что-то в нём включили.

— Не будем больше тянуть.

— Кстати, а где твоя лошадь?

— Лошадь? — усмехнулся он, приподнимая бровь. — Не люблю передвигаться верхом.

Он шагнул в сторону — и в следующее мгновение его тело начало меняться. Перед ней вырос мощный силуэт: змееподобный, гибкий, с чешуёй, чуть поблёскивающей в утреннем свете. Хвост мягко зашелестел по булыжникам, будто по камню прошёл лёгкий ветер, оставив за собой след.

— Так горазсссдо удобнее, — протянул он, потягиваясь, как довольный кот. — Возможно, когда мы покинем столичный регион, обернусь обратно. Чтобы не привлекать лишнего внимания.

Вилл подтянула поводья, но не пришпорила лошадь сразу. Она смотрела на него и чувствовала, как внутри поднимается привычное тепло — и такое же привычное беспокойство.

— Ты ведь правда не боишшьссся меня в этой форме? — спросил он негромко. — Или просто так сказала?

— Я не боюсь тебя, — ответила она почти мгновенно. Потом, чуть тише, добавила:

— Пока ты остаёшься собой.

Он кивнул, не упрекая и даже не попытавшись выведать больше.

Без стражи, эмблем и громких слов они выехали через задние ворота. Седрик — плавно, почти бесшумно скользя по земле. Вилл — верхом на лошади, с прямой спиной и полной головой: мыслей, тревог и не до конца понятых надежд.

Дорога уходила в лёгкую дымку. Старые деревья выстроились по обочинам, будто провожая их в путь. Впереди были холмы, забытые деревушки, таверны, незнакомые земли и, возможно, правда.

Путешествие началось.

Копыта лошади глухо отбивали ритм по влажной дороге. Они были в дороге уже несколько часов, почти не говоря. Тишина между ними была не гнетущей — скорее спокойной, обволакивающей. Как шелест листвы над головой или запах пыли и травы после дождя.

Вилл, устроившись в седле поудобнее, наконец нарушила молчание:

— А что мы вообще знаем об этой деревне?

Седрик, скользивший рядом, ответил почти сразу:

— Ничего. Самая обычная деревня на севере. Маги там никогда не жили, архивы пусты, даже местные хроники — скука смертная. Самое громкое происшествие за последнее десятилетие — кто-то сжёг амбар на празднике урожая.

Он усмехнулся, слегка склонив голову:

— Такая же дыра, как та, откуда я родом. В общем, ничего, что могло бы объяснить источник искажений. Вот это и странно.

Вилл приподняла бровь:

— Погоди… разве ты не столичный аристократ? Получается, титул лорда тебе даровал сам князь?

— Ариссстократ? Не думал, что хоть кого-то сумел обмануть, — удивлённо покосился на неё Седрик. — Да, ты верно поняла: меня титуловал Фобос. Правда, тогда ему было всего четырнадцать, и за месяц до этого он, в порядке шутки, присвоил звание почётного консула козе и распорядился, чтобы все в замке обращались к ней с должным почтением.

Он усмехнулся чуть шире — без злобы, даже с теплом, насколько на это была способна змеиная пасть.

— Так что моим назначением он, скорее, хотел ещё раз показать знати, насколько мало она для него значит.

— Как бы то ни было, — заметила Вилл, — к сегодняшнему дню ты доказал, что заслужил этот титул как никто другой.

— Нам обоим пришлось многому учиться. И от детских выходок он довольно быстро отказался.

Она повернулась к нему:

— Я ведь никогда не задумывалась, что князь взошёл на престол в таком возрасте. Даже представить страшно. А тебе тогда сколько было?

Седрик покосился на неё, с ленивой полуулыбкой:

— У тебя вроде никогда не было проблем с арифметикой. Мне было двенадцать.

— Совсем ребёнок, — пробормотала Вилл, поражённая. — Как вы вообще справлялись?

— С трудом, — сухо отозвался Седрик. — Мы не знали, что делаем. Всё было впервые. А когда Свет Меридиана похитили свои же, из ближайшего окружения… начался настоящий кошмар. Никому нельзя было доверять.

Он говорил негромко, почти без эмоций, будто вспоминая что-то, что давно пытался забыть.

— Нужно было найти предателей, удержать власть и при этом не дать стране развалиться. А из-за потери Света всё начало рушиться: сначала град уничтожил посевы, потом пришла засуха. А за ней — голод. Мы всерьёз думали, что крестьяне в какой-то момент ворвутся во дворец с вилами. И, если честно, они были бы правы.

— Какой ужас… — прошептала Вилл. — И как вы вышли из этого?

— Мы с Фобосом сутками сидели в библиотеке, выискивая хоть что-то. Даже в детских сказках искали намёки на ритуалы. В конце концов нашли решение — несовершенное, но единственное: концентрировать остатки энергии и направлять их туда, где нужда сильнее всего. Это спасло поля. Производство. Людей. Но без последствий не обошлось.

Он на миг замолчал, потом продолжил уже тише:

— Особенно для Фобоса. Он сильно изменился. И иногда… мне казалось, что этот ритуал делает с ним нечто, чего мы не предусмотрели. Он стал жёстче. Отстранённее. Были моменты, когда мне казалось, что эти изменения проникли уже слишком глубоко в его суть. Но я… я верил, что он справится. Я видел, каким он может быть. И знал, что никакая магия этого не уничтожит.

Седрик взглянул на неё — спокойно, твёрдо.

— Тогда всё держалось только на нас двоих. И когда начались волнения — мятежники, саботаж, похищения продовольствия — на мне осталась вся «грязная» часть. Я не жалуюсь. Я знал, зачем это нужно.

— Зато теперь всё иначе, — сказала Вилл мягко. — Всё это не прошло зря.

Седрик улыбнулся. Даже змеиные черты не исказили его искреннюю радость.

— Когда мы вернули Свет, началось восстановление. И Фобос стал тем, кем должен быть. Тем, кто нужен Меридиану.

— Ему очень повезло с тобой, — сказала Вилл. — Думаю, без тебя он бы не справился.

Она помолчала, потом спросила:

— Кстати, а как вы вообще познакомились?

— Что? — он чуть дернулся, будто вопрос сбил его с мысли.

— Ну, ты ведь сказал, что родом из глуши. Если ты не из столицы, интересно, как ты попал во дворец.

— А… — он замолчал. — Я…

На его лице промелькнула растерянность. Он нахмурился, глаза на секунду потускнели.

— Не знаю. Я не помню.

— Как это — не помнишь? — Вилл нахмурилась.

Седрик отвёл взгляд, будто что-то внутри него шатнулось.

— Я просто… как будто всегда был в замке. И Фобоса знаю тоже всю жизнь. Кажется.

Копыта лошади стучали в том же ритме, но дорога вдруг показалась слишком прямой. Слишком тихой. Лес по краям будто затаился.

Вилл молчала. Что-то в его ответе тревожило её — как сквозняк в комнате, где все окна закрыты. Она не знала, что именно не так. Пока нет.

Но знала, что это — важно.

* * *

Лес редел, дорога шла по мягкому, влажному грунту, утопая в тумане. Лошадь Вилл фыркала всё чаще, будто улавливала что-то, что ускользало от человеческого восприятия. Седрик тоже затих, скользя по земле, словно прислушиваясь к чему-то, но Вилл не придала этому значения.

А зря.

Всё произошло в одно мгновение. Где-то справа хрустнула ветка. Резко, с надрывом. Потом — вздох, свист, и из чащи вырвалось нечто.

Огромное. Рогатое. Тёмное, как сама тень, с мхом на спине и клыками, блеснувшими в тусклом свете. Оно не издавало звуков, а просто прыгнуло вперёд, с ужасающей уверенностью.

Вилл только начала разворачиваться в седле, как лошадь взвизгнула и пошатнулась. Существо врезалось в неё с хрустом, сбивая с дороги. Она ощутила, как стремена вырываются из-под ног, как воздух исчезает — и вдруг…

Её резко дёрнуло вбок. Что-то твёрдое, сильное, обвило её за талию и рывком оттащило прочь. Земля пролетела мимо.

И только встретившись глазами с Седриком, она поняла, что это он её поймал за секунду до падения.

Там, где только что была лошадь, осталась пустота и зловонный след в траве. Слышался глухой топот, удаляющийся в чащу.

Тишина упала резко.

— Ты цела? — Седрик приподнял лапу, осматривая её, голос глухой, отрывистый.

Вилл кивнула, не сразу способная заговорить. Было странновато вот так висеть в воздухе.

— Что… это было?

Седрик медленно опустил её на землю, сам выпрямился, оглядывая лес.

— Я не уверен, — выдохнул он. — Но похоже… на гвальдра. Лесного зверя. Видел их только на картинках, потому что гвальдры обычно живут очень глубоко в чаще леса и почти никогда не выходят на дорогу.

Он нахмурился. Не от страха — от непонимания.

— Что-то явно не так.

Вилл села, провела рукой по щеке — пыль, влага, кровь? Нет. Просто царапина. И дрожь в пальцах.

— Моя лошадь…

— Гвальдр ушёл с ней, — медленно произнёс Седрик. — Эти существа так не охотятся. Похоже, оно испугано или рассержено.

Вилл встала, отряхнулась и с неохотой оглядела пустую дорогу. От лошади не осталось даже звука, только клочок подпруги на ветке. Молчание снова вернулось, но теперь оно было уже не таким мирным.

— Нам стоит заехать в ближайший город, — первой заговорила она. Голос всё ещё дрожал чуть больше, чем ей хотелось бы. — Узнать, не замечал ли кто чего странного. И… мне нужна будет новая лошадь.

Она вздохнула, оглядела разбросанные вещи — сумку и обрывок ремня от седельной скатки — и покосилась на него:

— Хотя бы не всё утащил этот лесной житель.

Вилл присела, принялась перевязывать порванный ремень, а Седрик, всё так же спокойно глядя вперёд, кивнул:

— Судя по указателю, который мы проходили с час назад, до города пешком до наступления темноты не добраться. А ночевать в лесу, полном взбесившихся от неизвестной причине существ, идея спорная: лошадь у нас уже утащили, а значит ты следующая в очереди на чей-то ужин.

— К чему такая длинная логическая цепочка? — подняла голову Вилл. — Как будто у нас есть выбор.

Седрик снова как-то странно на неё посмотрел, взвешивая что-то в голове. Затем вздохнул.

— Ладно.

Вилл моргнула.

— Чего — «ладно»?

Он отвёл взгляд в сторону, будто его внимание было поглощено чем-то в лесу слева.

— Ладно… ты можешь сесть на меня, — нехотя проговорил он. — Я передвигаюсь достаточно быстро, чтобы успеть до заката. И твой вес мне вообще не помешает. Устроишься у меня за плечами, держись, но только не трогай за волосы. И будь крайне осторожна с чешуей.

Теперь Вилл смотрела на него уже чуть прищурясь.

— Это… ты сейчас серьёзно?

Седрик чуть склонил голову, и в его взгляде что-то мелькнуло — не раздражение, не усталость, а… смущение? Будто он сам не до конца понимал, зачем это предложил.

— Если у тебя есть идеи получше, то можешь их смело озвучить, — наконец пробормотал он, будто через силу. —Иначе — давай, залезай, пока я не передумал.

И это было… трогательно. Немного нелепо. И удивительно человечно.

Вилл всё же усмехнулась, отбрасывая волосы с лица:

— Я просто думаю, что для безжалостного змеиного монстра ты чересчур вежлив. Но ладно. В конце концов, странные времена — странные решения.

Она подошла ближе и, вцепившись в ремень на его груди, осторожно вскарабкалась на плечо. Седрик чуть наклонился, помогая, и сказал уже спокойнее:

— Как только город покажется впереди — слезешь и пойдёшь пешком. И не расскажешь об этом никому. Никогда. Это государственная тайна.

Вилл прыснула от смеха:

— Как приедем, сразу напишу отчёт. О твоей грузоподъёмности и манёвренности в поле.

Они двинулись вперёд — быстро, почти бесшумно. Вилл, устроившись у него за плечами, старалась не мешать движению, и через несколько минут тишины снова подала голос:

— Слушай… а это вообще нормально? Для нагов, я имею в виду. Возить на себе девушек?

Седрик фыркнул, не сбавляя хода:

— Если ты спрашиваешь, не нарушаю ли я сейчас какие-нибудь благородные традиции древнего змеиного народа… то, боюсь, не знаю.

Он помолчал, а потом, чуть тише:

— Как ты, возможно, заметила, других нагов ни в замке, ни в столице нет.

Вилл чуть склонила голову:

— То есть… вообще?

— Вообще. Никогда не встречал ни одного. И никто не встречал. Только я.

Он замолчал. Ветер раскачивал листву, шорохи леса сопровождали их движение. Наконец он добавил, уже спокойнее, почти буднично:

— Так что я, возможно, не самый надёжный источник по культуре собственного народа. Вполне может быть, что прямо сейчас я совершаю акт чудовищного неуважения или какой-нибудь ритуал. Сам бы рад знать.

Вилл не сразу нашла, что ответить. Она чувствовала, как под её рукой напряглись мышцы, как слегка изменился ритм его движения — совсем чуть-чуть, почти неуловимо.

— Прости. Я не хотела… — начала она.

— Всё в порядке, — перебил он мягко. — В конце концов я так живу сколько себя помню.

Он сделал чуть более широкий разворот, обходя поваленное дерево, и продолжил, уже с лёгкой усмешкой:

— Всё, что я знаю о себе, пришлось выяснять самому. На практике. Иногда — не самой приятной. И помимо этого я перерыл всю замковую библиотеку. Но знаешь, в чём с ней проблема?

— В том что там слишком много всего вперемешку? — предположила Вилл.

Седрик усмехнулся.

— В том, что большинство книг о нагах написаны людьми. А люди, как правило, любят домысливать и преувеличивать. Честно говоря, в одной из старых хроник меня вообще назвали «зловещим шепчущим полубожеством с тысячей клыков и голосом, обольщающим женщин с трёх миль».

Вилл рассмеялась.

— Так вот почему тебе так сложно отказать!

— Ты даже не представляешь, сколько там… кхм, сомнительной информации. А уж иллюстрации…

— Иллюстрации? — Вилл оживилась. — Вот теперь мне точно нужно их увидеть!

— Ай! Что я говорил про волосы?! — зашипел он. — Эти иллюстрации — не для глаз леди.

— Как хорошо, что я не леди, — фыркнула Вилл. — Я обязана узнать, что тебя так впечатлило!

— Всё, больше никаких вопросов на эту тему, — предупредил Седрик, покосившись на неё, насколько получалось повернуть голову в её сторону. — Ещё один такой же, и следующую милю топаешь сама. Через лес. С монстрами.

---

Примечания:

Дорогие читатели. Меня очень поддержит, если вы черкнёте пару строк комментария. Это очень помогает продолжать историю.

Орвен оказался одним из тех городков, что теряются на картах, но цепляются за память. Узкие улочки, вымощенные щербатым булыжником, петляли между домами, стоявшими так близко, будто подслушивали разговоры друг друга. Крыши кренились под тяжестью времени, вывески покачивались на ржавых цепях, скрипя в такт вечернему ветру. Над городом сгущались сумерки, небо переливалось синим и лиловым, а воздух нёс запах влажной травы, старых печей и копчёного мяса.

Старая таверна «Три бочки» примостилась у въезда, будто сторож на границе двух миров: дневного и ночного. Из окон на мостовую падал золотистый свет, прорезая сумерки тёплыми полосами. Внутри царил полумрак, пахнущий дымом, древесиной и давно пролитым элем. Потрескивал камин. Звенели кружки. Кто-то смеялся — громко, срываясь на хрип.

И, что особенно радовало, нашёлся свободный столик. Даже два. И трактирщик.

Тот, лет под шестьдесят, был широк в плечах, как сама стойка, с пивным животом и взглядом, который говорил: «Я видел вещи, о которых вы бы не стали спрашивать при свете дня». Он медленно вытирал кружку, скорее по привычке, чем из надобности, и уставился на Вилл с интересом, граничащим с недоверием.

— Два номера, пожалуйста, — сказала она, сделав шаг вперёд.

Трактирщик не сдвинулся ни на дюйм.

— Не советовал бы, — произнёс он глухо.

— Почему? — Вилл прищурилась.

Он склонился вперёд, поставил кружку и сцепил руки, как заклинатель, готовый рассказать старую легенду.

— Остались две комнаты. Одна — как все. Вторая… — он осмотрелся и понизил голос, — не для слабых духом.

Седрик, стоявший позади, поднял бровь. Его глаза слегка сузились — настороженно, но без особого удивления.

— Люди жалуются, — продолжал трактирщик. — Свечи сами вспыхивают. Мебель скрипит и двигается. Один купец выбежал оттуда в одних носках — поклялся, что в зеркале за спиной видел нечто. А зеркало, прошу заметить, там никогда не висело.

Он кивнул вверх, в сторону тёмной лестницы, где сквозь щели пробивался тусклый свет.

— Окна сами открываются. Молоко скисает за минуту. И голос… потусторонний, шепчущий из-под пола. Кто-то говорит — призрак. Кто-то — старая магия. Но суть одна: там неспокойно.

Он замолчал. За стойкой на миг стало тихо, как будто даже воздух затаил дыхание.

Вилл расправила плечи и улыбнулась — широко, чуть вызывающе.

— Проклятие, значит? Интересно.

— Я бы не рисковал, — сказал трактирщик. — Говорят, там кто-то… остался. Или не ушёл. Как хотите. Такое место обычно выбирает само, кого пускать, а кого нет.

— Тем более беру именно её, — перебила Вилл с широкой, непоколебимой улыбкой.

— Мы берём обе, — спокойно добавил Седрик, отсчитывая монеты. — если ты думаешь, что я оставлю тебя одну с… этим, — он выразительно кивнул в сторону потолка, — ты плохо меня знаешь.

Трактирщик помолчал, будто решая, стоит ли отговаривать. Потом пожал плечами:

— Лучше бы вам остановится там, где безопасно. Иначе выспаться вряд ли получится. Ну, дело ваше. Не говорите потом, что я не предупреждал.

* * *

Наверху Седрик первым вошёл в «нехорошую» комнату. Скрипнув, дверь нехорошей комнаты приоткрылась — нехотя, как старик, поднимающийся с лавки. Внутри было темнее, чем следовало бы, и прохладнее, так, словно здесь давно не топили.

В остальном комната — как комната. Две узкие кровати с грубыми, потрескавшимися спинками. Узкое окно, из которого видно только кусок крыши напротив. И стул — с заколоченной гвоздём ножкой, будто кто-то однажды устал падать. Всё было обычным… почти. За исключением воздуха.

Он казался слишком влажным. Тяжёлым. Будто стены медленно, незаметно дышали. А ещё — этот запах: лаванда, сладкая и навязчивая, словно кто-то вылил флакон дешёвых духов, надеясь заглушить что-то менее приятное.

— Первый раз вижу такую прыть, чтобы добровольно лезть в самую гущу возможных неприятностей, — хмыкнул Седрик, снимая плащ и медленно оглядываясь.

— А ты как думал? — отозвалась Вилл, присаживаясь на корточки у кровати. — Если загадка сама идёт в руки, то неприлично от неё отказываться.

Она принялась осматривать комнату: постучала по шаткому стулу, заглянула под кровати, открыла ящики комода один за другим, как будто искала тайник. Двигалась легко, с азартом, и выражением охотничьего любопытства на лице.

— И в чём, позволь узнать, твой план? — спросил Седрик, облокотившись на дверной косяк. Его голос звучал лениво, но взгляд не упускал ни одного её движения.

— Ну как же, — сказала Вилл, резко выпрямившись. — Дождёмся ночи, когда проклятие проявит себя, а потом прижмём его. Вместе.

— Прижмём? — переспросил он с кривой усмешкой. — Это и есть вся стратегия?

— Будем импровизировать, — она развела руками. — Это моя сильная черта. А твоя — хвост и когти. Тоже, думаю, сгодится.

Она задумчиво помолчала, накручивая рыжую прядь на палец.

— Возможно, плану немного не достаёт деталей, но ты только представь, как будет здорово, если у нас всё выгорит. Мы же тогда и в расследовании продвинемся, и в городе фурор произведём.

Седрик фыркнул, но, похоже, не возражал.

— Твоя проникновенная речь и дальновидность поражают до глубины души, — сказал он, опускаясь на стул. — Мне ничего не остаётся, кроме того чтобы подчиниться.

— Слова вроде правильные, но вот тон уж больно саркастичный, — насупилась Вилл. — Неужели ты не согласен?

— Не переживай, — он откинулся на спинку. — Разгребать последствия чужих опрометчивых и не в меру амбициозных решений, похоже, моё личное проклятие.

Свеча горела ровно, упрямо, будто комната пока не решалась играть в свои фокусы. Ветер за окном выл, цепляясь за ставни, но внутри всё оставалось подозрительно тихим.

Седрик откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, с видом человека, умеющего ждать. Вилл устроилась на кровати, поджав ноги и укутавшись в плащ. Некоторое время они молчали, пока она не сказала:

— Если мы прождём всю ночь, а ничего не произойдёт — это будет разочарование или облегчение?

— Разочарование, — ответил он, не задумываясь. — Я не люблю терять время впустую. Даже во сне.

— А я, наверное, всё же порадуюсь. Значит, хотя бы одна из всех этих дурацких легенд — просто сказка.

— Разве ты не любишь загадки?

— Люблю, — кивнула она. — Но только те, что можно разгадать. А не те, что зарываются под кожу и там остаются.

Ветер ударил в ставни сильнее, и свеча дрогнула. На мгновение в комнате стало темнее. Но ни голосов, ни теней не появилось. Пока.

Вилл затихла, глядя в пламя.

Седрик не торопил. Он просто молчаливо был рядом.

И вдруг она заговорила. Слегка приглушённо, будто делилась не воспоминанием, а тайной:

— Иногда мне снится, что я лечу. Не просто парю, а… будто вдыхаю это движение. Как будто у меня были крылья. Настоящие. Лёгкие и сильные. Я поднимаюсь выше, над деревьями, над горами, и знаю: я дома. Я — поток воздуха.

Голос её стал тише.

— И самое странное — это не сон. Я помню это чувство. В теле. В костях. Как будто раньше я могла. Просто взлететь. Без страха. Без усилия.

Она провела пальцами по плечу, будто там всё ещё чувствовалось нечто невидимое.

— Иногда… мне кажется, что они всё ещё там. Крылья. Просто… сложены.

Седрик молчал. Не потому что не верил — потому что слушал.

— А потом я просыпаюсь, — продолжила Вилл, — и чувствую тяжесть. Как будто мир стал теснее. И я — не та, кем была.

Она попыталась усмехнуться, но вышло грустно.

— Звучит безумно?

— Звучит… как что-то большее, чем просто фантазия, — тихо сказал он. — Может быть, даже слишком настоящее для сна.

Огонь потрескивал, отбрасывая на стены тени похожие на распахнутые крылья.

Она повернулась к нему.

— А у тебя? Есть что-то, к чему хотелось бы возвращаться? Может, какое-то особое место.

Седрик отвёл взгляд.

— Было. Давно, — ответил он. Голос — спокойный, почти рассеянный, как будто сам не заметил, что говорит. — Иногда вспоминаются обрывки. Слишком короткие, чтобы поверить, что это действительно было.

Он смотрел в окно — в мутное, тёмное стекло, за которым ветер трепал ветви, будто пытался вырвать из них признания. Говорил медленно, глухо, словно слова вытягивались из глубины, где давно лежали в забвении.

— Лестница, которая скрипит на третьей ступеньке. Солнечное пятно на полу. И чьи-то руки на моих плечах. Тёплые. Пахнущие… травами.

Он нахмурился и опустил глаза. Голос стал ниже, почти шёпотом:

— Иногда мне кажется, что был дом. Небольшой. За рекой. Там кто-то всегда ждал. И я знал, что можно вернуться. Но теперь всё, как в тумане. Я тянусь — и не дотягиваюсь.

Он замолчал. Затем с заметной горечью добавил:

— Всё, что помню наверняка — это стены замка. И то, как говорил: «Да, мой князь». Как будто оттуда и началась моя жизнь. Или… то, что от неё осталось.

Он почувствовал её взгляд. Медленно повернул голову. Их глаза встретились — и задержались. Дольше, чем нужно. Дольше, чем безопасно.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — тихо сказал он. — Пока мы не выясним, что с нами происходит.

— А если то, что мы узнаем, нам не понравится? — спросила Вилл, почти шёпотом, как будто боялась нарушить тишину между ними.

Седрик задумался. Губы дрогнули в полуулыбке — слабой, неуверенной.

— Тогда… тем более не стоит.

— А может, наоборот? — она приподнялась на локтях, полуобернувшись к нему. — А если это всё, что у нас есть? Всё, что нам отведено?

Он хмыкнул — коротко, глухо, без радости. А затем посмотрел на неё прямо, без привычной иронии.

— Ты то отталкиваешь меня, то теперь тянешь ближе. Нельзя так поступать с тем, кто уже слишком сильно в тебе нуждается.

Щёки Вилл вспыхнули. Она села, обхватив себя руками, будто пытаясь сдержать что-то внутри.

— Прости. Я… сама себя не понимаю.

Выдохнула.

— Но одно знаю точно: сидеть рядом и смотреть на тебя, не имея права прикоснуться — вот настоящая несправедливость.

Седрик усмехнулся. В его глазах мелькнуло прежнее ехидство.

— Не знал, что тебя так заводят проклятые комнаты, — заметил он — Возьму на заметку.

Она уже собралась ответить, но в этот момент воздух в комнате стал гуще, словно ночь сама втянула в себя дыхание. Всё будто замедлилось. Свеча качнулась — не от сквозняка, а от чего-то… невидимого.

А потом из-под пола, будто с самой нижней ступени старой лестницы, донёсся скрип. Едва слышный. Но живой.

Вилл вздрогнула. Резко повернулась — и успела заметить, как у подоконника что-то мелькнуло. На миг проступила чужая тень — как вздох чего-то, что вынырнуло и снова затаилось в ночном мраке.

Схватив первое, что попалось под руку — горшок с засохшим цветком — она вскочила, подняв его над головой.

— Кто здесь?! Выходи! Живо!

Сердце колотилось где-то в горле. Она судорожно переводила взгляд с одной стены на другую, с пола на оконный откос. В комнате не было никого… но это «никого» было слишком отчётливо.

А Седрик… всё ещё улыбался. Почти весело.

— Сейчас не время для шуток! — рявкнула она на него, чувствуя, как горшок начинает скользить в вспотевших ладонях.

— А я и не шучу, — спокойно ответил он и его змеиные глаза сверкнули золотом.

Его силуэт начал меняться — медленно, с безмятежной хищной грацией. В свете свечи за его спиной тень потянулась по стене, вытягиваясь вслед: плечи расширялись, пальцы удлинялись, а из них вытянулись длинные острые когти.

Одним движением он скользнул к шкафу и рывком перевернул его набок, обнажая пространство за ним.

— У нассс тут незваный госссть, — прошипел он, в голосе скользнула звериная насмешка.

Из-за шкафа, вцепившись в щель между досками, попыталось улизнуть нечто мелкое и юркое. Но Седрик метнулся вперёд с поразительной скоростью и, словно выдернув из воздуха, поднял над полом существо, сжав его за капюшон.

— Пожалуйста! — пискнуло оно. — Умоляю! Только не убивайте! Грюнтл всего лишь хотеть напугать! Это ж таверненная традиция — пугать приезжих! Грюнтл мирный! Мирный!

Вилл, всё ещё с горшком в руках, растерянно смотрела на это зрелище.

— Это… гоблин?

— Нет, — буркнул Седрик. — Это всего лишь обычный паслинг.

— Просто паслинг?! — обиженно взвизгнул пойманный. — Грюнтл настоящий, сертифицированный, полноправный межмировой проводник. Просто… с нюансами.

— Какими ещё нюансами? — подозрительно спросила Вилл.

— Ну, порталов поблизости уже с год не видать! Грюнтл остаться без работы. А жить-то надо!

Проводник беспомощно развёл руками, насколько позволял захват Седрика.

— Вот Грюнтл и придумать план: пугать приезжих, чтобы те убегать посреди ночи, а Грюнтл… аккуратно собирать оставленное добро. Сапоги, фляги, один раз даже тёплый шарф! А потом вообще ничего криминального. Честная торговля на рынке.

— Ты пугал людей до полусмерти, чтобы воровать у них сапоги и чайники? — уточнила Вилл.

— Не до полусмерти! Только до лёгкой седины! — проводник захныкал. — И только если они сами были уж очень доверчивые!

Он жалобно хлюпал носом. Седрик покачал головой:

— Всё хуже, чем я думал.

Потом он повернулся к Вилл, всё ещё стоявшей с горшком в руках:

— А ты, кстати, что собиралась с этим делать? — он кивнул на цветочный горшок. — Устрашающий бросок? Или внезапное озеленение противника?

Вилл фыркнула, пытаясь незаметно поставить «оружие» обратно на тумбочку:

— Я, кажется, уже упоминала, что бой импровизированным оружием — моя сильная черта.

Седрик усмехнулся, качнув плечами:

— Справедливо.

— Слушай, а вот нашего неожиданного соседа, можно очень удачно использовать, — сказала Вилл. В её голосе зазвучала деловая решимость. — У нас к тебе предложение.

— Только не сдавать проводника трактирщику! — взвизгнул проводник, ещё болтавшийся в когтях. — Он подвесить Грюнтла за уши к стене!

— Жалование, — спокойно продолжила Вилл, не обращая внимания на вопли. — За сотрудничество.

Грюнтл застыл. Моргнул. Потом чуть приподнял брови — или то, что у него вместо них.

— Что?

— Раз уж ты проводник, то значит должен хорошо чувствовать трещины в пространстве. Ощущать и находить нестабильные зоны.

— Чувствовать-чувствовать трещины! Носом! — он гордо ткнул себя в болотно-зелёный пятачок. — В старой мельнице, южнее города — прям бурлит. Воздух дрожит, щекочет уши, пахнет… как гроза. Но наоборот.

Вилл навострилась:

— И как давно ты это чувствуешь?

— Эээ… дня три назад. Или семь. Или месяц. В шкафу тяжело следить за временем!

— В таком случае будешь нас проводить в такие места, за небольшое вознаграждение. Взамен — никаких «буу», никаких исчезающих вещей. Только честная работа.

Седрик тяжело вздохнул и опустил проводника на пол, но пока не выпускал капюшон.

— И да. Не воровать, — добавил он. — Даже если оно лежит само и без присмотра.

— Даже тогда? — простонал Грюнтл, будто услышал о закате всей своей цивилизации.

— Даже тогда, — твёрдо сказала Вилл.

— Ладно… — буркнул проводник и, понуро повес уши, добавил: — А кормить будете?

— Если будешь молчать во время еды, — бросила она, устало закутываясь обратно в плащ.

— Согласен!

Проводник крадучись, всё ещё не веря своему счастью, вернулся на своё насиженное место.

— Только не передумайте насчёт жалования!

— Утром пойдём — проверим, — сказала Вилл. — Но если окажется, что ты врёшь…

— То страшная змеюка меня проглотит. Да-да. Уже запомнил.

Седрик, уже превратившийся в человека, закатил глаза.

Грюнтл довольно потер руки:

— А раз уж я больше не мешаю… Можно Грюнтлу остаться тут? Ночевать? Здесь уютненько. Грюнтл, между прочим, специально всё украшать лавандой! Ни один уважающий себя проводник так не заморачиваться! Все эти грязнули жить на свалках и в мусоре. А Грюнтл — эстет!

Седрик посмотрел на него с непередаваемой смесью усталости и отстранённого интереса.

— Спи где хочешь, — сказал он наконец. — Я иду во вторую комнату. Проклятье здесь уже снято, а её дурная слава гарантирует, что никто и близко не подойдёт. У вас с Вилл будет тишина до утра.

Он забрал дорожный плащ с крючка и нажал на ручку двери.

Вилл привстала на кровати, чувствуя разочарование.

В присутствии Седрика ей было по-настоящему спокойно. Как будто всё, что происходило, даже опасное, было хотя бы объяснимо, пока он рядом. И ей невыносимо не хотелось оставаться одной в ночном мраке, где в высоте темного неба расползались неизведанные магические трещины.

Она набрала воздух, собираясь что-то сказать. Позвать. Остановить.

Но перед глазами встал его взгляд — тот самый, тяжёлый и честный, после слов:

«Нельзя так поступать с тем, кто уже слишком сильно в тебе нуждается».

И всё внутри сжалось. Вместо заготовленной фразы она сказала тихо, почти неслышно:

— Спокойной ночи, Седрик.

Он обернулся, кивнул коротко.

— И тебе.

Седрик шагнул за дверь, мягко прикрыв её за собой, и тихой, едва различимой поступью — будто всё ещё нес на себе остаток змеиных черт — двинулся по коридору.

Вилл откинулась на подушку. Несколько минут она лежала, уставившись в потолок, где от пламени свечи плясали зыбкие, будто жидкие тени. Они текли по деревянным перекрытиям, будто что-то затаившееся ползло сверху вниз.

Ночная тишина снова стала… слишком глубокой. Слишком плотной. Где-то за пределами таверны, на самой кромке слышимости, мир по-прежнему трещал по швам — шептал и шевелился.

Лаванда, прежде даже немного приятная, теперь казалась приторной, навязчивой. Тишина становилась плотнее, и какой-то странно густой.

Вилл села на кровати, машинально потирая горло. Глубоко вдохнула.

Грюнтл, свернувшись клубком на подушке у ножки стола, спал, прижав к себе чью-то потерянную варежку.

Окно было совсем чёрное, словно за ним не было улицы, только насыщенная, тягучая тьма.

Вилл свесила ноги, коснулась босыми ступнями холодных гладких половиц. Каждое движение казалось одновременно естественным и чужим.

Пальцы нащупали дверную ручку. Потянули. В ночной тиши, жадно поглощающей звуки, даже петли не скрипнули.

Коридор за дверью был длиннее, чем она помнила. Тянулся и тянулся, как вытянутый вдох. Слишком тёмный. Слишком тихий.

Вилл двинулась вперёд, осторожно, медленными аккуратными шагами.

Картины на стенах были незнакомыми.

Силуэт, рассыпающийся в стаю ворон.

Лестница, уходящая в небо. Собственное лицо, но со странными, чужими глазами. Лицо смотрело прямо на неё, словно знало что-то, неведомое ей.

Ещё шаг. Рука сама потянулась к двери. Старой, деревянной, с выщербленной ручкой. Она всем сердцем чувствовала, что ей туда нужно.

Дверь открылась.

В проёме стоял он. Седрик.

Настоящий. Чуть взъерошенный, в рубашке нараспашку. За его спиной лился холодный лунный свет, серебряный и безучастный, но слишком слабый, чтобы рассеять вязкий полумрак комнаты.

Он смотрел на неё прищурившись. Его золотые глаза с вертикальными зрачками блестели в темноте.

— Сссс чего тебе так нравитссся нарушать моё ночное спокойссствие? — прошипел Седрик, наклоняясь ближе. Раздвоенный язык, шелестящий, как тонкий шёлк, скользнул у самого её уха, едва коснувшись кожи.

Вилл приоткрыла губы, делая вдох, и поцеловала его.

Холодные пальцы аккуратно сжали её плечи. Он притянул её к себе, углубляя поцелуй. В следующее мгновение его руки обвили её спину. Он утягивал её вглубь комнаты, в сумрак, как в логово.

И она не сопротивлялась.

Она хотела этого. Хотела, чтобы он увлёк её. Забрал с собой. Вся эта густая тьма вокруг больше не вызывала страха. Только манящее тягучее притяжение, как будто мрак сам знал, чего ей не хватало, и наконец предложил забыться.

Сердце билось в горле, когда она завела пальцы под его рубашку. Его кожа — прохладная, гладкая, едва подрагивающая от дыхания и прикосновений. Она вела ладонями медленно, почти благоговейно, изучая каждый изгиб, каждую линию, будто пыталась запомнить.

Седрик нежно коснулся её щеки. Его язык, тонкий и раздвоенный, легко скользнул по её шее, затем задержался на ключице.

Вилл дрожала. Не от страха. Не от холода. От всего, что нарастало внутри, от чувств, в которых она тонула, захлёбываясь.

Ветка дерева снаружи ударила в стекло. Луна мягко лилась в комнату, отражаясь на их коже, скользя по изгибам, по касаниям, по теням, отбрасываемым их телами.

Вилл ощутила как внизу живота разливалось тянущее тепло. Снова ощутив нехватку кислорода, она жадно попыталась вдохнуть и проснулась.

Ветка дерева всё также стучала в стекло. Свеча потухла. Грюнтл посапывал под столом, изредка подёргивая ногой. Больше в комнате никого не было.

Утро наступило тихо. Лаванда почти выдохлась, а сквозь приоткрытое окно с улицы тянуло прохладой и ароматом свежеиспечённого хлеба.

Грюнтл, всё так же лежавший под столом, внезапно проснулся, приподнялся и зашептал заговорщицки:

— Эй. Грюнтл обещать, что пойти с вами. И Грюнтл следовать своим словам. Но сначала ему нужно позавтракать.

Он вытянул лапу и протянул блестящую пуговицу.

— Может, добрая госпожа приносить чего-нибудь? Ну, знаешь… съестного? Вкусного? И тогда весь комплект держалок — только ей одной.

Вилл улыбнулась, взяла пуговицу и потянулась.

— Не умирай тут с голоду. Я скоро.

Она спустилась по скрипучей лестнице, легко ступая по знакомым доскам, и оказалась в главном зале таверны. В золотистом рассветном солнце она уже не выглядела такой жуткой, как вчера в ночи.

И первым, кого она увидела, был Седрик.

Он уже был полностью собран: изумрудный плащ, аккуратно уложенные волосы, серьёзный вид. Сидел нога на ногу у окна, лениво потягивая из глиняной чашки травяной отвар, как будто так начинал каждый свой день.

Рядом восхищённо замер владелец таверны, у которого лицо было смесью искреннего потрясения и плохо скрытого благоговения.

Когда к столику подошла Вилл, взгляд трактирщика округлился ещё больше.

— Это… это просто невероятно! — пробормотал он. — Я думал, вы как минимум наполовину исчезнете или утром сойдёте с ума… Но вы выглядите… вполне…

— Живыми, — подсказала Вилл, опускаясь на скамью.

Седрик отставил чашку, глядя на трактирщика с абсолютно серьёзным выражением пояснил:

— Комната была запечатана древним и нестабильным заклинанием. В какой-то момент один из постояльцев обронил магический артефакт, который попал в пространство его влияния и срезонировал таким образом, что вызвал помехи, которые наблюдали все, кто останавливался на ночь. Удивительно, что источник кошмаров не обнаружили раньше.

Он улыбнулся, почтительно указывая на Вилл:

— К счастью, моя спутница — специалист по такого рода искажениям. Разобралась за ночь. Даже без ущерба для конструкции. Проклятье устранено. Комната больше не представляет опасности.

Трактирщик смотрел то на Седрика, то на Вилл, потом снова на Седрика.

— Так… вы хотите сказать, что она…

— Искусная ведьма, — подтвердил Седрик с лёгким наклоном головы. — Пожалуй, одна из лучших.

— Ну надо же, — выдохнул трактирщик, глядя на Вилл с новым трепетом. — Я… конечно, это ничтожная малость, но я буду безмерно благодарен если вы отведаете наш скромный завтрак.

Он метнулся к кухне, и через пару минут вернулся с подносом, на котором громоздилось такое количество съестного, что можно было накормить целую деревню. Яичница с травами, свежие булочки, горшочек мёда, три вида сыра, запечённые яблоки и, кажется, тушеный кролик.

— За счёт заведения. За самоотверженность. И… и за магию.

— Спасибо, — сказала Вилл, заметно смутившись, но старательно делая вид, что такой приём для неё, нечто в порядке вещей. — Это будет уже чересчур. У нас есть с собой припасы.

— Госпожа ведьма слишком добры, — чуть не прослезился трактирщик. — Позвольте хотя бы заказать балладу о рыжеволосой волшебнице, которая храбро сняла проклятье!

Вилл едва не выронила чашку.

Поддерживать невозмутимость у неё получалось куда хуже, чем у Седрика, который, похоже, искренне наслаждался её неловкостью.

— Пожалуйста, давайте обойдёмся без баллад, — закашлялась она. — Это было… не так уж и опасно.

С трудом выпроводив растроганного тавернщика, Вилл устроилась за столом, разламывая тёплую булочку и медленно намазывая мёд. Затем покосилась на Седрика, всё с тем же ленивым видом потягивающего чай.

— Мог бы сказать, что колдун — это ты, — пробурчала она. — Вроде сделал доброе дело — прикрыл нашего нового знакомого, но не поиздеваться всё равно не смог?

— Как же я могу забрать даже толику славы великой колдуньи? — невинно улыбнулся он. — Я всего лишь имею честь быть её скромным спутником.

— Похоже, колдунье следовало быть избирательнее при выборе сопровождающих, — пробормотала Вилл и недовольно потянулась за вилкой. Потом, не удержавшись, легонько пригрозила ею Седрику.

Он только лениво пожал плечами и долил себе ещё травяного отвара.

— Как спалось?

Она поперхнулась яблоком.

— Что?

— Ночь прошла спокойно? — Седрик взглянул на неё поверх чашки. — Никто больше не беспокоил?

Вилл моргнула. В голове вспыхнуло сразу: холодные пальцы на плечах, тонкий язык, дыхание у шеи, лунный свет… тяжесть рук. Вкус. Прикосновения. Всё было слишком реально.

— Н-никто… всё… нормально, — выпалила она чересчур поспешно и уставилась в тарелку. Затем залила булочку мёдом с таким рвением, будто пыталась утопить в нём и сон, и память, и себя саму.

Седрик спокойно кивнул и вернулся к еде. Похоже, в этот раз он действительно не иронизировал, а просто поинтересовался из вежливости, чтобы поддержать разговор.

Вилл сглотнула. Похоже, у него вообще не было никаких… видений. Или он просто отлично держит лицо.

Она откусила кусочек булочки и почувствовала, как щеки снова заливает жар.

Что это вообще было? Магический дурман? Иллюзия? Проклятье? Или…

Или это была её фантазия. Яркая, жутко правдоподобная и совершенно безумная. И если он… если вдруг он это почувствовал хоть каплю того, творилось у неё в голове — она умрёт. Тут же. Просто сгорит заживо от стыда.

Вилл покосилась на него. Седрик безмятежно помешивал ложкой горячий отвар. Внешне он выглядел совершенно как всегда. Сдержан, собран, и до невозможности спокоен.

Если бы ему примерещилось то же самое — разве он не выдал бы себя хотя бы чем-то?

Вилл снова покачала головой, будто пыталась стряхнуть эти мысли. Бесполезно.

— Я… пожалуй, пойду, — буркнула она, завернув в салфетку несколько булочек и пару яблок. — Надо проверить, не умер ли кто-нибудь наверху с голода и сдержал ли это кто-то своё обещание.

Седрик даже не поднял головы, только мягко отозвался, разрезая яблоко:

— От пары лишних минут без еды ещё никто не умирал.

Но Вилл уже вскочила, отодвигая стул.

— Вот и проверим, — бросила она через плечо и почти убежала, будто надеялась, что быстрый шаг поможет унести с собой смущение, воспоминания и глупые мысли.

Седрик, оставшись за столом, расслабленно допил чай. Затем нахмурился, отгоняя какую-то мысль, и с лёгким вздохом откинулся на спинку стула.

— Похоже, что-то в этом месте, и правда, проклято, — пробормотал он себе под нос.

* * *

Вилл застёгивала ремешки на сумке, когда услышала, как дверь скрипнула, и в комнату заглянул Седрик. На нём всё тот же плащ, а на губах — еле заметная усмешка.

— Ну что, ведьма, готова к новым подвигам? Или тебе нужно ещё немного времени, чтобы зарядить боевой артефакт? — он кивнул в сторону горшка с цветами, мирно стоящего у окна.

Вилл фыркнула:

— Очень смешно. Завидуешь, потому что сам не владеешь техникой боя подручными средствами?

Она взяла горшок и торжественно вручила его Грюнтлу.

— Вот, держи. Можешь взять с собой, только пользуйся с умом.

Грюнтл ахнул, прижал горшок к груди и сияющими глазами уставился на Вилл:

— У Грюнтла теперь свой первый магический артефакт!

Седрик лишь покачал головой:

— Если этот день закончится без травм, я сочту это чудом.

— У тебя просто нет чувства прекрасного, — отозвалась Вилл и взяла сумку. — Всё, мы готовы.

Грюнтл уже маршировал к двери, гордо неся горшок, как легендарное оружие.

— Мы идём пешком? — уточнила Вилл, догоняя его.

Седрик кивнул:

— Мельница, судя по карте, недалеко от города. Управимся за полчаса, так что лошадь пока не понадобится. К тому же у животных эта магическая аномалия явно вызывает панику.

— Да, не хотелось бы потерять ещё одну, — согласилась Вилл, накидывая дорожный плащ. — Грюнтл, а ты как?

Она кивнула на проводника, который деловито перепроверял маршрут, сверяясь с картой, при этом не выпуская горшок из рук.

— Я готов к любой угрозе, — заверил он.

Седрик хмыкнул:

— В этом путешествии только одно вызывает у меня тревогу. То, что я постепенно начинаю воспринимать всё это как норму.

— Добро пожаловать в команду, — подмигнула Вилл.

Они вышли за порог, и солнечное утро встретило их ярким светом и свежестью — обманчиво спокойным началом дня, в котором за каждым поворотом могло скрываться нечто куда менее мирное, чем изобретательный паслинг.

* * *

Старая мельница возвышалась над ними, скрипучая и перекошенная, как будто её уже много лет никто не трогал. Лопасти застыли в неловком наклоне, обросшие мхом и паутиной.

— Вот она. Трескается, как башка лурдена на экзамене по этикету, — пробурчал Грюнтл, притирая к виску свою драгоценную посудину. — Дальше — на ваш страх и риск, дамы и змеи.

А за мельницей — воздух ломался.

Он дрожал, как над раскалёнными углями, — волнами, вспышками, будто что-то невидимое разрывает ткань мира. Свет искривлялся, формы текли, и в какой-то миг становилось сложно сказать, где заканчивается пейзаж и начинается что-то… другое.

Трещина висела, рассекая пространство, как вспоротый шов в гладкой ткани мира. Изломанная, чуть искривлённая линия, мерцающая бледным светом. Её края переливались, как ртуть, иногда словно затягивались обратно, а иногда — дрожали, как натянутая струна. Воздух рядом казался плотнее, гуще, будто насыщен магией или чем-то, что только притворяется магией.

Иногда от трещины пробегал световой импульс — резкий, едва уловимый, как искра в темноте. Словно нечто по ту сторону хотело прорваться… или наоборот, держало границу изо всех сил.

Вилл почувствовала, как трещина словно дышит, зовёт её, не словами, а чем-то более древним и глубоким. Её тянуло к ней, как к теплу в ледяную бурю, как к голосу, которого не слышала, но знала всю жизнь.

Она протянула руку не в силах противостоять чужой воле. Пальцы дрогнули и коснулись искажённого воздуха.

Трещина вспыхнула.

На миг всё вокруг озарилось ослепляющим светом, и затем наступила тьма. Что-то схватило её изнутри, из самой груди, и потянуло вверх, прочь.

Резкий, ломкий рывок. Мир под ногами распался на лоскуты, как старая ткань.

Лес расплывался, превращаясь в бесформенные кляксы. Мельница разваливалась на части, осыпаясь чёрным прахом. Звуки исчезли. Осталась только странный, гулкий звон в ушах.

Вилл хотела закричать, но не ничего не вышло. Она не знала, где она. Кто она.

И только голоса откуда-то издалека пробивались сквозь пустоту:

«Вилл! Очнись!»

«Бабушка, кажется, она шевельнулась! Что нам делать?»

«Получилось до неё достучаться?»

«Ирма, прекрати толкаться!»

«Эй, ты нас слышишь? Вернись!»

«Мы тебя обязательно вытащим, поняла? Только держись!»

Голоса были ей незнакомы. Память вновь ничего не могла нащупать. Но сердце замерло, как будто в них было что-то важное. Очень родное.

И в следующую секунду — резкий вдох.

Вилл распахнула глаза, как будто вынырнула из-под воды. Легкие обожгло воздухом, грудная клетка сжалась от боли и неожиданного возвращения.

Сначала она не поняла, где находится. Под пальцами — мягкая трава. Над головой — неестественное небо цвета выцветшего пергамента, искривлённое, словно кто-то с усилием согнул реальность, но не сумел вернуть её обратно.

А потом она ощутила: её кто-то держит.

Седрик.

Он сидел на коленях, прижав её к себе так крепко, будто боялся, что малейшее движение — и она снова исчезнет. Он не просто обнимал её, а вцепился всеми силами, как в единственную оставшуюся истину. Его руки дрожали. Грудь тяжело вздымалась. Он уткнулся лбом в её волосы, как будто не смел поверить, что она здесь.

— Ты была… ты исчезала… — прошептал он, хрипло и глухо. — Ты просто начала растворяться у меня в руках. Я звал тебя, но ты не слышала. Ты уже не дышала. Я думал…

Он замолчал, потому что голос сорвался.

Она никогда не видела его таким. Настолько живым. Настолько уязвимым.

Седрик медленно отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, но не отпустил. Ладони остались на её спине — твёрдые, дрожащие, будто якоря, удерживающие её здесь, в этом мире.

— Если бы ты не вернулась… — он не договорил. Только покачал головой и выдохнул.

— Тебе нельзя идти дальше. Эти трещины — не просто магические сбои. Пока они растут… тебе нужно держаться подальше. Это слишком опасно.

Он всё ещё не выпускал её, словно не был уверен, что угроза действительно миновала.

Вилл подняла руки и обняла его в ответ. Потому что знала: сейчас это нужно им обоим.

Седрик вздрогнул и прижал её ещё крепче. Его пальцы сильнее сжали ткань плаща.

Вилл закрыла глаза. Она чувствовала, как напряжение в его плечах постепенно уходило — уже не острое, а словно затухающая боль после ожога.

— Всё хорошо, — прошептала она. — Я здесь. Всё в порядке.

И вдруг снова резким всполохом мелькнуло новое воспоминание.

Другой Седрик. Другая она.

Всё было почти так же — он держал её, боялся за неё. И там он был не врагом. А кем-то… кто заботился.

Вилл медленно вдохнула. Тепло от его плеча, тяжесть его ладоней, едва слышный, неравномерный ритм дыхания — всё было слишком живым, слишком знакомым.

— Это уже было. Я не помню когда. Не помню где. Но… ты держал меня. Ты был рядом. В каждом из миров.

Седрик застыл, не сводя с неё глаз. Потом медленно выпрямился. В его движениях вновь появилась привычная собранность, словно доспехи один за другим защёлкнулись на место.

— Что бы это ни было… кто бы ни был этот «другой я» — мы разворачиваемся. Едем обратно в замок. Должен быть способ всё остановить. Я буду просить Фобоса… да хоть бы и Оракула: достану из под земли остатки мятежников, заставлю их открыть врата в Заветный город…

Он говорил резко, точно отдавая приказы самому себе. С каждым словом голос креп, спина распрямлялась, выражение становилось всё собраннее — как будто он возвращал себе контроль по кирпичику.

Седрик отряхнул плащ, протянул Вилл руку, помогая подняться — мягко, но решительно. На мгновение сжал её пальцы, и его потемневший взгляд скользнул по ней в последний раз, перепроверяя, не пропустил ли он чего-то важного, чего-то, что мог бы исправить, если бы только заметил. И только после этого отпустил. Лицо осталось непроницаемым. Он вдохнул, словно ставя точку — и проговорил негромко, с опасной, безупречно выверенной решимостью:

— Я не позволю тебе снова исчезнуть.

Пауза повисла тяжёлая, как сдержанный выдох.

Вилл мягко отстранилась.

— Я знаю, ты хочешь остановиться, — тихо проговорила она. — И я понимаю почему. Но если трещины связаны со мной или же тянутся ко мне, они всё равно найдут. Хоть я спрячуcь в самых глубоких подземельях.

Она сделала паузу.

— А сейчас у нас есть шанс. Найти источник. Пройти этот путь самим, пока он ещё не выбран за нас.

Седрик молчал. Лицо было напряжённым, дыхание неровным, будто он боролся не с логикой, а с собой.

Вилл смотрела прямо на него. Голос стал почти шёпотом:

— Только… если мы пойдём дальше, тебе стоит быть готовым к тому, что я и правда могу быть причиной всего этого.

Она опустила глаза.

— Я стараюсь быть готовой. И тебе тоже придётся. Чтобы, если всё окажется именно так… мы знали, что делать.

Слова её были не вызовом, а доверием.

Он не ответил. Лишь чуть дёрнул щекой, сжал челюсть. Затем перевёл взгляд на трещину — как будто в ней, а не в себе или в Вилл, надеялся найти ответ.

Но кивнул. Медленно. Едва заметно.

В тишине что-то глухо загудело.

Грюнтл стоял чуть поодаль, прислонив ухо к треснувшему воздуху.

— Эм… леди, господин… кажется, трещина дышит обратно. Это плохо. Это очень плохо.

Он медленно попятился назад и сжал горшок, будто тот мог его защитить.

— Если раньше она тянула внутрь, то теперь, похоже, что-то хочет посмотреть на вас. И оно Грюнтлу очень не нравится.

Вилл и Седрик переглянулись.

Трещина больше не просто зияла. Она наблюдала. И тишина вокруг уже не казалась нейтральной — она прислушивалась.

— Пора уходить, — тихо сказал Седрик.

Они свернулись с места почти беззвучно. Грюнтл торопливо засеменил следом, прижимая горшок к груди, как ребёнка.

И в следующий миг древняя мельница осталась позади. А впереди, только дорога и шепчущий ветер, в котором что-то всё ещё звенело… как предчувствие.

Лес становился гуще, будто сжимался вокруг них, превращаясь не просто в чащу, а в застывшее ожидание. Солнце медленно опускалось к горизонту, и его мягкий свет пробивался сквозь листву, подхватывая пылинки, парящие в тёплом воздухе. Пахло сухой корой, пожухлой травой, чем-то неуловимо знакомым, словно из сна, который уже не получается вспомнить, но пока не хочется отпускать.

Они шли по тропе, усыпанной прошлогодними листьями, и каждый шаг Вилл словно отзывался шорохом в её мыслях.

Проводник шёл впереди, нюхая воздух, как пёс, разыскивающий след. Каждый раз, когда ветер менялся, он морщился и бормотал что-то вроде: «Фу ты, и там тоже жуть…»

Седрик шёл позади неё — ближе, чем обычно, но всё ещё на грани уважительной дистанции. Не прикасался, не звал просто держался рядом, как тень, готовая подхватить, если она снова оступится в пустоту.

Вилл брела молча, машинально теребя край рукава, словно бы это могло успокоить дрожь в пальцах. Трещина не только потрясла — она будто что-то вытащила наружу. Что-то, что должно было остаться скрытым.

— Там пахнет чарами. Не как трещина, а как волшебство, — буркнул Грюнтл, внезапно остановившись и ткнув носом в сторону боковой тропинки, заросшей кустами. — Будете смотреть?

Седрик только кивнул — напряжение в его плечах ещё не улеглось.

— У Грюнтла перекус перед ужином. А вы изучать, что хотеть или присоединяться!

— Это волшебство, оно враждебно? — спросила Вилл.

— Нет, совсем не как у мельницы. Тут очень спокойно. Как раз для хорошего перекуса, — проводник уже развернул свёртки с едой из щедрых даров хозяина таверны.

Через заросшую рощу и петляющую тропинку, усыпанную опавшими лепестками, они поднялись к забытому храму, утонувшему в зелени.

Он не выглядел заброшенным, а, скорее, уснувшим. Природа заботилась о нём, принимала в объятия, будто возвращала к себе.

Полукруглые арки, оплетённые диким виноградом. Мозаики, сквозь которые прорастала трава. Каменные своды были покрыты мхом и лишайником. В трещинах пробивалась трава и крошечные голубовато-белые цветы. Солнечные пятна скользили по плитам, как медленные капли тепла. Всё здесь казалось умиротворённым.

Седрик замедлил шаг. Его взгляд мягко скользил по руинам. В памяти шевелилось что-то давно забытое.

— Один из древних храмов нагов… Я не думал, что такие ещё где-то сохранились.

— Ты знал об этом месте?

— Я… помню его. Отрывками. Меня приводили сюда, когда я был совсем ребёнком, — он провёл ладонью по узору на камне. — Мама говорила, что этот храм — один из древнейших. Старше всех дворцов на Меридиане. Он стоял здесь, когда людей ещё не было.

Он вдруг наклонился к краю тропинки, сорвал тонкий цветок с мягкими, слегка завивающимися лепестками. Повертел его в пальцах, разглядывая.

— Эти цветы… их вплетали в волосы. Кажется, это было частью какого-то гадания. Я уже не помню, зачем именно, но из всего, что здесь происходило, в памяти остались именно они. Наверное, потому что были красивые.

Седрик повернул голову к Вилл.

— Хочешь?

Вилл кивнула с лёгкой улыбкой.

— Давай. Только не обещаю, что он не сбежит. Волосы у меня совсем короткие.

— Попробую уговорить его остаться.

Седрик подошёл ближе и бережно вплёл цветок в алую прядь у её виска. Его пальцы будто знали, что делать — неуверенно, но точно, как у человека, играющего по памяти мелодию, которую давно не слышал.

И внезапно — вспышка.

Тёплые руки. Голос, поющий что-то на древнем, давно забытом наречии. Он — совсем маленький, убаюканный на плече, тянется к венку из таких же цветов.

Женщина смеётся и снимает венок, осторожно укладывает его на его голову.

— Понравился? Держи, мой маленький ужик. Похоже, духам ты тоже приглянулся.

Он не помнил её лица. Не помнил, был ли это сон или утро, пролитое солнечным светом на камни. Но её голос — остался. И то, как она замерла на миг, увидев, что венок заискрился в отблеске, будто бы действительно что-то увидела.

Поняла.

Что-то такое, что не обсуждают вслух — чтобы не спугнуть.

Счастливый знак. Предвестие удачи. Судьбы, отмеченной духами.

Седрик едва дышал. Потом опустил руку, не касаясь волос Вилл, словно боялся разрушить то, что получилось.

— Подходит тебе, — тихо сказал он. — Как будто ты всегда его носила.

Они вошли под своды. Там, где стены образовывали круг, стояли три каменных постамента — гладких, покрытых узорами, похожими на завитки чешуи. Оттенки серого и зелёного перетекали друг в друга, как ручей в мху.

Седрик остановился на краю круга.

— Здесь проводили простой обряд. Ничего грандиозного, но тогда он казался важным. Это было вроде представления духам, чтобы они запомнили твоё имя и не отвернулись.

Он на секунду отвёл взгляд, будто пытаясь разглядеть то, что когда-то было здесь.

— В детстве это ощущалось почти как игра… но взрослые относились к нему совсем иначе.

— Можно попробовать? — спросила Вилл.

— Если хочешь. Просто прикоснись и… говори. Или молчи. Как сама почувствуешь. Здесь нет конкретных правил.

Седрик отступил назад, не приближаясь к алтарям. К своему камню он не подошёл. Он не верил в богов, не ждал от духов благословения. Но почему-то — не хотел мешать ей.

Вилл шагнула вперёд. Камень был тёплым, как будто хранил тепло чужих прикосновений. Её пальцы легли на него легко, почти с доверием. Она закрыла глаза.

И в тот же миг храм будто задышал.

Ветер прошёл сквозь него — не порыв, не сквозняк, а движение воздуха, древнее, как само место. Он коснулся её лица, играл с прядью, в которую был вплетён цветок. Но не сорвал его. Только качнул — и оставил на месте. Будто признал.

Седрик затаил дыхание.

Он почувствовал: храм дышит. Смотрит. Принимает.

Он отмахнулся от этой мысли. Почти сразу. Но внутри стало по-детски тихо и тепло — так, как бывает, когда возвращаешься домой после долгой дороги.

Будто она действительно вошла в его мир. И он сам, без слов, открыл для неё дверь.

Когда Вилл открыла глаза, в храме уже почти не было света. Солнечные пятна ползли по плитам, растворяясь, как золото в воде. Тень от арок легла им под ноги, мягко, безмятежно.

И вдруг, почти не задумываясь, Седрик сказал:

— И как после этого ты можешь думать, что несёшь этому миру разрушение?

Вилл обернулась. В её взгляде отразилось удивление — не тревожное, а тихое, как будто в ней только сейчас начали складываться разбросанные кусочки.

Седрик шагнул ближе. Говорил тихо, но с твёрдостью, что не нуждалась в доказательствах:

— Ты — часть этого мира. Даже если он трескается по швам. И ты не угроза. А одна из причин, по которой он ещё держится.

Они смотрели друг на друга, пока день медленно стекал по стенам храма.

И в этой тишине — древней, как сама земля, — казалось, всё наконец стало на свои места.

Они были в пути уже не первый день. Лес сгущался с каждым шагом — деревья становились выше, стволы толще, а кроны сплетались так плотно, что солнечный свет пробивался только редкими пятнами. Дороги здесь становились всё хуже, а деревень всё меньше. Жизнь, казалось, сама отступала от этих мест, оставляя после себя только ветер, пыль и воспоминания.

Вилл снова ехала верхом на молодой, рыжей кобыле, которую удалось найти в последнем селении, где они ночевали. Грюнтл устроился у неё за спиной, как маленький, но цепкий рюкзак, время от времени хлюпая из фляги и жалуясь на комаров.

Он то и дело принюхивался, вскидывал нос и морщился:

— Пахнет… как-то вяло, будто воздух сам не знает, живой он или нет. Не нравится мне это. Там, на востоке, была одна совсем злая трещина — хорошо, что обошли. А сейчас… сейчас вроде как тишина. Но странная.

Седрик ехал позади, молча следил за местностью. Он, вопреки своему обыкновению, предпочёл остаться в человеческом облике и даже тоже приобрёл себе лошадь, что было совсем удивительно с его стороны, учитывая, насколько он недолюбливал этот способ перемещения.

Они остановились в тени старого вяза на небольшой привал.

Седрик разложил карту на коленях, присев на камень. Пальцы скользнули по изогнутым линиям, он прищурился и аккуратно отметил координаты.

— Совпадает, — сказал он наконец. — Все расчёты указывают на одно и то же место.

— На ту самую деревню? — уточнила Вилл, открывая флягу.

Он кивнул.

— Да похоже, все трещины, что мы огибали, действительно сходятся именно там.

Грюнтл зябко поёжился и натянул капюшон, хотя было жарко.

— Не нравится мне это. Вот вообще не нравится. Мы правда туда идём?

Вилл мягко положила руку ему на плечо:

— Ты сам говорил, что трещины тебя не трогают. Думаешь, здесь будет по-другому?

Проводник зажмурился, потом, понурившись, сполз с лошади и плюхнулся в траву.

— Если Грюнтл начнёт скулить — это не трусость, это стратегическая тревожность.

* * *

Деревня показалась за поворотом, где лес внезапно расступался, и дорога ныряла вниз, в долину, залитую вечерним светом.

Дома выглядели почти сказочными на фоне поросших мхом камней и сизых зарослей рябины. За ними пологие поля, засеянные рожью, уходили к хвойному лесу. Просто идиллическая картина, как будто художнику велели изобразить самую безмятежную деревню, какую только можно себе представить. Ни грязных улочек, ни заплатанных крыш. Издалека — ничего, что бы хоть отдалённо намекало на трещину, которую они видели в Орвене. Всё выглядело… слишком правильно.

Седрик придержал лошадь и окинул долину долгим, напряжённым взглядом.

— Странно. Ещё с десять минут назад мы проезжали огромный разлом, от которого облака начинали преломляться. А сейчас ничего.

— Грюнтл ты что-то чувствуешь? — оглянулась Вилл.

Грюнтл слегка напрягся за её спиной, ещё крепче вцепляясь лапами.

— Смерть, — сипло выдавил он. — Грюнтл чувствует только ужасную, жуткую смерть.

— В каком смысле? — Вилл насторожилась. — Прямо сейчас здесь кого-то убивают? Или мы умрём, если поедем дальше?

Грюнтл замотал головой, зажмурился.

— Здесь ничего нет. Ничего, кроме смерти. В каждом камне, в каждой стене. Грюнтл не хочет двигаться дальше. Ни за что.

Они остановились у самого спуска в долину. Проводник спрыгнул с лошади.

— Грюнтл благодарит госпожу за артефакт. Но Грюнтл остаётся. Здесь.

— Удачи тебе, — мягко сказала Вилл. — Можешь подождать нас тут. Мы заедем за тобой, когда всё закончится. Разберёмся с этими трещинами и вернёмся. Верно, Седрик?

Седрик не ответил. Он сжимал поводья, не сводя взгляда с деревни впереди.

— Слушай, — заметила Вилл. — Если враг настолько... странный, может, тебе стоит заранее принять свою боевую форму? На случай, если...

— Может, ты позволишь мне решать, превращаться или нет?

Он не повысил голоса, но интонация была такой холодной, такой колючей, что Вилл ощутила её почти физически. Стало зябко.

— Я не имела в виду ничего такого. В мыслях не было тебя к чему-то принуждать.

— Да, разумеется, ты права. Прости, — кивнул он и, чуть погодя, добавил, устало сжав переносицу:

— У меня голова раскалывается.

— Такое путешествие кого угодно сведёт с ума, — пробормотала Вилл, выдохнув. — Вон, Грюнтл оказался умнее нас — и остался в безопасном месте.

Они оба невольно посмотрели вниз, туда, где между зарослями ели и старой каменной оградой раскинулась деревня. С верхней точки казалось, будто за этими выскобленными стенами царит мир и порядок. Тишина лежала над домами ровным покрывалом, дым неспешно вился из труб, на крыльцах белели занавески. Всё дышало неторопливой, размеренной жизнью. Но именно это спокойствие, доведённое до совершенства, и было самым странным.

Ведь если верить словам Грюнтла, здесь уже давно не должно было быть никого.

Когда они въехали на центральную улицу, в деревне началось легкое оживление. Зеваки выглядывали из окон, с крыльца вставали старики, дети бросали игру и, с любопытством, выбегали на дорогу. Несколько человек, заметив приближающихся всадников, поспешно начали поправлять одежду, одна девушка попыталась пригладить волосы.

Но стоило жителям разглядеть лица приезжих — усталых, в дорожной пыли, без гербов и сопровождающих — как любопытство гасло в их глазах и из них утекала яркая заинтересованность. Все возвращались к своим прежним делам, уже лишь искоса поглядывая на приезжих.

— Добрый день! Тут что, праздник какой-то намечается? — Вилл приветливо обратилась к девушкам, развешивающим ленты вдоль забора.

— А как же! — улыбнулась одна. — Столичный кортеж вот-вот должен быть у нас проездом. Если повезёт, увидим принца!

— Его первое появление в наших краях! Неужели не слышали?

Вилл бросила быстрый взгляд на Седрика — тот выглядел не менее озадаченным.

— Откуда вы знаете, что он будет именно здесь? — уточнила она.

— Братец ездил в Террин за покупками, и там говорили, что княжеский кортеж сейчас стоит у них на постое. А раз уж тракт у нас один, значит, непременно поедут через деревню. И, стало быть, надо встречать как положено!

— Угу. По-другому в столицу не добраться, — подтвердила вторая. — А вдруг наши мольбы выслушают и помогут с засухой. Год-то какой выдался! Все посевы погибли, одно горе…

— Засуха? — переспросила Вилл и моргнула. — У вас же урожай — выше человеческого роста. Вон снопы стоят.

Девушки переглянулись, и не сказав больше ни слова, вернулись к своему занятию, будто вопроса вовсе не было.

Они поехали дальше. Деревня, вытянувшаяся вдоль единственной улицы, выглядела ухоженной и удивительно спокойной. Воздух был прохладным, сыровато-хвойным, с лёгкой примесью дыма от печей. По обочинам — низкие ряды картошки и капусты, аккуратные гряды с луком, среди которых темнели остатки ревеня. За деревянными заборами зеленели заросли смородины и крыжовника, а кое-где крошечные рябиновые деревца уже набирали цвет. Богатый урожай словно насмехался над тревожными словами, сказанными минутой раньше.

— Кажется, они все дружно ослепли и оглохли. Да ещё непонятно с чего решили готовиться к княжескому визиту, — пробормотала Вилл. — С какой стати ему может понадобиться что-то в этих краях?

— Это исключено, — сухо ответил Седрик. — Я бы знал, если бы Фобос покинул замок. Они точно ошибаются.

— Да и как нас мог незаметно обогнать целый кортеж?

Вилл задумчиво почесала нос.

— Может, у него есть младший брат? Или… какой-нибудь внебрачный ребёнок?

В глазах Седрика мелькнул неподдельный ужас.

— Если прямо сейчас окажется, что по землям Меридиана бродит какой-то незарегистрированный Эсканор, я тут же снимусь с должности советника и утоплюсь в ближайшем озере. Или уйду в леса отшельником. Хотя нет, какие леса… сразу на Землю. Да лучше уж чума, чем такие новости...

Они двинулись дальше по вымощенной булыжником улице. Седрик вёл лошадь шагом, осматривая окрестности. Дома были добротные, деревянные, с чистыми ставнями, свежими крышами и резными наличниками. На окнах — кружевные занавески, в палисадниках — подсолнухи, настурции, несколько раскидистых кустов черёмухи. Всё выглядело просто, но заботливо.

За домами тянулись низкие влажные луга. Где-то слышался звон колокольчиков — паслась скотина. На горизонте чернели еловые перелески.

— Если у них это называется засуха, — заметила Вилл, — я боюсь представить, как выглядит у них урожайный год.

Седрик не ответил. Он лишь медленно кивнул, напряжённо вглядываясь в даль, как будто ждал, что где-то за этим идиллическим фасадом вдруг распахнется провал. Нечто, что хоть немного объяснит, почему их предупреждали не приближаться.

— Поищем местного старосту. Может, он в курсе, что здесь за напасть.

Несколько жителей на их расспросы пожимали плечами, ссылаясь на занятость, — кто-то спешил на мельницу, кто-то к скотине, кто-то к вечерней трапезе. Но в итоге пожилая женщина с лукошком черники нехотя махнула рукой в сторону конца деревни:

— Ищите дом с башенкой. Не промахнётесь.

Дом с башенкой оказался серым, строгим. С высокой крышей, выкрашенной дёгтем, и узкими окнами. Башенка была деревянной, с покосившимся флюгером в виде ворона. На крыльце — пара деревянных калош. Возле стены стояла кадка с дождевой водой и веник из можжевельника.

Седрик постучал костяшками по косяку.

— Добрый вечер. Нам сказали, вы — староста.

Дверь приоткрылась, и в проёме появился мужчина: высокий, жилистый, с проседью в волосах и настороженным взглядом. Он вгляделся в гостей и слегка приподнял бровь.

— Так вы те самые?

— Те самые…? — переспросила Вилл.

— Маги. Из столицы, — пояснил он. — Нам передавали, что могут кого-то прислать — с засухой разобраться. Поля-то на вид ничего, а на деле — пустые, как карман вдовы.

Вилл сдержала удивление, лишь коротко кивнув:

— Мы действительно пришли узнать, что здесь происходит. Только вот нас интересуют магические аномалии. Случайности, совпадения, странные или проклятые места. Может, кто-то замечал нечто необъяснимое?

Мужчина ссутулился, как будто стал старше на глазах. Повёл плечами и пробормотал:

— Аномалии, говорите… Ну, есть тут один дом. У самой опушки. Там случился страшный пожар. Только уж пара десятков лет минула. А как вчера. Семья погибла. Все, кроме сынишки. Любопытный был мальчонка. Вечно бегал с сестричкой моей.

Он говорил спокойно, но глаза у него при этом были сухие и пустые, как старая земля.

— Дом с тех пор стоит пустой, — продолжил он. — Люди стороной обходят. Животные туда не суются. Никаких звуков, но всё равно как-то… нехорошо. Кто мимо проходил — те говорят, будто воздух там, как перед бурей. Хотя бурь у нас не бывало давно. Только засуха, засуха, всё сохнет.

Он повторил это с отчётливым упрямством, словно отказываясь замечать цветущие деревья за собственным окном.

Вилл нахмурилась. Сильный пожар это уже зацепка. Мог ли он потревожить местные магические потоки? Только вот срок уж слишком давний. Почему трещины появились только сейчас? Что-то разбередило старые раны и вызвало разлом?

Седрик, который, похоже, размышлял о том же, спросил:

Староста помедлил, будто взвешивал, стоит ли говорить дальше.

— А и не видали мы его больше. С той самой ночи и пропал.

— Тогда откуда известно, что он вообще выжил? — уточнил Седрик.

Староста поморщился от напора вопросов.

— Да я ж говорил вам. Сестрица моя его видела.

— Мы можем поговорить с вашей сестрой?

Он криво усмехнулся — горько, безрадостно:

— Коли захочет говорить. С той ночи она, считай, с собой прощалась. Умом тронулась. Но попробуйте, раз уж взялись. Эй, Анника! Спустись, гости к тебе пришли!

Они услышали лёгкие шаги на лестнице.

Староста ничего не сказал, только чуть приподнял подбородок, будто и сам был слегка удивлён.

Перескакивая через ступеньки вниз спускалась девочка лет семи. Она была босая, в выцветшем платье, с лентой, сбившейся с волос. Худенькая, с чуть тронутыми веснушками щеками.

Вилл ошарашено замерла, собираясь спросить у старосты, не лишился ли ума он сам, утверждая, что его сестра могла видеть пожар, случившийся двадцать лет назад.

Девочка остановилась на ступени, взглянула на них — и вдруг закричала. Вцепилась в перила, уставившись на Седрика, а потом резко развернулась и умчалась обратно наверх.

Вилл тут же рванулась за ней:

— Эй, подожди! Всё в порядке!

Седрик последовал за ней. На его лице отразилось больше потрясения, чем он успел скрыть.

Наверху девочка юркнула в комнату и забилась под кровать. Вилл аккуратно заглянула в её укрытие, опустившись на корточки:

— Эй, всё хорошо. Мы просто хотели поговорить. Про твоего друга… Который жил в доме на опушке.

В ответ молчание. Девочка только ткнула дрожащим пальцем в сторону Седрика, застывшего в дверях.

— Как тебя зовут? — мягко спросила Вилл.

Всё ещё тишина.

— Я — Вилл. Представляешь, я приехала издалека, чтобы с тобой встретиться. А живу я в настоящем замке, с высокими стенами и башнями, как в сказке!

Девочка упрямо буравила взглядом Седрика.

Вилл оглянулась.

— Кажется… — она запнулась, виновато глядя на него. — Кажется, она не хочет говорить при тебе.

Седрик отмахнулся почти равнодушно.

— Подожду внизу. К старосте у меня куда больше вопросов.

Вилл сглотнула, провожая его взглядом. Снова вернулась к девочке.

— Всё хорошо, он ушёл. Можно я посижу тут с тобой?

Девочка опасливо выглянула наружу.

— Меня зовут Анника.

— Приятно познакомиться, Анника. Расскажешь мне про своего друга?

— О, с ним очень весело! Он столько всего знает! Он показывал тропки, которые никто не замечал, а ещё, где живут бельчата. И знал, как слушать землю, чтобы найти что-то интересное.

— Ты знаешь, где он сейчас?

Девочка потупилась, ковыряя ногтем отходящую половицу.

— Что с ним произошло, Анника?

— Я узнала его секрет.

— Какой секрет?

— Я тебе не скажу! — девочка подскочила с места. — Я никому больше не скажу! Это секрет моего лучшего друга!

Вилл попыталась взять её за руки, но та тут же отскочила в сторону.

— Анника, пожалуйста, если он попал в беду, мы сможем ему помочь, если только будем знать о нём больше.

Девочка сжала кулаки.

— Уходи! — она топнула ногой. — Уходи, ты такая же как они! Как тот колдун! Ты ведьма и лгунья! Уходи!

Вилл поднялась, в последний раз окинула Аннику взглядом и вышла из комнаты, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Спускаясь по лестнице под приглушённые всхлипы, доносившиеся из комнаты, Вилл увидела, как Седрик, скрестив руки на груди, собирал всё своё терпение, чтобы дослушать запутанную речь старосты, который похоже продолжал бредить про засуху.

— Мы ждём мага, который избавит нас от напасти. Хоть бы он приехал раньше кортежа принца. Или позор-то какой будет.

— И как же по вашему маг разберётся с засухой? — едко процедил Седрик.

Староста усмехнулся, окидывая его внимательным взглядом.

— Ну как же. Устранит её главную причину.

Седрик фыркнул и обернулся к Вилл.

— Пойдём отсюда, пока я ещё способен здраво мыслить.

Они сдержанно поблагодарили старосту и поспешно вышли, не дожидаясь новой порции мудрости.

— Лучше проверим этот дом, — сказал Седрик, когда они шли по мягкой траве в сторону леса. — Может тогда хоть что-то прояснится. Если продолжим допрашивать местных рискуем и сами лишиться рассудка.

— Да, разговор с Анникой тоже не особенно помог.

— Хоть что-то удалось узнать?

— Ну, у неё действительно был друг, который жил в том доме. И она была к нему довольно сильно привязана. У этого друга был какой-то секрет, который она наотрез отказалась выдавать. И что-то говорила про колдуна.

Седрик кивнул, задумчиво глядя перед собой.

— На самом деле, это уже гораздо полезнее, чем болтовня её братца. Если, конечно, он правда её брат.

— Да, они все тут какие-то мутные.

Солнце уже клонилось к горизонту, и свет стал тёплым, золотым. Они вышли на край луга, за которым уже начинались сосны.

Лицо Седрика посветлело.

— И всё же я был прав.

— Ты сейчас о чём?

Он чуть улыбнулся, с той лёгкой бравадой, которая появлялась у него в редкие моменты удовлетворения:

— Весь секрет в заключается в подозрительном доме и мальчике, который в нём жил.

— Да, но мы пока так ничего не выяснили.

Он покачал головой, шагнув вперёд, а потом вдруг задержался, обернулся и лёгким движением коснулся руки Вилл:

— Не совсем. Мы знаем почти наверняка, что твоя тяга к трещинам не более чем простое совпадение.

Дом прятался среди зарослей, будто сам не хотел быть найденным. К нему вела едва утоптанная тропинка, уже покрытая ползучими стеблями, словно сама природа пыталась забыть это место.

Крыша провалилась с одного края, обугленные доски чернели под облупившейся штукатуркой, оконные рамы были пустыми. Дверь висела на одной петле, перекошенная, словно кто-то однажды с силой выбил её снаружи.

Вдоль нижней части стены, прямо у порога, чернел узор. Выцарапанный углём или выжженный — едва различимый, но всё ещё читаемый. Геометрия резкая, ломкая.

Седрик остановился, как вкопанный.

— Нет. Не может быть, — выдохнул он.

— Что это? — спросила Вилл, вглядываясь в знак.

Он не ответил сразу. Лишь медленно опустился на корточки, провёл пальцами по линиям.

— Этот символ… — голос его был глухим, срывающимся, — накладывает ограничение на тех, кто умеет принимать иную форму. Он лишает их возможности обращаться. Это… редкая вещь.

— Магический замок?

— Магический капкан, — горько усмехнулся Седрик. — Он подавляет любую альтернативную ипостась. Всё равно, врождённая она или приобретённая — в его радиусе ты остаёшься только тем, кем был внешне. Остальное просто… отрезается.

Он резко выпрямился и добавил:

— Я думал, эти знания больше нигде сохранились. Я… я сам проверял. Ещё до мятежей я отыскал и сжёг каждый гримуар, в котором он упоминался. Ни один архив, ни один маг больше не знал об этом. И уж точно не в такой глухомани.

— Седрик, а что если он появился здесь раньше? — медленно произнесла Вилл.

Седрик молчал.

Он смотрел на символ, как на лицо призрака. Словно с каждой минутой этот знак становился для него всё более личным.

— Так вот как они собирались бороться с засухой… — прошипел он. — Вот зачем им был нужен маг!

Он схватил с земли камень и с силой ударил по выжженному символу. Ещё раз. И ещё.

Затем ринулся в дом и с жадностью принялся разгребать обугленные балки, перелопачивать обломки мебели, будто там могло уцелеть что-то важное.

Вилл осталась у порога. Она смотрела на место, где был знак, а теперь остались лишь искрошённые угольные следы, растёртые по обугленной стене. Но взгляд будто всё ещё видел его. Словно в этом изломанном узоре зияла дыра в самой ткани мира. Сердце стучало где-то в горле.

— Мы должны найти этого мальчика. Я смогу… только я смогу ему помочь, — донёсся изнутри голос Седрика, сбивчивый, сорванный.

— Погоди…

— Должна быть зацепка. Вещь. След. Что угодно. Я так это не оставлю!

— Седрик, — Вилл сглотнула. Воздуха будто не хватало. — Они сказали… это случилось двадцать лет назад.

В её голове что-то щёлкнуло. Пазл, который они так упорно собирали, вдруг сам встал на место. И за этой мнимой завершённостью зиял тонкий разлом. Трещина. Будто под этим миром всё это время дышало нечто другое. Настоящее. И оно рвалось наружу.

Вилл чувствовала это всем телом. Правда стояла на пороге. И она была уже слишком громкая, чтобы заглушить.

С самого начала всё вокруг них — замок, его обитатели, всё их путешествие, древний храм в лесу — было иллюзией, красивым мороком, туманом из мечт и воспоминаний. Сладким, манящим утопиться в нём, быть полностью поглощёнными в этой неге забытья. Красивой ложью.

Все странности, несостыковки и пробелы в памяти вдруг обрели смысл. Вилл сомневалась, что истина принесёт им покой. Но знала наверняка: единственный выход — это выпустить её наружу.

— Седрик…

Он не ответил.

Он всё ещё что-то искал. В этом пространстве. В этом доме. В этом снежном шаре, который прямо сейчас трещал на глазах, и который он отчаянно пытался сохранить. Собрать. Склеить этот уютный, светлый мир, который сам же и выстроил — из воспоминаний, из боли, из желания, чтобы хоть где-то всё было правильно. И защитить самую его сердцевину.

В его взгляде ясно читалась безнадёжная жажда верить, что если держать достаточно крепко, то ничего не рассыплется.

Вилл чувствовала, как по щекам потекли слёзы. Она осознала с абсолютно жестокой ясностью, что прямо сейчас может помочь ему забыться. Взять Седрика за руку и уйти отсюда вместе. Закрыть эту дверь. Запечатать дом. Заблокировать выход. Провести расследование, которое никуда не приведёт. Пообещать себе и ему, что однажды они доберутся до истины, но на самом деле просто жить дальше, как будто всё, что здесь произошло, было всего навсего дурным сном. И в какой то момент это место просто растворится и исчезнет в глубинах памяти.

Это был бы такой желанный и притягательный побег.

Сердце болезненно сжалось. Вилл не верила, что сумеет, что выдержит то, что нужно было сделать на самом деле. И почти позволила себе отступить. Но перебороть себя саму помогло лишь одно: Седрик заслуживал правды. Как и она сама.

Она сделала шаг вперёд. Подошла к нему. Обхватила его лицо руками. Осторожно, как будто боялась, что он растворится.

В его фиалковых глазах дрожала растерянность — незащищённая, искренняя, словно он сам не знал, что делать со своей уязвимостью.

По щекам Вилл катились слёзы, горькие и горячие. Голос дрожал:

— Пожалуйста… остановись.

Она набрала воздуха, впитывая эти последние мгновения целиком. Чтобы запомнить его таким, отпечатать в памяти так сильно, чтобы это живое воспоминание перекрыло любые другие, что могут обрушиться на них сейчас.

— Седрик… — она печально улыбнулась, искренне, как никогда, — ты же уже знаешь ответ. Просто расскажи это. Ради себя самого. Расскажи. Не мне. Себе. Чья была эта семья? Что это за мальчик? Кто выжил в пожаре в этом доме?

Он медлил. Покачал головой, словно пытался выбросить её слова обратно наружу. Брови нахмурились. В выражении лица мелькнуло что-то смутно знакомое, что она видела раньше… не здесь, а там. Но это продолжалось всего мгновение, затем его лицо снова потеплело. Он накрыл её ладони своими — осторожно, бережно. Сжал.

— Это был я, — тихо проговорил Седрик.

И мир вздохнул. В руины влетел вихрь. Комната собиралась заново: стены, мебель, занавески, ваза с цветами, книжка на столе. Как будто иллюзия попыталась отмотать назад. Вернуть то, что уже не удержать запечатанным.

В кресле сбоку от них сидела женщина с длинными светлыми волосами. У неё на коленях устроился мальчик. Они вместе рассматривали книжку с картинками.

— И так, маленький Талин и вернулся из леса домой, к маме и папе, — прочла женщина. Её голос был тёплый и ласковый.

Мальчик задумчиво обводил пальцем буквы, запоминая.

— Мама, скажи, а почему мама Анники не читает ей сказок? Я спросил, какая её любимая книжка, а она сказала, что не знает, что это такое.

— Она наверняка рассказывает ей сказки, просто по памяти. Из своей головы.

— А почему?

— Потому что… не все люди умеют читать, Седрик. Лучше не болтай об этом с другими детьми, договорились?

Мальчик вскинул взгляд.

— А зачем это скрывать?

Женщина улыбнулась и растрепала его волосы.

— Просто не всем стоит знать, кто что умеет.

Они растаяли в воздухе. Пейзаж слегка изменился. Снова был день и за окном сквозь кружевные занавески светило полуденное солнце.

Теперь женщина стояла у окна, тревожно всматриваясь куда-то. Дверь распахнулась и в неё влетел тот же мальчик, но в облике змея. Он был весь чумазый, в колючках и листьях, но его явно переполнял восторг.

— Мама-мама, ты видела? У меня всё-таки получилось! Мы столько тренировались в лесу, и ничего не выходило! А сейчас я чуть не свалился с дерева и… раз! Обернулся и смог зацепиться хвостом!

Женщина бросилась к нему, прижала к себе. В глазах была тревога.

— Седрик, я же строго-настрого тебе запретила пробовать превращаться где-то кроме леса. Тебя никто не видел?

Мальчик помотал головой.

— Да! Это случилось за домом. Там точно никого.

— Хорошо.

— А почему, мы не можем им рассказать? Ты сама говорила, что врать нехорошо. Почему мы прячемся от людей? Они могут испугаться, потому что не читали книжек, да?

Женщина улыбнулась, растрепав волосы на голове у сына.

— Да, можно сказать и так.

Затем она отпустила его и двинулась в соседнюю комнату. У самой двери остановилась.

— Ты пока не можешь обернуться обратно, да?

Мальчик кивнул.

— Тогда… посиди пока в чулане, ладно? На всякий случай.

Сквозняк сдул золу с обугленной дверцы в чулан. Пыль шепталась. Стены дрожали.

Пальцы Седрика сильнее сжали руки Вилл. Она взглянула на него, чувствуя, что они увидят дальше.

Следующий отрывок был расплывчатый, словно сорванный с плёнки. Обрывки звуков, треск пламени и пульсирующий гул, как от магии, которой слишком много.

Кто-то с яростью колотил в стены.

— Мы так и знали, что это вы! Поэтому на полях засуха! Это всё вы, наги! Вы отравляете воду в колодцах! Прогоняете облака!

Голосов было много. Они сплетались в одно — ревущее, глухое, тяжёлое, как вал огня. Ткань иллюзии дрожала. Трещины змеились по стенам окружающей реальности. Они не восстанавливали сцену — они её разрывали.

— Перевёртыши теперь не смогут обернуться! Без хвостов, без клыков — вы такие же, как мы! Слабые!

Иллюзорный Седрик съёжился в чулане, застрявший в обличье маленького змея. Сквозь приоткрытую щель было видно, как женщина присела перед ним на корточки. Положила руки ему на плечи. Её ладони слегка дрожали.

— Сиди тихо-тихо, как мышка, договорились?

Голос был ласковым. Слишком ласковым, как будто удерживал её саму от паники.

— Они пришли из-за меня? Это всё я виноват?

— Маленький мой, — она прижала его к себе, целуя в макушку, — ты ни в чём не виноват. Просто… когда люди что-то не понимают — они боятся.

И она боялась тоже. Он чувствовал это всей кожей, каждой чешуйкой.

— Сиди тихо. Что бы ни случилось. Обещай.

Она последний раз обняла его и исчезла где-то наверху.

— Это какая-то ошибка! Мы обычные люди!

Мальчик забился в угол, обвивая себя собственным хвостом. Закрыл уши дрожащими лапами, но звук всё равно прорывался сквозь ладони. Треск. Грохот. Крики.

В настоящем всё рушилось. В воздухе кружил не только пепел, но и светящиеся клочки реальности — изломанные, как разбитые зеркала. Они вспыхивали и гасли, обнажая комнату, разрушенную мебель, всё то, что когда-то было домом и никогда им уже не будет.

Стук копыт был оглушающим. Почти такой же громкий, как кулаки, бившиеся в двери той ночью.

Мальчик-змей, измазанный золой, весь в ожогах и ссадинах скорчился в углу разрушенного дома. Он навострился, вслушиваясь приближающийся топот.

Всё вокруг расплывалось, пульсировало, дышало не в том ритме. Воздух будто плавился, мир подёргивался помехами, как плохо настроенное зеркало.

Карета остановилась перед руинами. С её подножки, прямо сквозь разрывы в ткани пространства, спрыгнул мальчик с серебряными волосами. Он был одет в дорогой, сверкающий костюм. Юный принц с надменно вздёрнутым подбородком выглядел совершенно чужеродным для такого места.

Он шагал прямо сквозь трещины в реальности, будто не замечал, как вихрь света и теней ломает фон позади. Будто всё было ему подвластно.

Позади него испуганно запричитала гувернантка:

— Ваше высочество, нельзя! Это… это же…

Принц не обернулся. Он опустился на корточки прямо перед затаившимся существом, равнодушно посмотрел в золотые глаза с вытянутыми вертикальными зрачками.

— Они больше не посмеют называть тебя чудовищем, — сказал он негромко. — Поехали.

Мальчик-змей не двинулся. Только впился когтями в землю, вжимаясь глубже в щель между обгоревшими балками. Его взгляд метался, выискивал ловушку.

А вокруг… Деревянные стены окрестных домов трещали. Плети терновника сползали с крыш, стены лопались, как изношенная ткань. Фрагменты реальности сыпались вниз — и медленно поднимались обратно, как будто заело механизм.

Принц склонил голову набок. Прищурился.

— Ты человеческую речь понимаешь?

Мальчик-змей едва заметно кивнул.

— Тогда решай, — принц протянул ему руку. — Терпеть не могу ждать.

Седрик осторожно, почти не веря себе, вложил свою когтистую, чешуйчатую руку в протянутую ладонь.

— Он едет со мной, — сказал принц, обернувшись.

И мир, подчинившись, отступил перед этим приказом.

Мир вокруг исчез. Деревня распалась на клочья тумана, растаяла в воздухе, будто её и не было. Теперь Седрик и Вилл стояли в самом центре вихря среди сверкающих трещин, сквозь которые проносились фрагменты памяти.

Каменный зал. Высокие арки. Гул голосов.

Иллюзорный Седрик, всё такой же худощавый мальчишка с цепким взглядом, но в непривычной дворцовой одежде, топтался у входа в огромный зал, не решаясь переступить порог. Там было слишком много людей. И слишком сильное эхо. Колонны, своды, отполированный камень — всё усиливало каждый шорох, каждый перешёптывающийся голос, впивавшийся в чувствительный змеиный слух.

«Принц и правда завёл себе диковинную зверушку?»

«Говорят, этот найдёныш — последний северный наг»

«Опасными игрушками принцу позволяют баловаться»

«У её величества слишком мягкое сердце. Она жалеет первенца…»

«Теперь этот змеёныш будет жить в замке?»

«Пока не наскучит. Или не покалечит кого-то. Хищник он и есть хищник…»

Седрик попятился в темноту коридора. Закрыл уши руками. Прижался спиной к холодной стене, чувствуя, как его дыхание становится всё короче.

— Они, наверное, тоже просто не понимают. Поэтому и боятся, — прошептал он сам себе, пока живот сводило от тревоги.

Голос раздался сбоку — надменный, спокойный:

— Ты чего застрял? Заблудился? — Фобос смотрел со снисходительным пониманием. — Идём. А они пусть смотрят. Ты здесь именно потому, что с ними невозможно иметь дело.

Принц усмехнулся, похлопал Седрика по плечу:

— Садись со мной за стол. Хочу посмотреть, как они окончательно взбесятся.

Седрик кивнул. Немного поёжился, но послушно пошёл следом.

И только внутри, глубоко — не страх, не унижение. А решимость.

Он на мгновение сжал кулаки и оба незримых наблюдателя поняли, что в эту самую секунду он дал себе клятву, однажды изменить этот мир. Сделать его таким, где не будет места страху. Где будут царить только знания и разум.

Воспоминание затянуло в вихрь. От купола реальности оторвался новый слой и картинка снова сменилась.

Ночь была поздней. Замок спал. Лишь одно окно, высоко в башне, отбрасывало слабое, пульсирующее свечение.

Внутри на полу был начерчен магический круг. Он был кривоват, с правками и подправленными рунами, но в нём чувствовалась воля. В центре круга лежал ромбовидный камень, переливавшийся бледным светом, как будто в нём дышало пламя, спрятанное в глубине.

Седрик и Фобос, слегка постарше, чем в предыдущем фрагменте, сидели на полу, склонившись над кругом, запачканные мелом и чернилами. Седрик уже начал отращивать волосы, видимо, подражая своему кумиру. Он держал в руках старый фолиант, все поля которого были исписаны примечаниями. Фобос сосредоточенно вырисовывал последнюю руну не мигая, как художник наносит последний штрих.

— Всё. Закончил, — выдохнул принц и чуть отстранился.

На секунду повисла тишина. Потом в центре артефакта проклюнулось слабое, дрожащие свечение.

Камень в центре вспыхнул… и потух.

— Что за… — Фобос откинулся назад и фыркнул. — Это снова не то. Опять.

— Ну-ка, — Седрик перелистал несколько страниц, пробежал взглядом по формулам. — Я кажется, знаю в чём дело… Что если подправить связующую руну? Если нарисовать разомкнутой, а не замкнутой, то может быть соединение выдержит?

Фобос прищурился:

— Ты уверен?

Седрик протянул книгу и ткнул пальцем в схему. Уголки рта Фобоса дрогнули:

— Точно. А почему бы и нет.

Он стёр руну и аккуратно переписал заново.

На этот раз камень загорелся ровно. Без всплеска, но стабильно. Свет больше не дрожал. Мгновение спустя он вспыхнул, лучами разливаясь по всей башне, а затем втянулся в артефакт, насыщая энергией.

Седрик и Фобос оба затаили дыхание, замирая, уставившись на Печать. Затем переглянулись.

— Получилось, — сказал Седрик с изумлением.

— Получилось, — эхом повторил Фобос.

Они рассмеялись — широко, чисто, как смеются только подростки, когда непостижимое становится возможным.

— Мы это сделали!

У Седрика светились глаза. Впервые за долгое время в них не было тревоги. Только восторг.

— Магия открывающая миры, — пробормотал он, качая головой. — Своими руками.

— Кто теперь скажет, что мы ничего не стоим, — сказал Фобос. — Кто скажет, что мы — лишь тени под чужим светом?

Он легонько толкнул Седрика кулаком в плечо.

В этот момент двери распахнулись.

С треском и грохотом влетела группа людей. Служанки в ночных накидках, в панике заламывающие руки. Впереди разгневанный король-консорт. А за ним испуганно семенил придворный лекарь.

— Что это?! — голос гремел, будто сам замок ответил эхом. — Что ты здесь устроил?! Почему не в своих покоях?! Ты напугал мать, Фобос! Магический всплеск разбудил половину замка! Что ты творишь в ночи, когда королева на последнем месяце?!

Фобос поднял подбородок, гордо встречая взгляд отца.

Седрик застыл у стены — затихший и неподвижный, как мебель. На него не смотрели. В это мгновение он из мальчика-подростка обернулся лишь частью чужого пространства.

Никто, кроме невидимых и неслышимых наблюдателей, не заметил, как он наклонился, быстрым движением поднял Печать и спрятал в карман. Пальцы чуть дрожали, но он не позволил артефакту погаснуть.

Король-консорт шагнул ближе, лицо багровело.

Вилл и Седрик, которые смотрели со стороны, видели, как тень легла на сцену, как вихрь иллюзии дрогнул и поглотил её, унося дальше. Дальше обрывки воспоминаний неслись уже мелкими, обрывочным кусками, перемешиваясь и наслаиваясь друг на друга.

Седрик стоял на коленях.

Перед ним на ступенях тронного зала сидел взъерошенный, раздавленный чем-то необъятно ужасающим Фобос. Ни в позе, ни в выражении лица не было ни тени обыкновенного высокомерия. В эту минуту он был просто мальчиком, который внезапно остался совсем один.

Вилл, затаив дыхание, смотрела на них.

— Мой князь, — произнёс Седрик ровным, твёрдым голосом. Он выбирал. Не власть, не силу, а верность.

Фобос на мгновение опустил взгляд на собственные руки. Будто сам не верил, что услышал это. Он казался потерянным. И в этом неожиданно живым. Как будто только сейчас понял: он всё же не был брошен.

Седрик начал обращаться.

Его вторая ипостась, запертая на годы, вырывалась наружу с болью, как пленник, который слишком долго был в тесноте и теперь жадно пробивался на свободу. Кости хрустели, суставы пульсировали, выворачиваясь и расширяясь. Человеческая оболочка трещала по швам, отступала под натиском того, кем он был на самом деле. Змей не просто возвращался, он ломал свою темницу.

Когда трансформация завершилась, Седрик едва удержал равновесие. Его огромное тело извивалось с трудом, движения были неловкими, будто он забыл, как скользить, как дышать в этой коже.

Но взгляд остался прежним. Ясным и полным решимости.

Вспышка.

Зал Совета.

На троне, развалившись с ленивой грацией, сидел Фобос. Как будто ему было скучно — слишком скучно, чтобы встать, но не настолько, чтобы не устроить маленькое представление.

— Все слышали? — протянул он, небрежно бросив взгляд в зал. — Перед вами теперь стоит лорд Седрик. Обращаться к нему тоже нужно соответственно. Понятно?

Тон его был почти насмешливым. И тишина, что повисла в зале, была не торжественная, а натянутая. Придворные молчали, обмениваясь взглядами, пока воздух гудел от сдержанного раздражения.

Фобос смотрел прямо на них, наслаждаясь моментом.

Вот вам, господа. Жуйте, не подавитесь.

И всё же, когда его взгляд скользнул к Седрику, в нём мелькнуло нечто иное. Короткое, призрачное, как будто он действительно отдавал дань уважения… впрочем, возможно, он просто хотел проверить, насколько сильно тот клюнет.

А Седрик — клюнул. Он кланялся так, будто получил не милость, а святыню. Будто был назван не шутки ради, а потому что заслужил. В этом поклоне была абсолютная искренность. Не было похоже, что он подыгрывал.

Со стороны Вилл чувствовала, как в ней что-то сжалось. Он ведь и правда… счастлив.

Но почему всё это выглядело как колкость, обёрнутая в золото?

Вилл с трудом сглотнула. Седрик, тот, что стоял и смотрел, даже не шелохнулся, но его дыхание едва уловимо сбилось. Она встретилась с ним взглядом, но не решилась заговорить. В уголках его губ дернулась мышца, как при неудачной усмешке. Или при боли.

Опять вспышка.

Комната с потемневшими окнами. На столе лежала развернутая карта Меридиана. Выцветшие границы, поблекшие метки, бледные штрихи. По ней было видно: мир выдыхался. Без Сердца магия уходила в корни, иссыхалась.

Седрик стоял, склонившись над бумагой. Пальцы всё ещё сжимали перо, но рука давно ничего не писала.

— Магия исчезает у нас на глазах, — произнёс он хрипло. — Её будто выжимают.

Он замолчал, глядя на редкие участки, где контуры на карте ещё светились блеклым эхом прежней силы. Эти островки надежды становились всё меньше.

Рядом за тем же столом сидел Фобос. Руки сжаты в замок, лоб нахмурен. Он выглядел измученным: под глазами залегли тени, кожа словно потеряла цвет, волосы поблекли. Он дышал тяжело, будто воздух давался ему с трудом.

— Попробуем ещё один способ, — выдавил он. — Если провести дополнительный ритуал, возможно, всё-таки поток удастся перестроить на меня.

— Но вы истощены, мой князь.

— А что ты предлагаешь? Принцесса исчезла. Её утащили прямо из замка! Кто-то из наших! Кто-то, кто ел с нами за одним столом, стоял в тех же залах… — голос его дрогнул. — После этого… кроме тебя… я не знаю, кому ещё могу доверять.

Он встал, облокотился на край стола, сжал кулаки.

— Мы найдём их и вытащим правду. Любыми средствами. Если не сумеем отыскать сестру, то всё кончено.

Седрик молча кивнул. Его глаза потемнели от страха и решимости.

Фобос выдохнул и снова опустил взгляд на карту.

— А пока её нет… будем продолжать рассчитывать верную схему ритуала. Не забывай, это ведь мы с тобой создали артефакт, открывающий любые миры. Неужели магия одного-единственного измерения устоит перед такими, как мы?

Он усмехнулся.

Седрик прищурился, всматриваясь в переливающееся пятно на карте, и задумчиво прикусил перо.

— А почему бы не попробовать вот что… — в его взгляде вновь вспыхнул огонёк первооткрывателя.

Фобос проследил за его движением, и на его лице промелькнула тень понимания ещё до того, как Седрик закончил фразу. Неугомонная искорка передалась и ему, оживляя поникшие было черты.

— Значит, рискнём?

— Как вам будет угодно, — улыбнулся Седрик.

— Я знал, что ты со мной, — тихо сказал Фобос. — Мы справимся.

И в этот миг за нависшими тенями из усталости и страха вновь расцвела их прежняя, дерзкая вера в то, что невозможное просто ещё не изучено.

Иллюзия вздрогнула. Где-то на границе сцены тонко зазвенело стекло, как дыхание расползавшейся трещины.

Вилл смотрела на двух юношей, полных амбиций и идей. Власть легла на них, вместе с бременем, которое едва ли осилил бы даже опытный правитель. А им не дали ни времени, ни права на ошибку.

Новая вспышка.

Седрик стоял на деревянном помосте посреди площади. Вокруг толпились горожане. С двух гружёных обозов под надзором стражи медленно раздавали свёртки с мукой. В воздухе пахло мокрым деревом, глиной и чем-то ещё — тревогой, тянущейся со стороны толпы.

— Половодье удалось остановить, — сказал Седрик. — Вода отступает обратно в русло. Угроза миновала.

— Да, только кто нам вернёт наши дома?! — выкрикнул кто-то. Мужской голос, хриплый от злости.

— Почему вообще река вышла из берегов?

Седрик молчал. Вилл смотрела и чувствовала: он знает ответ, но не может его озвучить. Что-то пошло не так. Магия, ритуал, расчёты — всё это выскользнуло из-под контроля, и теперь он стоял здесь, пытаясь удержать остатки порядка.

Но толпа этого не знала.

— Корона вас не оставит, — произнёс он. — Нужно только… подождать.

— Подождать чего?! Зимы? — не унимался тот же голос. — Мы все здесь покойники!

— Да всё понятно! Князь-то ненастоящий! Это всё потому, что Сердце его не выбрало!

Толпа шумела, тяжела, как грозовое небо перед ливнем.

Вилл увидела, как чуть заметно напряглись плечи. Седрик застыл, как пружина, затянутая до предела. На миг казалось, что он сорвётся с места и бросится прочь, в карету, в которой приехал. Его руки слегка дёрнулись по старой, уже забытой привычке. Словно он хотел опять зажать уши.

Но он остался. Сжал и разжал пальцы и сделал шаг вперёд — тяжёлый, будто шёл не по доскам, а по льду, трескающемуся под ногами.

— Хватит, — сказал он. — Раздача муки из королевских запасов продолжится в тишине.

Голос был глухим, но твёрдым. Он не звучал властно. И от того был лишь сильнее.

— Слышали?! — крикнул кто-то из стражи у обоза. — Всем, кому князь не по нутру, можете идти лесом! С пустым пузом легче крамолу кричать!

Седрик не обернулся, не осадил стражника. Позволил словам прозвучать именно так, чтобы их точно услышали и поняли.

Вилл почувствовала, как к горлу подступает комок. Сердце сжалось от острой нежности и горечи.

Она гордилась этим храбрым пареньком, тем, как стойко и отважно он выдержал давление толпы и не сдался.

Но потом её взгляд невольно скользнул к Седрику из настоящего. Он не только не улыбался, а, напротив, выражение его лица стало ещё более непроницаемым, чем обычно. В подсознании Вилл зашевелилась тревога. Почему он не может взглянуть на своё прошлое так же? Почему в его взгляде нет и тени тепла?

Снова вспышка.

Тронный зал утопал в полумраке. Лишь холодный свет магических ламп под потолком придавал резкости фигурам.

Седрик стоял внизу, прямо у подножия лестницы, ведущей к трону. Спина прямая, взгляд сосредоточен.

— Бунта нет. Люди взволнованы, но успокоились. Я организовал раздачу муки. Отдал приказ стражникам следить за порядком. Кажется, ситуация стабилизировалась, — его голос звучал спокойно, почти обнадёживающе.

Фобос медленно поднялся с трона. Его шаги отозвались гулким эхом.

— Ты… отдал приказ?

Он спустился по ступеням, глаза сузились.

— Ты самовольно решил устроить милость? Раздавать зерно, как деревенский староста? Объяснять что-то этим… — он махнул рукой, будто стряхивая пыль. — …этим, кто вчера ещё готов был метать в нас камни?

Седрик не шелохнулся.

— Это была необходимость. И шанс укрепить доверие.

— Доверие, — повторил Фобос с усмешкой. — Ты всё ещё веришь, что эти поездки его укрепляют? Что это то, чего они действительно хотят?

Он подошёл ближе, почти вплотную.

— Власть — не ласка, Седрик. Это узда. Народу нужна уверенность, что ими правит сила. Предсказуемость. Даже если это предсказуемая жестокость. Ты надеешься, что они тебя зауважают? Нет. Они просто потребуют больше. А потом сожрут.

Седрик открыл рот, но не успел сказать ни слова. Фобос сорвался:

— А ты подумал?! — голос взвился, как сорвавшийся клинок. — Что если тебя — мою правую руку — поднимут на вилы за твои игры в доброту, следующим буду я?!

Он замер, тяжело дыша. Потом продолжил тише, но с куда большей опасностью:

— Ты думаешь, они простили? Что стоит раздать им муку, и всё будет забыто? Тебе ли не знать, как это, когда толпа собирается с факелами?

Седрик не ответил. Но пальцы едва заметно дрогнули, будто он на миг сжал кулак.

Фобос усмехнулся — криво, безрадостно.

— А впрочем, езжай. Уговаривай. Раздавай. Трать наши запасы. Посмотрим, сколько тебе осталось до вил… или до того, как ты наконец отрастишь клыки.

Он развернулся к трону, но остановился и снова обернулся:

— Это ведь так и было, верно? Твоя семья погибла потому, что не захотела запугивать. Захотела быть понятой. Принятой. Милосердной.

Пауза повисла в воздухе, как треснувшая балка.

— Неужели ты забыл, чем заканчивается милосердие?

Он ушёл наверх, и его шаги отдавались как глухие удары молота.

Седрик остался стоять. Что-то внутри него будто стало тоньше, почти ломким.

Вилл смотрела на него и чувствовала, как внутри него скапливается ледяное, молчаливое упрямство. Он всё принял. Не отшатнулся. Не ответил. Но этот разговор, похоже, остался с ним навсегда.

Иллюзия дрогнула. Где-то в сводах зала снова еле уловимо зазвенело стекло.

Седрик, стоящий рядом с ней, смотрел вперёд на спину своей младшей копии. Вилл показалось, что между ними, прошлым и настоящим, пронеслась тонкая нить: из боли, молчания, из попытки быть сильным для другого. И не выдержать.

Новая вспышка и новый осколок.

Кабинет заливало серым светом из высоких окон. Всё в помещении казалось выверенным: мебель стояла идеально ровно, ни пылинки на столе, ни лишней бумаги. Седрик, повзрослевший, собранный, сидел за столом, склонившись над кипой документов. Кажется, здесь ему было столько же лет, сколько нынешней Вилл. Он выглядел уверенно. Это был уже не мальчик-прислужник, а хозяин пространства, организовавший его под себя.

Двери распахнулись с грохотом. Влетели стражники. Доспехи звякнули, шаги застучали по камню. Они остановились перед столом и опустились на колено.

— Милорд… мятежники… они прорвались на склад с зерном. Мы не успели их остановить.

Седрик замер. Только пальцы чуть сжались, сдавливая перо. Он поднял глаза.

— Сколько?

— Мы… мы не считали. Почти полную телегу…

Он медленно отложил перо. Открыл ящик, достал папку с графиками поставок. Пробежал взглядом по цифрам, которые теперь оказались совершенно бесполезны. Запасы были рассчитаны до последнего мешка. Он сам сверял, сам считал, сам правил вручную, кропотливо вычерчивая выживание.

— Немедленно пересчитайте всё, — сказал он тихо. — До унции. До последнего зерна. Караван должен выйти по графику. Без задержек.

Стражники кивнули, поспешно поднимаясь. Металл снова загремел.

— Через час я жду подробный доклад, как это вообще могло произойти.

Седрик остался один. Он выпрямился, положил руку на край таблицы, как будто силой воли мог удержать порядок. Бумага дрогнула под ладонью, будто ожившая от напряжения.

Затем он взял перо, провёл чёткие, ровные линии, зачёркивая всё. Бросил папку в мусорную корзину.

Седрик опустился обратно на стул. Его руки лежали на коленях, плечи чуть ссутулились. Он не двигался. Только смотрел в одну точку, как будто пытался высчитать время, которого уже не было.

Нужно начать заново. Всё пересчитать, переделать. А зерна ещё меньше, чем было вчера.

За его спиной никем не видимая стояла Вилл. Она чувствовала, насколько он вымотан. Насколько отчаяние может быть тихим. И ничем не могла помочь.

Воспоминание закрутилось и улетело.

Коридоры замка тянулись, как сон, сквозь полумрак и свет мерцающих ламп. Седрик быстро поднимался по ступеням, сжимая в руках свёрток бумаг. Под глазами залегли тени бессонных ночей, губы сжаты, взгляд острый, но выжженный изнутри.

— Ритуал идёт не так, — сказал он, едва оказавшись на пороге тронного зала. — Он требует от вас всё больше. Если так продолжится…

Фобос сидел высоко, на троне, окружённый холодом и полумраком. Свет падал на него так, что черты лица казались высеченными из камня.

Он медленно повернул голову.

— Ты станешь говорить мне о цене?

Голос был тихим. Почти ласковым. Но даже Вилл, наблюдая всё это из настоящего, вздрогнула. Этот голос не злился. Он напоминал остро заточенное лезвие в бархатной обёртке. Не угрожающее — потому что угрозу не считал нужным произносить вслух.

Седрик остановился у подножия лестницы. Не отвёл взгляда, но в нём появилось что-то покорное, примирившееся с происходящим. Сломанное не насилием, а тяжестью долга. Он не боялся — просто больше не спорил и не мог ничего предложить.

— Нет, — сказал он. — Я подготовлю всё, что нужно.

Он поклонился. Медленно, очень низко. Не по протоколу — по давлению невысказанного.

Фобос даже не шелохнулся. Только снова отвернулся, как от предмета, выполнившего своё назначение.

Вилл стиснула зубы. Она видела, что этот поклон был наполнен верностью. Верностью, которую использовали как поводок.

Где-то под потолком замка, как прежде, тонко звенело стекло.

Опять вспышка.

Запах бумаги, пыли и перегретого воска висел в воздухе. За окнами занималось утро, но в кабинете Седрика было всё ещё было темно: свет давали лишь лампы на столе. Он склонился над очередной длинной таблицей.

Дверь приоткрылась. Вошёл бургомистр, неуверенно кашлянув.

— Милорд, — произнёс он, осторожно. — Они… они боятся.

Седрик не поднял головы.

— Конкретнее.

— Люди не понимают, почему караваны везут зерно в другие города, а в их лачугах детям не достаётся ни горсти. Я пытался им растолковать, но… они всё равно ропщут.

Седрик продолжал смотреть на таблицу. Цифры перед глазами неумолимо сокращались. Сквозь пальцы, сквозь контроль, сквозь усилия — утекали запасы, время, шансы.

— Тогда напрягись получше, — сказал он, не поднимая головы. — Пусть поймут. Или объяснениями займётся уже стража.

Тишина. Бургомистр поклонился и вышел.

Седрик потёр переносицу, как от мигрени. Собственные слова гулко звенели внутри. Он уже ненавидел себя за них. Но мятежников ненавидел ещё сильнее.

Вилл стояла в углу, как тень. Слушала и чувствовала, как внутри стягивается нечто тугое, болезненное. Не осуждение. Не злость. Горе.

Новый всполох развернулся перед ними.

Площадь вновь возникла перед ними. Простая, серая, засыпанная пылью. Камень под ногами потрескался, дома вокруг потемнели от копоти и холода. На этот раз в воздухе звенела тишина.

Седрик стоял на помосте. Его силуэт чётко вырисовывался на фоне пасмурного неба, и толпа внизу смотрела вверх, ожидая. Ни крика, ни движения — только холодный ветер шевелил тряпичные капюшоны.

Стражник рядом молчаливо ждал приказа.

— Выдайте тех, кто распространял листовки, — сказал Седрик. Голос был ровным, даже слишком. — Нам нужны имена к вечеру.

Он смотрел на лица. И чувствовал, как их молчание давит на грудь. Оно не было испуганным. Оно было обвиняющим. В каждом взгляде — осуждение и укор.

Женщина у края толпы крепче сжала руки на плечах ребёнка, которого держала. Смотрела прямо, без страха и без мольбы.

— Обыщите дома, — бросил он стражнику. — Найдите тех, кто развешивал это. И тех, кто укрывал.

Стражник кивнул. Его доспехи звякнули в тишине слишком громко.

Толпа всё также молчала. Вилл чувствовала это молчание: оно било в виски, гудело в воздухе. И она знала, что Седрик его тоже слышит. Он пытался быть камнем, но этот камень трещал изнутри.

Рядом с ней стоял настоящий Седрик и тоже тихо рассматривал собственное воспоминание. Вилл коснулась его локтя. Еле заметно. Но он не отреагировал.

Следующий всполох. Мир дернулся, и стало темно и душно.

Каменные стены были близко. Воздух густой от сырости и запаха крови. Где-то за спиной шумела вода — капала с потолка или текла по желобам. Пламя факелов отбрасывало длинные тени.

Мужчина в кандалах стоял, выпрямившись. Лицо избитое, губы вспухли, но в глазах пылало упрямство.

— Мы ничего не скажем, — выдохнул он. — Меридиан не принадлежит вам.

Седрик стоял напротив, сдержанно, почти безэмоционально. Долго молчал. Потом медленно повернулся к палачу.

— Продолжайте, — сказал он тихо. Почти вежливо.

Факелы вспыхнули ярче. Металл зазвенел. Чей‑то крик растёкся эхом по своду.

Вилл сжалась. Ей хотелось отвернуться. Невыносимо было продолжать смотреть и невыносимо было встретиться со взглядом Седрика из настоящего.

Картинки закружились, как сломанная лента. Время ускоряло движение.

Новая вспышка — и снова тронный зал. Но теперь он казался совершенно чужим. Тёмным, тяжёлым. Колонны уходили в сумрак, словно хотели спрятаться от происходящего.

Седрик стоял у подножия лестницы, с докладом в руках. Он выглядел старше и измождённее, чем прежде: осанка выверенно прямая, голос сдержанный, формальный, как того требовал этикет.

— Заветный город. Именно там, по нашим данным, скрываются основные силы мятежников. Осталось выяснить, как они входят…

— Осталось? — усмехнулся Фобос. — Осталось. — Он откинулся на троне и покачал головой. — Это ты называешь хорошими новостями?

Пауза. Она была тяжёлой, липкой, как удушливый туман. Седрик молча поднял взгляд.

— Хорошие новости, — продолжил Фобос, — это когда мятежники висят на виселицах вдоль тракта. Когда головы их предводителей выставлены на копьях. Когда в тюрьме не осталось свободных камер. А всё, что ты мне сейчас принёс — это домыслы.

Он подался вперёд, оперевшись на локти.

— Ты называешь это результатом? Серьёзно?

— Нет, мой князь, — ровно ответил Седрик, склонившись ниже. — Это не результат. Но я обещаю: они будут ликвидированы. Я сделаю всё необходимое.

— Ты уже обещал, — бросил Фобос и отвернулся. — Иди. И не смей меня подвести.

Седрик снова поклонился и развернулся. Его шаги глухо отдавались по мрамору. Он почти дошёл до арки, когда в коридор вбежали двое стражников — шумно, сбивчиво, с ужасом в глазах.

— Милорд! — один из них запнулся на полуслове. — Мятежники… они пробрались в подземелья. Подорвали склад с порохом. Там всё в дыму, мы…

Седрик прикрыл глаза, давая себе мгновение на вдох. А затем с рёвом превратился.

Вилл невольно шагнула назад, ощутив силу этой ярости.

Новая вспышка. Мир дёрнулся, кадры перемешались с ужасающим однообразием.

Грязь под ногами. Каменные плиты. Пыль, въевшаяся в броню. Тёмные, покрытые ржавчиной кандалы.

— Свободу Меридиану! — закричал кто-то, вырываясь из рук стражников. Голос молодой, рвущийся наружу с последней надеждой.

Зазвенел металл. Вспыхнул факел. Один из пленных подхватил его, словно знамя.

Седрик обернулся. Вскинул лапу и хлёстко, без колебаний отшвырнул юношу, как тряпичную куклу. Чешуя сверкнула в тлеющем свете покатившейся по земле головёшки.

— Этого — зачистить. Остальных в шахты, — произнёс он. Чётко. Без эмоций. — От допроса больше не будет никакого толка.

Стража бросилась выполнять. Крики, удары. Запах гари и крови. Иллюзия задрожала от напряжения.

И только Седрик не шелохнулся. Ни капли ярости, ни сожаления. Только выгоревшая пустота.

Рядом с Вилл он стоял молча, лишь всматриваясь в собственную проекцию.

И она вдруг поняла: вот он — тот самый момент, где что-то в нём окончательно сломалось. Он больше не искал причин. Не вёл переговоров. Не надеялся. Просто стирал сопротивление, как лишнюю строку.

Вилл не отвела взгляда. Она почувствовала, что именно здесь, в этом грязном сумраке, и началась история того Седрика, с которым ей настоящей пришлось встретиться — уже по другую сторону.

Воспоминание сгорело, рассыпаясь пеплом.

Ночь. Лес.

Седрик мчался сквозь чащу, не ведая усталости. Ветки хлестали по чешуе, тени рвались сбоку, но он не сбавлял темп. Хвост изгибался, обвивая стволы и проталкивая его вперёд.

Впереди мелькал силуэт в коричневом плаще — изодранном, с обожжённым подолом. Мятежник. Быстрый, как лис. Но не быстрее его.

Седрик слышал каждое дыхание. Слышал, как подскакивает сумка у беглеца за спиной, как сердце того гремит от ужаса. Он знал, что догонит.

И тут — вспышка.

Прямо перед ними разверзся портал. Огромный диск света, дрожащий, нестабильный, как рассечённая звезда. Воздух потрескивал от переполняющей магии.

Калеб нырнул внутрь, не оборачиваясь.

Седрик без раздумий бросился следом.

Он не чувствовал тела, только свет, сжатие и напряжение, будто весь мир сдвинулся. Пространство пронизало его насквозь — и выплюнуло в другой мир.

Он остановился.

Всё вокруг парило в невесомости. Серебристое небо переливалось, как жидкое зеркало. Воздух дрожал, пропитаный магией. Земли не было — лишь он, зависший в центре сияющей сферы.

Перед ним парили пять фигур. Их крылья были тонкие, как свет. Ладони пылали магией. Лица были полны решимости.

И в центре — она.

Огненные волосы разметались по ветру, будто языки пламени. Сердце Кондракара на её груди билось светом, таким живым и ярким, что он хотел отвернуться, но не мог. Её глаза встретились с его взглядом: огромные, полные силы и… изумления.

Она была его возмездием. Кара, что приходит за теми, кто предал самого себя.

И в то же время её глаза — это первый свет, что он видит сквозь тьму, к которой сам прикипел.

Он смотрел на неё, и в этот момент иллюзорный мир окончательно разрушился.

Всё рассыпалось сверкающими осколками. Иллюзия треснула как стекло под натиском правды. Картинки ломались, обращаясь в искры, обломки воспоминаний, мелькающие, как вспышки молний: крики, лица, кровь, свитки, шаги, слова, шепоты, взрывы, свет, тьма, голоса.

Слишком быстро.

Слишком много.

Но он не отводил взгляда. Даже когда всё рассыпалось в прах. Даже когда вокруг не осталось ничего.

---

Примечания:

Фух, это было непросто, но увлекательно. Вот и завершилась арка иллюзии, хотя я с удовольствием задержалась бы в ней подольше.

Глава вышла больше, чем обычно, но дробить её ещё на две части было бы неправильно.

Очень жду ваших комментариев. Вас тут совсем немного, и поэтому каждый фидбэк мне ну просто на вес золота и в самое сердечко.