Что-то старое, что-то новое, что-то взятое взаймы (джен)

Молли слышала, что когда-то давно кто-то из великих сказал: «Делай, что должно, и будь, что будет». Собственно, этим девизом она отныне и руководствовалась. Лично ей теперь должно было заниматься детьми и обустраивать их жизнь, потому как на жизни собственной миссис Уизли благополучно поставила крест. Что же до счастья… Ну, всегда можно убедить себя, что рад тому, что имеешь. Пускай, не этого хотелось, и не так все было задумано изначально.

Словом, война отгремела, оставив далеко позади страх, напряжение и потери. Тянулись послевоенные годы, где-то наверху делили власть, переписывали законы, назначали министров и сажали бывших союзников — Молли это больше не касалось. Все, что было по-настоящему важным, уже случилось: она потеряла родителей и потеряла братьев. Убийцы их не были найдены и, судя по всему, уже и не будут.

Можно было бы подумать, что женщина впала в уныние и отчаяние, но нет: не тот у нее был характер! Отойдя от всех ужасных новостей и смирившись с тем, что дорога в увлекательный магический мир лично для нее была закрыта навсегда, Молли Уизли, с тем же энтузиазмом, с которым когда-то искала выход для себя, начала искать способы сохранить магию на нормальном уровне для собственных детей. У нее все еще оставались заметки отца, личные записи, некоторые книги и единственная живая близкая родственница — тетка Мюриэль.

Вообще-то Мюриэль была личностью весьма неоднозначной: язвительная, неуступчивая, требующая повышенного внимания к себе, во всем выискивающая недостатки… Общаться с ней было очень непросто. Однако при всем при этом, она на протяжении многих лет умеренно помогала Молли, очень своеобразно проявляя заботу как о своей отрезанной от рода племяннице, так и о ее детях, была обладательницей внушительной библиотеки, на пополнение которой тратила немалые средства, и никак не могла смириться с тем фактом, что роду Пруэттов пришел конец. Артура тетушка, правда, на дух не выносила, и в собственном доме видеть не желала, не уставая припоминать, что тот и так в свое время злоупотребил ее гостеприимством, но саму Молли, без супруга, была рада видеть в гостях всегда.

Мистер и миссис Уизли проводили в Хогвартс сначала Билла, затем Чарли, а потом пришел черед и Перси. И вот что забавно: вроде бы в «Норе» теперь было заметно меньше народа, а тише не стало. Близнецы были настолько шумными и шебутными, что вдвоем благополучно заменяли шестерых человек! Из-за непоседливости и повышенной шкодливости мальчишкам чуть было не отказали в обучении в той самой «дамской» школе, которую в свое время посещали их старшие братья, но Молли все же смогла договориться с учителями, и Фред с Джорджем продолжили свою подготовку к Хогвартсу.

Миссис Уизли прекрасно осознавала, что она не лучшая мать на свете и, наверное, не вполне справляется со своими родительскими обязанностями. Она кричала, уставала, забывала, иногда путала, кого ругала накануне. Но старалась. Она не могла жестко поставить на место расшалившихся близнецов; не могла не выделять Джиневру; не могла пересилить себя и уделять больше внимания Рону, который, казалось, полностью пошел в породу Уизли, не унаследовав ничего от Пруэттов.

Фред и Джордж росли шустрыми, дерзкими и излишне креативными. У любого другого родителя такие номера, которые они откалывали, точно бы не прошли! Поговаривали, что у Блэков дети и за меньшее получали короткое профилактическое Круцио, а у Пруэттов за подобные выходки шутникам грозили бы розги, но Молли — не могла. Каждый раз, глядя на рыжие макушки, на этот обжигающий, безрассудный азарт, смотря в насмешливые глаза, она видела не их, а Гидеона и Фабиана. И каждый раз, когда близнецы взрывали сарай, подшучивали над дамами-учителями, красили кота в лавандовый или поджигали пудинг, Молли кричала от души… но никогда по-настоящему их не наказывала. Потому что слишком больно терять, и слишком страшно терять снова.

Артур воспитанием не занимался вовсе. Он был добр, мягок, временами смешон, временами рассеян, и абсолютно неуместен в роли грозного отца. А именно такого и не хватало в доме, где под одной крышей росли шестеро пацанов.

Рон… Рон был больной темой.

Молли не говорила этого вслух, никогда. Даже себе-то не признавалась. Но в глубине души все-таки знала: Рона она любит меньше всех. Не то чтобы не любила вовсе, но… любила не так. Не так сильно, не так инстинктивно, не так искренне. Мальчик рос капризным, эгоистичным, завистливым и очень ленивым. Он не хотел ничего, кроме как быть «как Гарри Поттер», не прилагая для этого ровным счетом никаких усилий. Миссис Уизли не снимала с себя ответственности за то, каким он получился, и действительно старалась одинаково относиться ко всем своим отпрыскам, вкладывая в их развитие всю себя, но, увы, так не получалось.

Рон был слишком похож на Артура. На того самого Артура, которого Молли когда‑то выбрала, потому что думала, что доброта — это главное. Или о чем она там думала в свои семнадцать-восемнадцать? А потом прожила с ним годы, полные усталости, борьбы в одиночку и непонимания. И каждый раз, когда Рон хмурился, дулся, избегал ответственности и откладывал важное «на потом», Молли видела: круг замкнулся. История повторяется.

После того, как старшие ее дети начали учиться в Хогвартсе, а младшие большую часть дня стали проводить в «дамской» школе, у Молли Уизли появилось огромное количество свободного времени. Выпроводив мужа на работу и наскоро переделав домашние дела, женщина, как правило, направлялась к тетке. Проклятие, висевшее над семейством Уизли дамокловым мечом, факт существование которого Артур с ослиным упрямством отказывался признавать, несло нешуточную угрозу всем детям Молли, кроме, разве что, Джинни. Девочка могла не сильно переживать о своей дальнейшей судьбе: стоило ей только заключить полный магический брак с чистокровным родовитым волшебником, как проблема переставала быть таковой. Главное — не маглорожденный. Не ребенок смешанных кровей. Кто‑то с крепким родом, пусть и без громкой фамилии. Сильная линия, которая вытянет Джиневру. Жаль, что подобный способ не годился для мальчишек Уизли.

Малышка Джинни. Маленькое солнышко, ее девочка. С годами материнская любовь Молли перестала быть той болезненной одержимостью, с которой все начиналось. Женщина по‑прежнему выделяла дочь среди всех, но уже не так открыто. Девочка росла умной, ловкой, веселой и целеустремленной. Сначала миссис Уизли напряглась, когда Джинни — лет в пять — вдруг заявила, что выйдет замуж за Гарри Поттера. Мол, он красивый, знаменитый, и вообще, победил Того-Самого. Но потом задумалась.

Мальчик-Который-Выжил… славный, легендарный, с точно немаггловской кровью — идеальный кандидат. Молли уже не строила иллюзий. В этой жизни никто ничего просто так не даст, но если судьба сама стелет дорожку, то глупо было бы по ней не пройтись. Пока Джинни еще малышка и все может измениться. Но вдруг — нет? Вдруг и правда, как в сказке? Ну хоть раз — чтобы без боли, без проблем, без выкрутасов, чтобы просто: любовь, брак, и свобода от проклятья.

1987 год оказался богат на события: поступил в Хогвартс Перси, Чарли стал капитаном команды Гриффиндора по квиддичу, неблагополучно помер один из братьев Артура, — дебошир и весельчак Билиус, — оставив своему младшему брату в наследство малую часть своих и так невеликих накоплений, а Молли нашла реальный способ сохранить магию своим старшим сыновьям.

Подсказку дала, как ни странно, Седрелла Уизли, бывшая Блэк. Мать Артура. Та самая, которая вроде бы как должна была быть мертва. Во всяком случае, в этом уверял супругу мистер Уизли. Оказалось, все не совсем так: Седрелла Уизли была жива, если жизнь сквибом у магглов можно назвать жизнью.

Правда вскрылась на оглашении завещания Билиуса, который решил передать восемьдесят процентов имеющегося состояния матери, прозябающей у простецов, двадцать — Артуру и Молли, а старшего брата оставить с носом, поскольку разругался с ним еще добрый десяток лет назад. Молли Уизли потратила немало времени, пытаясь разыскать Седреллу, а затем еще больше — чтобы ее разговорить. Та ни в какую не желала общаться с любым человеком, носящем фамилию Уизли. Сама она вернула обратно свою девичью — Блэк. Тем не менее, вода камень точит, и вот уже некоторое время спустя Молли узнала, к кому ей стоит обращаться, и чего именно просить. Взамен же Седрелла Блэк взяла с супруги своего сына клятву: никогда более ее не беспокоить.

Миссис Уизли, предварительно посоветовавшись с теткой Мюриэль и встретившись в выходные в Хогсмиде с Биллом для обстоятельного разговора, приступила к решению вопроса.

Мраморный зал был практически пуст — конец рабочего дня. Гоблины уже подчищали перья, поправляли бумаги, недовольно посматривали на стрелки магических часов. И все же, когда Молли подошла к одной из свободных стоек, никто не осмелился ее игнорировать.

— Вам назначено? — процедил гоблин с длинным, как шило, носом, не отрываясь от книги учета.

— Нет. Но вам это будет выгодно, — ответила Молли спокойно, выложив на стойку перед собой тонкий лист пергамента.

Гоблин поднял брови, внимательно посмотрел на нее, на пергамент, а затем кивнул:

— Следуйте за мной.

Тут надо сказать, что гоблины, сами ограниченные в использовании магии и лишенные волшебных палочек, оказались еще теми выдумщиками. Банковская сфера — это, конечно, хорошо, деньги — вообще великолепно, но о своей природе магических созданий тоже помнить нужно! Вот они и помнили. А потому создавали различные амулеты и артефакты на все случаи жизни. На продажу (а вернее — в долгосрочную аренду, к чему глупые маги никак не могли привыкнуть) шла лишь малая толика интересных вещиц. Все остальное оседало где-то в гоблинском подземном царстве и было предназначено только для внутреннего пользования. В общем-то, именно в этом и заключался один из возможных путей решения проблемы Уизли: подписать с гоблинами контракт, получив взамен кое-что из их арсенала. Абы с кем контракты зеленошкурые коротышки, понятное дело, не заключали, но попытаться стоило.

В переговорной было прохладно. Один из гоблинов, по‑видимому, старший, вертел в лапах пергамент.

— Вы хотите, чтобы ваши дети получили временную магическую защиту от… — он хмыкнул, —…«неблагоприятного унаследованного влияния». Вы удивительно дипломатичны, миссис Уизли.

— Я удивительно мотивирована, — парировала Молли. — У меня семеро детей, и я желала бы для них лучшей участи чем та, что им уготована.

— Вы понимаете, что амулет будет действовать только на время службы? — поинтересовался гоблин, предварительно просветив женщину, что ни один из артефактов не будет являться панацеей и даст лишь временную защиту, да и все семь ее детей, хоть разом, хоть по одиночке, Гринготтсу не нужны, а под критерии отбора подходит так и вовсе только старший.

— Понимаю. Но и этого достаточно.

— Мы не благотворительная организация.

— Зато вы любите сделки. Сильный мальчик, с хорошей наследственностью, обученный, умный. Билл справится. А вы получите лояльного взломщика проклятий.

После ожесточенных споров стороны ударили по рукам, а Билл Уизли, который прекрасно знал, от чего пыталась уберечь его мать, и который в полной мере разделял ее беспокойство, при первой выдавшейся возможности посетил банк и подписал согласованный контракт. После завершения Хогвартса его теперь ожидало сначала обучение у гоблинов, а затем и служба у них же.

Молли выдохнула с облегчением: по крайней мере один из ее детей останется магом. Конечно, работа на зеленошкурых — не предел мечтаний, но Билл умный мальчик, а контракт — не кабала. Глядишь, и сам чего придумает. Она же со своей стороны сделала, что могла.

Несколько позже решилась и судьба Чарли.

Чарли обожал животных. Нет, не кошек и сов — ему подавай когтистых, шипящих, чешуйчатых. И когда Молли в одной из старых книг наткнулась на строку о магическом фоне драконов, то сама не поверила своей удаче.

Рядом с драконом даже у сквиба может вспыхнуть искра. Они создают такую плотность магического поля, что вытягивают силу из воздуха, а затем и формируют вокруг себя невероятно насыщенную магией зону. Особенно зацепила женщину строчка: «Драконы выделяют настолько плотный магический фон, что в их присутствии даже латентные маги демонстрируют признаки заклинательной активности».

Чарли был в восторге. Молли сама помогла отправить ему запрос, связалась с нужными людьми, а через некоторое время ее второй сын получил письмо с приглашением на подготовительные курсы в румынский драконологический центр сразу по окончанию школы.

Миссис Уизли с облегчением отметила, что двоих она уже вытянула. Остальные…

Перси был прямолинеен и амбициозен. Он хотел в Министерство. Пока еще не решил точно, в какое подразделение, но вечно говорил о «карьере», «законе», «иерархии». Пусть. Пусть работает, где хочет — если не подведет магия, если не ослабнет раньше времени, — он вполне мог бы пробиться сам. А если подведет… Что ж, тогда они попробуют что‑нибудь еще. Впрочем, в Отделе тайн наверняка припасен десяток амулетов, зелий и заклинаний для таких вот не слишком одаренных, но крайне полезных юношей.

Фред и Джордж… Ах, эти близнецы. Они не хотели ничего. Точнее, они хотели все и сразу, но не того, что нужно. Их интересовали взрывы, розыгрыши, бесконечные эксперименты с ингредиентами, которые не каждый взрослый рискнул бы смешивать. Молли решила не давить. Подождет, присмотрится. Время покажет, может, и им подвернется шанс, как это случилось со старшими братьями.

А Рон? Он был еще слишком мал. Упрямый, обидчивый, очень наивный. Пока что — просто ребенок, которому наконец тоже настало время отправляться в Хогвартс.

Лето 1991 выдалось на редкость отвратительным: Артур нарвался на крупный штраф! Все отложенные деньги, которые были приготовлены на сбор младшего сына к школе, пошли на погашение задолженности, и на покупки для Рона не осталось совсем ничего. Мальчику не купили даже собственной палочки, выдав на первое время старую палочку Чарли. Молли чувствовала себя откровенно неловко, но надеялась, что в следующем году они смогут отвести Рона к Олливандеру за его собственным концентратором. Настроение у женщины было на нуле, а еще больше усугубил ситуацию внезапный визит директора Хогвартса.

Накануне дня отправления в школу, в камине вспыхнуло зеленое пламя, и на его фоне показался высокий силуэт. Альбус Дамблдор.

— Молли, дорогая, — сказал он, — добрый вечер. Не отниму много времени. Я зайду?

Миссис Уизли отвела гостя на кухню, поставила чайник и вяло отметила, что давно не получала от него вестей. Просьба, с которой к Молли обратился директор, была до крайности странной: как бы невзначай встретить Гарри Поттера на маггловской стороне Кинг-Кросс и показать мальчику, где находится проход на платформу 9 и ¾.

— Сказка, моя девочка, — мягко ответил Альбус Дамблдор на искреннее недоумение, а затем и негодование Молли, — это то, что спасает некоторых людей от их реальности. У Гарри, как оказалось, не было ни нормальной семьи, ни праздников. Ему очень не повезло с родней. Пускай хотя бы поездка в школу станет волшебной.

Альбусу Дамблдору не отказывают, а потому Молли Уизли согласилась с планом директора. А Артур — тот вообще светился, когда узнал.

— Альбус попросил? Ну конечно! Это же Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил! Ты понимаешь, какой это шанс для Рона?

И вот, утром 1 сентября, стоя на вокзале и чувствуя себя полной дурой, Молли орала что-то про магглов, раз за разом повторяя одно и то же в попытках привлечь внимание знаменитого мальчика. Встреча состоялась, юный герой благополучно попал в Хогвартс, а миссис Уизли насторожилась. Как показали дальнейшие события — не зря.

Перси не то, чтобы был писателем от бога, но педант из него вышел — что надо! Его письма из Хогвартса порой напоминали донесения: «Тут такое, мама, ты не поверишь…» — и дальше следовала простыня мелким почерком, перемежающаяся ссылками на Устав школы и выдержками из правил. Однако между строк — сквозь тьму формальностей и отчаянной тяги к выделению собственной значимости — Молли все чаще замечала то, что вызывало тревогу.

Слишком часто в письмах мелькало имя Гарри Поттера. Слишком уж близко к нему оказался Рон. И слишком много вопросов оставалось без ответа.

«…вчера в коридоре третьего этажа произошел инцидент — несанкционированный доступ, по словам Филча. Гарри Поттер, Рон и еще одна девочка были там…»

«…учителя ведут себя странно, особенно профессор Квиррелл, но Дамблдор ничего не объясняет…»

«…почему, мама, Поттеру позволено все?»

Молли мрачно хмыкала над каждым новым свитком. Гарри Поттер? Сначала она пыталась не придавать значения. Просто ребенок, просто мальчик, которому повезло (или не повезло). Но чем дальше, тем сильнее становилось ощущение, что Гарри Поттер — это не просто школьник. Это точка притяжения. И вместе с ним — воронка, затягивающая всех, кто окажется рядом. Он был центральной фигурой старой войны и вполне может оказаться искрой для новой.

А Артур…

Ох, Артур… Он радовался, как ребенок.

— Думаешь, стоит поговорить с Роном? — осторожно спросила Молли супруга как-то вечером.

— С Роном? О чем? — удивился тот. — Да пусть дружит, это же Гарри Поттер, Молли! Представляешь, какой шанс? Может, он вытащит нашего мальчишку из этого его… ну, ты знаешь, настроения. Даст ему цель!

Аргументы не действовали. Артур Уизли, как всегда, верил в свет, добро, и Дамблдора в мантии с золотыми звездами. Потому Молли начала действовать одна.

Она написала Биллу. Потом Чарли.

«Если что-то пойдет не так — а я чувствую, что не так уже идет — вы должны быть готовы. Забрать братьев. Забрать Джинни. Без лишних вопросов вытянуть их под любым предлогом. Хоть в Румынию, хоть в Каир».

Молли аккуратно, без шума, оформила распоряжения у гоблинских юристов: передача временной опеки на случай возникновения «экстренных обстоятельств». В один из визитов в Гринготтс, миссис Уизли посетила кабинет старого знакомого — гоблина Бронкруга. Оказание юридических услуг было еще одним профилем деятельности зеленошкурых коротышек.

— Вы хотите оставить распоряжение относительно опеки над несовершеннолетними детьми? — уточнил гоблин, не поднимая глаз от пергамента.

— Да. На всякий случай, я хотела бы, чтобы опека перешла к Биллу и Чарли Уизли.

— Согласие супруга?

— Оформите, как совместный документ. Он подпишет.

Артур подписал. Как всегда, не вчитываясь, лишь поинтересовавшись у Молли:

— Что это, дорогая?

— Переоформление части доверенности на учебные расходы. Гоблинские тонкости, — улыбнулась она. — Ты же знаешь, как они любят бюрократию.

Мистер Уизли пожал плечами и черканул подпись.

На сердце у Молли отлегло. Она не знала, что именно готовит Дамблдор. Может быть, ничего. Может — все. Но теперь, по крайней мере, если грянет буря, у ее детей будет путь отступления.

Надежды на Артура было ноль. В случае беды он не то что не защитит — он еще и сдуру приведет неприятности прямо в дом, с наивной уверенностью, что «так правильно». На себя она тоже не слишком рассчитывала. Все еще помнила слова клятвы и ритуалы. Некоторые обязательства из юности цепляются, как магические крючья: вроде бы забыты, а потянуть — и окажется, что ты все еще в петле. Нарушить? Может, можно. Может, нельзя. Лучше не рисковать.

Вскоре Молли узнала, что она была на диво предусмотрительна и успела все провернуть буквально в последний момент. Учебный год близился к концу, когда миссис Уизли получила сразу несколько неприятных новостей: во-первых, Рон влез в какую-то мутную историю с драконами и теперь находится в больничном крыле, а во-вторых, втянул в эту самую историю еще и Чарли, подставив брата под срок в Азкабане, если его участие вскроется.

Артур был на работе, а потому навестить сына в Хогвартсе и убедиться, что с ним все в порядке, Молли пришла одна. Она вышла из камина и тут же отряхнула мантию, не скрывая своего раздражения. Кабинет Дамблдора по-прежнему выглядел чудно, а сам директор обнаружился стоящим у окна.

— Профессор, — коротко кивнула женщина. — Я бы хотела увидеть сына.

— Молли, дорогая моя девочка! — поднялся ей навстречу Дамблдор, глядя поверх очков-половинок. — Разумеется. Но, если позволишь, буквально минуточку… как там Артур? Все ли у вас в порядке? Билл в Египте, Чарли, насколько мне известно, снова в Британии? Приятно видеть, что ваша семья так активно участвует в… судьбоносных событиях.

— Артур в порядке, — отрезала Молли. — Билл в Египте, Чарли в Румынии. А Рон — в больничном крыле.

Дамблдор вздохнул, театрально-сокрушенно, но взгляд у него был цепкий.

— Рон проявил поразительное мужество. Столько отваги, такой поступок — для такого возраста… Это редкость. Он помог Гарри в момент, когда все было на волоске…

— Да мне плевать, кому он помог! — сорвалась Молли. — Он — мой ребенок! Он должен учиться, дразнить братьев, таскать бутерброды с кухни, а не влезать в истории, после которых вполне может оказаться на кладбище!

— Ты права, Молли, — мягко произнес Дамблдор. — Но иногда…

— Иногда? — она шагнула ближе и оперлась ладонью о стол. — Иногда мальчики, которым едва исполнилось одиннадцать, рискуют жизнью. Иногда мои дети оказываются пешками в чужих играх. Иногда Чарли, которому пришлось бы скрываться, если бы все вышло наружу, обязан выручать брата, в то время как вы тут сидите и… размышляете!

— Я понимаю твое волнение, — сказал Альбус Дамблдор, помолчав. — Поверь, я не хотел бы подвергать твоих близких опасности.

— Но подвергли, — холодно ответила миссис Уизли. — И не в первый раз. Вы думаете, это типичная ситуация?

— Я думаю, — покачал головой директор, — что мир вновь меняется. И иногда приходится принимать непростые решения.

— Тогда принимайте их без моих детей, — прошипела Молли. — Особенно без Рона. Он унаследовал не только рыжие волосы. У него слишком мягкое сердце. Он за кем хочешь пойдет — особенно если похвалят.

Дамблдор не сразу ответил. Он замер у окна, задумчиво глядя вдаль сквозь мутные стекла. Потом повернулся и заговорил, не поднимая взгляда, словно отвечал не ей, а кому-то в собственной памяти.

— Ах, Молли… Ты ведь знаешь, что с гидрой нельзя бороться топором. Стоит отсечь одну голову — и вырастут две. Сначала — беспомощные, жалкие, ползучие. Но проходит время — и они обрастают чешуей, пускают яд и становятся смертельно опасными. Так вот и со злом. Его нельзя просто победить, с ним нельзя покончить. Потому что зло не обитает в башнях и не прячется в тени. Оно прячется в человеке. В идее.

Глаза Альбуса Дамблдора были ясными, почти добрыми — как у старика, рассказывающего сказку.

— В юности я был глуп. Глуп, как могут быть только очень умные юноши. Мы с Геллертом строили планы: объединение, мир, порядок. Мы читали Платона и писали трактаты, верили, что маги обязаны править — не ради власти, нет, ради порядка. Ради всеобщего блага. Мы говорили, что сильный должен направлять слабого. Что магия обязывает. Что избранный путь — это не привилегия, а ноша. И я верил. Верил до конца. А потом все наши мечты и планы оказались вывернуты наизнанку, и зло практически победило. А затем чуть не победило снова, всего какое-то десятилетие назад.

— Война давно закончилась, — категорично отозвалась Молли.

— Ты говоришь: «война закончилась». Но с чего ты взяла, что мы победили? Тело Волдеморта исчезло — да. Но идеи, Молли, не умирают. Они перетекают. О, как сладко поверить, что все позади, что можно растить детей, сажать тыквы, штопать носки. Но ты ведь видишь сама, как вновь расцветают те же взгляды, те же фамилии шепчутся за закрытыми дверями, те же лозунги — о чистоте, порядке, величии рода — вновь входят в моду.

Альбус Дамблдор серьезно посмотрел на застывшую перед ним женщину, покачал головой, вздохнул и подошел к столу. Затем, порывшись в ящике стола, он достал оттуда тетрадь в черном переплете и протянул ее Молли.

— Мне, знаешь ли, потребовалась вся моя жизнь, чтобы осознать, что самое опасное зло — не в темных рясах и не с волшебной палочкой в руке. Самое опасное зло — это идея. Безликая, холодная, рациональная. Идея превосходства. Идея исключительности. Сверхчеловек, избранный, святой мессия. И вот в чем беда, Молли: идею, не имеющую реального воплощения, победить очень трудно. Практически невозможно. И тогда, когда Том пропал, — пропал, заметь, а не был действительно полностью и окончательно низвержен и уничтожен, — мы, увы, не победили. Мы просто получили отсрочку, а наши враги — дополнительное время на перегруппировку. И вот мы снова находимся практически там, откуда и начинали. Зло, с которым мы боролись, никуда не делось. Оно просто утратило физическую оболочку, что значительно все усложнило.

Молли Уизли, которой Дамблдор практически силой впихнул в руки тетрадь, озадаченно посмотрела на нее.

— Что это, директор? — спросила она.

— Гарри Поттер, с которым дружит твой сын, — продолжил свою мысль Альбус Дамблдор, — это не просто не мальчик. Магия выбрала его, и те, кто рядом с ним, неслучайны. Они — камешки в основании дамбы. Убери один — и плотина треснет. Что до тетради… Передай ее дочери, Молли.

Молли стиснула пальцы. Ее бросило в жар. Чем бы ни являлось это нечно в ее руках, прикидывающееся простой тетрадью, оно явно было опасно. И совершенно точно не должно было попасть в руки Джинни.

— Не трогайте мою дочь, директор! Не втягивайте ее ни во что! Ни ее, ни других детей.

— Ей не будет от того вреда, не переживай. Ты говоришь: я втягиваю детей. Возможно. Но я даю им шанс стать теми, кто остановит новую волну, прежде чем она сметет все на своем пути. И да, возможно, я требую от тебя и других многого, но это — не ради власти. Это — ради тех, кто слишком мал, слишком стар, слишком прост, чтобы бороться сам. Ради будущего, где не будет ни Темных Лордов, ни чисток, ни сожженных домов, ни зла. И я напоминаю тебе, моя девочка, что ты все еще член Ордена, и все, что я прошу от тебя, я прошу не просто так. Поэтому, я настаиваю: как только увидишь Джинни, сразу же передай ей эту тетрадь. А сейчас иди, дорогая, навести Рона в больничном крыле. Мальчик показал себя молодцом, ты можешь им гордиться!

Молли медленно вышла из кабинета директора и задумчиво побрела по коридорам Хогвартса. Женщина вдруг поняла: Дамблдор верил в сказанное так искренне, так глубоко, что никакие доводы уже не могут поколебать его убеждений. Он не был злодеем. Он был убежденным праведником. Фанатиком. Человеком, готовым превратить каждого в пешку на доске ради своей версии победы добра над злом. И это было куда страшнее.

* * *

Молли Уизли выплыла из своих воспоминаний. Перед ней по-прежнему стояло зеркало «ЕИНАЛЕЖ», а рыжеволосая незнакомка все еще ждала ее ответа.

Желала ли женщина исправить свои ошибки? Да, однозначно! Хотела ли она вернуться в прошлое и спасти от такой ранней и несправедливой смерти родителей и братьев? Безусловно! Мечтала ли почувствовать себя снова полноценной, не находящейся под властью клятв, обетов и проклятья? Конечно! Вот только был один нюанс.

— А что будет здесь с моими детьми? — спросила Молли.

Рыжая пожала плечами:

— Кто знает? Они продолжат жить в этой версии реальности, и свою судьбу будут творить сами. Просто без тебя. Молли Уизли в этой истории больше не будет: она пропадет в неизвестном направлении. Ну так что ты решила? Согласна или нет? Время на раздумья кончилось. Если согласна, то давай руку и пойдем!

Поверхность зеркала пошла рябью. Незнакомка, приблизившись вплотную к стеклу, протянула руку вперед, и, на удивление, та спокойно прошла через преграду, отделяющую их с Молли друг от друга.

Миссис Уизли кивнула, сделала решительный шаг и коснулась чужой холодной ладони. В ту же секунду ее с немыслимой силой дернули вперед, и Молли, продолжавшая удерживать во второй руке неприятную черную тетрадь, исчезла в зазеркалье.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ