Гвоздь и подкова (гет)

1981 г.

«Я совершила преступление», — мысль эта не покидала Гермиону весь следующий день. В приступе самобичевания она даже на время позабыла о поисках Питера. Она ведь так и не поинтересовалась у Сириуса, видел ли он Петтигрю в последнее время. Потом, однако, вспомнила, Блэк и сам был не в курсе дела, иначе бы не искал приятеля у нее.

Беспокойство нарастало с каждым днем, и ближе к концу июня Гермиона снова решилась написать. Теперь уже Лили Поттер.

Сочиняя текст, она испытывала странное чувство, что пишет письмо на другую планету.

«Лили! Пожалуйста, не удивляйтесь, что я обратилась к вам. Вы, возможно, помните меня, я — Джейн, которая когда-то работала в «Сладком королевстве». Я очень беспокоюсь из-за одного из ваших друзей, думаю, вы догадываетесь, о ком я. Он по непонятным причинам скрывает от друзей нашу связь. Поэтому прошу вас не говорить о моем письме вашему мужу и его приятелям. Человек, о котором идет речь, бывал у меня прежде довольно часто, но вот уже почти месяц о нем нет никаких известий. Я очень беспокоюсь и прошу вас: если знаете хоть что-то — сообщите. Мне достаточно лишь знать, что с ним все хорошо. Джейн».

Перечитав свое сумбурное послание, Гермиона вздохнула. Она очень надеялась, что добросердечие Лили Поттер и женская солидарность сыграют в ее пользу. Хотя, конечно, с точки зрения информированности скрывающаяся от преследователей Лили была далеко не лучшим вариантом.

Письмо она отослала в тот же день, а примерно через сутки пришел ответ.

«Дорогая Джейн! Мы уже давно обо всем догадались. Но вы правы, пусть Питер думает, что вы — его тайна. Я не ошибусь, если скажу, что любой, кто поддерживает с нами связь, рискует. Вероятно, Питеру приятно думать, что так он защищает вас. Теперь о главном: с ним все хорошо, около трех дней назад он заходил, хоть и был очень подавлен и расстроен. Но сейчас это немудрено, да вы ведь и сами все понимаете. Не знаю, успокоила ли я вас, но думаю, Питер скоро у вас появится и сам все расскажет. Хотя, как вы и просили, не сказала о вашем письме ни ему, ни ребятам.

P.S. Когда весь этот кошмар закончится — а он закончится, я верю — у нас с вами будет возможность познакомиться по-настоящему. Питер хороший парень и я рада, что нашлась девушка, которая его оценила. С наилучшими пожеланиями, Лили П.»

Ответ Лили не только не успокоил, но еще более встревожил Гермиону. Едкий внутренний голос тут же запел: мол, контроль теряешь над уже «прирученным» мальчишкой. И она была вынуждена признать, насчет основной причины ее волнения гадкое «alter-ego» не ошиблось. Черные подозрения, о да!

«Что же произошло?» — Гермиона пыталась припомнить, было ли в ее поступках или поведении нечто, оттолкнувшее Питера. Но придумать каких бы то ни было разумных объяснений не могла. Ведь она была так терпелива, так ласкова… И, кажется, почти не фальшивила. Нет! Не «почти». Она совсем не фальшивила. Да, что там! Она действительно испытывала симпатию.

В конец измаявшись от споров с самой собой, Гермиона решила было последовать совету Лили Поттер и попросту ждать. Но, увы, даты… безжалостные даты, отсчитывавшие дни до рокового срока не давали окончательно успокоиться.

С некоторых пор у Гермионы даже появилась привычка сидеть вечерами в спальне на подоконнике и глядеть на улицу, будто в надежде заметить через стекло знакомый силуэт. Так прошел еще месяц.

Конец июля выдался особенно тягостным. В первую очередь из-за работы. Вот уже несколько дней к ряду Оглви самым нещадным образом эксплуатировал ее, требуя не только готовить заказанные зелья, но и сортировать и пересчитывать складские запасы. Гермиона повиновалась, хоть и ворчала про себя, мол, что за блажь пришла хозяину в голову заняться подобной инвентаризацией именно сейчас. То ли у аптекаря и вправду было полно дел и самому заняться складом было недосуг, то ли он считал, что таким образом он занимает свою магглорожденную работницу, не оставляя ей шансов нарваться на неприятности, но так или иначе — домой Гермиона последнюю неделю возвращалась почти без сил.

А в последний день июля утомление дополнилось чувством подавленности. Еще в лавке, надписывая даты на этикетках с зельями, Гермиона вдруг вспомнила — сегодня же день рождения Гарри. Первый и последний, который тот встречает с родителями. Это воспоминание словно жгло ее изнутри, напоминая, что она практически выпустила ситуацию из-под контроля. Она ведь не знала, чем занимается Питер, извелась подозрениями, и теперь единственная ее надежда была на Сириуса Блэка. Оно бы и хорошо, да вот только человек этот никогда стопроцентной уверенности у Гермионы не вызывал. Слишком уж непредсказуем.

«Хоть бы Блэку хватило ума прислушаться к советам», — эта мысль то и дело возвращалась к мисс Грэйнджер на протяжении казавшегося бесконечным рабочего дня, заставляя то успокаиваться, то терзаться сомнениями вновь. В подобных обстоятельствах не мудрено, что к дверям дома Гермиона подходила в самом изможденном состоянии, как физическом, так и душевном.

Уже в нескольких шагах от двери Гермиону вырвал из тяжелых раздумий внезапный шум, Она огляделась. Источником насторожившего ее звука были близлежащие кусты, которые ходили ходуном и тряслись так, словно были родственниками Дракучей ивы. Палочка сама собой скользнула в руку Гермионы — движение это было почти бессознательно.

Ворчание и возня усиливались, вслед за тем вечерний воздух прорезал громкий вой, прервавшийся шумом отчаянной схватки. Гермиона вздрогнула и… рассмеялась.

«Вот до чего дошла — кошачьей драки испугалась!»

И в подтверждение ее догадки из кустов на всех парах вылетел ошалевший кот с ощетинившейся холкой, следом еще один… Они неслись прямо на Гермиону, а перед ними большими скачками двигалось нечто небольшое, серое… Крыса!

Мозг, хоть и утомленный тягостным размышлениями, сработал мгновенно. Быстрый взмах и оба одичавших бездомных кота с шипением бросились в разные стороны, обожженные заклятьем. Крыса удирала со всех ног.

«Ну, уж нет, голубчик!» — чуть не выпалила Гермиона вслух.

На этот раз, в отличие от той памятной встречи в недрах склада «Сладкого королевства» на заре ее карьеры торговки, у мисс Грэйджер не было никаких сомнений — перед ней ее воздыхатель, который за каким то чертом решил пошпионить за ней в образе зверя.

«Сейчас мы, друг мой, поговорим по душам», — Гермиона не могла сдержать хищную усмешку.

— Акцио, крыса!

Она даже не стала тратить время на изготовление какой бы то ни было ловушки. Попросту поймала летящее по воздуху животное и сжала в руке.

— Только попробуй меня укусить, дружок! — грозно сказала она, глядя в глазки-бусинки. — Или ты превратишься в человека сию же секунду, или тебя превращу я. Выбирай!

В подтверждение своих слов Гермиона нацелила на крысу острие палочки. Зверь замер, а молодая женщина, чуть ослабляя хватку, добавила шепотом:

— Отпираться бесполезно, Питер. Я знаю, что это ты.

После превращения Петтигрю так и остался сидеть на земле — благо она была сухой, дождей не было почти три недели — и исподлобья снизу вверх глядел на Гермиону.

— Зачем этот маскарад, Питер?

От непривычно злого и резкого голоса парень вздрогнул, но опускать глаза и смущаться не стал. Что-то давало ему сил смотреть на Гермиону с негодованием и обвинением. Да! Она явственно читала это обвинение у него не лице, всегда таком простодушном и обожающем.

— Откуда ты узнала?

— Догадалась.

— Ты врешь, Джейн. Зачем? Это он тебе сказал?

Гермиона вздохнула. Надо было объяснить свою «догадливость», но она еще не придумала, как. Поэтому сочла за лучшее тянуть время.

— Пойдем в дом, Питер. Улица не самое лучшее место для беседы.

— Нет, — неприятно визгливым голосом выкрикнул он, но потом замялся и добавил уже тише: — Пока ты не скажешь мне правду.

— О чем?

— Я тебя спросил, Джейн. Откуда ты знаешь, что я анимаг? Тебе сказал… Блэк?

Глаза Питера воспаленно блестели, а лицо некрасиво сморщилось. Выглядеть сердитым ему определенно не шло.

Гермиона, видя, что Петтигрю по непонятным причинам обозлен не нее, решила пойти на крайнее средство. Запрещенный прием, так сказать.

— Питер, — она присела перед ним на корточки и умоляюще сложила руки, — прошу, пойдем в дом, мне страшно. Я стараюсь лишний раз не бывать на улице. Особенно вечером. Сейчас так опасно…

— Ты неплохо справляешься, — упрямо начал он, но Гермиона уже видела, что «запрещенный прием» подействовал. Питер тревожно огляделся, коротко зыркнул не нее и нехотя поднялся на ноги.

— Ладно, идем, раз боишься…

Он сунул руки в карманы и решительно зашагал к дому. Гермиона, усмехнувшись в кулак, последовала за ним. В прихожей Питер остановился и, прислонившись спиной к двери, застыл с видом упрямого вьючного животного.

— Ну, так откуда…

— …узнала? — Гермиона быстро перехватила инициативу. Благо с Питером это удавалось без труда.

Понимая, что ей предстоит выкручиваться, Гермиона женским чутьем избрала единственно верную в таком случае тактику — нападать. Она уперла руки в бока и нахмурила брови.

— Мне всегда было интересно, как долго ты будешь водить меня за нос, Питер. Неужели я заслужила, чтобы ты шпионил за мной вот так? — для пущей убедительности она сердито притопнула ногой. — Превращаться он умеет. Ха! Тоже мне тайна. Спрашиваешь, как я догадалась — пожалуйста! Ты говоришь во сне. Знал об этом?

Растерянность и смущение на лице Петтигрю дали Гермионе понять, что ложь сработала. И чтобы не дать Питеру задуматься о ее «догадливости» и добить его окончательно, она быстро выпалила:

— Кроме того, я видела, как ты превращаешься!

«А вот это даже не ложь», — добавила Гермиона мысленно. Подобное она могла бы сказать даже под Сывороткой правды. Не стоило лишь уточнять, когда она это видела.

— Как «видела»? — Питер, кажется, был шокирован.

— Ты не всегда был так осторожен, как сегодня, друг мой! — она подмигнула и уже протянула было руку, чтобы примирительно погладить обескураженного Питера по плечу, но он резко дернулся, будто от зачумленной.

— Все равно это ничего не меняет! Ты врала мне, Джейн. В другом.

— Врала?

— Не делай вид, что не понимаешь. Я верил тебе, думал, я что-то для тебя значу, а ты… предала меня.

Гермиона растерялась. Она лихорадочно соображала, что же могло навести Питера на эту абсурдную мысль. Петтигрю же, видя, что она молчит, не глядя на него, счел это признанием вины. Плечи его опустились, он уже развернулся, попытался отпереть дверь.

— Нет, — взмахом палочки Гермиона запечатала вход. — Не уходи. Я, правда, не понимаю, о чем ты говоришь, Питер. Если есть какие-то подозрения, выскажи. Только не уходи. Это может нам обоим очень дорого стоить.

Лицо Питера болезненно скривилось.

— Дорого? Ага. Я бы дорого заплатил, чтобы этого не видеть… не знать, — он принялся судорожно рыться в кармане, вытащил несколько скомканных бумажек и с явным упреком сунул их в руки Гермионе. — Вот! Скажешь, это не вранье?

Она машинально взяла мятый, засаленный комок. Развернула. Это были три коротких письма — точнее, записки — написанные ее почерком. То есть, так казалось с первого взгляда. Однако, приглядевшись, Гермиона отчетливо увидела отличия. Автор записок явно пытался скопировать ее манеру письма. «И у него неплохо получилось», — мрачно констатировала Гермиона, пробегая глазами текст. Содержание писем было слезливо-сопливого характера и не оставляло сомнений, что писавшая их женщина безнадежно влюблена в адресата и, вероятно, без взаимности.

В мозгу у Гермионы шевельнулись неприятные подозрения.

«Кому, интересно знать, понадобилось писать эту чушь? И зачем?»

Отсутствие ответов, а также внезапное открытие, что кто-то очень близкий к ней затеял грязную игру с непонятной Гермионе целью, вызвало нервную дрожь в руках.

В голосе же, которым она заговорила, звучало скорее раздражение:

— Что за чушь?

— Это я тебя хотел спросить. Ты ведь писала!

Гермиона зло сощурила глаза.

— Ты серьезно полагаешь, что это писала я? Может, еще и скажешь — кому?

Последнее звучало, как обвинение. Видя, что Питер упрямо молчит, уставившись на ее руки, Гермиона грустно добавила:

— Мы провели рядом столько времени, а ты даже не удосужился подумать, прежде чем подозревать меня в измене. Ты ведь в этом хочешь уличить меня, Питер? — она вздохнула. — Если бы ты хоть чуть-чуть подумал, мог бы догадаться: я не способна написать такой… бред. Да будь я трижды безнадежно влюблена, мне бы элементарная гордость не позволила! Про то, что почерк не мой, вообще молчу. Похож — согласна, так что ошибиться можно. Хотя от близкого человека такой невнимательности я, признаться, не ожидала.

Питер оторвался от созерцания злополучных записок и быстро взглянул на Гермиону, но тут же отвернулся.

— Не отпирайся, я видел вас вместе.

— Кого «нас»? — Гермиона от отчаяния почти взвизгнула.

— Вас с Блэком. Скажешь, не было?

Отрицать Гермиона не стала. Она просто растерялась от пришедшей ей в голову догадки: кто-то намеренно хотел заставить Питера думать, что близкий друг и любовница затеяли шашни за его спиной.

«Но кто? И, ради всего святого, зачем?»

Смутные подозрения, зародившиеся в мозгу Гермионы, требовали выяснить все подробности. Что ж, тактика нападения в случае с Петтигрю работает, как нельзя лучше! Гермиона отступила на шаг и немного театрально сложила на груди руки.

— Итак, ты решил, — голос звенел, будто она изо всех сил сдерживала рвавшийся наружу «праведный гнев», — что я… проклятье, язык не поворачивается… кручу с ним роман у тебя за спиной. С чего ты взял, что эта писанина вообще имеет отношение к нему или ко мне?!

Эффект от реплики не заставил себя ждать. Питер принялся оправдываться.

— Я нашел их у Сириуса. Случайно. Мы встречались как-то в «Кабаньей голове». Он спрашивал про тебя. А потом… кажется, они у него из кармана выпали, я хотел отдать, а потом посмотрел на почерк и…

Он бессильно замолчал, осознав, что из обвинителя вдруг превратился в обвиняемого. Но Гермиона не дала ему опомниться.

— А тебе не приходит в голову, — повысила она голос, брезгливым жестом швыряя на пол злополучные записки, — что это могло быть подстроено! Не ты ли сам, Питер, говорил, что весь белый свет в курсе, что вы друзья? А что если ваша дружба кому-то поперек горла? Что если вас хотят настроить друг против друга, а?

Видя, что сомнение в глазах принимает почти видимые очертания, Гермиона смягчилась:

— Пойми, Питер, как бы ты не скрывал нашу связь — шила в мешке не утаишь. Наверняка нас с тобой кто-то видел. Я, кажется, даже начинаю догадываться, кто.

— Ты думаешь, это… специально? — пробормотал он растерянно, будто хотел поверить в сказанное, но все еще боялся.

— Ну, конечно, — Гермиона сказала это уже почти ласково. — Я не совсем понимаю, для чего, но почти уверена — кому-то очень хочется вас… в смысле, тебя и твоих приятелей, рассорить. Сейчас кругом глаза и уши, ты ведь это знаешь лучше меня! А что может стать лучшим поводом для распри двух мужчин, как не женщина? Это же белыми нитками шито, а ты поверил…

— Но он интересовался тобой, спрашивал? — сомнение звучало уже в голосе, а глаза, уставились ей в лицо с затаенной надеждой.

Гермиона вздохнула.

— Да, спрашивал. Заметь, я не отрицаю, что виделась с Блэком. Он приходил из-за тебя.

— Как это?

— А вот так. Твой дружок, каким бы разумным и хитрым он себя не считал, тоже угодил в эту ловушку. С обвинениями ко мне прибежал, мол, сбиваю Питера с пути истинного, прикидываюсь подружкой, а сама шпионю.

— Так и сказал?

— Ну, почти, — Гермиона невесело усмехнулась. — Стоял вот на этом самом месте, прямо как ты, чуть ли не палочкой в меня тыкал. Мол, с какой целью это вы, Джейн Грэйнджер морочите моему другу голову?

Высокомерные блэковские интонации в голосе Гермионы заставили Питера невольно хмыкнуть. Кажется, он поверил, что совершил глупость.

— Правда?

— Да, — Гермиона притворно поежилась. — Знаешь, Питер, мне в какой-то момент показалось, что он готов меня убить.

На губах Питера мелькнула робкая улыбка. Он рассеяно провел рукой по волосам.

— Сириус может. Я сам его боюсь… ну, иногда, — но он тут же опять скуксился. — Но ты ведь просила его… «не рисковать».

«Ах, вот в чем дело. Маленький крысеныш подслушивал. Интересно, что он услышал?» — на миг у Гермионы перехватило дыхание. Не хватало только еще одного посвященного в ее тайну. Впрочем, почти сразу она догадалась, что Питер слышал только самый конец разговора, иначе бы не обвинял.

— Я просила его не геройствовать, — уточнила она строгим учительским голосом, словно поправляла Питера за неточный ответ на экзамене. — И это «не геройствовать» касалось твоей, друг мой, персоны. Я просила не нападать на тебя, и не разбрасывался обвинениями, как Блэк делал это со мной.

Питер чуть вздохнул, а то и всхлипнул. Подался вперед. Гермиона обняла его и прижалась щекой к плечу.

— Питер, я искала тебя два месяца. Даже рискнула написать, — он дернулся, но она прижалась теснее и погладила его по спине. — Дурачок, как ты мог подумать, что я бросила тебя? Я ведь обещала.

— Ты им рассказала? — тихо спросил он, теперь тоже обнимая ее.

— Пришлось. Ты так долго прятался.

Питер судорожно вздохнул, но Гермиона, предваряя его попытки опять завести нытье про безопасность, чуть отстранилась и сказала насмешливым тоном:

— Твой секрет уже давно не секрет.

Потом потянула Питера за рукав в гостиную и, покопавшись в кипе бумаг, выудила письмо Лили Поттер.

— Вот, гляди.

Пока Питер бегал глазами по строчкам, Гермиона из-под ресниц наблюдала за ним и видела, как на нервное и хмурое лицо снисходит умиротворение.

Она присела возле него на стул и провела рукой по лицу. Хоть примирение и состоялось, Гермионе, в отличие от Питера, не удавалось успокоиться. Покоя ей не давала мысль о том, кто стоит за этой нелепой историей. И особенно уязвлял факт, что этот человек — или люди — настолько хорошо владели информацией, что смогли разыграть вполне правдоподобный спектакль. Гермионе стало нехорошо от мысли, что не поймай она Питера нынешним вечером и не выясни все досконально, еще неизвестно, к каким последствиям могли бы привести незадачливого парня его подозрения.

— Питер, — спросила она осторожно, — ты ведь ничего такого… не натворил? — а когда он уставился на нее обескуражено, легко вздохнула. — Я боялась, что тебя поймали эти...

— Пожиратели? Нет, я умею прятаться, — Питер, уже окончательно успокоившись, даже подмигнул ей. Потом присел перед Гермионой на корточки и взял за обе руки.

— Джейн, выходи за меня замуж.

Чтобы скрыть растерянность, Гермиона прикрыла глаза. Что она могла ответить? Отказать? Объяснять про опасное время? Изречь нечто глупое и вульгарное, вроде «надо получше узнать друг друга»?

«Доверие, обретенное с таким трудом, разрушится», — возразила она своему внутреннему голосу, который снова колол ее, обвиняя в нечестной игре.

— Когда, Питер? — голос был спокойный.

Он начал смеяться, вскочил, потянул за руки, буквально сдергивая со стула, закружил по комнате.

— Да хоть завтра, хоть сейчас!

Потом остановился и произнес очень серьезно, глядя в глаза:

— Наверно, стоило пропасть на два месяца, чтобы услышать это.

И поцеловал.

~

Август начался с новой вспышкой террора. Пожиратели Смерти ударили сразу на нескольких фронтах, и газеты тотчас взорвались новыми сообщениями о нападениях на магглов и волшебников.

«Они хорошо подготовились. Времени даром не теряли», — мрачно думала Гермиона, разглядывая колдографии с мест трагедий, которых в одном только номере «Пророка» было не меньше трех, причем из разных частей Британии.

Через несколько дней в передовице было опубликовано открытое письмо «уважаемых членов магического сообщества», которые просили — нет, требовали — от Министерства «решительных мер». За ним следовал ответ Министра, который, судя по тону, был почти капитуляцией. В стране объявлялось чрезвычайное положение, а практически вся полнота власти передавалась в руки Отдела Правопорядка во главе с Бартемиусом Краучем. На второй странице упомянутый господин в интервью корреспонденту излагал свое видение ситуации. Обещания применять жесткие меры в отношении всех «смутьянов» сквозили в каждой строке. Крауч открыто говорил об ускоренной процедуре судопроизводства, о спецдопросах, о расширении полномочий авроров «вплоть до самых крайних мер».

«Мы не имеем права малодушничать и попустительствовать тем, кто ввергает страну в кровавую бойню!» — были его слова. И в данных условиях абсолютному большинству они казались уместны.

Вслед за этими переменами начались аресты, суды и расправы. Страницы газет затопили репортажи с судебных заседаний, где на скамьях подсудимых сидели уже довольно крупные министерские чиновники. Чистка в собственных рядах была лишь первым шагом. Потом начались показательные процессы над «членами преступной секты». Но вот что удивительно, и это тут же заметила Гермиона, среди осужденных не было ни одной знакомой фамилии.

«Это провокация», — поняла она совершенно отчетливо.

Действительно, занявшись чисткой рядов, Министерство слабело, что было только на руку оппозиции. А тем временем нападения продолжались, они уже не выглядели столь ужасающе масштабными, зато все, как одно, являлись прицельными ударами.

Теперь Гермиона поняла, почему впоследствии все так охотно поверили, что в Ордене Феникса был предатель, и поняла также, что в этом предателе никакой необходимости не было. Да, именно так! Сейчас, имея возможность наблюдать события первой войны воочию, мисс Грэйнджер могла сказать это почти наверняка.

Достаточно было вспомнить старую колдографию, которую Гарри когда-то получил от Блэка. Члены первого Ордена Феникса — почти сплошь молодые лица. Ровесники Поттеров, их однокурсники… Но ирония судьбы заключалась в том, что и с «той» стороны — со стороны, склонившейся к Волдеморту — тоже были эти самые «ровесники и однокурсники»…

«Волшебное общество слишком малочисленно, чтобы в нем можно было сохранить хоть какую-то тайну».

Вспомнились Гермионе и ее собственные годы учебы. Они ведь тогда почти со стопроцентной вероятностью могли ответить, кто каких убеждений придерживается, кто друг, кто враг. Разве это было когда-то загадкой?

И вот теперь Волдеморт подбирался к Поттерам. Здесь им двигала личная цель, но что с того? С его подачи удары Пожирателей смерти приходились по окружению Лили и Джеймса. А выяснить, кто в это окружение входит, вряд ли составляло хоть какой-то труд для тех, кто провел рядом с ними семь лет учебы. Да что говорить! Достаточно было просто напрячь память.

В подобных условиях и Питеру и остальным бывшим Мародерам приходилось быть осторожным вдвойне. На Петтигрю эта гонка от преследователей действовала странно. С одной стороны, он совершенно издергался, ибо не был бесшабашным храбрецом, как Блэк или осторожным фаталистом, как Ремус. Питер был обычный парень, в меру храбрый, в меру осторожный и возможная смерть его пугала, хоть и не настолько, чтобы паниковать или спасаться бегством. Он, кстати, совершенно открыто признался в этом Гермионе в одну из его ночевок у нее дома.

С другой стороны, жизнь в условиях экстремального риска положительным образом сказывалась на его самооценке. «Ребята отдалились от меня после школы, а вот теперь мы снова вместе», — не раз повторял он и Гермиона не возражала. Она видела — Питеру важно думать именно так.

Два с половиной месяца Питер почти безостановочно перемещался с места на место и лишь изредка навещал свою подругу, хотя Гермиона предлагала поселиться у нее насовсем. «Раз уж я теперь твоя невеста», — чуть усмехаясь, добавляла она, чем ужасно смущала Питера.

Почему-то свое согласие на брак Гермиона никак не могла себя заставить воспринять серьезно, перспектива замужества казалась ей просто новым этапом игры. И молодая женщина, хоть и ругала себя за такие мысли, отделаться от них не могла. И то, что дата «самого важного в жизни женщины события» по понятным причинам откладывалась, только добавляло сомнений, что упомянутое событие состоится в принципе.

И тем не менее, в начале октября — того самого злосчастного октября — Питер как-то явился к ней уже почти ночью необычайно оживленный, растрепанный и с большой коробкой в руках.

— Я договорился, — выпалил он, едва Гермиона успела замуровать дверь самыми замысловатыми охранными чарами, на какие только была способна. Теперь, увы, без подобных предосторожностей она просто не могла уснуть. Мисс Грэйнджер не раз вспомнила добрым словом свой опыт, добытый в тяжелых скитаниях, когда она, Рон и Гарри охотились за крестражами.

— О чем договорился? — рассеянно переспросила она, следуя за Питером в гостиную.

— Мы поженимся, Джейн. В самый Хеллоуин, представляешь, — он водрузил на стол свою ношу и поманил Гермиону рукой.

— Это тебе.

Гермиона пожала плечами, подняла крышку. Оттуда пахнуло старым шкафом, в который насыпали ароматических трав, чтобы избавиться от моли. Она едва не закашлялась, то ли от першения в горле, то ли от сдерживаемого смеха.

— Что это?

— Э-э-э кажется, подвенечное платье моей бабушки.

Питер внимательно следил за ее реакцией, а Гермиона мучительно кривилась, пытаясь не рассмеяться

— Ты хочешь сказать, мне нужно его надеть?

Он кивнул и угол рта вдруг тоже дернулся.

— Я из дома стащил. Кажется, на нем какие-то чары. Но я не уверен.

Они расхохотались одновременно. Смеялись долго, утирали слезы.

— Вообще-то оно ценное, — наконец, сумел выдавить Питер. — Мать над ним так тряслась. Я, собственно, из-за этого и узнал. Как-то раз колдовал неудачно, чуть шкаф не спалил. Она прямо в пламя кинулась эту тряп… то есть, платье спасать. Кричала, мол, я ничего не понимаю, мол, это ее шанс на личное счастье. Я тогда не сильно-то разбирался во всяком этом… женском. Да и сейчас тоже.

— Ну, раз такое дело, — Гермиона силилась говорить серьезно, — так и быть, надену эту… этот музейный экспонат. Только, — тут ее речь опять прервалась судорожным смехом, — можно, я его хоть постираю что ли?

— Оно теперь твое.

Гермиона накрыла пахнущий травами «от моли» раритет крышкой и отлевитировала коробку на комод, потом обернулась к Питеру.

— Так, в Хеллоуин, говоришь?

— Ага. Один хороший человек обещал помочь. Там тихое место, почти безопасное.

Гермиона вмиг посерьезнела.

— Может, нам не стоит…

— Нет, — быстро и нетерпеливо перебил ее Питер, молодой женщине даже показалось, он испугался, что она начнет сомневаться и откажется. — Пожалуйста, Джейн, не отказывай мне сейчас, для меня это очень важно. Знаю, что не слишком достоин тебя, но ты ведь… согласилась. Да?

Назначенная дата женитьбы укрепила Гермиону в мысли о правильности ее решения. Теперь она точно могла сказать, что в этот день Петтигрю будет с ней, а значит… Тут она не могла думать без дрожи. Значит, все изменилось, Питер никого не предавал, не шпионил и не собирается этого делать.

Пусть обстановка вокруг была далека от праздничной, Гермиона все больше и больше радовалась. Она уже почти уверовала, что ее замысел удался, что теперь все сложится иначе и — ей очень хотелось в это верить — лучше, чем в той ее прошлой жизни. Да, Питер, конечно, не ее идеал, но разве не привыкла она думать о нем, как о близком человеке?

«В конце концов, абсолютно идеальных браков не бывает».

Гермиона сама поражалась, как легко пришла к ней эта мысль и как не похожа она была на сомнения той прежней перфекционистки мисс Грэйнджер, желавшей от замужества глупого, мифического «навсегда».

Надо думать, именно подобные размышления позволили Гермионе пережить тревожный во всех смыслах октябрь относительно спокойно. Она перестала думать о «том дне», как о некоем Рубиконе, который изменит судьбу едва ли не целого поколения, а воспринимала его теперь этаким «красным днем» в ее — Джейн — личном календаре. Днем свадьбы.