Я не люблю (гет)

Звезда — она почти планета,

Ей лишь твоя нужна ладонь,

Чтоб защитить собой от ветра,

Чтоб не погас её огонь.

(С) Анна Знаменская

Жизнь ежедневно преподносит разные сюрпризы. Иногда это воздается божьей карой, иногда — невероятным подарком судьбы. И никто даже не догадывается, что за перемены за этим последуют.

Гермиона Грейнджер не любит сюрпризы. Искренне, до глубины души. Особенно те, из-за которых жизнь совершает очередной крутой вираж и кажется путешествием в черную, затягивающую пропасть. А Гермиона Грейнджер не любит спускать всё на тормоза.

Гермиона не любит принимать помощь. Особенно помощь посторонних, чужих ей людей. Обжегшись однажды, хочется навсегда встать ко всему миру спиной и никогда не поворачиваться обратно. И все же, найдется та тонкая грань, что будет уговаривать довериться, тянуть и рождать сомнения. Иногда есть какой-то смысл в том, чтобы пытаться снова и снова.

Теперь в её жизни есть еще один новый человек, новая квартира, что он помог снять, и огромное окно почти во всю стену её новой гостиной. Из окна видно Темзу — совсем близко; а ночью кажется, словно это еще одна бесконечная Вселенная с сотнями огней, плывущими куда-то вдаль.

Гермиона обнимает себя за плечи и тихо спрашивает:

— Зачем ты все это делаешь для меня, Блейз?

Странное чувство — когда сложно поднять глаза на человека. И это странное чувство не отпускает с того самого раза, то утихая в душе, то вновь разгораясь вновь.

— Мне нравится помогать тебе, — так же тихо отвечает он. — Могу же я сделать что-то хорошее, разве нет?

— Но почему? Зачем тебе вообще в чем-то мне помогать? Я ведь тебе никто!

Блейз молчит. Иногда секунды и минуты подобного молчания — тяжелого и вязкого — могут показаться самой мучительной вещью, которая только возможна. Конечно же, это не так.

— Мне просто приятно. Жизнь имеет смысл только тогда, когда живешь для кого-то, кроме себя.

— Это всё не то, — качает головой Гермиона.

— Не то, что ты хотела бы услышать? А почему ты сама столько раз возвращалась к Малфою? Почему не ушла оттуда?

В его голосе не слышится горечи, но она отчетливо чувствует её. Гермиона через силу поднимает взгляд: лицо Блейза такое же, как и прежде.

— Я не знаю, — отвечает она.

— Вот и я. Не знаю. Просто позволь мне помочь тебе.

Не стоит слишком много размышлять о мотивах человеческих поступков. Сегодня мысль будет одной, завтра уже посетит другая. И вряд ли они будут верными, ведь чужие души — тайны, скрытые замками, что не поддадутся самым мощным заклинаниям. Пожалуй, не стоит загадывать, нужно всего-то жить тем, что есть здесь и сейчас.

* * *

Каждое утро начинается с того, что Гермиона подходит к своему огромному окну и смотрит на Темзу. Она стоит так близко к холодному стеклу, что от дыхания оно покрывается маленькими капельками влаги. А за окном от воды поднимается молочно-белый туман и окутывает опоры моста, словно огромное пуховое одеяло. Гермиона смотрит на него и думает: вот бы открыть окно, протянуть руку и попробовать, каков он на ощупь. Жаль, что из окна туман не достать, да и не хочется разочаровываться.

Каждое утро туман рассеивается, являя взгляду почему-то усталых карих глаз тихую водную гладь, деревянную пристань, лодки, что с такого расстояния кажутся совсем игрушечными. Каждое утро Гермиона наблюдает за этим, съедая свой завтрак, который почему-то кажется безвкусным.

Каждый день приходит Блейз. Он, наверное, пытается как-то растормошить её, вывести из того ступора, в который она сама себя загнала, потому, что так легче. Он что-то рассказывает, и Гермиона кивает. Он помогает разобраться со счетами и почтой. Он приносит ей новую книгу или фильм, и иногда она чувствует, что огонек интереса зажигается в ней, но проходит время и он гаснет опять. Просто рано.

Часто приходит Гарри. Гарри всегда смотрит озабоченным взглядом на нее и тяжелым — на Блейза, если он рядом. Но он молчит, чувствуя, что для всех его вопросов — рано.

Каждый вечер Гермиона убеждает себя, что её состояние — просто болезнь, вроде гриппа или ветрянки. Любая болезнь рано или поздно проходит. Каждый вечер Гермиона думает о том, что просто болезнь не может сломать человека, как сухую ветку. Человек гораздо сильнее, он выздоравливает, поднимается и идет дальше — всегда, как бы тяжело не было — и в этом его преимущество.

Каждое утро Гермиона просыпается не оттого, что нужно вставать, а оттого, что примерно за час до рассвета ей становится холодно. Просто такое чувство, что внутри все замерзло, покрылось тонкой прозрачной корочкой льда. Всё: эмоции, чувства, движения, что стали механическими.

Каждое утро Гермиона смотрит в окно, надеясь увидеть солнечные лучи, бликующие на гладкой поверхности воды. Но за окном лишь туман.

* * *

Чем пахнет утро для жителей Лондона? Для кого-то свежей выпечкой из пекарен, только что сваренным двойным экспрессо в бумажных стаканчиках и типографской краской с листов утренних газет. Для кого-то это пряный запах бекона на раскаленной сковородке и тонкий — ландыша — от махрового халата. Для кого-то запах прокуренной обивки на сиденьях в такси и запах кондиционера от постельного белья: есть и такие, чья голова только коснулась подушки после бессонной ночи.

И все же, утро — это прекрасное время суток. Пора для новых надежд, идей и начинаний, для ясной головы и добрых мыслей.

Для Джинни Уизли утро в Лондоне всегда пахнет по-разному. Сегодня — это сладкий запах духов её собеседницы и не менее сладкий запах оправдавшихся ожиданий.

— Неплохо, — задумчиво тянет Джинни, щелкая ногтем по глянцу страницы с кричащим заголовком.

Блондинка напротив недовольно цокает языком.

— Неплохо? — возмущенно переспрашивает она, всплеснув руками, отчего её светлые волосы, завитые в пружинки забавно подпрыгивают. — Да это же просто бомба! Это порвет всю тусовку!

— Ну что же, значит, ты можешь собой гордиться, — пожимает плечами Джинни и демонстративно смотрит на часы.

Джинни Уизли не любит приторные духи, не любит волосы-пружинки и не любит терять свое время.

— Услуга за услугу, помнишь? — елейно отзывается блондинка, перехватив её взгляд.

Увы, никто не хочет плясать под дудку Джинни Уизли просто так. Поэтому, ей ничего не остается, как расплываться в вежливых улыбках и кивать.

— Ах, да, — бросает она небрежно. — И чего ты хочешь? Денег? Приглашения на министерские приемы? Пропуск в постель моего брата?

— Нет, спасибо, здесь я как-нибудь без тебя. Просто ответь: зачем тебе это? Вряд ли Поттеру и Грейнджер как-то повредит эта статья.

— Может быть. Но за общественным порицанием легче всего скрыть то, что произошло на самом деле.

Задумчивый взгляд Джинни теряется в толпе людей, спешащих по своим утренним делам, а вслед за взглядом и сама девушка, пожав плечами и многозначительно улыбнувшись своей спутнице, скрывается где-то в одном из этих узких лондонских переулков.

Истинно, жизнь щедра на сюрпризы. И Джинни Уизли как раз из тех людей, кому это не только не претит, но кто и сам не прочь побыть их источником.

* * *

Для иных англичан это августовское утро начинается с запаха дерева, лака, недавней краски и только привезенной мебели. Именно такое утро у Гарри Поттера, заканчивающего переезд в новый офис на Уэст-Энде.

К полудню он уже раздает указания новой команде и обсуждает что-то с новым секретарем. И вот когда Гарри решает урвать, наконец, минутку, чтобы насладиться видом из окна своего нового кабинета, которым он необычайно горд — видом на Трафальгарскую площадь с массивной колонной старика Нельсона и куполом тусклого золота церкви Святого Мартина — этот момент нагло прерывают.

Есть люди, которые всегда сделают то, что посчитают нужным. И если это будет появлением в чужом кабинете без предупреждения, что же... Остается сочувствовать хозяину кабинета.

— Как тебе это? — спрашивает Блейз, с отвращением швыряя журнал на стол.

И, кажется, он даже не догадывается о том, что Гарри разрывает желание точно с таким же отвращением швырнуть его самого.

— Неплохо, — медленно произносит он, мельком глянув на разворот о нем и Гермионе.

Их глаза встречаются и Гарри опять, вновь, в очередной раз за последнее время пытается прочитать: что же скрывается в них кроме этой показной доброжелательности и какой-то далекой, почти неуловимой печали? Одно и то же из раза в раз. И ничего лишнего. И ничего такого, что могло бы быть подозрительным.

— Неплохо? — приподнимает бровь Блейз, допуская капле изумления появиться на своем равнодушном лице. — Ты должно быть просто не понял смысл того, что про вас написали.

— Напротив, чего-то в этом роде я и ожидал, после того, как благодаря моей подружке от меня отвернулось большинство близких мне людей. Вероятно, чтобы закрепился эффект она решила полить меня грязью.

— То есть ты не намерен требовать опровержения?

— Я не собираюсь вступать во все эти газетные разборки, — пожимает плечами Гарри. — Чем меньше мое имя упоминается в желтой прессе, тем лучше для моего бизнеса.

— Ты хочешь сказать, что бизнес для тебя важнее?

На смуглом лице настолько искренняя растерянность, что невольно хочется проникнуться. Жаль только, что Гарри Поттер не привык доверять людям, с которыми всего три недели назад начал здороваться.

— Я хочу сказать, что это не твое дело, Забини, но, как видишь, я пытаюсь быть вежливым, — сухо отрезает он.

По кабинету медленно растекается напряжение, словно кто-то пролил флакон с этой субстанцией между двумя людьми. И воздух кажется таким же, как перед грозой — шевельнешься — заискрит, и тишина слишком давит, словно раскат грома уже на подходе.

— А я пытаюсь помочь, — спокойно говорит Блейз.

— Зачем? — Гарри подается вперед. — С какой целью ты лезешь в нашу жизнь? В твоей помощи нет необходимости. Чего ты добиваешься?

Блейз Забини усмехается и качает головой.

— Ты все так же делишь мир на черное и белое? — спрашивает он.

— Я делю людей на слизеринцев и всех остальных. Нормальных. Угадай, в какую группу попал ты?

— Я всего лишь пытаюсь помочь, — вновь повторяет Блейз и пожимает плечами.

Гарри чувствует, как от этого спокойного тона начинают сжиматься кулаки. У него нет поводов доверять этому человеку, а вот поводов для обратного — предостаточно.

И странно, как все, что произошло в последнее время, все плохое, что прошло через него — все отошло на второй план, замкнулось на одном единственном человеке. Нет времени думать о себе, когда есть кто-то, кому ты необходим.

— Ей не нужна твоя помощь, — Гарри сверлит глазами парня напротив. Паузы между фразами становятся все больше, а слова все взвешаннее, чтобы уж точно не пропустить ничего лишнего.

— Наверное, это не тебе решать? — доносится в ответ.

— Да, — соглашается Гарри. — Не мне. Но если понадобится, я сумею её защитить. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Даже если Блейз Забини и стал другом Гермионы, это еще ничего не значит.

* * *

Жизнь невероятна. Ежедневно она преподносит разные сюрпризы: крупные и маленькие, иногда приятные, иногда — наоборот. Бывает, что сюрпризом становится букет цветов и неожиданное признание от нового поклонника, кто бескорыстно подставил плечо в трудную минуту. Бывает — впервые, за долгое время, вечер, наполненный искренним смехом в компании старого друга, с которым было столько пережито. Бывает, что это всего лишь долгожданный солнечный лучик, нахально проникнувший в спальню и пощекотавший лицо с утра.

Они приносят надежду, дарят улыбки и заставляют лед внутри таять. Пусть медленно, всего лишь по дюйму, но уже чувствуется, что он становится тоньше; что взгляд оживает, а рука легко взлетает, чтобы поправить непослушный локон, выбившийся из прически. Но самые настоящие перемены происходят тогда, когда случается что-то, о чем запрещено даже думать. Например, когда сова приносит посылку с зачарованным зеркалом, а знакомый голос из его глубин говорит «Привет». Настолько знакомый, что сердце начинает стучать где-то в горле, дыхание сбивается, а трясущиеся руки уже не в силах что-то удержать.