Ловец бабочек (джен)

Лондонский закат прекрасен. Пурпурный чуть бледноват, но оранжево-розовые мазки неизменно приятны глазу. Раскалённый шарик прячется за борт, оставляя на небе рваные дорожки света, и у меня возникает лёгкая клаустрофобия — из этой маленькой планетки ни выбраться, ни окинуть магическим взглядом ближайшие световые годы космоса. Я привыкла, что за утренним кофе успеваю осмотреть Нирн на предмет глобальных катастроф и, пока Хаскилл изображает угрюмое равнодушие, предотвращаю пару-тройку катаклизмов. Раньше я могла заниматься этим целыми днями, выколупывая каждый неровный камешек из стройной мозаики вселенной, но это метание бисера уже давно исчерпало себя. Но сейчас не могу и этого; прикрыв глаза, растворяю себя в звуках оживлённой столичной жизни. Я не была в Лондоне долгих четырнадцать лет, но вписалась в окружение, словно найденный на дне коробки последний кусочек паззла. Отвращение к городу давно смыто, стёрто вещами сильнее, чем пустяковые обиды, поэтому я только придаюсь лёгкой ностальгии, не заметив, как сильно успела соскучиться по привычному миру.

Вечер лишь начал впитывать летнюю жару, и люди не спешат сменить холодный сок в пользу горячительных напитков. Мысли многих из них далеки от приятных тем — напротив кафе возвышается здание больницы Лондон Бридж, так что и врачи, и родственники пациентов часто приходят отвлечься именно сюда. Я кладу под блюдце купюру, которой счастливая официантка сможет закрыть месячную оплату за университет, и направляюсь к госпиталю. Время посещений закончилось десять минут назад, и можно идти по коридорам, не таясь, лишь изредка отводя внимание суетящегося медперсонала.

Нужная палата светла и просторна. Приоткрытые окна наполняют её чуть солоноватой свежестью Темзы, почти не принося раздражающего городского шума. Размеренно пищат приборы. Человек на больничной койке в сознании, но он так слаб, что едва держит веки открытыми. На его лице — растерянность и изумление, а я искренне ему улыбаюсь.

— Привет.

Худые руки опутаны проводами. Седые волосы — длиннее, чем я запомнила — в беспорядке разметались по подушке. На лице уже вполне отчётливая сетка морщин, и только глаза остались прежними.

— Я поставила сигналку на подобные случаи, но не думала, что действительно решу прийти. Завтра утром твоё сердце перестанет биться — не бойся, я этого не позволю.

Кислородная маска мешает ему говорить, но я даже рада.

— У меня было время подумать. Много времени, ну, ты понимаешь. Я поклялась вас уничтожить, а сама в итоге стала такой, как вы, представляешь? Хотя нет, гораздо круче. Сначала было хорошо, ведь я могла помогать людям, менять мир к лучшему... А потом эта закольцованная песенка жалости к себе стала надоедать. Тебе, кстати, привет от Хаскилла. Он мне ничего не говорил, но я-то знаю, что он за тебя волнуется. Ты что-то побледнел, Шео, хотя куда уж больше... Выдержишь ещё десять минут разговора? Полагаю, дальше мне будет не до этого.

Под окнами больницы тянучка, поэтому я приглушила раздражающие гудки машин. Было на удивление приятно снова его увидеть. Какой же он всё-таки...

— Я думала, что смогу уничтожить тот медальон, но потом решила попытаться что-то исправить с его помощью; только оказалось, что для восстановления мира во всём мире недостаточно обладать огромной мощью. У меня не было под рукой отдела аналитиков, пришлось выкручиваться... Я начала с малого — обошла все мало-мальские сборища культистов даэдра и объявила о... скажем так, неактуальности их миссий. Надо было их всех сразу отправить на встречу с покровителями! Кроме твоих, конечно... Хотя твои, кстати, одни из самых безобидных. Даже меридиевские умудрились принести в жертву ради каких-то там вечерних звёзд десять человек — остальных я спасла своим появлением на том мероприятии. А твои только пускали слюни на гигантскую статую Стража из вилок.

На улице начало темнеть, и я подошла к окну, чтобы понаблюдать за отблесками вечерних огней на реке.

— Короче, внушения сработали не совсем так, как я хотела... Многие мне не поверили, но спустя несколько месяцев исчезновение лордов даэдра стало очевидным даже в Плане смертных. Одни объявили меня новой богиней — всегда хотела стать объектом поклонения толпы психопатов, знаешь ли, — вторые обозвали их еретиками и пошли войной. Дошло до того, что я появлялась на полях сражений и запрещала кровопролитие, но куда там! Они с такой радостью вцепились в новый повод помочить друг друга, что пошли на контакт даже с власть имущими. Имперский верховный канцлер еле успевал посылать карательные отряды по донесению обеих сторон; Империя даже на время оставила в покое Тёмное Братство, которому стало поступать чрезвычайно много заказов религиозного характера. Я хотела попросить Мать Ночи не передавать Слышащему такие контракты, но эта старая дурища ни в какую не шла на контакт. На Соммерсетских островах вообще началась тотальная резня — разжиревшие от имперских податей талморцы пытались под шумок урвать немного благополучия, и под видом уничтожения даэдропоклонников истребляли уже своих политических врагов. В менее цивилизованных краях вообще был мрак. Твои друзья посмеются, когда узнают... Оказывается, чтобы напомнить смертным о себе, им нужно было всего лишь коллективно свалить в отпуск.

За дверью послышались шаги — медсестра совершала вечерний обход. Я мягко завернула её в сторону, прокрутив картинку мирно спящего под капельницей пациента. Надо бы закрыть окна, но он всё равно не успеет простудиться от сквозняка.

— Я не знала, что нужно делать, и просрала кучу народу. Сто семьдесят три тысячи невинных мужчин, женщин и детей за три с лишним года. Пришлось долго пить. Я чуть не выкинула медальон в океан к чёртовой матери, и себя за волосы вместе с ним. После какого по счёту апокалипсиса вы перестали обращать на это внимание?

Я отошла от окна.

— Дорога в ад и правда выложена благими намерениями. Знаешь, в них было столько гнева. Вы это видели, да? Во всех нас? Я пыталась их оплакать, но потом поняла, что мне совершенно не жаль тех, кто находит удовольствие в чужой боли. Я перестала появляться в Плане смертных, и со временем всё прекратилось само собой. Но всё же люди звали меня. Втайне, шёпотом, в мыслях... Иногда во сне. Им всем нужно было чудо, и некоторые из них были в моих возможностях. Что хорошего в мужчине, каждую ночь насилующем падчерицу? Что плохого в просьбе девочки это прекратить? Её мать ничего об этом не знала, и, страдая от горя по умершему мужу, подлила яд в бочку с элем в местной таверне. В тот день был большой праздник, и она думала, что среди отравленных будет и предполагаемый убийца её супруга. Её вычислили и казнили на плахе за массовое убийство. Девочка переехала в Хай-Рок, сейчас учится в местной магической академии, пишет научную работу в области магии разрушения и вздрагивает от любых прикосновений. Отчим пичкал её неправильно сваренными противозачаточными зельями, поэтому у неё никогда не будет детей. И я просто боюсь это исправлять.

Столько лишних слов. Всего-то и нужно было сказать ему, что теперь я всё поняла. А последствия моей глупости он увидит и сам.

— Мы не умеем просто жить. Кто там будет сверху — не важно. Я тоже хороша, настолько взбесилась от твоей выходки, что сама поломала кучу жизней. Тебе ведь не нужен полный пересказ? Наверняка хватает своих историй.

А я наивная добрая дурочка, которая хочет всех спасти.

Шео смотрел на меня, не отрываясь. Всё, что ему остаётся — это наблюдать за узурпаторшей, размышляя, какой фортель она может выкинуть. Сложно было удержаться от какого-нибудь безвредного фокуса, но ещё сложнее от того, чтобы подойти к нему, положить ладонь на горячий лоб и долго-долго шептать на ухо, что он был прав.

— После сегодняшнего тревожного звонка я окончательно решила, что хочу уйти. За двенадцать лет это всё надоело, не передать. Я верну всё на места, а дальше делайте, что хотите — со мной, с этим грёбаным миром, который только и способен, что пожирать сам себя. Да живы они, живы, не удивляйся. Я просто впихнула их в смертные оболочки и отправила под домашний арест по своим Планам. Даже в самом дурном настроении мне не пришло бы в голову их действительно убивать... С тобой чуть не сорвалась, это правда, так что по возвращении можешь пнуть меня первым.

Я снова улыбнулась, глядя в его широко распахнутые глаза.

— Я громко кричу, когда меня задевают, а тогда вы задели очень сильно. Неужели никому из вас не пришло в голову, что обращаться к человеку за помощью после коллективного плевка в душу — плохая идея? Но то были просто слова. Ты сам говорил, что я мягкотелая; нужен не один век в шкуре бога, чтоб от этого избавиться, а уж тогда...

В моей руке появился тот самый серебряный медальон. Крутя его в руках, я подошла к Шеогорату.

— Забирай. Я готова ко всему. В какой бы ад вы меня не затащили, хуже уже не станет. Только у меня одна просьба... Не открывай его прямо сейчас. Дай мне немного времени попрощаться с Лондоном. Всего минут пять, ладно? Всё-таки это мой дом, не хотелось бы делать эту палату последним воспоминанием.

Я положила медальон на плед, на миллиметр разминувшись с его рукой. Можно было переместиться прямо на одну из колонн Тауэрского моста и пустить слезу, наслаждаясь великолепным видом, но я хотела уйти по-человечески — просто выйти на свежий воздух и немного прогуляться по набережной.

Когда пальцы почти дотянулись до ручки двери, за спиной раздался стук. Я обернулась — медальон лежал на полу, а Шео бесполезно тянул к нему руку.

— Так спешишь? И я бы на твоём месте... хм, не будем об этом.

Я подняла медальон и аккуратно вложила его в раскрытую ладонь. От неё веяло прохладой, но этот почти состоявшийся контакт отдался покалыванием на кончиках пальцев.

— Даже пяти минут не дашь? Впрочем, это твоё дело. Только осторожнее с ним, ладно?

Но я не сделала и шага в сторону, как Шео неловко отбросил медальон на постель. Пронзительные карие глаза выражали ему одному понятную просьбу. Рука тянулась не к безделушке — ко мне.

Сама не понимая, что делаю, я медленно вложила свою ладонь в его. Он, как мог, сжал её пальцами. Что-то дрогнуло, по затылку будто пронёсся тёплый ветер, щекоча пушок на шее. Внезапно стало так мало — воздуха, времени, пульсирующей магии в венах — оказывается, всего было так ничтожно мало! Я хотела вырвать руку и сбежать отсюда; он бы не смог помешать, единственным его оружием было острое лезвие взгляда.

— Ладно, — звучало как сквозь вакуум, — пошли. Оставим всё это на Земле.

Я подняла медальон и крепко зажала в его ладони.

Это закончится.

Шео проводил меня взглядом.

Выйдя на улицу, я почувствовала свежий ветер. Лондон погружался в умиротворённую ночную прохладу. Жёлтый свет фонарей добавлял улицам мягкости, компании людей весело болтали и улыбались друг другу, будто помогая мне продержаться в эти последние секунды. Я шла вдоль Темзы, бездумно скользя рукой по забору, и ни на миг не хотела закрывать глаз. Почему в моей жизни было мало таких моментов? Зачем было вечно куда-то нестись с упёртым в пол взглядом? Что ж, наверное, моё счастье и правда выглядит так. Ноги подкашивались; я упала на ближайшую лавку, продолжая смотреть на воду, и сама не заметила, как уснула.

* * *

Чернота спала. Новые ощущения завыли в один голос и сбились в кучу: мягко; спина затекла; я лежу; свежо; свет щиплет глаза сквозь веки; приглушённый звук улицы; запах кофе; кто-то рядом громко дышит.

Я всё ещё жива.

Пришлось, давя малодушие, открыть глаза. Я была готова очнуться на пыточном столе в лапах этих перезагруженных психов, но это место мало напоминало ад. Это была просторная квартира, довольно богатая на вид и... белая. Вкрапления цветных деталей, как то совершенно не сочетающиеся друг с другом кислотные вазы или медные настенные часы под старину, только подчёркивали безупречную белизну интерьера, не безликую, но составленную терпеливым мастером гармонию из одинаково белых кусочков мозаики. За широкими окнами, врезанными на две стороны, было сочное голубое небо. Пока глаза собирались в кучу, за спиной кашлянули, заставляя меня подпрыгнуть.

— С добрым утречком! Будешь кофе?

Ну кто бы это мог быть? Сидя лицом к окну, я ещё сохраняла иллюзию спокойствия.

— Красиво здесь. Ты прямо сюда притащишь цепи?

— Совсем туго со слухом?! Никаких цепей, я спрашивал про к-о-ф-е!

Я повернулась высказать этому нахалу всё, что думаю о том, куда он может засунуть свой кофе, но... Он появился в кадре так плавно и естественно, облокотившись о столешницу с невозможно белой чашкой в руке, что я почувствовала себя глупо. Он снова тот, кто украшает своей особой любую дыру, лучится силой и беззаботностью. И всё же была здесь некая не замеченная пока деталь, придающая ситуации странный, доверительный уют.

— Как спалось на голубом шарике? — беззлобно спросил Шео, звеня блюдцем. Я так и застыла в полуобороте, оторопело наблюдая этот непостижимый натюрморт. Такая странная картинка, будто склеенная из порванных страниц журналов, угловатый зверь из неровных краёв, обклеенный скотчем, но весело скачущий на кривых лапах по границам реальности, с ухмылкой виляя хвостом. Вот он допил свой кофе и лениво поднялся со стула, сверля чашку таким взглядом, будто хочет её испепелить; не донеся посуду до мойки, снова наполнил её до краёв из заварника. Слегка отпив, уставился в окно, и я бы назвала этот взгляд ностальгическим, если бы речь шла о нормальном человеке. Затем — мне пришлось проморгаться — достал из кармана брюк смартфон и быстро начал водить пальцами по экрану. Длинные, тонкие, такие гибкие — им бы нежно перебирать струны, а не утыкаться в холодное бездушное стекло. Слишком красиво.

Такое спокойное утро; я полжизни гонялась за подобным, а теперь наблюдаю его, выросшее на обломках моего дурацкого желания мести, и мне так грустно, что хочется плакать.

— С каких пор у тебя айфон? — из сотни вопросов наружу вылез именно этот!

— Да с тех самых, — сказал он, не отрываясь от экрана, — как ты забросила меня сюда.

В этих словах не было злобы, хотя Шеогорат имел право на совершенно другой тон. Я снова была выбита из колеи воспоминаниями о том нелепом дне. Всё в итоге вернулось на круги своя; хотелось бы верить, что я стала умнее и научилась хотя бы не лезть в захлопывающиеся капканы.

— Слушай, то, что случилось... — я отчаянно пыталась собраться с силами. — Кстати, где мы?

— Ты о диван так сильно ударилась? — лорд издал издевательский смешок, — иди выгляни в окно, мы в Лондоне!

— Спасибо, что просветил, но я про это... помещение.

— Это моя квартира. Предвосхищая твой вопрос — да, я здесь живу.

Ого.

— И как долго?

— Восьмой год уже.

Ого!

Ничего себе. Слышать об этом было так же дико, как если бы у муравьёв было тайное правительство, контролирующее миграцию и расширение колоний.

— Эм... Я не то чтобы так удивляюсь, но...

— Что?

Шеогорат, наконец, отлип от экрана.

— Ты хотела спросить, как я тут поживал все эти дни? Не приставал ли к прохожим с вопросами о магических алтарях? Не проклинал ли недобросовестных рабов на плантациях, отбирающих дерьмовейшие зёрна для этой помойной жижи?

— Если тебе не нравится кофе, зачем ты его пьёшь?

— Да потому что мозги прочищает!

Он сорвался с места и маленьким ураганом начал кружить по комнате.

— Ну конечно, кому нужны поверженные враги, если в руках столько новых игрушек? Я видел, что ты наделала — это же ужас! Где мои статуи? А картины?! Почему дворец такой бледный и чистый? Хаскилл заикаться начал, пока я расспрашивал его о тебе! Двенадцать лет в моём городе — и ни следа индивидуальности! Что ты там делала вообще — со смертными играла?! И зачем тогда всё было нужно?..

— Что — всё?

— Всё, понимаешь?.. — он подошёл так близко, и навис надо мной каменной глыбой. В тени его глаза казались почти чёрными. — Я думал, ты хотя бы развлечёшься... Этому миру ничего не нужно, Элис, ни от нас, ни тем более от тебя.

— Знаю. Грёбаное дерьмо, теперь знаю. А ты как скоро перестал пытаться?

— У меня было гораздо больше времени.

Шео разорвал зрительный контакт и как-то устало плюхнулся на диван рядом со мной.

— У меня сегодня встреча по новому проекту, и знаешь что? Ну их в баню. Если эти дебилы не могут вытащить головы из задниц, то я не в силах им помочь.

Я потёрла переносицу. Ещё немного — и перестану удивляться, вот честно.

— Ты ещё и работу нашёл?

— А чем здесь заняться? — он пожал плечами, — конечно, круто, что ты презентовала мне стартовый капитал...

— Ты о чём, какой капитал?

— Твой Яг на парковке! Я достаточно за тобой наблюдал, чтоб открыть его без ключа.

В памяти смутно всплыла машина, на которой мы с Шеогоратом тогда удирали от головорезов. Позже я забрала Ягуар себе и долго каталась по Британии... с кучей золота в багажнике.

— Как ты его вообще нашёл?!

— Так, — лорд опасно сузил глаза, — то есть, я случайно очнулся рядом с ним?

— Я тогда в последнюю очередь думала о твоём финансовом благополучии.

— Офигеть! Пустила бы меня сразу на котлеты.

— Если помнишь, я это почти и сделала.

Лорд потёр щёку, и на свету я увидела еле заметный шрам от раны, которую оставила в тот день. Он должен был затянуться, я хорошо помню, как залечивала его... Рука невольно потянулась вперёд; Шео лишь отстранённо наблюдал за моим порывом. Его тёплая бархатная кожа, знакомое до каждой морщинки лицо, глаза... Вот что не давало мне покоя!

Глаза были карие.

Я нахмурилась и поспешно убрала руку.

— И что это значит?

Лорд выразительно поднял бровь.

— Твоё тыканье в меня пальцем? Понятия не имею.

— Ты же взял медальон! Почему мы ещё здесь?

— А ты куда-то спешишь?

— Я хочу знать, что происходит!

Шео вздохнул и притворно прикусил губу. Потом посмотрел на меня — так пристально, что я почувствовала себя голой — и сказал совершенно без издевки:

— Всё уже в порядке, можешь расслабиться. На самом деле гораздо лучше, чем в порядке.

Он так улыбнулся, что я почти ему поверила; но по опыту знала — нельзя. Сейчас он с этой улыбкой скажет что-нибудь неебически гадостное, а затем предложит чаю.

Ничего не буду делать. Пусть добивает.

— И совершенно зря ты думаешь, что я издеваюсь. Пока ты здесь дрыхла без задних ног, я смотался поговорить с товарищами по несчастью, и угадай, кто к нам внезапно пожаловал! Сама Невеста Пустоты спустилась со своих... где она там вечность коротает, и рассказала весёлую сказку. Боюсь, ты пока не оценишь юмор, так что вкратце: жил себе парнишка, жёлтый, ушастый, ты уже поняла, о ком речь, и однажды засвербело ему спасти мир. Только кое-чего о мире он не знал, поэтому вместо спасения пинком отправил его на погибель. Знакомая история? Только в ней кое-кого не хватает.

Он торжественно поднял указательный палец.

— Тебя. Оказалось, что ты можешь помешать этой скучной сказке сбыться. Не подумай о старой карге слишком хорошо, перед ней стоял исключительно вопрос собственного выживания; но всё же она увидела это будущее и смогла его предотвратить, доставив тебя в нужное место и позволив событиям идти своим чередом.

— Старая сука! — вырвалось у меня. — Так вот к чему были её напутствия.

— Так что тебе совершенно нечего бояться — ты почти убила всех нас, но этим в итоге спасла.

— Значит, спаситель мира. Как Нео. Как Гарри Поттер.

И что это значит? Ну честно, если отбросить эмоции. А то, что моё высеченное из гранита видение мира оказалось хрупким, как карточный домик, и вот-вот обрушится всей своей тяжестью. Что я, уклонившись от навязанных ролей, блестяще сыграла главную из них. И наконец — уже почти без горечи — что теперь я им совершенно точно не нужна. Ха, насытившись чужими тараканами по горло, до сих пор лелею своих. Ведь это легко и так потрясающе больно.

Я хотела сказать что-то отстранённо-колкое, но поняла, что не смогу выдавить и слова. Всё в этой комнате — солнечный свет, мерзкий остывший кофе, несколько дюймов между нашими ладонями — принадлежит не мне. Я сгорела когда-то давно, а когда очнулась из пепла, вокруг ничего не осталось. Нужно забыть эти глаза и замуровать себя в самой мрачной и вонючей норе, которую смогу найти.

Когда меня схватили за плечо, я с криком отпрыгнула за диван, едва его не опрокинув.

— Спокойнее, сумасшедшее ты создание!

— Спокойнее?!. Да. — я медлила, подбирая слова. — Если ты... Если меня не собираются долго и мучительно убивать, я, пожалуй, пойду. Спасибо за... информацию.

Если подумать, всё это правильно. Двенадцать лет назад я завладела силой лордов даэдра, и вместо того, чтобы просто её уничтожить, попыталась применить во благо. Они не хотели ничего менять, они жалкие, жестокие, порочные — казалось мне. Непобедимые, всезнающие, бесстрастные и безразличные.

Как и люди.

Как и я.

Черствее всех тот, кто пытался быть добрым и был разочарован. Только всех корёжит по-разному. Не знаю, что было бы со мной, проживи я так ещё лет пятьдесят; и хорошо, что не узнаю. Этот мир взращивает и убивает сам себя, а одинокие огоньки светлых помыслов быстро гаснут в его холодных объятиях. И я с этим, наверное, никогда не смирюсь. Буду бездумно идти вперёд и вспоминать лица тех, кто тоже когда-то погас, слишком давно, чтобы помнить. Но я должна ещё кое-что сказать одному из них.

— Ты когда-то говорил, что тебе не за что извиняться. То есть, не ты, а галлюцинация, вызванная твоим дурацким посохом, но не суть... Кто бы ни вложил эту мысль мне в голову, он оказался прав. Не ты виноват в дерьме, которое со мной случилось, не я — никто. Вы так же застряли здесь, как и мы. В общем, извини за тот день. Я знаю, что ты не тот засранец, каким казался, но это озарение, как обычно, пришло задним числом. В общем, была рада тебя видеть. Пока.

Я шла к выходу с лёгкой улыбкой. Хоть на сердце горечь и сожаление, её не содрать с лица никакими клещами — ведь чтобы грустить о чём-то потерянном, его нужно всё же когда-то найти. Мне не повезло вляпаться в эту историю, ещё меньше повезло выйти из неё живой, до самого конца не сумев признаться...

— А ну стоять! — рявкнули за спиной. — Жаль прерывать твой невероятно трагичный внутренний монолог, но я, вообще-то, тоже ещё не всё сказал. Так что, будь добра, тащи сюда свою печальную мину и слушай меня.

А я почти сбежала. Шеогорат призывно похлопал по свободному месту на диване, имея вид столь решительный, что при попытке побега наверняка меня свяжет и придавит журнальным столиком для надёжности. Я была слегка заинтригована, но всё же верила, что это не закончится ничем хорошим; однако ноги сами тащили меня вперёд.

— И для кого я тут распылялся?.. Значит так, Элис. И я не стану называть тебя никак иначе, того человека нет давным-давно, и ты прекрасно это знаешь! Есть только Элис, свалившаяся на меня в заснеженной заднице мира, чуть придурковатая и достаточно отчаянная, чтобы с моим посохом под самым моим носом попытаться попасть домой. А какое развлечение ты мне в итоге устроила! Знаешь, один, в незнакомом мире, совсем без сил, я на какое-то мгновение почувствовал себя одним из тех смертных, которых презирал и считал невероятно скучными. И это было прекрасно. Не было интриг, всех этих бессмысленных забав... Я выпал из дурацкого замкнутого круга, я хотел просто сидеть на твоей кухне, пить эту коричневую гадость и посмеиваться над шуточками рыжего недоумка. А ты порхала вокруг меня и буквально излучала тревогу. Ты была как мотылёк, льнущий к огню, и я всё не мог понять, что тебе нужно. Когда я снова оказался в Нью-Шеоте, его стены будто давили на меня, хотелось вырваться подальше и продлить это невероятное ощущение свободы! Я подумал: вот гады. Если им так спокойно живётся в их крошечных домишках и с мелочными заботами, какого скампа они вечно ноют и выясняют отношения друг с другом? Я стал наблюдать за планом смертных, днями и неделями бродил по нему в поисках ответов. Но всё оставалось прежним, как сотни лет назад, и тысячи лет до этого. Когда я почти разочаровался, вспомнил твои наивные попытки мне помочь, и взгляд человека, отчаянно искавшего выход. И я вернулся с новой игрой, о, ты бы себя видела! Такая маленькая и храбрая девочка, готовая нестись, сломя голову, лишь бы убежать от вязкой безысходности, в которой вам так удобно существовать. Твои глаза светились жизнью, и все эти мелочи, которыми вы забили свой мир, вдруг стали обретать смысл. Громкое радио из соседней комнаты, остывший чай в дешёвой гостинице, звуки дождя и веток, барабанящих в стёкла... Для тебя это были обычные вещи, незаметные или даже раздражающие, но я внезапно понял, насколько они на самом деле прекрасны. Я вдруг вспомнил рассветы на Островах, виденные тысячу раз, истёртые до дыр, которые так привык не замечать. Той ночью, в Лондоне, мне не спалось; уже под утро я решил немного пройтись, выглянул в окно — и был поражён. Ничего не сравнится с тем рассветом, его мягкими оранжевыми полосами, медленно ползущими по истёртому ковру, лёгкой дымкой над горизонтом, окутывающей холмы и поля... А под этим восходящим солнцем спали миллионы таких, как ты — опустившие глаза в пол и не позволяющие себе лишний раз полюбоваться этой красотой. А потом ты проснулась, со взглядом, вновь наполненным тревогой, и я вспомнил, что сам был тому причиной. Я надеялся провести тебя через это и вместе посмеяться в конце, но слишком поздно увидел тот страх и отчаянную решимость, которые не терпят обмана. Слишком чисто... Когда начал действовать желтоухий выскочка, остальные решили, что ты сможешь с ним справиться. Авантюра Матери Ночи набирала обороты, хотя никто из нас не знал об этом... Когда Сангвин притащил тебя к нам, я не поверил, что это ты: нечто тёмное и страшное внутри тебя подняло голову и голодно озиралось в поисках добычи. Этот монстр терзал тебя изнутри, но ты каждый раз одерживала верх — так мне казалось. А потом я встретился с тобой. Ты приняла меня за Сангвина и, кажется, только поэтому не убила на месте. Внезапно всё перестало быть игрой, я понял, почему ты на самом деле столько времени торчишь с эльфом; когда ты появилась перед нами, сверкая молниями, я уже знал, что всё кончено. Но я не мог отвести от тебя взгляд — ты была такая настоящая, торжествующая, и разбитая. А потом случилось чудо, ведь вопреки всему ты выдержала, остановилась за шаг до пропасти и нашла в себе силы отпустить нас! Это было невероятно. Я восхищался тобой, стоя на этой самой земле, и был рад, что так и не смог убить эту маленькую храбрую Элис, которая поступает правильно, потому что не может иначе. Но сейчас, когда всё позади, ты стоишь передо мной и заявляешь, что готова уйти куда-то там подальше, потому что выполнила своё предназначение. И знаешь что? Ты дала мне весь этот мир, и теперь я собираюсь сделать то же самое. Ты спрашивала, что я до сих пор делаю в Лондоне? Так вот, слушай — я остаюсь. Все эти годы я жил здесь, думая, что умру, как обычный человек. Но когда ты после всего появилась, чтобы отдать мне силу, за которую я так цеплялся, я подумал — а зачем она мне? Этот любопытный артефакт, который создал эльф, позволит в мгновение ока вернуть всё назад, но пока пусть пылится на полке в шкафу.

Нет. Он просто не может.

— О чём ты?

— Не уходи. Давай останемся здесь и просто будем жить.

О боги, он улыбается мне, и это самая красивая улыбка не свете.

— Но как?

— Не жалей ни о чём, и ничего не бойся. Об остальном позабочусь я.

Шеогорат протянул мне руку.