↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Среди руин цветут деревья (джен)



Автор:
Фандом:
Рейтинг:
PG-13
Жанр:
Драма, Приключения, Сказка
Размер:
Макси | 1 197 423 знака
Статус:
Закончен
Предупреждения:
Инцест
 
Проверено на грамотность
«Нет даже следа звеньев той цепи, что незримо тянется за тобой всю жизнь». Цветут деревья в садах Эвны, цветут, словно в последний раз. Преканон третьей книги, история становления принцессы Лангвидэр - женщины, меняющей головы и не имеющей собственной личности.
QRCode
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава

Глава 14

1


Горизонт над океаном едва заметно окрасился в розовый. Приближался рассвет. Дороти чувствовала, что еще немного — и она заснет прямо в зале, свернувшись в клубок на подоконнике и подложив под голову снятую со стула подушку. Выросшая на ферме девочка привыкла вставать с зарей, так что бодрствование ночью, несмотря на радостное возбуждение, было для нее явлением из ряда вон выходящим. Где-то в районе полуночи ее пригласил на танец незнакомый, но определенно знатный юноша, и Дороти, со сбившимся от восторга дыханием и раскрасневшимися щеками, кружилась с ним по залу, вливаясь в вихрь беззаботных пар. Это был ее первый взрослый танец; Дороти казалось, что временами ее ноги вовсе не касаются паркета, что еще немного — и она взлетит в воздух подобно птице. Дороти была счастлива. Цветущая, кружащаяся в ночном веселье Эвна, сотканная из магнолий и соленого ветра, призрачные белые ветви на берегу, — этот город обнимал маленькую канзасскую девочку, и она кружилась вместе с ним, радостная и испуганная неожиданным ощущением себя-взрослой.

Обилие впечатлений бесконечной, белой от цветов ночи вымотало Дороти настолько, что девочка засыпала на ходу. Она уткнулась лбом в стену и, рассеянно покачивая ногой, искоса следила за передвигавшимися по залу людьми. К рассвету веселье начало стихать. Утомленные танцами дамы и кавалеры собирались в группы, беседуя и утоляя жажду легкими винами, что разносили шустрые слуги, или уединялись парами на балконе, дабы насладиться весенней ночью. Беззаботное веселье всё больше сменялось романтическим покоем.

Орин нигде не было видно. Сонная Дороти надеялась, что женщина, собираясь домой, не забудет о ней. Звезды на небосводе понемногу бледнели, ветер продолжал шелестеть в саду густой листвой. Паркет в зале был усыпан лепестками цветов, что срывались во время танцев с женских причесок. Алые, желтые, апельсиново-оранжевые… над этим великолепием садового искусства, каким бы разнообразным оно ни было, царил лишь один запах. Белые цветы с желтыми сердцевинами носила принцесса Лангвидэр. Казалось, она незримо наблюдает за своими подданными.

Дороти пропустила момент, когда в зал, резко распахнув двери, ворвался какой-то человек. Она не успела как следует его рассмотреть: незнакомец, в отличие от присутствующих, был одет совсем не празднично, — это всё, что она заметила, прежде чем человека буквально вытолкала вон неизвестно откуда появившаяся стража. Сон как рукой сняло, Дороти резко села на подоконнике. Незнакомец что-то крикнул, двери за ним захлопнулись. Спустя буквально минуту девочка заметила Орин: та под руку с отцом шла к выходу из зала. Орес попутно что-то велел оркестру, снисходительно кивнул расступившимся гостям, после чего оба покинули бальный зал, а музыка зазвучала легкомысленнее и быстрее. Никто из присутствующих так ничего и не понял.

Дороти спрыгнула с подоконника и отправилась на поиски Биллины. Курица, однако, бесследно куда-то пропала. Девочка вышла из зала через противоположные двери и наткнулась на лакея, который как будто ее и ждал — дабы сообщить, что госпожа Орин поедет домой еще не скоро, а для ее юной спутницы по первому приказу будет подана колесница. Дороти растерялась: ей очень не хотелось уезжать одной. Во-первых, это было неловко: она, гостья, вынуждает Орин одалживать ей свою колесницу. Во-вторых, ехать одной по пустынным улицам в обществе колесунов казалось тем еще испытанием. Биллина куда-то скрылась. Девочка устало зевнула, сонливость накатила с новой силой. Небо на горизонте розовело, возвещая о том, что вскоре поднимется солнце. Раз уж на то пошло, дорога от дворца до пригорода займет чуть меньше часа, после чего Дороти позволит себе упасть в приготовленную постель и сладко уснуть. Да и в пути она может закрыть глаза и подремать, вместо того чтобы любоваться на спины диковинных созданий. Не осмелятся же колесуны причинить ей вред, зная, что она является гостьей в доме Орин. Рассудив таким образом, девочка сонно кивнула.

— Пожалуйста, подготовьте колесницу.

Колесуны встретили ее мрачными взглядами, однако промолчали. Дороти, стараясь не обращать на них внимания, забралась на сиденье. Дворец, остававшийся за ее спиной, нависал тёмной громадой, у подножия его шелестели на ветру магнолии. Дороти оглянулась: во многих окнах горел свет, из бального зала продолжала литься музыка. Воистину, беззаботная столица существовала в каком-то своем, независимом времени. Что бы ни происходило в мире, вечно будет сверкать зеленым стеклом Изумрудный город, вечно будет кружиться в вихре белых цветов эвийская столица. Никогда не перестанут плескаться волны серой пустыни и фиолетового океана Нонестика.



* * *


— Повтори, что ты сказал.

В коридоре не осталось никого, кроме них троих. Бесследно, повинуясь легкому взмаху руки Орин, исчезла стража. Советник сдвинул брови, цепким взглядом изучая лицо стоявшего перед ним человека. Гонец вытянул руки по швам и вновь монотонно отрапортовал:

— Армия Ринкитинка перешла границу Анардаху, досточтимый советник. Король Ринкитинк намерен оказывать помощь жителям Анардаху в борьбе за независимость провинции.

Отец и дочь пораженно переглянулись. Орес раздосадованно цокнул языком.

— Это не та новость, которую нужно орать, врываясь в зал во время бала. Следовало сообщить ее лично мне, и ты был бы представлен к награде. За создание паники я велю наказать тебя плетьми.

— Досточтимый советник! Я готов понести наказание, — гонец не выказывал страха. Орин рассматривала храброго солдата с типично женской заинтересованностью. — Но люди имеют право знать. Принцесса имеет право знать. Ведь это… война, да, советник?

— Война, — ответила вместо отца Орин, лениво помахивая полураскрытым веером. — Что поделаешь, если люди настолько глупы. Раз война — значит, будем воевать, страна Эв не может себе позволить уступать земли кому попало. Можешь быть свободен. О неподчинении приказу будет доложено твоему командиру.

— Я исполнил приказ, яснейшая.

— Ни за что не поверю, что тебе было приказано вламываться на бал и пытаться донести военную тайну всему двору, — усмехнулась Орин. — Оставь нас.

Гонец щелкнул каблуками, развернулся и, чеканя шаг, пошел прочь. Орес и Орин вновь переглянулись. Наследница сложила веер и взяла отца под руку.

— Здесь слишком много лишних ушей. Я предлагаю спуститься в сад.

— Не думал, что женщине будет интересно променять танцы на обсуждение войны с соседним государством, — советник криво улыбнулся краем рта. — Однако ваше предложение не лишено смысла. Идемте, Орин.

— Я не говорила, что мне это интересно, — Орин придержала длинную юбку, чтобы не наступать на подол на лестнице. — Однако мой долг как вашей дочери — быть рядом с вами в столь сложные… да и странные времена, — она тоже улыбнулась. — Вы же знаете, отец, что я умею анализировать происходящее не хуже вас. Как бы вам ни хотелось подтвердить обратное. У меня ваш склад ума. Даже если я плохо представляю, как на карте материка расположен Ринкитинк.

— Вы знаете, как расположено Анардаху, этого достаточно, — Орес переплел ее пальцы со своими. — Вы поедете сегодня домой?

— Если хотите, я поеду сегодня с вами, — едва уловимая улыбка скользнула по губам наследницы. — Но сейчас нужно составить хотя бы примерный план действий. Если вам будет нужна моя помощь…

— Я помню, Орин.

В предрассветном сумраке цветы на деревьях казались серыми. Орин, ненадолго высвободив руку, вытащила из прически алые розы и не глядя бросила в ближайший куст. Ненароком вытянутая прядь упала на лицо, и женщина нетерпеливо заправила ее за ухо. Деревья продолжали умиротворяюще шелестеть. Орин помнила этот шелест с детства: стоило встать под кроны густо посаженных деревьев — и их шепот ненавязчиво вплетался в мысли. Магнолии в Эвне были всегда, этот город нельзя было представить без его садов. Орин бегала под этими деревьями, улепетывая от брата, и, смеясь, догоняла его сама, спотыкалась о корни, падала, сбивая коленки. Деревья шептали, утешая, и смеялись вместе с ней. Деревья проходили с каждым жителем Эвны его жизненный путь. Простой ремесленник или дочь королевского советника, которой уготовано самой надеть эвийскую корону, — для магнолий, зацветающих раз в году, это было не важно. Королева Эвьен ненавидела белые цветы. При ней явиться с магнолиями в прическе означало окончательно потерять право доступа во дворец. Лангвидэр, незаконная принцесса, начала украшать голову магнолиями еще до того, как успела это сделать богатейшая наследница столицы.

Над океаном розовела заря. Тишину сада нарушали лишь шаги стражи. Орес свернул на одну из боковых тропинок и потянул дочь за собой. Оранжевые фонари, расставленные вдоль дорожек, не позволяли кому-либо прятаться в кустах, поэтому ни советник, ни его дочь не боялись быть услышанными. Двое стражников, промаршировавших мимо, тактично сделали вид, что слепы и глухи.

— Мы с вами только недавно обсуждали возможность войны с Ринкитинком, — первой начала Орин. — Но я не думала, что настолько быстро…

— Никто не думал, Орин. За все те годы, что я делюсь с вами своими мыслями, вы должны уже были выучить, кто есть кто на материке. Его величество Ринкитинк не принимает решения самостоятельно, для этого у него есть целый штат специально обученных людей. Когда Унхева бежал в Гилгад, он неминуемо должен был встретиться сначала с ними и лишь потом с королем. Но вот как он сумел убедить их, что помощь в борьбе за независимость нашей — нашей, заметьте — провинции Анардаху — достойный политический ход… вот это для меня загадка. В этом нет никакого смысла, Орин. Поставьте себя на место придворных Его величества: в один прекрасный день перед вами появляется сбежавший провинциальный правитель и слёзно просит выслать войско в помощь его храброму народу для борьбы с законной властью государства, подданным которого он является. То есть по сути нарушить границы и начать войну — за что? Потому что так попросил лорд Унхева? У Ринкитинка нет никаких интересов в Эв, я бы понял еще, если бы Анардаху была спорной территорией и они предъявляли на нее какие-то свои права. Но Анардаху уже лет пятьсот как эвийские земли, да там и нет ничего, на что можно было бы претендовать.

— Если так, то, может, имеет смысл отправить в Ринкитинк послов? Король вмешивается в наши внутренние дела, способствует восстанию на нашей территории… Отец, вы меня слушаете? — заметив, что Орес думает о чем-то своем, женщина потянула его за рукав. Советник резко остановился.

— Да, я вас слушаю. Отправить послов — неплохая идея, только, боюсь, запоздалая. Если бы Его величество Ринкитинк был готов к переговорам, перед вводом войск на нашу территорию он сам бы для начала посоветовался с нами. Вы же не думаете, что начало войны подобным образом — решение, достойное короля? Время переговоров не просто прошло — нам его не оставили.

— Что вы предлагаете?

— Принять то, что нам навязывают. Воевать. Вы сами сказали, страна Эв никому не уступает свои земли. Одно исключение мы уже допустили, других не будет. Я прикажу сегодня же отправить туда солдат.

— Принцесса прикажет, — мягко поправила Орин, вновь заправляя за ухо выбившуюся прядь.

— Разумеется.

Орин помолчала. Несмотря на то, что все решения отца она по умолчанию считала безошибочными, сама она не была в своих рассуждениях настолько категорична. Слишком много эвийских воинов забрали предгорья. Если бы розовый туман ущелья Рох убивал иначе, не высушивая тела до беспомощных останков, отвесные склоны окрасились бы кровью погибших. Гаялет по сравнению с Сентабой выглядел просто благословением Торна. А потом было Анардаху, черный дым, поднимавшийся на севере, — ведь год еще не прошел с той резни, которой Орес удерживал землю в повиновении. Орин не нравилось такое количество смертей. Наследница не желала себе признаваться, но последний год, год правления ее отца, усилил в ее душе тщательно скрываемый страх: однажды души тех, кто умер по приказу Ореса Нао, явятся за ним.

Она, Орин, пойдет за ним в подземное царство.

— Отец…

— Я слушаю вас, Орин.

— К этой земле вы особенно жестоки.

Ее голос звучал сейчас едва слышно. Орин опустила ресницы, и длинные тени легли на ее щеках. Советник взял ее за подбородок, заставляя поднять голову.

Она никогда не была в Анардаху. Она не видела бесконечные поля, длинношерстных овец, болота, разверзающиеся на пустом месте. Жителей, которые нападают бесшумно, преследуя эфемерную идею о независимости. Им не нужна эта независимость, они не выживут без руки Эвны. Но они встают как один, когда на бесплодные земли Анардаху ступает нога эвийского солдата. Они сражаются непонятно за что и стабильно раз в десять лет поднимают бунт. Отпустить эту землю, пусть крутятся как хотят, пусть едят хоть траву наравне со своими овцами — сколько жизней бы это спасло? Но отпустить Анардаху Орес не мог. Бесплодная северная земля приносила несчастья, она была бесполезна. Но дать ей то, чего хотят ее полунищие жители… значит простить предательство. Это был единственный вопрос в политической системе Эв, при ответе на который Орес не мог отделить власть от личной привязанности.

— Вы не знаете, что такое Анардаху, Орин. И я позабочусь о том, чтобы никогда не узнали. Пока я жив, север будет стоять на коленях.

— Вы хотите, чтобы ее жгли второй раз за год?

Орес не ответил. Она догадается сама. Она никогда не спросит того, что спросила бы на ее месте любая другая женщина: это из-за матери, да? Орес не был уверен, что даже ей сможет честно ответить на этот вопрос.

— К утру нужно подготовить приказ, — скорее самому себе, чем дочери, пробормотал Орес и наконец разжал пальцы, отпуская ее подбородок. Орин лишь молча покачала головой. Каким бы безграмотным политиком ни оставался король Эволдо, при нем было спокойно. Пока он был жив, а рядом с ним не было женщины с островов, их незаконной принцессы. При короле Эволдо войны начинались по его воле, а не навязывались извне. Так произошло с Икс, Орин хорошо помнила, как Его величество, руководствуясь бумагами несусветной давности, отправил армию покорять приграничные южные территории. С королевством Икс воевали за какие-то месторождения — Орин была подростком, когда это началось, и ее не интересовали причины. Война шла на юге, ноги тысяч солдат топтали пограничные земли Роше Ри, но Эвна находилась словно в ином мире. Столичную знать проблемы провинций не касались.

С Икс с переменным успехом воевали пятнадцать лет. Иногда заключая перемирия, иногда неделями ведя непрекращающиеся бои, — но это была воля Его величества Эволдо, а не их странной королевы Зикси. Ринкитинк был первым, кто за последние лет двести развязал конфликт с Эв первым. Непонятный, глупый мотив — занять территорию Анардаху в ответ на просьбу бежавшего из страны лорда Унхевы. Ситуацию осложняло то, что отец не отпустит эту землю. Орин тяжело вздохнула и подняла взгляд на светлеющее небо. Это ведь просто, удовлетворить их требования, отрезать северную провинцию от Эв, словно ненужный ломоть. Кому они нужны со своей независимостью, Ринкитинку? Ринкитинк не будет вливать средства казны в бесплодный регион, где нет ничего, кроме бесконечных полей и длинношерстных овец. Анардаху — убыточная земля, в Гилгаде не могут этого не понимать. Не дураки же там сидят, в самом деле.

Орин никогда не решилась бы предложить вслух вариант, что объективно казался наиболее разумным. Потому что на этой земле родилась ее мать. Потому что в Анардаху, забыв о долге перед семьей, уехал ее брат. Орин была единственной, кого не забрала в свои объятия бесплодная земля. Анардаху будет платить по своим счетам.

— Отец…

— Да, Орин.

В предрассветной дымке она выглядит моложе. Орес задумчиво улыбается, пропуская между пальцев длинную прядь, вновь упавшую на ее лицо. Не нужно долго угадывать, как именно она хочет продолжить. Вы ведь не допустите того, чтобы фронт приблизился к центральному округу? Она боится, она женщина и слишком привязана к своему богатству. Орин не переживет, если однажды объединенная армия Ринкитинка и Анардаху пройдет по тихим пригородам столицы, а коллекция горного хрусталя разлетится на осколки в грубых чужих пальцах. Орин так не боится даже за свою жизнь.

Однако она молчала. Стихли шаги стражи, прекратился ветер, оставляя их вдвоем в рассветной тишине.

— Почему вы хотели выдать меня замуж именно за старшего принца? Почему не за короля Эволдо? — неожиданно спросила она, отстранившись и поднимая руку, чтобы потянуть к себе усыпанную цветами ветку. — По сравнению с принцем Эвардо я старуха. Смешно говорить, но это так, по возрасту он мог бы быть мне сыном. А Эволдо старше всего на десять лет. Даже меньше, если не ошибаюсь.

— Ошибаетесь, больше. Орин, у вас странная логика вопросов. Какая связь между проблемами с Ринкитинком и вашим замужеством? — в глазах советника мелькнули лукавые огоньки. — К тому же вас, если мне не изменяет память, это никогда не интересовало.

— И всё же… Я могла быть королевой. Я была бы на месте Эвьен.

— Вы согласились бы терпеть короля Эволдо?

— Кто вам сказал, что я стала бы его терпеть, — тихо рассмеялась Орин. — Он мирно скончался бы лет через пять, а я занялась бы обустройством государства. Вы не ответили. Почему мое место заняла Эвьен? У нас в семье нет гномьей крови…

— У нас кое-что похуже. Во всяком случае, проблематичнее. Орин, вы никогда не думали о том, что в те годы, когда планировался брак Его величества, я еще даже не был с ним знаком? В отличие от большинства наших министров, не говоря уже о короле, мы с вами, Орин, не ведем свой род через столетия. Ни вы, ни я. Даже при наличии у меня тогда сегодняшнего состояния у вас не было бы шансов. А Эвьен — кузина короля. Меня удивляет, что вы внезапно этим заинтересовались.

— Мне идут эти цветы, да? — без всякого перехода перебила женщина, приложив ветку сбоку к своим волосам. Потом сорвала один цветок и попыталась прикрепить к прическе.

— У вас странное настроение, Орин. Вас почему-то тянет на глупости. Дайте, — Орес забрал из ее рук магнолию и осторожно заправил в высоко собранные волосы дочери. — Вам пора ехать. Я останусь во дворце. Должна же от нашей принцессы быть хоть какая-то польза.

Женщина перехватила его руку и порывисто прижала к губам.

— Никакие войска, кроме наших собственных, никогда не войдут в Эвну.

— Обещаете?

Колокола на главной башне столицы ожили в слаженном перезвоне, возвещая начало нового дня. Из окон дворца продолжала литься музыка. В столице танцевала пестрая, нарядно одетая толпа — на северных границах не переставала литься кровь.


2


В незанавешенное окно светило солнце. Дороти приоткрыла один глаз и тут же вновь зажмурилась, тёплые лучи весело щекотали ее нос. Несмотря на проведенную на ногах ночь, девочка чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, а потому, сбросив одеяло и резко садясь на кровати, решила, что вполне готова к новым приключениям. Бал в королевском дворце, запах белых цветов и пестрая толпа гостей казались прекрасным сном, повторить который для канзасской девчушки было большим искушением.

На краю кровати с традиционно скорбным видом восседала Биллина. При виде курицы Дороти широко улыбнулась и потерла кулаками глаза.

— Я уж думала, ты окончательно меня покинула, — зевая, сообщила она. — Почему ты сбежала?

Курица нахохлилась и собралась было по обыкновению выдать поучительную тираду о том, что куры из Колорадо отличаются невиданной храбростью и понятие побега им незнакомо, но почему-то передумала. «Океан Нонестика замерзнет», — хихикнула про себя Дороти, однако тоже промолчала. Эту курицу гораздо удобнее просто слушать, но никак не вступать с ней в диалог.

— Не сбежала, наивное дитя, а отправилась на разведку, — многозначительно подняла перо Биллина. — Пока ты сбивала башмаки, отплясывая в этой расфуфыренной толпе, я, можешь мне поверить, проводила время куда полезнее.

— Охотно верю, — кивнула девочка и, не обращая внимания на возмущение птицы по поводу столь бесцеремонного обращения, подняла ее, чтобы пересадить на кресло. — Рассказывай. А мне нужно заправить постель.

— О времена, о нравы!.. — Биллина томно закатила глаза и опрокинулась на спину, вытянув ноги и обмахиваясь крылом. — Ты доведешь меня до нервного срыва!

— Биллина, не зуди. Ты всё еще не можешь простить, что тебе не дали завернуться в штору? Так тут ты сама виновата, потому что это крайне невежливо. И да, не знаю, как ты, а я прекрасно провела время. Я тебе предлагала держать тебя на руках, чтобы тебе было лучше видно. Тебя не устроило, ты сбежала — что опять не так?

— Всё не так! Наивная душа, ты не представляешь, какие новости я принесла. Я рисковала своими перьями, я забиралась в розовый куст, чтобы меня не заметили, — да как я теперь покажусь на глаза павлину? Сразу начнет мне петь о сложностях жизни на ферме… Вот, посмотри, мои перья топорщатся!

— Биллина, всё нормально с твоими перьями, — Дороти даже не обернулась, тщательно разглаживая покрывало. — Если ты немедленно не расскажешь, что там у тебя за новости, мне уже будет не интересно.

— Хорошо. Но помни, мой нервный срыв будет на твоей совести, — теперь скорби в голосе курицы хватило бы на небольшой отряд плакальщиков. — Значит, так. Из зала я собиралась убраться максимально быстро, как только бы смогла. Не хватало еще, чтобы меня затоптали!

— Да уж, мир такой потери не переживет… — серьезно кивнула Дороти. Курица иронии не заметила.

— Вот-вот. Поэтому я решила, что выберусь и погуляю в одиночестве, всё равно там никто бы не смог оценить мою тонкую душевную организацию. Но тут я увидела, что ты идешь кланяться этой их принцессе, и решила остаться понаблюдать. Как тебе, к слову, Ее высочество… как там ее?

— Лангвидэр. Знаешь, она странная, — задумчиво ответила Дороти и села на уже заправленную кровать, сложив руки на коленях. — Когда я сказала об этом Орин, она только посмеялась. Но с их принцессой явно что-то не так. Если бы это не казалось игрой моей фантазии… Знаешь, когда я была совсем маленькая, у дяди Генри умерла мама. Она была совсем старушка, сгорбленная, в морщинах, но, кажется, добрая… я плохо помню. Она лежала в гробу, и лицо у нее было как восковое, такое спокойное, словно…

— … отмучилась? — подсказала курица. Дороти кивнула.

— Угу. Ее уже не волновали ни урожай, ни прогноз торнадо, ее душу забрали ангелы. А принцесса Лангвидэр не такая, ее здесь что-то держит. Как будто она умерла сама и хочет утащить за собой всю страну. Она красивая, если смотреть на нее издалека, но вблизи у нее очень страшный взгляд.

— Вот-вот. Я, знаешь, когда увидела, что эта мумия тянет к тебе клешню, тоже заволновалась. Но то ладно, дамочка, конечно, на любителя, не удивлюсь, кстати, если она не замужем, кто ж с такой не побоится в одну постель лечь… Но дело не в этом. Когда вы от нее ушли, я наконец выбралась в коридор. Подышу свежим воздухом, проветрюсь, червячков, может, каких в саду поклюю… пошла. А цветами этими смердит — не продохнуть. Как они тут живут вообще? Дай, думаю, поищу местечко, может, где не так пахнет, где хоть дышать можно. И пошла обходить дворец. Знаешь, неплохо эта покойница устроилась: тихо так, культурно, никто не мешает… И тут смотрю, всё крыло тёмное, одно окно светится, и силуэт — вроде как принцессы этой.

— И ты решила пошпионить, — поддела Дороти. Курица обиженно насупилась.

— Провести время с пользой и разобраться в окружающей обстановке, — важно поправила она. — Короче, иду я к этому окну и залезаю под куст, чтобы не заметили. И, ты знаешь, не зря пошла. Чуяло мое сердце, что-то с этой принцессой не так. Не поверишь. Сидит она, значит, на подоконнике — а будто и не она вовсе, голова другая. Совсем другая, другого человека. А так всё то же — платье, ключ на руке прицеплен… руки, опять же, я рассмотрела.

— Ну уж это не доказательство… — с сомнением протянула Дороти. — Просто другая женщина надела такое же платье и повесила на руку ключ. Откуда мы знаем, может, родственница какая.

— А вот дослушай до конца! — аж подскочила в кресле курица. — Я, по-твоему, об этом не подумала? Я себе и говорю: видать, родня какая, раз дозволено платья ее носить и украшения. Жемчуг на шее помнишь? Вот он тоже на месте был. Всё то же — голова не та! А потом смотрю, рядом с ней кувшин какой-то странный и в цветах весь. Да что ж такое, думаю, нигде от них спасу нет. А потом пригляделась — матерь Божья, сохрани и помилуй! А это не кувшин, а голова, и венок на ней из цветов. Понимаешь, та голова, с которой ты ее видела! Стоит себе, даже моргает, кажется. Хорошо еще хоть молчит, а то меня бы точно удар хватил. Где ж видано, чтобы у человека было две головы! Это что получается, она их меняет, что ли? Шея-то одна…

«Обладает способностью менять собственный облик», — вспомнила Дороти. Это говорила Орин. Выходит, принцесса не просто меняет внешность — она каким-то образом меняет головы. Головы и тело могут существовать по отдельности. Дороти зажмурилась, стараясь не поддаваться страху. Женщина с тяжелым взглядом и неточными движениями, что касалась пальцами ее лица. Руки у нее не ледяные, как описывают в книгах, — просто прохладные, пальцы жесткие и сухие. Она не может быть мертвой, мертвые не управляют королевствами.

— А дальше? — тихо спросила Дороти. Курица с полным осознанием собственной важности расправила перья.

— Дальше еще веселее. Сижу я, значит, под кустом. А дамочка эта не уходит: то в окно посмотрит, то опять отвернется, цветы на голове поправляет. Ну, на той, которая рядом. А та, что на ней, — рыжая, с веснушками и улыбается так, знаешь, удивленно, как будто ее застали врасплох и замуж позвали. Провались мои перья, я до последнего думала, что это просто другой человек, а голова — вообще манекен. Такой, знаешь, чтобы в прическах тренироваться. Я на корабле как раз газетку видела, там похожий был нарисован. А потом слышу, дверь открывается, кто-то заходит. Судя по голосу, служанка ее, вот та, которая в зале рядом с ней стояла, помнишь?

Конечно, Дороти помнила миниатюрную девушку в капоре с длинными лентами, постоянно настороженную, словно затравленный зверек. За те несколько минут, в течение которых Дороти стояла перед Лангвидэр, служанка крепко держала принцессу за локоть и тревожно оглядывалась по сторонам, словно боясь какой-то опасности. Потом, на балконе, Нанда выглядела уже спокойнее, и девочка успела проникнуться к ней симпатией. Быть служанкой такой госпожи — задача не из легких, из чего Дороти заключила, что Нанда обладает недюжинной выдержкой.

— Помню. Потом мы разговаривали с ней на балконе.

— Да ну? И что она тебе сказала, позволь узнать? — встревожилась птица. Дороти пожала плечами.

— Ничего особенного… Она сказала, что знает, кто я такая. И что это мой домик упал на ведьму Востока. Это очень приятно, пусть я и не заслуживаю звания феи. Я же не сама направляла домик…

— Да забудь ты про свой домик, никого он тут не волнует! И всё?

— Ну… еще она спрашивала, не планирую ли я остаться в Эв. Я сказала, что нет, потому что мне нужно идти в Оз повидать Озму. К тому же я смогу оттуда вернуться домой. А что, собственно? — Дороти недоуменно посмотрела на неожиданно заинтересовавшуюся курицу.

— О. Вот он, корень зла. Сижу я, значит, под кустом, заходит эта девица… а принцесса ей возьми да заяви: «Заметила ли ты, Нанда, что голова этой девочки похожа на мою?». Нанда говорит, да, девочка на вас похожа, а принцесса знай своё: всё остальное меня, видишь ли, не волнует, а вот голова похожа.

— В смысле? — растерялась Дороти. — То есть я похожа на принцессу? Да ни капельки. Она брюнетка, и разрез глаз у нее совсем другой, и нос, — принялась перечислять она. — И вообще странно, им заняться, что ли, нечем — меня обсуждать?

— Ох, дитя, дитя… слушай дальше. Нанда ей говорит: так и так, госпожа, давайте я вам голову девочки хоть сегодня принесу, а то ждать — не дело, она не хочет в Эвне оставаться. Уйдет на запад — и поминай как звали. А принцесса ей: сейчас нельзя, девочка маленькая еще, не годится. Жди, Нанда, несколько лет, пока повзрослеет.

— Стоп-стоп. Это про меня, что ли? — вконец опешила Дороти. — Про мою голову?!

— Дошло наконец! — всплеснула крыльями Биллина. — Я так поняла, они на твою голову уже капитально так нацелились. Понравилась принцессе твоя голова.

— Биллина, ты не перегрелась? — осторожно уточнила Дороти. — Как они могут рассуждать о моей голове как о чем-то отдельном от меня? Люди обычно по частям не существуют, если уж говорить серьезно.

— Может, у них тут существуют, откуда ты знаешь, какие на этой странной земле порядки. То есть фиолетового океана и людей на колесах тебе мало? Как видишь, возможно и не такое. Клюв даю, служанка хочет принести принцессе твою, милочка, голову. Чтобы принцесса ее прицепляла, не знаю, по выходным или на праздники — в церковь сходить. Есть у них тут церкви, кстати?

Дороти, уже не слушая рассуждений курицы, растерянно застыла на кровати. Перед глазами вновь стояла фигура принцессы с украшенной магнолиями косой, неподвижный тяжелый взгляд, казавшийся издалека томно-усталым, словно сверлил девочку насквозь. Она странная. Как бы то ни было, в такую откровенную чушь Дороти не готова была поверить. Пусть это волшебная страна, где возможны любые чудеса, вплоть до людей на колесах, но где это видано, чтобы кто-то мог снимать с шеи голову и приставлять на ее место другую? Обычный, живой человек провернуть нечто подобное просто не в силах.

— Хорошо, допустим, она волшебница, — принялась вслух рассуждать Дороти. — Орин говорила, что принцесса Лангвидэр умеет менять внешность. Но откуда тогда берутся эти головы? Их что, снимают с шей владельцев, хотят они того или нет?

— Тебе-то какая разница? Твоя задача — спасти свою. Мне кажется, она тебе еще понадобится.

— Определенно, — кивнула девочка. — Я пока не представляю себя без головы. Да и вообще, надеюсь, что никогда не узнаю, каково это.

Принцесса со сменными головами. Да и… живая ли она вообще? Больше всего на свете Дороти хотелось, чтобы рядом была Глинда. Рассудительная, мудрая, способная ответить на любой вопрос. Проблема заключалась в том, что прекрасная Глинда, помогавшая юной Озме управлять страной, жила в стране Оз. А страну Оз от прибрежного королевства Эв отделяли горный хребет и Мертвая пустыня. Знает ли Глинда в принципе о существовании страны Эв?

— Биллина, ты меня прости, но у меня пока что это всё не очень укладывается в голове. Я не спорю, она странная, и она ужасно мне не понравилась, я представляла ее совсем другой. Но чтобы кто-то мог снимать одну голову и надевать на шею другую, становясь по сути другим человеком… это для меня чересчур.

— Ты мне не веришь?! — взвилась курица, гневно встопорщив перья. — Я лезла в розовый куст, чтобы подслушать, о чем они говорят, я мчалась сюда сломя голову, чтобы предупредить тебя об опасности — и что я получаю в ответ? Неблагодарная! Я посмотрю, как ты заговоришь, когда принцесса Лангвидэр наденет твою голову! Конечно, ты будешь очень красиво смотреться в магнолиевом венке, но только это будет уже не Дороти Гейл.

— Прости, — повторила девочка и протянула руку, чтобы погладить разгневанную Биллину. — Но поставь себя на мое место… Не знаю, как у вас в Колорадо, но у нас в Канзасе если кому-то отрубить голову, то этот кто-то сразу умрет. Даже если на освободившееся место приставить другую голову. Это не я придумала, это закон природы. И тут приходишь ты и заявляешь, что принцесса Лангвидэр спокойно себе ходит с разными головами, да еще намеревается забрать мою. Ну это как плохая сказка. Я скорее поверю, что ты видела какого-то другого, а голова, которая стояла рядом с ней, принадлежит кукле. Так я хотя бы буду уверена, что не сошла с ума. Да и потом, неловко получится, если ты ошиблась и напрасно клевещешь на невинную женщину.

— Еще раз тебе говорю, канзасские твои мозги! Я своими глазами видела, что голова та самая, с которой эта принцесса была на балу. Разве что из-под куста было плохо видно, что там у нее с шеей. И кстати, зачем ей, по-твоему, ошейник тот?

— Просто украшение, — недоуменно развела руками Дороти. — Ты перестаралась, Биллина. Пока не получу дополнительных доказательств… не то чтобы не поверю, просто это действительно не укладывается в моем понимании. Ведь без головы она неминуемо должна быть мертвой. А мертвые не правят государствами.

— А с чего ты взяла, что правит именно она? Формально корона на ней, кто ж спорит, но, по большому счету, можно и на кочан капусты корону надеть и на трон посадить, зависит от законов конкретного государства. Может, она просто создает видимость, красивую картинку, всё такое… а законы принимает кто-то там еще. Тогда и проблемы никакой нет. Я бы на твоем месте серьезнее к этому отнеслась, но не мне тебе указывать, голова-то твоя. Как она закончит свой путь, отдельно от тебя или вместе, — это уже, знаешь, твой собственный выбор. Но я бы тебе советовала уносить отсюда ноги.

— Биллина, давай для начала успокоимся. Я благодарна тебе за разведку, но так дела не делаются. Нужны доказательства. В первую очередь — того, что принцесса действительно меняет головы.

— И каких конкретно доказательств ты хочешь? — скривилась курица. Дороти задумчиво потеребила рукав пижамы.

— Ну… если уж совсем на грани фантастики, то я бы хотела увидеть эти головы. Если более реально — опросить приближенных ко двору, возможно, слуг. Потом увидеть принцессу еще раз, с другим лицом — и чтобы кто-то однозначно подтвердил, что да, это именно принцесса Лангвидэр, она в государстве одна, а не пятнадцать человек на одном троне. Потому что пока мне это кажется глупостью.

— Какие мы здравомыслящие, — хмыкнула Биллина. — Ей дело предлагают, уноси ноги, фома неверующая, — а она доказательств требует! Ничего-ничего, вот окажется твоя голова на чужой шее — я посмотрю, как ты запоёшь.

— Биллина, предаваться скорби ты умеешь лучше всех, это я уже поняла. Но давай закончим на сегодня с драмой и займемся более реальными делами. Я, кстати, еще раз поговорю с Орин. Возможно, удастся выяснить что-то полезное.

— Ну так и спроси у нее в лоб, меняет принцесса головы или нет. И посмотри, как она выкручиваться станет. Мне, кстати, эта твоя Орин тоже особого доверия не внушает. Если у принцессы сменные головы, я уже боюсь думать, какие скелеты могут быть в шкафах у свиты!

— Слушай, если я у нее спрошу про головы принцессы, она вызовет мне врача. А у меня пока что нет в планах пребывания в сумасшедшем доме. И ты, я уверена, поступила бы точно так же, если бы я пришла к тебе и спросила: «Дорогая Биллина, как вы думаете, сколько голов у принцессы Лангвидэр?».

— Сколько раз тебе повторять, я своими глазами видела!

Дороти пожала плечами и, посчитав разговор оконченным, принялась одеваться. Курица, выражая глубочайшее негодование, сунула голову под крыло.



* * *


Покрытые серо-зеленой травой поля тянулись до горизонта. Впереди — Ринкитинк, неизведанная, чужая земля, где сами эвийцы были чужаками. Позади — слепо карающая Эвна, из которой за последний год пришло больше огня, чем за предыдущие десять лет. На протяжении практически всего своего правления лорд Унхева внушал своим подданным идею независимости, идею тирании эвийской столицы, что мешает Анардаху развиваться самостоятельно. Угнетение и рабство — именно так характеризовал он в своих выступлениях отношение королей к северной земле. Анардаху заслуживает лучшей участи. С Унхевой не спорили. Поначалу, еще молодому, ему верили, потом перестали обращать внимание. У крестьян Анардаху были более важные заботы. Никто из них не был уверен, что несказанно далеко, там, где находится Эвна, кому-то есть дело до бескрайних северных полей. Об угнетающем влиянии столицы они слышали лишь от своего правителя.

И крестьянам, и населению немногочисленных городов было что терять. Хозяйство, пресловутые овцы, спокойный сон детей. Когда, пользуясь неразберихой в столице, Унхева поднимал мятеж, его армией стали те, кому терять было нечего. Разорившиеся лентяи, винившие в своих бедах удачливых соседей, пьяницы, управляемая, не имевшая собственной точки зрения молодежь. Унхева подгонял их, брызжа слюной и призывая идти против столичной тирании. А в Эвне короновали принцессу. Здесь, в глуши, державшейся на плаву лишь шерстью своих овец, женщина на троне никого не волновала — но именно с ней в Анардаху пришел огонь. С ней эвийская армия ступила на северные земли, верша свой суд и ставя виселицы в деревнях, с ней серая трава становилась бурой от крови. А вскоре бедную на краски бесплодную землю окутал черный дым. В Анардаху столетиями не знали, что такое тирания столицы, — наглядная демонстрация оказалась слишком красноречивой.

Горели поля, умирали овцы, население скрывалось в редких лесах. В Анардаху пришел голод. Лорд Унхева бежал в Ринкитинк, и о нем напоминал теперь разве что опустевший дворец. Правление, казавшееся бесконечным, закончилось.

Пятнистая сова, бесшумно сложив крылья, опустилась на низко расположенную ветку дуба. День — не слишком подходящее время для полетов ночной птицы, однако по-настоящему светло в Анардаху не было уже давно. Рядом, прислонившись к толстому стволу дерева, неподвижно стоял по-походному одетый мужчина. В дымных сумерках он казался безжизненным изваянием. Неподалеку в рощице скрывался небольшой отряд охраны.

Птица приветственно ухнула и склонила голову, человек, подняв руку, взъерошил мягкие перья.

— Видишь, что происходит. Разведка доносит, во многих деревнях никого не осталось. Или умирают, или уходят. Здесь отродясь не знали, что такое влияние Эвны.

Сова, перебирая когтистыми лапами по ветке, пододвинулась ближе. В молчании птицы было что-то по-человечески разумное. Пустые, слепые днем глаза, не мигая, смотрели вперед.

— Если бы во главе страны был кто-то другой… если бы не умер король. Сейчас я понимаю, что он был далеко не худшим вариантом.

Птица согласно ухнула.

— Наша граница не охраняется. Из Эв сюда никого не присылают, потому что им придется больше обороняться самим, чем охранять границу. Вчера на закате войско короля Ринкитинка вошло в Анардаху. И знаешь, кто им руководит? Второй внук лорда Унхевы от старшего сына. Теперь они подбивают Ринкитинка оккупировать наши земли и вести здесь бои с эвийцами. Послов к королю мы отправили еще утром, но ответа пока не получили. Наш беглый правитель убеждает его дать Анардаху независимость.

Ценой голода и выжженной земли, мысленно продолжил мужчина. Эта земля до последнего года никогда не знала, что такое тирания Эвны. В Анардаху было спокойно.

— А теперь здесь будет фронт боев, причем никто из тех, с кем я беседовал, не понимает, с какой целью сюда идут солдаты Ринкитинка. Здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать короля. Но, учитывая, что во главе армии — наш, сбежавший под крыло соседнего королевства предатель, становится ясно, насколько крепко они успели за такой короткий срок пустить там корни. У Унхевы не получилось самостоятельно — теперь он действует через Ринкитинк. Ничего этого могло бы не быть… понимаешь, ничего, если бы Эвна отпустила Анардаху всего на несколько месяцев. Он бы сам рвался обратно, и не начиналась бы война непонятно за что.

Сова придвинулась практически вплотную, вытянула крыло, касаясь макушки мужчины.

— Разведка докладывает, что утром эвийские войска прошли по двум главным дорогам. Выходит, скоро они будут здесь. Я уже с десяток раз должен был умереть. Я готов отдать жизнь за то, чтобы на нашу землю пришел покой. Как раньше, как прошлой весной. Сейчас в Эвне сезон цветения деревьев. Ты же помнишь, как они цветут. Это началось год назад… нет, меньше, десять месяцев, спустя какое-то время после коронации принцессы. Десять месяцев назад отец разобрался в рычагах управления страной.

Воцарилось долгое молчание. Слабый ветер мягко ерошил перья птицы.

— Он не отпустит эту землю. Он зальет ее кровью, будет гнать сюда новых и новых солдат, найдет способ бороться с нашими болотами. Но не отпустит… Я еду в столицу, — мужчина неожиданно резко сменил тон. Сова встревоженно захлопала крыльями. — Пока отсюда еще хоть как-то можно выехать. Если я отправлю послов, он не станет слушать. Есть надежда, что мне удастся убедить его это прекратить. В конце концов, самое ценное, что у меня есть, — это моя жизнь. А ее я готов отдать в обмен на мир на этих землях.

Птица беспокойно топталась по ветке. Человек протянул руку, погладил ее по голове.

— Я знаю, что тебе это не нравится, но выхода нет. Пока у власти был Эволдо, мы могли не бояться. А теперь… хочешь не хочешь, а бояться нас принуждают. Я не готов жить, постоянно оглядываясь по сторонам и не зная, что будет завтра. К тому же не думаю, что переговоры могут быть настолько опасны. Я возьму только меч и двоих людей для охраны, пусть видят, что мы приехали с мирными целями. Я вернусь, обещаю.

Птица отодвинулась, расправила крылья и неслышно поднялась в воздух. Через пару минут она скрылась в лесу. Человек проводил ее взглядом и, погруженный в размышления, направился в ту же сторону. Если не поторопиться и не выехать из Анардаху до полудня, потом может быть поздно. Стратегия ведения карательных операций на северной земле вряд ли поменяется с прошлого раза. Войска входили не только на территорию Анардаху, хорошо вооруженные отряды расквартировывались вдоль границ — уничтожать возможных дезертиров собственной армии и безжалостно перехватывать местных жителей, пытавшихся покинуть провинцию. Королевский советник Орес Нао очень не любил Анардаху.

Большая пятнистая сова неслышным призраком скользила вдоль границы. Все, кто видел ее, сходились во мнении, что на залитой кровью земле у этой птицы есть какое-то невыполненное дело. Она не пересекала границу, держась в отдалении, с высоты наблюдая, как, поднимая пыль, по двум дорогам, ведущим на север, движется эвийская конница, катятся пушки и марширует пехота. У Сентабы был ее розовый туман, от которого, как говорили, умер Его величество. У Карсальи — неприступные крепости, поднимавшиеся по склонам Короны Мира. У Гаялета — здравомыслие Огару, приказавшего армии вовремя сдаться. У Анардаху не было ничего. Лорд Унхева, мятеж которого спровоцировал все последующие события, уехал в Ринкитинк. Объединенная армия королевства Эв смело марширует на север, и навстречу ей ведет оккупантов внук сбежавшего правителя. Человек, который подписывает указы рукой принцессы, не оставит от этой земли ничего, кроме пыли. Не спасут ни болота, разверзавшиеся под ногами солдат, ни попытки организовать оборону.

Давным-давно, еще в человеческом обличье, она молилась за дорогих ей людей.


3


— Разумеется, нет, у принцессы одна голова, — Орин удивленно вскинула брови. Дороти смущенно потеребила подол юбки. Еще утром пойти к хозяйке поместья с вопросом «меняет ли принцесса головы» не казалось ей настолько странным. Сейчас же Дороти чувствовала себя безумно глупо. Ну в самом деле, разве может здравомыслящий человек представить, что кто-то — пусть даже могущественный колдун — способен снимать с шеи одну голову и надевать на ее место другую. — Конечно, ходят разные слухи, всё же наша принцесса взошла на трон совсем недавно, люди не успели достаточно хорошо ее узнать. Но голова у нее определенно одна, за это я ручаюсь. А откуда ты вообще это взяла? — в свою очередь полюбопытствовала женщина. Дороти продолжала теребить оборки на юбке.

— Моя курица, Биллина… она бродила ночью по саду и пришла под окно комнаты принцессы. Вот Биллина и рассказала, будто видела, как на принцессе была другая голова, а та, с которой ее видела я, стояла рядом, как пустой кувшин, — доверчиво поведала Дороти.

Отсмеявшись, Орин посоветовала ей не придавать особой веры воображению кур, пусть даже желтых, а больше полагаться на собственное видение мира. У одного человека не может быть несколько голов. Дороти краснела от стыда, чувствуя себя глупой фантазеркой, однако сейчас, спустя несколько часов после их утреннего разговора с Биллиной, неожиданно поняла, что уверенность курицы в собственных наблюдениях посеяла в сердце семена недоверия. Даже если отбросить этот вопрос с головами принцессы, оставался один момент, который девочка желала бы прояснить. Лангвидэр и ее служанка, находясь в комнате одни, уверенные, что их никто не слышит, обсуждали ее, Дороти, голову. А перед этим Нанда настойчиво интересовалась, не желает ли фея Дороти остаться в Эвне. Зачем она им? Да, она фея, чей домик упал на ведьму Востока, ее чтят в стране Оз, но здесь, в Эв, она никто. И это скорее чудо, чем закономерность, что служанке принцессы Лангвидэр было знакомо имя канзасской путешественницы. Но ведь не из-за домика же она их заинтересовала! Кому какое дело — здесь, на побережье, за пустыней и горами — чьим был этот домик, они даже могут не знать, кто такая ведьма Востока. Да и скорее всего не знают. Дороти была представлена принцессе как гостья Орин, не как фея из страны Оз. Так чем ее скромная персона могла заинтересовать эту странную женщину с неподвижным лицом?

Биллина могла приврать, могла чего-то не понять, но ее подозрения не возникали на пустом месте. Дороти пожалела, что утром была с курицей излишне резка. Возвращаясь к событиям прошлой ночи, девочка невольно вспомнила появившегося на балу человека, вслед за которым вышли из зала Орин и ее отец. Однако внезапно появившееся осознание, что Орин практически наверняка не скажет правду, отговорившись первым попавшимся незначительным пустяком, заставило Дороти промолчать. Она оставила хозяйку поместья одну и, решив разыскать Биллину и извиниться перед ней, отправилась во двор. Курица последнее время в основном пропадала там в обществе павлина.

Однако во дворе Биллины не оказалось. С океана дул легкий ветерок, и Дороти, решив немного изменить первоначальные планы, пешком отправилась по длинной улице вдоль ровно выстроившихся особняков. Миновав шлагбаум, девочка свернула на дорогу, ведущую к берегу. По этой дороге несколько дней назад она пришла в столичный пригород, чтобы начать понемногу знакомиться с его обитателями. Теперь Дороти с уверенностью могла себе сказать, что почти преодолела страх перед четырехногими существами — во всяком случае, узнала их слабые места. Колесуны могли передвигаться только по ровной поверхности, так что в случае чего Дороти могла, как и в первый раз, забраться на ближайший холм, а потом пригрозить, что, если она не вернется, Орин станет ее искать. Это было еще одним уязвимым местом невоспитанных существ: они боялись Орин до дрожи в коленях.

Осматриваясь по сторонам, Дороти бодро шагала в сторону океана. Блеск фиолетовой воды притягивал, словно магнитом. Дядя и тетя вновь назовут ее выдумщицей, стоит лишь заикнуться о фиолетовой воде. Но какой смысл что-либо придумывать, если океан Нонестика существует на самом деле? Башмаки Дороти быстро покрылись кирпичной пылью, так что ей казалось, что и она, выросшая в Канзасе, может прикоснуться к радуге волшебного мира. Здесь, на берегу океана, даже сменные головы принцессы становились чем-то незначительным. Дороти не сразу заметила, что мимо, не обращая на нее никакого внимания, движется небольшой отряд колесунов. Впервые Дороти увидела их женщин — таких же костлявых и нескладных, как мужчины, разве что ярко накрашенных и одетых в пестрые платья с короткими юбками. Колесуны в мрачном молчании ровно скользили вперед. Впервые, если не считать времени, когда эти существа тянули колесницы Орин, Дороти не слышала от них уже ставших привычными воинственных воплей. Подобная сдержанность для колесунов была не характерна. И Дороти, с привычным ей состраданием, забыв о том, что отряд этих типов напал на нее в первый же день ее пребывания на материке, не могла не вмешаться.

— Господа колесуны, добрый день! У вас что-то случилось? — вежливо поинтересовалась она у удаляющихся спин. Колесуны начали останавливаться настолько резко, что, кажется, даже наезжали друг на друга. Наконец весь отряд развернулся, и десятка два пар глаз хмуро уставились на девочку. Дороти мигом пожалела, что вообще подала голос. Но разве дядя не учил ее, что нужно помогать попавшим в беду? Да и Озма поступила бы точно так же. Колесуны бесцеремонно рассматривали замершую на обочине дороги Дороти.

— Гляньте, это та девчонка, которую Орин притащила в дом, — наконец подал голос один из них.

— И вот нам от этого сильно легче, да? — огрызнулся второй. — Кого хотят — того и тащат, нам их гости ни в какое место не вперлись.

— Слушайте, а может, ее в заложники взять? Ну и скажем Орин, так и так…

— Да заткнитесь, придурки! — это вступила разрисованная, как попугай, дама. — А ты, — она наградила Дороти хмурым взглядом, — тебе какое дело?

— Я просто хотела помочь, — девочка скрестила руки на груди. — Но я уже в который раз убеждаюсь, что вы невоспитанные типы и не оцените ничью помощь. Так что считайте, что я ничего не говорила.

— Ах невоспитанные! — взвизгнула дама, перья на ее шляпе гневно закачались. — А это воспитанно — так с нами поступать?! Нас снова выгоняют на улицу, потому что губернатор Эвны будет здесь что-то строить, чтоб его внуки передохли от лихорадки! Это воспитанно — продавать землю и не поставить в известность тех, кто на ней живет?! Это наша земля! Больше мы не согласны это терпеть!

Остальные согласно загомонили. Теперь уже им, по всей видимости, было всё равно, есть у них слушатели или нет, — им нужно было просто выговориться.

— Мы не уйдем отсюда! Ляжем на дороге и никого сюда не пустим! На трупах пусть строят.

— Да заткнись ты, — разбушевавшуюся ораторшу оттеснил ее сосед. — И чего мы добьемся? Того, что сюда пришлют солдат с плетьми и погонят нас в Анардаху на роль живых мишеней! Долго твоя тощая задница продержится, хотел бы я знать!

— Что значит «на роль мишеней»? — Дороти удалось наконец вставить слово.

— А то ты не знаешь! Не прикидывайся, жить у Орин и ничего не знать. У советника Ореса очередная война с Анардаху, а чтобы не губить людей почем зря, перед армией гонят самых ненужных. Вот нас туда и отправят, если будем спорить.

— Да что с ней разговаривать, поехали.

— Я сказала, что никуда отсюда не уеду, — значит, не уеду! Хоть режьте, хоть в Анардаху ссылайте!

Продолжая жаловаться и ругаться, пестрый отряд вновь развернулся и укатил прочь. Дороти застыла у края дороги, пытаясь осознать услышанное. Анардаху… Ей определенно было знакомо это слово. Дороти готова была поклясться, что его прошлой ночью произнес ворвавшийся в зал гонец. Она слышала его и раньше, от Орин, как большинство других названий в королевстве. Кажется, это где-то на севере. Выходит, у страны Эв война? Но разве Анардаху — не часть страны Эв? Гражданская война?

Всё, что Дороти знала о гражданских войнах, скатывалось к краткому изложению истории американских Севера и Юга в исполнении дяди Генри. Но даже этого было достаточно, чтобы понять, что внутренние конфликты ничем не лучше внешних, а временами даже хуже. Озадаченная, Дороти продолжила свой путь в куда более угнетенном настроении. То немногое, что она услышала от колесунов, не способствовало веселью. Несмотря на то, что добра от этих существ Дороти не видела, сейчас она невольно начала проникаться к ним состраданием. Это очень горько, бросать свой дом и обустраиваться в другом месте. Неважно, кто ты — человек, полевая мышь или странное создание с ногами на колесах — привязанность к родным местам от этого не зависит.

Она была уверена, что колесуны нагло врут, утверждая, что прибрежная земля является их собственностью. Они кричали об этом, чтобы напугать девочку, приплывшую по океану в полуразбитом курятнике. Но вряд ли они думали, что в скором времени будут вынуждены покидать эту землю. Куда они пойдут? Дороти с удивлением поймала себя на мысли, что проблема колесунов волнует ее всё больше и больше. Нужно посоветоваться с Биллиной. А потом… еще раз спросить Орин. Эти странные создания работают на нее, неужели она допустит, чтобы они исчезли из Эвны?

С другой стороны, они вряд ли представляют особую ценность. Лицемерные и наглые, они ценят лишь грубую силу. Орин и ее прислуга обращается с ними как с домашним скотом, и Дороти не раз слышала, что иначе колесуны вообще перестанут что-либо делать. Гораздо проще использовать коней. Однако какими бы они ни были, никто не заслуживает участи быть отправленным на фронт в качестве живого щита, — это было бы слишком жестоко даже для тех, кто не является людьми. Дороти твердо решила, что, вернувшись, непременно переговорит с Биллиной, и они вместе придумают подходящий план спасения колесунов. В таком свете даже сменные головы принцессы и ее желание заполучить голову Дороти теряли свою злободневность. Уж за свою-то голову Дороти сумеет постоять.



* * *


Цветы. Повсюду белые цветы. Иногда, наблюдая за принцессой Лангвидэр, Орес начинал понимать королеву, которая больше магнолий ненавидела разве что гномов. От белых цветов с желтыми сердцевинами рябило в глазах. Лангвидэр питала к ним какую-то нездоровую привязанность. Впрочем, магнолии были единственным, что вызывало у нее хоть какие-то чувства. В период цветения городских садов безвольные остатки жизни, что теплились в тридцати головах принцессы, словно объединялись в едином стремлении окружить ее этими цветами. Разумеется, потом, когда вороха лепестков полетят с деревьев под порывами ветра, исчезнет сладкий душный аромат, спадет с города белый саван. Оставшуюся часть года принцесса вплетает в волосы восковые цветы.

Это считается дурной приметой. Воск — материал мертвых, неизменный атрибут на похоронах. Восковые цветы вплетают в венки, чтобы почтить память давно ушедших родственников. Украшать ими голову — гарантированный способ привлечь к себе смерть. Принцессе Лангвидэр нечего терять. В мастерских при дворце работает десяток первоклассных умельцев — они делают восковые цветы не отличимыми от настоящих.

Сейчас, пока цветут городские сады, магнолии в волосах принцессы — живые. Господству этих деревьев над Эвной больше сотни лет, но у всех, кто хоть раз видел принцессу, они ассоциируются теперь именно с ней. У всех голов Лангвидэр длинные волосы, и как бы ни причесывала их маленькая шустрая Нанда, завершающим штрихом всегда будут магнолии.

Когда Орин прижимала усыпанную цветами ветку к своим волосам, она просто не могла быть серьезной. Он никогда не позволит ей носить эти проклятые цветы. Потому что они напоминают о безвольной околдованной женщине со сменными головами.

— Что это? — безразлично спрашивает принцесса, пустым взглядом уставившись в вытянутый перед ней на столе лист. Сегодня она томная задумчивая шатенка. Кажется, это начало второго десятка, — во всяком случае, голова определенно не из недавних.

— Приказ, — Орес пожал плечами и протянул ей перо. — Ваше высочество…

Она подписывает. У нее на запястье — рубиновый ключ. Орес принес ей его год назад. Рядом крутится служанка — она не отходит от принцессы ни на шаг, — пожалуй, это единственное, на чем советник не настаивал. Девушка протягивает печать, явно хочет что-то спросить, но молчит, лишь пытается заглянуть в бумагу.

— Приказ об ужесточении карательных мер в отношении повстанцев в Анардаху, — словно нехотя поясняет Орес. Ему нравится наблюдать за реакцией служанки. Лангвидэр — кукла, а вот на лице девочки мигом отражаются все испытываемые эмоции.

— Но… не лучше ли отправить послов в Ринкитинк с требованием выдать лорда Унхеву? — неуверенно предлагает Нанда и тут же вся сжимается, словно ожидая удара.

— Каждый человек ценен на своем месте, — улыбается Орес Нао — Нанда предпочла бы, чтобы он и в самом деле ее ударил. Это единственный вопрос его политики, в котором он идет против здравого смысла.

Нанда поклонилась, пряча взгляд. Орес свернул бумагу в трубку и, не оборачиваясь, вышел. Принцесса, устало вздохнув, отложила перо.

— Нанда… он мне надоел. Я не хочу подписывать то, что он приносит, я вообще не хочу управлять страной. Я могла бы примерять перед зеркалом головы. Сейчас цветут магнолии, значит, я хочу, чтобы ты чаще меня причесывала.

Девушка застыла в поклоне, не решаясь выпрямиться. Обычно Орес появлялся в покоях принцессы не больше, чем на четверть часа в день. Всегда один, с готовыми указами, выверенными и откорректированными целым штатом специально обученных людей, которые подчинялись непосредственно ему самому. От принцессы требовалась лишь подпись. Чем больше проходило времени, тем тяжелее воспринимала Лангвидэр необходимость даже на четверть часа в день покидать свой панцирь и контактировать с внешним миром, единственным связующим звеном с которым оставался Орес Нао. А он был слишком сложной мишенью. Окажись на его месте кто-то другой, из министров, военных — да кто угодно, Нанда бы не задумывалась. Воспитание в лаборатории отца приносило свои плоды: девушке было известно около двух десятков способов убийства, замаскированных под обычные человеческие недуги. Это требовало определенного опыта — да и, что греха таить, смекалки — но было вполне осуществимо. Как подобраться к Оресу, Нанда не знала. Не признавалась госпоже, чтобы не потерять ее доверие, не признавалась самой себе: она боялась его настолько, что немели ноги.

Лангвидэр — принцесса, Нанда прислуживает принцессе. Но, великий Торн, смилуйся и позволь вернуть короля Эволдо. Это мысль чаще других посещала Нанду за первый год чужеземки на троне королевства Эв.

Опираясь на руку служанки, Лангвидэр медленно встала. Кроме Ореса Нао, в их уединенном крыле других посетителей не было. Когда количество голов в коллекции принцессы перевалило за десяток, Нанда распорядилась переоборудовать одну из комнат в будуар, вдоль двух стен которого расположились высокие закрывающиеся ящики. Не видя необходимости в дополнительных мерах безопасности, Лангвидэр открывала эти ящики одним ключом. В том, что ключ от всех ее голов был подарен ей Оресом Нао, женщина не видела никакого особого символизма — ей было просто всё равно. Алый рубиновый ключ украшал ее запястье, позволяя подданным безошибочно узнавать принцессу, владевшую чудодейственной способностью менять собственную внешность.

Ведя принцессу к будуару, Нанда потерянно молчала. Лангвидэр же, даже получив возможность говорить по-эвийски, пользовалась ею лишь для коротких рубленых приказов и нескольких безразличных фраз, которыми она общалась со своей служанкой. Она ненавидела страну Эв и всё, что было с ней связано. Женщина с островов уже не помнила родной язык, и это еще больше усугубляло отторжение. Сейчас, спустя год, Нанда понимала, что ее надежды были напрасными: материк никогда не станет принцессе домом.

В Анардаху очередной конфликт. Нанда узнала об этом с большим опозданием, когда новостью уже гудел весь двор. Прислуга сходилась во мнении, что события прошлого года повторятся с новой силой — и будут повторяться до тех пор, пока у власти находится Орес Нао. А у него, говорят, жена была родом из Анардаху… Об этом перешептывались особо болтливые горничные, постоянно озираясь, ибо тема негласно находилась под запретом. Не то чтобы Нанде было дело до далеких северных земель — центром ее вселенной оставалась принцесса Лангвидэр — но даже ей, семнадцатилетней девчонке, происходящее казалось верхом неосмотрительности. За свою давно сбежавшую жену Орес хочет втоптать Анардаху в грязь.

«Ваше высочество, это слишком опасно». Опрометчивые слова едва не сорвались с ее губ. Если однажды случится так, что группа отчаянных смельчаков решится выступить против Ореса Нао, его неминуемо привлекут к ответственности. Ему припомнят северную землю и отправляемые туда, как в прорву, армии. А он будет отбиваться, он не такой человек, чтобы покорно молчать, принимая выдвигаемые обвинения. Ни один из указов касательно безжалостного уничтожения повстанцев не подписан им самим. Имя Ореса Нао вообще ни разу не упоминалось рядом с названием Анардаху. В чем в таком случае его можно обвинять? Опытный игрок, он выкрутится. Принцесса — не сможет. Не в его полномочиях в принципе решать, с кем и как должна воевать эвийская армия. Тысячи погибших солдат и мирных жителей, голод и разоренная земля — они на совести женщины со сменными головами.

Это слишком опасно. За его личную неприязнь отвечать придется ей.

Нанда скорее откусила бы себе язык, чем согласилась бы произнести это вслух. Сдерживал ее не страх перед королевским советником, а то, что именно от него зависело благополучие принцессы Лангвидэр. Одно его слово — и женщина осталась бы без своих голов, без роскоши дворца и бесчисленных цветущих магнолий. Рисковать спокойной жизнью принцессы во дворце Нанда не была готова даже ради спасения невинных жизней. Ее, по большому счету, тоже не волновал внешний мир — ее миром была Лангвидэр.

Им придется за это отвечать. Нанда смирилась с таким положением вещей через несколько месяцев после коронации принцессы. Когда-нибудь, в необозримом будущем, не сейчас. И уже тогда она сумеет спасти свою принцессу, как не смогла спасти от топора, занесенного рукой королевы. Но насколько же легче жилось при короле Эволдо…

Нанда толкнула дверь в будуар. Зеркала, покрывавшие свободное от ящиков пространство стен, мгновенно заиграли отражениями. Сколько раз Нанда видела эту картину: Лангвидэр, менявшая головы по несколько раз в день, и она, служанка, не отходившая от госпожи ни на шаг. Две фигуры множились в зеркалах. Женщина вытянула руку, алый ключ закачался на запястье. Нанда осторожно стянула ключ с ее руки и направилась к ящикам. Лангвидэр, медленно неуверенно ступая, направилась следом.

Ее руки снова не сразу касаются шеи. Она сдергивает голову неосторожно и резко, даже не расстегивая ошейник. Перед тем как убирать голову в ящик, нужно вытащить цветы — они вянут непростительно быстро. Перерубленная шея точно встает в тёмную подставку. Без маленькой шустрой служанки не было бы этой коллекции. Нанда как никто другой знает, какие головы желает носить эвийская принцесса. Все они чем-то похожи на ту, первую, с длинной светлой косой и полыхающими ненавистью глазами. Во всех них есть что-то неуловимо-общее.

— Госпожа, что вы желаете надеть сейчас?

Нанда давно перестала удивляться абсурдности этой ситуации. Она помогает госпоже выбирать голову, как раньше помогала выбирать платья. Лангвидэр равнодушна к нарядам. Она любит белый цвет — это всё, что Нанде известно о вкусе принцессы в одежде. И этого более чем достаточно, Нанде кажется, что, принеси она принцессе какие-нибудь произвольно взятые лохмотья — и Лангвидэр не заметит разницы. Сменные головы… и магнолии. Оглядываясь назад, Нанда не всегда может справиться с невольно охватывающим душу страхом: женщина, которая носит эвийскую корону, не заслужила такой участи. Она не сделала этой стране ничего, за что ее следовало обречь на бесцельное существование тела с тридцатью сменными головами.

Нанда приносит ей головы. Принцесса ни разу не спросила, откуда они с такой легкостью появляются в руках маленькой служанки, но Нанде кажется, что в такие моменты госпожа радуется. От пленницы с островов осталось лишь тело, голова исчезла в неизвестном направлении. Тело не сохраняет воспоминаний. Лангвидэр научилась стоять без головы. Нанда привыкла видеть ее и такой. Голова молча косится со своей подставки.

— Открой мне средний ряд, — она наконец размыкает губы. Нанда послушно кивает и разворачивает голову так, чтобы та видела ящики — их тридцать, и они располагаются на двух стенах по десять в каждом ряду.

Дверцы ящиков бесшумно открываются алым ключом. Нанда уже не вздрагивает от того, как оценивающе впиваются взгляды отрубленных голов в ее фигуру. Когда-то у них у всех были разные характеры, полноценные личности. После смерти они сумели сохранить лишь то, что испытывали в ее момент. Кто-то — гнев, кто-то — удивление. Растерянность, безразличие, облегчение. Их лица застывали в определенный момент и больше не менялись. И вместе с тем тридцать ящиков принцессы Лангвидэр были царством обреченности.

Нанда отступила назад, окинув взглядом открывшийся ряд. Она помнила каждую, могла безошибочно перечислить, при каких обстоятельствах встретила женщин, ставших ее жертвами. Нанда училась быстро. А принцесса любила новые головы.

Они молчали, лениво моргая, и длинные ресницы ложились густыми опахалами. Нанде больше не хочется бежать от них. Она обняла принцессу за талию, давая привычную опору. С каждой из этих голов Лангвидэр красива. Издалека.

— Нанда, я хочу голову этой девочки. Она будет чудесно смотреться, если ее причесать и украсить цветами.

— Моя госпожа, я могу пойти за ней сейчас же, — Нанда гладит принцессу по спине, не поднимаясь выше плеч. Она всё еще не может заставить себя касаться перерубленной шеи. Голова на подставке медленно закрывает глаза.

— Нет, Нанда. Девочка должна повзрослеть.

— Госпожа, это опасно. Она не хочет оставаться в Эв, мы не можем ее удержать. Разве что… — неожиданно пришедшая мысль пронзает Нанду, словно током. Если поместить девочку в некое изолированное пространство и путем дурманящих отваров заставлять ее мозг продолжать похождения в реальности. Несколько лет подряд. До тех пор, пока ее голова не станет достаточно взрослой для того, чтобы принадлежать принцессе Лангвидэр.

Сколько ей сейчас? Двенадцать, тринадцать? В любом случае она еще совсем ребенок. Даже если принять допущение, что в ее мире время может течь совсем иначе. Таким образом, потребуется не меньше четырех лет. Нанда не была уверена, что справится с чем-то подобным сама, — выходит, придется просить отца о помощи. Принцесса была нужна ему для каких-то собственных целей, которые даже для Нанды пока что оставались загадкой, однако к сменным головам он относился весьма скептически. Выходит, нет никакой гарантии, что он согласится помочь.

Оставались, помимо этого, еще два слабых места в плане пленения Дороти Гейл. Конечно, слишком низка вероятность того, что в очередной голове принцессы кто-то опознает озианскую фею, чей домик давным-давно упал на ведьму Востока. И всё же такая вероятность есть. Весть о том, что эвийская принцесса носит голову бесследно пропавшей несколько лет назад феи, разорвется на материке подобно пушечному ядру в пороховом сарае.

Что касается второй опасности… Нет никакой гарантии, что спустя четыре года женщина с островов до их пор будет у власти. Если бы кто-то спросил личное мнение самой Нанды, она бы однозначно ответила, что искренне надеется, что спустя четыре года Лангвидэр сменят хоть Эвардо, хоть Эвьен, хоть вообще гномий король Рокат, но принцессе будет позволено удалиться из дворца. Однако будет ли у нее, Нанды, тогда возможность поддерживать в надлежащем состоянии отрубленные головы, требовавшие регулярной обработки не самыми простыми составами? В таком случае еще одна голова будет только в тягость. Нанда инстинктивно крепче обняла Лангвидэр.

— Разве что? — ровно переспросила расположенная на подставке голова.

— Госпожа… если вы согласны ждать, я попробую что-то сделать, — тихо отозвалась Нанда, ее пальцы вновь заскользили по спине женщины. — Я уверена, это будет лучшая ваша голова.

— После моей?

— Да, госпожа.

— Нанда, ты обещала… принеси мне мою голову.

Девушка приподнялась на цыпочки и, не расстегивая, стянула жемчуг с шеи принцессы. По сравнению с Лангвидэр Нанда кажется совсем юной, почти ребенком, но именно от этого ребенка принцесса зависит практически полностью.

— Госпожа, вам нужно сейчас выбрать голову, — мягко поторопила Нанда. В зеркалах множится отражение двух фигур. Нанда старается не смотреть на потолок — у нее нет никакого желания лишний раз видеть сверху шею принцессы Лангвидэр. Голова на подставке задумчиво косится на содержимое ящиков.

— Может быть, номер двенадцать? — наконец изрекает она и встречается с упомянутой головой взглядом. Номер двенадцать — смуглая брюнетка, как и самая первая, из Роше Ри. Теперь Нанда умнее, она даже не приближается к дворянкам.

— Прекрасный выбор, — послушно кивнула она и подошла к ящику, чтобы вытащить голову. Принцесса как-то неопределенно хмыкнула, девушка застыла, ожидая дальнейших указаний.

— Или номер семнадцать… — тянет голова на подставке. Сама она — девятая. Фактически, одна из первых.

— Номер семнадцать была на вас вчера на балу, — осмелилась возразить Нанда. Обычно принцесса не надевает одну и ту же голову чаще, чем раз в неделю. Голова на подставке вновь согласно моргает.

Биллина отчаянно махала крыльями, пытаясь удержаться в воздухе на одном уровне. Над подоконником были видны лишь ее гребешок и глаза, и птица опасалась подниматься выше, дабы не быть замеченной. Не лучшая позиция для наблюдения, но особых вариантов у курицы не было. Да и что такое с полчаса помахать крыльями, если Биллина успела убедиться в том главном, за чем она, собственно, сюда и притопала. Насчет принцессы она не ошиблась. Курица едва удержалась от торжествующего вопля, когда увидела, как женщина сдергивает с шеи голову и ставит ее на подставку. В одном из открытых ящиков Биллина заметила уже знакомую голову, что, словно кувшин, стояла рядом с Лангвидэр на подоконнике прошлой ночью. И после этого глупое дитя осмеливается подвергать слова Биллины сомнению?

Безголовое тело шагнуло ближе к ящикам. В этих сейфах, которые служанка открывает одним ключом, несомненно, находятся головы. Курица умела считать только до двадцати, так что с этим она справилась, после чего осталось еще некоторое количество ящиков. В любом случае, одному человеку иметь столько голов — это как-то слишком. Людям они просто не нужны в таком количестве!

К виду безголовых тел Биллина привыкла: на ферме кто-то регулярно оставался без головы. Но вот людей в подобном положении ей пока что видеть не доводилось, и курица твердо была уверена, что прекрасно бы прожила без знаний в этой области.

— Что же она, черт возьми, такое… — пробормотала запыхавшаяся курица, приземляясь под куст. Осталось вернуться в дом Орин, найти Дороти и пересказать недоверчивой девчонке увиденное. Если она не поверит и теперь, это будет просто верх глупости. Хотя… почему она, почтеннейшая уважаемая курица, волнуется за какую-то Дороти Гейл, с которой познакомилась несколько дней назад посреди океана? Преисполнившись чувством ответственности за ближнего своего, Биллина скорбно вздохнула: с этими детьми никаких нервов не останется. Глубоко задумавшись, курица никак не ожидала, что некий тяжелый предмет сзади опустится на ее гребешок. Удар был настолько сильным, что Биллина не успела осознать, что происходит, — она просто провалилась в темноту.


От автора

Гилгад http://oz.wikia.com/wiki/Gilgad

Зикси из Икс http://oz.wikia.com/wiki/Zixi

Глава опубликована: 03.04.2019
Отключить рекламу

Предыдущая главаСледующая глава
Фанфик еще никто не комментировал
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
  Следующая глава
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх