Среди руин цветут деревья (джен)

1

Над королевским дворцом нависла тревога. Исчезновение эвийской армии под Сентабой вселило в души придворных неясный, еще пока не оформившийся страх. Солдаты шли за победой, они взяли город, не потеряв ни единой капли крови, они прошагали маршем под белыми колоннами резиденции Фертеба Кенейя. И… как будто канули в ущелье Рох. Слухи по дворцу поползли самые разные, начиная от организованного предательства всей армии во главе с высшим командованием и заканчивая родовой магией Або'Кенейя, заставившей помутиться разум тысяч людей.

Этот страх точил исподволь, входил по ночам в дома. Высказывать свои опасения открыто придворные не решались — никому не хотелось быть обвиненным в распространении паники и угодить за решетку. Молчание, перешептывания украдкой, постоянно озираясь и боясь лишних ушей, не особенно поднимали общее настроение королевского дворца. Сам Эволдо продолжал держаться уверенно, словно ничего не изменилось и обе победоносные армии в полном составе стоят под Карсальей, угрожая непокорным мятежникам. Словно и не встречал три дня назад на утренней заре растерянного посланца из-под джинксландской столицы, утверждавшего, что подкрепление исчезло на полпути. Тщательно скрываемое беспокойство Его величества выдавали разве что усиленные карательные меры в ответ на распространение слухов.

Эвьен оказалась права в своих мрачных пророчествах. Не желая признавать победу жены, король вновь созвал военачальников на экстренное совещание, на котором объявил, что для поддержания боевого духа солдат считает себя обязанным посетить Сентабу и, пройдя путь от ущелья Рох до неприступной Карсальи, убедиться, что с армией всё в порядке. В Эвне едва закончились празднества, и умиротворенный город, томно раскинувшийся вдоль побережья, вдыхал аромат цветов. Горожане радовались жизни, славили короля, желали долгих лет правящей династии. Для Эвны отъезд Эволдо ничего не менял. И вместе с тем… если он докажет Эвьен, что все ее предчувствия — не более чем игры больного воображения на почве мигреней, это будет бесценно. Уже за одно это король был готов отправляться хоть в тот же день.

На сборы Его величества в поход, однако, ушло еще два дня. В качестве причины отъезда называли желание короля поднять боевой дух армии и устрашить своим присутствием укрывшегося в Карсалье Ферсаха Або'Кенейя. Эту причину повторяли детям, ее слышала и Эвьен — она молчала, лишь глубже становились складки у плотно сжатых губ. В сердце королевы теплилась надежда, что из этого похода Эволдо не вернется: если город забрал людей, пусть заберет и их повелителя. В том, что от отрядов, посланных под Сентабу, в живых не осталось никого, она была уверена уже сейчас — просто чувствовала, и предчувствие это сжимало сердце холодной клешней ядовитого краба го. Эвьен больше не предлагала подписать мир. Теперь она, избавленная от постоянно преследовавшего ее сладкого запаха белых цветов, могла наконец вновь принимать решения.

Беспокойные вихри королевского дворца не касались в те дни лишь дальнего его крыла, где обосновалась новоявленная принцесса Лангвидэр. События этой страны ее не интересовали, чужеземка по мере возможности старалась не покидать отведенных ей комнат. Нанда же, пользуясь любой удобной возможностью, сновала по дворцу и собирала свежие сплетни. Она по-прежнему болтала без умолку, прислуживая госпоже, но теперь ее монологи носили более информативный характер. Иногда, скрепя сердце, девушка привлекала в помощники Тик-Тока — тот переводил. Лангвидэр слушала, кивала, отдавая должное стараниям маленькой служанки, однако дворцовые слухи по-прежнему не вызывали у нее ни искры заинтересованности. Когда девушка принесла весть о том, что армия, отправленная под Сентабу, скорее всего, сбилась с пути и, оторвавшись от обозов, сгинула в предгорьях, королевская пленница лишь пожала плечами.

— Пусть — их — души — плавают — вечно.

Нанда растерянно захлопала ресницами, однако, осознав смысл фразы, заулыбалась.

— У нас говорят «ровной дороги на небесах». Переведи.

Медный человек послушался, затем невозмутимо озвучил ответ:

— Мы — молимся — океану.

Подобные мелочи из прежней жизни госпожи вызывали в душе Нанды странное волнение: словно она приподнимает завесу, скрывающую душу Лангвидэр. Словно она, маленькая дочь придворного алхимика, может прикоснуться к тайнам своей непостижимой хозяйки и — кто знает? — стать к ним причастной. Девушка жадно запоминала. Всё, что касалось Лангвидэр, было для Нанды едва ли не священным.

Весть о том, что чужеземка с островов вписана в династическую книгу, поначалу ошеломила саму Нанду настолько, что девушка целый день не решалась пересказывать ее госпоже. Новости окончательно спутала мысли юной дочери алхимика. Это же получается… что она теперь прислуживает принцессе? Она, вечно взъерошенная, так и не научившаяся чинно держаться наравне с прочими слугами, терявшая башмаки в беготне по коридорам. А госпожа… волей короля Эволдо Лангвидэр подняли до первой наследницы королевства по женской линии, подвинув на этом почетном месте старшую дочь правящей четы. Разумеется, о потенциальном получении власти зайдет речь лишь в том случае, если бесследно исчезнут пять сыновей короля, но само положение чужеземки, не знавшей даже языка этой страны, в качестве первой принцессы казалось абсурдным, оно пугало и вызывало у Нанды единственное желание — забрать госпожу из этого змеиного гнезда, уехать вместе с ней в глушь, поближе к океану и поселиться там, вдали от короля и его навязчивой благосклонности. Потому что если Лангвидэр как возлюбленная короля вызывала у королевы Эвьен открытую враждебность, то что будет с Лангвидэр — соперницей королевским дочерям? Нанда боялась Эвьен. Боялась ее горных предков.

Пока Нанда собиралась с духом, с торжественной вестью к госпоже явился король. На этот раз его сопровождал слуга, который держал в руках бархатную подушечку с лежавшей на ней тонкой золотой диадемой. Нанда, которую не успели выставить за дверь, с любопытством присмотрелась: диадема нисколько не походила на фамильные украшения эвийцев, она выглядела совершенно иначе, но вместе с тем должна была, очевидно, подчеркивать новый статус королевской пленницы.

Белые цветы с желтыми сердцевинами.

Золото в светлых волосах Лангвидэр.

Женщина не сопротивлялась, молча склонила голову, и король закрепил украшение в ее прическе. Лангвидэр вообще редко сопротивлялась — лишь тёмные глаза выдавали ее истинное настроение. Она ездила с королем в город, появлялась рядом на парадах и ярмарках, экзотически-красивая, с застывшим в своей восковой безупречности лицом — и только в глазах горело непримиримое «будьте вы прокляты». Эволдо делал вид, что не замечает этого.

— Прекрасный цветок моего сада, — он снова целует ее руки. А Нанде хочется выцарапать ему глаза. Потому что госпоже противны его прикосновения, потому что все население этой страны — чужаки, оторвавшие ее от родины. Лишь с ней, с Нандой, госпожа затихает, Нанда знает, как хотя бы на время забрать себе груз ее отчаяния. Служанка молчит, прижимая руки к груди, кусая губы. Она не смеет поднять взгляда, потому что за дерзость ее вышлют из дворца, запретят служить госпоже.

Они обе ждут, когда он уйдет. Лангвидэр молчит, склонив голову, тонкая диадема поблескивает в ее волосах. За нее благодарит Нанда — бесконечно кланяется, забыв, что медное чудище способно переводить, скажи госпожа хоть слово. Но губы Лангвидэр остаются плотно сомкнутыми: ей не нужны ни эвийские драгоценности, ни назойливое внимание правителя прибрежной страны, — она видит лишь острова в океане и бесконечный простор воды вокруг.

Они молятся океану Нонестика. Какой он, Саламандров архипелаг?

Забыв об осторожности, Нанда смотрит на госпожу широко распахнутыми глазами. Ей кажется, что прихоть короля, минутное решение, коренным образом меняет сейчас жизнь чужеземки при дворе, что у них больше не будет возможности скрываться от мира в этих уединенных комнатах, создавая свой маленький мир. Лангвидэр ненавидит эту страну — и ее связали с этой страной несколькими строками в династической книге.

Лангвидэр по-прежнему молчит, золото поблескивает в ее волосах, словно притягивая падавшие в окно солнечные лучи. Губы короля трогает едва заметная улыбка — он победил. Мог ли он подумать, что минутное плотское влечение, возникшее при первом взгляде на эту женщину в ночь возвращения Армады Меремаха, перерастет во что-то настолько неконтролируемое — и он наперекор жене, пускаясь на обман и открытые угрозы, впишет ее имя в королевский род? Лангвидэр смотрит сквозь него своими тёмными глазами, для нее этот дворец, внимание короля и вся роскошь прибрежной страны — лишь навязчивое видение, вызванное тяжелым ароматом бесчисленных магнолий, настолько густым, что воздух кажется осязаемым. Всё это происходит не с ней.

Король Эволдо и его празднично одетая охрана покинули Эвну на закате. Сбруя их коней сияла драгоценными камнями, следом бежали любопытные горожане, да и в целом весь этот выезд напоминал скорее увеселительную прогулку. Когда дворцовые ворота остались позади, Эволдо обернулся и, приподняв шляпу, шутливо поклонился в сторону окон гостиной королевы: Эвьен наверняка наблюдает, всё с тем же выражением мрачного негодования на лице. После объявления Лангвидэр членом правящей династии супруги не перекинулись ни словом. Более того, они практически не виделись, лишь за час до торжественного отъезда Эволдо появился в покоях королевы.

— Я хочу вас предупредить, Эвьен, — негромко начал он, и пестрая толпа фрейлин королевы, не желая им мешать, подалась к выходу. — Если то, в чем вы пытаетесь меня убедить, окажется лишь плодом вашей фантазии, клянусь, я отправлю вас в ближайший монастырь. Вы берете на себя слишком много.

— Потому что вы, Эволдо, сошли с ума. Вы записываете любовницу родственницей со всеми подобающими правами и привилегиями, а потом начинаете войну с людьми, которые мало того что правы, так еще и владеют армией, способной сопротивляться вам на равных. Это, по-вашему, достойно правителя?

Король не ответил. Развернулся на каблуках и вышел, кипя от едва сдерживаемой злости. И вот теперь этот полукомический поклон должен был напомнить Эвьен об угрозе, которую Его величество не замедлит исполнить в случае подтверждения собственной правоты. Покидая Эвну, король всё еще был уверен, что задержке армии под Сентабой есть понятная и простая причина. Отвлеклись на сокровищницы богатого города, на красивых женщин, на рассветные пейзажи ущелья Рох, о которых было столько упоминаний в присылаемых из-под городских стен письмах. Выдвинулись к Карсалье позже, чем было позволено, и сейчас уже на месте, а гонец, посланный доложить об успешном объединении двух армий, всё еще в пути.

Да мало ли… Эволдо обещал себе, что в любом из этих случаев будет милостив и отправит на плаху максимум человек десять.

… когда найдет их живыми.

* * *

Лучи заходящего солнца насквозь пронизывали полукруглую башенку, играя в ее цветных мозаичных стеклах. Золотистые пылинки танцевали в воздухе. Нанда отлипла от окна и, поджав ноги, села на пол. Пышный королевский эскорт покинул пределы Эвны и двинулся в сторону гор. Сияющая процессия удалялась от города, силуэты ее первых всадников уже превратились в тёмные точки на горизонте, когда девушка неожиданно поняла, что король Эволдо забирает с собой ее уверенность в завтрашнем дне, гарантию того, что новое утро не принесет беды. Каким бы тираном ни был Его величество, госпожа Лангвидэр с ним была в безопасности. Он не скрывал своего увлечения красивой чужеземкой, и никто из придворных, опасаясь гнева короля, не решался даже приблизиться к ней, не говоря о том, чтобы причинить ей вред. Эволдо уехал — Эвьен осталась.

Именно ей, терпеливой супруге и матери наследников престола, приписывали исчезновение фавориток Его величества. Возможно, на добродетельную Эвьен, что молча и с истинно королевским достоинством сносила пренебрежение и измены, никогда бы не пало столь тяжкое подозрение, если бы не одна особенность ее родословной, о которой так старались не вспоминать — и всё-таки забыть не могли. На памяти Нанды испуганные перешептывания по углам — «гномья кровь» — в связи с несчастными судьбами королевских возлюбленных оживлялись неоднократно.

И вот теперь… вокруг них толпа придворных дам в шелестящих платьях и кавалеров в сверкающих камзолах, а госпожа Лангвидэр — один на один с Эвьен. И глаза королевы на усталом лице недобро сужаются в полумраке дворцового коридора. А она, Нанда, мчится откуда-то издалека, только стучат по паркету деревянные башмачки, она пытается успеть к госпоже, заслонить ее — и никогда не успевает. Иногда это видение приходило во сне, и тогда девушка просыпалась с криком, иногда вставало перед глазами, стоило ей лишь остановиться и задуматься.

Эволдо был защитой от Эвьен, гарантией того, что королева не решится приблизиться — шипя, свернется в клубок в своем углу, озлобленная, ядовитая… добродетельная и терпеливая, за долгие годы брака освоившая мастерство устранять любые преграды, что вставали, по ее мнению, на пути страны Эв. Нанда нервно потеребила пальцами передник и встала. Она не вправе позволить сбыться этому сну. Никогда раньше девушка не чувствовала в себе такой храбрости.

Когда Нанда уходила наверх проследить из башни за отъездом короля, Лангвидэр сидела у открытого окна и безучастно смотрела в сад. Там, куда выходили балконы и окна ее комнат, стража появлялась редко: приказом короля им было строжайше запрещено приближаться к красивой пленнице. Тишину сада не нарушал ни один звук извне, лишь ветер, шевеля ветви деревьев, сбрасывал на землю белые цветы. Вернувшись, Нанда застала госпожу на том же месте: Лангвидэр, казалось, даже не пошевелилась, не замечая, что в ее волосах тоже застряли лепестки.

— Моя госпожа…

Лангвидэр не обернулась, но по какому-то неуловимому движению Нанда поняла, что женщина ее слушает. Стараясь ступать как можно тише, чтобы не нарушить ее уединение, служанка подошла ближе.

— Моя госпожа, нам нужно бежать из дворца, — сбивчиво пробормотала Нанда и в неожиданном для самой себя порыве бросилась на колени у ног Лангвидэр. Потом, вновь осознав, что та не понимает, поманила пальцем механического человека. — Переводи.

Женщина внимательно выслушала, на ее лице отразилось легкое удивление. Затем она протянула руку и легко коснулась кудрей Нанды, та неосознанно склонила голову ближе.

— Зачем? — коротко спросила Лангвидэр, не убирая руку и продолжая перебирать пальцами волосы служанки. Девушка едва не вздрогнула: это было, наверно, первое, что произнесла чужеземка по-эвийски. Настолько неожиданно прозвучало пусть одно-единственное слово местного наречия из ее уст… Лангвидэр не обратила внимания. Если бы не ее пальцы, скользящие по взъерошенным кудряшкам служанки, можно было подумать, что пленница вовсе ее не замечает: Лангвидэр всё так же безучастно смотрела в сад.

— Ее величество Эвьен может причинить вам вред, — объяснила Нанда, и сердце ее бешено заколотилось. Она просто не может допустить, чтобы это произошло. Лангвидэр безразлично пожала плечами.

— Ее — не — волнует — королева — Эвьен.

Такой ответ Нанду нисколько не утешил. С Эволдо Лангвидэр при желании могла стать практически всемогущей. С Эвьен над ее жизнью нависла вполне реальная опасность, и даже несколько дней отсутствия короля могли стать для нее решающими. Девушка перехватила руку Лангвидэр, прижалась к ней щекой.

— Моя госпожа, послушайте меня!

Лангвидэр мягко забрала руку, вновь потрепала служанку по голове, встала и направилась в спальню. Нанда вскочила с пола, испуганно причитая, однако бежать следом не решилась. Ей необходимо уговорить госпожу покинуть дворец. О том, куда они пойдут, Нанда думала уже косвенно. Как вариант — дальняя отцовская родня в Ринкитинке… Куда они могли податься в Эв, красивая, абсолютно не приспособленная к физической работе женщина, которой не так-то легко затеряться в толпе, и девчонка, убежденная в том, что сможет своим трудом обеспечить их обеих. Не это сейчас главное, об этом они будут думать потом, когда дворцовые стены, роскошь которых теперь, в отсутствие короля, словно сочилась ядом, останутся позади.

Когда Лангвидэр вернулась, в руке она держала связку длинных ярких лент. Жестом велев служанке стоять на месте, она подошла, стряхнула ворох лент, так что они вьющимся каскадом спустились почти до пола, открывая светлый шелковый чепчик дворцовой горничной. Такие, разве что без этих лент, носили почти все служанки во дворце. Нанда догадалась зачесать назад волосы, женщина кивнула и чуть улыбнулась, надевая чепчик на ее непослушные кудри. Служанка широко заулыбалась в ответ и нетерпеливо завертелась, пытаясь в отсутствие зеркала хотя бы ощупать непривычный головной убор, случайно касаясь рук госпожи.

— Тебе.

Лангвидэр тихо рассмеялась, наблюдая, как девчушка, еще минуту назад сосредоточенная и испуганная, помчалась к зеркалу, чтобы оценить обновку. Длинные ленты плясали на ее спине.

— Ты — все — время — будешь — со — мной, — донеслось до Нанды. Возможно, госпожа и спрашивала, но в медных устах механического человека это прозвучало утверждением. Нанда повертелась перед зеркалом, перебросила две ленты со спины на грудь. Подольше не оборачиваться — лишь бы госпожа не увидела ее слёз.

— Я… буду.

Едва стемнело, Лангвидэр вновь спустилась с балкона в сад. Нанду она больше не звала — подразумевалось, что служанка догадается и прибежит следом сама. На этот раз, однако, девушка на несколько минут задержалась на балконе, словно не решаясь ступить за ней в тень шелестящих деревьев. Сладкая духота, недавно царившая ночами над городом, оставалась теперь лишь нерешительным призраком еще не рассыпавшихся цветов. Сад стал другим, и таким он будет всё лето.

Нанда потеребила ленты. Госпожа не видит всей опасности, она плохо знает, на что способна Эвьен. Тем более сейчас, когда король осуществил задуманное, сделав привезенную Меремахом чужеземку первой принцессой страны Эв. Нужно быть начеку… Вот только как убедить Лангвидэр быть осторожнее? В памяти вновь возникли лихорадочно блестящие ее глаза — той, потерянной и напуганной пленницы, которая подпустила к себе маленькую взъерошенную девчонку. Нанда сжала кулаки. Если будет нужно, она готова подсыпать королеве яд из отцовских запасов, она не позволит стать явью тому видению, где она… не успевает.

Постаравшись хотя бы на время отбросить мрачные мысли, Нанда тоже спрыгнула в сад. Дворец застыл за их спинами тёмной громадой, впереди откуда-то издалека пробивался оранжевый свет фонарей.

2

Едва городские ворота Эвны, выпустив короля и его свиту, вновь закрылись, Эвьен вызвала к себе Меремаха. Именно его королева считала виновным в том бедствии, что свалилось на всю страну и нарушило лично ее размеренную жизнь, а потому Эвьен не упускала случая отыграться. К тому же адмирал пусть и неявно, но всё же оскорбил ее, не ответив должным образом на завуалированную просьбу о помощи. Меремах был главой Золотой Армады, элитного подразделения в составе эвийского флота, но влияния и власти он держал в руках куда больше, чем командующий океанскими войсками, что формально стоял над ним. И даже тот факт, что адмирал являлся отцом ее первой фрейлины, не добавлял ему доверия со стороны Эвьен.

Он мог быть хорошим союзником. Или посредником между безгрешной королевой и теми людьми, что согласились бы стать ее союзниками в заговоре для свержения короля Эволдо. Если бы только она могла подчинить Меремаха своей воле. Эвьен усмехнулась, закрывая веером нижнюю половину лица. Он привез с островов эту женщину…

Меремах остановился перед ней, выпрямившись и вытянув руки по швам, в своем повседневном мундире, без орденов. Эвьен не сводила с него изучающего взгляда из-под полуопущенных ресниц, словно стараясь проникнуть под броню его спокойствия. Мередит утверждает, что он готов принять участие в смене власти. Однако в беседе с королевой он не рискует, никто из них не согласен брать на себя ответственность. Обвинение в государственной измене лишит их теплых должностей, уважения и стабильного дохода и даст взамен в лучшем случае каморку в каменной башне, в худшем — проложит путь на плаху. Они боятся.

То же самое ждет всю верхушку джинксландской знати. Если Эволдо удастся до них добраться, он казнит их всех, обезглавив один из древнейших и могущественнейших родов королевства. Если он сумеет пробить панцирь Карсальи… Но джинксландцы не побоялись, в их распоряжении неприступная крепость, таинственный город-призрак и изящные дворцы на краю ущелья Рох, им есть куда уйти. Эвийцы привязаны к Эвне, и они боятся.

— Я думаю, вы догадываетесь, с какой целью я пожелала вас видеть, — тихо начала Эвьен. Длинные перья веера закрывали ее лицо почти по самые глаза, Меремах не мог видеть недоброй улыбки, что кривила сейчас ее губы. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Нет, моя королева.

— Вы нечестны со мной, — голос Эвьен лился мягкими певучими интонациями. Адмирал вновь заставляет ее открывать карты. Она всё еще не могла простить ему его упрямства — не затем она уходила из дворца, прижимая к себе ребенка, чтобы в особняке уважаемого командира Армады выслушать отказ от сотрудничества. Ох и пожалеешь ты… — Между тем я надеюсь услышать от вас откровенный ответ. Что это был за человек… там, на площади во время праздника? Который упал с коня вам под ноги. Не надейтесь что-либо скрыть, я узнаю другими способами, но хочу услышать именно от вас.

Эвьен впилась взглядом в его лицо. Ей показалась, что на мгновение, пусть на долю секунды, но он растерялся. Он был уверен, что того всадника никто не видел.

— Не могу знать, моя королева.

— Подумайте, Меремах… ведь вы не доложили своему господину. Вы утаили сведения, которые могли сыграть важную роль. Чем это считать, если не предательством своего короля? Его величество ценит ваши заслуги… вы верный солдат и служите короне большую часть своей жизни. Однако, как вам известно, Его величество покинул город и отправился в район Сентабы. Вы не боитесь за свою жизнь, Меремах?

— Мне понимать это как угрозу, моя королева? — он едва заметно усмехнулся в усы. Эвьен продолжала изучать его цепким взглядом. Меремах что-то знает… более того, свои знания он планирует использовать в самом скором времени, иначе о таинственном всаднике уже было бы доложено королю. Эвьен не сомневалась: человек с изможденным лицом и в запыленной одежде примчался из-под Сентабы, города, название которого последние дни повторялось во дворце с придыханием испуга. Этот город… его хозяин, Фертеб Кенейя, владел какой-то тайной, связывающей воздушные дворцы Сентабы и бездонное ущелье Рох, как владели десятки поколений до него и будут владеть десятки после. Город будет стоять долго.

— Вы разочаровали меня, Меремах. Вы отказываетесь действовать на благо своей страны.

— Моя королева, я буду с вами честен. Сотрудничество с вами не придаст моим поступкам окраски “действий на благо родины” точно так же, как и отказ не делает меня изменником. Я служу королю, Ваше величество.

“Тогда почему ты так старательно скрываешь, какие сведения принес тебе этот человек?”

Эвьен встречает его взгляд, ей кажется, что в глубине его глаз она видит тщательно скрываемое презрение. Он молчит лишь потому, что спрашивает она. Это выводило из себя. Королева повелительно махнула рукой, и адмирал, поклонившись, вышел. Он знает, что произошло под Сентабой, что король Эволдо увидит еще нескоро. Меремаху удалось то, что не получилось у нее самой, — военная верхушка готовит заговор. Однако допускать переворот, результатом которого не стала бы передача власти в ее собственные руки, Эвьен не собиралась.

Оставшись одна, королева медленно прошлась по комнате. В открытые окна шелестела листва, но те цветы, что еще остались на деревьях, уже не испускали удушливый запах, лишавший ее возможности мыслить, вынуждавший скрываться в темноте за плотно задернутыми шторами, пытаясь бороться с головной болью. Белые цветы под порывами ветра продолжали сыпаться вниз. Их было бесконечно много, и магнолии в них казались белыми, лишь сейчас обнажалась тёмная листва. Эвьен чувствовала себя победительницей — она хоронила своих врагов. Магнолии отцветают, это добрый знак, отъезд Эволдо лишь усилил приятный душевный подъем. Пришло время действовать.

Формально в отсутствие короля бремя власти ложится на его министров. Эвьен остановилась у окна, вдыхая ночной воздух. Ей так и не удалось узнать, каким образом совет министров, уважаемые главы древних родов, занимавшие в королевстве высокие должности, согласился пойти на столь глупую фальсификацию в династической книге, скрепив своими подписями принадлежность женщины с островов к семье Его величества. Как-то он их убедил… И всё же это отнюдь не значило, что они смирились, — принуждение должно было еще больше разжечь их недовольство. На этот раз Эвьен была уверена, что сумеет договориться с десятком увешанных древними, еще эвейятскими, драгоценностями стариков. Пусть и неоднократно услышит она тихие голоса за своей спиной, и споткнутся на своих дорогах на небе ее горные предки.

Отъезд Эволдо подтолкнул королеву к тому, что в его присутствии осуществить не получалось: Лангвидэр должна быть казнена. Если он, вернувшись, больше ее не увидит, он и не вспомнит про нее, Эвьен за годы супружества успела изучить характер короля до мельчайших подробностей. Она найдет ему другую — возможно, проявит невиданную щедрость и даже отдаст Мередит, которую тщательно оберегала от королевского внимания последние годы. Но женщина с островов, ставшая причиной внутренней войны, должна исчезнуть.

Сзади послышались тихие осторожные шаги: вошла ее первая фрейлина. Мередит выглядела растерянной.

— Что с тобой, милая? — участливо поинтересовалась Эвьен. Мередит подошла.

— Только что батюшка прошел мимо меня и даже не заметил, когда я остановилась его поприветствовать. Я боюсь, не болен ли он…

Эвьен улыбнулась. Она-то знала эту болезнь. Недуг именовался страхом.

* * *

Адмирал Меремах возвращался домой в ужасном расположении духа. Изменения в его подчиненной строгому шаблону жизни эвийского военачальника начались в тот день, когда он представил королю прекрасную светловолосую чужеземку — цветок далеких земель. Женщина полностью оправдала возложенные на нее надежды: ослепленный ее экзотической красотой, Эволдо без колебаний отпустил командира Армады на заслуженный отдых, осыпав наградами и назначив пенсию. Это, безусловно, было хорошо. Однако Меремах и предположить не мог, что Лангвидэр, его трофей, король пожелает вписать в историю страны Эв как члена семьи, что он вообще захочет поднять ее выше обычной любовницы. Ничего подобного эвийские правители не пытались делать за всё время существования государства. В браке — да, женились, бывало, и на горничных, но брак — другое. Эволдо женат, и требования развода никто бы не понял. Он пытается тащить ее наверх глупым, совершенно немыслимым способом, напролом и не оглядываясь ни на кого, так, что невольно возникает вопрос, стоит ли пленница таких жертв.

А Эвьен сходит с ума от злости. Она хочет переворота, в результате которого коронуют Эвардо — ребенка, полностью зависимого от матери. Меремах, углубившись в свои мысли, только покачал головой. Ситуация выходила тупиковая: если не Эвьен и Эволдо… то кто?

И откуда-то ведь она узнала про солдата на площади. Она не смотрела в их сторону, в этом Меремах был готов поклясться. Маттаго, Хансаро? Нет, эти бы скорее пошли к королю. Да он сам пошел бы к королю, но никак не к Эвьен, под изучающий взгляд сквозь перья веера. Учитывая, что король покинул столицу, он не знает последних новостей, — выходит, получение сведений со стороны военачальников исключается вовсе. Сменится ночь и день, а потом еще ночь и еще день, прежде чем король и его свита увидят то, что увидели разведчики драконьей армии. Что половина его армии отправилась на небеса на полпути к Карсалье. Решится ли он продолжать войну, используя те силы, что еще остались?

Меремах не сразу заметил, что в тени раскидистых деревьев сада его дожидается десяток вооруженных молодцов из дворцовой стражи. А когда заметил — лишь раздраженно нахмурился. Могла бы не юлить, проклятая гномья кровь… Стражники вышли из тени, оранжевый свет фонарей окрасил их лица. Адмирал неторопливо пошел навстречу. Завтра жена проснется в их супружеской постели одна. Вслед за этим Меремах ощутил что-то вроде слабого укола совести. Эвьен пользуется отсутствием короля, и арест командира Армады — лишь начало. Основная опасность нависла над красивой пленницей, ее Эвьен вряд ли оставит в живых.

— Именем Ее величества… сдайте оружие, адмирал.

Меремах не был удивлен. Королева никогда не простит ему ни этой женщины, ни способности сопротивляться завуалированным приказам, что навлекли бы на его голову гнев короля. Эвьен не теряет времени. Она ведь могла бы привести страну к расцвету, пришло ему в голову, когда он спокойно шагал перед своим конвоем. Она могла бы, если бы не желание управлять королевством в одиночку, не оглядываясь на мнение высшей знати.

Вновь кольнуло что-то похожее на совесть. Что-то будет с Лангвидэр…

3

Свернувшись на кресле в спальне госпожи, Нанда смогла заснуть лишь под утро. Она боялась оставлять Лангвидэр одну — Нанде казалось, что в тишине комнат крадутся вдоль стен солдаты тайной стражи дворца, которых использовали в особо деликатных вопросах. В том, что именно эта ночь станет роковой, девушка не сомневалась: король уехал, оставив пленницу одну, и Эвьен не упустит такого шанса. А госпожа отказывалась бежать. В складках юбки Нанда прятала миниатюрный кинжал и не сомневалась, что при необходимости пустит его в дело.

Когда она проснулась, над океаном занимался рассвет. Слабые солнечные лучи пока не могли рассеять густую дымку, что струилась среди деревьев, сад тонул в сумерках. Нанда бесшумно вскочила с кресла, потянулась, разминая затекшие руки. Из приоткрытого окна тянуло соленой утренней свежестью. Без соленых ветров с океана нельзя было представить столицу королевства Эв, они являлись неотъемлемой ее частью. Девушка потерла кулаками глаза, подставила лицо под поток прохладного воздуха. Оцепенение тревожного сна понемногу начало отступать.

Лангвидэр спала. Длинная коса свешивалась с кровати на пол, лицо в полумраке спальни казалось расслабленным: Нанда была уверена, что госпоже снятся далекие Саламандровы острова, где небо не похоже на клетку, а вокруг бушуют в соленой пучине океанские боги. Во сне Лангвидэр возвращалась домой. Страна, в которой женщина с островов волей короля стала первой принцессой, не волновала ее и днем, ночью же весь мир, кроме архипелага посреди огромной массы воды, стирался из памяти. Лангвидэр каждый раз надеялась, что она не проснется.

Стараясь не дышать, служанка тихо подошла к ее постели, села рядом. Губы женщины чуть изогнулись в слабой неуверенной улыбке, Нанда с трудом подавила желание склониться ближе, коснуться кончиком пальца уголка ее рта, ловя эту улыбку. Госпожа несчастна в этой стране. Нанда готова была отдать свою жизнь, если бы это сделало Лангвидэр счастливой. Только бы не плескалось больше отчаяние в тёмных глазах чужеземки. Девушка замерла, рассматривая ее лицо, боясь ее разбудить. Госпожа доверилась ей, позволив находиться рядом, не обращая внимания на то, что Нанда толком не умеет прислуживать знатным особам. А Нанда старалась научиться — угождать именно ей одной. Королевская пленница — белый цветок на тонкой ветке, что так часто вплетала служанка ей в волосы. Несмотря на свою власть над городом, магнолии оставались беззащитно-хрупкими, и ветер срывал цветы, смешивая их с дорожной пылью.

Девушка прислушалась. Даже в шелесте листвы, доносившемся из приоткрытого окна, она чувствовала сейчас неясную угрозу — словно там, среди деревьев, стоит Ее величество Эвьен и неотрывно смотрит на них, ловя каждое движение, каждый вздох чужеземки. Нанда наклонилась, осторожно убрала со лба Лангвидэр длинную легкую прядь, задержала в пальцах немного дольше, чем требовалось. От щемящей нежности, что неожиданно стиснула грудь, Нанда едва сдержала непрошеные слезы. Сумбур в мыслях, в чувствах, окружающая их зыбкая угроза… Нанда терялась. Она провела всю свою жизнь среди порошков, растворов и пыльных книг, а сейчас стремительно оказывалась в самой гуще развивающихся событий.

В приемной тихо скрипнули двери, девушка вздрогнула: кто-то шел в сторону гостиной, откуда спальню отделяла всего одна дверь. Нанда соскользнула с кровати, вставая на полу на колени, осторожно потрясла Лангвидэр за плечи.

— Моя госпожа…

Женщина распахнула глаза, резко приподнялась на локте, и Нанда от неожиданности испуганно отпрянула.

— Нужно уходить, госпожа, — служанка указала на окно, ее пальцы предательски задрожали, когда она схватила Лангвидэр за руку, словно пытаясь увлечь ее за собой. Вновь настолько близко были тёмные глаза на восковом лице, Нанда судорожно вздохнула. Они еще успеют — через сад, в пристройку в дальнем конце сада, где жил придворный алхимик, оттуда — в подземный ход к границе города. И — здравствуй, Ринкитинк, ищи ветра в океане.

Чужеземка молча покачала головой и притянула девушку к себе за плечи. Отстраненное безразличие на миг сменилось надеждой. Нанда уже не сомневалась: Лангвидэр прекрасно осознаёт опасность своего положения, знает, что приказом королевы осуждена на смерть — и видит в этом способ разом закончить собственные мучения. Двери в спальню королевской пленницы бесшумно отворились. Нанда резко оттолкнула руки госпожи, вскочила на ноги и оказалась лицом к лицу с отрядом тайной стражи.

— Именем королевы…

Нанда закричала, словно со стороны услышала собственный беспомощно-детский голос. Остановилась, выхватив кинжал, маленький, ощетинившийся зверек, — будь она одна, она бы умирала от страха. Но за ее спиной Лангвидэр, и Нанда готова умереть за нее. Они смеются над ней, закрываясь щитами, словно Эвьен веером, — служанку бьет нервная дрожь, но она не отступает. Пока ее, верткую и проворную, не хватает в охапку один из них. Кинжал, выбитый из руки, летит куда-то под ноги госпожи.

Взгляд Лангвидэр медленно скользил по лицам королевских стражников. Вот он, шанс покончить с клеткой, — ее душа отправится прямиком в океан. Не будет больше чужой страны, фальшивого почтения придворных, не будет короля Эволдо. Души всех обитателей архипелага после смерти возвращаются на острова, чтобы провести вечность в коралловых рифах. Женщина запрокинула голову и радостно, облегченно рассмеялась.

Ее величество Эвьен в эту ночь не ложилась. Слишком многое должно было свершиться в эту ночь. Когда под утро явился начальник стражи, королева уже едва сдерживала нетерпение. За Меремаха ей придется отвечать перед королем, Эволдо будет недоволен. Но она и не собиралась трогать Меремаха, во всяком случае, его голове ничто не угрожало. Эвьен рассчитывала лишь припугнуть старого упрямца — возможно, он станет сговорчивее. Если флот будет на стороне королевы, это уже большая победа. С командирами сухопутных подразделений Эвьен планировала провести переговоры где-то в районе полудня. Сейчас, в отсутствие короля и без постоянно преследующего ее запаха цветущих магнолий, Ее величество чувствовала небывалый прилив сил. Эволдо вернется в город, который больше ему не принадлежит. Разумеется, если вообще вернется… А потом она подпишет с джинксландцами мир, восстановит единство страны и прилюдно наградит Ферсаха за верность государству. Она будет действовать изящнее.

О том, что будет, если военная верхушка страны Эв и представители ее аристократии не подчинятся своей королеве, Эвьен предпочитала не думать. Им придется поднять руку на жену Его величества и мать наследников, на это консервативные эвийцы, для которых правящая династия едва ли не священна, не пойдут. Если бы пошли… в случае поражения ее ждало пожизненное заточение в монастыре. Эвьен опустила голову, скрывая задумчивую улыбку.

— Моя королева, по вашему приказу принцесса Лангвидэр арестована.

— Не смейте называть ее принцессой! — взвилась Эвьен, на щеках вспыхнули лихорадочные красные пятна. — К возвращению короля ее вообще не должно быть в живых.

Впервые эти слова были произнесены напрямую. Королеве и добродетельной матери семейства не пристало отдавать подобные приказы, Ее величество Эвьен не имеет никакого отношения к судьбе пленницы с островов.

— Ваше величество приказывает ее казнить?

Эвьен молча кивнула. Король не вспомнит про свое былое увлечение, стоит лишь убрать ее с глаз долой. Смерть чужеземки послужит на благо государства. Кажется, эта мысль родилась в мозгу Эвьен еще в ночь того самого бала, на котором Эволдо впервые увидел подарок старого адмирала. А в волосах Лангвидэр были проклятые белые цветы — и они не мучили ее головной болью, их запах не вбивался ей в виски раскаленными гвоздями. Она сама напоминала ядовитый белый цветок.

— Она должна быть казнена на площади, — распорядилась Эвьен и вновь раскрыла веер, спасительные перья коснулись лица.

— Всё будет организовано согласно воле Вашего величества. Прикажете строить виселицу?

— Подробности меня не интересуют. Вы же не собираетесь их со мной обсуждать?

— Прошу прощения, моя королева. Всё будет исполнено.

Эвьен не ответила. Чувство выполненного долга сливалось с усталостью бессонной ночи. Потом, после, она прикажет стереть из династической книги последнюю запись — министры ее поддержат. А пока ей просто необходимо отдохнуть.

* * *

Однако мы отвлеклись, мой друг. Ты уверен, что хочешь остаться в Эв и наблюдать дальнейшее развитие этой истории? Красивая сказка грозит перейти во что-то гораздо более мрачное. Великий Торн, сколько тьмы таится в человеческом сознании… Спокойная, медленная река событий стремительно превращается в горный поток. При самом неблагоприятном исходе этот поток может смести королевство Эв с карты материка.

Я бы предложил подвести некоторые итоги. Тебя взволновала судьба людей, которых храбрая команда Меремаха везла воевать за королевство, и я привел тебя в Эв вслед за Золотой Армадой. Я был прав, когда предполагал, что женщина, через которую адмирал планирует получить для себя и своей семьи значительные личные выгоды, резко вмешается в узор истории, которую ткут боги судьбы высоко в горах. Заметь, сама она не принимает в происходящем никакого участия, ее действиями руководит король. Она — сжатая пружина, которая, распрямившись, запускает диковинный неуправляемый механизм, без нее жизнь страны Эв продолжала бы течь по-прежнему.

Королева Эвьен является супругой Эволдо, если не ошибаюсь, чуть менее двадцати лет. Уверен, за это время она натерпелась всякого. Несмотря на все ее добродетели, перешептывания по углам вспоминают ее горных предков на диво регулярно. С одной стороны, я могу это понять: гномов здесь боятся, а благодаря Эвьен гномья кровь теперь навсегда отравит эвийскую династию. А с другой… согласись, в этом нелогичность человеческой натуры! Ведь ей позволили выйти за короля замуж. Это ни в коем случае не было браком по любви, Эвьен с детства воспитывали как будущую супругу короля Эволдо. Зачем, если кровь горного народца является здесь клеймом на всю жизнь, было вообще допускать этот союз? Ему могли подобрать другую — а вместо этого он идет под венец с Эвьен, и все последующие годы королеву упрекают в том, чего она изменить не может. Воистину, мир везде одинаков.

Появлением очередной прелестницы, привлекшей внимание короля, Эвьен не задеть. Ее вывело из себя другое — то, что он пытался вписать ее в династию. Добавь к этому джинксландцев… Почему, кстати, предки нынешних членов рода Кенейя покинули родину, что заставило их пересечь Мертвую пустыню и осесть в Эв? Здесь, на материке, это не принято, и жителей, особенно знать, невероятно трудно сдвинуть с насиженных мест, они прирастают к родной земле, словно корнями. Если уж такое и происходит, то переселенцы полностью растворяются в культуре своего нового места жительства и в скором времени становятся неотличимы от местных. Если верить рассказам про джинксландцев на службе страны Эв, их образ жизни, облик их городов, традиционные ритуалы категорически отличаются от тех, что привычны собственно в Джинксланде, с эвийцами же их не спутает и самый неопытный исследователь. Однако я не так хорошо знаю глубинные районы материка, чтобы рассуждать о них. Скажу лишь, что следы джинксландцев еще неоднократно будут пересекать нить эвийской истории.

Не упускай из памяти и розовый туман, что упоминал в своем отчете офицер воздушной армии. Король Эволдо увидит по дороге на Карсалью не дезертиров или мятежников, он увидит тысячи трупов и пожелает отомстить. Эвьен, в свою очередь, придерживается позиции мира: едва казнив Лангвидэр, она направит в Карсалью своих послов. Для Ее величества нет ничего важнее целостности государства, и ради этой цели она готова устранять препятствия. К тому же Эвьен твердо намерена удалить короля от власти. Она могла бы в этом преуспеть, семена заговора упадут в плодородную почву недовольства знати и армейских офицеров, с одной лишь особенностью: за ней эти люди не пойдут. Говоря проще, прибрежным королевством должен править не король Эволдо — но и не королева Эвьен. Старший сын же еще слишком юн, чтобы принимать решения самостоятельно.

Однако мы заговорились. Идем, я думаю, будет любопытно вновь смешаться с толпой.