Декабрьское полнолуние (джен)

Жёлтый костерок горел и дымил под свинцово-розовым низким небом. Над костерком, почти касаясь пламени, медленно повёртываясь вокруг продольной оси, висели в дыму сосиски, толстенькие белые булочки и толстоногие грибы с рыжими шляпками. Грибы шипели и пахли на всю округу, не говоря уж о сосисках. Сосиски — сволочи по природе своей и подлежат уничтожению. Сейчас они были сволочами, помноженными на костёр и голод, стало быть, подлежали немедленному уничтожению. Джеймс проглотил слюнку, вскочил на поваленный ствол дерева, на котором сидела Лили, выпрямился, капитанским оком окинул пустынную опушку Леса и зычно заорал:

‐ Блэк! Рэм! Сюда! Всё готово!

Выждал безответную паузу и заорал ещё громче:

‐ Сюда, живо! Жрать!

‐ Бесполезно орать, — раздражённо сказала Эванс, — проголодаются — сами придут.

‐ Пока они проголодаются, всё сгорит на… — он запнулся, — э-э-э, дотла.

Лили невесело хмыкнула. Она сидела на бревне, сжав коленки, согнувшись и сунув ладони под мышки. Лицо у неё было голубовато-бледным, даже веснушки казались выцветшими. Как будто Луна ядовитым светом вытравила их два месяца назад. Джеймс присел рядом с ней и слегка толкнул её плечом в плечо.

‐ Эй, Ли! — сказал он, — кончай киснуть.

Эванс только раздражённо дёрнула ртом. Джеймс вздохнул, полез за пазуху и вынул плоскую бутылку:

‐ Пока этот начинающий алкаш носится по Лесу, мы с тобой сейчас тяпнем. И ты мне наконец нормально расскажешь, как ты тогда нас нашла.

— Развлечься захотел? — несколько враждебным тоном осведомилась Эванс. Предложенную бутылку, впрочем, она приняла без возражений и "тяпнула" не поморщившись прямо из горла. Потом вернула бутылку Джеймсу и снова уставилась куда-то в непроглядную глубину Запретного Леса.

Джеймс помолчал, ожидая, что она все-таки заговорит, потом заговорил сам:

‐ Интересно, когда надо ждать приплода? Или там, в чаще, уже полным-полно паучат? Ох и весело тут станет, когда они подрастут и повылезают из Леса…

‐ Надеюсь, им хватит ума держаться подальше от людей, — сухо ответила Эванс.

-У рыжего-то мозгов хватит на всю семейку, — хмыкнул Джеймс, — кстати, я так и не понял, кто из них девочка.

Лили очень неохотно, но удостоила-таки Джеймса взглядом — ну, слава тебе, яй… Джеймс мысленно запнулся, не решаясь закончить слово. Лили, видевшая его насквозь, очень неохотно улыбнулась, и он тут же расплылся до ушей. Тогда Лили сделалась строгой и недоверчиво сказала:

‐ Ты так на них пялился, что мы с Блэком еле тебя увели. И ты так и не понял, кто из них мальчик, а кто девочка?

‐ Свету было мало, — пояснил Джеймс,- а ног уж больно много, в глазах рябило...

Лили порозовела (совсем чуть-чуть и тоже очень неохотно, как показалось Джеймсу), потом вдруг хихикнула и призналась:

‐ Я тоже…

— Что — тоже? — уточнил Джеймс.

— Тоже не разобралась, кто из них кто, — пояснила Лили.

Джеймс захохотал так, что эхо отдалось в Лесу, а заигравшимся Блэку и Люпину стало завидно, и они примчались с лаем и воем. Пока Блэк с укоризненным вниманием принюхивался к Поттеру и Эванс, Рем одну за другой выхватывал из дыма сосиски. Сириус сообразил наконец, что рискует остаться голодным и гавкнул на Рема. Тот учтиво посторонился. Сириус перемахнул через костёр, зачерпнув в прыжке все оставшиеся сосиски разинутой пастью, как ковшом экскаватора и понёсся обратно в Лес, дурным манером подскакивая на бегу. Рем облизнулся, послал издевательски-переливчатый вой туда, где сквозь тучи едва просвечивала Луна и вальяжной трусцой последовал за напарником — надо полагать, изловить на ужин что-нибудь посущественней пары сосисок. Лили и Джеймс получили полное моральное право доесть то, что осталось — а именно, грибы и хлеб.

Когда лай и вой сделались еле слышными, Джеймс извлёк предусмотрительно заныканную под бревно бутылку сливочного, откупорил и вручил Эванс. Извлёк и откупорил вторую и устроился на бревне рядом с Эванс, прихлёбывая из бутылки, наклоняясь и откусывая то от первой попавшейся булочки, то от гриба, и ожидая, пока Эванс оттает настолько, что можно будет обнять её за плечи. Но Эванс, допустившая слабину в дискуссии по поводу цветовой дифференциации половой принадлежности арахнидов, взяла себя в руки и решительно нырнула обратно в пучину депрессии. Она, правда, тоже прихлебывала и откусывала, но машинально и безо всякого аппетита. Тогда Джеймс — капитан, как-никак — решился на отчаянный шаг. Он улучил момент, когда Эванс, глядя в никуда, потянулась укусить близвисящую булочку и точно рассчитанным движением — как-никак Ловец — рванулся к той же булочке. И Эванс чётко впечаталась носом Джеймсу в лоб.

Не до крови, конечно, не такой уж Джеймс был дурак. Но если бы Лили дала себе труд произнести Паукотворительное заклятие перед тем, как покрыла Джеймса в бога-душу-мать, то третий лишний для Рыжего и Чёрного был бы готов в считанные секунды. Перепуганные Рем с Блэком прискакали из Лесу, скулили, крутились юлой и не знали, кого первого лизать — не то Джеймса в лоб, не то Лили в нос...

В конце концов всё как-то утихомирилось. Рем и Сириус тесно улеглись у ног Лили и Джеймса, а Джеймс обнял-таки Лили за плечи. И в живом этом тепле, в шерстяном, сигаретном, молочном, спиртовом, зверином и человечьем запахе Лили начала, наконец, отогреваться...

...зелье Сна-Без-Сновидений работает, как толстое глухое покрывало — окутывает человека с головой, защищает от всех внешних и внутренних раздражителей, не позволяет сну прекратиться иначе, чем естественным путём.

Но что-то всё же разбудило Лили Эванс. Она села на постели и огляделась, пытаясь найти источник тревоги и неуюта.

Лунный свет? Он залил, заполнил собою всю комнату, но кровать Лили надёжно отгорожена от него плотными ширмами.

Звон? Очень тихий, очень отчётливый и как бы это сказать… целенаправленный. Звенит не как эолова арфа в проёме окна, не как оставленная на столе посуда от тряски проходящего поезда. Звенит, как председательский колокольчик, требовательно, авторитетно даже, но почему так тихо? Привидения, и те гремят призрачными цепями в два раза громче.

Что-то андерсеновское на миг представилось Лили, что-то жутковато-сказочное и вместе с тем нелепо-официальное, что-то вроде заседания кукольного профсоюза. С председателем и колокольчиком...

Опять зазвенело из темноты — так же тихо, но со столь требовательным раздражением, что Лили окончательно очнулась ото сна, вытащила из-под подушки палочку, засветила Люмос…

...и каким-то чудом удержалась от полноценного, качественного, душераздирающего визга: совсем рядом с её лицом, на прикроватной тумбочке, сверкал восемью зелёными глазками рыжий паук.

Завизжать не завизжала, но вскочила с кровати и машинально приняла боевую стойку. Паук в ответ приподнял две передние лапы — на кончиках лап что-то металлически блеснуло — и постучал ими друг о друга. Раздался тихий звон.

Лили несколько секунд переводила дыхание, борясь с окатившей её волной отвращения. Потом сказала, всё ещё слегка задыхаясь.

— Спасибо за деликатность. Ты бы мог мне и на лицо сесть, чтобы разбудить. Для надёжности.

Паук раздражённо подпрыгнул, а потом вдруг картинно опрокинулся на спину, сложив все лапы в центре рыжего брюшка. Полежал так, перекатился на брюшко, поднялся на ноги и снова уставился на Лили.

— Ну да, обморок, — согласилась Лили, — а перед обмороком ещё и визг до потолка.

Паук спрыгнул с тумбочки — Лили невольно попятилась — и с цокотом пополз по направлению к двери. Остановился, развернулся и снова выпялил на Лили все восемь глаз.

Тут Лили его узнала.

— Сириус сделал тебя из моего бранного слова, верно?

Паук согласно звякнул лапами.

‐ Только, кажется, ты был поменьше…

Паук нетерпеливо притопнул. И правда, глупости. Гораздо важнее выяснить...

— И что же тебе надо?

Цок-цок в сторону двери, возвращение, выжидаюший взгляд.

— Что-то случилось?

Звон.

— С мальчишками?

Звон. Лили принялась одеваться, продолжая спрашивать:

— В замке?

Неподвижный взгляд.

— Надо будет выйти наружу?

Звон. Лили вздохнула:

‐ Дорогу ты, как я понимаю, знаешь?

Звон.

— Ну, не дебилы ли? Ни на секунду глаз с них нельзя спускать… Ладно, пошли.

Они мчались по темным коридорам: рыжий паук и следом за ним — рыжая девушка-подросток. Из-под тёмных сводов изредка медленно и плавно опускались огромные серебряные снежинки и беззвучно, бесследно таяли, не коснувшись каменных полов. Изредка ночная тишина нарушалась свистом проносившихся над головой шутих и сонными, пьяными голосами портретов, пытавшихся исполнять рождественские гимны. Девушка бежала почти бесшумно, но тихое цоканье паучьих лапок многократно усиливалось эхом. Тем не менее, ни завхоза, ни миссис Норрис, ни Пивза они так и не встретили — надо было полагать, что трое главных коридорных надзирателей Хогвартса изрядно подгуляли на Рождественском Балу и теперь просто-напросто отсыпались, как, впрочем, и все остальные обитатели Хогвартса, кроме нескольких бедовых гриффиндорцев (и половины факультета Слизерин, но кто тогда об этом знал?)

Вот он четвёртый этаж, вот и громадное, высотой почти до потолка, монументальное зеркало. Кому могло прийти в голову, что от лёгкого нажатия ногой на плитку у самой стены — паук показал, на какую именно — эта махина бесшумно и легко повернётся вокруг оси, открывая тёмный проём?

Они выскочили на опушку Леса, под полную Луну, на нетронутый, сверкающий синими и белыми искрами снежный покров. Лили сразу повернула к Иве. Паук разразился протестующим звоном и шипением. Лили остановилась и сердито спросила:

— Что?

Паук подскочил и бросился к чёрной стене Леса. Остановился, крутанулся вокруг оси, уставился на Лили.

— Должна же я проверить, как там Люпин. Вдруг ему там плохо? Посмотри, какая Луна.

… маленькая, ледяная, ртутно-ядовитая, ослепительная...

Паук застыл на мгновение, молитвенно воздев над головой переднюю пару лап. Потом принялся метаться зигзагами, надо полагать, от отчаяния, что не может высказать Лили всё, что думает об её идее. Лили отвернулась от него, подобрала с земли ветку, отключила Иву и полезла в тоннель.

И поняла, почему паук был так против. В Хижине не было ни души, и к тому же там был жуткий разгром. Свет Люмоса озарял полуоторванные доски, которыми были заколочены окна, бурые следы крови на стенах, полу и мебели, разбитую бутылку из-под огневиски…

— ...только надписи на стене не хватало: здесь был Сириус Блэк…

‐ Р-р-р-вав! — обиделся упомянутый Блэк.

‐ И верно, Ли, перебор, — поддержал его Поттер. — Ну бардак, разгром, бутылка — ещё туда-сюда… Но кровь-то к Сириусу каким боком?!

‐ А таким боком, что только ему могло прийти в голову выпивать с оборотнем в полнолуние!

Сириус тоненько тявкнул и демонстративно уставился куда-то сильно в сторону, а Ремус укоризненно глянул на Лили тёмно-янтарным глазом и тихо заворчал.

‐ Сейчас-то можно, — сказала Лили полутоном ниже, — а раньше? В общем, я чуть инфаркт не схватила, особенно когда увидела ваши палочки...

‐ Р-р-р?!

‐ В-вау-у-у?!

‐ Какого?!.. В смысле, как — палочки?

‐ Валялись там на полу, прямо у входа, — не моргнув глазом, подтвердила Лили.

‐ Типа кто-то закинул и убежал…

‐ Ага.

‐ Торопился, значит.

‐ Надо думать.

‐ Кто же этот торопыга, интересно?

Лили молча склонилась к Люпину и принялась сосредоточенно выбирать из его шерсти репьи, сучки и прочий мусор. Она-то точно знала, кто этот торопыга, потому что палочки она нашла не в Хижине. Но Джеймс об этом так никогда и не узнал. (Хотя насчёт личности "торопыги" он догадывался. Но за возможность мирно сидеть рядом с огромным волком и кормить его сосисками, а не частями собственного тела, готов был держать свои догадки при себе. Так уж и быть. Если торопыга будет соблюдать надлежащую дистанцию и, вдобавок, продолжать варить Аконитовое зелье за бесплатно и без спасибо.)

Паук нетерпеливо сновал взад-вперёд перед самым лазом в Хижину. Завидев вылезающую Лили, он подскочил вверх без малого на фут, хлопнулся обратно в снег и чесанул к Лесу. Лили бросилась за ним, надеясь, что паук имеет представление, где искать "этих дебилов" — на снежной целине вокруг не было ни единого следа…

‐ Это как это? — осведомился Джеймс, — в смысле — ни единого следа?! Мы там натоптали, как лоси!

‐ Вы — это кто? — уточнила Лили.

‐ Ну, мы с Блэком... а ведь верно, там же не было следов Лунатика! Он как будто в воздухе растворился, выбравшись из Хижины. Замёл, стало быть, кто-то.

‐ Ну, и ваши следы кто-то замёл. — Лили нервно пожала плечом, и Джеймс, уже открывший рот, чтобы сказать: "Я даже знаю, кто" — закрыл рот. Лили осталось только рассказать, как она бежала сквозь морозный Лес за рыжим пауком, как он привёл её на жертвенную поляну…

‐ Откуда он знал дорогу?

‐ А вы откуда знали дорогу?

‐ Мы же тебе говорили — Блэк что-то почуял…

‐ Не что-то, а родовую магию. Блэки — мощь, кто бы спорил.

Блэк тявкнул с прискуливанием, полупольщённо, полупристыжённо. Лили продолжала:

‐ Паук, думаю, тоже что-то почуял, но что именно — ума не приложу…

‐ Второго паука, — безапелляционно заявил Джеймс.

‐ Может быть… В общем, он привёл меня к поляне, и мне пришлось спрятаться за деревьями, чтобы понять, что это за полуночная спевка...

...пришлось спрятаться за деревьями, чтобы понять, что происходит и выждать момент, чтобы начать действовать. И при первом же звенящем "F-U-C-K O-F-F" осенила её счастливая мысль наложить Паукотворительное заклятие на самого паука, благо ничего сложного в нём (в заклятии) не было. Копирование матрицы — Geminio matrix, форма матрицы — паук, а животворящая энергия, содержащаяся в обсценной лексике…

‐ Во-о-от. И я говорю — животворящая. А вы, чистоплюи, перевоспитывать меня взялись!

‐ Если бы Блэк не взялся тебя перевоспитывать, вся твоя животворящая энергия пропала бы даром.

‐ Это да, — подумав, согласился Поттер. — Вот интересно, кто-нибудь когда-нибудь выигрывал битву посредством матерщины?

‐ Если хорошенько подумать, любое магическое столкновение — это словесные дебаты…

‐ Ещё какие дебаты…

‐ ...и только палочка превращает слова в действия. А если подумать ещё лучше, мы победили, потому что нам просто бессовестно повезло!

‐ Вот именно, что бессовестно. Объясни мне, ху… какого чёрта ты полезла в драку в одиночку?! Почему сразу не отдала мне мою палочку, если уж она у тебя была?

Эванс была готова к этому вопросу:

‐ Из головы вылетело. Очень уж страшно было и противно. Ты хоть представляешь, как вы выглядели со стороны?

Сириус тоненько проскулил, сунулся носом в землю и закрыл голову лапами.

‐ Да, — с усилием признал Джеймс, — осрамились мы.

‐ Осрамились, — безжалостно подтвердила Эванс.

‐ Больше не повторится, — торжественно произнёс Джеймс. Лили невесело усмехнулась:

‐ Как-то мне с трудом в это верится.

‐ Увидишь, — пообещал он, — никто больше не застанет нас врасплох.

‐ Время покажет, — сказала она.

Они помолчали, глядя в небо. Под их взглядами плотная серость туч стала как будто бы жиже, прозрачней, и проглянул в ней намёк на близкую весну.

‐ Жалко, что мы не узнаем, как Пит ввязался в это дело. Попал, бедолага, под раздачу, — Джеймс покосился на Лили с опасливым уважением, чем и спровоцировал очередной приступ раздражения:

‐ Он же сам вам всё объяснил, прямо там, на поляне, я своими ушами слышала. Сучка Блэк… прости, Блэк, но твоя сестрица натуральная сучка. В худшем смысле этого слова.

Сириус, всё ещё носом в землю, глухо гавкнул.

‐ Она приняла мой облик и наплела Питу, что можно вылечить оборотня. Он и повёлся.

‐ Всегда был дураком…

‐ Да-а-а? А что насчёт вас, мой Капитан? Кто гонял в "Боргин" — в "Боргин"! — за этими погаными булавками?

Джеймс с радостью провалился бы сквозь землю или хотя бы уткнулся бы в неё носом, по примеру Сириуса. Ну, или хотя бы лицом в ладони…

‐ Я понимаю, конечно, — неумолимо продолжала Лили — что ты на всё готов ради меня, но надо же хоть иногда пускать в дело мозги! Как тебе только взбрело в голову, что мне может понадобиться гоблиново серебро!

‐ Ну, мало ли, что вам, девчонкам, может понадобиться…

‐ В особенности таким девчонкам, как Блэк!

Тут уж Сириус и Рэм взвыли в унисон. А Джеймс, наоборот, приободрился:

‐ Ну, моя-то девчонка круче. Как ты её, а?

… не то, чтобы в ней пылал гнев — она сама была пылающей волной гнева. Её ярости хватило бы, чтобы оделить всех любым из Непростительных, но она же не слизеринка какая-нибудь, не вырожденка Блэк, и она овладела собой настолько, чтобы заклясть мерзавцев… а хотя бы и Забвением. Несмертельно, но крайне неприятно, к тому же является справедливым возмездием… кому именно? Да всем! Сортировать мне их, что ли?

Лили помотала головой, чтобы отогнать воспоминание, передёрнула плечами и буркнула:

‐ Так ей и надо, — потом посмотрела на Сириуса и опять сказала ему, — прости, Блэк.

Сириус в ответ зевнул с прискуливанием. Нет, ей не объяснишь. Она слишком дорожит семейными узами и просто не понимает, что бывает иначе.

‐ А ты уверена, что именно Блэк тебя угостила Забвением? — осторожно уточнил Джеймс,- а то Пит всё на Нюниуса катил бочку…

‐ А Пит у вас кем считается? Мозговым центром или вообще — истиной в последней инстанции?

‐ Нет, конечно, — вздохнул Джеймс, — мозгов особых у него никогда не было, но он знал то, чего мы не знали. И теперь не узнаем.

‐ Дай ему прийти в себя. Я в него не целилась… честно говоря, я его даже и не видела, так что, может быть, он что-то и помнит. Но лучше бы, конечно, не помнил вообще ничего.

‐ До-о-обрая ты.

Лили слегка смутилась и сказала, не то в объяснение, не то в оправдание:

‐ Нет, правда. Лучше Питеру не помнить, что при его участии чуть не прикончили Люпина. Бог знает, что с ним может сделаться…

Блэк и Люпин тихонько заскулили. Надо полагать, в знак согласия. Джеймс солидно сказал:

‐ Ну допустим. А как мы ему объясним, как мы стали анимагами?

‐ А вы скажите ему правду, — предложила Лили и щёки её наконец обрели яркий цвет. Даже слишком яркий. Цвет гнева, понял Джеймс и слегка от неё отодвинулся. И с опаской осведомился:

‐ Какую правду?

‐ Самую, что ни на есть. Скажешь Питеру, что ваши многочисленные попытки увенчались наконец успехом!

Джеймс крепко почесал затылок и покосился на Лили. Она уже была красная, как помидор.

‐ Ну, мы действительно пробовали… так, для прикола…

‐ ДЛЯ ПРИКОЛА?!

Блэк вскочил, залаял, заскулил, завертелся вокруг себя, пытаясь схватить пастью задымившийся хвост. Джеймс и Рем среагировали оперативнее: Джеймс шарахнулся назад, и ему только слегка опалило шевелюру. Правда, при этом он свалился с бревна, ну да квиддичные игроки умеют падать. А Рем прыгнул Эванс за спину и сжался там в комок. И он был совершенно прав — хоть магический выброс и неуправляемая штука, но всё-таки в основном направлен по лучу зрения, и за спиной психанувшего мага вполне можно отсидеться...

‐ Ли! — закричал Джеймс, жестом защиты выставляя перед собой ладони, — уймись! Не совсем же мы идиоты!

‐ Да что ты говоришь? — прорычала Эванс. Она стояла, изо всех сил скрестив руки на груди, в буквальном смысле пытаясь удержать себя в руках. Помогало это плохо. Капюшон слетел с её головы, и шевелюра её полыхала ярче настоящего костра. И искры сыпались.

‐ Ну подумай, каково было Люпину маяться каждый месяц одному взаперти? А если бы мы могли становиться зверями, мы бы хотя бы составили ему компанию…

‐ Вы даже не рассчитали для себя анимагическую форму!

‐ Ну с чего ты взяла?

‐ Да с того я взяла, что вы не ожидали, что превратитесь именно в… в тех, кого превратились!

‐ Нет, почему? Мы примерно представляли…

‐ ПРИМЕРНО?!

Тут уж Джеймс был готов и технично нырнул за бревно. Бревно, правда, не было готово и раскололось пополам. Джеймс очертя голову перепрыгнул через тлеющие обломки и схватил Эванс за плечи.

‐ Хорош, Ли, — велел он, — ты так опять угодишь к Помфри. Да и смысл кипятиться, когда всё уже нормально? Все живы… даже те, кто этого не заслужил…

Эванс трепыхнулась в его руках, и он обхватил её крепче:

‐ Согласен, мы вели себя по-дурацки. Согласен, нам бессовестно повезло. Мы выжили чудом, да ещё и стали анимагами… это оху… потрясающе круто!

Лили вырвалась, отскочила от него и повела себя, можно сказать, по-взрослому — выхватила палочку и нацелила её Джеймсу прямо в лоб. Всё лучше, чем очередной бесконтрольный магический выброс, подумал мельком Джеймс и снова выставил ладони перед собой:

‐ Я ведь уже сказал, Ли — я всё понял. Теперь я всегда буду просчитывать последствия… по крайней мере, я буду стараться. Мы все всегда будем вместе. Мы будем защищать друг друга, Ли!

Вместо ответа она отсалютовала палочкой — витиеватое приветствие-вызов по всей форме, любой слизеринец умер бы от зависти — и произнесла сдавленным от ярости голосом:

‐ Вытащи палочку, Поттер, и защищайся.

‐ Не буду я защищаться. Ты меня спасла и можешь делать со мной, что хочешь. Хочешь вышибить мне мозги — твоё право.

Расчёт был верен — Эванс сердито фыркнула:

‐ Было бы что вышибать...

‐ Я обязательно их себе заведу. Хотя бы для того, чтобы тебе было, что вышибать.

‐ Как, интересно, ты их себе заведёшь? В Боргине купишь?

‐ Никогда! — с ужасом вскричал он, — никогда в жизни больше ничего не куплю в Боргине! Готов принести Нерушимую клятву!

‐ А ну тебя! — она сердито махнула на него рукой, повернулась к нему спиной, чтобы скрыть улыбку, и принялась засовывать палочку в рукав.

Рем подошёл к ней, аккуратно схватил зубами за подол мантии и потянул обратно к бревну. Она обернулась и уставилась на него — громадного серого волка, разумного, выдержанного и вежливого, как… как Рем.

… начала она с Блэк, а потом пошла по кругу, поливая Забвением валяющиеся чёрные фигуры слизеринцев. Она смутно надеялась, что к тому времени, когда она дойдёт до Снейпа, её ярость утихнет.

Когда она дошла до него, ярость, в общем, утихла. Если бы он был в беспамятстве, как все остальные, отделался бы, как и все, Забвением…

Но он был в сознании. Он лежал на снегу, не делая попыток убежать или напасть, хотя в руке у него была палочка. Лежал и смотрел на Лили пустым взглядом. Она, привыкшая разбирать скоропись его мимики — богатую, как у всех одарённых молчунов — ничего не смогла прочесть на его лице. Он просто смотрел. Безо всякого выражения.

Лили затрясло. Она стиснула палочку в кулаке.

‐ Мразь, — слово вырвалось, раздирая ненавистью грудь и гортань. Оно должно было исполосовать Снейпу лицо, клеймом лечь на лоб, выжечь ему глаза...

Он даже не моргнул. И даже пальцем не пошевелил, но палочка вдруг со свистом завертелась в кулаке Лили, трением обожгла ладонь, и Лили невольно разжала пальцы. Палочка влетела прямиком в руку Снейпа.

Несколько секунд они смотрели друг на друга — Лили, растерянная, но готовая броситься на него с голыми руками, и равнодушный Снейп, сжимающий палочку Лили в левой руке и свою — в правой. Потом вдруг что-то с ним случилось, он обмяк, глаза его закатились, пальцы разжались, палочки выпали из рук…

Лили торопливо наклонилась, подхватила свою палочку и отскочила от него, как от гадины, но вдруг заметила, что из кармана его мантии выглядывают острия ещё нескольких палочек. Лили наклонилась пониже, вглядываясь… ну да, палочка Поттера. И ещё две — понятно, Люпина и Блэка...

Всё вокруг вновь заволоклось гневным багрянцем. Лили фурией нависла над обморочным Снейпом, но… Нет. Пусть помнит. Пусть навсегда запомнит, как потерпел поражение из-за обычной физической слабости. Пусть расскажет своим дружкам эпопею этой ночи и выставит себя на посмешище. Если духу хватит.

Она подобрала палочки гриффиндорцев, отвернулась от Снейпа и пошла было с поляны прочь, но тут, на остатках злости, осенила её хулиганская мысль обезоружить бесчувственных врагов и вывалить на стол директору вязанку слизеринских волшебных палочек. Так она и сделала. Правда, у Снейпа она палочку не забрала. Трудно сказать, почему. Может быть, и из брезгливости. Предатель. Он был хуже, в тысячу раз хуже, чем прирождённая сучка Блэк...

Ей вдруг стало жаль Слагхорна, бедного старого Моржа. Вся его вина в том, что он слишком хорош для Слизерина.

Потому-то его питомцы и докатились до преступления...

Она вздрогнула оттого, что Джеймс наложил на неё согревающее заклятие. С трудом, как от тяжёлого сна, очнулась от воспоминаний и виновато посмотрела на Джеймса.

‐ Прости, я задумалась. Ты что-то сказал?

‐ Я сказал, что Согревающее — дело хорошее, но нам пора домой. К камину, чаю и имбирному печенью. Я прав?

‐ Правее некуда, — вздохнула она, встала с бревна и потопала замерзшими ногами.

Рем и Сириус в нынешних своих ипостасях испытывали неприязнь к замкнутому пространству, будь то Замок или Хижина. Поэтому Блэк только хвостом вильнул в знак прощания, а Рем улыбнулся во всю волчью пасть.

...Люпин выжил чудом — две недели в закрытой палате Больничного крыла, под Напитком Живой смерти, не в постели, а в ванне с бадьяном, который нужно было менять каждые два часа, а первые двое суток ещё и с трубкой в изуродованном рту, по которой непрерывно поступало Кроветворное зелье.

Следующие две недели он вынужден был оставаться в палате по причине крайней слабости, замутнённого сознания… и главным образом потому, что фазы Луны не оказывали на него никакого действия — он продолжал пребывать всё в той же межеумочной форме — ни человек, ни зверь. А стало быть, Люпин рисковал остаться беспомощным уродом на всю жизнь. По всем показаниям место ему было никак не в школьном лазарете, и Блэк, явившись к мадам Помфри, потребовал перевести Рема в св. Мунго. Мадам Помфри строго, но с оттенком сочувствия, объяснила, что Люпин остаётся в школе по личному распоряжению директора. Директор все силы бросил на то, чтобы найти способ вернуть Люпина в нормальное состояние. А в таком состоянии, как сейчас, Люпину требуется только уход, и этот уход она, мадам Помфри, и обеспечила. А теперь, если мистер Блэк не возражает, ей нужно заниматься пациентами… нет, к Люпину она его не пустит. И не просите, и не настаивайте… и не хулиганьте! Иначе и близко к Больничному крылу больше не подойдёте. Ступайте отсюда!

Из Больничного крыла Блэк понёсся прямо к директору. Чего уж тут. И потребовал использовать его, Блэка, силы и способности так, как директор считает нужным для пользы Рема. Дамблдор сложил ладони домиком и выслушал Сириуса до конца. После чего попросил мистера Блэка дать ему ещё немного времени — голосом тихим и очень спокойным. Только вот Блэк потом никак не мог вспомнить, как он оказался внизу, возле лап горгульи, мокрый и запыхавшийся, с панически колотящимся сердцем...

А ведь был ещё и Питер Петтигрю, которому тоже потребовалась отдельная палате. От утра до вечера он пребывал в ступоре, зато с вечера до утра он буйствовал, да так, что его приходилось привязывать к кровати. Оба этих состояния зельями не лечились.

Если прибавить к этому тот факт, что бОльшая половина слизеринских старшекурсников была проклята Забвением и лишена палочек, и скрыть это было невозможно, то ясно было — зреет скандал чудовищной разрушительной силы, вплоть до закрытия школы и открытого суда над директором.

Чёрт знает, как Дамблдору удалось всё замять, но ведь удалось же. Сначала затих беснующийся хор родителей обеспамятевших слизеринцев. Ползучие слухи утверждали, что директор предоставил вниманию попечителей неопровержимые доказательства того, что пострадавшие проводили на территории школы Тёмный обряд с человеческими жертвоприношениями. Попечительский Совет отреагировал несколько странно, а именно: принял решение перевести пострадавших-провинившихся в Дурмштранг. И это вместо того, чтобы вытрясти душу из Дамблдора за то, что он допустил такое у себя под носом. Сириус саркастически кривил губы и утверждал, что легендарные подземелья Хогвартса, Выручай-комната и, в первую очередь, директорский кабинет под потолок набиты компроматом на всех-мало мальски влиятельных членов магического сообщества. А кто с этим не согласен, пусть сам объяснит, каким образом Дамблдору удаётся держать весь Совет за яйца...

Вскоре после того в одну безлунную январскую ночь директор возник на пороге Больничного крыла, как грозовая туча на горизонте. Мадам Помфри хватило одного взгляда на лицо Дамблдора, чтобы убраться с его пути, запереться в своём кабинете и поклясться себе как можно скорее забыть об этом ужасе. Директор, даже не заметив её, прошёл в палату Люпина, сотворил воды в стакане и накапал туда какого-то зелья из принесённой с собой склянки. Сопровождал он эти действия такими словами, что у Поттера и Блэка, бесстрашно наблюдавших за ним через Двухстороннее зеркало, глаза полезли на лоб.

Зеркало парило над постелью Люпина высоко, под самым потолком, свет ночника был тусклым, и Люпина было плохо видно. Зато было очень хорошо слышно, как он взвыл.

Блэк непроизвольно вскочил и Поттер поймал его за мантию. За невозможностью немедленно вцепиться в горло Дамблдору, Блэк попробовал вцепиться в горло Поттеру. Но Поттер был крепок и довольно быстро скрутил товарища в бараний рог. Тем временем вой Люпина перешёл в надрывный плач — человеческий плач.

Джеймс перехватил Сириуса понадёжней, прошипел ему в ухо: "Тихо, ты!..", и оба уставились в Зеркало. Но в Зеркале видно было только спину Дамблдора, который склонился над постелью, бормотал успокаивающе и, кажется, гладил Люпина по голове. Люпин перестал рыдать, только изредка всхлипывал. Потом и всхлипывания затихли, и послышалось его ровное дыхание — дыхание спящего. Дамблдор выпрямился, глубоко вздохнул и вдруг как глянул вверх, прямо в Зеркало. Сириусу и Джеймсу словно молнией в глаза сверкнуло, они шарахнулись прочь, и вовремя: Зеркало треснуло двумя звёздами и осыпалось на пол.

‐ М-мать!.. — сказал Джеймс, осторожно ощупывая лицо и не рискуя разжмурить глаза.

‐ Это ещё что, — меланхолично отозвался Сириус, — он ведь мог и убить.

‐ Через Зеркало?

‐ Запросто. Направил бы пару-тройку осколков прямо тебе в брюхо. Всё-таки Верховный Чародей Визенгамота. Убил бы, и ничего ему за это не было бы — с его-то увёртливостью… Не молоти себя копытами, повернись ко мне, я посмотрю… всё нормально с твоей рожей.

‐ Да х… с ней, с рожей! Чуть без глаз не оставил, старый чёрт…

Джеймс поймал себя на том, что широко ухмыляется. "Старый чёрт" в ту же ночь каким-то образом и Пита привёл в относительный порядок. По крайней мере, в сознание. Сири клянётся, что без слёз Фоукса не обошлось. Джеймс, собственно, не спорит. Только прибавляет про себя, что не обошлось ещё и без Моржа. Да и Нюниус плотно приложил руку к процессу излечения — как иначе можно объяснить тот факт, что оба остались в Хогвартсе, и Слагхорн даже не лишился должности, хотя и лишился почти всего факультета. А Нюниусу ещё долго расплачиваться за Рождественскую Луну Аконитовым зельем. Да и Лили на него больше не взглянет. Не то, чтобы Джеймс воспринимал Нюниуса, как соперника — вот ещё! Нет, конечно. Ему просто обидно было смотреть, как Ли тратит себя на эту мразь. Ну да теперь всё кончено… Можно, наверное, ей сказать. Всё равно ведь расскажут, рано или поздно, так лучше он сам и лучше прямо сейчас, пока она зла на Снейпа, “как господь на дьявола”...

Лили и Джеймс пошли к Хогвартсу. Оба помалкивали — Лили пребывала во власти воспоминаний, а Джеймс всё взвешивал риски на внутренних весах, пока не рассердился на себя за трусость.

Он сказал: "Лили!", в горле у него что-то, пискнув, сорвалось, и он откашлялся.

‐ М-м-м? — рассеянно отозвалась она.

‐ Что я тебе скажу… что ты забыла. Насчёт Снейпа и… я…

Её всю передёрнуло от самого настоящего отвращения.

‐ Не хочу знать! — почти вскрикнула она.

Помолчала, кусая губы и продолжила почти спокойно:

— Не хочу. Не знаю, что ты там с ним вытворил, но что бы это ни было, знаешь… он это заслужил.