Порочный круг (джен)

А что же мастер Бренн?

Надо сказать, что и без того его соратникам пришлась не по душе его готовность договариваться с Норой.

«Должен же быть другой способ выручить Освальда», — говорила еще Равенна. Но предложить такой способ не могла.

К тому же до самой Норы тоже нужно было как-то добраться. Задание-то от графа фон Бракенгарда никуда не делось. И если выполнить его не удастся, плакал титул вкупе с ленным правом для мастера Бренна… в лучшем случае.

А в худшем, прикрываясь королевской дочерью, на трон Нордфалии сядет Карл Дерзкий. И уж тогда тем более Бренну и его команде нечего будет ловить. Только и останется, что рвать когти. Желательно за южные хребты. Потому что про герцога Одербургского хоть и немного было известно, но это немного не оставляло ни малейшей надежды.

Мало того, что нраву герцог был воинственного и даже среди своих бывал мстителен и не сдержан. Так вдобавок он яростно ненавидел колдунов. До такой степени, что Альбрехт Третий с его приближенным казались на этом фоне воплощением терпимости и благодушия.

В общем, безвыходным казался расклад. Но и выход, какой предложил мастер Бренн, подопечных его, мягко говоря, не порадовал.

— Был бы с нами Освальд, — посетовала Равенна, — он бы даже не понял, зачем тратить время на разговоры. Если ты, мастер, стоял так близко к этой стерве, то мог бы превратить ее в жабу… он бы предложил. Ну, или какими-нибудь чарами оторвать голову. Чтобы королю и его приближенному принести.

— К сожалению, Освальд не с нами, — напомнил Бренн, — и ему бы очень не понравилось, пойди я на такую выходку. Потому что… страшно представить, что сотворил бы с ним герцог в отместку за гибель своей не то пассии, не то союзницы.

Равенна замолчала и сникла, признавая его правоту. А почтение к Бренну как к наставнику не позволило пускаться в бесплодные споры.

Зато сэра Андерса договоренность Бренна и Норы привела в ярость.

— То есть… как это понимать? — прямо вскинулся он, нависая над столом, за которым старый чародей и рассказывал о своей встрече с побочной королевской дочерью. — При всем почтении… ты предлагаешь, старик, убить короля? Короля, которому я поклялся служить?!

— Успокойтесь, благородный сэр, — веско осадил рыцаря Бренн, — лично вам я ничего не предлагаю. Убрать Альбрехта… и других я надеюсь с помощью магии. Так что королевской кровью вы свой меч не запачкаете. Если это вас беспокоит.

— Не только это, — молвил сэр Андерс уже спокойнее, и снова сев на свое место.

Вот только выражение его лица ничуть не смягчилось.

— Я узнал, что моему королю угрожает опасность. Знаете, что предписывает мне мой долг? Сделать все, от меня зависящее, чтобы спасти его величеству жизнь. По меньшей мере, донести на вас Дитриху фон Бракенгарду. А если не по меньшей… мне придется убить тебя, старик.

— Можете попробовать, сэр Андерс фон Веллесхайм, — подчеркнуто бесстрастно ответил мастер Бренн, — только должен предупредить: я буду сопротивляться. Остальные, я думаю, тоже не станут безучастно смотреть, как вы тут будете мечом размахивать.

Рыцарь покосился на соседей по столу.

Поймал взгляд Равенны — крайне неодобрительный. Едва ли она даст в обиду своего наставника и старшего соратника по колдовскому ремеслу.

Лицо Сиградда оставалось бесстрастным, словно из камня вытесанным. Но и на его поддержку сэру Андерсу рассчитывать не приходилось. Насколько рыцарь знал, варвара изгнали соплеменники. А мастер Бренн приютил. Так что в некотором смысле был единственным близким ему человеком.

— К тому же, — добавил старик не то назидательно, не то примирительно, — вы не видели битвы, благородный сэр. А я видел. Скажем так, имел несчастье видеть, как этот ваш король, в верности которому вы клялись, послал на смерть многих, таких как вы, сэр Андерс фон Веллесхайм. Такие же, как вы благородные рыцари сложили на том поле головы — и совершенно напрасно.

— Вам, простолюдинам, не понять, — сказал рыцарь тихо, — сначала я упустил родовое имение. Теперь вынужден клятву преступить. Спустить в нужник уже собственную честь. И что тогда от меня останется?

— Тогда как я своих соратников не бросаю, — продолжал Бренн, словно не услышав его сетований. — Напротив, хочу спасти одного из вас, оказавшегося в плену. И кто, по-вашему, поступает достойнее? Король или я?

— Для меня главное — поступать достойно самому, — не без гордости заявил сэр Андерс, — а не судить других. Как баба-сплетница на рынке.

Такой ответ его самого ободрил, придал уверенности. Рыцарь уже готов был даже перейти в наступление в этом словесном поединке. Что оставался поединком, хоть и велся словами, а не мечом.

Но мастера Бренна тоже пронять было не так-то просто.

— Так поступайте достойно, благородный сэр, — были его слова, — поступайте! Повторяю еще раз: самому вам мараться не придется. Мы с Равенной все сделаем сами. А насчет достоинства и верности скажу вот что. Про верность королю вы уже сказали. А верность соратникам как же? Боевым товарищам, братьям по оружию? Для вас ведь это не пустой звук… я надеюсь?

Рыцарь молча покачал головой, и собеседник его продолжил:

— Тогда напоминаю, что один из ваших, я подчеркиваю, ваших братьев по оружию и соратников сейчас в плену. И если я не выполню свою часть сделки, он может погибнуть. Вы — как? Готовы его предать?

— Нет, это немыслимо просто, — сэр Андерс по-прежнему говорил вполголоса, но тон его снова сделался угрожающим, — жизнь короля за жизнь простолюдина… тем более, вора. Нечего сказать, хорошая сделка!

Он снова обвел взглядом сидящих за столом. И опять не нашел поддержки. Так что попытался зайти с другой стороны.

— Ты вот хулил его величество, старик, — сказал рыцарь спокойней, — но думаешь, эти, которые на его место метят — лучше? Побочная дочь-простолюдинка, умеющая разве что корову доить. Ну и… под нужных людей стелиться.

Он был готов выразиться грубее и хлестче. Но не привык оскорблять женщину. Даже неблагородного происхождения и за глаза.

— Что она знает о государственных делах? — продолжал сэр Андерс. — Что дело короля… или королевы — сидеть на троне, устраивать пиры, где можно жрать в три горла. И вообще купаться в роскоши. Нужна ли нам такая правительница? Про герцога я уже молчу… это зверь. Хищник в людском обличье. И ты хочешь его сюда привести? Ради титула и лена… а оно того стоит?

— Ради спасения одного из ваших соратников, благородный сэр, — вздохнув, напомнил мастер Бренн с усталой укоризной терпеливого учителя, вынужденного вновь и вновь повторять для туповатого ученика.

— Который не справился, — в свою очередь напомнил и ему сэр Андерс, — только бахвалился почем зря… в грудь себя бил.

— Вы, благородный сэр, не сомневаюсь, могли бы справиться лучше, — здесь Бренн не удержался от шпильки, — но вы отказались. Забыли? И потому, прошу: не мешайте нам, простолюдинам, пытаться что-то исправить своими силами.

— Исправить, — горестно вздохнув, передразнил его рыцарь, — сдать Каллен и всю Нордфалию Одербургу — это, по-твоему, исправить, старик? Не надейся, что одербуржцы… герцог их будут к тебе благосклонны за ту услугу, какую ты им оказал. Беда в том, что ты колдун. А ты ведьма.

С последней фразой он уже обратился к Равенне.

— А с колдунами в Одербурге, как я слышал, не церемонятся. Жгут почище, чем в наших краях.

— Это одна сторона медали, — дипломатично заметил мастер Бренн, — но есть и другая. Напомню: войско его величества потерпело поражение. Может, конечно, не безнадежное. Может, еще сумеет, ряды пополнив, задать одербуржцам жару. Но пока расклад таков, что Одербург побеждает. И за седмицу-другую вполне сможет добраться до Каллена. И что делать нам? Погибать в безнадежной войне? Может, это приемлемо для благородных сэров вроде вас, Андерс фон Веллесхайм. Но нам, простолюдинам, собственная жизнь дорога. Чем угодно могу поклясться, что принесу больше пользы, оставшись в живых. Как и остальные. Для чего вообще мы собрались, вы сами-то не забыли, благородный сэр? Не сегодня за столом, а вообще.

— Нет, но…

— Без «но», — теперь в голосе мастера Бренна, обычно добродушном, звучал металл. — Что именно вы можете предложить? Нам всем, а? Без нравоучений и похвальбы собственной честью. Я слушаю.

— Думаю… лучше уехать куда-нибудь подальше, чем становиться изменником, — со вздохом проговорил рыцарь, — для меня, конечно, это не годится. Но для вас… клятвами не связанных…

— Тогда уезжайте сами, благородный сэр, — подвел черту под разговором Бренн, — точнее, уходите. Если больше не считаете наше общее дело своим тоже. И готовы нас бросить… так или иначе. Как я уже говорил, никого не удерживаю.

Снова сэр Андерс посмотрел на сидевших за столом. После чего молча встал и вышел из комнаты.

Лишь на следующий день Равенна, вселив свое сознание в тело птицы и покружив над лагерем одербуржцев узнала, что расклад в этой далеко не благородной игре изменился вновь.

Освальд в лагере не обнаружился — не то сбежать умудрился, не то с ним все-таки расправились. Равенне больше верилось в первый вариант. Просто хотелось верить.

Да и ходившие среди воинов разговоры о нападении мертвяков, случившемся накануне ночью да заставшем лагерь врасплох, внушали надежду. Потому как… ну, просто не верилось, что такой пройдоха как Освальд не воспользовался этой заварушкой, дабы под шумок удрать. Он ведь, в конце концов, привык выживать среди лихих людей и прочего сброда. Что ему какие-то одербургские вояки. Свирепые — но простодушные.

Другой новостью, о которой узнала Равенна благодаря зачарованной ей птице, стала участь побочной королевской дочери. Что не поделила та с Карлом Дерзким, волшебница не знала. И судить не бралась. Видела лишь, что из фавориток и союзников своих герцог Нору вычеркнул. Иначе как объяснить ее пребывание у позорного столба?

Более того, из подслушанных обрывков разговоров стало ясно, что Нору ни много, ни мало обвиняют в колдовстве и собираются сжечь. С подобными обвинениями сама Равенна была знакома не понаслышке. И потому знала, сколь ничтожны в этом случае шансы просто остаться в живых. Не говоря уж о том, чтобы снова занять место рядом с герцогом.

А коль так, то договоренности между Норой и мастером Бренном отныне не стоили ломаного гроша. Планы же по уничтожению короля, столь разозлившие сэра Андерса, тем более были теперь на полпути в Преисподнюю.

Жаль только, что сам рыцарь успел покинуть временно занятый мастером Бренном дом. Получил от него несколько золотых монет на первое время и поселился на одном из городских постоялых дворов.

А еще день и ночь спустя — видел уже сам старик-чародей — из лагеря одербуржцев исчезла и Нора. Что с одной стороны вроде говорило о справедливости обвинений, но с другой — могло объясняться тем, что бывшей герцогской фаворитке помогли.

Кто помог — вопрос отдельный. Но Равенна предположила, что это мог быть накануне сбежавший Освальд.

«Хорошо, если так, — говорил мастер Бренн, — это сильно облегчило бы нам дело. Только… это было бы слишком хорошо».

А пока единственное, что они знали: Нора исчезла. Да, поддержки герцога Одербургского она лишилась. А значит, для его величества была уже неопасна.

Однако по-прежнему жива. Так что задание Дитриха фон Бракенгарда осталось не выполненным. И как его теперь выполнять, мастер Бренн сотоварищи не представляли.

Не стоило забывать и про одербургское войско. Про победоносное одербургское войско, шедшее на Каллен. В той связи, что много ль будет толку от дарованного королем титула, если сам Альбрехт Третий лишится трона и жизни?

Карл Дерзкий же, как верно подметил сэр Андерс, с колдунами церемониться не будет. Как, впрочем, и со всей Нордфалией.

И впрямь оставалось надеяться разве что на неприступность стен Каллена, о чем мастер Бренн предупреждал Нору. На неприступность стен — и героизм защитников города.

По большому счету только это и оставалось Бренну и его подопечным. Надеяться и ждать. Потому что от действий толку теперь было немного. А планы строить… о, уже говорилось, как могут ответить высшие силы, узнав о планах простых смертных.

* * *

Вернемся же к Норе и Освальду, которым, надо сказать, повезло. Сначала они выбрались из погруженного в темноту лагеря. Благополучно избежав нежелательного внимания часовых. Потом успели скрыться в лесу. И никакие ищейки за ними его тусклое сиятельство не послал. Да он бы и не успел.

За день, проведенный на свободе и предшествовавший освобождению Норы, Освальд успел соорудить в лесу шалаш — примерно в миле от опушки. А теперь, среди ночи сумел найти к нему дорогу благодаря волшбе своей спутницы, освещавшей путь. Уж на тусклый голубоватый свет, исходивший от ладоней, силенок у бывшей герцогской фаворитки хватило.

В шалаше Освальд успел припасти немного съестного — сказал, что раздобыл-де его в городке. Там же для Норы нашлась какая ни на есть замена теплой одежде. Одеяло, старое и не отличающееся чистотой. Его женщина смогла накинуть на манер шали поверх ночной рубашки.

После беспокойной ночи и целого дня стояния привязанной у столба Норе ничего так не хотелось, как улечься, хоть на то же одеяло, в шалаше калачиком свернувшись, хоть прямо на траву. И спать, спать, еще раз спать хоть до скончания века.

Но Освальд оставался непреклонен. Голод утолить — пожалуйста. Отдохнуть пару часов — на это он тоже был согласен. Но не останавливаться на ночлег.

— Даже если поутру тебя не хватятся, — были его слова, — и не примутся прочесывать весь лес, шалашик этот для нас двоих тесноват. Если и сможем мы там вдвоем улечься, то только прижавшись друг к другу. Вряд ли тебе это понравится.

И с этими словами обнял сам себя, передразнивая давешний стеснительный жест Норы.

— Ты не в моем… ох, то есть, я не в твоем вкусе, — немедленно напомнила женщина.

— Ну… мало ли, — хмыкнул вор, — в темноте, знаешь ли, вкусы не так уж важны.

Потом, немного подумав, добавил:

— А в герои рыцарских романов, как уже говорил, я не набиваюсь. Поэтому ночевать снаружи, предоставив шалаш в распоряжении дамы… как-то не хочется.

— А если наоборот? — осторожно предположила Нора.

— Чтобы ты сбежала, пока я демон знает, какой по счету сон вижу? Неплохая попытка, но… нет. А веревку, чтобы связать тебя, я не прихватил. Ужасная оплошность, за которую прошу прощения.

Нора хотела сказать, что бежать ей, лишившейся покровительства герцога, по большому счету некуда. И участь бродяжки ее прельщала не больше, чем возможность попасть в королевский замок. Пусть даже в качестве пленницы.

Ведь кто знает — может, его величество смилостивится и хотя бы приютит Нору у себя. Просто приютит, не признавая дочерью и наследницей. Даже тогда женщина станет ближе к своим целям. А там видно будет.

Хотя с волоском его тусклого сиятельства возможностей было бы побольше. Для торга хоть с самим королем — в том числе.

Нора многое могла бы сказать своему спасителю, но предпочла держать рот на замке. Тем паче в одном Освальд оказался прав. С герцога станется действительно начать лес прочесывать. Как и всякий уважающий себя хищник, Карл Дерзкий скорее умер бы, чем упустил добычу. Пусть даже предназначенную для ритуального сожжения.

Потому больше спорить женщина не стала. И, поев да немного передохнув, она и ее Освальд двинулись в путь.

Так они и шли, день за днем — по лестным просекам и трактам, держа путь в Каллен. Ночевали то в деревнях, покинутых взбунтовавшимися крестьянами, то в подвернувшихся трактирах.

В одной из таких деревень, в заброшенном доме, где остановились путники, для Норы нашлось платье по размеру. Да, скромное, даже неказистое — для крестьянки. Но всяко лучше, чем разгуливать, кутаясь в грязное одеяло поверх ночной рубашки.

А кошель, утащенный Освальдом на пороге одного из трактиров у мертвецки пьяного постояльца, уснувшего в паре шагов от крыльца, позволил оплатить ночлег и в этом заведении, и во многих других.

Одербургское войско, если и шло за ними по пятам (да наверняка шло), то не для преследования, а просто потому, что герцогской рати тоже было по пути. Тоже рвалась к Каллену. И сильно отставала, погоней за парочкой пленников утруждая себя едва ли.

О ходе войны и продвижении вражеского войска ходили разные слухи, ими охотно делились постояльцы тех же трактиров. Но противоречили один другому. Отчего веры им не было ни на грош.

Одни говорили, например, что королевское воинство собралось-таки с силами и задало захватчиком хорошую трепку. Другие — что трепку получили, скорее, воины его величества. Опять. А одербуржцы и из этого сражения вышли победителями. По словам третьих то вообще было не королевское воинство, но крестьянское ополчение, только сумевшее вооружиться не хуже самих одербуржцев. А о победителях судить было трудно, поскольку и битвы-то полноценной не было. Просто в течение нескольких дней ополченцы понемножку портили герцогскому войску кровь. Нападали короткими набегами и после скоротечной схватки отходили в леса.

Еще говорили, что дела у войска Одербурга не слишком хороши и без назойливого ополчения. Что-де среди герцогских воинов разразилась чума, сводящая их в могилу одного за другим.

По другим слухам была это не чума, но проказа. Отчего лица одербуржцев теперь обезображены, и сами они похожи на мертвяков. А еще по другим — что не только похожи. Что войско Карла Дерзкого давно перемерло от чумы, но осталось на ходу благодаря помощи адских сил. Этим, последним, немудрено было помогать герцогу, ведь при дворе он держал настоящую ведьму, а то и демона-суккубу. И теперь войско нежити под предводительство демона шагало по землям Нордфалии.

Временами отыскать заброшенный дом или трактир дотемна путникам не удавалось, приходилось ночевать под открытым небом. На лесной опушке, например. Дежурили по очереди, благо, научились друг другу доверять. Вор уже понял, что сбежать его спутница не пытается. А та, в свою очередь, не опасалась домогательств со стороны Освальда.

Да и чего опасаться-то, если подумать. Не чудище же он какое. Обыкновенный мужик. Едва ли хуже его тусклого сиятельства, например.

А меч Освальда и волшба Норы, успевшей восстановить колдовскую силу, позволяли не опасаться лихих людей.

В одну из таких ночевок произошла встреча, вора несколько огорошившая. Оторвавшись от разжигания костра, Освальд заметил, как из леса выходят несколько человек в зеленоватых плащах с капюшонами. В знакомых ему распроклятых зеленоватых плащах — сразу заставивших вспомнить историю с некромантом Лиром.

«Братство Ночи!» — пронеслось в его голове, а рука потянулась за мечом. Да, в одиночку справиться с целой ватагой у Освальда вряд ли бы получилось. Разве что напади он сам и внезапно. Однако ж с ним была Нора. Самого вора в свое время неплохо обезвредившая.

Но спутница его повела себя странно. Вместо того чтобы обрушить на людей из Братства какие-нибудь смертоносные чары, сказала Освальду: «Не бойся, это друзья». И шагнула навстречу людям в плащах.

Ей навстречу выступил, отделившись от других людей Братства, немолодой, но еще крепкий мужик. И протянул небольшую деревянную шкатулку. Простую и дешевую, хоть и разукрашенную узорами в виде веток и листьев.

— Ты, должно быть, это искала, — молвил человек из Братства просто.

С замирающим от радости сердцем (приятные неожиданности всегда приятны!) Нора приоткрыла шкатулку, заглядывая внутрь. Волосок с тела Карла Дерзкого обнаружился на прежнем месте. Лежал на маленькой тряпочке, прикрытый небольшим пергаментным листом.

А Нора уже не надеялась снова его получить!

Вручив шкатулку, люди Братства как по команде развернулись, и молча убрались прочь. Снова скрывшись в лесу, из которого вышли.

Только после этого Освальд осмелился открыть рот.

— Вот те на! Я-то думал, достаточно тебя узнал, — проговорил он, — думал, что неожиданностей от тебя больше ждать не стоит. А ты… вон чего. С Братством Ночи якшаешься!

— С Братством Ночи, — подтвердила Нора, ничуть не смутившись. — Удивлена только, что ты тоже знаешь о Братстве.

— Имею несчастье, — вор вздохнул, — гнусные люди, кстати. Подлые и опасные.

— Ой, кто бы говорил, — Нора легонько взмахнула рукой, словно слова Освальда были мухами, от которых она отмахивалась, — беззащитную женщину готов прирезать и не поморщиться. А уж чужие вещи для тебя присвоить — как чихнуть.

Потом добавила, немного погодя:

— А Братство Ночи сделало для меня больше, чем кто-либо в мире. Люди Братства нашли меня, когда я прозябала в своей деревушке. Помогли развить мои умения знахарки, от матери полученные, чтобы превратить их в настоящее могущество. Но главное: от них я узнала о своем происхождении. О том, что я дочь короля… хоть и внебрачная.

— Благородные господа при дворе говорят «побочная», — зачем-то вставил Освальд.

— …и как можно использовать это обстоятельство, — продолжала Нора с вдохновенным видом, реплики своего спутника будто не услышав, — с его тусклым сиятельством… герцогом Одербургским они тоже меня свели. Ведь мало претендовать на престол. Важно еще, чтобы тебя поддерживало достаточно мечей и копий.

Ее побегу из одербургского лагеря тоже могло поспособствовать Братство Ночи — усыпив тех же часовых хотя бы. Но на сей счет женщина распространяться не стала. Хотя мысли такие имела.

— Трон… корона… власть… мне кажется, все это переоценивают, — заметил Освальд с видом мыслителя, — хотя… положа руку на сердце, денек побыть королем я бы не отказался. Больше бы не выдержал. Скучно же! Сбежал бы, прихватив мешок золота из королевской казны.

— Охотно верю, — Нора прыснула, коротко хихикнув.

Затем добавила — уже совершенно серьезно:

— Но сама-то я не из-за золота в королевы метила. Не из-за роскоши. Хотя и это приятно: дочь Яры-знахарки из Всевышним забытой деревушки — и так выбилась в люди, что соседям и не снилось. Но еще у меня была мечта. Установить в королевстве такие законы, чтобы люди вроде меня…

— Колдуны, ведьмы, — подсказал Освальд.

— …жили спокойно и открыто. Не боясь ни нападок черни суеверной, ни церковников с инквизицией. Просто делали свое дело. Как делают кузнецы, например. Плотники. Или башмачники.

— Соблазнительно, конечно, — прокомментировал ее признание спутник-вор, — заманчиво. Но, боюсь, неосуществимо. Ведь стоит появиться такому королевству, где колдунов привечают — и мигом соседи объединились бы и в поход на него пошли. По благословению Святого Престола… как на юг когда-то. И не без резона, надо сказать. Во-первых, колдуны тоже разные бывают. А во-вторых, кто ж откажется владения свои прирастить или казну пополнить, гнездо ереси разорив и пограбив.

— Может, отбились бы, — предположила Нора, с мечтой расставаться решительно не желавшая, — поставив всех чародеев королевства в строй. Они бы такого жару задали — вся Священная Империя бы содрогнулась.

— Может, и отбились, — не стал попусту ломать копья Освальд, — хотя, как я уже говорил, колдуны бывают разные.

А следом не удержался от вопроса — от природы будучи любопытным:

— Скажи хоть, чем тебе на этот раз это твое Братство помогло. Что принесли? Чему ты так обрадовалась?

— Принесли? Шкатулку, — лаконично и уклончиво отвечала Нора.

— А в шкатулке? — не унимался вор.

— Дополнительный довод в переговорах с его величеством.