Три русских волка и японская крольчиха (гет)

Прошло вот уже три месяца с тех пор, как он, знаменитый фигурист и мечта как минимум половины населения Мира, самый сексуальный мужчина по данным журнала «People», переехал из второй столицы России, Санкт-Петербурга, в такое захолустье, как Хасецу. И вот уже полгода как он являлся тренером для Кацуки Юри — надежды женского японского фигурного катания.

Но, как бы то ни было прискорбно, этой надежде не хватало веры в себя. Она​ была​ слишком закомплексована. Виктор, как только мог, выколупывал её из скорлупы, показывал, что она борется не одна и, конечно же, ежедневно долбил с ней короткую и произвольную программы.

И с каждым днём Виктор всё больше осознавал, что та стена, так соблазнительно стоящая у входа в раздевалку, просто жаждет, чтобы он хорошенько подолбился об неё головой.

У Юри была великолепная команда поддержки, самый лучший фигурист в тренерах, шикарные соперники, великолепные программы, неплохая мотивация и… никакой веры в себя. Вообще. Это ещё на соревновании с Плисецким Никифоров кое-как достучался до Кацуки, после чего получил неплохой Эрос. Но затем всё вернулось на круги своя.

Виктор видел: Юри старается, катается, выбивается из сил, но… Но не то. Чего-то ей не хватало. И, кажется, он догадывался, чего именно — одной белобрысой заразы с большим лексиконом матерных слов. Юрия Плисецкого, если точнее.

А потому было решено сделать вот что: позвонить Якову, попросить его о совместных тренировках с российской сборной, услышать отказ, начать названивать каждые пять минут, подключить к этому Гошу и Милу и, в конце концов, получить разрешение. Никифоров чувствовал себя победителем.

— Ю-юри, — позвал он, растянув первую гласную.

Девушка подъехала к нему и оперлась на бортик, при этом хватая бутылку с водой и начиная жадно пить. Как же она устала! Прокат короткой программы ничего не дал, разве что ушибленный копчик. Прыжки она конкретно запарывала: даже по лицу Кацуки было видно, что волнует её совсем не фигурное катание.

— Не хочешь съездить в Россию? Погулять по Питеру? — предложил Виктор.

Девушка резко выпрямилась и удивлённо посмотрела на него.

— А как же тренировки?

— Я уговорил Якова — он не против поделиться катком на недельку. Заодно и Милу с Юрой увидишь. — Он подмигнул девушке. — Ну же, соглашайся!

Кацуки закусила нижнюю губу, нахмурилась и… кивнула. Никифоров, будто маленький ребёнок, получивший сладость, подскочил на месте и громко крикнул: «Я-ху!», на что Юри едва заметно улыбнулась. Ох уж этот Виктор!

В общем, тем же вечером они принялись складывать вещи. В чемодан летело всё у Виктора и только часть у Юри. Никифоров, кажется, даже и не заботился о том, что брать, просто скидывая всё, что видит. И не важно: помятое оно или нет. Своим поведением знаменитый российский фигурист показывал Кацуки свою несобранность. Однако, признаться честно, девушка была даже немного рада: Никифоров не притворялся кем-то другим, а был самим собой. Искренность — это именно то, за что она мужчину и ценила.

Билеты на самолёт были куплены через интернет. Вылет был назначен через пять дней, а потому ещё целую рабочую неделю им надо было провести в Хасецу. Юри не была против, даже наоборот — запылала новыми силами в преддверии встречи с друзьями. Прыжки стали получаться лучше, движения плавнее, скольжение по льду больше не выглядело так печально. Никифоров сделал себе мысленную заметку, что на действия Кацуки её моральное состояние влияет куда сильнее, нежели на него. А потому и подход нужен другой.

Готовиться надо заранее, а потому Никифоров уже сейчас начал продумывать идеи того, как можно будет подбодрить его ученицу перед соревнованиями.

Во-первых, он решил не использовать давление. Всё же не стоит угрожать девушке, что он от неё откажется, если она провалится. Это лишь сильнее будет давить на фигуристку. Когда Юри много думает, она плохо катается, потому что сомнения в такие моменты всегда грызут её изнутри. Но и не надо слишком верить в японку, потому что иначе девушка будет думать, что на неё возложены слишком большие надежды, и в итоге она провалится. Надежды, конечно, были действительно возложены, однако говорить об этом не стоило: перенервничает. Надо было попытаться найти ту золотую середину, о которой ходит так много легенд.

Во-вторых, девушке нужна была мотивация. Тот самый пресловутый кацудон долго работать не будет — Виктор это осознавал, а потому надо было придумать что-то ещё, какую-нибудь значительную награду. Но вот вопрос: а что ей нужно?

И в-третьих, Никифоров, конечно же, собирался верить в Юри. Вера — это то самое чувство, которое заставляет идти вперёд с высоко поднятой головой, вдохновляет и позволяет не бояться. «Если в меня верят, то я всё смогу», — вот те самые мысли, которые всегда возникали в голове мужчины, когда он в самом начале своей блестящей карьеры выходил на лёд. Тогда папа ещё смотрел на него с трибун, тогда мама ещё готовила ему вкусные обеды за победу. Тогда, когда у него была хорошая полноценная семья.

Виктор не любил разговоры о своей семье, потому что мать отдалилась от него после смерти отца. В детстве мальчик чувствовал её любовь буквально на кончиках пальцев. Однако смерть отца и любимого мужа переломили её. Никто не знал об этом, но в данный момент Светлана Владиславовна лечилась в психиатрической больнице.

Отбросив грустные мысли куда подальше, Никифоров сосредоточился на основной цели и попытался не уснуть, пока они летят. Почему-то мужчина всегда засыпал в самолётах. Причины этого он не знал, однако удачно скидывал всё на давление. А рядом сидящая Юри выглядела слишком активной: она что-то читала и при этом хмурилась, улыбалась, удивлялась.

Неугомонный Виктор тут же положил ей голову на плечо и посмотрел на страницы. Там было какое-то чёрно-белое изображение двух людей — одного низкого и слабого, а другого высокого и накаченного. От них шли окошечки с диалогами. Когда девушка перелистнула на следующую страницу, Виктор понял, что она читала мангу. Печальный факт заключался в том, что Никифоров не знал японского, а история была именно на этом языке, так что уловить смысл происходящего было невозможно. Знакомые кандзи «Нож» и «Вилка» вообще не придали картине ясности.

— Ю-юри, — позвал он, так и не удосужившись поднять голову с её плеча, — а что ты читаешь?

— «Торико», — коротко ответила девушка, перелистывая на новую страницу.

Название произведения ничего ему не дало, а потому мужчина прикрыл глаза и, кажется, задремал. Во всяком случае, когда он их открыл, они уже практически прилетели.

Регистрацию они прошли более чем успешно, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Это печалило Никифорова: ему было душновато, да и сонливость никак не проходила. Но так как Юри по-русски знала только «привет», «спасибо», «пока», «хочу спать» и пару матных словечек, фигуристу мирового класса пришлось взять себя в руки. Дело пошло быстрее.

Конечно же, так просто всё не закончилось, ибо Питером тут хоть и пахло, но до него ещё надо было час ехать на электричке, которую ждать пришлось где-то двадцать минут. За это время Никифоров успел сто раз заскучать, поныть и чуть не окочуриться от скуки. Юри же было всё равно. Виктор восхищался её терпеливостью — сам он так не смог бы.

Когда приехал поезд, они тут же расселись на приглянувшиеся места и поехали дальше. Кацуки опять достала свой танкобон и принялась за чтение. Никифоров хотел было уже смириться со своей участью — подумаешь, забыл взять с собой что-нибудь, чем можно было бы заняться, — достать телефон и сыграть в какую-то дурацкую игру, где надо было вовремя нажимать на экран, как вдруг заметил, что слова-то на картинке были написаны не на японском, а на английском! Да и сама книга хоть и была похожей по картинке на обложке, явно являлась другим томом.

Мог бы — расцеловал бы Юри!

Японка была удивительной. И её удивительность заключалась в том, что она подмечала все детали своими зоркими карими глазами. То, что пропустил бы мимо другой человек, она особо выделяла и запоминала, откладывала в своей памяти. Кацуки всегда старалась проявить внимательность и дружелюбие. Честно говоря, у неё это получалось просто волшебным образом: ещё никогда Виктор не чувствовал, чтобы кто-нибудь, кто не являлся членом его семьи, пёкся о нём.

В общем, мужчине было очень приятно.

При выходе из вокзала их ждал Плисецкий. Юрий стоял, уткнувшись в телефон, и что-то печатал. Когда он поднял глаза, Юри пришло уведомление о новом сообщении. Виктор понял, что юный Русский Тигр просто-напросто задолбался их ждать и решил выяснить, где же они шляются.

Всё это заняло у Никифорова примерно пять секунд, а потом он подхватил Кацуки под локоть и понёсся к Плисецкому. Парень честно сопротивлялся, шипел, рычал, однако, Виктор был выше и сильнее, а потому чуть ли не задушил подростка в объятиях.

Следующей на очереди была Юри. Её Плисецкий принял спокойно, даже по спине похлопал. Никифоров грустно вздохнул, осознавая, что Юрий любит его ученицу больше, чем его самого.

— Наконец-то вы припёрлись, — вздохнул блондин и почесал в затылке. — Яков просил передать, что ждёт вас завтра к трём часам.

Никифоров широко улыбнулся и потрепал подростка по голове. Какой же Юра забавный, когда строит из себя недовольного!

— Во всяком случае, мы решили, что поживём в моей квартире. Поэтому будет неплохо, если ты нас проводишь.

Плисецкий закатил глаза, но кивнул. Ему не сложно. Всё равно дома делать нечего. Разве что им задали очередной список литературы на лето, но как будто его кто-то читает. А с Госпожой, его любимой породистой кошкой, всё будет в порядке: дрыхнет, небось, без задних лап на своей подушке.

Они вызвали такси. Загрузив вещи, все трое сели внутрь. Виктор спереди, а Юри и Юрий сзади. Плисецкий как бы нехотя поинтересовался успехами девушки, на что получил скомканный ответ на японском. Фигурист понял — всё плохо, ибо на родной язык Кацуки переходила только в таких случаях.

Юрий помог девушке поднять вещи на пятый этаж и занести их непосредственно в саму квартиру, оказавшись внутри которой Юри удивлённо оглянулась.

Сразу была понятна разница менталитетов Японии и России.

Коридор у Виктора был небольшим. Вдоль одной из стен стоял шкаф с куртками, шапками, шарфами, обувью и прочей верхней одеждой, коей было не так много, как могло бы показаться.

Первой дверью оказалась дверь в кухню. Она не была выполнена в каком-то особом стиле, просто на стене висели шкафчики, а вдоль неё стояли тумбочки. Рядом с холодильником также находилась миска Маккачина, которого оставили в Японии.

Гостиная была огромной. В центре неё стоял серый диван с кучей подушек, рядом с диваном — столик, на котором валялись какие-то журналы. Из большого окна, прикрытого светло-жёлтыми полупрозрачными занавесками, светило солнце. Его лучи освещали светлые обои, книжный шкаф, в котором золотились медали, плазму на стене и бежевые кресла.

Так как квартира являлась трёхкомнатной, то Кацуки отправилась на осмотр остальных комнат.

Первой она посетила ванную, где вымыла руки с жидким мылом, пахнущим ванилью. Сама ванная комната была самой обыкновенной: шкафчик над умывальником, труба на стене и ванна с другой стороны.

Туалет также оказался самым обычным. Разве что не было сменных тапочек. А потом Юри вспомнила, что в Европе такие нормы гигиены не были приняты.

Комната, в которой должна была временно разместиться Кацуки, была меньше гостиной, но тоже довольно большой. Внимание привлекала небольшая двухспальная кровать. При одном взгляде на неё клонило в сон. На стенах висело несколько картин с пейзажами разных стран, также стоял книжный шкаф с российской литературой, письменный стол с компьютером. Ещё тут присутствовали диван, шкаф с вещами, зеркало и пара стульев. Всё было обставлено очень уютно и чисто. Однако Кацуки своим зорким глазом подметила, что тут давно никто не жил.

Та комната, что принадлежала Виктору, была чуть темнее, однако неизменным оставалось большое окно. Наверное, в России было принято иметь окна на полстены, а то и больше. На самой стене, что было удивительно, висел красный ковёр с каким-то чёрным узором. Юри удивлённо моргнула, но видение никуда не исчезло.

— Так уж получилось, что для звуковой изоляции раньше вешали ковры на стены, — объяснил Виктор, подкравшийся сзади.

Юри понимающе кивнула — сама, когда жила в Фукуоке, страдала из-за громких соседей.

— Идём? — спросил Юрий. — Я обещал тебе показать Питер.