Три русских волка и японская крольчиха (гет)

Хасецу был всё так же красив и пуст. Народу в городке проживало мало, и с каждым годом его становилось всё меньше и меньше: люди спешили выбраться в более развитые и населённые города Японии. Было довольно трудно найти тут кого-нибудь возраста Юри. Зато здесь было много добрых стариков и чуть меньше маленьких детей.

Кацуки не была в родном городе около пяти лет — обучалась в Детройте в школе фигурного катания. И за прошедшее время соскучилась по родным и близким.

Встретила её Минако-сенсей с плакатом, рассказала, что изменилось. Дома её ждали родители с горячим чаем. А в Ледовом Дворце подрабатывала семья Нишигори — давние друзья Кацуки.

Юри поправила волосы и глубоко вздохнула. Сейчас наступит тот самый момент, ради которого она так долго тренировалась и так часто пересматривала выступление в Саппоро Виктора Никифорова. Сейчас она, стоя перед Юко, повторит его произвольную программу. Ради этого момента она научилась делать четверные обороты — Пхичит и Селестино, несмотря на своё ворчание, научили её этому сложному прыжку.

Музыки не было, но Кацуки она была не нужна. Юри подняла голову, провела рукой по волосам и сделала оборот спиной вперёд. Проехала немного дальше, повернулась, вытянула вверх левую руку и села на одно колено. Потом плавно встала, проехала чуть вперёд, готовясь к первому прыжку — четверному Лутцу, который тренировала дольше всех. Юко прерывисто вздохнула, глядя, как её подруга чисто приземлилась.

Юри тем временем прикрыла глаза, представляя Виктора. Вот он едет по льду, крутясь вокруг своей оси. Она тоже едет. Вот он делает свой коронный прыжок — четверной Флип. Она тоже прыгает. Но на этот раз не идеально: пошатнулась и чуть не упала, но продолжает танцевать.

Её движения полны грации и плавности. Ошибки и недочёты затмеваются хореографией и харизмой девушки. Вспоминается Детройтская школа фигурного катания, поддерживающий её Селестино, улыбающийся Пхичит, радостная Минако-сенсей, счастливые родители и сестра, чуть ли не плачущая сейчас Юко и её муж Такеши, маленький Вик-чан и Виктор, которого она увидела в реальности после сокрушительного поражения. В душе появилось странное трепещущее чувство, а сердце немного заныло.

Четверной Сальхов она провалила, упав и больно ударившись копчиком. Но тут же встала и поехала дальше: номер ещё не закончен! Последующая за ним комбинация прыжков вышла великолепно.

Юри танцевала, отдавая всю себя льду. Коньки тихо резали лёд, а при приземлении громко стучали по нему. И эти звуки ей нравились. Пожалуй, ничего в жизни не заставляло сердце Кацуки трепетать сильнее, чем это чувство, будто она — Королева льда, будто ей сейчас подвластно всё.

Последние два прыжка шли друг за другом. Сначала тройной Тулуп, — Виктор крутил четвертной, но Юри была не в состоянии повторить его — а потом тройной Флип. Следом за ними шёл комбинированный волчок, который, по мнению фигуристки, был одним из самых сложных элементов в фигурном катании. И, если бы не её выносливость, она бы не выдержала. Но она смогла! Чуть не упала, правда, но устояла!

Номер закончился на том, что Кацуки подняла вверх локти. Тяжело дыша, она переваривала произошедшее. Для неё практически всё время исполнения было в прострации. Она помнила только прыжки.

Отрезвили девушку аплодисменты Юко и её дочерей — Аксель, Луп и Лутц. Последняя держала в руках телефон.

«Ну и пусть», — подумала Юри, не представляя, К ЧЕМУ это приведёт. Тем более, появившийся Такеши прервал ход её мыслей. Всё же старые друзья важнее каких-то видео.

* * *

Виктору было скучно. Очень.

Недавно закончились очередные соревнования, где он опять выиграл. Конечно, победы — это хорошо, однако в последнее время Виктор чувствовал себя всё более и более подавленным. Он до сих пор удивлял весь мир, вот только мир перестал удивлять его. Исчез былой запал. Возможно, было весьма и весьма эгоистично говорить так, но противники, хоть и были перспективными, но не оказались такими умелыми, чтобы победить его. Хотя тот казах в будущем явно многого добьётся.

В голове всё чаще всплывал образ той японки, которая напилась на банкете то ли с горя, то ли ещё почему.

Танцевать с ней было весело. Она была невероятно гибкой, умелой и пьяной. Но последнее никак не вызывало отчуждения: Никифоров и сам был не самым трезвым.

Смотреть на неё было ещё забавнее. Сначала она решила устроить конкурс танцев. Девушка решительно подскочила к Бабичевой, — её знакомой и сопернице в одном лице, — и вместе они зажгли «танцпол». После к ним присоединился Юрий Плисецкий. Тут-то Виктор смеялся, как сумасшедший! Сальсу сменил гопак, гопак сменила румба, румбу — ча-ча-ча. Паренёк танцевал неплохо, но сразу видно, что против выносливости Кацуки он ничтожен. Завершили их соревнование старые добрые буги-вуги, после которых Плисецкий остался сидеть на полу, а японка вместе с Милой и парочкой фигуристов отплясывали танец живота. Потом все разделились по парам и начали танцевать вальс, который был похож на что угодно, но только не на вальс. Сперва Юри танцевала с ассирийкой по имени Салли, но вскоре сменила партнёра. Точнее, её просто увёл Виктор, решивший «тряхнуть стариной».

На следующий день он всё же признался самому себе, что это было самое страстное танго в его жизни.

А вот что было самым НЕ страстным, но профессиональным — это стриптиз Криса. Юри хотела даже присоединиться к нему, но Виктор не пустил — нечего девушке позориться. В ответ она повисла на нём и попросила стать её тренером, при этом назвав свой адрес.

Виктор тогда покачал головой и подхватил уснувшую девушку.

Теперь же, спустя большое количество времени, прошедшего с той ночи, Никифорову и правда хотелось бросить всё и кинуться в Хасецу — тренировать Юри Кацуки. И плевать, что она ушла из спорта (если, конечно, верить журналам).

Внезапно пропиликал телефон.

Достав его из кармана, при этом постаравшись не побеспокоить заснувшего на нём Маккачина, Виктор поднял бровь. Юрий прислал ему ссылку на какой-то сайт. И, судя по иероглифам, сайт был либо японский, либо китайский — Никифоров ну никак не различал иероглифы этих двух стран.

Но то, что он увидел дальше, заставило мужчину замереть на месте.

Та самая Юри Кацуки стояла на льду. Вдруг она подняла руку вверх, провела по волосам и крутанулась вокруг своей оси. В следующую секунду Виктор понял, что она исполняет его номер.

Он, не отрываясь, смотрел, как юная фигуристка делает четверные прыжки. Девушки в фигурном катании никогда до этого не делали их, не считая четверного Сальхова, но она… Она прыгала, не страшась, не боясь упасть. Она буквально парила по льду, выполняя такие знакомые движения. На глазах Виктора свершалось то, о чём мечтали многие фигуристки. Определённо, Кацуки Юри войдёт в историю, как первая девушка, совершившившая четверной Флип и четверной Лутц.

Видеозапись закончилась, но Виктор не двигался. Внезапно он подскочил на месте, тем самым потревожив Маккачина. Вот она — идея, как разбавить скуку! Он просто станет её тренером! Он выполнит её просьбу!

В чемоданы летела одежда и вещи первой необходимости: Никифоров даже не потрудился их сложить. Параллельно со сборами он заказал билет в Токио. Самолёт, как оказалось, будет только через два дня, но это даже хорошо! Он успеет всё сделать: собрать все-все вещи, предупредить Якова и, конечно же, узнать о главных особенностях культуры Японии — не хотелось бы приехать и сразу же ударить в грязь лицом своим невежливым поведением. Они же азиаты, у них особые тараканы в голове.

А ещё стоит подумать о том, как рассказать японке, что с этого дня он будет её тренером. Хотя…

«На месте решу», — кивнул Виктор, набирая номер Якова и готовясь «обрадовать» его своей «гениальной» мыслью.

Примечания:

Когда я пишу оный/оная — это НЕ ошибка. Такое слово есть!

В начале апреля в Хасецу внезапно выпал снег. Юри этому жутко радовалась. Она любила зиму, потому что любила лёд — для Кацуки эти две вещи всегда были связаны.

Когда Юри училась в младшей и средней школе, их городок был полон народу, расцветал буквально на глазах. Весной, летом и осенью она каталась в закрытом Ледовом Дворце, а вот зимой… Зимой её отец всегда заливал футбольное поле, превращая его в каток. И как только вода застывала, превращаясь в толстый крепкий лёд, дети тут же хватали коньки, своих родителей и шли на каток. Конечно, было многолюдно, но Юри это нравилось. Тогда она ощущала себя частичкой большого общества. Кацуки обожала это.

А ещё зимой они с Такеши и Юко всегда играли в снежки. Помнится, мама каждый раз долго их ругала за то, что они вновь промокли до ниточки, но потом всегда давала свои вкусные и горячие свиные котлетки, которые скрывались в животах детей буквально за минуту. Хироко смеялась и клала детям ещё порцию. Конечно, им, как фигуристам, стоило следить за своей диетой, но… разве можно удержаться, когда сочные свиные котлетки так вкусно пахнут?

И, конечно же, зимой было Рождество. В эти дни посетителей на горячих источниках всегда было много. А, следовательно, было и много работы. Но Юри это нравилось. Она любила помогать родителям и сестре. Да и праздновать Рождество в большой компании было веселее.

И спустя аж десять лет Юри не утратила своей любви к снегу. Правда, теперь ей, вместо игры в снежки, надо было браться за лопату и чистить крыльцо с дорожкой. Но даже это Кацуки делала с радостной улыбкой — хорошая разминка перед тренировкой.

После того, как она скопировала выступление Виктора, прошло всего два дня. Юри в один миг стала звездой интернета, ей названивали представители Международного Союза Конькобежцев, пытаясь заставить её повторить свои четверные прыжки — четверной Флип и четвертной Лутц. Так же постоянно названивали её знакомые фигуристки и друзья из школы в Детройте. Кацуки пришлось отключить телефон, предупредив Пхичита, Милу и Селестино, чтобы связывались с ней только через Скайп.

Весь день она провела в Ледовом Дворце — единственном месте, где она могла успокоить свои нервы.

Дома её встретила радостная мать, улыбчивый отец, обескураженная сестра и… пудель. На секунду Юри подумала, что это Вик-чан, однако тут же одёрнула себя: Вик-чан мёртв, а других собак они не заводили.

— Он приехал с каким-то красивым иностранцем, — тут же произнесла Хироко. — Он точь-в-точь похож на того мужчину, чьи плакаты висят у тебя в комнате.

У Юри будто что-то в сердце оборвалось. Мужчина на её плакатах? Неужели Виктор?.. Но что он тут делает? Он приехал разобраться с ней за то, что она скопировала его произвольную программу? И как он вообще узнал, где она живёт?

В голове тут же появилось куча мыслей, начиная от самых абсурдных, заканчивая самыми идиотскими.

— А… Где он сейчас находится?

— На источниках.

Юри сорвалась с места. Ей было плевать, что она девушка и сейчас бежит в мужскую купальню. Ей было плевать, что хвостик на голове растрепался, а очки вот-вот съедут. Она даже не обращала внимания на мужчин, когда ворвалась в купальню. Её волновал только один человек, чьё имя сейчас отдавалось эхом в голове.

— Виктор, — прошептала Юри, смотря на живую легенду.

Никифоров сидел в источниках и улыбался. Его нос и щёки чуть покраснели от резкого контраста холодного воздуха и горячей воды. Волосы были влажными и серебрились под светом фонаря. Голубые глаза смотрели по-доброму, но в то же время изучающе. Капельки воды стекали по груди прямо в онсен.

— Юри! Рад тебя видеть, — на английском произнёс мужчина. — Не виделись с прошлого Гран-При. А у вас тут довольно мило. Мне нравится Япония!

— Что вы здесь делаете? — тихо спросила девушка.

— Как что? — искренне удивился Виктор, вставая. — Теперь я буду твоим тренером.

Кацуки теперь чем-то напоминала рыбу: никак не могла выдавить из себя ни слова от шока, удивления и смущения. Во-первых, сам Виктор Никифоров сказал, что станет её тренером. Во-вторых он сделал это, будучи голым. Ну, а в-третьих, сейчас Юри видела то, что мечтали увидеть многие фанаты Никифорова.

Девушка тут же отвернулась и выбежала из бани. Конечно, в Японии от детей ничего не скрывали, но… Но это всё равно было смущающе!

* * *

— Юри, давай спать вместе! — раздался радостный голос у неё под дверью.

Кацуки тихо чертыхнулась. Родители хорошо воспитали девушку, однако пять лет в Детройте и три дня общения с Виктором сделали своё дело.

Никифоров напоминал японке какую-то заводную игрушку, чей заряд никогда не кончится. Он был активным, радостным, всегда везде бегал, всё время что-то тараторил, что-то рассказывал и расспрашивал. В общем, веселился, как только мог. А еще он, кажется, был садистом, ибо тренировки были тяжёлыми. Конечно, после ТАКОГО провала в финале Гран-При, Юри набрала пару килограммов, но ведь не десять же, чтобы её так гонять!

С одной стороны, девушка проклинала Виктора, так как поначалу заниматься было тяжеловато — её тело практически отвыкло от подобных нагрузок. Но, с другой стороны, она была ему очень благодарна. Всё же он неплохо справлялся со своей новой должностью.

Но вот его внезапные перепады настроения и всегда умилённое выражение лица иногда заставали девушку врасплох. Да уж, в реальности кумир зачастую оказывается не таким, как по телевизору. Многие фанаты разочаровываются, но Юри это нравилось.

Ей очень нравилось, что Виктор не играет какую-нибудь выдуманную роль, а остаётся самим собой, пусть за некоторые поступки его арестовали бы, пожалуйся Юри в полицию. Но она этого не делала, так как понимала, что Виктор — иностранец, и ему чужды японские понятия вежливости и приличия.

Например, Никифоров совсем не знал, что такое личное пространство. Несколько раз он приходил к ней посреди ночи и заваливался спать. На утро девушка просыпалась, придавленная его тушкой. Было тяжело, но в то же время жарко и… приятно? Фигуристке казалось, что Виктор в такие моменты слышал бешенный стук её сердца и специально проводил носом по её шее, или же чуть крепче сжимал в объятиях. От такой близости кружилась голова, а Кацуки убеждала себя, что это лишь фанатская влюблённость, ничего более! В конце концов, она три недели встречалась с Пхичитом, пока на неё с плакатов смотрел Никифоров.

К слову, о плакатах! Юри сняла их в тот же день, как приехал Виктор. Просто так, на всякий случай. И, как оказалось, она поступила правильно, иначе от заговорщицкой улыбочки и невинно-ехидных вопросов она бы не сбежала. А ещё ей просто-напросто было бы стыдно перед тренером, если бы он знал, что её комната вся обклеена его плакатами.

Зачастую на тренировках, когда Юри демонстрировала свои наработки по произвольной программе к Гран-При, Виктор подъезжал слишком близко, их лица находились в паре сантиметров друг от друга. Никифоров всегда касался её слишком непринуждённо, но слишком будоражаще, от чего девушка краснела. Когда его руки были тёплыми, Юри казалось, что она тает. Когда же были холодными — толпы мурашек проходили по её спине. В обоих случаях девушка смущалась, отскакивала от фигуриста и делала вид, что всё в порядке.

Когда Кацуки показывала ему Хасецу, Виктор всегда задавал слишком личные, как казалось Кацуки, вопросы. Был ли у неё парень? Сколько лет знакома с Нишигори? Почему встала на коньки? Что больше всего любит? Какой её любимый цвет? Какие языки изучала? И многое-многое другое…

И, конечно же, Виктор всегда всё фотографировал. Юри не была против, однако иногда ей приходилось спасать своего незадачливого тренера. Например, однажды он сфотографировал милую молодую девушку на телефон, а та заметила это и сразу же пристала к нему с претензиями.

Как бы это ни было печально, но в Японии домогательства — большая проблема. Многие японки, если замечают, что мужчины фотографируют их без всякого разрешения, воспринимают это как домогательство и тут же требуют компенсации. И зачастую они таким образом выманивают из незадачливых мужчин деньги.

Но, к счастью, Юри смогла остановить назревающий конфликт. Молодая японка её внимательно выслушала, покивала, вздохнула и, пригрозив Виктору, ушла.

— А что я сделал не так? — не понял Никифоров.

Юри тяжко вздохнула.

Может, он и её кумир, тренер и человек, с которым она живёт под одной крышей, но это не меняет того, что проблем от него невпроворот.

* * *

Юрий зевнул и снова обновил ленту в Инстаграме. В школе начались каникулы, тренировки сегодня не будет, а, следовательно, целый день ему делать нечего. Разве что валяться на кровати, гладить кота и залипать в телефоне.

Внезапно взгляд Плисецкого зацепился за новую фотографию на страничке Виктора. Хэштеги гласили #Ninja и #Hasetsu. Перевод второго слова он не знал, поэтому тут же воспользовался Гуглом. Оный тут же выдал ссылки на маленький японский городок в регионе Кюсю.

Юрий еще раз зашёл в Инстаграм, но уже непосредственно на страницу Виктора. Минуту назад он залил ещё три фотографии с хэштегом этого города. Подписи присутствовали:

«Юри рассказала про замок Хасецу. Представляете, там жили настоящие ниндзя!», — было написано под фотографией, на которой Виктор и его пёс стояли на фоне какого-то японского замка.

«На источниках хорошо! Чувствую себя обновлённым», — Виктор, одетый в халат, улыбался и показывал знак мира. Рядом крутился Маккачин, а сбоку в кадр попала какая-то женщина лет пятидесяти.

«Хироко-сан готовит такие вкусные котлетки! Как бы лишний вес мне не набрать», — на фотографии были изображены котлеты. Выглядели они очень сочно и вкусно.

«А это Маккачин и Юри! Я так рад, что они поладили!», — фото явно было сделано тайком, ибо было немного смазано, но Юрий смог рассмотреть лицо девушки. Ничем не примечательная, в больших очках и какая-то зажатая.

И почему Виктор бросился к ней, решив забить на Гран-При?

Плисецкий, конечно, видел её выступление год назад. И оно было отвратительным. Девушка постоянно ошибалась, падала, но вставала и каталась дальше, чтобы потом снова упасть. Парень видел — с ней что-то случилось, но в тот момент его переполняли злость из-за того, что она смеет показывать такое отвратительное выступление. Чувства не должны мешать катанию — так он считал. И поэтому накричал на девушку в коридоре, когда она возвращалась из туалета, где долгое время плакала. Её слёзы взбесили юношу ещё больше.

Но её копирование выступления Виктора… Юрий признался сам себе: это было интересно и удивительно. Тогда, на видеозаписи, была не эта домашняя девочка в чуть съехавших очках, а красивая и уверенная в себе девушка, которая не боялась падений, не боялась осуждения или чего-либо ещё. Она отдавала всю себя льду. Да и выглядела она иначе, чем год назад: уверенная, стойкая, храбрая, но вместе с тем такая нежная и печальная, под стать музыке, которую она сама создавала своими движениями.

Плисецкий раздражённо хмыкнул и заблокировал телефон, падая на кровать.

И из-за этой девчонки Виктор нарушил своё обещание? Из-за неё он сорвался с места и уехал в богом забытый городок? Ради неё он забросил свою карьеру? Решил поиграть в тренера только ради этой ничем непримечательной японки?

Юрий резко сел, чем напугал свою кошку. Раз так, то он сам приедет к Виктору и заберёт его обратно в Россию! Напомнит о своём обещании и заставит стать его тренером!

Осталось только придумать, как лететь. Однако тут ему подсказал интернет: можно долететь до Китая, а там до Токио. И уже от Токио на поезде или самолёте отправляться на все четыре стороны.

Хорошо, что у Юрия осталось достаточно средств в копилке. Да и от выигрыша после Гран-При среди юниоров кое-что осталось (большую часть денег Юрий передал дедушке). Теперь осталось только купить билет и лететь.

Конечно, Плисецкий краем сознания понимал, что его действия весьма и весьма необдуманные, решение принято на скорую руку, и вообще, он сам по себе очень импульсивный, но отказываться от своей идеи Юрий не хотел и не собирался: Виктор должен выполнять свои обещания! А если тот о них забывает, то он, Юрий, напомнит ему!

Юри хотелось плакать от безысходности. Свернуться где-нибудь в клубочек и плакать. А ещё проклинать своего тренера. Ей-богу! Все матушкины труды по воспитанию дочери пошли коту под хвост с появлением Никифорова.

Вчера Виктор решился и сделал ЭТО. Юри винила себя — она не проконтролировала этот процесс, и ужасное произошло. А что она делала в этот момент? Правильно, пыталась побороть желание растрепать волосы тренера.

В итоге теперь все знают, где они находятся, а Кацуки так и не дотронулась до волос Никифорова. Ну почему они так серебрятся на солнце? Нельзя же так с хрупким фанатским сердечком!

Хироко была счастлива, Тошия был счастлив, Мари была счастлива, Виктор был счастлив, даже Маккачин был счастлив. И одна Юри грустила.

Она, конечно, любила общество, но не любила находиться в центре внимания и не любила давать интервью. Она вообще чувствовала себя просто ужасно перед камерами: волновалась, запиналась, краснела и, в конце концов, сбегала. А вот Виктор был полной противоположностью: радостно тараторил что-то, улыбался и всячески нахваливал Хасецу, из-за чего количество гостей тут увеличилось.

В основном были японцы, ибо получить визу в Японию, если ты не спортсмен, актёр, репортёр или же важная шишка в правительстве, непросто. Тут либо по приглашению японца, либо долго и муторно ждать, когда же тебе выдадут визу.

— Юри, вот ты где! — Виктор, наконец-то отделавшись от репортёров, нашёл девушку в её комнате. Юри сидела за компьютером и что-то печатала. — Ты чего сбежала?

— Не люблю журналистов, — ответила Кацуки, а Никифоров просиял. Вот он — маленький кусочек полезной информации о его ученице.

Вообще, Кацуки была какая-то зажатая сама по себе. Она не верила в себя, не верила, что может сделать что-то. Однажды Виктор подсмотрел за ней на катке, когда она думала, что находится одна и её никто не видит. Тогда Юри была раскрепощённой и живой. Она идеально выполнила свои прыжки, сделала волчок и дорожку шагов. И сама Юри была идеальна! Мужчина смотрел и не мог оторваться.

Кацуки, сама того не осознавая, с каждым днём заставляла Виктора всё чаще и всё внимательнее смотреть на неё, любоваться. Она приковывала его взгляд к себе вне зависимости от того, как выглядела и что делала.

Фигуриста пугало, что его отношение к девушке начинает меняться. Раньше он такое испытывал — у него было несколько девушек, а однажды он даже хотел сделать предложение одной из них, но не срослось — они расстались. И сейчас, смотря на Юри, Виктор понимал, к чему всё идёт, однако всячески старался это отрицать. Он не хотел обжечься сам и обжечь Юри. Она же такая милая и хрупкая, её надо оберегать и защищать.

Порой Кацуки напоминала мужчине кролика. Она была такой же боязливой, но в то же время могла укусить. Правда, пока не сильно: лишь слегка, потому что сама боялась. А ещё, как кролики меняют цвет шубки, дабы подстроиться под климатические условия и время года, она меняла свою модель поведения, дабы подстроиться под других.

С семьёй она была мягкой и нежной, с тройняшками Нишигори — строгой и доброй, с Юко и Такеши — дружелюбной и весёлой. А с Виктором — милой и стеснительной. Она соглашалась со всем, что скажут, старалась избегать конфликтов и была доброй со всеми. Но, не смотря на это, она зачастую делала всё по-своему. Наверное, сама Юри этого не замечала, но Никифоров видел.

— Тогда, — мужчина встал позади девушки и положил ладони на её плечи, поглаживая их, а после наклонился к её уху, шепча: — предлагаю тебе пробежаться по набережной до Ледового Дворца. Я буду ждать тебя там.

Виктору определённо нравилось смотреть, как Юри краснеет. Тогда она становилась такой милой, что хотелось затискать её! Но он сдерживался, лишь улыбнулся и провёл рукой до локтя девушки, после чего резко отстранился и сделал вид, что ничего не было.

Юри заторможенно кивнула, кликом мышки отослав Пхичиту сообщение в Gmail, и встала со стула, выключая компьютер. Виктор внимательно наблюдал за ученицей, буквально сканируя все её действия. В груди поселилось недовольство. Что это ещё за Пхичит такой, которому она написала такое огромненное письмо на английском? И почему он ни разу не слышал об этом парне?

Никифоров был немного раздражён, но не показал этого.

А Юри спустилась вниз, переобулась и отправилась на пробежку, скрываясь от глаз журналистов. Как же хорошо, что она такая неприметная!

Виктору пришлось хуже. Журналисты «напали» на него, стоило ему показаться у них на глазах. Никифоров тут же заявил, что у него дела и вообще, надо тренировать свою ученицу. Конечно, работники телевидения и газет с журналами тут же ломанулись за ним — в Ледовый Дворец. Правда, догнать его им было не суждено: мужчина умчался на велосипеде, по пути обогнав Юри и приметив смутно знакомую спину в леопардовой кофте. Вход в Ледовый Дворец журналистам и репортёрам был закрыт — тройняшки Нишигори и их родители хорошо выполняли свою работу.

Большую толпу людей Юри заметила издалека, поэтому, глубоко вздохнув, прибавила ходу, делая вид, что никого нет и игнорируя всех и вся. Лишь взобравшись по ступенькам и скрывшись за дверью, девушка смогла расслабленно выдохнуть. Она уже хотела последовать дальше, как кто-то грубо схватил её за руку, больно сжимая.

— Ну, привет, плакса. — Этот холодный и раздражённый тон Юри узнала сразу. Обернувшись, она подтвердила свою догадку. Это тот самый парень, который наорал на неё в прошлом году. Как же его звали? Его имя ещё было похоже на её… Юмо… Юли…

«Точно! Юрий!»

Оставался только один вопрос: что он здесь забыл? Он же в этом году дебютирует во взрослой группе на финале Гран-При и должен тренироваться под началом своего тренера! Но Плисецкий сам ответил на её вопрос:

— Виктор обещал, что создаст короткую программу для меня, если я выиграю юниорские соревнования без использования четвертных прыжков. И вот, когда я выполнил свою часть сделки, он внезапно сорвался и улетел в Японию. Что ты такое сделала? Как приманила?

— Я ничего не делала! Клянусь! Я просто откатала его программу, а он уже сам прилетел. — В глазах девушки читалась паника.

— Тц, — Юрий раздражённо цокнул.

Эта девчонка! Как же она надоела! Она же слабая, глупая и совершенно бесполезная! Как она может показать что-то дельное всему миру? На что она надеется? На что надеется Виктор?

— Мы только обсуждали возможную программу. Но если хочешь, ты можешь с ним поговорить. Я провожу. — Она мягко улыбнулась.

«Бесит» — Юрий резко отпустил руку японки.

Та лишь покачала головой, чем ещё больше разозлила Юрия, и повела его к катку.

Вся злость подростка пропала в один миг, стоило ему увидеть Виктора. На смену гневу пришло удивление. Эти движения… Неужели?..

— Наработки Виктора к произвольной программе на следующем Гран-При, — медленно произнёс Плисецкий. — Он всегда умел удивлять всех, мир буквально был в его руках. Но теперь, чтобы он ни сделал, никто не удивится. Думаю, его отгул на год был последним шоком для всех. И Виктор знает это лучше других.

Юри вздрогнула. Этот импульсивный подросток, вечно идущий на поводу у своих чувств и эмоций, был прав. Чертовски прав. Кацуки и сама заметила, что в спортивных журналах перестали писать о том, какой Виктор удивительный, лишь сухая строчка «опять взял золото».

Как-то, напившись саке, Никифоров признался ей, что у него пропало вдохновение, и он хотел бы уйти из фигурного катания, заменить его на что-то другое, так же связанное со льдом. Юри его тогда отговаривала, но сама прекрасно понимала мужчину. Когда нет мотивации и вдохновения — это ужасно, ты ничего не можешь сделать, всё буквально валится из рук. Рано или поздно выигрывать золото для Виктора стало бы скучным занятием, фигурное катание надоело бы окончательно, но он продолжал бы: того просто требуют зрители. И потом, наверное, в голове Никифорова засела бы неприятная фраза, которую не так давно Юри слышала в одном аниме про спорт «победить меня могу только я сам». Это было бы высокомерно и эгоистично, но Юри осознавала, что рано или поздно венец первенства надоедает.

С другой стороны, есть этот молодой Юрий Плисецкий, чьи мечты светлы и чисты. Он хочет победы, и — тут Кацуки вынуждена с ним согласиться — он сможет удивлять зрителей. Юри читала, что его уже называют «достойной заменой Виктора Никифорова». Возможно, они и правы, ведь Юрий был талантлив, настоящий гений! Но он бы точно так же выгорел рано или поздно, стоя на пьедестале и не сходя с него.

Юрий закричал так громко, что девушка дёрнулась от неожиданности. А потом застыла, не говоря ни слова, лишь восхищаясь Юрием. Он был так уверен в себе, уверен в Викторе и уверен в своей победе. Он знал, чего хотел. Он жаждал быть первым, жаждал стать знаменитым фигуристом и, конечно же, жаждал выйти из тени Виктора и стать личностью.

А чего хотела она?

Юри не раз задавалась этим вопросом. И каждый раз не знала, что ответить. Она мечтала стоять на пьедестале вместе с Виктором, но сейчас он рядом — стоит только протянуть руку. Теперь он — её тренер. С одной стороны, она рада, но с другой задаётся вопросом: зачем? Она ведь решила покинуть фигурное катание! По сути, прокат произвольной программы Виктора должен был стать последним в её карьере фигуристки. Дальше она, наверное, помогала бы родителям, встретила хорошего парня, нарожала бы детишек и умерла счастливой.

Слова Юрия о том, что Виктор должен вернуться в Россию, резанули её сердце, словно тупым ножом. Девушка ошарашенно уставилась на тренера. Неужели он уйдёт? Никифоров задумался, от чего всё внутри Юри связалось в тугой комок.

Ну конечно он уйдёт! Перед ним стоит выбор: бедная и подавленная она или же подающий большие надежды и уверенный в себе Юрий. Естественно, он выберет второго.

— Решено! — внезапно заявил Виктор, улыбаясь. — Я создам для вас выступления на основе той музыки и тех движений, которые я хотел использовать для своей короткой программы.

— В смысле? На ту же музыку? — удивилась Юри.

— Хочешь сказать, что у меня будет такая же программа, как у этой плаксы? — прорычал Юрий.

— Нет. У этой музыки есть несколько аранжировок, и я всё никак не мог решить, какую из них выбрать. — Виктор развёл руками. — Но для каждого из вас я придумаю свою программу, только дайте мне пару дней. А потом, через неделю, можно будет провести соревнование. И победит тот из вас, кто больше удивит публику!

Юри уже хотела было возразить, но Юрий самодовольно произнёс:

— Отлично! Тогда ты выполнишь желание победителя.

Если Кацуки и думала, что хуже быть не может, то она ошибалась. Тройняшки Нишигори, будучи очень ответственными, слишком самостоятельными и немного азартными в свои пять лет, решили взять на себя (а, соответственно, и на своих родителей) организацию этого соревнования, сделав его достоянием общественности.

Казалось бы, все были счастливы и рады, однако возникла ещё одна проблема: Юрию было негде поселиться. При выборе жилища Плисецкий произнёс, что не может оставить Виктора и Юри вместе, а то девушка его соблазнит и заставит остаться её тренером. На этих словах Юри, конечно же, возмутилась. А ещё стало очень обидно и неприятно. Пусть даже от чужого человека, но всё равно слышать это было отвратительно.

Кацуки предложила ему заселиться в «Ю-топии», после чего развернулась и ушла. Захотелось разреветься, но девушка сдерживалась, мысленно обзывая себя тряпкой.

А вот её родители были только рады.

Вообще, в Японии очень почитали гостей. И даже если им не были рады или они приходили не вовремя, японцы всегда проявляли уважение и внимательность. Даже самый низкий, очень официальный поклон, в сорок пять градусов и более доставался не боссу на работе или знакомым и друзьям, а именно гостю — это японцы впитывали в себя с молоком матери. Это же впитала Юри, её сестра и её родители.

С каждым часом девушка всё отчётливее понимала, что с Юрием так просто не поладить. На неё напала меланхолия и тоска. Смотря на Виктора и Плисецкого, девушка всё больше осознавала, как глубока пропасть между ней и Юрием. Он был талантливым, его потенциал был выше, чем у неё. Да он сам так легко и непринуждённо разговаривал с Виктором! Юри понимала, что сама она так никогда не сможет. Ей это не дано. От этого становилось тоскливее и поганее на душе.

— Лёд. — Она прикрыла глаза. Скорее бы добежать до Ледового Дворца, встать на коньки и прокатиться.

Виктор её сдерживал, запретил кататься, пока девушка не сбросит эти несчастные пять килограмм. И Кацуки слушалась. Но теперь, когда она стала такого же веса, как и на прошлом Гран-При, она может спокойно кататься. Тем более, каток всегда был единственным местом, где она может выразить все свои чувства и успокоиться.

А рядом бежал Маккачин и радостно лаял. Кацуки улыбнулась.

Всё ещё впереди, так что стоило прекратить хандрить.

Примечания:

В общем! Когда я пишу «Эрос», «Агапэ», «Филия» и т.д.) с большой буквы и в кавычках — это название прграммы. Когда я пишу (Эрос, Агапэ, Филия и т.д.) с большой буквы, но без кавычек — это понятие и последующее разъяснение того, что оно означает. Когда я пишу (эрос, агапэ, филия и т.д.) с маленькой буквы — это чувство.

С каждым днём Юри было всё сложнее и сложнее.

Все комнаты в «Ю-топии» были заняты, количество посетителей было огромным, постоянные тренировки и так изматывали, так ещё и Хироко заболела. Юри буквально разрывалась: приготовить еду, пробежать вдоль пристани, убраться в комнатах, поменять матери компресс, вычистить ванные, обслужить гостей, потренировать тройные прыжки, улучшить дорожку шагов, прибрать снег, вытерпеть Виктора и попытаться поладить с Юрием, который с лёгкой руки Мари теперь звался Юрио. У девушки не оставалось сил ни на что. Конечно, отец и сестра ей помогали, но троих человек было недостаточно. Рук постоянно не хватало. По вечерам Кацуки заваливалась в постель и тут же засыпала, забывая переодеться. А потом вставала в шесть утра и шла готовить завтрак или прибирать снег — в зависимости от того, кто должен был готовить еду в этот день — они с Мари по очереди стояли у плиты. Их отец по утрам занимался тем, что мыл пол в коридоре и в зале. В «Ю-топии» старались сохранять чистоту, поэтому полы мылись ежедневно по утрам.

Виктор, видя состояние ученицы, хмурился, а потом ему в голову пришла воистину замечательная идея!

— С этого дня мы с Юрио будем вам помогать! — объявил мужчина за завтраком.

Юри удивлённо глянула на тренера, а Юрий подавился омлетом.

— Не смей меня так называть! — закричал парень. — И я не собираюсь помогать этой плаксе!

Юри нахмурилась. Как же её раздражает, что Юрий называет её плаксой! Ну подумаешь, плакала один раз при нём! Она же проиграла, и у неё собака умерла! Она имела полное право поплакать в туалете!

— Не стоит. Всё же вы гости, — вслух произнесла девушка, мысленно напоминая себе, что гостей надо уважать, а на Юрия обижаться бесполезно.

— Вот видишь. — Плисецкий хмыкнул.

— И всё же мы тебе поможем. Это будет неплохой тренировкой. Не вечно же пресс качать. — И улыбнулся.

Юрий понял сразу: не отвертится. Если Виктор что-то решил, то так оно и будет. Его было практически невозможно переубедить. А если уговорить кого-нибудь у него не получалось, то он шёл на маленькую хитрость или вовсе, не спрашивая, делал, что ему захочется. И именно эту черту характера в своём подопечном так ненавидел Яков. Ох, сколько ругани на этот счёт Юрий выслушал в своё время!

После обеда, сгрузив все тарелки в посудомойку, все трое принялись одеваться — надо было помочь Мари убрать снег с крыльца. Казалось бы, апрель, а мело так, словно они в Сибири посреди зимы!

Кацуки-старшая стояла, оперевшись на лопату, и курила, задумчиво глядя в утреннее небо. Потом, завидев приближающуюся троицу с лопатами, улыбнулась. Юрий что-то бурчал на русском и, судя по взгляду Виктора, это «что-то» было не самым цензурным.

Вчетвером работа пошла быстрее и легче. Юрий, как оказалось, на даче часто грёб снег вместе с дедушкой, когда они приезжали туда на Новый год. Виктору же было непривычно, но он старался не показывать своих слабостей, лишь ворчал, что уже слишком стар для такого, за что получил прозвище «старик» от довольного Юрия — хоть какая-то выгода от такой работы. А именно — возможность лишний раз поглумиться над Никифоровым.

Когда они всё-таки прибрались, при этом успев немного поиграть в снежки, пробило двенадцать часов. Постояльцы выползали из своих комнат и отправлялись гулять по Хасецу. Тогда-то и начиналось время для уборки в комнатах.

— Значит так! Когда будете убираться, помните: нельзя трогать вещи наших гостей. Если вы их передвигаете, то всегда возвращайте всё на место! Если что-то разобьёте, то платить будете сами. И, пожалуйста, не сломайте ничего, — дала наставление Юри.

Плисецкий нахмурился. Безусловно, Кацуки по-английски говорила легко и свободно, однако слишком быстро. Юрий не успевал переводить в голове, слова смешивались кучу, а от смысла сказанного оставался лишь бледный призрак. Тем более, Юри часто использовала слова, перевод которых российский фигурист не знал.

Виктор, заметив напряжение на лице парня, повторил наставления Юри по-русски.

— Ты считаешь, что я настолько туп, что не смог перевести её слова? — тут же разозлился Плисецкий.

— Но ты так задумался…

— Я думал о том, когда же всё это кончится! Надоело уже! — Парень развернулся. — Я пошёл убираться, а вы как хотите.

Как бы Юрий не злился и не кричал, он был благодарен Никифорову, но показывать этого не собирался — было отвратительно даже думать о том, какую одновременно глупую и счастливую рожу скорчит этот старикан!

А Юри, глядя вслед блондину, улыбнулась, мысленно делая пометку, что в следующий раз будет говорить помедленнее. И вообще, надо бы подтянуть английский её соперника. Повернувшись к притворно обиженному Виктору, Кацуки тихо рассмеялась, чем вызвала удивление оного. Помахав рукой, мол, всё в порядке, поспешила скрыться в ближайшей комнате, немного покраснев: она только что смеялась над своим кумиром! Ужас! Он же мог принять её за дуру!

Уборка заняла где-то часа четыре, после чего троица, радостная и уставшая, поспешила за стол — Мари приготовила изумительное овощное рагу. За обедом они молчали: Юри не знала, о чём говорить, Виктор был занят тем, что наслаждался вкусной едой, а Юрию было всё равно. Маккачин же лениво лежал на полу и, кажется, дремал. Одним словом, идиллия.

Далее по списку была тренировка в Ледовом Дворце. Пока Юрий и Юри тренировали дорожки, Виктор наблюдал за ними, мысленно делая пометки. В его голове примерно выстроилась программа каждого из этих двоих.

Юрию, с его невероятной грацией и красотой, он собирался дать что-нибудь воздушное, лёгкое, что могло бы раскрыть его натуру всему миру. Все привыкли, что Плисецкий всегда выступает до безумия прекрасно, за что в своё время парень и получил прозвище «Русская фея», однако теперь нужно что-то такое, что открыло бы зрителям нового Юрия, заставило бы посмотреть на него под другим углом. Но в то же время, чтобы всё оставалось в стиле самого Плисецкого.

А вот с Юри было сложнее. Кацуки была, конечно, милой и весьма привлекательной девушкой, однако слишком зажатой и закомплексованной. У неё были великолепные родственники и друзья, но они не могли вытащить девушку из своей скорлупы: их и так всё устраивало. Но не устраивало Виктора.

Он считал, что Юри должна показать истинную себя. Когда она одна на льду — она уверенная, целеустремлённая и до безумия прекрасная. Нежная, привлекающая внимание, немного игривая, сводящая с ума. Хочется смотреть на неё, не отрываясь. Вот только видеть её такой никто не может. Юри боится показывать такую себя кому-либо, поэтому он, Виктор, просто обязан заставить её это сделать! А для этого нужна сногсшибательная программа, которая будет полностью противоположна её характеру.

И, если для Юрия он уже подобрал Агапэ — тему безусловной любви к богу, как гласит христианское представление, и мягкой, жертвенной и снисходящей к ближнему любви, как утверждали древние греки. Ролло Рис Мэй, американский психолог, говорил, что агапэ представляет собой форму бескорыстной любви, связанную с беспокойством по поводу благополучия других людей, которая находит своё выражение в непрекращающейся отзывчивости и постоянном беспокойстве по поводу окружающих.

Виктору больше нравились мысли Ролло и греков.

Можно было бы предложить Юри Сторге — тему любви к родственникам, однако тут девушка ничего такого в себе не раскроет. Эта тематика была словно создана для неё, однако она не позволила бы девушке развиваться. Виктор видел, как спортсменка любит свою семью, но знал, что Сторге не для неё. А про Юрия тут и говорить нечего: у Плисецкого есть только дедушка, ради которого он и катается. Но, как и в случае с Юри, это бы застопорило развитие паренька, как фигуриста.

Филия — любовь к друзьям. У Юрия их не было. Он не сможет откатать то, что никогда не испытывал. Юри же, пусть и любит семью Нишигори, не до конца осознаёт всю их значимость в её жизни.

Оставался Эрос — ещё один вид проявления любви, как считали древние греки. Тут Виктор не был уверен. Юрию катать такое рано, пусть дети в России и так всё прекрасно знают о таких вещах. Предложить Эрос Кацуки он не мог: девушка бы посчитала его извращенцем. Да и сам Никифоров не был уверен, что Кацуки хоть раз испытывала подобное. На вопросы о бывших парнях или влюблённостях девушка отмалчивалась, из чего фигурист сделал вывод, что ничего такого она в своей жизни не испытывала.

В общем, всё было сложно.

— Эй, старикан! Мы всё! Если хочешь, можешь и дальше тут сидеть, а мы пошли обратно, — вывел его из раздумий раздражённый голос Плисецкого.

— Точно! Переодевайтесь и идём! — Виктор кивнул, бросая взгляд на Юри.

Какую тематику любви выбрать? Есть ли возможность взять Сторге? Или всё же Филию? А, может, рискнуть всем и ухватиться за Эрос?

Девушка повела плечами и отвернулась. Такое внимание к своей персоне пусть и было приятно, но настораживало.

Дома, поужинав, девушка отправила Юрия и Виктора в мужскую купальню, а сама вместе с Мари отправилась в женскую. Народу там было немного.

После горяченькой ванны и болтовни ни о чём Юри жутко хотелось спать. Тошия понятливо кивнул и отпустил дочь в кровать. Переодевшись в пижаму, девушка сняла очки, выключила свет и легла в кровать, прижимая к себе большого плюшевого медведя. Его некогда подарил ей Пхичит. С тех пор девушка не могла отказаться от игрушки и засыпала только с ней. Это могло показаться странным и даже каким-то детским, но Юри было плевать. Главное— мягко и удобно.

И только она задремала, как послышался странный шум и возня у двери. Кто-то переругивался на незнакомом ей языке.

— Кто там? — спросила она, нашарив на тумбочке очки и надев их.

Возня мигом затихла, и Кацуки, нахмурившись, разглядела лица посетителей. А потом слегка склонила голову на бок.

— Виктор? Юрио? Что вы здесь делаете?

— Я Юрий! Не называй меня этим глупым прозвищем! — тут же разозлился Плисецкий.

— Мы пришли спать с тобой, — тем временем ответил Никифоров, закрывая дверь на замок и проходя босиком по полу. А потом, как будто это привычное дело, хотя в последнее время оно и было для него привычным, забрался к Юри под одеяло. — А у тебя тут тепло. О! И Михалыч тут!

Поначалу Юри не понимала, какого Михалыча Виктор имеет в виду. Но теперь, спустя примерно полнедели, до неё дошло, что это он о медведе.

— Ах ты! — вскричал Юрий, и тут же запрыгнул с другой стороны, пробираясь к стене. — Я не позволю тебе соблазнить его, чёртова плакса! Я требую равных соревнований, а потому буду спать с вами, чтобы ты точно свои руки не распускала!

— Да не собираюсь я никого соблазнять! — Было бы светло, Юрий бы увидел, как брюнетка покраснела. — И вообще, вон отсюда! Оба! Это неприлично!

Плисецкий удивлённо глянул на Юри. Эта девчонка что, умеет злиться? Так, значит, она не такая мягкотелая, как ему казалась!

— Старикан уже задрых, поэтому никуда я не пойду.

— Тогда пойду я. — Юри хотела было поползти назад, в ноги, дабы выбраться с той стороны, но Юрий и Виктор одновременно накинули на неё свои руки, не позволяя двигаться.

— И не надейся. Как ваш тренер, я должен узнать вас получше.

Кацуки сомневалась, что совместный сон на одной кровати, которая едва-едва вмещала три тушки, сможет как-то помочь узнать друг друга лучше.

— Так в России принято. — Виктор улыбнулся, крепче обнимая ученицу.

Юри промолчала. Чёрт, потом надо будет поискать в интернете, что принято в России, а что нет. А то в последнее время её посещает довольно навязчивое чувство, что её обманывают.

— Врёшь, — тем временем по-русски произнёс Юрий.

— Конечно, — хохотнул Никифоров. — Зато действенно.

Плисецкий согласно кивнул: Юри перестала вырываться и, вздохнув, замерла. Всё равно кровать маленькая, поэтому ночью Виктор упадёт на пол, а там можно будет и самой выбраться. Крепко прижав к себе медведя, она закрыла глаза. Было жарковато.

Никифоров же довольно улыбнулся сквозь дремоту. Юрий, сам того не ведая, помог ему определиться с короткой для Юри.

Примечания:

Наклонный текст — либо мысли, либо разговор на русском.

— Первая музыка называлась «О любви: Агапэ». Как Юри и сказала, эта тема характеризует нежную и безусловную любовь. Вторая — «О любви: Эрос», — пояснял Виктор, стоя перед своими учениками. — Тема страстной и пылкой любви. Я хочу, чтобы вы откатали эти две противоположные программы.

Юри и Юрий кивнули. Каждый из них догадывался, какая программа кому достанется. Кацуки будет танцевать «Агапэ» — нежную и безусловную любовь. Она будет воспевать своего возлюбленного на льду, будет рассказывать всему миру, как сильно любит его и раскроет душу зрителям. Плисецкий, в силу своего вспыльчивого характера, присущей дерзости и самоуверенности, будет катать «Эрос». Пусть он и не познал настоящий страсти, но что мешает ему создать её? Сделать нечто похожее? Он молод, красив и никогда не отступает. Он покажет всем не страсть к человеку, а страсть к любимому делу: к фигурному катанию, ко льду.

— Юри, ты будешь танцевать «Эрос», Юрио — «Агапэ».

Кацуки схватилась за голову, Плисецкий закричал. Впервые оба одновременно, совершенно синхронно, пусть и мысленно, усомнились в своём тренере и в его умственных способностях. Ну, кто будет давать зажатой и закомплексованной девушке, у которой даже отношений нормальных ни с кем не было, тему страстной любви? А резкому и злящемуся на всё и вся подростку, у которого даже друзей толком нет, тему безусловной любви?

Только сумасшедший, не иначе.

А Виктор сумасшедшим и был.

— Вы должны делать противоположное тому, чего от вас ожидают люди. Иначе как их ещё можно удивить? Таков мой девиз. — Он поднял вверх указательный палец, не переставая улыбаться, из-за чего Плисецкому захотелось хорошенько приложить горе-тренера лицом о бортик катка. Пару раз. Пару сотен раз. — Да и вы сами намного посредственнее и обычнее, нежели думаете. Вам нужно больше знать о своих недостатках. Я удивлён, что вы думали, что можете сами выбрать собственный образ. С точки зрения зрителей вы просто поросёнок, — он посмотрел на Юри, — и котёнок, — перевёл взгляд на Юрия. — И если вы не будете соответствовать моим стандартам к следующей неделе, я не поставлю хореографию никому из вас. А так как вы оба мои поклонники, то я уверен, что вы справитесь.

Кацуки вздрогнула и бросила мимолётный взгляд из-под опущенных ресниц на Юрия. Он также был удивлён.

Вообще, Юри было немного обидно. Она понимала, что Виктор прав. Она и Плисецкий — просто посредственности, которые, несмотря ни на что, могут чем-то удивить народ. Вот только удивлять уже некого: журналисты разъехались ещё два дня назад, в гостинице уже практически никого не осталось, а город вновь такой же пустой, будто и не было этого набега людей. Теперь видеозапись в интернете, где она откатывает программу Никифорова, никому не интересна, а то, что Виктор стал её тренером — не новость.

Юри чувствовала себя, словно зверушка в зоопарке: все на неё смотрят, восторгаются, а когда наскучит — уходят. И она зачем-то должна продолжать всех удивлять, придумывать что-то новое, необычное, чего от неё не ждали. Разве это то, к чему она стремилась? Нет. Тогда зачем ей всё это?

Ах, да, потому что к ней теперь примкнули две «зверушки» из соседних клеток. Один уже перегорел, истратил своё вдохновение, но продолжает пытаться сделать хоть что-то, удивить людей, заставить их смотреть на себя. Виктор любил всеобщее внимание. Юри знала, что он — дитя сцены. Юри подозревала, что в будущем он выкинет что-то такое, чтобы все говорили только о нём. Юри боялась, что однажды это наскучит Виктору и он найдёт новое интересное занятие, уедет, бросив её.

Второй, Юрий, молодой и безбашенный. Он готов удивлять зрителей, он может это делать, и он удивляет их. В двенадцать лет он сделал свой первый тройной прыжок. В тринадцать — четверной. В прошлом году он победил без четверных, набрав наибольшее количество баллов и обогнав соперника на пятнадцать целых сорок сотых. Он пылает огнём страсти. Вот только долго ли он будет гореть в нём? Неизвестно. Для этого нужен стоящий противник. Такие во взрослой группе найдутся — Отабек Алтын и Кристоф Джакометти, например, которые в прошлый раз заняли второе и третье места. Или тот же Жан-Жак Леруа, впервые собирающийся участвовать в Гран-При — прошлые соревнования он пропустил из-за травмы. Юри могла с гордостью заявить, что и её друг Пхичит тоже не лыком шит. Пусть в прошлом году он и не прошёл, зато в этом упорно тренировался и явно нашёл ту самую, идеальную музыку.

Но Кацуки знала: Плисецкий такой же гений фигурного катания, как и Виктор. Год-два, и первое место с золотой медалью будут его и только его.

— Хорошо. Я откатаю «Агапэ» — мой дебют во взрослой группе зависит от этого. Так что тебе лучше подготовить для меня выигрышную программу, старикан! — разозлился Юрий.

— Старикан? Мне всего двадцать семь! — огорчился Виктор, но тут же воспрял духом. — Именно от тебя зависит, выиграешь ты или нет.

— Если я выиграю, то ты, Виктор, вернёшься со мной в Россию и станешь моим тренером.

Одно-единственное слово, произнесённое Виктором в ответ, пошатнуло хрупкий внутренний мир Юри и чуть не разрушило его. «Конечно». Он согласился на это условие с лёгкой улыбкой на губах и задорным кивком головы. Никифорову явно было весело. Он развлекался и наслаждался ситуацией.

Двое фигуристов будут соревноваться друг с другом, дабы он стал их тренером. И может быть только один победитель: Юри не могла поехать в Россию, так как должна помогать на горячих источниках, Юрий не мог остаться в Хасецу, так как у него учёба, а Виктор не мог разорваться.

— А что насчёт тебя, Юри? — спросил Виктор.

«Я хочу, — внезапно поняла она, — чтобы ты остался. Остался и учил меня, был моим тренером. Я хочу выиграть золото сначала на Национальных в сентябре, потом на Гран-При в декабре, после в Чемпионате Четырёх Континентов, в Зимней Универсиаде в феврале, в Чемпионате Мира в марте. Я хочу кататься под твоим руководством. Хочу знать, что ты меня поддерживаешь. Хочу гордиться тобой, и хочу радовать тебя своими успехами. Хочу доказать всему миру, что ты не зря стал моим тренером».

— Что ты хочешь сделать, если выиграешь?

Слова застряли в горле. Нет, она не плакала, но и не стеснялась. Она просто не могла это сказать. А если она проиграет? Виктор же уедет, а слова, произнесённые ей мысленно, никогда не сбудутся. Она так и останется с пустыми надеждами. Она не была уверена, что все эти соревнования ей сейчас нужны, однако…

Однако так была хоть какая-то цель в жизни, что-то, к чему она может стремиться. Она хочет победить. Пусть и не там, не на Соревновании Четырёх Континентов, не на Гран-При, нет. Она хочет победить Юрия Плисецкого, доказать, что она опытнее, лучше, выше, красивее, что она сможет удивить публику!

Она просто хотела подольше пообщаться с Виктором. Пусть он её иногда и раздражал, иногда удивлял, но всегда дарил улыбку и радость. Она не хотела, чтобы это всё закончилось через какую-то жалкую неделю. Ей недостаточно.

— Я хочу съесть кацудон вместе с тобой и Юрио, Виктор, — ответила она. — Я хочу выигрывать и есть кацудон вместе. Поэтому я откатаю «Эрос».

Виктор улыбнулся.

— Прекрасно!

Юри опустила взгляд на лёд. Что ж, она не соврала. Просто не всё сказала.

— А теперь я покажу вам ваши программы. Сперва будет программа Юрио, «Агапэ».

Плисецкий и Кацуки ушли с катка. Никифоров взял в руки пульт и нажал на кнопку. Заиграла музыка.

Юри поражённо выдохнула. Программа была сложной, но такой… прекрасной. Виктор словно парил по льду, не касаясь его. Он был лёгок и невинен, будто перед ней вновь стоит тот пятнадцатилетний юноша, а не двадцатисемилетний мужчина.

Он любил всё и вся. Он любил лёд, любил воздух, любил коньки, любил людей, любил это здание, любил этот мир и любил бога. Безгранично, безусловно, беспрекословно. Юри казалось, что даже если его как-то потреплет жизнь, он всё равно будет любить её и окружающих. Нежность и возвышенное чувство любви смешались в нём, заставляя Юри задыхаться от восторга. Наверное, возьми она «Агапэ», она бы не смогла так. Казалось, что на это способен только Виктор.

— Ну, что думаешь? — спросил российский фигурист.

— Отлично. Я почти запомнил.

Кацуки стряхнула с себя пелену восторга, который захватил её, и взглянула на Юрия. Да ладно? Как он мог запомнить это? Всё выступление Юри не могла отвести взгляд, не могла думать ни о чём, кроме Виктора на катке. Она даже за его дорожками шагов не следила, лишь краем сознания отмечая их сложность. Выступление Виктора её поглотило, всосало в себя и не хотело отпускать. Колени слегка дрожали. Как Юрий не мог испытывать того же? Она даже пропустила приход Юко из-за выступления кумира!

— Юри, дальше твоя программа.

Музыка изменилась. Больше не было того нежного напева на латыни и признания в любви ко всему миру. Нет. Теперь это была страстная музыка. На ум почему-то приходили тореадоры, танго, фламенко и Испания.

Юко улетела с фонтаном крови из носа, и Юри мысленно с ней согласилась. Виктор был горяч. Куда девался тот невинный ангел? Остался лишь демон-соблазнитель. Он будто играл со своей жертвой, показывал себя, свои лучшие качества, но не давал большего. Виктор показывал всю страсть, он наслаждался музыкой.

Он теперь не просто любил мир. Он наслаждался им, утопал в его пороках, тонул с головой в похоти, не мог выбраться из зыбучих песков страсти, заманивая туда зрителей. Он был слишком прекрасен, слишком соблазнителен и слишком горяч. На ум пришла шуточка из интернета: «встало то, чего нет».

Юри сглотнула. Сможет ли она так же? Сможет заставить всех смотреть только на неё? Сможет завести публику? Сможет соблазнить зрителей? Сможет соблазнить Виктора?

Вспомнились шуточки Юрия.

Не сможет.

Как пить дать, не сможет.

И дело не в её умениях, а в жуткой неуверенности в себе. Сколько бы Минако-сенсей не билась, она ничего поделать не могла: Кацуки была всё такой же стеснительной. Единственное время, когда она вылезала из своей скорлупы — это когда выпивала. Но давать ей выпить перед соревнованиями — явно плохая мысль. Кто знает, что произойдёт?

— Юри, — проникновенно произнёс Виктор, и Кацуки вздрогнула. Он в своей обычной манере подъехал слишком близко, — ты сможешь. Не стесняйся. Встань на коньки и катайся. Прочти какую-нибудь книгу с высоким рейтингом и представь всё описанное там с тобой и твоим любимым человеком.

— Н-но у меня нет такого человека, — возразила девушка, краснея и отъезжая назад.

Виктор кивнул. Значит, у неё никого нет, и она никого не любит. Одновременно это успокаивало и не нравилось мужчине.

Улыбнувшись, он вновь подъехал к ней.

— Тогда представь меня. — Он знал, что играет с огнём, что девушка может испугаться и убежать, но иначе он не мог. Характер и простое детское любопытство не давали ему держать язык за зубами.

— Что? Нет-нет-нет-нет-нет! — Она замахала руками. — Ни за что! Ты — мой тренер! Я не могу такое представлять. Это слишком стыдно и…

— Тогда Юрио.

— Нет! Не буду я ничего читать и не буду никого представлять! — Кацуки притопнула ногой и развернулась с пылающими щеками, после чего поехала к выходу с катка. — Пойду отработаю основы.

В полной тишине Юри ушла из помещения, только дверь громко захлопнулась за ней. Никифоров удивлённо моргнул, а после обернулся к Юрию.

— Она, что, обиделась?

— Конечно. Она ж тебя боготворит, холит и лелеет. Чтобы она — да подумала о тебе в таком направлении? Пф, — Плисецкий фыркнул, — и не мечтай. Для неё ты не больше, чем кумир или просто тренер. Да и какая разница? Давай лучше тренироваться.

Двадцатисемилетний фигурист осуждающе глянул на ученика. Слова Юрия оставили неприятный осадок в его душе.

— Тебе надо научиться нормально общаться с людьми. Да и вообще, быть более доброжелательным, а то друзей никогда так и не будет.

Плисецкий поджал губы и закатил глаза. Друзей у него не было. В школе в начальных классах над ним смеялись из-за трико, балета и фигурного катания. Он дрался, ругался и кричал. Его деда постоянно вызывали к директору, родители других учеников ругались и называли его невоспитанным, а Юрий лишь сидел, вжавшись в кресло, и выслушивал всё.

А однажды, в классе шестом, взорвался. Не вытерпел и высказал всё. Он не сдерживался, говорил отборным русским матом: ему было плевать, что рядом дед, а напротив сидит директор. Он высказывал всё, что в нём накопилось. Его отругали, но из школы не выгнали. Мать попалась понятливая и уже сама наказала своего ребёнка за то, что тот обижал другого мальчика. За что, собственно, и получил.

С тех пор с ним себя вели осторожно. Юрий не стал лишним в классе, с ним общались, но никого из своих одноклассников он не мог назвать другом или подругой. Только знакомыми, не более.

Своими словами Виктор задел старую рану Юрия. Плисецкий только делал вид, что ему плевать, но на деле его это волновало. Как волновало и отсутствие родителей. Конечно, дедушка старался ему заменить маму с папой, но, слушая рассказы одноклассников о весёлых каникулах с родными, он завидовал и чувствовал тянущую куда-то вниз боль. Сердце неприятно ныло.

Настроение было окончательно испорчено.

«Агапэ» не получалось от слова «совсем».

Плисецкого бесил Виктор, бесило это чёртово «Агапэ», бесило это место, бесила Юри, бесили постояльцы «Ю-Топии», бесила семья Нишигори, бесил каток, бесил храм, бесила доброта и наивность семьи Кацуки. Одним словом, фигуриста бесило всё, что его окружало. И, вполне возможно, причиной тому была непривычка. Юрий не привык, когда все вокруг беспокоятся о нём, помогают ему, готовят для него, тренируются с ним. Слишком непривычно, слишком резко и слишком… по-домашнему? Пожалуй, да.

Из всех родственников у Юрия был только дедушка со стороны матери. Родители мальчика без вести пропали, когда ему было всего восемь лет.

Мать долго задерживалась на работе, но, приходя домой уставшей и измученной, дарила сыну всю свою любовь. Отец же, выросший в детском доме и не знавший своих родителей, содержал всё домашнее хозяйство.

Двадцать пятого сентября две тысячи девятого года родители маленького Юры улетели в отпуск в Паданг — город, являющийся морским портом в Индонезии. Тридцатого сентября произошло землетрясение в Тихом океане, у южного побережья острова Суматра.

Фигурист помнил этот день очень отчётливо.

Он, как и всегда, вернулся из школы в двенадцать часов и зашёл на кухню. А там, словно каменное изваяние, поджав губы и смотря в экран небольшого телевизора, сидел его дедушка. Юрий не знал, что произошло, но понимал — нечто очень плохое. Таким своего деда, Николая Плисецкого, он видел только один раз — когда скончалась его жена и бабушка Юрия. Посмотрев на мальчика, дед слабо улыбнулся и пообещал, что всё будет хорошо.

Спустя неделю безрезультатных звонков родителям, спасатели сообщили: Ирина и Даниил Плисецкие числятся без вести пропавшими. Их тела либо не были найдены, либо не были опознаны. Восьмого октября Юрий впервые увидел, как плачет его дед — закалённый войной мужчина, дважды герой Советского Союза, участник Битвы за Москву и один из освободителей Белоруссии.

В тот день мир маленького Юры пошатнулся.

Сейчас же Плисецкий, пусть и скрывал это, испытывал зависть. Несмотря на всю любовь к дедушке, ему тоже хотелось иметь людей, которых он мог бы называть мамой и папой.

Вообще, приехав в Хасецу, он не ожидал ничего нового, вот только Юри, которая неизменно была рядом, несмотря на все его обидные слова и прозвища, почему-то напоминала ему мать. Кацуки была такой же милой, мягкой, доброй и домашней, как его мама.

Юри вкусно готовила. Все мамы вкусно готовят. Юри хорошо убиралась. Все мамы хорошо убираются. Юри тепло улыбалась. Все мамы тепло улыбаются. Юри была очень заботливая. Все мамы заботливые. Юри дарила тепло. Все мамы дарят тепло.

За прошедшие шесть дней от начала их совместного проживания Юрий два раза чуть не назвал Юри мамой. Плисецкий боялся этого чувства, как огня. Он не понимал: почему так происходит? Как? Зачем? Это ему такая месть свыше за то, что он в своё время был нелюдимым и грубым? Или, быть может, натворил что-то ужасное в прошлой жизни?

Вот только ни в бога, ни в перерождение Плисецкий не верил. Как бы дед не старался привить внуку православие, у него ничего не получалось — Юрий остался при своём мнении.

Юри тихо смеялась, когда Виктору приходила новая дурацкая идея; Юри глупо хлопала глазами, когда ей говорили сделать какую-нибудь дурость; Юри не возмущалась, когда Юрий опять её обзывал; Юри послушно исправляла все свои ошибки; Юри заботливо мазала синяки от падений на спине Юрия; Юри хмурилась, отчитывая Никифорова за то, что он снова «издевался» над Плисецким; Юри закатывала глаза, вновь с утра обнаруживая Юрия под боком, а Виктора с Михалычем в руках на полу; Юри смотрела «Дораэмона», пока готовила завтрак на всех; Юри непринуждённо каталась на льду, делая тройные и четверные прыжки; Юри громко радовалась, найдя свой эрос; Юри примиряла конфликты, возникающие между Юрием и Виктором.

Юри, Юри, Юри, Юри, Юри, Юри!..

Она была везде! Всегда приходила на помощь, всегда делала всё без спроса, всегда понятливо улыбалась и, чёрт возьми, была такой заботливой, что это раздражало, заставляло рвать на голове волосы, скрывать счастливую улыбку и стараться не обращать внимания на бешеный стук сердца в груди.

Плисецкий терялся, падал, вставал и снова ехал вперёд. Впереди была цель — выиграть «Горячие источники на льду» и сделать Виктора своим тренером. Но с каждым днём, с каждым часом Юрий понимал, что без Юри это будет уже не то. Вечное чувство, что чего-то не хватает, будет преследовать его постоянно, пока в один день он не прилетит в Японию и не заберёт Кацуки в Россию. И плевать, что у неё тут семья, друзья и работа. Юрий хотел побыть эгоистом хоть раз, сделать так, чтобы всё было, как хочет он.

Фигурным катанием он начал заниматься только для того, чтобы порадовать маму, которая любила этот вид спорта; в свою школу, а не в ту, в которую он хотел, он пошёл только потому, что там раньше учился его отец; четверные он не прыгал, потому что таков был уговор с Виктором и ему надоели крики Якова; первые места он выигрывал потому, что деду нужны были лекарства, а на пенсию в России не поживёшь — это Юрий знал с самого детства; он отказывался от всякого фаст-фуда из-за строгой диеты. Но теперь хотелось хоть раз поступить по-своему, сделать то, чего он так хочет, а не то, что ему надо.

Юрий не понимал, почему же он согласился научить Юри четверному Сальхову. Вернее, старался не обращать внимания на ответ, всплывающий в его голове каждый раз перед сном.

Юри стала очень дорога Юрию.

Улыбаясь, Виктор наблюдал, как Плисецкий и Кацуки копаются в его вещах — он предложил своим ученикам взять костюмы из его коллекции. Громадное количество чемоданов, в которых и лежали эти костюмы, занимали целую комнату. Никифоров хранил их, как память. Например, в этом он выступал впервые, а вон тот был с Олимпиады в Сочи, где он забрал первое место.

Юрий рассматривал костюмы внимательно, ища идеальный и бурча под нос, что Виктор — тот ещё барахольщик.

Кинув взгляд на восторженную Юри, Юрий увидел, что девушка уже выбрала костюм — чёрный, с блестящими пластмассовыми вставками, которые сверкали на свету.

— Когда я выступал в этом костюме, у меня были длинные волосы. Поэтому он сочетает в себе и женские, и мужские элементы.

Юри широко и глупо раскрыла рот, что-то осмысляя, а потом сорвалась с места, прихватив с собой костюм. Юрий мог поклясться, что видел, как её глаза светятся от радости и счастья. Плисецкий усомнился в её адекватности.

Ночью Юри не вернулась.

Встретил фигурист её только утром, на катке, где уже собралась куча зрителей. Парень незаметно облегчённо выдохнул: с ней всё хорошо. За ночь к нему пришло около сотни глупых мыслей на тему того, куда пропала Кацуки. И, стыдно признаться, из-за этого он не выспался, как следует. А Юри, напротив, была бодренькой и свеженькой. На щеке остался мазок тонального крема, о чём Юрий поспешил её предупредить. В своей, конечно, манере.

Вообще, Юри была сегодня красива, как никогда: нежно-розовые щёки, озорная улыбка, выразительные глаза, ни единого несовершенства на лице, причёска, как у Неджи Хьюги — персонажа из аниме «Наруто», которое крутили сегодня утром по TV Tokyo. Макияж, явно сделанный либо Минако, либо Юко, подчёркивал все достоинства девушки. А помада красного оттенка выглядела вызывающе, под стать эросу.

Так что неудивительно, что как только Виктор увидел свою ученицу, то протёр глаза. Куда делась та милая и застенчивая девушка в больших синих очках? Кто эта страстная и прекрасная особа с уверенным взглядом?

Первым выступал Юрий. Он не боялся. В последнее время Виктор всё чаще хвалил его — «Агапэ» было прекрасно. Кто бы мог подумать, что водопад действительно поможет Плисецкому? Ледяная вода напомнила, как зимними вечерами они с дедушкой возвращались с катка.

«Прекрасное было время», — словно какой-то старик, подумал Юрий.

Стоя посреди катка, он не боялся. Свет и музыка включились одновременно. Первое движение — поднятие вверх левой руки и тут же поворот. Теперь ввысь взметаются обе руки. Отъехав назад, Юрий развернулся. Небывалая лёгкость и свобода переполняли его. Плисецкий был умиротворён. Привычное раздражение исчезло, осталось только тепло в груди и равномерный стук сердца. Сложив руки, словно в молитве, он сделал несколько поворотов. И прыгнул. Тройной Аксель завершился аплодисментами. Юрий знал, что сейчас он похож если не на ангела, то на самого прекрасного в мире человека… Нет! Он является самым прекрасным в мире человеком! А восторженные взгляды толпы и восхищённое лицо Юри — доказательство тому. Все были поглощены его выступлением.

Плисецкий знал, что сейчас он — монстр. Такой же монстр, каким был Виктор. Красивый, совершенный, неподражаемый. Все могли лишь наблюдать за ним, восхищаться. Но никто не был ему ровней. Дорожка шагов, четверной Сальхов и тройной Тулуп заставили зрителей замереть от восторга. А Юрий продолжал. Все смотрели только на него, для них существовал только он, а сам Плисецкий воспевал свою любовь к дедушке, который сейчас где-то в Москве покупал газету; к богу, в которого не верил; к этому месту, подарившему ему столько приятных воспоминаний; к родителям, умершим тридцатого сентября две тысячи девятого года; Якову, ругающемуся, но любящему его по-своему; к Юри, добрая улыбка которой сопровождала его всё это время. А ещё он благодарил их. Благодарил всех их: Виктора, Юко, Такеши, дедушку, Якова, Милу, Георгия, Юри, Мари, Минако, Хироко и Тошию. Он благодарил их за поддержку и обучение, за советы и наставления, за заботу и дружбу. Просто за то, что они появились в его жизни и стали его первыми настоящими друзьями.

Юрий прогнулся в спине, отставил назад левую ногу, поднял руки вверх. Тяжело. Как же это было тяжело! Пот каплями скатывался по виску, щеке и срывался с кончика подбородка. Сердце бешеной птицей стучало в грудной клетке. Дышать было нечем. Слова Виктора доносились словно сквозь вату, но фигурист улыбался и вытягивал вперёд руку. Он победил. Нет сомнений: он одолел Юри.

А потом, стоило Кацуки выйти на лёд, как Юрий понял, как ошибался. Под спортивной кофтой крылся немного перешитый костюм Виктора. Одежда облегала тело девушки, показывая всё и одновременно ничего. Взгляд тоже изменился. За долю секунды из пугливого и расстроенного он стал самоуверенным и зазывающим. Плисецкий не знал, что ей сказал Виктор, но после его слов девушка стала истинным воплощением эроса: горячей, сексуальной, манящей и… недоступной.

Что с ней произошло этой ночью?

Крольчиха стала лисицей. Хитрой, знающей слабости соперника. Если Юрий был воплощением ангела, воспевающего любовь к возвышенному, то Юри была дьяволом, предлагающим любовь земную, плотскую. И Плисецкий начал сомневаться, а точно ли он победит… Ведь неудачный четверной Сальхов не смог испортить харизмы девушки.

Парень посмотрел в сторону Виктора. Взгляд тренера был прикован к Юри. Он следил за каждым её шагом, каждым взмахом руки. Плисецкий мог поклясться: Виктор желал девушку, как никогда. Несмотря на отвратительные ошибки, она притягивала Никифорова. А вместе с ним и всех зрителей как мужского, так и женского пола. Если раньше японка стремилась соблазнить всех, как истинная женщина, то теперь в её номере присутствовали мужские элементы.

«Смотрите все! — буквально кричал весь её вид. — Смотрите и завидуйте! Я прекраснее всех вас! Я могу приманить кого угодно, могу подчинить себе, заставить целовать мне ноги и на коленях умолять подарить поцелуй! Я доминирую над всеми мужчинами и женщинами! Я — лучшая!»

И Юрий мог поклясться: так оно и было. Она действительно доминировала сейчас над всеми. Многие женщины покраснели, мужчины чуть ли не в слюнях захлёбывались, а дети ничего не понимали. О! А чего стоил один взгляд Виктора! Его голубые глаза горели жадностью, страстью, желанием…

Юрию захотелось рассмеяться. Громко, надрывно и… грустно. Он понял, что проиграл даже без объявления результатов. И кто бы мог подумать, что Кацуки заберёт себе тренера именно тем способом, о котором Плисецкий постоянно говорил?

Она его соблазнила!

Развернувшись на пятках, Юрий вышел из помещения, даже не досматривая выступление соперницы. Ему ни к чему прощаться с ними — всё равно Виктор напишет ему в какой-нибудь социальной сети. А он проигнорирует. А потом Юри позвонит по Скайпу и обеспокоенным голосом спросит, как он. Юрий разозлится, но ответит, что в порядке. На этом, наверное, их разговор прервётся, но оба будут рады.

— Да, — кивнул Юрий, забирая чемодан из «Ю-топии», — так всё и будет.

Виктор сел в кровати и схватился за голову. По виску скатилась капля пота. Мужчина провёл ладонью по мокрому лбу, откинул прилипшую чёлку назад и посмотрел на соседнее место. Рядом с ним, слава богу, спал Маккачин, а не Юри. Никифоров не знал, как бы он сейчас смотрел в глаза ученицы.

После отъезда Плисецкого прошло около пяти дней. За это время многое изменилось, начиная тишиной в доме и заканчивая отношениями между Юри и Виктором. Конечно, Юрий не создавал особо много шума, но с ним было веселее, ярче и радостнее. Он всегда спорил и огрызался. Он разбавлял напряжение.

Когда Никифоров, опять не учитывая разницу менталитетов, говорил что-то из ряда вон выходящее или давил на больное (не специально, конечно), Юри обижалась. Причём хорошо так обижалась — как только женщины умеют! Тогда-то юный фигурист, не подозревая ни о чём, мирил их.

Юрий вдохновлял Виктора. Теперь свои силы он черпал из них обоих, а не только из Юри. Плисецкий был молод, быстр, прямолинеен, прекрасен, горделив, статен! Он был выше всех своих бывших соперников на три головы, пусть физически и не перерос свои сто шестьдесят три сантиметра. Он, как и Виктор когда-то, рушил человеческие надежды на победу и дарил мечту — однажды стоять рядом с ним на одном льду.

С одной стороны, Юрия не хватало. С другой, Виктор был счастлив, что его рядом нет, ибо будь он здесь, то тут же назвал его поехавшим стариком. Или мерзким извращенцем, — тут уж на что воображения подростка хватит. А! Он, конечно же, обматерил бы его ещё. А потом приказал бы не приближаться к Юри. Ни за что и никогда. Или, ещё хуже, рассказал бы обо всём самой Кацуки.

Последнее было нежелательно.

Да, Юрий был яркой личностью, которую забыть было невозможно, однако его характер не соответствовал внешности. Кто бы мог подумать, что такой красивый молодой человек может оказаться таким грубияном? Уж он-то не упустит возможности насолить Виктору! И Юри тоже. Хотя, как заметил мужчина, к Юри он относился куда мягче и добрее. Сколько бы он ни фыркал, как бы ни злился, что бы ни говорил, его глаза светились детской радостью при взгляде на Кацуки. Это всегда так умиляло Виктора. Грозный русский волк-тигр был приручен японской крольчихой. Кто бы мог подумать?

Никифоров сполз с кровати и кинул взгляд на часы. Без двадцати шесть. Отлично, чёрт возьми. Вон, даже проснувшийся Маккачин смотрит на него, как на идиота.

— Однажды ты поймёшь меня. — Потрепав старинного друга по макушке, Никифоров пошёл в душ.

Говорят, что сны — это тайные желания. До двадцати семи лет Виктор сомневался в этом, потому что ему всё время снилась какая-то ахинея: то поиски чего-то, то плаванье на корабле, то подсчёт кошек в доме, то стройка детской площадки. Ключевыми образами в его снах были либо какие-нибудь левые люди, которых он видел лишь однажды, либо Маккачин, либо герои каких-нибудь фильмов. Но никогда ему не снился кто-то близкий. Никогда в его снах не было Якова или Лилии, Георгия или Милы, отца или матери.

Но Япония его как-то меняла в плане снов. Сначала он увидел храм Хасецу, на фоне которого сфотографировался, потом родителей Юри, которые сеяли рис, потом Мари и Минако, которые приказали ему отыскать статуэтку на другом конце света. Недавно Юрий в его снах участвовал в спектакле, где он был деревом, а Виктор — камнем. Главную роль почему-то исполнял Отабек Алтын.

Теперь вот снилась Юри. И ладно бы, будь это нечто безобидное, типа подсчёта кошек или того же спектакля, так нет! Сны были такого содержания, которые в России называют высокорейтинговыми.

Никифоров не понимал, что с ним. Вроде, он уже прошёл подростковый период и ему уже давно за двадцать, так почему такие сны вновь приходят? Кризис среднего возраста? Или детство в одном месте решило «подрасти», и теперь это не детство, а неугомонный подросток?

Всё началось пять дней назад. Когда Юри стала победительницей, а Юрий улетел в Россию.

Сначала было удивление — Юри откатала Эрос. С ошибками и недочётами, конечно, но харизма затмевала технику. Виктор знал, что в большинстве своём только ценители фигурного катания могут почувствовать и понять то, что хотел передать фигурист. Кацуки добилась того, что это поняли все.

Потом был жар — Юри радостно обняла его. В нос тут же ударил запах пота, каких-то духов, крема, тоналки и шампуня. Под руками ощущалась тонкая ткань костюма. От осознания того, что это его костюм, стало дурно. Сама девушка была ужасно горячей и запыхавшейся.

После было просто хорошо. Страсть сменилась нежностью, стоило увидеть Юри в её больших синих очках. Она, запинаясь, говорила в микрофон, что будет участвовать в Национальных. Говорила по-японски, а потому Виктор мог лишь улыбаться и кивать, — он ни слова не понимал. А ещё обнимать её, крепко сжимая руку на плече ученицы.

Но всё это забылось с первой ночью, которую он, слава богу, провёл в своей кровати. Во сне Юри была раскрасневшейся не от холода, произносила его имя не обычным тоном, а с придыханием. Она выгибалась не как на тренировке. И Виктор в тот момент был не Виктор. Он был кем-то другим. Не зверем, — как любят сравнивать многие люди, — а страстным любовником. Раньше у него, конечно же, были связи с девушками. Но это было раньше, когда-то давно. Они сами на всё соглашались.

Сейчас же ситуация была сложнее.

Виктор не хотел использовать Юри. Он вообще никогда не использовал людей. Он знал, что для девушки был недостижимой мечтой и целью многие годы. Что же, видимо, теперь всё меняется. Теперь она — недостижимая цель для него. Цель, не мечта. Он чувствует сильную привязанность, страсть и даже довольно крупные зачатки влюбленности, которые пытался раздавить, уничтожить, но не может. Виктору вообще нравились рыжие с серыми или голубыми глазами. Вроде, под этот образ идеально подходила Мила, но Мила для него просто как младшая сестра.

Юри воспринимала Виктора только как тренера, которому было нечем заняться в России, — вот он и приехал в Японию, веселиться, так сказать. Это давило на самолюбие. Никифоров понимал: если она и любит его, то только как фанатка. О большем тут и речи быть не может.

И, в конце концов, Виктор боялся испортить её своими чувствами. Звучало, конечно, странно, но так оно и было. Юри была словно добрая и всепрощающая мать, которая любила своё дитя. Она ухаживала за ним и Юрием, помогала им, вдохновляла, отдавала все свои силы, лишь бы Никифоров снова загорелся, а Юрий воспрял духом.

Однажды Мари рассказала Виктору одну историю.

Когда Юри училась в средней школе, она дружила с одним мальчиком. Тот был крайне неуверен в себе, всё время боялся. Над ним порой смеялись, издевались, а учителя закрывали глаза на это. Он не был изгоем, но был близок к этому. Юри же, не обращая внимания на всех остальных, помогала ему с учёбой, готовила утром бенто в школу на двоих, поддерживала его начинания, ездила вместе с ним в школу. Маленькая девочка отдавала все свои силы, лишь бы её другу было хорошо и уютно. Она изматывала себя, придумывая ночами, как поддержать его.

«Она отдавала всю себя. Каждый день она возвращалась домой измотанная, но счастливая», — говорила Мари. И у маленькой Юри вышло. Друг стал храбрее. Они пошли в одну старшую школу, но попали в разные классы, лишь на третьем году обучения снова были вместе.

Юри была слишком доброй и слишком светлой. Она жертвовала собой, своим здоровьем и своим благосостоянием для других. Она просто не умела иначе. А запятнать её, такую воздушную и будто бы прозрачную, он не мог. Он мог покорить вершины, он мог облететь весь мир, мог выиграть золото пять раз подряд, но запятнать Юри не мог.

Выйдя из душа, Виктор вернулся в комнату и вновь взглянул на время. Шесть сорок. Значит, можно и Юри будить. А потом под предлогом утренней тренировки выгнать её на улицу и заставить задуматься о короткой программе. Чем не идеальный план?

Быстро одевшись, Никифоров буквально влетел в комнату девушки. Та крепко спала на левом боку. На щеке была тонкая ниточка слюны, веки чуть подрагивали. Фигурист на секунду замер, а потом тихо рассмеялся. Быстро достал телефон, выключил вспышку и сфотографировал! Теперь у него на экране высвечивалась та же картина, что и на кровати перед ним. Широко улыбаясь, Виктор поспешил залить эту фотографию в Инстаграм, где уже находилось несколько подобных. Правда, на них были изображены либо все втроём (с подписью «семья фигуристов», либо Юрий и Юри («Мои ученики такие милые! Особенно Юрий, когда спит и молчит~»)). Поколдовав над фильтрами, Никифоров добавил местонахождение и задумался о подписи. Действительно, чего бы написать?

«Юри с утра такая милая!»

Но тут же стёр. Не подходит.

«Японцы так крепко спят».

Это также подлежало удалению. Нельзя же всех под одну гребёнку!

«Как думаете, Юри оценит пробежку в семь утра?»

Вот она! Идеальная подпись!

Нажав на галочку, Виктор заблокировал телефон и подошёл к Юри, замерев над ней. И как же её можно разбудить? Растолкать? Включить музыку? Вылить графин воды? Или, как сделал ему самому однажды Плисецкий, кинуть замороженных овощей в кровать?

Решив начать с самого безобидного, Виктор нагнулся над ученицей и потряс ту за плечо.

— Юри! На дворе уже май, начало последнего месяца весны. А потому пора бы и короткую делать.

— Ммммм, — было ему ответом.

Виктор надулся. Юри его вынуждает делать ужасные вещи! На секунду призадумавшись, он широко распахнул занавески на её окне и открыл его. Май был прекрасен: тепло, немного душно, ярко, волнительно, будоражаще! Ночью моросил дождь, а сегодня от него и следа не осталось, — жаркое солнце испарило всю влагу.

— Юри! Новый день на дворе! Вставай же! У нас куча дел!

Девушка поморщилась — в комнате стало слишком ярко — и медленно раскрыла глаза.

— Виктор? Что ты тут делаешь?

— Бужу тебя! Наступил май, на улице жара, а у тебя ещё короткой программы нет!

— Сейчас же только без пятнадцати семь. Ты издеваешься?

— Вставай! — Мужчина буквально горел энтузиазмом. Ему так много всего хотелось сделать! Да он мог бы и горы свернуть, и опуститься на самое дно Марианской впадины, лишь бы этот день не кончался! — Придумал! Мы сегодня не будем тренироваться. В смысле, вечером ты растянешься, как и полагается, но сейчас мы поедем в Фукуоку!

— Что? Зачем? — Кацуки резко поднялась на кровати, ошалело смотря на Виктора.

— Я вчера прочёл в интернете, что там есть башня высотой в двести тридцать четыре метра! Говорят, там такая смотровая площадка! Оттуда видно целый город! Мы обязаны туда съездить!

Кацуки упала лицом в подушку и обречённо застонала. Если Виктор что-то решил, его не переубедить. Проверено на собственном опыте раз -дцать. Да и не только на собственном. — Юрий тоже страдал. На тему Маккачина девушка точно не знала, но порой ловила на себе печальные взгляды пса.

Юрий…

Его не хватало. Незаметно, но очень громко он стал частью её жизни. Влился в привычный быт, изменил его. По утрам девушка стала замечать, что приготовила слишком много супа, слишком много кальмаров отварила, слишком много картофеля начистила, слишком много салата нарезала. Их теперь было на одного человека меньше, а она всё никак не могла с этим свыкнуться: по привычке звала Плисецкого к столу, по привычке вешала второе полотенце на дверь в мужской купальне, по привычке ждала, когда же он вставит свою колкую фразочку. А потом трясла головой и напоминала себе, что Юрий теперь в России, в Санкт-Петербурге. И его тренер не Виктор, а Яков.

Вообще, если верить Миле — давней подруге и отличному информатору Юри — за Плисецкого взялась Лилия Барановская — бывшая жена Якова и такая же бывшая прима-балерина.

Переведя взгляд из-под ресниц на Никифорова, девушка поднялась. Всё это время он думал о том же самом.

Ста шестидесяти трёх сантиметров желчи, сарказма, русского мата и неповторимой красоты на льду не хватало им обоим.

Что такое Фукуока? Это префектура. Это город с особым административно-правовым статусом. Это крупный порт. Это индустриальный центр. Это центр японско-китайско-корейских связей. Это крупный торговый центр. И это город, куда захотел поехать Виктор в семь часов утра.

Юри широко зевнула. С каждой секундой в сон клонило всё больше и больше. Вчера ночью она долго общалась по Скайпу сначала с Пхичитом, а потом с Милой. Первый всё восторгался тем, какой же Селестино хороший тренер, и даже прислал несколько видео со своими наработками по короткой программе. Бабичева же долго трещала о своём бывшем парне, хоккеисте, а потом перешла на тему Юрия и Лилии. Оказывается, эта женщина неплохо так взялась за Плисецкого — парень теперь целыми днями занимался в балетной студии.

— Он согласился отдать ей не только тело, но и душу. И всё ради победы, — заявила Бабичева.

Юри только печально кивнула. Виктор ей уже рассказывал страшилки на ночь в виде Барановской и её методов обучения. Но, смотря видеозаписи, сделанные Милой урывками, Кацуки со смесью восхищения и ужаса понимала, что Плисецкий стал ещё лучше кататься.

«Он точно монстр фигурного катания», — подумалось ей тогда.

А пока остальные тренировались и готовились выступать на льду, Юри и Виктор ехали на автобусе в Фукуоку. Конечно, Кацуки восторгалась Виктором и считала его самым лучшим в мире фигуристом и просто замечательным тренером, но порой его поступки раздражали. Хотелось разозлиться и крикнуть, что ей надоели его выходки, однако это было не в её характере, да и, честно говоря, японке и самой было интересно такое неожиданное мини-путешествие. Конечно, было бы неплохо, будь оно устроено попозже. Например, днём, а не рано утром.

Японские автобусы компании «Willer Express» перевозили пассажиров из одного места в другое по вполне доступной цене. Пожалуй, если у иностранца не было специальной карточки, с помощью которой можно было экономить на транспорте в Японии, то такие автобусы являлись самым оптимальным и лучшим вариантом. Во-первых, они были практически повсеместно. Во-вторых, относительная дешевизна устроила бы любого. А в-третьих, комфорт и уют были обеспечены.

Забежав в автобус и выбрав места для сиденья, Виктор тут же начал восхищаться окружающей обстановкой, сравнивая её с российскими автобусами такого типа. В этот момент Юри почувствовала небывалую гордость за свою страну: в России, как оказалось, всё было хуже в этом плане. Также Никифоров отметил тент, сказав, что у его знакомых есть детская коляска с таким же капюшоном, как его ещё называют. Юри кивнула, — они действительно были похожи. Вообще, в солнечные деньки такой тент хорошо скрывал от солнца, палящего в боковое окно.

Им предстояло ехать не менее трёх часов, и за это время Юри надеялась выспаться. Ключевое слово — надеялась. Потому что Виктор тут же завёл разговор сперва о короткой программе, а потом, переключившись на лёд, плавно перешёл к своему прошлому.

Кацуки было бы очень интересно услышать, как Никифоров решил заниматься фигурным катанием, однако эту историю она знала наизусть, а сон, как на зло, подкрался именно сейчас. Поэтому, прикрыв глаза буквально на секунду, она ещё какое-то время пробыла на грани между сном и реальностью, после чего всё-таки уснула, уткнувшись подбородком в ямочку между ключицами. А российский фигурист, кажется, и не замечал, что его единственная слушательница заснула.

Только когда он повторил несколько раз вопрос: «А что у тебя на эту тему?», он заметил, что Юри была где-то далеко отсюда. С секунду Виктор молчал, а потом тихо рассмеялся, накрывая её тентом — на всякий случай.

На протяжении дальнейшей поездки он молча наблюдал за пейзажами за окном. Улицы сменялись многочисленными магистралями, магистрали — зелёным полями, навевающими воспоминания и тоску по России.

Виктор не был ярым патриотом, но особую любовь к родине он имел и пытался как-то помочь своей родной стране. А именно — выигрывал золотые медали, чтобы Россия была хоть где-то первой, чтобы Россия утёрла нос всему миру и чтобы Россия возвысилась над всеми другими странами.

Конечно, его побуждения были не так чисты, как многие могли подумать. В действиях Никифорова мелькал и дух соперничества. Вот только победить он стремился не фигуристов из других стран, а Евгения Плющенко, и занять его место «Короля Льда». Казалось бы, что может быть проще? Плющенко уже тридцать четыре года, у него была травма мениска, в две тысячи десятом его вообще лишили права допуска на соревнованиях ИСУ. Но потом, правда, восстановили. А с две тысячи четырнадцатого Евгений официально закончил свою карьеру, лишь изредка выходя на лёд. И то, чтобы просто покататься. Казалось бы, вот она — отличная возможность для Виктора показать себя. Но он продержался всего год. Без своего вечного соперника стало скучно, а выиграть золотые медали — раз плюнуть. Не было былого запала.

И что ему делать теперь? Копить медали, чтобы их было больше? А смысл? Какой в этом смысл? Его нет. Разве что в старости сидеть и вспоминать, как он раньше катался. А потом печально вздыхать, понимая, что ни одна золотая медаль, как бы приятна она ни была, не принесёт стакана воды и не назовёт дедушкой. О семье Виктор не мечтал, однако в данном случае это было лучшим примером.

После отлёта в Японию стало как-то легче. Юри стала его личным катализатором: она принимала все эмоции Виктора, обхаживала его самого и заботилась о Юрие. Кацуки дарила тишину, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне — именно то, чего Никифорову всегда не хватало. И он загорелся идеей — сделать Юри победительницей, показать всему миру, как она прекрасна, доказать всем, что она самая лучшая!

Виктор перевёл взгляд на ученицу, чьё лицо было скрыто, а после положил свою ладонь на её руку, лежащую на подлокотнике. И только сейчас, при соприкосновении с тёплой кожей, Никифоров понял, что дрожал всё это время. Но от чего больше, воспоминаний, волнения, озноба, тоски, предвкушения, мечты, надежды, он не знал. Легонько сжав пальцы Юри, он вновь повернулся лицом к окну.

Почему-то на ум пришли воспоминания о том, как он, будучи маленьким мальчиком, сидел в дедушкиной Оке тёмно-зелёного цвета и смотрел на пейзажи, мелькавшие перед ним. Такие же поля и леса сопровождали его по пути на дачу, находящуюся в каком-то захолустье: Виктор давно не посещал её.

Перед глазами тут же предстал старый дом с тремя большими комнатами. В самой большой спали его родители, в той, что была чуть поменьше, дедушка и он, маленький Витя. Третья комната была гостиной, в которой стояла красная печка, зимой согревавшая всю их семью. Так же в доме присутствовала маленькая кухня и большая закрытая терраса, которую они называли просто «холодной комнатой», потому что там всегда было холодно. Летом она спасала от уличной жары, а зимой в неё нельзя было даже сунуться — дверь примерзала намертво. Участок у них был большой, даже очень. А прямо за участком находился лес, куда маленький Витя вместе со своими друзьями, Костиком и Стасом, бегал собирать грибы, играть в войнушку, кувыркаться. В своё время дед, Владислав Викторович Никифоров, сделал им там качели, скрепив деревяшку с двумя канатами и повесив это сооружение на ветки берёзы.

Вообще, дед маленького Вити был мастером на все руки. В одиночку он построил поленницу, которая, фигурист мог поклясться, стоит и по сей день. Именно Владислав Викторович соорудил печку в их доме, на которой Витя, признаться, любил поваляться. Что может быть прекраснее, нежели лежание на матрасе на тёплой печке, подложив под голову подушку, слегка пахнущую пылью и укрывшись тяжёлым одеялом, которое так сложно было сушить после зимней мерзлоты, ведь в это время года промерзал весь дом. Конечно, к весне он оттаивал, но вещи становились влажными, пахли сыростью. И, пожалуй, именно эти запахи — сырости, влаги, пыли, солнечного света, старости и духоты — сопровождали маленького Витю всё его детство.

Для мальчика не было большей награды, чем сон на печке. Его мама даже придумала маленькую хитрость: за хорошее поведение и послушание будущему фигуристу разрешалось там спать. За плохое поведение его порол дед. Поэтому Витя всегда был послушным ребёнком, всегда помогал своим родителям и всегда стремился быть лучше в их глазах.

Его мама всегда была предприимчивой женщиной. Она выросла коммунисткой. Всю свою жизнь она посвятила коллективному труду, работая усердно и добросовестно. Она была предана своей стране всей душой. В двадцать восемь она родила Виктора. Как раз в год начала распада СССР. Никифоров знал, что его мать, к тому же, верила в судьбу. Фатализма ей было не занимать. И если уж она решила, что родить сына в таком тёмном для Советского Союза году — это к беде, то ничто не могло её переубедить.

Витя честно пытался доказать матери, что он лучше, чем она думает, и что от года рождения и событий, происходящих в этом году, ничего не зависит, но не мог. Светлана Владиславовна, безусловно, любила своего сына, но невидимая стена из предубеждений не позволяла мальчику в полной мере насладиться осознанием того, что у него есть мать. Отец же, как помнил Витя, любил курить трубку и зачастую спорил с женой. Так, благодаря Александру Вячеславовичу, мальчик встал на лёд.

И вот, после появления качелей, к их дружной компании прибились две девчонки: Людка, которая была на три года старше их, и Катька, местная задира. В последнюю Витя даже был какое-то время влюблён. Она не была похожа на всех его знакомых девчонок, и это нравилось мальчику. Но, как известно, первая любовь безответная. Вот и Катька не обращала на него внимания, а сам Витя, в свою очередь, даже не показывал своих чувств.

И так, впятером, они играли целыми днями.

Помнится, тогда ходила легенда, что по лесу бродит маньяк, который крадёт детей и продаёт их. Байку придумали озабоченные сохранностью своих чад родители. В общем, история получилась хорошая и крепко засела в головах детишек на многие годы. По преданию, этот маньяк каждый раз выглядел по-разному, меняя свою внешность с помощью париков, накладных частей лица и сменной одежды.

И вот, прогуливаясь однажды по лесу и играя в догонялки, друзья наткнулись на очень подозрительного мужчину. Он, как помнил Виктор, был светло-рыжим, с кудрявыми волосами и тонкими усами. Конечно, при взгляде на незнакомца, дети тут же закричали, как резаные, и побежали прочь. Потом приукрашенная новыми событиями история о том, как они вырвались из лап маньяка, разлетелась по всей деревушке.

И лишь спустя годы Виктор понял всю абсурдность ситуации.

За лесом находилась баня, и этот мужчина шёл по единственной тропинке, ведущей к ней. Шёл, никого не трогал, как вдруг появились пятеро детей, заметили его и тут же громко завизжали и убежали куда подальше с криками «маньяк». И, Никифоров был уверен, что эту историю тот мужчина ещё долго рассказывал своим друзьям в бане. Сам же Виктор, вспоминая её, трясся от смеха: какими же глупыми они были!

К концу каждого лета маленький Витя возвращался в Санкт-Петербург, оставляя друзей, — они были местными и учились в местной школе. Было грустно расставаться с ними, однако мальчик знал, что он обязательно вернётся сюда. Он даже какое-то время вёл дневник, куда кривым почерком записывал всё произошедшее с ними. Однако вскоре он забросил эту идею — он забывал писать, что произошло, и порой записи не появлялись месяцами, да и какой был смысл в дневнике, который на самом деле являлся двенадцатистраничной тетрадкой в клеточку, если все воспоминания откладывались в памяти?

С тех пор, как Витя начал заниматься фигурным катанием, он уже не имел так много свободного времени, чтобы ездить на дачу. Теперь его приоритетом были соревнования и победы в них.

Таким образом, общение с дачными друзьями потихоньку сошло на «нет».

Внезапно Юри особенно глубоко вздохнула и выпустила воздух изо рта с забавным «пэ». Виктор прикрыл ладонью улыбку. И пусть он уже не общается со Стасом, Костей, Людой и Катей, пусть Яков зол на него, пусть Юрий разочарован в нём, пусть дед давно мёртв, а родители общаются с ним раз в два месяца, пусть остальные фигуристы лишь грустно вздыхают, а Плющенко собирается стать ведущим какого-то ледового шоу, у него есть Юри. Виктор не знал, надолго ли, но пока что она — его оплот, его крепость и его сокровище, которое не даёт ему сломаться, дарит надежду и вдохновляет. Пока она рядом, он сможет сделать всё, что угодно.

— Юри, — тихо, по-русски, в пустоту обратился Никифоров, — а давай как-нибудь съездим на мою старую дачу? Я хочу познакомить тебя с моими друзьями. Я хочу, чтобы ты увидела, как я жил в детстве. Я хочу на мгновение вернуться в своё детство. Юри… Ты же мне позволишь это сделать, да?

Видимо, его организм понял, что он встал рано, поэтому вскоре фигурист почувствовал, что его клонит в сон. А уже через несколько минут он сопел.

Его рука всё также не отпускала руки Юри.

Примечания:

[1] Ли Сынгиль у меня тут девушка (хе~), поэтому её имя не склоняется. На темы Сынгыль/Сынгиль: на корейском пишется сынгИль

— Сначала мы сходим в храм, потом в другой храм, но уже буддистский, после заберёмся на башню. Ещё мы обязательно походим по берегу моря и, конечно же, прогуляемся по окрестностям, — произнёс Виктор.

Юри кивнула. В Фукуоке она была не раз и, пожалуй, хорошо знала этот город. Помнится, когда девушка училась в старшей школе, она снимала здесь квартиру какое-то время, чтобы не ездить из Хасецу в Фукуоку и обратно. Повезло, что хозяйка была хорошей подругой их семьи, поэтому Кацуки получила огромную скидку. А доучившись, девушка сперва вернулась в родной маленький городок, а потом и вовсе уехала в Детройт.

— Весь город невозможно осмотреть за один день. — Юри покачала головой.

Виктор на секунду задумался. А потом его лицо озарила улыбка.

— Хорошо! Тогда сперва снимем номер в гостинице!

Юри кивнула, мысленно отмечая, что Виктор оговорился.

Но, как оказалось, нет. Так как их автобус остановился около какой-то гостиницы, Никифоров лично пошёл к стойке регистрации и, пока Кацуки сидела на диванчике и переписывалась с Пхичитом, он действительно заказал один номер. Поводив карточкой перед лицом девушки, фигурист с довольным выражением лица отдал её ей.

— Я могу потерять, а ты — нет. Ты более ответственная, — произнёс он.

— Хорошо. — Юри кивнула и убрала карточку в сумку. — Ты в какой номер заселился?

— Мы, — поправил её Виктор. — В сто сорок первый. Это на третьем этаже. — Но, заметив удивление на лице фигуристки, выпалил: — В России, если туристов меньше трёх, они всегда заселяются в один номер. Так у нас принято.

Юри показалось, что её обманывают. Подумав, что ей стоит позвонить Миле и переспросить на этот счёт, Кацуки встала с кресла и потянулась.

— Тогда я предлагаю начать нашу экскурсию с Дадзайфу Теммангу. Это синтоистское святилище, один из самых посещаемых храмов.

— Отлично! Идём же!

Отправиться в храм они решили на велосипедах, которых в городе было полно. Они вообще являлись одним из основных видов транспорта в Фукуоке — наряду с машинами и поездами. Рядом с каждой гостиницей находился небольшой магазинчик, где можно было взять велосипед напрокат на целый день по маленькой цене, чем фигуристы и воспользовались.

Стоя на перекрёстке и дожидаясь синего света, потому что в Японии светофоры были не привычные русским красный-жёлтый-зелёный, а синий-жёлтый-красный, если идти по европейскому стандарту и перечислять слева-направо. Но так как японцы читали и писали справа-налево, то и светофор в их понимании был красным-жёлтым-синим.

Внезапно где-то сбоку зазвучала песня. Люди начали переходить дорогу, а Виктор — оглядываться по сторонам. Юри тихо засмеялась. Для Никифорова такое было непривычно, но для японца — обыденно.

— Тут не только сигнал светофора меняется, но и музыка играет. В каждую сторону своя мелодия. Это сделали специально для слепых, чтобы им было легче ориентироваться. Когда пойдём пешком, ты заметишь, что дорожки тут рифлёные, — объяснила Кацуки.

Виктор присвистнул и что-то произнёс по-русски. Заиграла новая мелодия, и они двинулись в путь.

Вообще, на велосипедах можно было очень быстро добраться до любой достопримечательности. Примерно десять минут — и ты на месте.

Припарковав велосипеды, фигуристы вошли в храм. Юри почувствовала небывалую гордость за Японию: взгляд Виктора был по-детски восторженным. Он оглядывался вокруг, а его губы сложились в букву «О». Никифоров спрашивал обо всём: о статуях, об истории этого храма, о самом храме, о воротах, об умывальнях.

— Когда я училась в школе, я всегда перед экзаменами приезжала сюда и просила Тензина-саму помочь мне.

Вспомнилось, как раньше они с Микото, её одноклассницей и лучшей подругой в старшей школе, бежали сюда. Как замирали перед воротами в храм и, поклонившись, входили на его территорию. Потом делали хараи — символический обряд, когда они мыли руки и ополаскивали рот, тем самым очищаясь от скверны. Потом девушки кидали монетки в несколько йен в деревянный решетчатый ящичек. И только после этого, прозвенев в колокол и поклонившись, они складывали руки в молитвенном жесте и просили о помощи на экзаменах.

Микото была девушкой доброй, яркой, светлой и запоминающейся. Она состояла в студенческом совете и всегда везде была первой. Юри нравилось дружить с ней, общаться, ходить в школу и из школы. Они даже квартиру вместе снимали! Некоторое время они называли друг друга сёстрами, но потом, после окончания старшей школы, девушки разбежались. Юри — в Детройт на каток, а Микото — в Токио, в Токийский университет, куда смогла поступить на бюджет. Девушке всегда легко давалась учёба, её привлекала физика. Поэтому пойти она решила на физика-теоретика.

Сейчас общение они более-менее наладили, однако переписывались редко, а звонили — ещё реже. Юри занята на катке, а Микото — в университете.

Недавно школьная подруга писала, что хочет собрать весь их 3-1 класс вместе, чтобы вспомнить былые деньки. Кацуки была только «за» — было интересно взглянуть на бывших одноклассников спустя пять лет.

— И бог тебе помогал? — вывел её из приятных воспоминаний голос Никифорова.

— Да. Но, думаю, тут больше благодаря моим знаниям я не проваливалась.

— Надо было и мне в своё время удариться в синтоизм. Хотя, я же не японец. Мне нельзя. — И он грустно вздохнул и опустил взгляд вниз, отчего Юри почувствовала приступ жалости и погладила мужчину по спине. Тот поднял на неё свои печальные голубые глаза, и сердце девушки замерло.

— Меня успокоит только мороженое, — грустно произнёс он.

Кацуки поняла, что ей манипулируют. Причём умело так, давя на жалость. Так только Виктор и маленькие дети умели. И всё равно она не могла противиться этому взгляду и этим голубым глазам. Девушка вздохнула и кивнула, мягко улыбнувшись. Лицо Никифорова тут же просветлело, он широко улыбнулся, глаза заблестели знакомым азартом. Мужчина крепко обнял свою подопечную, после чего тут же отпустил и пошёл на омовение. Щёки девушки запылали предательским румянцем, а сердце гулко забилось в грудной клетке.

Она на автомате последовала за тренером.

Виктор был удивительным человеком: непосредственным, добрым, непостоянным, забывчивым, глупым. Он заставлял Юри громко смеяться, порой плакать, зачастую — улыбаться. И лишь изредка грустить.

Кацуки восхищалась Виктором. Он был её кумиром многие годы. Стремление стоять рядом с ним привело к тому, что она пошла в фигурное катание. А теперь он стал её тренером, и она его знала уже не только, как Виктора Никифорова с постеров или интервью в журналах, но и как Виктора Никифорова в реальной жизни, в быту.

Люди, которых теперь модно называть иностранным словом «хэйтеры», а на деле просто ненавистники, всё время придумывали про Виктора небылицы. То он урод, который пользуется людьми, то он выигрывает только благодаря постели, то он вообще переодетая женщина и у него пятеро детей. Юри, конечно же, не верила этим бредням, но, когда узнала тренера получше, всё равно с облегчением выдохнула. Виктор был… Виктором. Он был непоседливым. Кто-то сказал бы, что он похож на ребёнка, но Кацуки с ним не согласилась бы. В двадцать семь, имея пять золотых медалей и являясь одной из самых знаменитых личностей, сложно оставаться ребёнком. На тебя всегда давят со стороны. Каждый раз ты должен доказывать всем, что ты лучше. Но постепенно это становится сложнее и сложнее. Ты теряешься, пугаешься, волнуешься… Поведение Виктора не наигранно, оно ни в коем случае не детское — просто таким образом он пытается успокоиться.

Всё это время он бежал-бежал-бежал-бежал и бежал. Бежал без остановки, не оглядываясь. Бежал вперёд, оставляя всех позади. В восемнадцать было просто быть лучшим, в двадцать семь — уже нет. Теперь на одном таланте не покатаешься. Теперь лёгкие уже не те, получить травму становится всё легче, а запороть самое простое движение — элементарнее. Ему нужно постоянно оглядываться назад, на своих соперников.

Виктору уже двадцать семь — почти тридцать. За ним длинным хвостом следует двадцатитрёхлетний опыт фигурного катания. Фанаты уже могут предугадать его программу: тут он сделает тройной Флип, а тут — четвертной Сальхов. Его уже изучили. Досконально. Точно. Вызубрили каждую мелочь, каждую особенность, которая теперь — обыденность.

Никифоров не стар, нет. Морщины ещё не появлялись, а выпадение волос — его личные страхи. Просто теперь молодёжь начинает теснить в сторону, крича злобным голосом Плисецкого: «Уйди с дороги, старикан!» И вроде бы Виктор должен подвинуться, но он не собирался. Лёд был ему слишком дорог, чтобы так просто уходить.

Юри понимала это. И добровольно стала его личным катализатором. Она пропускала сквозь себя все его эмоции: как положительные, так и отрицательные. Она всегда поддерживала его, обнимала по вечерам и улыбалась мягко-мягко, как улыбаются либо родному человеку, либо возлюбленному.

И Юри не знала, к какой категории она относила Никифорова. Девушка осознавала, что начинает привязываться к кумиру сильнее, чем следовало бы фанату. Но ничего не могла с собой поделать. Просто Виктор — это Виктор. Кацуки не могла охарактеризовать его иначе. Да и зачем? Всё и так понятно.

Он ей дорог. Точно так же ей дороги и Юрий, и Пхичит, и Мари, и мама с папой, и семья Нишигори, и Селестино, и Ли Сынгиль и Мила. Они — часть её семьи. Странной, удивительной, сумасшедшей. Пусть некоторые даже и не знакомы, но для неё они все — родные люди, которых она любит сильнее, чем всё остальное. Сильнее, чем лёд, сильнее, чем фигурное катание и сильнее, чем кацудон. А любит их просто за то, что они есть, что общаются с ней, улыбаются, смеются и скрашивают её жизнь. Кацуки уверена: не будь их — не было бы и её.

Пхичит Чуланонт — милый и дружелюбный таец, который младше неё на четыре года и с которым она делила не только каток, но и комнату — произошла ошибка в канцелярии, и их заселили вместе — был ей как младший и очень энергичный брат. Или лучший друг — одно другого не исключает. Пхичит всегда и везде был впереди других. Он много фотографировал, много писал и много болтал. Юри могла его слушать часами. Пхичит никогда не надоедал, за что девушка была ему искренне благодарна.

Юрий, который, пусть и был тем ещё грубияном, воспринимался девушкой, как сын. И пусть она никогда не была беременна и даже не думала о детях, но Плисецкий зародил в ней материнское чувство. Юри ощущала ответственность за «Русскую Фею» (или «Русского Тигра», как он требовал себя называть). Она постоянно помогала ему, мягко направляла и всегда улыбалась. Она любила его всем сердцем, без остатка. И Юрий отвечал взаимностью.

Однажды, когда они разговаривали по Скайпу и девушка спрашивала об экзаменах — Юрий заканчивал девятый класс, и нечто странное под названием ОГЭ висело над ним. Тогда он попросил её не волноваться, общаясь с ней мягко и осторожно, как никогда ранее. Это было приятно.

Мари была старшей сестрой, как в реальности, так и по ощущениям. Она всегда зорко следила за сестрой, помогала ей с уроками в школе, оберегала, обнимала, гладила по голове. Юри не могла бы одним словом описать всё то, что она испытывала к Мари — простое «люблю» казалось слишком сухим для того, чтобы отображать все эмоции девушки.

Такая же история была с родителями. Безграничное уважение и благодарность к ним тесно переплетались с такой же безграничной любовью. Порой Юри словно прошибало, и она понимала, что у неё есть мама и есть папа. От этого почему-то счастливые слёзы наворачивались на глаза. Мама всегда поддерживала, вкусно кормила и обнимала. Отец же поощрял увлечение дочери, пусть и совершенно не разбирался в фигурном катании.

Селестино Чалдини — её первый тренер. Он буквально вдохнул жизнь в её катание. Мужчина направлял её все эти годы, как теперь направляет Пхичита. В своё время он ей даже отца заменил. И Кацуки ему многим обязана.

Семья Нишигори — это те самые лучшие друзья детства, которых уже невозможно отличить от родных. Они настолько влились в жизнь Юри, настолько стали её частью, что девушка порой и забывала, что они — не её брат и сестра с племянниками.

С Ли Сынгиль вообще отдельная история. Они встретились на Чемпионате Четырёх Континентов в прошлом году, где Юри обошла кореянку на двенадцать баллов. Казалось бы, вместо этого их ничего и не должно было связывать, однако Судьба в лице Пхичита распорядилась иначе. Чуланонт просто-напросто влюбился. Беспамятно. И всё время мучил этим Юри. Ну, девушке пришлось подойти и познакомиться. А потом ненавязчиво дать номер Пхичита.

Мила была её очередной соперницей, что не мешало им дружить. Бабичева также являлась хорошим информатором о жизни Юры (а поначалу и про Виктора много рассказывала), за что удостоилась от оного прозвища «Ведьма».

А Виктор… С ним было сложно. Она чувствовала фанатскую влюблённость, но вместе с тем уже нечто большее, непонятное и заставляющее сердце трепетать сильнее. Во всяком случае, Юри была точно уверена в одном: Виктор — это Виктор. И его ничто не изменит.

Еда в русском ресторане «Тундра» была раскритикована Виктором в пух и прах. Сначала мужчина долго жевал еду, мысленно отмечая все её плюсы и минусы, а потом заявил, что он сам может приготовить вкуснее. А уж Юри — тем более. И плевать, что она никогда не готовила русскую пищу.

В общем, из ресторана Никифоров вышел недовольный, а Юри лишь пожимала плечами — это было ожидаемо. Точно так же, как если бы она приехала в Россию и поела бы в японском ресторане. От традиционной кухни там только название.

Юри помнила, как однажды она приехала в Китай, а именно — в Тайбэй, где проходил финал Чемпионата Четырёх Континентов в две тысячи четырнадцатом году. Кацуки тогда не участвовала, но болела за Канако Мураками — её кохая в фигурном катании и, как считала девушка, более талантливую фигуристку, чем она сама.

Они не очень часто общались, однако между ними сложились дружеско-сопернические отношения. И, как знала Юри, Канако хочет в этом году сначала победить на национальных, потом выиграть золото в Гран-При, а после вновь заявить о себе на Чемпионате Четырёх Континентов.

В тот день они решили пойти отведать родной японской кухни и пошли в местный суши-бар. Зашли, сели, заказали еду, попробовали и тут же скривились: это была жалкая пародия на суши. Рыба подсохла, рис недоварился, соус был слишком безвкусным, мисо-суп почему-то солёным. Всё закончилось тем, что их иностранные подруги восхваляли еду, а японки, печально отложив палочки в сторону, смотрели, как едят другие, и думали о том, куда они пойдут потом.

Возможно, еда действительно была вкусная, просто повар оказался человеком, который всем сердцем ненавидел Японию за далёкое прошлое, ведь когда-то давно японцы практически украли культуру Китая и изменили её, назвав своей собственной. А может, дело было в Японско-китайской войне, начавшейся в тридцатых годах двадцатого века и продолжавшейся до конца Второй мировой, где погибло много китайского народа.

Во всяком случае, японки в итоге поели в какой-то забегаловке, где торговали, на удивление, очень вкусными цзяоцзы. Проще говоря — пельменями.

Расплатившись, Виктор и Юри вышли из ресторана и направились к следующему объекту их мини-экскурсии — руинам замка Фукуоки.

Когда в старшей школе классу, в котором училась Кацуки, задали подготовить доклад о каком-нибудь историческом памятнике, Юри и Микото решили взять этот замок. Обойдя его вдоль и поперёк, внимательно прослушав экскурсовода аж несколько раз и записав всю-всю информацию в блокноты, девушки подготовили великолепный доклад, за который получили самые высокие оценки.

— Это место также называют замком танцующих журавлей, — произнесла Юри, когда они с Виктором остановились у руин.

Вернее, руинами это было сложно назвать: замок был в хорошем состоянии. Большой, на каменном выступе, он казался какой-то белоснежной громадиной. Даже невооружённым глазом было видно, что за замком присматривают, а реставрируют его лучшие мастера своего дела. В общем, слово «руины» здесь было как напоминание о том, что раньше он был шире и имел больше высоких башен.

— Почему? — удивился мужчина.

Название ему понравилось: оно казалось каким-то сказочным, волшебным, от него веяло японским духом.

— Потому что местные верят, что иногда здесь можно заметить, как танцуют журавли, — ответила Кацуки, улыбнувшись.

В прошлом году она взяла эту тему для произвольной программы. Ей хотелось всем рассказать о красоте азиатского города номер один, об этом чудесном замке, который некогда принадлежал первому повелителю надела Фукуока — Куроде Нагамасе. Она хотела своим представлением передать историю этого места, показать танец журавлей и донести до зрителя красоту облетающих в начале апреля лепестков тысяч сакур.

Но она провалилась. С треском. Она не смогла ничего показать и ничего доказать, только опозорила себя и всю свою страну.

Юри закусила губу. Эти неприятные воспоминания до сих пор царапали её душу. Хотелось как-нибудь показать всем, что она изменилась, стала лучше, а тогда был просто неудачный момент в её жизни.

И тут девушку осенило. Если она выиграет Гран-При и увезёт в родную Японию минимум бронзу, она докажет, что она способна на многое. Таким образом, она извинится за свой прошлый провальный год!

— Виктор, — девушка остановилась, — я знаю, почему должна победить в этом Гран-При.

Никифоров, до этого рассказывающий, как он однажды был в замке в Осаке, запнулся на полуслове и удивлённо обернулся — Кацуки остановилась, а он, не заметив этого, прошёл чуть вперёд.

— Вот как, — Виктор мягко улыбнулся и, подойдя к ученице, положил ей руку на плечо, — я рад. Расскажешь?

— Потом. Сначала Фукуока, а уж после — Гран-При. — Она схватила его за руку и побежала вперёд — велосипеды они оставили на специальной парковке.

Её сердце трепетало, счастливая улыбка расползалась по лицу, птицы щебетали свои радостные песни у неё в душе, во всём теле появилась небывалая лёгкость, а щёки горели от возбуждения. Наконец-то! Вот она — цель, к которой она стремится. Не просто золото, чтобы порадовать Виктора, не просто победа, ради похвалы Юрия и родных, а первое место, как доказательство того, что она имеет полное право называть себя надеждой японского фигурного катания!

Виктор бежал позади с совершенно дурацкой улыбкой на лице: Юри выглядела настолько заразительно счастливой, что передавала свой позитив всем-всем-всем в округе. Но больше всего — ему одному.

Потому что он для Юри был особенным.

* * *

Парк Охори был построен на территории бывшего рва замка Фукуока, основанным Куродой Нагамасой. Его имя ничего не дало Виктору, а объяснение, что раньше этот человек был выдающимся военным и справедливым правителем в том месте, где в будущем появилась современная Фукуока, не впечатлило Никифорова. Зато впечатлило само место.

Парк был необычным: большую его часть занимало озеро, а вокруг него была дорожка, по которой ездили велосипедисты, бегали спортсмены и гуляли люди.

Виктор пробежал чуть вперёд и покрутился на месте, вдыхая морской воздух. Юри лишь улыбнулась — она всегда так раньше делала.

Через каждые пятьсот метров были небольшие тележки, в которых продавали мороженое. Идя широким шагом по дороге, фигуристы ели сладость, переговариваясь.

Виктор мог болтать без умолку. Он всё время что-то говорил-говорил-говорил, ни на секунду не замолкая. Если раньше Кацуки думала, что Мила — самое болтливое существо в этом мире, то теперь она была уверена, что таким существом являлся Виктор, ибо он был хуже Бабичевой. Но японке, как ни странно, не надоедала его болтовня, даже наоборот — была приятна.

Внезапно земля содрогнулась. Юри и Виктор тут же непроизвольно сели на корточки, при этом девушка больно ударилась подбородком о коленку.

Когда Никифорову предлагали сыграть в ассоциации, и темой выходила Япония, он всегда называл три вещи: самураи, аниме и Порт-Артур. Вообще, если попросить всех людей на планете назвать их ассоциации при слове «Япония», то девяносто девять процентов произнесут «самураи» и «аниме». Порт-Артур же Виктор вспоминал, так как дед очень часто рассказывал про войну с Японией, в которой участвовал.

Но проблема в том, что многие люди забывают об очень важной части жизни среднестатистического японца — о землетрясениях. В год в Японии происходит около пятисот тысяч подземных толчков, только большинство из них, благо, под водой, хотя порой они несут за собой сильные цунами, уничтожающие города.

Фигуристы сидели, замерев и практически не дыша. Когда земля успокоилась, Никифоров хотел было подняться, но новый сильный толчок заставил его окончательно упасть на асфальт. Юри подползла к нему и крепко сжала его ладонь.

— Всё хорошо. Это обычное явление.

Виктор перевернулся и что-то произнёс по-русски. Кажется, подобное Кацуки не раз слышала от Юрия и, если память ей не изменяла, а она ей не изменяла, это были ругательства. Российский фигурист распластался по земле звёздочкой, купаясь в лучах заходящего солнца и смотря на склонившуюся над ним Юри, которая сама была похожа на маленькое солнышко.

— Тогда, я думаю, мне стоит полежать здесь и подождать, когда перестанет трясти, — шутливо произнёс он.

Японка рассмеялась.

Однажды Микото сделала так же. Они шли домой, как вдруг земля содрогнулась. Люди попадали, а лучшая подруга, ударившись лбом, не расплакалась, а перевернулась на спину и рассмеялась. Правда, потом Кацуки пришлось заклеивать ей лоб пластырем.

Не долго думая и совершенно не заботясь об одежде, японка прилегла на асфальт рядом с тренером и вытянула вперёд руку. Лучи прикрытого ладошкой солнца пробирались сквозь растопыренные пальцы и светили прямо в глаза, отчего Юри счастливо жмурилась.

Виктору показалось, что все звуки исчезли. Юри сейчас была такой красивой и такой нежной, что было невозможно описать словами. Сердце в груди отчего-то забилось чуточку быстрее, чем положено, а в душе разлилось приятное тепло.

Толчки всё затихали и возобновлялись, пока, спустя пять минут, всё не закончилось.

Юри легко вспорхнула со своего места и подала Виктору руку. Тот её принял, но поднялся сам. Счастливая улыбка никак не сходила с его лица. Наверное, вот оно — счастье.

* * *

Пока Никифоров ходил в ближайший к гостинице магазин за бенгальскими огнями, потому что сегодня устраивали фестиваль фейерверков и световое шоу у башни Фукуоки, Юри сидела на своей кровати в их номере и набирала номер Милы.

В Японии сейчас было семь часов вечера, а в России — час дня. У Бабичевой как раз был обеденный перерыв.

— Да-да, моя Котлетка? — пропела в трубку она.

Это прозвище было подарено Юри Милой, когда оная узнала о страстной любви между японкой и кацудоном. Фигуристка тут же объединила подругу и котлеты, рождая это прозвище, заставляющее Кацуки улыбаться.

— Слушай, а у Вас в России принято заселяться в один номер, если приезжих, скажем, двое?

— В смысле? — не поняла Бабичева.

— Просто Виктор сказал мне, что у вас так принято, но я что-то сомневаюсь, и…

— Стоп-стоп-стоп! Ты хочешь сказать, что вы с Виктором сейчас в одном номере? — Голос подруги на том конце провода был слишком восторженным и возбуждённым.

— Не совсем. Он отошёл.

Юри чувствовала странную неловкость. Почему-то было стыдно спрашивать такое у Милы, но раз уж сказала «А» — говори и «Б». Так и тут — если позвонила и заикнулась, то изволь продолжать свой рассказ.

— Ну, вы в одном номере зарегистрированы?

— Да.

Внезапно из трубки послышался странный звук, будто ладонью били по дереву, потом Бабичева начала чуть ли не задыхаться, шепча что-то на подобии: «О господи! О господи!» Юри перевода не знала, но, начиная с этого момента, твёрдо решила начать изучать русский язык. И, может быть, тогда ей будет понятно, о чём говорят эти иностранцы.

— Так принято, — успокоившись, ответила Мила.

Юри поблагодарила подругу за ответ и отключилась.

И почему у неё опять такое чувство, будто её водят за нос?

В этот день Юри так и не тренировалась. Виктор, легкомысленно махнув чёлкой, улыбнулся и заявил, что своё она отработает завтра. От этих слов Кацуки передёрнуло — слишком уж хитрый голос был у её тренера.

— Правда, я не знаю, где тут можно арендовать каток за день.

Внезапно Юри хлопнула в ладоши, достала мобильный телефон и набрала номер своего первого тренера. Послышались гудки.

— Слушаю, — раздался женский голос с той стороны.

— Канако-сан, это я, Юри. — Кацуки улыбнулась.

Собеседница охнула и, фигуристка могла поклясться, прикрыла ладошкой рот от удивления. Однако в следующий момент она начала что-то тараторить и спрашивать. Юри не успевала ей отвечать, поэтому терпеливо ждала, когда женщина закончит.

Вообще, за всю её недолгую двадцатитрёхлетнюю жизнь она успела сменить аж трёх тренеров. Самым первым и самым родным была Канако Одагаки.

Однажды она, будучи тогда ещё фигуристкой, приехала к ним на горячие источники отдохнуть. Пока женщина расслаблялась в горячей воде, Юри ненавязчиво завела разговор о фигурном катании. Девочка даже и не подозревала, что разговаривала со знаменитой японской фигуристкой, потому что всю жизнь её привлекали иностранные спортсмены и их катание. Кацуки никогда не смотрела на фигуристов из своей страны.

Десятилетняя Юри показала Канако их Ледовый Дворец и предложила женщине покататься месте с ней и её друзьями — Такеши и Юко. А заодно, раз уж на то пошло, показать им парочку элементов из фигурного катания. Конечно, весёлая троица знала их все назубок, однако видеть по телевизору и видеть вживую — совершенно разные вещи.

Итак, Одагаки не просто показала прыжки, но и исполнила свою прошлогоднюю короткую программу, за которую получила более шестидесяти баллов.

Через пару дней Канако уехала обратно в Нагасаки, оставив детям свой автограф. А заодно пообещала достать им билеты на какое-нибудь соревнование по фигурному катанию в Токио.

И они вновь встретились через полгода. Фигуристка приехала на горячие источники и сделала Юри предложение, от которого она не могла отказаться. А именно — профессионально обучаться у неё фигурному катанию за очень низкую цену.

Девочка буквально воспылала этой идеей и со счастливыми глазами побежала уговаривать родителей. Они, подумав для приличия пару минут, широко улыбнулись и согласились. Доход в то время у них был большой, поэтому позволить себе профессионального тренера они могли. Да и пока Юри не прыгала тройные и четвертные прыжки, за коньки много платить не приходилось.

Спустя месяц Кацуки узнала, почему Канако Одагаки решила стать тренером — травма, полученная ей на тренировке, не позволяла больше кататься.

— Я хотела бы попросить вас об одной услуге. — Кацуки улыбнулась из-за приятных воспоминаний. — Можно мне завтра позаниматься вместе с вашими учениками на катке?

— А Виктор будет с тобой? — серьёзным тоном спросила женщина.

— Да.

— Тогда милости просим! — радостно произнесли на том проводе. — Я бы тебя, конечно, и так бы пустила, но надо же совмещать приятное с полезным.

Юри рассмеялась, распрощалась и отключилась. Канако-сенсей не изменилась за прошедшее время: всё такая же добрая и разговорчивая. А ещё жуткая фанатка Никифорова.

* * *

Минами взволнованно теребил лямку своей спортивной сумки и ждал, когда заиграет музыка для его перехода.

Вчера вечером восторженная Канако-сенсей написала ему, что его ждёт сюрприз в Ледовом Дворце. Кенджиро любил и не любил сюрпризы одновременно. Любил — потому что это сюрприз! Что может быть приятнее неожиданности? Вот именно: ничего! А вот не любил по той причине, что слишком сильно волновался. Он полночи проворочался в своей кровати. В его голове крутилось множество всяких предположений развития событий, начиная от праздника в честь чего-нибудь и заканчивая внезапными соревнованиями.

Стоило Минами в пятом часу закрыть глаза, как он открыл их в двенадцатом и с ужасом понял, что опаздывает. Собирался парень в попыхах, одновременно чистя зубы и заливая молоком шарики «Несквик», которые в последнее время стали особо популярны у японской молодёжи.

Выскочив из дома и спустившись на первый этаж, парень внезапно понял, что забыл коньки. Пришлось возвращаться.

Всю дорогу до Ледового Дворца он бежал, останавливаясь отдышаться только на переходах. Прохожие смотрели на него и понятливо кивали — сами были молодыми и сами не раз опаздывали.

Минами буквально влетел в Ледовый Дворец, забежал в раздевалку, скинул ветровку и переобулся в коньки. Поправив волосы, которые из-за ветра сильно растрепались, парень вошёл в помещение с катком. И замер.

Канако-сенсей стояла у катка и разговаривала с кем-то. К сожалению, японец не мог узнать лицо собеседника — тренер закрывала его собой.

Обернувшись на шум, Одагаки широко улыбнулась и жестом подозвала своего ученика. Кенджиро на негнущихся ногах, опустив глаза в пол и всем своим видом показывая раскаяние за опоздание, подошёл ближе.

— Ну наконец-то! На тренировке сделаешь пару десятков дополнительных кругов, — произнесла Канако. — А пока я хочу тебя кое с кем познакомить. Думаю, ты будешь в восторге.

Минами удивлённо поднял глаза. И замер.

Перед ним стояла сама Кацуки Юри — японская фигуристка, которой он восторгался большую часть своей жизни. Она мило улыбалась и стояла, опёршись на бортик. Кенджиро тут же покраснел. Перед ним его кумир, а он такой растрёпанный! Как так можно?! А если она подумает, что он шалопай и растяпа? Нет-нет-нет! Такого нельзя допустить! Ни за что!

— Я… Меня зовут Минами Кенджиро! Приятно познакомиться. — Парень со всего размаху поклонился и зажмурился.

— Я Юри Кацуки. Приятно познакомиться. — Она тепло улыбнулась.

Фигурист выпрямился и с восторгом взглянул на своего кумира. Она стояла и как ни в чём не бывало оглядывала каток. Очки на ней отсутствовали, из-за чего девушка казалась и милее, и даже как-то увереннее в себе. Тёмные волосы были собраны в хвостик, который чутка подрастрепался. Пальцами она барабанила по бортику, чуть прикусывая нижнюю губу.

В своей спортивной форме Юри казалась и самым обычным человеком, и богиней одновременно.

— Знаете, Кацуки-сан, я ваш большой фанат! Вы всегда вдохновляли меня! — взволнованно произнёс парень.

— А? — удивлённо спросила девушка. — Я… Я польщена, честно. Но не думаю, что могу кого-то вдохновлять…

— Это не так! Вы мне очень помогли! Точнее, ваше катание!

Это была правда. Когда он учился в младшей школе, его родители развелись. Маленький Минами остался с матерью, отец же ушёл из их жизни навсегда. Тогда Кенджиро не понимал, почему он их бросил, но теперь знал: у него не хватало денег, а ввязываться в долги ему не хотелось.

В Японии нет государственных школ, поэтому обучение везде платное. И чем знаменитее и лучше учебное заведение — тем дороже стоит учёба. Минами учился в хорошей школе, ходил на фигурное катание, которое, между прочим, тоже не дешёвая вещь. Отец мальчика долгое время не знал, что ему делать, как избежать долгов. Но потом нашёл выход. Распрощавшись с женой короткой запиской, мужчина навсегда исчез из их жизни.

После произошедшего мама Минами очень долго плакала. Сам мальчик, считая себя мужчиной, при ней слёзы сдерживал, а лишь обнимал и шептал слова ободрения.

Однажды он включил телевизор, чтобы отвлечь маму от глупых мыслей. Там как раз шли Национальные соревнования по фигурному катанию. И маленький Минами, как истинный фанат этого дела, засел за просмотр. Когда же под конец объявили выступление Кацуки Юри, он не поверил своим глазам. Как такая примитивная и ничем не выделяющаяся пятнадцатилетняя девочка может кататься последней? Ведь последними выступают только самые лучшие!

Но он позабыл своё негодование, стоило ему увидеть, как на льду Кацуки преобразилась. Из той скромной девочки она стала прекрасной девушкой. Она катала свою программу легко, пусть и с мелкими ошибками и недочётами. Плавность и изящность слились с красотой и нежностью. Фигуристка не просто танцевала под музыку, она сама создавала её!

В ту секунду Минами понял, что ему делать дальше. Кататься! Отдавать всего себя фигурному катанию! Выигрывать! И тогда однажды он получит денежный приз и материальные проблемы будут решены! А ещё, очень даже может быть, он лично познакомится с Кацуки Юри и поблагодарит её за всё.

— А? Но как? — удивилась японка.

— Когда у моей семьи были проблемы, вы своим выступлением на Национальных в две тысячи седьмом показали, что делать и к чему стремиться. Спасибо вам большое за это! — Он опять поклонился. — Я хочу… Я хочу однажды стоять рядом с вами на одном катке! Я хочу победить всех! Я хочу, чтобы мы были парой японцев на Чемпионате Мира, которые займут первые места. — Тут Минами понял, что сказал, и покраснел, махая руками. — В смысле, как пара победителей, а не пара, как супружеская или встречающаяся. Клянусь, я ничего такого не имел в виду, вы только не подумайте, что я…

Удивление на лице Кацуки сменилось нежной материнской улыбкой, которую она не раз дарила Юрию. Протянув руку через бортик, фигуристка потрепала парня по волосам, тем самым прерывая его монолог.

— В этом году я буду участвовать в Гран-При, — произнесла девушка. — Я собираюсь занять первое место, и я верю, что мы действительно окажемся парой из Японии, которая забрала всё золото в одиночном катании.

Лицо Кенджиро озарила широкая улыбка, а сердце застучало чаще. Его кумир верила в него! Она стояла здесь и прямо сейчас улыбалась ему!

Счастье, от которого дрожали ноги, переполняло юношу. Он до сих пор не мог поверить ни своим глазам, ни своим ушам.

Внезапно дверь хлопнула, и Минами обернулся. Это был Виктор Никифоров собственной персоной, который что-то держал в руках и о чём-то разглагольствовал сам с собой на русском языке.

Знаменитость фигурного катания подошёл к ним и, улыбнувшись, поздоровался. К сожалению, Минами был не очень хорош в английском, поэтому разговор между Юри и Виктором понял частично, но выяснил для себя, что девушка просто забыла перчатки в раздевалке, а Никифоров пошёл за ними.

— Ну, а теперь, Юри, пора начать твою тренировку. Ты же размялась, я надеюсь? — буквально пропел он.

— Д-да. — Кацуки уверенно кивнула, после чего обернулась к Кенджиро и заговорила на японском: — Мне уже пора тренироваться. Поэтому давай встретимся после тренировки, и ты мне расскажешь про свои занятия и Канако-сенсея. Как вспомню, как она меня гоняла — так сразу дрожь берёт!

— Х-хорошо, Юри-сан. — Парень опять покраснел, мысленно замечая, что это похоже на приглашение на свидание.

От этой мысли заалели даже уши. Чтобы сама Кацуки Юри пригласила его на свидание? Да быть такого не может! Это он, скорее всего, не так понял!

А если вдруг?..

Но фигурист тут же замотал головой, отгоняя ненужные мысли прочь.

— Тогда до встречи! — Кацуки отъехала чуть вперёд и сделала самую элементарную ласточку, после чего прыгнула тройной Тулуп.

А Кенджиро так и замер. Движения девушки были плавными, не лишёнными грации. Вот уж что точно правда: она умела поражать зрителей своей хореографией, выразительностью и артистизмом. И даже в такие простые движения она вкладывала всю себя.

Обернувшись на Виктора, Минами замер. Мужчина смотрел на него странным и нечитаемым взглядом. Голубые глаза стали тёмными, а зрачок сузился. Парню показалось, что сейчас его возненавидели сильнее, чем кого-либо ещё на этом свете.

Внезапно Никифоров улыбнулся, однако в этой улыбки не было ни капельки искренности.

Юный фигурист поспешил попрощаться и отъехал в сторону, ощущая на себе этот ужасающий взгляд, от которого тряслись поджилки.

Виктор Никифоров умел пугать.

Примечания:

Так как письмо пишется на английском и отправляется в США, то и оформлять я его буду подобающе, а это значит, что после имени отправителя точки НЕ будет. И после имени адресата стоит ЗАПЯТАЯ

Наклонный текст — японский язык /не всё же с русским играть?/

Как бы прекрасны не были другие города, как бы обширны не были другие места, как бы свежее не дышалось в других уголках планеты, Юри всё же любила Хасецу. Этот город был не просто тем местом, где она родилась и где выросла, но и тем, где происходили самые яркие и самые запоминающиеся моменты в её жизни.

Первым таким моментом, как ни странно, было знакомство с Такеши и Юко. Это произошло в Ледовом Дворце, куда однажды решила заглянуть семья Кацуки. Юри от рождения была довольно стеснительной, поэтому первый шаг сделала Юко. Она подъехала к девочке и с доброй улыбкой на лице предложила научить её кататься на коньках. А потом познакомила со своим соседом — Нишигори Такеши. С тех пор их было трое.

Вторым ярким моментом было выступление Виктора по телевизору. До этого Кацуки просто увлекалась фигурным катанием, но тот миг перевернул всю её жизнь: сердце возжелало льда, свободы и побед! Юри поддалась этому порыву, и вот она теперь: двадцатитрёхлетняя почти-чемпионка Гран-При. Но это если верить словам Никифорова.

Третьим моментом был её пёс, Вик-чан. Будучи маленькой девочкой, она мечтала о домашнем любимце. Рыбки её не устраивали, хомяки не устраивали её родителей, можно было бы кошку, однако отец был против. Собака была у Такеши, а повторяться Юри не хотелось бы. Таким образом, было перебрано ещё несколько видов животных, пока однажды не вышло то самое интервью с Виктором, где он говорил, что у него есть пудель по имени Маккачин. Кацуки примчалась домой со скоростью пули и упросила своих родителей завести собаку. В питомнике ей приглянулся милый пудель с чёрными-чёрными глазами. Он смотрел так жалобно, что сердце девочки растаяло. Она назвала его Виктором.

— Не только потому, что Никифоров, — объясняла тогда Кацуки своим друзьям, — но и потому, что с английского «victory» — это «победа». Вик-чан будет мотивировать меня.

Четвёртым был приезд её первого тренера Канако Одагаки. Именно она обучила Юри основам фигурного катания, и именно она помогла девочке стать смелее, раскрыть себя на льду.

Пятым было знакомство с Микото. Нет, Такеши и Юко не ушли на задний план, просто из-за учёбы в разных школах они стали меньше общаться. Но ни один семейный праздник не проходил без них.

С Микото они познакомились ближе, когда девушка решила посетить Замок Хасецу. Конечно, в нём не было ничего особенного, однако старшеклассница была большой любительницей замков. Ещё в детстве Микото поставила перед собой цель: сфотографироваться на фоне всех замков Японии. Что же, на шестьдесят восемь процентов её миссия была выполнена.

Тогда, встретив знакомое лицо в незнакомом городе, девушка попросила у Юри помощи. Кацуки не просто показала ей замок, но и рассказала его, увы, не столь интересную и захватывающую историю, как хотелось бы.

Юная фигуристка очень боялась, что на следующий день Микото её в школе не узнает, однако этого не произошло. Новая знакомая подошла к ней перед уроками и в знак благодарности подарила синюю ленточку для волос, которую Юри до сих пор хранила у себя в шкафу. С тех пор они стали больше общаться, а через полгода Кацуки предложила подруге съехаться.

Шестым моментом стал приезд Виктора и Юрия. После этого жизнь фигуристки будто новыми красками зацвела: девушка чувствовала в себе силы, чтобы двигаться дальше и творить историю фигурного катания своими собственными руками. Она не могла словами передать, как много для неё значили эти двое русских.

Однако Юрий уехал, и без него было как-то пустынно и тихо. Поездка в Фукуоку помогла развеяться, однако медленно, но верно всё вернулось к тому, с чего началось: к Ледовому Дворцу в Хасецу.

На повестке дня была произвольная программа. Вернее, её отсутствие.

Юри не знала, что ей сделать в произвольной. Ей нужно включить в программу не более семи прыжковых элементов, среди которых должен быть хоть один каскад; количество вращений, не превышающих отметку в три; спираль — обязательный элемент фигуристок-одиночниц — и дорожку шагов. И всё это надо было как-то объединить с хореографией и музыкой.

Раньше Юри не боялась таких трудностей, однако сейчас её тренером являлся сам Виктор Никифоров. И кто знает, что Виктору понравится, а что — нет. Непонятный, будто предэкзаменационный мандраж охватил девушку. Она боялась слово не то сказать, не так шагнуть, не так вздохнуть и не так взглянуть.

С Кацуки порой такое происходило: всё, что давалось ей так просто и легко, в один миг превращалось в непосильную ношу. Наверное, проблема была в том, что девушка любила себя накручивать, усложнять свою жизнь и, конечно же, не искать лёгких путей.

— Юри, ты должна быть более уверенной в себе. А потому даю тебе задание: найди песню для своей произвольной! — Виктор сиял, словно начищенная монета в пять йен.

Сказать-то легко, но сделать — сложно. Девушка переслушала в тот день около сотни песен, но ни одна не подошла. Песни были хорошими, однако ни под одну из них Юри не могла представить своё выступление.

Всегда перед тем, как согласиться с Селестино насчёт песни, японка мысленно рисовала своё выступление. И пусть в конечном итоге получалось совершенно иначе, нежели она воображала, песня всё равно подходила ей идеально.

Внезапно Кацуки вспомнила, что в Детройте у неё была знакомая, которая, вдохновившись её выступлениями, написала музыку. Предыдущая версия не понравилась Селестино и была раскритикована в пух и прах, но теперь, когда та девушка, которую, кажется, Анабель звали, набралась опыта в написании музыки, можно попросить её. И если японке не изменяет память, то она до сих пор учится в её университете.

Но радость мгновенно омрачилась печальным предположением: а что, если Анабель откажет? Она же сильно обиделась в тот раз, поэтому может сейчас не согласиться!

Фигуристка схватилась за голову и крепко-крепко зажмурилась. Что же ей делать? Что?

Внезапно зазвонил Скайп. Кацуки подняла голову и увидела, что на включённом мониторе компьютера высвечивается фотография Пхичита. Девушка тут же улыбнулась: вот он, лучший друг, который поможет решить все проблемы!

— Привет, Юри-чан. — Чуланонт помахал ей рукой в камеру.

Позади него сверкал белизной каток. Кацуки на секунду замерла, услышав столь родной скрип лезвий коньков о лёд.

— Здравствуй, Пхичит-кун — Она кивнула. — Как там твои дела? Как поживаешь?

— О! Я недавно сделал такой замечательный тройной Риттбергер! Ты должна была это видеть! Правда, Сяо-Сяо это не записал. — Парень деланно всплакнул. — Сейчас вот думаю на тему произвольной. Хочу взять песню «Неизвестная страна» из «Короля и фигуриста 2».

— А разве у тебя короткая не из того же фильма?

— А вот и нет! Короткая — из первой части фильма, а это — произвольная! Она из второй! Не путай! — Пхичит крестил руки на груди и сделал вид, что обиделся.

Юри рассмеялась — вот он — её лучший друг! И, о господи, как же она по нему соскучилась!

— Слушай, можно тебя кое о чём попросить? — Конечно, было немного неудобно перед другом, но произвольная ей тоже нужна. — Можешь узнать почту Анабель, которая из музыкального класса? Она ещё музыку для меня писала, однако я под неё так и не выступила.

— Вспомнил! — Чуланонт ударил ребром кулака по раскрытой ладони. — Я её буквально на днях встретил. Я тебе сейчас письмом отошлю её почту. — Он потянулся за телефоном. Экран на компьютере потемнел, а потом Юри увидела потолок и нависающее над экраном лицо фигуриста. Он, высунув кончик языка, нажимал по клавишам и искал почту Анабель. Наконец, найдя её, парень с победным вскриком отправил её Юри в диалоговое окно.

— Спасибо большое. Ты не представляешь, как выручил меня!

— Да чего уж там. — Таец пожал плечами. — Лучше расскажи, как провела выходные.

Кацуки улыбнулась и заговорила. Она рассказывала обо всём: начиная с поездки в Фукуоку и заканчивая встречей с Минами Кенджиро.

Их разговор прервал Селестино, который позвал Пхичита тренироваться. Попрощавшись с другом, девушка отрыла почту, вбила в «кому» электронный адрес, что дал Чуланонт, и задумалась: а что написать?

«Привет, Анабель,

Тебе пишу я, Кацуки Юри. Если ты забыла, то это я та самая фигуристка, для которой ты писала музыку два года назад. Я понимаю, что с моей стороны это может быть немного эгоистично, но можно тебя попросить снова написать мне музыку?

Жду скорого ответа,

Юри»

Юри перечитала письмо, нахмурилась и стёрла его. Что это за бред? Она же так на мямлю какую-то похожа! И откуда взялась эта эгоистичность?

«Анабель,

Давно не виделись. Ты, наверное, забыла про меня, и мне немного неловко приходить тебе с такой просьбой, но…»

Не дописав, Юри стёрла сообщение. Ну, почему у неё какой-то бред выходит?

«Анабель,

Привет, давно не виделись. Это я, Кацуки Юри, для которой ты писала музыку два года назад. Как ты поживаешь? Слышала, ты добилась больших успехов. Знаешь, немного неловко говорить об этом, но можно тебя попросить переписать ту музыку? Я хочу использовать её в своей произвольной.

Твоя Юри»

Вот! Теперь это именно то, что надо!

Кацуки сжала левую руку в кулак и нажала «отправить», после чего откинулась на спинку стула. Да уж, морально это оказалось тяжелее, чем она думала. Внезапно Юри испугалась: а что делать, если Анабель ответит отказом? Или сама фигуристка была недостаточно вежлива в письме?

Решив заглушить своё волнение стаканом воды, девушка спустилась на первый этаж, достала чашку и щедро плеснула в неё кипячёной воды. Как ни странно, этот метод всегда помогал ей успокоиться: когда она глотала какой-либо напиток, ком нервов будто спускался по горлу куда-то в живот, а там растворялся.

— Чего это ты не спишь? — внезапно раздался голос сзади.

Кацуки резко подпрыгнула, отскочила в сторону и развернулась, при этом расплескав воду. Позади стоял Виктор в теперь уже мокром халате. Он недоумённо глядел на девушку, которая схватилась за сердце и тяжело дышала.

— Бог ты мой! Да я на десять лет постарела! — прошептала она на японском и выпрямилась, ошалело смотря на тренера.

Тот, видимо, только собирался ложиться спать, но спустился на первый этаж попить воды. Внезапно Виктор рассмеялся. Кацуки подхватила его смех: отчего-то на сердце стало гораздо легче, будто тяжёлый камень пал с души.

— Больше не буду. — Он кивнул, а потом провёл кончиками пальцев по своему халату, будто пытался убрать капли давно впитавшийся влаги. — Ну вот, теперь халат мокрый. Юри, нельзя же так!

— Извини, — девушка кивнула и, отставив чашку на стол, присела на корточки и открыла дверцу шкафчика под умывальником, достала тряпку, — я сейчас вытру, можешь отойти немного?

Никифоров кивнул и сделал шаг назад, затем другой.

Кацуки быстро вытерла пол, кинула тряпку обратно, откуда взяла, и сполоснула руки под струёй тёплой воды.

— В следующий раз так, пожалуйста, не пугай, — попросила она.

Фигурист улыбнулся, и было в его улыбке что-то хитрое, что-то лукавое.

— Не буду. И раз уж на то пошло, то знаю, как я могу извиниться перед тобой.

— Как же?

— Сегодня мы будем спать вместе! — Он хлопнул в ладоши.

— Ни за что, — отрезала Кацуки. — У меня ещё куча дел, поэтому, Виктор, ложись спать.

— Бу-у-у-у! Какие дела в двенадцать ночи? — недовольно протянул Никифоров. — Как твой тренер я настаиваю, чтобы ты ложилась спать! И чтобы завтра без опозданий!

Он развернулся и ушёл с кухни, а Юри лишь облегчённо вздохнула. Чёрт возьми, да что за странный народ, эти русские! И обычаи у них какие-то странные, непонятные. Или это только Виктор такой особенный?

Кацуки вернулась в свою комнату и бросила взгляд на экран монитора, который оповещал о новом сообщении.

«Привет, Юри!

Я поживаю неплохо. Диплом я написала ещё неделю назад, так что сейчас гуляю и наслаждаюсь погодой. В Детройте всё теплее и теплее.

На тему музыки — я совершенно не обижаюсь. Тогда мой уровень был довольно низкий, поэтому я не могла написать композицию, достойную тебя, однако теперь смогу! Так что верь в меня! У меня как раз есть парочка идей, только для этого мне бы хотелось поподробнее узнать о твоей жизни. Расскажешь?

Удачи,

Анабель»

Кацуки улыбнулась. Анабель ответила куда дружелюбнее, нежели она боялась.

Поправив очки, фигуристка начала печатать.

Спустя два дня Юри получила письмо от Анабель. Та, оказывается, уже не просто написала музыку, но записала её на аудио и прислала фигуристке. Кацуки нашла свои белые наушники и воткнула их в планшет, после чего включила.

И вздрогнула.

Музыка не просто описывала прошлое Юри, создавалось впечатление, будто слушатель переживал всю жизнь Кацуки. Например, немного радостные напевы с быстрыми переливами в самом начале описывали тот день, когда она родилась. Двадцать девятое ноября, день, когда в Японии выпал первый, совсем небольшой снег.

Более высокие тона — это история о том, как она росла, училась, познавала мир и заводила друзей. Быстрая, однотипная переливающаяся мелодия напоминала ей о прошлом: будто вот она сидит в полупустом поезде и едет обратно в Хасецу после уроков, прижавшись лбом к холодному стеклу. За окном — морозы, но шарф на шее не даёт ей замёрзнуть. И пусть в мини-юбке средней школы, где Юри училась, довольно прохладно ходить, но тёплые гольфы согревали её ноги.

Кацуки прикрыла глаза и ещё раз прослушала первые двадцать пять секунд музыки. Почему-то в голову пришла ассоциация с пролетающими мимо огнями ночной Фукуоки, которая никогда не спит. А ещё, совсем на чуть-чуть, вспомнились творения Макото Синкая, из-за чего девушка почувствовала себя главной героиней в его чудесных историях. Как будто если она сейчас обернётся для того, чтобы, как ей показалось, увидеть знакомое лицо, то поезд промчится перед глазами. А она лишь развернётся и пойдёт дальше, так и не узнав, что могла встретить друга детства.

Когда музыка на полсекунды замерла, а потом продолжила играть в том же темпе, Юри вздрогнула. Эта часть, которая становилась тише, символизировала её первые шаги в профессиональном фигурном катании. Робкие ноты отражали её страх и волнение.

Зазвучавшие на заднем фоне лёгкие удары о тарелки, которые было бы невозможно услышать, если не прислушиваться, и идущая далее немного неровная, будто сбившаяся с ритма музыка рассказывала о первых неопытных победах и неудачах.

Музыка становилась всё сильнее, всё громче, повествуя о любви Кацуки к фигурному катанию, о тренере Селестино, о добром Пхичите, о ставшем родным Детройте. Она буквально порхала по льду, прыгала высоко-высоко и заманивала людей на каток, приговаривая: «Станцуй со мной! Двигайся со мной! Почувствуй всю прелесть льда!»

Внезапно музыка затихла, ноты стали редки. Они грустно рассказывали о том моменте в её жизни, когда она проиграла соревнования, когда всё начало валиться из её рук, когда она приняла решение оставить карьеру фигуристки и вернуться домой. Эта неопределённость в будущем и стыд за прошлое настолько точно передавались Анабель, что Юри заново переживала те не самые удачные моменты своей жизни.

Музыка перестала быть такой печальной. Наконец в ней, словно лучи яркого солнца весной, появились радостные напевы — Виктор ворвался в жизнь фигуристки вместе с зимним снегом и счастливой улыбкой на лице. Жизнь Юри налаживалась, ведь постепенно она обретала уверенность в себе. Мир стал ярче для неё.

Чем громче музыка — тем ярче воспоминания. Юрий, Виктор, Маккачин, Юко, Такеши, Мари, мама, папа, Канако-сенсей, Селестино, Пхичит, Микото! Их образы объединялись в одно, рождая искрящиеся вспышки счастья.

Когда музыка закончилась, Юри откинулась на кровати и прижала к груди планшет. По щекам текли слёзы, а в голове был полный сумбур.

— Я должна дать Виктору послушать её! — Она сорвалась с места и кинулась в комнату к тренеру.

Он сладко посапывал, однако Кацуки это не помешало. Фигуристка прыгнула прямо на кровать, однако запнулась о ноги Никифорова и упала прямо на него, тем самым разбудив Маккачина и самого Виктора. Тот удивлённо встрепенулся, распахнул глаза и резко сел, отчего Юри ударилась лбом о его плечо.

— Что случилось? — перепуганно по-русски спросил он.

— Виктор! У меня появилась музыка для произвольной! — затараторила Кацуки. — Послушай! — и воткнула ему в уши наушники.

Лицо Никифорова спустя какое-то время просветлело, на губах расползлась улыбка, а глаза засияли от счастья и радости.

— Великолепно! Суперски! — восхитился он.

Юри счастливо рассмеялась.

Странное, иррациональное счастье засело в ней комком пуха. Фигуристка чувствовала небывалое облегчение. Виктору понравилась музыка! А это значит, что она будет выступать под неё!

Никифоров резко притянул девушку к себе и крепко-крепко обнял, откидываясь на кровать. Кацуки даже не стала сопротивляться, лишь обняла тренера за шею и засмеялась ему куда-то в ключицу.

— Давай спать, — предложил Виктор. — А завтра подумаем над произвольной.

Японка кивнула, убрала планшет куда-то на тумбочку и прикрыла глаза. Её не волновало, что она сейчас в той же одежде, что и днём. В ногах завозился Маккачин, и почему-то фигуристке показалось, что так и должно быть.

* * *

Произвольную они готовили вместе с Юко. Девушка, как зритель со стороны, всегда с радостью подсказывала, что лучше вставить, а что — убрать.

Юри всегда считала, что создавать произвольные и короткие программы — это целый вид искусства.

Во-первых, программа в фигурном катании, которую собирается откатать фигурист, должна быть хорошо сбалансированной. А это значит, что нельзя полагаться на какую-либо определённую группу элементов. Например, будь это прыжки, то без достаточного количества вращений оценка будет снижена. Терять баллы — это ужасно. А терять их на мировых соревнованиях — неприемлемо и очень стыдно.

Во-вторых, в фигурном катании было три закона: закон единства, закон контраста и закон нарастания.

Закон единства предполагал создание программ как единого целого, соответствие композиции единому замыслу. Для простого зрителя данный пункт мог показаться лёгким, но на деле любому фигуристу было очень сложно сделать так, чтобы выступление было едино с музыкой, чтобы каждое движение смотрелось гармонично. С талантом Виктора данная проблема была устранена.

Закон контраста проявлялся не только в различии элементов композиции, но и в смене движений. Надо было чередовать напряжение тела с его расслабленностью, высоту прыжков и низость «волчка». Юко, с её гибким телом и живым воображением, подсказывала, когда какой элемент стоило бы применить.

Но больше всего на свете Юри любила закон нарастания. А именно — смену скорости. Плавно, резко, долгожданно и неожиданно она меняла свою скорость скольжения, делала повороты, прыгала, раскидывала руки в разные стороны и смеялась. Громко и искренне.

Неужели она действительно хотела покончить со всем этим? Да как такое могло ей только в голову прийти?!

В-третьих, фигуристам, которые собирались участвовать в каких-либо соревнованиях, ещё с детства вбивали какой элемент в какой части катка стоило делать. Таким образом, первое и второе вращение следовало делать на крайних частях катка, а третье — в центральной. Дорожки по кругу могли быть расположены как в крайних частях катка, так и в средней. Но при исполнении такой дорожки должно создаваться впечатление, что она исполняется во всю ширину катка по окружности.

Всего Юри должна была сделать от двадцати шести до двадцати девяти элементов. И если раньше такое большое количество её пугало, то теперь, когда рядом были её друзья и товарищи, Кацуки больше не боялась. Наоборот: она верила в себя, как никогда раньше!

Начать они решили с того, что подсказала Мари как-то вечером: с того момента, когда Юри думала, что она справляется со всеми трудностями сама. Кацуки-старшая предложила для начала просто как-нибудь красиво поднять руки вверх, после чего начать делать повороты. Эта идея была с радостью воспринята Виктором.

Затем на повестке дня были дальнейшие движения. Тут сама японка решила использовать некоторые элементы из своих бывших программ. Никифоров, опять-таки, согласился. Правда, сначала он весь вечер просматривал записи с выступлениями Юри.

Родители Кацуки были удивительными. Несмотря на позднюю ночь, они всё равно каждый раз внимательно смотрели на выступления их дочери и записывали их на диск. Таким образом, Виктору не пришлось лазать по различным сайтам, включая YouTube, на котором тот мог легко засесть за просмотром каких-нибудь обзоров, совсем забыв про фигурное катание — такое за ним водилось очень и очень часто.

— Виктор, — как-то произнесла Юри, сидя на крыльце «Ю-Топии» и смотря в ночное небо.

В тот день ей не спалось, поэтому девушка решила подышать свежим воздухом. Как оказалось, Виктор её стремление поддерживал, потому как он пришёл пятью минутами позже и уселся рядом, обнимая подушку.

— М? — отозвался он.

— Когда я училась в Детройте, была одна девушка. Она была очень напористая, постоянно пыталась общаться со мной. Наверно, она даже была немного надоедливой в этом плане. И вот однажды мой товарищ, который также занимался у Селестино, ты его не знаешь, однако в этом году он будет участвовать в Гран-При, попал в аварию. Я тогда очень сильно за него переживала. В те дни я сидела в больнице безвылазно, всё ждала, когда он очнётся после операции. И тогда эта девушка обняла меня, дабы успокоить и подбодрить. А я, дура такая, оттолкнула её, — Юри замолчала. И к чему она вообще вспомнила эту историю? — Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я слабая и нерешительная. Мне показалось, что она вторгается в мой внутренний мир. И мне не понравилось это.

— Глупо, — прямолинейно заявил Никифоров.

— Я знаю. Но сейчас я начала понимать, что никто никогда не относился ко мне, как к слабой. Они верили, что я буду расти как личность, поддерживали меня и всегда были на моей стороне.

— Ты вовсе не слабая, — возразил Виктор. — Никто так не думает.

— Я знаю, — повторила Кацуки. — Благодаря тебе и Юрию я поняла это. Теперь же буду стремиться вперёд, стать лучшей и доказать всем, что ты не зря тратишь время на моё обучение. Всю свою жизнь я равнялась на тебя, но теперь не хочу этого делать. Теперь я хочу совершенно иного. Раньше я никогда не задумывалась о победе. Об участии — да, но о победе не могла даже заикнуться. Однако…

— Однако ты изменила своё мнение, — кивнул Виктор.

— Да. — Японка улыбнулась и положила голову на руки. — Спасибо тебе за всё. Я не знаю, как могу иначе выразить свою благодарность, поэтому я сделаю это с помощью фигурного катания. Обещаю: я выиграю золото, и ты будешь мной гордиться!

— Тогда я предлагаю заключить сделку! — Никифоров вскочил на ноги, встал позади Юри, положив ей руки на плечи, тем самым опёршись на неё, и продолжил: — Я клянусь, что выполню любое твоё желание, если ты выиграешь золото в финале Гран-При.

— А если я проиграю?

— Тогда ты заплатишь мне двойную… Нет! Тройную сумму за то, что я потратил на тебя целый сезон, а, в итоге, ты так ничего и не смогла добиться.

Девушка передёрнулась — то ли от холодного ветра, внезапно подувшего со стороны замка Хасецу, то ли от перспективы платить Виктору в три раза больше, чем надо было.

Кстати, а сколько она будет должна ему?

Почему-то раньше Юри над этим не задумывалась, однако теперь… Услуги тренера, хореографа и личного психолога не такие уж и дешёвые, если подумать. А фигуристы зарабатывают мало…

Да ей в жизни таких денег никогда не найти!

«Всё очень плохо!» — подумала Юри.

Внезапно телефон в заднем кармане пиликнул. Юри достала его и разблокировала. Это было оповещение из Инстаграма. Кацуки открыла его и тут же пожалела, потому что груз на плечах стал как-то тяжелее, а тело пробил странный озноб.

«Смотрите, что я откопал! ╰(*´︶`*)╯ Это я и @yuri_katsuki, когда мы ещё встречались. Правда она милашка?

(´ ∀ ` *)»

Пхичит, как всегда, не вовремя со своими фотографиями. Взгляд Виктора стал более раздражённым — Юри чувствовала это.

Краем сознания Юри подумала, что такой же макияж можно будет использовать в произвольной.

Прошло вот уже три месяца с тех пор, как он, знаменитый фигурист и мечта как минимум половины населения Мира, самый сексуальный мужчина по данным журнала «People», переехал из второй столицы России, Санкт-Петербурга, в такое захолустье, как Хасецу. И вот уже полгода как он являлся тренером для Кацуки Юри — надежды женского японского фигурного катания.

Но, как бы то ни было прискорбно, этой надежде не хватало веры в себя. Она​ была​ слишком закомплексована. Виктор, как только мог, выколупывал её из скорлупы, показывал, что она борется не одна и, конечно же, ежедневно долбил с ней короткую и произвольную программы.

И с каждым днём Виктор всё больше осознавал, что та стена, так соблазнительно стоящая у входа в раздевалку, просто жаждет, чтобы он хорошенько подолбился об неё головой.

У Юри была великолепная команда поддержки, самый лучший фигурист в тренерах, шикарные соперники, великолепные программы, неплохая мотивация и… никакой веры в себя. Вообще. Это ещё на соревновании с Плисецким Никифоров кое-как достучался до Кацуки, после чего получил неплохой Эрос. Но затем всё вернулось на круги своя.

Виктор видел: Юри старается, катается, выбивается из сил, но… Но не то. Чего-то ей не хватало. И, кажется, он догадывался, чего именно — одной белобрысой заразы с большим лексиконом матерных слов. Юрия Плисецкого, если точнее.

А потому было решено сделать вот что: позвонить Якову, попросить его о совместных тренировках с российской сборной, услышать отказ, начать названивать каждые пять минут, подключить к этому Гошу и Милу и, в конце концов, получить разрешение. Никифоров чувствовал себя победителем.

— Ю-юри, — позвал он, растянув первую гласную.

Девушка подъехала к нему и оперлась на бортик, при этом хватая бутылку с водой и начиная жадно пить. Как же она устала! Прокат короткой программы ничего не дал, разве что ушибленный копчик. Прыжки она конкретно запарывала: даже по лицу Кацуки было видно, что волнует её совсем не фигурное катание.

— Не хочешь съездить в Россию? Погулять по Питеру? — предложил Виктор.

Девушка резко выпрямилась и удивлённо посмотрела на него.

— А как же тренировки?

— Я уговорил Якова — он не против поделиться катком на недельку. Заодно и Милу с Юрой увидишь. — Он подмигнул девушке. — Ну же, соглашайся!

Кацуки закусила нижнюю губу, нахмурилась и… кивнула. Никифоров, будто маленький ребёнок, получивший сладость, подскочил на месте и громко крикнул: «Я-ху!», на что Юри едва заметно улыбнулась. Ох уж этот Виктор!

В общем, тем же вечером они принялись складывать вещи. В чемодан летело всё у Виктора и только часть у Юри. Никифоров, кажется, даже и не заботился о том, что брать, просто скидывая всё, что видит. И не важно: помятое оно или нет. Своим поведением знаменитый российский фигурист показывал Кацуки свою несобранность. Однако, признаться честно, девушка была даже немного рада: Никифоров не притворялся кем-то другим, а был самим собой. Искренность — это именно то, за что она мужчину и ценила.

Билеты на самолёт были куплены через интернет. Вылет был назначен через пять дней, а потому ещё целую рабочую неделю им надо было провести в Хасецу. Юри не была против, даже наоборот — запылала новыми силами в преддверии встречи с друзьями. Прыжки стали получаться лучше, движения плавнее, скольжение по льду больше не выглядело так печально. Никифоров сделал себе мысленную заметку, что на действия Кацуки её моральное состояние влияет куда сильнее, нежели на него. А потому и подход нужен другой.

Готовиться надо заранее, а потому Никифоров уже сейчас начал продумывать идеи того, как можно будет подбодрить его ученицу перед соревнованиями.

Во-первых, он решил не использовать давление. Всё же не стоит угрожать девушке, что он от неё откажется, если она провалится. Это лишь сильнее будет давить на фигуристку. Когда Юри много думает, она плохо катается, потому что сомнения в такие моменты всегда грызут её изнутри. Но и не надо слишком верить в японку, потому что иначе девушка будет думать, что на неё возложены слишком большие надежды, и в итоге она провалится. Надежды, конечно, были действительно возложены, однако говорить об этом не стоило: перенервничает. Надо было попытаться найти ту золотую середину, о которой ходит так много легенд.

Во-вторых, девушке нужна была мотивация. Тот самый пресловутый кацудон долго работать не будет — Виктор это осознавал, а потому надо было придумать что-то ещё, какую-нибудь значительную награду. Но вот вопрос: а что ей нужно?

И в-третьих, Никифоров, конечно же, собирался верить в Юри. Вера — это то самое чувство, которое заставляет идти вперёд с высоко поднятой головой, вдохновляет и позволяет не бояться. «Если в меня верят, то я всё смогу», — вот те самые мысли, которые всегда возникали в голове мужчины, когда он в самом начале своей блестящей карьеры выходил на лёд. Тогда папа ещё смотрел на него с трибун, тогда мама ещё готовила ему вкусные обеды за победу. Тогда, когда у него была хорошая полноценная семья.

Виктор не любил разговоры о своей семье, потому что мать отдалилась от него после смерти отца. В детстве мальчик чувствовал её любовь буквально на кончиках пальцев. Однако смерть отца и любимого мужа переломили её. Никто не знал об этом, но в данный момент Светлана Владиславовна лечилась в психиатрической больнице.

Отбросив грустные мысли куда подальше, Никифоров сосредоточился на основной цели и попытался не уснуть, пока они летят. Почему-то мужчина всегда засыпал в самолётах. Причины этого он не знал, однако удачно скидывал всё на давление. А рядом сидящая Юри выглядела слишком активной: она что-то читала и при этом хмурилась, улыбалась, удивлялась.

Неугомонный Виктор тут же положил ей голову на плечо и посмотрел на страницы. Там было какое-то чёрно-белое изображение двух людей — одного низкого и слабого, а другого высокого и накаченного. От них шли окошечки с диалогами. Когда девушка перелистнула на следующую страницу, Виктор понял, что она читала мангу. Печальный факт заключался в том, что Никифоров не знал японского, а история была именно на этом языке, так что уловить смысл происходящего было невозможно. Знакомые кандзи «Нож» и «Вилка» вообще не придали картине ясности.

— Ю-юри, — позвал он, так и не удосужившись поднять голову с её плеча, — а что ты читаешь?

— «Торико», — коротко ответила девушка, перелистывая на новую страницу.

Название произведения ничего ему не дало, а потому мужчина прикрыл глаза и, кажется, задремал. Во всяком случае, когда он их открыл, они уже практически прилетели.

Регистрацию они прошли более чем успешно, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Это печалило Никифорова: ему было душновато, да и сонливость никак не проходила. Но так как Юри по-русски знала только «привет», «спасибо», «пока», «хочу спать» и пару матных словечек, фигуристу мирового класса пришлось взять себя в руки. Дело пошло быстрее.

Конечно же, так просто всё не закончилось, ибо Питером тут хоть и пахло, но до него ещё надо было час ехать на электричке, которую ждать пришлось где-то двадцать минут. За это время Никифоров успел сто раз заскучать, поныть и чуть не окочуриться от скуки. Юри же было всё равно. Виктор восхищался её терпеливостью — сам он так не смог бы.

Когда приехал поезд, они тут же расселись на приглянувшиеся места и поехали дальше. Кацуки опять достала свой танкобон и принялась за чтение. Никифоров хотел было уже смириться со своей участью — подумаешь, забыл взять с собой что-нибудь, чем можно было бы заняться, — достать телефон и сыграть в какую-то дурацкую игру, где надо было вовремя нажимать на экран, как вдруг заметил, что слова-то на картинке были написаны не на японском, а на английском! Да и сама книга хоть и была похожей по картинке на обложке, явно являлась другим томом.

Мог бы — расцеловал бы Юри!

Японка была удивительной. И её удивительность заключалась в том, что она подмечала все детали своими зоркими карими глазами. То, что пропустил бы мимо другой человек, она особо выделяла и запоминала, откладывала в своей памяти. Кацуки всегда старалась проявить внимательность и дружелюбие. Честно говоря, у неё это получалось просто волшебным образом: ещё никогда Виктор не чувствовал, чтобы кто-нибудь, кто не являлся членом его семьи, пёкся о нём.

В общем, мужчине было очень приятно.

При выходе из вокзала их ждал Плисецкий. Юрий стоял, уткнувшись в телефон, и что-то печатал. Когда он поднял глаза, Юри пришло уведомление о новом сообщении. Виктор понял, что юный Русский Тигр просто-напросто задолбался их ждать и решил выяснить, где же они шляются.

Всё это заняло у Никифорова примерно пять секунд, а потом он подхватил Кацуки под локоть и понёсся к Плисецкому. Парень честно сопротивлялся, шипел, рычал, однако, Виктор был выше и сильнее, а потому чуть ли не задушил подростка в объятиях.

Следующей на очереди была Юри. Её Плисецкий принял спокойно, даже по спине похлопал. Никифоров грустно вздохнул, осознавая, что Юрий любит его ученицу больше, чем его самого.

— Наконец-то вы припёрлись, — вздохнул блондин и почесал в затылке. — Яков просил передать, что ждёт вас завтра к трём часам.

Никифоров широко улыбнулся и потрепал подростка по голове. Какой же Юра забавный, когда строит из себя недовольного!

— Во всяком случае, мы решили, что поживём в моей квартире. Поэтому будет неплохо, если ты нас проводишь.

Плисецкий закатил глаза, но кивнул. Ему не сложно. Всё равно дома делать нечего. Разве что им задали очередной список литературы на лето, но как будто его кто-то читает. А с Госпожой, его любимой породистой кошкой, всё будет в порядке: дрыхнет, небось, без задних лап на своей подушке.

Они вызвали такси. Загрузив вещи, все трое сели внутрь. Виктор спереди, а Юри и Юрий сзади. Плисецкий как бы нехотя поинтересовался успехами девушки, на что получил скомканный ответ на японском. Фигурист понял — всё плохо, ибо на родной язык Кацуки переходила только в таких случаях.

Юрий помог девушке поднять вещи на пятый этаж и занести их непосредственно в саму квартиру, оказавшись внутри которой Юри удивлённо оглянулась.

Сразу была понятна разница менталитетов Японии и России.

Коридор у Виктора был небольшим. Вдоль одной из стен стоял шкаф с куртками, шапками, шарфами, обувью и прочей верхней одеждой, коей было не так много, как могло бы показаться.

Первой дверью оказалась дверь в кухню. Она не была выполнена в каком-то особом стиле, просто на стене висели шкафчики, а вдоль неё стояли тумбочки. Рядом с холодильником также находилась миска Маккачина, которого оставили в Японии.

Гостиная была огромной. В центре неё стоял серый диван с кучей подушек, рядом с диваном — столик, на котором валялись какие-то журналы. Из большого окна, прикрытого светло-жёлтыми полупрозрачными занавесками, светило солнце. Его лучи освещали светлые обои, книжный шкаф, в котором золотились медали, плазму на стене и бежевые кресла.

Так как квартира являлась трёхкомнатной, то Кацуки отправилась на осмотр остальных комнат.

Первой она посетила ванную, где вымыла руки с жидким мылом, пахнущим ванилью. Сама ванная комната была самой обыкновенной: шкафчик над умывальником, труба на стене и ванна с другой стороны.

Туалет также оказался самым обычным. Разве что не было сменных тапочек. А потом Юри вспомнила, что в Европе такие нормы гигиены не были приняты.

Комната, в которой должна была временно разместиться Кацуки, была меньше гостиной, но тоже довольно большой. Внимание привлекала небольшая двухспальная кровать. При одном взгляде на неё клонило в сон. На стенах висело несколько картин с пейзажами разных стран, также стоял книжный шкаф с российской литературой, письменный стол с компьютером. Ещё тут присутствовали диван, шкаф с вещами, зеркало и пара стульев. Всё было обставлено очень уютно и чисто. Однако Кацуки своим зорким глазом подметила, что тут давно никто не жил.

Та комната, что принадлежала Виктору, была чуть темнее, однако неизменным оставалось большое окно. Наверное, в России было принято иметь окна на полстены, а то и больше. На самой стене, что было удивительно, висел красный ковёр с каким-то чёрным узором. Юри удивлённо моргнула, но видение никуда не исчезло.

— Так уж получилось, что для звуковой изоляции раньше вешали ковры на стены, — объяснил Виктор, подкравшийся сзади.

Юри понимающе кивнула — сама, когда жила в Фукуоке, страдала из-за громких соседей.

— Идём? — спросил Юрий. — Я обещал тебе показать Питер.

Юри чувствовала себя не очень уверенно на чужом катке — Юрий видел это даже невооружённым глазом. Девушка как-то зажималась, краснела и постоянно извинялась. У неё вообще была дурацкая привычка — извиняться. И не важно, сделала она что-то плохое или нет.

Виктор стоял в стороне и лишь качал головой, изредка ловя на себе внимательные взгляды Якова, от которых становилось неудобно. Вообще, Фельцман был Никифорову словно второй отец: он по-отечески заботился о тогда ещё мальчике, ругал за прогулы в школе, хвалил за успехи в спорте и университете, беспокоился, когда маленький Витя болел или получал травму по собственной глупости. Пожалуй, он был весьма своеобразной заменой Александру Вячеславовичу, который пропадал на подработках — в начале нулевых денег в семье было немного, и каждый всегда выкладывался на полную, чтобы получить хоть копейку.

Виктор, которому к тому времени было уже тринадцать лет, начал выступать на юниорских соревнованиях. В первый раз он забрал бронзу, потому что давление на льду оказалось невыносимым: Никифоров думал, что ему ничего не стоит взять и откатать программы, ведь он столько раз катался перед друзьями и знакомыми, выступал на школьной сцене…

Вот только школа и мировые соревнования сильно различались.

Мальчика подвела его самоуверенность — его тогда словно сильно ударили живот, выбивая весь дух. Виктор до сих пор помнил, как у него перед выступлением кружилась голова, как Мила старалась его успокоить, а Яков бил по щекам, крича что-то. И это действительно помогло, вот только частично: Никифоров не смог стать ни первым, ни вторым. Однако Фельцман после награждения не хмурил брови, как обычно, не ругал его, лишь обнял и сказал, что он великолепно справился.

Выходя на лёд в четырнадцать лет, Никифоров продолжал бояться, однако он был готов к тому напряжению и к тем миллионам пар глаз, которые были направлены только на него одного. Он представлял, что он — Александр Абт, фигурист, которым Витя восхищался с тех пор, как попал в мир фигурного катания. Мальчик катался с мыслями о том, что он должен показать своему кумиру, что новое поколение ни за что не подведёт Россию, что даже спустя десять лет после распада Советского Союза в стране остались талантливые люди.

Такие мысли помогли Никифорову сначала получить высший балл по короткой программе, а потом буквально зубами, обогнав французского соперника на ноль целых шесть десятых баллов, вырвать первое место по произвольной. Виктор никогда не забудет тот день, когда он стоял на пьедестале на первом месте и махал рукой радостным родителям. Кажется, тогда ещё вечно хмурая Лилия Барановская заплакала и прикрылась носовым платком. А Яков лишь смеялся и обнимал её.

И сейчас Никифоров как никогда мечтал о том, чтобы Юри тоже ощутила это невероятное чувство, пережила те же эмоции, что и он. Но для этого нужна была вера в себя. Вот только если она сейчас чувствует себя так неуютно на чужом катке, то что же будет во время Гран При?

— Ей бы расслабиться. — Юрий облокотился на бортик, беря бутылку с водой и отпивая немного.

— Стесняется. — Виктор пожал плечами. — Тем более, под взглядом Лилии любой будет, как на иголках.

Плисецкий повернул голову в сторону Барановской и вздрогнул. Да уж, смотри она на него таким взглядом, он бы вообще побоялся выходить на лёд. Настоящая ведьма, которая буквально дыру прожигала в спине бедной Юри. Вот только никакой ненависти от бывшей жены Якова не чувствовалось. Скорее, это был интерес и ярое желание сделать из Кацуки настоящий бриллиант.

Виктор, как и Юрий, знал, что Барановской плевать на национальность человека. Для неё главным был талант. Пожалуй, будь у неё такая возможность, она бы собрала всех фигуристов вместе и преподала бы им парочку болезненных уроков, после которых они не могли бы даже двинуться.

Одним словом, Лилия была человеком, которая желает всем всего самого лучшего. Вот только при этом хорошенько всех мучает — таков был её священный долг, как жены, пусть и бывшей, Якова Фельцмана.

К Кацуки подкатила Мила и начала ей что-то говорить. Девушка тут же перестала зажиматься, но продолжала бросать осторожные взгляды на Барановскую. Потом подруги сделали несколько кругов на катке и окончательно разговорились на английском, иногда хихикая.

— Кажется, всё хорошо, — проговорил Виктор.

— До сих пор проверить не могу, что эта Ведьма и Юри — подруги, — произнёс Плисецкий. — Кстати, может, тоже на лёд выйдешь?

— Если я это сделаю, то Яков с меня три шкуры сдерёт. — Никифоров покачал головой.

— Ну как знаешь, старикан. Надеюсь, паутиной не покроешься, пока будешь ждать.

— Мне всего двадцать семь! — возмутился мужчина вслед отъезжающему Юрию, который ухмылялся. — Ох уж эта молодёжь!

А потом ужаснулся своим словам. Он становится похожим на Фельцмана!

* * *

— Сегодня было весело, пусть и немного страшновато, — произнесла Юри, когда закончилась тренировка.

На самом деле день для Кацуки прошёл почти впустую. Да, она пообщалась с Юрой и Милой; да, отработала прыжки; да, вытерпела взгляд Лилии Барановской. Казалось бы, всё прекрасно, однако японка чувствовала какую-то незавершённость. На самом деле, она хотела отработать произвольную программу, а в особенности смену элементов, которая у девушки не получалась, однако на чужом катке не так удобно, как на своём родном.

В Хасецу был всего один Ледовый Дворец, и он полностью находился в распоряжении Кацуки. Конечно, иногда туда заглядывали пары постарше, дабы вспомнить молодость, однако они совершенно не мешали, потому как приходили редко и уходили быстро. А тут, в Спортивном Клубе Чемпионов, была целая куча фигуристов, от взглядов которых становилось неуютно.

По сути, весь каток был наполнен духом соперничества, недовольством и раздражённостью. Некоторые российские фигуристы с сомнением воспринимали японку, а другие до сих пор не понимали, что в ней такого нашёл Виктор, раз сорвался с места и уехал в другую страну.

Однако Юри с удивлением заметила, что в большинстве своём эти негативные эмоции были направлены не на неё, а на российских фигуристов. И делал это Фельцман. А взаимоотношения между русскими даже негативными эмоциями было сложно назвать: они постоянно соперничали друг с другом, пытаясь понять, кто из них лучше, у кого плавнее повороты и красивее дорожки, за что получали по голове от Якова, который буквально пылал от злости и недовольства, ругаясь себе под нос.

А ответом ему были улыбки и смех.

— Они просто хотят показать, что тоже не лыком шиты, — объяснила Мила после тренировки. — Не обижайся на них. На самом деле ты им просто очень интересна. Они хотят узнать о тебе побольше. Хотя, признаюсь, тут всё же есть парочка людей, которые недовольны твоим присутствием.

— Д-да ничего. — Кацуки улыбнулась, расшнуровывая коньки на лавочке.

— Не бойся и не стесняйся: здесь все свои. А если кто-то посмеет тебя обидеть, то я лично побью его, — заверила Бабичева. — О! А вот и Витя!

Японка подняла глаза, глядя на приближающегося тренера. Он улыбался и махал им правой рукой, в левой таща на буксире какого-то сопротивляющегося фигуриста. Юрий на заднем плане громко ржал и тыкал в несчастного пальцем, за что получил оплеуху от Барановской.

— Юри, я хотел бы познакомить тебя с моим другом Георгием Поповичем, — заговорил Никифоров, с довольным видом демонстрируя девушке фигуриста, будто какой-то товар в магазине. — Он хороший и не кусается, но очень влюбчивый и эмоциональный.

— Хватит нести чушь! — фыркнул Георгий. — Этот придурок…

— Эй! — возмутился Никифоров.

— Так вот, этот придурок меня уже представил. Собственно теперь, когда он ушёл, я автоматически становлюсь лучшим фигуристом в группе Якова.

— О, вот как. — Кацуки кивнула, не зная, что и сказать.

Георгий был приятным на вид молодым человеком. Вообще, японка восхищалась его эмоциональными выступлениями, мечтая однажды тоже суметь так передать свои чувства через танец. И хотя Виктор в своё время замечал, что его друг излишне эмоционален, Кацуки это даже нравилось: не каждый день можно встретить такого искреннего человека.

— Скажите, Георгий-сан, а это правда, что своё выступление на Гран При Вы хотите посвятить знаменитой фигуристке Анне? — спросила Юри.

Ей на самом деле было это интересно, потому что девушка ни разу в жизни не видела, чтобы кто-то вот так вот рассказывал о своих чувствах всему миру. Конечно, она знала о голах и победах, которые посвящали любимым, однако всё это было где-то далеко от неё, в других видах спорта и лет десять назад в фигурном катании. А тут…

Георгий был другом её тренера и, возможно, в будущем они и сами будут хорошими знакомыми. Попович находился здесь, прямо перед ней, а не призраком прошлого витал где-то на льду. Видя его выступления по телевизору и даже пару раз вживую, Кацуки знала наверняка, что всё, что он делает, он делает искренне. И чуть меньше, чем через полгода он собирался забрать первое место себе, тем самым доказав Анне свою преданную любовь. Но то, что больше всего тронуло японку — это тот факт, что Георгий собирался сделать это преднамеренно, специально, а не в порыве азарта, как это делали те же игроки в футбол или баскетбол.

— Чего? Кто тебе рассказал? Неужто Виктор?! — возмутился Попович, так как о теме его программы не знал никто, кроме тренера и близких друзей — он хотел сделать любимой девушке сюрприз. — Вот ведь поганец!

— Нет-нет, Георгий-сан! — Кацуки замахала руками. — Мне Мила по секрету рассказала, и я не собираюсь разглашать вашу тайну никому. Обещаю!

— Что это ещё за «сан» такое? Зови меня просто Гоша. — Фигурист рассмеялся. — Ну, раз Мила, то ладно.

— В смысле, раз Мила, то ладно? А если я, значит, не ладно? — Виктор упёр руки в бока, надувшись.

Юри облегчённо выдохнула, с улыбкой смотря на старых друзей.

Между ними не было никакой вражды или же злости, только дух соперничества, который ощущался на соревнованиях. На самом деле они были хорошими старыми друзьями — девушка видела это и невооружённым глазом. Они дурачились, как дети малые, но это было по-своему прекрасно, так как Юри ощущала особую и нерушимую связь между ними. Такая возникает только при длительном общении людей, которые вместе пережили много неприятностей и хороших моментов.

Именно такие узы связывали ее саму с семьёй Нишигори.

И именно такую связь она мечтала создать с Виктором и Юрием.

Девушка никогда не стремилась к чему-то, что выше её головы, всегда спокойно проживала свою жизнь, не надеясь ни на кого, кроме себя. Единственное, о чём мечтала японка — это о хорошем доходе в их семье, чтобы отец с матерью не горбатились каждый день в «Ю-Топии», спокойной жизни для себя и родных и крепких уз с важными ей людьми. Однако мечта хотя бы раз стать лучшей фигуристкой горела ярким пламенем в груди, прикрытая колпаком более реальных свершений.

Юри не верила в себя и в свои силы. В какой-то момент её жизни, в прошлом году, когда она шла выступать на льду, девушка сдёрнула тёмный полог ткани со своей нереальной мечты, давая ей разгореться настолько ярко, насколько только можно было. В те дни она не боялась огня…

И горько пожалела об этом потом.

Она проиграла, упала с вершины на землю, сломав себе крылья надежды. Она не могла подняться, потому что руки и ноги также оказались переломаны, вера в себя растоптана, а желание бороться дальше уничтожено. Лишь сила воли и Пхичит с семьёй не дали ей окончательно пасть духом, отчаяться и зарыться в себе. Они помогли подняться с колен и заново научили ходить.

Но не вернули той былой уверенности.

Однако это сделал Виктор. Улыбаясь, он бережно залечил её переломы, восстановил выдернутые перья и почти расправил её крылья, однако сама Юри не давала ему полностью помочь ей, зажималась и боялась вновь оказаться у разбитого корыта. Сестра Кацуки лишь качала головой и говорила, что девушке просто нужно время, что ей следует отдохнуть и понять, что начался новый виток в её жизни.

Ну, а до тех пор Никифоров собирался поддерживать ученицу.

Юри не раз преследовала мысль о том, чтобы всё бросить. Бросить этот дурацкий спорт, бросить коньки, бросить семью, бросить Виктора, бросить Японию и сбежать куда-нибудь далеко-далеко. Например, в Англию. Или Ирландию. Ещё Кацуки манили Филиппины и Франция. С каждым днём мысль становилась всё навязчивее и навязчивее. А однажды вечером фигуристка застала себя за тем, что сидит и смотрит, в какую страну было бы легче и дешевле улететь. Из вышеперечисленных, конечно же.

Приближающийся чемпионат Чугоку, Шикоку и Кюсю казался японке тяжёлым грузом на плечах, чуть ли не ночным кошмаром. Появлялась внезапная бессонница и нервозность. Нижняя губа была вся искусана, за что уже не раз Юри получала нагоняй от Виктора и какие-то задумчивые взгляды от него же. И от них становилось тяжелее.

— Ты обещала, обещала! У тебя есть цель, так почему ты к ней не стремишься? Дура! — ругала себя вечерами Юри, лёжа в постели и утыкаясь носом в подушку.

После возвращения в Японию это продолжалось неделями. Сменилось время года, а Кацуки всё думала о том, что она очень слабая, раз так трясётся из-за какого-то чемпионата, который, к слову, даже не был мировым. На неё как-то по-особенному повлиял дух России и желание российской сборной соревноваться. Кацуки, к своему стыду, начала теряться, понимая, что противники у неё в этом году будут сильными. Тем более, она будет соревноваться против своей подруги.

— Какое «будет»? Ты же ещё не победила в чемпионате Чугоку, Шикоку и Кюсю, — вздыхала Юри, понимая, что всё только впереди. Да и до встречи с Милой придётся постараться — уж вряд ли они будут соревноваться друг с другом в самую первую неделю. Скорее уж как-нибудь во втором туре встретятся. Если японка, естественно, до него доберётся. Ну, а что на тему Бабичевой… В ней никто не сомневался, а Плисецкий пророчил место не ниже второго.

И с каждым мгновением Кацуки одолевала сильная боязнь проигрыша, воспоминания о проваленном Гран-При заставляли тело вздрагивать от неприятных ощущений. Она словно вновь и вновь испытывала боль от тех падений, копчик начинал болезненно пульсировать, а с ладоней будто кожу сдирали. Эти ощущения казались такими реальными, что где-то внутри образовывался неприятный ком, а к горлу подкатывала тошнота. В такие моменты Кацуки начинала пить как можно больше воды, чтобы это чувство прошло. Она чувствовала себя потерянным ребёнком, которого вновь и вновь загоняют на страшный чердак, где обитает какой-нибудь страшный призрак или монстр, что сожрёт её.

Чердаком был чемпионат, монстром — Виктор. Вот только Юри знала, что фигурист её не сожрёт. Скорее, это была ярая боязнь разочаровать тренера, опозорить его — он же верит в неё! Он ради нее отказался от года выступлений! Он улыбался на все язвительные комментарии российских фигуристов, которые всегда считали нужным высказаться, когда они приходили к ним на каток прошедшим летом.

Юри знала, что её волнения не остались незамеченными. Родители и сестра смотрели на неё всё более и более ободряюще, друзья — переживающе. А вот взгляд Виктора отличался. Его голубые глаза наливались каким-то свинцом, как-то затуманивались, устремлялись в никуда. Или это так разыгралось воображение девушки? Но факт оставался фактом: всё чаще и чаще она ловила на себе тяжёлые взгляды Никифорова, и от этого хотелось плакать. Но ещё больше печалил тот факт, что порой мужчина начинал её сторониться, и Юри уж совсем изводила себя в такие моменты: что она сделала не так? Где опять накосячила? Почему вообще раскрыла рот?

Мари качала головой, тяжко вздыхала и нередко давала нерадивому тренеру сестры подзатыльник-другой.

Удивительно, как легко и просто Никифоров влился в семью Кацуки — с его-то широкой русской душой и отсутствием в словаре таких понятий, как такт, уважение и личное пространство, что для среднестатистического японца было чуть ли не богохульством. Но факт оставался фактом, и Виктор уже был любимым младшим братиком для Мари и прекрасным сыном для Хироко и Тошии.

— Мой мальчик так вырос, — как-то произнесла по-японски Хироко, глядя на то, как Виктор готовит какую-то русскую еду самостоятельно. В тот миг Юри даже соком подавилась, не веря в то, что это говорит её собственная мать.

Нет, видеть Никифорова частью своей семьи было очень и очень здорово, однако она не могла представить его братом. Совершенно. Он был для неё другом, наставником, идолом, она была влюблена в него не только по-фанатски, но и как в человека, пусть пока эта влюблённость ещё не окрепла во что-то более сильное. Но уж точно не видела его братом. Да и вообще, Кацуки было сложно представить, что у Виктора может быть семья. Не та, которую он сам создаст, а родители, братья, сёстры, тёти и дяди. Он казался выше всех этих семейных уз, но ни капельки не одиноким.

— Моя семья? — задумчиво сказал Виктор, когда Кацуки его спросила о ней. — Я думал, что ты, как фанат, всё знаешь. Я никому не говорил, но моя мать — ужасная фаталистка. И это, наверное, и есть причина наших прохладных отношений сейчас. А отец ужасный спорщик. Сперва он спорил с матерью, а когда я вырос, то и со мной. Я сбежал из дома через три с чем-то месяца после того, как мне исполнилось восемнадцать. Это был две тысячи седьмой год, начало апреля. Сперва я немного пожил у Якова, но затем начал сам снимать квартиру, тренировался, подрабатывал иногда в кафе недалеко от дома… Мать часто звонила мне, спрашивала о самочувствии, а потом… — Тут он тяжко вздохнул, поправил чёлку и как-то печально посмотрел на Юри, — потом умер Ельцин. Ну, который был первым президентом Российской Федерации. И моя мать накричала на меня. Она считала, что, раз уж я родился в год фактического, но ещё не практического и не исторического распада СССР, когда страна уже была на грани, то я обязательно принесу беды. И, раз я сбежал в начале апреля, а под конец месяца умер Ельцин, то всё, это моя вина, это я, отрёкся от дома, от родных, и сердце бывшего предводителя не выдержало. Дурные знаки, порча и всё такое. Глупо, правда? Отец, когда ещё был жив, говорил, что у неё проблемы с психикой из-за воспитания в детстве, а я… А я даже и не знаю. Я сильно на неё обиделся в тот день, не желал разговаривать, да и вообще, к этому всё и шло. Но я не жалею.

А потом он вновь улыбнулся, но уже не так искренне. И в тот момент что-то в сердце Юри надломилось. Она была чувствительна к бедам близких людей, будь то мать, сестра, Виктор или Пхичит. В душе возникла какая-то пустота, скорбь, сожаление и искреннее сочувствие. Кацуки обняла в тот день Виктора так сильно, как только могла, стараясь передать все те чувства, что захлестнули её с головой за несколько минут, и у неё получилось. Она утыкалась лбом в плечо Никифорова, пока тот крепко обнимал её в ответ.

Они стояли у бортика на катке, где Юри до этого отрабатывала свои движения и лишь на минутку прервалась, чтобы попить. Виктор направлял её, показывая всё на своём примере, и Кацуки подумать не могла, что простой вопрос приведёт к такой печальной истории семьи тренера. И уж точно не поняла, когда её руки обвили талию мужчины, а она обнимала его, желая поддержать.

От Виктора немного пахло потом, каким-то парфюмом. А ещё с ним было очень тепло. Как-то по-семейному. Но это была не та семейная атмосфера, которая чувствовалась рядом с Мари, а что-то другое, более… интимное, наверное. Кацуки не могла подобрать нужное слово, да и не хотела. Она почувствовала, как острый подбородок фигуриста лёг ей на макушку, а сам он как-то грустно вздохнул. Девушка не видела, но знала, что Виктор, по своей привычке ли или по мановению момента, но прикрыл глаза, чуть наклонил голову и что-то прошептал по-русски. В русском Юри не была сильна, но догадывалась, что это были слова благодарности.

Они так простояли какое-то время, и тело японки полностью расслабилось. Всё как-то отошло на задний план, даже мысли успокоились, а дыхание окончательно выравнялось. Так приятно Юри было только под тёплым одеялом с утра, когда не надо было мчаться куда-то, когда можно было прикрыть глаза, повернуться на другой бок и уснуть.

— Пора продолжить, — произнёс Виктор совсем тихим голосом, отчего по телу Кацуки прошлись мурашки, и девушка, вздрогнув, убрала руки, лишаясь теплоты объятий. — Повтори первую связку во второй половине ещё раз.

— Да.

Всё земное и насущное обрушилось на Юри огромным весом. Она вспомнила, что находится на катке, что отрабатывает важные движения, что скоро состоится её первый чемпионат, что она волнуется перед ним, что… Этих «что» было нереально много, они забили голову в одну секунду, нарушая кроткое и невозможно хрупкое сейчас равновесие.

Девушка помотала головой. Она вроде как научилась управлять собой, брать верх над страхами, но всё равно было неимоверно тяжко. Сжимала зубы, но противный червячок сомнений продолжал грызть изнутри. Брала волю в кулак, но тот предательски дрожал. Вставала на ноги, но те в какой-то момент чуть ли не деревенели. И Юри проклинала себя за это.

* * *

— Это свойственно всем людям, — фыркнула Минако, когда тем же вечером, после рассказа Виктора, фигуристка распрощалась с тренером и пошла к бывшей балерине жаловаться на саму себя. Они поставили бутылку с хорошим ромом, пачку сока и колу. Окукава предпочла алкоголь с газировкой, выбор Кацуки пал на сок. И вот, потягивая разбавленный ром, Юри рассказывала о своих сомнениях женщине. — Не важно, насколько в тебе силён дух, тебя всё равно будут терзать сомнения, лёгкая боязнь неизвестного, страх порушить всё.

— Вам же это хорошо известно, да? — спросила Юри.

— Да. Поначалу я волновалась перед каждым своим выступлением, а потом это стало чем-то обыденным. Я знала, что вот сейчас выйду на сцену, станцую на отлично, ведь знаю наперёд все движения, получу кучу аплодисментов и буду тренироваться для следующего выхода. Казалось бы, что может быть примитивнее? Я же всё это учила, проходила… И всё равно. Я боялась, что запнусь, что порву пачку, что резко всё забуду, что обувь окажется неудобной, пусть я в ней уже месяц танцевала. Я боялась сторонних факторов, засоряла ими голову вновь и вновь, как это делаешь сейчас ты.

— Но я не могу перестать думать об этом. — Кацуки опустила голову на стол.

Минако лишь покачала головой, встала и куда-то отошла. Фигуристка лишь слышала, как удаляются шаги её учителя. В какой-то момент настала тишина, прерываемая лишь стуком сердца японки, который казался ей нереально громким и раздражающим. Она не могла выкинуть из головы мысли о Викторе, о чемпионате, о Минако. Девушке казалось, что в этой тишине она захлебнётся в своих чувствах.

Однако вскоре вновь послышались шаги Окукавы, и та, подойдя к столу, что-то поставила на него, после чего плюхнулась на стул.

— Подними голову, — попросила женщина, и Юри подчинилась.

Перед ней стояла тёмная статуэтка, изображающая мужчину и женщину, которые стояли друг напротив друга, раскинув руки в разные стороны и приподняв свои правые ноги. У фигур не было детализированных лиц, лишь два прямоугольника, при этом женский был заострён внизу. Японка и раньше видела эту награду на полке в комнате у учительницы и знала, за что она.

— Benois de la danse, — произнесла Окукава, отпивая свой напиток, чуть поморщившись из-за пузыриков в газировке. — Я стёрла себе ноги в кровь, у меня была куча мозолей, я пила успокоительные, танцевала до упаду. И всё ради этой награды. Я боялась всего, чего только можно. Во время танца я думала, что корсет слишком сильно жмёт, что мне не хватает воздуха, что я совершенно не помню следующее движение, что не уверена, что мои ноги идеально прямые. Сейчас это кажется таким смешным, но тогда я места в себе не находила.

— И как вы справились с этим?

— Но в какой-то момент просто отключила голову. Каждый воспринимает своё увлечение по-своему, у каждого свой индивидуальный подход, своя тактика, чтобы добиться успеха. Кто-то учит материал весь год, а кто-то за ночь до экзамена. Мне надо было просто перестать думать. Моё тело помнило всё само, а голова и всплывающие в ней страхи мешали ему. Я сама придумывала себе то, что в конечном итоге мешало мне.

— Вы просто отдались чувствам?

— Нет. Я поверила своему телу. — Минако покачала головой. — Чувства никогда не играли мне на руку. А потому и ты доверься самой себе. Скоро у тебя чемпионат, верно? Ты выиграешь его, если на время выступления перестанешь думать о том, что должна делать, чего стоит опасаться.

— Но тогда о чём мне думать? — Кацуки казалось, что ответ где-то рядом, стоит только протянуть руку, и он будет на ладони. Но Окукава лишь покачала головой и как-то странно усмехнулась.

— Не знаю. Для каждого человека это индивидуально. Просто найди свой… Как бы сказать?.. Хм… Думаю, поток мыслей. Либо вообще не думай.

Юри кивнула. Ну, конечно. Просто это не будет, а ответ на золотом блюдечке ей не принесут. Однако совет наставницы даже как-то облегчал ту ношу, что лежала на плечах Юри. И правда, она сама что-то там напридумывала, а теперь мучается. Вот только так просто от страха не избавиться. И как найти нужный «поток мыслей»?

— Спасибо, — произнесла девушка, чувствуя искреннюю благодарность. — Спасибо.

Юри глубоко вздохнула и крепко сжала кулаки. Череда тренировок подошла к концу, и пришло время показать, чему она научилась благодаря Виктору. Последний, к слову, излучал столько радости и оптимизма, что Кацуки оставалось только незаметно закатывать глаза. Удивительно, но настрой Никифорова волшебным образом влиял на неё. Благодаря нему коленки меньше дрожали, а спокойствие разливалось в груди. Это однозначно было чем-то удивительным для японки.

— Пожалуйста, вытяните бумажку со своим номером, — попросила женщина средних лет. В её руках был вязаный мешочек.

Девушка кивнула и подошла к этой женщине, запуская руку в мешок и нащупывая там бумагу. Главной задачей для Юри было не вытянуть единицу, иначе это бы значило, что судьи будут к ней максимально строги, а зрители не станут отводить взгляда.

Японка глубоко вздохнула, собрала всю волю в кулак и опустила руку в мешочек с бумажками. Она не собиралась долго в нём рыться, помня, что в прошлый раз это привело к тому, что она выступала первой. Ухватившись большим и указательным пальцами за край листочка, девушка вытянула его.

На бумаге красовалась жирная единица, и Кацуки захотела убиться о столб. В очередной раз удача доказала, что она совсем не на стороне фигуристки.

Она на дрожащих ногах прошла обратно к своему месту и зарылась пальцами в чёрные волосы. Очки чуть съехали по носу, но это не волновало девушку. Куда страшнее, нервознее и важнее был тот факт, что она опять будет выступать первой, на глазах у всех собравшихся в Ледовом Дворце. А учитывая тот факт, что это выступление будет дебютом для Виктора как её тренера, папарацци будет больше, чем просто много.

Когда спустя пять минут Юри показала листочек с единицей Виктору, тот забавно округлил глаза и выдал что-то типа «вау», и девушка никак не могла понять: было ли это хорошим «вау» или плохим. Сам Никифоров не стал объяснять свою позицию в этом вопросе, просто подтолкнул её ко льду и сказал разминаться.

Наматывая круги по прозрачному льду, Юри поглядывала на своих соперниц, которые отрабатывали шаги или прыжки. Каждая из них как на подбор была красавицей, и лица были словно выточены из мрамора художником-гением. Эти неприятные сравнения лишь углубляли сомнения Кацуки в себе, но теперь она переживала не только за свою программу, но и за внешность. Те девушки были подобны ангелам, тем временем как она скорее походила на… кацудон.

От такого мысленного сравнения сердце Юри сжалось, а на глазах были готовы выступить слёзы, но девушка яростно замотала головой, коря себя за слабость: подумать только, она чуть не расплакалась перед Виктором, на которого заглядывалось больше половины присутствующих здесь девушек. Выставить себя дурочкой рядом с ними, такими красивыми и наверняка умными, было бы верхом глупости.

Когда основная разминка закончилась, всех согнали переодеваться. Юри подъехала к бортику и взяла протянутую Никифоровым бутылку воды, жадно выпивая её до последней капли.

— Я вижу, что тебя что-то беспокоит, — начал Виктор, настороженно глядя на ученицу. — Это как-то связано с соревнованиями или… — Он неопределённо мотнул головой в сторону остальных девушек, которые разговаривали со своими тренерами или выходили с катка.

— Всё в порядке. Не стоит беспокоиться.

Виктор предложил Кацуки руку, помогая девушке сойти со льда и проводив к скамейкам. Девушка села и, согнувшись, принялась развязывать шнурки, при этом отчаянно пряча лёгкий румянец, что расползся по её щекам после столь простого, но крайне галантного жеста со стороны тренера.

— И всё же?

— Всё хорошо. — Юри мотнула головой. — Наверное, мне надо пойти переодеться, как и тебе. Встретимся в холле?

— Конечно! Только не опаздывай, — в конце фразы в голосе Виктора проскользнула какая-то нежность. Удивлённая девушка подняла голову, но увидела лишь удаляющуюся спину тренера, которая вскоре затерялась в небольшой толпе.

Пожав плечами и попытавшись успокоить разошедшееся сердцебиение, девушка поднялась с места и направилась к раздевалкам, где застала несколько фигуристок. Те уже снимали спортивные костюмы и переодевались для выступления.

— Ты ведь Юри Кацуки, верно? — спросила какая-то девушка, чьи длинные волосы были выкрашены в блонд. Фигуристка кивнула. — Меня зовут Юки Микато, приятно познакомиться. Это моё первое большое соревнование, поэтому я немного волнуюсь. А ты как? Слышала, тебе пришлось тяжело в последний год.

— Да… Немного. Сейчас всё хорошо. — Юри неопределённо кивнула, расстёгивая спортивную кофту. — Во всяком случае, я верю, что всё будет хорошо.

— Ох… Прости, я наверное немного надоедлива, но мне интересно узнать, каково это — выступать в финале Гран-При?

Кацуки посмотрела в карие глаза девушки, перевела взгляд на родинку под глазом, на небольшой аккуратный нос, на точёные скулы, на пухлые губы и чуть завистливо вздохнула. Юки была милашкой и красавицей одновременно. Обычно именно такие девушки играли главных героинь в популярных аниме и дорамах.

— Это немного странно и страшно. Пусть я и выступала последней, но чувствовала большое давление со стороны зрителей. Они все ожидали от меня чего-то грандиозного, и мне было искренне стыдно, что я их подвела.

Кацуки даже зажмурилась от неприятных воспоминаний, но после усилием воли отогнала их прочь, вспоминая, что скоро придут стилисты (в случае Юри это будет Минако), которые сделают фигуристкам макияж, так что Кацуки поспешила стянуть спортивные штаны.

— Ты всё равно классно выступила. — Микато покачала головой. — Я болела за тебя.

— Спасибо.

— Если я не смогу в этом году пройти в Гран-При, то я буду болеть за тебя.

Юри удивлённо обернулась. В глазах Юки была такая решимость, такая уверенность в Кацуки, что девушка даже вздрогнула. Ей было приятно, что в неё верили, это придавало сил и желания бороться за первое место. Но также японка осознавала, что пусть слова Микато и были добрыми, она при этом была готова бороться за право выступать на Гран-При. Кацуки была рада сопернице.

— Хорошо. Однако если я всё же не смогу пройти, но пройдёшь ты, я буду сидеть в первых рядах с плакатом, на котором будет написано твоё имя.

Юная фигуристка в ответ улыбнулась, натягивая на себя костюм. Юри поспешила сделать то же самое. Только она с небольшим трудом застегнула молнию на спине, как дверь распахнулась, и вошли стилисты.

Минако деловой походкой подошла к подопечной и приказала той сесть ровно, доставая из своей небольшой сумки огромную косметичку. А затем Кацуки закрыла глаза, позволяя старшей подруге делать со своим лицом всё, что ей только вздумается. Сперва она почувствовала прохладный крем и тёплые пальцы, потом мягкий спонж на щеках. Затем Окукава принялась наносить тёмные тени на веки и рисовать стрелки на глазах. Периодически женщина чертыхалась и стирала неровные линии, заново и заново перерисовывая их.

Юри порой смотрела на ютубе, как девушки наносили себе самые разные макияжи, подчёркивали достоинства своих лиц и скрывали несовершенства. Фигуристка видела сотни техник, но среди всего этого многообразия выделялась именно Минако, которая для Кацуки была истинным гением мейкапа, на которого ей необходимо было равняться. Так что девушка была уверена в совершенстве кропотливой работы Окукавы.

Когда до начала соревнований оставалось всего пять минут, а большая часть фигуристок покинула раздевалку, Минако с лёгким сердцем отправила Юри на лёд, даже не дав ей посмотреться в зеркало. Кацуки не знала, как именно она выглядит, идут ли ей тёмные тени или нет, однако поражённое лицо Виктора, которого она встретила на полпути к катку, говорило само за себя.

— Вау, ты прекрасна, — тихо произнёс он, и японка почувствовала, как её щёки начали краснеть, пусть этого практически не было заметно благодаря ВВ-крему и тональнику.

— П-правда?

— Да. Пойдём?

Никифоров протянул Юри руку, и та неуверенно взялась за неё. В голове девушки проскользнула мысль о том, какими большими были ладони её тренера, и как идеально её ладошка ложилась в его. От таких мыслей сердце гулко забилось в груди, а Кацуки с трудом подавила тихий писк.

Внезапно, не дойдя по коридору до двери, которая вела на трибуну с катком, Виктор остановился и развернулся лицом к подопечной. Его брови чуть нахмурились, из-за чего между ними пролегла небольшая складочка.

— Юри, если ты хорошо выступишь, то твои соперницы начнут сравнивать тебя с собой. Это поколебит их решимость, — заговорил он, нежно поглаживая большим пальцем внешнюю сторону ладони Кацуки.

— Да, «если». Я чувствую небольшое давление из-за этого. — Девушка немного грустно взглянула в голубые глаза тренера, ища в них поддержку, но вместо оной услышала лишь неожиданно резкую фразу:

— Ты хочешь всё бросить и уйти сейчас?

Вопрос тренера был внезапным, он заставил Кацуки на секунду задуматься, дал причину, чтобы поколебаться. Хочет ли она уйти после всего, что было? После тренировок с Виктором, слов поддержки, песни, написанной специально для неё, поддержки семьи и друзей, она может хотеть уйти? Прекратить? Юри знала, что родные её поймут, примут и простят. Но она также знала, что это расстроит Виктора, разочарует его, а видеть немой укор во взглядах и словах Никифорова она ни в коем разе не хотела.

— Нет. Не хочу. Мне немного страшно, да, но я не хочу сворачивать с того пути, который мы наметили. Вместе, — честно призналась она, сглатывая ком в горле. — Я хочу продолжить.

— Правда? Я рад.

Виктор тепло улыбнулся и обнял свою подопечную, положив свой подбородок ей на плечо и чуть согнувшись. Юри стремилась продолжить всё то, что они успели сделать, и это не могло не радовать. Кацуки была слишком милой и доброй, но ещё в ней имелись стержень и целеустремлённость. Вот только последние два были похоронены под ворохом сомнений, страхов и неудач. Никифоров, который лично разгребал всё это, мог только улыбаться и радоваться, ведь его ученица, его Кацуки Юри наконец-то вспомнила, каково это: быть смелой.

— Тогда давай мы сейчас вместе выйдем отсюда, и ты покажешь всем, чего мы добились все вместе, хорошо?

— Да. Я согласна.

Виктор разомкнул тёплые объятия и улыбнулся, нежно провёл кончиками пальцев по чуть покрасневшей щеке своей ученицы (что было видно даже сквозь тональный крем) и окончательно отпустил её, но рук не расцеплял.

Он уверенно развернулся на пятках и прошагал вперёд, толкая дверь. Яркий свет, освещавший каток, в миг ударил обоим в глаза, но если Юри чуть зажмурилась, Виктор продолжил целеустремленно идти вперёд. Где-то сбоку раздавались щелчки фотоаппаратов, ведущий что-то прокричал в микрофон, а таймер показывал, что до начала выступления было всего две минуты двадцать одна секунда.

За это время Кацуки и Никифоров успели дойти до катка, где парой секунд позже Юри нарезала тренировочные круги: в получасовой перерыв лёд успели выровнять.

Вскоре диктор объявил, что осталось всего несколько секунд до начала, и Кацуки подъехала обратно к Виктору, принимая бутылку воды.

— Ты как? — спросил он.

— Всё хорошо. Немного волнуюсь, но чувствую, что у меня получится.

Внезапно мужчина положил обе свои руки поверх левой ладони Кацуки, что лежала на бортике. Он крепко сжал пальцы девушки посмотрел ей прямо в глаза.

— Я в тебя верю. Соблазни всех присутствующих здесь и меня в частности.

Юри удивлённо моргнула, а затем чуть улыбнулась, отдавая бутылку. Сейчас она была готова поверить своему телу, как ей ранее советовала Минако. Сейчас она была готова соблазнить всех, присутствующих здесь.

И Виктора в особенности.

— Я, конечно, победила, но пресс-конференция… — неуверенно протянула Юри, глубоко вздыхая. — Ты уверен, Виктор?

— Да! — Он важно кивнул. — Понимаешь, я пропустил целый год только ради того, чтобы тренировать тебя. Я являюсь публичной личностью, и людям необходимо знать теперь немного и о тебе, особенно после твоей победы.

— Это, конечно, так, но…

— Всё будет хорошо, Юри, ладно? — спросил Никифоров.

Кацуки взглянула в голубые глаза тренера, которые лучились уверенностью и безграничной радостью, и кивнула. В конце концов, это же просто пресс-конференция. Ей необходимо выступить. На весь мир прогремела новость о её возвращении и успехах на Чемпионате, а это значит, что более нельзя скрываться от публики.

Юри прикусила язык. Прошёл почти год, и все старания, которые прилагались ранее, были именно для этого момента. Кацуки пора заявить о себе не по слухам, а в открытую. В этом году она собирается занять первое место на Гран-при, показать, что значит фигуристка из Японии, а это значит, что давно пора оставить раковину, в которой она долгое время пряталась, позади. Пора раскрыться окончательно.

— Да, Виктор. Всё будет хорошо. Я дам интервью и в Японии, и в Китае. Думаю, я готова.

Виктор в ответ нежно улыбнулся и осторожно обнял ученицу, улыбаясь куда-то ей в плечо и прикрывая глаза. Юри была потрясающей, он никогда не устанет повторять это. И пусть Кацуки поначалу была пуглива и неуверенна, как и любой закомплексованный человек, теперь же её стержень прямой. Она готова. И пусть сомнения её до сих пор грызут, Виктор всё ещё здесь, чтобы поддержать её.

— Тогда послезавтра будет пресс-конференция. Не бойся говорить о своих намерениях прямо и открыто. Первый шаг к победе — напугать своих соперников, — прошептал Виктор, отстраняясь от фигуристки, и, держа руки у неё на плечах, посмотрел в её карие глаза.

Девушка резко кивнула, от чего её темные волосы колыхнулись, и несколько прядей выбилось из высокого хвостика. Она уже хотела было поправить их самостоятельно, как вдруг ощутила лёгкое, невероятно мягкое прикосновение пальцев Виктора.

В его взгляде читалось что-то странное, что перехватывало у Юри дыхание, а её ноги становились ватными. Мужчина смотрел на неё с такой нежностью, что у Кацуки защемило сердце. Он чуть склонился, убирая прядь волос с лица за ухо, пробежался пальцами по ушному хрящу и тяжело выдохнул горячий воздух.

— Юри, моя Юри, что же ты со мной делаешь? — спросил он по-русски, чуть прикрыв глаза.

Кацуки, разумеется, его не поняла, но не спешила разрушать такой момент. Он казался ей чем-то важным, и — о, господи! — её сердце трепетало только от одной мысли о том, что Виктор был так близко.

Он не собирался её целовать, нет, и Юри это знала, но ей хотелось бы вновь обнять тренера, однако вся смелость куда-то пропала, стоило её взгляду задержаться на чуть порозовевших скулах мужчины.

— Виктор?.. — тихо спросила она.

Внезапно снизу послышался грохот, и взгляд Никифорова прояснился.

— Надо… Надо подготовиться к пресс-конференции, — внезапно произнёс он, прочистив горло и отступив на шаг. Юри интуитивно хотела было потянуться за ускользнувшим теплом, но сдержалась, вместо этого кивнув и чуть отойдя назад в поисках того, что можно было бы убрать.

Она знала: через пару секунд до её мозга окончательно дойдет, что только что произошло, и лицо вновь покроется красными пятнами смущения. Так что надо было сбежать из комнаты до того, как это произойдёт.

Девушка неловко извинилась перед Виктором и сказала, что найдет тряпку в ванной. Она буквально вылетела из комнаты, уже пылая щеками и ощущая собственное сердце в горле и в ушах одновременно.

Спустя какое-то время неловкость при общении с Виктором пропала: тот был слишком приставучим и тактильным, чтобы она могла долго ограничивать своё личное пространство. Да и не хотелось как-то. Вместо этого они вместе придумывали возможные слова для интервью, заготавливали ответы, а фигурист к тому же рассказывал, что чаще всего спрашивали у него и что могут спросить у неё.

В конце концов, всё закончилось так же, как и в последний месяц: Виктор уснул в кровати Юри, сжимая её во сне, пока девушка успела раз десять умереть и воскреснуть. Маккачин спал в ногах, положив голову на лапы. Это была такая семейная идиллия, что Юри становилось всё более и более волнительно. А ещё страшно потерять всё это.

Она уже давно наплевала на то, что уважающая себя незамужняя женщина не должна спать с мужчиной в одной кровати. Во-первых, они просто спали рядом, не более. Во-вторых, Виктор на раз-два разрушал все традиции, почитаемые в семье Юри. В-третьих, ему было просто невозможно отказать, когда он смотрел на неё щенячьими глазками. Примерно так же выглядел Маккачин, когда выпрашивал что-нибудь вкусненькое со стола.

В день интервью Минако сделала Юри макияж, а Юко подобрала наряд. Это было милое платье тёмно-синего цвета чуть выше колена. Оно выглядело подходящим и для пресс-конференций, и для походов на свидания, о чём лучшая подруга, конечно же, не забыла упомянуть.

— Я точно нормально выгляжу? — переспросила Кацуки, вертясь перед зеркалом.

— Самая красивая, — подмигнула ей Нишигори. — Вот не была бы я замужем, так сразу же за тобой бы начала ухаживать.

Юри на её слова лишь посмеялась, ничуть в них не сомневаясь. Такой уж была Юко: доброй, светлой и честной. Порой Кацуки казалось, что она не заслуживает такую классную подругу. Она думала о том, что даёт ей Нишигори и что она даёт Юко. Картина получалась не впечатляющей: Кацуки в ответ на заботу давала лишние переживания, в те моменты, когда у Юри был стресс, подруга проводила с ней кучу времени, тем временем как сама фигуристка даже не была рядом с Юко во время её беременности.

Девушка редко помогает подруге с детьми, она постоянно пропадает на катке и забывается в своей любви ко льду и немного к тренеру, но Нишигори не обижается и продолжает шутить про снежных королев и свидания.

Юри, и правда, не заслужила Юко. Наверное, той было бы легче без обузы в виде Кацуки, которая доставляла кучу проблем, но уже сама фигуристка не могла отпустить подругу, с болью думая о долгих расставаниях с ней.

Она знала, что некрасиво так присасываться к человеку, которому не можешь отплатить сполна за всё, что он для неё делает, но, с другой стороны, Кацуки не могла иначе. Ей, девушке с кучей проблем и комплексов, всегда нужна чья-то поддержка, пусть даже и одного человека.

Конечно, у Юри были и родители, и сестра, и бывший парень, который теперь лучший друг, и другой лучший друг, но Юко всегда была самой особенной из них. Наверное, потому, что только Нишигори оценивала Кацуки не как любимую дочь или сестру и даже не как милую или красивую девушку, а как равную себе. Для Юри, пусть она и таила эту мысль глубоко в сердце, всегда было важно быть равной кому-то.

Девушка поправила подол платья и кивнула подруге.

Вместе они вышли из комнаты Юри и спустились вниз, где надели тёплые куртки и вышли на улицу. Такси уже подъехало, и рядом с машиной стоял Виктор, читая что-то в телефоне и явно дожидаясь ученицу. Та подбежала к нему, помахала подруге рукой и села на заднее сидение, тут же с блаженством прикрывая глаза: тёплый воздух из кондиционера приятно согревал успевшие подмёрзнуть ноги, на которых были только чёрные капроновые колготки.

Кацуки назвала адрес и расслабилась. Ехать им было недолго, так как пресс-конференция проходила в Ледовом дворце, где Кацуки тренировалась практически год, но из-за официальных нарядов Юри и Виктора было решено взять такси: чтобы ничего не помялось, не промокло и не порвалось. Более того, была вероятность замёрзнуть и заболеть, так как зима выдалась на удивление холодной.

Никифоров тихо задавал Юри возможные вопросы, а Кацуки отвечала заранее отрепетированную речь, улыбаясь, когда Виктор активно кивал головой на правильный ответ. Всё же иногда он настолько походил на ребёнка, что даже мужчиной его назвать язык не поворачивался.

Спустя минут десять, такси остановилось у Ледового дворца, и фигуристы вышли из машины, оставив водителю необходимую сумму. Рядом со зданием стояло несколько грузовиков от разных телеканалов, среди которых были не только японские, но и китайские, корейские, американские и русские. Юри почувствовала, что её начинает трясти, как вдруг Виктор взял её за руку.

— Всё будет хорошо, — уверенно произнёс он. — Это не страшнее, чем выступать на льду. Если тебе станет легче от этого, то большинство из них приехали не столько ради тебя, сколько ради меня.

— Нет, это просто только что ударило по моей самооценке, — фыркнула Юри, чем поразила даже саму себя. — Простите, — прошептала затем она, алея щеками. Надо же, она только что нагрубила собственному тренеру, который даже застыл от удивления!

Они зашли внутрь, и как только камеры обернулись на них, руки пришлось расцепить. Юри вышла на мини-сцену, где уже стоял какой-то мужчина.

— Позвольте представить наших гостей: Юри Кацуки и Виктор Никифоров. Сейчас мы собираемся провести пресс-конференцию с Кацуки Юри. Попрошу вас соблюдать очерёдность, не перекрикивать Кацуки-сан и уважать друг друга. Начинаем.

После он ушёл куда-то в сторону, и на Юри обрушилась волна ярких вспышек от фотоаппаратов. Ей на секунду показалось, что она ослепла, девушка даже успела испугаться, но Виктор подошёл к ней сзади, положил руку на плечо, тем самым успокаивая, и ослепительно улыбнулся в объектив.

— Расскажите нам о теме вашего Гран-при! — прокричал первый журналист, и Юри, глубоко вздохнув, взяла в руки микрофон.

— Темой моего Гран-при в этом сезоне является любовь. Я хочу показать два её вида: всепоглощающую страсть, которая бывает между любовниками, и любовь к себе. Ни для кого не секрет, что в прошлом у меня были провалы. После проигрыша в Гран-при уже ушедшего года я почувствовала сильное давление на себя. Я была разбита, начала заедать горе, набрала парочку лишних килограмм, и, конечно же, у меня появилось множество комплексов. Но Виктор помог мне принять себя, стать лучше, вновь подарил мне цель для дальнейшей борьбы. Короткая программа — это выражение Эроса, моя совершенно противоположная сторона, о существовании которой в себе я даже и не подозревала. Моя произвольная — это любовь к себе. Обе программы характеризуют то, чему меня научил Виктор, это моя благодарность ему и всем тем, кто не отвернулся от меня даже после моего сокрушительного поражение в прошлом Гран-при. А ещё, думаю, это в какой-то мере посыл. Посыл к тому, что нельзя застывать на месте, даже если что-то пошло не так. Надо идти, совершенствоваться, становиться лучше и исправлять ошибки. Жизнь слишком коротка, чтобы зацикливаться на неудачах, и это именно то, что я хочу доказать людям, победив в Гран-при и забрав себе золото.

На секунду воцарилась тишина, а потом вновь засверкали вспышки фотоаппаратов. Кацуки чуть улыбнулась, отвечая на следующий вопрос, который был о её подготовке.

— Я готова к соревнованиям, но мне до сих пор немного боязно стоять на льду перед огромной толпой, — призналась она, — но я делаю всё, чтобы победить этот страх, из-за которого я могу забыть движения или даже сбиться с ритма.

— А что вы скажете о ваших отношениях с Виктором? — спросил другой журналист, и Юри незаметно вздрогнула.

— А что между нами может быть? Виктор — мой тренер, который действительно научил меня многому, в особенности верить в себя. Между нами нет никаких романтических отношений. Думаю, можно назвать нас друзьями.

Ответ на этот вопрос они подготовили заранее, так как Никифоров вполне ожидал его: людям всегда была интересна его личная жизнь. Но, если закрыть глаза на заученный ответ, Кацуки и вправду в последнее время задавалась вопросом того, кто они с Виктором друг для друга.

Друзья? Знакомые? Учитель и ученица? Или между ними происходит что-то в романтическом плане?

К сожалению, Юри не знала ответ на этот вопрос.

Китай встретил фигуристов холодным ветром, редкими сугробами и минусовой температурой. Юри, не очень любившая зиму, посильнее закуталась в свой шарф, с некой завистью смотря на вышагивающего рядом Виктора, которому точно было абсолютно плевать и на вспышки камер, и на холод. Он, радостно улыбаясь, весело шагал вперёд, рассуждая о том, как они заселятся в номере и будут отдыхать перед соревнованиями.

Кацуки, почему-то сильно уставшая после перелёта, его настроения не разделяла, но покорно следовала за Никифоровым, зная, каким он порой бывает упрямым и непосредственным.

Они вышли из аэропорта и пересели в такси, которое отвезло их к нужной гостинице. Всё то время, что они ехали в машине, девушка старалась не смотреть в окно, зная, какие лихие в Китае водители и насколько сильно им плевать на правила дорожного движения. Ей бы очень не хотелось, чтобы они кого-нибудь сбили.

Она уже бывала в Китае в прошлом, но то была просто туристическая поездка в Далянь. В воспоминаниях Юри до сих пор жив тот леденящий душу страх, когда ей приходилось переходить дорогу. Несмотря на то, что пешеходом светил зелёный, а автомобилистам — красный, ни одна машина не остановилась. Кацуки тогда чуть не сбили несколько раз, только Пхичит, который в то время ещё был её парнем, спас девушку. С тех пор она больше никогда не хотела посещать Китай.

Лишь только тогда, когда Кацуки оказалась в холле, она смогла спокойно выдохнуть. Они с Виктором забрали ключи от номера и расстегнули куртки. В холле не было ни журналистов, ни папарацци, зато они были в Ледовом дворце, куда сейчас должны были направиться Юри и Виктор, чтобы дать интервью. И хотя Никифоров не очень хотел делать крюк, чтобы занести вещи в гостиницу, но был обязан признать, что так было гораздо удобнее.

В холле он позвал швейцара и на хорошем английском объяснил, что от него требуется, но тот лишь нахмурился, и тогда в дело вступила Юри. Она, если честно, уже забыла весь китайский, который учила когда-то, за что ей резко стало стыдно, но зато мужчина понял её «багаж, номер, нести, триста два». Он тут же закивал и, погрузив чемоданы фигуристов на специальную тележку, прикрепил к ним по ярлычку с номером апартаментов, в которых остановились гости, и пошёл дальше.

Далее Юри и Виктор были вынуждены вернуться в такси и ехать уже в стороны Ледового дворца. В машине Никифоров никак не мог усидеть на месте, постоянно глядя в окно и громко восхищаясь Китаем. Кацуки, глядя на повеселевшего тренера, лишь прятала нежную, но радостную улыбку за синим шарфом, подавляя внутреннюю радость и чувство влюблённости, которое расползалось по венам, словно наркотик.

У входа в Ледовый дворец, как и в самом здании, уже стояли папарацци, а журналисты брали интервью у какой-то бразильской фигуристки. Кацуки чуть нахмурилась, заметив, что девушка была уверена в своей победе: с такими людьми было сложнее всего соревноваться.

Они с Виктором сняли с себя верхнюю одежду в раздевалке и направились в ту сторону, где стояли журналисты. Кругом было полно фигуристов, и Никифоров то и дело останавливался, чтобы поприветствовать старых друзей. Юри нравилось видеть тренера таким: он был счастлив, по-настоящему счастлив, будто спустя долгое время вернулся домой. Эта мысль больно кольнула сердце Кацуки.

— Тебе не следовало отбирать Виктора у всего мира, — произнёс какой-то фигурист, подходя к девушке сзади.

Она обернулась, отрываясь от картины мило болтающего с русскими девушками Никифорова, и признала в своём внезапном собеседнике никого иного, как Кристоффа Джакометти. Он выглядел, на удивление, довольным, что расходилось с его словами, сказанными ранее.

— Может быть, но он сам решил отняться у всего мира, — ответила девушка, чуть улыбнувшись. Этот вопрос они с тренером обсуждали как раз незадолго до пресс-конференции, и тот сказал, что Юри может смело отвечать на этот вопрос, потому что в первую очередь это был выбор Виктора, и за него никто не смеет судить Кацуки.

— Смело. Мне нравится. — Крис едва заметно кивнул головой. — Этот сезон без него будет уже не таким интересным, но СМИ обещают, что Плисецкий будет хорошим соперником.

— Он гений, — призналась Юри. — Такой талант я раньше видела только у Виктора.

— Хах, возможно, Яков нашёл Виктору достойную замену, посмотрим.

Он коротко попрощался с Кацуки, подмигнув ей напоследок, и направился в сторону Никифорова, приветствуя старого друга и расспрашивая его о чём-то: Юри уже не слышала, о чём, но с какой-то мстительной радостью отметила, как её тренеру резко стал неинтересен разговор с российскими фигуристками, когда в поле зрения появился Кристофф.

Внезапно взгляд девушки приковал Георгий, стоявший чуть поодаль и с тоской глядящий перед собой. Проследив за его печальным взглядом, Кацуки увидела российскую фигуристку Анну, которая обнималась с хоккеистом. Юри стало как-то неловко и обидно за Георгия. Она слышала, что Попович расстался со своей девушкой, но его произвольная программа всё равно была посвящена ей, будто он лелеял надежду вернуть её таким образом.

Юри ещё раз пробежалась взглядом по Анне. Она была красива в своём счастье: её длинные тёмно-каштановые волосы идеальными волнами спадали на плечи, ярко накрашеннные красной помадой губы расплылись в нежной улыбке, а веснушки на её лице были практически незаметны. Короткое красное платье только подчёркивало хорошую фигуру девушки, делая её соблазнительнее.

В какой-то мере Кацуки могла понять, как разбито чувствовал себя Георгий в этот момент, смотря на свою счастливую бывшую девушку, которая нежилась в объятиях другого, и жалость острым шипом пронзила её сердце.

Юри приблизилась к фигуристу, но тот этого даже не заметил, жадно глядя на свою экс-девушку. Тогда Кацуки чуть кашлянула.

— Рада вас вновь видеть, Георгий-сан, — произнесла она.

Мужчина, словно опомнившись, резко обернулся, и в его взгляде было столько боли, что японка едва заметно вздрогнула. Но затем эта боль сменилась теплотой и некой радостью. Попович чуть приподнял губы в улыбке, забывая об Анне.

— Я же просил называться меня Гошей, — сказал он.

— Я… Мне неудобно, если честно, всё же вы старше, и-

— И ещё давай перейдём на «ты», — прервал он ещё. — Мы же всё же… друзья, наверное? Тем более ты ученица моего лучшего друга, как-то неловко будет выкать. Да и разница в возрасте у нас небольшая.

— Ладно, Гоша-сан, — произнесла Кацуки, из-за чего Попович громко хохотнул.

Юри была рада, что смогла поднять фигуристу настроение и отвлечь его от своей несчастной любви. Девушке правда было больно видеть немые страдания своего хорошего знакомого, а сказать глупость, чтобы развеселить кого-то, ей никогда не будет сложно.

— Мы с Виктором хотели пойти после интервью поесть жаркое, не хочешь с нами? — спросила Кацуки.

— Ох, боюсь, Яков меня убьёт, — немного напряжённо посмеялся фигурист.

Как по мановению волшебной палочки, рядом появился Фельцман с хмурым выражением лица. Его губы были сжаты с тонкую полоску, да и сам он выглядел так, будто недоволен чем-то, но Юри, уже побывавшая с ним на одном катке, знала, что это обычное выражение лица мужчины, ставшее таким суровым только из-за морщин, пришедших с годами.

— Гоша, пошли, сейчас твоя очередь.

Попович кивнул. Он смазано попрощался с Юри, помахав ей напоследок рукой, и девушка лишь кивнула в ответ. Сейчас фигурист выглядел лучше и веселее, чем до того, как японка к нему подошла. Мысль об этом приятно согревала её изнутри.

— Ну что, пойдём на интервью, Юри? — спросил Виктор, растягивая первую гласную имени девушки и подходя к ней сзади.

— Да, Виктор. А потом поедим жаркое, — согласилась девушка.

Они пошли в сторону журналистов. Кацуки мгновенно ослепили вспышки фотоаппаратов, и она чуть зажмурила слезящиеся глаза. Никифоров мягко приобнял её за плечо, тихо спрашивая, всё ли в порядке, и у Юри от этого лишь сердце забилось быстрее. Она быстро кивнула, отодвигаясь от тренера и проходя в зону, где фигуристы давали интервью.

— Скажите, вы уже преодолели свой страх стоять перед толпой?

Кацуки от этого вопроса слегка дёрнулась, но тут же почувствовала мягкое прикосновение ладони Виктора к собственной и успокоилась.

— Немного. Это как страх перед важными экзаменами, когда всё помнишь, но всё равно неприятное чувство гложет где-то изнутри. Но как только я выйду на лёд, то весь страх тут же пропадёт, я в этом уверена, — ответила она, чуть улыбнувшись.

— Если вы заберете золото на Кубке Китая, то кому вы посвятите свою победу? — спросил другой журналист.

Юри чуть приоткрыла рот. До этого она собиралась посвящать все победы Виктору, ибо он её тренер и только благодаря ему она стоит здесь, но потом девушке вспомнился печальный взгляд Георгия, обращённый на Анну. Кацуки закусила губу. Хотелось сделать что-нибудь для Поповича, ведь он был очень добрым и хорошим мужчиной, и то, как с ним поступила Анна — ужасно.

Кацуки раздражала самоуверенность и самовлюблённость Анны. В прошлом они сталкивались на различных соревнованиях, в том числе и на Гра-при, и тогда русская громко заявила в общей раздевалке, что ей надоели отношения с Поповичем, что она уже тайно изменяет ему и считает Георгия ничем иным, как обузой.

Что ж, из-за этих слов Юри давно хотелось поставить Анну на место, но раньше она была слишком зажатой. Зато теперь, когда рядом был Виктор, когда Юрий уже забрал своё серебро в Канаде, когда Мила постоянно писала, когда семья Нишигори отправляла ей сердечки в чате, Кацуки понимала, что она не одна, что у неё есть мощная поддержка в виде друзей и знакомых, тем временем как Анна от неё отказалась. А это означало, что в данный момент именно Юри была сильнее.

— Есть один человек, которому я бы хотела посвятить эту победу, но пока что я не хочу об этом распространяться.

— Что? Это не Виктор? — удивился какой-то журналист.

Никифоров испытывающе посмотрел на собственную ученицу, чуть поджав губы. Если Юри ответит «нет», то это будет для него как приговор, как удар молотком судьи, означающий, что всё это время российский фигурист был не слишком хорош для Кацуки, что он так и не смог пробраться в её сердце и оставить там хоть какой-то след.

— Нет, — наконец ответила Юри, бросив короткий взгляд на тренера. Но, увидев, как он судорожно выдохнул, с удивлением смотря на девушку, поспешила дополнить: — Свою первую победу я хочу подарить своему другу, которому сейчас очень тяжело. Я не знаю, как ещё его подбодрить, ибо не очень много общалась с ним, но мне больно смотреть на то, как он страдает. Виктору же я собираюсь подарить свою победу в финале Гран-при.

Раздались удивлённые вздохи, а взгляд Виктора смягчился, а губы растянулись в улыбке. Он и забыл, какая его Юри добрая и нежная, как для неё важно благополучие окружающих и что она готова сделать для своих друзей.

Мужчина чуть наклонился и потянул девушку за собой из зоны интервью. Кацуки хотела было возразить, говоря что-то про то, что она ещё не закончила, но Никифорова это мало волновало. Сейчас ему хотелось сходить и поесть жаркое, и плевать на всё остальное. После мимолётного сильного переживания, которое он только что получил, было бы неплохо плотно покушать, а не продолжать болтать на камеру.

Они пошли в какой-то ресторан недалеко от Ледового дворца, где, по словам Виктора, подавали очень вкусных креветок.

Никифоров выбрал один из дальних столов, расслабляясь на диване и с довольным видом заказывая кучу еды: он был уж очень голоден. Единственное, что не понравилось Юри — это алкоголь. С ним она имела не самые лучшие отношения, быстро пьянея. И было бы как-то неловко некультурно вести себя перед тренером.

Но тому было плевать. Он лишь отругал Кацуки за то, что она отказалась есть, и своими же палочками впихнул ей в рот действительно вкусную креветку, всё продолжая и продолжая нахваливать местную кухню.

— Хорошо, признаю, очень даже неплохо, — улыбнулась Кацуки. — Но много есть я не буду.

Виктору хватило и этого. Главное, чтобы его ученица не голодала.

Несмотря на то, что Юри старалась много не есть, она всё равно чувствовала себя так, словно набила живот на ближайшие десять лет. Девушка расслабленно откинулась на спинку, слушая какую-то невнятную речь Виктора, который одновременно говорил что-то и на русском, и на английском, из-за чего половину Кацуки не понимала.

— О, Юри, давно не виделись! — раздался рядом знакомый радостный голос, и фигуристка подняла голову. Её губы тут же расплылись в улыбке, и она помахала рукой, приветствуя Пхичита, который бесцеремонно подсел к ней и поздоровался с Никифоровым. — Не против, если я приглашу Сяо-Сяо?

— Ах… Не думаю, что он будет рад меня видеть, — с сомнением произнесла девушка, однако Чуланонт её не слушал, тыкая в экран телефона.

Виктор чуть нахмурился, смотря на тайца, а потом поприветствовал его, пододвигая юноше тарелку с крабом. Тот радостно поблагодарил мужчину, приступая к трапезе. Юри на это лишь по-доброму закатила глаза: её лучший друг всегда был большим любителем съесть как можно больше. Из-за постоянных тренировок у Пхичита и лишний килограмм не откладывался, и Юри ему немного завидовала, так как ей даже тренировки не всегда помогали, приходилось сидеть на диетах и голодно смотреть на всякого рода вкусняшки.

Селестино оказался неподалеку, поэтому спустя минут десять он уже сидел рядом с Пхичитом (Юри пришлось пересесть на сторону Виктора) и выпивал, вспоминая о прошлых тренировках Кацуки. Если девушка сперва думала, что ей будет неловко из-за того, что она, не сказав ни слова, бросила тренировки и сбежала, то на деле ей было неловко из-за того, что Чалдини не переставал рассказывать всякие глупые ситуации, в которые периодически попадала японка. А Пхичит, предатель такой, ещё и поддакивал.

Ситуацию спасли Гуангхонг и Лео, которых, как оказалось, тоже позвал Чуланонт. Они неловко улыбались, смотря на то, как прямо при них вырубило Селестино, а Виктор начал раздеваться.

— Нет, Виктор, не смей! — воскликнула Кацуки, мгновенно краснея и застёгивая обратно кофту мужчины, но тот сопротивлялся, что-то невнятно бормоча. — Если разденешься сейчас, то я больше никогда не заговорю с тобой!

Никифоров фыркнул, но прекратил попытки снять одежду, всё равно бурча, что ему слишком жарко. Юри уже успела пожалеть, что позволила тренеру выпить, но всё равно мягко придерживала его за плечи.

— Гуангхонг-кун, можно тебя попросить вызвать два такси?

Китаец кивнул, тут же набирая нужный номер и с волнением глядя на разморённых от выпитого Никифорова и Чалдини. Те уже окончательно отключились, и японку начал волновать вопрос того, как она дотащит тяжеленного Виктора, но Лео тут же предложил свою помощь.

Он взвалил на себя тушку Виктора, тем временем как Гуангхонг и Пхичит пытались одеть и перетащить спящего Селестино. Юри грустно попрощалась с довольно внушительной суммой в своём кошельке, думая о том, как потом заставить Виктора вернуть всё до последней копейки, ведь ел-то и пил в основном один он.

После того, как такси довезло фигуристов до гостиницы, Лео дотащил Виктора до лифта, и вместе они зашли внутрь кабины, которая тут же начала подниматься на пятый этаж. Никифоров издал какой-то непонятный звук, разлепляя глаза, и Юри мягко погладила мужчину по волосам, пока они шли до двери номера.

— Проснулся? — спросила она.

— Немного. Почему всё вокруг качается? — спросил мужчина. — На ком я? Кто это?

— Это Лео-кун, он помогает мне отвести тебя до номера. Сейчас мы придём, и ты встанешь под душ, чтобы протрезветь, — терпеливо объяснила японка, шаря в карманах в поисках ключа-карты.

— А Юри пойдёт со мной? Хочу помыться вместе с Юри!

Японка чуть не выронила карту из рук, ошалело посмотрев на Виктора, который с невинным выражением лица порол чушь. Девушка молча открыла дверь и пропустила вперёд Лео, который уже устал тащить Никифорова на своём горбу, и Кацуки его понимала в каком-то смысле.

— Клади его тут, — сказала она. — Пусть лучше сперва проспится.

Американец аккуратно уложил мужчину на кровать и выпрямился, разминая плечи и спину. Тяжко выдохнув, Иглесиа провёл рукой по волосам и огляделся. Номер был таким же, как и у него: двухкомнатным. В другой комнате, судя по всему, спала Юри, которая сейчас устало скидывала с себя пальто и переобувалась.

— Спасибо большое, Лео-кун, — произнесла она. — Мне правда неловко, что Виктор так напился, и ты видел это. Прости.

— Ничего. Это ты ещё не видела, как Селестино и Пхичит напились после твоего ухода.

Юри опустила глаза. В тот вечер Чуланонт очень много писал ей, и практически в каждом слове он делал по ошибке, его даже Т9 не всегда спасал. Тогда он признался о том, как ему важна Кацуки и что он до сих пор испытывает к ней чувства романтического плана, из-за чего девушка долго не решалась писать другу.

— Жаль, что вы с Пхичитом расстались. Красивая была пара, — произнёс Лео, будто прочёл её мысли. — Ладно, я пойду, а то мой тренер меня на куски порвёт.

— Да, увидимся. Спасибо тебе ещё раз.

Юри закрыла за гостем дверь, тихо выдыхая. Лео, как и Гуангхонг, был хорошим другом Пхичита вот уже года три, а потому он, как никто другой, знал об отношениях между ней и Чуланонтом с самого начала до конца. Сама же японка не очень часто общалась с Иглесией, и поэтому тема о её старых отношениях с тайцем, ставила её в неловкое положение. Кацуки чувствовала сожаление за порванные отношения не только перед Пхичитом, но и перед Лео, который потом поддерживал своего друга.

Юри посмотрела на Виктора, который крепко спал, и прикрыла глаза. Сейчас не время думать о прошлом, ведь впереди её ждало будущее, которое обещало быть в сотни раз лучше.

* * *

В женских соревнованиях Анна выступала первой, следом за ней была Сара Криспино из Италии и, наконец, третьей выступала Юри.

Кацуки как-то напряжённо смотрела на то, как красивая Анна с её неизменной алой помадой на губах и алом костюме выезжала в центр катка. В колонках раздались первые ноты песни Стефани Мабей, и японка почувствовала себя очень неуютно. Короткую программу российская фигуристка выполняла под песню, в которой говорится о том, что её и её возлюбленного даже смерть не разлучит, что, несомненно, должно было причинить наблюдавшему за соревнованиями Георгию больше боли.

Не выдержав, наконец, Юри сорвалась с места, покидая Виктора. Она пробиралась на трибуны к Георгию, на которого даже смотреть было больно: тот весь как-то погрустнел и сжался, пока счастливая Анна делала четвертной прыжок на льду. Когда она закончила, Юри мягко прикоснулась к плечу Поповича, обращая на себя его внимание.

У мужчины покраснели глаза, а щёки были мокрыми.

— Как вы? — тихо спросила она.

— Всё в порядке, думаю. — Он неуверенно пожал плечами. — Я уже смирился, но всё равно… Неприятно.

Девушка кивнула, вслушиваясь в то, сколько баллов за выступление получила Анна. Шестьдесят целых и три десятых балла. Юри прикусила щёку изнутри. Будет сложновато набрать столько же или больше, но она обязательно сможет. Хотя бы ради Георгия.

— Не расстраивайтесь, прошу, — попросила Кацуки.

— Легче сказать, чем сделать, хах, — по-доброму покачал головой Попович, принимая платок из рук Кацуки. Им он вытер слёзы с глаз и протёр мокрые щёки, и теперь только чуть покрасневшие глаза выдавали, что он недавно плакал.

— Знаете, я понимаю, что вы до сих пор любите Анну, но, Гоша-сан, я не могу смотреть на то, как вы страдаете по ней, — произнесла Юри, печально поджимая губы. — Она считает, что, расставшись с вами, стала лучшей фигуристкой, чем была до этого, но она ошибается. Я ей докажу, что её решение оставить вас было неправильным.

— Ты собираешься забрать первое место прямо у неё из-под носа? — удивлённо спросил Георгий, но удивлён он был не из-за того, что кто-то перечил его бывшей, а из-за того, что кто-то впервые так открыто заботился о том, чтобы помочь ему, облегчить его ношу, и эта забота вызывала в мужчине странные чувства, среди которых были не только благодарность и понимание. — Но… Ты не обязана это делать.

— Нет, обязана. Вы сами сказали, что мы друзья, а я не могу смотреть на то, как моему другу причиняют боль. Пусть это и звучит как какая-нибудь клишированная фраза из какого-нибудь аниме, но это правда так. Это жестоко, но Анна считает вас обузой на её пути к победе, и я хочу доказать ей, что это не так. Разве родной человек, который только и делает, что поддерживает всеми силами и любит до смерти, может быть обузой? Я уверена, что нет. Вы хороший человек, просто вам не повезло с Анной. Однажды вы найдёте того, кто безвозмездно полюбит вас всем сердцем.

Георгий чуть приоткрыл рот в удивлении, а потом пальцами стёр набежавшую слезу. Сколько Попович себя помнил, он был очень сентиментален, чувствителен и излишне драматичен, что не раз демонстрировал на льду, но редко когда за него так открыто кто-то вступался.

Яков был полностью сосредоточен на тренировках, не тратя время на чувства, Лилия казалась ожившей статуей, не позволяя себе демонстрировать иных чувств, кроме как недовольство, Виктор вообще сбежал в другую страну, не сказав ни слова, а Анна… Анна никогда особо о Георгие не заботилась, предпочитая больше внимания уделять себе и фигурному катанию. Это, конечно, в прошлом не раз ранило мужчину, но он со спокойствием принял эту черту характера возлюбленной. Но сейчас…

Сейчас весь его мир перевернулся с ног на голову и сузился до одной маленькой миленькой японки, которую обучал его лучший друг. Юри казалась Поповичу чуть ли не божественным созданием, а её доброта и сострадание были для мужчины поистине ангельскими.

Он громко сглотнул вязкую слюну.

— Хорошо, Юри-сан. — Он посмотрел прямо в чёрные глаза фигуристки, копируя её манеру речи. — Я буду ждать твоей победы. Я знаю, что ты выиграешь.

— Спасибо. Эту победу я посвящу вам целиком и полностью.

Юри чуть поклонилась, прощаясь, и пошла в сторону ожидающего её Виктора, но Георгий, поражённый её словами, лишь стоял и смотрел в след фигуристке. Даже Анна никогда не дарила ему свои победы, тем временем как он ей — постоянно. Это выводило из равновесия, и мужчина даже не знал, как ему следует поступить в этой ситуации.

Тем временем Кацуки дошла до Виктора и чуть улыбнулась ему. Тренер внимательно осмотрел девушку на наличие неуверенности или страха, но такового и в помине не было. Мужчине определенно нравился огонёк решимости в глазах девушки.

— Ну что, готова? — спросил Виктор. — Подумай о своем любимом кацудоне и покажи всем свой эрос. Я знаю, у тебя всё получится, всё же мы не зря так-

— В этот раз я не хочу думать о кацудоне. — Девушка покачала головой, прерывая словесный поток Виктора. — Я пообещала кое-что Гоше-сану, поэтому буду думать о нём.

— Что? — хрипло спросил Никифоров, удивлённо смотря на девушку. Все слова в миг вылетели из его головы, как и слова напутствия. В мозгу билась лишь одна мысль, суть который сводилась к надежде о том, что ему послышалась та часть, где Юри в одном предложении говорит об Эросе и о Поповиче.

— Ну, я пойду, — легкомысленно ответила девушка, заходя на каток и проезжая в центр.

Ей не было суждено заметить, как потемнели от гнева голубые глаза Виктора, а руки сжались в кулаки. А ещё Кацуки никогда не узнает, что в этот момент Виктор мечтал хорошенько врезать собственному лучшему другу, а желание смотреть выступление своей ученицы как-то пропало.

— То, что ты прекрасно откатала короткую, заставит твоих соперниц воспринять тебя всерьёз во время произвольной, — задумчиво произнёс Виктор.

Они сидели на трибунах и дожидались начала мужского соревнования. Юри хотела посмотреть, как Пхичит и Георгий откатают свои короткие программы, — всё же девушка переживала за своих друзей. Первый решил переписать историю тайского фигурного катания, второй — неизвестно как будет выступать с разбитым сердцем. Кацуки оставалось только надеяться на то, что её победа над Анной поднимет Георгию настроение.

— Да, но проще от этого не становится. Наоборот, будто ещё большая ответственность давит на плечи. — Покачала головой Юри, а затем неуверенно улыбнулась. — Немного страшно.

— Всё будет в порядке.

Фигуристка повернула голову к тренеру, пытаясь понять, что же не так. Виктор вроде был таким как и всегда, но что-то в его словах, поведении и тоне разительно отличалось. Голос будто стал напряжённее, скулы больше выделялись, а меж бровей залегла складка.

Юри сглотнула.

— Что-то случилось? — осторожно спросила она. Виктор обернулся к ней, и его голубые глаза красиво сверкнули в свете пробежавшего мимо них прожектора. — Ты какой-то недовольный. Я сделала что-то не так?

Виктор на секунду замер, не зная, что и ответить.

Недоволен ли он был? Нет, Юри откатала свою программу идеально. Да, коснулась льда; да, в какой-то момент перекрутила прыжок, однако благодаря своей харизме и прекрасной технике смогла вырвать себе первое место, набрав более семидесяти баллов.

Злился ли Виктор? Однозначно. Не на Юри, не на себя и даже не на Георгия. Он злился на ситуацию, на доброту Юри и собственное сердце, что столь неприятно сжалось. Ему не нравилось, что Юри набрала так много баллов за короткую, думая не о нём, Викторе, или том же кацудоне, а о Георгие. Проигрывать котлетам было не столь болезненно, как проигрывать лучшему другу.

Никифоров покачал головой:

— Ты большая молодец, я горжусь тобой. Это просто мои собственные… заскоки.

— Я могу чем-нибудь помочь? — тут же поинтересовалась девушка.

Виктор не сдержал лёгкой улыбки: в этом была вся Юри. Добрая и наивная, не замечающая ничего вокруг. Внезапно бывшему фигуристу стало интересно, чем же для него закончится вся эта затея с тренерством: победой ученицы и гордостью за неё или же разбитым сердцем из-за того, что всё та же ученица осталась слепа к его растущим чувствам.

— Посвяти победу на произвольной мне, — произнёс он быстрее, чем обдумал, что сказать. Каждый фигурист в душе оставался немного ребёнком и немного эгоистом. Виктор исключением не являлся.

Юри удивилась его внезапной просьбе, глупо моргнула пару раз, а затем кивнула:

— Хорошо. Тогда моя победа на Кубке Китая будет посвящена тебе.

Виктор почувствовал, как его грудь наполнилась теплом. Злость как волной смыло, и теперь в голубых глазах промелькнула хитринка:

— А заодно и спим мы сегодня вместе.

Юри тут же слегка покраснела:

— Нет!

Ладно, дома спать в одной кровати она уже смирилась, как и её семья, но вот в другой стране — нет, ни за что! Тут кругом камеры, папарацци и соперники. Если кто-то узнает, то о них обоих поползут не самые лестные слухи. Жёлтой прессе только повод дай — превратит Юри в ужасную соблазнительницу, а Виктора — в бедного мужчину, что поддался её ведьмовским чарам. Кацуки такого не надо.

— Но без Маккачина и Михалыча мне так одиноко и холодно, только ты можешь согреть меня холодной ночью в Китае. — В тоне Виктора появлялось всё больше и больше тянущихся молебных ноток, и Юри с ужасом осознала, что проигрывает.

— Маккачин и так по ночам в ногах спит, — обречённо заметила она.

— Потому что у меня в объятиях спишь ты, — тут же подмигнул Виктор. — Но если тебя или его не будет, то как же мне справляться? Я уже отвык от одиночества…

Юри прикусила щёку изнутри. Сил сказать «нет» становилось всё меньше и меньше. Более того, кругом сидела куча народа, и кто-то из этой кучи вполне мог греть свои уши. Кацуки быстро огляделась, но не заметила никакого внимания к их персонам — все смотрели на лёд, где уже закончилась разминка. Скоро начнут выступать фигуристы.

Девушка тяжело вздохнула и сдалась:

— Ладно, хорошо. — И тут же Виктор накинулся на неё с громким криком и крепкими объятиями. Юри стало неловко: теперь, кажется, все смотрели только на них, позабыв о фигуристах внизу.

К счастью, комментатор объявил выступление Пхичита, и теперь всё внимание было направлено только на него. Чуланонт выехал на каток и сделал круг, приветствуя зрителей. Юри полностью погрузилась в его короткую программу.

Пхичиту требовалось занять второе или первое место, чтобы выйти в финал Гран-При. Таец всегда был талантливым фигуристом, Юри завидовала ему, когда он с первого раза делал то, на что ей требовались дни тренировок. И пусть Пхичит не был столь талантлив, как Виктор или Юрий, но во всей Юго-Восточной Азии не было никого, кто мог бы с ним сравниться. В победе своего друга Юри не сомневалась, а потому просто наслаждалась выступлением, крепко сжимая кулаки во время прыжков и дорожек.

— Было бы интересно соревноваться против него, — задумчиво проговорил Виктор, и Юри перевела на него взгляд.

— Пхичит-кун очень талантливый, всегда много старается. Я думаю, в этом году он попадёт в финал Гран-При.

— Не пророчишь ему победу? — удивился Виктор.

— В первую очередь цель Пхичита не победа, а перепись истории, открытие новой страницы в фигурном катании Таиланда. Да и будем откровенны: в финале соберутся сильнейшие фигуристы, которые могут взять свои места не только талантом, но и опытом. Пхичит-куну придётся сражаться с Крисом, Отабеком, Жан-Жаком и, что самое главное, с Юрио.

— А что насчёт Минами-куна?

— Ему не хватает опыта. Думаю, он пройдёт дальше, но попадёт ли на финал — это большой вопрос.

Виктор кивнул, соглашаясь со словами ученицы.

Тем временем Пхичит закончил своё выступление, и теперь на лёд вышел Гуангхонг Джи из Китая. Юри чуть улыбнулась, мысленно желая ему удачи.

— Не хочешь подойти к Пхичиту и поздравить его? — внезапно спросил Виктор над самым ухом. Юри вздрогнула, мурашки пробежались по её спине.

— Нет, я лучше подойду в самом конце — ему сейчас не до меня.

Виктор довольно кивнул и откинулся на стуле, складывая руки на груди. Гуангхонг выглядел неуверенным, будто бы не понимал, что он сейчас делает на льду. Более того, парень явно был не в восторге от песни, под которую выступал. Скорее всего, композицию выбрал его тренер, а Гуангхонг не осмелился с ней спорить. Виктор качнул головой: Гуангхонг совершил фатальную ошибку ещё до начала Гран-При, за что вылетит из соревнования на этом этапе. Нет ничего важнее, чем гармония между фигуристом и его музыкой.

Гуангхонг нарушил один из трёх столпов фигурного катания — закон единства.

Следом за Гуангхонгом выступал Минами Кенджиро. Он выехал на центр катка и пробежался глазами по трибунам, выискивая кого-то. Когда его взгляд остановился на Юри, он улыбнулся, а девушка помахала ему в ответ. Юноша тут же приободрился, а Виктор чуть нахмурился. Минами был фанатом Юри, так что неудивительно, что её поддержка вдохновила его.

— Однако это первый раз, когда он выступает под столь пристальным вниманием, — вслух заметил Виктор. — Выдержит ли он оказываемое на него давление?

Юри прекратила махать и закусила нижнюю губу.

— Если он сможет абстрагироваться от шума толпы, то да, — произнесла она. — Но это очень, очень сложно.

— Будем просто наблюдать. Даже если в этом году он не дойдёт до финала, то в следующем у него уже будет опыт.

Песня, под которую выступал Минами, была красивой. Юри чувствовала, что уже где-то слышала её, но никак не могла вспомнить, где. Вроде как, это была какая-то опера.

Как Виктор и думал, поначалу выступление Минами шло хорошо. Он был погружён в себя и свои эмоции, слыша одну только музыку. Но стоило двойному прыжку не удастся, как шум толпы свалился на юношу, и тот стал делать ошибку за ошибкой.

Юри сжала руки в кулаки, и Виктор накрыл их своими ладонями, даря Кацуки частички тепла.

— Пусть и отрицательный, но это всё же опыт. Тем более, впереди ещё произвольная.

Юри чуть улыбнулась:

— Ты прав. Спасибо.

Минами много баллов не набрал, что было весьма ожидаемо, и Юри решила выйти к нему и подбодрить. Несмотря на то, что следующим было выступление Георгия, которому Кацуки посвятила свою короткую программу, девушка считала, что важнее сейчас поддержать соотечественника. Виктор же остался на трибунах.

Юри сбежала вниз, прошла через охрану и приблизилась к «уголку слёз и поцелуев», откуда выходили Минами и Канако. Первый был крайне подавлен, а вторая старалась его всячески развеселить.

— Минами-кун, — позвала его Юри, — ты хорошо справился.

Парень поднял на неё глаза, в которых блестели непролитые слёзы. Его нижняя губа дрожала, а взгляд был ещё жалостливее, чем у Виктора десять минут назад.

— Не надо, я провалился, — убито прошептал Минами. Кацуки поджала губы: она уже была на его месте год назад, а потому как никто другой знала, насколько ему сейчас плохо. А ещё знала, как можно его поддержать:

— Правда? А я думала, что произвольная программа будет только завтра, — произнесла она. Минами непонятливо моргнул пару раз, и Юри не смогла сдержать мягкой улыбки — такой, какую она дарила Юрию каждый раз, когда он злился по пустякам. На фоне заиграла музыка, под которую выступал Георгий. — Да, ты набрал меньше всех баллов, но ничто не мешает тебе набрать больше всех завтра. Сегодняшний день был для тебя шокирующим опытом, потому что никогда прежде столько людей не следило за тобой. Но из него ты должен вынести урок, заставить его не сломить тебя, а дать толчок к развитию. Никто, впервые выступающий под тысячью зрительских взглядов, не сможет избежать волнения и ошибок. Мы все ошибались впервые: и я, и Виктор, и Канако-сенсей, а теперь и ты. Но мы стали сильнее, и ты станешь.

Буквально на глазах в Минами приободрился. Он рукавом резко вытер слёзы, а затем широко улыбнулся, гордо задрав подбородок.

— Вы правы, Кацуки-сан! — приподнятым тоном произнёс он. — Я обязательно наберу завтра как можно больше очков. А если не получится выйти во второй этап — ну и плевать! У меня впереди есть год, а затем ещё один и ещё. Однажды я обязательно заберу своё золото. А в этом году заберите его вы.

— Непременно, — улыбнулась Юри, понимая, что, несмотря на столь громкие слова и широкую улыбку, в глубине души Минами сильно переживал, а сомнения и сожаления продолжали терзать его.

Канако поблагодарила Юри за столь вдохновляющую речь, пошутив, что это она, как тренер, должна вдохновлять своего ученика на победы, а затем распрощалась — пора было идти на свои места, поскольку Георгий уже заканчивал своё выступление.

Кацуки же перевела взгляд на лёд, прищурилась и с удивлением поняла, что Попович плакал. Учитывая тот факт, что темой его выступления было разбитое сердце, то нетрудно догадаться, кому оно посвящалось. Юри нахмурилась: Анна опять причиняла боль другим людям. Фигуристка во что бы то ни стало решила вырвать победу у соперницы.

Кацуки показала уходящему со льда Георгию два поднятых вверх пальца и вернулась на трибуны к Виктору, садясь рядом с ним и откидываясь на спинку стула.

— Не знаю, что ты сказала Минами, но он выглядел вдохновлённым, — произнёс Никифоров. Юри чуть улыбнулась. Она оставила фразу Виктора без ответа, лишь продолжила смотреть на выступление сперва Лео, а затем и Криса.

Кто бы сегодня ни забрал первое место за короткую программу, девушка считала, что победы достойны все.

Вечер того же дня Юри провела в отеле вместе с Виктором, отдыхая после первого этапа соревнования и набираясь сил перед вторым. К тому же, им следовало обсудить прошедшее выступление и подумать над следующим.

— Честно говоря, я думал, что ты будешь больше волноваться, — признался Виктор за ужином, который они заказали прямо в номер.

— Я тоже, но моё желание одолеть Анну оказалось слишком сильным, — неловко согласилась Юри, отводя взгляд

— Соперники — это хорошо. Но после Кубка Китая, когда начнётся Кубок Ростелекома, кто станет твоим мотиватором?

А Юри на секунду замерла, а после слегка покраснела. Но, тем не менее, смело ответила, смотря прямо Виктору в глаза:

— Ты.

От такого заявление сердце Никифорова подскочило в груди, а на губах сама собой расплылась тёплая улыбка. Ему много раз говорили, что он мотивировал кого-то встать на коньки или принять участие в соревнованиях. Часто ему писали сообщения в социальных сетях, что он вдохновлял людей на победу или другие творческие начинания. Однако все эти благодарности и восторженные письма не шли ни в какое сравнение с тем, что ощутил фигурист от одного-единственного «ты», произнесённого Юри.

Виктор прикрыл глаза: порой слово одного человека может значить куда больше, чем глас целой толпы. Впервые за много лет мужчина ощутил желание жить прямо здесь и сейчас.

Раньше он всегда смотрел в будущее. На соревнованиях он всегда думал о финале, после финала — о новых соревнованиях. На тренировках его волновала будущая победа и с кем ему предстоит сразиться на льду. Встречаясь с матерью в больнице, он думал только о том моменте, когда вернётся домой — видеть бедную женщину было больно и в какой-то мере стыдно. Лёжа дома с Маккачином под боком, он планировал следующий день. Да даже тренируясь с Юри в Ледовом дворце, он лишь представлял себе будущие соревнования.

И вот, сегодня, прямо сейчас, из-за одного-простого «ты» Виктор ощутил, что хочет остановить мгновение, что не желает забивать все свои мысли будущем, что он, наконец-то, может остановиться после долгого бега и оглядеться по сторонам, оглядеться на Юри и поблагодарить её за всё.

— Я даже не знаю, что и сказать, — тихо сказал Виктор, не смея опускать взгляд с лица Юри. — Я просто очень счастлив сейчас.

Кацуки неловко почесала щёку.

— Наверное, это было чересчур, да? — спросила она.

— Нет, это было в самый раз, — «чтобы я понял, чего мне не хватало всё это время», — уже мысленно закончил он.

В итоге они соскочили с немного неловкой для обоих темы и перешли на другую. Когда же с ужином было покончено, и его забрали из номера, Юри объявила, что собирается встретиться с Пхичитом в холле. Виктор отпустил её, наказав вернуться до восьми — сегодня им надо было лечь спать пораньше, чтобы на следующий день быть бодрыми, как никогда.

Кацуки лишь задорно кивнула и поспешила выйти из номера, спускаясь на лифте в самый низ. В этом отеле остановились все фигуристы, принимающие участие в Кубке Китая, а также Минако-сан, поэтому ничего удивительного, что Юри наткнулась на парочку фигуристов внизу.

Пхичит стоял в окружении парочки фанатов, тренера и двух фигуристов, в которых девушка признала Кристоффа и Лео.

— О, Юри, вот ты где! — Таец тут же заметил её и поспешил помахать рукой. Кацуки улыбнулась и поспешила к нему.

— Поздравляю, твоё выступление было просто потрясающим, — произнесла она, обнимая друга.

— Не таким потрясающим, как твоё. Никогда бы не подумал, что ты способная на что-то такое, — посмеялся Пхичит. — Хэй, не заставляй меня сожалеть, что мы расстались.

— У тебя же вроде новая любовь, или же я ошиблась? — поддела друга Юри.

— О, вы встречались? — оживился Кристофф. — Когда это было и почему я не знаю?

Кацуки неловко замялась. Они с Пхичитом пробыли вместе всего три недели, и пока Чуланонт искренне любил её, — любил настолько сильно и долго, что с трудом пережил этот разрыв и даже спустя время продолжал испытывать к ней светлые чувства, — для Юри их отношения были скорее неверной формой дружбы. Она читала много историй в интернете, когда лучшие друзья становились парами на всю жизнь, в какой-то момент ей показалось, что у них с Пхичитом получится так же, но довольно быстро поняла, что ошибалась. И несмотря на то, что Пхичит уже нашёл себе новую любовь в лице Ли Сынгиль, которая об этом слабо подозревала, Юри не была уверена, имеет ли она хоть какое-то право бередить старые раны лучшего друга.

Однако тот лишь широко улыбнулся:

— О, наш головокружительный роман длился всего три недели и закончился ничем.

Кацуки слегка кивнула, подмечая, как Лео незаметно одёрнул Кристоффа за рукав, молчаливо прося не задавать лишних вопросов. Джакометти бросил на американца короткий взгляд, а затем прикрыл рот.

— Ну, не будет о грустном. — Хлопнул в ладоши Пхичит. — Как думаете, кто завтра победит?

Конечно же, каждый ставил на себя и гордился этим, из-за чего все в итоге обернулись на Юри, прося её сделать своё предсказание. Девушка аж растерялась:

— Если честно, то не знаю. Вы все такие потрясающие, такие классные, талантливые и харизматичные, что сложно сказать, кто выступит лучше, — промямлила она.

Тут сзади на её плечо легла женская рука.

— Кто бы из вас ни выиграл сегодня, золото в финале заберёт мой брат.

Юри обернулась, и на её губах расцвела улыбка: это была Сара Криспино, занявшая сегодня третье место за короткую программу. Второе отошло Анне, первое — Юри.

— Ему предстоит сразиться с кучей талантливых фигуристов, так что не факт, — улыбнулась Кацуки, приобнимая подругу.

— Да-да, ты у нас, конечно же, болеешь за Юрия и Пхичита, — покачала головой Сара. — Вот вам и ответ, кто же, по мнению Юри, заберёт завтра золото.

— Я поддерживаю Пхичит-куна, но думаю, что победит сильнейший и достойнейший. Но кто это будет — я не знаю.

Никто на слова Сары и Юри не обиделся, лишь по-доброму посмеялись. Разве что Кристофф поспешил перевести тему и предложить всем прогуляться рядом с отелем, посмотреть на местные достопримечательности и сделать как можно больше фотографий. Пхичит, как истинный любитель селфи, мгновенно согласился с этой идеей и потащил всех за собою, по пути ища в интернете самые красивые места.

Они гуляли очень долго, настолько долго, что Юри потеряла счёт времени, а очнулась лишь тогда, когда на экране высветился входящий звонок от Виктора. На часах уже была половина девятого. Быстро и скомкано со всеми попрощавшись, Кацуки залезла в первый же автобус до отеля и отписалась тренеру, что уже едет.

Девушка искренне считала, что её отругают, но, на удивление, ничего подобного не произошло: Виктор лишь помог ей снять пальто, подождал, пока она переоденется в пижаму, и притянул в свои объятия, приказывая спать.

И если поначалу Юри казалось, что она ни за что не уснёт после долгого и весёлого вечера в компании друзей, то после того, как её голова коснулась подушки, она поняла, насколько сильно ошибалась. Сон настиг её в первые же пять минут.

* * *

Как и в случае с короткой программой, произвольную первыми откатывали девушки. Соревнование начиналось с Вайолет Браун — американки, которая в прошлый раз получила меньше всего очков. Пока девушка выступала под отрывок из Пятой симфонии Бетховена, Юри разогревалась в зале под присмотром Никифорова.

— Поскольку у тебя довольно большой отрыв в очках, нет необходимости переносить все сложные прыжки в конец, — задумчиво произнёс Виктор, постукивая пальцем по губам. — Сосредоточься на дорожках шагов и Флипах.

Юри отрывисто кивнула.

— Также постарайся не терять баланс и не отвлекайся на сторонние факторы. Пока ты выступаешь — важна лишь ты сама.

— Поняла.

— Однако нельзя, чтобы твоё выступление выглядело так, будто ты расслабилась, поэтому продемонстрируй себя с лучшей стороны.

— Да.

Виктор диктовал ещё какие-то наставления, но Кацуки слушала их вполуха. Она чувствовала себя хорошо и как никогда была уверена в своём выступлении. Она хорошо выспалась, плотно поела, ни разу не ошиблась на разогреве и получила с десяток пожеланий удачи от семьи и друзей — даже Юрий написал ей парочку добрых слов.

Тем временем комментатор объявил следующую фигуристку. Юри глубоко вздохнула: она волновалась, но волнение это было совсем небольшим. Ей уже не терпелось выйти на лёд.

Внезапно входная дверь хлопнула, и Юри отвлеклась от растяжки, а Виктор — от наставлений. Они обернулись практически синхронно. На пороге застыл Георгий.

— Гоша-сан, здравствуйте, — поздоровалась Кацуки.

— Привет, — бросил Виктор.

Попович кивнул им.

— Прошу прощения, что прервал вас. Я бы хотел поговорить с Юри-сан, всего на пару минут. Наедине.

Девушка перевела вопросительный взгляд на Виктора. Пусть Георгий и хотел поговорить лично с ней, но прерывать разогрев или нет — решение Никифорова, так как он был её тренером и последнее слово было за ним.

— О чём ты хочешь поговорить? — на русском спросил Виктор, недовольно прищурившись.

— Просто поблагодарить, — спокойно ответил ему Попович.

— Ты можешь сделать это при мне.

— Мог бы — не просил бы тебя отойти.

Юри не понимала, о чём разговаривали два фигуриста, но чувствовала исходящее от Виктора раздражение. Девушка перевела встревоженный взгляд с тренера на Георгия.

— Если это всего на пару минут, то, я думаю, всё в порядке, это не должно мне помешать, — неуверенно произнесла она. Виктор скосил на неё свои голубые глаза и слегка нахмурился. А затем поднял руки, мол, сдаюсь.

— Ладно-ладно. Но всего две минуты, — произнёс он, а затем добавил на русском: — Не смей распускать руки. — И с этими словами он скрылся за дверью, оставляя Георгия с Юри.

Он не знал, о чём они говорили, но слышал их приглушённые голоса. Виктор терпеливо ждал в коридоре, скрестив руки на груди и мысленно сетуя на характер Юри. Она была доброй и открытой, так что ничего удивительного, что люди к ней тянулись, пусть сама японка этого и не замечала. Другой же проблемой был Георгий. Виктор не первый день знал его — как-никак, лучшие друзья, а потому заранее знал, как именно доброта Юри повлияет на него.

Попович был влюбчивой натурой, склонной к излишнему драматизму. Анна была далеко не первой его любовью, а к тому же явно не последней. Георгий отдавал всего себя отношениям, когда он влюблялся — он влюблялся всем сердцем, ничего не жалея для своих возлюбленных. Порой хватало пары фраз, чтобы Георгий пал к ногам новой девушки.

Какова была вероятность того, что после столь смелого и доброго поступка Юри он ощутит к ней нечто большее, чем просто дружескую симпатию? Слишком высока. Хотел ли Виктор подобного развития событий? Нет, ему хватало и Пхичита с Минами. Первый имел гордый статус лучшего друга, а второй смотрел на Юри как на божество. Виктору и так приходилось конкурировать с этими двумя, новый соперник за внимание девушки ему не нужен был — и это ещё при том, что где-то на горизонте маячил Юрий. Но к последнему Виктор просто был снисходителен.

— О чём вы хотели поговорить, Гоша-сан? — спросила Юри, садясь на скамейку и предлагаю Поповичу занять место рядом. Тот не отказался.

— В первую очередь я хотел бы поблагодарить тебя. Я был очень разбит после разрыва с Аней, настолько, что построил на нём обе моих программы. Мне правда было тяжело, но твоя неожиданная поддержка придала мне сил.

— Вы не злитесь на меня за то, что я забрала у неё победу?

— Как я могу злиться, если эту победу ты подарила мне? — вопросом на вопрос ответил Георгий, слегка улыбаясь. — Ты очень добрый человек, и я наконец-то понял, почему Витя сорвался из России и приехал к тебе в Японию. На его месте я поступил бы точно так же.

Юри чуть покраснела и опустила — она ещё не привыкла получать комплименты и благодарности в свой адрес. Более того, ей до сих пор было неловко при упоминании о том, что она, по факту, отобрала Виктора у всего мира. И пусть Никифоров сам сделал такой выбор, Кацуки продолжала ощущать лёгкую вину.

— Из-за меня он пропускает целый год. Страшно не оправдать его ожиданий, — ответила девушка.

— Ожидания у него, может, какие-то и есть, но я более чем уверен, что то, что он приобрёл благодаря тебе — лучше. Раньше Витя был другим, сейчас же он изменился в лучшую сторону. Хотя ему стоит перестать так свирепо смотреть на твоих друзей, — посмеялся фигурист.

— Изменился в лучшую сторону? — удивилась Юри.

— Да. Ты этого может и не замечаешь, но я, как его самый близкий друг, вижу. В прошлом году он, пусть и занял первое место, был истощён, как морально, так и физически. Он утратил мотивацию и вдохновение; он устал. Решение стать твоим тренером пусть и было спонтанным, детским и даже несколько импульсивным, — ну, на мой взгляд — но теперь я вижу, что оно пошло Вите только на пользу. В нём наконец-то пылает тот же огонь, что пылал много лет назад. И всё это благодаря тебе.

Когда Георгий закончил говорить, Юри смущённо опустила голову. Помнится, когда-то давно Юрий говорил об эмоциональном выгорании Виктора, но она никогда бы не подумала, что станет тем, кто поможет ему загореться вновь. Они были близки, очевидно влияли друг на друга, но Кацуки не могла поверить, что настолько сильно.

Счастливая улыбка сама собой расползлась у неё на губах: скажи ей кто пару лет назад, что она станет вдохновением самого Виктора Никифорова — не поверила бы. Но вот она здесь.

— Более того, помимо Вити, ты зажигаешь и других людей. Сегодня Минами из Японии не кажется таким же потерянным, как вчера, а Пхичит из Таиланда готов покорять ещё более высокие вершины. Более того, Юра после общения с тобой наконец-то взялся за ум, а Мила тренировалась как проклятая. В их недавних достижениях есть и твоя заслуга.

— Спасибо, — внезапно прошептала Юри и подняла голову. — Спасибо, что говорите всё это, Гоша-сан. Вы не представляете, как мне приятно и важно знать всё это.

— Ох, ну… Не за что, — растерялся Попович. — Собственно, я это к чему веду? К тому, что на меня ты тоже оказала значительное влияние, и я хотел бы поблагодарить тебя за это. Может, выпьем как-нибудь по чашке чая?

Юри удивлённо хлопнула глазами. Её что, приглашали на свидание?

Но прежде, чем она смогла осмыслить произошедшее, Георгий достал из кармана сложенный листочек бумаги и протянул его Юри. На нём был написан его номер телефона.

— Я не прошу тебя об ответе прямо сейчас — посиди, подумай. А я буду ждать твоего звонка или сообщения. Просто хочу тебя попросить не отказывать мне так быстро.

Юри растерялась ещё больше, и Попович воспользовался моментом, чтобы подняться со скамейки и подойти к двери:

— Ну, мне уже пора, а тебе я желаю удачи. Буду держать за тебя кулачки, — улыбнулся он, выходя в коридор и оставляя Кацуки наедине с собой.

Впрочем, одна она пробыла не так долго: буквально через пару секунд в комнату вошёл Виктор, который нахмурился при виде листочка с номером в руках Юри.

— Что-то случилось? Чего он хотел? — спросил Никифоров, присаживаясь перед девушкой на корточки и беря её руки в свои.

— Я… Не знаю? — скорее спросила, нежели утвердила Кацуки. — Он поблагодарил меня, а потом дал это. Он… Он хочет встретиться и выпить со мною чаю. Это свидание?

Виктор нахмурился и стиснул зубы: оказывается, пока он стоял в коридоре, Георгий уже успел сделать первый шаг.

— А если бы это было оно, ты бы согласилась? — спросил фигурист.

— Я не знаю, — глухо повторила Юри.

Виктор задумался. Произошедшее выбило девушку из колеи, в таком состоянии она вполне могла задуматься и напортачить в произвольной. Надо было срочно возвращать её с небес на землю.

— Согласилась бы или нет — выбор твой, но прямо сейчас перед тобой стоит более ответственная и важная миссия: победа на первом турнире. Твоя семья, твои друзья и я верим в твою победу. Ты должна сконцентрироваться на соревновании, а об остальном можно подумать и позже.

Взгляд Юри стал более осмысленным. Пока где-то там объявляли выступление Сары Криспино, Юри сидела прямо напротив Виктора, ощущая прилив сил. Действительно, сейчас Георгий отходил на второй план, тем временем как на первом были она сама и её выступление, которое уже не за горами.

Кацуки прикрыла глаза и погладила ладонь Виктора большим пальцем.

— Ты прав. Сейчас мне не до этого.

Она не знала, кто потянулся первым, она или Виктор, однако в следующий момент они крепко обнимались. Юри вдыхала стойкий запах одеколона Никифорова, мысленно дивясь, куда пропало всё её смущение, а сам Виктор мысленно клялся себе не отпускать Юри.

— Если победишь сегодня — то в Москве я свожу тебя на свидание, — внезапно даже для самого себя произнёс он.

Глаза Юри расширились. Она хотела было отпрянуть от тренера, но тот ей не дал.

— На дружеское свидание, — тут же поправил себя Виктор, а потом ощутил острое желание ударить себя ладонью по лбу. — Просто не думай ни о чём и забери сегодня своё золото.

Кацуки кивнула, и Виктор наконец-то отпустил её, но не решался смотреть ей в глаза. Никифоров стал на ноги и приказал Юри сесть на шпагат в последний раз, после чего они пошли на трибуны — Сара откатала свою произвольную, а Анна была уже на середине выступления.

Юри сняла с себя кофту. Под ней скрывался сине-коричневый костюм с тонким розовым узором по краям лифа. Рукава были прозрачными и блестели в свете прожекторов, а юбка переливалась от тёмно-синего до нежно-голубого.

— Удачи, — одними губами прошептал Виктор, и Кацуки смело кивнула ему, отправляясь к центру катка.

Зазвучали первые ноты, и Юри подняла руки параллельно полу, после чего сдвинулась в сторону. Часть, повествующую о своём рождении и первых годах учёбы в школе, Юри откатала плавно и изящно. Она вспоминала тогдашнюю себя — маленькую неуклюжую девочку, что впервые встала на коньки и постоянно валилась с них. И как же сильно маленькая Юри отличалась от взрослой. Точку в беззаботном детстве поставила комбинация из тройного Тулупа и двойного.

Затем шла пора старшей школы, полная беззаботных дней и тяжёлых экзаменов. Юри вспоминала, как возвращалась домой, как проводила время с Микото и родными. Школа окончилась тройным Сальховым, удавшимся на славу.

После музыка набрала обороты — обороты набрала и Юри. По переливам музыки шло повествование о том, как она училась в Детройте, тренировалась с Селестино и Пхичитом, поднималась вверх по карьере фигуристки и мечтала однажды получить свою золотую медаль. А затем её мечта разрушилась под идеально выполненным тройным Риттбергером.

Юри расправила руки, катясь вперёд, пока в музыке звучали одни лишь редкие нотки — момент её душевного дисбаланса, желания покончить со всем и уйти из большого спорта навсегда. Юри провела лёгкую дорожку шагов, завершившуюся тройным Акселем.

Она коснулась льда, и на мгновение в поле зрения девушки попал взволнованный Виктор. Юри улыбнулась: и правда, из этого пассивного состояния её вывел именно он, именно Виктор. Музыка набрала обороты, рассказывая об их встрече и тренировках, и Юри продемонстрировала своё развитие тройным Флипом, а затем и комбинацией из тройного Акселя, одинарного Риттбергера и тройного Сальхова. Она прыгала вновь и вновь, демонстрируя, как на протяжении всего этого времени развивалась благодаря Виктору. За год он сумел вытащить из неё то, что Селестино не удавалось годами.

И вот, последний прыжок, отметка того самого момента, в котором они находились прямо сейчас — четвертной Лутц, который долго отрабатывала ещё когда пыталась откатать произвольную Виктора, с которой всё и началось. Юри чувствовала, что практически выдохлась, что сил почти не осталось, но она прыгнула, чуть не упала, но смогла удержать равновесие и завершить программу вращением, в конце выпрямляясь и вытягивая руку в сторону Виктора.

Музыка закончилась, а стук сердца перекрывал даже крики толпы. Всё, что Юри могла — это тяжело дышать. Единственное, что она видела — это лицо Виктора, полное восторга. Внезапно Никифоров сорвался с места, и Юри последовала вслед за ним, скользя по льду прямиком в крепкие объятия тренера.

— Ты молодец! Ты просто молодец! — как заведённый, шептал он ей в покрасневшее ухо. — Я так тобой горжусь.

Юри не знала, что на это ответить, да и вообще считала, что никакого ответа не надо. Пока они так крепко обнимают друг друга, зачем что-то говорить? Зачем вообще слова, если можно вдыхать родной запах одеколона.

Виктор был невероятно обходительным. Он сел на корточки и сам надел чехлы на лезвия коньков Юри, а затем за руку отвёл её в «уголок слёз и поцелуев», где не убирал руку с её плеча, прижимая к себе как можно крепче и с трепетом слушая объявление баллов.

Кацуки, услышав их количество и поняв, что заняла первое место, не смогла сдержать слёз, и те покатились у неё по щекам.

— Я победила, — в неком неверии прошептала она. Одно дело — заявлять о будущей победе, стремиться к ней всеми силами и соперничать с другими фигуристками, но совсем другое действительно побеждать. К такому никогда не будешь готов, только не в фигурном катании, — Виктор знал это на своей шкуре.

— Пойдём, — прошептал он, — ты должна встать на пьедестал и забрать своё золото.

Юри кивнула, широко и радостно улыбаясь. Откуда-то сбоку летели поздравления от Пхичита, который каким-то образом умудрялся перекричать шум толпы.

На лёд вывезли пьедестал с тремя ступенями. Сперва объявили Анну, и та выехала на лёд, занимая самую низкую ступеньку. Следом была Сара, занявшая ступень повыше. И, наконец, Юри. Она бросила на Виктора взгляд, и тот ободряюще подмигнул ей, мол, иди, ты это заслужила.

На самый верх ей помогла подняться Сара, — Юри чуть не упала — а затем на лёд выехал комментатор с тремя медалями — золотой, серебряной и бронзовой. Бронза ушла Анне, серебро Саре, а золото — Юри. Девушка низко наклонилась, позволяя комментатору надеть на неё красно-бело-синюю ленточку и забирая букет алых цветов.

Впереди у неё было интервью, затем — выступления друзей, после — отдых в отеле. Перед новым этапом в Москве у Юри было чуть более двух недель свободного времени, за которое она сперва хотела успеть отдохнуть, а затем прогуляться по Пекину и Москве.

Изучая основы китайского ещё в школе, девушка желала посетить несколько исторических мест.

Восхищаясь Виктором, Кацуки всем сердцем мечтала пройтись по улицам российской столицы. В прошлом году ей не повезло, и в кубке Ростелекома она не участвовала, зато в этом собиралась наверстать упущенное. Тем более, когда под боком будет личный экскурсовод в виде Никифорова.

Юри взглядом нашла Виктора и подарила ему одну из самых тёплых улыбок.

В Москву они с Виктором собирались направиться в двадцатых числах, а потому сейчас у них была практически неделя на то, чтобы прогуляться по пекинским достопримечательностям и «впитать в себя местную культуру» — как выразился Никифоров.

— Мы просто обязаны посетить Запретный город, затем сходить на площадь Тяньаньмэнь и прогуляться по Жемчужному рынку. О, заодно прокатиться по озеру Хоухай, — бодро говорил Виктор, загибая пальцы на руках во время перечисления.

— Звучит весело. Думаю, мы успеем всё обойти за несколько дней, — согласилась Юри. — Кстати, Пхичит-кун собирается отпраздновать свою вчерашнюю победу в Кубке Китая и проход на финал Гран-При. Он приглашает нас сегодня вечером в ресторан. Сказал, что забронировал большой стол для всех.

В глазах Виктора засияли весёлые огоньки.

— Тогда мы просто обязаны отправиться гулять сейчас же, чтобы к вечеру уже быть свободными! — радостно воскликнул он, подрываясь с места и устремляясь к себе в комнату. — Юри, одевайся скорее, времени нет!

Кацуки удивлённо приоткрыла рот, а когда до ней дошли слова тренера — не сдержала смешок. Виктор, пусть ему и было двадцать семь лет, порой вёл себя как самый настоящий ребёнок, со всеми его капризами и хотелками. А сама Юри всегда прогибалась под ними, позволяя Виктору творить, что вздумается.

Таким образом, они действительно направились на площадь Тяньаньмэнь. Несмотря на то, что до неё от их отеля было довольно далеко, Никифоров предпочёл пройтись пешком, подбивая на это и Юри. Девушке оставалось только молчаливо вздыхать и следовать за ним.

Из отеля они вышли довольно тихо и мирно, если не обращать внимание на парочку журналистов, что сфотографировала их в холле. Кацуки мысленно вздохнула, понимая, что уже сегодня днём в жёлтой прессе появится небольшой очерк, в котором говорится, что они с Виктором направились гулять по Пекину. А учитывая фотографии, которые Никифоров обязательно сделает и тут же зальёт в инстаграм, репортёры дополнят свой очерк точным местонахождением двух фигуристов.

Юри оставалось только смириться: она уже довольно давно общалась с Виктором, чтобы привыкнуть к излишнему вниманию со стороны журналистов.

Хотя что в Японии, что в Китае на них обращали внимание не только работники СМИ, но и обычные люди. В Фукуоке или Хасецу было не так много иностранцев, а таких ярких и приковывающих внимания, как Виктор, — тем более. В Пекине же с этим дела обстояли получше, но всё равно Никифоров выделялся на фоне толпы: высокий, красивый и обаятельный. Ему не надо было ничего делать, чтобы приковать к себе внимание тысяч людей. В какой-то мере Юри ему завидовала, в какой-то — глубоко сочувствовала.

На площади было довольно многолюдно, а Виктор, ведомый запахами и красотой исторических зданий, то и дело норовил куда-нибудь отлучиться. Кацуки боялась потерять тренера из виду и старалась держаться поближе к нему. Однако стоило ей на что-то отвлечься буквально на секунду, как Виктор пропадал из виду, а возвращался спустя минуту с горячей местной уличной едой из лавочки, что стояла рядом.

— Не пропадай так, пожалуйста, — попросила Юри, с благодарностью принимая из рук Никифорова закуску.

Виктор нахмурился, очевидно задумавшись, а потом, широко улыбнувшись, взял Юри за свободную от закуски руку, переплетая их пальцы. Японка слегка покраснела — пусть она и привыкла к незнанию Виктором личных границ, всё равно некоторые его выходки заставляли сердце биться быстрее.

— Я буду держать тебя крепко, так что если и потеряемся, то вместе, — широко улыбнулся он, и в его тоне проскользнули игривые нотки.

Кацуки поспешила откусить закуску, опуская глаза на землю. Почему-то слова Виктора звучали для неё как нечто большее, как обещание на всю жизнь, а не на один-единственный день.

Тем не менее, она кивнула:

— Хорошо. Я тоже буду держать тебя. — И чуть сжала его ладонь своей. Лицо Никифорова тут же засияло — хотя казалось бы, куда больше.

Они не разжимали руки до самого вечера. Виктор вцепился в Юри стальной хваткой, не желая расцепляться ни чтобы взять ещё еды, ни чтобы купить билет в музей, ни чтобы ответить на звонок. Отпустил он её только когда они садились в такси — и то, чтобы было удобнее залезать в салон.

Юри назвала таксисту адрес, и тот, вбив его в навигаторе, нажал на педаль газа. Дорога им предстояла недолгая, но было решено отправиться к Пхичиту на праздник на такси, так как у обоих уже побаливали ноги после долгой ходьбы. А особенно — у Юри, которая днём ранее откатывала произвольную программу.

В ресторане их проводили к столу, за которым уже практически все собрались. Пока Виктор отвлёкся на увлекательный разговор с Кристоффом, который сидел по правую руку от него, Юри отлучилась в уборную. Там она пересеклась с Сарой.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, — улыбнулась Юри, приобнимая подругу в ответ. — Тоже Пхичит пригласил?

— Конечно, а кто же ещё? — кивнула та, расцепляя объятия. — Выглядишь немного уставшей.

— А, это Виктор решил прогуляться по Пекину, — отмахнулась Кацуки, а затем понизила голос, будто спрашивала о чём-то очень секретном: — Кстати, кроме меня и тебя, есть кто-нибудь из фигуристок?

— Вайолет и Грета. Остальные отказались приходить, мол, недостаточно знакомы с Пхичитом.

Юри качнула головой: если так рассудить, то единственная, кто «достаточно» знакома с Пхичитом, чтобы присутствовать на сегодняшнем мероприятии — это сама Юри. Даже Сара с ним практически не общалась — так, поприветствовала пару раз — и всё. Хотя, впрочем, когда это вообще волновало Чуланонта?

Что радовало Юри особенно сильно — это отсутствие Анны. Девушка уже приметила Поповича, который сидел недалеко от неё с противоположной стороны, и ей крайне не хотелось, чтобы Анна появилась на мероприятии и испортила её другу настроение — и так было больно смотреть на его произвольную. Хотя даже с ошибками он сумел набрать достаточное количество баллов и занять почётное третье место.

Юри вернулась к столу вместе с Сарой и заняла стул рядом с Виктором, который весьма обрадовался её возвращению. Рядом с Юри, по другую руку, сидел виновник сего торжества, а прямо напротив — Селестино, которого Кацуки горячо поблагодарила за поздравления.

— Похоже, из Виктора тренер куда лучше, чем из меня, — посмеялся мужчина.

— Не говорите так, вы тоже очень хороший. Если бы не вы — я бы вообще не попала на финал Гран-При в прошлом году.

— То была твоя собственная заслуга, — не согласился Селестино. — С Виктором, думаю, ты не просто пройдёшь в финал, но и заберёшь золото.

— Поддерживаю! — вмешался в разговор Никифоров, перекинув руку за спину Юри и прижимая девушку к себе. — Моя ученица заберёт себе всё возможное золото и вернётся в Японию победительницей.

Селестино громко рассмеялся, и его смех поддержали остальные. Фигуристка же, покраснев, поспешила вывернуться из объятий Виктора — не на людях же!

Русский, тут же сообразив, что так сильно смутило девушку, лишь хитро улыбнулся: несмотря на то, что благодаря общению с иностранцами и самим Никифоровым Юри стала более раскрепощённой, у неё всё равно оставался японский менталитет. Дома, за закрытой стеной, она могла простить Виктору нарушение её личных границ, но вот перед публикой — всё ещё стеснялась и зажималась. Единственным исключением, пожалуй, был каток. На соревнованиях Юри позволяла Виктору обнимать её, потому как в те моменты только присутствие наставника могло успокоить её расшалившиеся нервы.

Раздался стук ножа о бокал, и все замолчали, оборачиваясь к вставшему Пхичиту.

— Сперва я хочу поблагодарить вас всех за то, что вы пришли. Я хотел отпраздновать свой проход в финал Гран-При, но не был уверен, что лучше всего сделать для этого, да и стоит ли вообще что-то устраивать, потому что у многих новые соревнования ещё впереди. В конце концов я решил организовать небольшой вечер для маленькой компании, и я рад, что вы не проигнорировали моё приглашение. Давайте выпьем за всех нас, за наши сегодняшние и вчерашние выступления. За Гран-При!

— За Гран-При! — поддержали его остальные.

Юри обвела взглядом зал. Здесь собралось не так много человек — чуть более пятнадцати. Некоторых из них Юри видела лишь мельком — то были тренера других фигуристов. С некоторыми уже успела пообщаться — с большинством фигуристов. А некоторых она знала очень хорошо — в эту категорию входили Виктор, Сара, Пхичит, Селестино, Минами, Канако-сенсей и Окукава-сан. Последние трое уже успели неплохо выпить и были увлечены разговором друг с другом, а потому Юри не стала к ним лезть. Сара прибилась к компании Греты и Вайолет, которые сегодня заняли четвёртое и пятое места соответственно. Виктор вновь погрузился в общение с Кристоффом, а Пхичит вовсю фотографировался с Лео, Минами и Гуангхонгом.

Кацуки отпила сок из стакана, продолжая глазами бегать по собравшимся. Практически все разбились на группки и были заняты разговорами.

Внезапно на стул, где ранее сидел Пхичит, который не так давно удалился к Лео, Минами и Гуангхонгу, приземлился Георгий — видимо, тоже не нашёл, с кем пообщаться (всё же Яков решил не приходить на встречу), а затем заметил скучающую Юри.

— Ты великолепно выступила, Юри-сан, — произнёс он, улыбаясь. — Я был вдохновлён твоей произвольной программой.

Кацуки улыбнулась, отправляя кусочек кальмара в рот.

— Вы тоже прекрасно выступили, очень эмоционально. Вам очень подходит тема сказок, вы вселяете в неё… как бы сказать? Новую жизнь, наверное. Вы переосмысливаете старые сказки прямо на льду и соединяете разные истории в одну, показывая главного героя и злодеем, и рыцарем.

Глаза Георгия расширились:

— Так ты заметила, — удивился он, а затем горячо заговорил, чуть ли не хватая Юри за руки: — Многие не понимают, о чём я рассказываю на льду, оставаясь слепыми к моей трагедии. Другие же игнорируют её, будучи слишком чёрствыми или считая мои выступления излишне эмоциональными. Лишь малое количество находит суть выступления, пусть она и лежит на поверхности. Юри, ты просто чудесна! Великолепна!

Попов более не хмурился, теперь он казался таким счастливым и таким радостным, что на сердце у девушки не могло не потеплеть: её друг более не печалился.

Юри хотела было спросить ещё что-то, как почувствовала тяжесть чужой головы и острый подбородок на плече. Пушистые серебристые волосы защекотали ей щёку, а крепкие руки коснулись талии. Кацуки не сдержала лёгкого вздоха: кто же это ещё мог быть, как не Виктор?

— Привет, Вить, выглядишь отдохнувшим, — поздоровался Георгий на русском.

— И тебе не хворать, — на том же русском ответил Никифоров, и его горячее дыхание обожгло ухо Юри. — Повторюсь: руки не распускай.

— Единственный, кто их распускает — это ты, — парировал Попович.

— Мне можно, я — её тренер.

— Обычно тренера не заглядываются на своих учениц. И не рычат львами на своих лучших друзей.

— Обычно лучшие друзья не приглашают чужих девушек на свидания, — недовольно прищурился Виктор, и Юри почувствовала исходящее от него раздражение.

— Она не твоя девушка, а твоя ученица, — качнул головой Попов. — Более того, что-то не припомню, чтобы ТЫ звал её на свидания.

— Я звал — как раз перед её произвольной программой. Сказал, что сходим на свидание в Москве, когда она победит в Кубке Китая.

— О, и даже не спросил, а хочет ли этого она? Просто поставил перед фактом? Очень даже в твоём стиле, Вить, очень даже. — Попович выразительно поднял бровь, скрестив руки на груди. — Вот только таким образом ты не оставил ей выбора. Кто знает, быть может, Юри вообще не хочет идти с тобой ни на какие свидания? Или она это делает просто потому, что вынуждена потакать твоим заскокам и капризам.

Руки Виктора на этих словах от злости сжались крепче, и Юри, за чью талию до сих пор держался Никифоров, недовольно пискнула: было больно. Фигурист, разум которого до этого был покрыт пеленой злости и ревности, как очнулся. Он тут же убрал свои руки и отстранился от ученицы, извиняясь перед ней.

— Всё в порядке, — произнесла Юри, чуть растирая пострадавшие бока. Её взгляд пробежался по собравшимся, но никто, кроме Окукавы, не обращал на них внимания. — Просто, пожалуйста, говорите на английском, а то ужасно слышать своё имя и не понимать, о чём речь.

Оба фигуриста пристыженно прикусили языки: и правда, было некрасиво обсуждать Юри при ней же, да ещё и так, что она ничего не понимала.

— Прости, — пробурчал Виктор уже на английском, — мы не специально.

— Да, прости нас, — согласился с ним Георгий. — Просто у нас произошло небольшое недопонимание, но мы уже практически всё решили.

— Практически? — переспросила Юри.

— Да, остался лишь один момент. Ты как, уже подумала над моим предложением?

Кацуки сперва не поняла, о чём говорил Попович, но Виктор позади неё ощутимо напрягся. Его недовольство девушка будто кожей ощущала. Она сглотнула. В голове всплыл вчерашний разговор с Георгием и его предложение сходить на свидание.

Юри замялась, не зная, что и говорить: у неё не было большого опыта в любовных делах, а потому подобные вопросы всегда выбивали девушку из колеи. Согласиться? Отказаться? Георгий ей нравился, но как человек. Она не чувствовала к нему ничего большего, однако её отказ может разбередить начавшие заживать после разрыва с Анной раны. Или же он звал её на простое дружеское свидание, и это уже сама Юри додумала то, чего и в помине не было?

Да и Виктор, недовольно пыхтящий у неё за спиной, особо не помогал.

Голова фигуристки закружилась, а язык словно прилип к нёбу. Она отвела глаза в сторону, взглядом встречаясь с Минако. Женщина чуть надула губы, но мольбу на дне карих глаз хорошо разглядела.

— Хэй, Юри, иди скорее сюда, пусть Пхичит-кун сфотографирует нас вместе! — громко позвала она, поднимаясь из-за стола.

Кацуки тут же обернулась к женщине, хватаясь за её слова как за соломинку.

— Прошу прощения, меня срочно зовут, — быстро пролепетала Юри, вскакивая на ноги и ретируясь к Минако. Лишь оказавшись рядом с ней девушка смогла спокойно выдохнуть, приходя в себя.

Весь оставшийся вечер Кацуки держалась женской компании, наблюдая за тем, как Канако-сенсей и Окукава-сан распивают уже третью бутылку алкоголя. Сама Юри пить не стала — она никогда не умела рассчитывать дозы, а когда перепивала, становилась неуправляема, как её отец.

Уже ночью, усаживая пьяных женщин в такси, Кацуки выслушивала их запинающиеся речи.

— Ох, Юри, ты уже такая больша-а-ая, за тебя уже та-а-аки-и-ие мужчины драться готовы-ы-ы, — внезапно на японском протянула Окукава, а затем икнула. — Мне бы так.

Фигуристка лишь прикрыла глаза и попросила Минами позаботиться о двух пьяницах.

— Конечно! — бодро закивал парень. — Вы тоже возвращайтесь скорее в гостиницу, а то уже поздно.

— Сперва надо усадить Кристоффа и Селестино в машину, а то они сопротивляются, а потом и мы с Виктором поедем, — улыбнулась она. — Спасибо тебе, Минами-кун.

Парень лишь немного покраснел и поспешил сесть на переднее сидение к водителю. Юри проводила уезжающую машину взглядом и обернулась: Лео и Гуангхонг удачно усадили Кристоффа в такси и теперь затаскивали в салон Селестино. С ними должен был поехать Пхичит. Гуангхонга и Лео сопровождала Сара. Георгий взялся проводить Грету, её тренера и Вайолет, с которыми Юри так и не пообщалась. Тренеры Кристоффа, Гуангхонга и Лео, которые ещё оставались довольно бодрыми, решили продолжить веселье в другом заведении и уже уехали. Остались только они с Виктором, который нетвёрдо стоял на ногах.

Юри осторожно завела его в салон такси и назвала водителю адрес гостиницы. В поездке полусонный Никифоров чуть ли не прилип к девушке всем телом, ни капли не смущаясь постороннего человека. Виктор что-то бормотал то на русском, то на английском, периодически сбиваясь с одного языка и переходя на другой, даже парочка ничего не значащих японских слов проскочила.

— Не оставляй меня, — внезапно разобрала Юри. Она опустила взгляд: Виктор прижался к ней ещё ближе, доверительно кладя голову на её плечо, как на подушку. — Не уходи с Гошей, останься со мной.

Кацуки не смогла подавить улыбку. Она осторожно, едва касаясь погладила тренера по серебристым волосам:

— Не оставлю.

Как бы Юри не хотелось бы гулять по Пекину вместе с Виктором и любоваться местными красотами, Гран-При никто не отменял. Время, что было у девушки перед новым этапом, стремительно летело вперёд, а поэтому его следовало тратить с умом.

Виктор и Юри просмотрели выступления соперниц Кацуки в следующем этапе и определили, что девушке было необходимо для победы.

— Перво-наперво надо отработать твои прыжки, — задумчиво произнёс Виктор. Юри странно посмотрела на него:

— Давай поработаем над четверными? — внезапно попросила она, и Никифоров вскинул брови.

Юри была первой девушкой, которая смогла совершить аж три четверных прыжка — Тулуп, Флип и Лутц. Они были крайне сложными в исполнении, Кацуки всё ещё не могла выполнять их идеально, без ошибок; она могла упасть в любой момент, а упасть на соревнованиях — это потерять баллы.

Виктор не был уверен, что им стоит идти на подобный риск.

Юри вздохнула и качнула головой, когда поняла, какие невесёлые думы одолевают её тренера.

— Я не собираюсь вставлять их на Кубке Ростелекома. Во всяком случае, пока не буду в них уверена. Но, понимаешь, мне нужен козырь в рукаве, туз, который я смогу выкинуть на лёд и победить. Однажды я уже прыгала все эти прыжки, а это значит, что и мои соперницы попробуют их. Мне нельзя падать в грязь лицом.

— Вау, — подивился Виктор, не смея оторваться от решительного взгляда карих глаз ученицы. — Хорошо. Мы потренируем четверные, но и про остальные забывать не будем. Твои дорожки шагов прекрасны, но прыжки часто недотягивают. Более того, тебе надо немного поработать над выражением эроса. Твоя короткая программа на Кубке Китая была прекрасна, однако было видно, что мыслями ты была в другом месте. Ты пылала страстью победы, а должна была — любовью.

Юри пристыженно опустила взгляд, признавая правоту тренера: и правда, откатывая короткую программу, она только и могла что думать о победе над Анной.

— Хорошо. Я что-нибудь придумаю, — пообещала девушка.

В прошлый раз найти свой эрос ей помогла Минако-сенсей. Вместе они дошли до уровня сочных котлет. Это был проверенный вариант эроса, который Юри было совсем не стыдно откатывать. Однако теперь ей требовалось нечто большее. Пару раз Юри каталась так, будто хотела соблазнить Виктора не как котлета, а как девушка, но оба раза Кацуки потом было стыдно и неловко. Может, Виктор и не понимал, чем занималась его ученица, сама же Юри потом долго не могла прийти в себя.

Сейчас котлет было недостаточно. Юри вышла на мировой уровень, она собирается пройти в финал Гра-При, а это значит, что её эрос должен быть настоящим, она должна стать девушкой, соблазняющей мужчин, но никак не котлетой.

Кацуки глубоко вздохнула: даже на словах это звучало непросто, что уж говорить о деле. Вот только выбора не было. Её эрос должен стать более взрослым.

На ум Юри пришёл только один человек.

Когда во время тренировки с Виктором наступила пора немного передохнуть, Юри чувствовала себя как никогда вымотанной. Прыгать ровные четверные было сложно, и последние попытки девушка проваливала уже из-за банальной усталости. К счастью, Виктор не гонял её лишний раз, давая передохнуть.

Юри, развалившись на скамейке, краем глаза наблюдала за тем, как Никифоров болтал с кем-то по телефону на русском. Девушка понимала только местоимение «я» и слово «хорошо», а потому предмет разговора тренера оставался для неё секретом.

Недолго думая, Юри сама взяла свой телефон и разблокировала её. На экране высветилась пара меток в Инстаграме от Пхичита, сообщения о новых комментариях в Фейсбуке, а также несколько сообщений от Милы и сестры. Проигнорировав их все, Юри нашла чат с Минако и настрочила ей пару строчек о своих мыслях на тему «Эроса» и просьбой о совете. Что удивительно, наставница ответила сразу же — видимо, уже успела проснуться и прийти в себя после вчерашней пьянки.

В конце концов, Минако скинула Юри номер Кристоффа, и девушка, сжав руку в кулак и закусив губу, глубоко вздохнула и написала ему.

Кристофф был тем самым человеком, который поразил Юри своим эросом на льду. В отличие от неё, его выступление было полно страсти, природного притяжения. Он обладал той самой сексуальностью, которой Юри так не хватало.

В отличие от Минако, Джакометти не ответил сразу же — либо ещё спал, либо был занят чем-то другим.

— Что делаешь? — спросил появившийся как чёрт из табакерки Виктор. Юри вздрогнула всем телом, ошалело смотря на тренера — тот даже не потрудился сделать вид, что ему стыдно.

Кацуки качнула головой и заблокировала телефон.

— Я хочу попросить Кристоффа-сана о помощи, — ответила она.

— О, с выражением эроса? — тут же понял Виктор.

— Именно. Его выступление… Оно сильно отличалось от моего, хотя показать мы стремились одно и то же. Я сейчас говорю не о короткой программе на Кубке Китая, а вообще. Даже там, в Хасецу, мой эрос отличался от его. Я хочу попросить его о совете. Я уже посоветовалась с Минако-сан, и она поддержала мою задумку.

Виктор чуть нахмурился, приложив указательный палец к губам.

— Мысль-то хорошая, но, Юри, я — твой тренер, в первую очередь ты должна обсуждать подобное со мной, а не с Минако, какой бы умной и хорошей женщиной она ни была, — строго сказал он.

— Да, я знаю, просто Минако — женщина, как и я, а потому ей виднее, сможет ли Кристофф-сан дать мне дельный совет и подойдёт ли мне тот вид эроса, который он продемонстрировал, — парировала Юри.

— Тот вид, который показал он — точно нет, — тут же покачал головой Никифоров. — Юри, ты не должна копировать Криса, ты должна в первую очередь быть собой. А быть собой — значит, найти свой собственный эрос, отличный от других.

— Но мой эрос — это котлеты, — возразила Юри. — И это далеко не то, с чем я должна кататься на международных соревнованиях.

Внезапно Виктор хохотнул и присел рядом с Кацуки, беря её руку в свои и смотря прямо в глаза ученицы.

— Котлеты были лишь способом вывести тебя из зоны комфорта, заставить побороть собственное смущение. Ты уже изменилась, стала другой, как и твой эрос. Может, ты и не заметила, но я — да. Может, ты до сих пор и думаешь о котлетах во время выступления, но зритель видит перед собой красивую и притягательную девушку.

— Но недостаточно.

— Но недостаточно, — согласился Виктор, а затем подумал: «Хотя для меня более чем достаточно. Не хочу, чтобы кто-то другой видел тебя такой». Говорить этого вслух он, конечно же, не стал. — Что ж, ладно, нет времени на болтовню — иди на лёд, пока зарезервированное время не закончилось.

Юри кивнула и вскочила на коньки. Её ожидало ещё полтора часа упорных тренировок. К счастью, прыжки уже были отработаны, а потому наступала очередь хореографических элементов.

Когда тренировка подошла к концу и Юри занималась тем, что пыталась снять с себя коньки, её телефон внезапно пропиликал, оповещая о новом сообщении. Девушка тут же плюнула на коньки. Сообщение было от Кристоффа — тот писал, что не ожидал, что к нему обратятся за советом, но всегда был рад помочь. В итоге он назначил встречу на пять часов в кафе неподалёку от гостиницы. Важным условием было то, что Виктора не должно быть рядом — Юри не понимала причин этого, но догадывалась, что Кристофф может сказать что-то такое, что не понравится Никифорову.

Оставив еле как снятые коньки на Виктора, Кацуки поспешила в раздевалку, чтобы принять душ и переодеться. Там уже переодевалась Сара, которая забронировала каток сразу после Юри.

— Выглядишь уставшей, — подметила итальянка.

— И не говори, — согласилась Юри, кое-как стягивая мокрую от пота майку. — Виктор решил устроить мне курс усиленных тренировок перед кубком Ростелекома.

Сара удивлённо воззрилась на Юри:

— А разве тебе нужны усиленные тренировки? Ты же и так прекрасно катаешься.

— Я всё ещё делаю ошибки, — ответила Кацуки, не желая говорить о четверных прыжках. — Ну, я пойду сполоснусь, а тебе удачи.

— Пока-пока! — Сара помахала уходящей Юри рукой.

Когда Кацуки вернулась из душевой, Криспино уже не было на месте, а время на часах приближалось к без двадцати пяти. Юри наскоро высушила волосы, оделась и собрала вещи, думая о том, как бы не опоздать на встречу с Кристоффом.

На выходе из раздевалки её встретил Виктор, держащий сумку с коньками. На его лице как и всегда застыла радостная улыбка, которая стала лишь шире при виде Юри. Вместе они покинули Ледовый дворец, тут же попадая в толпу людей. Чтобы не потеряться, Виктор поспешил взять Юри за руку, девушка же лишь чуть сильнее сжала его ладонь в своей.

«Если так продолжится, это войдёт у меня в привычку», — подумала она, и её щёки покрылись лёгким румянцем.

Но, к большому сожалению для Юри, на подходе к гостинице им пришлось расцепить руки и распрощаться на ближайшие полчаса — Кацуки уже ждал Крис.

— Только будь осторожнее, — попросил Никифоров. — И много не ешь — мы потом пойдём вместе перекусим.

— Хорошо, — кивнула Юри, чуть улыбаясь. Виктор напоследок заключил её в тёплые объятия, после чего сам подтолкнул в сторону кафе.

Кацуки вошла внутрь и огляделась, взглядом находя Кристоффа, который уже успел заказать себе удон с курицей и горячий чай.

— О, Юри, хочешь попробовать? — спросил он после приветствия, тыча палочками в свою тарелку.

— Нет, пожалуй откажусь, но всё равно спасибо, — улыбнулась она.

Кристофф кивнул, а затем поставил руки на стол и положил на них подбородок.

— Итак, причина, по которой ты меня позвала — это твой эрос. И что же тебя в нём не устраивает? — спросил он. Юри подняла брови — разве это не очевидно? Но Джакометти, поняв её безмолвный вопрос, сказал: — Лично я вижу все недостатки твоего эроса, но видишь ли их ты — вот в чём вопрос. Мне интересно узнать именно твоё мнение.

Кацуки опустила взгляд в пол.

— Он слишком детский, несобранный, неосознанный.

— Именно. Но ты кое-чего не замечаешь. Твоему эросу не хватает уверенности. Даже не так, тебе самой не хватает уверенности.

— Уверенности? — удивилась Юри. — Но я… я уверена в себе и в своих силах. У меня есть поддержка в виде друзей, у меня есть такой тренер, как Виктор, у меня есть…

— Нет, ты не поняла, — прервал её Кристофф. — Ты уверена в себе и в своих силах, и это хорошо, но я сейчас говорю о другом. Скажи, ты нравишься самой себе?

Юри от удивления приоткрыла рот. Конечно, она, как и многие девушки, не раз задавалась таким вопросом, и ответ на него чаще всего был отрицательным.

— Вот в этом вся проблема. Для того, чтобы исполнять «Эрос», чтобы быть эросом, тебе надо научиться соблазнять других. А для того, чтобы соблазнять других, тебе надо полюбить себя и своё тело. Быть может, ты замечала, что в той же Америке девушки, имеющие кучу недостатков, как во внешности так и в фигуре, не имеют по их поводу комплексов? Они не идеальны, они знают это, но они принимают себя такими, какие они есть. Они любят себя несмотря на лишний вес или бородавку на носу. Ты должна стать такой же. Может, и не в повседневной жизни, но на льду — так точно.

Юри закусила губу. Когда она откатывала свою короткую на национальных, у неё появилось такое чувство, что она — лучшая во всём мире, но оно было недолгим и пропало вскоре после того, как девушка покинула лёд.

— И как мне полюбить себя? — спросила она.

— Изучи себя. Своё лицо, тело, манеру говорить, характер. Спроси знакомых, что им в тебе нравится, прочти статьи о том, как стать увереннее в том самом плане. Способов миллион, главное — начать, а не спрашивать саму себя, получится ли или нет. И, самое главное, забудь о смущении. Оно лишь будет тормозить тебя.

Кацуки глубоко вздохнула. Ей предстоял ещё долгий путь к самопознанию.

Юри пролистывала ленту в Инстаграме, пока они с Виктором летели в Россию. Конечно, интернет на борту самолёта был недешёвым, но Кацуки не могла отказать себе в общении с Пхичитом: тот направился в Японию на кубок Саппоро, чтобы поддержать Ли Сынгиль. Девушка встретила его весьма холодно, но тайца это нисколько не расстроило. В итоге, у него в профиле Инстаграма появилось порядка десяти новых историей с кореянкой и несколько фотографий в ленте. Юри едва успевала что-то лайкать, как ей каждый раз прилетало сообщение от восторженного друга о том, какая же Сынгиль классная.

Кацуки чуть улыбнулась и подумала о том, что, наверное, Пхичит точно так же заваливал сообщениями Лео, когда Чуланонт понял, что влюблён в лучшую подругу. Мысль о подобном заставила девушку чуть покраснеть и мечтательно вздохнуть: хорошие тогда были времена, жаль, что сейчас никто столь сильно в неё не влюблён.

Юри перевела взгляд на Виктора. Тот, сжимая в руках плюшевую игрушку в виде пуделя, уснул настолько крепким сном, что на какой-то момент девушке показалось, что его не разбудить даже пушечным выстрелом.

Телефон пиликнул о новом сообщении, и в этот раз оно было от Георгия.

«У меня с первого по второе числа будет соревнование во Франции. Поболеешь?»

Юри ответила утвердительно. Пусть ей до сих пор было неловко общаться с Георгием, особенно после его приглашения на свидание, Кацуки очень надеялась, что они останутся хорошими друзьями. Она не хотела давать ложную надежду, но и распрощаться навсегда с таким человеком, как Попович, было жалко.

Виктор говорил, что она должна сразу дать отворот-поворот, но не в характере Юри, как истинной японки, было так поступать. Она предпочитала сглаживать углы и не давать чёткого ответа, лишь намёки — такие, чтобы человек понял всё сам. Так было заложено в ней ещё с детства, вот только кто бы мог знать, что с русскими подобное не сработает. Хотя это Юри должна была понять уже давно — ещё во времена, когда Виктор только-только начал пробираться к ней в кровать по ночам, потому что «одному спать скучно и грустно».

В конце концов, Кацуки просто смирилась тогда, но не хотела мириться сейчас. Объятия Виктора можно перетерпеть, особенно учитывая тот факт, что Юри к ним привыкла, но повторять свой прошлый опыт отношений из разряда «ну, наверное, стоит попробовать, даже если я не испытываю никакой иной симпатии, кроме дружеской» ей не хотелось.

Так что теперь Юри просто не знала, как правильнее и лучше победить.

Телефон снова пиликнул:

«Кстати, я собираюсь приехать и поддержать тебя в России».

«Ну, точнее, не только тебя, но и Милу с Юрой».

«Но тебя в особенности».

Юри поджала губы. Георгий будет в Москве, а это хорошая возможность обсудить с ним всё лично. Вот так вот писать отказ сообщением Кацуки казалось неправильным и даже несколько неуважительным.

Девушка быстро написала слова благодарности Георгию и перевела тему в другое русло — куда лучше всего сходить в Москве и что стоит точно увидеть. В ответ Попович накидал с десяток мест, подкрепив их ссылками. Из самого интересного Юри отобрала парочку музеев, один театр и набережную.

Остаток полёта Кацуки провела за прослушиванием музыки. Встречать их вышли журналисты и Юрий Плисецкий, который хоть и делал недовольное выражение лица, был невероятно рад объятиям Юри. А вот от Виктора он отбрыкивался и отфыркивался как только мог.

— Рада тебя снова видеть, Юрио-кун. Мне кажется, или ты подрос? — радостно спросила Кацуки, трепля парня по голове. Фигурист отшатнулся, приводя причёску в порядок.

— Конечно же я вырос! Я же подросток, а подростки в моём возрасте все растут! — резко ответил он. — И вообще, меня зовут Юрий, а не Юрио!

— Да ладно тебе, Юрио, пусть и делаешь вид, что злишься, а на деле очень рад нашему приезду, да? — рассмеялся Виктор.

— Да кто только тебя будет рад видеть, старикан, — фыркнул тот. — И вообще, нечего здесь торчать, пошли уже!

Как оказалось, Юрий заранее вызвал им такси от аэропорта до гостиницы. Вылетело всё это, конечно, в копеечку, но хитрая восходящая звезда российского фигурного катания тут же прислала Виктору скриншот с ценником в приложении, заставляя его вернуть потраченные деньги. Юри хотела было взять расходы за такси на себя, но оба фигуриста ей не позволили.

— Оплатишь тем, что приготовишь что-нибудь вкусное, — тут же ответил Юрий.

При посадке было решено отправить Виктора за переднее сидение, пока Юри и Юрий сядут сзади. Вернее, как решено — решил всё сам Плисецкий, пинком не давая Виктору подсесть к японке и самостоятельно занимая место рядом с ней.

— Кстати, о вкусном, — продолжил подросток, когда машина тронулась. — У меня кое-что есть. На.

Он открыл рюкзак и достал из него пакет, в котором находились пирожки, сделанные его дедушкой. Юри взяла один и откусила. Пирожок был ещё тёплым и очень вкусно пах. Каково же было удивление девушки, когда начинка оказалась так похожей по вкусу на её любимый кацудон.

— Нравится? — гордо улыбнулся Юрий, и в одну секунду с него сошла вся эта наигранная раздражённая спесь. — Мой деда приготовил.

— Очень вкусно! — произнесла Юри, прожёвывая пирожок и откусывая ещё. — Твой дедушка просто волшебник.

— Эй, я тоже хочу попробовать! — разнылся Виктор на переднем сидении.

— А для тебя ничего нет, — тут же одёрнул его Юрий, однако, переведя взгляд на чуть нахмурившуюся Кацуки и словив её серьёзный взгляд, тяжело вздохнул и протянул Виктору его пирожок. — На, но только один.

— Спасибо! — произнёс Никифоров на русском, широко улыбаясь и тоже пробуя пирожок на вкус.

Вскоре они встали в пробку, которая обещала продлиться как минимум час. Юрий тут же начал недовольно ворчать, Виктор говорил что-то про то, что за МКАДом жизни нет, и пробки тому доказательство, Юри же просто молчала. Но в какой-то момент ей надоело тихо сидеть, и она попросила Юрия рассказать о своём дедушке. Подросток тут же оживился, рассказывая про войну и какой вклад в победу принёс его дед.

Рассказ был довольно долгим — Юрий затем переключился на своих родителей, после на то, как дед самостоятельно воспитывал его, когда отец и мать мальчика были признаны безвести пропавшими, затем поведал о школьных годах и трудностях, с которыми столкнулся из-за недалёких одноклассников, и в конце концов заявил, что станет номером один, чтобы утереть им всем нос.

Юри не могла не подивиться тому, насколько сильными оказались Юра и его дед: не каждый сможет пройти через столько трудностей и в конце концов остаться стоять с гордо поднятой головой, веря, что ему всё по плечу. В душе родилось желание подбодрить Юрия, показать, что он не один, но девушка не знала, как это лучше сделать. В итоге, ничего не придумав, она просто погладила его по голове. Плисецкий, конечно же, тут же возмутился, но Юри заметила, как покраснели его щёки.

Неловкость долго не длилась: вскоре машина подъехала к отелю. Юри вышла из салона и потянулась. Часы показывали семь вечера, но на улицах Москвы уже было темно, и единственным источником света являлись уличные фонари, свет в домах, да вывески всяких заведений. Кацуки не могла не признать, что ей нравилась здешняя атмосфера.

Когда-то давно она проездом была во Владивостоке, а также летом с Виктором приезжала в Санкт-Петербург, но Владивосток и Питер несравнимы с Москвой — столицей России и центром её жизни. Одного взгляда на вечернюю улицу было понятно, что этот город никогда не спит. Если в том же Питере с огромным трудом можно было найти заведение, работающее круглосуточно, то в Москве таковым являлось каждое пятое.

Огни Москвы сверкали и сияли, и Юри это нравилось.

От любования её отвлёк Плисецкий, который вручил девушке её чемодан.

— Побуду немного с вами, а потом поеду, — сказал он.

— Ты не живёшь в отеле? — удивилась Юри.

— Нет, зачем? Когда начнётся кубок Ростелекома, я переселюсь в отель, а пока живу с дедой, — ответил Плисецкий. Юри чуть улыбнулась: каким бы колючим Юрий не пытался бы казаться, на деле он очень сильно любил своего дедушку. — А, кстати, приглашаю вас в гости в это воскресенье. Деда очень хотел с вами познакомиться.

— О, ты, небось, много рассказывал ему о нас? — тут же с хитринкой во голосе спросил Виктор.

— И не надейся, — резко отозвался Юрий. — Ему просто интересно, ради кого я сорвался и поехал в Японию, вот и всё.

Никифоров обиженно надулся, и Юри, стремясь смягчить его недовольство, ласково коснулась его плеча, отвлекая.

— Давайте заселимся и поедим где-нибудь? Пирожки были очень вкусными, но ими не наешься, — произнесла она.

— Хорошая идея! — тут же согласился Виктор, оживляясь. — Итак, тут есть несколько местечек, где неплохо готовят. Как насчёт «Шоколадницы»? Или «Теремка»?

Юри лишь пожала плечами: в Питере ей понравилось и там, и там. Юра же настоял на первом варианте.

— Платить за всё будешь ты, старикан, — тут же предупредил он. Никифорову оставалось только согласиться. Юри же с удивлением думала о том, сколько же у её тренера денег.

Виктор многие годы подряд занимал первые места в различных соревнованиях, так что и денежные вознаграждения он получал соответствующие. Немалое количество из этой суммы тратилось на тренера, реквизит вроде коньков, пошивку костюмов и перелёты. Но, с другой стороны, Виктор также имел контракты с некоторыми спортивными брендами в России и заграницей, так что и с рекламы он получал немалую сумму (сама Кацуки когда-то рекламировала в Японии кроссовки и фитнес-батончики).

Словом, кошелёк Виктора казался Юри бездонной ямой, но девушка, приученная не совать свой нос в чужие дела и финансы, погружаться в эту яму не собиралась.

Виктор довольно быстро разобрался с вопросами номера, заказывая в этот раз не двухместный, а два отдельных. Юри, уже привыкшая к постоянному нахождению тренера под боком, сильно удивилась, сам же Никифоров пояснил:

— Я просто не хочу, чтобы поползли неприятные слухи, потому что порой российские журналисты не знают меры, а администраторы отелей не умеют держать язык за зубами. Если в том же Китае или Японии разглашение место пребывания гостя в большинстве случаев карается увольнением или на худой конец огромным штрафом, то в России, увы, это не так. Безопаснее будет пожить раздельно, — объяснил он.

Юри кивнула, мысленно думая о том, что, оказавшись в одиночестве, у неё наконец-то появится время на то, чтобы узнать себя получше, полюбить себя такой, какая она есть.

Они скинули вещи в своих номерах и по-быстрому переоделись во что-то потеплее: в отличие от Китая, в России было холоднее, а на улице, в добавок ко всему, в любой момент мог заморосить противный дождь.

Втроём и налегке они спустились в холл на первый этаж, а затем отправились прямиком в Шоколадницу, где после десяти минут выбора Виктор на русском продиктовал официанту их заказ. После они принялись ждать.

— Кстати, а когда приезжает Яков? — внезапно спросил Никифоров.

— После соревнований у Гоши, где-то четвёртого числа, — отозвался Юрий.

— А кто же тогда тебя тренирует? Или ты филонишь? — тут же усмехнулся мужчина.

— Лилия, — тихо и с неким напряжением ответил Плисецкий.

Юри тут же вспомнила Лилию, строгую и суровую женщину, которая, однако, с теплотой относилась к Юрию во внеурочное время. Она была требовательной, но никогда не перегибала палку. Таких учителей, как она, любили и уважали даже такие ершистые и колючие люди, как Юрий.

— Она хорошо себя чувствует? — тут же поинтересовалась Кацуки. В голове почему-то всплыл тот момент, когда её, будучи в Питере, растягивала Лилия, а после у от природы гибкой Юри сильно болели мышцы и связки.

— Её никакая болезнь не сломит, — несколько мрачно ответил Юрий, и Виктор кивнул, подтверждая его слова. Юри спрятала улыбку, думая о том, как же эти двое были сейчас похожи.

Помимо Юри и Юрия на катке также присутствовали Жан-Жан Леруа, от одного вида которого Плисецкий кривился так, будто съел целый лимон, и Луиза — одна из соперниц Кацуки в предстоящем кубке Ростелекома. Остальные же ещё не приехали, хотя это было неудивительно: до начала соревнования оставалось полторы недели.

Утро субботы Юри посвятила тому, что, с трудом держа глаза открытыми, привыкала к новому ледовому покрытию. Виктор, отвратительно бодрый для десяти утра, не уставал подбадривать ученицу, чтобы та как можно больше кругов навернула на льду. Правда, стоит отдать Никифорову должное, затем он принёс Юри кофе.

Также от Виктора Кацуки узнала, чем закончился Гран-При в Японии: первое место заняла американка Маргарет Розз, второе — Анна, а третье — Ли Сынгиль. Таким образом, первые двое автоматически проходили в финал Гран-При, а Сынгиль предстояло ещё побороться за своё место в финале здесь, в Москве.

Юри поспешила написать подруге сообщение с поздравлением, где также выразила надежду на их скорую встречу. Сынгиль, однако, от своего привычного стиля общения не отходила, а потому ответила коротким «Увидимся». Кацуки оставалось только гадать, как именно Пхичит старается сблизиться со столь холодной и отстранённой девушкой. Хотя, с другой стороны, противоположности притягиваются, а потому в искреннем интересе Чуланонта не было ничего удивительного.

Днём Юри наблюдала за тренировкой Плисецкого и продемонстрировала свою растяжку суровой Лилии, которая в итоге удовлетворённо кивнула:

— Не теряешь сноровку, это хорошо, — произнесла она.

— Спасибо, — искренне поблагодарила её Юри. Получить похвалу от кого-то вроде Барановской было равносильно восьмому чуду света.

Вечером же они с Виктором и Юрием гуляли по Красной площади. Последний всё ворчал, что смотреть там особо не на что. Пожалуй, в какой-то мере Юри была с ним согласна, но всё равно было здорово пройтись по старинному месту.

В отель они вернулись пораньше, — ещё даже девяти вечера не наступило — так как Юри требовалось хорошенько выспаться. Во-первых, она всегда плохо переносила смену часовых поясов, а во-вторых, в воскресенье они с Виктором шли знакомиться с дедушкой Юрия, и перед ним не хотелось предстать сонной и растрёпанной. А потому, распрощавшись с тренером и другом, Кацуки завернула в свой номер и отправилась в ванную, где, сняв с себя всю одежду и оставшись полностью нагой, рассматривала своё лицо и своё тело со всех сторон.

Это была одна из процедур, которую ей посоветовал Кристофф: хорошенько вглядеться в своё тело и найти то, что Юри особенно сильно понравится. Пока что больше всего Кацуки нравились её ключицы и талия, а вот живот и ноги вызывали неприятные мысли. Первый всегда быстро рос, стоило съесть что-то не то, а вторые больше походили на палки, нежели на что-то стройное и женственное.

Юри глубоко вздохнула. Хотелось одеться и покончить со всем этим, но она не могла: надо было искать дальше. Крис приказал ей написать с десяток черт, которые девушке в своей внешности и теле нравятся, Юри с трудом наскребла четыре.

Юри достала телефон и залезла в чаты, написывая Минако и Мари с просьбами написать, что они считают в Юри особенно красивыми, а затем полезла в гугл в поисках советов о том, как заставить своё тело выглядеть более приемлемо для самой себя. Помимо всяких советов о тренировках и диетах, которые были совсем не к месту в данной ситуации, Кацуки наткнулась на совет поиграть с освещением, включить подходящую музыку для создания настроения, выбирать позы, в которых тело смотрится лучше.

Спустя час стараний и с помощью чужих сообщений Юри с удивлением поняла, что у неё хорошие бёдра, милые небольшие пальца на ногах, красивая родинка на плече, изящная шея и многое-многое другое. Кацуки с удивлением для себя обнаружила, что может написать не десять, а целых тринадцать необходимых черт и мест, да и смотреть на себя в зеркале стало как-то приятнее, особенно когда свет был чуть приглушён.

Довольная собой, Юри наконец-то оделась и пошла спать, обещая себе завтра вечером повторить эксперимент, но теперь найти не десять, а двадцать мест.

* * *

Дед Юрия оказался добродушным мужчиной, пусть и с тяжёлым взглядом. По-английски он практически не говорил, только пару кривых фраз мог произнести, а потому Виктор и Юрий выступали в роли переводчиков. Вот только, к сожалению, и они не могли переводить абсолютно всё, и Кацуки приходилось сидеть и переводить недоумённо пялиться на всю троицу, гадая, о чём же они говорили и почему её имя вот уже раз десять было произнесено за столом.

Квартира Николая чем-то напоминала квартиру Виктора в Питере, только здесь было больше старых советских вещей, да и дух летал какой-то совсем другой — похожий на тот, что ощущался рядом с Яковым. Возможно, то был дух Советского Союза, а может, пережитых десятилетий — Юри не знала.

Несмотря на языковой барьер, Кацуки чувствовала в Николае доброго человека, а потому как можно честнее отвечала на его вопросы, прося Виктора перевести как можно дословнее.

— Да уж, хорошая девочка, вот только русский ей надо выучить, — вздохнул в конце концов Николай на родном языке. Юри перевела взгляд на Виктора, прося перевести, и тот уже начал было, как их перебил Юрий всё на том же русском:

— Деда, она же из Японии, ей необязательно знать русский.

— Если она собирается остаться жить в России, то куда ж ей без него. Пропадёт же.

— С чего бы Юри оставаться в России? — удивился Плисецкий-младший.

— Как с чего? Разве она не с Виктором вместе? — уточнил Николай — Они похожи на нас с твоей бабушкой в молодости.

Виктор удивлённо приоткрыл рот, а Юрий аж вскочил с места.

— Да этот старикан, да с Юри — да ни за что! — громко возмутился он, за что получил строгий взгляд деда.

— Юра, сядь, — твёрдо произнёс он, и подросток сел, не смея ослушаться. Юри, пусть и не понимала, о чём идёт разговор, но решила обязательно рассказать о подобном тоне семье Нишигори, а то их тройняшки совсем от рук отбились.

— Вы не так всё поняли, — вмешался в разговор Виктор. — Между нами ничего такого нет.

— А хотелось бы? — с добродушной усмешкой спросил Николай.

— Хотелось бы, — мечтательно признал Виктор и по одному лишь взгляду Юрия понял, куда ему это «хотелось бы» стоит засунуть.

— Ну, вы молодые, у вас вся жизнь впереди.

— Прошу, давайте сменим тему, — едва ли не взмолился Юрий.

— О чём вы говорите? — напомнила о себе Юри.

— Да так, Юрио-куну просто не понравилось, что Николай Сергеевич не даст ему пирожки до тех пор, пока он не выиграет кубок Ростелекома, — соврал Виктор. Юри перевела взгляд на Юрия, и тот утвердительно кивнул, мол, это так.

Тогда Николай, совсем не чувствуя атмосферу, начал рассказывать о том, как познакомился со своей женой, а Виктор переводил его слова для Юри. Как оказалось, историю их знакомства им уже поведал Юрий, когда они ехали из Шереметьево, а потому ничего нового Кацуки не узнала, разве что поняла, насколько сильно Николай любил свою жену.

Под конец вечера, когда наступило время закругляться, Николай крепко обнял гостей, поблагодарив их за то, что заботились о Юрие в Японии, и за то, что приехали навестить его.

— Мы только рады, — улыбнулась Юри, и Виктор поспешил перевести её слова на русский язык.

— А я-то как рад! — рассмеялся в ответ Николай.

Семья Плисецких проводила их до двери, и уже в лифте Юри и Виктор решили дойти до отеля пешком. Идти было достаточно, но так как путь пролегал через набережную, то Кацуки с радостью согласилась.

— У Юрио-куна очень хороший дедушка, — поделилась она. — Я рада, что он не одинок.

— Да, ему повезло, — согласился Виктор. — Помнится, мой дед был таким же.

— Расскажи о нём, — попросила Юри, и Никифоров рассказал. И о деде, и о его заслугах на войне, и о его мастерстве, и о его поддержке. Обо всём, чём только мог. Он говорил так долго, что даже не заметил, как они пришли к набережной Москвы-реки, гуляя вдоль ней.

Воспоминания тёплой волной прокатилось по телу Виктора. Он перевёл на Юри, желая узнать, понимает ли она все те эмоции, что переполняли его, и она, кажется, прекрасно всё понимала. Её взгляд был тёплым, ласкающим, губы сложились в мягкой улыбке, и Виктор внезапно понял, что вот она — девушка, с которой он хочет провести всю оставшуюся жизнь.

Виктор видел много иностранок: высоких и низких, пухлых и худых, красивых и страшных, азиаток и не азиаток. Но Юри выделялась среди них. Она была разная: на льду — упрямая и уверенная в себе и в своей победе, в повседневной жизни — скромная и милая, при общении с ним — всепрощающая и понимающая, при взгляде на Юрия — добрая и ответственная, при помощи родителям — гордая и трудолюбивая. Она была многоликой, но при этом всегда оставалась одним и тем же человеком, не скрываясь за масками лжи. Она никогда не играла роль пай-девочки, никогда не притворялась кем-то другим. Она была искренней. Виктор полюбил её именно за это.

— Юри, — собственный голос показался Никифорову чересчур хриплым.

— Что? — спросила она, и Виктору показалось, что он забыл, как дышать.

Отсутствие второго века — отличительная черта всех азиатов. И именно эта черта во внешности Кацуки нравилась мужчине больше всего. Она делала её слишком милой и даже несколько обольстительной. Глаза, которые сейчас не были скрыты за стёклами очков — сегодня Юри решила надеть линзы — переливались всеми оттенками карего. У зрачка они были почти чёрными, а по краям — светлыми-светлыми.

Виктор готов был поклясться сейчас он выглядел, как пришибленный и влюблённый идиот.

С трудом осознавая происходящее, просто поддаваясь моменту, атмосфере и теплу внутри, Виктор склонился над Юри и поцеловал её, касаясь своими сухими обветренными губами её чуть влажных. Аккуратно он взял её лицо в свои руки и прикрыл глаза. Виктор хорошо целовался, — опыта было много — но впервые ему было это так приятно делать. С Юри он наконец-то почувствовал себя полноценным, будто спустя много лет нашёл того самого человека, который был ему ближе всех, которого он искал всю жизнь.

Все мысли, подобно перелётной птице, упорхнули далеко-далеко.

Внезапно совсем рядом раздалась громкая музыка чьего-то рингтона, и это отрезвило Виктора. Он оторвался от губ растерянной и покрасневшей Юри, которая, тем не менее, машинально потянулась за уходящим теплом. Её взгляд, затуманенный странной пеленой, ещё с пару секунд смотрел в никуда. Нижняя губа девушки чуть блестела в свете фонаря от слюны.

Никифоров сглотнул. Юри выглядела более, чем просто притягательно. Хотелось сжать её в объятиях и целовать-целовать-целовать.

Кацуки будто очнулась, проморгалась, а затем во все глаза уставилась на Виктора, не зная, что и сказать. Мужчина и сам замер: язык не поворачивался найти хоть какое-то объяснение происходящему. Тут на глаза попался какой-то ребёнок, к портфелю которого был прицеплен брелок в виде жёлтой утки.

— У нас России есть одна примета, — начал врать он с три короба, — если при прогулке с девушкой по набережной ровно в девять тридцать часов ты увидишь утку, то ты должен поцеловать эту самую девушку — к удаче. Точнее, не знаю, как во всей России, но в Питере ходит такая примета. Это как если бросить монетку в фонтан, то ты потом вернёшься в это место. Или ещё… Ну, думаю, ты поняла. — Виктор чуть не начал заикаться, когда пытался объясниться. Он судорожно оглядывался. — Знаешь, я, пожалуй, отойду сейчас на пять минут. Одно дело появилось. Я быстро! Жди меня!

Ошарашенная его действиями и словами Юри кивнула, всё ещё пытаясь понять произошедшее. Виктор быстро развернулся и исчез.

У Юри дрожали руки, лихорадочный румянец никак не сходил с щёк, а сердце гулко билось в груди. Почему Виктор поцеловал её? Вот так, по-настоящему, а не в щёку или руку. Было ли то, что он сказал, правдой? Или он просто решил попробовать поцеловать её, а потом не смог объясниться?

От наплыва самых разных мыслей разболелась голова. Всё ещё трясущимися руками Юри достала телефон и попыталась найти что-то о примете, названной Виктором, но поисковик ничего не выдал. Тогда девушка решила обратиться к другому источнику информации, на который она могла точно положиться и которому будет не стыдно довериться — на Милу.

— Юри? Ты чего звонишь? — послышался хриплый голос на том конце провода спустя восемь гудков — Кацуки считала.

— Скажи, Мила, а в Питере есть такая примета, что если ровно в половине десятого видишь утку, то надо поцеловаться? И это к удаче?

— В смысле?

— Ну, Виктор говорит, что у вас так принято, но я ни разу о таком не слышала, — пролепетала японка. — И… Ну… Это… Он…

Тишина на том конце провода прервалась громким радостным криком на русском. Потом что-то упало, заматерилось и, кажется, всхлипнуло.

— Мила?..

— Да. Господи, да! — Фигуристка тяжело задышала в трубку. — В Питере так принято! Да я так со своим бывшим познакомилась! Так что верь Виктору. Верь! Моя девочка, ты так быстро выросла, — последняя фраза была произнесена по-русски, поэтому её смысла Кацуки не поняла.

Поблагодарив слишком перевозбудившуюся подругу и сбросив вызов, Юри убрала телефон и огляделась. Виктор нигде не было, а чувства окончательно превратились в смешанный клубок, который было просто невозможно распутать. С одной стороны, поцелуй Виктора был внезапным, бьющим по самому сердцу, заставляющим верить, что робкие чувства Юри ответны, а с другой, слова Милы чуть охлаждали все надежды и чаяния, заставляя задаваться вопросами и теряться в отсутствии ответов.

А ещё у Кацуки было чувство, что её обманывают.

Общим безмолвным соглашением было решено делать вид, что ничего особенного не произошло, но Юри просто физически ощущала, как трудно ей это даётся. Пусть даже глупая примета — эта самая примета заставила её сердце биться чаще, а в голове назойливыми мухами летали мысли о том, что её несмелые чувства могут оказаться взаимными.

Этим же вечером Юри, вновь стоя перед зеркалом, разглядывала свои губы, думая только о том, каково Виктору было их целовать. Были ли они мягкими? Или влажными? Может, суховатыми? Ему понравилось? Или же нет?

Настырные мысли не давали девушке уснуть, и она ворочалась всю ночь в кровати. Стоило прикрыть глаза, как перед внутренним взором появлялся Виктор, его горящие в свете фонарей голубые глаза, лёгкий румянец на щеках от холода или смущения, чуть приподнятые брови, блуждающий слегка затуманенный взгляд, нежные прикосновения пальцев в перчатках и, наконец, чуть обветренные холодные губы, касающиеся её собственных. Юри была готова сдаться во власть этих ощущений.

Сердце билось как сумасшедшее, поцелуй хотелось повторить вновь, а затем ещё раз и ещё. И так, пока губы не будут болеть, пока перед глазами не расплывутся тёмные пятна, пока дыхание не станет тяжёлым и затруднённым. Ещё ни один поцелуй не вызывал в ней таких чувств. Юри чувствовала себя потерянной девочкой в большом мире взрослых отношений, полным новых чувств и открытий.

Не в силах уснуть, Кацуки достала одну из привезённых с собой книг, но стоило её прочесть всего пять страниц, как автор решил начать развивать любовную линию. Забросив чтение, Юри включила недавно вышедший американский фильм, но и там, как назло, все постоянно обсуждали отношения.

Девушка упала лицом в подушку, свешивая руку в зажатым в ней телефоном и будучи готовой разрыдаться.

Той ночью она так и не уснула, поэтому не было ничего удивительного в том, что на следующий день она была невыспавшейся и растрёпанной. Юрий, когда увидел её синяки под глазами, осторожно уточнил, какие бредовые мысли на этот раз не давали девушке выспаться, но та лишь отмахнулась, отводя взгляд от проходящего мимо Виктора — тот направлялся к Барановской. Плисецкий мгновенно заметил это и недовольно нахмурился:

— Что этот старикан успел сделать? — спросил он, понизив голос до угрожающего шёпота.

— Виктор? — переспросила Юри как-то дёргано. — Н-ничего, совершенно ничего!

Её ответ не устроил Плисецкого, и тот натурально заскрипел зубами, так напоминая Юри рассерженного кота. Кацуки не смогла сдержать нежной улыбки: кто бы мог подумать, что этот шипастый мальчишка в конце концов будет так её оберегать и заботиться о ней? А ведь в начале от него и слова хорошего было не услышать…

Их разговор прервала Лилия, смерив обоих холодным и цепким взглядом.

— Юрий, нет времени болтать, живо на лёд, — по-русски приказала она, а потом посмотрела на Юри. — А тебе следовало бы размяться, а не языком чесать.

— П-простите! — поклонилась Кацуки, принимаясь разминать шею. Плисецкий напоследок смерил её серьёзным взглядом, мол, мы ещё поговорим, и, сняв чехлы с лезвий коньков, вышел на лёд.

Разминаясь, Юри наблюдала за тем, как плавно и аккуратно Юрий катится по льду, прорабатывая дорожки шагов. От спесивого и дерзкого мальчишки не осталось и следа, теперь это был…

— Ангел, — прошептала Юри.

— Согласен с тобой, — вдруг раздался знакомый голос позади, и Юри вздрогнула всем телом. Конечно, кто же это мог быть, если не Виктор. Кацуки поспешно отвернулась, чувствуя, как сердце сбивается с привычного ритма. Никифоров, если и заметил поведение ученицы, не стал акцентировать на нём особое внимание. — На самом деле, когда я давал ему «Агапэ», я и подумать не мог, что Юра превзойдёт не только самого себя, но и все мои ожидания. Если он становится таким на льду, когда просто отрабатывает дорожки шагов, то представь, каким он будет во время выступления.

— Он обязан победить, — сказала Кацуки, не отрывая взгляда от катящегося по льду Юрия. Чужой подбородок опустился ей на макушку, а на плечи легли руки Виктора. Юри застыла в этих полуобъятиях. Вроде и не в первый раз, но после произошедшего противное сердце сбивалось с ритма.

— Он победит, — кивнул Виктор. — И ты победишь, так что не время прохлаждаться, давай заканчивай разминку — и на лёд.

Юри сглотнула и выбралась из хватки тренера, ловя на себе тяжёлый взгляд Плисецкого.

* * *

— Ну и что это было? — спросил Юрий, опираясь спиной на шкафчик раздевалки и сверля Виктора взглядом.

— Не понимаю, о чём ты. — Развёл руками Никифоров.

— Всё ты прекрасно понимаешь. Что ты сделал с Юри? Почему она такая дёрганная?

— О, уже «Юри». Помнится, раньше ты называл её по-другому. Как там было? «Кацудон», да?

Плисецкий вспыхнул от язвительного комментария, подобно спичке. Его руки сжались в кулаки, а в глазах запылал гнев.

— Не пытайся перевести тему! — грубым тоном произнёс Юрий. — Что ты сделал с Юри? Не дай бог ты потянул к ней свои загребущие руки…

— И что с того? — внезапно спросил Виктор, в миг становясь серьёзным. — Я поцеловал Юри, и что с того? Мы взрослые люди, сами можем решить свои проблемы.

Плисецкий сцепил зубы: то, с каким показушным пренебрежением Виктор говорил о произошедшем, выбешивало его. Кацуки была чувствительной девушкой, она любила забивать голову всякими глупостями, а затем мучиться из-за них. А когда дело касалось Виктора, эти самые глупости появлялись в тройном объёме. Сейчас же они явно были в пятерном.

Юрий глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, но давалось подростку это с огромным трудом. Неприятное чувство кольнуло изнутри.

— Что-то не похоже, что вы можете сами всё решить. А если бы могли — Юри бы от тебя так не шарахалась бы, — съязвил он, и по вытянувшемуся лицу Виктора понял, что попал в самую точку. — Я не хочу знать, какой бред ты там ей наговорил, что сейчас между вами происходит, потому что это отвратительно в любом случае, но прошу тебя подумать о ней. У неё на носу соревнования, победа для неё должна быть важнее чувств. Особенно если это касается такого обалдуя, как ты.

— Говоришь совсем как Яков, — рассмеялся Виктор, и напряжение сошло с его лица. — Можешь не волноваться, Юр, я знаю, что для Юри важно прямо сейчас, но мне кажется, что и победа, и чувства одинаково важны, тем более, что тема выступлений Юри — это любовь.

Плисецкий замер, нехорошая мысль возникла у него в голове, и она была настолько неприятной, что липкие мурашки пробежались по всему телу фигуриста.

— Ты хочешь сыграть на её чувствах, заставить её полюбить тебя, чтобы она идеально откатала произвольную и короткую программы и забрала золото, а затем бросить? — с ужасом в голосе спросил Юрий. Однако по тому, как Виктор выпучил глаза, Плисецкий с облегчением понял, что ошибался.

— Что ты такое говоришь! — возмутился Никифоров. — Я никогда таким не был и не буду. Если у меня есть интерес, то он искренний. Я никогда не пойду на что-то подобное! Думай о том, что ты говоришь.

Юрий откинулся обратно на дверцу шкафчиков, складывая руки на груди. А потом, оттолкнувшись от них правой ногой, подошёл к Виктору, поравнявшись с ним. Он встал рядом с Никифоровым, прямо плечом к плечу.

— Просто разберитесь уже со всем, перестаньте изводить нервы что себе, что мне, что окружающим, — попросил он.

Виктор коротко кивнул, делая шаг в сторону от Юрия и давая тому пройти. Подросток, подхватив валяющуюся у входа спортивную сумку, закинул её себе на плечо и вышел из мужской раздевалки. Виктор остался наедине с собой.

— Неужели всё настолько плохо, что уже даже Юра начинает давать мне советы? — обречённо посмеялся он на русском.

Виктор встречался ни с одной девушкой, за двадцать семь лет — почти двадцать восемь — он был как минимум с тремя в отношениях, которые длились более четырёх месяцев, а ещё с несколькими встречался ради пары свиданий, когда совсем покрывался плесенью от недостатка романтики. Однако то, что он испытывал по отношению к Юри, и то, что он чувствовал к тем девушкам, разительно отличалось.

С первыми было проще, они были скорее мимолётной влюблённостью, поверхностной, игривой и быстро растворяющейся в утренней дымке. Виктор брал из этих отношений короткие моменты вдохновения, улыбки, поднимал себе настроение и разбавлял скуку романтикой и ссорами. Они помогали почувствовать дуновение жизни, глоток временных перемен перед тем, как всё снова встанет на свои места.

Юри же была другой, и отношение к ней тоже было другим. Это уже была не лёгкая влюблённость, а активно разрастающаяся любовь. Первичный интерес быстро сменился теплом, тепло — влюблённостью, влюблённость — любовью. Виктору было сложно представить, как он жил без Юри всё это время, как встречал дни без её улыбок и порой ворчливого тона, как он в объятиях не сжимал девушку за талию и как он не чувствовал аромат её ненавязчивых духов. Кацуки дарила не просто вдохновение, она вдыхала в него, уставшего артиста, новую жизнь. Она стала причиной, по которой он день ото дня всё больше и больше хочет вернуться на лёд. Она стала той, благодаря кому в его голове уже мелькают образы будущих выступлений.

Раньше Виктор гнался за тем, чтобы удивить и шокировать публику, это было его задачей, первостепенной целью, предметом зацикленности.

А теперь его словно отпустило. Он более не желал ставить интересы публики превыше своих, теперь он хотел кататься и удивлять не незнакомую и безликую толпу, а одного-единственного человека, который никогда не будет требовать от Виктора больше, чем то, на что он способен, но при этом всегда будет идти рядом, поддерживая на пути преодоления новых высот — точно так же, как Виктор сейчас поддерживал Юри.

Никифорову хотелось, чтобы с Юри было как в сказке — раз и навсегда. Вот только отчего-то услышать отказ было страшно. Даже в первый раз выступать на Олимпиаде или в финале Гран-При было не так тревожно, как вероятность услышать «Нет» из уст Кацуки.

Мужчина резко ударил себя ладонями по щекам, прогоняя плохие мысли прочь. У него не было времени и ресурсов на то, чтобы подвергаться сомнениям. На горизонте маячил крайне заинтересованный в Юри Гоша, на родине её ждал преданный фанат Минами, в соцсетях постоянно мелькал бывший, так ещё и Юрий принялся защищать и охранять Кацуки. От последнего Виктору становилось особенно забавно, но он не ревновал, потому как точно знал, что чувства, испытываемые Юри к Плисецкому, скорее напоминали родительскую заботу, а сам Юрий может и не до конца понял, какого вида привязанность к Юри он испытывает, но его «Агапэ» говорило громче слов.

Виктор глубоко вздохнул, достал из шкафчика зимнее пальто, по карманам которого было раскидано что только можно и нельзя, и вышел из раздевалки. Юрий стоял в коридоре, дожидаясь его.

— Закончил заниматься самобичеванием? — ехидно спросил подросток.

— Кто знает, — пожал плечами Виктор, замечая, как светлые брови Плисецкого сходятся на переносице. — Ладно-ладно, закончил. Пойдём уже за Юри, мы должны устроить ей экскурсию по ВДНХ. Как думаешь, ей понравится московское метро?

Бровь Юрия дёрнулась:

— Ты издеваешься? До ВДНХ минимум час добираться.

— Люблю гулять, — развёл руками Виктор. — А тебя никто не заставляет с нами ехать. Вот только и бесплатной еды ты не получишь.

— Ну, час — это не два, — мгновенно поменял мнение Плисецкий. — Давай, чего встал? Чем дольше тут проторчим — тем позже на ВДНХ приедем. А мы вроде как спешим.

Виктор поспешил скрыть смешок за кашлем.

Первое декабря ознаменовалось снегопадом с Москве и пятым этапом Гран-При в Марселе. Юри, встав в районе семи утра, пожелала Георгию удачи. По московскому времени соревнования начинались в половине восьмого вечера, а потому девушка клятвенно пообещала, что будет смотреть прямой эфир вместе с Виктором и Юрием. Правда, первый от подобного расклада особо не обрадовался, а второй заявил, что в таком случае останется у них ночевать, мол, когда прямой эфир закончится, будет уже поздно возвращаться домой. На том и порешили — Виктор созвонился с Николаем и предупредил, что Юрий останется у него в номере — как раз там был диван. Вот только Виктор не догадывался, что нагловатый Плисецкий не собирался спать на диване, он, наоборот, думал о том, как бы занять кровать хозяина номера и заставить его кантоваться в другом месте.

Днём их тренировки прошли как обычно, разве что народу в Ледовом дворце стало куда больше — день кубка Ростелекома приближался, а потому фигуристы постепенно подтягивались в Москву. На льду стало теснее, но Юри не жаловалась, лишь послушно выполняла тройные прыжки под внимательным взглядом Виктора.

Прошло несколько дней с того самого поцелуя, но со стороны Никифорова не было предпринято никаких шагов, а потому Юри, которая решила действовать по ситуации, — если Виктор признается ей в симпатии, то она ответит тем же, а если нет — то просто скроет свои чувства поглубже, — чувствовала себя не лучшим образом. Ей было обидно, так как несмотря на установку не давать себе лишнего повода надумывать то, чего нет, она всё равно возвела воздушные замки, которые с каждым днём молчания Виктора становились всё более и более хрупкими, осыпаясь горсткой пепла.

Задумавшись не о том, Юри не смогла ровно приземлиться и больно упала, отбивая копчик. С губ сорвалось шипение, рядом тут же оказался Юрий.

— В порядке? — спросил он, протягивая руку и помогая подняться.

— Да, всё хорошо, — кивнула Юри. — Спасибо тебе.

— Меньше витать в облаках надо. В последнее время ты только о ненужной ерунде и думаешь, — цокнул он.

— Юрий! А ну пошёл обратно! — прервал возмущения подростка грубый голос Лилии. Юри не поняла, что говорила женщина, но догадалась о смысле по нахмурившимся бровям Плисецкого.

— Я пошёл, а ты больше не падай, — пожелал он напоследок. Юри рассеянно кивнула, а затем перевела взгляд на Виктора. Тот выглядел сосредоточенным и как никогда серьёзным. Внезапно он поднял руку и подозвал Кацуки к себе. Чувствуя стыд и неловкость, Юри остановилась рядом с тренером, не смея поднимать на него глаз.

— Я… — хотела было оправдаться она, но Никифоров поднял руку, останавливая её.

— Всё в порядке. Выпей воды и вытри пот. — Он протянул пачку сухих салфеток. Юри кивнула, всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке. — Волнуешься за Гошу? — внезапно спросил мужчина.

Кацуки моргнула и подняла на Виктора взгляд. Гоша? При чём он?

— Ну… Немного, — с сомнением в голосе призналась Юри. — Но он талантливый фигурист, у него всё получится — я в этом уверена.

Виктор кивнул и помрачнел ещё сильнее. Юри испугалась: что она успела сказать не так?

Внезапно девушку захлестнула волна обиды: сперва Виктор целует её, так нежно и трепетно, как никто ранее, после молчит в тряпочку несколько дней, делая вид, будто ничего не случилось, а затем внезапно едва ли не сердится, когда речь заходит о других фигуристах! Кацуки даже не знала, что и думать, как поймать переменчивое настроение тренера, как понять, что вновь ему не нравится, как отличить искреннее тепло, даримое только ей, от того, которое достаётся всем и каждому.

Юри почувствовала, что задыхается. Её голова закружилась, а перед глазами замелькали чёрные точки. Она со всей силы одной рукой вцепилась в бортик, а второй — в бутылку.

Она плохо спала эти дни, ночью её посещали самые разные мысли, всевозможные развитие событий того, что произошло на набережной. Днём, изматывая себя на льду, Юри делала всё, чтобы придя ночью в номер, отрубиться без снов.

Но сны были — совершенно разные, и во всех них присутствовал Виктор. Юри просыпалась посреди ночи, садилась на кровати и хваталась за голову. Затем пила тёплую воду и пыталась уснуть вновь, но у неё никак не получалось. Было холодно и одиноко, и настырные мысли всё лезли и лезли в голову.

В конце концов, за несколько дней подобный образ жизни довёл её до лёгкого истощения. Юри не знала, было ли это заметно по её внешнему виду, лицу или походке, но ей было плохо. И причиной всему был Виктор.

Кацуки ненавидела себя за то, что убивается так из-за Никифорова. Но иначе она не могла — слишком темны и непонятны оказались уголки таинственной русской души. Выбираться не хотелось от слова «совсем». Было ли это мазохизмом или нет, Юри не знала.

— На сегодня хватит, — внезапно произнёс Виктор, и его голос заставил Юри прийти в себя. Девушка будто очнулась, тряхнула головой, и все чёрные пятна расступились перед глазами, являя взору взволнованное лицо Никифорова.

— Но я ещё могу тренироваться, — возразила Юри.

— Если ты думаешь, что я ничего не замечаю, то ты ошибаешься, — низко отозвался Виктор, и в его голосе было столько же недовольства, сколько Юри слышала когда в самом начале их сотрудничества не могла ровно приземлиться после тройного прыжка или криво выполняла волчок. — Мыслями ты не здесь, а тебя саму уже ведёт. Ты хорошо спала?

Юри пристыженно мотнула головой. Виктор втянул воздух сквозь зубы.

— Выходи со льда и пошли.

Юри неуверенно оглянулась: остальные фигуристы продолжали тренироваться, даже не думая о том, чтобы покинуть площадку так рано. Она почувствовала, как в спину ей вонзился неприязненный взгляд Луизы — француженки, которая весьма предвзято относилась к Юри из-за её прошлогоднего провала.

— Не надо думать о мнении остальных, в первую очередь думай о себе, — тут же смягчился Виктор, кладя свои руки поверх рук Юри и чуть улыбаясь. — Пойдём, тебе надо отдохнуть. А в следующий раз мы наверстаем упущенное. — Глаза Никифорова опасно блеснули, и Юри успела пожалеть себя будущую, которой придётся выполнить двойную норму за раз.

Тем не менее, в словах Виктора была своя правда, а потому Кацуки действительно пошла к выходу с арены. Она села на скамейку и сняла коньки, растопыривая пальцы на ногах и морщась от лёгкой боли в мизинце — кажется, его надо будет опять заклеивать пластырем.

Сполоснулась и переоделась Юри в рекордные сроки, схватила свою сумку с коньками и вышла к Виктору, ожидающему её в коридоре. Тот уже с кем-то разговаривал, но, заметив Кацуки, поспешил попрощаться с собеседником и направился к девушке.

— Тепло одета? — спросил он, проверяя, насколько хорошо Юри завязала свой шарф. — Отлично, пошли.

Они вышли из Ледового дворца, и Юри чуть сощурилась: на улице было так морозно, что щёки мгновенно наливались румянцем, а яркий солнечный свет так сильно бил в глаза, что Кацуки потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть. В Москве было куда холоднее, чем в Хасецу в то же время года.

Виктор же, казалось, совершенно не ощущал дискомфорта, привыкнув к подобным холодам. Он лишь глубже вздохнул свежего воздуха и повёл плечами. Юри была уверена — у мужчины по коже пробежался табун приятных мурашек.

Виктор схватил девушку за руку и повёл в сторону гостиницы, где, отведя Кацуки прямо в номер, самостоятельно снял с неё шапку, перчатки и пальто, после чего приоткрыл окно на улицу и приказал Юри идти переодеваться в пижаму. Девушка послушно отправилась в ванную, ощущая себя малолетним ребёнком.

Когда она, умытая и переодевшаяся, вышла из ванной, Виктор уже сидел на её кровати, а рядом на журнальном столике стояла чашка с чаем и небольшой кусочек пирога с капустой.

— Немного жирновато, но один раз можно, — заявил Виктор. — Садись пить чай.

Юри села в кресло, отпивая горячий напиток и заедая его пирогом. Тот, конечно, не был таким вкусным, как пирожки дедушки Юрия, но тоже был весьма неплох. В четыре укуса разделавшись с пирогом и в пять глотков осушив чашку, Юри вытерла рот и руки влажной салфеткой.

— Юри, ты взрослая девушка, а потому должна сама понимать, какой объём нагрузок для тебя приемлем, — внезапно заговорил Виктор. — Ты должна брать ответственность за свои действия.

«Ты сам лучше бы взял ответственность за свои», — чуть не сорвалось с губ Кацуки, но девушка промолчала, опуская взгляд.

— Я просто… — начала было она, но так и не нашла, что сказать в своё оправдание, а потому фраза так и повисла в воздухе. Виктор с секунду молчал, а потом тяжело вздохнул.

Внезапно он поднялся с кровати, сделал несколько шагов в сторону Юри и остановился прямо перед ней. Девушка уже хотела было поднять голову, как Виктор сам опустился на колени, беря руки девушки в свои и заглядывая прямо в карие глаза:

— Я знаю, что тебя что-то гложет, но я не знаю, что именно. Я лишь хочу сказать, что беспокоюсь за тебя. Ты, Кацуки Юри, помогла мне в трудную минуту, а потому сейчас я хочу помочь тебе. Прошу: не издевайся над собой, давай себе отдохнуть, придерживайся моего плана нагрузок и отдыха, и тогда тебе самой будет проще. Если вдруг ты захочешь мне что-то сказать — я обязательно выслушаю, я не оставлю тебя одну, — несколько сумбурно произнёс Никифоров, и Юри почувствовала, как её щёки налились румянцем.

Ах, если бы только Виктор знал, что он сам является причиной её плохого самочувствия.

— Виктор… — неуверенно прошептала Юри.

— Если не хочешь говорить мне — скажи Мари, родителям, Минако, Юрию или даже Миле. Юри, когда же ты поймёшь, что ты не одна?

— Я понимаю, просто… — «просто это слишком личное», — повисло в воздухе, но Виктор догадался.

— Я понимаю, но просто знай, что Мари — это тот человек, роднее и ближе которого у тебя вряд ли кто-то появится. Даже если то, что тебя волнует, является для тебя слишком личным, ты всегда можешь доверить это ей. Мари не из тех людей, кто будет осуждать тебя или побежит всем рассказывать твой секрет, вовсе нет. Просто дай ей и себе шанс, хорошо?

Юри почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Со всеми этими переживаниями она стала воспринимать друзей и семью как поддержку на льду во время выступлений, но совсем позабыла о том, что они поддержат её и в обычной жизни. Она может не только просить у них советов, но и поделиться частичкой сокровенного, чем-то тайным. И пусть она не всем может рассказать о той мешанине чувств, что скручивается внутри неё в тугой узел, зато избранным — например, Мари, — она может раскрыть душу.

Слабая улыбка озарила уста Юри, и новая слеза скатилась теперь уже по другой щеке. Виктор чуть привстал на коленях, заключая Юри в крепкие объятия и гладя её по голове.

— Ну-ну, совсем ни к чему плакать, — нежно произнёс он, с некой долей иронии замечая, как они оба стали друг для друга спасательными кругами. — Давай пойдём в кровать, тебе надо выспаться, а к половине восьмого я тебя разбужу, и мы посмотрим кубок Франции вместе, договорились?

Юри кивнула, уткнувшись лбом в плечо Виктора. Усталость накатила на неё крупной волной, зевок едва удалось подавить.

— Ляг рядом со мной, — внезапно попросила девушка. Виктор удивлённо распахнул глаза, замирая всем телом и не шевелясь: ещё никогда Юри не просила его о подобном, скорее это он проявлял инициативу в подобных вопросах. Сердце тревожно вспорхнуло у груди, и Юри, прижимающаяся к Виктору, ощутила это. Девушка прикрыла глаза, чуть краснея щеками.

— Х-хорошо, — немного хриплым голосом отозвался Виктор, — только мне надо переодеться, а то негоже в уличном в кровати лежать. Я быстро, буквально минуту, а ты пока ложись.

Юри нехотя разжала объятия, глядя на такого непривычно взволнованного Виктора. Он лихорадочно пытался переместить Юри на кровать, а затем скрылся за входной дверью. Юри покачала головой: и зачем только укладывал, ведь дверь захлопнулась, и без неё он обратно не попадёт.

Прошло две минуты, и раздался ожидаемый стук в дверь. Юри встала с кровати, на ватных ногах впустила Виктора, и уже вместе они забрались под одеяло. Окно было всё ещё открыто, принося с улицы морозную свежесть, и Кацуки поспешила прижаться к тёплому Виктору. Тот обнял её своими длинными руками, чуть погладив по спине.

Впервые за несколько дней Юри чувствовала себя спокойно. В этот раз она тут же провалилась в сон без сновидений.

Георгий занял второе место за короткую программу, и Юри поспешила отправить ему сообщение с поздравлениями. Что удивительно, Попович ответил мгновенно, благодаря девушку и обещая занять первое место в кубке Франции.

Юри же нашла для себя ещё одну сильную соперницу, которая с большой долей вероятности пройдёт в финал Гран-При: Маргарет Дюбуа, уроженка Франции и весьма талантливая фигуристка. Юри на долю секунды стало не по себе, — настолько блистательными были выступления противницы, — однако присутствие Виктора и Юрия под боком успокаивало.

Как и было обговорено ранее, после прямого эфира Юрий остался в комнате Никифорова, согнав его с кровати и отправив спать на диван. Кантоваться на диване Виктору не хотелось, а потому он принялся стучаться к Юри, жалобно прося позволить ему переночевать у неё. Сердце девушки сжалось, и она позволила Виктору войти.

Уже лёжа на кровати в объятиях мужчины, как и несколько часов назад, Юри расслабленно улыбалась — она всё ещё хотела спать, ей не хватило нескольких часов, чтобы, как следует, отдохнуть.

Внезапно Виктор задумчиво произнёс:

— Помнишь, я обещал тебе романтическое свидание, когда мы будет в Москве.

Юри резко распахнула глаза от удивления, замирая всем телом. Она, конечно же, помнила об этом обещании тренера, но восприняла его скорее как шутку, как нечто дружеское и совершенно нормальное среди русских, как простую прогулку. Так откуда взялось «романтическое»?

Сердце забилось чаще от глупых и настырных мыслей, что витали у Кацуки в голове. Девушка закусила губу, радуясь тому, что тренер не видит, насколько смущённой она была.

— Д-да, — несмело выдохнула она.

— Прости, что так долго тянул, но место весьма популярное, а на лучшую программу из имеющихся тут же раскупают билеты, так что пришлось подождать недельку. Но зато завтра в шесть вечера начнётся твоё лучшее свидание. А теперь спи.

Юри совсем не понимала происходящее. То есть, Виктор просто сказал ей о завтрашнем свидании, а потом приказал спать. И как это работает? И что ей теперь делать? Она же так просто теперь не уснёт!

Не зная, смеяться или плакать, Юри оставалась недвижима ещё какое-то время. Она ухом чувствовала пульсирующее сердцебиение Виктора, понимала, что оно столь же быстрое, как и её собственное, и это почему-то успокоило Юри. Виктор волновался так же сильно, как и она. Он пытался сказать о свидании в непринуждённой манере, пытался казаться спокойным, будто у него всё схвачено, но на деле волновался.

Кацуки не смогла сдержать счастливой улыбки, где-то в горле застрял радостный смех.

— Хорошо, — тихо прошептала она. — И ты тоже.

Тем не менее, заснуть вышло с огромным трудом. Волнение — не такое, как в прошлые ночи, — в этот раз приятно наполняло её теплом изнутри и заставляло всё новые и новые мурашки пробегаться по коже. Тёплое дыхание Виктора, его близость, его размеренное сердцебиение успокаивали, напоминали о тёплых днях в Хасецу. Юри с небольшой грустью подумала о том, что им не хватает Маккачина где-нибудь в ногах. И, возможно, плюшевого медведя, греющего спину.

Спала Юри крепко и без сновидений, её даже не разбудил шорох проснувшегося Виктора, который не спешил разрывать крепкие объятия. Лишь отдалённое гудение машины, доносившееся из так и не закрытой на ночь форточки, заставило Кацуки вздрогнуть и проснуться.

С утра, как всегда, были тренировки. Юри пришла одной из первых — раньше явился только Жан-Жак, который всё никак не переставал сверкать белозубой улыбкой. Его девушка, Изабелла, сидела на зрительских местах, поддерживая парня и периодически фотографируя.

— Юри, после разминки отработай движения руками, они у тебя получаются слишком дёрганными. Потом мы займёмся волчком, — произнёс Виктор, и Кацуки кивнула.

Она была слишком взволнована предстоящим свиданием, а потому никак не могла сосредоточиться на льду. Всё перед глазами расплывалось, а пульс зашкаливал, отдаваясь в висках. Несколько раз Юри делала короткие передышки, просто нарезая круги по катку и издалека смотря на тренировки других фигуристов.

К счастью, Кацуки оставалась профессионалом, а потому продолжала держать лицо перед другими фигуристами, выполняя все упражнения, даже несмотря на нервозность перед свиданием с Виктором (господи, она сама не верила, что нечто подобное возможно).

За обедом в ближайшем кафе к ним присоединился Юрий, который никогда не был против поесть за чужие деньги. Благодаря ему атмосфера стала свободнее и уже не душила волнующуюся Юри так сильно.

Затем их снова ждали тренировки, а после, примерно в районе четырёх часов вечера, Виктор сказал Юри закругляться. У них было всего два часа на свидание, причём первый отводился на то, чтобы помыться, накраситься и одеться после тренировки, а второй — чтобы добраться до места проведения самого свидания.

Виктор не давал Юри никаких намёков, куда они отправятся, а потому девушка совершенно не знала, как ей стоит одеться. Более вычурно? Более открыто? Или закрыто? А может, в повседневную одежду? Или же вечернее платье, припасённое на банкет после финала?

Паникующая Кацуки набрала Мари, и сестра, явно оторванная от важного дела, тут же принялась перебирать весь скудный гардероб Юри, давая различные советы. В конце концов, они сошлись на лёгком платье с чёрными колготками и пиджаком на плечах. А поверх — тёплая куртка. Глядя на себя в зеркало и нанося популярный в последнее время в Азии макияж, фигуристка не могла не думать о том, что ей в кои-то веки нравится собственное отражение в зеркале.

На Юри смотрела как никогда счастливая копия её самой, с естественным от волнения румянцем на щеках, с пылающими глазами, с красивой причёской и в красивой одежде. Юри любовалась собой. Она наконец-то начинала понимать, что именно подразумевал Джакометти, когда говорил о том, что надо принять и полюбить себя. И пускай Кацуки до сих пор не до конца принимала себя обычную, без всех этих цацок, с помятым после сна лицом и растрёпанными волосами, такая Юри — красивая, ухоженная и утончённая — невероятно нравилась ей.

Фигуристка ощущала себя другим человеком. Нет, она становилась другим человеком. Уверенность в своём внешнем виде придавала ей уверенность в себе, которой девушке до сих пор порой не хватало. Теперь она знала, что была красивой не только для других, но и для себя.

Юри улыбнулась, чувствуя, как от переизбытка эмоций к её горлу подкатил ком: оказывается, надо было начать принимать себя такой, какая она есть, чтобы приобрести ту уверенность в себе, которой ей так не хватало в школьные и университетские годы.

На телефоне прозвенел будильник, и Кацуки, подхватив небольшую сумочку, вышла из номера, закрывая его и убирая ключ-карту в карман. В коридоре её уже ждал Виктор, закутанный в привычное пальто и тёплый шарф.

— Ты великолепна, — прошептал он, прижимая девушку к себе. А потом, словно набравшись капельки смелости, звонко чмокнул её в розовую щёку. — Ну что, идём на самое лучшее свидание? — И подмигнул.

До места назначения они добрались на такси минут за сорок. Машина остановилась перед большим зданием в виде яйца, которое Юри, увы и ах, никак не могла идентифицировать: огромная надпись, что висела над входом, была на русском.

Однако, зайдя в помещение, сдав верхнюю одежду в гардероб и пройдя в зал, Кацуки почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Внутри царил приятный глазу полумрак. На стенах висели мониторы, отображавшие на экранах картинки с изображением космоса. Сбоку стояли небольшие инсталляции в виде планет и солнечной системы.

— Добро пожаловать в Московский Планетарий! — Хлопнул в ладоши Виктор. — Предлагаю сперва прогуляться посмотреть на экспонаты, а потом я отведу тебя на сеанс фильма о луне. Ты будешь в восторге!

— Но… Ты же не сможешь мне всё переводить, — растерялась Юри. Виктор засмеялся:

— Не бойся, фильм на английском. В планетарии есть несколько программ специально для иностранцев. Правда, я на них не был, но отзывы видел только восторженные.

Юри улыбнулась и кивнула. А затем, решив, что раз уж это свидание, то почему бы и да, и взяла Виктора за руку, переплетая их пальцы и непринуждённо шагая вперёд, хотя собственное сердце вот-вот грозилось выскочить из груди, а щёки пылали так ярко, что ни один тональник в мире не мог перекрыть их красноту.

Волнение никуда не делось, лишь усиливалось, но оно было до того приятным, до того будоражащим, что Кацуки буквально чувствовала, как в её животе порхают те самые бабочки. Она ходила от экспоната к экспонату, читала их описания на английском и переговаривалась с Виктором, который, вспомнив курс школьной истории и несколько документальных фильмов, принялся рассказывать про Холодную войну, гонку вооружений и первые спутники.

Голос Виктора был успокаивающим, казалось, он совсем не сомневался ни в своей харизме, ни в своём обаянии. Со стороны Никифоров казался уверенным в себе, достаточно было один раз взглянуть на мужчину, чтобы понять, что у него много опыта в свиданиях, однако Юри чувствовала, как его ладонь слегка вспотела, а тонкие вены на запястье ускоренно пульсировали.

Фигуристка с замиранием сердца радовалась тому, что способна вызвать подобную реакцию у Виктора. Это говорило о его искренности, о его заинтересованности в Юри именно как в девушке, а не как в подопечной или ученице.

Кацуки почувствовала, что её мандраж окончательно прошёл. Приятная атмосфера, красивая выставка, Виктор рядом — всё это наконец-то привело её разбушевавшиеся чувства в равновесие.

Они походили между экспонатами ещё какое-то время, пока Никифоров не объявил, что пора в зал. Он о чём-то коротко переговорил с женщиной на входе, протянул ей два билета, покрепче сжал руку Юри и потянул её за собой. Зал был довольно большим, но народу в нём было мало — всё же не так много иностранцев посещало подобное место.

Виктор отвёл их к их местам. Юри посильнее закуталась в пиджак: в зале было довольно прохладно. Затем они принялись ждать, и всё это время Виктор рассказывал о своём первом походе в планетарий.

Это случилось пару лет назад незадолго до Олимпийских игр. Тогда, перед самым отъездом в Сочи, Яков решил расщедриться и приободрить своих спортсменов. На собственные деньги он купил несколько билетов и повёл подопечных в планетарий, «вдохновляться великим», как он сказал. Виктору тогда очень понравилось, и он уже самостоятельно пару раз ездил в Москву, и каждый раз в плане его путешествий был Московский планетарий.

Только Виктор закончил говорить, как свет потух, а кресла начали двигаться, принимая более горизонтальное положение, чтобы было лучше видно потолок, на котором всё представление и развёртывалось. Юри от неожиданности вскрикнула и схватила тренера за руку, тот же поспешил успокоить её, ласково погладив большим пальцем по внешней стороне ладони.

— Всё хорошо, — прошептал он.

Из динамиков раздался голос, а на потолке зажглись первые звёзды. Юри погрузилась в фильм, слушая стройную речь на английском языке с уже привычным уху русским акцентом.

Видео завораживало, как и красота космоса. Почему-то Кацуки вспомнила, что в далёком детстве, будучи ещё совсем маленькой девчонкой, не знакомой с творчеством Виктора, мечтала быть учёным, смотреть в телескопы и делать открытия. Она хотела видеть чёрные дыры, планеты и астероиды собственными глазами, хотела быть связанной с чем-то таким же глубоким и далёким, как космос.

От фильма, от воспоминаний, от тёплой руки, сжимавшей собственную ладонь, перехватывало дух. Юри чувствовала уколы ностальгии и несбывшейся детской мечты. Она ощутила тоску по дому, по родителям, по семье, по Маккачину, по Минако-сан и Канако-сан. Юри пообещала себе, что позвонит им всем после свидания с Виктором.

Фильм постепенно подходил к концу, являя свою главную героиню во всей красе — белую луну, опоясывающую землю.

Рядом раздался шорох, её уха слегка коснулись чужие губы, вызывая табун мурашек. А потом раздался тихий шёпот на не самом лучшем японском:

— Луна сегодня красивая, не так ли?

Юри почувствовала, как её сердце остановилось, капитулировало. Она ошарашенно посмотрела на Виктора, в его блестящие в отголосках света звёзд голубые глаза. Виктор был как никогда серьёзен. Не оставалось сомнений: он прекрасно знал, что именно означала сказанная им фраза.

Юри, сглотнув, ответила:

— Я могу умереть.

Примечания:

Им на это потребовалось тридцать глав

Юри смущённо уткнулась носом в подушку, подавляя внутренний крик счастья. Хотелось прыгать, скакать, бегать, обниматься со всеми подряд и выражать непередоваемую радость всеми возможными способами.

Да, Виктор был прав, когда говорил, что это будет её самое лучшее свидание в жизни.

При мыслях о Викторе Кацуки зарделась пуще прежнего. Сперва Никифоров признался ей прямо в зале планетария, потом повёл в ресторан на ужин, а в конце концов зацеловал до подгибающихся коленок прямо в коридоре перед дверью в номер.

Теперь они были парочкой, самой настоящей парочкой. А это значило, что им предстоит много свиданий и ещё больше поцелуев. И, конечно же, им предстоит проводить ещё больше времени вместе. Но при всём при этом нельзя забывать о фигурном катании и поставленной цели — забрать золото на Гран При.

Юри перевернулась на спину, глядя в потолок. Перед глазами мелькали моменты сегодняшнего вечера. Кацуки чувствовала себя как никогда влюблённой.

С одной стороны, ей не терпелось рассказать об этом всем своим знакомым и друзьям, но с другой, она прекрасно понимала возможные последствия. Они с Виктором только-только начали встречаться, не прошло и трёх часов с того момента. Юри считала, что им нужно время, чтобы начать идентифицировать себя как пару, чтобы привыкнуть друг к другу именно в романтическом смысле, чтобы побороть остатки смущения и наконец-то стать как никогда близкими. Рассказать сейчас об этом кому-то ненадёжному — это всё равно, что поставить себя и свою счастливую жизнь под самый настоящий удар. Во-первых, как бы Кацуки не была уверена в своей семье, все они могли случайно проболтаться друзьям и соседям, а там ком сплетен дойдёт до интернета, после чего его подхватят все СМИ. Во-вторых, Юри не была готова вновь получать гневные сообщения в социальных сетях и читать злые комментарии. Конечно, найдутся люди, что поддержат их, и таких будет немало, но будут также и хейтеры, чей яд будет сильно и больно ранить. В-третьих, пресса просто не даст им покоя, постоянно выспрашивая про их отношения и пытаясь узнать, как же так вышло, что они из тренера и ученика стали возлюбленными. Именно по этим трём причинам Юри считала, что если уж и объявлять об их отношениях на весь мир, то только после финала Гран-При. А что касалось близких, то Юри решила рассказать об этом только Мари и, возможно, Юрию, — вот, кто точно будет держать язык за зубами.

Телефон пиликнул сообщением от Виктора. Кацуки взяла гаджет, с нежной улыбкой читая пожелание спокойной ночи и пытаясь не утонуть в горе сердечек от Никифорова. Закусив нижнюю губу, девушка несмело отправила сердечко в ответ, тут же блокируя телефон и откидывая его подальше на кровати. Внутри смущение боролось с желанием удалить сообщение, хотя смысла в этом не было никакого: Виктор уже успел прочесть его и ответить ещё одной кучей сердечек.

* * *

В конце недели прилетели все остальные фигуристы, и теперь каток был полон людей. Конечно, расписание индивидуальных тренировок, как и расписание пользования катком женскими и мужскими группами, сохранялось, однако на разминке места стало куда меньше.

Юри не жаловалась, но постоянно думала о том, как же хорошо было в Хасецу, где на катке было только двое: она и Виктор. Там было много пространства для манёвров и свободного места для сложных приёмов. Здесь же приходилось тесниться. К тому же, по правилам фигуристам запрещалось идти тренироваться на другие катки, так что Юри стоически терпела, приободряемая улыбками Виктора.

Приезд всех фигуристов, участвавших в Кубке Ростелекома, также означал и приезд группы Якова, в которой были Мила и Гоша. И если первую Юри была безгранично рада видеть, то ко второму относилась чуть более настороженно.

Нет, Георгий был хорошим человеком и замечательным другом, вот только Виктор уже объяснил Кацуки, что то, что испытывал к ней Попович, было сложно назвать дружбой. Будучи влюбчивой и эксцентричной натурой, Гоша просто пал к ногам Юри, влюбившись в неё после того, как она подарила ему свою победу в попытке приободрить.

Кацуки сперва не поверила Виктору, считая его слова не более, чем ревностью и пустыми домыслами, вот только сперва Юрий, а потом и Мила подтвердили, что Попович действительно влюбился.

— Тебе надо поговорить с ним и объяснить, что у тебя уже есть самый лучший парень на свете, — самодовольно усмехнулся Виктор, лёжа в комнате Юри на её кровати и залипая в телефон. Сама Кацуки, которая сидела в кресле и расчёсывала волосы после душа, подняла голову.

— Это не так-то просто, — вздохнула она. — Я не хочу разбивать ему сердце так же, как это сделала Анна.

— Анна бросила Гошу, облив его помоями, что выходили из её рта, — мрачно отозвался Виктор. Юри с улыбкой подумала, что даже несмотря на их обоюдную на заинтересованность в одной девушке, Никифоров продолжает переживать за друга. — Более того, она изменяла ему у него за спиной, а после смела притворятся белой и пушистой. Ты, любовь моя, не такая и никогда не будешь такой.

Кацуки вспыхнула от нежного «любовь моя» и смущённо опустила голову, скрывая лицо за чёлкой. Кровать скрипнула, она услышала шаги, а потом прямо перед ней на корточки сел Виктор, отбрасывая чуть влажные волосы девушки назад и смотря прямо в её глаза.

— Ты — не Анна, ты не давала Гоше никаких обещаний. И я обещаю тебе, что твой отказ не разобьёт ему сердце. Во всяком случае не так, как молчаливое и безответное принятие ухаживаний, пока вечерами ты кутаешься в мои объятия. Если хочешь, я буду рядом.

Юри кивнула, а затем подалась вперёд и впервые за эти несколько дней поцеловала Виктора. Ранее инициатором постоянно был он, теперь же Юри решила, что пора и самой приложить руку к выстраиванию их отношений.

— Спасибо, — прошептала она. — Тогда давай сделаем это сегодня.

Виктор согласился.

Они дождались, когда волосы девушки просохнут, и вышли из номера, направляясь к номеру Георгия. Юри от лёгкого волнения постоянно порывалась взять Виктора за руку, сжать кончики его пальцев в своих ладонях, дабы успокоиться, но не позволяла себе этого, понимая, что в коридоре, где периодически туда-сюда шлялись фигуристы, так делать не стоит.

Остановившись напротив нужной двери, Юри несмело постучалась. По ту сторону раздалось приглушённое ворчание и чужие шаги. Кацуки посмотрела на Виктора, ловя нотки одобрения и поддержки в его взгляде. Храбрость в миг наполнила грудь девушки. Всё волнение прошло.

«В конце концов, мне это не в первой», — подумала девушка и приветственно улыбнулась, когда дверь распахнулась прямо у неё перед носом. Георгий, судя по всему, совершенно не ожидал увидеть гостью, но был польщён её приходом.

— У меня есть разговор, — произнесла Юри. Попович кинул на неё вопросительный взгляд, а затем перевёл его на Виктора, который стоял у двери, оперевшись о стену и явно не намереваясь заходить на чашечку чая.

— Я подожду здесь, — произнёс он, — а вы идите.

По одному выражению лица Гоши было понятно, что он уже заподозрил что-то неладное, но только никак не мог понять, что же не так.

Юри глубоко вздохнула и сделала шаг в номер, прикрывая за собой дверь. Она не стала отходить далеко от неё, спиной прижимаясь к металлу и отказываясь от кофе и чая.

— На самом деле я всего на пару минут, — произнесла она.

— Итак, я слушаю, — кивнул Попович, тазом опираясь о спинку кресла и скрещивая руки на груди.

— Я… Я хотела сказать, что… Видите ли, я знаю, что чувства, которые вы ко мне испытываете, не совсем дружеские, — осторожно сказала Юри, наблюдая за выражением лица собеседника. — И… Как бы лучше сказать? Я очень ценю вас, но как друга. Я хочу продолжать общаться с вами в живую, переписываться в интернете, пересылать вам смешные картинки и желать удачи, но всё же как другу, а не как возлюбленному.

— Ты отвергаешь меня? — спросил Георгий. Юри пристыженно кивнула. Попович рвано и отчаянно вздохнул, запуская руку в волосы и проходясь пятернёй между прядей, сильно сжимая их. А затем грустно усмехнулся: — Да уж, я должен был ожидать чего-то такого. Всё же по сравнению с блистательным Виктором я — второй сорт.

— Дело не в Викторе или его блистательности! — горячо возразила фигуристка, понимая, куда клонит собеседник. — Дело в моих чувствах, в моём сердце. Если бы я могла приказать ему любить кого-то другого, то я бы сейчас уже несколько лет как встречалась бы с Пхичит-куном или ответила бы на ваши чувства. Но я не могу, оно мне неподвластно.

Брови Георгия изогнулись, как и губы. Он вновь сделал несколько глубоких вздохов, а потом спокойно произнёс:

— Я всё понимаю. Что ж, если это всё, то я хотел бы побыть один.

Юри тут же закивала, неловко извиняясь и прощаясь. Она покинула номер Георгия, ощущая неприятный осадок. Разговор был совсем коротким, но Кацуки видела всё: и как крепко Попович сжимал руки в кулаки, и как он выстукивал ногой рваный ритм, и как его губы сжимались в тонкую полосочку, и как взгляд становился всё отчаяннее и отчаяннее, как слёзы проступали в уголках чужих глаз. Наверное, это больно, когда тебя отвергают две возлюбленные девушки подряд. Причём одна из них предпочитает твоего лучшего друга.

Юри уткнулась лбом в плечо Виктора, и сейчас ей было абсолютно плевать, будет ли кто-то проходить мимо них или нет. Она нуждалась в поддержке.

— С ним всё будет хорошо, — тихо пообещал Никифоров. Юри хотелось в это верить.

Незаметно даже для самой Юри наступил первый день соревнований. На удивление, девушка не испытывала привычного волнения или беспокойства. Её, наоборот, будто переполнила уверенность в своих силах.

Кацуки знала, в чём была причина. Вернее, причины.

Во-первых, она продвинулась в том, чтобы полюбить себя. Благодаря совету и наставлениям Кристоффа Юри теперь больше знала о своих сильных сторонах, видя в себе не только минусы, но и плюсы. Все недостатки, которые раньше так ярко подчёркивались в зеркале и постоянно крутили в голове, теперь сгладились, притупились.

Во-вторых, отношения с Виктором успели дать свои плоды. Пусть они только-только начались, но Виктор уже успел засыпать её горой комплиментов. Однако самой Юри просто хватало того факта, что такой человек, как Виктор, был на её стороне. Она знала, что он любит её, что из всех женщин мира он выбрал именно её — немного неуклюжую и неуверенную в себе японку, которая с треском провалила прошлое Гран-При. И всё же Виктор нашёл что-то в ней, разглядел алмаз, скрытый под толщей самых различных слоёв, и полюбил её.

Сердце Юри сбивалось с ритма каждый раз, когда Виктор обнимал её или — что ещё больше смущало — целовал. Кацуки казалось, что она тонет во всём том обилии нежности, которым окутывал её Виктор.

Но, надо отдать Никифорову должное, он умел разграничивать рабочие и личные моменты. А потому тренером оставался суровым, отчитывая Юри за ошибки и косяки, коих, к счастью, было не так уж и много. И это было преусловутым «в-третьих». Юри каждый день откатывала обе своих программы, оттачивая их и пробуя новые элементы, меняя прыжки так, чтобы по итогу набрать максимальное количество баллов.

Именно поэтому к началу соревнований Кацуки была готова.

Она дождалась, пока её накрасят, переоделась в костюм и обула кроссовки. Наконец, она была готова.

В холле её встретил Виктор с тёплой улыбкой. Он был окружён толпой журналистов, среди которых было довольно много российских новостных каналов. Стоило Юри появиться, как вопросы с утроенной силой полились на Виктора, и Кацуки постоянно слышала своё имя.

— Ах, я был бы рад со всеми вами поболтать, — хлопнул в ладоши Никифоров, говоря на русском, — но моя ученица ждёт. Да и скоро выступление Юры, я просто обязан его увидеть!

И, подойдя к фигуристке, он приобнял её за плечи, уводя прочь. Юри непонимающе хлопала глазами, пока Виктор не пояснил:

— Не хочу болтать с журналистами, пойдём лучше к Юре!

И Кацуки с ним согласилась.

Они заняли места для фигуристов, приветствуя всех знакомых. Сейчас короткую программу заканчивал откатывать Мишель, брат Сары, которая просто не находила себе места, трясясь, как осиновый лист. Юри в успокаивающем жесте положила ей ладонь на плечо, чуть улыбаясь и уверяя, что всё будет хорошо. Девушка от этого прослезилась, со всей силы обнимая Кацуки и затаивая дыхание на комбинации тройного Лутца и тройного Риттенберга.

— Ну-ну, всё хорошо, он смог, — мягко произнесла Юри, успокаивая подругу, которая буквально бросилась обнимать брата.

И тут сзади Виктор положил ей руку на плечо.

— Он был неплох. Но Юра его затмит.

— Юрио-кун затмит всех, — согласилась Кацуки, улыбаясь.

Стоило ведущим объявить Плисецкого, как Виктор и Юри, позабыв обо всяких правилах приличия, во всё горло закричали его имя, подбадривая. Они были самыми громкими и самыми активными во всём Ледовом дворце, тем самым заставляя Юрия покрыться алыми пятнами от смущения.

— Да заткнитесь вы уже! — не выдержал он, оборачиваясь к парочке. Его взгляд буквально пылал праведным гневом.

Однако стоило Лилии дать ему подзатыльник и приказать успокоиться, как Юрий изменился на глазах. Он глубоко вздохнул, гневное выражение лица сменилось на печально-одухотворённое. Он стал напоминать прекрасного лебедя, пришедшего из сказки.

Юри забыла как дышать. От буйного подростка не осталось и следа. Юра будто стал другим человеком, он будто в миг сменил свою личность.

— Это наш Юрочка? — шёпотом спросил Виктор, не веря своим глазам. Юри могла лишь кивнуть головой. — Он так вырос.

— Совсем другим стал, — согласилась девушка.

Зазвучала музыка, и Юрий, стоявший с центре льда, задвигался. Он скользил по льду, взмахи его рук были лёгкими, невесомыми, а прыжки казались воздушными. Сам Юрий будто стал воплощением агапэ — нежной, безусловной любви.

Он завораживал одним своим видом, приковывал к себе внимание всех собравшихся. Никто, кроме комментаторов, не смел и слова сказать — настолько все были заворожены происходящим.

Лишь когда музыка стихла зал позволил себе сперва неуверенные, а после и громкие и интенсивные хлопки. Послышались крики, свист, на лёд полетели игрушки и букеты.

Юри с Виктором поспешили спуститься, отталкивая Жан-Жака, который собирался сказать что-то ядовитое, и стискивая Юрия в объятиях.

— Ты был прекрасен, — прошептала Юри.

— Ты превзошёл все мои ожидания, — поддакнул ей Виктор.

— Какие ещё ожидания, старикан, — фыркнул в ответ Плисецкий, вновь становясь старым-добрым колючим подростком. Однако Кацуки он в ответ обнял, кладя подбородок ей на плечо и едва заметно улыбаясь — объятия фигуристки как всегда были тёплыми.

— Не смей выступить хуже меня, — строго наказал он, и Юри засмеялась, отпуская парня.

— Обещаю, — кивнула девушка.

Они с Виктором проводили Юрия до «уголка слёз и поцелуев», где парня уже ждали Яков и Лилия. Первый похлопал Плисецкого по плечу, а вторая обняла его, говоря что-то на русском, от чего Юра, не привыкший к похвале, смутился.

— Идём, тебе надо готовиться, — отвлёк Юри голос Виктора. Девушка кивнула, следуя за тренером до выхода в коридор. Там уже разминалась пара фигуристок, которые должны были выступать первыми. Кацуки шла пятой.

Девушка помахала рукой Сяолян из Китая, а также Луизе из Франции, с которыми в этом году на соревнованиях ещё не пересекалась. Те поприветствовали её в ответ.

Кацуки начала с элементарной разминки, дабы согреть успевшие немного остыть мышцы. В этом занятии к ней присоединилась Сара, а вслед за ней — пышущая жаром и энергией Мила.

— Юра занял первое место! — гордо отрапортовала она, улыбаясь во все тридцать два.

Кацуки радостно захлопала в ладоши, как и Виктор, который не мог перестать улыбаться.

— Дети так быстро растут, — пустил он шуточную слезу, чем вызвал смех Бабичевой.

Потихоньку фигуристки начали выходить на лёд. Первой была Сяолян, которая напоследок обещала, что заберёт первое место. Вслед за ней ушла Сара, затем — Луиза. Четвёртой должна была быть Ли Сынгиль, но она так и не присоединилась к коллективной разминке, оставаясь где-то в стороне.

Когда зазвучали первые ноты композиции, под которую выступала кореянка, Юри крепко обняла Милу, выступающую последней, и направилась в сторону катка. Там она, переобувая кроссовки на коньки, одним глазом смотрела на Сынгиль, с болью в сердце узнавая в ней себя в прошлом году.

Сынгиль дрожала, падала и ошибалась — несмотря на холодное выражение лица и деланную отстранённость, она оставалась новичком на Гран-При. Ей было страшно, взгляды тысяч людей в Ледовом дворце и у экранов телевизоров пугали её, и Юри было больно за девушку. Кацуки закусила губу, сжимая руки в кулаки и смотря на неловкую езду подруги.

Наконец, та застыла в одной позе, а затем поспешила к тренеру, смотря себе под ноги.

— Ты молодец, — прошептала Юри, когда Сынгиль проходила мимо, и кореянка подарила ей слабую улыбку, так непривычно смотрящуюся на холодном лице.

Когда объявили не самые радужные результаты девушки, настала очередь Кацуки.

Юри сняла чехлы с коньков и вышла на лёд, вдыхая морозный запах. Утреннее спокойствие сменилось лёгким волнением, но то тут же утихло, стоило только Виктору обнять её.

— Я смотрю лишь на тебя, — тихо прошептал он. — Соблазни меня сегодня.

Жар прилип к щекам девушки, но она уверенно кивнула, выезжая в центр катка. Зазвучала мелодия, и Юри задвигалась вместе с ней. Начало у неё выходило неплохо, совсем как на тренировках, но на первом прыжке девушка потеряла баланс, из-за чего сам прыжок выглядел грязным и неаккуратным.

Кацуки мысленно обругала себя, стараясь не акцентировать внимания на неудаче. Она должна быть самой красивой и самой желанной женщиной на этом катке, лёд должен плавиться под её ногами!

Дорожка шагов была исполнена блестяще, как и новый прыжок. А затем ещё и ещё один.

Юри вспоминала, как изучала себя по совету Кристоффа, вспоминала обо всех своих кокетливых родинках, об изгибе своей талии и изящных ногах. Вспоминала, какой красивой показалась себе в какой-то момент, какой желанной она была всего на пару минут.

До завершения оставалось всего ничего, новый элемент был выполнен успешно.

Юри стремилась невербально, с помощью льда и коньков рассказать о своих сильных сторонах, показать их, заставить зрителей восхищаться ею. И у неё получалось.

Она провернулась в последний раз, вставая в финальную позу и тяжело дыша. Мокрые полосы прилипли к потному лбу, костюм стал влажным, но громкие овации перекрывали всякий дискомфорт.

Юри подняла с катка игрушку в виде рыбки, улыбнулась и поехала к выходу с катка, прямо к Виктору, чьи голубые глаза горели восторгом.

— Это было фантастично! — взмахнул он руками. — Белиссимо!

Кацуки неловко посмеялась, расслабляясь в объятиях тренера, который, постояв так с полминуты, за руку повёл девушку слушать итоги выставленных жюри баллов.

Девушку захлестнула самая настоящая эйфория, когда оказалось, что она заняла первое место, обогнав француженку Луизу на два и семьдесят пять сотых балла. Юри крепко обняла Виктора, чувствуя как никогда сильное желание поцеловать его. Однако она не могла: не желала раскрывать их отношения перед таким количеством зрителей.

К ним подошли журналисты, пока на лёд выходила Мила. Кацуки сказала пару слов, пожелала Бабичевой удачи и поспешила утянуть Виктора, освобождая место для Якова, тяжело смотрящего на Никифорова. Юри знала, что Фельцман до сих пор не одобрял ухода своего подопечного, и никакие заслуги Кацуки не могли его в этом переубедить.

Девушка стыдливо опустила голову, пусть и знала, что Яков ни в коем случае не обвинял её.

Со зрительских мест они досмотрели выступление Милы, которая по итогам набрала шестьдесят восемь баллов, тем самым обогнав Юри. Японка грустно вздохнула. Программа Бабичевой действительно была великолепна, она не допустила ни одной ошибки, тем временем как Юри позволила себе несдержанность в начале.

— Не бойся, ты отыграешься на произвольной, — прошептал ей на ухо Виктор, и фигуристка благодарно улыбнулась ему.

Пока они стояли в очереди чтобы поздравить Милу с первым местом, у Кацуки зазвонил телефон. На экране светилось имя Мари.

Юри, беря трубку, ожидала поздравлений, пожеланий удачи и выплёскивания накопившегося за несколько часов беспокойства, но никак не слезливого голоса, искреннего страха в чужом тоне и непонимания, что делать дальше.

Девушка сбросила вызов, с секунду смотря на свой телефон с заставкой, где они с Виктором стояли на льду и улыбались.

Маккачин съел несколько паровых булочек, которые застряли у него в горле. Он мог не выжить.

Ужас сковал тело Юри. Она вспомнила о Вик-чане, погибшем в прошлом году. Она так и не смогла побыть с питомцев в его последние мгновения жизни…

— Виктор, — на удивление твёрдым голосом произнесла Кацуки, — сейчас же бери билеты на самолёт и лети в Японию.

Лицо Никифорова вытянулось от удивления, он явно не понимал причин столь резко изменившегося поведения Кацуки. Однако когда Юри поведала ему слова Мари, Никифоров испытал самый настоящий ужас. Он заметался на месте, не зная, что делать, пока Юри смотрела билеты на самолёт на завтра.

— Я… Я должен остаться, я не могу бросить тебя! — говорил Виктор, — но я не могу бросить и Маккачина, я нужен ему, я…

— Спокойно, — прервала его девушка, протягивая свой телефон. — Вбивай сюда свои данные, самолёт летит завтра в три часа ночи. Ты должен быть с Маккачином, я справлюсь и сама.

Виктор наградил её таким благодарным взглядом, что Юри себя чуть ли не спасительницей мира ощутила. Однако правда была в том, что она надеялась, что Маккачину повезёт больше, чем Вик-чану. Юри надеялась, что Виктор успеет, что он будет лучшим хозяином, чем она.

Никифоров закончил вбивать все свои данные, которые помнил наизусть из-за частых перелётов, и Кацуки в одно касание оплатила ему билет, наплевав на крупненькую сумму, списанную с её счёта в банке. Это было сейчас не главное. Маккачин был важнее.

Всю ночь Юри не могла заснуть, ворочаясь в кровати. Лишь пару раз она проваливалась в дрёму, и то быстро просыпаясь и не находя себе места. Все мысли были забиты Маккачином.

Никаких вестей от Мари не было, а Виктор только-только улетел и ещё не успел вернуться. Юри, не думая долго, заказала себе билет в Японию, планируя вылететь сразу после окончания соревнований. Все вещи она собрала заранее, на утро отдав их на хранение в отель и сдав номер.

Это не заняло много времени, но для Юри, не знающей, как там Виктор и Маккачин, минуты тянулись как часы.

В холле её встретил Яков, который лишь на сегодня был её тренером по просьбе Виктора. Мужчина, как всегда, выглядел недовольным, но Кацуки чувствовала исходящее от него тепло. Он, как и все, переживал за Никифорова — кто знает, как на нём может сказаться потеря любимого пса.

Кацуки замотала головой: нет, с Маккачином всё будет хорошо!

Они вместе дождались Милу, Георгия и Юру, которые с утра выглядели потрёпанными. Первая тут же бросилась к Юри, обнимая её изо всех сил. Гоша выглядел подавленным, и японка чувствовала свою вину в его состоянии. Юрий же выглядел вполне счастливым, даже несмотря на десять часов утра — обычно он предпочитал валяться до двенадцати.

— Юри, ты уже занималась с нами, так что ничего принципиально нового не будет, — произнёс Яков.

— Да, хорошо, — улыбнулась ему Юри.

Начало соревнований стояло на три часа дня, и за это время фигуристы должны были успеть позавтракать под строгим надзором Якова и Лилии (чтобы, не дай бог, кто-нибудь на радостях не съел что-то жирное или сильно калорийное), размяться, встать на лёд и повторить программу, а затем дождаться начала соревнований.

Утро прошло вполне привычно, за столом все обменивались шутками и болтали, стараясь разгрузить гнетущую атмосферу. У Юри на несколько минут даже на сердце отлегло благодаря стараниям Милы и, что удивительно, Юрия.

Затем Яков вызвал такси, подгоняя фигуристов в машину и на русском ругая холод на улице.

Во время разминки у Юри пиликнул телефон, и она тут же бросилась к нему под строгий, но понимающий взгляд Якова. Сообщение было от Виктора.

— Виктор пишет, что прибыл в Японию. С Маккачином тоже всё хорошо, он отходит от наркоза, его жизни ничего не угрожает, — с улыбкой оповестила Юри, отправляя Никифорову сердечко и выключая звук на телефоне, чтобы больше не беспокоил.

После этого разминка пошла бодрее. Первыми свои номера откатали мужчины, вслед за ними — женщины. Без шикарных и блестящих костюмов, с ошибками и криками тренеров произвольные программы казались сырыми и недоработанными, но Юри знала, как всё изменится, стоит только переодеться и выйти под свет прожекторов, встать прямо по центру катка и услышать аплодисменты толпы.

До начала соревнований оставалось полтора часа, зрители начали стекаться, и пока комбайн выравнивал лёд, фигуристы отправились в раздевалки краситься и переодеваться.

Без Виктора было совсем непривычно, но рядом была Мила, поддерживающая Юри крепкими объятиями и добрыми словами. Даже несмотря на то, что они были соперницами, сейчас их дружба была намного важнее, что не могло не греть сердце Кацуки. Она всегда знала, что на Бабичеву можно положиться в трудную минуту, но никогда не ожидала, что настолько.

Юри была ей благодарна.

И вот, начались соревнования. Первыми по правилам выступали мужчины. Сара покинула раздевалку, отправившись поддерживать брата и близкого друга, Сяолян пыталась разговорить Сынгиль, которая сперва просто игнорировала её, а потом и вовсе ушла разминаться в одиночестве.

Юри поспешила встать и последовала за подругой.

— Сынгиль, — позвала её девушка. Кореянка остановилась, оборачиваясь.

— А, Юри, это ты, — кивнула она. Кацуки закусила губу.

Желание пойти за фигуристкой было лишь сиюминутным порывом, которому Юри подчинилась, но девушка совершенно не знала, что делать сейчас, оказавшись лицом к лицу с Сынгиль. Что ей сказать? Как приободрить?

— Твоя произвольная программа великолепна, — произнесла она наконец. — Я знаю, что на тебя давит внимание толпы, но помни, что ты достойна этого внимания. Покажи лучшее, на что ты способна.

Сынгиль внезапно чуть улыбнулась.

— Знаешь, то же самое мне говорил Пхичит-щи в Японии, — произнесла она.

— Ты ему очень нравишься, — внезапно выпалила Юри.

— Да, я знаю. Он хороший.

И они замолчали, не зная, что говорить. Неловкую тишину нарушила тренер Сынгиль, уводя её в противоположную сторону.

— Спасибо, — напоследок обернулась кореянка, и в её выражении лица Юри прочитала искреннюю благодарность.

Кацуки кивнула в ответ, и на сердце у неё стало легче. Сынгиль отличалась от неё год назад. То, что увидела вчера Юри, было лишь разовым страхом перед огромным катком и сотней зрителей. Сегодня кореянка была готова к предстоящему вниманию. Всего за ночь она справилась с волнением, и Кацуки ей даже несколько позавидовала: в своё время японке на это потребовалось много времени.

Вскоре к ней подбежала Мила и за руку потащила к Якову, Лилии и Юрию.

— Скоро выступает наш Юрочка! — Хлопнула в ладоши девушка.

Плисецкий, стоя перед катком и дожидаясь окончания предыдущего номера, выглядел как никогда собранным. На нём был чёрный костюм с красно-розовыми вставками, на фоне которого его светлые волосы казались такими яркими и выделяющимися. В причёске был волосок к волоску, и Юри не смогла сдержать смешка: она знала, что Юрия причёсывала Лилия, которая до ужаса любила натягивать волосы так, что оставалось вопросом, как они все ещё не выпали.

Юри подошла к Юрию и положила руку ему на плечо, заставив юношу вздрогнуть — он настолько погрузился в свои мысли, что не замечал никого и ничего вокруг.

— Не напрягайся так, — произнесла японка. — Какое тебе дело до Леруа или кого бы то ни было ещё? Сегодня сияешь и побеждаешь ты и только ты.

Растерянное выражение лица Плисецкого сменилось на самодовольное:

— Чёрта с два я проиграю! — воскликнул он, и его глаза запылали огнём.

Юри улыбнулась в ответ, обнимая фигуриста и желая ему удачи.

Мишель Криспино ушёл со льда, и Юри убрала руки, отступая назад. Далее последние слова перед началом выступления Юрия должны были принадлежать Якову, который подошёл к воспитаннику и крепко стиснул его плечо. Кацуки не знала, о чём говорил Фельцман, потому как общался он на русском, но по решительному кивку Юрия поняла, что Яков давал последние наставления.

Пока шёл подсчёт баллов Мишеля, Мила отвела Юри на зрительные трибуны, где уже находился Георгий. Кацуки неловко поприветствовала его, отводя взгляд и закусывая губу: всего на секунду, но на лице Поповича отразилась самая настоящая боль, которую несколько дней назад принесла ему именно Юри.

«Всё хорошо, Виктор сказал, что с Гошей-саном всё будет хорошо», — мысленно успокаивала себя фигуристка.

Нечто похожее она испытывала когда рассталась с Пхичитом, вот только если с Чуланонтом девушка была близка и после они остались лучшими друзьями, то с Георгием их разделяла целая стена. Они были слишком разные, у них практически не было точек соприкосновения. После этого Гран-При они так и останутся просто знакомыми, которые будут испытывать толику неловкости за прошлые недо-отношения. И это было самым неприятным для Юри.

Желая отогнать неприятные мысли, девушка перевела взгляд на лёд, где уже стоял Юрий. Зазвучала музыка, быстрая и интенсивная, и Плисецкий заскользил на льду. Со стороны его фигурка казалась такой тонкой и изящной, что в какой-то момент Кацуки показалось, что парень может рухнуть от любого прикосновения, как лист.

Первый прыжок был выполнен идеально, а вот тройной Юрий прыгнул высоковато. Однако небольшая ошибка не лишила его ни капли достоинства. Дорожка шагов, выглядящая до ужаса сложной, была проведена всё так же блестяще, и Юри не могла поверить своим глазам. Она понимала, что Плисецкий скоро начнёт выдыхаться, но парень ни коим образом не давал об этом знать.

Первый тройной прыжок тоже был идеален, как и второй, но на дорожке шагов Юрий чуть пошатнулся.

Юри сжала руки в кулаки. Было очевидно, что Юрий собирался сделать шесть прыжков во второй части, два из которых ему уже удались. Однако это было большой нагрузкой на тело и колени. И Плисецкий с его неокрепшим телом мог получить серьезную травму.

Кацуки замотала головой, внимательно смотря на идеальный четверной и невероятно ровную осанку. Но чем больше катался Юрий, тем больше гнева он выдавал, и Кацуки испугалась, что в какой-то момент чувства скажутся на выступлении фигуриста.

Девушка прижала руки к груди, понимая, что Юрий был ей как глупый младший брат, за которого приходилось постоянно переживать. Он был несколько самодоволен, немного наивен и думал, что сможет свернуть горы. Юри чувствовала, что её долг — стать для Плисецкого подушкой безопасности, что должна в любой момент быть готовой поймать его, если он упадёт.

Но чем больше Кацуки переживала за него, тем сильнее была её радость при его победах. А потому, когда Юрий закончил свою произвольную на идеальной ноте, Кацуки не сдержалась и расплакалась. Мила тут же прижала девушку к себе, успокаивающе гладя по голове и чуть посмеиваясь.

— Хэй, Котлеточка моя, не хочешь сходить поздравить? — улыбнулась она, вспомнив то самое глупое прозвище, однако Юри покачала головой.

— Я поздравлю его, когда он заберёт первое место.

Однако этому не было суждено случиться: первое место с небольшим отрывом забрал Жан-Жак Леруа, заставив Юрия скрипеть зубами от злости.

— Чтобы ты не смела проигрывать, понятно? — прорычал Юрий, тыча пальцем в живот Кацуки. Девушка лишь посмеялась. В короткой программе она уже уступила Миле несколько баллов, и как всё обернётся сейчас — неизвестно.

Яков и Лилия увели их разминаться, пока во время небольшого перерыва зрители делились эмоциями друг с другом, а фигуристы давали интервью журналистам. Комбайны исправно ездили по льду, выравнивая его для новых соревнований.

Без Виктора было как-то непривычно, надоедливые репортёры то и дело порывались пробраться к Кацуки и взять у неё интервью, дабы спросить о её самочувствии и узнать, где же её тренер. На секунду зайдя в Твиттер, девушка уже успела прочесть пару постов о том, что Никифоров бросил её прямо во время соревнований.

У Юри не было ни сил, ни желания как-либо объяснять сложившуюся ситуацию, не тогда, когда совсем скоро ей предстоит выйти на лёд.

Да, она знала, что с Маккачином всё в порядке, что Виктор уже рядом с ним и обнимает пса так крепко, как только может, но сама ситуация постоянно возвращала её к Вик-чану. В голове нет-нет, да проскальзывала мысль о том, что год назад она не успела к своему питомцу в его последние часы жизни.

Юри уже пережила тот кризис, но порой на неё накатывала терзающая внутренности тоска.

Юри заняла второе место, уступив золото Миле и буквально вырвав серебро у Луизы, которая отставала от Кацуки на сотые доли.

Таким образом, Юри, показавшая блестящие результаты на кубке Китая и результаты чуть похуже на кубке Ростелекома, прошла в финал Гран-При, до которого был целый месяц. Она встала на пьедестал, позволяя повесить себе на шею серебряную медаль. Отовсюду раздавались вспышки камер, на лёд падали мягкие игрушки и цветы, которые потом предстояло убирать маленьким девочкам.

Мыслями Юри была не здесь, не на льду, а в аэропорту.

Она рассеянно поблагодарила остальных фигуристок за старания, низко поклонилась Якову в благодарность за помощь и вновь поздравила Юрия и Милу. Первый был раздражён, напоминая разозлённого кота, а вторая лучилась счастливой улыбкой.

— В следующий раз мы оба заберём золото, — проворчал Плисецкий.

— Обязательно, — пообещала ему Юри, погладив парня по голове, из-за чего тот разозлённо встрепенулся, но отмахиваться не стал.

— Меня деда ждёт, так что увидимся вечером в гостинице.

Кацуки на это лишь покачала головой:

— Боюсь, мы встретимся уже в Барселоне. — И на недоумённый взгляд фигуриста пояснила: — Сразу после интервью я отправлюсь в аэропорт, мне надо в Японию.

Юрий раздражённо вздохнул, повёл плечами, а потом кивнул. Он сделал порывистый шаг вперёд, крепко обнимая Юри, прижимаясь к ней лицом и зажмуривая глаза. Девушка, не привыкшая к проявлению привязанности со стороны Плисецкого, оторопело проморгалась, но только она захотела обнять его в ответ, как подросток отстранился.

Они распрощались, и Юри поспешила в гримёрку, дабы смыть с себя макияж и переодеться в более удобную одежду. Волосы ей помогла расплести Мила, пропуская через пальцы чёрные пряди.

— Какие же они у тебя классные, — мечтательно вздохнула фигуристка, и Юри посмеялась: сама Мила подпортила свои локоны рыжей краской, от которой отказываться не собиралась.

— Попробуй сменить уход, — посоветовала Кацуки, — я могу потом прислать несколько хороших фирм.

— Было бы здорово! — Хлопнула в ладоши Бабичева.

Их разговор был таким обыденным, что, казалось, это не они минут пятнадцать назад боролись на льду за первое место, что это не они выплёвывали лёгкие в конце произвольных программ, что это не они прыгали на льду до боли в ногах и скрежета мышц и суставов.

Именно в этом, как считала Юри, была прелесть их дружбы. Они могли сколь угодно соревноваться друг с другом, но их отношения всегда оставались тёплыми. То, что происходило на льду, касалось только льда, за его пределами они из фигуристок превращались обратно в самых обычных девушек.

Кацуки, собрав все вещи и упаковав коньки в сумку, тепло распрощалась с Милой, обняла напоследок Сынгиль и махнула рукой Саре. Недалеко от выхода её уже поджидали журналисты, которые спешили узнать об ощущениях девушки после получения серебра.

— Я рада за Милу Бабичеву, я считаю, что она достойна победы. Также я уверена, что опыт, который сегодня приобрела Ли Сынгиль, в будущем станет для неё толчком для новых побед. К сожалению, Сара Криспино и Луиза Робер не прошли в финал Гран-При, из-за чего на льду я с ними вновь больше не встречусь. Я также желаю Вэй Сяолян успехов в будущем и выиграть на предстоящем Чемпионате четырёх континентов, — произнесла Юри, уверенно смотря в камеру.

— Что вы думаете о ваших предстоящих соперницах?

— Я встречала лично всех, кроме Эбби Смит. С нетерпением жду того дня, когда смогу сразиться с ними ещё раз.

— Наверное, один из самых животрепещущих вопросов. Куда же делся ваш тренер, Виктор Никифоров? — посыпался новый вопрос. Юри спокойно ответила на него:

— К сожалению, дома, в Японии, его пёс, Маккачин, решил полакомиться паровыми булочками, и те застряли у него в горле. Виктор отправился к нему. К счастью, вся медицинская помощь была оказана вовремя, и сейчас Маккачин в полном порядке.

— Переживали ли вы сегодня, когда рядом не было вашего тренера? — спросила ещё одна журналистка.

— Честно говоря, да. Однако я хотела доказать себе и всему миру, что даже без Виктора рядом я могу добиться высот. — Девушка вздохнула. — К сожалению, из-за произошедших событий, когда в прошлом году я провалила Гран-При, многие люди разочаровались во мне. Когда Виктор взялся меня тренировать, эти самые люди решили, что без него я ничего не стою. Сегодня я хотела напомнить всем, что ещё до появления Виктора в моей жизни я на протяжении многих лет занимала первые, вторые и третьи места на различных соревнованиях. Из-за одного падения люди позабыли, что у меня есть медали и кубки, доказывающие, что я — профессиональная фигуристка, в жизни которой было много взлётов.

Юри улыбнулась, смотря в камеру. Эта речь, эти слова крутились у неё в голове уже очень и очень давно. Когда год назад она с треском провалилась в финале Гран-При, многие люди поддержали её, но были и те, кто посмеялся ей вслед. Однако стоило самому Виктору Никифорову обратить на неё свой взор, стоило Юри начать побеждать под его руководством, как всё больше и больше пользователей в интернете считали своим долгом написать, что сама по себе Кацуки ничего не стоила. Затем тенденцию подхватили и некоторые журналы, что ещё больше не нравилось девушке.

Выходя на лёд часом ранее, Юри думала о том, чего же она действительно стоит. Она думала о том, как несколько лет назад забирала из Ледовых дворцов золотые кубки и медали всех трёх окрасок, она вспоминала, как её называли надеждой японского фигурного катания.

Всё это не было пустым звуком. Юри не стала кем-то другим с приходом Виктора, нет, она просто наконец-то пробудилась. Она вспомнила вкус победы, вспомнила прелесть азарта вспомнила дух соревнований, которые были её неотъемлемыми спутниками с того самого момента, как она встала на коньки. Кацуки поняла, что сама похоронила их после первой крупной и действительно болезненной неудачи. Виктор же своей поддержкой хорошенько встряхнул Юри, напомнив обо всём, что она позабыла.

Именно поэтому, выступая под музыку, написанную специально для неё, Кацуки думала о том, какой она была раньше, без Виктора. Она возродила в нынешней себе себя прежнюю и отдалась льду. Она напомнила окружающим и себе в первую очередь, что она не зависит от Никифорова, что она может существовать и без него.

Было ли это слишком жестоко по отношению к Виктору? Юри так не думала. Они оба были взрослыми людьми, чья жизнь не вертелась только вокруг партнёра. Для них обоих это было бы неправильно, нездорово. Только не с тем темпом и ритмом жизней, что были у них.

— Что ж, если на этом всё, то я пойду. Мне уже пора, — поклонилась японка журналистам, а затем покинула их.

Она отправилась в отель, забрала свои вещи из хранилища и вызвала такси до аэропорта, с болью смотря на ценник. Но никакие деньги не могли сравниться с ожиданием скорой встречи с Виктором.

Регистрация на рейс прошла неторопливо и крайне спокойно. Уже сидя в самолёте, Юри позволила себе передохнуть, прикрывая глаза. Ей предстояло почти десять часов полёта, она встретит Виктора только завтра.

Спустя минут двадцать, Кацуки наконец-то забылась сном: тяжесть от двух изматывающих и практически бессонных дней разом навалилась на неё, вырубая девушку практически до самого прилёта в Токио, где она полтора часа ждала пересадку на ближайший рейс до Фукуоки.

Всё то время полёта, что она провела в неудобной позе, сказались на её мышцах: шея и поясница болели от неудобной позы, а сама Юри пусть и проспала достаточно долго, всё равно чувствовала себя вялой.

Она прилетела в Японию, когда на местных часах было восемь вечера: сказался долгий перелёт и разница во времени. Паспортный контроль прошёл довольно быстро и без проблем. Сотрудница аэропорта, узнавшая Юри, даже поздравила её со вторым местом.

Подходя к залу ожидания, окружённому стеклянной стеной, Юри замерла. В толпе среди людей она быстро нашла серебряные волосы Виктора. Сердце девушки забилось чаще, и тоска, незаметная всё это время из-за нервов соревнований, накатила на неё разом.

Раздался лай — это Маккачин бросился к стеклу, радостно виляя хвостом. Виктор поднял голову, проследив за тем, куда убежал пёс, а потом и сам подорвался с места, бросаясь к Юри.

Они бежали параллельно друг другу, смотря друг на друга прямо через стеклянную преграду. У Кацуки чесались руки: она хотела обнять Виктора, прижаться к нему, поцеловать и рассказать, как сильно она скучала.

Наконец, они оказались у автоматических дверей, которые плавно разъехались прямо перед Юри, и девушка бросилась в объятия Виктора. Тот прижимал её к себе, пока в ногах радостно лаял Маккачин, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Ты молодец, ты большая молодец, — прошептал Никифоров. Юри лишь неопределённо повела головой, чувствуя, как слезятся её глаза.

— Я переживала. За вас обоих, — наконец ответила девушка. — Я рада, что всё хорошо.

Виктор на это лишь посмеялся, отстраняясь от Юри и нежно ей улыбаясь. Он дёрнулся, будто желал поцеловать девушку, но вовремя опомнился, понимая, сколько внимания они уже привлекли. Вместо этого он взял чемодан у неё из рук, по-джентельменски предлагая локоть.

— Пойдём. Тебе надо отдохнуть.

С радостным Маккачином на поводке (ради соблюдения правил аэропорта, а не потому, что пёс мог куда-то убежать), они вышли из здания. Водитель такси загрузил рюкзак и чемодан Юри в багажник, пока сама девушка устраивалась на заднем сидении с неугомонным пуделем в ногах. Тот никак не мог перестать вилять хвостом и мотать головой в разные стороны, будучи слишком радостным от встречи с Юри.

Виктор сел рядом, переплетая пальцы с пальцами девушки и коротко целуя их.

— Я скучал, — прошептал он. Маккачин рядом громко гавкнул, и Виктор посмеялся: — Ладно, мы оба скучали.

Водитель вернулся на своё место, заводя машину. Юри не знала, куда они ехали, но подозревала, что в гостиницу. Даже несмотря на несколько часов сна в не самой удобной позе, Кацуки чувствовала себя измотанной, желая как можно скорее оказаться в мягкой кровати со свежим постельным бельём.

Виктор, судя по всему, прекрасно понимал, чего хотела его подопечная, а потому молчаливо ехал в такси, не болтая о чём нипопадя, как обычно. Он так же спокойно проводил её до зарезервированного номера. По быстрому помыв грязные лапы Маккачина, пока Юри разбирала вещи, доставая пижаму, зубную щётку и парочку кремов, Никифоров всучил в руки девушки свежее полотенце из номера и отправил её в ванную комнату. Только сейчас Кацуки вспомнила, что до сих пор была потной после произвольной программы.

На выходе из ванной её уже ждал Виктор с заказанной в номер едой. Поскольку они оба понимали, что после полёта Юри будет преимущественно спать, Никифоров взял девушке лёгкий салат с курицей в составе, дабы та и мясо поела, и не наедалась тяжёлой пищи перед сном.

— Спасибо, — улыбнулась Кацуки, беря в руки палочки.

— Всё что угодно для самой красивой девушки в мире, — ответил Виктор, подмигивая. Фигуристка покраснела и отвела взгляд: к комплиментам от Никифорова она ещё не успела привыкнуть.

Когда с едой было покончено, Юри улеглась под тёплое одеяло. Матрац рядом прогнулся — это Виктор устроился у девушки под боком. В ногах завозился Маккачин, принимая удобное положение.

И всё это было таким привычным и таким обыденным, что, прикрыв глаза, Юри могла вообразить, что сейчас находилась на семейных горячих источниках, когда Викотор и Маккачин опять пробрались к ней в постель, думая, что девушка спит и не замечает их махинаций.

Юри прижалась поближе к Никифорову, вдыхая аромат его парфюма. Действительно, всё было совсем как дома.

А последний раз Юри была в Фукуоке несколько месяцев назад вместе с Виктором. И кто бы мог подумать, что она посетит этот город опять вместе с ним же. Воспоминания о прошлом визите приятно согревали сердце. И, видимо, не только её, поскольку глаза Виктора заблестели сразу, как они вышли из отеля.

— Давай опять пойдём к тому храму! Вместе с Маккачином! И ты помолишься как в прошлый раз!

Юри посмеялась, а затем покачала головой:

— В прошлый раз мы были в храме Дадзайфу Теммангу. К сожалению, Тензин-сама, тамошнее божество, не бог спорта, а бог науки и каллиграфии, а потому мне не поможет.

На лице Виктора отразилось разочарование, и Кацуки не могла не умилиться. Никифоров, несмотря на свой возраст, порой вёл себя как самый настоящий ребёнок, из-за чего периодически хотелось потакать ему, успокаиваться и покупать сладости. Юри с улыбкой подумала о том, что Виктор был удивительным человеком, самым удивительным из всех, кого она вообще встречала. Иногда он казался таким несерьёзным, что сложно было поверить в то, что он — звезда фигурного катания, олимпийский чемпион. А иногда он вёл себя так, что и в голову не придёт, что всего пять минут назад он мог бегать наперегонки с Маккачином, а потом вместе с ним же валяться в песке на пляже.

Юри закусила губу: как же сильно она любила этого мужчину!

— Мы можем сходить в храм Бэнтэн, она является богиней удачи и мудрости, — произнесла девушка, наблюдая за тем, как счастье озарило лицо Никифорова.

— Тогда чего мы медлим? Пойдём скорее!

Юри кивнула, доставая телефон и ища кратчайший маршрут к ближайшему храму. Тот был всего в двадцати минутах пешком и двенадцати на автобусе. Рассудив, что с Маккачином, который радостно вилял хвостом под ногами, ехать в общественном транспорте будет не очень удобно, они отправились пешком.

Пока они шли, Кацуки рассказывала истории из школы, вновь и вновь вспоминая бывших одноклассников и учителей. В общем чате в лайне изредка появлялись новые сообщения: кто-то периодически спрашивал, как у кого дела, деятельная Микото, лучшая подруга Юри во времена старшей школы, вновь и вновь безуспешно пыталась собрать всех вместе, кто-то перед очередными соревнованиями желал Кацуки удачи, кто-то присылал ссылки на интересные статьи, а кто-то просто информировал о том, как в последнее время складывались дела у их учителей.

Жизнь кипела.

Музыкальные переходы Фукуоки сменялись один другим, в ногах радостно лаял Маккачин, пока Юри рассказывала о том, как они с Микото однажды решили прогулять уроки, отправившись на концерт любимой группы. А потом на том же концерте увидели всегда серьёзного учителя математики, который был одет в хаори с названием группы и громче всех поддерживал артистов.

Виктор разразился громким смехом, из-за чего вздохнул слишком много холодного воздуха, и его горло заболело. Он откашливался, пока Кацуки успокаивающе гладила его по плечу.

— Я куплю тебе горячий кофе, чтобы горло согрелось, а ты пока подожди меня с Маккачином, — произнесла она.

Виктор тут же загорелся идеей, готовый сказать, какой кофе ему купить, но Юри подняла руку, обрывая его. За столько времени вместе она уже успела выучить все его вкусовые предпочтения. Виктор был из тех, кто любил очень сладкий кофе, порой экспериментировал с сочетанием продуктов, мог поглощать крабовые чипсы и ванильное мороженое одновременно, воротил нос от острой пищи, опасаясь изжоги, и мог пить ледяные напитки в самый разгар зимы.

Взяв для Виктора латте, а себе капучино, Кацуки покинула кофейню, находя спутника там же, где и оставила. Он с улыбкой на лице расписывался в блокноте какого-то маленького мальчика, пока его мама на кривом английском благодарила за автограф.

В мальчике, чьи глаза так ярко светились от встречи с кумиром, а за спиной была спортивная сумка для коньков, Юри узнала себя. Когда-то давно она так же смотрела на Виктора, появляющегося на экране телевизора, и точно так же мечтала однажды встретить его и поблагодарить за то, что он подарил ей смысл жизни, цель.

В свои десять Юри Виктора так и не встретила, ей для этого пришлось дождаться двадцати трёх, но этот мальчик… Возможно, только что он получил ещё одну причину, чтобы не забрасывать спорт в ближайшее время, как бы тяжело ему ни было бы. И Юри была искренне рада за него. Она хотела верить, что мальчика ждёт такое же большое будущее, как ждало Виктора в своё время.

Кацуки дождалась, когда семья уйдёт, и подошла к Виктору с Маккачином, отдавая первому стаканчик с кофе, а второго гладя по голове.

— Хороший мальчик, не так ли? — спросила Юри.

— Он станет великим фигуристом, — согласился Никифоров. Будет ли это так или нет, они не знали, но надеялись, что в ближайшем будущем этот мальчик пополнит ряды восходящих звёзд японского фигурного катания.

Втроём они продолжили путь, пока не дошли до храма. Тот оказался небольшим, но уютным. Его территория была хорошо прибрана. Один из монахов продавал эма. Юри купила сразу два, протягивая одну дощечку Виктору и объясняя, что ему надо сделать. А именно, написать на эме свою просьбу или благодарность местному богу.

Юри, взяв маркер, довольно быстро написала своё. Она знала, чего хотела: победить на Гран-При, извиниться за прошлый провальный год и доказать, что она — талантливая фигуристка, а Виктор — потрясающий тренер. Девушка попросила удачи на предстоящих соревнованиях для неё и Юрия и, чуть краснея, помолилась за то, чтобы у них с Никифоровым всё было хорошо и дальше.

Рассказывать о своих желаниях было не принято, чтобы те точно сбылись, а потому Кацуки отмалчивалась на всё нытьё Виктора, который быстро растрепал, что именно просил у божества: победы Юри в финале Гран-При. Конечно, Юри не верила в подобные бредни, но ради поддержания традиции атмосферы сионистского храма держала рот на замке.

— Даже если ты сказал, я всё равно не скажу, — строго сказала она, и Виктору только оставалось смириться. В знак обиды он отправился покупать сувениры для всех друзей и знакомых, которых ему предстояло встретить во время финального этапа в Барселоне.

Юри осталась сидеть на лавочке на выходе с территории храма с Маккачином, поглаживая пса за ухом и вдыхая морозный воздух. Свой кофе она уже давно допила, выкинув стаканчик ещё на подходе к храму. Пёс, получив достаточно ласки от девушки, улёгся у неё в ногах, и Кацуки с грустью подумала о том, что теперь помимо лап, им с Виктором предстоит отмывать и шерсть на животе. Будь они в Фукуоке летом, всё было бы куда проще, но сейчас было начало декабря, снег только-только выпал, едва успев подтаять и набраться грязи от машин, подошв ботинок и земли.

— Ну что ж ты так, дружок, — пробормотала Кацуки, получив в ответ невинный взгляд чёрных глаз-бусинок. Порой Маккачин своим поведением напоминал ей Виктора. Вот уж точно питомец пошёл в хозяина.

Телефон Юри внезапно запиликал, и девушка поспешила достать его. Сняв блокировку с экрана, девушка мгновенно увидела отметку себя на посте в Инстаграме от Виктора — и когда только успел? — и пару новых сообщений от Канако-сан. Девушка удивилась: что бывшему тренеру так внезапно понадобилось от неё?

«Привет, Юри! Видела пост Виктора в инстаграме. Почему не сказала, что приехала в Фукуоку?»

А затем сразу после:

«Ладно, на самом деле это всё Минами-кун».

«Он поставил себе уведомления на ваши с Виктором аккаунты, и как только увидел, что вы здесь, тут же пристал ко мне, чтобы я тебе написала».

«Такой милый и забавный, не правда ли?»

«Напоминает мне кое-кого…»

Юри вспыхнула: помнится, раньше она тоже с жаром реагировала на все обновления в официальных аккаунтах Виктора в социальных сетях. Ну, а что она могла поделать? Никифоров всегда был её кумиром, она мечтала стать такой же выдающейся фигуристкой, как и он!

Телефон пиликнул новым уведомлением:

«Так вот, к чему я это. Может, пока вы здесь, загляните? Вы вообще надолго?»

Юри ответила:

«Честно, не знаю, но я бы хотела ещё заглянуть к родителям на горячие источники. Так что, скорее всего, завтра уедем в Хасецу, а потом, через пару дней, в Барселону».

Три точки, гласившие о том, что Канако-сан пишет новое сообщение, то появлялись, то исчезали, пока практически через минуту Юри не получила новое уведомление:

«Ладно, раз сегодня, то ничего не поделаешь. Мы с Минами-куном скоро закончим тренировку, так что подходите к Ледовому дворцу. Не против посидеть где-нибудь с нами?»

Юри мгновенно напечатала ответ:

«Конечно!»

«Ждите нас с Виктором минут через двадцать-двадцать пять».

И вышла из чата, вместо этого заходя в Инстаграм. На фотографии, которую выложил Виктор, был запечатлён стаканчик с кофе, который ему купила Юри, а также отметка места и аккаунта самой девушки. В комментариях фигуристу желали приятного аппетита и спрашивали, какой же кофе он пил. Юри улыбнулась и поспешила ответить на один из них.

Так её и застал Виктор: сидящей в телефоне. Он принялся раскачивать небольшой амулет, на котором был вышит иероглиф «удача», прямо перед её глазами, отвлекая от чтения комментариев и заставляя посмотреть на себя. Кацуки приняла небольшой презент, оглянулась, нет ли кого рядом и за шарф потянула Виктора к себе, тем самым заставляя его наклониться, и коротко чмокнула мужчину в щёку.

— А в другую? — тут же спросил он, и Юри со смехом поцеловала его и в другую щёку, после чего поднялась на ноги и потянулась всем телом.

— Раз уж у нас нет никаких особых планов и мы идём куда глаза глядят, так может зайдём к Канако-сан и Минами-куну? Посидим все вместе где-нибудь?

— Я думал, это будет только наше свидание, — немного разочарованно ответил Виктор. — Но я не против. Давненько не видел их, да и Минами, поди, слишком сильно хочет увидеть тебя вновь.

В прошлом Виктор ревновал девушку к Кенджиро, который смотрел на Юри так, словно она была его музой, вдохновением и чуть ли не единственной причиной, почему он вообще до сих пор занимался фигурным катанием. Тогда Никифоров чувствовал свою неуверенность, когда дело касалось Кацуки, он боялся, что девушке больше понравится соотечественник, нежели он, Виктор.

Однако теперь, когда они с Юри состояли в официальных отношениях, мужчина перестал бояться. Да, ему до сих пор не нравились печальные взгляды, которые бросал на девушку Георгий, да и восхищённые вздохи от мужчин-фанатов, когда Кацуки выходила на лёд, не были ему по душе, но всё это уже казалось какой-то мелочью, незаслуживающей его внимания. Кацуки не было дела до всех этих мужчин, она любила только Виктора, так зачем самому Виктору, зная это, волноваться по поводу других? А потому он с лёгкостью согласился встретиться с Минами, к которому начал испытывать что-то сродни умиления: как люди умиляются милым животным, делающим глупые вещи.

— Веди, Сусанин! — хлопнул в ладоши Виктор, заставив Юри непонятливо посмотреть на него.

— Су… санин? — переспросила девушка.

— Я расскажу тебе эту историю по дороге, — пообещал фигурист, предлагая девушке локоть, за который та взялась. Поводок от ошейника Маккачина так и оставался в её руках, так что теперь с одной стороны у девушки был пёс, радостно виляющий хвостом, а с другой — не менее радостный Виктор, повествующий о народном герое, завёдшим поляков в болота и тем самым спасшим русского царя.

Рассказ о самом подвиге был довольно коротким, и Виктор тут же принялся вспоминать абсолютно всё, что он помнил по этой теме, рассказывая и о знаменитой опере Глинки, и о фильмах-экранизациях.

Юри слушала с интересом, впитывая в себя моменты из чужой культуры. До этого в основном лишь Виктор проникался особенностями Японии, так что теперь Кацуки хотела сделать ответный жест и узнать что-нибудь новое о том, что было близко не только Виктору, но и Юрию.

Время за разговором пролетело слишком быстро, и вот Юри и Виктор уже стояли напротив Ледового дворца. Кацуки написала Канако-сан, что они ждут снаружи, и не прошло и трёх минут, как из здания буквально вылетел Минами-кун, резко тормозя перед Юри и низко кланяясь ей в знак приветствия.

— Рад снова вас видеть, Юри-сан! — выпалил он, и его глаза сверкали от счастья.

— И я тебя, Минами-кун. Мне кажется, или ты чутка подрос? — с улыбкой спросила она.

— На целых полтора сантиметра! — гордо выпалил парень, надувшись от гордости. Кацуки припомнила, что Кенджиро как раз был в том самом возрасте, когда мальчики стремительно набирают в росте.

— Как твои тренировки? — спросил Виктор. Минами вздрогнул, как будто испугался, и перевёл на Никифорова взгляд, а тот стоял как ни в чём не бывало. Юри с удивлением посмотрела на мужчину, пытаясь понять, что было причиной столь странной реакции, но Виктор лишь руками развёл.

— О-очень хорошо, — запнувшись, ответил Минами. А затем, будто успокоившись, продолжил: — Я готовлюсь к Чемпионату четырёх континентов, собираюсь в этом году забрать золото.

— Не сильно расстроен, что так и не прошёл в Гран-При?

Минами покачал головой.

— Я не такой талантливый, как Юрий Плисецкий, мне надо много тренироваться ещё и ещё. Но… Юри-сан, спасибо вам за те слова, что вы сказали мне на Кубке Китая! Вы подарили мне уверенность и новые силы! — И он вновь низко поклонился.

— Да уж, если бы не ты, я бы не знала, как откачать этого парня, — сказала подошедшая Канако-сан. — Поздравляю с выходом в финал. Мы все очень переживали за тебя.

— Спасибо, — с нежностью в голосе ответила Юри.

— И чтобы победила в Барселоне, понятно? — тут же пригрозила ей Одагаки, шутливо показав кулак. Юри тут же закивала, обещая, что обязательно заберёт золото. Разве могла Кацуки уйти с серебром или бронзой теперь, когда у неё появилось так много причин для победы, когда много людей верили в неё и ожидали от неё первого места? Конечно, нет.

Юри знала: она обязана победить.

После Фукуоки они с Виктором и Маккачином вернулись к Хасецу, где Юри долго и крепко обнимала родителей и сестру. Мама разрыдалась у неё на плече, постоянно повторяя, как же сильно выросла Юри, отец незаметно утирал слезу гордости, а Мари в знак поддержки ударила девушку по спине так, что у той чуть синяк там не появился.

— Я собираюсь приехать в Барселону и поболеть за тебя! — заявила Мари, широко улыбаясь.

— Ты можешь поехать с нами! Мы уезжаем уже завтра, — предложила Юри, но сестра лишь покачала головой:

— У меня работа, не забывай. Возьму отпуск на Рождество и смотаюсь к вам. Возможно, даже вместе Минако-чан.

— Это было бы здорово, я буду очень вас ждать.

Мари обняла Юри ещё раз, и фигуристка рассмеялась.

Семья Кацуки также была очень рада видеть Виктора, нахваливая его внешний вид и очень извиняясь за ситуацию с Маккачином. Никифоров на это лишь пожал плечами, говоря, что всё в порядке, но Юри знала, что данный инцидент навсегда останется неприятным пятном в его памяти.

Девушка посмотрела на маму и отца, которые принялись суетиться на кухне, на сестру, которая, развалившись на диване, почёсывала Маккачина за ухом, и её сердце затрепетало. До этого она и не догадывалась, как сильно соскучилась по семье за прошедшие полтора месяца. Конечно, они созванивались и переписывались, но ничто не могло сравниться с личной встречей и теми эмоциями, которые она дарила.

— Пойдём отнесём вещи, — предложил Виктор, касаясь плеча девушки и отвлекая её от собственных мыслей. Юри вздрогнула, обернулась на мужчину и кивнула.

— Да, хорошая идея, — кивнула она.

Виктор взял её и свой чемоданы, а Кацуки — их рюкзаки. Поднять по лестнице всё это добро, которое с ноября стало в разы тяжелее из-за сувениров, было не так просто, но они справились. Никифоров, забравшись на второй этаж, ещё какое-то время разминал поясницу, ругаясь, что он — фигурист, а не грузчик. Юри над этим лишь посмеялась.

Виктор отдал ей её чемодан, и девушка вошла в свою комнату, которая была прибрана к её приезду. Вдохнув поглубже родной запах и распахнув окно, девушка завалилась на кровать, раскидывая руки и ноги в разные стороны. Она неимоверно скучала по этому месту.

Юри не знала, сколько времени так пролежала, но в её дверь постучали, а после она отворилась. Кацуки присела на кровати, замечая на пороге Виктора, который уже успел переодеться в домашнее.

— Ты что, всё это время валялась? — спросил он. Юри в ответ лишь кивнула и вытянула руки, приглашая Никифорова в объятия. Тот деловито прикрыл за собой дверь и в несколько широких шагов приблизился к девушке, смыкая руки у неё за спиной и кладя подбородок ей на плечо.

Они застыли так на какое-то мгновение, а потом Юри, чуть краснея, откинулась назад, прямо на подушки, и Виктор полетел за ней, падая сверху. Раздался смех.

— Я так рада оказаться дома, пусть и всего на день.

— Я тоже, — ответил мужчина, чуть отстраняясь от Юри и смотря ей прямо в глаза.

Девушка не знала, кто потянулся первым, а может, они вместе, но их губы слились в лёгком поцелуи, а объятия из крепких стали нежными. Кацуки провела рукой по щеке Виктора вверх, прямо к виску, к серебристой чёлке, убирая её наверх. Виктор же погладил девушку по талии, вторую руку положив на макушку.

Они целовались и никак не могли остановиться, будто поцелуи были их воздухом, будто их всё не хватало, чтобы насытиться друг другом.

Наконец, Виктор оторвался первым, тяжело дыша.

— Я люблю тебя, — внезапно произнёс он, и сердце Юри затрепетало.

— А я люблю тебя, — нежно ответила она, большим пальцем поглаживая щёку мужчины и вновь коротко целуя его в губы.

Виктор засмеялся, ложась к девушке и перекатываясь на спину рядом с ней. Они смотрели в потолок, тяжело дыша и широко улыбаясь. Юри ещё никогда не чувствовала себя такой влюблённой и такой счастливой.

Виктор изменил её жизнь, Виктор изменил её саму, и Юри была благодарна ему за это. Если бы однажды она не увидела Никифорова по телевизору, если бы однажды он не приехал к ней в Хасецу, то где бы она сейчас была? Кем бы она сейчас работала? Юри не знала.

Никогда в жизни ничто не тянуло её сильнее, чем лёд и пара новых коньков. Да, фигурное катание было жестоким спортом, стирающим ноги в кровь, заставляющим мышцы и кости ныть от боли и напряжения. Заниматься фигурным катанием — всё равно, что прожить более-менее полную жизнь максимум до тридцати лет — и то это уже считалось почётным возрастом для фигуриста — а потом выйти на пенсию, чтобы всё оставшееся время с грустью смотреть на лёд, понимая, что никаких новых соревнований больше не будет.

Юри знала, что когда Виктор впервые приехал к ней в "Ю-Топию", он был близок к этому вегетативному состоянию фигуриста, даже больше не физически, а морально. Никифорову было уже двадцать семь лет, скоро исполнится двадцать восемь, и пусть его тело и в особенности колени пребывали в удивительно хорошем состоянии, сам он уже был готов сдаться, даже не потому, что срок его жизни, как фигуриста, подходил к концу, а потому, что он вымотался, устал, утратил былой интерес.

Жизнь всегда пролетала мимо него, Виктор всегда куда-то бежал, стремясь забрать первое место. Но здесь, в далёком уголке Японии, он наконец-то остановился, огляделся, начал дышать и жить. К нему вернулся былой азарт и восторг, Кацуки видела, что он всё больше и больше горел мыслью вернуться на лёд, и Юри была счастлива, что именно ей удалось зажечь былую искру в своём самом любимом человеке.

Девушка прикрыла глаза, прижимаясь к боку Виктора. Теперь они были друг у друга.

* * *

На обед мама Юри приготовила свой фирменный вкуснейший кацудон. Виктор был в восторге. Кацуки с трудом уговорила его не наедаться, так как им надо было заглянуть к семье Нишигори, которые, узнав о прилёте друзей, позвали их к себе в гости на ужин.

Юри немного помогла родителям в «Ю-Топии» с мелкими делами, пока стрелка на часах не дошла до четырёх вечера, и они с Виктором не поспешили к Юко, Такеши и тройняшкам. Глядя на их счастливую семью, Юри вспоминала, как раньше смотрела на них и думала о том, что тоже хотела бы однажды найти человека, который останется с ней на всю жизнь. Подумать только, это было всего полгода назад, она была одинока и не знала, что делать после провала финала Гран-При, а теперь с ней был Виктор, подарившей ей любовь и мотивацию, цель на этот год.

Юри долго обнимала тройняшек, приняла подарки от каждой в виде довольно корявых, но таких милых сердцу рисунков её самой, а также выслушала все истории, что скопились у девочек за всё то время, что они не виделись.

Юко приготовила вкусный ужин, а Такеши накрыл на стол и достал праздничное саке. Они еле поместились за столом всемером. Виктор много болтал, и пусть семья Нишигори не до конца понимала всё, что он говорил, так как Никифоров был склонен к слишком быстрому темпу, а Юко и Такеши не являлись знатоками английского, атмосферу это не портило. Что касается Юри, то она была счастлива вновь оказаться в компании лучших друзей — совсем как много лет назад.

Уже ближе к вечеру, помогая Юко сгрузить тарелки в посудомойку, пока тройняшки увели Виктора и Такеши играть с ними в новые игрушки, Кацуки как бы невзначай сказала:

— Мы с Виктором вместе.

— Наконец-то, — спустя пару секунд молчания выдохнула Нишигори. А затем хитро улыбнулась: — Как это произошло? Кто кому предложил встречаться? Как давно? Почему сразу не сказала?

Юри шикнула на слишком возбудившуюся подругу.

— Не говори пока никому, даже Такеши-куну и девочкам. Даже моим домашним. Это секрет.

— О, а чего так? — удивилась Юко.

— Мы хотим дождаться финала Гран-При. Боюсь, если это всплывёт наружу сейчас, ни мне, ни Виктору лучше не будет. Тем более, на меня сейчас и так оказывается большое давление из-за финала. Представь, что со мной станет, если на меня польётся волна негатива из-за отношений? Или если каждое СМИ будет мусолить эту тему до конца соревнований? Я хочу спокойно выступить и завершить этот сезон, а не выслушивать потоки ненависти.

Юко грустно посмотрела на Юри, а затем крепко обняла её, кладя голову на плечо подруги.

— Я — могила, — пообещала она. — И… И спасибо, что доверилась мне.

Кацуки обняла её в ответ, закрывая глаза. Она долго думала, надо ли вообще кому-нибудь рассказывать о том, что они с Виктором теперь пара, и в конце концов решила довериться лучшей подруге. Та, как минимум, заслуживала это знать.

— Сразу вспоминаю, как ты фанатела по Виктору и вешала его плакаты у себя в комнате, — посмеялась Юко, и Юри ударила её по спине, мол, замолчи.

Посмеиваясь, они закончили загружать грязную посуду в посудомойку, а Юри ответила на самые животрепещущие вопросы Нишигори, под конец вновь прося никому не рассказывать. А затем обе присоединились к тройняшкам, наблюдая за тем, как Виктор выразительно и даже слегка переигрывая выполнял роль прекрасной принцессы, пока Такеши был злой ведьмой. Храбрым принцем была Аксель, её отцом — Луп, а прихвостнем ведьмы — Лутц.

В «Ю-Топию» Виктор с Юри вернулись только ближе к ночи и сразу же завалились спать. Вообще, Виктора разместили в той же комнате, что и раньше, однако он так же, как и раньше, вместе с Маккачином посреди ночи пробрался к Юри, чем разбудил девушку. Она посмотрела на него со выражением вселенской смиренности и лишь махнула рукой, поворачиваясь к мужчине лицом и снова засыпая. Тот, широко улыбаясь, придвинулся ещё ближе и коротко чмокнул спящую Кацуки.

На следующий день с раннего утра они готовились к отъезду.

Юри по-быстрому перебрала чемодан, выгружая те вещи, которыми за всё это время так и не воспользовалась, и кладя вязаные свитера и тёплые колготки. Виктор же достал новый ошейник и несколько игрушек, которые купил для Маккачина ещё в Москве. Пёс был счастлив.

Их вылет был назначен на три часа дня. Юри грустила, что ей не удалось провести побольше времени с друзьями и семьёй, она так и не зашла к Минако-сан, которая долго сетовала на это, так и не посетила родной Ледовый дворец, но у них с Виктором просто не было времени. На дворе стояло двенадцатое декабря, первый день финала был назначен на двадцать первое число. Оставалось всего девять дней до короткой программы.

В аэропорту Юри долго прощалась с родителями и друзьями, обещая, что обязательно выиграет золото в этом году. Маккачин жалобно скулил у них в ногах, и Виктор, садясь на корточки и поглаживая пса по голове, обещал скоро вернуться. У Юри же разрывалось сердце: как бы она ни хотела взять пса с собой, они не могли. Долгие перелёты окажутся для него лишней нервотрёпкой, да и ему придётся оставаться совсем одному в номере отеля на слишком долгое время: Юри и Виктор будут во всю готовиться к финалу, проводя большую часть времени вне дома.

Уже сидя в самолёте рядом с Никифоровым, который старательно фотографировал вид из иллюминатора, Кацуки думала о том, как сильно она устала. Она всегда плохо переносила перелёты и связанную с ними смену часовых поясов. Девушка каждый раз сильно выматывалась, и в первый день — а зачастую вечер — только и могла, что валяться в кровати и дрыхнуть до тех пор, пока её не разбудят.

Им предстояло провести в дороге почти тридцать часов, сделав две пересадки: одну в Токио, а вторую — в Дохе. Проблема пересадки в Токио заключалась в том, что они из аэропорта «Ханеда» должны были час, а то и полтора, добираться до аэропорта «Нарита», и при всём при этом им надо было успеть пройти паспортный контроль и прибыть на самолёт желательно за час до его отправления.

Юри оставалось лишь смириться. Конечно, можно было ехать из Фукуоки до Токио на поезде, но на самолёте дорога занимала куда меньше времени, да и цены не сильно разнились.

Прикрыв глаза, Кацуки стала дожидаться скорого прилёта в столицу.

Прибыв в отель в Барселоне, который находился всего в паре шагов от Ледового дворца, Юри тут же свалилась спать. Они прилетели в час дня, ещё полчаса потратили в аэропорту на оформление и багаж, ещё двадцать минут на дорогу до отеля и полчаса на то, чтобы привести себя в порядок после утомительного путешествия. Лишь к трём часам Кацуки, махнув рукой на переполненного энергией Виктора, легла спать, практически мгновенно засыпая.

Виктор в этот момент лишь тяжело вздохнул: его девушка — он до сих пор не до конца верил в то, что Юри теперь его девушка — слишком плохо переносит такие длительные перелёты, из-за чего каждый раз вынуждена отсыпаться.

Решив дать Юри отдохнуть, Виктор отправился прогуляться. В холле отеля его мгновенно окружили репортёры, и Никифорову не оставалось ничего другого, кроме, как встав в позу покрасивее, начать давать интервью.

Вопросы у журналистов были стандартными: как он оценивает программу Юри, кто, как он думает, победит в этом году, какие прогнозы даёт, не желает ли вернуться на лёд. Были также вопросы и про его внезапный уход в после короткой программы на Кубке Китая, породивший много слухов, и Виктор поспешил разъяснить ситуацию.

Он улыбался, много шутил и чувствовал себя по-настоящему живым. Без надобности выходить на лёд здесь и сейчас, мужчина чувствовал себя очень странно, непривычно. Тем не менее, он был даже рад: у него впервые за последние двадцать лет появился год передышки, когда он мог не волноваться о том, как выступит в предстоящем сезоне.

Когда время приблизилось к четырём, а желудок Виктора напомнил ему о том, что он давненько не ел, мужчина поспешил распрощаться с журналистами и улизнуть на улицу.

Он уже не раз бывал в Барселоне, а потому знал, в каких ресторанах была самая вкусная еда. Сердце требовало паэльи с морепродуктами, и Виктор не собирался ему в этом отказывать.

Он шёл неторопливо, осматривая город, который вовсю готовился к Рождеству: за всеми этими хлопотами, связанными с Гран-При, он совсем позабыл о надвигающихся праздниках, что в свою очередь напомнило ему о том, что у него нет подарка ни для Юри, ни для её семьи, ни для Юрия, ни для Якова и ни для кого из российской сборной и друзей-иностранцев.

Поэтому Виктор, найдя нужный ему ресторан и сделав там заказ, принялся в заметках на телефоне писать, для кого какой подарок лучше всего подойдёт. Большинство идей, правда, сводились к бутылке хорошего джина или виски.

Накидав примерный список, Виктор принялся за еду, размышляя, когда можно отправиться за покупками. Скорее всего, Рождество они с Юри проведут в Барселоне, а вот после…

Никифоров задумчиво посмотрел на календарь. Двадцать девятого числа его мать выпишут из стационара, в котором она раз в полгода проводила месяц, находясь на лечении. Тридцать первого будет Новый год.

Рука Виктора зависла над телефоном. Он стиснул зубы. Мысль, проскользнувшая в голове, была дерзкой, неожиданной, внезапной, но такой желанной, что сдержаться было сложно. Его отношения с матерью были не идеальными, Светлана Владиславовна была слишком резкой женщиной, законченной фаталисткой, которая никак не могла оставить прошлое в прошлом, обвиняя сына в том, в чём он не был виноват. Тем не менее, смотря на отношения Юри с её семьёй, Виктору тоже хотелось чего-то подобного. Быть может, под Новый год им удастся наладить отношения и наконец-то стать семьёй?

Мысль была столь же страшна, как и желанная. В первую очередь мужчина боялся, что из-за его хотелки они с матерью опять разругаются на пустом месте, из-за чего весь праздник пойдёт коту под хвост.

Никифоров тяжело вздохнул. Ему надо было посоветоваться.

Зайдя в контакты на телефоне, мужчина пролистал их вниз, доходя до номера тёти, родной сестры матери, которая приглядывала за ней все эти годы. Палец мужчины замер над её контактом и задрожал.

Виктор думал.

В конце концов, он пролистал список ещё ниже, находя там Якова: лучше посоветоваться сперва с тем человеком, который заменял ему отца, и лишь потом звонить тёте.

— Алло, Яков, как дела? — начал он самым доброжелательным тоном, когда бывший тренер взял трубку и недовольно спросил, что Виктору от него надо.

Настроение Никифорова резко улучшилось: уж что-что, а доставать Фельцмана он ещё со времён юниорства любил.

* * *

Юри проснулась лишь на следующее утро, с трудом отрываясь от подушки и оглядываясь. Ей понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить, где она сейчас находилась. Отель в Барселоне.

Девушка села, хватаясь за голову, которая болела так, будто вчера Кацуки пила всю ночь. Простонав сквозь зубы и припомнив, что где-то в рюкзаке у неё была таблетка, Юри встала. И замерла на месте от увиденной ею картины.

На полу валялась пустая бутылка от шампанского, рядом — две от вина. На прикроватной тумбочке Виктора стояли два пустых стакана, а в кровати тренера спал сам Виктор, обнимаясь с полуголым Кристоффом.

Юри протёрла глаза, но картина перед ней не изменилась.

Что ж, она определённо не хотела знать, чем вчера занимались эти двое.

Взяв из рюкзака пенку для умывания, зубную пасту с щёткой, а также тоник, девушка направилась в ванную. Пока она чистила зубы, её живот призывно урчал, давая ей знать, что пора бы и поесть. Юри раздражённо цокнула, думая о том, что перед едой ей надо будет как-нибудь разбудить своего горе-тренера и его друга-соперника.

Закончив с умываниями, Кацуки расчесалась, убирая волосы в высокий хвостик и надевая очки на переносицу. Теперь она была готова к новому дню.

Выйдя обратно в комнату, девушка посмотрела на время. Девять часов утра. Ледовый дворец откроется через час, а это значит, что у них ещё есть время.

Юри приблизилась к тренеру, от которого несло перегаром, и принялась пихать его в бок, но это не помогло, Виктор лишь что-то пробурчал на русском и продолжил спать. Тогда девушка принялась щекотать торчащую из-под одеяла пятку, вызывая приступ смеха. Никифоров резко дёрнул ногой, коленкой ударяя прямо в икру Кристоффа, который от подобного распахнул глаза, жалобно мыча.

— Доброе утро, — улыбнулась Юри, помахав ему рукой.

— Который час? — прохрипел он.

— Девять тринадцать. Если не хотите, чтобы ваш тренер читал вам лекцию, очень советую прямо сейчас вернуться в свой номер и привести себя в порядок.

Кристофф издал нечленораздельный звук и с трудом поднялся. Он был одет в одни стринги-плавки, и Юри, чувствуя, как краснеют её щёки, резко отвернулась. Тем временем Джакометти поднял халат, валяющийся на полу, и пошатывающейся походкой направился к двери, напоследок желая Кацуки хорошо провести день.

Что ж, теперь в комнате остались только они с Виктором. Девушка вновь несколько раз толкнула мужчину, и тот с трудом разлепил глаза.

— У нас тренировка скоро, а тебе надо помыться и поесть, — произнесла она. Виктор как-то рвано вздохнул, а потом широко улыбнулся.

— Ю-ю-юри, любовь моя, как я рад тебя видеть! — И вытянул руки с губами, чтобы обнять девушку и крепко поцеловать ей. Кацуки увернулась.

— И не надейся, пока не будешь пахнуть как человек и не почистишь зубы! — пригрозила она пальцем. Никифоров на это лишь разочарованно замычал, кое-как перекатываясь к краю кровати и садясь на ней. Со смущением Юри поняла, что Виктор тоже был в одних лишь купальных шортах.

Бросив тренеру халат, девушка выпроводила его в ванную, дабы тот помылся, а сама, пока Виктора не было, переоделась из спальной одежды в спортивную форму: после шведского стола на завтрак им предстоит отправиться на каток. Юри уже пять дней не вставала на коньки, но каждый день делала разминку-зарядку, дабы не потерять форму и гибкость.

Кацуки была уже готова, а Виктора всё не было, и тогда девушка, прибрав их постели, взяла в руки телефон с кучей новых уведомлений на нём. Несколько из них были отметками в твиттере и инстаграме от фанатов, которые вчера заметили их с Виктором прилёт в Барселону. Другие были отметками на фотографиях от СМИ, опубликовавших вчерашнее интервью Никифорова, который успел дать его сразу после того, как Кацуки отрубилась. И, наконец, третьи были новыми сообщениями. Часть из них пришла от семьи и друзей из Японии, спрашивающих, как они добрались, часть — от других фигуристов.

«А я уже в Барселоне!!!»

«Слышала, ты тоже недавно приехала. Может, встретимся?»

«Хэй, ты почему не отвечаешь?»

«Ладно, отбой, я написала Вите, он сказал, что ты спишь, так что спи».

Юри улыбнулась: Мила, как всегда, была на позитиве. Извинившись перед подругой и пообещав встретиться сегодня на катке, Кацуки перешла в чат с наибольшим количеством сообщений. Конечно же, это был чат с Пхичитом.

Друг прислал ей много фотографий, большая часть из которых была его селфи на фоне абсолютно любых зданий в Барселоне. Там также были фотографии с Селестино, который набил щёки едой и теперь пытался всё это прожевать. Юри хихикнула.

«Я ждал тебя весь вечер, но ты так и не ответила (｡╯︵╰｡)».

«Поэтому сначала я немного обиделся, а потом вспомнил о том, какая ты соня, так что…»

«Лови кучу фоток, на которых мы могли бы быть вместе, если бы ты сейчас не дрыхла в своей кровати!»

И вслед за этим сообщением ещё с пару десятков новых, где было ещё больше фотографий. Юри посмеялась.

«Кстати, лучшие из них уже в инсте, так что бегом лайкать!!!!!!»

Кацуки закатила глаза, отправила другу смайлик с высунутым языком и послушно отправилась в инстаграм, где принялась листать ленту. Оказывается, вчера она пропустила довольно насыщенный день. Многие фигуристы уже приехали в Барселону и сейчас гуляли по популярным туристическим местам, делая новые фотографии. Больше всех, конечно, отличился Пхичит, а вот второе место, что удивительно, занял Кристофф с кучей фотографий, где он один или с Виктором в одних плавках сидели в бассейне и распивали шампанское.

Юри залилась румянцем и заблокировала телефон. Так вот, чем эти двое вчера занимались.

Девушка откинулась на кровати, когда замок двери в ванную щёлкнул и оттуда вышел Виктор, укутанный в махровый халат.

— Сейчас высушу волосы, переоденусь и пойдём, — улыбнулся он, и Юри подняла руку, показывая знак «окей».

Никифоров какое-то время шуршал в чемодане, доставая всё нужное, а затем отправился обратно в ванную, откуда вскоре донёсся звук фена. Кацуки продолжила лежать, поднявшись лишь тогда, когда дверь снова отворилась. Удивительно, но Виктор не выглядел так, будто вчера всю ночь пил с Кристоффом.

— Пойдём? — улыбнулся он. Юри кивнула, подошла к Никифорову и, встав на носочки, коротко чмокнула его в губы, после чего отстранилась с лёгкой улыбкой и взяла своё пальто вместе со спортивной сумкой.

— Я же обещала, — сказала она, и взгляд Виктора вспыхнул искорками смеха. Он притянул девушку обратно к себе, целуя основательно и как следует, от чего та вновь немного покраснела.

Никифоров отстранился, с любовью глядя на Юри, и сердце девушки на мгновение замерло, чтобы вновь забиться где-то в горле. Она, кажется, до сих пор не могла поверить, что всё это происходило именно с ней.

После первой же тренировки, сидя в гостиничном номере, Виктор предложил довольно неожиданную идею: выступить в конце соревнований с парным показательным выступлением. До этого Юри уже выступала с показательными, но не в этом и не в прошлом сезонах. Тем не менее, предложение выступать парно…

Одиночное фигурное катание и парное были абсолютно разными вещами. В одиночном фигурист всегда зависел только от себя самого и от своих собственных умений. Он существовал в гармонии со льдом и брал на себя всю ответственность за происходящие на нём. Это был одиночный вид спорта.

Парное фигурное катание уже считалось командным спортом, потому как единение льда и фигуриста разбавлял ещё один человек, тоже фигурист. Теперь результат зависел не только от собственных умений, но и от умений партнёра. Одна ошибка — и проиграют оба.

К тому же, на взгляд Юри, парное катание было в разы травмоопасней одиночного.

Именно поэтому она со скепсисом отнеслась к предложению Виктора. Однако сам Никифоров слишком хорошо знал Юри, а потому предусмотрел возможную реакцию Кацуки:

— Во-первых, ничего опасного. Я люблю тебя, а потому и рисковать тобой не стану. Никаких сложных поддержек, выбросов и всего, что только можно. Во-вторых, я знаю, что сейчас не очень много времени на что-то постороннее, а потому предлагаю не заниматься экстренным придумыванием нового номера, а взять старый, который мы с тобой хорошо знаем.

— О чём ты? — заинтересовалась Кацуки.

— Моё прошлогоднее выступление. Ты знаешь его, я — тем более. Мы можем чутка его переделать — и вуаля! Новый парный номер готов!

Голубые глаза Виктора сияли так ярко, что Юри не могла сказать «нет».

— Всё с него началось, — медленно проговорила девушка, — так почему бы им и не закончить?

И в следующий момент её схватили в стальные объятия, расцеловывая в обе щеки. Кацуки засмеялась, шутливо уворачиваясь от поцелуев. А затем она положила руки на шею Виктора и притянула его к себе, касаясь его губ своими.

— Тогда проработка номера на мне, — пообещал Никифоров, кладя голову на плечо девушки. — Обещаю сделать всё в лучшем виде.

— Я и не сомневаюсь, — ответила ему Юри.

Их прервал стук в дверь и недовольный голос Юрия. Кацуки тут же расцепила объятия, поспешив к двери, за которой стоял Плисецкий.

— Извините, что прерываю моменты милования, но мы сейчас пойдём на ужин, и Мила решила, что было бы неплохо пригласить и вас.

— О, это замечательно! — хлопнула в ладоши Кацуки. — Мы с радостью присоединимся!

— Тогда через десять минут в холле. — И ушёл.

Юри была невероятно счастлива провести время с российской сборной. Она чувствовала себя обязанной Якову за его помощь во время инцидента с Маккачином, а потому считала, что должна ему чем-нибудь отплатить, вот только не знала, чем. Она пыталась поспрашивать Виктора, и тот предложил подарить Фельцману какой-нибудь хороший алкоголь. Юри идею восприняла с некой долей сомнения, но и сама ничего другого придумать не смогла.

Девушка достала из чемодана плотно запакованную бутылку с довольно крепким саке, которую она купила ещё в Фукуоке. Саке сделала одна из лучших алкогольных фирм Японии, зарекомендовавшая себя на рынке уже очень давно, и Юри решила, что лучше этого саке ей уже ничего не найти.

Переложив бутылку в подарочный пакет, тоже купленный в Японии, Кацуки переобулась в кроссовки и обернулась на Виктора: тот сменил чёрную кофту на белый свитер и был готов выдвигаться.

Ужин проходил в ресторане отеля, где был шведский стол, а потому на улицу выходить не надо было.

При походе к холлу на Юри налетела Мила, обнимая девушку и щебеча о том, что она уже успела по ней соскучиться. Кацуки обняла подругу в ответ, вновь поздравив с победой на кубке Ростелекома и пообещав не проиграть в этот раз.

В этот раз у Якова в финал прошли только двое: Юрий и Мила, однако некоторые другие фигуристы, с которыми Юри уже встречалась в Петербурге несколько месяцев назад, также прилетели поддержать своих финалистов. Однако среди прибывших не было Георгия, и это одновременно и расстроило девушку, и обрадовало. Обрадовало — потому что не пришлось бы испытывать неловкости за ужином. Расстроило — потому что она хотела остаться с ним друзьями, но тот сам не писал, а на редкие сообщения даже не отвечал, что заставило Юри думать, что Попович её избегает.

Стараясь отвлечься от неприятных мыслей, Кацуки направилась к Якову и с улыбкой протянула ему подарочный пакет.

— Я хотела бы поблагодарить вас за всё в России, — произнесла она.

— Всё в порядке, — отмахнулся мужчина, но подарок принял, явно став довольнее, когда увидел содержимое. А вот Лилия наградила бывшего мужа хмурым взглядом, но промолчала.

Юри едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Виктор рассказывал, что Яков и Лилия долгое время любили друг друга и много лет прожили в браке, однако не всё шло так гладко, как им двоим хотелось бы. В итоге они решили развестись, но остались если не близкими друзьями, то хорошими партнёрами: Лилия часто навещала Ледовый дворец в Питере и помогала Якову с новыми учениками, а в преддверии Гран-При этого года вовсю готовила Юрия, собираясь сделать из него прима-балерину на льду. Юрий, в свою очередь, не просто смирился со своей участью, а изо всех сил стремился к цели, ибо где-то впереди постоянно мелькало раздражающее лицо Жан-Жака.

Они заняли один из самых больших столов и отправились набирать еду со шведского стола. Так как все фигуристы придерживались строгой диеты, а особенно Юри, которая слишком просто набирала лишний вес, для них выбор еды был весьма ограничен. Юрий плевался, ворча, что хочет нормальный гамбургер, но вместо этого ему достались такие же паровые тефтели, что и Юри. Кацуки также предложила парню неплохой салат с авокадо и грибной крем-суп.

Виктор, с гаденькой улыбочкой наблюдая за страданиями друзей и возлюбленной, взял себе кусок пиццы и довольно жирненькую кесадилью с курицей.

— Чтоб он о ноги свои запнулся, — раздражённо пробормотал Юрий, ставя тарелки на стол и садясь. Юри устроилась рядом с ним, успокаивающе погладив парня по руке.

— Да ладно, зато представь, какой выговор ему устроит Яков, когда он вернётся в спорт.

— Виктор вернётся в спорт? — удивился Плисецкий. — Разве он не решил его навсегда покинуть?

— Нет, — покачала головой Юри. — Возможно, изначально это было так… Но теперь Виктор выглядит совсем иначе, чем год назад. Он хочет вернуться на каток — я это вижу. Так что в следующем году именно он будет твоим основным соперником.

Юрий задумался, зачёрпывая горячий суп и дуя на него.

— Что ж, это просто отличный повод утереть старикану нос! — воодушевился он.

— Кто кому там что утрёт? — поинтересовался Никифоров, садясь рядом с Юри и с улыбкой смотря на Плисецкого, ответить которому не дал подошедший Яков.

Вскоре все фигуристы вновь собрались за столом, начиная ужинать и переговариваться. Юри в основном болтала с Юрием, расспрашивая его об успехах в школе и на соревнованиях.

— У нас с тридцатого числа каникулы начнутся, и продлятся они вплоть до девятого января, — поделился он. — Успею на последние дни перед каникулами, придётся писать несколько контрольных за пару дней.

— Это ужасно, — покачала головой Кацуки. — Разве нельзя после каникул? Ты и так вымотан из-за соревнований, вряд ли у тебя есть время учить всё это…

— Да пофиг, главное хотя бы трояк получить, — отмахнулся парень. — Яков, конечно, будет недоволен, но золотая медаль заставит его закрыть на оценки глаза. Да и, думаю, учителя дадут мне поблажку из-за Гран-При.

Юри понимала, о чём говорил Плисецкий: ещё когда она училась в средней и старшей школе, да и в университете тоже, учителя и преподаватели спокойно относились к её прогулам из-за соревнований. Они обычно поддерживали её и желали победы, давали побольше дней для подготовки к контрольным и оценивали мягче, чем её одноклассников. Кажется, в России было что-то похожее.

— А что за контрольные? Сложные?

— Ну… Такое себе. Самый сложный экзамен будет в следующем году, а пока так, фигня. Авось спишу как-нибудь — и пофиг.

Юри промолчала. Она выросла в среде, где списывать было не принято, однако Юрий рос в стране, где студенты выдумывали самые изощрённые и незаметные способы списать.

— Во всяком случае, я желаю тебе удачи. Сложно или нет, спишешь или нет — удача лишней не будет.

Плисецкий улыбнулся, что было довольно редким явлением на его всегда хмуром лице. Рядом раздался щелчок — это Мила, сидевшая напротив, поспешила запечатлеть представшую перед ней картину.

— Кому скажу — не поверят, — поделилась она под злобные восклицания Юрия. — Кстати, а это там не Эбби с Маргарет и Анной?

Юри обернулась: и правда, трое фигуристок сидели за одним столом, переговариваясь. Если с Маргарет и Анной Кацуки уже встречалась лично, но с Эбби — нет. Эбби была гражданкой США, ей было всего шестнадцать лет, и Гран-При в этом году стало её первым испытанием.

— Интересный факт: в этом году в Гран-При участвовало две Маргарет, — поделилась Мила, понижая тон голоса. — Та, что Розз, родом из Америки. Она взяла первое место в Японии, но из-за того, что до этого провалилась в Канаде, не прошла в финал. А вот та, что Дюбуа из Франции, похоже, намеревается забрать золото.

— Ага, я её подметила уже давно, — кивнула Юри. — А что насчёт Анны? И… Как там Гоша-сан? Он в порядке?

— Ну, он прорыдал мне в трубку целый вечер из-за того, что ты его отшила, но, насколько знаю, он уже позвал какую-то девушку на свидание в Питере.

Юри чуть побледнела: она не ожидала, что история о влюблённости в неё Поповича в итоге станет известна ещё и Миле. И, кажется, Юрию тоже, потому что тот отвлёкся от разговора с сидящим по левую руку от него фигуристом и посмотрел на Милу.

— Кхм, — кашлянула Юри. — А что скажешь насчёт последней? Марты? Я встречалась с ней в прошлом году в финале, она вроде забрала бронзу.

— О, ну, в этом году она выглядит куда собраннее, чем в прошлом, но, кажется, до сих пор боится выступать перед огромной публикой. Думаю, это заставит её ошибиться, — поделилась Бабичева. — Кстати, а что насчёт тебя? Не волнуешься?

— Нет, всё в порядке. В этом году я сильнее, чем в прошлом. Всё же тогда…

Юри отвела взгляд, стараясь не вспоминать о смерти любимого пса и том ужасном волнении, что она испытала перед тысячью зрителей и десятком камер. Сейчас она переросла это. Вик-чан остался приятным воспоминанием, греющим сердце, а зрители более не так сильно пугали Кацуки. Теперь у неё были люди, готовые поддержать её в любой момент, и их поддержка дарила моральные силы противостоять пристальному вниманию тысячей глаз.

— Ладно, давай не будем о грустном! — перебила её Мила. — Итак, ты видела новые фотографии Кристоффа? Скажи же, что он секси.

Юри посмеялась, не став говорить, что она не просто видела эти фото, но и на следующее утро провожала полуголого Джакометти из их с Виктором номера.

Подготовка к финалу шла полным ходом. Виктор сдержал обещание и переделал свой прошлогодний номер в парный, продемонстрировав его Юри. Кацуки, в свою очередь, оценила проделанную работу. Выступление не было особо сложным, но вот с балансом и поддержками требовалось поработать. Чем, собственно, они и занялись.

Руки на талии Юри были горячими, даже несмотря на то, что они с Виктором находились на льду. Хватка Никифорова была крепкой, но не причиняла боли. Он поднимал легко Юри, умудряясь при этом держаться на коньках и проезжать какое-то расстояние.

И Юри… Она впервые поняла, что именно фигуристы находят в парном катании. Да, это было травмоопасно, теперь на ней была ответственность ещё и за Виктора, но… Но это доверие, которое она испытывала, эти бережные касания и практически интимное чувство единения того стоили.

Нет, Кацуки никогда не подастся в парное катание, всё же её страстью было одиночное, но теперь она явно будет чаще выходить на лёд за руку с Виктором.

И вот, получив новый заряд бодрости и вдохновения после утренней тренировки, где Юри вновь прокатала свои короткую и произвольную программы, а также показательное выступление, они с Виктором отправились бродить по городу.

До финала оставался один день, — завтрашний — а потому Виктор решил, что было бы неплохо посетить самые знаменитые достопримечательности города. Тем более, что Юри мало того, что требовалось немного отдохнуть и разгрузиться, так она, будучи в Барселоне примерно неделю, так ничего толком и не посмотрела.

В первую очередь Юри потащила Виктора к дому Мила, где Виктор сделал несколько прекрасных фотографий. Затем уже Виктор отвёл Юри в музей Пикассо, и пусть девушка не была фанатом кубизма и сюрреализма, ей небольшая экскурсия уж очень понравилась.

Затем они с Виктором отобедали в ресторане, где им принесли невероятно вкусный гаспачо с хрустящими тостами. Голодная как незнамо кто, Юри довольно быстро съела свою порцию, после чего заказала себе ещё баклажанов с красным перцем и поделилась ими с Виктором.

Попивая вино, Юри листала ленту в Инстаграме, замечая, что не только они с Никифоровым решили отдохнуть сегодня, но и многие другие фигуристы. Больше всего девушку привлекла фотография от фан-клуба Юрия.

— Ого, Юрио-кун нашёл себе друга, — улыбнулась девушка, демонстрируя Виктору фото, на котором Отабек Алтын, фигурист из Казахстана, катал Юрия на своём мотоцикле.

— О боже, я просто обязан рассказать Юрио, как сильно я за него рад! — всплеснул руками Виктор, доставая свой телефон и принимаясь активно что-то печатать в нём. Кацуки посмеялась, прекрасно понимая, что Виктором двигала не только искренняя радость за подопечного, но и желание позлить его.

После обеда они вновь отправились путешествовать, делая новые и новые фотографии, пока Виктор не затащил Юри на улицу Рамбла — самую популярную улицу среди туристов, где находилась куча магазинчиков, и Никифоров явно решил посетить их все. Юри оставалось только смириться и следовать за неугомонным возлюбленным.

Они заходили куда только можно: и в магазин одежды, где Виктор купил им парные шапку с шарфом, и в магазин мармелада, и в магазин орехов, и в магазин с сувенирами, и в магазин для профессиональных спортсменов.

Они бродили несколько часов, таская тяжёлые сумки, пока, наконец, Юри окончательно не выдохлась и не расселась на скамейке.

— Иди куда хочешь, я останусь здесь, — произнесла она.

— Но мы ещё столько мест не посетили! — возразил Виктор.

— Давай хотя бы пакеты отнесём в отель, а потом — куда хочешь. Руки ужасно болят, да и неудобно…

Никифоров с секунду помолчал, а потом бодро кивнул: ему и самому было не очень удобно таскаться с сумками наперевес. В итоге, спустя минут десять отдыха на довольно прохладной скамейке, они отправились в отель, где Юри радостно сгрузила все пакеты в номер и растёрла ноющие запястья.

Виктор задумчиво осматривал покупки.

— Что-то случилось? — спросила девушка.

— Пакет с орехами, его не хватает, — ответил он. Юри напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядел тот пакет. Вроде, коричневый с зелёным изображением-маркой магазина.

— Можем вернуться и поискать, — предложила Кацуки. И тут же строго добавила: — Но без новых покупок.

Виктор грустно вздохнул, но согласно кивнул. В итоге они вернулись обратно на улицу Рамбла, гуляя по ней и заходя в магазины и спрашивая про пакет. Но, как оказалось, ни один продавец его не видел.

— Ну, либо его украли, либо… — Юри замерла, вспоминая, где они могли бы потерять этот несчастный пакет.

Схватив Виктора за руку, девушка уверенным шагом пошла вперёд. Когда несколькими часами ранее она в конец вымоталась и села на скамейку, дабы отдохнуть, она сгрузила все свои пакеты рядом. Возможно, что несчастные орехи остались на скамейке, позабытые ими.

Однако скамейка была печально пуста, и девушка грустно вздохнула. Значит, орехи им не вернуть. О чём она и сообщила Никифорову. Тот задумался.

— Вряд ли магазин уже работает, он закрывается в шесть, а сейчас… — мужчина достал телефон и посмотрел, который час, — уже семь двадцать две. Мы опоздали.

— Но мне всё равно неловко, — вздохнула Юри. — Я потеряла орехи.

— Да ладно, это просто орехи. Идём лучше погуляем, — улыбнулся Виктор.

Кацуки кивнула, и ей было немного неловко. Никифоров зашёл себе за горячим кофе, девушка же от напитка отказалась, предпочтя взять небольшой сэндвич с тунцом.

— Слушай, — начала Юри, — у тебя же день рождения скоро, прямо в Рождество. Что бы ты хотел в подарок? Раз уж мы в Барселоне, то почему бы не купить чего-нибудь?

— Ты же сказала, что без покупок, — поддел её мужчина.

— Это особый случай, — возразила ему Юри. — Так что?

Виктор задумался.

— Честно, не знаю. Мне вроде бы ничего не надо. Да и в России не принято дарить подарки раньше праздника. Хотя и Рождество мы особо не празднуем. А если и празднуем, то в другие числа.

Юри кивнула: она слышала об этой странной русской традиции праздновать Рождество не со всем миром двадцать пятого декабря, а седьмого января. Да и в России Рождество всё же было более религиозным праздником, тем временем как во всём остальном мире оно практически полностью потеряло свою изначальную задумку.

Тем не менее, Кацуки считала, что она обязана найти лучший подарок для Виктора. Пока они шли, переговариваясь, фигуристка не прекращала оглядываться по сторонам в поисках того, что могло бы натолкнуть её на идею о лучшем подарке.

Взгляд Юри зацепился за вывеску магазина наручных часов. Схватив Виктора за руку, девушка потащила его ко входу. Раздался звон колокольчика, продавец, приятный на вид мужчина лет сорока, поднял голову, и Юри улыбнулась ему.

— Я бы хотела подобрать часы для своего парня, — произнесла девушка, чувствуя тепло от фразы «мой парень». Продавец кивнул, переводя взгляд на немного ошарашенного Виктора.

— Что ж, давайте подберём модель, что лучше всего подойдёт вашему спутнику.

Продавец выставил несколько вариантов на прилавок. Юри заставила Виктора задрать рукав пальто, чтобы померить часы. Ни одна из предложенных моделей не понравилась Кацуки, и девушка попросила ещё. Наконец, на семнадцатых часах она была удовлетворена.

— Хороший выбор, швейцарский бренд Корнавин, довольно прочные, но при этом элегантные. Вам нравится? — обратился продавец к Виктору, и тот, широко улыбаясь, кивнул.

Пока продавец упаковывал часы, Юри оплатила покупку и обратилась к Никифорову:

— Получишь на день рождения.

— Эй! Так нечестно! — возмутился мужчина.

— В России же не принято дарить подарки заранее, — поддела его Кацуки.

— Ну так мы и не в России, — возразил Виктор.

— Но ты — русский, — нашлась Юри.

В конце концов, Никифорову, встретившемуся с удивительной упёртостью Юри, пришлось сдаться. В знак поражения он поднял руки.

— Тогда и я что-нибудь куплю, — решил он. Кацуки вздохнула: что ж, она никогда не умела должным образом противостоять идеям Виктора.

Они покинули магазин, и уже Никифоров оглядывался по сторонам в поисках подходящего места для покупки самого лучшего подарка. Наблюдать за метаниями Виктора было даже несколько забавно: тот мотал головой в разные стороны, то задумчиво останавливался на пару секунд, сверля очередной магазин взглядом, то срывался с места и ускорял шаг, из-за чего Юри приходилось поспевать за ним.

В конце концов, Виктор нашёл, что искал. Он оставил Юри дожидаться его на скамейке, а сам скрылся в толпе. Кацуки тяжело вздохнула, покрепче сжав в руке пакет с часами, и чуть задрала голову: кажется, начинался снегопад.

Несколько снежинок упали Кацуки на лицо, тут же тая, и девушка рукой стёрла влагу. Она не знала, сколько так просидела, но вскоре рядом раздался родной голос, и Юри улыбнулась, глядя прямо на сияющего Виктора. Тот выглядел хитрющим, но не собирался говорить девушке о подарке, который купил. И пусть Юри было любопытно, она молча приняла игру, в которой Никифоров пытался отплатить ей той же монетой за то, что она не подарила ему часы сразу же. Однако мужчина не ожидал, что Кацуки была куда терпеливее его.

— Пойдём поедим, — предложила девушка, поднимаясь на ноги. — Мне тут Минако-сан написала, они с Мари в Барселоне, хотят встретиться. И, кажется, встретили Юрио-куна и Отабека.

— О, идём скорее! — воодушевился Виктор и подхватил Юри под руку. — Итак, куда идти?

Ресторан, в окно которого Минако-сан и Мари смотрели на Юрия и Отабека, оказался совсем неподалёку. Девушки тут же налетели на Кацуки, с огнём в глазах прося присоединиться к Юрию. Юри покачала головой, но Виктор уже перенял чужой настрой и поспешил в ресторан, распахивая дверь и направляясь прямиком к фигуристам.

— О, Юрий, какая встреча! И ты тут, Отабек, совсем не ожидал! — слишком очевидно солгал мужчина, широко улыбаясь. Юри покачала головой, замечая, как Юрий нахмурился, совсем не обрадовавшись внезапной встрече.

— Рада вновь встретиться, Юрио-кун, да и с тобой приятно наконец-то познакомиться, Отабек-кун, — помахала рукой девушка.

Выражение лица Плисецкого тут же изменилось. Он поспешил одолжить у соседнего столика ещё один стул и поставил его рядом с собой, приглашая Юри присесть. Девушка села, обнимая Юрия и трепля его по светлым волосам.

— Мне кажется, или ты ещё чутка подрос со кубка Ростелекома? — удивилась она.

— Не, это всё ботинки на платформе, — тут же сдал его радостный Виктор, устраиваясь рядом с Юри и ловя злой взгляд Юрия. Минако-сан и Мари пристроились за соседним столиком. — Итак, слышал, что герой Казахстана украл русскую Фею?

— Назовёшь меня так ещё раз — я тебе глаз выколю, — мрачно пообещал Юрий, и Виктор в ответ залился громким смехом. Юри тяжело вздохнула, уже привычная к общению этих двоих, когда они находились рядом, и посмотрела на Отабека.

Тот казался отстранённым и не особо заинтересованным в происходящем. Да и вообще, Отабек не выглядел как человек, который заинтересован дружбой, и если бы Юри сама не видела искреннюю улыбку фигуриста из окна, ни за что бы не поверила, что он вообще способен улыбаться.

— Прости за всё это, — неловко произнесла она.

— Да ничего, — отмахнулся Отабек, а затем посмотрел в окно. — Похоже, сюда приближаются Пхичит Чуланонт из Таиланда и Кристофф Джакометти из Швейцарии.

Юри оглянулась: действительно, мимо проходили две знакомые фигуры. Более того, они их уже заметили и теперь направлялись в ресторан. Кацуки неловко почесала щёку: кажется, сейчас здесь будет очень шумно.

День финала начался с лёгкого мандража.

Юри нервно дышала, стараясь успокоиться. Рядом с ней дыхательные практики повторяла Маргарет Дюбуа, нервно смеясь и смотря на своего тренера краем глаза.

— Нервирует, да? — неловко спросила она.

— Ещё как, — подтвердила Юри.

Они впервые лично общались друг с другом, из-за чего Кацуки становилось чутка неловко: она не знала, как именно ей стоит подстроиться под Маргарет, чтобы быть с ней на одной волне. Француженку это, однако, совершенно не волновало. Она смотрела куда-то вперёд, воспринимая Юри скорее как способ успокоиться, а не как интересного и понимающего собеседника.

— Да ладно тебе, Котлетка, всё будет окей, — подбодрила Кацуки Мила, кладя руку на плечо девушки и задорно улыбаясь.

— А ты никогда не волнуешься, да? — подколола её Эбби с другого конца коридора.

— Кто бы говорил. Сама-то, вон, ходишь с таким выражением лица, будто уже победила, — заметила Марта, и голос её был раздражённым.

— Вы все достали, — прошипела Анна. — Заткнитесь, нечего музыку у меня в наушниках перекрикивать.

— Так сделай погромче и отвали, — посоветовала ей Бабичева, закатывая глаза на раздражённое цоканье Анны и отворачиваясь от неё. — Противная зараза.

— Ну-ну, не стоит, — попыталась было осадить её Юри.

— Ещё как стоит. После того, как эта тварь поступила с Гошей… Я её не прощу.

Кацуки неловко отвела взгляд: сама она с Поповичем поступила, конечно, лучше, чем Анна, но ей до сих пор было неудобно. Но Мила девушку ни в чём не винила, лишь подхихикивала и гладила по голове, называя сердцеедкой: удивительным образом Бабичева прознала и про бывшие отношения с Пхичитом, и про нынешние с Виктором.

— Первой выступаю я, так что пожелайте мне удачи! — внезапно произнесла Марта, широко улыбаясь. Коленки её слегка тряслись.

— Удачи! — тут же раздалось отовсюду.

Послышался голос ведущих, открывавших финал Гран-При среди женщин. Марта махнула рукой на прощание и пошла в сторону двери, за которой находился каток и зрители.

По телевизору Юри наблюдала за тем, как француженка неторопливо переобулась в коньки и встала у дверцы, ведущей на каток. Прозвучало ещё несколько фраз диктора, и вот, назвали имя Марты. Та обнялась с тренером и выехала к центру. Наконец, зазвучала музыка. Марта выступала под «Элегию» Габриэля Форе, причём кусок музыки был взят из середины.

Марта каталась красиво, но напряжённо, что привело к ошибкам: там не докрутила, здесь оступилась, тут чуть не упала. Всё это привело к не столь выдающимся баллам.

Следующей была Анна, которая выбрала себе «Песню Земли» Майкла Джексона. Юри видела её выступление ещё на Кубке Китая, а потому не могла не отметить, что движения Анны были увереннее, чем тогда. За столь короткое время девушка явно отточила свою программу, представая непростой соперницей.

Третьей выступала Эбби. Юри не сразу признала песню, под которую каталась фигуристка, но Мила тут же шепнула, что это было «Стеклянное сердце» небезызвестной Блонди. К сожалению Кацуки, она не смогла досмотреть выступление соперницы даже до середины, так как ей пора было готовиться: она выступала следующей.

Виктор помог Юри завязать шнурки на коньках, и девушка благодарно улыбнулась ему, мягко потрепав по волосам, пока тот стоял на одном колене.

Эбби вышла с катка, направляясь вместе с тренером в «уголок слёз и поцелуев». Юри, сжав руки в кулаки, внимательно слушала диктора. У американки было одно из лучших выступлений за всё Гран-При этого года, так что она явно должна была получить высокий балл и станет одной из главных конкуренток Юри в короткой программе.

Когда объявили семьдесят четыре целых и пятьдесят четыре сотых балла, Кацуки нервно вздохнула. Это была довольно высокая планка.

— Ты справишься, — внезапно прошептал Виктор, и его голубые глаза засверкали верой в ученицу. Та удивлённо моргнула, а затем улыбнулась в ответ: все тревоги внезапно куда-то исчезли.

— Конечно, — пообещала Юри. — Обязательно уйду с золотом.

Её объявили, и Кацуки вышла на лёд, напоследок сжав ладонь Виктора в своей руке.

Встав в центре катка, девушка прикрыла глаза, вспоминая образ, который отыгрывала. И вдруг что-то кольнуло её изнутри: она внезапно поняла, что не хотела отыгрывать какой-то там образ. Она хотела сама по себе стать дьяволом-искусителем для Виктора, соблазнить его, а заодно и всех находящихся в зале.

Заиграла музыка, и Юри задвигалась. Шепотки толпы отошли будто на задний план, и тело двигалось само. В голове предстал собственный образ, который она видела по вечерам: полуобнажённая, ищущая в себе самые эффектные стороны, ищущая в себе внутреннюю сексуальность и раскрепощённость, о которых твердил Кристофф.

Движение бедром получилось плавнее, но затягивающее. Юри прыгнула, ровно приземлилась и поплыла по льду дальше. Она вспомнила взгляд Виктора, который тот на неё бросил не так давно, когда они жили в одном номере в Фукуоке: горячий, чуть смущённый и слишком уж выразительный.

Дорожка шажков прошла на ура, но в новом прыжке Кацуки немного не докрутила, но не думала об этом сейчас: только не тогда, когда в голове всплывали тягучие поцелуи, рождающие внизу живота огонь, самое настоящее пламя, которое то ровно горело алым, то колебалось и разгоралось сильнее.

Девушка вновь прыгнула, провела руками по шее и ключицам. Поворот за поворотом, руки кружащие вокруг её тела, но не касающиеся его — Юри старалась распалить собственной недоступностью, и музыка в этом только помогала: энергичная, живая, как самое страстное танго.

Кацуки сделала идеальный волчок и вновь закружила по льду, пока не наступило время прыжка и буквально пара секунд затишья после него, дающая перевести дух. Взгляд Кацуки наткнулся на выразительные голубые глаза Виктора, девушка облизала нижнюю губу и отвернулась, махнув хвостом. Она заигрывала со своим не единственным, но самым неповторимым зрителем.

Музыка всё набирала обороты, картинки в голове Юри кружились всё быстрее и быстрее, вычленяя самые важные — те, в которых она была столь красива и желанна, что нравилась даже самой себе. Вечера у зеркала, просмотр собственной короткой программы в интернете, горячие обсуждения там же, комментарии о её неотразимости и желанности, взгляды Виктора и их недвусмысленный поцелуи — всё это Юри видела перед собой, когда прыгала, когда крутилась на льду, когда едва касалась себя кончиками пальцев, когда чуть пошатнулась при приземлении и когда застыла в финальной позе, тяжело дыша.

На секунду девушка очутилась будто бы в вакууме, а потом громкие крики и аплодисменты разрушили мгновения тишины.

На дрожащих ногах Кацуки подъехала к бортику, буквально падая в объятия Виктора. Она едва слышала крики Пхичита и Юрия с ближайшей трибуны, лишь в «уголке слёз и поцелуев» её взгляд зацепился за баннер, который держали Минако-сан и Мари.

— Ты молодец, — раздался над ухом голос Виктора. — Это было великолепно. Потрясающе. Ещё никогда я не видел такого выступления. Ты самая лучшая.

Юри посмотрела на Никифорова, и её губы расплылись в благодарной улыбке, а на глаза навернулись слёзы, которые девушка поспешила вытереть.

— Спасибо, — прошептала она. Взгляд Виктора гипнотизировал, и Юри прикрыла глаза, резко поворачивая голову к камерам. Раздались щелчки вспышек на фотоаппаратах. Голос диктора объявил:

— Итак! Счёт Кацуки Юри! — Девушка задержала дыхание. — Она получает семьдесят семь целых и шестьдесят четыре сотых баллов!

Радостный крик сорвался с уст Кацуки, и она крепко обняла Виктора, чуть ли не повиснув на нём. Подобный результат среди девушек считался выдающимся. Более того: она обошла Милу, которая в прошлый раз набрала шестьдесят восемь баллов на короткой программе!

— Я устала, — честно призналась Юри.

— Тогда пойдём переобуемся и сядем к Юре на трибуны. Впереди ещё выступления Милы и Маргарет.

Кацуки кивнула, позволив подхватить себя под руку и увести из «уголка слёз и поцелуев» к скамейке, где Виктор так же аккуратно, как и до выступления Юри, развязывал ей узлы на шнурках.

Зазвучала весёлая музыка, знаменующая начало выступления Маргарет. По хорошему, Юри следовало бы или посмотреть на короткую программу соперницы, или пойти в коридор давать интервью, но вместо этого ей хотелось лишь прикрыть глаза и отдохнуть: ноги до сих пор подрагивали от всех пережитых эмоций.

На скорую руку почистив тряпкой лезвия коньков от остатков льда, Юри положила их в сумку и вместе с Виктором поспешила подняться на трибуны к остальным фигуристам. Там уже стояли девушки, откатавшие свои номера, а также несколько парней. Кацуки крепко обняла Юрия, который смущённо зарделся и сделал вид, что ему совсем неприятны подобные нежности со стороны девушки.

— Итак, осталась Мила, — задумчиво произнесла Марта, которая на данный момент была находилась на самом последнем месте.

— Сильна, чертовка, — поддакнула ей Эбби, занявшая второе место: на первом, пока не объявили результаты Маргарет, находилась Юри. — Порой мне хочется, чтобы её охватил такой мандраж, чтобы она провалила все свои прыжки.

— Это же Мила. Подобное не в её стиле, — возразила Марта. — Мне кажется, она вообще волноваться не умеет.

— Просто она своё уже отволновалась, — влезла в разговор Юри. — Ещё лет эдак шесть назад на Зимней Олимпиаде.

Виктор рядом чуть вздрогнул: в тот год Яков устроил самый настоящий бойцовский клуб не только для Милы, но и для всех фигуристов, особенно сильно наседая на лучших, среди которых были Бабичева с Никифором и Поповичем в придачу. Две тысячи десятый год в Ванкувере навсегда останется его самым страшным воспоминанием, после которого ему не только весь страх отбило, но и всякий излишний мандраж перед любыми соревнованиями, в которых не было слова «Олимпийский».

Мила выступала под музыку из фильма «Огни большого города» с Чарли Чаплиным. Юри, которая добавила эту песню в свой плейлист после короткой программы в Москве, чуть улыбнулась. Песня была хороша, а выступление Бабичевой — ещё лучше.

Отчего-то Мила начала казаться Юри непреодолимой стеной: такой же крепкой и нерушимой. Она, несомненно, была самым сильным её противников, с которой ей предстояло сразиться ещё и в произвольной. В прошлый раз, на кубке Ростелекома, Кацуки проиграла ей. Теперь же…

Что ж, Юри изначально знала, что победа будет непростой, ей придётся буквально зубами вырывать оную из-под носа у подруги, однако в этом и заключалась вся суть соревнований.

— Если она сейчас обойдёт Юри по баллам, то побьёт собственный рекорд, — задумчиво произнесла подошедшая Маргарет, которая на данный момент была на втором месте.

— Чёрт, это действительно сила, с которой придётся считаться, — посмеялась Эбби.

— За время проката Мила допустила лишь одну ошибку, когда не совсем удачно приземлилась после тройного тулупа, — задумчиво произнёс Юрий. — Скорее всего, это не сильно скажется на её баллах.

— Не трави душу, — искренне попросила Марта, а Юри лишь положила руку на плечо Плисецкого, пытаясь сдержать его гнев и не дать огрызнуться на фигуристку.

Ожидаемо, что Мила набрала семьдесят семь целых и восемьдесят девятых балла, тем самым сместив Юри с первого места.

Откровенно говоря, Юри совершенно не знала, за кого болеть на предстоящем соревновании. С одной стороны, Пхичит был её давним другом, с которым она общалась не один год. С другой стороны, Юрий за прошедшее время тоже стал её очень и очень близок. Также Кристофф оказался неплохим человеком, который внёс свою лепту в её короткую программу, а Отабек, пусть и выглядел серьёзным и собранным, оказался неплохим собеседником и подходящим для Юрия другом, которого просто хотелось поддержать. Мишель Криспино был братом Сары, а потому и ему свою поддержку высказать стоило бы, а вот Жан-Жака Леруа, занявшего последнее место в короткой программе из-за слишком сильного волнения, хотелось пожалеть, что, к слову, ему было совершенно не нужно.

В конце концов, Юри решила ограничиться объятиями для Юрия и Пхичита, а также кивком для всех остальных.

— Юрочка занял первое место, обогнав Отабека на целых шесть баллов. Думаю, и в этот раз он будет лучшим, — задумчиво произнесла Мила.

— Как бы сильно я не желала бы победы для Пхичит-куна, Юрио-кун явно его обойдёт, и тут скорее вопрос не в умениях, а в таланте.

— Он напоминает мне молодого меня. Как думаешь, в Японии уже нашлась какая-нибудь молодая девушка, которая из-за Юры пойдёт на фигурное катание? — игриво спросил Виктор, но ответом ему послужил только тяжёлый вздох Юри, которая шутку поняла, но не оценила.

Выступление Жан-Жака было первым, и оно так разительно отличалось от вчерашнего, что Юри могла только диву даваться, как за один вечер человек может так сильно поменяться. Нет, даже не за вечер: всего за несколько секунд пребывания на льду. Жан-Жак, которого до этого сковывала неудача в короткой программе, сейчас будто переродился, выступая как в последний раз.

— Победить его будет сложно, — отметил Виктор, когда объявляли результаты: канадец набрал более двух сотен баллов.

— Может быть, но ты ещё не видел выступление моего братца! — ответила ему Сара, широко улыбаясь.

В этот раз она не подходила к катку, дабы поддержать брата, как днём ранее. И, возможно, именно это стало причиной его не самого удачного проката. Раньше у семьи Криспино была какая-то внутренняя проблема, которую они, однако, решили ещё во время соревнований — так думала Юри. Однако сейчас, смотря на выступление Мишеля, девушке казалось, что он не до конца пережил произошедшее.

Ожидаемо, что он набрал всего сто восемьдесят баллов.

Третьим на лёд выходил Пхичит, и Юри поспешила поддержать его громким криком. И пусть Пхичит оступался, да и прыжки его были не совсем чистые, как хотелось бы, сам парень выглядел счастливым. Кацуки изначально знала, что его целью было пройти в финал, но не победить в нём. Чуланонт прекрасно осознавал разницу в своих умениях и таланте остальных, а потому желал лишь одного: своим попаданием в финал увеличить популярность фигурного катания в родном Таиланде. И Юри могла с уверенностью сказать, что у него это получилось. А потому, когда объявляли результаты, ни Кацуки, ни сам Пхичит не были расстроены тем фактом, что тайцу уже точно не получить первое место: Жан-Жак обгонял его на десять баллов.

Четвёртым выступал Кристофф.

— Мне кажется, я даже отсюда слышу писк Минако, — поделился Виктор, когда Джакометти только-только вышел на лёд.

— Она его большая фанатка, — кивнула Юри.

Кристофф выступал замечательно. Казалось, что от его движений таял сам лёд, и Юри невольно зарделась: произвольная фигуриста выглядела как нечто слишком личное и слишком интимное, чтобы вот так демонстрироваться тысяче людей разом. Марта, стоящая рядом, поддержала мысль Юри, громко сглотнув слюну.

В итоге, Кристофф отнял второе место у Пхичита, и наступило время Отабека.

Юри смотрела с интересом: в прошлом году казах совершенно неожиданно вырвал себе бронзу на Чемпионате Мира, чем удивил абсолютно всех. Но на середине его выступления Виктор внезапно дёрнул Юри за руку, уводя прочь с ложа.

Лишь когда рядом показался Юрий с Яковом и Лилией, девушка внезапно поняла, что Плисецкий будет выступать следующим. Она мягко улыбнулась парню и подошла к нему, после чего крепко, но нежно обняла.

— Это золото будет твоё. Надери задницу не только этому Леруа, но и Виктору, — прошептала она на ухо Юрия. Тот сначала удивился, а потом задорно и несколько высокомерно улыбнулся.

— Ещё бы! — ответил он и хотел было пойти дальше, как внезапно оказался заграбастан в объятия Виктора, который, положив голову на плечо бывшего воспитанника, прошептал на русском лишь одну фразу:

— Пришло время взлететь.

Юрий медленно отстранился от Никифорова, удивлённо смотря на него, а потом так же медленно кивнул. Он хотел было ещё что-то сделать, возможно, сказать, переводя неловкий взгляд с Виктора на Юри, но ему не дал Яков, говоря, что у них осталась всего минута.

Кацуки помахала рукой Юрию на прощание, желая удачи. Так, они с Виктором остались наедине.

— Пойдём обратно на трибуны, — тихо позвала девушка. Виктор как будто отмер и обернулся на неё:

— Конечно! Идём скорее!

Они успели на свои места как раз к началу: музыка только-только зазвучала, а Юрий только-только сдвинулся с места.

Юри забыла как дышать. Всё в Плисецком было идеально: его движения, его позы, его пластика и его прыжки. Он намеренно усложнял некоторые элементы, но это выглядело без какого-либо надрыва или потуг. Юрий, даже несмотря на тяжёлое падение после прыжка, действительно стал самой настоящей прима-балериной, как того и желала Лилия. Им хотелось любоваться, ему хотелось отдать победу.

Под конец Кацуки и не заметила, как у неё заслезились глаза, а когда поняла, что по щекам текли самые настоящие слёзы, была заключена в тёплые объятия Виктора, который пытался успокоить девушку.

Но как тут можно было успокоиться, когда начали объявлять результаты произвольной программы, и Юрий набрал две сотни баллов? Как можно было успокоиться, когда фанаты и фигуристы начали судорожный подсчёт, пытаясь опередить диктора и первыми узнать, кто именно в этом году заберёт золото?

Юри, переполняемая гордостью и облегчением, продолжала плакать от счастья, когда Юрий стал победителем. Она с трудом улыбнулась парню, когда он смотрел прямо на неё, и вновь заплакала.

Объявили церемонию награждения. На лёд вывезли три ступеньки, где одна была выше другой. Первым объявили Отабека, который, проехав на льду круг и помахав рукой зрителям, занял самую низкую ступеньку. Вторым был Жан-Жак Леруа, улыбающийся как никогда ярко и заразительно. Он кружил на льду больше минуты, пока, наконец, его не поторопил ведущий, и лишь тогда он взошёл на вторую ступеньку. И, наконец, объявили Юрия. Кацуки оторвалась от Виктора и громко зааплодировала, на кривом русском скандируя «мо-ло-дец».

Вынесли медали, и под бурные овации зала их вешали на шею победителям. Затем были букеты самых пышных цветов, а вслед за ними весь зал поднялся, пока из динамиков звучал гимн России.

Юри с Виктором спустились обратно в коридор, где девушка тут же бросилась обнимать Юрия и, шмыгая носом, поздравлять с победой. Виктор же гордо хлопал его по плечу, говоря, как он гордится Плисецким.

— Нечего вести себя так, будто вы мои родители, — смущённо проворчал Юрий.

— Но ты нам как сын, — искренне возмутился Никифоров, тем самым заставив парня покраснеть пуще прежнего.

Но вскоре из крепких объятий его выдернули репортёры, и Юрий, выглядя как никогда довольным, — с тяжёлой золотой медалью на шее и радостным видом — давал интервью, в котором рассказывал о том, сколько сил и времени потратил на свою идеальную программу, которую пусть и откатал с парой незначительных ошибок, зато стал лучшим.

К сожалению, у Юри не было слишком много времени, чтобы восхищаться Юрием и поздравлять его от всей души: скоро должны были начаться соревнования среди женщин, а потому Кацуки следовало размяться.

— Разрыв с Милой у тебя совсем небольшой. Если отлично откатаешь произвольную, то сможешь победить, — прокомментировал Виктор, задумчиво глядя на Бабичеву, которая в стороне садилась на шпагат под тяжёлым взглядом Лилии, пока Яков стоял вместе с Юрием и давал комментарии о его сегодняшней победе.

— Это будет непросто, — вздохнула Кацуки. — Но я постараюсь.

Виктор чуть улыбнулся от её слов. А потом, будто что-то вспомнив, произнёс:

— Ещё в Хасецу я тебе обещал, что исполню любое твоё желание, если победишь. Ты придумала что-нибудь?

Юри хлопнула ресницами: она совершенно забыла об этой их договорённости. И как она ни пыталась воскресить в памяти старый диалог, никак не могла припомнить его.

— Если честно, нет, не придумала, — призналась она.

— Ну тогда у тебя есть время. И думай хорошенько, что именно ты хочешь.

Юри совершенно не знала, что на это ответить. Лично она для себя ничего не хотела от Виктора прямо сейчас. Но если говорить не о себе…

Кацуки перевела взгляд на Никифорова, который доброжелательно улыбался ей. Идея возникла совсем внезапно. Девушка закусила щёку изнутри и отвернулась от тренера. Примет ли он её желание? Не будет ли оно выходить за рамки? Хотя Виктор вроде и сам…

Юри помотала головой, втыкая в уши наушники и вслушиваясь в ставшую родной песню, которую для неё написала Адель. Сейчас не было времени на то, чтобы думать о чём-то, что не касалось произвольной программы.

Впереди Юри стояла стена из Милы Бабичевой, которая выигрывала все соревнования в этом и прошлом году в Гран-При. Вчера Юри удалось приблизиться к ней, сократив разрыв до двадцати пяти сотых баллов. Сегодня надо было обойти подругу минимум на двадцать шесть сотых. Это казалось невероятно сложной задачей, но не такой уж непосильной — только не после вчерашнего.

Юри полностью ушла в себя, не думая ни о ком и ни о чём. В своей голове она представляла своё грядущее выступление, совсем позабыв об окружающих, а потому была выбита из колеи, когда Марта, улыбаясь, первой покинула их, выходя на лёд.

— Как думаете, у неё получится? — спросила Маргарет.

— Получится или нет — мы должны её обойти, — прокомментировала Анна, которая всё также держалась в стороне. Мила на эту фразу лишь цокнула. — Что? В этом вся суть соперничества. Каждая из нас должна стать лучше предыдущей.

— Соглашусь, — кивнула Эбби. — Эй, Мила, ты победила вчера, но сегодня я тебя уделаю!

— Замётано! — подмигнула ей Бабичева, за что тут же получила оплеуху от Лилии.

Атмосфера в миг стала немного легче, и дышать как будто стало чуточку проще. Юри улыбнулась, переводя взгляды с одной соперницы на другую. Все они были сильными, все они могли показать неожиданные результаты, и тот, кто вчера лидировал, сегодня может оказаться на последнем месте: таков был закон соревнований.

Внутри Кацуки закипело желание борьбы, сражения. Она вновь ощутила жгучее желание победить, вырвать победу прямо из-под носа не только у Милы, но и у остальных фигуристок.

Девушка перевела взгляд на небольшой телевизор, транслирующий происходящее на льду. Выступление Марты началось.

Марта выступала под вальс из балета «Спящая красавица», что показалось Юри не самым удачным решением. Судя по лицу Милы, та считала так же, но девушка, на удивление, справилась с поставленной задачей и действительно напоминала балерину. Вот только до уровня Юрия ей было далековато — видимо, это поняли и судьи, когда выставляли оценки, а потому Марта получила сто тридцать шесть целых и девяносто шесть сотых.

Вслед за ней выступала Анна, которая в короткой программе заняла лишь пятое место. Но злость, что одолевала фигуристку, была столь сильна, что та ещё в начале неудачно упала, с трудом поднимаясь и продолжая откатывать программу. Юри, которая видела записи предыдущих выступлений Анны с произвольной программой, нахмурила брови: та выступала похуже, чем раньше, но довольно чисто, чтобы набрать чуть больше ста сорока двух баллов.

Третьей выступала Эбби, чей наряд был в техасском стиле. Тут же заиграла бодрая кантри музыка, и американка закружила по льду, больше напоминая какого-нибудь шерифа из типичных фильмах о диком западе, нежели фигуристку. Эбби лихо отплясывала на льду, под конец снимая шляпу и кланяясь. Зал встретил её овациями, а судьи отдали аж сто сорок восемь целых и девяносто сотых балла.

Пока Эбби переобувалась, а Маргарет выходила на лёд, Юри морально готовилась. Она будет следующей.

Виктор за руку отвёл Юри чуть в сторону — туда, где не видела ни Мила, ни Яков с Лилией, настраивавшие Бабичеву на победу.

— Я даже не знаю, что сказать, — честно признался Виктор. — Хочется сказать так много, но я понимаю, что времени и смысла нет — всё это будет лишним, поскольку ты и так всё знаешь.

— Да, всё хорошо, Виктор, — улыбнулась Юри, кладя руку ему на щёку и проводя о ней большим пальцем. — Я всё знаю, а потому просто выйду и откатаю так, что заберу себе первое место.

— Люблю тебя, — внезапно выдохнул Никифоров, накрывая её губы своими, и Юри ответила на внезапный поцелуй со всей страстью и отдачей.

Лишь через пару секунд она позволила себе отстраниться, разрывая ниточку слюны между ними и чуть улыбаясь.

— Пойдём, — позвала она, и Виктор пошёл за ней до двери, ведущей к катку.

Музыка, под которую выступала Маргарет, плавно подходила к концу, и Юри поспешила выйти ко льду, переобувая кроссовки на коньки. Виктор вновь сел на одно колено у её ног и завязал длинный шнурок в узел.

Юри нежно посмотрела на сгорбленную фигуру Никифорова и с некой тоской поняла, что через пару минут их долгий путь длиною в практически девять месяцев подойдёт к концу. От осознания этого простого факта больно кольнуло сердце, но девушка не позволила тоске взять над собой верх: не время для этого.

Начали объявлять результаты Маргарет, а Юри подошла к катку, задирая голову и смотря в зрительский зал. Она увидела вчерашний баннер от Мари и Канако-сан, в голове промелькнули пожелания удачи, которые градом сообщений сыпались ей на телефон со вчерашнего утра, рука была на секунду согрета теплом Виктора, который приложил ладонь к губам и тихо шепнул последнее наставление: показать истинную себя.

Юри выехала на центр льда, и голоса зрителей смолкли: даже кричащий Юрий замолчал, чем заставил девушку подавить короткий смешок. Зазвучала музыка, и Кацуки подняла руки, вместе с ними поднимая и голову со взглядом.

Выступление началось с небольших и несложных поворотов, напомнивших Юри, как она впервые встала на коньки и едва удержалась на них. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет она будет выступать в финале Гран-При в Барселоне?

Первые прыжки, следующие друг за другом, дались совсем просто: Юри чувствовала, что она легче пёрышка, что подобные препятствия для неё — ничто. Точно так же она чувствовала себя, когда разучивала новые движения и участвовала всё в новых соревнованиях, и чем больше опыта девушка набирала, тем легче ей давались новые шаги.

Юри распрямила руки и поехала вперёд, вспоминая, что подобная поза была в её первых международных соревнованиях, где она забрала бронзу. Помнится, тогда семья Нишигори скандировала её имя десять минут подряд, не переставая. На следующих состязаниях Кацуки увезла домой серебро, которое приятно грело её сердце все последующие годы, и теперь десять минут скандирования превратились в пятнадцать.

А потом появился Виктор — такой же внезапный, как и её тройной Аксель. Юри, смотрящая на него лишь через экран телевизора и пару раз пересёкшаяся с ним взглядом во время прошлогоднего Гран-При, была поражена тем, каким она увидела мужчину воочию. Тот казался совершенно неземным, самым настоящим ледяным принцем, пришедшим из своего холодного царства в самый разгар морозного и снежного апреля. Он казался таким неправильным, но таким желанный посреди горячий источников, укрытых снегом, что Кацуки становилось одновременно и радостно, что Виктор с ней, и тревожно, что он уйдёт.

Затем в её жизнь вошёл Юрий, яркий и сумасбродный, и такой же порывистый, как четверной Лутц, который Юри прыгнула. Плисецкий стал для девушки как младший брат: о нём хотелось позаботиться, его хотелось обнять и погладить по голове. Юрий вызывал в ней желание защитить и оградить от разных бед. Он также рождал в Юри невероятную гордость за все его успехи.

Юри каталась ещё и ещё, пока дыхание не начало сбиваться. Она вспоминала все те веселые деньки, что провела в Хасецу за эти девять месяцев благодаря Виктору, Юрию, друзьям и, конечно же, семье. Она вспоминала все улыбки и слёзы, что пролила за этот год, вспоминала все города и страны, что объездила, и всех тех людей, с которыми познакомилась.

Музыка ускорялась, вторя в такт радостным моментам из жизни Кацуки.

Она горела изнутри, желала сегодня показать тот максимум, на который способна, а потому меняла программу на ходу. Виктор ничего не знал о её желании поменять прыжки, вновь показать всему миру, что Никифоров взял в ученицы не абы кого, а лучшую фигуристку Японии, ту, кто первой из женщин-фигуристов смогла исполнить четверной Лутц и четверной Флип.

Юри чувствовала, что должна заставить Виктора гордиться собой, а потому не смела отступать или тормозить. Она разгонялась всё больше, и чувства переполняли её сердце, выливаясь в идеальную дорожку шагов и такой же идеальный четвертной Лутц — визитную карточку Виктора.

Кацуки закрутилась на месте, тяжело дыша, но не давая себе расслабляться. Волчок — последний элемент, символизирующий её настоящее, её сегодняшнюю жизнь, полную впечатлений, общения, друзей и любви. Любви родителей, любви друзей, любви фанатов и — самое главное — любви Виктора.

Песня затихла, вместе с ней затихла и Юри, вытягивая руку в сторону Никифорова. У того слезились глаза, и девушка сама почувствовала, что начинает плакать. Она не хотела возвращаться с катка, так как это значило бы, что всё кончено.

С тяжёлым сердцем Юри приблизилась к Виктору, тут же заключая его в объятия и роняя слёзы на его идеально чистое пальто. Мужчина погладил Кацуки по спине, крепче прижимая к себе и за руку отводя в «уголок слёз и поцелуев». Там на скамейке уже лежало несколько букетов, а Виктор, продолжая успокаивать ученицу, доставал ей всё новые и новые бумажные салфетки.

— Ты была великолепна, — прошептал Виктор, и звук его голоса заставил девушку улыбнуться. Она подняла голову, с любовью смотря на мужчину. Тот ответил ей тем же.

Их прервал диктор, объявляющий результаты произвольной программы.

— Сто пятьдесят две целых сорок пять сотых балла! Это новый мировой рекорд в женской одиночной произвольной программе! Суммарное количество баллов: Двести тридцать целых девять сотых балла! Таким образом, Кацуки Юри выходит на первое место!

Руки Юри задрожали. Она не верила ни своим ушам, ни своим глазам. Виктор, сжавший девушку в объятиях, тихо посмеивался.

— Ты сделала это, ты просто великолепна. Самая лучшая, самая любимая, — шептал он на ухо Кацуки, заставляя девушку краснеть.

В итоге они с трудом поднялись и отошли к скамейке. Юри не стала переобуваться: не важно, получит Мила больше или меньше очков, чем Кацуки, место на пьедестале ей обеспечено, осталось только понять, какое: первое или второе.

Юри охватывал лёгкий мандраж всё то время, что Мила выступала, и девушка никак не могла с ним справиться, даже тёплые руки Виктора поверх её собственных не спасали. И лишь когда диктор объявил результаты Бабичевой, Юри отпустило. Та набрала сто сорок семь целых девяносто шесть сотых, тем самым заняв третье место в произвольной программе, но второе по итогам всего Гран-При.

— Я… победила, — не веря в происходящее, прошептала Юри, огромными глазами смотря на Виктора. Тот широко улыбался.

— Я горжусь тобой, как никогда ранее. И люблю так сильно, как никогда прежде, — прошептал мужчина, жадным взглядом смотря на Кацуки. Та застенчиво улыбнулась и поспешила отвернуться от тренера: мало ли какую глупость он сотворит в таком состоянии.

Тем временем, на лёд вывезли пьедестал, куда Юри предстояло забраться.

Первой объявили Эбби Смит, которая, выезжая, дарила всем зрителям воздушные поцелуи. Затем фигуристка с долей гордости и важности взошла на третью ступеньку, не переставая махать фанатам.

Следующей была Мила, всё ещё не до конца отошедшая от произвольной программы, но счастливая, как тысяча слонов. Она сделала небольшой круг у пьедестала, ответила шутливый поклон и забралась на своё почётное второе место.

И, наконец, пришло время Юри. Та немного неуверенно, но с широкой улыбкой прокатилась вперёд, делая пару показательных оборотов вокруг своей оси и широко улыбаясь. Ступенька для первого места была самой высокой, и потому девушка побоялась, что не сможет забраться с первого раза, но Эбби и Мила подали ей руки, и радостная Юри приняла их помощь.

Наконец, они собрались все вместе на пьедестале. На них по очереди надели медали — бронзовую, золотую и серебряную. Девочки, которым от силы было лет десять, подарили каждой фигуристке по букету душистых цветов.

Наконец, они остались втроём посреди огромного катка, под звуки вспышек от фотоаппаратов, которые прекратились сразу же, как зазвучал гимн Японии. Зрители встали, молча слушая музыку, а Юри закусила щёку изнутри, лишь бы не расплакаться: это были первые соревнования, на которых именно она заставила трибуны стоять под гимн её родной страны.

Вскоре музыка затихла, раздалась новая порция криков и аплодисментов. Юри помогла Эбби и Миле подняться к ней на ступеньку первого места и, приобняв девушек, ярко улыбнулась в камеры.

Их снимали минуты три — не меньше. Лишь после этого им позволили спуститься обратно на лёд и вернуться к тренерам. Виктор тут же заключил Юри в объятия, горячо поздравляя Милу со вторым местом и вновь возвращая всё своё внимание Кацуки.

— Я придумала желание, — внезапно произнесла девушка. — Ещё перед произвольной придумала.

— Я весь во внимании, — улыбнулся ей Виктор.

— Вернись в спорт.

Улыбка медленно сползла с лица Никифорова.

— Ты…

— Да. Виктор, я же видела твоё лицо, видела, как счастлив и взбудоражен ты был, когда Юрио-кун побил твой рекорд. И я видела, как ты запылал одной лишь идеей о том, чтобы вновь встать на коньки. Может, ты уже и староват для фигурного катания, но у тебя ещё есть будущее, как у фигуриста. Я уверена, что хотя бы ещё один сезон ты продержишься. А потому, прошу, поговори с Яковом и вернись к нему. Стань снова номером один.

— Но как же ты? — поражённо спросил Виктор. Юри честно ответила:

— Я пока не решила. Знаешь, не хочу забрасывать карьеру, когда она только пошла в гору. Но, похоже, мне придётся отыскать нового тренера, раз уж мой решил вернуться в спорт.

Глаза Виктора заблестели восторгом и такой любовью, что Юри буквально ощутила её на кончиках пальцев.

— Если ты сейчас не закончишь, то я не сдержусь и поцелую тебя при всех, — клятвенно пообещал Виктор, и Юри громко рассмеялась, обнимая его: она нисколько не сомневалась в чужих словах.

Рождество наступило буквально через пару дней после финала Гран-При. Юри проснувшаяся в это утро обнажённой и с приятной ломотой в теле, сладко потянулась и перевела взгляд на такого же обнажённого Виктора, что спал подле неё.

Последние дни после финала они только и делали, что отдыхали, наслаждаясь победой и долгожданным отдыхом. Гонка и напряжение соревнований остались позади, теперь у них было время на самих себя и друг друга, и они решили провести его с пользой.

Юри поднялась с кровати и неторопливо отправилась в душ, по пути захватив полотенце. Сегодня им предстоял долгий, но радостный день, объединяющий в себе сразу два праздника: Рождество и День рождения Виктора. Подарок на День рождения уже лежал у Юри в чемодане — то были купленные не так давно часы. А что касается подарка на Рождество, то девушка решила ограничиться билетами в Питер. На носу был Новый год, который активно праздновали в России, и Юри хотелось, чтобы Виктор встретил его со своими друзьями: российской сборной, Яковом и Лилией, с которыми она уже договорилась.

Юри умывалась недолго, в ванной же она и переоделась в чистую одежду, после чего вернулась в комнату. Виктор всё так же спал, и, зная его, он проспит ещё пару часов. По-быстрому начеркав записку и оставив её у прикроватной тумбочки, Юри накинула на себя вязаный кардиган и вышла из номера, спускаясь в столовую отеля. Там, как и всегда, был накрыт шведский стол.

Кацуки решила порадовать себя омлетом с колбасой, овощами и сыром, а на попить взяла большой кофе. Уже сидя за столиком, она листала ленту в Инстаграме, лайкая и комментируя фотографии друзей-фигуристов, большая часть которых уже разъехалась по родным домам. Лишь некоторые, как Юри и Виктор, решили остаться в Барселоне и встретить Рождество здесь. Среди оставшихся была и Маргарет Дюбуа, которая отсалютовала Юри стаканчиком с кофе.

Закончив листать ленту в социальных сетях, Кацуки перешла на новости, всплывавшие в поисковике. Среди них было её интервью, которое она давала сразу после победы. Заинтересованная тем, что же всё-таки написали журналисты, Юри ткнула на него, принимаясь за чтение.

Первые несколько абзацев кратко описывали, кто такая Кацуки Юри и чем она примечательна для родной страны. Также они коротко упоминали её предыдущие заслуги и делали огромный акцент на Викторе, который год назад ни с того ни с сего решил стать её тренером.

И вот, Юри наконец-то добралась до момента с вопросами и ответами. Первые несколько были стандартны: её спрашивали о том, как она себя чувствует, и Кацуки радостно отвечала, что она счастлива как никогда и гордится собой, а также надеется, что ею гордятся её родители и родная Япония. Вслед за этим был вопрос о том, что она могла бы сказать своим соперницам, которые проиграли ей, и тогда Юри ответила, что была бы рада вновь встретиться с ними на льду.

Взгляд Кацуки зацепился за следующий вопрос, на который был дан довольно длинный, но очень искренний ответ:

— Если особые люди, которым вам хотелось бы что-нибудь сказать? Быть может, поблагодарить?

— Да. Я хотела бы сказать спасибо своим родителям. За то, что поддержали моё увлечение в детстве, за то, что верили меня, даже несмотря на мои падения, за то, что не позволяли мне отчаиваться и принимали меня такой, какая я есть. Я хотела бы сказать спасибо двум своим близким друзьям, которые прошли со мной весь этот пусть и никогда не давали мне опускать руки, а также троим их дочерям, которые залили в сеть то самое видео, после которого Виктор приехал ко мне. Я хотела бы поблагодарить Канако-сан и Селестино, которые долгие годы тренировали меня для того, чтобы сегодня я добилась успеха. Я хотела бы от всего сердца выразить искреннюю благодарность Адель, что сделала мне столь прекрасную композицию для произвольной программы. Я хотела бы сказать спасибо Пхичит-куну, который был мне верным другом и твёрдым плечом, который всегда поднимал моё отвратительное настроение и не давал плакать. Я хочу сказать спасибо своим соперницам, которые мелькали впереди далёкими вспышками и тем самым все эти годы заставляли меня двигаться только вперёд. И, конечно же, я хочу поблагодарить Виктора, который вдохнул в меня новую жизнь, заставил забыть все прошлые горести и высоко поднять голову, чтобы сегодня я стояла на пьедестале с золотой медалью на груди.

Юри улыбнулась и заблокировала телефон. Это правда, она испытывала невероятную благодарность ко всем этим людям за то, что они ради неё сделали, и она была счастлива, что добилась своей цели, что все эти старания, как её, так и чужие, не оказались напрасны. В этом году она забрала золото, заняла первое место и оставила соперниц далеко позади, по ходу дела установив новый мировой рекорд. Что может быть лучше или приятнее?

Кацуки знала: впереди её ждёт новый сезон, новые изматывающие тренировки и новые выходы на лёд. Она также знала, что всё то же самое ждёт Виктора.

Их будущее, совместное или нет, было покрыто завесой тайны, состоящей из ещё не принятых решений. Юри стоило подумать над тем, где и с кем она будет тренироваться дальше, Виктору — поговорить с Яковом о возвращении в большой спорт.

Но это было потом, где-то далеко и нескоро, а потому Юри позволяла себе жить сегодняшним днём.

Она тепло улыбнулась подошедшему Виктору, который проснулся из-за нехватки тепла под боком. Никифоров выглядел растрёпанным, но абсолютно счастливым. Не думая ни о чём, он склонился над столом, где сидела Юри, и прилюдно поцеловал её. В голубых глазах мелькнула хитринка. Кацуки поняла: с этого момента секрет об их отношениях перестаёт быть секретом.

— С Днём рождения, — улыбнулась девушка, игнорируя удивлённые взгляды и затворы камер на телефонах.

— Спасибо, — мягко ответил Виктор. — Итак, что на завтрак?

Они вместе поели, а затем так же вместе вернулись в номер, чтобы посидеть в нём какое-то время, а ближе к вечеру, когда самая мощная волна перешёптываний об их отношениях схлынула, выйти на улицу, закрыв лица медицинскими масками.

Пошёл белый и пушистый снег, — крайне редкое и практически невозможное явление для предпраздничной Баселоны — и Юри радовалась ему сильнее, чем когда-либо прежде: впервые за долгие двадцать четыре года она встречала Рождество с любимым человеком.

Они просто гуляли по городу, встречая тут и там счастливых людей, и радовались не меньше. На улице не было противного мороза, что не могло не радовать, но тёплый пар клубами поднимался изо рта.

Они остановились поужинать в небольшой кафешке на одной из главных улиц города, которая с приходом праздника стала ещё оживлённее, чем когда-либо: очевидно, что и туристы, и местные решили встретить Рождество на свежем воздухе, дабы разделить праздничное настроение с как можно большим количеством народу.

Виктор нежно улыбался, глядя на Юри, а сама Юри мечтала, чтобы время замерло, а этот день никогда не кончался.

Периодически её или Виктора телефоны надрывались от входящих звонков, и на некоторые они отвечали, а некоторые — игнорировали. Кацуки предварительно поздравила всех своих друзей сообщениями, некоторые из них ответили тем же, а некоторые решили услышать голос Юри и спросить, правда ли она встречается с Виктором и не фотошоп ли то фото из столовой.

Когда сумерки окончательно сгустились, а луна и уличные фонари стали единственными источниками света в ночном городе, Виктор взял Юри за руку и вывел её из кафе, уступая освободившееся место новой парочке.

Они бродили по городу ещё какое-то время, но Кацуки постоянно казалось, что Виктор знал, куда шёл. И вот, они оказались перед освещённым желтыми огнями Кафедральным собором, который возвышался над ними неприступной крепостью. Изнутри звучали приглушённые голоса — церковный хор выступал в честь Рождества, и каждый желающий мог войти внутрь собора и послушать его.

— Виктор? Ты хочешь на службу? — удивилась Юри.

— Нет, — ответил мужчина и чуть улыбнулся. — Но нам надо внутрь.

Он приоткрыл дверь и позволил Юри войти первой. Высокие своды, массивные колонны и буквально горевший изнутри золотым свечением собор на мгновение ослепил девушку. Она чуть зажмурилась, но прошла вглубь, беря Виктора за руку и переплетая их пальцы.

Удивительно, но Никифоров не пошёл на скамью, дабы послушать хор, а повёл Юри в сторону от главного зала, к коридорам, что были освещены чуть хуже.

Они шли вперёд, пока, наконец, голос хора не остался просто фоновым шумом, а вокруг не было никого. Юри почувствовала напряжение, вызванное непониманием происходящего. Виктор что-то затевал, что-то хотел сделать, но Кацуки не знала, что именно, и неизвестность её настораживала.

— Всё в порядке? — спросила она.

Виктор с секунду молчал, буравя девушку серьёзным взглядом голубых глаз, а потом полез в карман, что-то оттуда доставая. Юри не разглядела, что именно это было, да и времени не было: Виктор внезапно сел перед ней на одно колено и раскрыл алую бархатную коробочку, в которой лежало кольцо.

У Юри перехватило дыхание. Это то, о чём она подумала?

— Выходи за меня, — попросил Виктор. — Я очень сильно люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.

Кацуки не знала, как реагировать и что говорить, да и что вообще можно было сказать в такой ситуации? Виктор делал ей одно из самых красивых предложений руки и сердца, и как она могла ему отказать?

В морозную ночь, под самое Рождество, когда где-то неподалёку хор пел рождественские песни, когда десятки прихожан внимали этим самым песням, когда тысячи людей снаружи ожидали наступления самого светлого праздника в их жизни, когда они с Виктором были наедине, в тускло освещённом коридоре, когда обстановка была практически интимной, но буквально пропитанной любовью, Юри не могла сказать «нет». Да и не хотела, честно говоря. Вместо это с её губ сорвалось счастливое «я выйду за тебя».

И спустя мгновение на её пальце красовалось золотое кольцо, а губы накрывали уста Виктора.

Примечания:

ОСТОРОЖНО! В данной главе присутствуют моменты ксенофобии

Они вылетели из Барселоны через день ровно в восемь утра. Сперва они направлялись в Пальма-де-Майорку, где после трёхчасовой пересадки садились на самолёт до Стокгольма, чтобы оттуда, вновь пересев на другой самолёт, прилететь в Санкт-Петербург: подарок Юри в виде двух билетов для Питера наконец-то дождался своего часа.

Спустя десять часов пути они наконец-то прибыли в дождливо-снежный Питер, привычно затянутый серыми тучами. Виктор раскрыл зонт, помогая Юри усесться в такси, и сам сел рядом с ней на заднем сидении. До квартиры Никифорова они добрались только через час и с большим трудом, будучи сильно уставшими.

— Как же хорошо, что я додумался попросить соседку вызвать мне на дом клининг, чтобы тут прибрались, — пробормотал Виктор, входя в сверкающую чистотой квартиру. Юри позади него кивнула: ни она, ни Никифоров не были в состоянии, чтобы прибираться сейчас, а дышать пылью никому не хотелось.

Они вместе умылись и вместе легли спать, проснувшись только на следующий день ближе к вечеру. Виктор заказал доставку еды из ближайшего ресторана, так как продуктов у него в холодильнике тоже не было, и пока курьер ехал, Юри успела принять душ, смывая с себя всю грязь и усталость самолётов, и переодеться в домашнюю одежду, которую ей выделил Виктор. Конечно, у девушки были свои вещи, но Никифоров просто пихнул ей майку и шорты на завязках из шкафа.

Курьер приехал в тот самый момент, когда была очередь Виктора мыться. Юри пришлось чуть ли не на пальцах общаться с курьером, который на английском знал только «привет», «как дела», «до свидания», «спасибо» и «Лондон — это столица Великобритании». Её лексикон на русском был практически так же скуден. А если убрать всю нецензурщину, которой её научил Юрий, то слов и полезных фраз там было кот наплакал. К счастью, они друг друга кое-как поняли, и девушка смогла забрать заказ, распечатывая его уже на кухне.

Виктор заказал им горячие блинчики с различной начинкой, жареную картошку и шашлыки. Рассудив, что блинчики на завтрак, а картошка с шашлыками на обед, девушка убрала последние в холодильник и поставила чайник кипятиться. Когда чай был готов, из ванной вылез довольный Виктор с мокрыми волосами. Он с восторгом посмотрел на еду, а затем с громким смехом выслушал рассказ Юри о её общении с курьером.

— Тебе пора учить русский, — заявил Никифоров, и Юри согласилась: действительно пора. Вообще, она задумывалась об этом ещё когда в прошлый раз была в Питере, навещая российскую сборную и Якова, но дальше мыслей дело не пошло.

Весь вечер они провели дома. Виктор занимался какими-то делами, связанными с оплатой счетов и коммунальных услуг, пока Юри листала телеканалы. Программы на российском ТВ были самые разнообразные, аналоги некоторых из них Кацуки встречала в Японии. Однако так как русский девушка не знала, это занятие вскоре утомило её, и она, выключив телевизор и разлёгшись на диване, принялась переписываться с Пхичитом, попутно листая его ленту и находя там пару новых общих фотографий с Сынгиль. На закономерный вопрос Чуланонт разразился кучей СМСок о том, как он в очередной пригласил кореянку на свидание, и та внезапно согласилась.

Однако Пхичит всё равно взволнованно писал:

«Я спросил у неё, делает ли она это только для того, чтобы утешить меня после финала Гран-При, но она сказала, что нет».

«Как думаешь, может, я ей нравлюсь?»

«Хоть капельку, хоть капелюшечку!»

Юри улыбнулась, отвечая:

«Может Сынгиль и выглядит холодной, да и ведёт себя так же, но если она что-то делает, значит, она этого хочет. Тебе повезло».

Ответом ей было:

«О, Юри, я так влюблёёёёёёёёёёён!!!!!!»

«(❤ω❤)».

«(❤ω❤) (❤ω❤) (❤ω❤)».

Кацуки вздохнула и поспешила написать Сынгиль с просьбой не переусердствовать в ответных знаках внимания, а то такими темпами сердце Пхичита может не выдержать. Как и её телефон, буквально атакованный сообщениями с кучей влюблённых эмодзи и каомоджи.

От общения с друзьями её отвлёк Виктор, который наконец-то закончил со своими делами и бесцеремонно завалился к Юри на диван, стискивая её в крепких объятиях.

— Завтра я хочу отвезти тебя в одно место.

— Свидание? — уточнила Кацуки.

— Не совсем, — качнул головой Виктор. — Это… Нечто важное для меня. Я хочу, чтобы ты встретилась с одним человеком.

Юри была заинтригована. Она понимала, что это место так или иначе связано с той самой причиной, почему они с Виктором отправились в Санкт-Петербург. Тем не менее, вопросов она всё так же не задавала, лишь положила голову на плечо Никифорова, вновь возвращая всё своё внимание к телефону и до сих пор не выдохшемуся Пхичиту.

Виктор нахмурился.

— Почему этот парень посылает тебе так много сердечек?

— О, ему наконец-то удалось позвать на свидание девушку, в которую он влюблён довольно продолжительное время, — отозвалась Юри.

— Правда? — заинтересовался Виктор. — И кто она?

— Ли Сынгиль, помнишь её? Кореянка с Кубка Китая.

Виктор нахмурился, с трудом припоминая её лицо. Вздохнув, Кацуки зашла в инстаграм и показала ему совместную фотографию Пхичита и Сынгиль.

— Всё равно о них не будут говорить так же много, как о нас, — отмахнулся мужчина. Кольцо сверкнуло у него на пальце, и Юри смущённо улыбнулась, беря его руку в свою.

— Будут или нет — какая разница? Им хорошо вместе, нам тоже хорошо вместе, так какое дело до других? — спросила она.

Виктор смотрел на неё какое-то время, глупо хлопая глазами, а потом громко рассмеялся.

— А ты сильно изменилась, моя любовь. — И несмотря на то, что последние два слова были произнесены на русском, Юри поняла, что они означали, и поспешила поцеловать Виктора. Тот, однако, тут же распустил руки, и Кацуки ему это позволила. Сегодня она была готова к большему.

* * *

На следующий день, проснувшись с небольшой болью в пояснице, девушка была взволнована больше обычного. Они должны были отправиться в то важное для Виктора место.

Они умылись, позавтракали, оделись потеплее и пошли в метро, где Юри, кажется, не была целую вечность, хотя прошло лишь несколько месяцев. На мимолётную фразу девушки о том, что московское метро красивее питерского, Никифоров обиделся, из-за чего всю дорогу они провели в молчании. Девушка на это лишь закатила глаза: она уже успела привыкнуть к подобным выходкам Виктора, благодаря чему перестала воспринимать их всерьёз.

Юрий, которому она написала о произошедшей ситуации, весьма эмоционально ответил:

«Азазпзвза».

«Господи, обожаю тебя».

«АХАЗАХАХ».

«РЕАЛЬНО ЛУЧШЕЕ».

«Я это заскриню и выложу в инсту, чтобы все знали».

«Кстати, не волнуйся, ты всё правильно сказала. Этот старый пердун, пусть теперь и твой жених, но должен знать, что Москва куда лучше».

Сообщения Юрия не внесли никакого прояснения произошедшей ситуации, из-за чего Кацуки пришлось лезть в интернет, где она и узнала о многовековом споре, где люди никак не могли выяснить, какой же город лучше. Юри заблокировала телефон и тяжело вздохнула, не веря в то, что Виктор обиделся из-за подобной мелочи.

Юри извиняться не собиралась: она к этому спору причастна не была, лишь сказала то, что соответствовало её наблюдениям. И Виктору, знающему характер девушки, пришлось смириться. Тем более, что они наконец-то прибыли на нужную им станцию.

Они поднялись из метро, и девушка принялась оглядываться. По этой части Питера её водил Юрий. Он не знал ничего о местных памятниках архитектуры, а потому они вдвоём просто ходили и много фотографировали, а в конце пути забрели в булочную, где Плисецкий купил девушке несколько ватрушек.

Однако в этот раз это не была прогулка. Пройдя несколько улиц, Виктор остановился рядом с большим зданием. На синей табличке была золотистая надпись на русском языке, из-за чего Юри не смогла прочесть её.

Они вошли внутрь, минули охранника и подошли к стойке. Виктор спросил о чём-то сидящую там женщину, та ответила. Они переговаривались какое-то время, после чего Никифоров, взяв Юри за руку, повёл её сперва к гардеробу, а затем и к лифтам. Они поднялись на пятый этаж и пошли по длинному коридору. Наконец, Юри поняла, что они находились в больнице. Однако что они тут забыли, Кацуки не знала.

Виктор остановился у одной из дверей в бесконечном коридоре и постучал. Ему дали разрешение войти. За столом в кабинете сидел мужчина в довольно почтенном возрасте, с большими очками на носу и лысиной на голове. Он заговорил с Виктором, и разговор, судя по всему, был серьёзным. Несколько раз в их диалоге мелькало имя Светланы Владиславовны — матери Виктора.

И тут Юри всё поняла. Они навещали мать Виктора, которая сейчас находилась на стационарном лечении в психиатрической больнице. От осознания того факта, что Виктор привёл её в стационар к родной матери, девушке стало неловко: почему Виктор вообще взял её с собой? Он хотел познакомить её со своей матерью? Но Юри была совершенно не готова к этому! Вдруг она не понравится женщине? Вдруг та решит, что Юри — совсем ему не пара?

Когда они вышли из кабинета, Виктор, заметивший волнение Кацуки, взял её за руку.

— Прости, что не сказал об этом раньше, но я не был уверен, как ты отреагируешь, — начал он, — однако для меня важно, чтобы вы встретились. Я люблю свою мать, пусть у нас с ней и есть некоторые… скажем так, разногласия. И я очень люблю тебя, я чувствую, что готов прожить с тобой всю жизнь, а потому хочу познакомить вас двоих. Прошу, не откажи мне в этой просьбе.

Юри залилась румянцем, отводя взгляд. Виктор… Его взгляд был таким умоляющим, а голос столь нежным, что девушка не могла сопротивляться. Она медленно кивнула, и её загребли в крепкие объятия.

Виктор быстро ввёл девушку в курс дела, объясняя, что сегодня Светлана Владиславовна должна покинуть стационар, в котором находилась последний месяц. Жить женщина будет у своей сестры, Екатерины Станиславовны, которая скоро подъедет и заберёт мать с собой.

— Я хочу познакомить вас, — произнёс он. — Юри, в будущем я хочу жениться на тебе, и поэтому мне бы хотелось, чтобы вы встретились, чтобы ты познакомилась с женщиной, которая меня вырастила, а она — с женщиной, которую я полюбил.

Юри вспыхнула краской смущения. Виктор говорил такие серьёзные вещи таким уверенным, но спокойным тоном, что девушка вновь ощутила волнение.

— С радостью, — улыбнулась она. — Я… Я бы тоже хотела с ней познакомиться, очень сильно. Давай встретимся с ней.

Виктор расцвёл буквально на глазах, запечатляя на губах девушки искренний поцелуй.

Они дошли до одной из палат, и Виктор постучал в дверь. С той стороны раздался женский голос, и дрожь волнения пробежала по телу Юри. За дверью находилась Светлана Владиславовна, мать её парня, которая совершенно не знала о том, что её сын пришёл забрать её вместе со своей девушкой.

Виктор открыл дверь, заглядывая внутрь.

— Можно я войду? — спросил он неловким тоном. Воцарилось молчание.

Внезапно Светлана Владиславовна что-то воскликнула, поднялась на ноги и приблизилась к вошедшему в палату сыну. Прямо на глазах Юри женщина отвесила ему несильную пощёчину, а потом крепко обняла. Как девушка поняла, та бранила его, но в её глазах застыли слёзы.

От Светланы Владиславовны Виктору достались пушистые серебристые ресницы, голубые глаза, тонкий изгиб бровей и форма лица. Сама женщина была довольно высокой, но при этом ссутулилась, будто на её плечах лежал тяжёлый груз. На её лице, немолодом, но и не выдающем её истинный возраст, уже залегли тени морщин, придавая женщине строгости.

— Ну-ну, всё хорошо, я здесь, — успокаивал её Виктор.

— Ты не навещал меня! Смотался в свою Японию к этой девчонке и практически не писал! Что ж ты за сын такой? — ругалась женщина.

— Кстати, о Юри. Мам, я хотел бы вас познакомить.

— Познакомить? — удивилась женщина.

— Да. Видишь ли, я очень сильно люблю Юри и хотел бы связать свою жизнь с ней, — осторожно произнёс Виктор. Кацуки напряглась, услышав своё имя.

Светлана Владиславовна цепким взглядом, совсем не похожим на взгляд Виктора, оглядела Кацуки. И чем дольше она смотрела на девушку, тем больше она хмурилась, а на её лицо налегала мрачная тень.

— И вот она, да? — спросила женщина. — Она хоть по-русски говорить умеет?

— Очень плохо, она ещё учится, как и я — японскому, — отозвался Виктор. Светлана Владиславовна поджала губы.

— Я всегда хотела, чтобы ты женился на русской девочке, а не какой-то…

— Мам, — осадил её Виктор стальным тоном. Женщина недовольно посмотрела на него. Юри, не понимающая ни слова, прекрасно осознавала, что она не понравилась матери своего парня.

— Вот Милка Бабичева — чем не вариант? Добрая, хорошая, а главное — русская! Разве ж от этой узкоглазой будет толк? Детей нормальных не выносит, свои порядки будет наводить, из тебя душу вывернет — одним словом, тьфу!

— Мам, — строже повторил Виктор. — Я не люблю Милу, я люблю Юри, и не потерплю, чтобы ты говорила о ней подобные вещи. Свою ксенофобию держи при себе.

— Ишь какие умные слова выучил, — фыркнула женщина. — Я эту девку не приму — и точка!

Виктор с минуту молчал, его лицо покраснело от гнева. Наконец, он вздохнул, сжимая руку в кулак и пытаясь успокоиться.

— Как хорошо, что меня не волнует твоё мнение в данном вопросе, — выплюнул он. — Тётя Катя сама за тобой поднимется. — И, развернувшись, взял ошарашенную Юри за запястье, покидая палату.

Юри было крайне неловко весь оставшийся вечер и следующий день. Виктор тоже какое-то время был хмур, и Кацуки чувствовала, что сейчас он как никогда нуждается в её поддержке. Девушка обнимала возлюбленного, гладила его по голове и просто тихо сидела рядом. Виктор был благодарен ей за это, мягко улыбаясь и сжимая в своих объятиях в ответ.

— Мы никогда с ней не ладили, — внезапно сказал он, и Юри вспомнила, что Виктор рассказывал ей о своей матери.

Их отношения были сложными. Светлана Владиславовна — давно укоренившийся в своих взглядах человек, рождённый и выросший в Советском Союзе, что оставило на её личности неизгладимый след — настолько глубокий, что после распада Союза её психологическое состояние так ухудшилось, что Виктор был вынужден хотя бы раз в год отправлять её в санаторий на лечение. Сам же Виктор — своевольный и упрямый человек, не привыкший прогибаться под чужую волю. Он всегда делал то, что хотел, и его мало интересовало мнение окружающих на этот счёт.

Естественно, что с такими характерами никто из Никифоровых не хотел идти на уступки. И так же естественно, что итогом стали их плохие отношения и способность разругаться по любой мелочи.

Однако сама Юри не желала лезть в чужие разборки. Девушка понимала, что в произошедшем в больнице виновата она, что мать и сын поссорились именно из-за неё. Кацуки чувствовала свою долю вины: скорее всего, она оказалась просто не такой, какой хотела её видеть Светлана Владиславовна. Однако вставать грудью на стороны Виктора или его матери она не собиралась. Виктор сделал свой выбор, решив связать свою жизнь с жизнью Юри. Сама Юри не собиралась бросать возлюбленного только потому, что она не понравилась его матери.

Да, будучи воспитанной в японской семье и вынужденной с детства выслушивать наставления о том, что она просто обязана угодить и понравиться родителям её будущего мужа, Кацуки не могла так просто плюнуть на сложившуюся ситуацию. Однако в силу профессии она часто разъезжала по разным странам, много лет обучалась за границей и общалась с иностранцами, что привело к тому, что западный менталитет оставил в девушке свой оттиск, и теперь она не так бурно реагировала на нелюбовь будущей свекрови.

Юри решила, что раз всё так сложилось, то пусть будет. В конце концов, это явно не их последняя встреча. Кто знает, может, в будущем Светлана Владиславовна взглянет на неё иначе, примет тот факт, что Юри — хорошая партия для её сына. Ну, а до тех пор…

— Не забивай себе голову, это было ожидаемо, — вздохнул Виктор, а затем широко улыбнулся. — И вообще, завтра Новый год! Позовём Якова — он мне как отец — и Лилию. А заодно и Юру. Может, даже Милу, если она не уедет в Екатеринбург к родителям. И отпразднуем все вместе!

Кацуки улыбнулась и кивнула. Неприятные мысли отошли на второй план, заменяясь суматохой в канун праздника.

Юри ещё никогда не праздновала Новый год с таким размахом, как русские. В Японии, да и в большей части мира, Новый год был не особо значимым праздником. Его и по функции, и по правилам празднования заменяло католическое Рождество. Поэтому сейчас, пытаясь нарезать салат оливье, опираясь на инструкцию из интернета, Кацуки чувствовала лёгкий мандраж.

На следующий день мандраж усилился, прибавляя нервозность. Но это была не та нервозность, при которой хочется рвать волосы на голове в ужасе и непонимании, что же делать дальше, а приятная, связанная с такими бытовыми мелочами, как мысли о том, чтобы успеть всё приготовить до Нового года, красиво украсить ёлку, которую Виктор достал с балкона, и расставить тарелки на стол.

Ближе к трём часам пришёл Юрий с переноской в одной руке и большим пакетом в другой. В пакете оказались продукты, которые Плисецкий купил по дороге сюда, а также немного мишуры, которую Виктор тут же повесил на ёлку.

Недовольная Госпожа, которую выпустили из переноски в первые же минуты, принялась обходить квартиру Никифорова, чувствуя себя как дома и презрительно фырча на следующего за ней по пятам Маккачина.

— Кошатинка-то вся в тебя, — рассмеялся Виктор.

— Она хотя бы умнее тебя, — фыркнул в ответ Юрий и, заметив подошедшую Юри, поспешил её крепко обнять. — И как только ты терпишь этого придурка…

— Виктор очень хороший, — нежно погладила подростка по голове Кацуки, с улыбкой смотря на Виктора.

— Тебе кажется, — заверил её парень. И тут же перевёл тему на более насущную: — Так, ладно, еда есть?

— Всё только на Новый год, — ответил ему Виктор. — И не смей хватать колбасу с тарелки, все кусочки подсчитаны!

Плисецкий на это лишь закатил глаза и ушёл в гостиную, разваливаясь на диване подобно своей кошке, которая точно так же разлеглась на подстилке Маккачина, будто та была её собственной. Юри посмеялась.

Через какое-то время пришло сообщение от Фельцмана, который писал, что на праздник сегодня не явится, но обязательно встретится с Виктором второго или третьего числа. Причина была довольно просто: Яков и Лилия решили вновь попробовать сойтись, а потому захотели провести Новый год вместе. Виктор пожелал им удачи и отправил фотографию Юрия, который всё же добрался до колбасы (как он думал, незаметно) и исподтишка уплетал её.

Мила всё же решила отправиться в Екатеринбург к родственникам, заявив, что не видела родителей уже полгода и ужасно по ним соскучилась. Георгий тоже отказался приходить, и Юри всё ещё чувствовала в этом долю своей вины, но искренние поздравления, которые она получила в смске от Поповича, заставили её поверить в то, что постепенно их отношения стали налаживаться, вновь становясь дружескими. Неловкость потихоньку сходила на «нет».

Так что в конечном итоге праздновать Новый год они будут втроём — впятером, если считать Госпожу и Маккачина.

— Кстати, Юрио-кун, почему ты не поехал к дедушке? — внезапно спросила Юри.

— Не успел билет купить вовремя. А сейчас цены на них просто космические, — отмахнулся парень. — Ничего, я позвоню ему после боя курантов. А потом приеду на остаток зимних каникул. Он понимает.

— Куранты? — переспросила Кацуки.

— Большие часы на одной из башен Кремля, — пояснил Виктор. — Помнишь, мы ходили на них смотреть?

Юри медленно кивнула, припоминая что-то такое. Тогда она не обратила на часы должного внимания, больше удивляясь наличию мавзолея на главной площади России. А ещё тому, что туда есть экскурсии.

Юрий, как самый настоящий подросток двадцать первого века, запостил несколько историй в инстаграм, показывая всем подписчикам, где и с кем он сейчас находится. Юри на это покачала головой, а Виктор пробормотал, что лучше бы Плисейцкий помог курицу в духовке запечь, чем тратил время на социальные сети.

Эта фраза из уст Виктора звучала так странно и непривычно, что Юрий и Юри сперва показалось, что они ослышались. Чтобы Виктор — тот самый Виктор, который буквально живёт социальными сетями, — ругал за это кого-то?

— Знаешь, если в поисковой строке гугла вбить «двойные стандарты», «лицемерие» и «в чужом глазу соломинку замечаешь, в своём — бревна не видишь», а потом перейти в «картинки», то во всех трёх случаях твоя фотография будет первой, — заявил Юрий.

— Как ты мог вырасти таким жестоким? Мы тебя так не воспитывали! — театрально взмахнул руками Виктор, совершенно не обижаясь.

— Вы меня и не воспитывали! — тут же разозлился Плисецкий. — И вообще, какого чёрта вы из раза в раз ведёте себя как мои родители?

Кацуки на это замечание лишь улыбнулась. Юрий был таким Юрием!

Но с другой стороны, а разве они могли вести себя хоть немного иначе? Юрий был не просто их дорогим другом, а самым настоящим членом семьи. Юри всегда воспринимала его как младшего брата. Она старалась взять на себя роль наставника для Юрия, некоего ментора. Подросток, конечно, делал вид, что ему это не нужно. Но Кацуки-то видела, как радостно его глаза зажигались каждый раз, когда она проявляла свою заботу о нём.

Юри хранила глубоко в сердце все те разы, когда Юрий был в шаге от того, чтобы назвать её мамой. Такое происходило всего пару раз, но Кацуки слышала это оборванное «ма» и видела, как Юрий после него покрывался смущённым румянцем и старался делать вид, что ничего не произошло. Юри ему это позволяла.

Вот только если девушка молчала, дожидаясь, когда Юрий сам дойдёт до того, чтобы перестать стесняться своих чувств и бояться их, то Виктор не переставал улыбаться и изредка поддразнивал подростка, сравнивая себя с его отцом. Чем, естественно, ещё больше злил Юрия.

— Почему это мы тебе не родители? Вон, мы скоро поженимся. Сразу после этого можем и опеку над тобой запросить!

Лицо Плисецкого вытянулось. Он сперва шокировано посмотрел на Виктора, затем на Юри, открыл и закрыл рот, как немая рыба, и выругался чистым русским матом. За что получил по шапке от Никифорова.

Юрию понадобилось некоторое время и несколько доказательств, чтобы поверить в грядущую свадьбу Юри и Виктора (в основном в то, что Юри в достаточно здравом уме, чтобы осознанно выходить замуж за Виктора). И когда подросток всё же воспринял эту информацию, наступило девять вечера. Вся троица принялась потихоньку накрывать на стол.

Виктор открыл старый сервант и достал оттуда бокалы, доставшиеся ему ещё от бабушки. Юри припомнила, что что-то похожее она наблюдала в доме деда Юрия, о чём и поспешила спросить.

— Считай это частью менталитета, — ответил ей Плисецкий, — как ковры на стенах и пакет в пакетах.

Кацуки понятливо кивнула.

Вскоре они принялись за поздний и очень плотный ужин, который должен был длиться минимум два часа. И все эти два часа пролетели незаметно. Пока на фоне разговаривал телевизор, где шло какое-то новогоднее шоу с песнями, Юри, Виктор и Юрий разговаривали, при этом последний периодически отвлекался на телефон, что-то в нём строча. Как сказал Виктор, то были поздравления.

Но внезапно картинка на телевизоре сменилась с шумного празднования на храм Василия Блаженного. Зазвучала торжественная музыка.

Юри обернулась к телевизору, как и Юрий с Виктором. Последний поспешил достать небольшие бумажки и простые карандаши, раздавая каждому.

— Пока он болтает, напишите на листочках желание, а под бой курантов мы их подожжём и бросим в шампанское, — произнёс он, улыбаясь.

Юри кивнула, понимая, что это была очередная традиция. Посмотрев на пустой листочек, она задумалась. Чего бы ей пожелать в новом году?

Этот, уже практически прошедший год, был для неё столь же радостным, сколь и тяжёлым. Вся её жизнь кардинально изменилась, она добилась того, чего хотела уже много лет — первого места в международном соревновании по фигурному катанию. Более того, она получила то, о чём даже мечтать не смела — любовь Виктора, который сделал ей предложение.

Переведя взгляд на возлюбленного, она увидела, что тот что-то строчит, забавно высунув язык. Юрий по другую руку от неё тоже что-то писал на бумажке.

Кацуки улыбнулась. Эти двое подарили ей новую жизнь, стали теми, кто оказал на неё наибольшее влияние, так о чём ещё она могла желать?

«Хочу, чтобы все мои друзья были счастливы в новом году, а их мечты сбылись».

Аккуратно сложив бумажку, Юри дождалась, когда раздастся бой курантов. Под громкие удары часов она, подобно Виктору и Юрию, подожгла бумажку в пламени стоящей на столе свечи, а потом, когда та практически сгорела, бросила её в шампанское.

Они чокнулись бокалами и под последние удары часов отпили из них. Зазвучал гимн России, снаружи раздались громоподобные фейерверки, а Виктор, поддаваясь игривому порыву, крепко поцеловал Юри.

С этой минуты начался новый год, который обещал быть лучше предыдущего, и Юри искренне верила в это. Она знала, что её ещё ждёт много проблем, Юрию предстоит тяжёлый путь новых соревнований, а им с Виктором придётся принимать не самые простые решения касательно их будущего, но девушка верила, что они со всем справятся. В конце концов, они теперь были друг у друга.

Примечания:

Вот и всё! Вот и наступил конец этой воистину долгой работы. Спасибо всем, кто читал её!