Синий маяк (гет)

У заброшенной речной пристани мы прощаемся с водными жителями. Точнее, я прощаюсь. Эйка упрямо считает их врагами, но не трогает ради меня. Или ради принципа. Когда мы выбираемся на берег, солнце уже садится.

Я провожаю глазами синие всполохи, которые поднимаются вверх по реке, и отталкиваю шестом плот. Тогда Эйка берёт меня за руку, и мы идём в город. Они немного утомляют, эти безлюдные города. Гавань белоснежна, как раскиданный по скатерти сахар. Или как россыпь льда. Будто ждали лета, а свалилась зима. Ставни забраны, двери заперты. И уже понятно, что кораблей нет — их мачты были бы видны издали. Может, в других краях есть корабли. Это всё равно, что гнаться за солнечным зайчиком.

Но путь требует завершения, и мы доходим до взморья. До необозримо длинной набережной с узорными мраморными перилами и разноцветной мозаикой под ногами. Океан тянет жадные языки к ничейному великолепию и отступает с разочарованным гулом. Буря так и блуждает поодаль. Солнце поджигает волны, и они переливаются чёрным и алым — словно угли в костре.

Эйка усаживается на гладкие, как стекло, перила и говорит мне:

— Не расстраивайся.

— Я не расстраиваюсь.

— И не отчаивайся, ― ветер треплет её нежные локоны, и Эй нетерпеливо убирает их от лица, озираясь по сторонам. ― Целый город на двоих! Где ещё найдёшь такое богатство? Можно позвать твоих друзей, если тут не слишком опасно.

— Каких друзей? — спрашиваю я, вдыхая солёную горечь.

— Каких-нибудь, — рассуждает она, болтая ногами, — тех, что живут в засыпанном городе. Или под городом. Или в голубых скалах.

Ага, друзей у меня пруд пруди.

— Чего ради?

Я заправляю её невесомые прядки под платок и смотрю, как набухает гроза над тёмной водой. Что-то будет. Не мешало бы укрыться под прочной крышей.

— Соберёте команду. Построите корабль, — тормошит меня Эйка, — ну же!

— Завтра подумаем.

Я тоже улыбаюсь, раз она улыбается. Не хочу сейчас говорить, что магия не выпустит с острова простую деревяшку. Будь это возможно, команду давно бы сколотили. Нет, никто из этих людей за мной не пойдёт. И правильно сделает. Но Эй здесь, и я обнимаю её, ненароком загораживая от ветра. Эй не мёрзнет, но ей нравится греться.

— Пойдём отсюда, а то унесёт, — усмехается она, — вон там горит свет, я давно на него гляжу. Ты хочешь на огонёк или подальше от огонька?

Я силюсь понять, про что речь, но взор у меня не столь острый, особенно в сумерках. Не хотелось бы попасть в неприятную историю, но не океану же задавать вопросы?

— Я посмотрю, а ты подождёшь снаружи, — решаю я, наконец.

Эйка предупреждающе скалит зубы:

— Опять?

— Зачем пропадать обоим? Корабли были нужны не тебе, а мне, — объясняю я, снимая её с перил. — Не унывай, в случае чего ты меня спасёшь. И всех скушаешь.

Тут больше разговоров, чем дела. Тусклая звезда вдалеке — это свеча в окошке. Двухэтажный дом зажат между набережной и длинным причалом, прорезающим тяжёлые волны. Кроме как через вход под тёмной вывеской на причал не попасть. Но и делать там нечего, разве что в воду прыгать.

— Кабак, что ли? — щурится Эйка, силясь прочесть название.

Дверь белая, как и всё здесь, словно её много лет никто не тревожил, только обмывали дожди. А буквы совершенно поблекли. Я пытаюсь разобрать надпись, но тщетно.

— Трактир какой-то, — предполагаю я неуверенно, — какая разница?

— Сейчас увидишь, — ехидно предрекает Эй, — иди-иди, я посижу на ступенечках. Могу заодно меч постеречь. Он ведь тяжёлый!

Меч не тяжёлый, но намёк понятен.

— Я ненадолго, не бойся тут одна.

Она негодующе выпускает когти, но я уже толкаю белую дверь без ручки. Не заперто. А то было бы слишком просто. Внутри полумрак, по столам мерцают тусклые светильники. В зале никого нет, не считая трактирщицы — полной дамы примерно одних лет с океаном. Деревянная стойка, на которую она облокотилась, почернела от времени и соли, но кажется несокрушимой, как скала.

— Добрый вечер, — говорю я хозяйке, — нельзя ли узнать у вас дорогу?

— Куда? — её голос похож на скрип давно не смазанной двери. — Дальше только волны.

— Вообще-то, мне туда и надо, — объясняю я осторожно.

Взор хозяйки упирается в меня, как луч маяка, уходящий на неизвестное расстояние.

— Среди волн дороги не проложены, ― довольно сообщает она, ― ты один сюда добрался?

— Более-менее, — отвечаю я, разглядывая пыльную лестницу наверх.

В водянистых глазах старухи мелькает сумрачный смех.

— Более-менее — это про тварь на крыльце?

— Она моя жена, — произношу я привычно.

— Бывает, — равнодушно соглашается хозяйка, — что же ты её на улице держишь, раз жена?

Могу и не держать, но пеняйте на себя. Эйку главное в дом пригласить, а там как сложится. Когда мы возвращаемся вдвоём, старушка запирает дверь на засов.

— Чтобы не мешали, — объясняет.

Кто тут помешает и чему? Эйка держится за меня, скромно потупившись — само смирение! Только коготки больно впиваются сквозь рукав в мою кожу.

— Дороги кончаются, а вопросы никогда, — усмехается трактирщица, вернувшись от двери.

Её одеяние похоже на те наряды, что мы видели в замке. Попроще, но тоже сплошь расшитое — серым по серому. Волосы заплетены в мелкие косички, которые спускаются до полу. Снизу эти косички черны, как смоль, а сверху белы, как лунь. Когда она снова обращает на меня взгляд, кажется, что смотришь в бесконечную череду отражений, и на дне там кто-то шевелится.

— Я уже спросил, что хотел. Но если у вас найдётся совет или ночлег, мы бы не отказались.

— От корабля тоже не откажемся, — вставляет Эйка.

— Платить-то есть чем? — строго уточняет хозяйка. — За постой. Кораблями я не торгую.

Эй колеблется, но к моему удивлению протягивает старухе перстенёк. Чёрный камень с тусклым белым свечением.

Я бросаю на неё укоризненный взгляд, но уже знаю, что без толку. Это неизлечимо.

— Теперь последний, клянусь, — шёпотом заверяет Эйка.

Хозяйка поджимает губы:

— Кольцо — не плата.

Засов можно перерубить. И пусть это бойкое место дожидается новых посетителей! Но игра начинает меня забавлять. В конце концов, её трактир, её и правила.

— Камень волшебный, — тихо улыбается Эй, — вы его только на руку не надевайте! И в зеркало не глядитесь.

— Зеркал не держу, — уверяет нас старушка, — но поверю на слово.

— У меня же есть деньги! — опомнившись, я снимаю с шеи монетку и протягиваю трактирщице. — Не знаю только, много это или нет.

— А вы надолго? — подозрительно уточняет она.

— Надеюсь, что ненадолго, — заверяю я, оглядев сумрачный зал, — здесь очень мило, но хотелось бы обзавестись своим домом.

Хозяйка деловито прячет монету в карман и усмехается:

— Тогда денег хватит. Всё равно у вас больше нет.

— А кольцо так возьмите, — неожиданно предлагает Эй.

Старушка не отказывается, но и радости не выражает.

— Вижу, вы много где побывали, — угадывает она по трофеям.

Я стаскиваю с плеча мешок и сдержанно поясняю:

— Не так, чтобы много. Просто прогулялись по острову.

— Свадебное путешествие, — прибавляет Эй.

— Свадеб не было давно, это точно, — подмигивает ей хозяйка. — Учудила ты! Не тяжело на цепи-то держать, смирно сидит?

— Когда хочет, — Эйка снимает с головы платок и поправляет волосы. Окна тут запечатаны ставнями, и солнце взойдёт нескоро.

— На ночь оставайтесь, — разрешает трактирщица, примеряя перстень, — можете вон за тем столом расположиться, ужин я принесу. Да отцепись от него! Сегодня всё равно есть не будешь, — бросает она Эйке, прежде чем удалиться.

Эй хихикает мне в плечо.

— Это про тебя или про ужин?

Мне не смешно. И мне тут не по себе. Место нам отводят в дальнем углу. Причём, трактирщица оставляет меня на одном конце стола, а сама устраивается на другом. Трапеза выходит неожиданно богатой. Впору позавидовать здешним запасам. Пока я ломаю хлеб, притворяясь, что не заинтересован в пище, хозяйка усаживает подле себя Эйку. Разговаривают они тихо, я едва могу расслышать, о чём.

— Ну что, — спрашивает старушка, — голодно тебе?

— Боюсь потерять стройность, — Эй улыбается, и её клыки поблескивают в полумраке.

— Нашла время, — сетует трактирщица, погладив её по косам, — гляди-ка, и зубы ещё не сточила! У меня там козочка есть. Сбегай через заднюю дверь, мы пока поболтаем.

— Правда, можно? — радостно вздрагивает Эйка.

— Беги-беги. Ты вот ещё что… — хозяйка откладывает ложку и подманивает Эй еле гнущимся пальцем с чёрным камнем.

Эй наклоняет голову, едва не задев клыками шею старушки. Я допиваю компот из чего-то, кроме абрикосов, и с замиранием сердца слежу за этим смертельным трюком. Через секунду Эйка бросает на меня короткий взгляд и выпрямляется.

— Я знаю, — улыбается она хозяйке, — но тут уже ничего не поделаешь, судьба такая.

Эйка уходит, а я, наконец, проглатываю ком в горле заодно с напитком. Я уже свыкся с тем, что вокруг полно очевидного и непостижимого. Эйку можно и потом расспросить, а трактирщицу без толку расспрашивать. На меня она глядит так, будто я ей не шибко нравлюсь. Положим, я и себе не нравлюсь, но от себя деваться некуда. А ей что за печаль? Мы же только переночуем! Я бы сию минуту заснул. То ли устал с дороги, то ли старушка подмешала в питьё особых травок. Либо рискуй, либо воздухом питайся.

— Что там такое? — спрашиваю я, указав на одну из из расписных мисочек.

— Мёд, — озабоченно вздыхает хозяйка и пересаживается ближе. — И на что тебе этот маленький вампирчик?

Я поднимаю глаза, так и не решившись отведать густой янтарной смолы.

— У нас Связь. Понятно, я думаю?

— А не убьёшь почему?

— Влюбился.

— Раз так, можно и помучить, — обстоятельно соглашается трактирщица. — Корабль для чего ищешь?

— Чтобы уплыть, — пожимаю я плечами. — Устал здесь, хочу поискать помощи. Или убежища. Что-нибудь поискать.

— Что-нибудь и тут найдётся, — старушка подпирает кулаком щёку, и становится понятно, что в сердцевине перстня заключена пустота со дна её зрачков. Точь-в-точь.

— Дело хозяйское, — рассуждает трактирщица, — но вот какая незадача. Я жизнью поручилась, что никого не пропущу на причал. А жить мне долго, и тебе со мной не сладить.

— Понимаю, — соглашаюсь я, задумчиво вертя в руках ложку, — но нам с вами делить нечего. И силами мериться ни к чему, уважаемая… Простите, я забыл, как вы представились. Если не желаете представляться, ничего страшного.

— Хорпа моё имя, — отвечает она спокойно, — я на ровном месте тайн не делаю.

— Вы мне не растолкуете, что за странность с этими именами? — не могу я удержаться. — У одних есть, у других нет… И никто не спешит знакомиться. Или тут магия примешана?

— Пожалуй, — неторопливо подтверждает она, — была магия, а осталась привычка. Вроде договора о дружбе и взаимопомощи. Но теперь какая взаимопомощь? Твари вовсе собой не распоряжаются, потому и имён не носят.

— Не то чтобы я всё понял, но зовите меня Ильмом, — предлагаю я, чуть подумав, — по-моему, имя настоящее.

— Я помню, что ты Ильм, — усмехается она, — но спасибо, что назвался. Я одно не пойму, как ты собирался вести корабль?

Эйка проскальзывает на свободный стул рядом со мной и затихает там, подобрав ноги и сыто щурясь. Похоже, ей тут уютно. Раз так, то и мне становится спокойнее. А то этот разговор, как прогулка по краю пропасти.

— Мы рассчитывали на везение, — объясняю я Хорпе, — а до этого учились по книгам. И сюда прибыли по воде. Опыт небольшой, но мы не рвёмся в дальние странствия. Хотели плыть потихоньку, вдоль берегов.

— У берега бы вы и разбились. На западе сплошные рифы, — морщится старуха, — колдовать-то тебе есть чем?

Я с улыбкой достаю из-за пазухи Перо.

— Редкая масть, — отмечает Хорпа, — бесценная по нынешним временам вещь. А что это такое, ты знаешь, Ильм?

Не хотелось бы ляпнуть откровенную глупость, но была не была.

— Отец мне рассказывал про древнюю волшебную птицу, — начинаю я неуверенно, — но мне думается, что это перо дракона. Впрочем, я могу ошибаться, так как сам драконов не встречал. Может, их и не было никогда.

— Да, драконы как-то повывелись, — озабоченно соглашается трактирщица, — но чтобы уж совсем ни одного не встретить, это, я скажу, редкая неудача. Ну а меч твой как же?

— А что с ним не так? — пальцы сами тянутся к рукояти, и мне стоит труда оборвать движение.

Но старушка не выказывает беспокойства.

— Всё в порядке с мечом, — утешает она, — не представляю, что могло бы его повредить. Такие мечи вручали прославленным воинам. Как-никак, в каждом клинке — смерть дракона.

— То есть им дракона убили? — переспрашиваю я с опаской. — Или с ним надо на драконов ходить?

Мне представляется нелепой идея лезть к опасному чудовищу с любым оружием. Хотя если целой армией… Но к чему пускаться в столь опасное предприятие — чтобы перьев надёргать?

— Вот уж дракона так точно не убьёшь, — хозяйка поливает мёдом хлебную корочку, и густая тёмная струйка тянется, как в замедленном времени.

Я всё ещё гадаю, солёное это яство или острое? Или ни то, ни другое?

— Тут всё проще, — объясняет Хорпа, наслаждаясь неизвестным вкусом, — дракон роняет в жизни одну слезу — когда умирает. И слеза эта застывает, не долетев до земли. Из неё и выходят самые прочные клинки.

— С буковками? — распахивает глаза Эйка.

— Буквы — боевое заклятие, — растолковывает старушка, доедая хлеб, — чтобы любая рана была тяжёлой, а смерть мучительной.

Такая осведомлённость в опасных чарах настораживает, но загадка манит, как бездна.

— Про магию спорить не стану, — соглашаюсь я почтительно, — и легенда красивая. Но мы просмотрели множество книг, и ни в одной не написано, где живут драконы.

— Здешние книги не для чужих глаз, — бросает хозяйка, слизнув с перстня горько-сладкую каплю. — А своим не надо объяснять очевидное.

— Что же тут, очевидного, — удивляюсь я, — если можно весь остров обойти и не наткнуться на этих тварей?

Наверняка, оно, и к лучшему.

— Дурень, — Хорпа ударяет меня двумя пальцами по лбу. Больно, кстати. — Да ты и есть дракон.

Я открываю рот и закрываю его обратно, не придумав вопроса. Оглядываюсь на Эйку. Она испуганно трясёт головой, тоже впервые слышит про такое диво.

— Вы хотите сказать, что в подобное… существо можно превратиться? — спрашиваю я в лёгком параличе. — Этому специально обучают?

— Учиться нечему, — отмахивается трактирщица. — Многие так и думают, что волшебники меняют обличье, становясь драконами. На самом деле, это драконы становятся людьми, и нет никаких волшебников.

Нет волшебников — прямо скажем, убийственное откровение! Эйке отлично слышно, как моё сердце заходится дробью, а потом падает в яму. Я тут же ощущаю на запястье её ледяные пальчики и поглаживаю их под скатертью.

— Зачем же оно понадобилось им… Нам? — растерянно обращаюсь я к Хорпе.

— Забава такая, — не вполне понятно объясняет она, глядя при этом на Эйку.

— То есть я родился драконом? — предполагаю я осторожно.

Старушка неожиданно разражается хохотом.

— Это было бы то ещё зрелище! — признаёт она, отсмеявшись. — Нет, милый, рождался ты, как все люди. В этом уж я понимаю, можешь мне поверить. Как-никак, я пятнадцать сыновей выносила. Но сколько бы ни сменилось поколений, дракон всегда один. Это своего рода бессмертие. Тела меняются, но ты всё помнишь.

— Он не помнит, — одними губами произносит Эйка, глядя на Хорпу, — он только себя помнит.

— Хитро, — кивает старушка. — А ну как воплотится ненароком? Беды бы не было!

Что за манера — говорить обо мне так, будто я за стенкой? Это неприятно. Неприятнее только намёки Хорпы на то, что я сам — сон и шутка бессмертной твари. Одно перо в его хвосте.

— Ну да, — подтверждает Эй с дрожащей улыбкой, — память передаётся через кровь, за этим и надо рождаться в человеческом облике. А драконы, наверное, из яиц вылупляются, это совсем не то. Но как же они научились людьми становиться?

— Ели их в больших количествах. Вместе с памятью, — предполагаю я хмуро.

И боюсь, что не сильно ошибаюсь. Во всяком случае, Хорпа не возражает. Теперь они обе так на меня смотрят, что сразу не по себе делается. Я должен чашку выронить или разрыдаться? Или разнести крыльями дом? Можно уже пойти запереться в скорлупе?

— И как же… Как избежать возвращения в истинный облик?

Старуха глядит на меня, как на сумасшедшего. Эйка нервно теребит коготками бахрому скатерти.

— От себя не убежишь, — медленно произносит Хорпа, — бывают случаи, когда не превратиться нельзя.

Эй пихает меня ножкой под столом, но мне надоело ничего не понимать.

— Например? — доискиваюсь я с неприличным упрямством.

Не помешало бы разобраться, при какой фазе луны возможна такая внезапная метаморфоза.

— Например, если её убить, — Хорпа указывает на Эйку пальцем с чёрным перстнем.

Эй весело скалится:

— Не надо меня убивать, я и так мёртвая! Хотя… Тогда тебе не придётся плыть по волнам! — поворачивается она ко мне. — Лети на все четыре стороны! Вдруг в этом и есть моё назначение?

— Не обнадёживай понапрасну! — улыбаюсь я через силу. — Будь всё так просто, остальные маги упорхнули бы с острова. Зачем же они строили корабли?

— Чем чаще ты рождаешься человеком, тем меньше в тебе от дракона, — объясняет Хорпа, покручивая на пальце кольцо. — Нет нужды воплощаться, если и так можно творить что душе угодно. В том числе, вечное и прекрасное, — прибавляет она, ободряюще улыбнувшись Эйке.

Всё равно не понимаю.

— Так драконы слишком хороши или слишком плохи, чтобы оставаться людьми?

Когда Хорпа переводит на меня взгляд, улыбка из её глаз пропадает.

— И то и другое, — произносит она тем же размеренным голосом, — они разные. Как и все в этом мире. Но я уже сказала, что нет грани между тобой и драконом. Просто ты очень бестолковый дракон. Всё равно что новорождённый. Правда, по-настоящему они не рождались давным-давно. И почти так же давно не умирали. Хотя иногда стоило бы.

— Вероятно, во мне дракон умер, — предполагаю я с нервной усмешкой, — я не помню прошлых жизней. И никогда не раскрывал крылья. Так почему вы решили, что они у меня есть?

— А Перо чьё?

— У вас оно тоже имеется, — я бросаю взгляд на подставку для ложек, притулившуюся на краю деревянной стойки. В неё среди прочей утвари воткнуто и Перо — серебристо-чёрное, острое, будто нож.

— Куда же без Пера? — улыбается трактирщица. — Магия — рисунок огнём по воздуху. Но летать для этого необязательно.

— А вы умеете лететь?

Сам не знаю, верю я в это или нет.

— Ни в коем случае, — успокаивает Хорпа, — на потеху я не превращаюсь, да и крылья давно растеряла.

Может, она говорит в переносном значении, а может в прямом. Или в обоих значениях. Пока я размышляю над этим, Эйка поднимает на хозяйку задумчивые глаза:

— Если у вас пятнадцать сыновей, это значит, что дракон возродится в каждом?

— Это значит, что он не возродится, — отвечает Хорпа, тяжело поднявшись из-за стола, — что-то разговоры у нас пошли невесёлые! Сыграем лучше в кораблики. Уж это ты умеешь?

Мне бы не хотелось краснеть под её взглядом, и я признаюсь с улыбкой сожаления:

— Умею. Но хожу неважно.

Ситуация кажется одновременно забавной и жуткой.

— Кто же в наши дни хорошо ходит? — вздыхает Хорпа, извлекая из-под стойки поцарапанную игральную доску.

Её заскорузлые пальцы с неожиданной ловкостью расставляют фигуры по голубому полю. Кораблики потрёпаны многолетними бурями, но видно, что изготовлены они куда искуснее тех, что я оставил на маяке.

Выбирать цвет хозяйка предлагает Эйке, зажав в каждом кулаке по кораблику. Эй указывает на алый — в той руке, на которой перстень.

— Колечко доставил в замок последний из моих мальчишек, — неожиданно сообщает Хорпа, поворачивая ко мне угол доски, занятый алым флотом, — колдовал над камнями, конечно, не он. Но нести ему доверили.

Я пытаюсь сосредоточиться на правильном ходе, но поневоле гадаю: последний — это по старшинству или из оставшихся? Или опять и то, и другое?

— Этот перстенёк и прочие безделушки, — поясняет Хорпа с сухим смешком. — Королева была большая модница, а камни таковы, что непременно засмотришься! Она их надела и не смогла отвести взор от зеркала. С того всё и началось. Тебе, деточка, повезло, что ты в зеркалах не отражаешься!

Трактирщица снова глядит на Эйку с тёплой улыбкой. Эйка тоже улыбается, но слегка напряжённо.

— Мы утопили прочие камни. Не знаю, правильно или нет, — тихо поясняет она, — в замке тьма зеркал, и в каждом кто-то живёт. Мы и сюда принесли два зеркала, они нас защищали в дороге.

— Хоть какой-то прок, — невозмутимо одобряет Хорпа.

Я, наконец, спускаю на воду первый кораблик, и он тут же тонет под натиском белой армады.

— А вы, получается, были против короля? — невинно интересуется Эй.

— Против которого? — уточняет Хорпа, двигая крохотные судёнышки. — Тут каждый воевал за своего короля. Их двое было братьев. Близнецы — не отличить! А дракон, соответственно, один. Но поди его разбери — решил драться по разные стороны. Замок достался старшему, он и бежал со своими кораблями. А мы тут были за младшего, он казался нравом помягче.

Помягче — это в смысле подослать в дом брата проклятые драгоценности, чтобы там все полегли?

— Вы так много знаете, — произношу я тихо, — а обо мне что расскажете?

— Ты хочешь, чтобы рассказала? — Хорпа расправляется с двумя моими судёнышками подряд. — Когда долго живёшь, узнаёшь много. Но радости от этого мало.

Могу себе вообразить. Нет, не могу. И не хочу вспоминать. Думаю, Хорпа угадывает это по моему лицу. А я всё думаю, мой отец, или я, или мы — как это назвать точнее? Он нарочно так сделал, чтобы начать заново? Или это вышло случайно? Встретил девушку, полюбил, решили — пусть будет новый дракон... А потом он пробил лодку. Не представляю, как бы я поступил... И не то, что боюсь узнать, просто мне кажется, это меня поглотит. И что тогда останется от нас с Эй?

Я начинаю понимать, зачем им всё это понадобилось, этим непостижимым пернатым созданиям. Волшебникам, лепившим из живого и неживого всё, что угодно. Даже с одним Пером такого натворишь, что ай-яй! А сколько перьев на драконе? Должно быть, они устали от всемогущества, а потом устали от бессмертия и затеяли войну. Наверное, под толщей лет крылась иная причина, но сейчас это уже не имеет значения.

Углубившись в размышления, я нечаянно захватываю у Хорпы два корабля, а, вынырнув в реальность, не могу понять, как это мне удалось? С остатками моего флота она разделывается легко и без сожаления. Я даже не расстроен. Мне не до игр, и вообще играть с вечностью — глупая идея.

— Улов не велик, — отмечает Хорпа, кивнув на захваченные мной судёнышки, — но можете взять один на память, раз уж я присвоила колечко.

— Большое спасибо, — бормочу я удивлённо. — Но у вас набор будет не полный.

— Я уже наигралась.

Всё ещё в сомнении я поворачиваюсь к Эй, поставив по кораблику на ладонь.

— Придётся тебе снова решать. Этот для боя — тяжелее и крепче. Этот для погони — легче и быстрее.

— Давай быстрый, — предлагает Эйка, — надоело драться.

— Ложиться будете? — интересуется Хорпа, ссыпая остальные фигурки внутрь доски. — Или до утра посидим?

— Ой, извините! — спохватывается Эй. — Мы вас совсем заболтали.

Ей приходится дёрнуть меня за рукав, чтобы двинулся с места. Хорпа тем временем отстёгивает ключ от поясной связки.

— Держи, — говорит она мне, — наверху всё заперто.

Я забираю ключ и лишь на полдороге спохватываюсь:

— От которой он двери?

— От любой, — устало объясняет Хорпа. — Доброй ночи. Хотя, что уж тут доброго? Вон, какой ураган поднимается!

Напророчив бурю, хозяйка скрывается в тёмном проёме за стойкой, и я не решаюсь её окликнуть.