Радужный звук (джен)

Сознание возвращается волнами. Может, процесс возвращения в реальность протекал бы быстрее, если бы не эта жуткая пульсирующая боль в затылке. От увесистых затрещин по лицу легче тоже не становится. Чувствую, ещё каких-то пара секунд этой изощрённой экзекуции, и мой череп разлетится мелкими осколками во все стороны, оголив многострадальный мозг. Не имея иного выбора, силюсь открыть глаза. И пока размытые силуэты обретают чёткость, я старательно напрягаю память, чтобы понять, как я здесь оказался. И где это «здесь»?

Помещение, в котором я нахожусь, ослепляет своей белизной, и разглядеть в нём очертания предметов и людей сразу довольно сложно. Но стоит мне сделать над собой усилие, к своему ужасу понимаю, где именно нахожусь. Меня тут же охватывает уже привычная апатия. Есть ли резон поддаваться панике, растрачивать остатки своей человечности, если ни сил, ни возможности что-то изменить, попросту нет? Глядя на возвышающуюся надо мной грузную фигуру, я теряю всякое желание сопротивляться действительности и смиренно волочу ноги, пока меня грубо тащат в персональный ад.

«Ад» выглядит ещё отвратительней, чем холл, в котором я очнулся: стены и постельное бельё такие же белые, но не настолько чистые. И периодически выползающие на свет мелкие бледные длинные насекомые ещё раз подчёркивают, что в этой обители добросовестно прибираются только в местах общего пользования, да и то в дни посещений. Негоже лучшей психиатрической клинике города представать в столь невыгодном свете — могут возникнуть неудобные вопросы, ответы на которые никто не жаждет озвучивать. Местную клиентуру же слушать не станут даже близкие родственники.

Мне и вовсе не стоит думать об этом — меня навещают только мои видения. Зато регулярно и не только в прописанные для этого часы. Если подумать, жаловаться на скуку мне вообще не приходится, весь день — сплошное веселье. Утром процедуры, завтрак, беседы с лечащим врачом, затем обед, состоящий в основном из миленьких цветастых таблеточек, вновь процедуры, иногда довольно интригующие своей старомодностью (два слова: ремни и электричество), ужин (по секрету: на десерт ещё одна порция «витаминок»), свободное время, которое я могу посвятить общению со своими новыми соседями, и, наконец, отбой. И всё это скрашивается восхитительными творениями моего не совсем здорового разума, причём не только визуальными, но и звуковыми.

Всё было бы не так плохо, в конце концов, человек может привыкнуть ко всему, так почему бы и моему сознанию не влиться в этот криповатый вариант цирка Дю Солей, однако...

Однако есть некоторые моменты, которые не дают мне покоя. Без конской дозы транквилизаторов я не смог бы спать ночами. Первое, что меня тревожит, оседая на плечах тяжким грузом — мысль, что я спасся, а Она нет. Даже не так — я ничего не сделал, чтобы у Неё появилась такая возможность. Может, я и не герой в плаще и маске, но я мог бы хотя бы попытаться. А второе — явление совсем иного характера.

Оно меня изводит ночами, когда я готовлюсь ко сну, днём, когда я остаюсь наедине со своими галлюцинациями, даже при посещении уборной. Стоит мне остаться одному, как крохотная жутковатого вида тень возникает из ниоткуда и внушает куда больший страх, нежели мысль, что у меня не всё в прядке с головой. Оно не показывается на глаза, но не особенно скрывается. И оно не даёт мне адаптироваться, заставляя шарахаться от собственной тени.

Даже испытав на собственной шкуре, кажется, все достижения современной медицины и некоторые устаревшие и не совсем гуманные, я не могу приспособиться к тем ощущениям, что вызывает во мне эта назойливая пигалица. «Пигалица»? Почему? Как же это знакомо, хоть и совершенно неуместно. С чего вдруг я так называю свой личный кошмар, пусть даже мысленно? Стоит только задуматься об этом, и голова начинает раскалываться, перед глазами всё плывёт. Последнее, что я вижу, прежде чем отключиться прямо посреди коридора — пара полыхающих инфернальным огнём глаз.