Антарес Блэк и ящик Пандоры (джен)

— Ты взвинчен, Себастиан. Соберись и попробуй еще раз.

Блэк подавил желание зевнуть и вперил взгляд в противоположную стену, удобно устроившись в трансфигурированном полчаса назад кресле. Камень древней кладки ответил ему равнодушным молчанием. Он, скорее всего, видел вещи поинтереснее, чем пара студентов, изучающих запретное искусство магии разума.

— Я? Я взвинчен? Действительно, с чего бы это… — Сэллоу состроил столь уморительно-саркастичную гримасу, что Антарес с трудом удержался от смеха. — Меня скорее удивляет, почему ты так спокоен, Блэк. Мы убили пару волшебников и, Мерлин знает, сколько магглов, а единственное, что тебя волнует — подадут ли на завтрак пудинг или вновь ненавистную тобой овсянку.

Антарес, не сочтя нужным отрываться от созерцания интерьера, рассеянно выгнул бровь. Ему нравилось это место. Сэллоу, справедливо рассудив, что заниматься не слишком одобряемыми практиками у всех на виду не особо хорошая идея, затащил его сюда. Старая крипта, просторная, пыльная, заваленная каким-то хламом… Попасть в которую можно, лишь прокрутив до нужного положения стрелки на циферблате огромных напольных часов, притулившихся в тупике одного непопулярного коридора. Тайное уютное местечко… Хогвартс не перестает радовать. По словам Себастиана, путь сюда знал лишь Оминис, он сам, да его несчастная сестра. Удобно.

— А с чего меня должно тревожить что-то еще? — Блэк наконец обернулся и впился пристальным взглядом в лицо собеседника.

- Потому что… — начал Сэллоу и запнулся, пытаясь сформулировать очевидную мысль.

— Потому, что это… — Антарес прищурился, - неправильно?

Себастиан воззрился на него, поджав губы.

— Да, черт возьми. Если опустить тот факт, что по наши души в любой момент могут заявиться авроры… 

- Последнее сейчас имеет для тебя куда меньшее значение, не так ли? — заметил Антарес. Только что побывав в мыслях приятеля, он мог утверждать подобное со всей уверенностью. — Тебя грызет мысль, что ты поступил мерзко. Смалодушничал, не остановив меня. Ты утешаешь себя тем, что действовать жестко тебя вынудили обстоятельства. Но при этом какая-то часть тебя прекрасно понимает, что это — не более, чем самообман.

— Да.

Сэллоу устало выдохнул и отвернулся. Ему было неприятно выворачивать душу наизнанку, но, парадоксально, он чувствовал, что хочет это сделать. Иногда кое-что слишком сложно держать в себе.

Антарес скрестил ноги и откинулся на спинку кресла. Душевные терзания Сэллоу его забавляли, и в то же время ему почему-то казалось, что за этим досужим интересом есть что-то еще. Жутко хотелось препарировать собственные ощущения, разобрать на мельчайшие составляющие, отделить мотивы, причины, неосознанные желания и следующие за ними порывы…

— На самом деле, Сэллоу, открою тебе страшную тайну, по-настоящему правильного или неправильного не существует. Ты так легко воображаешь себя или кого-то, кто тебе дорог, на месте бедных-несчастных, сгорающих заживо, умирающих в агонии магглов… А, между тем, подумай-ка: разве остановился бы ты, если бы смерть любого из них поспособствовала, например, излечению твоей сестры? Тогда ты бы даже не раздумывал, а?

— Не дави на больное, Блэк, — буркнул Себастиан. — Это не одно и то же.

— Разве? - Антарес усмехнулся и по привычке прокрутил палочку в пальцах. - Магглы бы с тобой не согласились. Убийство — это убийство. А его оправданность зависит только от того, с какой стороны ты на него смотришь.

— То есть, ты считаешь, что я просто подобрал недостаточно удобное оправдание? — фыркнул тот.

— Нет. Подобный подход — не более, чем удел лицемерных трусов. Я предпочитаю оценивать происходящее как сторонний наблюдатель. Отрешенно. Безучастно. Вместе с этим, я позволяю своим эмоциям вести меня, но делаю это осознанно. Просто потому, что так — веселее. А не потому, что я не могу совладать с ними и посмотреть на ситуацию беспристрастно. Чего и тебе советую.

— Даже с точки зрения стороннего наблюдателя, Блэк, наши художества все еще совершенно чудовищны.

— Механизм возникновения таких понятий, как "мораль", "нравственность", "этика", - Антарес вытянул ноги, пошевелил носками начищенных до блеска туфель, - довольно прост. Это всего лишь отражение нравов и общепринятый кодекс поведения, причем — в данный момент времени. Эти понятия дают ответ на вопрос, что считается плохим или хорошим, а не является им на самом деле. Твои альтруистические порывы и прочие общественно одобряемые благодеяния доставляют тебе удовольствие как раз потому, что тебя за них гладят по головке. А за эгоистичные поступки наказывают и всячески порицают, вплоть до презрения и ненависти. Это словно выжжено клеймом в твоем мозгу, в твоем сердце, в твоей душе буквально с пеленок. Ты хочешь быть хорошим мальчиком, Сэллоу, потому что быть плохим невыгодно и травмоопасно.

Себастиан скрестил руки на груди и фыркнул:

— Если бы все люди внезапно решили следовать твоей философии, Блэк, мир обратился бы в хаос. 

— Это маловероятно. Развитое умение сопереживать окружающим — нечто, что отличает нас от животных. То, что помогает сосуществовать вместе столь огромным группам людей. 

Антарес едва заметно взмахнул палочкой, выпуская рой зеленоватых светлячков. Те медленно всплыли под потолок, заплясали в танце. Блэк задрал голову, задумчиво наблюдая, как рассеивается уютная тьма, обнажая ребра готических нервюр. Красиво…

— И, кроме того, у нас есть разум, позволяющий осознавать истинные причины своих поступков, - продолжил он, не отрываясь от наблюдения за собственными творениями.

Что, если попытаться заставить их двигаться ритмично без палочки? Должно быть просто, но, с другой стороны, подобное требует концентрации внимания на множестве объектов…

— Задумайся на мгновение: ты сам хозяин самому себе. Лишь ты можешь определять для себя, что правильно, а что неправильно. Не я, не окружающие, не поколения предков. Ты выбираешь, что для тебя хорошо, а что плохо. Что следует делать, а что нет. Что является истинно твоим желанием, а что пытается навязать тебе общество, в котором ты существуешь. Мораль — лишь социальный конструкт. Не непреложная истина…

— А способность к сочувствию? — перебил Сэллоу. — Она — ключевой элемент системы, ты не можешь просто выкинуть ее из уравнения.

— Ты меня слушаешь, но не слышишь, — скривился Антарес. - Еще раз. Даже способность к сочувствию достаточно легко контролируется разумом. Все наши поступки, так или иначе, эгоистичны. И те, что выглядят, как бескорыстное добро — тоже. Когда ты поступаешь "правильно", ты получаешь положительный отклик от собственного сознания. Одобрение. Радость. "Я — хороший", "я — соответствую". Ты творишь "добро" исключительно ради собственных положительных эмоций. Не важно, отобрал ты у ребенка конфету, чтобы самому насладиться ее вкусом, или, наоборот, дал ему еще одну. При противоположных действиях, результат для тебя один и тот же — удовольствие. 

Светлячки стремительно рухнули вниз и закружились вокруг собеседника яркими росчерками. Сэллоу поморщился, на мгновение прикрыв глаза.

— Разреши себе быть собой, Себастиан. Ты — единственная, неповторимая личность, существующая в одном экземпляре. Ты целен и ценен сам по себе. Твоя воля — закон. И не важно, плоха ли она, хороша… Она твоя. Этого достаточно. Только осознав это, ты сможешь достичь настоящих высот. Как в окклюменции в частности, так и в магии в целом, в жизни и в принципе любом деле… Не пытайся соответствовать. Ограничений не существует, ты выдумал их себе сам. 

От яркой стайки отделился огонек и, выписав пируэт, спикировал точно в подставленную Блэком ладонь. Сэллоу ничего не ответил, отведя взгляд. Спустя полминуты, когда тяжесть молчания стала и вовсе неприличной, он шумно вздохнул и засунул руки в карманы. Оперся спиной о широкую выщербленную колонну, поддерживающую свод, и вновь поймал взгляд Антареса:

— Ладно. Давай снова. Попытайся не вскипятить мне мозги…

Блэк едва заметно улыбнулся уголком губ. Он отлично понимал, что сейчас Себастиан вряд ли примет его точку зрения. Нет, нужно время, чтобы семена, упавшие на благодатную почву, пустили корни, напитавшись, словно водой, идеями, переживаниями и чужими мыслями...

* * *

Антарес толкнул деревянную створку, перекрывающую тайный выход из крипты, протиснулся боком в узкий проем. Сэллоу, вымотанный, развалился в одном из кресел, вяло отмахнувшись от попыток Блэка сопроводить его до гостиной. Кажется, он собирался здесь заночевать. 

Стрелки на циферблате старинных массивных часов пришли в движение и остановились на нужных цифрах. Половина седьмого… Похоже, даже получится успеть на ужин. Вообще, это оказалось любопытно: изнутри можно отворить дверцу в любой момент, но, чтобы снаружи запустить механизм, открывающий путь, необходимо полностью прокрутить часовую стрелку три раза, а минутную — семь, расположив обе таким образом, чтобы они показывали без десяти девять. Как Сэллоу вообще додумался до подобного неочевидного решения?

Антарес отряхнулся, приводя в порядок мантию, но выйти из пыльного закутка полузаброшенного коридора не успел.

— Блэк! Какого Мерлина ты тут делаешь? 

Он обернулся, тут же мысленно скривившись.

Оминис. Конечно, ты же в каждой бочке затычка…

— Нагуливаю аппетит, — юноша демонстративно зевнул.

Гонт фыркнул, по-птичьи склонил голову набок, вперившись отсутствующим взглядом бледных глаз куда-то вдаль. И вдруг резко сократил расстояние в несколько футов, в мгновение ока оказавшись столь близко, что между ним и Антаресом осталось не больше локтя свободного пространства. Блэк скрестил руки на груди, не сдвинувшись ни на дюйм, с трудом давя в себе желание схватить этот слишком точеный подбородок и повернуть на сто восемьдесят градусов, до приятного хруста. Нет, этот яркий момент не стоит того… 

— И, конечно, праздно шатаясь, ты совершенно случайно обнаружил тайное помещение за часовым механизмом? Позволь-ка тебе не поверить… Себастиан притащил тебя сюда, не так ли? — издевательски поинтересовался Оминис, еще сильнее подаваясь вперед.

Еще немного, и я смогу разглядеть волосы в твоем носу, благородный потомок Салазара. 

Антарес насмешливо прищурился в ответ, аккуратно разворачивая кисть таким образом, чтобы в любой момент выхватить палочку, но… делать это не спешил. Ему было любопытно. 

— А даже если так, то что? 

Гонт, изменившись в лице, стремительно выбросил вперед руку, схватил Блэка за грудки и буквально впечатал в стену. Мгновение дезориентации. Антарес выдохнул и подавил невольный вскрик. Затылок раскололся от боли, зубы сомкнулись, давя нежную мякоть языка.

Ух, а ты умеешь удивлять! Это было неожиданно резко. Но так даже интереснее…

— Не прикидывайся, Блэк, — зло прошипел Оминис, даже не думая ослаблять хватку. Юноше внезапно показалось, что он вот-вот обнажит клыки, полные яда. — Ты — скользкая тварь, лезущая туда, куда не следует. Ты всегда там, где случается какое-то дерьмо, ты втягиваешь в это остальных, втираешься в доверие к моему другу так быстро, что я оглянуться не успеваю, а он уже проворачивает с тобой какие-то делишки, приводит в наше общее убежище… Я прекрасно вижу, что с Себом что-то происходит, но он молчит, будто воды в рот набрал, и думает, что я ничего не понимаю. Нееет… Чутье подсказывает мне, что это твоих рук дело. 

О, просто Сэллоу отлично осознает, что кое-кто отнюдь не обрадуется, узнав правду. Весьма удобно.

— Возможно, это лишь значит, что ты больше не его лучшая подружка? — Антарес ухмыльнулся, намеренно-медленно облизнув губы окровавленным языком. Соприкосновение черепа со столь жесткой поверхностью, как стена, не прошло бесследно. 

Гонт фыркнул, на лице его заиграли желваки. Он резко дернул галстук Блэка, попавший в захват, прокрутил, увеличивая давление, впился пальцами в шею. Антарес закашлялся, подавившись смехом. Судорожно попытался вдохнуть, но это оказалось не так уж просто. Сила, разбуженная привычной ненавистью, зашевелилась внутри, растеклась по венам едкой отравой, туманя разум. Губы сами собой ощерились презрительным оскалом. В глазах темнело. Но он все еще был в сознании.

Ты пытаешься душить меня, как девчонка, Оминис. Постарайся получше. Я же чувствую, что тебе это нравится… Тебе, принципиальной дряни, хочется большего, а? О, это прекрасное ощущение власти. Приятно, правда?

— Может, ты задался целью стать его тенью? — брезгливо скривился Гонт. - Жаждешь есть с Себом из одной тарелки и справлять нужду в один писсуар? Зачем тебе это? Только не говори, что хочешь быть ему другом. Такие, как ты, просто не способны осознать, что это такое. Не способны…

— Ты считаешь, что вправе судить, Гонт, на что я способен? — хрипло, через силу, выплюнул Антарес. От недостатка воздуха у него закружилась голова. — Попробуй встать у меня на пути, и узнаешь. 

Магия, едва сдерживаемая, покалывала кончики пальцев. Блэк чувствовал тяжелую волну, с каждой секундой сминающую сопротивление сознания. Так хотелось просто отдаться ей, спустить с поводка… Он ощутил, как внезапно похолодел воздух, как заледенела под лопатками каменная кладка, покрывшись тонким слоем инея. 

Оминис невнятно выругался сквозь зубы и убрал руку, отступая на шаг. Антарес, вдохнув наконец полной грудью, закашлялся, отлип от стены, чуть пошатнувшись. Покрутил головой, разминая шею.

Клокочущий гнев и маскируемая им легкая опаска. Разум за семью замками, но я чую это даже сквозь такие прекрасные щиты, Гонт. Мне нравится. 

— Все с твоим драгоценным Себастианом нормально. А ты, право слово, похож на курицу-наседку…

— Меня не интересует твое мнение о моей персоне, спасибо, — жестко отрезал Оминис. — Ты в Хогвартсе без году неделя, Блэк. Поверь, здесь есть множество способов сделать жизнь человека невыносимой…

— О, ты все-таки опустишься до грязных методов? — протянул Антарес. — Как интересно. Жду не дождусь. 

Вот была бы потеха… Но совершенно бессмысленная.

Он спокойно поправил съехавший галстук и чуть улыбнулся, легко, словно и не было только что никакой безобразной сцены. Словно не хотелось так сильно здесь и сейчас выпотрошить этого змеиного ублюдка. Вывернуть наизнанку и оставить проветриваться… 

— Ревность застилает тебе глаза, Оминис. Очнись и попытайся посмотреть на ситуацию трезвым взглядом. Дело вовсе не в Себастиане, не в том, насколько я плох или хорош, а в тебе самом, правда? Ты готов приписать мне все возможные грехи просто потому, что я нарушаю статус-кво, ломаю твой привычный, такой уютный мирок… Скажешь, я не прав?

— Нет, — буркнул Гонт, — не прав.

— В таком случае, по-моему, продолжать нашу дискуссию бесполезно, — усмехнулся Блэк. — Можешь отрицать мои слова, но рано или поздно ты придешь к той же самой мысли. Сам. Если дашь себе труд пошевелить мозгами. Уверен, они у тебя имеются.

Антарес развернулся на каблуках, и, больше не произнеся ни слова, стремительным шагом направился прочь по коридору. Хватит с него Гонта на сегодня, хорошего понемножку. 

* * *

И вновь Хогсмид… Без толп праздношатающихся студентов волшебное поселение, как ни странно, вовсе не выглядело пустым и скучным. О, нет. Просто теперь все здесь было… немного по-другому. Более спокойно, размеренно. Едва у Блэка появилась возможность покидать гостеприимные стены Хогвартса по собственному желанию — спасибо Сэллоу, по доброте душевной поделившемуся информацией о паре секретных ходов из замка — он не преминул ею воспользоваться. В конце концов, пара вещей требовала его внимания прямо сейчас.

Например, Тощий Пит. Маленькая крыса, сбежавшая с тонущего корабля. Честно говоря, найти его оказалось не так уж просто. Вернее, совсем не просто. Антарес не имел знакомств в преступных кругах волшебного мира и совершенно не представлял, как здесь все работает. Не приставать же с портретом, нарисованным по памяти, к каждой подозрительной персоне. Еще больше его волновал, конечно, некий Харлоу. Что это за тип, и чего ему понадобилось от скромного пятикурсника? Единственный, кому он успел перейти дорогу — это Ранрок, но Ранрок гоблин… Разве что за действиями Ранрока стоит кто-то еще? Не стоит исключать и то, что коротышка — вовсе не единственный игрок.

Воспользовавшись камином в "Кабаньей голове", Блэк беспрепятственно покинул долину Хогвартса и прогулялся по злачным местам Лютного, заглянул в Рэдфилд и Годрикову впадину. Несколько раз он пытался залезть в чью-нибудь голову, но успехом попытки не увенчались, так что юноша перестал тратить время и силы зря. Тощий Пит оказался буквально неуловим, потому что совершенно никому не сдался. Мелкая рыбешка, человек, что исчезнет — и никто даже не заметит. А вот Харлоу… Здесь было немного интереснее. Кое-кто из аккуратно выведенных на разговор собеседников действительно знал этого волшебника. Но предпочитал молчать. Антарес чуял чужой страх, как гончая — дичь, и с уверенностью мог сказать, что этот человек у большинства опрошенных вызывал именно такие чувства. Криминальная личность. И достаточно уважаемая. Однако это и так было очевидно с самого начала.

Что ж. Жаль потраченного времени, конечно, но это было ожидаемо. Возможно, ему повезет. Но явно не сразу…