Королева (джен)

После отъезда Ирема для Валларикса наступили дни мучительного ожидания — но большинство придворных пребывало в убеждении, что император в исключительно хорошем настроении. Вальдер выглядел необыкновенно энергичным, чаще позволял себе кого-то перебить и разговаривал громче, чем обычно. Юлия, разделявшая общее заблуждение, вместе со всеми радовалась оживлению Валларикса. В своих мечтах она, должно быть, уже видела, как император просит ее стать его женой и объявляет о помолвке. Ее взгляд, как будто намагниченный, все время обращался к императору, задерживаясь на его губах, и было видно, что эти мечты греют не только ее честолюбие. Однако постоянное присутствие мэтра Викара, с утра до ночи торчавшего в покоях императора, вынуждало Юлию держать себя в руках.

Элика была больше чем уверена, что Валларикс нарочно держит мага при себе, чтобы не оставаться один на один с ее сестрой. Хотя Вальдер способен был сообразовываться с обстоятельствами и держать какие-нибудь чувства при себе, лгать напрямую император не любил. Необходимость делать вид, что он не знает об обмане и относится к Юлии совершенно так же, как и раньше, должна была сильно досаждать Вальдеру.

С тревожной неопределенностью покончило письмо от сэра Ирема. Его гонец примчался с Запада, опережая наползающую на Адель грозу. В столице еще было сухо, но небо, несмотря на не слишком поздний час, уже успело потемнеть, и во дворце зажгли светильники, а из окон стоявшего на возвышении дворца были видны бледные всполохи далеких молний и стена дождя, скрывающая горизонт.

Посланец коадъютора вошел к Вальдеру, оставив промокший и забрызганный грязью плащ слуге. Валларикс впился в него взглядом, как человек, который должен получить главный ответ немедленно. Раньше, чем распечатает и прочитает привезенное ему письмо.

— Ну?.. — спросил он нетерпеливо.

— Монсеньор забрал принцессу из замка Лан-Дарен, лично возглавил ее охрану и везет наследницу в Адель. С принцессой все благополучно, государь, — доложил вестник. И, склонившись, подал императору футляр с письмом — тонкую полую трубку, защищавшую послание от влаги.

Плечи Вальдера расслабленно опустились, как будто бы с них свалился много дней подряд давивший на них груз.

— Хорошо, — кивнул он, беря письмо. — Подождите пока в приемной. Если мне нужно будет задать еще какие-то вопросы, я вас вызову. И скажите слуге, который провел вас сюда, чтобы вам подали горячего вина, — Валларикс скользнул взглядом по мокрой одежде вестника. — Что, к вечеру нас всех зальет?..

— Может, еще протянет стороной, мой лорд. Но вряд ли.

— Ладно, отдыхайте…

Сидевший в гостиной императора Викар скромно помалкивал, но слушал с любопытством. И после ухода гонца не сводил вопросительного взгляда с Валларикса, пока тот читал.

— Что ж, могло быть и хуже… — вздохнул он в конце концов, бросив письмо на стол. — Сэр Ирем, как всегда, отлично справился.

Ворлок улыбнулся — радостно и заразительно.

— Рад это слышать, государь, — тепло ответил он. И тогда Валларикс, наконец, тоже позволил себе усмехнуться.

— А уж я-то как рад!.. Думаю, за последнюю неделю у меня точно прибавилось седых волос.

По правде говоря, седых волос у совсем молодого ещё императора было немного, но ворлок тактично промолчал. Валларикс продолжал :

— …К несчастью, остальные новости в письме не из приятных. Мессер Ирем обнаружил в замке явные свидетельства измены и арестовал леди Аталию. И приказал наместнику в Лейверке разыскать и задержать ее супруга. Теперь, полагаю, стоит сообщить об этом месс Лан-Дарен. Не могу сказать, что меня это радует… Но мне хотя бы больше не придется делать вид, как будто я не знаю о ее притворстве. И то хлеб!.. — закончив свою речь этим простонародным выражением, Валларикс встал так резко, что дубовое резное кресло со скрежетом сдвинулось.

— Идемте, мэтр, — сказал он. — Вы самый доброжелательный и спокойный человек из всех, кого я знаю. Ваше присутствие поможет мне держать себя в руках.

Судя по колебанию Викара, ворлок сомневался в том, уместно ли будет присутствовать при этом объяснении. Но император обернулся, словно недоумевая, почему он заставляет себя ждать — и тогда маг решительно поднялся и последовал за ним.

В конце концов, даже ученые отшельники не могут быть свободны от простого человеческого любопытства.

Юлия только что вымыла голову, и, сидя перед очагом, заплетала влажные волосы во множество косичек, чтобы получить в итоге соблазнительно вьющиеся локоны. Этим, по-видимому, объяснялось то, что Юлия затеяла эту возню с мытьем сейчас, вместо того чтобы заняться этим делом после ужина — и сразу же забраться в теплую постель. Если не считать жарких летних месяцев, мокрая голова доставляла массу неудобства — даже у камина воздух неприятно холодил затылок, и казалось, что из каждого угла тянет противный, угрожающий простудами сквозняк. Однако для того, чтобы привлечь внимание Валларикса за трапезой, Юлии, видимо, не жалко было потерпеть.

Стук в дверь застал сестру врасплох. Услышав голос императора, который спрашивал, может ли он войти, Юлия сперва заметалась, не зная, что делать со своей прической — половина головы уже заплетена, половина еще нет, — но потом подхватила серебристо-голубую шаль и, обмотав ей голову, соорудила из нее что-то вроде причудливого шаперона вроде тех, которые носят богатые купцы. Освободила один локон у виска, спустила его вдоль раскрасневшейся после горячего купания щеки и, мельком посмотревшись в зеркало, довольно улыбнулась.

Когда Валларикс вошел в комнату, Юлия поднялась ему навстречу с таким видом, как будто бы это внезапное вторжение было не нарушением приличий, а очаровательным сюрпризом. Впрочем, при виде сопровождающего императора мэтра Викара радость Юлии поблекла. «Опять он!..» — ясно читалась во взгляде сестры.

— Извините, что вторгаюсь к вам без приглашения, но дело важное. Я получил письмо от лорда Ирема. Он забрал мою дочь из замка вашего отца, — сказал Валларикс, не желая снова тратить время на притворство. Юлия опешила.

— Сэр Ирем?.. Но я думала, что послали его в Пелуэр с ревизией местного гарнизона...

— Да. Я скрыл от вас истинную цель его поездки, потому что у меня возникли подозрения насчет вашей семьи. И, судя по всему, не зря. Судя по письму Ирема, леди Аталия не только ввела меня в заблуждение по поводу болезни моей дочери, но и на протяжении последних месяцев подделывала орденские донесения. Охрану моей дочери ваша мать захватила в плен, а возглавлявшего ее гвардейца покалечила. Ирем считает, что она вела секретные переговоры с врагами престола и Династии. Если бы не вмешательство мессера Ирема, Элиссив вполне могла оказаться в руках о моих врагов.

Пока он говорил, Юлия все заметнее бледнела — но последние слова Валларикса привели ее в чувство. Она выпрямилась во весь рост, упрямо скрестив руки на груди.

— Не может быть. Моя мать не могла желать Элиссив зла, — заявила сестра решительно.

Вальдер сделал нетерпеливый жест.

— Зачем же, в таком случае, она оставила Элиссив без охраны? Зачем лгала, что моя дочь больна?..

— Я… я об этом ничего не знаю, — смешавшись, сказала Юлия. — Про охрану я впервые слышу, а про остальное мне известно столько же, сколько и вам. Я тоже думала, что у принцессы «Красная потница»!

— В самом деле?.. Тогда, может быть, вы разрешите мне взглянуть на письма вашей матушки?

Юлию бросило в краску.

— У меня их больше нет. Я не люблю держать ненужные бумаги. В этих письмах не было ничего интересного. Все как всегда — вопросы о моем здоровье, описания хозяйственных забот в поместье... В общем, мелкие семейные дела.

— Очень жаль, что вы не сохранили эти письма, — сказал Валларикс, пожав плечами. — В нынешних условиях они могли бы подтвердить, что вы никак не связаны с тем заговором, который затеяли ваши родные.

Равнодушный тон Вальдера явно приводил сестру в отчаяние.

— Да почему вы так уверены, что это заговор?!.. — воскликнула она. — Может, ваш друг просто драматизирует, стараясь подчеркнуть свои заслуги. Или вообще обманывает вас.

Этого Юлии, определённо, говорить не стоило. Взгляд Валларикса потемнел, по скулам прокатились желваки.

— У вас еще хватает наглости обвинять Ирема?.. Нет, месс Лан-Дарен. Ирем никогда не подводил меня и не злоупотреблял моим доверием. Что, безусловно, даже удивительно, так как обман и лицемерие явно вошли у близких мне людей в привычку...

Валларикс уничижительно взглянул на Юлию и окликнул провожающих его гвардейцев, дожидавшихся за дверью.

— Поставьте охрану у покоев месс Лан-Дарен, — велел он. И сообщил окаменевшей Юлии. — Ваша мать арестована мессером Иремом и после возвращения в столицу будет находиться в Адельстане. Пока мы не выясним, что она собиралась делать, вы останетесь под стражей. Если у вас всё-таки остались письма вашей матушки, которые доказывают вашу невиновность — передайте их своей охране. Это в ваших интересах.

— Но я же сказала вам, что у меня их больше нет!.. — в голосе Юлии прорезалась нотка истерики.

— Вы много чего говорили, месс Лан-Дарен... Так что вы не вправе возмущаться, что я больше вам не верю, — отрезал Валларикс.

Во время беседы с Юлией Вальдер держался холодно и отстраненно, но, вернувшись в свои комнаты, бессильно опустился в кресло и потер лицо руками.

— Омерзительно, — сказал он ворлоку пару секунд спустя, подняв глаза. — Я начинаю думать, что мои кузены оказали мне огромную услугу, избавив нас всех от подобного разговора.

Маг развел руками.

— Боюсь, я не знаю, о чем речь…

— Ах да. Я почему-то постоянно забываю, что мы с вами знакомы совсем недавно, — невесело усмехнулся Валларикс. — Тогда расскажу сейчас. Это забавная история…

Ворлок, похоже, не нашел историю о Миэльриксах особенно забавной — во всяком случае, на собеседника он смотрел с нескрываемым сочувствием.

— Если вам это поможет — месс Лан-Дарен, судя по всему, действительно не верит, что ее родные замышляли против вас какое-нибудь зло, — заметил он, явно поняв, что история о давнишнем покушении интересует императора только как отражение последних событий.

Валларикс дернул плечом.

— Юлия верит только в то, во что ей хочется, — отрезал он. На сей раз ворлок не нашелся, что ответить.

Во дворец Элиссив вошла вместе с сэром Иремом — но тут же бросила своего спутника, бегом помчавшись по знакомым коридорам к комнатам отца. Дежурные гвардейцы, улыбаясь, провожали ее взглядом. Посланный навстречу Ирему мэтр Викар тоже столкнулся с девочкой — и, заглядевшись вслед Элиссив, не сразу заметил коадъютора.

— Как, вы все еще здесь?.. — весело удивился рыцарь. — А как же ваше отшельничество? Как же страсть к уединению и размышлениям над книгами? Видно, не зря говорят, что близость к власти развращает.

На Викара он смотрел с обычной иронической улыбкой, но, если Элика хоть сколько-нибудь понимала лорда Ирема, был все же рад увидеть его во дворце.

— С возвращением, мессер! — с легким поклоном сказал ворлок, слабо улыбнувшись в ответ на подначки Ирема. И сразу же сочувственно заметил — Выглядите вы уставшим. Как вы себя чувствуете?

— Непотребно грязным, — сказал коадъютор, явно озадаченный этой участливой бесцеремонностью. Услышав самого себя со стороны, он рассмеялся — и повел плечами, словно кожа у него зудела и чесалась от дорожной пыли и от пота, который ему ни разу за все эти дни не удавалось смыть. — Слушайте, раз уж вы здесь… скажите императору, что я доставил месс Лан-Дарен в Адельстан, и что теперь я позволю себе немного отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем появиться перед ним. Об остальном я уже написал ему с дороги. И кстати. Спасибо, что были с ним, — понизив голос, сказал он, поведя подбородком в сторону покоев императора. — В такой момент я бы не отказался от компании кого-то вроде вас. Хотя вы, безусловно, самый странный человек из всех, кого я знал.

…С Валлариксом сэр Ирем встретился только на следующий день. К тому моменту коадъютор, выспавшийся после своей утомительной поездки, выглядел приободрившимся и посвежевшим, но на лице Ирема застыло выражение досады.

— Вид у тебя растерзанный, — заметил император, бросив взгляд на выбившуюся из-под растянутой шнуровки возле ворота рубашку Ирема. Тот проследил за его взглядом и скривился.

— Это Юлия. Я думал, что, раз уж я занят этим делом, то мне стоит побеседовать еще и с ней…

— И что? Она пыталась тебя придушить? — хмыкнул Вальдер.

— Хуже — повисла на мне и принялась рыдать. Я, видите ли, должен убедить вас в том, что она ничего не знала, и устроить так, чтобы она могла с вами поговорить. Можно подумать, что вам больше делать нечего… Но разговаривать с ней в таком состоянии бессмысленно. Я и так еле вырвался из ее комнаты. Она вцепилась в меня, как репей — а я не знал, что мне с ней делать. Водой обливать или, может, по щекам хлопать? Так она же оскорбится. Я не пробовал, но думаю, что тогда от ее визга точно окна вылетят… Ну а если серьезно — я не думаю, что Юлия на самом деле много знает. Ее мать плела какие-то интриги с целью вынудить вас поспешить с повторным браком — это все, что она в состоянии была сказать. Детали ее не особо интересовали. Юлия — такая эгоистка, что любые несущественные вещи — то есть все, что не связано с ней самой — просто не вызывает ее интереса. Думаю, всю политическую часть этой интриги она предоставила Аталии, а сама сосредоточилась на том, чтобы вас соблазнить.

— Согласен. Ну, а что Аталия?

— С Аталией все еще хуже, — хмуро сказал коадъютор. — Если Юлия болтает всякий вздор, то ее матушка не удостаивает нас ответами. Молчит и ведёт себя вызывающе.

— И что?.. — спросил Валларикс с легким нетерпением. — Можно подумать, что вы там впервые сталкиваетесь с подобным поведением!

Ирем пожал плечами.

— Сталкиваемся-то мы, конечно, не впервые... Но обычно речь всё-таки не идёт о матери покойной королевы. Отчасти поэтому я и пришёл. Я дал Аталии понять, что она только навредит себе таким упрямством. Орденскому магу ничего не стоит проникнуть в ее сознание насильно, но подобные допросы — дело неприятное. Так что ей лучше было бы смириться с поражением и все нам рассказать. Но ваша тёща продолжает обливать меня презрением и ничего не отвечает на вопросы. Так что я жду ваших указаний. Мне сказать ворлоку, чтобы он вытряс из леди Аталии всю правду — или же ещё немного подождать?.. После ареста люди всегда чересчур возбуждены и больше думают о прошлом, чем о будущем. Со временем это проходит, и человек начинает оценивать свое положение более здраво. Вопрос в том, есть ли у нас это время — или же мы должны добиться ее откровенности немедленно.

Вальдер побарабанил пальцами по столешнице.

— Как это все некстати, — сказал он с досадой. — Лисси постоянно спрашивает, когда можно будет повидаться с бабушкой. А ее бабушка тем временем делает все возможное, чтобы как можно больше навредить себе своим упрямством!

— А они чем-то похожи, — заметил лорд Ирем. — Я хочу сказать — Элиссив и Аталия... Обе упрямые, как сто ослов. То есть ослиц.

Вальдер поморщился.

— Ты бы полегче со сравнениями... Хотя в целом ты, конечно, прав. Наши дамы Элиссив никогда не вдохновляли, а вот ее бабушка ей нравится. Не удивлюсь, если Элиссив видит в ней пример для подражания. Но мы ведь знаем, что сильная воля на допросе с ворлоком — только во вред. Это как с болью. Человек послабее от серьезной раны сразу же лишится чувств — а тот, кто посильнее, будет мучиться в полном сознании.

— …Я мог бы попытаться побеседовать с леди Аталией, — предложил маг. — Орденских рыцарей она воспринимает, как врагов — но, может, посторонний человек сумел бы убедить ее, что ей сейчас невыгодно молчать.

До этого Викар сидел так тихо, что Валларикс с Иремом, должно быть, вообще забыли о его присутствии. Во всяком случае, его слова явно застали их врасплох.

— Вы? — рассмеялся Ирем. — Боюсь, я не в состоянии представить вас в роли дознавателя…

А вот Валларикс оживился.

— Нет, отчего же, это неплохая мысль. Сломить волю Аталии с помощью магии — дело нехитрое, но, если у нас есть возможность добиться ее откровенности другим путем, то я бы предпочел воспользоваться этим шансом. Думаю, вам в самом деле стоит с ней поговорить.

Элика в данном случае скорее разделяла точку зрения мессера Ирема. Она считала, что мэтр Викар просто не представляет, на что соглашается. И встреча ворлока с Аталией, казалось, подтверждает худшие ее предчувствия.

— Вы что, орденский дознаватель? — прищурилась матушка. — Я начинаю понимать, почему император так и не завел любовницу. Ему, должно быть, больше нравятся длинноволосые юноши вроде вас?..

На лице ворлока мелькнуло удивление.

— Простите?.. А-а. Понятно… Хотя вы, признаться, меня удивляете. В конце концов, Валларикс все-таки был мужем вашей дочери. И сейчас он тоже обходится с вами насколько это возможно мягко. Почему вы говорите о нём так, как будто он вас чем-нибудь обидел?

Аталия только фыркнула. Но ворлок, не смущаясь, продолжал рассуждать как бы сам с собой.

— Я понимаю, вам, наверное, досадно, что ваш зять остался совершенно не чувствителен к авансам Юлии. Но разве это не делает чести его верности первой жене?.. Это же, в конечном счёте, тоже должно льстить матери королевы.

На сей раз Аталия не удержалась.

— О да, я чувствую себя страшно польщенной тем вниманием, которое дан-Энриксы оказали нашей семье!.. — язвительно откликнулась она.

Викар наморщил лоб.

— Похоже, в этом деле есть какая-то подоплёка, которую я не понимаю, — сказал он.

— Да где уж вам. У вас в Ордене на дан-Энриксов разве что не молятся…

— Насчет меня вы точно ошибаетесь. Я вовсе не из Ордена, — возразил маг.

— Так кто же вы тогда?..

— Меня зовут Викар. Когда Валларикс получил ваше письмо о том, что у принцессы «Красная потница», его врач сказал, что симптомы болезни не похожи на «потницу», и что это может быть все, что угодно. Валларикс был так встревожен, что решил во что бы то ни стало выяснить, что происходит с его дочерью. Ему сказали, что Цельтрон Вин-Цинна, член Совета Ста, способен справиться с такой задачей. А этот Вин-Цинна — мой наставник. Валларикс приехал к нему на ночь глядя, когда мой магистр был в отъезде. Я тогда ещё не знал, кем был наш гость, но он был так измучен и встревожен, что я вызвался ему помочь. Опыта в подобных делах у меня не было, но по чистой случайности мне это удалось. Я уверил его, что его страх за дочь безоснователен, и что она здорова и прекрасно себя чувствует.

— Вот оно что!.. А я-то всё гадала, с какой стати император вдруг решил послать в наш дом целую армию.

Ворлок пожал плечами.

— Понимаю, что симпатии ко мне вам это не добавит. Но я просто не мог бросить человека в таком состоянии. Когда Валларикс говорил про свою дочь, он был в отчаянии. Когда я узнал, что в прошлом император потерял жену, я лучше понял, почему он так перепугался из-за новости, что его дочь больна. Элиссив — это все, что у него осталось.

Аталия раздражённо дернула плечом.

— Вы что, разжалобить меня хотите этими слезливыми подробностями? Даже не надейтесь, юноша. В конце концов, Валларикс в этой истории не пострадал. Элиссив жива и здорова, и ей ничего не угрожает. Тогда как я и моя дочь под стражей. Так что я сейчас гораздо больше склонна думать о своих родных, а не о Валлариксе и его огорчениях...

— Я понимаю, что вы озабочены судьбой своих родных — это вполне естественно. Но именно поэтому молчать, по-моему, не в ваших интересах. Ваши планы явно пошли прахом. Ваш супруг пока ещё не под арестом, но скорее всего, это только вопрос времени. Может быть, я сужу наивно, но скажите — разве в вашем положении не будет наиболее разумным рассказать о ваших планах и надеяться на снисхождение Валларикса?..

Аталия насмешливо вскинула бровь.

— Подумать только, какой замечательный совет! Ещё немного такой вкрадчивой душевности — и я наверняка проникнусь и начну выкладывать всю подноготную.

Ворлок вздохнул.

— Боюсь, что я не понимаю вашего высокомерия. Император послал сюда меня, поскольку он не хочет, чтобы вам случайно причинили вред. Хотя признайте, что ваши поступки дают ему основания с вами не церемониться. Орденский рыцарь, которого вы сбросили с лестницы, до сих пор не способен сесть на лошадь. Сэр Ирем сказал, что даже путешествие в носилках оказалось для него слишком тяжёлым испытанием, так что его пришлось оставить в доме орденского претора в Лейверке. Этот человек не причинил вам никакого зла — однако вас нисколько не заботило, что он может разбиться насмерть или остаться калекой. По вашему ожесточению можно подумать, будто жертва здесь — именно вы, хотя все факты говорят обратное.

— Вы путаетесь в своей роли, юноша. Если уж вы хотели притвориться, что сочувствуете мне — то не стоит кидаться обвинениями…

— Мои чувства по поводу вас, действительно, достаточно запутаны, — признал Викар. — Мне неприятны ваши действия, но мне все равно хочется вам чем-нибудь помочь. За вашим отношением к Валлариксу и его слугам ощущается какая-то трагедия, которую вы не хотите обсуждать. И это заставляет меня относиться к вам с сочувствием.

Для Элики последние слова Викара были лишены всякого смысла. Но Аталия, должно быть, думала иначе, потому что лицо матушки впервые с начала беседы исказила ярость.

— Убирайтесь вон! — прошипела она. — Слышите?.. Вон отсюда!

Маг помедлил — а потом, кивнув, направился к двери. Выглядел он скорее опечаленным, чем ошарашенным, хотя Элике эта вспышка гнева показалась удивительно внезапной.

Выйдя из камеры, ворлок пару секунд стоял, слепо глядя перед собой, а потом, ничего не ответив на вопросы орденского рыцаря, который провожал его к Аталии, в мрачном молчании покинул Адельстан.

Впрочем, вернуться во дворец он не успел. Кутаясь в плащ, ворлок успел дойти до середины разделившей Адельстан и резиденцию Вальдера площади, когда его нагнал один из орденских стюардов.

— Мэтр, подождите!.. — окликнул мага парень, вынудив Викара оглянуться. Юноша, помчавшийся догонять мага без колета и плаща, остановился, тяжело переводя дыхание. — Леди Лан-Дарен просит вас вернуться...

До дворца мэтр Викар сумел добраться только к ночи. Впрочем, Валларикс и Ирем, заранее извещенные о том, что магу удалось разговорить Аталию, не расходились, терпеливо дожидаясь его возвращения.

Элика, которая уже была в курсе поразительных признаний своей матери, чувствовала, что ее буквально разрывает сочувствия — одновременно и к Аталии, и к Вальдеру, которому только предстояло узнать правду. Магу, судя по всему, тоже было не по себе, поскольку для начала он решил сосредоточиться на заговоре, отложив все остальное на потом.

— Начну с самого главного, мой лорд, — сказал Викар. — Леди Аталия настаивает, что план всей этой интриги полностью принадлежит ей. Ее супруг был только исполнителем, который согласился с ее планом только под ее нажимом. Аталия просит вас верить в то, что ее муж сам по себе никогда не посягнул бы на порядок в государстве, и что он даже сопротивлялся ее планам, сколько мог. Но что она употребила все свои способности и всё влияние на мужа, чтобы расшевелить Лан-Дарена и сделать так, чтобы он "не был таким тюфяком" и позаботился о возвышении семьи. Я могу подтвердить, что это правда. Если леди Аталия и искажает факты, чтобы выгородить дочь и мужа, то не сильно. Душой и вдохновительницей всей этой интриги в самом деле была именно она.

— Да кто бы сомневался. Эта дамочка стоит двоих Дарнторнов, — хмыкнул Ирем. — Думаю, что даже Сервелльд, при его характере, плясал бы у такой жены, как дрессированный медведь на ярмарке.

— И что же она поручила мужу? — спросил Валларикс, решив вернуть обоих мужчин к сути дела.

— Начала она с ваших кузенов, — сказал ворлок.

Ирем бросил на Вальдера быстрый взгляд, как будто бы хотел сказать — я же вам говорил, что здесь без них не обошлось!

— ...Пока один из Миэльриксов кокетничал с Юлией, Аталия успела сойтись с его братом. Она притворилась, что мечтает выдать Юлию за Элладайна и видит в ваших кузенах главную опору трона и естественных союзников своей семьи. Если с вами что-то случиться, то самым надёжным регентом для ее внучки будет старший Миэльрикс. Собеседник Аталии легко купился на такие рассуждения. У него не было причины заподозрить, что она лукавит — ведь если Элладайн станет регентом, а Юлия будет его женой, то интерес Лан-Даренов в таком союзе очевиден. Миэльриксы, правда, опасались лезть в политику после того, как вы помиловали их обоих после покушения. Но они быстро нашли себе оправдание — ведь это не измена, а только разумная предосторожность. Даже бабушка наследницы тоже считает, что в качестве регента при ее внучке предпочтительнее ее близкий родственник, а не кто-нибудь вроде лорда Дарнторна, который в случае вашей смерти попытается прибрать всю власть к рукам...

— А им не пришло в голову, что выбирать опекуна для своей дочери и назначать блюстителя престола — это мое дело, а Аталия, хотя она и бабушка наследницы, тут совершенно ни при чем? — сухо спросил Валларикс.

— Да, но тут Аталия смогла сыграть на том, что вы наверняка назначите блюстителем престола лорда Ирема, а человек вроде него не должен быть поставлен выше, чем потомки Энрикса из Леда, пускай даже и побочной ветви... Аталия заметила, что ваши кузены терпеть не могут лорда Ирема, и беззастенчиво воспользовалась этим. Мысль об Иреме в роли блюстителя престола сразу помогла «расшевелить» обоих Миэльриксов. Тем не менее, они признались, что при всем желании не могут конкурировать с Орденом и Дарнторнами. Большая часть их родовых владений и источников дохода перешла к короне, а за каждым их поступком постоянно наблюдают. В таком положении обзавестись сторонниками на тот случай, если кто-то должен будет поддержать их притязания на регентство, просто немыслимо. Аталия с этим не согласилась. Она объявила, что, хотя война, которую Наин Воитель вел с со старым лордом Дарнторном, давно закончилась, многие представители имперской знати помнят об ущербе, который им нанесли Дарнторны. А в центральных землях ненавидят и боятся Дарнторнов, потому что нравы лорда Сервелльда всем слишком хорошо известны. Если Миэльриксы напишут письмо, в котором уполномочат обладателя этой бумаги действовать от их имени, они с мужем смогут без труда найти поддержку в кругах местной знати. Союз родни наследницы по материнской линии и Миэльриксов даст людям понять, что речь идёт о поддержании законной власти. Миэльриксы клюнули на это предложение и написали поручительство, которое желала получить Аталия. Она даже пообещала им, в случае чего Лан-Дарены возьмут всю ответственность за эту затею на себя. О том, что Аталия собирается представить их соперниками вашей дочери, никто из Миэльриксов не подозревал. Аталия к тому моменту пришла к выводу, что вы не влюблены в ее дочь и вряд ли сделаете Юлию своей супругой, если только обстоятельства вас к этому не вынудят. Но ее это не смущало. С помощью своих вассалов они с мужем распустили слух о том, что Дарнторны договорились о помолвке Льюберта с наследницей. Такая новость привела всех в ужас. И тогда агент Лан-Даренов, как ярмарочный фокусник, достал письмо ваших кузенов. Если вы назначите наследником мужчину, то судьба страны никогда не окажется в руках Дарнторнов. В ход пошло все сразу — и обычные предубеждения о женщинах, и страх перед расколом государства и гражданской смутой, и давняя ненависть к Дарнторнам... как и рассчитывала Аталия, идею, что назначение наследником мужчины выбьет у Дарнторнов почву из-под ног, восприняли с энтузиазмом. Но, поскольку многие считали, что вставать на сторону кого-нибудь из Миэльриксов в ущерб вашей дочери — это измена, будущие члены Лиги пришли к компромиссу — нужно просить вас жениться и сделать наследником своего сына. Ну а если нет, то пусть уж лучше власть перейдет к побочной ветви Династии, чем к девушке, которая станет игрушкой в руках Льюберта Дарнторна и особенно его отца.

— Ловко, — мрачно сказал Валларикс.

— Это еще половина дела, — вздохнул маг. — Пока посланники Лан-Даренов сколачивали Лигу, муж Аталии навестил Сервелльда Дарнторна и пожаловался, что ваши кузены хотят отобрать престол у его внучки. На сей раз Лан-Дарены делали вид, что они собираются вступить в союз с Дарнторнами, которые достаточно могущественны, чтобы положить конец нахальным планам Миэльриксов. Сейчас, мол, лучший момент, чтобы предложить императору свою поддержку и обручить Лисси с Льюбертом. Дарнторн так вдохновился этим планом, что даже готов был отпустить своего сына ко двору. Вдобавок ко всему, леди Аталия сумела удалить Элиссив от двора, чтобы развязать руки своей дочери. Но, хотя до какого-то момента события развивались в полном соответствии с ее планами, и Аталия была в восторге от собственной ловкости, в конечном счёте события начали выходить из-под контроля. Лорд Дарнторн, как и Аталия, полагал, что, если король не хочет соглашаться на намеченный им брак — то его нужно вынудить. Перед своими союзниками, как он воспринимал Лан-Даренов, он не считал нужным стесняться. Элиссив отправилась в Озёрный замок, поправлять здоровье?.. Замечательно. Его люди захватят замок штурмом, захватят наследницу престола и вернут ее в обмен на оглашение ее помолвки с Льюбертом. Аталия слишком поздно поняла, что в данном случае она связалась с человеком, который, как и она сама, ни перед чем не остановится, чтобы добиться своих целей. В какой-то момент Дарнторну донесли, что наследницы нет в Озерном замке, и что вы отправили ее в замок Лан-Даренов. Аталии пришлось импровизировать — она сделала вид, что убедила вас отпустить принцессу к ним домой нарочно для того, чтобы осуществить их план. Если Дарнторны отобьют принцессу по дороге, когда Элиссив отправится назад в Адель, то никто никогда не заподозрит, что Лан-Дарены были союзниками лорда Сервелльда в этой интриге. Тем не менее, Аталия настаивала, что гораздо выгоднее тянуть время, дожидаясь, пока Лига разрастется, а тем временем воздействовать на императора, внушая ему мысль о неизбежности союза с Дарнторнами. Это звучало достаточно разумно. Немедленно поженить Элиссив с Льюбертом не вышло бы из-за их возраста, а если вас вынудят согласиться на помолвку против воли — вы, конечно, постараетесь любой ценой избавиться от этого союза и будете воспринимать Дарнторнов, как врагов. Зато если вы сами, по собственной воле, изменили бы свое решение и захотели выдать дочь за Льюберта — то бы вы относились к будущему зятю благосклонно и сами стремились бы к тому, чтобы эта помолвка завершилась свадьбой. Аталия убеждала лорда Сервелльда, что человек с вашим характером серьезно относится к взятым на себя обязательствам — если, конечно, не считает, что их вырвали у него силой. Сама она, впрочем, полагает, что на Сервелльда должны были больше подействовать не её аргументы, а влияние его младшего брата. Бейнор в их переговорах не участвовал, но он наверняка был в курсе — а с таким характером, как у него, такие крайности, как захват в плен наследницы престола, не могли не приводить Бейнора в ужас. Аталия убедила Сервелльда Дарнторна, что удержит у себя Элиссив минимум до конца лета, но при этом сама оказалась между молотом и наковальней. В крайнем случае, она была готова принять план Дарнторна и позволить ему захватить принцессу в плен. По ее разумению, уступив лорду Сервелльду в вопросе о помолвке вашей дочери, вы неизбежно должны были сразу после этого заключить новый брак. Рождение у вас других наследников, в особенности мальчиков, должно было ослабить позиции лорда Сервелльда. Появись у вас сын от Юлии, вы бы могли сделать его наследником в обход его сестры. Все остальное вам уже более-менее известно из докладов сэра Ирема... Более точные подробности, включая имена людей, которые действовали по поручению Лан-Даренов, Аталия изложит письменно — она пообещала дать признательные показания. Тем более, что теперь у нее, по сути, уже нет другого выбора...

— Это верно. Вы блестяще справились с вашей задачей, — сказал император. Но его спокойный тон, конечно же, не обманул Викара.

— Жаль, что мой рассказ принес вам столько огорчений.

Губы императора скривились.

— Огорчений?.. Я не огорчен, мэтр Викар — я очень зол. И вы, конечно, это знаете, так что нет смысла делать вид, как будто бы это не так.

Вальдер поднялся на ноги, прошелся взад вперед по комнате.

— Ну ладно еще Миэльриксы. Но Аталия!.. Чего ей не хватало? Ее дочь была моей женой. Внучка будет править империей после меня. Я знаю, что порой людям случается любить какого-нибудь одного ребенка в ущерб всем другим. Я, скажем, был любимчиком отца, а моего старшего брата он терпеть не мог. Так что я мог бы кое-как понять, если бы для Аталии значения имела только Юлия. Но у меня сложилось впечатление, что Аталия искренне симпатизирует Элиссив. И я думаю, что Лисси никогда не привязалась бы так сильно к своей бабушке, не будь эта привязанность хотя бы отчасти взаимной. Детей в этом смысле обмануть труднее, чем любого взрослого. Но если Аталия дорожит Элиссив и хоть сколько-нибудь дорожила Эликой, тогда зачем все это?! Что за безумие — вредить себе, вредить другим, чтобы в итоге даже ничего не выиграть? Разве быть матерью покойной королевы и любимой бабушкой наследницы престола ещё недостаточно для ее самолюбия?..

— Вы не рассердитесь, если я честно скажу вам, что думаю? — вздохнул Викар. — Дело не в отношении Аталии к Элиссив. Вы не можете простить того, как она поступала с вами лично. И то чувство, которое вы сейчас испытываете — это не злость. Это обида — или, если вам так больше нравится, негодование.

Валларикс обернулся. На секунду Элике почудилось, что он сейчас, в точности как Аталия, рявкнет на мага — «Пошел вон отсюда!». Но Валларикс овладел собой.

— А почему бы, собственно, и нет? — осведомился он, как будто ворлок его в чем-то обвинял. — Меня и в самом деле задевает, что все мои родственники видят во мне только инструмент для удовлетворения своих амбиций. Как будто я вообще не человек! Им просто не приходит в голову, что я у меня тоже могут быть какие-то чувства и желания, и что я ничем не заслужил такого отношения к себе.

— Я понимаю. И тут мы подходим к ещё одной части всей этой истории, которая, боюсь, расстроит вас даже сильнее, чем все остальное.

Валларикс нахмурился.

— Ещё одной? То есть это ещё не всё?..

— В том, что связано с заговором — это всё. Но Аталия сделала ещё одно признание — не политического, а сугубо личного характера. Она дала мне разрешение, если вы пожелаете, рассказать о нем вам. Но я должен предупредить, что удовольствия вам это не доставит.

— Вы меня интригуете, — сухо сказал Вальдер. — Что же такое она вам сказала?

— В юности Аталия была отправлена своей семьёй в Адель и представлена ко двору. Сейчас об этом вряд ли кто-то помнит — это все произошло ещё до вашего рождения. Вашему брату тогда было, кажется, года четыре или пять. Однако при дворе все знали, что после рождения наследника между Наориксом Воителем и его королевой произошла какая-то крупная ссора, вследствие которой Наин разорвал все отношения с женой. Они совместно принимали участие в официальных церемониях, но Наин никогда не ночевал в покоях королевы и в остальном тоже вел себя, как холостяк.

Руки Вальдера сжались в кулаки.

— Только не говорите мне, что мой отец...

— Ваш отец стал любовником Аталии.

Валларикс грубо выругался. Ирем, видя страдальческую гримасу друга, постарался сгладить ситуацию.

— Ну, замечательно. Выходит, ещё до того, как придумать эту интригу с Юлией, Аталия пыталась сама занять место прежней королевы. Что с того?..

— Не совсем так, — спокойно сказал маг. — Едва ли справедливо обвинять Аталию в подобных планах. Когда она появилась при дворе, Аталии было семнадцать лет, и Наорикс стал для неё первым мужчиной. Разумеется, ее тщеславию ужасно льстило то, что на неё обратил внимание сам император, но в основе своей ее увлечение всё-таки было искренним. То, что Наин уже женат, ее не беспокоило — ведь он же не любил свою жену и даже не жил с ней, а значит, об измене речи тоже не идёт. Со свойственным любой влюбленной девушке максимализмом она посчитала, что брак Наина можно считать простой формальностью. А раз король не любит королеву, почему бы ему не любить её? То, что Наин в нее влюблен, ей представлялось самоочевидным — иначе зачем он стал бы проявлять к новой фрейлине королевы такой откровенный интерес? Наорикс, надо отдать ему должное, поначалу всё-таки старался удержаться от соблазна — хоть и достаточно неуклюже. Он сказал Аталии, что питает к ней чувство, которое вашему отцу угодно было называть влюбленностью — но при этом сказал, что ей не следует его любить, и лучше всего выбросить его признание из головы. Он, мол, гораздо старше, чем она, и имел в своей жизни множество возлюбленных. Взрослая женщина после подобной речи поняла бы, что имеет в виду ваш отец. Она бы знала, что Наорикс подразумевает под «влюбленностью», и исходила из того, что император не только имел много разных возлюбленных, но и планирует иметь их в будущем. Но семнадцатилетняя Аталия поняла это так, что императору не повезло в любви, и что он сомневается, что из их связи может выйти что-нибудь хорошее. Но ее это совершенно не смущало. Ведь она была уверена, что теперь все будет иначе, и она даст ему то, чего не смогли дать другие женщины. Поэтому она сказала, что его прошлые связи ее совершенно не заботят, а уж его возраст и подавно. В ее глазах важно только то, что она ему не безразлична. Остальное не имеет ни малейшего значения. Ваш отец истолковал эти слова удобным ему способом, и — после бурной, но короткой связи — уехал в Каларию, где шла война. Аталию это сначала не расстроило — ведь император расставался с ней не по своей воле, и ей казалось вполне очевидным, что после его возвращения все будет точно так же, как и до его отъезда. Однако вместе с известиями о его победах в Ярнисе в столицу просочились слухи о его любовных похождениях. Аталия старалась убедить себя, что это просто сплетни, однако это было не так-то просто. Гонец, отправленный Наином в столицу, привез письмо для королевы, но самой Аталии ваш отец ничего не написал. Примерно в то же время она обнаружила, что ждет ребенка. Она попыталась посоветоваться с близкими подругами о том, как бы сообщить Наориксу эту новость — но известие о ее положении вызвало у придворных дам только сочувствие. От них Аталия услышала, что "инциденты" вроде этого уже случались раньше, и что матерей внебрачных детей императора в подобных случаях всякий раз удаляли от двора — поэтому, мол, королевские бастарды и не бегают по коридорам. Чтобы ее утешить, ее собеседницы твердили, что Наин все же проявлял заботу о бывших любовницах — они могли рассчитывать на то, что император выделит любой из них хорошее проданное и постарается как можно лучше выдать замуж. Так что, если вдруг у Аталии имеется на примете человек, которого бы ей хотелось видеть своим мужем — пускай не стесняется. Какое бы высокое положение не занимала его семья, дело, скорее всего, выгорит. Когда брак устраивает сам король, то семье будущего жениха приходится поумерить свои амбиции. А Наорикс, со своей стороны, всегда старается, чтобы все остались довольны — даёт новобрачным титулы и земли, осыпает их своим милостями, словом, умудряется так подсластить пилюлю, что в итоге семья жениха воспринимает эту сделку, как удачу. Приводились подходящие примеры, которые должны были утешить Аталию и внушить ей надежды на будущее. Но сама Аталия чувствовала себя раздавленной. На тот момент она была не в состоянии взглянуть на это дело так практично, как ей предлагали. Она чувствовала себя страшной дурой оттого, что посчитала, будто Наорикс любит ее или будет любить их общего ребенка. Ей казалось, что все остальные женщины, которых Наорикс потом пристроил замуж, с самого начала понимали, на что соглашаются — и только она была слишком наивна и глупа, чтобы понять… Ее терзала мысль, что Наорикс, возможно, полагает, будто она с самого начала шла на сделку с ним и соглашалась стать его любовницей в обмен на выгодную партию, деньги и титулы. Чтобы не оказаться в таком положении, Аталия решилась без согласия своих родителей оставить двор — и, практически сбежав из Адели, вернулась домой. В провинции нравы были гораздо суровее, чем при дворе, и там ее беременность, пусть даже и от императора, вызвала только осуждение. Аталия то мучилась чувством вины, то тосковала по Наориксу и мечтала о том, что все каким-то чудом уладится, и он вернётся к ней, то, наоборот, испытывала к нему ненависть за то, как он с ней поступил. Почему родственники и соседи осуждают именно ее, а не его, или, на крайний случай, не обоих сразу? Как будто король здесь совершенно не при чём!.. Может быть, все эти страдания слишком сильно влияли на нее, а может, ей просто не повезло, однако ребенок Аталии родился значительно раньше срока. Мертвым.

На сей раз от грязной ругани не удержался даже Ирем.

— После родов Аталия впала в меланхолию. Наорикс, которого кто-то потрудился известить о всей этой истории, прислал ей письмо с соболезнованиями, в котором спрашивал, что он может для нее сделать. Однако Аталии его послание показалось оскорбительно холодным. Ей на тот момент было так тяжело, что она долго откладывала ответ — а потом решила вообще не отвечать. К тому моменту добрых чувств к своему бывшему любовнику у нее не осталось вовсе. Поддержку ей тогда оказал только мессер Лан-Дарен, один из соседей их семьи. Он был единственным, кто не только не осуждал ее, но и, казалось, искренне сочувствовал всему, что с ней случилось. Ухаживать за ней он не пытался, так что Аталия очень удивилась, когда год спустя — это как раз был год вашего рождения, мой лорд, — он совершенно неожиданно сделал ей предложение. Судя по тому, что она упомянула о вас, к тому моменту она не простила императора и продолжала злиться на него. И это подтолкнуло ее принять предложение Лан-Дарена, хотя она и не была влюблена в будущего мужа в том же смысле, что и в вашего отца, то есть испытывала к нему скорее симпатию, чем страсть. Однако в целом этот брак оказался удачным для Аталии. По крайней мере, муж любил и уважал ее, люди вокруг забыли ее прошлое и перестали сплетничать, а Аталия привязалась к мужу и в общем-то была счастлива. Однако ее выводило из себя, что она была такой дурой. Сперва согласилась стать любовницей вашего отца, а потом была так разбита тем, что с ней случилось, что даже не получила от него никакой компенсации за все свои страдания. Если уж он так безразлично относился к ней и собственному нерожденному ребенку, то и ей надо было не переживать из-за его предательства, а наплевать на Наорикса и думать только о своих личных интересах. Стрясти с обманувшего ее любовника все, что только можно, и заставить его сделать его мужа лордом, чтобы те, кто осуждал ее и сочувствовал ей, смотрели бы на нее снизу вверх. Но момент был упущен, а даже если и нет, то первой обращаться к Наину и о чем-то его просить казалось Аталии слишком унизительным. Потом ваш отец умер, и Аталия перестала даже изредка думать об упущенных возможностях. И, вероятно, тем бы все и кончилось, если бы лорд Лан-Дарен не вызвался отвезти ее старшую дочь в Адель и сам представить ее ко двору. Сначала Аталия испугалась — а что, если с ее дочерью случится то же, что и с ней самой?.. Но потом она успокоилась. Элика всегда была скромницей, и на нее никто из молодых людей, бывавших у них в замке, никогда не обращал внимания — все они увивались вокруг Юлии. Так что, по зрелом размышлении, никак нельзя было представить, что с Эликой может случиться что-нибудь неожиданное. И тут, как гром среди ясного неба, приходит письмо, в котором говорится о вашей помолвке с ее дочерью! Аталия тогда была на седьмом небе. Ей казалось, что таким путём судьба решила наконец вознаградить ее за все обиды, которые нанес ей ваш отец. Но, к ее огорчению, в их жизни почти ничего не изменилось. Хотя ее дочь и стала королевой, ее муж не собирался никак возвышать и награждать ее семью, и его совершенно не смущало, что родители его жены в глазах других людей являются все теми же незначительными представителями провинциальной знати. Для Аталии это стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Все остальное вам уже известно.

Ворлок замолчал.

Валларикс, неподвижно стоявший на одном месте, пока маг рассказывал свою историю, наконец вышел из оцепенения — и упал в кресло, словно его не держали ноги.

— Забавно — все вокруг считают моего отца чуть ли не гением, а я всю жизнь только и делаю, что разгребаю устроенный им бардак!.. — со злостью сказал он. — Во имя Всеблагих! Порой мне кажется, что этот человек был просто не способен думать ни о чём, кроме собственных прихотей!..

Судя по тому, с какой брезгливостью Валларикс выговорил «этот человек», на язык императора в этот момент просились куда более крепкие выражения. Ирем неловко отвел взгляд, как будто гневные упреки друга относились именно к нему.

— Что вы намерены делать с Аталией? — с нехарактерным для него смирением осведомился он.

Вальдер нахмурился — и промолчал.

— Если вам станет легче, Аталия не желала зла принцессе, — негромко заметил ворлок. — Кажется, сейчас она уже сама не понимает, как она могла зайти так далеко, и горько сожалеет о своих поступках.

— У нее есть все причины о них сожалеть! — мрачно сказал Вальдер.

— Леди Аталия боится, что ее авантюризм и честолюбие бесповоротно погубили ее дочь и ее мужа, — не сдавался маг.

— Да не казню я их, — взорвался император. — С Юлией все и так понятно. Лан-Дарена я помилую. Идите, скажите ей… А то сидите здесь, как на иголках. Смотреть больно…

— Может быть, вы хотите с ней поговорить? — мягко спросил маг.

Вальдер поморщился.

— Вы издеваетесь?.. — устало спросил он. И, видя, что маг собирается ответить, махнул на него рукой. — Да не трудитесь... Я прекрасно знаю, что вы скажете. Но — нет.

— А если бы я попросил вас попытаться — вместо той награды, которую вы мне обещали?

— Да хоть на колени встаньте, — огрызнулся император. — Я не собираюсь разговаривать с Аталией. Не представляю, что я мог бы ей сказать — особенно после того, что я от вас узнал.