Сказки Шута и Короля. Игра первая (Заколдованная Страна) (джен)

Никогда Миха не поверил бы в существование зомби, разве что порой в его памяти всплывали короткие эпизоды неизвестной ему жизни, где из зеркала на него смотрел кто-то, отчаянно смахивающий на зомбяка, вероятно, этот кто-то был после дикой попойки, но на этот раз парню пришлось поверить своим глазам, и он вслед за Андрюхой и Анархистом-артистом нёсся по кладбищу, как лось по кукурузе, при этом на ходу перепрыгивая через головы выбирающихся из своих могил мертвецов.

Осторожному Андрею долго было не по себе среди огромной толпы покойников, Миша же чувствовал себя просто замечательно. Как только мёртвые обступили их троих со всех сторон, он остановился, обвёл их довольным взглядом и хозяйской походкой двинулся к выходу с кладбища.

Крикнул он:

«Хой! Челюсть до-лой!»

Трупов вёл он за собой.

Вверх летели оторванные челюсти мертвяков, как шапки в праздничные дни. Миха только вжимал голову в плечи, когда челюсть какого-нибудь панка прилетала ему по макушке, а потом снова выпрямлялся и громко ревел: «Хой!».

Андрей смотрел на счастливого друга и только улыбался. Он-то хорошо помнил, как Миха радовался, когда прочитал стихи на эту песню, как он их всем показывал в своих тусовках, а потом приходил и рассказывал, что люди хвалили этот текст.

Предаваясь воспоминаниям о былом, Андрей не заметил, как они всей толпой вышли с кладбища к небольшой деревеньке.

— Слышь, несчастный, — вдруг обратился Миха к Анархисту, — а чё ты от них бежал? Нормальные пацаны…

— А я не от них бежал, — неожиданно связно ответил артист.

— А от кого? — в один голос спросили Князь и Горшок.

— От них, — мотнул головой куда-то назад Анархист и оттого его челюсть щёлкнула и съехала набок.

— Ты, блин, давай без геройства, головой он машет, смельчак, ё-моё… — ворчал Михаил, вправляя несчастному челюсть. — Хочешь, как остальные, полморды в небо запустить? Иди уже вперёд…

— Миха, там это… — начал Князев, оглядываясь каждую секунду, — народ с вилами и топорами к нам прёт…

— Блять, Андро, вот ты насочинял! — психанул Миша и тоже посмотрел назад. — Нельзя было как-то без них обойтись?

— Никак, — хохотнул Князь. — Ты не психуй, тебе понравится…

— Топоры мне понравятся? — сердито бубнил Горшок. — Один понравился уже, так он, блин, походу, так и торчит в стене одной таверны…

— Какой таверны? — оживился Андрей.

— Там где блондинка грудастая живёт с мужем-психопатом…

— Так вы мужику «рога приделали»? — рассмеялся друг. — Это в тебя, что ли, топором-то?

— Не, это я топором, — довольно улыбнулся Миха и снова оглянулся. — Ах вы суки! Андро, ты чё стоишь?! Наших бьют!!!

Жители деревни пришли за мертвецами аж с другого конца кладбища и теперь яростно махали вилами и топорами, и к ним присоединялись люди, которые только сейчас заметили толпу зомби.

— Сбежались, блин, как шлюхи на шелест баксов, — проворчал Миша на бегу, и Андрей, услышав это, коротко хохотнул.

Во все стороны летели части тел и покойники падали. Но вместе с ними падали и живые: Миха и Андрей были в гуще событий. Они стояли спина к спине и что есть силы молотили кулаками всех, кто был не похож на зомби. Один раз Михаил неудачно развернулся к Князю лицом, моментально угостился хорошим ударом кулака в зубы и упал на землю.

— Бля, Миха, прости! — спохватился Андрей и бросился ему на подмогу. — Ты, блин, как живой, я перепутал! — не подумав, ляпнул он.

— Я и есть живой! — рявкнул Горшок, поднимаясь и выплёвывая обломки верхних четырёх зубов, затем он стёр с нижней губы кровь и растянул рот в жуткой улыбке, обнажая сочащиеся кровью дёсны. — Нормально всё. Мне эти недозубы только мешали. Лучше вообще без них, чем с такими — болят, суки.

Пока Михаил был вынужденно выведен из строя, народ взял его, Андрея и оставшуюся кучку покойников в кольцо.

— Где он?! — ревел Горшок, продолжая отбиваться от людей. — Где этот урюк безмозглый?!

— Анархист, что ль? — пыхтел Князь, во все стороны размахивая кулаками, — вон валяется…

Миха поглядел в том направлении, в котором указал Андрей и увидел истоптанное тело артиста.

— Замочили, гады! — страшным голосом заорал он. — Ну всё, пиздец вам всем!

И он оказался прав. Трупы, что валялись под ногами людей, вдруг зашевелились и захохотали. Они стали подниматься и снова лупить своих обидчиков. Попытался подняться и Анархист, но об него все спотыкались и он вновь падал обратно.

— Живой! — обрадовался Миша и кинулся его поднимать. — Этот разваливающийся трупак всё-таки живой! Вставай, горе луковое…

Почему же Михаил так проникся к этому покойнику? Он при жизни не терпел, когда обижали слабых, и теперь ничего не изменилось. А Анархист действительно казался тем, кто нуждается в защите: за всё время пребывания в компании Миши и Андрея, он ни разу никому не навредил. Казалось, что он в принципе физически на это не способен, настолько хрупким и вялым он был. Мертвец просто пытался спокойно — иначе у него и не вышло бы — уйти от перепуганных жителей деревни. Да и не мог Миша не преисполниться симпатией к стороннику анархизма, коим считал и самого себя.

Женщины пронзительно завизжали и, подхватив подолы юбок, побежали к домам, мужики тоже не отставали: побросали своё оружие и помчались вслед за бабами, а покойники только раздавали им пинки под зад и громко гоготали.

Воспользовавшись моментом, Горшок, Князь и Анархист унесли ноги с поля битвы, но, отыскав трактир «У гуся», решили укрыться внутри. За спиной вновь раздались шум и крики — значит, часть жителей деревни двинулась следом, но, снова получив пинков от неуязвимых мёртвых панков, люди разбежались по домам. Кстати, название трактира не могло остаться без внимания Миши, и когда он приметил вывеску, что болталась над входом на цепях, прогоготал в голос:

— Идём «душить гуся»!

— Ага, — отозвался Андрей, посмеиваясь. — А потом «коней перевяжем», и ещё одного задушим! Что скажешь, Анархист? — ткнул он новоиспеченного, вернее, свежеподгнившего друга в бок, — присоединишься к этой вакханалии?

Анархист не смог ответить, потому что как стоял на крылечке с бесконечной меланхолией на лице, так и сиганул на землю от толчка Князева.

Миша согнулся со смеху пополам, но это у него выходило беззлобно, просто весело было наблюдать за безмятежным Мёртвым Анархистом с закоченевшим «факом» на руке.

— Гляди, гляди! — почти кричал Михаил, хохоча и спрыгивая рядом с мертвецом. — Он и не собирается вставать! Даже не шевелится! Вот же тюфяк! Поднимайся, ты, «быстрогон»!

— Быстрогон? Ты назвал его Быстрогоном?! — заржал Андрей, помогая Мише поднять бедолагу, но от того, что Анархист внезапно заговорил, оба парня, оторопев, замерли.

Мертвец поднялся, правда, немного медленно — нет-нет, до ужаса медленно — и, отряхнув истлевшую одежду, посмотрел на Мишу своими грустными и немного туповатыми бесцветными глазами и произнёс с чопорностью, присущей разве что англичанину:

— Прекратите меня ронять, господа… — и решил для пущей убедительности добавить: — Мать вашу.

Дальше он вновь впал некоторое беспамятство, но парням удалось заметить это значительно позже, поскольку они чуть ли не катались по траве, истерично хохоча. Анархист терпеливо ждал, причём стоял он, уперев лоб в стену, потому что, «включив» зомби, просто пошёл вперёд.

Отсмеявшись, Миха и Андрей наконец ввалились в трактир, а Князь ещё успел поддеть Мишу:

— Ты, Миха, не жалуйся тут. «Гуся душить» не придётся, ты ж с блондинкой уже передохнул.

— Это да-а-а, — довольно протянул Михаил, окидывая помещение придирчивым взглядом. — Что тут у нас?

В общем, изнутри трактир был похож на те самые трактиры из книг о давно забытых, но таинственных временах. Что-то из Средневековья с его тусклым освещением посредством разведённого огня в каминах, залитыми брагой столами, грудастыми девицами, что по-хозяйски расхаживали по залу, и грязными мужиками, лапающими этих самых девиц.

Но в этот вечер народу в трактире было мало. Тихо и очень назойливо фальшивила скрипка, на которой пытался играть молодой паренёк, в углу сидели трое здоровых работяг, а за прилавком ошивался некто с тёмной курчавой густой шевелюрой, и было ясно только то, что это парень. Трактирщик протирал тряпкой полки позади себя и всё время прикасался к лицу, что-то поправляя. Кажется, очки.

— Пойдём, — скомандовал Михаил и, ухватив Анархиста за рукав, поволок его к прилавку. — Эй, дружище, — позвал Миша темноволосого, — пивка нам сообрази.

Трактирщик обернулся, и друзья удивленно замерли, кажется, даже Анархист крякнул, но на деле оказалось, что тот после падения просто начал икать.

«Икающий зомбяк, любопытно», — между тем краем сознания обработал информацию Миша, в то время как сам уже радостно улыбался.

— О, Реник! — одновременно рявкнули Миша и Андрей, а тот, не менее экспрессивный в выражении своих эмоций, поправил очки и ответил:

— Вы тут?

— Ага, — глупо и опять синхронно проговорили ребята.

Анархист не переставал икать.

— Да блять! — отвлёкся на него Миха, — воды попей! Или дыхание задержи! — и снова он посмотрел на Сашу Леонтьева. — Сань, Светлейший! Мать твою! Ты-то какого лешего там стоишь? — кивком головы Миша указал на прилавок, что разделял их.

— Да вот, думаю, бухла много, а никто не наливает. Решил сам себя обслужить, — отмахнулся Ренегат. — А вы чё это носитесь... Э-э, а это кто? — указал он на мертвеца, — и что это с ним такое?

Андрей, до этого молчавший, вместе с Михой уставился на Анархиста.

— Нет, ну ты вообще тупой, что ли? — устало покачал головой Михаил, поняв, что зомби-друг так и не начал дышать, последовав совету Миши. — Дыши уже, а то сильнее загниёшь, развоняешься ещё больше. Ты это, Сань, плесни ему рома, может, полегчает.

— Хой, — услышав слово «ром», бесстрастно отозвался Анархист.

И парни согласно закивали, мол, да-да, «хой».

Саня быстро и ловко выставил перед ребятами две кружки пива и одну стопку рома, но Андрюхе и Мише пришлось долго помогать Анархисту, потому что у того всё вытекало через дыру в щеке, и Рене задолбался наполнять его рюмку.

— Да не так, стой, вот так, — чуть ли не кудахтали возле нерадивого Анархиста двое друзей, в то время как Ренегат продолжал протирать залитый ромом пол, при этом монотонно бубня на ребят, мол, я тут работать не нанимался и, вообще, хватит уже поить этого полудохлого. Ну и всё в том же духе.

— Саня! — вдруг воскликнул Миха. — Может, тут изолента есть?

Рене как-то весь осунулся, побледнел, в очередной раз поправил очки и проговорил, заметно понизив голос, хотя пока что до них никому не было дела:

— Ты не помнишь, где мы находимся? Это ж не те времена и не то место.

— Ну, бля! — воскликнул Горшок. — Может, хоть скотч какой, а? Хоть что-то.

Ренегат, уже жалея, что полез за выпивкой, принялся рыскать по полкам под прилавком и через пару минут удивлённо выпрямился.

— Скотч, — проговорил он и посмотрел на Миху. — И правда, есть.

— Ну так давай его сюда! — рявкнул изрядно уставший Княже. — Не тяни!

Саша подал Мише рулон широкого скотча, и ребята, отрывая зубами кривые полоски, принялись «обрабатывать» щёку Анархиста. Надо сказать, выглядел бедолага после этого, как полнейший идиот.

«А кто бы так не выглядел? — подумал Горшок, отойдя чуть назад и оценивая результаты своих трудов, — он реально на идиота похож».

Конечно об этом вслух Михаил не сказал, не потому, что был тактичным или сдержанным, совсем не так, просто Михе стало как-то неловко хамить этому панку, особенно если учесть его почтенный возраст.

«Ага, а до этого ты над ним не ржал?» — мысленно пожурил себя парень.

Он ещё подумал бы над этим, но тут его окликнули ребята, и вечер стремительно понёсся вперёд.

Когда в трактир ворвались покойники, которые всё это время шли за Горшком, как за путеводной звездой, захмелевший Михаил как раз мучил парня со скрипкой — пытался заставить его сыграть песню, напевая какой-то замысловатый мотив. Поморщившись от громкого шума, он отвлёкся на секунду и поглядел на мёртвых панков, которые принялись всё крушить. Ренегат в ужасе сжимал швабру, готовый обороняться, Андрей пытался убедить его, что эти зомби ничего плохого не сделают.

— Не сделают?! — возмущался Саша. — Да они уже полтрактира разгромили!

— Да это ублюдки из «Мёртвого Анархиста»! — объяснял Князь. — Мы сейчас с ними от людей отбивались. Саня, это было нечто! Погоди, ты чё, тоже песню не помнишь?

— Я-то всё помню! — блеснул очками Рене. — «…Дрались и по полной отрывались, шли дома громить!» Вот сейчас они тут всё к чертям и…

— Да тихо, блять! — громом понёсся по таверне голос Миши. — Не слышно ж ничерта!

Все разом замолчали, мертвецы замерли, кто как был: один замахнулся ногой на ни в чём не повинный стул, другой — держал пивную кружку над головой, собираясь расколотить её об пол, третий схватился за край стола, чтоб перевернуть его.

— Так вот, — Михаил снова повернулся к напуганному до полусмерти скрипачу, — а дальше там так: ла-ла-ла-ла-ла…

Парень заиграл неузнаваемую, но весёлую и быструю мелодию, и Миша махнул рукой, мол, сойдёт. Однако, этот жест приняли на свой счёт и все остальные. Приняли, как отмену запрета на тишину: в одну стену улетел стол, в другую — стул, пол осыпали осколки кружки, девушки завизжали.

— Убью, клянусь, я их всех сейчас в винегрет порублю! — кричал Рене, пытаясь вырваться из крепких объятий Князя. — Пусти меня!

— Ты их шваброй рубить собрался? — подошёл к ним ухмыляющийся Горшок. — Ты чего так психуешь?

Саня остановился, поправил очки и проговорил:

— А мне что, спокойненько постоять тут? Они ж нас порвут.

— Ничё они тебе не сделают, — уверенно сказал Миха. — Давай уже оторвёмся, как раньше!

С этими словами Миша запрыгнул на стол и запел мощным баритоном, перекрывая мелодию скрипки:

— Был на руке застывший «фак», из кармана торчал пиратский флаг… Кстати, флаг… — он вынул из кармана кусок чёрной ткани с изображением «Весёлого Роджера» и повязал его на голову на манер банданы: — Задолбали эти волосы, в морду лезут!

«Сколько той жизни? — пронеслось в голове опьяневшего парня. — Вот этой, второй! Последней, походу...»

Михаил всегда жил одним днём. Вероятно, он бы пожалел об этом, появись у него возможность досконально вспомнить, к чему его привёл такой стиль жизни. А быть может, и нет. Быть может, он порадовался бы тому, что его путь был таким насыщенным и ярким, пусть не всегда счастливым и, в целом, коротким. И теперь, осознав, что после смерти ничего не заканчивается, Миша как-то инстинктивно старался ловить момент. Здесь и сейчас. Ему снова двадцать пять, он в трактире, рядом друзья, музыка, пиво, девушки...

«И живые мертвецы», — невольно вспомнил Миха и почему-то улыбнулся.

В углу толкались зомби, заставляя бедного скрипача плясать «пого», отовсюду слышался смех и игривое повизгивание девиц. Князь, Горшок, Ренегат и Анархист-артист прыгали по столам, держась за руки, пили ром прямо из горлышек бутылок, хохотали и устраивали слэм. Артист, правда, в слэме не участвовал — парни боялись его уронить и больше не собрать в кучу. Прыгал он тоже слабо, но очень старательно — поочередно выкидывая вперёд то правую, то левую ногу, на манер «кан-кана».

Андрей и Саша осознавали себя во сне, но тоже ловили момент. Здесь и сейчас. Тот, кого они совсем недавно потеряли, снова с ними. Он молод, экспрессивен, весел и энергичен. Его можно обнять, похлопать по спине, повеселиться вместе с ним. Поэтому они, забыв обо всём на свете, танцевали, кричали, хохотали, сталкивались друг с другом, прыгали со столов, позволяя покойникам их ловить и возвращать обратно.

— Да не так! Вот так надо! — кричал Миша скрипачу, затем хватал Князя и начинал прыгать по столу. — Вот как надо «пого» танцевать!!!

Зомби всю ночь кричали:

«Хой!

Мы, анархисты, народ

Незлой!»