Заветное желание Гарри (джен)

― Что с ним, он жив?

― Я сама из окна видела, как он падал… ох, что ему теперь будет от декана!

― Ага, будет ― если он выживет.

― Погоди, не толкайся, дай я посмотрю…

― А ну быстро все разошлись!

Гарри медленно открывает глаза. Сначала он видит смутно, но потом взгляд проясняется. Его окружает небольшая толпа студентов из разных курсов, и сквозь нее пробивает себе дорогу невысокая бойкая женщина в белом халате.

― Сотрясения нет, ноги целы, рука сломана в двух местах, ― быстро просканировав его состояние, говорит женщина. ― Меня зовут мадам Помфри, милый, ― воркует она, осторожно приподняв его за плечи. ― Не волнуйся, сейчас пойдем в больничное крыло, выпьешь зелье и назавтра будешь как новенький…

― Кто сказал ― больничное крыло?

Легкой парящей походкой к ним идет молодой преподаватель с золотыми локонами и сияющей улыбкой. Гарри еще не был у него на уроке, но регулярно видел его за профессорским столом и знал, что его фамилия Локконс. Это ему ни о чем не говорило.

― Долой изнурительное лечение ― знаем мы вас, медиков, вам только дай кого-то помучить, ― бодро проговаривает Локконс, подойдя ближе и опустившись перед Гарри на одно колено. ― Не бойся, малыш, сейчас я тебя вылечу одним взмахом палочки... протяни-ка свою руку.

Гарри совсем не хочет изнурительного лечения. Ему не нравится идея пить какое-то зелье: одно только это слово вызывает тошноту. Он даже потерпит, если его будут называть малышом ― главное, чтобы его вылечили здесь и сейчас, ведь с больной рукой он слишком уязвим.

То, что среди сочувствующих нет Драко Малфоя со своей свитой (что неудивительно), не означает, что он испарился. Гарри может с ним столкнуться где угодно. И пока его правая рука не работает, этот слизеринский гаденыш может сделать ему какую-то пакость, и его козни, скорее всего, не получится отбить. Нет, это совсем никуда не годится.

А еще, если Локконс прямо сейчас восстановит его сломанные кости, о происшедшем, возможно, не узнает Снейп. А если и узнает, Гарри покажет здоровую руку и скажет, что ничего такого не было. Ведь проступок нужно еще доказать. Вряд ли Малфой захочет этим заниматься: очень быстро всплывет его личный грешок. Его ― или его тупоголовых дружков. Очень легко можно узнать, кто заколдовал метлу: достаточно посмотреть последние несколько заклинаний, вышедшие из палочки ― об этом он недавно в учебнике прочитал.

Так что, может, он даже избежит очередного неприятного разговора со Снейпом и наказания за неудачный полет на метле.

― Нет, это плохая идея, ― отрезает мадам Помфри и строго смотрит на Локконса. ― Для начала мальчика нужно госпитализировать…

― Пожалуйста, сделайте что-нибудь и поскорее! ― Гарри в надежде смотрит на молодого преподавателя, пытаясь высвободиться из навязчивых объятий медсестры. При этом он неудачно дергает руку, которую тут же прошивает болью, словно током. Он закусывает губу, с трудом сдерживая стон, и внутренне молит: пусть все получится!

Локконс с вдохновленным видом вытаскивает палочку из складок мантии, аккуратно берет его за больную руку и произносит что-то невразумительное, вроде «кракозябрабабра». В ту же секунду Гарри перестает чувствовать боль. Но… что это с рукой? Где она? Что это за длинная толстая сосиска, торчащая из его плеча???

После фееричного взмаха палочкой и одного быстрого взгляда на умопомрачительный результат, Локконс тут же вскакивает, суетится и делает шаг назад ― его, видимо, как и Гарри, немного пугает рука-сосиска. А еще по его лицу понятно: вернуть все, как было, он не сможет.

― Поттер… как это все понимать?

Гарри все бы отдал, чтобы не слышать слишком знакомый голос в эту самую минуту, и не видеть, как к нему быстро приближается Снейп. Ну почему ему так не везет! Он опускает голову на здоровую руку, пряча лицо. Он всего лишь хотел избежать очередной разборки с профессором ― чего стоил их последний разговор после урока, ― но теперь все усугубилось в разы. И эта ужасная резиновая колбаса вместо руки ― еще одно доказательство, что Гарри не умеет принимать правильные решения. Что ни шаг ― то глупость. Ему правда нужна нянька, Снейп и тут оказался прав.

Гарри ждет, что профессор начнет на него орать или же гадким въедливым голосом рассказывать, что у него вместо мозга плавленый сырок, но тот подозрительно молчит. Гарри чуть не вскрикивает, когда неожиданно взмывает в воздух, будто он снова летит на метле. Но на этот раз риски упасть ничтожно малы: он зажат, как в тисках, а его лицо утыкается в теплую мягкую ткань.

Гарри тихо вздыхает, не смея пошевелиться, хотя ― если бы он захотел, это было бы затруднительно. Кажется, в худшей ситуации он еще не бывал.

― Я не спрашиваю, что случилось, и почему вы оказались в таком дурацком положении, ― тихо говорит ему на самое ухо Снейп, крепко прижимая его к себе и быстро идя по длинному коридору вслед за мадам Помфри, которая тут же сориентировалась и повела их в больничное крыло. ― Сейчас просто успокойтесь. Вам помогут. Мы решим эту проблему, а потом поговорим. Не наоборот.

Гарри шумно дышит, всеми силами пытаясь не уплыть куда-то в счастливое место, где нет противного Малфоя с его метлой, непонятного Снейпа с его странной заботой, неумелого Локконса с его палочкой, и самого Гарри с его неправильными решениями, из-за которых он навредил себе по самое «не могу». Он старается не смотреть на «сосиску», которая мирно покоится где-то между ним и Снейпом, немного подскакивает от движения, из-за чего невольно попадает в поле зрения. Это типа все еще его рука, но он ее совсем не чувствует. Отвратное ощущение.

«И почему только Снейп не пришел несколькими минутами раньше?» ― мелькает в его растерянном мозгу.

― Удалить все кости ― это ж надо до такого додуматься! ― кричит мадам Помфри уже в больничном крыле. Ей явно надо выпустить пар, потому что всю дорогу она, видимо, держалась изо всех сил. Она пересказывает, как все было, не скупясь в выражениях. Снейп хмурится, сжав губы. А Гарри, сидя на кровати, приподнимает голову повыше, чтобы не видеть «сосиску», хотя смотреть на медсестру, метающую молнии, и на Снейпа, лицо которого становится все мрачнее и мрачнее, тоже страшновато.

― Вот, выпейте, ― накричавшись вдоволь, мадам Помфри подносит ему флакон с неприятной на вид бурой жидкостью. ― Это костерост, ― тут же поясняет она, недовольно глядя на Снейпа, который шагает вперед и предупреждающе протягивает руку, будто хочет запретить Гарри принимать непонятного вида лекарство. ― Он сращивает кости или выращивает их заново. Срастить было бы пара пустяков… если бы не некоторые народные умельцы. Конечно, не в моей компетенции советовать директору, кого принимать или не принимать на работу... Это очень болезненная процедура, ― вздыхает она, переключаясь на насущное. ― Поэтому советую вам, молодой человек, сразу же принять обезболивающее зелье. Оно не до конца, но все же уменьшит неприятные ощущения.

Гарри дрожащей левой рукой берет флакон с костеростом. Что ж, раз будет больно, так тому и быть. Он заслужил. И может тогда Снейп сочтет это за полноценное наказание? Было бы неплохо.

Болеть начинает моментально, как только Гарри делает первый глоток, но не рука, а рот. Язык и горло обжигает, он кашляет и с трудом допивает гадкую жидкость. Мадам Помфри подносит ему воды, от которой сразу перестает так сильно жечь, и еще одно зелье болотного цвета ― оно должно избавить от боли.

Второе зелье оказывается не таким мерзопакостным, хотя и довольно неприятным на вкус. Он чуть не давится последним глотком, когда замечает на себе взгляд Снейпа. Тот напряженно смотрит на него, но тут же со скучающе-равнодушным видом начинает рассматривать стеллаж со склянками. Однако Гарри успел увидеть то, чего совсем не ожидал: сочувствие в его темных глазах. Это было слишком явно, он не мог ошибиться.

Гарри задается вопросами, но только внутри себя: вряд ли когда-нибудь он выскажет их вслух.

До самого вечера он мается ― от безделья и нудно ноющей боли в правой руке. Он не хочет даже представлять, что бы сейчас чувствовал, не выпей он то болотное зелье. Гарри листает учебник по травологии, прочитывает короткие главы и разглядывает иллюстрации растений, чтобы отвлекаться. В целом жизнь ему кажется терпимой, и радует мысль, что к утру кости полностью вырастут ― так сказала мадам Помфри. Это значит, что завтра все будет по-прежнему, только он больше не поведется на провокации Малфоя…

Еще ему везет, что Снейп целый день его не терроризирует ― ни прицельным вниманием, ни расспросами, ни присутствием. Правда он для виду поинтересовался, как его подопечный себя чувствует, ― наверное, чтобы поддержать статус опекуна и не ударить в грязь лицом перед Дамблдором, если тот невзначай задаст Гарри парочку вопросов на эту тему, ― после чего приказал не выходить из апартаментов и сам куда-то ушел. Ну и хорошо, без него лучше.

Когда поздно вечером Гарри сидит на кровати в раздумьях, что ему делать ― еще немного почитать или попробовать уснуть, в дверь его комнаты кто-то стучит и сразу же открывает, не дождавшись ответа. На пороге стоит Снейп, держа в руке склянку с жидкостью, по цвету напоминающую второе зелье, которое Гарри сегодня пил.

― Это обезболивающее, вы можете выпить его прямо сейчас или чуть позже, если почувствуете необходимость, ― проговаривает он без эмоций, ставя мензурку на тумбочку возле кровати.

― Да… спасибо, ― говорит Гарри, разглядывая маленькие движущиеся облака на своей новой бежевой пижаме. Рука-сосиска, к счастью, перемотана бинтом и зафиксирована, поэтому больше его не смущает.

Кажется, Снейп хочет добавить что-то еще ― так неуверенно он топчется на пороге, будто не может решить, уходить ему или остаться. Гарри краем глаз следит за ним и мысленно просит оставить его в покое. Он не хочет ничего объяснять. Снейп не поймет. Он все вывернет и перекрутит по-своему, ведь он так и не признал свою вину, когда Гарри напрямую сказал, что тот не прав и привел аргументы. Он его в грош не ставит: сегодняшний урок ― еще одно подтверждение этому. Быстрее Хогвартс обвалится, чем профессор начнет относиться к Гарри по-человечески.

Поэтому ― пусть уходит. Нечего тут стоять. Вряд ли он хочет пожелать спокойной ночи и погладить по головке на прощание. Или ― почитать сказку на ночь, как самый примерный на свете опекун.

Гарри тихо фыркает. Его разбирает неуместный смех то ли от раздражения, то ли от того, что представляет Снейпа, читающего ему сказки. Чтобы не искушать судьбу, он залезает под одеяло и отворачивается к стене. Снейп молча тушит свет и уходит. Кажется, он ждал именно этого, и Гарри впервые в жизни ему угодил.

* * *

Он просыпается от того, что его режут. Точнее ― его руку. Он кусает одеяло, чтобы задавить крик, и пытается отбиться от врага. Но все, что он нащупывает ― тугую повязку, а боль ― она идет изнутри, будто маньяк забрался под кожу и медленно пилит все, что попадает на глаза.

Боль поутихает. Не успевает Гарри несколько раз глубоко вздохнуть и насладиться облегчением, как она возгорается с новой силой. Он резко дергается в сторону и ударяется левым плечом о тумбочку. Слышится звон битого стекла. Гарри наощупь лезет под подушку и достает фонарик. На полу валяются стекла и разлита зеленая жижа ― остатки того, что было болеутоляющим зельем.

Гарри со стоном падает на подушку. Какой же он дурак! Лег спать и не выпил лекарство, которое избавило бы от всех этих мучений. Просто забыл, потому что рука почти не болела, а над душой стоял Снейп и жутко раздражал.

Конечно, можно рискнуть и разбудить профессора, но тот будет очень зол и вряд ли захочет потревожить крикливую медсестру, чтобы та выдала еще одну порцию зелья. Ведь дикая боль в руке ― всего лишь процесс выращивания новых костей. Это не то, что может навредить здоровью или лишить жизни. Гарри не имеет права дергать его по таким пустякам.

Тем более после всего, что он ему вчера наговорил.

Еще одна вспышка боли. И еще одна. По нарастающей. Гарри с силой сжимает край подушки. Искусанные в кровь губы и слезящиеся глаза нестерпимо пекут, из горла вырываются хрипы. Он не должен кричать, не должен… если он издаст громкий звук, будет только хуже и больнее…

Вдруг становится слишком светло. Гарри с трудом отрывает лицо от подушки. Держа руку на выключателе, у двери стоит Снейп в темной клетчатой пижаме.

― Профессор… я не хотел вас будить… я нечаянно… ― сипит Гарри, прокручивая в воспаленном мозгу, что произошло до этого. Неужели он все-таки закричал? Это плохо. Очень плохо. Раньше он всегда мог себя контролировать.

Тот с ошеломленным видом переводит взгляд с него на пол, усеянный мелкими стеклами и забрызганный зеленоватой жижей.

― Почему вы сразу меня не разбудили? ― Снейп, похоже, начинает сердиться. Да ему много для этого и не надо.

― Это мне не угрожает… вы не хотели, чтобы я… дергал вас…

Гарри чувствует, как проваливается в бездонную пропасть. Перед тем, как отключится, он видит, что Снейп выходит из комнаты. Прекрасно. Пусть проваливает. Почти в ту же секунду его кто-то крепко берет за талию, приподнимает и прижимает к себе. Это странное ощущение ― находиться так близко с кем-то теплым и живым, причем этот кто-то на удивление не причиняет ему боль. Скорее всего, это не кто-то из Дурслей. Гарри кажется, будто ему становится легче с каждой минутой, но это обманчивое ощущение, которому нельзя доверять. Лучше вырваться, пока не поздно. Он бросается вперед, и его зубы стукаются о стекло.

― Осторожно… выпейте это, ― над самым ухом он слышит тихий мягкий баритон. ― Всего несколько глотков. У вас получится.

Наконец, он полностью приходит в себя, смутно видя очертания своей комнаты и знакомые предметы. Дурсли с их извечным страхом исчезают как тошнотворное видение. Но его все еще кто-то держит, а в нос ударяет уже знакомый запах зелья. Только оно не разлито, а в новой мензурке, в руке у Снейпа.

Гарри машинально выпивает обезболивающее, пока оно никуда не исчезло и снова не разбилось. Потом переводит уже осознанный взгляд на профессора и видит сажу у него на лице ― совсем маленький незаметный отпечаток, но он проясняет многое.

Снейп ради него только что переместился по каминным трубам прямо в больничное крыло и обратно. Иначе ничем не объяснить его быстрое исчезновение и появление. Но это же… это просто нелогично! Гарри постепенно вспоминает весь предыдущий день, а еще день перед этим, когда на столе появился Его Величество Список. Значит, Снейп унижает его на уроке, приказывает не приставать, не задавать вопросов, не просить о помощи… если нет серьезной угрозы. Нет, кажется, о помощи он ничего такого не писал и не говорил. Просто Гарри знает: Снейп его не выносит. А значит, он не станет вести себя как человек, которому небезразличны чувства Гарри и всякие другие незначительные мелочи. Тем не менее, он жертвует сном, использует ненавистную каминную сеть, чтобы облегчить боль какого-то мальчишки. Наверное, мадам Помфри была не в восторге от того, что ее разбудили. Так что…

Мысли постепенно уплывают, становятся бессвязными и воздушными. Гарри кажется, что он снова летит, но уже без метлы. Вместо рук у него крылья ― алые, как у феникса, ― и он машет ими, плавно взмывая. Снова это чудесное ощущение свободы. Но одно крыло вдруг резко укорачивается, из него сыплются перья, и это больно. Очень больно. Оно перестает работать, Гарри резко теряет высоту. Земля приближается с каждым мгновением, боль в крыле нарастает и… он просыпается от собственного крика.

В комнате полумрак, будто включена одна тусклая лампочка где-то сбоку. Гарри сперва даже не узнает свою комнату, а когда большая темная тень в углу начинает шевелиться и приближается к нему, он едва сдерживает новый крик. Почти сразу тень превращается в растрепанного Снейпа, который подсаживается к нему на кровать, непонимающе смотрит на него, а потом сонно произносит:

― Зелье совсем не помогло, да?

― Помогло… простите сэр, я случайно, мне что-то приснилось, ― скороговоркой бормочет Гарри. Он знает: никто не любит, когда кричат во сне. И когда капризничают, когда жалуются на боль или вообще на что-то жалуются. Никто не станет этого терпеть, если он, конечно, не Дадли, а рядом не его родители, которые пылинки с него сдувают. И не Мариус, которому Снейп простил бы все, любое поведение и даже бессонную ночь.

Мариус… Не лучшее время думать о нем.

Боль вгрызается в руку с новой силой, как будто у нее правда появились зубы и острые когти, которые жаждут рвать в клочья и расцарапывать до костей. Гарри закусывает одеяло так, что чуть не ломает зубы, но это не помогает сдержать стон. Он хочет убежать от боли, его бросает в сторону, но тут же он натыкается на что-то мягкое. Его тело выгибается от нестерпимых мук, но кто-то осторожно прикасается к нему, подтягивает вверх и сжимает в некрепких, но все же тисках. Странно, но такая опора помогает Гарри успокоиться и даже немного расслабиться. Как будто и рука перестает болеть ― не до конца, но становится легче, чтобы можно было перевести дух.

― Похоже, вторая доза действует на вас ослабленно, ― говорит Снейп. А Гарри осознает, что профессор держит его в объятиях и прижимает к себе так, что он почти лежит на нем. Его охватывает странное чувство, что теперь он в безопасности, и все будет хорошо. Хотя, когда он чувствовал себя в безопасности рядом со Снейпом?

― Я просил дать сразу третью, но мне сказали, что нельзя ― за сутки допустимо две, чтобы не было передозировки, ― продолжает Снейп. ― Прошел всего час, как вы выпили зелье…

Гарри пытается понять, Снейп его обвиняет сейчас в чем-то или нет? Это ему свойственно: придумывать несуществующие причины, чтобы уколоть побольнее.

― Разве я в этом виноват? ― с трудом произносит он охрипшим голосом. Не самое лучшее время спорить, но и молчать он не может: внутри вдруг начинает раздирать непрошеная обида.

― Вы не виноваты в том, что вы ― магл, ― ровным голосом говорит Снейп, все так же крепко держа его в объятиях. ― Для вас эти зелья слишком слабы. Я не догадался захватить с собой аптечку. Мне жаль.

Последние две фразы звучат одновременно так комично и обреченно, что Гарри даже не верит, что это говорит Снейп. Будто тот мог предугадать, что через минуту окажется в магическом мире. И как будто профессору есть до него какое-то дело.

Очередной приступ боли нападает внезапно. Гарри неосознанно цепляется за руку Снейпа, а тот еще крепче прижимает его к себе. Боль отпускает на несколько секунд, а потом снова повторяется. Это похоже на ад, который никогда не кончится. Между приступами Гарри успевает подумать, что бы он делал без Снейпа, лежа в кромешной темноте, никому не нужный, измученный и больной? Впрочем, он это проходил не раз, живя у Дурслей. Просто как-то забылось и отошло на второй план, и стало даже казаться, что повторение невозможно…

Оно стало невозможным, благодаря человеку, который все еще никуда не ушел, хотя можно было спокойно пойти и поспать, не тратить время на чужого противного мальчишку, который вчера еще нагло дерзил и говорил такое, что даже самый смелый студент не осмелился бы высказать преподавателю в лицо.

Снейп все так же прижимает его к себе, а еще гладит по голове, когда Гарри особенно плохо, что невозможно не скулить и не плакать. Хотя Гарри уверен: это не настоящие слезы, а просто естественная реакция на боль, которая настолько сильна, что невозможно сдержаться. Он знает, если бы ему удалось выплакаться, внутренняя боль бы ушла, отпустила. Но она в отличие от физической не уходит, она всегда с ним. И от того, что Снейп очень нежно к нему прикасается, по телу прокатывает теплая волна. Странно, что тот вообще на это способен.

― Зачем вы это делаете? ― не выдерживает он, когда боль поутихла и он смог на пяти минут расслабиться. Гарри держит глаза закрытыми и не видит Снейпа. Так с ним легче разговаривать.

― Что именно? ― Тот не перестает гладить его по лбу, зачесывая ладонью волосы назад. Такой успокаивающий жест, от которого хочется еще больше расслабиться и уснуть. Но Гарри знает: боль только ненадолго перестала терзать его руку, скоро опять начнется.

― Ну… вы так со мной обращаетесь… вы же меня ненавидите! ― с трудом выдавливает Гарри. Ему сложно говорить: еще чуть-чуть и он опять разревется, как маленький. Он шумно тянет носом, и слезы сами начинают катиться по щекам. Гарри чувствует, как Снейп осторожно вытирает их салфеткой.

― Зачем вам это нужно? ― снова задает он наболевший вопрос. ― Вот скажите, зачем?

Рука, проводящая по его волосам, застывает.

― Я не пытаюсь таким образом забрать вашу магию себе, ― сухо говорит Снейп.

― О, я даже не думал… ― Гарри так удивлен, что на миг забывает о больной руке.

― А о чем тогда ваш вопрос? ― голос Снейпа становится еще суше. ― Я вас держу, чтобы вы не дернулись и не получили дополнительную травму. Мне это, знаете ли, совсем не нужно… синяки на лице и все такое, ― фыркает он. ― Директор вряд ли поверит, что я тут не при чем.

Теперь Снейп звучит совсем по-снейповски. Только Гарри не может понять, как он может защитить его от травм, гладя по голове?

Он благоразумно решает больше об этом не спрашивать.

― Понимаю, это может быть вам неприятно. ― Снейп осторожно укладывает на подушки, немного отодвигается, но никуда не уходит.

Какое-то время они молчат. В воздухе висит напряжение.

― Я все не могу вспомнить, ― снова заговаривает Снейп. ― Когда это я использовал ваш магический дар для своей выгоды?

Он сидит, нахохлившись, скрестив пальцы перед собой, и смотрит в сторону.

― Может, когда я попросил эльфа принести кофе? Вы же его вызвали, ― продолжает он с такими же странными интонациями, в которых можно прочесть едва уловимую обиду. ― Или когда я попросил вас произнести название улицы для перемещения? Да, мне пришлось купить не только вам, но и себе некоторую одежду… но если бы не вы, я вряд ли бы куда-то отправился и вообще озадачился этим вопросом. К вашему сведению, магия для передвижения по камину не нужна, ― с торжеством в голове говорит он. ― Я сегодня это проверил. Все дело в летучем порохе или как там его называют… Так что здесь вы тоже пролетели в своих суждениях.

― Я не знаю, зачем так сказал… ― Гарри прикрывает глаза. Ему стыдно смотреть на Снейпа, ведь на самом деле он не знает, что теперь о нем думает. ― Просто вы… вы никогда… я вам не нравился, ― находится он, надеясь, что очередной приступ не захватит его врасплох. ― Вы постоянно говорили мне гадости ― и в пансионе, и здесь… здесь ничего не изменилось. А сейчас вы все это делаете… я вам не верю. Не знаю, почему вам не все равно, болит у меня что-то или нет… я просто не могу вам доверять.

Гарри задыхается от собственных слов, к тому же руку снова начинает печь и колоть со всех сторон по-нарастающей. Он стискивает зубы, чтобы не закричать снова. Здоровой рукой он хватается за Снейпа, который тут же склоняется к нему, поддерживает его под плечи и прижимает к себе. Снова. Несмотря на то, что Гарри, похоже, его сильно обидел.

― Я никогда не желал вам испытать что-то подобное, ― хрипло нарушает тишину Снейп, когда приступ проходит, и Гарри со вздохом откидывается на подушки. ― Я не садист и не буду спокойно смотреть, как вы мучаетесь.

― А я думал, вам нравится надо мной издеваться. ― Гарри крепко зажмуривается, чтобы прогнать очередные слезы, запихнув их в себя поглубже.

― Это не касается вашего физического состояния, ― говорит Снейп. ― А как преподаватель, я имею право делать вам замечания…

― Это не замечания, ― возражает Гарри. ― Это не так называется.

― Хорошо, я понял, ― вдруг шумно вздыхает Снейп и выпрямляется, все так же не глядя на Гарри. Он как будто делает все возможное, чтобы не смотреть ему в глаза, и это странно: раньше он с удовольствием буравил его злым взглядом.

― Я все понял, ― повторяет Снейп, опустив голову и потирая лоб. ― Я слишком погорячился, когда вызвался быть вашим опекуном. От этого всем только стало хуже… но это еще можно изменить. Я полагаю.

Гарри смотрит на него во все глаза. Не прошло и три дня… Что ж, удивляться нечему.

― Вы отказываетесь от меня? ― Он старается говорить так, чтобы голос не дрожал, хотя ему должно быть все равно.

Снейп вскидывает голову.

― Это не так называется, ― возвращает он его же фразу довольно резким тоном. ― Вы просто не понимаете. ― Он тут же смягчается. ― Это не видно, иногда кажется, что с человеком все в порядке, а на самом деле… у меня внутри нет живого места и причина тому, думая, ясна. Вряд ли я когда-нибудь смогу дать вам полноценную заботу, опеку и… все остальное, что должен иметь каждый ребенок.

― Но вы… вы почему-то согласились, даже сами захотели… ― растерянно бормочет Гарри, ненавидя себя за это. Самое время сказать: «Как я ждал этого момента!» Но он не может. Не может лгать. Хотя бы самому себе.

Снейп пожимает плечами, смотрит в сторону и выглядит так, будто ему ужасно неуютно от такого откровенного разговора. Ведь теперь речь идет о нем.

― Ситуация была критической, я не мог бросить вас в чужом мире решать в одиночку свои проблемы, ― говорит он нарочито небрежным тоном. ― Ну и еще я не хотел, чтобы вы попали в плохую семью и чтобы вас раскрыли как магла. Знаете ли, плохих семей и в магическом мире хватает, что бы кто ни говорил, ― добавляет он, и его голос становится печальным к концу фразы, как бы он ни хорохорился.

― Но я не учел одного, ― не дает он Гарри сказать ни слова, ― что я ― тоже плохая семья. Дамблдор должен помочь нам исправить эту ошибку.

― Вы больше не хотите быть моим опекуном, чтобы можно было гнобить меня на уроках без зазрения совести? ― вырывается у уязвленного Гарри. Все, что сказал Снейп, его не впечатлило. К тому же тот уже доказал, что может заботиться очень даже прилично. К чему эти слова? Его мысли разрывает приступ, только Гарри больше не ждет, что кто-то его обнимет и возьмет за руку. Он готов справляться с болью один. В конце концов, он всегда был один. Но он ошибается. Снова теплые объятия помогают ему почувствовать себя лучше, и боль отходит на второй план. Кажется, Снейп все же владеет магией, просто об этом не знает. Просто эта магия ― другая.

― Вам нужна семья. ― Снейп все еще прижимает его к своей груди, хотя в этом нет нужды ― приступ прошел. ― Желательно, два опекуна ― отец и мать. Полноценная семья, не огрызок… чего-то непонятного.

― Я не хочу такую семью, ― шепчет Гарри. Снейп ничего не знает о его прежних опекунах, потому так говорит. Он много чего не знает и не понимает.

― В любом случае, мы сделаем так, как лучше для вас, ― обещает Снейп, кладя его на подушки.

― А как лучше для вас? ― вырывается у Гарри.

Снейп молчит, глядя на свои руки. По его напряженному взгляду можно предположить, что он бы хотел оставить все как есть… но конечно, это не так.