Парадокс выбора (джен)

Весна постепенно брала верх над долгой зимой, словно невидимая сила осторожно развязывала её ледяные узлы. День за днём снег медленно исчезал, отступая сначала с тропинок и открытых площадей, где тёплое солнце разогревало камни и землю. Белый покров становился рыхлым, в нём появлялись тёмные пятна, лужи, тонкие ручейки, пробивающиеся меж сугробов и стекающие по склонам. Звуки капель с крыш сопровождали каждое утро, будто сама школа начинала просыпаться от долгой спячки.

На зелёных лужайках робко пробивались первые ростки, прорываясь сквозь прошлогоднюю траву, пока деревья сбрасывали последние ледяные кружева, что висели на ветках. К вечеру небо всё чаще было ясным, с лёгкой дымкой, а не тяжёлыми серыми тучами. Ветер сменился: вместо колючего зимнего он стал мягким, чуть влажным, приносящим запах далёких болот, свежей земли и набухающих почек.

С каждым днём солнце поднималось выше, светило дольше, и воздух медленно терял ту звенящую холодную прозрачность, что была зимой, становясь теплее, плотнее, насыщеннее жизнью. Лёд на озере трескался, ломался, уступая место холодной, тёмной воде, где уже виднелись первые круги от всплывающих рыб. Даже Запретный лес, угрюмый и настороженный, начал оживать: с его глубин доносились новые звуки — шорохи, потрескивания, крики невидимых птиц.

И когда февраль уступил место марту, дни стали по-настоящему светлыми. Погода становилась ясной, словно сама природа решила передохнуть после зимних бурь. Облака теперь лишь изредка прятали солнце, а небо всё чаще светилось чистой голубизной, отражённой в мокрых дорожках, свежих лужах и стеклянных окнах замка. Весна прочно заняла свои позиции, обещая, что холод отступил — по крайней мере, на время.

Учёба под начало апреля проходила без каких-либо эксцессов для Уильяма, который погряз в суровых Гриффиндорских буднях и саморазвитии. Хоть профессора и давили с подготовкой к экзаменам, но не ему, человеку, который уже обогнал программу, о них переживать.

Теперь, когда его ничего не отвлекало по серьёзным поводам, а бизнес наконец стабилизировался — Мародёры действительно стали гулять куда дальше от даже предполагаемого места прогулок Хагрида, — он может в полной мере погрязнуть в библиотечных талмудах.

Сегодня для парня довольно важный день: всё это время он постепенно готовил почву перед тем, как запросить (или скорее искусно затребовать) доступ в Запретную секцию у Хоффмана. Их занятия по ЗОТИ проходили уже без того огонька возможной встречи с какой тварью, но легче от этого определённо не стали.

Старик всё так же гонял каждого из их десятки так, будто собрался сделать из них как минимум достойного оппонента на дуэльном чемпионате. Как жаль, кстати, что этот клуб закрыт, ведь по непонятной для Моррисона причине Директор будто рогом упёрся, не желая подписывать петицию на восстановление его деятельности.

У четвёртого курса как раз закончилось обычное занятие по ЗОТИ, на котором они отрабатывали всю ту халяву, которую профессор давал им, практически не спрашивая теорию: жутко огромный тест на пять десятков с лишним вопросов, часть из которых (он узнал об этом из тихого нытья Барнса, сидящего сзади него) вообще не входит в учебники.

Отвечать на него было скорее муторно и долго, чем действительно сложно, хотя поработать головой все-таки пришлось, дабы вспомнить материал более точно.

— Ты идёшь? — Обернулась у двери Эванс, когда парень намеренно задержался, предварительно лишь сложив сумку.

— Иди без меня, — отмахнувшись от девушки, которая с недовольным звуком «фыр» вышла, он твёрдым шагом направился прямо к профессору, который с недовольным видом сидел и проверял ту писанину, которую они написали, явно не желая откладывать это дело на потом.

Его отношения с Бенджамином стали достаточно тёплыми, чтобы он по крайней мере его внимательно выслушал. Всё же Уильям сразу сказал профессору, которого практически насильно тогда приволокла МакГонагалл для извинений (он так и не узнал, что после этого та слегла на два дня в больничное крыло, перенюхав подсунутой одним злобным дедом валерьянки), что не держит на него никакого зла и недовольства, полностью осознавая, что всё тогда произошедшее — случайность.

А уж потом, когда стал работать ещё усерднее на факультативе, и вообще заимел репутацию отличного, способного ученика, в точности исполняющего все требования Хоффмана, что послужило окончательным толчком.

— Профессор, — деловито кивнув, парень сразу заговорил, зная, что тот не любит, когда слишком долго распинаются: — Я бы хотел обсудить получение доступа в Запретную секцию.

Тот, нахмурившись, отложил чей-то тест, грозно посмотрел на Уильяма и сухим голосом заговорил:

— С чего ты взял, что я тебе его даже в теории предоставлю, Моррисон?

Гриффиндорец знал, что говорить, заранее подготовив ответы на большинство возможных предложений. Даже на категоричное «нет» у него был свой план. Перестраховка никогда не была лишней, особенно если для неё есть возможность.

— Я не идиот, который будет использовать всё и сразу, прекрасно понимаю опасность некоторых знаний, — смотря на переносицу аврора, чётко продолжил он: — Но я уже перегнал программу этого курса, отлично управляюсь с уже имеющимися заклинаниями, и мне банально необходимо расширить свой кругозор. Как вы могли заметить, я больше остальных увлекаюсь боевой магией и всем, что с ней связанно, потому моё предложение естественно.

Старик довольно продолжительное время молчал, будто пытаясь заметить хоть малейшую тень неуверенности в парне, однако тот был спокоен, как удав. Громко хмыкнув и довольно усмехнувшись, аврор наконец заговорил:

— Проверишь все эти тесты, — махнул он рукой на кипу пергамента, лежащего на столе, — и будет тебе доступ. Все-таки ты и впрямь не конченный баран, как большая часть из твоих однокурсников, что даже удивительно в некотором роде. И не наглей там слишком сильно, а также запомни вот что — тёмная магия опасна. Не просто потому, что она «тёмная». По-настоящему темные в нашей стране только налоги. Стоит начать с малого, как захочется всё большего, а влияние на разум от такой пьянящей силы со временем будет всё сильнее, и вот ты уже очередной псих с перечнем запрещённых заклинаний за спиной. Поэтому выбирай книги с умом.

На короткое мгновение в классе повисла напряжённая тишина, нарушенная самим же профессором, будто этого разговора и не было. Он лишь быстро собрал все пергаменты с заданиями в одну кучу, разом с помощью телекинеза спихнув их на ближайшую к его столу парту.

— Приступай, — кивнул он на макулатуру, ретиво встав и направившись к выходу, — и на следующий день заберёшь у меня роспись, в это же время.

— Спасибо, сэр, — уже в спину бросил ему Уильям, однако остался проигнорирован. Получилось даже… легче, чем он думал изначально. Так даже лучше. Довольно потянувшись, он лишь довольно прошептал самому себе под нос: — Ну, будет интересно посмотреть, сколько Гриффиндорцев действительно полностью прочитали книжку…

Ему предстояла крайне нудная работа, на несколько часов так уж точно. Но он хоть тысячу таких тестов готов проверить, если его и в следующем году пустили бы также в Запретную секцию. Преподаватель ведь сменится, а там уже и непонятно, какая у того будет компетенция…

* * *

Библиотека Хогвартса занимает просторное помещение с высокими потолками и множеством рядов массивных книжных стеллажей из тёмного дуба. Пол устлан каменными плитами, по которым от каждого шага раздаётся глухой стук. Воздух пропитан запахом старой бумаги, чернил и пыли. Окна высокие, с арочными проёмами, пропускающие мягкий рассеянный свет, который едва касается верхних полок.

Каждое место для чтения оборудовано тяжёлыми деревянными столами с подставками для книг, стульями с высокими спинками и магическими лампами, создающими ровное, тёплое освещение. Атмосфера в библиотеке подчёркнуто строгая, с табличками о запрете шума, а за порядком внимательно следит библиотекарь.

В северной части библиотеки, за массивной кованой решёткой с заклинаниями защиты, расположена Запретная секция. Доступ в неё разрешён только по специальным допускам с письменным разрешением преподавателя. Ворота секции закрываются на тяжёлый замок с магической печатью, а сами полки внутри стоят плотнее, чем в основной части библиотеки, образуя тесные проходы.

Книги в этой зоне отличаются внешним видом: многие обтянуты тёмной кожей, с металлическими уголками, замками и цепями, отдельные экземпляры заколдованы и реагируют на прикосновения без допуска агрессивно. Атмосфера там значительно более гнетущая — воздух тяжелее, свет тусклее, а тишина будто поглощает любой звук.

Полки Запретной секции содержат литературу по тёмной магии, запрещённым ритуалам, заклинаниям, старым трактатам и проклятым текстам. Некоторые книги шепчут сами себе, перелистывают страницы без посторонней помощи или стараются скрыть текст от читателя. Хоть не слишком светлые трактаты и перевешивают количеством более «безопасные» книги, но и всего остального здесь также достаточно много.

Секция оборудована дополнительными чарами для защиты от несанкционированного использования, включая заклинания тревоги, блокирующие и отпугивающие чары. Открыть книжку, к которой нет допуска без поднятия тревоги — дело крайне неблагодарное, и Уильяма скорее бы вышвырнули отсюда, предварительно запретив посещение секции до окончания его учёбы.

Но профессор, как оказалось, сделал парню ну просто превосходный подарок, осознав который, тот был готов чуть ли не с улыбкой от уха до уха ходить: не просто допуск к определённым книгам, а к целой категории. Сколько всего книжек там числится к «боевой и защитной магии»? Больше всей половины библиотеки.

— Да, всё правильно, мистер Моррисон, — недовольно поджала губы мадам Пинс, осматривая его пропуск, — вы действительно можете читать все эти книжки. Но, помните — выносить или как-либо портить их категорически запрещено!

В этот немного прохладный от свежего ветра вечер библиотека практически полностью пустовала — прямо сейчас шёл матч по квиддичу между Слизерином и Пуффендуем, а желающих посмотреть, как можно было догадаться, чрезвычайно много. Идеальное время для парня посетить то место, где он планирует провести не один десяток часов, переписывая всё, что только под руку попадётся.

Уж здесь-то подарок родителей на Рождество, пожалуй, сыграет незаменимую службу со своими бесконечными страницами.

— Понял, благодарю вас, — уважительно кивнул парень, забрав свой пропуск и быстрым шагом направившись к кованым воротам, за которыми скрывается настоящая прорва знаний.

Не у каждого человека есть возможность получить доступ в такую обитель знаний, как библиотека Хогвартса. После выпуска, обычно, с поиском новой информации становится гораздо тяжелее, ибо под боком уже нет гигантского зала с тысячами книг. Все выкручиваются по-разному, но один факт неоспорим — здесь находится одно из крупнейших в мире хранилищ всего, связанного с волшебством и книжками.

С удовольствием вдохнув затхлый воздух запретной секции, парень деловито достал свой дневник из бездонного кармана.

Уильям изначально не планировал брать и действительно читать здесь что-либо. О, нет-нет-нет! Зачем это делать… если можно просто переписать всё, что его интересует, а разобраться уже летом, заодно избавившись от надзора за волшебной палочкой (пока только в его планах, увы).

На монотонную перепись одного учебника понадобится гораздо меньше времени, чем на осмысленное чтение, особенно когда он прихватил с собой самопишущее перо, которое будет переносить всё, что он прочтёт. А читать он может очень быстро, хоть и не будет улавливать смысла, но ему и не нужно. Так он легально сможет вынести огромное количество знаний, за которые любой волшебник не из чистокровной семьи (а иногда и из неё) был готов удушить парня, если бы узнал и смог их заполучить.

Он уже знал, что искать: не ритуалы бессмертия или орудия разрушения, а знания — пригодные, применимые, даже если аморальные. Его приоритетом была конкретика: как обороняться, как нападать, как защищать себя и других, если потребуется — всеми средствами. Не ради власти, не ради экспериментов, а ради саморазвития и собственной безопасности. Ради того, чтобы не быть беспомощным в нужный момент, а быть способным постоять за себя и за дорогих людей.

За этот вечер парень мало что успел сделать, лишь краем глаза пробежавшись по стоящим на полкам книгам, подмечая то, что ему взять в следующий раз. Дальнейшие дни потекли сумбурным потоком: отсидеть уроки, немного пообщаться с друзьями, и как только закончилось последнее занятие — идти в Запретную секцию, сидя там до отбоя, монотонным, практически сбивающимся от скорости голосом читая, читая и снова читая. Воды он с собой брал не меньше трёх литров, дабы горло не пересыхало.

Парень начал с раздела боевой магии. Полка, утопающая в темноте, содержала книги, запах которых отдавал золой. Он аккуратно пролистал «Ars Maleficarum: практическое руководство по агрессивной защите» — краткое, но наполненное чёткими схемами и формулами, автор явно знал как подавать материал; рядом лежала «Боевая трансфигурация. Теория и практика», куда более фундаментальная, с примерами полевых применений. Её он отметил для детального переписывания. Осилит Уильям её в ближайшие года два вряд ли, но ведь ничего не мешает сделать это в будущем?

Чуть в стороне нашёлся том с потёртым корешком, называвшийся «Ruptura», исключительно о заклинаниях разрушения структур — как физических, так и магических. Он взвесил риск: язык архаичный, терминология древняя, но потенциал — значительный. Добавил в список.

На каждый учебник у него уходило по часа три, после которых он брал получасовой перерыв, дабы немного унять головную боль и банально размяться. Если его здоровье пострадает из-за этого — не проблема, отец наверняка поймёт и подлатает летом.

Далее — тёмная магия. Уильям не касался проклятий или некромантии без необходимости, но книги по подавлению воли и контролю пространства были тщательно переписаны. «Umbrarum Dominium», трактат о подчинении теней и ограничении сенсорного восприятия, заинтересовал его нестандартным подходом к маскировке. А также тем, как даже безобидная форма демонологии здесь оказалась. Тени ведь, не совсем этого, отсюда, да. Он не стал брать её полностью — слишком объемна, но выписал формулы по ограничению поля зрения врага и подавлению магических следов. Из «Codex Interdicta» он выбрал раздел о взаимодействии с магией боли — не для применения, а чтобы знать, как её блокировать и снять, если понадобится.

На одно только это у него ушло целых полторы недели постоянной головной боли, недосыпа, раздражения от постоянного гула вокруг, когда Моррисон наконец с облегчением прочитал последнюю строчку текста. Даже если он делал всё максимально быстро — его практически воротило от того, что именно за мерзость описывалась в этих трактатах. А уж как весело было переводить с латыни или какого другого мёртвого языка, тратя на это в разы больше времени…

Одного только детального описания защитного ритуала, связанного с тенями другого плана, ему хватило за глаза: довести рассудок жертв до естественного предела, после чего проломить его, параллельно оплетая вырванными венами всё тело… Тогда его стошнило, не сдержался. И остаток он переписывал уже с гораздо более бледным лицом. Даже если он никогда не использует эти знания, все равно они могут, к несчастью, когда-нибудь пригодится.

Отдельно пришлось уломать Хоффмана добавить в список разрешённых книг лечебные, аргументировав это тем, что нужно ведь знать, как заштопать себя если что. Благо, он без проблем и это выписал. И как Уильяму думать теперь, что это, доверие или глупость?..

Пожалуй, если бы любой другой преподаватель узнал о том, что именно читает студент четвёртого курса, скандал бы здесь закатили такой… Благо, правильная формулировка разрешения решает все проблемы.

И довольно странно, что по магии крови здесь лишь одни заметки, не более…

Следующей была магия исцеления. Запретная секция в этом плане редко могла похвастаться чем-то «благим» — здесь хранилось скорее то, что позволено изучать лишь в условиях крайней необходимости. Он нашёл тонкий фолиант «Corpus Nigrum: границы восстановления», содержащий описания крайних случаев — когда человек должен был бы умереть, но его вытаскивали назад. Ритуалы со стоимостью, которую он был не готов платить, но заклинания стабилизации нервной системы, восстановление кровотока, остановка внутренних разрывов — это стоило копировать. Рядом оказался «Reversus», руководство по экстренному откату проклятий, пусть и на грани тёмного искусства. Он вытащил её полностью, чтобы позже аккуратно переписать и вернуть.

Последняя категория прошла уже на грани фола: по сути, можно ведь считать ментальную магию защитной и атакующей, только если воздействие идёт не на тело, а на разум, так ведь? Тем более, этот раздел его интересует больше всего, как хранителя крайне опасных знаний о будущем, которое наверняка хоть и будет изменено из-за его присутствия, но, как он смеет надеяться, то не слишком сильно.

Легилименция и окклюменция оказались самыми трудными для отбора. Многое было неформализовано — обрывки заметок, частные исследования, личные трактаты. Он провёл с этими полками больше всего времени, отбирая «Mens Aperta» — книгу о методах считывания мыслей, фрагментарных, но крайне эффективна. Больше внимания он уделил защите: «Silens», один из немногих цельных трудов по окклюменции, разбирал не только закрытие ума, но и тактику введения в заблуждение. Тонкий, почти без названия, манускрипт с инструкциями по ментальной инерции — сопротивлению проникновению чужого разума — вызвал у него тревогу и интерес одновременно.

Он не крал и не уносил, да даже не посмел бы — всё переписывал в свой дневник, с помощью пера гораздо быстрее, чем делал бы это от руки. Он не «изучал» больше двух за раз и возвращал в том же порядке.

Его дневник постепенно «толстел» всё больше и больше.

На третью неделю, когда он побледнел на пару тонов от того, что редко бывает на солнце, и только-только удалось отделаться от надоедливых однокурсников, которые обеспокоились состоянием парня, Уильям всё же признал, что нужно было взять ненадолго перерыв, дабы не вызвать лишних подозрений уже у профессоров. Да и практически целый месяц даже для него слишком…

Он никому не говорил, чем именно занимается и интересуется в Запретной секции, о доступе к которой прознали его соседи вместе с Лили и Марлин, банально «допросив» его с едой под боком. А он тогда был очень голоден… Впрочем, это не мешало ему полностью игнорировать чужое любопытство, на корню пресекая попытки прочитать ему мораль о необходимости отдыха и чтении «безопасных» книг. Даже было несколько склок на этой почве, но плевать, оно того стоит.

На второй день отдыха из выделенных четырёх произошло страшное… для Эванс событие. Ну, или для Снейпа, тут с какой стороны посмотреть. Узнал об этом Моррисон непосредственно от самой участницы ссоры, когда она, вся в расстроенных чувствах, принялась жаловаться ему на Мародёров.

Его мнения девушка, конечно же, не спрашивала, зло установив Купол тишины, одним взглядом прогнав играющих на соседних креслах от отдыхающего у камина парня первокурсников, которым он изредка давал небольшие подсказки. В шахматы все же грех не научиться играть, особенно в волшебные.

— Чего злая такая, Лили? — Мирно спросил парень, с истинным удовольствием развалившийся в красном бархатном кресле, грея ноги идущим от дров огнём (всё равно искусственный), и с блаженной пустотой в мыслях. Отдыхать ведь тоже нужно уметь, в конце то концов. А он оч-чень даже умеет. Чем ничего не деланье не отдых?

Правда упоминать о том, что отсутствию каких-либо размышлений послужило ослабленное усыпляющее, он не хотел бы. Всё критическое мышление вообще притупилось, а чувствовал он себя сейчас будто немного пьяным, в хорошем смысле слова.

Рыжеволосая сердито плюхнулась прямо на соседнее место, по левую от него сторону, сквозь зубы выпустив воздух и недовольно спросив:

— Поттер и его компашка всегда были такими мудаками?

— Ты только сейчас это поняла? — Тихо усмехнулся Моррисон.

— Они… просто кретины! И Сев тоже хорош! Просто чуть не разнесли целый стеллаж библиотеки! Идиоты, безмозглые бараны, олени…

Девушка ещё долго распиналась, выплёскивая всё накопившееся за явно стрессовый для неё вечер. Часть её не слишком вульгарного словарного запаса Уильям пропустил мимо ушей, лишь иронично в мыслях посмеявшись над «оленем» и «сыном собаки». Как же она неосознанно идеально их охарактеризовала-то, а!

— А началось всё?.. — Делая вид, что внимательно слушает, парень изо всех сил пытался не уставиться на пламя из камина, банально зависнув в созерцании. Лучше уж тогда на Лили смотреть…

— Северус просто предложил позаниматься вместе, как раньше, ну я и согласилась. А что в этом такого, он же умный, начитанный… — прервалась рыжеволосая, невольно нахмурив брови, будто вспомнила что-то важное, — неважно. Просто учились вместе, делали эссе по чарам. Потом пришли эти… Мародёры. Ну и мерзкое же они себе название подобрали! Ещё и прицепились к Севу, будто им делать больше нечего. Но он тоже, конечно, хорош, такого им наговорил!

Уильям автоматически участливо кивал, когда девушка делала небольшие паузы в своей пылкой речи, дабы набрать побольше воздуха и с ещё большим рвением продолжить:

— Я пыталась их разнять, говорила, что Поттеру с Блэком, которые будто оглохли тогда, что Северусу, так они лишь ещё больше начали поливать друг друга грязью! До драки чуть не дошло!

— И чем всё закончилось? — Уже практически уверившись в своих невольных выводах, поинтересовался гриффиндорец.

— Снейп обозвал меня «недалёкой дурой», а Поттер «наивной душенькой»! Хамы невоспитанные! — закончив свою пламенную речь, девушка печально фыркнула.

— Попыталась как лучше, а получилось… — развёл руками в стороны Уильям, слабо улыбнувшись.

Наверняка в этой истории кроется ещё не один подводный камень, но, честно, ему было в данный момент так… плевать на её очередную ссору со Слизеринцем, что никакого сочувствия девушка не вызывала. Из-за неё же эти два барана и вступили изначально в спор.

Они замолчали на несколько секунд, и в воздухе повисло ощущение неудобной, но не враждебной тишины. Уильям без лишних слов разлил чай по чашкам (все это было заботливо оставлено первокурсниками на небольшом столике рядом) — на автомате, как будто руки действовали сами, без его прямого участия. Пахло мятой и чем-то медовым, и он впервые за весь день поймал себя на мысли, что хочет просто сидеть. Просто… сидеть.

— Осторожно, горячий, — буркнул он рассеянно, пододвигая Лили её кружку. Та вздохнула и едва заметно кивнула, поблагодарив. Вид у неё был озадаченный и уставший, но не обиженный — скорее, раздражённый всем сразу: и собой, и ситуацией, и мальчишескими перепалками, в которых, как теперь казалось, не было ничего особенно важного.

Пили они медленно. Пустяковая болтовня не начиналась сразу. Уильям откинулся в кресле, прикрыв глаза, словно бы обдумывая нечто значительное, но на самом деле просто борясь с подступающей дремотой. Его голос, когда он всё же начал говорить, был низкий, с хрипотцой, лениво растягивающий слова:

— Ты вообще хоть раз пробовала их не мирить? Просто… дать сцепиться? Может, они быстрее выговорятся, чем если кто-то будет всё время вмешиваться.

Лили посмотрела на него с долей упрёка, но, видимо, согласилась хотя бы частично, потому что не поспешила спорить. Вместо этого она сказала:

— Не могу. Они же как дети. Глупые, обидчивые дети. И всё из-за чего? Из-за одной фразы или взгляда.

— Или твоего внимания, которое для них как триггер — тихо заметил Уильям, не открывая глаз. Потом, чуть заметно ухмыльнувшись, добавил: — Прости. Говорю, как есть. Сонный я — беспощадно честный.

Лили слабо фыркнула, опустив взгляд в кружку. Чай уже остыл до приятного тепла, и она сделала длинный глоток, чуть расслабившись. Постепенно разговор начал обретать форму — они говорили о погоде, о том, как быстро в этом году отцвели мандрагоры в запретном лесу, как нелепо оделся Флитвик на последнем уроке и почему у профессора Биннса никогда не заканчиваются лекции на одну и ту же тему. Всё это звучало тускло и приглушённо, без настоящей улыбки, но именно поэтому — естественно.

Лили слегка оживлялась, рассказывая, как видела, будто кто-то вырезал сердечки на одном из сучьев деревьев у озера. Уильям, качнув головой, посоветовал проверить, не зачарованы ли они — мало ли, вдруг это очередная ловушка кого-то из семикурсников. И снова тишина — теплая, не обязывающая, удобная.

Он иногда моргал дольше, чем нужно, и Лили заметила это — но не стала ничего говорить, не напоминала о сне. Просто позволяла ему быть рядом, пока в её голове укладывались все обиды и неудачи этого дня. А он в ответ просто был — не спасал, не советовал, не жалел. И этим — помогал больше всего.

Переход получился тихим, почти будничным. Лили всё ещё что-то рассказывала — не то про новый рецепт маффинов от домовых эльфов, не то про несмешную шутку МакДональд за ужином — когда Уильям, всё сильнее зевающий и едва уже фокусирующий взгляд, мягко отодвинул чашку и поднялся.

— Лили, я пойду, пожалуй. Хочется хотя бы раз лечь спать не под утро, — пробормотал он, приглушённо, почти извиняясь, будто был не дома, а в гостях.

Она кивнула, но видно было, что ей жаль отпускать компанию, даже такую молчаливую. Парень уже почти обернулся, как будто забыл что-то, и, остановившись на несколько секунд у выхода, рассеянно и тихо добавил:

— Кстати… тебе действительно идут эти серёжки.

Лили, не ожидавшая этого, на миг растерялась — потом чуть склонила голову, коснувшись пальцами украшения, и чуть улыбнулась. Не по-детски, не девчачьей широкой улыбкой, а по-женски — сдержанно, почти серьёзно.

— Спасибо, Уильям, — ответила она негромко, но в голосе прозвучало чуть больше, чем просто благодарность за комплимент.

Он кивнул чуть устало, и ушёл, не оборачиваясь. В коридоре царила дремотная тишина. Больше всего на свете сейчас хотелось лечь, натянуть одеяло до подбородка и отключиться хотя бы до самого завтрака. День был долгим, разговор — не самым простым, просто потому что требовал участие двух человек, а не одного, и в голове гудело ровно настолько, чтобы ничего не обдумывать. Только спать.