Парадокс выбора (джен)

Каково это — осознать себя статистом, которого в книге бы даже не упомянули? Ну, тут зависит от жанра, стоит признать. Благо, это определенно точно не хоррор и любой другой мрак. Даже в относительной современности повезло оказаться! Хоть и на лет шестьдесят раньше того времени, когда он жил раньше… Но да ладно.

А если сказать, что попал даже не во времена, описываемые в книге, а раньше? Ну, эдак на целое поколение раньше. Ситуация резко становится другой, хотелось бы сказать, но… ничего подобного.

К счастью, он не стал героем мелодрамы, спасателем мира тоже, как и всемирным злом. Обыкновенный Британский Школьник времён 1970-х годов с одной лишь поправкой. Вместо обычного малолетнего идиота став обычным малолетним идиотом с магией. Смекаете? Гарри, мать его чудесная женщина, Поттер, чтоб его!

Культовая серия книг и фильмов по ним же, всем запомнившиеся герои, Хогвартс, магия… Та самая атмосфера волшебства и чудес, в общем-то. И теперь Уильям — гордый единственный сын семьи Моррисон, состоящей из работяги отца-волшебника, являющегося целителем в Мунго, а также матери магозоолога, являющейся обычной, собственно, любительницей всяких животных и также домохозяйкой, не блистающей силой средней волшебницей.

Ничего необычного для этого времени. Ну, хоть не в какой-нибудь радикально чистокровной семье, так уже хорошо. Сами родители парня людьми были хорошими, как и любой добропорядочный гражданин Британии, магической или маггловской. Скучно до предсказуемости, но Уильяма все устраивало. Всяко лучше жизни с магглами, что была уготовлена ещё не родившемуся мальчику-который-выжил, да пляски под дудку светлейшего волшебника всея магического мира.

Первые курса два в Хогвартсе было ещё непривычно, а после он банально втянулся. Правда до сих пор иногда не может поверить, что является магом, притом достаточно сильным, дабы выделяться из общего потока, хоть и до отметки «гений столетия», это самое столетие и потребуется. Да и не сильно то и нужно…

В самой учебе проблем нет никаких, всё объясняют вполне доступным языком, а бесчисленное множество книг из библиотеки окончательно добивают такую монотонную вещь, как знания. Если бы не магия, то даже представить сложно заставлять себя вновь заучивать тонны ненужных наук. А так стимул в виде волшебства всегда толкал Моррисона вперёд, не позволяя забить и плыть по течению, лишь бы сдать экзамены, хотя иногда так хотелось.

Творение волшебства собственными руками до сих пор приятно греет его душу, от осознания того, что даже он на что-то, да и способен. А уж когда упорство в учебе и практическом применении навыков признают некоторые учителя, то даже гордость за собственные достижения берёт, впрочем, не слишком сильно.

В прочем, он не является ярым фанатиком обучения, хоть и уделяет тому существенное количество времени. Как и любому нормальному человеку, Уильяму также не чуждо желание отдыхать побольше, а работать поменьше. Благо, что бытие студентом Гриффиндора с развлечением отлично справляется само по себе, чего только стоят постоянные выходки Мародёров или вон, например, очередного прикола Пуффендуйцев во время общей трапезы, за который тем каждый раз прилетает по шапке, но это никогда не заканчивается…

Конечно Уильям, не будь дураком, осознав, что стал однокурсником будущих героев войны и просто родителей многих из тех, кто будет присутствовать в каноничной истории, поступил именно на факультет львов. Поттер, Блэк, Люпин, Петтигрю, Эванс. Всего пять фамилий, а переоценить их значимость для будущего чрезвычайно сложно. А так как добро, конечно же, по итогу победит, то выбор первоначальной стороны, казалось бы, очевиден. Да и куда лучше проводить свой досуг с адекватными людьми, а не ультраправыми слизеринцами или же одиночками воронами.

Был ещё вариант пойти как истинный ценитель расслабленной атмосферы в Пуффендуй, но решающим фактом стало знание о героях, которые тут, вот так да, оказались вполне живыми людьми. Потому и Гриффиндор.

Каких-либо глобальных планов на свою жизнь он не строил, ибо, ну, не зачем пока что это. Как говорится, живёт в моменте, здесь и сейчас. Учеба, отдых с друзьями, самостоятельная практика в магии, или иногда с кем-либо из факультета, но на такую должность подошли всего несколько человек. С кем проводить свой досуг он делал избирательный выбор.

Уильям парень простой, без каких-то высоких амбиций или цели изменить весь мир. Хотя исследование магии подходит под высокие амбиции?.. Возможно, и так. В любом случае, прожив одну жизнь и умерев мучительной смертью, во второй он решил наслаждаться, стараясь взять всё и побольше, попутно выстраивая с кем это возможно приятельские или дружеские отношения с заделом на будущее. Все же хотелось бы пожить подольше, а иметь у себя в знакомых будущих национальных героев никогда не будет лишним.

Так в основном и получилось. Как говорил один знаменитый персонаж: «Всё идет как я и запланировал». Магия постигается хорошими темпами, отношения налаживаются, а жизнь, как бы странно это ни звучало, живется довольно неплохо.

Хотя на него иногда накатывает меланхоличное настроение, если начинает вспоминать прошлое или туманные перспективы будущего с предстоящей войной против психопата, разделившего свою душу на шесть с лишним частей, а также его Пожирателями. Так сегодня под первое сентября тысяча девятьсот семьдесят четвертого ещё и сильный ливень пошел, а общий пир уже как часа два назад закончился. Четвёртый курс обещает быть без особых переполохов, но кто его знает, что там будет, в этом будущем…

Ну и как, спрашивается, удержаться от наблюдения за плотным ночным ливнем, особенно под такое настроение? Вот и он не смог. Хорошо хоть из башни Гриффиндора есть выход на отличный, просторный балкон, где можно с комфортом устроить себе смотровую площадку. Узнал Уильям о ней ещё на первом курсе и со временем полюбил это место, так что застать его там можно было довольно часто.

Предварительно наложив на себя легкое согревающее и водоотталкивающее, дабы не заболеть в первый же день и с комфортном постоять под струями дождя, избежав всех влажных последствий, Уильям смог в полной мере насладиться моментом. Не хватает только тематической музыки, но это так, уже обычные мысли.

Сколько бы лет ни прошло, он всё ещё не может до конца привыкнуть к этому месту. Оно живое. Оно дышит. Оно знает, кто ты, что ты, куда идёшь, и всегда наблюдает за тобой, даже если ты сам этого не осознаёшь. Ещё при прочтении бестселлера о мальчике-который-выжил, парня заинтересовал старинный замок. Хотелось узнать о нем больше, увидеть все секреты спрятанные в его стенах, да и просто ощутить магию исходящию от древнего строения.

Днём он величественный и величавый — замок, что возвышается над всем, гордый и непоколебимый. В солнечных лучах его каменные стены сияют, а высокие башни, кажется, пронзают самое небо. Окна отражают облака, словно тянут в себя кусочки небесного полотна, и в каждом витраже играет свет, окрашивая коридоры в сотни причудливых оттенков. Где-то внизу, в Большом зале, пахнет горячим хлебом и тыквенным соком, а в воздухе витает тихий гул сотен голосов, смех, звон ложек о тарелки, шелест переворачиваемых страниц.

Но ночью… Ночью Хогвартс иной. Он древний, тёмный и полный шёпота. Лестницы поскрипывают под ногами, портреты шевелятся в такт дыханию коридоров, а стены будто перешёптываются о чём-то своём, тайном, спрятанном за веками истории. Свет факелов не столько освещает путь, сколько подчеркивает густую темноту в арках, за колоннами, в дальних углах.

А в ливень…

В ливень замок становится по-настоящему волшебным.

Ветер гонит потоки воды по карнизам, барабанит по крышам, стекая в гулкие водостоки. Капли стучат по стеклу, срываясь вниз сверкающими бусинами. Внизу, у подножия замка, озеро расстилается бесконечной рябью, его поверхность тянется к небу, отражая молнии в своих глубинах. Где-то вдали ухает гиппогриф, а из-за стен теплыми полосами пробиваются лучи зачарованных светильников.

Чувство, будто Уильям живет в персональной сказке, конца которой не будет ещё как несколько лет точно. Вот бы это длилось вечность… Ему нравится стабильность в собственной жизни, эдакая предсказуемость. Нет нужды думать тяжкие мысли о будущем, волноваться о резких поворотах судьбы. Просто планируя основной курс, все, внезапно, может стать настолько проще, что иногда он сам диву дается…

— Чего не спишь? — За спиной парня раздался немного уставший женский голос. Гриффиндорец сразу узнал его владельца. Лили Эванс.

Немного дернувшись от неожиданности, легонько улыбнувшись и повернув голову, парень приветственно кивнул девушке, оглядывая её силуэт, освещённый луной.

— Да так, не особо спалось, вышел посмотреть на природу… А ты? Джеймс опять на пару с Сириусом не оставляли ни на минуту ваше трио? — Хоть сейчас и шёл ливень, но говорить громко ему не хотелось. Да и она также подошла ближе к перилам, предварительно наложив уже знакомые два заклинания.

— Скорее Марлин, ты же знаешь, она ещё с прошлого года хотела попасть в команду, вот и теперь взялась за старое, обсуждая это с Джеймсом, — девушка была одета в теплый вязаный красный свитер, который будто излучал от себя атмосферу домашнего уюта, на пару с обычными джинсами, а невероятно красивые рыжие волосы плавно ниспадали на спину, — уверена, теперь-то она сможет. Шафик уже выпустился и роль вратаря освободилась. Всё лето с метлы не слезала, — улыбнувшись чему-то своему, Эванс с любопытством посмотрела прямо в глаза, отчего он даже спустя четыре года знакомства с ней слегка теряется, ведь те слишком красивы, — а у тебя как дела, Уильям?

— Ну, в этот раз обойдёмся без эссе на тему «как я провёл лето», хорошо, Лили? — Негромко хохотнув, на пару с быстрым смешком девушки, он вновь отвел взгляд на Запретный лес, который из-за дождя было достаточно плохо видно. — А так всё по-старому, — изобразив рукой непонятный жест в виде того самого «старого», он умиротворенно продолжил, — магия, отдых, поездка во Францию и мечты поспать подольше. Прости, пожалуйста, — легкая вина в голосе парня заставила Лили в немом жесте приподнять бровь, что добавляло ей ещё больше шарма, — что не смог приехать, как хотел. Это внезапное путешествие на полтора месяца было тем ещё сюрпризом.

— Ничего, я всё понимаю, ты же и так сову отправил вместе со сладостями, так что подкуп удался, — лукаво улыбнувшись своей незамысловатой шутке, Эванс глубоко вдохнула свежий, пропитавшийся запахом дождя воздух.

— Понравились?

— Пф, спрашиваешь ещё. Сам же помнишь свою эпопею с «угадай любимый вкус конфет» два года назад. Я тогда, кажись, на пол жизни вперёд их наелась.

— Значит, пришлись по вкусу, — удовлетворённо кивнув самому себе, слабым движением руки Уильям создал из падающих капель дождя две миниатюрные, в сантиметров пять высотой, фигуры, танцующие стандартный вальс. Ещё один его повод для гордости, хотя пока что лишь один из двух на почве волшебства без палочки.

И практика контроля магии, и услада для глаз. Ему всегда нравилось использовать свою силу в бытовых и прочих мелочах, видя чудеса снова и снова, которые никогда не смогут надоесть. Да и Лили это нравится… Так почему бы не порадовать девушку, если есть возможность, ничего не стоящая? Так ещё и приятно греет нутро осознание, что такое повторить смогут от силы с десяток студентов на всю школу. Хотя, казалось бы, базовые вещи, достигнуть которых не так уж и сложно при упорстве. Это же не полноценная магия, а так, баловство…

— Ты ведь помнишь, что обещал научить меня этому фокусу? — напомнила девушка, наблюдая за кружащейся в танце паре.

— Как я мог забыть, Лили? — Драматично приложив руку к сердцу, притворно ужаснулся подросток, впрочем, быстро вернувшись к привычной позе. — В плане занятий всё по-прежнему?

— Да, — согласно кивнув, она быстро обновила поддержку водоотталкивающих чар, взмахнув палочкой, которую достала из специальной кобуры на левом запястье. Ну хоть это запомнила из их прошлых занятий… — Может пойдём внутрь? Спать когда-нибудь все же придется лечь, а завтра первым травология…

Недовольство в её голосе не услышал бы только глухой. Ну, тут он с ней не мог не согласиться и лишь согласно кивнул, заходя обратно в башню. Первой парой копаться в грязи или слушать нудную лекцию прямо с утра, а если Помона зайдет сразу с козырей в виде гноя бубунтюбера… Так лень. Вот прям очень. Мысли пропустить эту пару и поспать подольше, постепенно стали закрадываться в голову, но от них отвлёк женский голос.

— До завтра, — немного сонно кивнув, видимо, даже разговор под дождём её не взбодрил, девушка отправилась в сторону женских спален.

— Спокойной ночи, Лили, — также попрощавшись, Уильям неспешно отправился в свою комнату, которую делит с ещё тремя парнями.

Две лестницы вниз спустя, наслаждаясь по пути редкой абсолютной тишиной в обычно самой шумной гостиной всей школы. Ещё один поворот на лево и он тихо заходит в комнату, соседствующую с компанией Мародёров.

Само помещение было ничем не выделяющимся среди остальных: четыре кровати с балдахинами, столько же крепких, больших сундуков и небольшие окна между кроватями, вид из которых выходит на Запретный лес. Ну и прохладный каменный пол, благо хоть стены зачарованы и температура здесь не как в настоящем замке.

— Отбой уже как два часа назад был, Уил, — тихо и недовольно прошептал Лонгботтом, который лежал в своей кровати, не закрывая балдахин, вместе с тусклым Люмосом за компанию.

— И это мне говоришь ты, читающий книгу в полночь, Фрэнк? — Ирония в собственном голосе парня была явно различима, отчего читающий сосед лишь недовольно закрыл за собой полог, на который также наложены чары тишины.

Быстро переодевшись в пижаму, наконец можно было с чистой душой лечь отдохнуть.

Еле слышимый щелчок пальцами и появляется тусклый свет, освещая закрытое балдахином пространство.

Он уже и не помнит, сколько раз мысленно произносил это заклинание, и всё равно каждый раз кажется, что магия работает по-своему, как будто она и не его собственная. «Люмос» — и вот оно, светящееся пятно в темноте, как будто он открыл какую-то дверь в пустой комнате, где ничего нет, но свет всё равно отбрасывает тени, даже в тишине.

Иногда Уильям думает, как это вообще работает. Не с точки зрения теории или того, как правильно махнуть палочкой. Он уже давно перестал задаваться вопросами вроде «что это вообще?» ещё к курсу третьему. Но магия как-то подкрадывается. Ведь нельзя просто взять и выучить её как уравнение. Никто не «делает» её из ничего — а будто бы сливаются с этим процессом. Вот так просто произнести слово, и всё стало по-другому. Но есть ли в этом что-то… правдоподобное?

Иногда ему кажется, что магия похожа на людей. На свои собственные мысли. Они все с ней работают, думают, выстраивают что-то, а потом в какой-то момент ловят себя на том, что мысль как-то побежала вперёд, а они уже не могут её остановить, и результат меняется. Вот и магия так же. Иногда ты запускаешь заклинание, и оно как бы само идёт, даже если волшебник не готов. Вспомнить хотя бы как он, самонадеянный, попытался на третьем курсе создать Патронуса в спальне — хотел, чтобы в комнате стало светлее и уютнее, одновременно подумав о том самом хорошем, на пару с тем, что если уж и обладает силой дурной, что было лишь отчасти самообманом, то должно и получиться… И чёрт возьми, он реально появился. Хоть и в виде жидкого тумана… Но довольству Уильяма тогда не было предела. Осознавать то, что он настолько крут, что смог создать эрзац версию Патронуса на третьем курсе было реально мощно. Хоть и особых успехов после в этом направлении у него не было…

Но вот в чём штука — магия не про то, чтобы всегда всё контролировать. Она — как момент. Открыл глаза — и вот волшебник уже в другом состоянии. Понял, что что-то не так. И магия как бы это ощущает, даже если он не обращает на неё внимания. Вспоминая, как на первых курсах всё казалось таким чётким, простым. Все эти формулы, уравнения, идеальные заклинания, которые вот-вот сработают. Но на самом деле магия — это просто крошечная щель в том, что кажется стабильным. Бездна неизведанного и опасного, если лезть в эту область искусства бездумно, можно с лёгкостью в неё провалиться.

Теперь он просто надеется, что все внезапно по закону подлости не пойдет наперекосяк, потому что на самом деле магия — как этот чёртов ливень. Вроде бы и знаешь, что предстоит, а потом как все пойдет по наклонной, не успеешь и оглянуться, как утонешь в этом.

* * *

Второе сентября, понедельник. День, как говорится, тяжёлый, и уж точно без доброго утра. Утро добрым вообще не бывает, если только ты не просыпаешься после отличной ночи в объятиях любимой девушки. А уж если это общежитие Гриффиндора и через час начинаются занятия… Тут можно только помолиться, потому что практически каждый любит поспать подольше и сделать всё в последний момент, и из-за этого обычно принять душ становится тем ещё испытанием…

Уильям хоть и знает обо всех этих проблемах, стойко их игнорирует. Просыпаться пораньше для него это настолько же страшный вариант, как для Слизеринца дружить с Гриффиндорцем, вне контекста ситуации с Северусом. Там вообще та ещё драма между ним и Лили, вмешиваться напрямую в которую себе дороже если конечно ты не самоубийца или мазохист.

— Уильям, просыпайся, через час занятия, — настойчивый голос всё не давал отдохнуть подольше… — Если не встанешь, я использую Агуаменти. Ты последний остался.

Лишь спустя несколько секунд от парня последовала реакция.

— Ох, Фрэнк, что-же ты таким надоедливым родился то… — С недовольным сонным стоном парень рывком сел, опустив ноги прямо на холодный пол, промахиваясь мимо специально подготовленных вчера тапок, из-за чего неприятно передёргивается от резкой смены температуры.

— Недовольный тут только ты, и при том в первый же учебный день, — со смешком ответил друг, подходя к зеркалу возле своей кровати, дабы завязать галстук.

— Не правильный не я, неправильный весь этот мир, раз просыпается так рано-о-о-а-а… — Широко, практически до слёз зевнув, он все-таки встал, быстро собирая нужные принадлежности для всех утренних процедур с тумбы, заодно захватив школьную форму.

Благо, ему хватило опыта заранее всё подготовить после того, как эльфы доставили багаж с поезда. Главное теперь всё успеть сделать достаточно быстро, чтоб ещё и успеть дойти до теплиц, которые находятся не так уж и близко к башне львов.

Сами душевые с туалетами расположены этажом ниже, с точно таким же разделением на мужские и женские, вестимо первые с левой стороны, а вторые с правой. Сама лестница находится в каждом крыле комнат на окраине у стены, ведя вниз ровно в нужные комнаты, а потому внезапных встреч мальчиков и девочек там не бывает. Это и впрямь удобно, что даже выходить из башни никуда не нужно…

А потому вполне ожидаемо увидеть картину резво шагающих туда-сюда студентов, из которых часть иногда выключаются на несколько секунд, пытаясь окончательно проснуться, ну и за ним иногда был такой грешок. Далеко не святой всё-таки. Даже на ходу сон — это все ещё сон.

Но в этот раз он стойко превозмог, незнамо зачем, наконец приводя себя в порядок. Школьная форма тут, стоит упомянуть, очень даже отличная! Уильям в ней себя прямо чувствует эдаким молодым аристократом, ха-ха!

Черный халат, с немного темно-красным оттенком внутренней части, почти как глубокий виноцвет. Халат в меру свободный, с острым, чётко очерченным воротником. Легко отличить по факультету благодаря гербу Гриффиндора — золотому льву на красном фоне — который находится на левом кармане. Львиный герб кажется ярким на фоне тёмной ткани, и он символизирует мужество и достоинство. Вроде как… Он не помнит точно, что там он символизирует. Но для красивого слова хотелось так сказать, да…

Рубашка белая, классическая, с длинными рукавами и застёгивающимися манжетами. Прямо как у обычных людей, но, конечно, маги немного проще обходятся с её подгонкой. Рубашка всегда заправляется в брюки или юбку (для девушек), и её чёткие складки напоминают о дисциплине, присущей ученикам Гриффиндора (три раза ха-ха!). Зато немного подкачанную фигуру Моррисона облегает что надо, подчеркивая все достоинства собственного превозмогания в виде физических упражнений!

Тёмные брюки — чёрные, строгие, прямые. Брюки не привлекают особого внимания, но хорошо сидят, подчёркивая аккуратность и солидность ученика. У них есть стильный зауженный крой, который в целом добавляет юношеской строгости.

Тёмно-красный, — Гриффиндорский галстук, — это яркая деталь формы, который прекрасно гармонирует с цветами факультета. Вдоль всего галстука идет чёткий рисунок в виде чередующихся тёмно-красных и золотых полос. Он аккуратно завязан, но при этом не слишком туго, чтобы не мешать движениям ученика. Если, конечно, тот сам себя им не задушит… Но один жест рукой и тот сам завязывается, идеально укладываясь. Ох и не зря же он столько времени убил на базовый телекинез без палочки, зато как жить удобнее стало!

Свитер — в холодное время года, кроме халата, на учениках часто бывает тёмно-жёлтый или золотистый свитер с глубоким V-образным вырезом. На груди обязательно есть небольшой герб факультета, который тоже напоминает о принадлежности к Гриффиндору. Но он пока без него, ибо лето ведь только закончилось, кем нужно быть, чтобы его носить… Ах да, точно, нужно быть педантичным Фрэнком Лонгботтомом…

Обувь — чёрные ботинки с туфлями, лаковые или кожаные, с полированным блеском. Они довольно практичные, чтобы бегать по коридорам замка, но и достаточно элегантные, чтобы поддерживать традицию строгого стиля.

В общем, тот, кто придумал эту форму, явно знал, как выглядеть стильно даже если ты тот ещё урод, за что ему уважение от всех школьников, скорее всего посмертное.

Красивый внешний вид с лицом и волосами парня это прямо убойное комбо. Хорошо, что в новой жизни он вышел тем ещё симпатичным юношей, это да. Как говорится, нарциссизмом не страдает, а наслаждается, хоть и в меру.

— Джеймс, Сириус, утречка, — здороваясь с ещё одними хорошими приятелями, которые сонно брели в направлении душевых, кивнул им перерожденец.

Не то чтобы они с ними были прямо друзьями, ибо влезать в их Мародёрские шалости он не имел на то желания, да и довольно близкое общение с Лили, с которой он дружит начиная с первого курса, ибо ну кем надо быть, чтобы проигнорировать такую талантливую девушку, в будущем убившую Тёмного Лорда?

Это тут тоже имеет свой вес, хоть Поттер и прекрасно понимает, что устраивать с Уильямом из-за этого конфликт будет явной глупостью, но осадочек, как говорится, остался. Или нет… Влюбился ли Джеймс в Лили уже сейчас, а может это произойдет позже, он не имеет ни малейшего понятия.

Тут дело не в авторитете или ещё чем-либо, одно дело измываться над Снейпом, который вообще Слизеринец и это будет даже благим делом, а другое над тем, кто иногда помогает ему с учебой и практикой, да и просто готов вписаться на защиту девушек от всяких там нехороших личностей, а периодически даже участвуя в безобидных, по критериям их компании, проделках. Ну, а там, где Джеймс, там же всегда и Сириус, хоть у него с ним и чуток получше отношения на почве склонности к особо экстремальным дуэлям.

Тот всё-таки Блэк, а потому голой силы у него немало, так ещё и знание особых заклинаний, которые могут неприятно удивить оппонента. С оставшейся двоицей он толком и не общается, во избежание, так сказать. Люпин просто скучный человек, хоть и оборотень, который слишком замкнут, а Петтигрю крыса. И этим всё сказано.

— Доброе, Уильям, — кивнул Джеймс, пожав руку, после чего тоже самое сделал и Сириус.

В гостиной уже сидело с десяток учеников, кто просто ждал друзей, а кто все ещё витал в дрёме. Там же уже был Фрэнк и оставшийся дуэт соседей, являющихся скорее близкими приятелями, чем друзьями. Это понятие для Моррисона куда более важное, и такими становятся только те, в ком он уверен на все сто процентов.

— Привет ребят, — очередной хор приветствий, и они неспешно выдвинулись в сторону теплиц. Пока дойдут пройдет еще минут пятнадцать, а до начала осталось все двадцать пять. Наверняка половина однокурсников по привычке в первый же день опоздает.

— Слушай, Фрэнк, ты точно в квиддич не хочешь? — Спросил Фоули, рыжеволосый парень с веснушками крепкого телосложения. Не знал бы он его фамилию, точно подумал бы на Уизли…

— Нет, Адам. У меня в планах учёба. Очень много учёбы. Мама всё лето мозги делала, сравнивая с кузеном из Дурмштранга, то ещё удовольствие, скажу я вам, — неприятно поморщившись будто от зубной боли, Лонгботтом раздраженно растрепал свои и так не сильно ухоженные волосы. — От одного его упоминания уже хочется швырнуть что-нибудь эдакое.

— Как знаешь, а я всё же попытаюсь на вратаря.

— Мне тебя заранее жаль, — похлопав Адама по плечу, на его непонимающее лицо Уильям сказал лишь одно: — Марлин.

Вскоре коридор огласил горестный стон, в котором выражалась вся боль от разрушенных надежд.

— Да эта маньячка квиддича просто вездесуща, чтоб её… — раздражённо пробурчал он.

— Вы с ней уже виделись летом, что ли? — Барнс аж исполнил непонятный танец бровями, передавая двойной смысл вопроса. Из семьи обычных людей, добродушный и просто приятный в общении парень шатен со средней длинной кудрявых волос.

— Да иди ты, Эдвин, пошляк хренов, — отмахнулся от него Фоули, — просто встретились в Косом перед школой, да наши предки разговорились.

— Ну-ну, а вы там пока ели мороженное, мило ворковали, а после… — с ухмылкой начал было Барнс.

— А после я достаю палочку и кидаю в тебя Силенцио, для твоего же блага, дружище, — абсолютно серьёзно пригрозил Адам.

— Ага, а потом начнется дуэль двух Гриффиндорцев, и поразит она своей пылкостью сердца зрителей и дам в особенности… — для патетичности смахнув невидимую слезу, приложив руку к сердцу, продолжил Уильям, усмехаясь, — и выйдет из этой битвы за честь лишь один из вас. Получив награду в виде принцессы, конечно, уверовавшей в то, что именно сей всесильный юноша её любовь всей жизни.

— И жили они долго и счастливо, да, Фрэнк? — Весело спросил Барнс, кивнув в сторону входа в теплицы, у которых уже стояла группка девчонок, среди которых была Алиса Стоун, будущая мать Невилла, вместе с Лили и Марлин МакКиннон.

Главное женское трио факультета как всегда уже в сборе.

— Знаешь, Эдвин, я склонен поддержать Адама в порыве нанесения добра и справедливости в твою сторону.

— Понял-понял, не дурак, молчу! — И для убедительности руками «закрыл» свой рот на замок.

Обычно кабинеты, не считая зельеварения и собственно, травологии, открываются заранее, дабы ученики не толпились в коридорах, но тут, увы, приходится ждать, ибо зная гриффиндорцев, от теплиц и лабораторий в первый же день ничего бы не осталось. В небольшом отдалении уже видно несколько слизеринцев. Лишь бы собачиться не начали, а то так до конца и не проснувшийся Уил, не горел желанием их разнимать. Он-то, конечно, впишется, ибо не дело это, если они первые полезут, но как же напряжно всё-таки это все, а сейчас напрягаться совершенно не хотелось.

— Дамы, — выражая за всех приветствие кивком головы, когда компания уже подошли достаточно близко, поздоровался парень — как спалось?

— Честно? Я бы ещё часа три спала беспробудным сном. Привет, Уил, ребята, — поправляя причёску, в которую были закручены блондинистые волосы, ответила Марлин, ненадолго смежив глаза, ни на секунду не останавливаясь от шаманства над кудрями.

— Ты уже знаешь когда начнутся отборочные? — Фоули не стал стоять истуканом, а подошёл к просторному подоконнику, усевшись на него, предварительно положив туда небольшой плед, который всегда таскает с собой в сумке, будто талисман.

— Нет, нужно будет узнать у МакГонагалл сегодня, а ты тоже собрался пробоваться? — Без особого интереса поинтересовалась блондинка, хотя явно была не довольна появлением нового соперника.

— На вратаря, так что даже не надейся пройти, — немного высокомерно усмехнулся тот, поёрзав на месте.

— Хм, и это ты мне говоришь, Фоули, ну-ну… — особо выделив интонацией «ты», насмешливо улыбнулась Марлин.

Фрэнк и Алиса уже шушукались в стороне об очередном прочитанном учебнике по травологии, успев незаметно для всех отойти чуть в сторону, не мешая беседе, в то время как Эванс деловито проверяла сумку, поставив ту на подоконник, чуть в стороне от беседующих о квиддиче и пытающихся поддеть друг друга фанатов полёта. Наверняка уже не в первый раз перебирает, но она обычно так делает, если нервничает.

— Ну да, пойду я погуляю, куда ж мне… — еле слышно пробурчал себе под нос Эдвин, отходя к небольшой компании подошедших сокурсников, с которыми сам Уильям не общался ввиду слишком разных интересов.

— Все в порядке? — Спокойно спросил он у Лили, которой так и не терпится взять, да ещё раз проверить всё ли она взяла, ну чтоб уж точно наверняка… И при этом старательно не смотря в сторону слизеринцев. И дураку понятно, что не всё в порядке, но проявить такт всё же нужно.

Она молчала секунд десять, мрачно отложив в сторону несчастную сумку и начав перебирать волосы, пока всё-таки веско не ответила:

— Северус.

— М-хм, и что в этот раз?

— Мы… поссорились этим летом. Вроде бы из-за такой мелочи, но… Мы столько друг другу наговорили, — немного беспомощно взмахнув рукой, она лишь вздохнула, явно устав от подобных ссор.

Он не знает, откуда это пошло, но парень стал эдаким зрителем со стороны, лишь изредка выдавая советы Эванс, если они ей нужны. Её отношения со Снейпом слишком сложные и, честно говоря, он до сих пор не понимает, почему она просто не прекратит общение. Мудак же он натуральный, несмотря на всю его «любовь» к Лили, которая не мешает цепляться к той по поводу её общения с Поттером и им самим. Бедняга ревнивый…

— Ты ведь знаешь, что он рано или поздно сам придёт к тебе просить прощение, там все и обсудите. И чего он только такой буйный, этот гениальный зельевар…

— И ничего он не буйный! — тут же возмутилась Лили.

— Ты даже сейчас его защищаешь, серьёзно? Когда он тебе, цитирую: «столько друг другу наговорили», следовательно, это были явно не ласковые слова. Просто прими, что у каждого человека есть своя, не очень приятная сторона. Только у некоторых она занимает всё пространство, вытесняя то немногое хорошее, что есть, без остатка. Да и пытаться перевоспитать его бесполезно, а то помню я это зрелище год назад, та ещё потеха была…

— Ну, там я немного перестаралась, но можно же быть более… ну… — девушка нахмурилась, не зная, как правильно выразить свои мысли.

— Нормальным? — подсказал парень.

— Да нормальный он! — Немного протестующе и сердито сказала Лили, грозно посмотрев на Уила. Пара стояла лицом к окну, наблюдая за пейзажами снаружи, негромко переговариваясь. До прихода преподавателя ещё минут пять точно.

— Нормальный относительно жутких интровертов?

— …Возможно. — Нехотя признала Эванс.

— Честно, Лили, я в шоке с того, что между вами происходит. Столько противоречий, конфликтов и недопониманий, при этом ещё и умудриться сохранить дружбу, живя на двух агрессивно настроенных друг к другу факультетах… Я завидую твоей стойкости, подруга, — с уважительным оттенком в голосе похвалив её, улыбнулся юноша, ей это сейчас нужно.

— Да какая там стойкость, не смеши, — слабо улыбнувшись, она устало уронила голову прямо на свою сумку, прошептав достаточно тихо, чтобы услышал лишь он один: — И за что мне всё это… Можно же не быть такой сволочью хоть иногда? Ну можно?

— Не всем дано, дорогая мисс Эванс, не всем дано, — сочувственно легонько похлопав её по плечу, всем видом выражая участие, дабы ей стало полегче хоть немного, после он чуть отошёл.

— Профессор Спраут! — Громкий голос слизеринца, и вот они уже заходят в кабинет всей толпой.

Что же, официально первый учебный день четвёртого курса начался… И да, в итоге Мародёры опоздали на пятнадцать минут.

Что представляют из себя занятия в Хогвартсе? Наверняка каждый читавший бестселлер Джоан Роулинг задавался этим вопросом.

Многие представляют себе обучение в магической школе, как сказку. Интересные уроки, добрые и понимающие преподаватели, которые все объяснят на пальцах, постоянная практика в магии и шуточки однокурсников, увидевших странное название заклинаний.

На самом деле, в большинстве своём это не слишком приятное времяпровождение. Готовить противные ингредиенты для зелья, слушать монотонный бубнёж Бинса, копаться в грязи на уроке у Спраут… Единственные занятия, где действительно практикуется прикладная магия — это трансфигурация и ЗОТИ, она же защита от тёмных искусств. Есть ещё руны, но там более-менее интересное будет только на последних двух курсах, а пока что лишь глубокое изучение теории и алфавита.

Но вот незадача, ведь для первого предмета сначала необходимо назубок выучить десятки сложных формул и запомнить тонну информации, дабы все получилось, как надо и студент не оказался в больничном крыле с клешнёй вместо руки. Для второго же все ещё веселее. То ли проклятье на должности, во что лично Уильям не очень верит, то ли ещё что, но так как преподаватели меняются каждый год… Как можно понять, уровень знаний тут скачет в зависимости от преподавателя. Но в большинстве своём именно на ЗОТИ можно наколдоваться вдоволь, получив за это ещё и немного баллов факультета сверху.

Этот год не стал исключением в уже устоявшейся традиции смены преподавателей. Последний урок за сегодня, совмещённый у Слизеринцев и Гриффиндорцев. После же будет блаженное ничегонеделанье, которое последние ждут с самого утра.

Сам же преподаватель оказался отставным Аврором на вид лет шестидесяти, хотя наверняка старше. Седой, с морщинами и небольшой горбатостью. Зато при всех своих конечностях, что не могло не радовать.

— Меня зовут Бенджамин Хоффман, и я без понятия, чему вас учили раньше и какой у вас уровень подготовки, а потому будем действовать уже проверенным методом. Сегодня теории никакой не будет, поэтому сумки складывайте по углам и распределяйтесь по залу на пары, будем проводить практический урок, — с ходу достаточно громко заявил аврор, подходя к столпившимся возле входа в закрытый кабинет студентам, который тот с помощью быстрого взмаха палочкой открыл.

Небольшая толпа поспешно зашла внутрь кабинета, которым оказался очень просторный зал, ничуть не меньше главного, с расставленными по углам партам и стульями, дабы освободить место в центре. Все становились в два ряда, лицом друг к другу, дабы не прилетело шальное заклинание в спину. На каждого хватило пространства с лихвой. Не было никаких ссор или дрязг по поводу того, кто и с кем будет стоять. Не малые дети всё же…

— Дай угадаю, ты опять летом выучил какую-нибудь убойную штуку, да? — Поинтересовался Фрэнк, разминая руки банальным упражнением. Уильям же в это время проводил точно такую же практику, дабы разогнать кровь по венам.

— Ну, не настолько, как хотелось бы, но на месте точно не стоял, — пожав плечами Уил и спросил с оттенком любопытства в голосе: — А ты?

— О, поверь, тебя ждет небольшой сюрприз. — хохотнул Гриффиндорец.

— Хм, наконец-то выучил что-то кроме Экспеллиармуса и Протего? — на лице Моррисона появилась ухмылка.

На это Лонгботтом лишь раздражённо закатил глаза, становясь в обычную боевую стойку. Спасибо учителю за первый курс, что сразу вбил базовые основы магического боя в малолетних самоубийц…

— Правила просты, — прогремел на весь зал суровый и четкий голос профессора, усиленный Сонорусом, — никаких смертельно опасных заклинаний, темной и запрещённой магии, масштабных, взрывных атак тоже, если хоть у кого-то из вас хватает на это мозга, ха! Просто проведите обмен заклинаниями, до первого попадания, крови или пока не решите сдаться.

— Крови?! — Возмущённо воскликнула Мэри МакДональд, ещё одна сокурсница с Гриффиндора. Она была шатенкой с карими глазами и миловидной фигурой. Просто одна из многих студентов школы, с которой Уильям толком и не общается.

— Забыл уточнить, все кто являются неженками и домашними цветочками, просьба покинуть аудиторию, дабы не травмировать свою нежную психику, — и старик с намёком посмотрел прямо на неё, от чего лицо девушки будто пошло пятнами, настолько сильно было её возмущение.

Гордо и независимо фыркнув от такого обращения, Мэри молча достала палочку, встав напротив Алисы.

— Ну, чего стоите, ждёте особого приглашения?! — хлопнув в ладоши, гаркнул Бенджамин.

И полетели лучи дружбы и понимания по всему залу, стараясь угодить в оппонента. Звучали громкие выкрики заклинаний, большинство из которых были Обезоруживающим и обычным Протего, хотя изредка и были выкрики режущего «Секо» и другого перечня неприятных заклятий.

— Diffindo!— С азартом произнёс Фрэнк, отправляя в Уильяма небольшое бледно-голубое лезвие на приличной скорости.

Быстрый приставной шаг в право, и оно пролетает мимо, в опасной близости от левого плеча, разрезая на две кривые половинки парту возле стены, которой просто не повезло.

— Stupefy! Expelliarmus!

Ещё два быстрых шага в левую сторону, параллельно резко выведя правой рукой нужный простоватый рисунок, выставив палочку перед собой.

— Reflecto!

Защитное заклинание, которое моментально появляется в виде небольшого полупрозрачного зеркала без рамы перед Уильямом. Результат каждодневной практики на протяжении месяца, его приятный повод для гордости и итог долгого, выматывающего труда.

Луч Ступефая пролетает мимо, уходя в стену, высекая неглубокую трещину, а Обезоруживающее ударяется об щит, с резким звуком удара по стеклу филигранно меняя направление, при этом сохранив всю инерцию, отправившись обратно во Фрэнка.

Тот не ожидал такой подставы, и лишь чудом успев среагировать, ошалелым взглядом проводил своё же заклинание. Отвлекаться, Фрэнк, между прочим, значит проиграть…

— Silencio. Expelliarmus, — с виду спокойно говоря названия заклинаний, Моррисон выводит нужные активаторы отточенные тысячами раз повторений движениями кисти. Можно было и без слов, но эффект будет не тот, если вообще будет. В своих навыках невербальной магии он, откровенно говоря, все ещё сомневается.

Небольшой отрезок времени из-за шока друга, и вот он уже не может быстро использовать Протего, ибо из его рта не вылетает ни звука, в отличии от волшебной палочки, ведь та довольно резво отлетела к стоящим позади партам. Его шок можно понять. Далеко не каждый успеет среагировать и правильно уклониться от довольно-таки быстрых заклинаний с такого близкого расстояния.

Парень удовлетворённо выдыхает, невербальной Финита отменяя действия чар немоты. Как же, Моргана благослови, приятно побеждать красиво! От такой, казалось бы, скоротечной дуэли у него уже гулко стучит сердце и хочется продолжить, выложившись на максимум, но этот порыв безжалостно подавляется, ибо всему нужно знать меру.

— Ты когда успел выучить такое?! — Раздражённо взмахнув руками, с лицом, полным досады, Лонгботтом быстро поднял свой концентратор обратно.

Под все ещё относительно частые выкрики заклинаний других студентов, он подошёл ближе.

— Летом практиковался, когда было свободное время, — немного самодовольно улыбнувшись, ответил Моррисон. Они отошли ещё дальше, в сторону сложенных друг на друга парт, часть из которых сейчас были не лучшего вида после Ступефая Фрэнка. — Reparo.

— Ну да, аж до Рефлекто напрактиковался, — закатив глаза с видом человека, услышавшего ту ещё сказку, Лонгботтом облокотился об уже целые парты. — Я-то думал, что это у меня тут прогресс размером с милю, а ты меня будто младенца уделал.

— Бывает, — согласно кивнув, Уильям не стал утешать его, — только ты учитывай, что я этим занимаюсь уже как лет восемь, даже до Хогвартса были небольшие занятия с родителями и редкими репетиторами, а ты только этим летом серьёзно занялся боевой магией. Для трёх месяцев, на самом деле, у тебя превосходный результат.

— От твоих слов легче не стало, чувствую себя по сравнению с тобой слабаком, — раздражённо сморщившись, Фрэнк продолжил, — ты слишком хорош. Бесишь. С тебя сливочное пиво.

— Признать проблему — уже путь к её решению. — по философски произнёс парень, — На этих выходных?

— Да, соберёмся нашей компанией, отпразднуем начало года.

— Такое не праздновать нужно, Фрэнк, а поминать, — негромко хохотнув, краем глаза, Уил заметил прикрикивающего на Петтигрю и Люпина профессора, который после пошел прямиком к парням.

Определённо точно можно сказать, что первое занятие по ЗОТИ Моррисону понравилось. Уже плюс десять балов Хоффману за наличие адекватного подхода к обучению. Вспоминая профессора со второго курса, который практически всё время гонял их по одной только теории, то это — как небо и земля.

— Видел я ваш спарринг, парни. Как вас, кстати? — Без лишних предисловий начал седой, с легкой горбинкой и морщинами на лице, но прямой как палка спиной, преподаватель.

— Уильям Моррисон, сэр, — уважительно кивнув, ответил Гриффиндорец. Почтение к старшим, ну или хотя бы его вид проявлять здесь необходимо, даже если и не всегда хочется.

— Фрэнк Лонгботтом, профессор.

— Отлично двигаешься, для четверокурсника, — скупо кивнул тот в сторону Уильяма— долго практикуетесь?

— С семи лет, а последние пару лет всё чаще, интересно ведь, — расслабленно ответил он, ибо поводов для нервов нет от слова совсем. Уил был не из тех людей, которые трясутся и слово учителю сказать.

— Серьёзно начал только с этого лета, с репетитором. — вставил свои пять монет Френк.

Хо, так его мать, Августа, даже раскошелилась на учителя со стороны? Дорого-богато, конечно, они живут, если на такой срок его взяли. Услуги частных учителей — это дело далеко не дешёвое, хотя вполне логично, что она решила так поступить. Лонгботтомы ведь, у них даже свой бизнес есть, связанный с травами. А деньги там вертятся очень даже неплохие. Негоже ведь, чтоб наследник древнего чистокровного рода не мог за себя постоять.

— Вот как, неплохо-неплохо, — покивал сам себе старик, коротко огладив начисто выбритый подбородок, — если вы и дальше будете показывать хороший уровень, то в ноябре, быть может, получите приглашение на дополнительные занятия, так что не расслабляйтесь… Пацан с чёрными волосами, ещё раз увижу Редукто, вылетишь отсюда сразу! — Внезапно заорал профессор с такой силой, что у друзей даже уши заложило. И как увидел только…

Поискав взглядом виновника, Уильям остановился на Розье, тот как раз недовольное лицо состроил. Видимо его и прервали… Сам по себе он тот ещё мудак. Типичный Слизеринец и борец за чистоту крови в общем-то. Хотя есть среди них и адекватные, но это уже редкость… И Эван явно не входит в их число.

Уже под конец урока, когда каждый попрактиковался вдоволь, уставшие и просто ожидавшие окончание пары ученики наконец уселись за парты, которые Хоффман расставил в два длинных ряда одним взмахом палочки… Есть ещё порох в пороховницах, однако.

Профессор, усевшись за свой стол, вальяжно откинувшись на спинку кресла, тогда как остальные были на обычных стульях, заговорил своим хриплым, но звучным голосом:

— Увидел я сегодня сборище тупиц и слабаков, среди которых есть лишь немного способных учеников, — Бенджамин скользнул взглядом по Уилу и Френку сидевших за одной партой, — но это не беда. Не за один день и Хогвартс строился, чего уж там. Ваши фамилии я теперь знаю, записал самые очевидные проблемы каждого, но вы тоже озвучите ваши догадки об этом на следующем занятии. Практически всё время у нас будет практика, с теорией ознакомитесь сами, но имейте в виду, что иногда я буду за неё спрашивать. Наказание за незнание вам, обещаю, не понравится. К концу года каждый из вас сможет постоять за себя против полноценного мага, по крайней мере выиграть время на побег так точно. В ноябре отберу самых способных на дополнительные занятия, где начнется усиленная практика. Там будут ученики и со старших курсов, вы же будете самыми младшими. Вопросы?

— А сколько вы прослужили в Аврорах, сэр? — Бодро спросил Джеймс Поттер, сидящий рядом с Блэком.

— Сорок лет, парень, — снисходительно хмыкнул Хоффман, продолжив с лёгкой иронией, — и перед «почётной» пенсией, меня отправили учить школьников, у части из которых даже молоко на губах не обсохло.

— Так вам же даже восьмидесяти нет, сэр, какая пенсия? — Это уже Фоули, который стоял сегодня в паре с Барнсом, которые отлично сработались между собой.

— Темные проклятья и сражения со всяким отродьем не сказываются на здоровье позитивно, знаешь ли. — окинув его беглым взглядом фыркнул профессор.

— А много вы посадили в Азкабан?

— Ну, до Грозного Глаза мне, конечно, далеко, но за десятка два точно будет, — с нескрываемой гордостью признался Хоффман, которому такие вопросы явно были по душе, раз он даже слегка усмехнулся. — Tempus. Через две минуты заканчивается занятие, так что свободны, и да, на следующем тоже практика, — махнув рукой и отменив заклинание, он неспешно пошёл на выход, тогда как студенты стали разбирать свои сумки, так и стоявшие в двух разных углах аудитории, отправляясь в след за профессором, которого уже и след простыл.

Когда настал черед Уильяма выходить, ибо он не спешил выбраться из кабинета первым несясь сломя голову, в коридоре заметил Лили, рядом с которой стоял Снейп, долговязый парень с большим носом, грязными длинными волосами и потертой мантией. И нельзя, что ли, банально привести себя в порядок?.. Умрёт он от этого, или что?

— Мы можем поговорить, Лили? — С виду спокойно спросил Северус, но стоило ему только заметить проходящего мимо Гриффиндорца, сразу переменился в лице, будто лимон пережевал, а рука рефлекторно потянулась к палочке. И после этого он не буйный, да, Эванс?

— Как-то ты неумело делаешь засады, Снейп, раз с таким нежеланием даже видеть меня, сразу морщишься, будто бабка какая-то. Оригинальнее быть надо, оригинальнее, — весело фыркнув, даже не напрягаясь, влез Уильям. Если он действительно так по-идиотски нападёт, его пародии на дружбу с рыжеволосой сразу конец, моментально. Они оба это понимали. — Себя хоть в порядок привёл бы, прежде чем с девушками контактировать, сразу жить легче станет. — и со смешинками в глазах, перевёл взгляд на Лили, — Будьте добры, не задерживайтесь слишком сильно, если не хотите пропустить ужин.

Кивнув напоследок, парень ушёл, не став и дальше вмешиваться в это подобие разговора. Снейп ей ничего не сделает, так смысл мешать хоть и полному мудаку, но всё же парню, переговорить и выяснить отношения с подругой? Он же всё-таки не ревнивый олень Поттер, который на Северуса при каждой встрече бросается. Хвала Моргане что Слизеринец всё же промолчал, не став плодить конфликт из ничего. Его цель всё же не отношения с ним выяснять, а наладить контакт с подругой, тогда было бы всё чуть более… жёстко. Хотя может он не ответил, потому что Эванс дёрнула его за мантию со спины, думая, что Уильям не заметит? Какая разница, впрочем.

В большом зале уже собрались практически все ученики. Проголодаться успели многие, и сейчас как раз можно будет поесть сладкого, запив это всё дело истинно английским чаем, ну или тыквенным соком, на котором, видимо, помешан кто-то из эльфов, раз постоянно добавляют его в меню. Или они не пьют сок?.. Да не, точно не пьют. И кто тогда? Директор Дамблдор? Ну, он же вроде на лимонных дольках сидит, насколько Уил знает, так что, наверное, нет… Хорошая загадка на ужин — откуда такая любовь к тыквенному соку?

Стол Гриффиндора был почти полностью занят, все, начиная от первого и заканчивая седьмым курсом уже приступили к трапезе. Десерты, лёгкие закуски, бутерброды и много, действительно много чая.

Первокурсники сидят ближе всего к преподавателям, и уже дальше по курсам от них рассаживались остальные. Новоиспечённый четвертый был практически посередине, что было, на самом деле, не очень удобно. По многим для парня причинам, которые включают в себя тесноту на пару со слышимостью. Прекрасно звучат голоса с обеих сторон стола, особенно когда это праздничный день. Да вот только негромко поговорить так не выходит, а о личном пространстве можно сразу забыть.

Он сел прямо рядом с Фрэнком, который благоразумно занял ему место, банально оставив пустое пространство между собой и Фоули, который сейчас с аппетитом уплетал шоколадное печенье, находясь в отрыве от мира сего.

— Приятного аппетита, парни, — усевшись по удобнее и получив такое же пожелание, он стал накладывать себе всего понемногу.

Когда большинство животов были набиты, а до окончания ужина оставалось ещё минут двадцать, наступило время разговоров обо всём на свете. Но сегодня конкретно целью факультетских сплетен был новый учитель по ЗОТИ.

— И как вам занятие? — Сделал первый вброс Поттер, активно уничтожая запасы пирожных на пару с Сириусом. Оба сидели рядом, по другую сторону стола.

— Думаю, это будет один из лучших курсов в плане ЗОТИ, Джеймс. Аврор, задержавший кучу тёмных волшебников, знающий как правильно сражаться… — Фрэнк вынужденно прервался, ибо со стороны соседского стола Пуффендуя были слышны слишком уж громкие голоса. В основном весёлые.

Весь зал с забавой наблюдал за тем, как кто-то крайне талантливый в левитации заставил множество блюд, собравшихся в одного приличных размеров человечка, исполнять «Хайланд», сольный танец, популярный в Шотландии. Что-то подобное было и в прошлом году, насколько помнил Моррисон. Только теперь это сопровождалось весёлой и бодрой музыкой, которую издавали миниатюрные инструменты, также зависшие в воздухе.

Отдельные весельчаки от Гриффов на пару с Пуффендуйцами стали ударять ладонями по столу в ритм мелодии, создавая достаточно много шума. Самые социально активные уже пошли в вокал, радуя уши невольных зрителей таким себе голосом.

Фееричному живому концерту — обязательно не менее фееричное окончание, которое прилетело в виде одного эклера со стола учителей, который метким попаданием нарушил баланс, заставив резко тратить на поддержание всей конструкции куда больше сил, и закономерно все эти блюда были быстро опущены вниз, пока не упали на головы барсукам.

Заметив весело улыбающуюся МакГонагалл, которая уже прятала палочку в свой рукав, задумчиво, с легкой улыбкой на устах, парень сделал очередной глоток чая. Уильям бы не смог так точно нарушить чью-то концентрацию лишь одним эклером, да даже банально поддерживать все продукты с такой точностью, чтобы они синхронно двигались.

Левитация предметов это всё же не то, чему он уделял время, чтобы выполнять такие фокусы. Но выглядит нелепо и забавно, тут спору нет.

Четыре дня спустя. Вечер пятницы.

Один из множества давно заброшенных за ненадобностью классов сегодня вновь ожил на короткий вечер, став пристанищем двух Гриффиндорцев. А конкретнее Уильяма Моррисона и Лили Эванс. Кто-то мог бы подумать, что тут происходит что-то запрещённое, разврат или ещё чего, но увы, к сожалению, и одновременно радости, это была лишь заранее запланированная совместная практика магии с подругой.

Кто бы что ни говорил, но у рыжеволосой бестии действительно был очень хороший потенциал стать сильной ведьмой, которая даст прикурить и отбитому на голову волшебнику. Ну, лет через шесть примерно, если быть точным и говорить с абсолютной гарантией. Да и времяпровождение с ней ему вполне нравится.

Живая, с весёлым характером и любознательностью, а также природной красотой, которые будто были вписаны в неё при рождении, не могли не настраивать на позитивный лад. А он что? Относительно обычный парень с темно-русыми, короткими волосами, четырнадцати лет, старающийся брать от жизни всё и чуток побольше. Разве что более разумный и уравновешенный, а ещё спокойный благодаря своему перерождению. Но забивать голову всякими моральными терзаниями на различные темы, связанные с этим, даже не пытается. Оно ему не нужно, и так всё хорошо.

— Colloportus, — небрежный взмах в сторону двери, после чего с облегчением можно поставить сумку, в которой была реквизированная у эльфов с кухни еда, в угол.

— М-м, я надеюсь ты не забыл про обещание? — Также оставив свою сумку, сняла стесняющую сейчас мантию Лили, оставшись в красной блузке и джинсах. Учебный день уже закончился, поздний вечер вступал в свои права, а потому носить форму не было никакой необходимости, учитывая то, что они сейчас на том же этаже, что и гостиная Гриффиндора.

— Пять дней всего прошло, с чего бы мне? — фыркнув и потянувшись, дабы немного размять кости, он отошёл в другой край наполовину пустого класса. — Давай начнём с жалящих.

— Как скажешь, — завязав волосы в достаточно длинный хвост, Эванс приняла обычную дуэльную стойку. Рука с палочкой перед собой, пальцы намертво держат древко, корпус полуоборотом и ноги на ширине плеч.

Резкое движение кистью. Белый луч полетел прямиком в Уильяма на приличной скорости, но в последнюю секунду тот успевает отойти, сразу же запуская свой. Прошло всего пять секунд после начала, а они уже практически бегают по всей комнате, стараясь не попасть под сглаз.

Вся суть этой разминки проста — наработать рефлексы для уклонения. Чтобы тело двигалось в сторону рефлекторно, как только заметит летящий в себя удар. Не бог весть что, зато достаточно весело и одновременно волнующе, ибо получить таким в лицо будет ну очень неприятно. Будто оса укусит, оставив после себя сильное жжение и чесотку.

Никаких слов между заклинаниями не было, они столько раз использовали этот сглаз, что банально получается делать его невербально.

Живо отойти в сторону, ближе к двери, пропуская мимо себя жалящее, пригнуться, минуя ещё одно, после чего провести на ходу свою серию атак, стараясь не попасть под раздачу. Да Лили, кажись, в раж вошла…

Скорострельная дуэль закончилась тем, что ему в левую руку прилетело жалящее, в то время как ей в грудь, отчего схватка быстро прекратилась, ибо ж-ж-ж-ётся, зараза!

Оба тяжело дышали, быстро запыхавшись от постоянного хаотичного движения, стараясь успокоиться. Дополнительным стимулом являлись довольно неприятные чувства в местах попадания, которые будто так и просили, чтобы их разодрали до крови, избавившись от мучений. Незавидна участь тех, кто действительно по глупости своей решил так поступить.

— Ты как, нормально? — Быстро накладывая лечащее заклинание, которому его научил отец, интересуется Уильям, проделывая то же самое и с Эванс и все ещё потирая место, куда пришло попадание.

— Вполне, — благодарно кивнув и легко, с облегчением от эффекта заклинания, улыбнувшись, ответила Лили.

— Тогда приступим к моему обещанию? Хотя скажу сразу, навряд ли у тебя это получится повторить в первую же неделю, — заранее слегка виновато пожав плечами, расслабленно произнёс Уильям, — у меня ушло полтора месяца, и то я не бросил лишь потому, что знал о конечном результате.

— Кто-то научил?

— Отец. Он довольно искусно обращается с магией, хотя что я рассказываю, ты и так знаешь, — немного усмехнувшись, он прикрыл глаза, будто вспоминая что-то одно ему ведомое, — работая в Мунго попробуй сделать что-нибудь не так, сразу будут неприятности.

— Могу представить, только у меня это подходит к отношениям с сестрой, — расстроенно пожав плечами, она продолжила: — Что бы я не сделала, во всём виновата именно «странная» Лили, конечно…

— Ну, не все могут просто принять то, что у сестры есть магия, а у неё нет. Даже представить не могу, как бы себя сейчас чувствовал, родись сквибом.

Неловко замявшись от последнего комментария, Эванс быстро поправила прическу, нарочито бодрым голосом вернувшись к нужной теме:

— Ну так что, продолжим? Лучше объясни про тот фокус под конец, когда сил уже не останется на что-то серьёзное.

Приведя себя в порядок, отряхнув рукава черной кофты, Уильям встал в другом конце класса.

— Тогда предлагаю перейти к серьёзной практике, раз ты так горишь желанием учиться, — дерзко ухмыльнувшись, специально медленно кивнул он ей, готовясь к очередной дуэли.

Рыжеволосая поспешила сама занять позицию, воинственно воскликнув напоследок, предварительно помахав кулаком с зажатой в нем палочке:

— Ну держись у меня!

— Боюсь и падаю, ха-ха! — Начав очередной поединок с безобидного Экспеллиармуса, пошел в атаку Уильям, азартно используя одно заклинание за другим, стараясь заполучить себе максимальное преимущество.

И сколько же им ещё предстоит провести подобных занятий, и не счесть…

* * *

Гостиная Гриффиндора в выходной вечер была наполнена уютной суетой и мягким светом. Честно говоря, в это время практически невозможно застать это помещение полностью пустым. Снаружи за высокими окнами неспешно опускались сумерки, на мгновение заливая комнату глубоким пурпуром. Каменные стены, украшенные шпалерами с изображениями рычащих львов, пылали отблесками камина. Огонь трещал и отбрасывал на старинные ковры золотистые пятна, а кресла и диваны, обтянутые бархатом, словно манили к себе каждого, кто заходил внутрь.

В этот вечер гостиная жила своей особенной жизнью. Старшекурсники расселись в углу у большого окна, за столом, заваленным свитками пергамента, книгами и полупустыми чернильницами. Кто-то пытался делать домашние задания, кто-то — из последних сил дописывал эссе, то и дело в отчаянии теребя перья. Периодически раздавались приглушённые смешки — кто-то отпустил особенно ехидную шутку про профессора Слизнорта или ошибку в зелье.

У камина первокурсники собрались в тесную кучку. Две девочки играли в волшебные шахматы — маленькие фигурки громко ругались и шевелили мечами, споря о каждом ходе. Мальчик с торчащими волосами устроил маленький спектакль, заставляя конфету парить над головой ничего не подозревающего друга. За этим наблюдали остальные сокурсники, издавая сдержанный смех и одобрительные возгласы.

Воздух в гостиной был насыщен запахами старой древесины, тёплого воска, слегка подгоревших печений и чего-то цветочного — возможно, кто-то накануне получил с посылкой букет и забыл о нём. Потрёпанные ковры приятно пружинили под ногами. Где-то на фоне негромко тикали часы, встроенные в массивную книжную полку, а наверху по лестнице время от времени слышались удаляющиеся шаги или лёгкий скрип ступеней.

На дальнем роскошном диване, который вместил бы на себе и десятерых, в полутьме расположилась компания с четвертого курса: Фрэнк читал книгу, а Барнс, облокотившись на мягкую спинку, бесцельно водил палочкой в воздухе, оставляя за собой бледные полосы света, полностью витая в своих мыслях и попытках создать невербальный Люмос. Порой между ними звучал ленивый обмен репликами о чем-то, понятном только им. Но в большинстве случаев это все же касалось травологии, а когда она надоедала Эдвину, тот скатывался в пространные рассуждения о девчонках. И так по кругу. Идиллия, которую Уильям ценит по достоинству, не желая прерывать.

— Я тебе говорю, важно не только что у девушки внутри, но и снаружи, особенно сверху, — лениво спорил Барнс, наблюдая краем глаза за реакцией друга.

— Избавь меня от своих предпочтений, и без тебя разберусь, — дернул уголком рта в раздражении Лонгботтом, пытаясь сосредоточиться на смысле написанного в книге по травологии. Очередной из очень многих.

— Ага, настолько разберёшься, что ещё в тридцать будешь холостяком, — ехидно фыркнув, ответил Эдвин.

— Тебя так заботит моя личная жизнь? Когда мы на четвертом курсе? — Негромко сказав это себе под нос, будто в надежде, что его ответ не услышат, Фрэнк сосредоточенно перевернул страницу.

— Самое время! — возразил Барнс.

— Только начало года, успеется ещё.

— …Успеется, все-то у него… — часть слов Эдвина привычно слилась в монотонный шум, который, однако, был прерван громким криком от него же: — Получилось! Ха! — Из-за чего Уильям, сидящий рядом и благополучно пребывающий в своих собственных мыслях, недоумённо нахмурился.

Причиной тряски его покоя послужил невербальный Люмос в исполнении Эдвина, судя по всему, первый успешный за множество раз.

— Поздравляю. А теперь сбавь шум на пару тонов, будь добр, — немного раздраженно прокомментировал Моррисон, пытаясь вновь устроится поудобнее, но, к сожалению, ничего дельного и даже интересного в голову больше не лезло. Блаженная пустота и усталость после выматывающей тренировки на ЗОТИ, где профессор заставлял каждого использовать заклинания до тех пор, пока они не смогут стоять на ногах. И как Барнс такой веселый, спрашивается?

— Че ты такой хмурый? — закатив глаза, фыркнул Эдвин.

— А чего ты такой бодрый? — Встречно спросил Уильям, потихоньку выходя из себя. — Мало было ЗОТИ сегодня? Или просто девка какая улыбнулась?.. — После того, как он тяжело вдохнул и выдохнул, наконец сказал насупившемуся товарищу: — Извини. Плохое настроение, пойду пожалуй в комнату.

Поднявшись с такого уютного дивана, раздраженный Гриффиндорец пошел вверх по лестнице, стараясь успокоиться. Определённо точно постоянное ворчание дракклова Хоффмана над ухом, который его будто иссушить на занятиях хочет, сказываются на нём не в лучшую сторону.

Жаль, что в этом мире ещё не придумали антидепрессанты, школьникам бы очень не помешало…

— Тебе может тоже нужна девушка, Уил? — Крикнул ему в спину Эдвин, сразу заходясь коротким смехом, но порыв швырнуть в него чем-нибудь противным Моррисон благородно подавил. В отличие от Фрэнка, ударившего его по голове книгой, которую так и не суждено было спокойно прочесть. — Ай, да за что?! Я же с благими намерениями!..

Дальнейший конфликт Уильям решил намеренно игнорировать, уже очутившись в пустом коридоре.

Его кровать была тем немногим, где он мог по-настоящему расслабиться, закрывшись от всего мира. Как бы он иногда не пытался позитивно смотреть на всё, в некоторое время желание швырнуть Аваду, хоть он ещё и не умел, да и не пробовал её создавать, было слишком велико.

В самой обители четверокурсников уже находился Фоули, расслабленно рисующий что-то на холсте, который тот наверняка достал из своего поистине бездонного сундука. Его хобби к рисованию началось ещё с детства, по собственным же рассказам, и так он с тех пор и рисует то, что в голову придёт.

— Привет, Адам. Что в этот раз? — Быстро скинув обувь, Уильям наконец лёг, сразу утопая в мягком матрасе, который по утрам так не желает его выпускать из своих объятий. Тяжелы будни реинкарнатора…

— Наш сад, мама попросила перед школой нарисовать его, он ей нравится, — не отрываясь от процесса, негромко ответил Фоули, выводя одну линию на холсте за другой.

— Мх-м, как скажешь. Если придёт Барнс и будет предлагать тебе завести девушку, швырни в него чем-нибудь и за меня тоже. Лишним не будет, — уже засыпая, Уильям наяву видел эту расправу над неудавшимся похитителем женских сердце, а ведь ему ещё четырнадцать, страшно представить что будет через пару лет.

От мысли что же тогда будет в будущем, ему захотелось отчетливо вздохнуть. Хогвартс к такому определённо точно не готов…

— Снова? — Спросил рыжеволосый, начав смешивать краски.

— Всегда, — так же коротко ответив, более они не проронили ни слова, пока наконец Моррисон не заснул.

Снилось ему, увы, снова ЗОТИ и Хоффман, требующий от него попадать все десять раз из десяти. Даже во сне нет уставшим покоя от гиперактивных дедов…

Хогсмид был уютной волшебной деревней, где каждый уголок дышал жизнью. Узкие мощёные улочки вели мимо невысоких домов с покатыми крышами, украшенными жителями на свой лад. Каменные фасады местами трещали от времени, ставни скрипели на ветру, но всё выглядело ухоженно. Из труб поднимался дым, наполняя воздух запахом горящих дров и ритмом тихой, мирной жизни.

На главной улице всегда было достаточно местных жителей и учеников школы, особенно в выходные дни, и в большинстве магазинов приходилось отстаивать немаленькие очереди, дабы вышло купить хоть что-то.

«Сладкое королевство» заманивало яркими витринами, у которых всегда толпились школьники, от мала до велика. Полки ломились от шоколадных лягушек, карамельных палочек, ирисок и целых корзин мармеладных зверюшек. За прилавком улыбчивые хозяева успевали обслуживать всех и каждого, а перед кассами выстраивались очереди, где ребята обсуждали, что успели ухватить.

Через дорогу стоял магазин канцелярии, в котором вечно витал запах бумаги, чернил и старого дерева. Там продавали перья, пергамент, книги, карты и все прочее, что необходимо для письма. Иногда хозяин выкладывал на прилавок особенно красивые компасы или наборы в подарочных коробках. Туда чаще заглядывали старшие ученики или учителя, выбирая себе удобные принадлежности.

Чем дальше ты уходил от центра, тем тише становилось вокруг. За магазинчиками начинались жилые кварталы: простые каменные домики с крошечными садами и высокими изгородями. Ветки деревьев нависали над заборами, кое-где у калиток лежали старые метлы или стояли кривоватые гномьи статуи. Уличные фонари загорались ближе к вечеру, отбрасывая тёплый свет на булыжник и гасились с первым появление солнечных лучей.

По выходным в Хогсмид стекалось немало учеников Хогвартса. Улицы наполнялись голосами, смехом, шуршанием бумажных пакетов с покупками. Ребята носились от лавки к лавке, угощали друг друга сладостями, скупали шляпы, перчатки и магические безделушки. Летом воздух был тёплым и пах цветами с опушки. Осенью улицы покрывала золотая листва, и в сырые дни в кафе наливали горячий шоколад с корицей. Ближе к зиме, на домах появлялись рождественские гирлянды и прочие украшения, а дорожки припорашивал снег. Весной же снег таял, в небольших садах и ограждениях перед домами расцветали, разных видов, цветов и размеров, цветы, дарящие прекрасный аромат, проходящим мимо людям.

Невысокое здание «Трёх мётел» всегда было полным. За маленькими окошками горел тёплый свет, а внутри стоял гул голосов. Столы были покрыты потёртыми скатертями, а воздух пах сливочным пивом и жареным хлебом. Ученики собирались здесь небольшими компаниями: кто-то обсуждал квиддич, кто-то — домашние задания. Гриффиндорцы с четвёртого курса не стали исключением.

За стойкой хозяйничала молодая мадемуазель Розмерта, успевая шутить с посетителями и ловко подносить полные кружки напитков и подносов с закусками или полноценными обедами.

— А я тебе говорю, что он хочет меня изжить! «Фоули, не так резко!», «Фоули, ты не бабка на рынке, быстрее давай!», будто от того, сколько времени Хоффман простоит у меня над душой, растёт его настроение! — Сморщившись, будто пережевал лимон, искренне пожаловался Адам.

— Ну так, а кто и спорит? — Сделав небольшой глоток яблочного сока, ибо сливочное пиво Уильяму не слишком нравится, он продолжил таким же недовольным тоном, как и его товарищ: — После последнего ЗОТИ я себя чувствовал словно мяч, который пинали об стены два часа подряд, а после пытались научить его ходить. Пристрастия у старого деда такие… Педагогические.

Компания друзей сидела за сдвинутыми друг к другу двумя столами, возле окна, с позиции которого было удобно наблюдать за всем пабом, при этом не боясь быть в центре внимания. Возле столиков в середине зала всегда и вечно кто-то ходит, задевает краем тела стулья, отчего и посидеть там нормально толком не вышло бы.

— Он наш профессор, Уильям! Какой ещё «старый дед»? — Недовольно жестикулируя рукой с печеньем, в прочем, быстро то съев, Эванс грозно тыкнула пальцем в Моррисона. — Нужно больше уважения к старшим, особенно аврорам!

— Бывшему аврору, особенно с легким садизмом, — педантично добавил Фрэнк, пережёвывая кусочек заказанного ранее вишнёвого пирога. — Меня даже летом так не гоняли, как он за первую неделю.

— Что такое «уважение к старшим», парни? Вы знаете такое слово? — Сделав вид, будто не до конца расслышал Лили, Уильям шутливо приложил ладонь к подбородку под смешки друзей. — Может ты ошиблась и вместо этого хотела сказать «желание придушить», м-м?

— Филча ты тоже уважаешь, Эванс? — Будто бы в пустоту спросил Барнс, попивающий сливочное пиво, из-за чего готовящая отповедь рыжеволосая поперхнулась собственными словами.

— Он завхоз Хогвартса, конечно… — она ответила уже не так уверенно, нахмурившись. — Это вообще другое, Эдвин!

— Конечно-конечно, как скажешь, — покладисто покивал он, самодовольно улыбаясь, будто кот, наевшийся сметаны, — и профессора Бинса ты, несомненно, уважаешь? Он же не завхоз, как Филч, а уважаемый всеми преподаватель!

— Без шансов, Лили, — посмеявшись, Моррисон быстро съел печенье, запив то соком, — просто признай, что уважать деда, который слегка не в себе, ещё рановато. Он ещё толком и не научил нас ничему, так, просто гоняет будто перед турниром дуэлянтов.

— Какие вы все невоспитанные! — Подняв руки во всемирно известном жесте сдачи, громко фыркнув, Эванс залпом допила свой напиток. — Берите пример с Марлин, она вот занимается и ничего, не жалуется!

— Это потому, что у неё последние части инстинкта самосохранения бладжером отбило, — с видом знающего настоящую правду человека, важно кивнул Фоули, пропустив мимо ушей возмущённое «и ничего не отбила она!», — а мне, к счастью, ещё повезло. Хотя не уверен, что так будет и на отборочных…

— Когда они, кстати? — Поинтересовался Уильям, которому на квиддич плевать чуть больше, чем полностью, но если этим увлекаются двое из его товарищей, то хочет он того или нет, но базовые новости об игре будет знать всегда.

— В конце этого месяца, — недовольство Эдвина можно было заметить невооружённым глазом, ибо он, как игрок-охотник, исправно увлекался полётами и всем, что связано с квиддичем, ну а также девушками, — что та ещё чушь! Ну, а тренироваться нам, собственно, когда, если первый матч уже в октябре?!

На несколько мгновений за столом воцарилась тишина, разбавляемая гулом других посетителей, однако и она не продлилась слишком долго, нарушенная не слишком разбирающимся в игре Фрэнком:

— Так, а что мешает делать это неполным составом?

— Попробуй отстоять за собой поле, когда придёт сборная Слизней, — от одного упоминания сборной змей Эдвин был готов плеваться ядом, даже если сказал это он сам, — у которых как не проблема, так сразу «ты знаешь, кто мой папочка?!». Даже если это никак не связано с квиддичем, все равно терпеть их не могу!

— Ну, ты же знаешь, что не все Слизеринцы такие, — немного озадаченно приподняла брови Лили, которая сидела, облокотившись на свою же руку.

— Ага, как скажешь. А кто из них тогда нормальный? Снейп? Или кто-то из их тусовки мажоров? — Иронично усмехнулся Эдвин, с интересом уставившись на девушку.

— Да, Северус нормальный! Просто слишком мрачный и иногда занудный. — Не успел кто-либо и слова вставить на это, как она в озарении слегка ударила ладонью по столу. — Точно! Ещё ведь есть младший брат Сириуса.

— Регулус? Он не в счёт, только на втором курсе, там даже осознанности никакой ещё нет, — отбил её вариант Уильям, усмехнувшись, — только потакание своей семье и хождение с видом, будто он малолетний император. Я лично ни с кем адекватным со Слизерина не знаком. Может девчонки какие, но туда лучше вообще не лезть, половина из них уже сосватаны, а второй это предстоит в ближайшие пару лет.

— Ох, всё-то у вас скатывается к девушкам… Мужланы, — сказала, как припечатала, Лили.

— А у вас разве не все разговоры про парней? Особенно от Марлин, когда она не занята полётами и МакДональд, которая иногда с вами ходит, — спросил немного озадаченный Адам, быстро растрепав волосы и поправив их обратно.

— И ничего мы не говорим про вас! — С видом, будто усомнились в её невинности, ответила девушка. — Ну, может Мэри немного, но не более.

— А кто-то говорил конкретно про нас, а? — Хохотнув, Эдвин ловко словил брошенное в него печенье со стороны Лили, довольно съев его.

— Не вас, в смысле именно вас, а про парней… — увидев лишь безучастное кивание на эту реплику, рыжеволосая слегка разозлилась, из-за чего на щеках появился еле заметный румянец, — и вообще, берите пример с Фрэнка, сидит и мирно ужинает, не то, что вы, пошляки!

Означенный Логботтом, ненадолго оторвался от уничтожения запасов сладкого, улыбнувшись и ответив с самым невинным видом, на какой он был только способен:

— А я разве говорил что-то против того, что у вас все разговоры сводятся к обсуждению парней?

На это единственная девушка в компании, с которой сдружилась ещё на втором курсе благодаря Уильяму, ведь тот и втянул её в их небольшую группу, лишь легонько хлопнула себя ладонью по лицу.

— Лучше бы ты молчал, дружище, — заканчивая со своим перекусом, вставил Моррисон, — кажется, она была о тебе лучшего мнения, чем о нас. Святая дева, не иначе.

— Да, можете мне ещё и храм возвести, хм! — С гордым и независимым видом сложив руки над ещё формирующейся грудью, хмыкнула девушка. — И может быть тогда ваши молитвы, какие бы они не были, будут услышаны.

— Ох, что бы мы без вас делали, само-названная богиня добродетели, — весело фыркнул Уильям, немного откинувшись на деревянную спинку стула. — Вам, кстати, ничего не нужно докупить к учёбе?

Нестройный гул «нет» послужил Уильяму ответом, из-за чего тот чуток нахмурился, заранее планируя маршрут.

— А что, забыл что-то? — С легким осуждением в голосе, которое заметил только Моррисон, поинтересовался Лонгботтом.

— Да, не успел купить перед сборами в школу, заодно сейчас докуплю пару комплектов пергамента, сразу на весь год, — каждый уже успел наесться и напиться, потому и дальше особого смысла сидеть в пабе не было, — так что вы меня не ждите, я пока ещё поброжу по Хогсмиду, позже вернусь в замок.

Ребята постепенно разошлись. Соседи, взяв с собой за компанию и Лили, отправились в замок, тогда как Уильям отделился от них ещё в самой деревушке, обычным шагом направившись в магазин канцелярии, благо, что галеоны с собой у него были.

Магазин канцелярских товаров в Хогсмиде был довольно просторным, но уютным местом, где царил лёгкий беспорядок. Ряды полок стояли вдоль стен и образовывали узкие проходы, так что покупатели нередко едва разминались друг с другом. Деревянные стеллажи были плотно уставлены коробками с перьями всех видов — от обычных учебных до изящных золотых и серебряных, предназначенных для торжественных писем. Некоторые витрины светились мягким заклинанием, подсвечивая особенно дорогие образцы.

У одной стены висели аккуратные связки пергамента: обычного, прочного водостойкого, слегка шероховатого, подходящего для чертежей. Пергамент был свернут в трубочки и перевязан ленточками разных цветов в зависимости от назначения. Над рулонами были прибиты аккуратные таблички с ценами.

Посреди магазина стояли невысокие столы, заваленные чернильницами: чёрными, синеватыми, зелёными, с добавлением блёсток или быстро сохнущими — на любой вкус. Некоторые чернила продавались в наборах, расставленных в аккуратных коробках с мягкими отделениями внутри. В воздухе едва уловимо пахло свежей бумагой и чернилами.

В дальнем углу стоял отдел с тетрадями и блокнотами. Обложки были простыми: кожаными, тканевыми или из плотного картона. Некоторые были украшены тиснением с изображением гербов факультетов. На полках выше располагались учебные пособия: справочники по каллиграфии, сборники письменных заклинаний, учебные комплекты для коррекции почерка.

Ближе к кассе располагался небольшой стенд с магическими товарами: самозаписывающие перья, чернила, меняющие цвет в зависимости от эмоций писавшего, и пергамент, который сам исправлял ошибки. Продавец, невысокий седой волшебник в простом жилете, внимательно следил за покупателями, но не мешал им, пока его не спрашивали о чём-то.

Покупатели бродили между полок, иногда перешёптываясь. У стойки то и дело возникала небольшая очередь: ученики приценивались к красивым перьям, а кто-то долго выбирал между обычным пергаментом и более дорогим самовосстанавливающимся.

Несмотря на суету, в магазине было тихо. Скрип шагов по деревянному полу, лёгкий шелест бумаги, редкие вздохи или приглушённые реплики создавали спокойную атмосферу, в которой легко было потеряться над выбором. Время здесь словно замедлялось: никто никуда не торопился, и продавец явно не спешил гнать клиентов прочь.

Рядом с дверью висел маленький колокольчик, звенящий при каждом новом посетителе.

Уильям Джонатан Моррисон чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Ему всегда не хватает пергамента из-за любви записывать собственные мысли и пока что немногочисленные теории, а потому он являлся довольно частым посетителем этой лавки, продавец которой был бодрым старичком, возраст которого наверняка перевалил за сотню.

Так и сейчас, не тратя время на поиск необходимого, он деловито направился прямо к продавцу, который при виде него довольно улыбнулся, будто собственному внуку, предвкушая хорошую прибыль.

Стоит добавить, что поводом для узнавания также послужила и помощь парня с заказом деда, который тот по состоянию здоровья не мог в тот момент получить, потому и отправил за ним школьника. С логикой, как тогда понял Уильям, дружат не все волшебники, если просто не заказали доставку. Однако для него же это в итоге и обернулось выгодой в виде хороших отношений с местным.

— Добрый вечер, мистер Моррисон. Как начало года? — Суховатым, но с добрыми интонациями в голосе поприветствовал его мужчина, сидя на своём несомненно мягком кресле-качалке.

— Вам тоже добрый вечер, мистер Бенедикт, — доброжелательно кивнув в ответ и улыбнувшись, парень немного облокотился на прилавок, — как обычно, все ещё не могу привыкнуть просыпаться так рано. Мне, пожалуйста, пять наборов пергамента и чернил с перьями столько же.

— О-хо-хо, куда же вам столько-то, — с небольшой натугой встав, старичок принялся быстро взмахивать палочкой, и вскоре нужный товар сам полетел с полок, аккуратно опускаясь прямо перед Уильямом.

— Сразу на год, с запасом, — признательно кивнув, он выложил необходимую сумму, краем глаза зацепившись за лежащую на краю газету, — пишут чего интересного в «Пророке»?

— Скорее жуткого, молодой человек, — покачав головой, выражая своё осуждение, продолжил пожилой мужчина: — Давно я такого не читал, это ж надо было, собственную жену…

— Вы не против, если я возьму вашу газету? Сильно уж заинтересовали, — в выпусках «Пророка» обычно не было ничего важного или более-менее интересного для него, но, если вышло что-то такое, из-за чего Бенедикт так впечатлился, наверняка это что-то из ряда вон.

— Конечно-конечно, вот ваша сдача, — выдав остаток и упаковав товар в безразмерный небольшой пакет, мужчина немного нахмурился, — только не читайте за едой, зрелище там не для слабонервных.

От последних слов брови Моррисона сами собой взлетели вверх. Это что ж за новости там такие…

— Благодарю. До свидания, сэр, всего хорошего, — ещё раз кивнув на прощание, он вышел из лавки, прихватив с собой выпуск газеты, которую сразу и принялся читать:

«Кабинет пыток на международном собрании! Как культурное заседание обернулось кошмаром?!

Обезумевший от гнева глава древнего и уважаемого рода Вернер запытал собственную жену прямо во время проведения собрания, находясь лишь этажом выше!

Здравствуйте, любимые читали «Ежедневного Пророка», с вами снова ваша Рита Скитер и в этот раз я расскажу вам о событиях того злополучного дня, после которого у меня до сих пор кровь в жилах стынет от ужаса, стоит только вспомнить, как всё происходило.

Если вам уже стало не по себе от одного лишь этого, убедительная просьба отложить газету и забыть этот выпуск, как страшный сон ради вашего же спокойствия.

Очередное заседание уважаемых членов Палаты Лордов Германии, на котором также присутствовали и многочисленные иностранные гости, включая и меня, как представителя прессы магической Британии, обсуждался судьбоносный для всех волшебников вопрос о регуляции Статута Секретности.

Заседание шло вполне обыденно, насколько это понятие применимо к такой теме, пока на весь зал не раздались душераздирающие, отчаянные женские крики со второго этажа, столь полные агонии, что даже сложно предать это словами.

Бравые представители Немецкого аврората, охраняющие скопление столь многих политически влиятельных личностей, сразу направились на помощь пока что ещё неизвестной пострадавшей.

К счастью, мне, волей Мерлина и никак иначе, повезло пройти следом, дабы запечатлеть что же там произошло и поделиться этим с вами, наши дорогие читатели.

Шум издавался из запертого заклинаниями кабинета, быстро уничтожив защиту которого, члены правопорядка на долю мгновений застыли от шока открывшейся им картины:

Весь пол был залит кровью, а над собственной женой, многоуважаемой всеми леди Амелии, склонился её муж, также по совместительству глава древнего и влиятельного рода, — Мартин Вернер.

Обезумевший от гнева, как выяснилось позже по причине письма от сбежавшей из дому старшей дочери, Адрианы Вернер, он решил выместить свою ярость на самом дорогом, что может быть у любого мужчины, — своей единственной жене, с которой он пробыл в браке более двадцати лет.

Многочисленные пыточные заклинания, непростительный Круциатус и более того, физическое насилие. Бедная женщина находилась на последнем издыхании, когда господина Вернера удалось обезвредить. Если бы не сбой в заглушающих чарах, этот акт чудовищного зверства так и остался бы тайной.

Леди Амелия была немедленно госпитализирована в ближайшее медицинское учреждение, где прямо сейчас находится в коме. К сожалению, прогнозы колдомедиков неутешительные.

Немецкие власти отказываются как-либо комментировать эту ситуацию, но я, Рита Скитер, проведу собственное расследование, дабы пролить свет на эту страшную ситуацию!

Очевидцев кроме авроров не было, а те, как известно многим нашим читателям, всегда отказываются давать какие-либо комментарии по самым разнообразным причинам.

Но мне удалось прочесть часть письма, которое так взъярило господина Вернера, в надежде добраться до правды ради наших читателей, прежде чем всё изъяли:

»…не смей как-либо более вновь пытаться меня достать. Это надоело не только мне, но и мешает нашему делу. Больше предупреждений не будет, и с последствиями придется встретиться тебе лично. Я гарантирую, они станут для тебя фатальными.

Счастливого тебе падения. А.А.В.»

Как господин Вернер пытался вернуть собственную дочь домой и где же она все это время скрывалась? Насколько между ними плохие отношения и что послужило их настоящей причиной, раз дочка угрожает смертью собственному отцу? Ответы на все эти вопросы Я постараюсь выяснить как можно скорее, дабы вы, мои дорогие читатели, вместе со мной узнали, что на самом деле происходит за кулисами магического мира.

А сейчас же предлагаю вам прочитать результаты заседания по стандартизации золотых котлов прямо на следующей странице, дабы отвлечься от этой, несомненно, трагичной ситуации

С вами была ваша единственная и неповторимая Рита Скитер, увидимся в следующем выпуске через неделю!»

— Incendio, — небольшое пламя коснулось уже неинтересной Уильяму газеты, быстро уничтожив ту, отчего лишь пепел разлетелся по ветру. — Это было… Познавательно.

Заседание по регулированию Статута Секретности, его намеренный срыв и одна запытанная до невменяемости женщина… На сердце Уильяма тревога смешалась на пару с озадаченностью.

Он никогда не слышал в оригинальной истории о таком заседании, а оно не могло не быть упомянуто. Все таки волшебники очень консервативны, и решают что-то изменить, только когда это уже мешает непосредственно им самим… А тут был затронут целый Статут, который, насколько знает Уильям, не менялся ещё с момента его начала, первой половины тысяча семисотых годов.

Как говорил один культовый персонаж: «Это жу-жу-жу неспроста», и Моррисон считал точно также. Впрочем, он никак не может повлиять на это, а потому и особо волноваться пока что нет никакого смысла, как бы интересно ему это ни было.

Дорога из Хогсмида вела вверх по склону, петляя между каменными оградами и заросшими кустарником оврагами. Солнце уже село, оставив в небе тусклый серый свет. Гравий поскрипывал под ногами. В воздухе висела прохлада, пахло влажной землёй и сухими листьями. За спиной Уильяма в деревне ещё горели огоньки, где-то хлопали двери и доносились голоса — отдалённые, почти неразборчивые.

Школьники шли группами, тихо переговариваясь. Иногда кто-то смеялся или зевал, натягивая шарф повыше на лицо. Моррисон не обращал на них никакого внимания, пребывая в собственных мыслях на пути к каменному титану.

Вдали уже виднелись высокие башни замка — тёмные, с редкими огоньками в окнах. Они казались неподвижными, как будто сторожили дорогу. Время от времени тропу пересекал ветер, раскачивая ветви и поднимая лёгкий шорох в траве.

Чем ближе был замок, тем тише становилось вокруг. Разговоры затихали, шаги становились более уверенными. Сквозь сумрак проступили знакомые ворота. Дорога сделалась шире и ровнее.

В самом замке коридоры лишь изредка пересекались студентами, которым по той или иной причине требуется шататься по Хогвартсу в такой час.

Однако шёл Уильям не в гостиную Гриффиндора, а прямиком к Выручай комнате, находящейся на восьмом этаже. Требовалось выплеснуть накопившееся волнение от прочитанных новостей, которые так и не могли выйти из его головы, будто что-то мешало, какая-то деталь так и требовала себя заметить, но безуспешно, увы. Моррисон не обладал продвинутым даром дедукции и не был способен по одной статье понять, что именно его смущает. Лишь более развитая интуиция, но не более того.

Легендарную комнату на восьмом этаже он посетил на первом же курсе, желая на тот момент лишь убедиться в её подлинном существовании, и таки да, она действительно существовала. Жаль только, что книжки из запретной секции там не было возможности достать, это, пожалуй, её единственный главный минус.

Очень уж манила Уильяма та прорва знаний из всех отраслей, которые помогут ему стать ещё лучше и чувствовать себя увереннее в таком беспросветном будущем. А багаж тёмных и не очень заклинаний за спиной способствуют этому куда сильнее, чем одно только знание будущего, да и оно, так-то, уже и не факт, что будет даже относительно похожим из-за эффекта бабочки.

В самой Комнате-где-всё-спрятано Уильям по уже отточенной несколькими годами методике принялся расстреливать неподвижных и крайне крепких големов целым каскадом заклинаний, сила которых шла по нарастающей.

Крайне хорошо помогает при необходимости выкинуть все мысли из головы, полностью сосредотачиваясь на самом процессе. Как полноценная физическая тренировка, только вместо настоящих мускул, — эфемерные, магические.

Уильям слегка потерялся по времени, практикуясь в выносливости, раз уже час как наступил отбой, зато сработало! Более никаких настырных мыслей о непрошенных возможных переменах будущего и неадекватных чистокровных. Только он сам, блажь да Мерлинова благодать.

Хогвартс постепенно погружался в ночь. В высоких коридорах уже почти не горели факелы, оставляя на стенах только слабые отсветы. Каменные полы остыли, и каждый шаг по ним теперь отдавался глухим эхом, словно сам замок нехотя отзывался на звуки. Воздух был прохладным, стены казались особенно массивными и чужими в этом полумраке.

Большая часть учеников давно скрылась в гостиных. Двери факультетских башен плотно закрылись, лестницы замерли, лишь изредка меняя своё положение с ленивым скрежетом. В пустых переходах порой шевелились тени — это кто-то из призраков медленно проплывал мимо, оставляя за собой лёгкий след холода. Их голоса почти не звучали, только лёгкий перешёптывающийся звук напоминал о том, что замок всё ещё жив.

Картины, висящие вдоль стен, сбавили свой обычный шум. Большинство их обитателей устроились на ночной отдых, накрывшись пледами или сбившись в уголки своих рам. Лишь самые беспокойные шептались между собой, едва различимо для уха.

В библиотеках и пустых классах сквозняки перебирали бумаги, невидимо шурша между партами. Пыльные перья покачивались на подставках, словно что-то невидимое касалось их в темноте. Вдали, в старых коридорах, кто-то едва слышно постукивал — может быть, привидение, а может, просто старый замок шевелился во сне.

Башенные часы пробили полночь, глухо и тяжело. Звук расходился по всему Хогвартсу, ударяя в высокие потолки и замирая где-то в подземельях. После последнего удара тишина стала ещё глубже, накрыв собой всё: и подземные уровни, и башни, и длинные пустые коридоры.

Ночь окончательно вступила в свои права. Замок спал, только редкие стражи его стен — портреты, призраки и ветер в щелях — несли свою безмолвную вахту до самого рассвета.

Ещё один несомненный плюс Выручай комнаты — можно выйти в любой части замка. В отличие от единственного входа, дверь обратно может появиться в любой подходящей стене, не считая гостиные факультетов и кабинеты профессоров, стоит лишь представить место назначение и само намерение покинуть комнату.

Потому, пройдя сквозь дверь, Уильям оказался буквально за углом от входа в гостиную Гриффиндора.

Большая часть учащихся уже спит, однако были и те, кто засиделся подольше. Трое второкурсников, тихо играющих в волшебные шахматы, несколько ребят постарше и… Эванс. Точнее, прожигающая своим взглядом дыру в парне Эванс.

— Как мило с твоей стороны было меня ждать практически до полночи, Лили, — устало заговорил Моррисон, усаживаясь на соседнее кресло возле камина и расслабленно расправляя ноги, положив рядом злополучный пакет с пергаментом из лавки, который он до сих пор таскал с собой, практически растекаясь в мягком сиденье после. Мысль о личном домовом эльфе для него со временем становится всё симпатичнее…

— О да, особенно когда ты «пошёл бродить по Хогсмиду» на целых четыре часа! Я волновалась! Вдруг ты попал в какие-то проблемы, и что прикажешь мне делать?! Твоя пропажа очень помешала бы мне стать старостой в следующем году! — Как на духу сердито выпалила рыжеволосая, впрочем, не повышая голоса слишком сильно, дабы не привлечь внимание посторонних.

— Когда ты решила стать старостой? — Недоумённо спросил Уильям, даже не пытаясь смотреть на неё, полностью приковав свои глаза к наблюдению за равномерным пламенем в камине.

— Сегодня! — явно недовольная его поведением, Лили чуть повысила голос, приковав к себе взгляды слишком любопытных второкурсников.

— А-а-а… — ещё более рассеянно кивнул парень, — как скажешь.

— Это была не шутка, Уильям. Я стану старостой, а потому будь добр, не порти мою репутацию, ведь если тебя кто-то словит, то получать за тебя и мне придется, — уже не так сердито, но все ещё недовольно говорила Эванс.

— С чего бы ты получала отповедь вместе с остальными? Я что-то пропустил, и ты окончательно стала святой девой?

— МакГонагалл сегодня меня вызывала к себе. Если и дальше буду показывать успехи в учёбе, то с большой вероятностью именно меня сделают старостой от девочек, — она невольно выпрямила спину, стоило только заговорить о МакКошке.

— Поздравляю? — Даже не пытаясь выразить голосом радость, с вопросительной интонацией ответил Уильям.

— И что это было? Где радость, овации, похвала? — Эванс, слегка удивлённая подобным ответом, вопросительно посмотрела на Уила.

— Стоило мне на секунду представить всю эту возню с первокурсниками и патрули… Сразу хочется тебе посочувствовать, а не поздравлять. Даже не знаю, что лучше в данной ситуации, мнимая власть или гора обязанностей на плечах?

— Ну, знаешь ли, — чуть недовольно поёрзала Лили, — каждый тут видит свои причины стать старостой. А Северус, между прочим, и правда меня поздравил!

На одном только упоминании Снейпа, ещё и в контексте сравнивания этого мудака сальноволосого с Уильямом… Появилось глухое раздражение. Вечно Эванс пихает этого аутиста социальных отношений куда не нужно, стоит ей только не получить желаемого внимания. Северус «то», Северус мне «сё»…

Но при этом стоит ему только к ней подойти, так сразу начинает строить из себя не пойми кого. Вроде бы и вполне оправданно, ибо с таким человеком как этот Слизеринец говорить как минимум неприятно, даже если он твой друг. Скорее, особенно, если он твой друг. Это выше понимания Уильяма. Поскорее бы этот гений мира зелий назвал её уже «грязнокровкой», сколько же проблем лично у Моррисона пропадёт…

— Ну, и к чему это было? — С виду спокойно спросил он, даже не делая попыток пошевелиться.

— Что именно? — Не поняла, или сделала таковой вид девушка.

Уильям тяжело вздохнул, проклиная всё и всех на свете. Женщины и их манипуляции… И именно сейчас, когда у него нет никакого желания даже думать, а если уйдет, то обидит девушку. Хотя он и так её ранит словами, ибо про Снейпа будет говорить… Так есть ли разница, если итог один, а молчать в данный момент выше его сил?

— Ну поздравил тебя Снейп, и, что дальше? Мне как-то это нужно знать? Какого драккла ты постоянно упоминаешь в наших разговорах этого слюнтяя, который даже следить за собой не приучен, а? Северус сделал то, он сделал это… — С каждым словом Уильям говорил всё злее, выплёскивая накопившееся за долгое время. — Да плевать мне на этого ублюдка, Лили. Мне надоело разбираться в ваших взаимоотношениях, которые ты постоянно на меня выливаешь, будто я способен их решить по мановению палочки. Надоели твои жалкие манипуляции и сравнения. Поздравил тебя Снейп? Молодец! Он-то только и делает, что думает о тебе, даже когда чертов душ принимает, — на этом моменте лицо Эванс было красноватым не только от злости, но и смущения.

— Но, к твоему сведению, у всех, кроме него, есть ещё дела, которые они не могут отбросить ради твоих капризов и необходимости быть в центре внимания. — От лица девушки уже можно было прикуривать, настолько там была концентрированная злость, которую парень заметил. — Что, не нравится, когда говорят правду в лицо? Ну, бывает. Такое же я испытываю раздражение, когда ты вываливаешь всё это мне после не слишком хорошего дня.

На долгие несколько секунд в гостиной была оглушительная тишина, будто воздух резко исчез из комнаты. Как оказалось, это был Купол Тишины, заранее поставленный девушкой. Уильям не дал ей начать уже свою отповедь, ну или истерику, не желая до этого доводить:

— Так что я прошу тебя, хватит упоминать каждую неделю этого придурка, будто у нас нет других тем для разговора. Я прекрасно понимаю, что тебе очень хочется это с кем-то обсудить, но я устал. Перманентно устал. А потому выливай весь этот ушат дерьма, которым поливает тебя Снейп во время ссор, на кого-нибудь другого. Спокойной ночи, Лили.

И не дав ей влепить себе пощёчину, накричать или что ещё любят делать девушки, когда им грубят, Уильям… Тактически отступил. Будет на него дуться Эванс неделю или месяц, рано или поздно сама придёт извиняться, он успел достаточно изучить её характер, а так как близких друзей из парней у неё больше и нет, то исход событий легко читаем.

Он-то наконец отдохнёт от этого вездесущего Снейпа, про которого Лили может говорить очень и очень долго. Нравится ей, что ли, жалеть убогих?

Парня и так постель заждалась, а выходить обратно в гостиную боязно…

Класс зельеварения располагался в подземельях Хогвартса, в прохладном каменном зале с низким сводчатым потолком. Воздух здесь всегда был чуть влажным, пропитанным смесью запахов трав, масел, горьких и резких настоек. Свет проникал лишь сквозь несколько узких, затянутых паром окон, и чаще всего помещение освещали фонари на крючьях и лампы с желтоватым пламенем.

Вдоль стен стояли ряды шкафов и полок, уставленных банками, склянками и бутылями разных размеров. Некоторые содержали ингредиенты в виде порошков, другие — в формалине, на спирту или просто высушенные. В одном углу — большая стойка с закатными ящиками, в которых хранились редкие компоненты, запертые на ключ. Эти ящики Слизнорт открывал лично, когда требовалось что-то особенно ценное или нестабильное.

Центральное пространство занимали тяжелые, широкие дубовые столы с глубоко вырезанными следами ножей, пятнами зелёного и фиолетового цвета и прожжёнными участками. Удивляло то, что Слизнорт не спешил их реставрировать, может потому что это добавляло какого-то своего шарма при готовке зелий, а может ему просто было лень. На каждом столе стояли треноги для котлов, латунные весы, ступки с пестиками и стеклянные бутылочки с мерками. Инструменты были аккуратно уложены, но явно много раз использованы: виднелись потемневшие от времени ложки, потускневшие медные половники и ложечки с остатками засохших веществ, опять-таки по неизвестной причине, не подверженные качественной чистке.

На преподавательском столе у доски обычно лежал раскрытый справочник по зельям, несколько образцовых флаконов с надписями, а иногда — самодельный набор Слизнорта с личными примесями, о которых он говорил нечасто. Рядом стояла доска, исписанная мелом: формулы, пропорции, редкие обозначения. Некоторые надписи там держались неделями, сменяясь лишь при особых случаях.

Над столами висели медные крюки, на которых можно было подвешивать котлы, сушить травы или просто оставлять инструменты после занятий. На потолке, ближе к углам, оседал пар, особенно густой во время практических уроков. Иногда в воздухе висел устойчивый запах варёных корней или прокисших зелий — Слизнорт позволял ученикам экспериментировать, пусть и под пристальным наблюдением. Причём не просто позволял, а даже приветствовал самые разные эксперименты и искренне радовался за учеников, которые смогли добиться успешного результата. Зачастую именно такие ученики и попадали в его «Клуб Слизней».

Несмотря на подземную прохладу и сдержанную атмосферу, класс был обжит. Слизнорт приносил личные мелочи: чайник в углу на жаровне, коробку с леденцами для особо удачных студентов, старый гобелен с изображением алхимического круга, прикрывающий трещину в стене. Также на столе профессора можно было наблюдать множество безделушек, на подобии медных статуэток, небольших фоторамок с фотографиями его бывших учеников, да разные журнальчики посвящённые новым открытиям в области зельеварения.

Сейчас же в кабинете проходил один из не самых любимых уроков Уильяма, ещё и вместе со Слизерином, как апогеем непредсказуемых конфликтов.

На памяти парня всё не заканчивается конфликтами в том или ином роде только во время подготовки к экзаменам, когда всем студентам не до выяснения отношений, а лишь бы не получить «Удовлетворительно».

— Сегодня, — начал профессор Слизнорт, входя в класс с характерным оживлением, — я покажу вам зелье, которое, пожалуй, и само по себе способно усыпить при одном только упоминании… если не знать, с чем имеешь дело.

Он прошёл вдоль столов, поправляя край мантии, и остановился у своего котла.

— Его называют Животворящим настоем. По-настоящему выдающийся образец магического зельеварения. На древних свитках можно встретить и другое название — Somniferum Vitalis. Оно уходит корнями в латинскую традицию, что подчёркивает его двойственную природу: с одной стороны — сон, с другой — жизнь. Забавно, не правда ли? Ведь эффект отнюдь не бодрящий.

Он склонился над котлом, бросил в него несколько ингредиентов, уже заранее подготовленных до начала занятия. Если присмотреться, можно было заметить, как мелко нарезанные листья алихоции, медленно разъедаются кипящей жидкостью.

— Один неверный поворот ложки — и вы получите коматозную слизь вместо прозрачного сиропа. А если правильно подберёте темп, последовательность, температуру — получится безупречная смесь, способная ввести даже гиппогрифа в глубочайший, почти смертный сон. Неудивительно, что в старину его использовали как компонент в сложных ритуалах — и, боюсь, не всегда в благих целях.

Профессор снова выпрямился, глядя на класс мягким, но одновременно строгим взглядом.

— Я не прошу вас готовить его сегодня — разумеется, нет. На четвертом курсе это было бы безответственно. Но вы должны знать, что такие зелья существуют. И что зельеварение — это не только пузырьки и пар, но и искусство, требующее дисциплины, сосредоточенности и понимания. Хотя я и твержу это, начиная с первого курса, но, к сожалению, не все могут это понять до сих пор, не так ли, мистер Петтигрю?

Профессор провёл длинной серебряной ложкой по поверхности зелья, и в классе на мгновение воцарилась тишина, из-за чего стало особенно отчетливо слышно перешёптывания толстоватого Питера и типичного, прямо-таки клишированного с виду заучки Римуса, однако при упоминании одного из них те резко замолчали.

— Прошу прощения, профессор Слизнорт, — быстро сказав, будто мышь пискнула, Питер будто даже с виду стал меньше.

— О чём же я говорил, вы хоть это запомнили? — Немного педантично уточнил мужчина, буравя парня взглядом. Уже не первый раз он пропускает всё мимо ушей, а ведь с начала учебного года прошёл месяц от силы, потому понять недовольство профессора Уильям вполне может.

— А у него есть чем запоминать? Или мамочка его даже этим не одарила, что уж говорить о мозгах? — До ушей Моррисона донёсся довольно громкий шёпот Розье, а после короткий смешок Кэрроу, сидящей с ним за одним столом.

И как только Кэрроу ещё не надоело ходить хвостиком за этим напыщенным индюком, совсем у неё, что ли, самоуважения нет даже в зачатке? Насколько Уильям мог заметить, это происходит с первого курса, отчего ему даже на короткое мгновение стало жаль эту девчонку. Впрочем, все равно её ничего хорошего в жизни не ждёт, да и ему нет до этого дела.

— У него она хотя бы есть, Розье. Завидуешь, а? — Отчётливо раздался голос Сириуса, который сидел достаточно близко к Слизеринцам в паре с Джеймсом. На короткое мгновение в классе повисла гробовая тишина. — Нет желая поплакать в папину жилетку, или он с тебя ещё не до такой степени пылинки сдувает?

— И это мне говорит тот, кто скандалит с собственной семьёй будто младенец каждое лето? Серьёзно, Блэк? — С виду нельзя было сказать, что слова Сириуса задели Эвана, однако это было обманчивое впечатление. Стоит только посмотреть на его лицо, которое пошло красными пятнами.

— Ну, не всем дано хотя бы слово сказать матери, бедняга, — притворно сочувствующе покивал Гриффиндорец.

— Довольно! Что вы себе позволяете, мистер Блэк?! А вы, неужели не хватило ума проигнорировать это хамство, Розье? — Рассерженно сопел Слизнорт, который терпеть не мог таких склок, особенно в его присутствие. — Оба будете драить кубки в Зале Наград всю следующую неделю, и минус двадцать баллов с Гриффиндора!

— Но профессор! Я же не мог промолчать, когда он… — Эван пытался что-то ещё возмущённо выпалить, но был перебит Слизнортом:

— Никаких больше «но»! Возвращаемся к зелью, записывайте рецепт и после я вам объясню детали с его готовкой, это вам пригодится на пятом курсе.

Дальнейший урок, к спокойствию Уильяма, прошёл без чего-либо экстраординарного. Все относительно мирно записывали нужные инструкции пошаговой готовки и лишь Сириус с Джеймсом изредка недовольно бурчали что-то о несправедливости снятия баллов.

* * *

Как Уильям и ожидал, их небольшой конфликт с Эванс быстро забылся. Парень так и не извинился перед ней, а сама девушка делала вид, будто ничего в тот вечер, у камина гостиной Гриффиндора, и не произошло.

К счастью, доводы Моррисона были услышаны, и Снейп в их разговорах практически не появлялся, из-за чего парень наконец смог спокойно выдохнуть, не обременённый вечными жалобами на будущего мастера-зельевара.

В прочем, Лили целую неделю за это дулась на него, практически полностью игнорируя, не заходя дальше банальных «Привет-пока». Это время выдалось для Уильяма одновременно достаточно скучным и расслабляющим.

Обычно он всегда мог перекинуться с рыжеволосой бестией парой слов или уйти в интересный спор о той или иной теме, что вынуждало мозги работать активнее, а глаза не задерживаться слишком долго на её лице.

Уильям даже сходил на отборочные по квиддичу, желая посмотреть эпилог соперничества за место вратаря между Фоули и МакКиннон! Хоть наблюдать за этим было не то, чтобы слишком интересно самому парню, но Эдвин с Фрэнком, также желавшие поддержать друга, не давали совсем уж заскучать. Было даже забавно, чья группа поддержки окажется громче: их собственная или девчонок в виде Эванс, Стоун и МакДональд.

В итоге парням пришлось отпаивать Адама сливочным пивом в Хогсмиде после его разгрома со стороны Марлин. Наверняка он проиграл из-за нежелания двух из трёх болельщиков надрывать глотки, ибо за них справлялся один Эдвин, который даже немного охрип после этого.

Жалобы рыжего Фоули неплохо позабавили Уильяма, ибо тот совсем не стеснялся в выражениях, из которых «отбитая на всю голову фанатка мётел» было самым мягким и цензурным, благо Фрэнк заранее поставил Купол Тишины возле их столика иначе скандала с щебечущими за соседним столом подружками Марлин, было бы не избежать.

— Не повезло в квиддиче, повезёт в остальной жизни, дружище, — сочувственно кивал Барнс после очередной кружки сливочного пива, также остро переживающий поражение Фоули, — теперь мне придётся играть с этой мегерой, надеясь, что она не отобьёт мяч прямиком в меня.

— Думаешь, она это сделает? — Недоумённо спросил Фрэнк, взъерошив свои волосы.

— Я в этом уверен! А знаете почему? — Понизив голос до шёпота, наклонился ближе Эдвин, тогда как остальные также чуть ближе склонили головы.

— Ну и? Не томи!

— Марлин отказала мне пойти вместе в Хогсмид! — Трёхсекундная тишина, за которую каждый успел обработать факт, который сломал их шаблоны.

— Серьёзно? Ты? Пригласил МакКиннон? — Недоверчиво переспросил Адам, откинувший от таких новостей собственное горе.

— Абсолютная правда! Вы же видели её фигуру, как тут не пригласить?!

Стоило только Эдвину это произнести, как Уильям издав горестный стон, полный печали и разрушенных надежд, уронил голову на руки.

— Ты так и не понял, что самое главное в девушке, — это не верхние и нижние части тела, а характер? — недовольно пробурчал Моррисон.

— Характер второстепенен, Уил. Я не мог не попытаться, даже если она та ещё мегера! Это ж девушка моей мечты!

— Девушка твоей мечты, играющая в квиддич, при этом тратящая тонну времени на уход за собой и прочие женские штучки, серьёзно, Эд? — С голосом, полным сомнений в адекватности собеседника, уточнил Уильям, наконец приняв нормальную позу и откинувшись на спинку стула.

— Это естественно для всех девушек, так что не считается, — недовольно фыркнул Барнс, сложив руки на груди, — но зато как она хороша собой!

— Мх-м, если через месяц скажешь то же самое, то может быть я и поверю. Но, зная тебя, уверен, что через полторы недели ты будешь это говорить о какой-нибудь милой Пуффендуйке, стоит той только тебе улыбнуться в коридоре, — осуждающе покачав головой, Лонботтом отпил из своей кружки, впрочем, быстро отставив её обратно и помахав вошедшей компании Мародёров, которые сразу направились к ним. — К нам гости.

Уильям обернулся и приветственно кивнув подошедшей компании, которая реквизировала соседний пустой столик со стульями, приставив его ближе к ним.

— Привет ребят, — поочерёдно поздоровавшись со всеми, Джеймс с Сириусом не спешили садиться, — мы заберём у вас Уильяма ненадолго? Взамен вот вам два бравых товарища, — кивнув на Петтигрю с Люпином, улыбнулся Джеймс, тогда как Блэк по большей части был хмур.

— Без проблем, — кивнув сидевшим друзьям, поднялся со своего места Моррисон, — если что, меня не ждите.

Троица парней быстро покинула «Три Метлы», неспешно двинувшись по улочкам Хогсмида. Убедившись, что лишних ушей не будет, Сириус заговорил:

— Нам нужна твоя помощь, — неспешно, тщательно подбирая слова, начал Блэк: — Розье нас совсем уже достал, пора поставить зарвавшегося слизня на место. И мы сделаем это с… огоньком. Ты с нами?

— Когда? — На вопрос Моррисона двоица Мародёров довольно кивнули.

— На следующем зельеварении, и нужно чтобы Слизнорта не было достаточно долго, — принялся объяснять Джеймс, — всё остальное мы сделаем сами.

— Планируется что-то крупное, я так понимаю? — огладив свои волосы, Уильям постарался унять волнение из-за появившегося предвкушения. Когда последний раз они просили его содействия, всё закончилось довольно… громко. Если не сказать, что скандально. Хотя, это ведь Мародёры, разве могло быть иначе?

— О да, Слизеринцы определённо будут помнить это ещё долго, — мечтательно улыбнулся Поттер, — особенно этот Снейп, который так трясётся над каждым зельем, будто от этого зависит судьба мира.

— Отлично. Я всё сделаю, можете не переживать. Нас же не заденет? — Деловито спросил Уильям, уже мысленно перебирая методы, которыми можно будет отвлечь старого моржа Горация.

— Ну, вообще может, поэтому лучше успеть вовремя поставить защиту, хотя и не должно. На всё воля случая, Уил, — оптимистично пожав плечами, Поттер завертел головой, будто пытаясь увидеть кого-то определённого в немногочисленных прохожих.

— Ладно, у меня ещё есть дела, но всё будет сделано в лучшем виде. Пока, — кивнув на прощание, Моррисон отделился от них, отправившись в одно ведомое ему место.

С Мародёрами он начал сотрудничество ещё на втором курсе, когда они уже сформировали свою компанию и вошли во вкус претворения всяких странных вещей и жёстких розыгрышей в жизнь.

Уильям не принимал прямое участие, не желая попасть под вероятный конфликт в виде одной из главных целей для мести, а выполнял скорее роль страхующего. Отводил внимание профессоров тогда, когда это было необходимо, дабы они не помешали тому, что придумали Джеймс с Сириусом в очередной раз.

Парень был совсем не против такого, имея удовольствие наблюдать за представлением с первых рядов. Ничего сверхъестественного от него не требовалось, лишь немного смекалки и оригинальности, чтобы повод, по которому преподаватель будет вынужден отвлечься, выглядел естественно.

И уже после, когда последний мешающий фактор устраняется, Мародёры и начинали представление.

Относительно короткий забег в комнату общежития, растянувшийся на двадцать минут благодаря лестницам, где он наконец забирает нужную сумку, специально зачарованную на расширение пространства изнутри, после чего, не обращая внимания на привычный гомон студентов в гостиной, отправляется обратно на выход.

Сегодня тот самый день, когда пришла пора заработать на полностью легальной для самого парня основе.

Три громких стука в большую, полтора раза выше, чем сам парень, дверь, и спустя некоторое время и небольшой шум изнутри ту открывает полу-великан. Хагрид, гроза всех зверушек Запретного леса, ибо может запросто перебороть их силой своей любви и харизмы.

Мужчина, уже практически тридцать лет, живущий здесь и работающий лесничим и хранителем ключей Хогвартса, что бы ни значила вторая должность. А также самый важный, потому что единственный, бизнес партнёр Уильяма, с которым он делает вполне себе приличные деньги, практически не прилагая никаких усилий. Ну разве Моррисон не гений, раз воспользовался такой возможностью?

— Привет, Хагрид, я к тебе с гостинцами, — добродушно улыбнувшись наивному, легко идущему на контакт бородачу, он протянул ему заветную сумку с такими важными для Рубеуса вещами.

— Здаров, Уильям, заходи-заходи, чегой-то на пороге стоять, — посторонившись и закрыв за гостем дверь, тот быстро вернулся обратно к камину, на котором что-то готовил с помощью обычного котелка, оставив сумку у подножья стола.

— Здесь всё, как и договаривались ещё в прошлом году, ничего не изменилось ведь? — Усевшись за стол и погладив по морде подошедшего к нему дабы обнюхать Клыка, ещё молодого, здорового чёрного пса, деловито спросил парень.

— Нет-нет, я недавно, этого, ходил в лес опять, удалось даже больше набрать! — Радостно ответил Рубеус, помешивая своё варево. — Даже нового друга там встретил!

— О, — не слишком удивлённо отозвался Уильям, уже знакомый с умением Хагрида заводить «друзей», в основном начиная с третьего класса опасности зверя, — и кто в этот раз?

— Ушко-пони! — Горделиво приосанился полу-великан. — Настоящий единорог!

— Единорог? — С неверием в голосе переспросил Моррисон, которому показалось, будто он ослышался. — С каких пор ты у нас стал невинной девой? Или последние законы природы изменились, и единороги теперь подпускают к себе всех?

— Хо-хо! Скажешь тоже, Уильям, какой там я, и невинная дева! — Громогласно хохотнул Рубеус, развеселившись и аккуратно снимая котелок с огня, ставя тот на стол. — Просто повезло. Я тогда, значится, фруктов всяких с собой взял для Зубика, но по пути увидел его! Белый, как снег, и невинный будто младенец! Малёхонький совсем, кроха ещё, — с умилением говорил Хагрид, пустившись в воспоминания, — ну я ему и дал, значится, часть. А там уж он и привык, хотя все равно не подпускает к себе слишком близко. Зато удалось собрать немного опавшей шерсти!

— Даже знать не хочу, кто такой Зубик, — тихо пробормотал себе под нос парень, улыбнувшись полу-великану. — Молодец. Рад слышать, что у тебя всё хорошо.

Уильям и правда был рад. Ведь чем лучше идут дела у его партнёра, тем больше материалов, ингредиентов и трав он сможет передать отцу, которого он также включил в дело, как того, кто сможет реализовать весь товар, получая с этого свой процент. Колдо-медикам из Мунго всегда требуется всего и побольше, вне зависимости от уровня заполненности их хранилищ.

А ту часть, которая им не требуется, отец уже лично продаёт нужным людям. Та же шерсть единорога уйдёт по очень дорогой цене в ателье мадам Малкин, или любое другое.

— Ну, а у тебя значится, как дела, рассказывай, — кинув Клыку кость, которую тот достал прямиком из котелка, Хагрид также уселся за стол, из-за чего стул жалобно застонал на короткое время.

— Да ничего особо нового нет, только новый профессор по ЗОТИ гоняет слишком уж сильно, — беззаботно пожал плечами Моррисон, расслаблено откидываясь на спинку.

— О, ну, эт дело хорошее, да, — умудрённо покивал полу-великан, — тебе как, сейчас отдать всё, иль поешь чего может?

— Давай сразу. — решил перестраховаться Уильям, прекрасно помня деревянные печенья Хагрида, которыми тот его угощал в прошлый раз.

Выгрузив с сумки небольшую гору упакованного корма для всякой разной живности на пару с качественной выпивкой, которую Хагрид очень даже любит, Уильям принялся аккуратно складывать внутрь всё, что только удалось собрать его партнёру по бизнесу:

Шерсть единорога, паутину и совсем немного яда акромантулов, различные травы и коренья, а также прочие не слишком уж и легкодоступные материалы. Товара было действительно много, и сумка была очень даже прилично забита, благодаря зачарованию на облегчение веса оставаясь такой же лёгкой, какой и была до этого.

— Ну, я пойду, мне ещё это всё нужно будет отправить. Через сколько мне зайти в следующий раз? — Перекинув сумку через плечо, дабы было удобнее нести, спросил Моррисон.

— Месяца два, наверное, и я даже побольше этого-то соберу, значится, — неловко потоптался на месте полу-великан, — спасибо передавай матушке своей, за корм, этово, да.

— Думаю ей не стоит об этом лишний раз напоминать, — хмыкнув и ненадолго вспомнив тот скандал, который мать Уильяма закатила, стоило только услышать про «выгодный бизнес», его даже немного дрожь пробрала. Про выпивку, которую он заказывает напрямую у Огдена, лучше ей тогда вообще не знать. Хоть тут его отец подсобил, понимая возможную прибыль… — До встречи, Хагрид.

Окончательно попрощавшись с бородатым здоровяком, Моррисон отправился прямиком в совятню, где его уже дожидается домашний курьер с крыльями.

«Мам, пап, у меня всё хорошо! Учёба учится, а деньги, как говорится, делаются. Отправил вместе с письмом и то, что набрал Хагрид. У него всё хорошо, завёл нового «друга». Мам, он передал тебе привет, хоть я и не хотел его вообще упоминать, но тогда вышло бы как-то неправильно. Новый профессор по ЗОТИ тот ещё надоедливый старикан, Фрэнк в порядке, начал заниматься боевой магией с репетитором этим летом. Адам проиграл отборочные в квиддич, вратарём стала Марлин. С Лили тоже всё хорошо, немного повздорили, но уже помирились. Эдвин пригласил Марлин в Хогсмид, она отказала. Он в печали. Нет, я не ввязался в опасную затею по просьбе Блэка или Поттера ну разве что совсем чуть-чуть. Нет, никто не умер, и да, я слежу за собой и не перенапрягаюсь. Люблю вас.

Дражайший сын семьи Моррисон, ваш Уильям.»

Запечатав конверт с ответами на всевозможные вопросы от родителей, Уильям спрятал перо обратно в бездонный карман своей Гриффиндорской накидки. Он до сих пор благодарен матери, Эвелин, которая и зачаровала его на такую вместительность. Иметь при себе небольшой склад вещей на все случаи жизни оказалось очень удобно, особенно с тем фактором, что не нужно перебирать все вещи в поисках нужной, а всего лишь «громко» подумать о необходимой.

— Ну, придётся тебе полетать, бедняга, — погладив смиренно сидевшего «Рыбного» филина, который был размером с небольшую собаку, и быстро скормив ему небольшую упаковку совиного печенья, также взятого из кармана, Уильям привязал к его лапке письмо и уменьшенную сумку, благо, что в ней ничего не испортится, находясь в стазисе. — Передай это домой.

Отчётливо ухнув и напоследок потёршись клювом об руку парня, птица отправилась покорять небо и подрабатывать курьером на полставки. Тяжела судьба пернатых…

Дальнейшие дни проходили спокойно. Парень устроил полноценную тренировку с Лили, на которой оба выложились на полную, чудом дойдя после до гостиной ни разу не споткнувшись. Адам полностью погряз в искусстве, пытаясь перебить горе поражения в квиддиче, а Эдвин всё пытался привлечь внимание Марлин, что впрочем, было тщетно.

Уроки, плановые походы в библиотеку и практика в Выручай комнате на пару с проведением времени с друзьями пожирали время будто бездонная дыра, и на следующем зельеварении вот-вот начнётся шоу.

Уильям заранее подготовился, тайно испортив часть ингредиентов перед предстоящим занятие, благо Слизнорт по своей вечной неряшливости забыл запереть кабинет после прошлого урока у второкурсников, а потому задача была не сложной. По его расчетам и исходя из ингредиентов, они должны будут сегодня приготовить Костерост, и кое-кого ждет крайне неприятный сюрприз.

Началось занятие как обычно, оба факультета разделились по уже установленным парам. Уильям работал вместе с Фрэнком, методично подготавливая ингредиенты к зелью. Испорченную партию, насколько он успел заметить, взяла невысокая блондинка с отпущенными волосами, Селвин, которая ни драккла не разбирается в зельях. Так даже лучше.

Типичная речь профессора, рецепт с пошаговой инструкцией на доске и началось. Монотонно застучали ножи по доскам, заработали ступки с пестиками, а тростниковый сок в котлах стал понемногу нагреваться.

— Я займусь рогом, мозгом и хвостами. На тебе всё остальное, — сосредоточенно пробормотал Моррисон, краем глаза поглядывая на Селвин, которая работала в паре с Уилкисом, тоже тем ещё «гением» мира зелий, и принялся за перемалывание рога дракона в порошок.

— Без проблем, — отозвался Фрэнк, подготавливающий настой мандрагоры.

Работа кипела, по всему классу были слышны негромкие переговоры или агрессивный шёпот, если что-то шло не так. Закинув первую партию, ребята увидели ожидаемую реакцию. Скоро всё и пойдет наперекосяк.

Пересушенный мозг тритона вступит в реакцию с наоборот плохо просушенными хвостами саламандр, и у одной пары Слизеринцев произойдет большой «бум». Сугубо по их собственной невнимательности, естественно.

Как рассчитал Уильям, будет это прямо вот…

— А-а-а-а! — Сейчас. Крик, почти что вой девушки, которой обожгло всё лицо, ибо она в тот момент закидывала новые ингредиенты зелья в котёл, был действительно громким. И очень паническим, болезненным.

Ингредиенты вступили в реакцию друг с другом и произошёл чистый взрыв, разбрызгав кипящий сок и саму причину взрыва на Селвин с Уилкисом, а также ближайших Слизеринцев. На Гриффиндорцев, благо, не попало, хоть Моррисону и всё равно стало искренне жаль эту, невинную в общем-то, девушку.

Если не учитывать её передающуюся в поколениях «любовь» к грязнокровкам. Но чего только не сделаешь ради дела, да и все равно на следующий день она будет как новенькая после похода в Больничное крыло.

— Мисс Селвин! Что-же это такое творится-то, а?! — Негодующе воскликнул Слизнорт, быстро подбегая к ней и шипящему будто кобра Уилкису, который пытается не разреветься, в отличие от Валери, слёзы которой текли не переставая, прямо по обгоревшим до мяса щекам. Зрелище… не для слабонервных. — Вы двое, мигом за мной, живее! — Обхватив их под руки, будто котят, профессор молниеносно покинул класс, даже не сказав ни слова остальным.

Первые минуты было ещё относительно спокойно, пока все приходили в себя после такого шоу, однако это не продлилось хоть сколь-нибудь долго.

— У вас все такие идиоты, что могут запороть даже базовое зелье, а? — Издевательски обратился к Слизеринцам Джеймс, громко хмыкнув.

— Рот свой закрой, Поттер, — рявкнул Эван, которого задело взрывом и в его, несомненно, дорогой мантии сейчас было несколько приличного размеры дыр, которые он тщетно пытался починить с помощью Репаро, но из-за того, что повреждения магические, получилось не очень удачно.

— Ого, да папенькин щенок научился лаять, вы только посмотрите! Ещё какие новые слова выучил? — Удивлённо воскликнул парень, обращаясь к остальным Гриффиндорцам, после чего послышались негромкие смешки.

Это только Мародёры в основном собачатся с Розье и его компанией, не сильно вмешивая в это остальных. Ни у кого нет желания поливать грязью девчонок, даже если они из Слизерина.

— Уж всяко побольше твоего, очкастый утырок, — огрызнулся брюнет, начиная всё больше злиться.

— О, да твой словарный запас растёт не по дням, а по часам, я удивлён, честно! — Ухмыльнулся Блэк, который работал в паре с Поттером. — Долго учился тявкать по команде, а, розочка?

— А тебе как, Блэк, нравится вылизывать пятки Поттера, а? — Ухмыльнулся Розье, проигнорировав его слова. — Может ты вообще, «мисс» Блэк, и вы там тайно ублажаете друг друга?

Уже Слизеринцы смеялись с этого заявления, в том числе и Снейп, на которого с некоторой укоризной смотрит Лили. И когда тот успел только напортачить?

— Ублюдок! — Сириус потянулся за своей волшебной палочкой, но, прежде чем в кабинете развязалась бы полноценная драка с использованием продолговатых предметов, котёл Розье, внезапно для всех, рванул с ещё большей силой прямиком вверх, обдав голову Эвана жгучим кипятком, как и его соседку — Селину Кэрроу, которая пострадала меньше, успев отскочить, но руки той всё равно ошпарило.

Но мало было этого, остальные котлы чуть ли не всех Слизеринцев практически поочерёдно повторили судьбу неудачливых предшественников, но в этот раз ученики успели наколдовать Протего, не давая вылиться кипятку и на себя.

Половина класса была заляпана в зелёном вареве, на полу расползались мутные лужи, в столах были редкие прожоги, многие неудачливые студенты получили раны, Слизерин и Гриффиндор были на пороге битвы столь кровавой, что ещё не видела эта школа, ибо нет ничего хуже для любителей зелий, коими и являются в большинстве своём Слизеринцы, взрыва собственного изделия.

— Молодые люди, я успел… — прервался на полу слове быстро вошедший в кабинет профессор Слизнорт, с немым шоком оглядывая побоище и упавшего в этот же момент без сознания Розье, который не выдержал болевого шока от собственного варева. — Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора и тридцать со Слизарина! Быстро помогите мне доставить раненых студентов в Больничное крыло…

Весь оставшийся день школа была на ушах, ибо практически полным составом четвертый курс Слизерина угодил на лечение, пострадав во время занятия, а профессор МакГонагалл два часа к ряду разгневанно читала лекцию о допустимых нормах поведения Гриффиндорцам.

Уильям же был доволен произведённым эффектом, уже ничуть не сожалея. Кто ему эти Слизеринцы, чтобы переживать за тех? Да никто, а потому он с чистой душой наслаждается тотальным успехом в диверсии. Правда для него так и останется тайной, что сделали Мародёры, дабы запустить такую цепную реакцию извержений.

— Ну что, народ, гуляем? — Вынеся из своей комнаты контрабандно доставленный в замок ящик со сливочным пивом, весело произнёс Джеймс, стоило только МакГонагалл отойти достаточно далеко от башни факультета.

— Гуляем! — Радостно выкрикнули множество студентов, среди которых был и Уильям. Отпраздновать успех всё же необходимо, это ведь традиция!

Ещё долго длилась вечеринка, и последний Гриффиндорец отошёл в царство Морфея лишь под утро. Пожалуй, ошибку Уильям точно не сделал при выборе факультета. Где ведь ещё можно так повеселиться, как не здесь?

Вечером тридцать первого октября Хогвартс выглядел особенно живо. На столах в Большом зале выстроились блюда, от которых поднимался пар — запечённая тыква, жареное мясо, пироги, пудинги и целые горы конфет. Свет исходил от сотен свечей, парящих под потолком, а по стенам расставили вырезанные из тыквы фонари. Они бросали тёплый свет, мерцавший в бликах на посуде и ткани мантий. Над головами учеников медленно кружили призрачные летучие мыши, но на них уже давно никто не обращал внимания.

Праздник чувствовался не только в еде, но и в настроении. Разговоры были громче обычного, смех слышался от каждого стола. Ученики младших курсов то и дело перешёптывались, обсуждая украшения или конфеты, редкие даже по меркам волшебного мира. Старшие расслабились — на один вечер можно было забыть об эссе, предстоящих практиках и отработках, и даже о баллах факультетов. Даже преподаватели выглядели менее сдержанно: кто-то из них подыгрывал атмосфере, отпуская нетипично добродушные замечания, кто-то просто молча наслаждался ужином.

На входе в Большой зал стояли привидения, явно довольные происходящим. Почти Безголовый Ник водил хороводы с другими обитателями замка, а какое-то безымянное привидение раздавало ученикам прозрачные угощения, от которых холодило пальцы. У окна болтали первокурсники — одни прятали в карманы сладости, другие строили планы на вечер.

Когда часы ударили девять, двери зала раскрылись — некоторые ученики поспешили в гостиную, другие направились в коридоры, чтобы поучаствовать в играх или просто побродить по замку, пользуясь редким ощущением свободы. Компания старшекурсников собралась недалеко от чёрного озера, устроив прыжки через костёр и пытаясь вовлечь в это тех кто помладше.

Четвёртый курс Гриффиндора также решил отпраздновать Хеллоуин, он же Самайн, своим коллективом, собравшись в отдельном заброшенном классе, который они обустроили с помощью трансфигурации, предварительно набрав небольшую гору еды и напитков с кухни, дабы всегда было что пожевать.

Но особенным блюдом было контрабандное Огденское огневиски. Уильям без понятия, как Мародёры смогли достать целых четыре бутылки такого недешёвого пойла, которого на двенадцать человек хватит сполна, но, пожалуй, именно здесь вопросы были излишни.

Хоть Эванс на пару с МакДональд и пытались ворчать на эту тему, но быстро прекратили, поддавшись всеобщему духу веселья и празднества.

Окна этого класса выходили прямо на Черное озеро, которое в такой час полностью оправдывало своё название, выглядя так, будто оно было настоящим провалом в бездну, где нет ни лучика света. Подойди к нему кто ближе, наверняка появилось бы ощущение того, как изнутри кто-то на них смотрит, лишь ожидая шанса поживиться, если неопытные студенты зайдут внутрь.

К счастью, таких отчаянных безумцев в Хогвартсе не было, и каждый праздновал в своей компании друзей и товарищей, а немногочисленные одиночки запасались сладостями и мирно проводили досуг как им угодно, наслаждаясь уединением, или наоборот, завидуя остальным.

В этот день практически все время шёл лёгкий дождь, а небо было затянуто серой хмарью, не пропуская ничего сквозь себя. Многочисленные лужи по дорогам, везде грязь… Самое то на такой праздник. Как бы сказал Уильям, — атмосферненько.

Жаль, что в «Ежедневном Пророке» ничего более интересного не появлялось. Скитер и её расследование, по всей видимости, прикрыли. А историю того психа Вернера замяли. Впрочем, чего-то такого Уильям и ожидал, ибо погасить этот скандал хоть и стоило наверняка кучу средств и влияния, но было куда важнее, чем просто сэкономить.

Сама комната, в которой расположились Гриффиндорцы, была превращена в эталон зоны отдыха:

Роскошные диваны, обитые красным бархатом, мягкий, будто облако ковёр, полностью покрывающий весь пол, несколько журнальных столиков, на которых и расположились все запасы съестного, которые им от души наложили трудолюбивые эльфы.

Также были созданы огромные подушки, которые вполне себе заменяют кресла, расставленные по всей комнате в случайном порядке, но больше всего их было возле остальной мебели, расположенной в центре класса.

— Вы откуда достали столько, парни? — Восхищённо протянул Барнс, оглядывая ящик с Огденским так, будто это второе пришествие Мерлина.

Сириус с Джеймсом самодовольно переглянулись, кивнув друг другу. Им было не впервой добывать выпивку, но впечатление на остальных, более правильных сокурсников, она производила просто прекрасное.

— Где взяли, там уже закончилось, — усмехнулся Блэк, расслаблено откидываясь на диване, который сам же и помогал создать. — Но это было непросто, нас чуть не словили.

— Ты официально мой герой, Сириус, — задорно хихикнула Марлин, слитным движением палочки создавая двенадцать бокалов, быстренько достав одну из бутылок. — Так вечер пройдет куда веселее, да, Лилс?

Эванс, хмуро поджав губы смотрела на эту мечту любого алкоголика, впрочем, быстро оторвавшись и кивнув. Какой бы правильной девчонкой она ни была, портить веселье выше её сил. Да и не отказываться же самой хотя бы попробовать?

— Только главное дойти до гостиной после, устояв на ногах, — фыркнув, девушка внимательно следила за тем, как её подруга аккуратно наливала полные бокалы янтарной жидкости.

— О, я думаю парни об этом позаботятся, правильно я говорю, Уил? — Налив виски в последний из бокалов, громко спросила МакКиннон, дабы Моррисон, переговаривающийся с Фрэнком и Адамом услышал.

— Дамы в полной безопасности, Марлин. Я лично провожу Лили, если тебе так будет за неё спокойнее, — отозвался Уильям, подошедший ближе и сразу взявший три стакана, отправившись обратно.

— И не надо ничего меня проводить! — Возмущённо скрестив руки под грудью, Лили уселась к оставшимся девушкам, выглядя как нахохлившийся воробушек.

— А нам не рано это пробовать? — С сомнением кивнув на ящик алкоголя, спросила Алиса, шатенка с длинным каре.

— Когда, если не сегодня? — Поттер, выкладывающий многочисленные закуски, наложенные заботливыми эльфами, саркастично хмыкнул. — Не бухти и просто выпей, Стоун, сразу познаешь все тайны этого мира.

— Как скажешь, — закатив глаза, она подошла ближе, взяв свою выпивку, — будет какой-то тост, напутствие? Пожелания наконец?

— Пожалуй, мне есть что сказать, — раздав бокалы каждому, кто ещё не взял сам, Марлин громко постучала по столу. — Четвертый курс Гриффиндора, минуточку внимания.

Все разговоры прервались, а взгляды были направлены на МакКиннон. Она будто даже стала выглядеть ещё красивее от направленного на неё внимания, практически сияя своей улыбкой.

— Так как сегодня у нас с вами праздник, а профессора сами будут заняты попойкой, — на это некоторые отчётливо усмехнулись, — то самое время попробовать одну из главных прелестей взрослой жизни — алкоголь! Спасибо спонсорам нашей тусовки в лице Сириуса с Джеймсом, и да, не забываем про первую игру квиддича против Когтеврана на следующей неделе! Обещаю, мы их порвём! За Гриффиндор! — Вскинув кулачок к верху, её поддержали веселые крики однокурсников, также выкрикивающих название собственного факультета.

Первая партия заполненных до краёв бокалов ушла стремительно, сопровождаемая кашлем половины из присутствующих после.

Петтигрю не мог пропустить миг своей славы, принявшись показывать мастер-класс по употреблению виски, объясняя, как правильно пить, чтобы не умереть от похмелья на следующее утро.

О способе получения такого, несомненно, жизненно важного навыка, он умолчал, тактично переведя тему на забитый едой стол.

— Ты не можешь просто взять и заставить девушку тебя полюбить, Эдвин, особенно на первом свидании, — Лили устроила бедному парню целую лекцию на тему романтики, стоило ей только услышать, как он предложил жениться Пуффендуйке на первой же встрече. Как Уильям и предсказывал, его тяга к Марлин прошла также быстро, как и началась. Моррисон даже пожалел о том, что не предложил парню поспорить, а ведь это был такой шанс подзаработать. — Хотя можешь, но тебя за это посадят в Азкабан.

— Да почему?! Я же всё делаю идеально! В Хогсмид приглашаю? Приглашаю! Комплименты говорю, в Сладкое королевство веду, так что не так? — Он говорил это с видом великомученика, который не в состоянии достичь просветления.

— Ты хочешь все и сразу, Барнс, а нужно постепенно, — посмеиваясь, влез Сириус, дружески хлопнув Эдвина по плечу, — не торопись. И тогда все девчонки твои. Смотри.

Он пригладил свои волосы, на храбрость залпом выпил огневиски и обратился к Эванс, вложив в это весь свой шарм:

— Лили, дорогая, пойдешь со мной в Хогсмид?

Секунда немой тишины, после которой Эванс чуть истерически рассмеялась, на пару с самим Сириусом.

— Ну, хи-хи, ты был близок, Сириус. Но сделал всё наоборот, да и ты не в моем вкусе, так что прости, — все ещё посмеиваясь, ответила рыжеволосая.

— Ну так я точно также приглашаю! Только после все не заходит дальше Хогсмида. Теперь ты меня понимаешь? — Весело сказал Эдвин Блэку, отпивая из своего бокала и быстро съев небольшой бутерброд.

— Женщины непостижимы. Но я верю, что твой час ещё настанет и ты найдешь ту самую, — умудрённо покивал брюнет, также взяв себе закусок. — Кстати, что там Уильям постоянно шепчется с Фрэнком и Адамом? — Кивнув в сторону сидящей отдельно от остальных троицы, поинтересовался он.

— А, я пробовал послушать, — махнул на это рукой Барнс, — но они ушли в какие-то дебри ритуалистики, я ни слова не понял.

— Ритуалистики? — Озабоченно нахмурилась Лили.

— Если собираешься и им прочитать лекцию, флаг тебе в руки, Эванс. Только сначала пойми хоть слово, — отсалютовал ей Эдвин.

— В отличие от некоторых, мой интерес не заканчивается на свиданиях и квиддиче, — гордо фыркнула Лили, поднимаясь, но чуть пошатнувшись, — а основы базовой ритуалистики я вполне себе изучила самостоятельно, в этом нет ничего сложного!

— Да-да, как скажешь, — покивал Сириус, — тогда ты отлично впишешься в их любительский кружок. А мы отпразднуем нашу неминуемую победу против воронов! — Рывком выпив свой огневиски, громко воскликнул Сириус.

Ещё один импровизированный тост потонул в гомоне криков «За победу», а ребята окончательно разбились на небольшие кружки по интересам, обсуждая каждый своё.

Мэри МакДональд вместе с Алисой и Марлин присоединились к играющим в слова Мародерам, а Сириус с Барнсом же обсуждали что-то неведомое, связанное с тяготами романтической жизни. Как сказал бы Моррисон — два малолетних ловеласа, каждый из которых в будущем разобьёт не одно девичье сердце, спелись на общей почве любви к прекрасному.

Компания из Фрэнка, Адама и самого Уильяма же спорили о весьма занимательной отрасли магии — ритуалистике. Ведь было бы святотатством не обсудить всякие жуткие вещи на Хеллоуин. Особенно, когда часть из них можно воплотить прямо сегодня, с пользой для себя.

— …И по итогу ты не можешь просто взять и сделать это. Банально не сработает, — Лили услышала конец азартной речи Фоули, присаживаясь на соседний от Уильяма огромный пуфик, но говорящий Адам, казалось, этого даже не заметил, вырисовывая что-то прямо на полу с помощью магии. — Дошло наконец?

— Ты не прав, — отпив янтарной жидкости и кивнув Лили в знак приветствия, продолжил Моррисон, тщательно смотря на рисунок друга, — твой круг начинается по часовой, нужно же против. Иначе вместо очищения ты получишь слабость на сутки в придачу с ещё целым букетом неприятностей.

— Да это бред! Порядок не влияет на результат в этом ритуале, иначе тогда его бы никто не делал, а? — Взлохматив свои волосы, откинулся на мягкую спинку Фоули. — Или, по-твоему, автор «Базовых ритуалов без смертоубийств» допустил столь нелепую ошибку?

— А про что речь? — Спросила Лили, в раздражении проведя ладонями по щекам. Опять парни читают всякую жуткую жуть, а ей следить за ними, чтоб не поубивали себя…

— Про ритуалы на «Самайн». Так вот, да, тот автор полный идиот. Ты вообще читал его описание и мысли про вызов потусторонних духов? Нелогичный ужас, который если и исполнить, то только ради шутки, — быстро просветив Эванс в суть их разговора, Моррисон вновь включился в спор.

— У меня мать тоже ведь, ещё когда я не поступил в школу, проводила эти ритуалы. И там всё было строго по одной часовой линии, или против, не помню точно, — негромко поделился Лонгботтом, — так что автор «Ритуалов» просто шарлатан, а твоего отца надули на деньги, когда он купил эту книгу.

Адам всем своим видом источал недовольство, быстро достав ту самую книгу, текст которой и показывал чуть ранее ребятам, и безжалостно направил на неё волшебную палочку.

— Incendio, — тонкая, но неумолимая струя огня быстро пожирала двухсот-страничный труд некоего идиота, и когда в руках парня остался лишь горящий огрызок, он закончил начатое: — Evanesco.

— Обязательно было сжигать целую книгу? — Удивлённо спросила Эванс, тщательно пережёвывая пирог с яблочной начинкой, взятый со стоящего рядом столика.

— Если автор, который её написал, не разбирается в теме? Это будет милосердием, — недовольно фыркнул Адам. — Я же не продаю свои первые картины, ибо они ужасны. Хотя кто-то бы их наверняка купил.

— Ну, ты сможешь их продать, когда станешь известным, — беззаботно пожала плечами девушка, — за первые работы знаменитости точно заплатят целый мешок галеонов!

— Деньги, всегда всё сводится к деньгам, — закатил глаза Лонгботтом, — какой же ужас.

— У обычных людей сейчас расцвет капитализма, дружище, а у нас есть гоблины. Живое воплощение этого режима. Так что мир обречён, смирись, — расслабленно отозвался Уильям, который с удобством развалился на сером пуфике, — но уверяю, если решишь устроить революцию за всё хорошее и против всего плохого, я буду первым твоим сторонником, Фрэнк.

— Никакая революция не происходит без феноменальных работ искусства, — вписался Фоули, — так что трое уже есть.

— Четверо, — усмехнувшись своим мыслям, добавила Лили, — нужно же проследить за вами, чтобы ваша революция не привела к летальному исходу.

— Три бравых рыцаря и принцесса, ха? — усмехнулся Моррисон, закидывая в рот какую-то конфету.

— Именно, Уил, — довольно покивала Эванс, — так что отныне и навеки вы мои защитники! Не дело ведь оставлять принцесс одних.

— Ну, если эта принцесса тиранит собственных рыцарей уже как три года, то не знаю, ха-ха, — ловко уклонившись от брошенной маленькой подушки со стороны Лили, Уильям коротко рассмеялся, вынужденный отправить нежданный подарок обратно в его отправительницу.

— Очень жестокая принцесса Эванс, — допил ещё один полный бокал Фрэнк, сразу потянувшись к стоящей на ближайшем столике бутылке, — нас взяли на службу без нашего ведома, господа!

— А началось всё с тех бедных шоколадных лягушек, — согласился Адам, вспоминая начало второго курса, — сколько я их тогда накупил? Двадцать?

— Бери выше, все тридцать, — улыбнулся Уильям, которого после того инцидента до сих пор мутит от одного вида этих сладостей. Они ведь ещё и дёргаются, бр-р…

— Я до сих пор, между прочим, могу съесть с десяток! — Гордо выпятил грудь Фоули.

Лили засмеялась, явно сама вспоминая тот злополучный день, когда их компания окончательно образовалась:

— Только давай не в гостиной Гриффиндора. Снова ловить прыгающий шоколад по всему общежитию под смешки остальных нет никакого желания.

— Зато это было весело! — Не согласился с ней Лонгботтом. — Когда ещё бы ты устроила охоту на лягушек там, где их столько даже в теории не могло бы появиться?

— Ну, тут согласна, — со смешком ответила Эванс, делая небольшой глоток огневиски, который, по мнению Уильяма наблюдающего за девушкой, был для неё будто глаток воды. — Помните, как Джеймс подмешал сок мандрагоры Слизеринцам, как-то убедив эльфа добавить это на кухне?

— Ха-ха-ха, ха-ах, не напоминай даже, это было абсолютно легендарно, — смеялся Уильям вместе с остальными, — сколько они тогда провели в туалетах? Неделю?

— Около того, — посмеивалась Лили, — я помню, что Северус потом пытался у меня узнать, кто это сделал, на пару с этой мымрой Селвин, которая зачем-то за ним увязалась. Вы бы видели их лица в тот момент!

— Готов поставить галеон, что гордость Снейпа такого позора не пережила, как и остальные слизни. Как на Джеймса по итогу не вышли, кстати? Его же наверняка видела половина всей эльфийской общины, — поинтересовался Уильям, вновь дегустируя огневиски. Что-то такое… Непонятное, в нём определённо есть. Всяко лучше обычного, которое ему довелось пить в прошлой жизни, насколько он помнит.

— Без понятия, — пожал плечами Фрэнк, посмотрев в центр комнаты, откуда раздался громкий смех половины из играющих. — Но сам он наотрез отказывается говорить.

— Не удивительно. Какой герой станет выдовать свои секреты? — усмехнулся Адам, сделав очередной глаток огневиски.

Компания обсудила ещё несколько приятных совместных воспоминаний, поддавшись атмосфере момента, когда заметили Поттера, вставшего на импровизированную сцену из сложенных друг на друга подушек, из-за чего тот немного пошатывался. Или это было от опьянения?

— Минуточку внимания! Мы не только достали Огденского, но! Встречайте, единственный и неповторимый в своём роде зачарованный граммофон и уникальная музыка, ради которой этим летом Сириусу пришлось лететь в Париж и терпеть своих предков! — С полным триумфом в голосе провозгласил Джеймс, глядя, как Блэк шустро достаёт проигрыватель из своей, уже абсолютно точно зачарованной сумки, которая раскрылась будто акула, вместе с пластинкой.

— А что за группа? — Восторг, перемешанный с диким любопытством, практически разрывали Марлин напополам, которая уже успела распустить свои волосы, из-за чего те ниспадали на спину единой блондинистой волной, а также снять мантию Гриффиндора, оставшись в одной рубашке и юбке.

— Легендарные ребята, песни которых гремят по многим магическим сообществам, единственные и неповторимые, — нагнетал интригу Джеймс имитируя барабанную дробь, пока Сириус споро приводил инструмент в действие, вставив в него пластинку, — Ве-е-е-е-дуньи!

Гвалт, который после этого подняли всего четыре девчонки, было сложно описать словами, но ощущения у Уильяма были такие, будто это сказали не название группы музыкантов, а призёра на Орден Мерлина первой степени, не меньше.

— Они настолько популярны? — Недоумённо спросил парень у Адама, который, раз рисует картины, то наверняка и в остальном искусстве разбирается.

— Единственная рок-группа в магическом мире, — ответил тот, наблюдая за поторапливающими Сириуса, девушками.

На это Моррисон лишь в удивлении приподнял брови. Может, ну его, всё это, и податься в музыканты? Вспомнить основные хиты его прошлого да делать на этом десятки тысяч галеонов? Звучит как план на самом деле, жаль только, что он не может даже в своей памяти толком разобраться, ибо всё больше ненужных фактов и воспоминаний банально забывается под гнётом новой жизни.

Игла с мягким скрежетом опустилась на пластинку, и в комнате раздались первые мерцающие аккорды. Звук был чуть глухим, с лёгким шипением, будто сквозь дождь, но всё же в нём сразу угадывался стиль «Ведуний» — ритмичный, тягучий, с едва заметным басом, словно сама музыка двигалась по кругу, закручиваясь и распускаясь вновь.

Голоса начали вплетаться один за другим, не спеша — мужские, уверенные, со странным налётом отчуждённости. Они звучали так, будто поют сразу издалека и очень близко. Речь шла о времени, которое не вернёшь, и о дарах, за которые рано или поздно платят. Текст был неполным, обрывистым, как если бы кто-то пробовал напеть колыбельную из детства, и не мог вспомнить последнюю строчку.

Ритм музыки был слишком динамичным и оживляющим, дабы остаться в стороне. Первыми стали танцевать Марлин, которая затянула за собой Сириуса, а после подтянулись и остальные. Никаких изысканных движений и даже толики попыток делать это красиво. Просто ритмичные подёргивание подростков, которые не стесняются сейчас никого и ничего, отдавая всю душу звучащей музыке.

Уильям и близко не был любителем танцев, особенно таких — диких, хаотичных и спонтанных. Но, поддавшись всеобщей атмосфере веселья и динамичному перестуку гитары с барабанами, идущих прямиком из граммофона, он все-таки присоединился.

Никаких особых мыслей у него в голове не было. Моррисону сейчас только четырнадцать, он на тусовке своих товарищей, впервые в новой жизни попробовал алкоголь больше, чем раз, а потому, почему бы, собственно, и нет?

Он танцевал вместе с остальными, двигаясь, будто эпилептик, но получая от этого своё, извращённое удовольствие. Впервые он даже краем сознания не думал о будущем и прочих проблемах, наслаждаясь моментом только здесь и сейчас.

Никаких переживаний о будущей войне, возможных смертях знакомых ему людей, собственного влияния на «канон»… Абсолютно ничего из этого. Только он, музыка, и Лили, которая смеялась и танцевала рядом с ним, вся запыхавшаяся, раскрасневшаяся и с растрёпанными рыжими волосами.

Его взгляд сам собой иногда смещался на девушку, впрочем, вполне заслуженно. Сам себе Уильям мог признаться, что ему нравилось наблюдать за ней. Как она растёт, становясь той, кто в итоге и… Неважно. Слишком плохое это знание, чтобы лишний раз думать о нём, особенно в такие редки счастливые моменты.

Неизвестно сколько прошло времени с того момента, как заиграла пластинка, но к окончанию музыки каждый был достаточно усталым и пьяным, чтобы ровно устоять на ногах. Это дошло до такой степени, что Фрэнк банально… отключился, стоило тому только присесть. Учитывая то, как и сколько он пил, это было неудивительно.

— Эльфы уберутся, так что можем пойти так, — немного усталым и сонным голосом предложил Джеймс, когда все отошли после танцев, методично складывающий весь алкоголь в сумку Сириуса, — кто займется Фрэнком?

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

— В этот раз вы изучите то, что действительно может спасти вам жизнь, если непонятно зачем решитесь провоцировать особо буйного волшебника, или, не дай Мерлин, дракона, — грозно говорил профессор Хоффман, сложив руки за спиной и осматривая стройные ряды студентов четвёртого курса, — а именно защитные чары от элементальной магии, которую в бою используют повсеместно.

Никаких шепоток и переговоров во время его речи не было, все внимательно слушали, не отвлекаясь. Ведь им всем уже довелось убедиться в том, что нарушителей дисциплины Бенджамин карает сурово и безжалостно, заставляя заниматься физическими упражнениями до жгучей боли в мышцах. Даже девушек, из-за чего те нынче живое воплощение скромности и исполнительности.

— Обычное Protego тоже вполне подходит под эту задачу, оно очень даже универсально, как все мы знаем. Однако! Затраты энергии на сопротивление против того же, например, огня, у него будут куда выше, чем у специализированного заклинания, которое без особых проблем выдержит удар. Потому сегодня я научу вас как не подставить свою задницу под раскалённый огонь, сохранив себя в относительно целом виде для возможности удрать или хотя бы дожить до прихода помощи. А сейчас мне нужен доброволец. Есть желающие?

С десяток рук поднялось почти синхронно.

— Отлично. Поттер, иди сюда, — подозвав довольного Джеймса, который стал напротив профессора, тот продолжил: — Твоя задача простая. Кинь в меня огненный чары посильнее, я покажу вам пример.

Парень серьёзно кивнул, подняв свою волшебную палочку, под шепотки однокурсников, которые явно были не прочь оказаться на его месте, все же покидаться огни в не щадящего никого профессора, было тем ещё удовольствием.

Джеймс быстро вдохнул, сосредоточившись. В голове мелькала цепочка: думай о цели, думай о направлении, держи энергию собранной. Он поднял палочку, крепче сжав её в пальцах, и чётко произнёс:

— Incendio Maxima!

Из кончика палочки рванулся широкий язычок огня, расползающийся наподобие веера. Толпа студентов невольно ахнула: не каждый день видишь, как ученик запускает такую мощную вспышку в преподавателя — и ему это разрешают.

Но профессор Хоффман даже не шелохнулся.

— Calefactum Repello! — чётко и звучно произнёс он, легко взмахнув палочкой.

Вокруг него мгновенно вспыхнуло мягкое сияние: словно полупрозрачный купол голубоватого света сомкнулся вокруг его тела. Огонь Джеймса ударился о барьер и распался на струйки пара, даже не задев ткани мантии.

— Обратите внимание, — профессор повернулся, позволяя всем увидеть, как дымка чуть дрожит на границе с его телом, но совсем не гаснет, — не нужно удерживать всё заклинание силой мысли. Правильная настройка позволяет ему «держаться» напротив вас, как дымка, пока вы не отмените его или пока оно не израсходует свою энергию.

Он сбросил чары лёгким движением, и голубой ореол тут же рассеялся.

— Повторим. Название заклинания — Calefactum Repello — буквально означает «отталкивание жара». Основное отличие от Протего в том, что оно не отражает удар, а гасит тепло. Это значит, что против чистой кинетической магии, вроде ударных волн или магических стрел, оно почти бесполезно. Но против огня, раскалённых предметов или лавы — незаменимо.

— Профессор, а оно сработает против, ну… например, Fiendo Infernus? — осторожно спросила с задних рядов девушка с туго заплетёнными косами.

— Если волшебник средний по силе — вполне, — уверенно ответил Хоффман. — Если против вас волшебник уровня дуэльного чемпиона, поверьте, вы не спасётесь одним щитом. Ваша задача — купить время: защититься, пока не уйдёте с линии огня. Поттер, ты почувствовал, как твоя атака «разошлась»?

— Да, сэр, — Джеймс кивнул, удивлённо глядя на свою палочку. — Я думал, оно отразит, а оно просто… словно поглотило?

— Именно. Теперь ты сам.

— Что? — Джеймс заморгал. — Я… сейчас?!

— Сейчас, — твёрдо сказал Хоффман, протягивая ему жаровню. — Сконцентрируйся. Ты должен создать барьер, а я попробую разрушить его обычным огненным шаром.

Толпа притихла. Несколько ребят одобрительно кивнули Джеймсу — мол, давай, парень, ты справишься. Он ещё раз глубоко вдохнул, чувствуя, как сердце забилось где-то под горлом.

— Calefactum Repello! — произнёс он, постаравшись вложить в слова максимум уверенности.

На этот раз он наглядно увидел, как перед ним появилась мутноватая плёнка, на краях переходящая в дым — и лёгкий холодок, как если бы ветерок пробежал по рукам.

— Превосходно, ещё и с первого раза, — радостно кивнул профессор. — А теперь — держись. Incendio!

Из его палочки вылетел небольшой сгусток пламени, с жужжанием устремившийся в грудь Джеймса. Мальчик едва не шагнул назад, но плёнка перед ним дрогнула — и снаряд рассыпался искрами, не оставив и следа.

— Ты это чувствуешь? — спросил Хоффман, внимательно следя за его лицом.

— Да… тёплый воздух вокруг, но… не горячо. Как будто… как будто стою рядом с костром, но меня защищает стекло.

— Отличное сравнение, — профессор слегка улыбнулся. — Но запомни: это стекло очень хрупкое. Один-два сильных удара — и ты без защиты. Поэтому: никогда не задерживайся. Защита, манёвр, прикрытие. Ты должен действовать, а не просто стоять. Понял?

— Понял, сэр!

— Молодец. Следующие! — резко скомандовал Хоффман, окинув взглядом остальных. — По очереди ко мне. Поттер, можешь передохнуть — но на будущее следи за формой щита, она пока у тебя нестабильна.

Джеймс отошёл в сторону, чувствуя, как сердце всё ещё колотится. Он глянул на угасающий щит, и невольно улыбнулся. Сегодня он научился чему-то действительно полезному.

Оставшуюся часть урока студенты поочерёдно отрабатывали с профессором заклинание. Далеко не у всех получилось его создать даже с пятой попытки, и таких Хоффман отсылал практиковаться отдельно, а тех же, кто смог относительно быстро освоить щит — довольно хвалил.

У самого Уильяма это заняло всего два повторения. Старик объяснял всё доступным языком, отлично показав нужные движения кисти и волшебной палочки. Если он и думал о чём, принимая на себя проверочный удар от Хоффмана, так это о том, насколько же нужно быть недалёким, чтобы не освоить это.

Щит напрягся, приняв на себя сгусток пламени, немного загудел, а после вновь вернулся к своему первоначальному состоянию, рассеяв Инсендио отставного аврора.

Пожалуй, самый весомый плюс магии этого мира, как считает Уильям, так это в доступности. То же Протего у всех первоначально плюс-минус одинаковое по мощности, а дальше всё зависит от лично вкладываемой силы, которая струится по телу самого волшебника. Потратить пять минут на освоение заклинания, дабы после исполнить его также, как и любой взрослый маг? Без проблем!

Естественно, здесь, как успел узнать Моррисон, есть нюанс и не один, но общая суть, если обобщать, сводится именно к этому.

— И прежде, чем вы разбежитесь заниматься всякой бесполезной чушью, — начал напоследок профессор, когда до конца его занятия оставалась от силы пару минут, — то у меня для вас новости. С вашего курса я отобрал десяток тех, кто будет ходить на дополнительные занятия. Конечно, отказаться в вашем праве, но я крайне не рекомендую это делать для вашего же блага.

Уже собравшиеся ученики, которые привыкли, что под конец урока ничего особенного не происходит, удивлённо зароптали, впрочем, быстро справившись с удивлением и полностью обратившись в слух.

— Розье, Снейп, Уилкис, ещё Крауч-младший. Из Гриффиндора: Поттер, Блэк, Люпин, Фоули, Лонгботтом и Моррисон. В вас есть потенциал, который ещё нужно постараться не потерять. Проводить занятия будем еженедельно, встречаемся здесь же. Вопросы?

— Что именно мы будем проходить? — Сразу спросил Сириус.

— Боевое столкновение в лесных условиях, расширенные дуэли, научу вас ещё парочке заклинаний и как не убить своего товарища во время самой битвы. Ну и ещё по мелочи базовой тактике, логике и ориентировке всё в тех же лесах. Если будете показывать слишком плохие результаты, вылетите без права на возвращение. А теперь кыш отсюда, мне предстоит пережить заседание профессоров, — первым покинув кабинет, вслед за Хоффманом также вышли остальные, быстро разбредаясь по коридорам замка.

* * *

Уильям сидел в кресле у камина, лениво перелистывая страницы учебника по трансфигурации. Время от времени он слышал, как дверь в гостиную Гриффиндора с грохотом распахивалась — и внутрь вваливались взмокшие, хрипящие от восторга или досады ребята, вернувшиеся с матча. Он знал, что сегодня была игра с Когтевраном, но сам не пошёл: не являлся фанатом квиддича, также не желая простудиться. Уж лучше побыть в тепле, у камина, да с очередной зубодробительной формулой в книге. Чтоб эту МакКошку докси сожрали, задавать столько домашнего на выходные — не норма.

— Уильям, ты не поверишь, что там было! — с порога, стоило только войти в гостиную, завопил Эдвин. Он швырнул шапку на стол, смахнув при этом чей-то пергамент и чуть не опрокинув чернильницу, и подбежал ближе. — Мы едва не проиграли в самом начале!

— Да ну? — лениво откликнулся Моррисон, оторвав взгляд от книги и откинувшись на спинку кресла.— Гриффиндор же силён в этом году, впрочем, как и всегда.

— Ха! Сильны-то они сильны, но вот когтевранцы! — Барнс взмахнул руками, будто бы это все объясняло, — У них новый ловец, знаешь? Перешёл с младших курсов, хотя по нему и не скажешь! Так вот, он едва не поймал снитч через пятнадцать минут после начала игры, представляешь?! Джеймс, конечно, старался, но тот его обманул, улетел на противоположную сторону, и пока Джеймс среагировал — чуть было всё не кончилось! Повезло что непутёвый загонщик Когтевранцев, запустил бладжер в своего же, парнишка еле успел увернуться, но это стоило ему потери снитча.

— Мм… — протянул Уильям, пытаясь представить, как это выглядело и слегка усмехнулся от воображаемого лица Поттера, понявшего, что его обманули.

— Да это было невероятно! — Эдвин всё никак не мог угомониться, а потому расхаживал туда-сюда перед креслом Уила,— Но потом Джеймс, гад такой, взял верх. Ты бы видел, как он нырнул почти вертикально вниз — все подумали, что он разобьётся! А в последний момент выровнялся, и… ну, снитча там не было, но он напугал когтевранского ловца так, что тот весь остаток матча глаз с него не сводил. Ха!

Другие ребята тоже подходили, делясь своими впечатлениями от просмотра. Кто-то восторженно рассказывал, как Марлин едва не сбила пролетающим мимо бладжером капитана Когтеврана, крутанув метлой, а девушка, на секундочку, вратарь… Кто-то ругался, что судья опять всё свалил на гриффиндорцев, хотя, дескать, когтевранцы явно нарушали. Окна гудели от ветра — погода была отвратительная, морось и ледяные порывы, но никто не жаловался: все горели матчем.

— И чем закончилось-то? — наконец спросил Уильям, закрыв книгу.

— Джеймс поймал снитч, разумеется! — гордо заявил Сириус, также умостившийся в гостиной, как и практически весь факультет, довольный, будто это сделал он лично. — Они выигрывали по очкам даже без него, но… знаешь, он явно хотел эффектно закончить. Сделал вид, что летит мимо, отвлёк того ловца — а потом в последний момент разворот и… бац! — Он щёлкнул пальцами. — В руке. Трибуны орали так, что, думаю, пол-замка слышало! Видел бы ты довольное лицо Джима и то с какой завистью на него смотрел ловец Когтевранцев.

Уильям усмехнулся, кидая короткий взгляд на Джеймса, который о чем-то весело спорил с Марлин.

— Ну, звучит, как обычный матч Гриффиндора, — протянул он, но в голосе прозвучала лёгкая зависть. Ему вдруг стало немного жаль, что он остался здесь, с книгами, вместо того чтобы почувствовать на себе этот азарт, напряжение, крики толпы. Кто же мог знать, что вместо обычного часового ожидания пока ловцы команд вынут глаза из задницы и толкучки под ливнем, всё будет так?!

Эдвин наконец уселся на подлокотник кресла Моррисона и хлопнул того по плечу.

— В следующий раз точно идёшь с нами, ясно? Я тебя притащу, даже если будешь отбиваться! Ты должен это видеть. Книги с МакКошкой подождут.

Уильям хмыкнул.

— Посмотрим, посмотрим…

Веселье в гостиной только набирало обороты и не думало останавливаться. Все праздновали первую победу в этом году с размахом, не стесняясь даже достать запасы огневиски, которые наверняка притащили мародёры, хоть того и было крайне мало, из-за чего попробовать его смогли только более старшие и все члены сборной по квиддичу.

Впрочем, Уильям был только рад. Спаивать половину факультета ещё больше, учитывая то, что это Гриффиндор… Могло быть не совсем безопасно в плане последствий. Как и все праздники, устраиваемые львами, этот продлился до самой ночи. С плохим настроением не ушёл никто.

* * *

Последующие дни прошли вполне приемлемо, если не учитывать трагедию для любителей хорового пения. На всеобщем обеде Дамблдор, который выглядит как своя копия из поздних фильмов, только без такого количества морщин и с бородой покороче, объявил крайне печальную, а для кого-то и забавную новость: кружок под предводительством Филиуса Флитвика распускается в связи с нехваткой участников.

Вид полугоблина был настолько печален, что никто не решился пошутить об этом в первые же минуты, дабы не задеть добродушного карлика ещё сильнее. Однако это всё равно не спасло школу от новых, безумных сплетней, никак не связанных с реальностью.

Когда настал час очередного ЗОТИ, Уильям находился в предвкушении того, что выкинет старик с незаметными наклонностями садиста. Десяток учеников уже ожидал его у запертого кабинета, разделившись на две группы и стойко игнорируя друг друга.

Четверо слизеринцев негромко переговаривались о чем-то своём, периодически кидая взгляды на гриффиндорцев, впрочем, даже не пытаясь начать конфликт. Не то время и место.

— Сегодня вы не будете тухнуть в классе, а потому идёте за мной и не отстаёте. По всему лесу вас никто искать не будет, — бодро сказал Хоффман, появившийся буквально из ниоткуда между двумя группами, отчего часть ребят вздрогнули от неожиданности, — и как говорил Грюм: «Постоянная бдительность»! Всегда отслеживайте пространство вокруг себя, это не раз спасёт вам жизнь! Если бы вместо меня был ваш враг, вы бы уже погибли, хватило бы мощного взрывного заклятья.

Студенты, дабы не отстать, быстро пошли за профессором, который будто даже выглядеть живее стал.

— Как можно было его не заметить в первый же сбор, да ещё и к тому же в Хогварсте, самой безопасной школе мира, действительно, — ворчал себе под нос Фрэнк, недовольно насупившись.

— Самая безопасная, ага, — сдержав смешок, отозвался Уильям, вспомнивший события внутри «самой безопасной школы» в период канона.

Уже расположившись на опушке Запретного леса, неловко осматриваясь и ожидая следующих команд Хоффмана, который лишь наслаждался пасмурной и влажной погодой, прикрыв глаза, явно не торопясь что-либо говорить, парни в замешательстве переглядывались между собой.

— Итак. Слушаем меня внимательно, второй раз я повторять не буду, — негромко начала профессор, сразу же приковав внимание всех присутствующих, — вам предстоит провести магический бой группа против группы, дабы у меня было примерное понимание того, как вы взаимодействуете между собой. Арена небольшая, никакую опасную тварь вы здесь не встретите. Выходить за поставленные мною границы запрещено, применять стопроцентно летальные, тёмные и все прочие заклинания, за которые у вас потом будут неприятности — также запрещено. — Он взял небольшую паузу, размеренно выдыхая. — Не бойтесь попасть в вашего товарища по другую сторону баррикад своим ударом, если что до больничного крыла он в любом случае доживёт, я знаю парочку лечебных заклинаний, нет поводов переживать.

«Действительно, всё меньше поводов для беспокойства» — иронично хмыкнул Уильям, лишь пожав плечами на взгляд Фрэнка.

— Снейп, Моррисон, Фоули, Блэк, Крауч — вы первая группа. Оставшаяся пятёрка — вторая. Несколько минут даю чтобы разошлись, после участвуете, пока не останется лишь одна команда. Можете начинать, — резко взмахнув волшебной палочкой, от Хоффмана разошлись в разные стороны две яркие линии, уходящие вглубь леса, очертив границу.

Парни немного растерянно переглянулись, и лишь после крика «Ну, чего встали, болваны?!», разошлись в параллельные друг от друга стороны, двигаясь по краям линии. Шли молча, недовольно на двух чуть отставших Слизеринцев.

— Общий план какой-нибудь, может, составим? — Дипломатично предложил Адам, обращаясь ко всем. Он шёл неторопливо, однако держал руку с палочкой на готове.

— Выбиваем их по одному, не подставляемся сами и не торгуем временными союзниками, я так полагаю? — Кивнув в сторону двух прямоходящих змей, предложил Уильям, на что Снейп явно хотел колко ответить, но, неожиданно для того, Барти влез сам.

— Звучит подозрительно разумно от Гриффиндорца, Моррисон, — невесело хмыкнув, он степенно осматривал окружающие их деревья, листва которых уже опала, оставив лишь голые ветви, поскрипывающие при ветре.

— Звучит подозрительно без яда, Крауч, — в тон ему отозвался Уильям, — давайте дружно будем игнорировать друг друга и обойдемся без дружеского огня, а после разойдёмся, как в море корабли, а?

— Только попробуй навести на меня палочку, — угрожающе сказал Снейп, раздражённый тем, что вынужден дышать одним воздухом со львами.

— И что тогда, Нюниус, заплачешь? — Хохотнул Блэк, дерзко ухмыльнувшись, идя в пол оборота.

— Давай не сейчас, — подавив улыбку от действительно забавного прозвища, попросил Моррисон.

— Ну да, куда же Блэку и промолчать? Только и можешь лаять, будто псина, — дёрнув уголком рта, ответил Северус.

— Заткнулись оба! — Внезапно повысил голос Адам. — Не хватало только чтоб вы тут дуэль устроили!

Почти что крик от обычно тихого рыжеволосого и впрямь сработал как надо, хоть атмосфера теперь в их недружном коллективе витала такая, что скажи кто-то ещё хоть слово, как наверняка рванёт.

Группа бродила по лесу ещё минут пять, пока Сириус быстро не припал к ближайшему дереву, а за ним, будто по цепочке, и остальные. Все понимали, что тот не сделал бы этого без веской причины.

— Заметил их? — Негромко спросил Крауч, быстро доставая палочку, как и каждый присутствующий.

— Ага, идут к нам, — кивнул Гриффиндорец.

Присмотревшись, Уильям и сам заметил шедшую компанию, которая… Активно переругивалась между собой, разделившись на лагерь львов и змей. Впрочем, ожидаемо, ибо с ними был Розье, которому слова не скажи, так тот сам полезет на конфликт.

Дальнейшее выжидание проходило в таком напряжении, что у Моррисона даже начали подрагивать пальцы. Они не сговаривались между собой, но прекрасно понимали, что забрать победу себе, потерпев соседство с недругами, будет куда выгоднее, чем пересобачиться как другая команда и банально не следить за дорогой. И если уж профессор сказал, что можно использовать всё, кроме того, что может умертвить… Право слово, нужно было тщательнее формулировать свою речь.

— Bombarda, — наведя палочку в сторону двух Слизеринцев, прошептал Уильям, и с его концентратора сорвался еле заметный луч, ударив в дерево, стоявшее рядом со змеями, которые уже практически были готовы пойти на своих же.

Заклинание подействовало на все сто десять процентов, раздробив дерево взрывом, осколки от которого разлетелись в стороны, серьёзно задев двух ребят с зелёными галстуками.

— Stupefy! Bombarda! — Послышались панические выкрики Фрэнка под болезненные выкрики двух Слизеринцев, после чего в метрах десяти от них разорвалось дерево, принявшись падать вниз.

— Какого чёрта?! — Взъярился Крауч, сразу высунувшись из-за дерева. — Bombarda!

Очередной взрыв прогремел под панические крики «Протего» разбежавшихся противников. Они явно не ожидали по себе стрельбу взрывными заклинаниями из, казалось бы, ниоткуда.

— А что, нужно было просто сидеть и смотреть?! — Также агрессивно переспросил Моррисон, перебежав на метров десять поближе, дабы стало удобней выцеливать и отправлять точечные чары. — Petrificus Totalus! Stupefy!

Оба заклинания ушли в пустоту, пролетев мимо, зато в сторону Уильяма прилетело сразу два оглушающих и одна Бомбарда, опасно прошедшая дальше.

Парень не решился вновь высунуться, пока его закидывают чарами на подавление, боясь словить что-то. Наконец, оставшаяся часть группы окончательно включилась, став также отправлять оглушающие, парализующие и даже чары немоты. Взрывные никто более не использовал, опасаясь задеть своих же.

Две команды разделяло всего двадцать метров, и Уильям даже рассмотрел Поттера, который швырнул оглушающее в Снейпа, но тот успел принять его на собственное Протего.

— Everte Statum! — Чётко выведя нужный рисунок, сказал Моррисон, по чистой удаче попав в спину Джеймса, который слишком высунулся в другую сторону, а после с громким и недовольным криком отлетел на метров пять в сторону, наверняка больно ударившись о дерево.

Остались только Люпин и Лонгботтом… Стоп, а парень вообще видел там Римуса?

И как в довершение его мыслей, прямо за их спинами раздался решительный крик:

— Expelliarmus! Silencio! Stupefy!

— Protego! Stupefy! — ­Это был голос Блэка, после которого последовало болезненное падение Римуса, которое заметил уже Моррисон.

— Кто выбыл? — Громко спросил парень, не имевший возможности убедиться самому. — Protego! — А также принявший на себя обезоруживающее Фрэнка, который за это мгновение успел подойти ближе, находясь уже в десяти метрах за деревом.

Уильям без понятия, почему он пошёл на сближение, но не воспользоваться ошибкой друга он не может. Чисто из уважения к нему же.

— Снейп и Крауч! — Отрывисто отозвался Блэк, начав сразу обходить Лонгботтома по левой стороне, стараясь слишком не шуметь, ибо в сторону голоса сразу прилетело оглушающее, потрепав ствол безымянного деревца.

— Bombarda! — Кинув взрывающее в землю возле Фрэнка, из-за чего послышался ещё один короткий вскрик и клочья земли резко разлетелись, явно попав на Гриффиндорца, Моррисон продолжил: — Silencio! Expelliarmus! Protego! Stupefy! Stupefy!

— Expelliarmus!

Промахнувшись первыми двумя и приняв обезоруживающее Лонгботтома, он сам отправил два оглушающих, которые окончательно успокоили друга, заставив полежать и подумать о смысле жизни.

Тяжело выдохнув и утерев выступивший пот со лба, Моррисон устало уселся прямо на землю, не беспокоясь о грязи. Хоть он и прекрасно понимает, что было это в лучшем случае… Плохо, все равно рад, что они одержали победу. Даже такую, откровенно никчемную, с минимальным сопротивлением, если не считать Люпина, который успел выучить скрывающие чары, неприятно удивив всех.

Через полчаса уже собранные вместе, подлеченные Хоффманом, который хмуро осматривал каждого, студенты наконец собрались выслушивать экзекуцию, которая не заставила себя долго ждать и началась сразу, как только последний из участников был проверен:

— Отвратительно! — Начал он грозным тоном, полным негодования, шагая из стороны в сторону. — Пару фокусов вы выучили, а смысл от них, если вы даже не способны договориться между собой! Грызётесь будто хорьки! Не следите за местностью! Не обсудили полноценную тактику! Моррисон, Моргана тебя подери, вот зачем ты сразу швырнул взрывное?! Не мог подождать, скооперироваться с остальными и совместно атаковать? Не было использовано ни одного «Revelio», просто уму непостижимо!

На небольшую поляну опустилась тишина, пока профессор тяжело переводил дыхание после быстрой отповеди, тогда как остальные молчали, не желая злить того ещё больше.

— Ну ничего, я из вас ещё сделаю… — прошептал себе под нос Бенджамин. — Значит, так! Слушаем меня крайне внимательно! Ваше взаимодействие друг с другом никуда не годится и мне глубоко плевать, что вы с разных факультетов. Если я назначаю вас в одну команду, значит вы что?! — На риторический вопрос всё так же была тишина, пока он не закончил отрывистым ором: — ЗНАЧИТ! ВЫ! ОДНА! КОМАНДА! И действуете сообща, наплевав на дрязги вне поля боя! Следующие несколько занятий я проведу, тщательно разжевав вам базовую тактику, и не дай Мерлин вы хоть что-то не запомните, уяснили?!

— Да, сэр! — Рефлекторно выкрикнул каждый, съежившись от такого практически слепого гнева старика.

— Свободны! Зайдите в больничное крыло, там вас всех окончательно осмотрят, — махнув на десяток парней рукой, отсылая их, закончил профессор.

Путь студентов лежал прямиком к мадам Помфри, в полной тишине. Никто не желал обсудить характер профессора в этот раз. Кто из усталости, а кто из опасения, что и это тот старый хрыч сможет услышать, как думает Уильям.

Во всяком случае, сегодняшнее «занятие» дало ему трезвую оплеуху по самооценке. Если уж он и перерожденец, то просто обязан быть лучшим в той сфере, которой посвятил столь много лет. Даже если ему придется, фигурально выражаясь, рвать ради этого жилы.

Он будет готов к будущим событиям, чего бы это ни стоило.

Первый снег посетил окрестности Хогвартса на первой же неделе декабря, на пару с мощными дождями чуть после, несущими в себе остаток мрачной осени, которая не желала уступать своё место зиме. Образовавшаяся слякоть отбивала у студентов всякое желание выходить за пределы замка, и большинство довольствовалось тем, что наблюдало капли дождя и хлопья снега сквозь высокие окна Большого зала.

Ветер налетал порывами, завывая в башнях и гоняя клочья мокрого снега по внутреннему двору. Он с силой трепал знамена факультетов, повешенные над парадным входом, и с гулом пробегал по пустым коридорам, проникая сквозь щели в окнах и холодя студентов даже внутри замка. Небо висело низко, серое и тяжелое, словно готовое обрушиться снегопадом, но вместо этого лишь время от времени срывало на землю ледяные дождевые капли.

Дорожки вокруг Хогвартса превратились в предательски скользкие тропинки, покрытые тонкой коркой льда, под которой скрывалась раскисшая грязь. Каждый шаг за пределами замка грозил мокрыми ногами или падением. К сожалению не всем удалось усвоить это с первого раза, из-за чего у мадам Помфри прибавилось работы, а заказы на мази против растяжений и синяков, стали поступать в Мунго гораздо чаще. Студенты, отправлявшиеся в деревню или к оранжереям, быстро возвращались, стуча зубами и вытирая носы рукавами мантий, а самых неудачливых и неосторожных приходилось с порога вести в больничное крыло.

Запретный лес сдался зиме чуть охотнее: голые ветви деревьев стояли черными силуэтами на фоне белёсой мглы, а в озере у берега тонкая хрустящая корка льда покрывала воду, хрупко потрескивая при малейшем движении. В этой туманной, сырой тишине казалось, что сам Хогвартс замер, пережидая переходное время — когда осень уже отступает, а зима ещё не вступила в полную силу.

Но, к сожалению для Уильяма, бизнес не терпит отлагательств. Все же сделка стоит того, чтобы замарать подолы мантии, да пару раз поскользнуться на мокром снеге, что зачастую скрывал под собой гололёд.

Второй за это время поход к Хагриду он собирался провести как можно быстрее, не задерживаясь снаружи ни на одну лишнюю минуту, не желая простудиться, как это уже сделала треть факультета.

Новый товар для бартера Моррисон благополучно получил прошлой совиной почтой, предварительно перепроверив тот, а после довольно отложив. Перспектива скорого заработка не могла не повлиять на настроение парня, изменив его явно в положительную сторону.

Сразу после завтрака и небольшой беседы ни о чём с друзьями и Лили во время него же, он отправился к Рубеусу. Времени до начала занятий ему хватит, чтобы как раз сходить туда и обратно, забежав по пути отправить полученные материалы.

Чуть сморщившись и передёрнув плечами от резкого перепада температуры, стоило только выйти наружу из слегка прохладных коридоров Хогвартса, Уильям наложил на себя согревающие чары и быстрым шагом направился к хижине здоровяка, стараясь аккуратно обходить слишком подозрительные участки даже под лёгким наклоном, ибо был уверен, что поскользнуться тут можно очень даже легко.

Вновь короткий, но громкий тройной стук, и дверь открывается, заставляя парня удивлённо приподнять брови.

Полу-великан выглядел откровенно жалко:

Растрёпанная, неухоженная борода, глубокие складки между бровей и общий хмурый вид на пару с помятым плащом, который, по ощущениям, никогда не знал встречи с утюгом, и покрасневший нос. Всё это создавало не очень лицеприятную картину, от которой кто помладше наверняка бы убежал в слезах от страха.

— Привет, Хагрид. Все в порядке? — неловко сказал Моррисон, не зная, как себя вести.

— Здравствуй, проходи, — негромко пробурчав себе под нос приветствие, посторонился здоровяк.

В этот раз внутри его дома не было никакого особо яркого света, лишь тусклое освещение от пламени камина давало хоть какую-то видимость и долгожданную, пусть и небольшую, теплоту. Клык дремал в противоположном от входа углу, накрыв свой нос лапами и изредка ворочаясь.

По привычке сев за стол и поставив на него сумку, парень нетерпеливо спросил:

— Что случилось?

Рубеус сначала замялся, но, потоптавшись на одном месте и тяжело вздохнув, принялся рассказывать угрюмым голосом:

— Да в лесу нашем, этом-то, гадость какая-то завелась, — неопределённо махнув рукой, обозначил он ту самую «гадость», — подрала пару животинок, даже к акромантулам вторглась, прикончив парочку. И явно ж не одна, я следы нескольких видел, притом разных.

— М-хм, — задумчиво промычал Моррисон, озабоченный внезапным фактором в своём бизнесе, — как будешь ловить?

— Так к кентаврам сначала схожу, авось те что-нибудь видели, а там уже и решать буду, это-во, да, — взяв сумку и принявшись выкладывать новую поставку качественного алкоголя с кормом для своих зверушек, говорил Хагрид, — но сейчас в лес лучше вообще не соваться. Чертовщина там какая-то происходит.

— Да я и не собирался, знаешь ли, — насмешливо фыркнул Уильям, — много удалось собрать, к слову?

После вопроса парня полу-великан будто ещё больше погрустнел.

— Не так много, как хотелось бы, но всё равно неплохо, — махнув рукой в сторону многочисленных свёртков у левой стены, ответил Рубеус, — сам сложишь?

— Без проблем, — принявшись аккуратно укладывать внутрь дорогостоящий товар, парень поинтересовался: — А так, у тебя что-то новое есть?

— Да ты ж знаешь, всё по-старому. Хотя, разве что Дамблдор недавно на чай заходил, да спрашивал за жизнь, а так ничего, — как ни в чем не бывало сказал Хагрид.

— Директор? — Неприятно удивился парень, который старался лишний раз взглядом со стариком не пересекаться, да и вообще не отсвечивать перед ним. Во избежание, «случайного» приплетения к пути ко всеобщему благу. — Ничего важного не говорил? Он же всё-таки занятой человек, знаешь ведь.

— Да какой-там, важного, скажешь тоже, — улыбнулся здоровяк, — так, о том да о сём поговорили, ну а после он на заседание в Визенгамот отправился, опять эти чинуши уважаемого волшебника дёргают, чтоб им неповадно было!

— Это да, никто не любит бюрократов, а если и любит, то пора заподозрить в нём агента этих самых бюрократов, — коротко посмеялся Моррисон, вставая и вешая сумку на плечо.

— Я тогда пойду, мне ещё на занятия нужно не опоздать, иначе Лили потом не отстанет. Бывай, дружище!

— Заходи как-нибудь на чай, я тут рецепт кексов новых изобрёл, а поделиться пока и не с кем. Дамблдору не положено такое давать, а Клык у меня только мяско и любит, — проводив парня к двери, добродушно отозвался полу-великан.

— Постараюсь заскочить, — кивнув напоследок, Уильям отправился обратно в замок, стараясь идти ещё аккуратнее, чем в прошлый раз. Испачкать сумку, которую ему же и отправлять отцу, будет как минимум некрасиво. А чистить её чарами он бы не рискнул, учитывая то, что накладывал заклинания расширения также не он сам, а потому и возможную реакцию не берётся предсказывать.

Обратный путь не занял много времени, и повезло парню больше, чем местной безымянной бедняжке из Хогсмида, которая навернулась на ровном месте, наверняка болезненно упав. Впрочем, той на помощь поспешили прохожие, потому совесть Моррисона чиста.

Очередной урок травологии четвертого курса проходил, как обычно, в одной из оранжерей, пахнущей влажной землёй, древесными стеблями и едва уловимой горечью трав. На этот раз профессор Стебль ждала студентов у длинного стола, на котором в горшках стояли растения с мясистыми багровыми листьями, усыпанные мелкими желтыми прожилками. Некоторые листья странно подрагивали, будто чувствовали приближение учеников.

— Подходите ближе, только осторожно! — позвала профессор, энергично хлопая в ладоши. Её широкое лицо сияло, а грязные перчатки были уже тщательно натянуты на руки. — Сегодня мы поговорим о сангвинарии пятнистой, очень опасном, но удивительно красивом растении. Оно встречается в диких условиях крайне редко, но его сок — сильнейший яд. Одной капли достаточно, чтобы вызвать сильнейшую слабость. Кто может сказать, для чего его используют?

— Для зелий? — неуверенно поднял руку один из учеников.

— Верно, мистер Паркинсон! — обрадованно сказала профессор Стебль. — В правильно обработанном виде сангвинария добавляется в зелья-обезболивающие, а также в состав противоядий — но только после сложной очистки. А вот если просто тронуть повреждённый лист рукой… — Она с улыбкой протянула палочку и легонько ткнула в один из подрезанных кончиков листа. Из разлома выступила густая красная капля, которая шипела, при этом одновременно постепенно становясь прозрачной, едва коснувшись воздуха. — …то почувствуете, как всё тело предательски перестаёт быть таким же точным, как и раньше. Не стоит проверять, — добавила она с легким, лукавым смешком, заметив, как кто-то из студентов уже начал тянуться ближе.

Задачей на урок было аккуратно пересадить молодые саженцы сангвинарии в новые горшки, следя, чтобы не повредить корни и не поцарапать стебли. Студенты, натянув толстые защитные перчатки, возились с землёй, кряхтя и осторожно вздыхая, когда какой-нибудь острый лист цеплялся за рукав. Профессор ходила между рядами, поправляя ошибки, хвалила аккуратных и тут же журила тех, кто пытался работать на скорость.

— Не забывайте, — напомнила она, останавливаясь возле Джеймса и группы остальных Гриффиндорцев рядом, — с ядовитыми растениями главное — уважение и внимание. Они ведь не виноваты, что природа их такими сделала. Но вот в ошибке, ребята, — виноваты вы сами!

Уильям аккуратно выполнял задание, стоя в паре с Фрэнком, изо всех сил сдерживаясь чтобы не швырнуть горшок с землёй и самим растением в другую часть оранжереи. Прямо-таки его мечта — копаться с утра пораньше под отвратную погоду снаружи в земле, чтоб эту Стебль живые тентанкли дра… Кх-м.

— Чего тебе? — Отрывисто и негромко спросил Моррисон у пихнувшего его локтем Поттера, который стоял по левую от него сторону.

— Отвлеки Спраут, молю! — Прошептал Джеймс, стараясь аккуратно утрамбовать растение землёй, на пару с Сириусом, который выглядел так, будто его жажда использовать огненные чары скоро станет сильнее необходимости продолжить занятие.

— Надеюсь это что-то стоящее… — недовольно процедил Уильям, впрочем, быстро сменив выражение лица на чуток застенчивое. От такого обычно девчонки быстро отводят глаза и краснеют, начиная творить всякую чушь из тех, кто помладше. Но увы, придётся работать с тем, что есть. Не самому же ему идти в больничное крыло, право слово? — Пс-с, эй!

Постаравшись незаметно окликнуть незнакомую ему Пуффендуйку, даже имя чьей он не знает, которая работала прямо напротив него, по другую сторону стола, шатенку с чуть пухлыми щёчками и нескладной фигурой, ибо это, как успел убедиться парень на опыте Блэка и Барнса, самые легкодоступные для смущения цели.

Чудом, не иначе, она оторвалась от земледелия, недоумённо посмотрев на парня, и то после того, как её пихнула партнёрша, что-то быстро прошептав на ухо. Дальше дело техники.

Смущённо улыбнувшись ей и немного опустив голову, стараясь сдержать смешок от абсурда ситуации, парень быстро подмигнул девушке, стараясь больше не смотреть в её сторону и старательно игнорируя недовольного Фрэнка под боком.

Спустя всего несколько секунд послышалось тоненькое и болезненной «Ай!» со стороны Пуффендуя, и парень постарался придать своему лицу хоть немного обеспокоенности. Как оказалось, девчонка всё же выпала из реальности, стоило ей только почувствовать на себе внимание от довольно видного парня, предсказуемо поранившись об растение, задев лепестки. Бинго.

— Профессор, кажись ваша подопечная поранилась, — сразу взяв дело в свои руки, громко сказал Уильям с легкими нотками волнения, пока Помона не успела сбагрить доставку балласта в больничное крыло кому-нибудь другому, — отведёте её к мадам Помфри, вдруг с ней что-то серьёзное, аллергия какая, или ещё что похуже?

— Ох, Уильям, спасибо за беспокойство, — быстро ответила Спраут, практически подбегая к поранившейся девушке, — как же так, Нэнси, пошли-ка со мной быстрее…

Будто курица-наседка, Помона вывела девчонку из оранжереи профессор, после чего Уильям недовольно вздохнул и посмотрел прямо на Поттера с Блэком.

Первый быстро оторвал от растения тройку лепестков, спрятав те в заранее взятые с собою колбы, тогда как второй ему довольно улыбнулся, кивнув и подмигнул, явно довольный техникой отвлечения Моррисона. Если после этого пойдёт слух про то, что Уильяма чем-то зацепила эта серая мышь, на чьё существование ему глубоко наплевать, ибо она никак не связана с его интересами, он вытрясет с Джеймса , а заодно и с Сириуса, душу за это. Как минимум.

Ибо ему ещё предстоит пережить недовольство Лили, что звучит куда страшнее. Хуже сплетен может быть только лучшая подруга, которая печется не только о своей репутации, но и репутации друзей, так что без длинной лекции точно не обойдется. Благо, все было сделано по высшему разряду.

— И ради чего? — Тихо спросил парня Фрэнк, помогающий ему окончательно прикопать это надоедливое растение в земле.

— Полагаю, скоро мы с тобой это увидим, — в предвкушении улыбнулся Моррисон.

Травология спокойно закончилась без каких-либо более эксцессов, и профессор Спраут, довольная проделанной работой и наградив двумя десятками баллов львов и барсуков, спокойно отпустила студентов.

Это вам не парные занятия Гриффиндора и Слизерина, которые не могут закончиться без конфликта, даже мелкого. С другими факультетами у Гриффов вполне себе неплохие отношения, а потому и поводов для склок толком и нет.

После урока травологии ребята вернулись в замок, промокшие насквозь от сырости оранжерей и с колючими пятнами земли на мантиях и рукавах. Воздух в коридорах был тёплый, пахнущий воском и каменными стенами, и ребята облегчённо вздыхали, скидывая с головы капюшоны и быстро отряхивая ладонями волосы и рукава мантий.

Когда они вошли в Большой зал, уже шумно гудевший голосами и звоном тарелок, от длинных столов пахло жареным мясом, тёплыми лепёшками, подливкой и душистыми овощами. Огромные блюда, будто по волшебству, наполнялись снова, как только опустели, а с потолка мягко светили зачарованные свечи, отражаясь в золотых кубках.

Уильям вместе с Джеймсом и Сириусом плюхнулся на своё место за гриффиндорским столом, не дожидаясь, пока остальные устроятся. Он схватил горячий кусок хлеба и быстро откусил, с наслаждением почувствовав, как тепло растекается по телу.

— Если после этого занятия пойдут сплетни, я буду требовать полной оплаты в «Трёх метлах», ибо это будет та ещё моральная травма для меня, парни, — поставил ультиматум Моррисон, продолжавший наслаждаться долгожданным обедом.

— Ха-ха-ха, настолько испугался её?! — Задорно посмеялся Блэк, накладывая себе в тарелку побольше мяса.

— Ты хоть имя знаешь той девчонки, а? — Риторически поинтересовался Уильям. — То-то же, а потому я в своём праве.

— Да хоть две гулянки, — довольно сказал Поттер, наложив себе сразу несколько салатов, — если Пит с Римусом сделают всё по красоте, поверь, это будет того стоить.

— С каких пор ты стал любителем травы? — Фыркнул парень, взяв себе румяной картошечки, так напоминающей ему о собственном студенческом прошлом, когда такая еда была только по праздникам.

— Имеешь что-то против салатов? — Усмехнулся Джеймс, уплетая блюдо за обе щёки.

— Да нет, не то… — не успел Уильям договорить, как почувствовал на своих плечах две болезненно сжавшиеся ладошки, вздрогнув от неожиданности.

— И что это было, м-м? — Эванс ловко подвинула молчаливого Фрэнка, усевшись возле Моррисона, сжимая теперь только левой рукой его плечо. Лонгботтом, который уже несколько дней к ряду хандрит из-за последнего занятия с Хоффманом, которое вышло куда интенсивнее обычного, и у него с непривычки до сих пор побаливает всё тело даже после похода к мадам Помфри, лишь что-то недовольно проворчал.

— О чём ты, Лили? Я успел что-то сделать, о чем сам ещё не знаю? — Деланно беззаботно спросил парень, старательно игнорируя прожигающий взгляд подруги.

— Не притворяйся, Уил. — Нежно проворковала рыжеволосая, отчего по спине парня невольно пробежали мурашки. Ещё ни разу она не говорила с ним в таком тоне. — Бедная Нэнси так неаккуратно поранилась… Хотя знаешь, это её не остановило от того, чтобы устроить мне допрос с пристрастием, когда меня практически насильно оттащила к ней её подружка! И угадай, о чём же эта жаба спрашивала?

— А, так вот как её зовут, — благодарно кивнул парень под тихие, тщательно подавляемые смешки Поттера с Блэком, — и неужели она настолько невоспитанная? И что хотела-то?

— Да вот, представляешь, — с невинным видом покивав его словам, негромко продолжила девушка: — Про тебя. Есть ли у тебя… девушка там, просто возлюбленная, что тебе нравится…

Сдерживать смех двух идиотов становилось всё тяжелее, Моррисон чувствовал это всеми фибрами своей души. Как и то, что он влип, притом по-крупному. Задабривать после этого Мародёрам парня придётся долго…

— А-а-а, эм, — неловко замялся Уильям, судорожно пытаясь придумать, что ответить, — и что ты сказала?

— Правду, — легонько улыбнулась Лили, облокотившись подбородком на руки, поставив те на стол, все ещё смотря прямо в лицо парню.

— Какую правду? — Не заметить подвох было выше его сил. «Уильям Джонатан Моррисон погиб смертью храбрых, спасаясь от гнева девушки». Идеальная надпись на его будущей могиле, как он считает, главное успеть передать свое предсмертное пожелание мародёрами, все же по их вине Уил сейчас страдает, так что пусть они похоронами и займутся.

— Ну, что у тебя нет девушки, а возлюбленная твоя — Нэнси, раз ты так тщательно заискивал перед ней на травологии, а нравятся тебе… Скромные, чуть пухлые девушки, — улыбнувшись аки сытая лиса, негромко сказала Эванс, буквально выжигая его лицо своими изумрудными, будто ведьмовскими глазами.

Он уже начал слышать из последних сил сдерживаемое «похрюкивание» Блэка с Поттером, которые склонились над своими тарелками и беззастенчиво грели уши, тщательно стараясь не заржать во весь голос.

— Как говорила мне мама: у каждого своя правда, а истина бывает лишь одна. Кажется, я только что осознал это на собственной шкуре, Лили, — обаятельно улыбнулся ей Моррисон, также пытаясь не издать горестный стон от предстоящего геморроя с этой… Нэнси. Мерлин, неужели родители её настолько не любили, назвав таким именем? — Но я же могу на тебя положиться, да? Ты ведь отвадишь эту… несомненно замечательную в чьих-то других глазах девушку, так ведь? Я не готов стать романтическим интересом ходячего пирожного, это будет выше моих сил, — состроив жалобное лицо, тихо продолжил он, — ну пожа-а-а-луйста?

Дальнейший диалог потонул в беспардонном, необъятном хохоте Джеймса с Сириусом, которые смеялись до икоты пару минут к ряду, с покрасневшими лицами и привлечённым внимание большинства остальных студентов.

Подошедшие Петтигрю с Люпиным под окончание этой, несомненно привлекающей внимание серенады, лишь молча переглянулись друг с другом, ведя какой-то немой диалог, усевшись по левую сторону от своих друзей, быстро подвинув третьекурсников.

— Так уж и быть, я подумаю, — тоже улыбнулась Эванс, отсмеявшись с остальными. Слишком уж заразительно те двое хохотали… — Но больше не давай надежды всяким там… Нэнси.

— Даю своё слово: никаких девушек до конца этого года! Ну, кроме тебя и твоих подруг, — с облегчением выдохнул Уильям, который чувствовал себя так, будто увернулся от летящей в него Авады, разминувшись с неминуемым концом его социальной жизни буквально в нескольких сантиметрах.

Вдруг послышался шелест крыльев: с высокого потолка в Большой зал плавно спустились десятки сов. Они скользили между свечами, ловко лавируя, и одна за другой бросали письма, газеты и свёртки прямо к своим адресатам. Пару писем мягко упало перед Джеймсом и Сириусом; одна большая сова грузно шлёпнула на стол посылку с подписью для самого Уильяма, чуть не опрокинув кувшин с тыквенным соком. Некоторые студенты радостно оживились, разрывая конверты и разворачивая газеты, наполняя зал шелестом бумаги и взволнованными голосами.

— Ну-ну, я запомню, — довольно хмыкнула Лили, плотоядно посматривая в сторону стола Пуффендуя. Ей никакого письма не пришло, а на «Ежедневный Пророк» она подписку не оформляла, как и сам Моррисон. — И не переживай, с Нэнси я лично поговорю.

— Спасибо, моя богиня, — со смешком отозвался Уильям, вставая из-за стола, — я, пожалуй, пойду. Прочитаю, что мне там написали, — помахав конвертом, отправился на выход из зала парень, на ходу распечатывая письмо.

«Дорогой, я надеюсь у тебя всё в порядке, и ты хорошо питаешься, не забыв рекомендации папы. Я очень скучаю по тебе, а ведь прошло всего три месяца. На рождество, кстати, нас ждёт особенное мероприятие, попасть на которое мало кому удаётся. И нет, это не ежегодный приём в Министерстве, как ты мог подумать, но пусть дальнейшее будет для тебя сюрпризом.

У нас всё замечательно, ничего неожиданного не происходило. Кстати, как думаешь, мне стоит начать писать свою книжку? А то смотрю я, и думаю: как-то маловато работ профессионалов по магозоологии. Ужас, да и только! Жду не дождусь увидеть тебя на праздники. С любовью, мама!

Кх-м, привет, это отец. Если ты забыл мои рекомендации в приёме пищи и заклинания, тебя ждёт долгая практика… Впрочем, не буду об этом, пока твоя мать стоит у меня за спиной. Уверен, что у тебя всё хорошо, а если и нет, то ты можешь за себя постоять, это я знаю.

Твою маму люблю, ношу на руках и завариваю ей божественный чай спаси меня, можешь за нас не переживать. Увидимся на каникулах. С любовью, твой отец.»

С теплотой улыбнувшись после прочтения письма, которое Уильям сразу сжёг с помощью небольшой вспышки пламени Инсендио, он с теплом на сердце отправился в гостиную факультета. Необходимо успеть привести себя в порядок после травологии, перед тем как начнутся чары…

Парень искренне рад, что ему так повезло с родителями в его новой жизни: Обеспеченный целитель в Мунго, искренне любящий своего сына и жену, и настоящая фанатка работы с животными мать, которая также посвящает практически всё своё свободное время семье, поддерживая домашний очаг в уюте и прекрасном состоянии.

Без каких-либо психических или физических отклонений, красивые, в полном расцвете сил молодые люди, которым лишь недавно перевалило за сорок. С отличными характерами, правильным воспитанием и ценностями, старающиеся передать всё это своему сыну.

А Уильям, хоть и является перерожденцем, не мог не ответить на такое проявление заботы, искренне полюбив этих людей в ответ. Всё-таки ему очень повезло с семьёй…

* * *

К сожалению, своим ранним уходом парень пропустил фееричное отравление всего Слизерина. Со слов Фоули, это было крайне странное, смешное и одновременно мерзкое зрелище: половина студентов сразу обделалась, а другая ослабла настолько, что не могли даже подняться на ноги.

Искренне посмеявшись с поистине отличной диверсии Мародёров, а никто иной это и не мог быть, учитывая реквизированные Джеймсом лепестки с прошлого занятия, остаток дня Моррисон провёл в гостиной, общаясь с друзьями и Лили, которая периодически припоминала ему злополучную Нэнси, впрочем, быстро переключившись на обсуждение квиддича с Марлин.

Конечно, профессора пытались провести своё расследование относительно отравления века, но безуспешно. Парень без понятия как Мародёры скрыли свои следы и вообще провернули это, но он был готов аплодировать им стоя за проделанную работу.

Уже следующим днём на уроке чар профессор Флитвик сиял, как всегда, стоя на высокой стопке книг за своей кафедрой, чтобы хоть как-то дотянуться взглядом до учеников.

— Сегодня, дорогие мои, мы наконец разберём заклинание призыва — Accio! — провозгласил он весело, взмахнув крохотной палочкой. — Очень полезное в быту, но требующее точной концентрации.

В классе пробежал сдержанный смешок: половина учеников уже вовсю пользовалась этим заклинанием на переменах, чтобы стянуть с тумбочки тетрадь, схватить с соседней парты яблоко или подтянуть издали забытые перчатки. В том числе и Уильям, не любящий напрягаться лишний раз.

— Ну-ну, я вижу, многие уже уверены в своих силах, — прищурился Флитвик с хитрым видом. — Однако напомню: неумелое использование может привести к… неожиданным последствиям. Например, если вы случайно позовёте не свою книгу, а чью-то сумку, или, хуже того, чей-то котёл с кипящим зельем!

Он хлопнул в ладоши, и по классу разлетелись маленькие резиновые мячики, которые нужно было призвать из дальнего угла комнаты. Те, кто уже умел колдовать Акцио, тянулись скорее показать своё мастерство, а новички пробовали сосредоточиться, чтобы не промахнуться.

— Accio! — позвал Джеймс, и мячик послушно прыгнул ему в руку. Рядом Лили аккуратно взмахнула палочкой, а вот Эдвин сначала позвал мячик слишком резко — и тот влетел ему прямо в лоб, вызвав смех всей парты.

— Видите? — радостно заметил Флитвик. — Главное — это чувство меры!

К концу урока класс уже заметно оживился: повсюду валялись перекатившиеся мячики, перья и случайно призванные предметы, которые ученики забыли вернуть на место.

Профессор Флитвик подскакивал туда-сюда, раздавая короткие похвалы и мягкие замечания, по-эльфийски лёгкий на ногах, несмотря на возраст.

— Отлично, мои дорогие, очень неплохо для первого раза! — воскликнул он, хлопая в ладоши. — Помните: практика — залог успеха, но всегда будьте осторожны с направлением и силой заклинания!

Колокол, возвестивший о конце занятия, прозвучал как освобождение — школьники быстро собрали вещи, кто-то на ходу стащил себе перо обратно с чужой парты с помощью Акцио, вызывая смешки, а Флитвик лишь покачал головой с весёлой улыбкой.

— Домашнее задание! — пропел он им вслед. — Поупражняться вне занятий, но — ничего живого, пожалуйста! Не хочу жалоб от школьных сов или котов!

Покинув класс, в котором так и остался профессор, ловкими движениями палочки расставляющий вещи по своим местам, компания Гриффиндорцев поспешила отделиться от Слизеринцев, которые были подозрительно тихими весь прошедший день, особенно после вчерашнего позора.

Как оказалось, стоило им отойти подальше по пустынным коридорам, уже напрягшиеся ребята, за которыми так и следовали змеи, остановились. Видимо, началось. Попытки хоть как-то вернуть уязвлённую гордость.

— Эй, ублюдки! — С места в карьер начал Розье, стоя первым в компании из десяти человек — оставшиеся представители четвёртого курса Слизерина. Кажись, недовольными оказались все, даже те, кто предпочитал не влезать в конфликты. — Какая нечистокровная свинья отравила вчера еду?!

— Ты ничего не перепутал, розочка? — Угрожающе громко протянул Сириус, стоя от него в десяти метрах. Ближе подходить никто не рискнул.

Чувствуя, что ничем хорошим это не закончится, Уильям предварительно вытащил палочку, молча кивнув на немой вопрос Фрэнка, стоявшего рядом и встав перед Лили, которая молча хмурилась, кусая губы.

Слизеринцы хотят крови, их терпение и избегание столкновений после тщательного внушения декана, которому уже приказал Директор, иссякло, и они решили действовать. Не после вчерашнего и дальше продолжать лишь мелкие склоки. Конфликт официально вышел на новый уровень.

— Единственное, что я могу перепутать, так это из какого отверстия у тебя будет кровотечение, мудак, — огрызнулся Эван, распаляясь всё больше, — если вы не скажите, кто это был, мы узнаем сами.

— О, и как же, позволь спросить? — Насмешливо отозвался Джеймс, также доставший палочку. — Попросишь, стоя на коленях, как это делает перед тобой Кэрроу?

— Expelliarmus! — Сорвался Розье, не стерпевший оскорбление его подруги.

— Protego! — Спокойно отбил заклинание Поттер, тогда как уже абсолютно каждый держал в руках концентратор, готовый к предстоящей потасовке. — Ничего больше не можешь выдать, а, порождение инфернала?

— Diffindo!

— Reflecto!

Уильям быстро использовал отражающий щит, отправив режущее обратно в Слизеринцев, которое задело какую-то девчонку, вроде бы Селвин, раз болезненно вскрикнула именно она. Удар пришёлся на руку, оставив на ней глубокий порез.

Вскоре заклинания замелькали многочисленными вспышками. Часть рассыпалась об быстро поставленные щиты учеников, а другая рикошетила в стены, оставляя сколы и небольшие трещины.

Девушки с обоих факультетов, не считая Марлин, которая также активно кидалась чарами, стояли немного позади, с правой части, дабы избежать вреда.

С каждой секундой конфликт всё распалялся, и вскоре полетели первые оглушающие, парализующие и даже неизвестные Уильяму проклятья, явно выученные внеурочное время. Благо, пока щиты спасали, впрочем, ненадолго.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

Небольшой уголок с уютным диваном в гостиной Гриффиндора был накрыт Куполом Тишины, избавляющим от любой возможности подслушать их разговор. Моррисон решил подойти к мести обстоятельно, сделав всё так, чтобы ни у кого не возникло и тени подозрений после свершившегося.

И если для этого необходимо привлечь Поттера с Блэком, как самых надёжных в таких авантюрах людей, то невелика потеря. Они сами очень даже не против участия. Спустя три дня Лили до сих пор лежит в больничном крыле, находясь в искусственной коме, пока её живот тщательно латают, так до сих пор и не пустив никого проведать девушку.

Моррисон лишь надеется, что мадам Помфри не облажается до той степени, когда придётся срочно вызывать медиков из Святого Мунго.

— Мне плевать, как ты это сделаешь, Сириус, — раздражённо отозвался Уильям, резко выдохнув, — но Регулус должен убедить Северуса привести к нему Розье. Снейп готов на всё, что угодно, если это связано с Лили. Считайте, что её ручной пёс, желающий лишь получить долю внимания от своей хозяйки, и чутко реагирующий на любое её упоминание, а уж предать «товарища» ради пострадавшей девушки он сможет за милую душу. Хотя это и не обязательно, можно и его заодно втёмную сыграть, просто отправив в царство Морфея, пока мы будем делать то, что нужно.

— Почему просто на прямую не подойти к Нюниусу? — Неохотно спросил Блэк, тема собственного брата для которого явно неприятна.

— Да потому, что это слишком очевидно. На Слизерине все знают, как сальноволосый бегает за Эванс, а так Регулус станет гарантом того, что на нас не выйдут, а Снейп не сдаст, даже если что-то заподозрит. Когда же зададут вопросы твоему брату, если вообще посмеют, тот просто наплетёт что-то несущественное. Второй курс ведь, так, может просил помочь разобраться с чем-то, — махнул парень рукой, обозначив неведомую «помощь», — а Северус просто под руку попался. И на нас не выйдут, даже если будут подозрения. А они наверняка будут.

Тяжело вздохнув и потерев переносицу, хмурый Сириус молча посмотрел Джеймсу в глаза, ведя с ним немой диалог, понимать который способны только они сами, зная друг друга как никто другой.

— Нам придётся идти до конца, нарушив несколько законов. Уверен, папочка нашей розочки будет в ярости, может даже довести дело до полноценного расследования, — задумчиво заговорил Поттер, нервно протирающий вспотевшие ладони об брюки.

— Уничтожив репутацию сынка в обществе и выставив скандал на всеобщее обозрение? Представь, что его ждёт, когда в газетах напишут про коварное нападение на Розье в стенах школы, а тот даже не в состоянии за себя постоять, хоть и наследник древнего рода, — насмешливо фыркнул Уильям, представив такую ситуацию в действительности, прикрыв глаза и отрешаясь от суеты в гостиной, — а там и Директор Дамблдор вмешается, ведь ему не нужны такие проблемы. Скандал замнут и попытаются тайно вычислить участников, а дальше стен школы слухи о травме Эвана не уйдут. Все всё будут прекрасно понимать, но без доказательств не посмеют и пальцем в сторону нашего факультета пошевелить. Максимум — безобидные опросы некоторых из наших, поэтому никакой огласки. Единственное слабое звено плана — Регулус. Если он проболтается, то нам конец.

Ненадолго между парнями повисло угрюмое молчание, во время которого Уильям тщательно обдумывал возможные эксцессы, которые могут возникнуть при исполнении.

С легким свистом выдохнув и быстро взлохматив свои волосы, Джеймс сказал лишь одно:

— Я в деле.

Сириус ещё секунд тридцать пребывал в сомнениях, то бормоча себе под нос что-то неведомое, то морщась, будто от зубной боли, пока наконец с тяжелым вздохом не пробормотал:

— Ладно. Рега беру на себя, с ним проблем можно не ожидать. Но дайте мне неделю, быстрее никак.

— Отлично. Мы перехватываем Снейпа с Розье по дороге, быстро оглушаем, первого связываем, вешаем на него заглушку и закидываем в какой-нибудь пустой класс, предварительно связав и откинув палочку, это задержит его на несколько часов минимум, а второго уносим в другой кабинет, где и закончим начатое, — довольно кивнул Уильям, потерев ладонями друг о друга, — никакого шанса на ошибку у нас не будет. Действуем жёстко, не щадим их.

Время после утверждения плана будто на зло текло медленно, желая замучить Моррисона нетерпением.

После отповеди МакГонагалл, которую услышало более половины всего факультета, вполне ожидаемо последовали расспросы о том, что же вообще произошло. Ну, они и выложили всё как на духу — Слизеринцы напали на них в коридоре, завязался бой, много кто оказался ранен.

И, вот так сюрприз, уже через день МакКошка устроила новый разгром, только в этот раз старшекурсникам, которые решили восстановить справедливость, из-за чего весь Гриффиндор теперь ходит как пришибленный.

Проводились «просветляющие» речи Дамблдора за всеобщим обедом, а концентрация патрулей старост и профессоров возросла двухкратно. На следующий день после происшествия больничное крыло покинули все львы, кроме самой Лили, которой просто не повезло, как сказал Слизнорт во время одной из речей Директора, который и упомянул девушку. В тот момент желание чтобы этот тучный слизняк, любящий «коллекционировать» талантливых и просто выдающихся людей, подавился чем-нибудь эдаким, резко возросло. Лучше мучительно долго и смертельно.

«Просто не повезло». Ага, как же. Если бы ей не «повезло» чуть больше, в Хогвартсе произошла бы первая смерть после открытия Тайной комнаты Риддлом. Всего лишь, пф-ф. Одни только мысли в этом направлении вызывают у Моррисона зубовный скрежет напополам с искушением швырнуть ещё одно разрывное заклятье в Розье. А лучше какое-нибудь этакое проклятье, которое без помощи профессиональных целителей не снимешь. Уильям даже пару раз порывался найти что-нибудь из тех заклятий, с которыми приходилось сталкиваться отцу, но все же забросил эту идею, дабы зря не подставляться.

Парень вместе со всем четвёртым курсом львов ежедневно ходил к мадам Помфри, пока та окончательно не вспылила, выставив их вон и запретив даже мимо проходить, если они не пострадавшие, не мешая лечить Эванс. Все прониклись.

Страха перед первым в его новой жизни преступлением у него не было. Нарушит он законы магической Британии, помучает одну тварь, так мир от этого только лучше станет! Ну, или по крайней мере он успокоит свою совесть, которая плевать хотела на предстоящее действо, также требуя возмездия.

Он слишком близко сдружился с Лили, которая с самого первого месяца после начала учёбы была рядом большую часть времени. Его интересовала жизнь обычных людей в это время, а её все, связанное с магией. Как хорошо, что они смогли помочь друг другу, положив начало нерушимой связи, как считает Моррисон.

Даже когда она женится на Поттере, это не отменит их дружбы. А пророчество… С ним что делать Уильям разберётся отдельно, предварительно позаботившись о лишнем элементе в виде Снейпа. Хотя не факт, что из-за его вмешательства в историю всё пойдет точно также, но иметь хотя бы какой-то план действий лучше, чем не иметь его вообще. Он не может позволить девушке умереть, даже если цена этого будет в виде четырнадцатилетнего затишья перед новой войной.

Сам себе-то Уильям может признаться: он уже давно считает Эванс своей лучшей и единственной подругой, за которую и погибнуть не жалко. Если когда-то она была для него лишь персонажем на книжных строках, то узнав её ближе и проведя четыре года бок о бок, учась и познавая этот мир, он просто физически не сможет отвернуться от неё в тот момент, когда ей будет что-либо угрожать.

А потому после произошедшего инцидента он не собирается оставаться в стороне, отпуская Розье безнаказанным.

Занятия проходили обыденно, тогда как Гриффиндор вместе со Слизерином более не ставили, перетасовав немного расписание, во избежание возможных конфликтов на почве нелюбви друг к другу.

Хотя, это не остановило уже начавшуюся вражду шестых курсов, которые хоть и нагружены учёбой, но экзамены Министерству им сдавать не придётся в этом году, а к тем иногда присоединялись пятые и седьмые.

Произошло уже два столкновения и три избиения в темном углу коридора, и это только за прошедшую неделю. Как раз в этот же день, когда МакГонагалл, с темными мешками под глазами и усталостью сняла сразу три десятка баллов за очередной конфликт, даже не став читать нотации, лишь пригрозив тем, что следующие нарушители пойдут напрямую к Директору, очнулась Эванс.

Мадам Помфри сделала всё возможное, сотворив, по мнению ребят, чудо, вернув девушке полностью выправленное здоровье. О травме самой Лили напоминала лишь более бледная кожа в участке ранения, и редкие фантомные боли, которые со слов колдо-ведьмы, сами собой пройдут за несколько дней.

— Лили! Как ты себя чувствуешь?! — Быстро подбежала к ней Марлин вместе с остальными девчонками, принявшись закидывать чуть растерявшуюся от такого напора девушку вопросами.

— Нормально, мадам Помфри постаралась на славу, — неловко улыбнулась рыжеволосая, отвечая на объятия, — а вы в порядке после… того кошмара?

— Профессор Флитвик успел вовремя разнять всех, — принялась быстро щебетать МакДональд, — это был такой ужас! Везде заклинания, раненые, а когда… когда в тебя попала та дрянь, я чуть сознание не потеряла! А уж как после кричала МакГонагалл, это было ещё страшнее! Казалось, я там вообще оглохну!

Ещё некоторое время длились эти, на взгляд Уильяма, смущающие телячьи нежности, пока наконец они всей компанией не отправились обратно в гостиную. Парень не спешил сейчас опекать Эванс своей заботой, ибо, ну, не в его это стиле. Куда приятнее для него просто быть рядом и наблюдать за тем, как все празднуют её выздоровление. Главное, что девушка цела и здорова.

— Я договорился, действуем сегодня в полночь. У змей там какое-то собрание, потому нужно вовремя успеть, — негромко сказал Сириус, сровнявшись с идущим чуть позади Моррисоном.

— Отлично. Не отсвечивайте вечером слишком сильно, нужно будет незаметно уйти, когда остальные начнут расходиться, — также тихо ответил парень, удовлетворённо кивнув.

— О, с этим проблем не будет. Поверь, — довольно улыбнулся также отделившийся от остального коллектива Поттер, поправив сумку на плече, — только от тебя нужно будет обещание о неразглашении. По-другому никак.

К счастью, это не Непреложный обет, а всего лишь обещание, нарушив которое, парня ждут несколько крайне неприятных минут, вместе с тем, что те, кому и давалось обещание, сразу узнают о его нарушении. Ничего критичного и серьёзного, практически начальный уровень магии, но тест на доверие между людьми отличный.

Слава Мерлину, что дьявольский «фанон» в виде клятв на собственной магии, с которым однажды довелось ознакомиться Уильяму в прошлой жизни, является всего лишь выдумкой, и о таком тут ни сном, ни духом не догадываются.

Из серьёзных клятв парень знает только о существовании клятвы на крови и Непреложном обете, как самых универсальных и популярных в мире. Серьёзные ритуалы, которые самим своим присутствием в мире лишают необходимости создания альтернатив.

Лишь такие «детские» обещания на остаток, а также его более серьёзный аналог в виде цельного ритуала, о наличии которого он только слышал. Слишком засекреченное это знание. Насколько он успел понять, через это в магической Британии проходят только работники Отдела Тайн, где и хранится знание того, как проводить сам процесс. Они там, небось, сразу все три ритуала и проводят, для полноты поддержания тайны, ха-ха.

— Если это того стоит, то без проблем, — беззаботно пожал плечами парень, догадываясь, ради чего именно придётся это сделать, — когда?

— Вечером, после того как выйдем из башни, — немного взволнованно ответил Джеймс.

— Договорились.

Оставшаяся часть дня прошла так, как и ожидалось. Отправив Петтигрю на кухню за съестным, уже в гостиной ребята окончательно обосновались, делясь с Лили всем, что произошло за эту насыщенную на события неделю.

Они расселись кто где — на диванах, креслах, пушистых коврах возле камина, а кое-кто даже устроился на подоконниках, наблюдая сквозь замёрзшие стёкла за сыплющимся снаружи снегом. Раздавались тихие смешки, где-то щёлкала упаковка от сладостей, а парочка учеников даже умудрилась устроить миниатюрный фейерверк из волшебных искр, что взлетали под потолок и рассыпались мерцающими брызгами.

Общее настроение было радостным и лёгким: Эдвин вместе с Марлин рассказывали Лили последние новости, Римус неловко хвастался удачно сданными заданиями, а Фрэнк с Адамом время от времени пытались устроить перетягивание каната из мантии или, смеясь, призывали заклинанием Акцио кружки друг у друга из рук. Всё это время камин потрескивал ровным, тёплым светом, обволакивая комнату уютом и отбрасывая пляшущие отблески на стены.

Однако с каждым часом шум в гостиной понемногу стихал. Староста пару раз напоминала о времени, нахмурившись, когда кто-то слишком громко рассмеялся, и постепенно даже самые разговорчивые начали лениво тянуться за своими вещами. Сначала поднялись девочки, переговариваясь о том, как бы не проспать утренние занятия, потом потянулись мальчишки, зевая и криво улыбаясь, разбрасывая последние шутки в воздух.

Оставшиеся ребята ещё немного посидели у камина, лениво поглаживая чью-то кошку, дремавшую на подлокотнике кресла, или просто молча глядя на угли. Атмосфера постепенно менялась: весёлое оживление уступало место сонной тишине, как это всегда бывает в конце долгого, уютного вечера, который никто не хочет портить лишними словами.

Наконец, почти вся гостиная опустела. Лишь троица парней: Сириус, Джеймс и Уильям, скоро вернулись обратно, как только время окончательно подошло к полночи, когда соседи уже уснули крепким сном, навеянным не без помощи усыпляющего заклятья.

Молча кивнув друг другу, они покинули гостиную под сонное ворчание Полной Дамы, отойдя к укромному углублению в стене.

— Обещаю никому из отсутствующих здесь лиц не рассказывать о том, пока это не перестанет быть тайной, каким именно способом я незаметно передвигался по школе сегодня ночью, — сразу приступил к обещанию Уильям, выведя нужный узор концентратором.

Никаких более спецэффектов и прочего, но он буквально почувствовал, что обещание теперь в силе. Отлично.

— Ну, и чем же вы собрались удивлять? — С ожиданием спросил парень, скрестив руки на груди.

— Эту мантию мне передал отец, наказав хранить её наличие в секрете, — деловито достав из сумки кусок странной ткани, больше похожей на бордовый плед с узорами, принялся пояснять Джеймс, — если вкратце, то это мантия-невидимка.

Осматривая этот легендарный, по своей сути, артефакт с многолетней историей, Моррисон не чувствовал от него абсолютно ничего. Жаль, что он совсем не сведущ в артефактах, и такую редкость даже изучить не сможет толком.

Ну, зато погреет свою гордость от того, что ему довелось пройтись под столь «важным» в каноне предметом.

— Окей, допустим, — кивнул Уильям, заинтересованно подходя ближе, — где будем перехватывать неудачников?

— По словам Регулуса, они собираются в минутах десяти ходьбы по подземельям от их гостиной. — Принялся рассказывать Блэк. — Он показал коридор, через который те двое гарантированно пройдут, нам лишь придется ждать их там.

— Давайте, залазьте, — помахал внезапно испарившийся Джеймс, стоило ему только накинуть мантию, — места хватит на троих.

— Надеюсь, у тебя после этого не слишком много проблем появилось, Сириус? — Нейтрально спросил Моррисон, оказавшись под мантией, внутренняя ткань которой выглядела будто прозрачное зеркало. Сам материал был удивительно лёгким и мягким на ощупь, будто шерстку котика гладишь, а не держишь многовековой артефакт, право-слово.

— Как мило с твоей стороны спросить об этом только сейчас, Уильям, — ехидно отозвался Блэк, также оказавшийся под невидимой тканью, — всего лишь Рождество в семейном кругу, спасибо за беспокойство.

— Твоя жертва не будет забыта, и в случае трагичной гибели от возмущённых родственников, мы с Джеймсом организуем превосходные похороны,— хмыкнул парень, — всегда пожалуйста.

Поттер усмехнулся, будто бы подтверждая слова Моррисона и поправил мантию так, чтобы она закрывала всех троих.

Под мантией-невидимкой шаги троих друзей мягко скользили по каменным плитам холодных коридоров Хогвартса. Замок ночью был совсем другим: тёмные своды высоких потолков терялись в полумраке, узкие окна блестели льдом, а лунный свет, пробиваясь через витражи, оставлял на полу серебристые узоры. Джеймс шагал впереди, водя палочкой в воздухе для освещения пути, Сириус почти беззвучно шагал за ним, а Уильям сосредоточенно следил за маршрутом, запоминая путь обратно.

Когда они спустились в первый подземный коридор, воздух стал заметно холоднее — сквозняки гуляли по сводам, заставляя ребят мелко подрагивать. Каменные стены были влажными, пахли сыростью и каменной пылью, а где-то из дальнего угла слышался тихий стук воды — старые трубы, протекающие здесь испокон веков. Под мантией стало тесно и жарко, но никто не жаловался: напряжение росло, ведь подземелья были вотчиной слизеринцев и любимым местом ночных рейдов преподавателей. И как только эти змеи тут живут…

Внезапно из-за угла, не издавая звуков при ходьбе, появился профессор Слизнорт, важный, раскрасневшийся, с тяжелой связкой ключей и палочкой в руке. Друзья затаили дыхание, замерев в тени ниши, плотно прижавшись друг к другу. Слизнорт неторопливо прошёл мимо, бормоча что-то про «поздних нарушителей» и слабо покачивая головой. Его силуэт пропал, уходя вдаль, а троица осторожно выдохнула, продолжив свой путь — теперь ещё осторожнее, едва касаясь подошвами пола.

На полпути до нужного места они услышали воркующие голоса и отсвет Люмоса на стене.

Семикурсники-слизеринцы, парень и девушка, явно решили найти уединённый уголок, выбрав почему-то именно этот коридор, а не пустой класс. Под мантией Джеймс и Сириус, чуть покрасневшие от интимных звуков поцелуев, пошли дальше, а Уильям с трудом сдержал нервный смешок. Они притиснулись к стене, медленно скользя мимо парочки, которая была слишком занята друг другом, чтобы заметить лёгкий шорох шагов за спиной.

Наконец, оставив позади и патруль, и влюблённых, ребята добрались до нужного коридора, сориентировавшись по двум разломанным на двое картинам, как одному из ориентиров, где собирались устроить свою засаду. Здесь воздух был густым, почти неподвижным, а стены покрывались еле заметным инеем, настолько глубоко находится это место. Замок затаил дыхание, и в этой холодной зимней тишине Джеймс, Сириус и Уильям — с серьёзными лицами и волшебными палочками в руках — начали выжидать прихода их цели, стараясь даже не шевелиться.

Как они успели заранее узнать, ну, а точнее Сириус у Регулуса, здесь недалеко есть пустые лаборатории, раньше служившие пристанищем для профессоров по зельям прошлого.

Ожидание не продлилось и двадцати минут, за которые у Моррисона немного затекли ноги, как стали слышны отдалённые голоса, с каждой секундой становившиеся всё чётче:

— …ого чёрта этот сопляк о себе возомнил? Просто послать тебя, будто курьера, за мной. Чувствую себя домовым эльфом, чтоб его Мордред поимел!

— Это определённо что-то важное, раз он решил меня потревожить, — мрачно ответил Снейп, силуэт которого стал хорошо различим. — Ну, сам ему всё скажешь и за меня тоже.

— Да плевал я на него! Ты вообще осознаёшь, о чём он говорил там? — Явно подразумевая прошедшую встречу, спросил Розье взбудораженным голосом.

Они как раз прошли мимо троицы львов, и дальше подслушать — означало бы дать им шанс уйти.

— Сейчас, — на грани слышимости шепнул Уильям, прицелившись в Эвана и высунув кончик палочки из-под мантии.

— Petrificus Totalus!

— Stupefy!

— Petrificus Totalus!

Строенный одновременный голос троих Гриффиндорцев. Два парализующих и одно оглушающее в Снейпа. Слизеринцы не успели даже среагировать, как упали на пол, будто марионетки с подрезанными нитями. Филигранно сработано.

— Incarcerous. Wingardium Leviosa. — Связав и подняв оглушённого Снейпа, Уильям быстро подобрал с пола выпавший концентратор парня, направившись в противоположную от нужной сторону, бросив напоследок: — Розье на вас, я скоро подойду.

Неаккуратно закинув Северуса в первую попавшуюся дверь и накинув сверху усыпляющие чары для закрепления эффекта, бросив его волшебную палочку у противоположной стены.

— Obliviate. — Вложив всё намерение в посыл заклинания, парень стёр у Снейпа последние десять минут жизни. По крайней мере, если он не ошибся. Самое главное в чарах забвения это правильный волевой посыл при создании заклинания, с чем у него проблем не наблюдалось никогда. Ну, на крайний случай плюс-минус час памяти потерять для Северуса будет не слишком критично.

Моррисон, перед тем как окончательно отправиться к Эвану на рандеву, ещё и запер дверь заклинанием. Перестраховаться лишним никогда не будет.

— Сладких снов, сальноволосый мудак, — прошептал себе под нос Уильям, быстрым, волнительным шагом идя к нужной двери, где его уже ожидают Поттер с Блэком и всё таким же обездвиженным слизнем.

Очутившись в полном несколько-сантиметрового слоя пыли классе, Сириус брезгливо сбросил контроль левитации, отчего Розье с приглушённым «шлёп» упал.

— Палочку у него забрали? — спросил Моррисон, зыкрывая за собой дверь.

— Конечно, — фыркнул Джеймс, держа ту во второй руке, но быстро передав под требовательный взгляд Уильяма.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

Рождественский Хогвартс был похож на ожившую открытку, где каждая деталь казалась сотканной из волшебства. Высокие окна были украшены инеем, который легкими кружевами расползался по стеклу, а за окном, под редкими зимними звёздами, медленно падал снег, устилая белым ковром замковые дворы и вершины башен. Из труб поднимался дым, клубящийся в морозном воздухе, а над озером витал легкий туман, словно отражая зимнюю дрёму всего замка.

Большой зал переливался праздничным светом: двенадцать огромных ёлок, украшенных зачарованными свечами, мишурой, сверкающими шарами и золотыми гирляндами, тянулись до самого потолка. Там, под зачарованным небом, плавно кружились искусственные снежинки, не тающие на волосах и одежде. Длинные столы были накрыты яркими скатертями, а блюда ломились от жаркого, пирогов, пудингов и волшебных сладостей.

Коридоры замка пахли еловыми ветками, корицей и пряниками. По углам стояли зачарованные фигурки — миниатюрные хороводы снеговиков, танцующие между собой призраки, — а портреты оживлённо обсуждали подарки и праздничные планы, подмигивая проходящим ученикам. В библиотеке также висели шелестящие дождики, а в классах профессора добавляли в уроки небольшие игры или показательные чары.

Даже гостиные факультетов наполнились ещё большим уютом: в каминах потрескивали дрова, кресла обрастали мягкими подушками и пледами, а окна украшались веточками омелы. Вечерами старшекурсники устраивали игры и обмен подарками, младшие — лепили снеговиков на дворе или катались с обледенелого пригорка. Праздничное настроение пронизывало весь замок, и даже привычные школьные заботы отступали, уступая место тёплому предвкушению зимних чудес.

В такие дни Хогвартс ощущался не просто школой, а настоящим домом — старым, величественным и уютным, хранящим тепло своих стен и готовым поделиться им со всеми, кто здесь находится прямо сейчас.

В гостиной Гриффиндора собрался практически весь факультет, и шум стоял такой, будто это не сборище студентов, а настоящий базарный рынок. Впрочем, все умудрялись прекрасно слышать друг друга, несмотря на частые хлопушки с мишурой внутри, смех и гомон.

— Давай, Лили, открой его, — весело обратился к девушке Уильям, также держа в руках её подарок, упакованный в небольшую коробку, размером с футбольный мяч, — или так и будешь держать интригу до самой ночи?

— Я просто открою всё и сразу потом, так интереснее! — Отнекивалась с лёгким смехом Эванс, сжимая в ладонях бархатную упаковку подарка Моррисона.

— Ну не томи-и-и-и, — с лукавой улыбкой протянула МакКиннон, — я тоже хочу знать, что там! Одна ты их складируешь, уже целая горка у нас в комнате появилась, имей совесть, подруга!

Рыжеволосая ещё немного сопротивлялась, в «отчаянной» попытке сражаясь с неутомимым напором блондинки, но её поражение было заранее предрешено. Никакая девушка не выстоит против уговоров открыть собственный же подарок.

— Это… Спасибо огромное! — Растрогавшись и прикрыв невольно округлившийся рот ладошкой, разом поражённо выдохнув, она завороженно любовалась украшением:

Серёжки, которые Уильям выбрал для Лили, были тонкой работой: маленькие, почти невесомые капельки тёплого золота, в центре каждой из которых сиял аккуратный изумруд размером чуть больше булавочной головки. Камни мерцали мягким зелёным светом, переливаясь в зависимости от угла света — не броско, но изысканно, словно ловили в себе отблеск её глаз. Золотая оправа была выгравирована едва заметными завитками, придающими украшению нежность и лёгкость, а тонкие крючки выглядели такими изящными, что казались почти невидимыми.

Когда Лили держала их на ладони, серёжки казались удивительно тёплыми, словно в них хранилось солнечное тепло или добрые мысли дарителя. Это был не роскошный подарок, но очень личный для самой Эванс: скромный, но продуманный, подчёркивающий её красоту без лишней вычурности. Уильям выбрал их, словно знал, что они подойдут именно ей — не ради показного блеска, а ради того мягкого, сердечного сияния её харизмы, которое Лили всегда носила с собой.

— Рад, что тебе понравилось, — довольно скромно улыбнулся парень, стараясь не смотреть на рыжеволосую и с иронией обратившись к Марлин: — Как эксперт со стороны, проконсультируй, я угадал с подарком?

— На все сто процентов, — усмехнувшись, будто лиса, и посмотрев на Моррисона каким-то сложно читаемым взглядом, довольно подтвердила блондинка, — можешь не сомневаться, вкус в аксессуарах у тебя определённо присутствует.

— Примеришь? — Вырвал Лили из любования переливом изумрудов парень.

— Да-да, конечно!

Торопливо кивнув, будто боясь, что серьги сейчас исчезнут, девушка ловко и бережно нацепила их, сразу показывая богатый опыт обращения с этим типом украшений, аккуратно задвинув часть волос за ухо, дабы подарок был виден:

— Ну как… мне идёт? — Немного замялась девушка, уткнув взгляд в мягкую ручку кресла.

— Ты даже не представляешь, насколько! — Восторженно сказала МакКиннон. — Я даже сомневаюсь, что может быть что-то лучше.

— Да, ты прекрасна, Лили, — удовлетворённо кивнул Уильям, довольный абсолютным успехом. Нужно будет отдельно отблагодарить ту сердобольную старушку, которая и помогла подобрать подарок…

На самом деле парень обошёл множество магазинчиков, как магических, так и магловских, дабы подобрать лучшее украшение. Определиться было сложно. Хотелось чтобы бижутерия отражала характер девушки, но при этом подходило к её внешности. Камень был выбран сразу, изумруды прекрасно сочитались с глазами Эванс, а вот с формой, размером, застёжкой, пришлось знатно помучиться. Если бы не добродушная продавщица, Моррисон навряд ли бы смог определиться и обошёл бы ещё с десяток магазинов.

Рыжеволосая бы и дальше смущалась от такого внимания, но, благо для неё весь шум в гостиной прервал громкий девичий голос старосты факультета, усиленный с помощью заклинания:

— Гриффиндор, минуточку внимания! Гриффинд-о-ор! — Когда затих последний из людей, она неловко откашлялась, продолжив: — Спасибо за понимание. Итак, я от лица старосты и всего седьмого курса хочу поздравить каждого из вас с Рождеством! Пейте, ешьте, гуляйте, веселитесь и запомните этот вечер на все каникулы!

Помещение потонуло в многочисленных радостных и поздравительных криках, до потолка вновь ударили зачарованные хлопушки с миниатюрными снежинками внутри, а веселье и не думало сбавлять обороты.

Чуть позже Лили сидела рядом с Марлин и Алисой, раскладывая маленькие подарки и записочки, которые девочки приготовили друг другу — смех и лёгкие подколки звучали у них почти без перерыва. Эванс выглядела полностью довольной жизнью, и улыбалась по-настоящему, искренне радуясь весёлой компании и празднику, каждый раз стараясь заправить волосы обратно за уши, если те выбивались из причёски.

Уильям неподалёку обсуждал с Фрэнком и Мэри последний матч Пуффендуя против Слизерина, разговор о котором завела МакДональд — втроём они азартно жестикулировали, перебивая друг друга, споря о том, кто в сборной змей всё же играет хуже. Уильям несколько раз украдкой посматривал на Лили с Марлин, невольно улыбаясь, когда видел, как они веселятся.

Мародёры, как всегда, держались вместе: Сириус, Джеймс, Питер и Римус устроились ближе к камину, и парни строили планы на рождественские каникулы, уже обсуждая, кто и как те будет проводить, хотя Блэк принимал не слишком активное участие, ибо будет вынужден провести каникулы с семьёй. Питер восторженно поддакивал каждому предложению, а Римус, слегка устало улыбаясь, старался их немного урезонить, но всё равно выглядел расслабленным.

Адам с Эдвином устроились чуть в стороне, ведя тихий разговор — то ли о подарках, то ли о чём-то своём, с редкими улыбками и одобрительными кивками в сторону друзей. На досуг других курсов Уильям не особо обращал внимание, развлекаясь сам и наслаждаясь тем, что уже имеет.

* * *

Поезд медленно замедлял ход, колёса с глухим стуком катились по рельсам, с каждым мгновением всё медленнее, пока за окнами уже можно было различить знакомые строения Лондона, замелькавшие среди серых улиц. За стеклом плотно висел туман, как и полагается под конец декабря, и вокзал Кингс-Кросс приближался, будто возникал из белесой дымки.

По всему поезду чувствовалось лёгкое возбуждение: ученики собирали свои чемоданы, с шумом стаскивали шапки, поправляли мантии, кто-то торопливо прощался до встречи после праздников. Гул голосов становился всё громче, словно сама атмосфера впитывала ожидание встречи с домом.

В проходах сновали совы в клетках, чемоданы катились с грохотом, и отовсюду доносились обрывки разговоров — о подарках, о планах, о маминых пирогах. Поезд уже почти остановился, и тишина магии Хогвартса осталась где-то позади, растворяясь в предвкушении домашнего уюта.

Сам Уильям также ждал встречи с семьёй, которые каждый год провожали и встречали его с поезда, и это стало уже небольшой локальной традицией в чете Моррисон. Отец наверняка взял небольшой отгул на пару дней, а мать, когда не находится в очередной экспедиции, и так практически всё время проводит дома.

Поправив красный шарф с красивой золотистой вышивкой, — подарок Лили, — дабы тот тщательно прикрывал горло, парень поудобнее перехватил свой облегчённый чарами чемодан, все ещё стоя в купе, где также были Эванс с МакКиннон и Лонгботтомом, с лёгким сочувствием смотря на более младших учеников, вынужденных мучиться с собственными сундуками, хотя находились и те, кто также как и сам Уильям, были лишь с одной поклажой.

Поезд потихоньку замедлялся, совсем скоро окончательно остановившись у вокзала, потому и такой кипиш, свойственный всем, кто привык делать всё в последний момент.

— Не знаю как вы, а я буду по вам скучать за это время, — с лёгкой улыбкой начала Лили, — и завидовать. Наверняка сестра опять будет вредничать и вести себя, будто ворожея.

— Ну, у меня тоже мама не с лучшим характером, — смиренно пожал плечами Фрэнк, — как видишь жив ещё. Хотя иногда сам в это не до конца верю

— Пф-ф, — весело фыркнув и поправив своё бежевое пальто, сказала после небольшого вздоха Марлин: — Меня, я уверена, мама опять будет мучить своими картинами, будто другого развлечения в жизни не существует.

— Что? — Недоумённо отозвался Уильям, когда на нём скрестились три пары глаз. — Меня всё устраивает в семье, недовольным ещё не был ни разу.

Дальнейший разговор потонул в шуме поезда, который принялся тормозить. Ребята не спешили выходить в коридор, где совсем скоро начнётся давка, давая самым ретивым выйти первыми, после чего сами спокойно покинут вагон.

Ещё минут пять длился этот ужас, где практически каждый желал поскорее увидеть родственников, подталкивая спереди идущего локтями, стараясь унести собственные вещи одной рукой. Хаос в чистом виде.

На платформе царило настоящее столпотворение: повсюду толпились родители, братья, сёстры, бабушки, жадно вглядываясь в лица выходящих из поезда детей. Некоторые уже радостно махали руками, другие подпрыгивали на месте, стараясь разглядеть своих сквозь толпу.

Чемоданы грохотали по платформе, совы в клетках жалобно ухали, а коты недовольно мяукали — повсюду сновали ученики, переговариваясь наспех, обнимаясь, напоминая друг другу встретиться после каникул. Старшие школьники помогали младшим не затеряться, а первокурсники выглядели слегка растерянными, озираясь на огромную толпу.

Мамы хватали детей в объятия, чуть ли не душа их поцелуями, отцы хлопали по плечу или помогали с тяжёлыми вещами. Смешанные запахи: парфюма, холодного воздуха с улицы, магических предметов, горячего шоколада из кофейни у вокзала — всё сливалось в одну бурлящую, тёплую массу возвращения домой.

Попрощавшись с друзьями, Уильям быстрым шагом направился к матери, которую заметил сразу же, стоило только выйти. Она всегда, уже как четыре года, находилась на одном месте в день приезда, возле одного из фонарей, каждый раз ожидая его именно там.

Эвелин Луна Моррисон: изящная, сдержанная, она выделялась на фоне суетливой толпы лёгкой уверенностью. Её длинные светлые волосы были аккуратно убраны, мягкие волны блестели под рассеянным зимним светом, а зелёные глаза внимательно и чуть улыбчиво скользили по лицам выходящих студентов, пока не нашли того, кого искали.

Она не бросилась навстречу с поспешными объятиями — вместо этого улыбнулась уголками губ, тепло и спокойно, когда Уильям шагнул ближе. Пальто сидело на ней идеально, движения были точными, выверенными, в ней читалась привычка к наблюдательности, свойственная тем, кто годами работает с магическими существами.

Когда сын подошёл, Эвелин мягко коснулась его плеча, чуть после притянув в объятия, легко поджав губы, будто скрывая слишком явную радость, — но её глаза светились счастьем. Она окинула его быстрым взглядом с головы до ног, проверяя, цел ли, здоров ли, прежде чем наклониться чуть ближе, понизив голос до почти заговорщического:

— Ну что, дорогой, в этот раз надеюсь обойдемся без неожиданных сюрпризов? — Явно припомнив ему собственную рассеянность перед последними сборами, продолжала улыбаться женщина.

— Пожалуй, да, — также улыбнувшись и крепко обняв её в ответ, впрочем, быстро отпустив, парень поинтересовался: — Отец ждёт дома?

— Джонатана выдернул Фостерли, — глава госпиталя Святого Мунго, — у них там что-то срочное, но он клятвенно заверил, что освободится, когда мы вернёмся, — чуть недовольно сморщившись, будто вновь услышала писк надоевшего комара, Эвелин, обхватив сына за плечи одной рукой, предварительно спросила: — Готов?

— Да.

Трансгрессия всегда начиналась со странного ощущения — словно мир мгновенно сжимался вокруг тебя, втягивая в крошечную точку, а воздух становился вязким, почти липким. В этот момент пространство переставало быть привычным: небо, земля, свет и звук смешивались в один слепой, бесшумный вихрь, и сердце учащённо билось, будто инстинктивно ощущая, что вот сейчас ты буквально рвёшься сквозь ткань мира.

А потом — резкий хлопок, и всё возвращалось на место. Земля снова под ногами, воздух хлёстко бьёт в лицо, пространство разжимается, как пружина, а в животе коротко подступает лёгкая дрожь, похожая на ту, что бывает после резкого падения. Мир вокруг будто на мгновение искривлялся, но тут же собирался заново, и ты стоял на новом месте, чуть ошеломлённый, с лёгким чувством тошноты на языке.

Уильяму никогда не нравились эти ощущения, но со временем привык, да и отрицать полезность этого навыка он даже и не думает. Сам на следующем курсе, или вообще этим летом, если сможет уговорить мать, освоит. Лишней такая мобильность никогда не бывает.

Дом их семьи стоял в тихом уголке Мусвелл-Хилл — уютного лондонского района, где старые деревья склонялись над аккуратными улицами, а из каждого окна теплым светом светились вечерами уютные дома. Их двухэтажный коттедж выглядел почти неприметным снаружи: светлый кирпич, тёмная крыша, аккуратный палисадник с низким заборчиком. Но стоило переступить порог — и ты оказывался в совершенно другом мире. Скрытый от обычных людей чарами, и если того потребует ситуация — мощной защитой, работающей в пассивном режиме и не пропускающей никого постороннего.

Кухня на первом этаже была настоящим сердцем дома. Широкий деревянный стол в центре, старенький, но полностью чистый, стоял под большим окном с цветочными занавесками. Над плитой висели пучки сушёных трав, а рядом с холодильником — маленькая доска, на которой магическим почерком сами появлялись записки при необходимости: «Молоко», «Не забудь корм». На полках помимо обычной посуды стояли мерцающие склянки с зелёными и синими настойками, колдокофейник тихо булькал сам себе на пару с чайником, а метла, вместе с остальными не слишком востребованными инструментами мирно дремала в углу небольшого чулана под лестницей.

Ванная была компактной, но удивительно светлой. В ней, помимо обычной сантехники, стояло высокое зеркало, которое утром шептало комплименты (и слегка подгоняло, если кто-то слишком долго копался), а у раковины тихо журчал магический кран с бесконечной водой. На полке возле ванны стояли пузырьки, этикетки на которых напоминали, для чего они: «От усталости», «Согревающая пена», «Для особых вечеров».

Гостиная была самой волшебной частью первого этажа. Большой камин, не подключённый к общей сети Министерства, с живым пламенем, которое не только грело, но и рассказывало короткие сказки, если об этом попросить (смысл этого зачарования парень так и не осознал до конца), мягкие кресла и диван с вязаными пледами, расшитыми звёздами. По стенам висели колдографии: Уильям с мамой на морском берегу, Эвелин верхом на гиппогрифе, отец — русоволосый мужчина с добрыми глазами — с улыбающимся, ещё маленьким сыном под боком. А также общая семейная фотография. Эти колдофото иногда шевелились: мама поправляла прядь волос, отец счастливо улыбался, Уильям приветливо махал рукой. На книжных полках стояли не только магические книги, но и странные артефакты: раковина, которая шептала об океане, если поднести ту к уху, крошечный кристалл, светящийся мягким синим светом, и живой глобус, сам указывающий, где сейчас находится тот или иной представитель семьи.

На втором этаже были две просторные спальни. Комната Эвелин и её мужа была оформлена в спокойных, приглушённых тонах: на тумбочке стоял ночник в форме луны, мягко светящийся по вечерам, а над кроватью висел семейный портрет — совсем юная Эвелин с мужем, счастливыми и полными надежд. В шкафу хранились дорожные плащи, перчатки, магические карты, а на комоде лежал блокнот, который женщина использовала для общения с коллегами на расстоянии.

Комната Уильяма отражала его относительно уравновешенный характер: книги о магической теории, коллекция перьев из путешествий, маленькая витрина с интересными камешками, фигурками и артефактами. На просторной кровати можно было спокойно растянуться во весь рост, не боясь упасть, а в углу у окна стояла гитара, как одно из немногих увлечений, прошедшее с ним сквозь обе жизни, на стене висела колдография с друзьями из школы — Лили стояла рядом, улыбаясь, а остальные ребята: Фрэнк, Адам и Эдвин то хлопали его по плечу, то принимали разные позы. Над этим фото они долго поработали, дабы вариативность была достаточно большой, зато каждый раз при взгляде на него появляется практически невесомая улыбка ностальгии.

Этот дом был не просто жилищем — он являлся одним из важнейших мест в жизни парня.

Отец действительно уже находился в доме, мирно попивая свой кофе, вкус которого Уильям не переносил, предпочитая чай, постоянно поглядывая на часы, впрочем, сразу встав, стоило только услышать звук открывающейся двери.

— Уильям! — Крепко обнял сына, стоило тому только снять обувь и повесить своё пальто на крючок. — Как доехал?

— Ничего интересного, — с теплотой ответил на объятия парень, отстранившись спустя несколько секунд, — а чего от тебя хотел Фостерли, сегодня-то?

— Этот старикан не мог меня найти вчера, потому приглашение передать хотел, — с ворчливым недовольством пояснил Джонатан, а на немой вопрос сына ответил, попутно забрав у жены пальто, дабы повесить: — Я знал, что он организует приём, но всё ожидал, когда решит огласить это всем. Собственно, про этот сюрприз мы и упоминали в письме.

— Мог бы хоть какую-то интригу сохранить, дорогой, — с легкой усмешкой вставила Эвелин, неспешно пройдя на кухню, — и Фостерли старше тебя всего на пятнадцать лет, уже тогда, получается, и ты будешь «стариканом»?

— Никогда в жизни! — Весело посмеялся отец. — Я всегда буду свеж и полон сил, уж ты-то сможешь в этом убедиться точно!

— Тебя сын слушает, пошляк, — с беззлобным смешком ответила женщина, — так что следи за языком.

— Так я ж ему всё и рассказывал про…

— Пожалуйста, не упоминай этот эпизод моей жизни, — весело фыркнув, попросил Уильям, ибо это было то ещё для парня зрелище, как здоровый мужик рассказывает сыну, который на тот момент общим возрастом недалеко от него ушёл про то, как всё у людей устроено.

— Завтра, кстати, сходим выберем тебе подарок в Косой Переулок, — заварив чай себе и сыну, сказала Эвелин, — и выберем мне платье в «Твилфитт и Таттинг».

Со стороны мужской части семейства одновременно послышался тяжелый вздох, однако грозный взгляд матриарха не выявил виновников, хе-хе. Поход Эвелин по магазинам — это всегда занятие крайне мучительное, ибо примерять различную одежду и аксессуары она может часами. Впрочем, эта черта свойственна всем девушкам, потому тут Уильяму остаётся только смириться и получать удовольствие.

* * *

Особняк Бенедикта Фостерли, главного врача Святого Мунго, сиял в морозном вечернем свете, будто сам был частью старинной волшебной сказки. Йоль — древний магический праздник, альтернативный Рождеству, — был временем не только семейных чудес, но и укрепления старых связей, в том числе среди самых влиятельных волшебных семейств Британии. На этот вечер Фостерли собрал в своём особняке цвет магомедицинского мира — известных лекарей, магозоологов, травников и алхимиков. И, конечно, почти все прибыли со своими семьями: сыновья, дочери, жёны, а кое-где и старшие ученики, что помогали завязывать новые знакомства.

Особняк, окружённый сверкающим в лунном свете садом, был высок, с тёмной крышей и колоннами у входа. По дорожкам горели парящие огоньки, которые мягко освещали путь.

Внутри воздух был пропитан ароматами хвои, пряностей и лёгкого медового дыма, а стены украшали живые ветви омелы и колдовские гирлянды, в которых золотые звёзды медленно вращались сами по себе. В центре большого зала стояла ель — праздничное дерево, украшенное мерцающими шарами, лентами и древними амулетами, символами удачи на будущий год. Повсюду звучал тихий смех, осторожные деловые разговоры, перемежаемые поздравлениями и традиционными пожеланиями Йоля: здоровья, долгой жизни и благосклонности магии.

Джентльмены-волшебники собрались группками, обсуждая успехи в лечении редких недугов, последнюю разработку в области зелий или достижения своих учеников. Их мантии были сдержанных, глубоких цветов, но с обязательными роскошными деталями — вышивкой, тонкими серебряными или золотыми нитями, фамильными знаками. Атмосфера была одновременно тёплой и слегка напряжённой — здесь всё же встречались не просто друзья, но и соперники, иногда даже недоброжелатели, вынужденные улыбаться ради приличия.

Эвелин Моррисон выглядела безупречно: её платье из мягкого зелёного шёлка подчёркивало изящную фигуру, а изумрудные серьги и браслет с маленькими магическими камнями мерцали тонким светом, гармонируя с её зелёными глазами. Она двигалась с той лёгкой уверенностью, что присуща женщине, привыкшей быть в окружении сильных магов, но не теряющей своей индивидуальности. На её плечах была накинута лёгкая мантия цвета лесного мха, украшенная тонкой золотой вышивкой.

Джонатан Моррисон выглядел почти сдержанно, но это сдержанность парадного величия: его чёрная парадная мантия сидела безупречно, подчёркивая статную фигуру, а под ней скрывался классический чёрный смокинг с идеально выглаженной рубашкой и элегантным галстуком-бабочкой. Его вид ясно давал понять, что он не просто спутник жены — он сам человек уважаемый, хоть и склонный держаться чуть в тени более громких фигур.

Йоль в доме Фостерли был временем блеска, любезностей и стратегических разговоров — торжество, где под шёпотами поздравлений и смеха плелись тонкие нити медицинского общества, соединяя одних, отталкивая других и создавая новые истории, которые ещё долго будут обсуждать в тёплых гостиных и кабинетах влиятельных волшебников не одной только Британии, ибо здесь присутствуют и иностранные гости. Никаких особо видных политиков — это было закрытое мероприятие, куда допускались только уважаемые в сфере врачевания люди.

Уильям не любил такие сборища, хоть и понимал важность присутствия здесь. Просто стоять с приклеенной улыбкой и слушать то, как каждый из гостей пытается доказать, что именно он самый-самый из них всех, просто раздражает своей скукой.

У него нет знакомых, с кем можно было бы здесь зацепиться языками, да и не любитель он болтать с незнакомцами, но всё же на этом мероприятии появлялась возможность услышать что-нибудь новое, над чем стоило бы поразмышлять. Большинство своих мыслей касательно магии он выписывает в тщательно зачарованные от лишних глаз дневники, с друзьями, в основном, не касаясь этой стези.

А какие у него увлечения, кроме построения домыслов и попытки хоть как-то систематизировать известные ему школы магии? Если не считать изучение самих заклинаний и книжек, которые помогают парню совершенствоваться для предстоящей войны, которая, он уверен, плотно его коснётся? …Он не знает.

Нет какого-либо постоянного хобби, вроде рисования или писательства обычных историй. Его первостепенная задача — становиться сильнее себя прежнего для не слишком оптимистичного будущего. И дополнительная практика на ЗОТИ вместе с собственными тренировками в Выручай комнате этому крайне способствуют…

Так что это получается, он стал тем маньяком силы (культивации), как многочисленные герои из прочитанных когда-то давно маньхуа?.. Мерлин всеблагой, нет, конечно, у него есть дело, к которому лежит душа. И если это боевая магия, это вот совсем не значит, что он хоть чем-то похож на тех безмозглых главных героев комиксов, собирающих себе гаремы красавиц.

Ему нравится чувствовать в своих руках силу, которая и не снилась его отцу, знать, что он может постоять за себя и своих близких, сможет пройти будущую войну, оставшись в живых… Ну, всё это когда-то в будущем. А вообще, он нормальный представитель собственного возраста: живое общение с друзьями, учёба, дополнительные занятия сверху этого…

Он же не собирается завоёвывать всю страну, вон, уже есть кандидат с модной анаграммой, ему нет нужды идти в политику, а амбиции его не настолько всепоглощающие, дабы пожрать его самого в их пламени. Уильям всего лишь хочет стать превосходным волшебником, найти любовь всей жизни, завести семью и банально жить, исследуя новые грани волшебства. Мелочно? Возможно, но парню плевать на чье-либо мнение в этом вопросе. Это его жизнь, и только ему самому решать, как поступать в ней.

И это он ещё относительно определился, а ведь его цели могут и поменяться на все сто восемьдесят градусов, если произойдет что-то из ряда вон… Всяко лучше, чем бродить в неведении относительно самого себя, будто слепой котёнок, не зная, куда податься.

Представления сына семейства Моррисон, когда тот попутно был вынужден слушать не слишком увлекательные диалоги на всякие врачебные темы, к чему у него нет сильного интереса, заняло часа полтора, когда наконец он смог незаметно уйти к столу с закусками, однако по пути зацепился за одну знакомую фамилию: «Вернер».

Неторопливо взяв небольшую тарелку с канапе и пристроившись у расписной колонны (и сколько денег было потрачено на этот особняк, для парня загадка), он начал бессовестно подслушивать диалог трёх пожилых джентльменов, один из которых, судя по акценту, — немец.

— …Состояние фрау Амелии все ещё стабильно тяжёлое, — негромко рассказывал усатый коротко стриженный мужчина, одетый в типичную нарядную мантию, — мы не знаем, что за тёмное проклятье на ней применил муж, а сам он отказывается как-либо сотрудничать. Откупился ото всех и заперся в своём особняке, verrücktes Schwein, — явно выругался тот.

— Мы можем послать наших специалистов, наверняка… — предложил полностью седой мужчина пожилого возраста, Фостерли собственной персоной, однако был беспардонно перебит:

— Вы уже посылали, и что? Да ничего! Nicht von Ihnen, nicht von den Franzosen, nicht einmal wir wissen es! — Резко, но негромко сказал немец. — Прошу прощения. Просто эта фрау — вызов всей известной нам медицине, к тому же ещё и крайне охотно спонсировала множество клиник, и потерять её будет ударом болезненным для всех нас.

— Я понимаю, герр Вольнэрштайн, — терпеливо повторил главный врач, — и всё же прошу подумать.

— Конечно, как скажете…

Потеряв интерес к происходящей беседе, но при этом не желая идти и искать кого-то его возраста или постарше на пару лет, ибо желания вновь играть роль угодливого паренька, а по-другому вести себя тут запретили родители, идти же на конфликт с ними он не желает из-за такого пустяка, то выбор очевиден.

Да и парню уже не терпится опробовать свой новый подарок, исписав пару листов — чёрный, практичный дневник с зачарованием на бесконечные страницы и даже собственный каталог, так ещё и защитой от воров, на голову превосходящую его собственную (а уничтожение содержимого с дублированием текста на свою копию, даже если эту защиту взломают, которая сейчас хранится в его персональной ячейке Гринготтса, а ту уже открыл он сам с помощью матери, парень считал апогеем и финальным доводом в покупке)! Ну разве не мечта? Он тогда сразу привязал эту вещицу в себе с помощью небольшой капли крови, оставшись полностью довольным.

Кто-то мог бы сказать, что вести дневник — это как минимум странно, в его-то возрасте… Уильям бы только посмеялся над этим плебеем. Теперь он может без опаски записать абсолютно всё, что помнит из прошлой жизни, связанное с известным нынче ему миром, любые мысли, домыслы и догадки, планы, да те же расчёты и попытки вывести новую формулу, вести без боязни того, что это увидит кто-то посторонний! Даже текст для любителей подглядывать размывается, становясь нечитаемым! Насчет гоблинов он не беспокоился — те скорее убьют сами себя, чем нарушат договор с клиентом, такой уж они народец, откровенно мерзкий, если не учитывать магический банк.

Ну а на самый крайний случай защита есть и на копии, если и взломают которую, то увы, уничтожится содержимое уже безвозвратно. В общем, парень доволен как слон этим подарком. И даже это нудное сборище, куда «уважаемые» и действительно уважаемые волшебники притащили своих дочерей и сыновей, не сможет поколебать его довольство.

К счастью, всего через ещё каки-то три часа (что он только не съел за это время), чета Моррисонов наконец отправилась домой, тепло попрощавшись с организатором приёма Бенедиктом.

Уж эти каникулы он проведёт хорошенько отдохнув…

Вокзал Кингс-Кросс вновь был переполнен многочисленными волшебниками, провожающими своих детей обратно в школу чародейства и волшебства Хогвартс.

Уильям стоял, слегка переминаясь с ноги на ногу, пока его родители всё ещё о чём-то между собой переговаривались — мать поправляла ему шарф, откидывая с глаз выбившуюся прядь, а отец кивал ей с лёгкой улыбкой. Эвелин, как всегда, выглядела безупречно: длинное пальто цвета топлёного молока подчёркивало её стройность, а волосы, убранные в сложный узел, искрились золотыми бликами под зимним солнцем. Она наклонилась к сыну, обняла крепко, прижимая к себе, и шёпотом сказала:

— Пиши, ладно? И следи за собой. И не попадайся в передряги, хорошо учись…

— Мне кажется он и так это знает, дорогая, — слабо улыбнулся Джонатан.

— Не мешай мне прощаться с сыном, бесчувственный чурбан! — притворно возмутилась дама, укоризненно смотря на мужа.

Парень почувствовал её мягкие руки на плечах, запах её духов — тонкий, чуть цветочный. Отец подошёл, молча хлопнул по плечу, но в глазах у него было столько тепла и гордости, что Уильяму захотелось задержаться ещё хоть на минуту. Всегда приятно, когда тебя любят просто потому, что ты есть. Но время поджимало: с платформы уже раздавался громкий свисток, а вокруг ученики начали торопливо прощаться, подхватывая чемоданы и забирая своих питомцев.

— Всё, я пойду, — слабо улыбнулся Уильям, сжимая рукоять своей дорожной сумки. Он ещё раз обнял мать, а затем отступил, махнув рукой родителям. — Не волнуйтесь. Я напишу на следующей неделе!

Он двинулся к поезду, пробираясь сквозь людской поток. Сердце чуть кольнуло, когда он оглянулся через плечо — мать подняла руку, прощаясь, отец кивнул с серьёзным лицом. Ему стало тепло от этой картины, и в груди зашевелилось странное волнение: уже скучал, хотя не успел даже отойти. Впрочем, он знает, что это чувство пройдет сразу, как только он потеряет их из виду.

Стараясь не задеть других учеников, парень осторожно пробирался к нужному купе. Как они ещё года два назад договорились всей компанией садиться в один вагон, а если быть точнее, то его заднюю часть, так и до сих пор придерживаются этого. Так банально удобнее найти друг друга, чем шастать по всему поезду, заглядывая в каждую кабинку. А так как в одну вся компания не помещалась, то всю часть этого вагона ребята благополучно оккупировали под себя.

— Привет, Лили! Марлин! — Сразу войдя к двум сидящим девушкам улыбнулся парень.

— Здравствуй, — немного зло отозвалась рыжеволосая, что по сравнению с бодрым приветствием МакКиннон, выглядело странно.

— А что с ней? — Притворным шёпотом спросил парень, быстро закинув свой облегчённый чемодан на верх и усевшись напротив однокурсниц.

— Да ничего со мной, всего лишь узнала сегодня о том, что «кто-то» сломал палочку Розье, избил его до полусмерти, стёр память, и при этом Северусу тоже досталось! — Рассерженной кошкой практически зашипела девушка.

Моррисон лишь в небольшом удивлении приподнял брови. И что именно её здесь смущает?

— Ну-у, и? Минусы будут?

— Это ведь вы сделали? — на всякий случай спросила девушка, хоть и сама прекрасно знала ответ.

— Да, — спокойно пожал плечами парень, прекрасно понимая, кого имеет в виду рыжеволосая, — не отпускать же его было после того, как ты чуть не умерла.

Она лишь вздохнула побольше воздуха, а Марлин, явно предвещая небольшую ссору, быстро закрыла дверь, заперев ту заклинанием.

— Эван чуть не умер! Сев сказал, что у того целых две недели из памяти пропали! Две!

— Опять же, и что с того? Мне нужно было его похвалить за то, как он попал в тебя? Ты тоже, так-то чуть больше недели в медпункте пролежала, — начал раздражаться парень, — так что всё произошедшее с розочкой вполне заслуженно.

— Это жестоко!

— Жестоко было начинать потасовку в коридоре, где пострадало множество людей, в том числе и вы обе, — резко ответил Моррисон, махнув на девушек рукой, — если тебя что-то не устраивает, всегда можешь сказать сразу: «Уильям, не вмешивайся в мою жизнь и не мсти тому, кто меня чуть не убил, а ему за это даже ничего и не было. Он же не заслужил такого обращения!». И если в следующий раз с тобой что-то случиться, я просто мирно постою в сторонке, пока ты будешь истекать кровью. Пожалуйста, Эванс, обращайся, — едко закончил парень, не смотря на рыжеволосую, отвернувшись к окну.

Как же его порой бесит эта тяга к «справедливости» и «мирному существованию» от девушки. Подумаешь, она пострадала, пф! Тут другая трагедия, её обидчик получил по заслугам! Ещё и так подло! Гриффиндорское скудоумие и выборочная слепота, чтоб её!

— Ты! — Уже яростно заговорила Эванс, не привыкшая к тому, что её ультимативный довод «так же неправильно и вообще нельзя!» просто проигнорировали, а также задетая последними словами парня. — Ты невоспитанный, грубый, жестокий и… и отвратительный человек! Нельзя просто взять и избить кого-то! Даже если он сам по себе плохой!

Тем временем поезд наконец тронулся, отправившись в Хогсмид. Парню предстоит долгие восемь часов поездки…

— Я тебя понял, Лили, — изо всех сил стараясь не сказать лишнего, процедил разгневанный её пацифизмом Моррисон, но стоило ему только посмотреть на её лицо, полное довольства восторжествовавшей «справедливости», как его понесло: — Ты меня достала с этими скудоумными нотациями. Если решишь думать мозгом, а не чем-то, что у тебя его иногда заменяет, я всегда готов выслушать твои извинения в частном порядке. Искренне надеюсь, что твой избирательный идиотизм когда-нибудь пройдет.

Быстро, даже не произнеся слов использовав Финиту, сняв запирающее на двери, он вышел в коридор, отправившись к концу вагона, где было немного свободного пространства и открывающиеся окна.

Мерлин всеблагой, и у его терпения есть пределы. Сколь бы значимой не была девушка в будущем, порой находиться с ней рядом опасно для нервов. Закатить ссору в первый же день после каникул из-за такого пустякового повода, испортить и себе, и ему настроение, так ещё и считать себя правой при чтении лозунга «так же нельзя!». Женщины… Пожалуй, никто не знает, что творится у них в голове и как происходят мыслительные процессы.

Уильям, открыв окно и немного высунув из него голову, облокотившись, старался думать на отвлечённые от Эванс темы, дабы вновь не начать бессмысленный цикл траты времени на ворчание.

Наслаждаясь треплющим волосы ветром, и просто смотря на окружающие пейзажи белых равнин, спустя некоторое время он всё же смог словить чувство умиротворения.

Все его мысли давно отвлеклись от скучных полей и деревьев. Он невольно задумался о том, что, казалось бы, для всех волшебников — само собой разумеющееся, или часть из которых о таком даже не подозревает, а для него всегда оставалось чем-то из ряда вон: пространственные карманы, измерения, закрученные как спирали, в которых прячутся такие места, как Косая Аллея, или через которые движется Хогвартский экспресс.

Когда он был относительно маленьким, он думал, что Косая Аллея — просто улица, скрытая магией от глаз магглов, вроде маскирующего заклинания. Но с годами начал догадываться: всё не так просто. Обычный поворот за старый паб — и ты буквально шагаешь в пространство, которое, строго говоря, не должно вмещаться в Лондон, а уж тем более — в квартал за пабом «Дырявый Котёл». Это не просто скрытая улица, это — отдельный, вложенный слой реальности, существующий рядом, но не пересекающийся напрямую с маггловским миром.

Поезд тоже не так прост. Официально маршрут Хогвартс-экспресса проходит через какие-то малолюдные регионы Шотландии, но на деле, если бы поезд действительно мчался по обычным рельсам, его давно бы заметили обычные службы или туристы.

Он переходит на особый рельсовый путь — буквально скользит через пространственные разрывы, места, где ткань мира позволяет составу нырнуть в «пространственную вкладку» — отдельный тоннель между измерениями. Это объясняло, почему путешествие занимало одно и то же время каждый год, независимо от погоды, расстояния и прочих земных условий.

Уильям слышал от отца, что такие измерения нельзя назвать полноценными мирами — скорее, они как карманы, карстовые пустоты между слоями обычного пространства, аккуратно созданные магией древних волшебников.

В некоторых из них, очень, ну крайне редко, почти нет привычного понятия времени, или оно течёт по-другому, и законы физики там уступают место законам чар. Но насколько парень знает, то последнее такое обнаруженное место волшебниками за четыре сотни лет — это целый архипелаг, находящийся чуть выше нынешнего СССР. Там, вроде бы, даже были временные аномалии, связанные с Песками времени… Нужно будет прочитать эту книжку, от которой и отталкивался отец.

Подумав об этом, Уильям ухмыльнулся: по сути, волшебники — это не просто мастера колдовства, они ещё и древние инженеры измерений. Если бы обычные люди знали, какие архитектурные чудеса скрываются у них под носом… Но магия хороша именно тем, что она остаётся невидимой. Иначе, скорее всего, началась бы новая масштабная война с многомиллионными жертвами, чего никому не надо и в самом страшном сне.

Хотя Гриндевальд такую и развязал как раз лет тридцать назад, сразу на два мира…

Впрочем, это уже совсем другие дебри, и уходить в историю Второй Мировой парень не хочет, учитывая то, что там происходило куда больше зверств и ужасов, чем это описывается в любой книге. От того, как маги возвращали в мир Статут Секретности, ему даже поплохело немного. Это же сколько ритуалов было проведено…

— Чего ты тут один стоишь?

Обернувшись и увидев Фрэнка, уже одетого в школьную форму, Уильям спокойно кивнул, обратно вернувшись к созерцанию видов. Друг встал рядом, облокотившись об стену.

— Отдыхаю от Эванс. Она вынесла мне мозг буквально за минут пять.

— Соболезную, — действительно сочувственно кивнул Лонгботтом, — я когда был на приёме в Министерстве вместе с мамой, мне тоже мозги выносила каждая девица, которую мать пыталась сосватать. Просто ужас.

— Хах?! — Всерьёз удивился Моррисон. — Какой сватать, тебе только пятнадцать через два месяца! Тогда уж мои проблемы с одной девушкой куда менее… проблемные, чем у тебя. Я надеюсь, ты уже не помолвлен и все ещё хранишь веру в то, что станешь Великим магом в тридцать?

Фрэнк засмеялся, залихватски обхватив парня за шею и нарочито серьёзным голосом произнёс:

— Только если ты тоже решишь превзойти Директора к тридцати, Уил. У тебя-то ещё не все потеряно, это мне обязательно жениться в ближайшие лет восемь, в то время как ты у нас гордый и свободный орёл, — уже оба, заполнив небольшой коридор своим хохотом, прошли к купе, где и сидел Лонгботтом.

Оно находилось через одно от того, где сидели двое девушек, и внутри уже были Фоули с Барнсом.

— Салют будущему Великому магу и художнику, — довольно улыбнулся Уильям, пожав руки товарищам и усевшись возле уже закрытой двери.

— И тебе привет, гроза всех змей на Островах, — вернул шпильку Адам, слабо улыбнувшись, рисуя в небольшом альбоме, умостив тот на мягкий плед.

— Я влюбился, — с полной серьёзностью в голосе, вдруг произнёс Барнс.

Кажется, сколько-то раз (чуть больше, чем пять за последние полгода) каждый из присутствующих это уже слышал. У Эдвина чуть ли не каждый месяц появлялась любовь всей жизни, о которой друзьям приходилось выслушивать по несколько часов на день, но дальше пары походов в Хогсмид, их великая и непоколебимая любовь не уходила.

— Кто в этот раз твоя ненаглядная? — С долей смирения спросил Моррисон, усаживаясь по удобнее и достав свой новый дневник из кармана.

— Ну, мы живём в одном городе…

Никто не стремился перебить его или выпытать больше подробностей, ожидая, когда парень сам решится продолжить.

— И так получилось, что она, вроде как… Вроде как сквиб, — словно перед расстрелом, тяжело выдохнул кудрявый шатен, не дав вставить и слова, быстро заговорив: — Нет, она хорошая, замечательная девушка! Мы познакомились, когда она с матерью недавно переехала, ну и я помог ей, а потом…

— Успокойся, Эдвин, — понимающе похлопал товарища по плечу Адам, — мы не змеи, чтобы осуждать то, что тебе понравилась обычная девушка. Главное ведь то, какой у неё характер.

— А ещё она на два года старше меня, — окончательно добил друзей Барнс, — и Анна просто ангел во плоти!

В этот раз молчание было более выразительным, даже скорее сочувствующим. В очередной раз этот ловелас выбрал ту девушку, которую не сможет банально привлечь. Будь он хоть трижды волшебником…

— Да что?! — Словно почувствовав всю подоплёку, возмущённо спросил Эдвин.

— Нет, ничего. Кстати, Адам, ты ведь на приёме был? — «Тактичную» смену темы Фрэнком все банально проигнорировали, с удовольствием оставив романтическое горе и его будущие последствия самому Эдвину.

— Да, — рыжеволосый поджал губы, явно вспомнив не самый приятный отрезок каникул, — та ещё трата времени. Слушать словесный понос Люциуса Малфоя, стоя недалеко от Паркинсона с Уилкисом. Что может быть лучше?

— Оу, твой отец решил познакомить тебя с «уважаемым» членом общества? — Лишь немного выделив интонацией слово, спросил Уильям. — Сколько там, кстати, вообще было людей?

— Да весь свет магической Британии, — нагло проигнорировал первый вопрос Фоули, — даже Директор Дамблдор там был, хоть он и не любитель таких мероприятий.

— А в чем вообще смысл этого? Ну, смотрите, — принялся объяснять свой вопрос Барнс, жестикулируя руками, — собрались все они, так ведь кроме речи Министра там ничего и не было наверняка толкового.

Адам вздохнул, будто разговор про такие вещи его физически утомляет.

— Да мало в этом смысла, просто театр, где каждый взрослый играет нужную ему роль, сбагрив детей к другим их возраста. По крайней мере было забавно смотреть, как Малфой пытался нести какой-то витиеватый бред про важность перемен и превосходство чистой крови. При этом старательно игнорируя стоящую в десяти метрах госпожу Министра магии. Сюр, да и только.

— Выборы нового ведь будут в этом году? — Неуверенно спросил Лонгботтом.

— Ага, читал уже газету? — Эдвин кивнул на номер «Пророка», лежащий с краю сиденья, у окна.

— Ну, вот ты и прочитаешь. — фыркнул Френк и перебросил несчастную газету обратно.

— Ох, чтоб тебя, ленивая ты задница, — закатил глаза Барнс, однако взяв ту в руки, — тогда слушайте великого меня!

«ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПЕРЕМЕНЫ: ВИЗЕНГАМОТ ВЫДВИГАЕТ УЛЬТИМАТУМ МИНИСТРУ ДЖЕНКИНС!

Лондон — После нескольких месяцев напряжённой ситуации в магическом сообществе и растущего недовольства политическим курсом Министерства Магии, Визенгамот на внеочередном заседании 16 декабря выступил с жёстким ультиматумом министру магии Юджине Дженкинс. В официальном заявлении говорится, что «в свете нестабильности внутренней безопасности и неспособности действующей администрации адекватно отвечать на вопросы волшебников» магическое сообщество нуждается в новом руководстве, способном обеспечить порядок и защиту интересов всех граждан.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

Дезюллиминационное заклинание, как читал Уильям, описывалось в книге как «особая форма чар контроля света, способная нейтрализовать или поглощать магический источник свечения, делая его невидимым для окружающих». В учебнике подчёркивалось, что заклинание не просто тушит огонь или лампу, а как бы «сворачивает» саму сущность света внутрь, пряча её в небольшой магический резервуар внутри заклинателя или его волшебной палочки.

Далее шла приписка: «Дезюллиминация не лишает объект способности светиться — лишь временно скрывает этот свет. Поддерживать эффект можно ограниченное время, в зависимости от силы мага». Внизу страницы была нарисована схема: над свечой, зачарованной этим заклинанием, будто нависал купол из темноты, под которым исчезал даже слабый отблеск пламени.

«Для успешного наложения дезюллиминационного заклинания требуется полное сосредоточение на источнике света, а не на объекте, что его испускает. Маг должен представить себе, как свет постепенно сворачивается в тугой клубок, втягиваясь в самое сердце заклинателя. Важно направить поток магии через кончик палочки ровной, непрерывной линией, избегая рывков, которые могут нарушить плетение чар…»

Уильям задержал взгляд на строках, обведённых едва заметным штрихом на полях:

«Направить поток магии — значит не просто указать палочкой и произнести слова. Волшебство не работает «просто так», по одному лишь желанию. Каждый хороший волшебник обязан понимать и чувствовать меру собственной силы, уметь дозировать её. Это умение приходит не сразу, но именно оно отличает подлинного мага от бездумного размахивателя палочкой».

В книге подчёркивалось: управление магией похоже на управление рекой, где важно не только направление, но и скорость, глубина, напор. Если дать слишком мало — заклинание слабо проявит себя или вовсе не сработает. Если переборщить — последствия могут выйти из-под контроля. Магия, писалось в тексте, требовала уважения и чуткости, умения слушать её течение в себе и вокруг.

Здесь вам не просто «это магия — Гарри!». Как оказалось для парня, волшебство здесь все-таки немного более структурированно и развито, чем это было показано в известной ему истории, большинство фактов из которой он смог вспомнить, уже находятся в дневнике.

Уильям задумчиво постучал пальцем по краю страницы. Это было важное напоминание, дабы не увериться в собственной исключительности: каждое заклинание — как диалог с миром, а не команда, и чем сложнее чары, тем больше ответственности требовали.

«Направить поток магии» — это не столько технический приём, сколько искусство понимания пределов и возможностей собственного дара. Знание своих лимитов и то, как человек может использовать свой потенциал на все сто процентов.

Жаль, что автор сего отличного труда неизвестен, пожелав остаться анонимным. Впрочем, учитывая то, что он нашёл эту книжку в Комнате-где-всё-спрятано, её первоначальной форме, то даже не удивительно. Иногда Моррисон копался во всех этих завалах, в надежде найти что-нибудь интересное.

В том числе крестраж Тёмного Лорда, диадему. Просто на всякий случай. Но или тот её ещё сюда не поместил, или та спрятана, опять же, более искусно. Этого он точно не может сказать, а память, не подстёгиваемая окклюменцией, за которую он всерьёз возьмется лишь в следующем году, когда это будет безопасно для тела, не может по запросу выдать любое воспоминание, к сожалению.

То же «Акцио, диадема Когтевран» ожидаемо не сработало, но попробовать по крайней мере стоило.

Иногда он действительно по-чёрному завидует тем, кто может до единой детали запомнить то, что прочитает. Ему бы сейчас этот навык ой как пригодился.

Однако потерпев поражение в битве с древним артефактом, Уильям стал больше интересоваться прочими вещицами, что лежали тут чуть ли не с времён основателей. В основном здесь были лишь безделушки, на подобии потерянных или забытых учебников, старой мебели и неудавшихся артефактов. Но все же иногда Моррисону удавалось отыскать что-нибудь стоящее, к примеру тот самый исчезательный шкаф, находившийся на данный момент в плачевном состоянии, через который пожиратели в будущем проникнут в Хогвартс, или же книга, неизвестного автора, что неплохо справляется с пояснением принципа работы магии.

— Ладно, попробуем, — пробормотал себе под нос перерожденец, доставая свой концентратор и в очередной раз читая нужный фрагмент книги, лежащей на ровной крышке старинного сундука.

Свет Люмоса едва освещал исписанные, пожелтевшие страницы. «Дезюллиминация», — гласила крупная надпись вверху главы. Уильям в третий раз перечитывал важные абзацы, проглядывая их взглядом, будто надеясь вытащить смысл между строк.

«Дезюллиминация — искусство восстановления света, ранее собранного, в прежние его формы. Требует точного направления потока магии, концентрации и… внутреннего равновесия».

— Внутреннего равновесия, да? — пробормотал он, несколько раз проведя ладонью по лицу. — Легко сказать…

Он поднял палочку, ощущая её тёплую тяжесть в руке. Перед ним стояли три пустых фонаря, найденные тут же, в груде старых вещей.

— Incendio, — негромко произнёс он, и кончик палочки вспыхнул мягким пламенем. Аккуратно поделившись огнём с фонарями, которые мягко засветились, издавая лёгкий шум, парень удовлетворённо кивнул.

Сосредоточившись, Моррисон спокойно вывел необходимый жест-активатор, произнеся название чар, однако в ответ была тишина.

Не обращая внимания на первую неудачу, Уильям продолжил дальше. Это было ожидаемо. Впрочем, скрывающее заклинание не настолько сложное, чтобы провозиться дольше, чем несколько часов к ряду. Если до этого те ему были не слишком нужны, то перед предстоящей прогулкой в Визжащую хижину лишними, как минимум, точно не будут.

— Deilluminare, — произнёс он чуть мягче, ещё раз сверившись с текстом и наставив палочку чуть выше своей головы.

Удержав желание зябко передёрнуть плечами от ощущения, будто ему сырое яйцо на голову вылили, как самая близкая аналогия, парень осмотрел своё тело:

Полностью слившееся с интерьером позади него, и лишь при ходьбе вокруг фрагментарно спадала маскировка. Не продержавшись и пятнадцати секунд, с чувством горячей влаги по большей части тела, которое быстро прошло, действие заклинания закончилось.

— Ну, и Рим не за один день построили, — усевшись на сундук, предварительно отодвинув книжку, заключил Уильям, — так что и я справлюсь. За месяц должен успеть… Или когда там следующее полнолуние?.. Ха-а-а, грёбанная Астрономия.

Его привычка негромко разговаривать с самим собой, когда он находится в этой комнате, выработалась сама собой. Находиться много часов подряд в гнетущей тишине, знаете ли, бывает вредно для сознания.

Уильяму предстоит ещё много работы, и единственный момент за все сутки, когда он может расслабиться — это сон. Каждый из его соседей также имеет и собственную жизнь, куда входят и хобби, желание личного пространства и простая бытовуха. Мародёры варятся в собственном соку, изредка подшучивая над змеями, скорее даже безобидно. А Эванс до сих пор обижается на парня.

Плевать, подуется месяц-два максимум и оттает. Да и ему тоже иногда нужно немного одиночества, чтобы собраться с мыслями и разобраться в себе, а постоянная практика в Выручай комнате в паре с долгими часами чтения в библиотеке этому отлично способствуют. Хотя попытки Марлин их примирить, создавая «случайные» встречи в гостиной или в коридорах, выглядят как минимум смешно.

В последний раз устало вздохнув, Моррисон решительно поднялся. Ему ещё нужно невербально оглушающее пытаться натренировать, на пару с обезоруживающим. А дело это очень неблагодарное и энергозатратное. Ну, ему-то уже привычно.

* * *

В этот раз дополнительное занятие по ЗОТИ вновь проходили на окраине Запретного леса, к которому по всей видимости профессор имеет небольшое пристрастие. Ну, у каждого свои тараканы в голове и не Уильяму его за это судить. Хотя приязни это явно не добавляет по отношению к старому аврору.

Ибо в чем-то он действительно прав:

Например, в том, что предыдущие три курса ЗОТИ у них были просто отвратительные. Никакой настоящей подготовки, даже теоретической. Лишь заучивание учебников и отработка немногочисленных заклинаний. Потому и не удивителен такой плохой уровень… практически всего.

— Я искренне надеюсь, что вы вынесли хоть что-то полезное из наших занятий, — неспешно заговорил старик, сложив руки за спиной, — ибо сегодня двое тех, кто покажет наихудшие результаты, вылетят отсюда прочь. Основные условия всё те же: делитесь на две команды и сражаетесь. Только есть один нюанс: вы будете это делать не на опушке леса, как в прошлый раз, а в его углублении. Впрочем, ничего страшнее твари «ХХХХХ» класса опасности не встретите. — Казалось, тишина стала мёртвой.

Бенджамин быстро прошёлся взглядом по части резко побледневших лиц, усмехнувшись.

— Однако таковые там только акромантулы. Так что расслабьтесь. Хотя если вас и укусит какая дрянь, то придется действовать самим в первую очередь. Не факт, что я или ещё троица старших придурков, которые безбожно опаздывают, успеем вас вытащить. Потому постарайтесь не подставляться слишком сильно, ибо я с трудом уговорил Дамблдора на это.

Не хотелось бы получить… Случайный инцидент. И я искренне надеюсь, что вы знаете чары от больших пушистых пауков. Группы вы уже составили ранее, потому таким же составом работайте и в этот раз. На этом всё, у вас пять-десять минут дабы зайти вглубь леса, — взмахнув концентратором и вновь очертив границу, только после этого тяжело выдохнув, ибо даже если простейшие чары использовать на такой площади — не каждый сдюжит.

Хоть каждый из невольных участников занятия и побледнел на пару тонов, от осознания возможной угрозы, но смельчаков возразить не нашлось. Или они сделают это — или проваливают.

— «ХХХХХ» класса опасности, — бодрым тоном, каким обычно рассказывают анекдоты, заговорил Крауч-младший, — подумаешь, всего лишь. Уверен, такими темпами к концу года выйдем против дракона. А что, сразу незабываемый опыт и представление об этих зверушках.

— Ага, после четвёртого курса можно будет сразу идти на стажировку в аврорат, — усмехнулся Уильям, чуть беспокойно осматривая гнетущие деревья, — чего мы там более опасного увидим? Отморозков с тёмными проклятьями? Пф-ф, не после встречи с мохнатой милашкой, у которого восемь ног.

— Если что, мы все погибли смертью храбрых, — мрачно сказал Сириус, который в последнее время, особенно после приезда с каникул, не отличался жизнерадостностью.

— Чур на моей могиле не танцевать, — всё также жизнерадостно отозвался Барти.

На взгляд Уильяма он был… Нормальным. Если не учитывать то, что в будущем Крауч станет фанатиком Лорда, готовым буквально на всё ради него, отбитым на голову психом, а также тот факт, что скорее всего он присоединится к Пожирателям практически сразу после школы… То да, он был нормальным конкретно в этот отрезок времени.

Просто школьник с семейным конфликтом. Общительный, социально нейтральный, хоть и предпочитает проводить время в компании будущих слуг Риддла. Если бы не предзнание Уильяма, он бы никогда не заподозрил в Барти того, кто станет отпетым Пожирателем.

С каждым шагом, по мере того как Уильям углублялся в Запретный лес, мир вокруг начинал меняться — сначала едва заметно, почти обманчиво, а потом всё явственнее, ощутимее. Деревья становились выше и плотнее, их стволы темнели, покрытые чёрными бороздами и мхом, который казался не зелёным, а болотным, мутным. Листья теряли живой оттенок, будто выцветали под тяжестью вечной тени, и где-то среди ветвей прятались тёмные пустоты, полные безмолвия.

Тишина, сперва привычная, лесная, постепенно становилась… другой. Не умиротворённой, как в школьных теплицах по вечерам, а настороженной, давящей. Она будто вытесняла любые звуки: шаги становились тише, хруст веток под ногами — глуше, и даже дыхание казалось слишком громким, чужеродным. Было ощущение, что лес не просто молчит — он слушает.

Визуально всё словно смещалось: линии деревьев делались кривыми, тени — длиннее, а путь вперёд казался извилистым, хотя минуту назад тропа была ровной. Свет луны не пробивался сквозь кроны, лишь редкие серебристые пятна дрожали на земле, и каждый из них напоминал выцветшую метку, оставленную кем-то давным-давно.

Уильям поймал себя на мысли, что даже воздух изменился: стал холоднее, сырее, пахнул не землёй, а чем-то… затхлым, древним, из другого времени. И чем глубже он шёл, тем сильнее чувствовал: лес будто бы постепенно избавлялся от всего лишнего, от звуков, от цвета, от движения — оставляя лишь самую суть ночной тьмы, в которую нельзя было смотреть слишком долго, чтобы не затеряться в ней навсегда.

И ведь они прошли от силы минут пять, когда уже должен начаться бой… Даже не по себе становится от того, что будет, если идти вглубь, ну, допустим, часа три. Какую же неведомую зверушку тогда можно встретить, спрашивается…

— Соблюдаем тишину, если услышите хоть что-то странное, сразу показывайте в какой стороне. Будьте готовы швырнуть взрывные по команде, — негромко произнёс Адам, настороженно осматриваясь по сторонам.

Никто не спорил. Ребята уже уяснили благодаря профессору, чем может закончиться любое препирательство внутри команды. Особенно в Запретном лесу, акромантулы которого будут совсем не против заглянуть на обед. Особенно когда где-то бродит точно такая же пятёрка. Мордред, поехавший старый псих, Уильям хоть и перерожденец, но не главный герой этого мира! Ему, так-то, тоже боязно попасть под клыки мохнатой твари.

Пятеро шли медленно, осторожно, стараясь не шуметь даже дыханием. Лес вокруг был тяжёлый, чужой, и каждый шаг отзывался приглушённым хрустом под ногами. Снейп шагал чуть впереди, с напряжённо сжатыми губами, время от времени останавливаясь и прислушиваясь к невидимым звукам. Сириус шёл сбоку, держа палочку наготове, с той особой смесью бравады и настороженности, которая пряталась за его ухмылками. Адам Фоули замыкал строй, неторопливо оглядываясь, будто всё ещё надеялся увидеть что-то, что ускользнуло от остальных. Крауч-младший шагал молча, глаза его блестели в полумраке, будто свет отражался внутри.

Воздух был густым, напряжённым, почти осязаемым. Казалось, каждое дерево следило за ними, сжимая вокруг кольцо невидимой тревоги. Даже простое слово здесь ощущалось чем-то избыточным, громким — настолько, что никто не решался заговорить. Тишина леса была не просто тишиной: она давила, вибрировала где-то в костях, звенела в ушах, заставляя сердце биться чуть быстрее.

Уильям чувствовал всё это — но в отличие от остальных, его разум оставался относительно ясным. Было неуютно, неприятно, но не страшно. Он понимал, где находится и знал, как действовать в случае опасности, да и наставления Хоффмана старался почаще вспоминать. Внутреннее ощущение взрослой собранности давало ему опору, помогая не поддаться этому давящему молчанию, не раствориться в нём. Он внимательно следил за направлением, за шагами товарищей, и за ветвями над ними особенно, зная, что сверху засада не исключена. Хотя уже и не от людей.

А также было чертовски холодно, благо, согревающее спасало от участи стать ледышкой до встречи с кем-либо живым. Кстати, а пауки охотятся в зиму? Хотя снега тут и нет практически…

И всё же, несмотря на трезвый ум, он знал: Долго это не продлится. Как бы им не казалось, но импровизированная арена не настолько огромная, чтобы здесь потеряться и не найти противоположную команду за те же полчаса.

К несчастью, заметили их первыми.

Мощная голубая вспышка мелькнула спереди, и одновременно послышался крик Сириуса с тщательно скрытой паникой внутри:

— В стороны!

Каждый из пятёрки молниеносно отбежал на метров пять, использовав Протего, и не зря.

Натуральный взрыв. Он получился особенно мощным — отчего даже на совсем короткое мгновение оглушил. Такой резкий звук в до этого зловещей тишине не мог пройти без последствий.

Дерево отчаянно затрещало, и огромный ствол повалился вниз, вместе с обломавшимися ветками. Не дав себе времени на раздумья, парень сразу швырнул в сторону вспышки заклинание:

— Bombarda Maxima!

Небольшое искажение, которое в полёте будто корёжит воздух, стремительно полетело в предполагаемую сторону другой команды. Практически сразу же полетело ещё три взрывных от остальных членов команды.

Лес окончательно потонул в грохоте задетых деревьев и клубящейся земли вперемешку со снегом.

Если они атакуют не церемонясь, то зачем и Моррисону скромничать? Да и все равно Хоффман не даст убиться слишком уж быстро, а так как у него на подхвате ещё и трое старшекурсников… опоздавших старшекурсников, то беспокоится почти не о чем. Можно разойтись во всю.

— Все целы?! — Громко выкрикнул Блэк, быстро припав в небольшой овраг. Сейчас не до чистоты формы.

Быстро подбежав к Сириусу, для веры швырнув ещё одно взрывное туда же, куда и прошлые, Уильям быстро заговорил:

— Я попробую обойти с помощью дезюллиминационного, следи за округой, наверняка Люпин попробует опять повторить свою маскировку, — наскоро хлопнув деловито кивнувшего брюнета по плечу, парень аккуратно наложил на себя скрывающие чары.

На данный момент у него выходило поддерживать их всего пять минут, но этого как раз хватит, чтобы зайти в тыл и «расстрелять» другую команду, только не подставившись так, как это сделал Римус в прошлый раз.

Дополнительно использовав заглушающее шаги заклинание, дабы не выдать себя так сразу, Уильям быстро пошёл по широкой правой дуге в сторону предполагаемых позиций другой команды, тщательно следя за тем, куда ставит ногу: Один случайный хруст ветки или задетый облезлый кустарник может его выдать, как и слишком громкий шелест листьев, после чего судьба парня будет незавидной.

Хоть профессор и показал базовые навыки передвижения в лесу, точь в точь повторить всё тому, кто никогда особо и не любил прогулки по дикой природе, довольно тяжело.

Ещё несколько раз прозвучали взрывные и раскрывающие чары, хотя и последние не должны достать до парня, в теории. Однако вскоре бой закипел с новой силой: обе команды уже выяснили точное местоположение друг друга. Пока что ближе подходить никто не решался, ибо боязнь попасть под шальное заклятье никуда не делась. Потому вёлся огонь на подавление, не позволяющий перейти к активным действиям.

Моррисон достаточно отдалился от своих, чтобы не слышать выкрики заклинаний, а лишь воочию наблюдать за получившимся эффектом. Кажись, часть леса, несомненно, пострадает после этого занятия, чем наверняка будут недовольны кентавры. Хорошо хоть у школы с ними договорённость, иначе бы вышло неловко, да…

— Stupefy!

— Reflecto!

Сразу выставив отражающий щит, стоило только Уильяму услышать сбоку от себя голос, в него пришёлся мощный удар, явно хорошо запитанный. Немного пошатнувшись, однако устояв на ногах, оглушающее со звонким треском защиты парня резво полетело обратно, но ушло в пустоту.

— Bombarda! Petrificus Totalus! Expelliarmus! — Узнав голос Джеймса, и найдя его наконец взглядом, стоявшего всего в каких-то десяти метрах от него (опять забыл контролировать местность, его ошибка), парень резво отскочил в сторону, одновременно выставив невербальный Протего.

Взрывное ударило в землю рядом, запачкав одежду парня, парализующее задело щит по касательной, срикошетив в дерево и оставив там небольшую сколу, а обезоруживающие пришлось уже на защиту, с звуком порвавшейся мембраны уничтожив само себя вместе со щитом.

— Silencio! — Невербальное обезоруживающее. — Stupefy! Pyrisimo!

— Protego!

Поттер принял на щит чары немоты и Экспеллиармус, но не успел защититься от оглушающего с усыпляющим, быстро упав в сырую землю, предварительно пропахав два метра грунта от импульса первого попавшего заклинания. Не зря Уильям оттачивал до автоматизма сразу целые связки заклинаний во время своих тренировок в Выручай комнате, к такому Джеймс явно не был готов…

О его присутствии уже явно знают, раз произошла эта короткая, но интенсивная схватка. А значит нужно действовать быстро…

— Revelio… — К мигу удивления парня от того, что в голове раздался негромкий звук «Динь», добавился практически неслышимый шелест веток.

Но так как он всё ещё был в небольшой горячке после боя, крайне чувствительный к слуху, смог это уловить. От смерти его спасли только рефлексы: «узнал о непонятной хреновине прямо у себя над головой? Живо беги в сторону!»

Из-за спины, с того места где он только что стоял донёсся низкий, вибрирующий треск, будто кто-то огромный только что приземлился после небольшого падения. За ним последовало стремительное и хриплое, сиплое шипение, протяжное, с переливами, словно звук раскалённого металла, опущенного в воду. Затем раздался резкий, щелкающий треск — как если бы десятки когтистых лап одновременно сцепились с камнями и корнями.

И наконец — глухое, вибрирующее рычание, тяжёлое, словно из глубины груди, переходящее в громкий, пронзительный, почти металлический скрежет. Этот звук будто рассекал воздух, цеплялся за уши, оставляя за собой ощущение липкого страха. Прошла от силы секунда, за которую был издан звук, как парень с широко раскрытыми от шока глазами моментально разворачивается.

Грёбанный акромантул. Образина «ХХХХХ» класса опасности. Прямо перед ним!

Он был слишком близко. В двух метрах от парня возвышалась эта тварь — огромная, тяжёлая, покрытая густыми чёрными щетинками. Лапы, длинные, словно больные костяные пальцы, медленно переступали, оставляя в земле глубокие следы. Его глаза — дюжина холодных, пустых точек — смотрели прямо на Моррисона, мерцая липким, безразличным светом. Из-под шевелящихся челюстей ме-е-едленно капала густая жидкость, и с каждым тихим перещёлком клешней сердце начинало колотиться сильнее, грозясь за долю мгновения вылететь из груди.

Казалось, время для него застыло единым, вязким от ужаса моментом.

Не успел он даже что-то подумать, как эта машина для убийств совершила на него стремительный рывок, распахнув свои челюсти.

— Expulso! — С невероятной скоростью заорал не своим голосом Уильям, инстинктивно вбухав в заклинание всю имеющуюся мощь и даже больше.

Ярчайшая синяя вспышка прямо у него перед глазами, кратковременно ослепившая.

Визг. Чудовищной амплитуды, отчего такое ощущение, будто уши сразу же оглохли.

Оглушающий своей громкостью взрыв, в котором потонул весь мир Моррисона.

Треск костей. Единым моментом пришедшая чудовищная боль. Парень буквально почувствовал, как множество костей в его теле просто переломалось, раскрошилось, а разорванная, будто пережёванная передняя часть одежды вместе с кожей свисали вниз, вызвав кровотечение.

Он не успел даже осознать, что произошло. Мир вокруг словно захлебнулся в звуках — в грохоте, треске, в собственном крике, вырвавшемся непроизвольно. Акромантул отлетел, сшибая ветки и малые деревца, исчезая в клубах пыли и осколков древесины. Парень даже успел заметить оторванную переднюю часть твари, с головой и жвалами, которая также улетела в другую от оставшегося тела сторону. Но радости это не принесло.

Уильям рухнул на землю, тяжело дыша, краем глаза глядя на свои руки — в крови, в грязи, дрожащие, не слушающиеся. Каждое движение отзывалось режущей болью, будто под кожей ползали осколки стекла. В глазах темнело, края мира таяли, будто кто-то стирал их небрежной кистью.

Где-то сбоку раздались крики — чужие голоса, словно из подводной глубины. Он попытался повернуть голову, но шея застонала тупой, глухой болью. Ноги не двигались. Дрожь прокатилась по телу, холодом пробивая до костей.

Перед глазами замелькали светлячки. Шум голосов стал громче, ближе… и снова утонул. Последнее, что он ощутил — чьи-то руки, крепко подхватившие его под плечи, и чья-то паническая, рваная речь.

А потом — только темнота.

* * *

Пробуждение было, будто медленное всплытие из густой, вязкой тьмы. Уильям медленно открыл глаза, встретившись с мягким светом, льющимся сквозь окна больничного крыла. Белый потолок, занавеси на кроватях, лёгкий запах зелий и чистоты — всё это казалось удивительно тихим, словно мир боялся потревожить его.

Он попробовал пошевелиться — и тут же пожалел об этом. Тело будто набили свинцом, каждая мышца ныла, суставы ломило, а в голове стоял звонкий гул. Но при этом… боли не было. Просто слабость. Тяжесть. Как после сильной лихорадки.

Рядом на тумбочке стоял стакан воды и маленькая записка, исписанная чётким почерком мадам Помфри: «Отдыхать. Никакой магии. Когда очнёшься, то позовёшь — скоро подойду». Это немного иррационально рассмешило его, несмотря на состояние. Он сделал несколько маленьких глотков воды, почувствовав, как горло болезненно сжимается от сухости.

Время тянулось лениво, будто само замедлилось. За окнами шёл снег, подрагивая в холодном свете. Изредка в палату заглядывали другие пациенты, однако парень был огорожен ширмой, и они не могли его увидеть, прежде чем уйти по своим делам. А Уильям просто лежал, вглядываясь в трещинки на потолке, пытаясь собрать в голове куски воспоминаний и осознать, что всё закончилось.

Акромантул, сидящий в засаде. Полутораметровый в холке акромантул, поправка. Взрослая особь, которая, если верить данным бестиария, может спокойно сожрать человека, даже не обязательно заматывая того в кокон. Ах да, как же он мог забыть… Ещё и крайне редкий, максимально токсичный яд, капли которого, вроде как, хватит чтобы отправить его на следующее перерождение.

«Как же мне, блядь, везёт, грёбанные Мерлин и Моргана, Мордреда вам обоим в зад…» — мысленно ругнулся Уильям. Обычно он старается вести себя спокойно даже, нет, скорее особенно в своих мыслях… Но тут сдержаться не было сил.

Он только чудом не умер в жвалах твари пятого класса опасности, чтоб этого Хоффмана прикончили самым мучительным из возможных способов…

Гулкое раздражение ворочалось внутри него, смешанное с холодной злостью. Он снова и снова прокручивал в голове уроки Хоффмана, его методы — изматывающие, жестокие, словно обращённые не к ученикам, а к солдатам на учениях. Каждое занятие оставляло ощущение, будто их бросали в пекло без плана, без поддержки, только ради того, чтобы увидеть, кто утонет, а кто всплывёт.

И вот теперь… акромантул. Они могли погибнуть. По-настоящему. Он, Сириус, Адам, даже Снейп — все они были оставлены одни посреди леса, почти без шансов для четверокурсников. Он не обманывался своей мнимой силой. Уильям все ещё слаб по сравнению с действительно знающими своё дело волшебниками. Гнев сжигал его изнутри, холодный, рациональный гнев. Уильям не собирался оставлять это просто так.

«Если уж ты так легко разбрасываешься нашими жизнями, старый ублюдок…» — подумал он, сжимая кулаки. — «Тогда я хотя бы возьму с этого свою выгоду».

Весной, когда страсти улягутся, он намеревался прийти к Хоффману и потребовать допуск в Запретную секцию библиотеки. Аргумент был весомый: если их кидают в смертельные ситуации, они имеют право готовиться как следует.

Мысль о Запретной секции завораживала. Там, за пыльными страницами и старыми печатями, хранились знания, которые не найти в обычных учебниках. Опасные? Возможно. Но, как чувствовал Уильям, полезные. Слишком многое в этом мире зависело не от правил, а от силы. От умения защитить себя. Если ради этого нужно будет прочитать пару спорных книг, освоить несколько спорных заклинаний — пусть. Он хотел выжить. Хотел понимать, что происходит вокруг. И быть готовым. Тем более, чтобы знать, против чего бороться, нужно сначала самому разбираться в этой теме. Даже если для этого придётся шагнуть в полутень знаний, от которых отворачивались другие.

День прошёл тягуче и однообразно. Мадам Помфри заходила каждые пару часов, деловито проверяя заклинания, снимая бинты, заставляя выпивать горькие зелёные настойки. Её голос был строгим, но не без заботы — она ни на секунду не позволяла почувствовать, что пациент в её крыле просто «ещё один ученик». Уильяму казалось, что она видит сквозь любые попытки прикинуться бодрее, чтобы поскорее выписаться.

К полудню ему разрешили подниматься и сидеть, но лежать всё равно приходилось большую часть времени. Скука медленно подтачивала — за окном шёл дождь, а часы на стене казались намеренно замедленными. И только когда к вечеру разрешили пускать посетителей, в палату наконец ворвался хоть какой-то живой шум.

У него сейчас нет никаких моральных сил вспоминать то, как пришлось терпеть всю эту участливость от товарищей. Хоть они и от чистого сердца, но состояние, скажем так, немного подкачало.

Лишь благодарность от Джеймса было приятно слышать, ибо Уильям хоть и не вполне осознанно, но спас ему жизнь, разорвав того акромантула, как оказалось, на несколько частей. Настолько мощным вышел бабах.

Также Марлин клятвенно заверила, что если потребуется, то притащит Эванс на «поговорить». На это парень безучастно кивнул. Останавливать эту блондинистую фурию иногда себе дороже, уж это уяснил каждый с их курса.

Пожалуй, единственным действительно сюрпризом вышло посещение Уильяма одной Когтевранкой. Поправка, Когтевранкой с седьмого курса, назвавшуюся подозрительно знакомым именем Пандора.

Её волосы казались настоящим серебром — не седыми, а именно серебряными, мягкими, струящимися, ловящими любой отблеск, словно они впитали в себя свет звёзд. Глаза — небесного, почти неземного оттенка голубого, лёгкие, воздушные, будто сквозь них можно было увидеть ясное весеннее небо. Фигура — женственная, изящная, но вовсе не хрупкая: в её плавных движениях была какая-то внутренняя цельность.

И всё же над ней витало нечто… причудливое, неуловимое. Казалось, Пандора всегда чуть-чуть не здесь, немного в стороне от реальности, задумавшаяся о чём-то, что известно только ей одной. Такое мнение сложилось у Уильяма, стоило ему только увидеть вошедшую девушку. И сходство с Луной Лавгуд стало практически стопроцентным. Так вот она, мать будущей… милашки, возможно? Он затрудняется в том, как относится к этому факту.

Все остальные посетители уже давно ушли, а мадам Помфри отправилась трясти Слизнорта на новую порцию зелий.

— Чем обязан, мисс?.. — Слегка недоумённо вопросил Моррисон, лёжа на кровати и с интересом наблюдая за каждым движением девушки.

— Пандора, — солнечно улыбнулась подошедшая к кровати и бесцеремонно усевшаяся на неё блондинка, — а ты Уильям. Приятно познакомиться, — и приветливо кивнула.

От такого парень впал в небольшой ступор, впрочем, быстро придя в себя. Мало ли, какое у неё поведение, если сама по себе она, скорее всего, для него безобидна? А странности его не смущают. Не после недавнего акромантула.

— И мне тоже приятно, — улыбнулся в ответ парень, смотря ей в глаза. По красоте они даже превосходят таковые у Эванс, а это показатель. Нравятся ему дамы с нестандартным цветом глаз, если по секрету, и про эту небольшую слабость знает только его мать. — Так что тебя сюда привело?

— Видишь ли, мы должны были встретиться при иных обстоятельствах ещё день назад, — слегка рассеянно начала Пандора, — но нити вновь пошли по другому пути, но ничего, такое случается, хоть и редко. Ты знал, что ты красивый?

Моррисон моргнул ещё более недоумённо от столь… Прямого комплимента.

— Да, мама мне такое всегда говорит, — с усмешкой ответил парень, — так, а что ты говорила про нити? Ты провидица, пророк?

— Это немного разные вещи, но у меня есть дар к прорицанию, да, — уже чуток флегматично говорила Когтевранка, — и мама мне тоже говорила, что я у неё красивая. Она хорошая.

— Практически все мамы хорошие, — с небольшой растерянностью отозвался Уильям, — так и что ты хотела?

Пандора тихо ойкнула, будто только вспомнила то, зачем пришла к нему, и робко улыбнувшись, предложила то, от чего Моррисон уже окончательно выпал в прострацию:

— Давай встретимся на Астрономической башне ровно через неделю, в полночь?

Уильяму только и оставалось, что кивнуть и проводить Когтевранку, решившую что её миссия на сегодня выполнена, удивлённым взглядом.

Так и случилось его знакомство с этой крайне занимательной девой. К счастью для него, очень даже удачное знакомство.

Уильям всегда с осторожностью относился к прорицанию. Не потому что считал его бесполезным — наоборот. Его пугала сама концепция, на которой зародилась эта древняя и мутная магия. В отличие от трансфигурации, заклинаний, зелий — дисциплин, где всё подчинялось пусть сложным, но понятным закономерностям, прорицание выглядело… необъяснимым. Как будто оно вытекало из самой ткани мира, минуя законы логики и магической системы, даруя избранным редкие проблески истины.

Но именно в этом и крылась угроза. Пророчество — не просто слова. Оно способно сломать жизнь, изменить её русло, навязать судьбу, о которой человек даже не подозревал. Одно вырвавшееся из уст провидицы предложение могло навсегда затмить будущее, стать грузом, который не сбросить, не игнорировать. И хуже всего то, что зачастую пророчество понимали только задним числом, когда было уже поздно что-либо изменить.

И именно поэтому он теперь ощущал тревогу. Скоро ему предстояла встреча с Пандорой — девушкой, обладающей таким даром. Провидица. Не мистифицированная фигура из старых сказок, а живая, настоящая. И хотя он знал, что их беседа может быть безобидной, в глубине души что-то ёкало. Не из страха перед ней лично — а из страха перед возможностью услышать лишнее. Узнать что-то, что потом невозможно развидеть, понять то, что ещё рано.

Он поймал себя на том, что надеется — искренне надеется — что она не заговорит загадками. Что просто будет подростком с серебристыми волосами и небесными глазами, а не голосом судьбы. Потому что Уильям не знал, готов ли он встретиться лицом к лицу с предначертанным.

В конце концов, он перерожденец. И по закону жанра, на его долю обязана выпасть какая-нибудь тяжёлая хреновина. Он лишь может просить госпожу удачу о том, чтобы это не было пророчеством. Не хватало ему ещё плясать под дудку мироздания, или как там это всё работает…

За день перед его выпиской Марлин всё же выполнила свою великую миссию: достаточно накапала на мозг Эванс, чтобы та окончательно сдалась перед её напором помирить друзей. Да и сама рыжеволосая осознавала, что слишком погорячилась, наговорив лишнего. Впрочем, и Уильям на её взгляд тоже хорош, нахамил ей! Ну, уж теперь они-то поговорят, когда уже отошли от конфликта.

— Привет, Уил, — негромко поздоровалась девушка, войдя в больничное крыло, остановившись рядом с его кроватью.

Моррисон был рад любой компании. Он уже был готов на стенку лезть от скуки: колдовать ему мадам Помфри запретила, а злить её себе дороже, постоянно читать книжки может и надоесть, так ведь даже разминки какой не сделать! Строгий постельный режим, чтоб его…

— Присаживайся, — кивнул на свою кровать парень, подвинувшись и освободив часть места, отложив книгу по продвинутой теории заклинаний.

Ну и… он не знал о чём её спрашивать и о чем вообще говорить, кроме базовых вещей. Давно ведь уже не держит на неё обиды. Так что решил подождать, интереса ради, что она скажет. Вроде как прошло не слишком много времени, однако кто знает, что у девушек в головах творится? Все последние новости ему рассказали его соседи по комнате, особенно болтливый Эдвин, который всегда за любое движение, кроме голодовки.

Комната стояла в вязкой, странной тишине, нарушаемой только редким постукиванием дождевых капель о стекло. Конец января выдался особенно дождливым. Он чувствовал, как эта тишина растягивается, словно тугая нить, и с каждым мгновением напряжение в воздухе становилось всё ощутимее. Лили сидела на стуле у кровати, молчаливая, будто запертая в собственных мыслях, и это молчание почему-то давило даже сильнее, чем любые слова.

Она продолжала теребить локон, взгляд её скользнул по комнате, зацепившись за кувшин с водой на тумбе — казалось, она готова была уцепиться за любой предмет, лишь бы не встречаться глазами с ним. Уильям заметил, как она пару раз открывала рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же замолкала, глотая слова. Её лицо постепенно наливалось лёгким румянцем, а пальцы нервно наматывали всё новые и новые витки на локон, будто она таким образом пыталась сдержать собственное волнение.

Смущение Лили росло с каждой секундой, подпитываемое её же мыслями. Наверняка она вспоминала их перепалку, перебирала детали, терзалась: правильно ли поступила, не сказала ли лишнего? И чем больше молчала, тем сильнее накручивала себя, будто каждый промедленный вопрос или реплика отдаляли возможность всё исправить. А неловкость, уже прочно обосновавшаяся между ними, становилась почти физически ощутимой — как туман, в котором оба блуждали, не зная, кто первый протянет руку.

Ладно… На взгляд парня что-то завернуло куда-то не туда. Но тут сам Мерлин велел сказануть что-нибудь эдакое.

— Все в порядке, Лили? А то от твоего лица уже можно прикуривать, не заболела случаем? — Весело фыркнул Моррисон, удивленный тем, что же ей такого наговорила МакКиннон.

Заметив на ней подаренные серёжки, внутренне улыбнулся. Не зря дарил, они ей очень идут…

— Ты куришь?! — Нашла за что зацепиться девушка, дабы окончательно избавиться от неловкой для неё тишины.

— Конечно нет! Этой дрянью себя травить не собираюсь.

Ещё несколько секунд она молчала, не зная, что сказать, однако тяжело выдохнув, будто собралась нырять в омут с головой, быстро сказала:

— Прости меня, пожалуйста, Уильям!

— Да без проблем, давно уже не злюсь, — будто это само собой разумеющиеся, пожал плечами Моррисон. Он, конечно, может строить из себя недотрогу, но каков смысл? — Только давай договоримся, что больше ты не будешь так глупо кидаться обвинениями на пару с оскорблениями, а то, как ты могла убедиться, я могу и не сдержаться, как тогда.

— И ты не будешь избивать людей! — Нахохлилась Лили, «грозно» смотря на него.

— Только если кто-то тебя обидел, то его без претензий с твоей стороны изобью, — шутливо добавил парень, — ну, если это не девушка. Иначе меня совесть сожрёт с потрохами.

Она тяжелым взглядом посмотрела на него, однако, не заметив и капли раскаяния, бескомпромиссно припечатала, отведя взгляд:

— Дурак, — скрестила руки под грудью девушка, — в таком случае я сама тебе укажу на того несчастного. С Розье получилось… плохо всё. Давай забудем об этом.

— Как пожелаешь, — смиренно согласился парень, откинувшись на подушку, — кстати, долго Марлин тебе плешь проедала?

— Так ты знаешь! — Обвинительно ткнула в него пальцем Эванс.

Он недоумённо моргнул, не понимая, как можно было не понять этого.

— Ну, да… Она же ко мне сначала и зашла, заявив, что помирит нас. Если тебя это успокоит, то моего мнения она тоже не спрашивала.

— Предлагаю ей жестоко отомстить, Уил, — с хитрой улыбкой заявила рыжеволосая, — ты бы знал, как она мне покоя не давала! Даже на кровать ко мне залазила! Прибила бы её, не будь та собой.

— Ты уверена?

Моррисон с сомнением посмотрел на подругу, которая, казалось, воспылала энтузиазмом.

— Абсолютно! Я теперь недельку буду постоянно напоминать ей про эссе по трансфигурации, посмотрю, как она запоёт, — с предвкушением в голосе хмыкнула Лили.

— Ну, я минусов от её вмешательства не получил, так что мне и мстить не за что, — он усмехнулся, представив будущие мучения блондинки, — кста-а-ати, а что там с Хоффманом? Я сколько бы не спрашивал, ребята про него до сих пор отмалчиваются. Это бесит, знаешь ли.

Особенно это бесит, когда парень уже построил планы на Запретную секцию, в которых этот горе-профессор играет как бы не главную роль. Будет обидно, если с ним что-то случилось, даже если Бенджамин тот ещё старпёр с легкими признаками садизма.

— Там скандал, вот что, — резко нахмурилась девушка, — это ж надо было, отправить вас в глубь леса! На тебя напал акромантул! Мадам Помфри мне говорила, что тебе повезло, когда эта тварь не успела тебя укусить. Поттер так вообще не затыкается, в красках описывая всё произошедшее, хотя со слов Римуса тот тогда вообще спал! А профессор делает вид, будто ничего не было, стойко игнорирует гневные письма некоторых семей, и дальше проводит занятия. Беспредел! Директор тоже просто бездействует!

— То есть ты все-таки заходила, пока я спал, а? — Вычленил самое главное парень, приняв к сведению то, что Хоффмана не уволили, а значит его план все ещё реализуем. А на остальное плевать, главное, что жив и получил незабываемый опыт. Хоть и больно тогда было просто кошмар…

— Конечно заходила! Правда внутрь не пустили… — оборвала свою речь девушка, быстро вскочив с кровати, когда поняла, что сама же и выдала себя, — я пойду, в общем. Выздоравливай, Уил.

Легко улыбнувшись парню, она сразу пошла на выход, стараясь сбежать.

— Спасибо, Лили, — кинул ей в спину парень, снова оставшись наедине.

Подумаешь, держала дистанцию с ним из-за ссоры, а после пришла проведать. И что в этом такого, что нужно было сбегать? Ох уж эта женская логика, на взгляд парня, абсолютно нечитаема… Ему ведь теперь, так-то, снова в одиночестве здесь киснуть, хоть уже скоро он сможет выйти отсюда. Пожалуй, это единственный плюс, ибо пить мерзкие зелья Слизнорта уже надоело. Вкус у них крайне специфический, к слову.

* * *

Неделя после выписки из больничного крыла началась для Уильяма неожиданно тепло — словно само возвращение к обычной жизни было небольшим праздником. Уже вечером, когда он поднялся в башню, его встретили громкими возгласами, аплодисментами и гомоном: однокурсники устроили миниатюрное торжество в его честь, притащив с кухни чай с соками, сладости и даже пару контрабандных пирожных из «Сладкого Королевства».

Отдельно от всей толпы, чтобы не попасться, Джеймс с Сириусом гордо вручили ему бутылку огденского с подписью «За храбрость», заявив, что за спасение Поттера он это заслужил. Крайне странный подарок, учитывая то, что он не увлекается алкоголем, но оттого не менее приятный.

Кто-то хлопал его по плечу, кто-то шутливо интересовался, сколько пауков он всё-таки победил. Даже те, кто обычно держался в стороне, теперь подходили с участливой улыбкой, и Уильям, несмотря на лёгкую усталость, почувствовал тепло от этой неожиданной сплочённости одновременно с лёгкой брезгливостью от лицемерия. Какая двойственность. Он вообще не общается с курсом младше или старше, так с чего к нему такое внимание, будто они обязаны выразить свою радость от его выздоровления, парень не понимал.

Однако наутро праздничная эйфория сменилась суровой реальностью: пропущенные лекции, стопки конспектов, несколько не пройденных тем и куча заданий, которые надо было сдать хотя бы к концу недели. Уильям едва не утонул под лавиной учебных материалов. Первые дни он чувствовал себя так, будто резко нырнул на глубину, давление которой пытается сдавить его со всех сторон.

Но друзья не оставили его наедине с этой борьбой. Алиса приносила записи по травологии, Марлин — по чарам, а Сириус, хоть и с кривой ухмылкой, предложил помощь с заклятиями, правда, перемежая объяснения с «шутками» их компании.

Правда, это было ему не слишком-то и необходимо, ибо парень, как любящий учиться магии, опережает саму программу, хоть и ненамного, уже давно закопавшись в дополнительные материалы, которые берёт из библиотеки. Изучают они одну тему — он её проходит, а после по ней же читает ещё больше литературы, углубляя свои знания. Все-таки летом свободного времени слишком много, а что такое книга на страниц пятьсот для скучающего разума? Он за неделю её полностью и прочитает, неспеша, с чашечкой горячего чая под рукой, да какого-нибудь блакнотв для пометок и интересных заклинаний.

Постепенно Уильям стал втягиваться в ритм жизни. Каждый день учеба отвоёвывала у усталости и хаоса кусочек порядка. Профессора, к счастью, не давили на него: с него требовали, но без лишней строгости, позволяя постепенно выйти на «прежний» уровень. Ибо он предпочитает не показывать слишком выдающиеся успехи. Оно ему нужно?

Нагрузят дополнительными эссе, если поймут, что он опережает тему, а у него так-то уже составлен план на некоторые книжки, которые ещё нужно «проглотить». Между баллами с похвалой за рвение в учёбе и личными знаниями он без колебаний выбирает второй вариант. Тем более на факультативы, сверх ЗОТИ, он никакого желания идти не имеет, а без них не выучишь действительно новых вещей с помощью профессоров.

И хотя иногда вечером он возвращался в гостиную едва держа голову от усталости, чувство возвращения к привычной жизни грело изнутри. Всяко лучше, чем валяться относительно без дела в госпитале.

В классной комнате ЗОТИ, что располагалась на третьем этаже, царила тяжёлая, немного удушливая атмосфера: воздух стоял сухой, пахнущий старой кожей учебников и чем-то острым, металлическим, будто тут было разделочное помещение для мясника.

Ученики четвёртого курса Слизерина и Гриффиндора расселись по своим местам, словно две стороны шахматной доски, меряясь напряжёнными взглядами. Урок начался, как обычно, с глухого стука двери — профессор Хоффман вошёл, высокий, худощавый, в строгой чёрной мантии с серебряной отделкой, его седоватые волосы были зачёсаны назад, открывая высокий лоб и проницательные, тяжёлые глаза.

— Сегодня, — произнёс он глухим, ровным голосом, который всё так же пробирался под кожу, — мы поговорим о некоторых тварях, которым Министерство магии присвоило пятый уровень опасности. «Известно-убийственные» или же простым языком говоря — категории «ХХХХХ». Не обо всех из них, но всё же. Иными словами, те, кого ни один уважающий себя маг не стал бы трогать без крайней нужды.

На доске мел сам собой начал выписывать названия: акромантулы, мантикоры, василиски, крылатые демоны, оборотни, инферналы. Хоффман прошёлся взглядом по классу, останавливаясь на тех, кто начинал перешёптываться или выглядел чересчур расслабленно.

— Мы не будем рассматривать их анатомию. Это удел магозоологов. Нам важно другое. Что делать, если вы встретились с одним из них лицом к лицу. — Он сделал паузу, кинув мимолётный взгляд на Моррисона, а затем, будто отсекая лишнее, резко добавил: — И если вы думаете, что сможете сбежать… ошибаетесь. Вы должны быть готовы сражаться, если другого пути нет.

Он принялся подробно разбирать каждую тварь, рассказывая об их слабостях, типичных атаках, возможных методах уклонения и даже отдельных заклинаниях, которые могли замедлить или хотя бы отвлечь их. Всё сопровождалось магическими иллюстрациями на доске — акромантулы перебирали лапками, василиск сворачивался в кольца (тот факт, что на весь известный мир даже непонятно, остались ли ещё живые особи, его не смутил), инферналы тянули руки, будто собираясь вырваться за пределы картинки.

К концу урока многие уже с беспокойством поглядывали на часы, мечтая о перемене, но Хоффман вдруг остановился, обведя класс суровым взглядом.

— Все, кто посещает факультатив, останьтесь, — бросил он. — Остальным — идти.

Зашелестели книги, стулья заскрипели: львиная часть класса высыпала в коридор, обсуждая услышанное. А десять оставшихся остались сидеть — все те, кто оставался учиться у Хоффмана дополнительным заклинаниям и приёмам защиты.

Профессор подошёл к своему столу, тяжело оперся на него руками.

— Урок окончен, а теперь… — его голос стал чуть мягче, хотя всё равно нес в себе привычную сухость. — Сегодня я научу вас заклинанию, которое может спасти вам жизнь. — Он выпрямился. — Baubillious. Боевой магический заряд в форме молнии. Быстрая, смертоносная, трудная в контроле. И крайне мощная.

Он провёл палочкой в воздухе, и с тихим треском вспыхнула ослепительная бело-жёлтая молния, практически моментально прорезавшая пространство между ним и задней стеной, ударившая в установленный манекен. Манекен содрогнулся, искры пробежали по его поверхности.

— Против тварей, что быстрее вас, против магов, что умеют блокировать обычные заклятия… и, самое главное, когда нет другого выхода. Но запомните: это не игрушка. — Его взгляд стал особенно тяжёлым. — В бою промедление убивает. Но и неумелое использование — тоже. Как вы могли заметить, скорость этого заклинания крайне высока, и если на вас нет заранее установленной защиты — почти гарантированно вы получите серьёзные травмы. И да, вы не будете его использовать на наших занятиях.

Он прошёлся по рядам, глядя каждому в глаза.

— Я знаю, что мои методы… не нравятся некоторым. — Он недовольно сморщил лоб, будто заранее парируя возможные жалобы. — Но мне не нужно ваше одобрение, и мне плевать, что вы только на четвёртом курсе. Мне нужно, чтобы, если однажды вы окажетесь с палочкой в руке против того, кто хочет вас убить, вы знали, что делать. Особенно в наше время.

Он резко взмахнул рукой.

— Встаньте. Пространство расчистите. Попробуйте. Только осторожно. Baubillious. Чётко. Не теряйте концентрацию.

Ученики начали подниматься, отодвигая парты, освобождая место. Уильям сжал палочку, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее — и не только от предвкушения силы, но и от понимания, что очередной шаг в этом нелёгком пути защиты себя… куда серьёзнее, чем может показаться на первый взгляд. Это первый раз за практически полгода, когда Хоффман решил научить их действительно настоящей боевой магии. А не только защитной.

Они провели добрых два часа в классе, упорно тренируя заклинание под бдительным взглядом Хоффмана. Каждый из них по-своему сталкивался с трудностями: у кого-то заклинание вспыхивало лишь слабой искрой, у кого-то выбивался неконтролируемый свет, а кто-то вообще не мог собрать силу в нужный импульс. Заклинание требовало не просто взмаха палочкой и произнесения слов — нужно было направить поток магии точно, сосредоточиться, удерживая и форму, и мощь одновременно.

Хоффман ходил среди них, коротко комментируя, указывая на ошибки, иногда сам перехватывая палочку ученика, чтобы показать правильную траекторию движения. Постепенно у ребят начало получаться: молнии начали вырываться из кончиков палочек — пусть слабее, чем у профессора, пусть нестабильно, но всё же обретая узнаваемую форму.

К концу занятия все чувствовали и усталость, и лёгкое удовлетворение: они овладели основами, научились вызывать молнию. Но каждый прекрасно понимал — впереди ещё долгие часы практики, если они хотят, чтобы заклинание стало по-настоящему боевым, быстрым, надёжным.

— Ну, точно кто-то его прижал, — хмыкнул Эдвин, закидывая руки за сумку, висящую на его груди, пока они шли по коридору. — Я вот ставлю на Дамблдора. Или на мадам Помфри. Уж она-то ему могла хорошенько мозги вправить за такого потрёпанного потерпевшего, как ты, Уил.

— Не думаю, что мадам Помфри, — покачал головой Уильям, поправляя ремень сумки. — Она бы просто наорала. А вот директор… Возможно. Хотя, зная Хоффмана, он бы и после разговора с Дамблдором не остыл. Разве что если его реально сильно прижали.

— Ну, стал же нормальней с виду, согласись, — заметил Адам, шагая рядом и сунув руки в карманы мантии. — Сегодня на ЗОТИ даже не заорал ни разу. И урок вёл почти как нормальный человек. Для Хоффмана это же прям достижение.

Фрэнк усмехнулся, идя чуть позади:

— Мне кажется, его не просто прижали. А как-то официально отчитал Визенгамот. Наверняка ведь Розье или Уилкис нажаловались родителям, или сам Крауч. Может, отправили какое-нибудь письмо сверху. Знаете, такое из серии «следите за своими методами». Иначе он бы не угомонился. Хотя, честно, жаль — хоть экстрима добавлял, по сравнению с другими годами ЗОТИ.

— Ага, экстрим, — криво усмехнулся Уильям. — В следующий раз этот экстрим кого-нибудь просто сожрёт. Нет, мне, конечно, приятно, что он видит во мне какого-то выжившего после проклятого зверя бойца, но я не хочу ещё раз повторять тот вечер. И наверняка он снова начнет гонять нас, как только страсти улягутся.

— Да никто не хочет, — протянул Эдвин, вдруг серьёзнея. — Но теперь зато у нас есть заклинание посильнее всяких оглушающих. Я даже чувствую себя круче. С таким в арсенале кадрить девчонок должно стать проще.

— Будет чувство круче, когда тебя огреет слишком сердобольная дама по голове, за то, что так пугаешь её «страшной боевой магией», — фыркнул Адам.

— А ты что, уже проверял? — прищурился Эдвин.

— Не-а, — ухмыльнулся Фоули.

Компания уже почти дошла до Большого зала, где и собирались поужинать, как к парням уверенно подошла Пандора, перехватив их практически у входа, шагая так, будто она была феей, которую вот-вот унесёт ветром куда-то далеко-далеко.

— Привет, мальчики, — добродушно улыбнулась девушка, ни на шаг не замедляясь, лишь улыбнувшись ещё чуть шире от ответных приветствий, и нагло перехватив Уильма под руку с неожиданной силой потащила опешившего парня за собой, который и не думал сопротивляться, — я заберу вашего друга ненадолго, не переживайте.

— А-а-а-а… — натурально завис Эдвин, который, кажись, увидел что-то из ряда вон выходящее.

Впрочем, Моррисон его понимал. Сам чувствовал себя так, будто стал участником театра, сценарий которого — сплошной сюр и импровизация. Однако достаточно быстро пришел в себя, чтобы уже на углу коридора крикнуть друзьям:

— Скоро буду!

Когтевранка не останавливалась ни на шаг, все ещё держа парня за руку и не обращая внимания на оглядывающихся студентов, которых такая картина, как минимум, смутила. Да и сам парень выглядел так, будто уже готовился к тому, что его будут отчитывать… за что-то.

— Пандора, я, конечно, понимаю, наверняка что-то важное, но может отпустишь? Я и так никуда сбегать не собираюсь.

— О? Конечно-конечно, Уильям, — чуть рассеянно улыбнулась девушка, отойдя от него на шаг в сторону, принявшись своим чарующим голосом рассказывать причину беспокойства:

— Просто… ты какой-то странный, — протянула Пандора, чуть склонив голову набок, словно вслушиваясь в что-то невидимое. Её серебряные волосы мягко лежали на спине, будто снежное поле. — Вокруг тебя… будто постоянный хоровод. Танец. Но не обычный. Линии, золотые нити, они то сливаются, то рвутся, то снова сходятся… как если бы они всё время спорили, куда им идти. Но при этом все никак не могут договориться. Ты прямо как моя мама, вокруг неё тоже всякие штуки кружатся-кружатся, но не могут сойтись в большой круг.

Она задумчиво прищурилась, глядя будто сквозь него.

— И знаешь, они не любят, когда их трогают. Такие… упрямые. Дикие. Я пыталась их уговорить, правда. Но они всё вертелись вокруг тебя, и всё никак. Если бы я не пришла прямо сейчас… — её голос стал тише, почти шёпотом, — мы бы с тобой не встретились, как договаривались. Они бы не допустили. Они ведь… не хотят.

Пандора вздохнула, снова улыбнулась своей мягкой, немного рассеянной улыбкой:

— Но теперь мы здесь. Ты и я. А это… очень хорошо. Очень правильно. Потому что они всё ещё спорят, Уильям.

Парень достаточно долго осмысливал сказанное, немного отрешившись от мира и идя за девушкой словно марионетка.

— То есть… Ты буквально видишь нити судьбы, или что-то близкое по смыслу, и можешь даже… Слышать их? Влиять?

У него вся спина мурашками покрылась, стоило только представить, на что действительно способна Пандора, если станет использовать свой дар в личных целях, которые и близко не несут ничего хорошего. Она слишком… Аномальна. Странная. И из-за этого пугающая.

Её бы, по-хорошему, упокоить в мир иной, но… Он не настолько параноик и поехавший псих, чтобы убить девушку только из-за опасения её способностей. Парень ведь и так знает, как она умрёт, а за это время Пандора ведь не завоевала мир… Так что можно немного выдохнуть.

— Очень ограниченно и не всегда, — радостно хлопнув в ладоши, отозвалась девушка, повернувшись к парню лицом, пока лестница меняла своё положение, — но ты прав. Мама говорила, что это крайне редкий дар, и всегда нужно использовать его только во благо. А я маме верю! Ну и видеть — это дело утомляющее. Да и не всегда получается.

— То есть судьба существует… — охрипшим голосом прошептал себе под нос парень, однако его собеседница услышала:

— Ну, это не судьба. Насколько я понимаю, просто путь, который меняется от любого фактора. У него нет конечной точки, наверное, не уверена, но я точно знаю, что от этого пути ведут другие дорожки… Это если очень упростить.

Вот ведь Моргану ему на… Пандора крайне мощный провидец. Вот такие сюрпризы парень очень не любит. С такой, определённо, куда лучше будет поддерживать хорошие отношения, даже если это будет идти ему в убыток. Просто во избежание.

— Знаешь, слишком много откровений за сегодня, — стараясь сохранять спокойствие, ответил парень, устало потерев переносицу, — так что, пожалуй, хватит со всей этой странной чертовщиной пока что.

— Ладно, — беззаботно пожала плечами девушка, — уже почти пришли, кстати.

— Мы на Астрономическую башню, да?

— Ага.

— И что там такого, кроме самого вида?

— Ну… Ничего? — Растерянно спросила Пандора. — Мне просто там нравится.

— …Ладно.

Ему тяжело было сдержать тяжелый вздох. Ну, что поделаешь, нравится ей башня, ему-то какая разница…

Астрономическая башня Хогвартса возвышалась над остальными постройками, словно каменный страж, вечно устремлённый к звёздам. Её остроконечная крыша терялась в вечернем тумане, а по винтовой лестнице, ведущей наверх, часто пробегал лёгкий сквозняк, несущий запах старых книг, холодного камня и едва уловимый аромат палёного воска от свечей. Наверху, под открытым куполом, стояли большие латунные телескопы на треногах, а вдоль парапета были расставлены кресла и скамейки, укрытые от ветра зачарованными занавесями.

Ночью башня преображалась: звёздное небо, казалось, нависало совсем близко, и каждое светило отражалось в стеклянных линзах, будто пульсирующая капля света. Чуть в стороне от приборов на мраморной плите лежали карты созвездий, пронумерованные свитки и пухлый журнал с записями предыдущих наблюдений. Отсюда весь мир казался далёким и крохотным.

Сейчас же с неё отлично был виден закат: небо на горизонте окрасилось в малиновый цвет, стали виднеться ещё не очень заметные звёзды, а лёгкий ветер вместе с минусовой погодой добавляли этому пейзажу своей изюминки. Фоули бы наверняка оценил этот вид по достоинству, зарисовав его со всей тщательностью.

— И так, дорогая моя Пандора, — с небольшой иронией начал парень, налюбовавшись прекрасными видами, — что же именно такого ты хотела сказать наедине, что украла меня прямо перед ужином, оттащив на Астрономическую башню?

Пандора взглянула на него мечтательно, словно и не слышала лёгкой иронии, а потом улыбнулась — чуть загадочно, чуть устало, будто говорила не только с ним, но и с кем-то ещё, кого Уильям не мог увидеть.

— Видишь, Уильям… иногда они шепчут не о том, что будет, а о том, что может быть, — начала она мягко, с тем особым рассеянным оттенком, что делал её голос похожим на журчание далёкого ручья. — И они сказали, что когда ты пойдёшь в темноту… а ты обязательно пойдёшь, — она кивнула с такой уверенностью, будто это уже случилось, — тебе нужно взять с собой серебряный порошок. Иначе встреча не состоится. Встреча двух противоположностей. Они кружат друг вокруг друга, но не могут столкнуться без искры. А серебро, знаешь… серебро ловит лунный свет лучше всего.

Она замолчала, посмотрела на него внимательно — но будто сквозь него, в что-то далёкое — и снова загадочно улыбнулась:

— Без серебра тьма останется просто тьмой, окрасившись в алый, а свет… свет не найдёт пути.

До стадии: «с меня ручьём потёк холодный пот», Моррисону оставался буквально один шаг. В горле внезапно пересохло, из-за чего он был вынужден откашляться. Он облокотился об перила башни, уставившись вниз и стараясь даже не смотреть в сторону девушки.

Пандора и это предвидела. Ну, конечно. Куда же ему без наставлений загадочной девочки-волшебницы на вершине одинокой башни. Просто прелесть. Он прекрасно понял, о чем она говорила, сразу разобравшись. Да и нужно быть тем ещё идиотом, чтобы не связать серебро и лунный свет с его походом к хижине, дабы окончательно удостоверится в своих мыслях.

Да и «встреча двух противоположностей»? Серьёзно? А это ему как прикажете понимать?!

— Что ты имела в виду под встречей двух? — Негромко спросил парень.

— Я не знаю, — легкомысленно улыбнулась девушка, — просто сказала то, что должна была сказать.

— Вот как… — совсем уж потерянным голосом отозвался Уильям, который осознал, что вся эта тема с провидением тот ещё сплошной геморрой. И за что ему всё это… — В любом случае спасибо за предупреждение, Пандора. Это правда было важно. Я тогда пойду?

Ему искренне захотелось поскорее сбежать от неё. Хоть это и было не очень красиво, да и после он подарит ей что-нибудь полезное, в знак благодарности за помощь, но сейчас… Сейчас он просто хотел побыть один. Или вообще попытаться уснуть, отгородившись от всего мира балдахином.

— Конечно, мы все равно ещё увидимся, — с нежностью в голосе ответила девушка, зажмурившись от лёгкого ветра. Удивительно приятная сегодня погода…

— Даже не сомневаюсь, — чуть нервно хмыкнул Моррисон, легонько хлопнув девушку по плечу дважды, — ну, тогда до встречи.

Сомневаться в словах провидицы вообще вещь глупая, как убедился парень. Да и письмо с заказом нужно будет отправить в лавку на Косой Аллее, если уж она сказала, что ему нужен серебряный порошок, значит он ему нужен. И всё тут.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

С виду один из последних деньков перед наступлением весны не отличался от всех остальных:

Он выдался на редкость тихим и размеренным, как будто сама школа решила дать своим обитателям передышку перед чем-то неведомым. Утро началось с привычного шума в спальнях — кто-то зевал, кто-то торопливо застёгивал мантию, а кто-то, как всегда, пытался дописать домашнее задание, балансируя чернильницей на колене. Уильям проснулся чуть позже обычного, позволив себе несколько лишних минут под тёплым одеялом, слушая, как снаружи за окном лениво сыплет мелкий снежок.

Завтрак в Большом зале был привычно оживлённым: шум голосов, шелест пергамента, хруст свежих тостов. Адам с Эдвином спорили о том, какая из новых тактик по квиддичу покажет лучшие результаты, а Фрэнк то и дело заглядывал в расписание, как будто надеялся найти там что-то приятнее, чем двойной урок зелий. Снег за окнами начал редеть, солнце пробилось сквозь облака, бросая тёплые пятна на длинные столы. Даже профессор Хоффман выглядел менее напряжённым, чем обычно, задумчиво ковыряя вилкой в жареной колбаске за преподавательским столом.

Уроки шли своим чередом. На заклинаниях преподаватель с трудом успокаивал чрезмерно активную группу гриффиндорцев, под конец едва не устроивших дуэль прямо в классе. На травологии ученики мерзли в теплице, разгребая укрывной материал с какой-то хищной лозы, которая то и дело пыталась схватить ближайший локоть. Обед прошёл куда более спокойно: большинство просто устало навалилось на еду, обсуждая кучу заданий и мечтая о каникулах. В коридорах, несмотря на зимний день, витало ощущение лёгкой, ленивой безмятежности. Казалось, что школа затаила дыхание, погрузившись в сонную рутину, где каждый шаг, каждый час известен и предсказуем.

И только Уильям, переглядываясь время от времени с часами, знал, что этот день всё-таки не будет таким обычным, как кажется. Но до вечера всё выглядело удивительно спокойно.

Лишь когда уже после отбоя Мародёры «внезапно» для парня испарились с гостиной, а Люпин уже как второй день лежит в больничном крыле по болезни, он начал действовать. Хоть желание посмотреть на такой манящий «канон» и было велико, он не собирался делать это спустя рукава.

Встреча с оборотнем, всё же, далеко не рядовое событие в жизни любого волшебника, и он не стал пренебрегать подготовкой, взяв максимум из доступного:

Заказанный ранее серебряный порошок, который является для ликанов той ещё противной дрянью, занял своё положенное место на заранее надетом неприметном поясе с множеством ремешков.

Перуанский порошок мгновенной тьмы в отдельной колбе также пополнил его арсенал на сегодняшнее полнолуние. Достать его было той ещё проблемой, но всё же вполне решаемой, стоило только предложить цену в двое больше установленной, как скупой продавец тут же достал мешочек с якобы «закончившимся» порошком.

Он ведь эти галеоны сердечно копил, и тратить их было… жалко. Очень. Всё же его внутренний жаб крайне не любит терять деньги, переплачивая такие суммы. Ну ничего, он с Хагрида, в перспективе, ещё больше вытрясет, а повязанная с Мародёрами тайна это окупит. Куда лучше ведь иметь не просто хорошие отношения с будущими влиятельными людьми, но и кое-что общее.

Туда же отправились и Рябиновый отвар с безоаром (его он взял просто на всякий случай). Заполучить более уникальные зелья для Моррисона за такой срок оказалось непосильной задачей, а ведь он так хотел добавить в коллекцию варево с эффектом укрепления кожи…

Напоследок прикрепив на пояс длинный серебряный нож, одолженный в Выручай комнате, различного хлама в которой было на все случаи жизни, он поплотнее натянул тонкие перчатки из драконьей кожи. Если придется применить нож, не хотелось бы запачкаться кровью оборотня. Хоть это и на самый крайний случай, которого хотелось бы избежать.

Его соседи уже уснули, не без помощи усыпляющего от парня, и осталось лишь дело техники:

Накинув на себя дезиллюминационное заклинание, чуть сморщившись от ощущений, он быстрым, приглушённым с помощью чар шагом, отправился на выход.

Факультет уже крепко спал, потому случайных заблудших душ в гостиной не обнаружилось, на благо Уильяма. Не хотелось бы и тех усыплять, могли бы и заметить неестественность. Да и просто нарушать конспирацию и встречаться с неизвестными факторами в его плане парню не нравится.

Отработанное скрывающее действовало отлично, не спеша развеяться при любом неосторожном движении. По прикидкам Моррисона, действия хватит на минут тридцать, а после просто придется смотреть активнее по сторонам.

Ночная дорога выдалась прохладной, но не угрожающей — такой обычной, какой могла быть зима в стенах Хогвартса. Уильям шагал по коридорам, стараясь обходить живые картины стороной, но без излишней тревоги.

Каменные плиты под ногами приятно отдавали холодом через подошвы ботинок, а факелы, развешанные по стенам, отбрасывали мягкие, дрожащие тени, создавая уютный полумрак. Где-то вдалеке послышался звук — может, шаги Филча или ночная пробежка Пивза — но он быстро затих, оставив после себя лишь шелест собственной мантии да лёгкое эхо шагов.

Он двигался привычным маршрутом, заранее просчитанным, будто решая простую головоломку: за углом — короткий коридор, потом лестница, пролёт вниз, ещё один поворот… Всё шло спокойно, ровно, почти монотонно. Иногда он останавливался, чтобы проверить, нет ли поблизости скрипа дверей или звуков разговоров, но замок спал, укрытый тишиной и редким потрескиванием огней.

Добравшись наконец до нужной статуи, что скрывала вход, Уильям быстро осмотрелся, вздохнул — и нырнул внутрь, уверенно шагая по знакомому туннелю в сторону Хогсмида, чувствуя, как за его спиной постепенно растворяется привычный мир школы.

Визжащая хижина находилась не слишком далеко от деревушки, потому добраться туда не составит особого труда. Не то, чтобы он собирался подходить слишком уж близко, или, не дай Мерлин, заходить в гости к оборотню. Ему своя жизнь ещё дорога, а перспектива становления пушистым и агрессивным комком шерсти парня не прельщала ну вот совсем.

Зима в этом году, казалось, вовсе не спешила уступать место весне. Конец февраля стоял холодным и тихим, а снег всё так же укрывал Хогсмид и окрестности плотным, белоснежным покрывалом.

Дома в деревне выглядели игрушечными, с пушистыми шапками на крышах и дымком, лениво поднимающимся из труб. Дорожки протоптаны, но снег всё равно ложился свежим слоем, скрывая старые следы, будто природа сама старалась стереть любую суету.

Окрестности замка были такими же безмятежными: равнины и склоны холмов оставались под снежным покровом, а лёд на озере ещё держался крепко, поблёскивая в лучах редкого зимнего солнца. Только Запретный лес стоял особняком — его тёмные, высокие деревья не впустили зиму внутрь полностью. Снег задержался только на верхушках и краях, не проникая вглубь, где царила своя, отдельная тьма и тишина.

Уже на подходе чуткий слух Уильяма уловил звуки. Неестественные, которые можно принять за вой волка, только если ты глухой идиот. Всё же ликаны даже на луну воют по-своему… С особой амплитудой, скажем так.

Напрягшись и поудобнее перехватив концентратор в правой руке, в левую он заранее взял уже открытую колбу с серебряным порошком. Если Люпин уже вышел понюхать свежего воздуха, то он, в теории, успеет среагировать. Однако проверять ему не хотелось.

Собственное сердцебиение гулко отдавалось у Моррисона в ушах, и он практически чувствовал, как кровь перекачивается по венам туда-сюда, туда-сюда. Дыхание было размеренное, и он волевым усилием задавил любые мало мальские ростки паники и страха. Ему не десять лет, чтобы бояться обычной собачки, право слово…

Стоя на небольшом пригорке в ста метрах от хижины, укрытый деревьями, он неотрывно наблюдал за зданием. Звуки оттуда доносились далеко не самые приятные:

Грохот мебели вперемешку с полу-рыком, полу-скулежом. Мрачноватое освещение изнутри, просачивающиеся сквозь немногочисленные окна, не добавляло радости.

Уильям решил уйти сразу, как только собственными глазами увидит всю компанию пушистых (и наверняка блохастых) зверюшек. Любопытство в нём оказалось сильнее слепой паники перед опасностью, к несчастью для него самого.

Ещё минут пятнадцать он слышал звуки, будто внутри кого-то режут заживо, параллельно снимая кожу. Ну, конечно, эти идиоты не додумались поставить Купол тишины… Лишь по истечении ещё пяти минут, за которые он немного подмёрз, накинув на себя согревающие чары, вопли наконец затихли.

Зловещая тишина захватила местность, даже небольшого треска веток не было слышно. Будто большинство звуков вымерло, и осталось лишь его собственное дыхание и стук сердца.

Треск.

Это было первым, что он услышал, прежде чем стена неожиданно оказалась пробита… тварью. Мерзкой, в чуть больше двух метров ростом, с тонкими, выгнутыми ногами и плешивой шерстью по всему телу, лицо которой заменяла натуральная вытянутая пасть. И она смотрела прямо на Уильяма.

Уильяма, который стоял в ста метрах от хижины, застыв самому себе изваянием.

«Запах. Конченный блядь идиот… — краем сознания отметил Моррисон, резко втянув воздух носом, — блядь-блядь-бля…»

Оборотень будто к чему-то прислушивался несколько мгновений, после чего с диким рыком на приличной скорости рванул прямо на него, идя напрямик и сминая своей тушей массивные кустарники, будто это были просто тростинки.

Парень принялся действовать, полностью сосредоточившись на бегущем монстре, не заметив выбежавших следом зверей. Из-за собственной тупости он забыл об обонянии этой зверюги. Так ответственно готовиться и так банально подставиться…

Всё произошло за мгновение, но для Уильяма время словно растянулось. Резкая волна тревоги, едва ощутимая вначале, внезапно вспыхнула огнём внутри. Его сердце сорвалось с места, забилось быстрее, мощнее, будто стараясь нагнать упущенные удары. Где-то в глубине груди, в солнечном сплетении, расплылась горячая дрожь, а по телу пробежала волна холода, сменившаяся странным, сухим теплом.

Адреналин хлынул в кровь, разгоняя кислород и поднимая давление, сужая периферийное восприятие. Мир вокруг чуть сжался, стал резче, контрастнее, как будто всё лишнее растворилось, оставив только самое важное — звук, движение, цель. Мысли оборвались, уступая место инстинктам, и каждая мышца наполнилась настороженной готовностью, напряжённой, почти болезненной энергией, будто всё тело готово прыгнуть, отбиться, выжить — и всё это за одно-единственное сердцебиение.

Парень осознавал, что большинство боевых и не очень заклинаний против самого ликана бесполезны, ибо будут банально отскакивать от него, или не наносить особого вреда… А значит нужно использовать окружение как оружие, иначе он труп. Умереть столь глупой смертью, поддавшись своему любопытству, ну что за сюр…

Одно быстрое, выверенное движение палочкой, и голос Уильяма прозвучал глухо, почти шипяще в холодном воздухе:

— Glacius!

Из кончика палочки вырвался поток бледно-голубого света, холодный, как сама стужа, с лёгким звоном, будто кристаллы льда рождались прямо в воздухе. Ледяной вихрь с силой ударил вперёд, мгновенно оседая на снегу плотной морозной пеленой. В следующую секунду мягкий, рыхлый наст перед ним начал стремительно темнеть и уплотняться: кристаллы замыкались друг с другом, связываясь в прочную, стеклянно-прозрачную корку.

Десяток метров снега превратился в сплошной гладкий гололёд, сверкающий в лунном свете матовым серебром, с обманчиво чистой поверхностью. Морозный воздух дрожал над ним лёгкими маревами, а под ногами слышался тихий треск, словно сама земля застыла в ожидании.

Ещё один резкий жест невербальной базовой трансфигурации, и часть льда возле парня преобразовывается в здоровую, идеально гладкую сосульку, полметра длинной. Это точно не убьёт ликана, но вред нанести вполне способно.

— Wingardium Leviosa, - ледышка плавно взлетает, остановившись на уровне груди парня, перед ним. Если можно левитировать, то, значит, можно и швырнуть, быстро запустив снаряд, хоть это будет и тяжело сделать парню, но контроля должно хватить…

Оборотень наконец подбежал ближе, на полной скорости несясь прямо на парня, буквально брызжа слюной. Ну, пора действовать. Прости, Люпин.

Быстро двигая палочкой по кругу, Уильям раскрутил сосульку, плавно выведя следующую формулу.

— Waddiwasi!

«Главное — не паниковать…» — как мантру повторял про себя Моррисон.

С хрустящим свистом сосулька, раскрученная до бешеной скорости, сорвалась с руки и пронеслась через воздух, со всей грациозностью полуметрового куска смертоносного льда. Она впилась прямо в плечо несущегося оборотня с глухим влажным звуком, словно ломая не только плоть, но и кость, и разлетелась о его мощное тело сотней осколков. Рёв боли вырвался из пасти твари, но хищная ярость лишь вспыхнула сильнее.

Оборотень, пошатнувшись от удара, на всей своей чудовищной скорости влетел прямо на гололёд. Лапы не нашли сцепления, и тело тяжёлым комом полетело вперёд, переворачиваясь через себя, скользя и ударяясь. Лёд начал трещать под его тяжестью, пока он, утробно рыча, не ударил лапами вниз, разбивая ледяную корку в крошево. Взревев, он с силой оттолкнулся, мощным прыжком взмывая прямо на Уильяма.

В тот миг вспыхнул кинетический щит — полупрозрачная, мерцающая фиолетовым, пелена, встретившая оборотня с сухим, звонким ударом. Силы твари хватило, чтобы пробить защиту: щит разлетелся в стороны волной разряженного воздуха, ударив хлопком, и самого оборотня отбросило назад, сбив дыхание и оставив его растерянно вскидывать окровавленную морду.

Пошатнувшись и тяжело дыша, Моррисон, не давая себе и мгновения на лишние мысли, быстро навёл палочку на тварь:

— Waddiwasi! — Серебряный порошок молниеносно полетел в Люпина, попав как на лицо, так и на тело. Яростный скулёж вперемежку с болезненным воем резко ударил по ушам.

— Incarcerous! — заклинание сорвалось с губ Уильяма, и верёвки с шорохом взметнулись, словно живые, обвивая обезумевшего, не способного нормально реагировать из-за серебра оборотня. Люпин зарычал, начал рвать их, но Уильям уже знал — этого недостаточно. Он не мог позволить себе промедлить.

— Ferream vincula! — выдохнул он, нацелив палочку на верёвки.

Те задрожали, и прямо у него на глазах светло-коричневые волокна начали густеть, темнеть, превращаясь в металлические, холодно поблёскивающие нити. Они толстыми стальными жгутами легли на плечи, грудь, лапы оборотня, затянулись на животе и шее, звякнув сдавленным металлом. Рык твари стал отчаяннее, но движения всё медленнее — тросы безжалостно сковывали каждую попытку пошевелиться.

— Fixa uncis! — последнее движение палочкой, и в землю по периметру вонзились трансфигурированные крюки, потемневшие от усилия магии. Тросы с лязгом натянулись, цепляясь за них, удерживая оборотня так плотно, что даже мышцы под мехом дрожали от напряжения. Существо с яростью дёрнулось, но тросы лишь звякнули в ответ, оставаясь несгибаемыми, стальными путами, намертво вонзившимися в ночь. Уильям вытер лоб и сделал шаг назад, продолжая держать палочку наготове.

«Просто, блядь, ну на хрен, к Моргане всё это» — Все ещё во все глаза следя за Римусом, он не давал ослабить давлению на него, поддерживая цепи магией.

Оборотень — магическое существо. И как бы печально ни было в данный момент Уильяму признавать, но если сковать его с помощью трансфигурации, то из-за такого плотного контакта с телом волка она будет истощаться гораздо быстрее, сжирая на поддержание куда больше сил, чем требуется изначально.

И прежде, чем парень свалится без сил — у него есть не больше двух часов, после чего ещё более яростный зверь с радостью полакомится человечиной. Как хорошо, что оставшиеся три дегенерата, которые на полном серьёзе решили быть рядом с этим в полнолуние, наконец подоспели:

Едва Уильям успел сделать несколько шагов назад, чувствуя, как первоначальная тяжесть постоянной подпитки начинает наваливаться на плечи, как лесная тишина вдруг нарушилась — из-за кустов с треском и шумом выскочили трое. Джеймс Поттер, Сириус Блэк и Питер Петтигрю, уже в человеческих обликах, сбивчиво дыша, остановились прямо у края поляны.

— Мерлин… — выдохнул Джеймс, задирая очки на лоб, глядя на Люпина, затянутого в сверкающие стальные тросы, натянутые между массивными крюками. — Это что, твоих рук дело?..

Сириус ошарашенно подошёл ближе, медленно обводя взглядом сцену: Люпин дёргался и рычал, забрызганный потом и слюной, тросы лязгали под его рывками, но держали намертво. Уильям стоял чуть в стороне, побледневший, с немного подрагивающей после отходняка палочкой в руке и видом человека, которому отчаянно нужно присесть, чтобы не рухнуть прямо здесь от всего пережитого. Как жаль, что ему ещё предстоит вести агрессивные переговоры…

— Ты его… так связал? — тихо произнёс Блэк, изумление всё ещё проступало в голосе. — Ты один?..

Питер нервно оглянулся на лес, дрожащими руками сжимая подол мантии, глаза его бегали между друзьями и оборотнем.

— Сколько у нас времени? — спросил Джеймс, теперь уже серьёзно.

Уильям слабо ухмыльнулся, переводя тяжёлый взгляд на Поттера:

— Часа два… максимум. Потом… потом всё пойдёт к чёрту и мы станем закуской. Но сначала, «друзья» мои, объясните мне всё, что здесь творится, — придавил их взглядом парень, и в этот же момент ещё злее зарычала тварь, заставив Петтигрю вздрогнуть и немного отшатнуться.

— Послушай… — принялся было Поттер, но Моррисон его беспардонно перебил, едким голосом заговорив:

— Это ты послушай! Палочки даже не думайте на меня наводить, или я отпускаю контроль над тросами, — он, конечно, так не сделает, чай не идиот ещё больший, но парням этого хватило, вон как побледнели, — пока я никуда не тороплюсь — с радостью выслушаю ваши объяснения, как вы умудрились стать анимагами в четырнадцать, и как вам взбрело голову погулять под луной с этой… с Люпином.

От его слов Сириус ещё более изумлённо уставился на парня, тогда как Поттер лишь раздраженно сморщился.

— Сразу после того, как согласишься дать клятву. Ты ничего здесь не видел, а мы тебе всё рассказываем, идёт?

— О, ну конечно, давай поторгуемся, дружище, — усмехнулся Уильям на слова натурального оленя, для наглядности чуть ослабив натяжение, после чего оборотень заворочался ещё сильнее, вспахивая своими когтями толстую корку льда, будто это была бумага. Когда этот перфоманс закончился, он снова вернул прежнее положение цепей, сказав убийственно серьёзным голосом, более не намереваясь шутить: — Выкладывайте всё, и мы с вами полюбовно договоримся. Мне тоже проблемы не нужны.

Джеймс, Сириус и Питер переглянулись. На мгновение между ними промелькнуло молчаливое согласие — та самая тонкая связь, что держала их вместе сквозь проказы, наказания и все тайные проделки. Но сейчас дело было не в шутках. Уильям говорил серьёзно, а вокруг них, напряжённо гудя сталью, всё ещё звенели тросы, удерживающие бьющегося Люпина.

Джеймс первым сделал шаг вперёд, подняв руки, словно пытаясь показать, что говорит искренне, при этом торопливо:

— Хорошо, ладно. Слушай, Уильям. Мы… мы узнали, что Римус — оборотень, ещё где-то на втором курсе. Он сам не рассказывал, конечно, — слишком боялся. Но мы сложили всё вместе: его отлучки, его «болезни», профессор Дамблдор, который всё время покрывал…

— А ещё Филч что-то бормотал про «опасного мальчишку», — вставил Сириус, всё ещё наблюдая, как Люпин мечется в своих стальных путах. — Короче, со временем мы поняли. И решили…

— …что не бросим его одного в эти ночи, — закончил Джеймс, сжав кулаки. В его голосе звучала странная смесь гордости и упрямства. — Если он каждый месяц превращается в чудовище, пусть хотя бы будет не один. И мы начали готовиться. Решили стать анимагами.

— Это заняло почти два года, — добавил Сириус, ухмыляясь наполовину серьёзно, наполовину лукаво. — Мы всё делали сами, втайне. Изучали, тренировались. Ушибы, ожоги, полный трэш, как сейчас модно говорить у магглов. Но справились. И теперь… вот. Джеймс — олень, я — пёс, Питер — крыса. Так мы можем гулять с ним, когда он оборотень. Животные ему не так опасны, как люди. Он не нападает на нас, а мы… ну, мы следим, чтобы он ничего не натворил. Вместе проще.

Питер кивнул, потирая руки:

— Мы думали, что это… правильно. Чтобы он не чувствовал себя изгоем. Чтобы знал, что у него есть друзья.

Джеймс взглянул прямо на Уильяма, глаза его блестели в тусклом свете:

— Мы никому не рассказывали. Никому. Даже Дамблдору. Ты первый, кто узнал. Потому что… ну, видишь сам. Случаются… осложнения. Но мы всегда хотели ему только помочь.

Сириус пожал плечами, ухмыльнувшись чуть печально:

— Так что вот. Просто дружба. Такая… своя.

И они снова замолчали, глядя на Уильяма, ожидая ответной реакции.

— На крови? — Смотря прямо на Блэка, спросил парень, нахмурившись.

— Да, — даже чуть облегчённо выдохнул брюнет, сразу поняв о чём шла речь.

— …Пиздец, — ёмко высказался Моррисон, даже не пытаясь сдержаться и тяжело выдохнув, — вам уже говорили, что вы чертовски везучие ублюдки, а?

Троица переглянулась между собой, одновременно чему-то усмехнувшись и даже визуально расслабившись, хоть и не до конца, ибо в компании с оборотнем это просто физически невозможно.

— Ты первый, поздравляю. Предлагаю поочерёдно поддерживать чары, чтобы досидеть до утра, — сказал Блэк, с опаской посматривая на борозды когтей во льду, — когда тебя сменим, тогда и заключим клятву.

— Сириус, если ты не пришлёшь мне после этого парочку гримуаров из своей семейной библиотеки на время, просто знай, что я крайне обижусь на вас всех, — для проформы уведомил его Моррисон, — а я бываю очень злопамятным, если это важно.

Блэк раздражённо сморщился, будто сжевал лимона.

— Гарантия молчания, несмотря на клятву, да?

— Скорее компенсация моего морального и физического ущерба после встречи с этим пушистиком, — немного нервно фыркнул парень, кивнув в сторону Люпина, который уже просто глухо порыкивал, однако ни на миг не останавливаясь размахивать когтями, из-за чего периодически поднимался неприятный скрежет. — А клятва — это лишь возможный выход, в итоге которого довольны будут обе стороны.

— Что ты тут забыл вообще, кстати? И… у него что, кровь?! — Шокировано воскликнул Поттер, заметив небольшую кроваво-чёрную из-за света лужицу под Люпином.

— Приложил его кое-чем, не бойся, само заживёт, — отмахнулся от второго вопроса Уильям, — а так, я проверял свою гипотезу. Знаешь ли, мне очень не нравится, когда моему важному и большому другу мешают возиться со зверюшками. Особенно с дорогими зверюшками.

— …Что? — Взметнул брови вверх Питер, нервно поглядывая то на Люпина, то на Моррисона. — В смысле?

— В прямом. Буяньте в другой части леса, желательно как можно дальше от школы и нашего лесника, в частности, — окатил крысу раздражённым взглядом парень, — ибо он уже успел Дамблдору пожаловаться на заблудшего оборотня, попутно подготовив себе арбалет.

Про последнее он нагло соврал, ибо не видел у Хагрида стрелкового оружия, но, как говорится: «Не видел — не значит, что его совсем нет».

— Арбалет?! — панически воскликнул Питер.

— Ты глухой, а? Может ещё раз проформы ради повторить для тебя, Петтигрю? — Каждый раз, как он открывал свой гнусный рот, Уильям безосновательно злился. Хотя, он знал причину, просто игнорировал её.

Можно ли винить маленького Гитлера в том, что он ещё не совершил? Тут точно такая же ситуация, только вместо любителя войнушек обычная крыса, в обоих смыслах этого слова. Сам Моррисон затруднялся ответить на этот вопрос, но, кажется, его рефлекторная реакция на одно только присутствие немного пухлого паренька говорила сама за себя.

Иногда он даже жалеет, что не является бесчувственным человеком, пустить Аваду которому и превентивно избавиться от проблемы не стоило бы и ломаного кната.

— В общем, просто гуляйте подальше от Хогвартса и Рубеуса, который любит побродить по лесу на ночь глядя, — быстро сказал Уильям, пока никто не впрягся за Петтигрю. Не хватало ему ещё перепалки из-за этого идиота.

— Без проблем, хорошо, — устало протёр лицо ладонью Поттер, присаживаясь на быстро созданный из бревна с помощью трансфигурации стул.

Они сидели на потрескавшемся льду, в кругу, который образовался сам собой вокруг всё ещё сдерживаемого тросами Люпина. Римус притих, тяжело дыша, лишь изредка дёргаясь, будто пытаясь протестовать, но уже не с той яростью, что прежде. Звериная усталость постепенно одолевала его.

Ребята молчали некоторое время, будто не зная, с чего начать. Потом Джеймс негромко заговорил — о том, как впервые догадался, как долго не решался проверить свои подозрения. Сириус добавлял детали — порой ироничные, порой с неожиданной серьёзностью. Питер рассказывал об их первых ночных вылазках, когда они ещё не умели превращаться, но всё равно караулили Люпина издалека, чтобы он не сбежал из Визжащей хижины.

— Мы всё это затеяли не ради веселья, — сказал Джеймс, задумчиво ковыряя ледышку. — Просто… это наш друг. И если нужно каждый месяц сидеть с ним — значит, будем сидеть.

Питер поднялся, разминая плечи, и кивнул Уильяму:

— Дай мне. Я поддержу трансфигурацию. Ты и так на износе.

Уильям помедлил, словно колеблясь, но всё же передал ему чары, отпуская напряжение с облегчённым выдохом. Питер сосредоточенно подхватил заклинание, чуть нахмурившись, и тросы едва заметно дрогнули, но остались крепкими.

Сириус подошёл ближе к Уильяму, усевшись рядом, и, оглянувшись на остальных, вдруг протянул руку. Его глаза светились каким-то лихим блеском, в котором смешались вызов и доверие.

Лунный свет рассыпался на их лицах, отражаясь в мокром льду и серебристых тросах, что всё ещё сдерживали дремлющую опасность. Морозный воздух был свеж и прозрачен, будто сама ночь затаила дыхание, наблюдая за ними.

Сириус подняв палочку, легонько коснулся ладони:

— Vulnera Minoris.

Кончик концентратора вспыхнул мягким красным светом, и они, по очереди, провели им по своей ладони, оставив неглубокую, но чёткую линию. Кровь, капнув, растеклась по коже, горячая, живая. Они протянули руки вперёд, сцепив их друг с другом, ладонь к ладони, кровь к крови.

— Клятва, — тихо произнёс Сириус, глядя прямо в глаза Уильяму. — Повторяй за мной.

Уильям кивнул, ощущая дрожь, не от страха — от силы момента. Его голос прозвучал твёрдо, с каждым словом набирая вес:

— Я, Уильям Джонатан Моррисон, клянусь на собственной крови…

Голоса слились, когда оба говорили в унисон, будто их слова вплетались в саму ткань ночи:

— …о том, что никому не расскажу об истинной сущности Римуса Люпина, а также о том, что Джеймс Поттер, Сириус Блэк и Питер Петтигрю являются анимагами.

Кровь смешивалась, скрепляя их молчаливый союз. Ветер, пробежавший по поляне, казалось, уносил их слова к звёздам.

— Исключением является лишь тот случай, если эти сведения будут использованы ради спасения чьей-либо жизни.

В их голосах звучала решимость, юная и дерзкая, но удивительно прочная. Ладони дрожали, но никто не отводил глаза, не ослаблял хватки. И когда последние слова стихли, будто растворившись в морозном воздухе, Уильям понял: назад дороги нет.

Ладони всё ещё сжимали друг друга, кровь смешалась в едином узоре на коже, оставляя невидимую, но ощутимую печать. Когда последние слова клятвы стихли, что-то неосязаемое замкнулось между ними — словно тончайшие нити сплелись в узел, который теперь нельзя было развязать простым желанием.

В груди у Уильяма что-то гулко отозвалось: тяжесть, ответственность, осознание необратимости. Он чувствовал, как заклинание вплелось в само его естество, оставив в глубине души маленький, холодный светлячок — знак, что теперь он связан с этими тремя, с их тайной, и с этим обещанием, что не имело обратного пути.

Он знал, на что пошёл. Эта клятва была не просто словами, а настоящей магией крови — запретной, опасной, а по мнению Министерства, откровенно тёмной. И если кто-то нарушит её… Уильям знал легенды. В первый момент тело откажется повиноваться, связанное невидимыми узами. Сердце забьётся в яростной агонии, будто сама магия пытается вырваться наружу, разрывая заклятие изнутри. Кто-то говорил о медленной, мучительной боли, другие — о мгновенной гибели, но все сходились в одном: за нарушение договора ждёт лишь страдание.

И самое ужасное — никакие заклятия, никакие отвары не смогут ослабить эту боль. Она была заложена самой сутью магии клятвы. Единственный путь освободиться — если все участники, добровольно и осознанно, согласятся её развязать. И пока этого не произойдёт, цепь останется замкнутой.

Единственный нюанс, который уберёг этот мир волшебства от того, чтобы каждый первый был обвешан клятвами, как новогодняя ёлка (парень мысленно содрогнулся, вспомнив ужасный фанон и Снейпа в частности) — это то, что у каждого волшебника есть свой, если это можно так назвать, предел.

Допустим — это три клятвы. Если он превысит его, то произойдёт бум изнутри, ну или какой другой жуткий эффект от нагрузки, которая продавит естественный барьер мага. И у каждого он разный, этот лимит, а выяснить его никак нельзя, только почувствовать. Именно этот факт является ключевым, хоть и не общеизвестным, спасением от того, чтобы любой ходил с десятком клятв на разный манер.

Для Мародёров это была вынужденная уступка: Уильям настоял на своём праве раскрыть тайну только ради спасения жизни. Без этого пункта он бы не согласился, и они это знали.

Это был их компромисс — и их доверие. Но для Уильяма это значило куда больше. Это была его первая настоящая клятва в этом мире. Обещание, за которым стояли не просто слова, а магия, древняя, как сама кровь, и суровая, как закон.

Теперь они были связаны. Не только общим секретом, но и силой, которой нельзя пренебречь.

Ночь шла своим чередом, длинная, холодная, полная терпеливого ожидания. Время от времени они менялись местами, передавая друг другу тяжесть трансфигурации — словно дежурные у костра, которые не дают ему потухнуть. После Петтигрю Джеймс, затем снова Уильям, Сириус, Питер… Каждый по очереди держал заклятие, поддерживая стальные тросы в нужной форме, не давая им ослабнуть или исчезнуть. Сколько раз за ночь оборотень рычал, метался, пробовал на прочность свои путы — и всякий раз цепи выдерживали, лишь звеня и натягиваясь под ударами.

Под конец сил оставалось всё меньше. Смена шла быстрее, руки дрожали, заклинания порой звучали с хрипотой.

И вот, ближе к рассвету, натяжение цепей стало слабеть. Рычание утихло, движения стали вялыми, будто с каждой минутой из заточённого тела выходила дикая сила, уступая место уставшему, измотанному человеку. На глазах у ребят шерсть исчезала, когти втягивались, мышцы возвращали прежнюю форму. Римус Люпин снова был собой — бледным, измученным, но живым. Мерзейшее, на взгляд Уильяма, зрелище.

Они сняли тросы, осторожно, чтобы не потревожить его лишний раз, и оставили в Визжащей хижине, накрыв плащами и закутав так, чтобы холод не достал до костей. Позже его заберёт мадам Помфри — она знала, когда прийти, знала, как всё устроить так, чтобы не возникло лишних вопросов.

А сами они, медленно, устало, а самое главное молча, пошли обратно к замку, провожаемые первыми проблесками рассвета. Шли без слов, каждый погружённый в собственные мысли, но с лёгкой, тихой уверенностью: они справились. Они прошли эту ночь вместе. И теперь между ними была связь, куда крепче простого товарищества.

Что же, сам Моррисон вышел в полном плюсе из этой ситуации, если не считать клятву.

Осталось только дойти до кровати, ибо сил, что физических, что моральных, у него оставалось крайне мало. Зато его не покусал оборотень, и Хагрид сможет вновь вернуться к промышленной добыче материалов…

Весна постепенно брала верх над долгой зимой, словно невидимая сила осторожно развязывала её ледяные узлы. День за днём снег медленно исчезал, отступая сначала с тропинок и открытых площадей, где тёплое солнце разогревало камни и землю. Белый покров становился рыхлым, в нём появлялись тёмные пятна, лужи, тонкие ручейки, пробивающиеся меж сугробов и стекающие по склонам. Звуки капель с крыш сопровождали каждое утро, будто сама школа начинала просыпаться от долгой спячки.

На зелёных лужайках робко пробивались первые ростки, прорываясь сквозь прошлогоднюю траву, пока деревья сбрасывали последние ледяные кружева, что висели на ветках. К вечеру небо всё чаще было ясным, с лёгкой дымкой, а не тяжёлыми серыми тучами. Ветер сменился: вместо колючего зимнего он стал мягким, чуть влажным, приносящим запах далёких болот, свежей земли и набухающих почек.

С каждым днём солнце поднималось выше, светило дольше, и воздух медленно терял ту звенящую холодную прозрачность, что была зимой, становясь теплее, плотнее, насыщеннее жизнью. Лёд на озере трескался, ломался, уступая место холодной, тёмной воде, где уже виднелись первые круги от всплывающих рыб. Даже Запретный лес, угрюмый и настороженный, начал оживать: с его глубин доносились новые звуки — шорохи, потрескивания, крики невидимых птиц.

И когда февраль уступил место марту, дни стали по-настоящему светлыми. Погода становилась ясной, словно сама природа решила передохнуть после зимних бурь. Облака теперь лишь изредка прятали солнце, а небо всё чаще светилось чистой голубизной, отражённой в мокрых дорожках, свежих лужах и стеклянных окнах замка. Весна прочно заняла свои позиции, обещая, что холод отступил — по крайней мере, на время.

Учёба под начало апреля проходила без каких-либо эксцессов для Уильяма, который погряз в суровых Гриффиндорских буднях и саморазвитии. Хоть профессора и давили с подготовкой к экзаменам, но не ему, человеку, который уже обогнал программу, о них переживать.

Теперь, когда его ничего не отвлекало по серьёзным поводам, а бизнес наконец стабилизировался — Мародёры действительно стали гулять куда дальше от даже предполагаемого места прогулок Хагрида, — он может в полной мере погрязнуть в библиотечных талмудах.

Сегодня для парня довольно важный день: всё это время он постепенно готовил почву перед тем, как запросить (или скорее искусно затребовать) доступ в Запретную секцию у Хоффмана. Их занятия по ЗОТИ проходили уже без того огонька возможной встречи с какой тварью, но легче от этого определённо не стали.

Старик всё так же гонял каждого из их десятки так, будто собрался сделать из них как минимум достойного оппонента на дуэльном чемпионате. Как жаль, кстати, что этот клуб закрыт, ведь по непонятной для Моррисона причине Директор будто рогом упёрся, не желая подписывать петицию на восстановление его деятельности.

У четвёртого курса как раз закончилось обычное занятие по ЗОТИ, на котором они отрабатывали всю ту халяву, которую профессор давал им, практически не спрашивая теорию: жутко огромный тест на пять десятков с лишним вопросов, часть из которых (он узнал об этом из тихого нытья Барнса, сидящего сзади него) вообще не входит в учебники.

Отвечать на него было скорее муторно и долго, чем действительно сложно, хотя поработать головой все-таки пришлось, дабы вспомнить материал более точно.

— Ты идёшь? — Обернулась у двери Эванс, когда парень намеренно задержался, предварительно лишь сложив сумку.

— Иди без меня, — отмахнувшись от девушки, которая с недовольным звуком «фыр» вышла, он твёрдым шагом направился прямо к профессору, который с недовольным видом сидел и проверял ту писанину, которую они написали, явно не желая откладывать это дело на потом.

Его отношения с Бенджамином стали достаточно тёплыми, чтобы он по крайней мере его внимательно выслушал. Всё же Уильям сразу сказал профессору, которого практически насильно тогда приволокла МакГонагалл для извинений (он так и не узнал, что после этого та слегла на два дня в больничное крыло, перенюхав подсунутой одним злобным дедом валерьянки), что не держит на него никакого зла и недовольства, полностью осознавая, что всё тогда произошедшее — случайность.

А уж потом, когда стал работать ещё усерднее на факультативе, и вообще заимел репутацию отличного, способного ученика, в точности исполняющего все требования Хоффмана, что послужило окончательным толчком.

— Профессор, — деловито кивнув, парень сразу заговорил, зная, что тот не любит, когда слишком долго распинаются: — Я бы хотел обсудить получение доступа в Запретную секцию.

Тот, нахмурившись, отложил чей-то тест, грозно посмотрел на Уильяма и сухим голосом заговорил:

— С чего ты взял, что я тебе его даже в теории предоставлю, Моррисон?

Гриффиндорец знал, что говорить, заранее подготовив ответы на большинство возможных предложений. Даже на категоричное «нет» у него был свой план. Перестраховка никогда не была лишней, особенно если для неё есть возможность.

— Я не идиот, который будет использовать всё и сразу, прекрасно понимаю опасность некоторых знаний, — смотря на переносицу аврора, чётко продолжил он: — Но я уже перегнал программу этого курса, отлично управляюсь с уже имеющимися заклинаниями, и мне банально необходимо расширить свой кругозор. Как вы могли заметить, я больше остальных увлекаюсь боевой магией и всем, что с ней связанно, потому моё предложение естественно.

Старик довольно продолжительное время молчал, будто пытаясь заметить хоть малейшую тень неуверенности в парне, однако тот был спокоен, как удав. Громко хмыкнув и довольно усмехнувшись, аврор наконец заговорил:

— Проверишь все эти тесты, — махнул он рукой на кипу пергамента, лежащего на столе, — и будет тебе доступ. Все-таки ты и впрямь не конченный баран, как большая часть из твоих однокурсников, что даже удивительно в некотором роде. И не наглей там слишком сильно, а также запомни вот что — тёмная магия опасна. Не просто потому, что она «тёмная». По-настоящему темные в нашей стране только налоги. Стоит начать с малого, как захочется всё большего, а влияние на разум от такой пьянящей силы со временем будет всё сильнее, и вот ты уже очередной псих с перечнем запрещённых заклинаний за спиной. Поэтому выбирай книги с умом.

На короткое мгновение в классе повисла напряжённая тишина, нарушенная самим же профессором, будто этого разговора и не было. Он лишь быстро собрал все пергаменты с заданиями в одну кучу, разом с помощью телекинеза спихнув их на ближайшую к его столу парту.

— Приступай, — кивнул он на макулатуру, ретиво встав и направившись к выходу, — и на следующий день заберёшь у меня роспись, в это же время.

— Спасибо, сэр, — уже в спину бросил ему Уильям, однако остался проигнорирован. Получилось даже… легче, чем он думал изначально. Так даже лучше. Довольно потянувшись, он лишь довольно прошептал самому себе под нос: — Ну, будет интересно посмотреть, сколько Гриффиндорцев действительно полностью прочитали книжку…

Ему предстояла крайне нудная работа, на несколько часов так уж точно. Но он хоть тысячу таких тестов готов проверить, если его и в следующем году пустили бы также в Запретную секцию. Преподаватель ведь сменится, а там уже и непонятно, какая у того будет компетенция…

* * *

Библиотека Хогвартса занимает просторное помещение с высокими потолками и множеством рядов массивных книжных стеллажей из тёмного дуба. Пол устлан каменными плитами, по которым от каждого шага раздаётся глухой стук. Воздух пропитан запахом старой бумаги, чернил и пыли. Окна высокие, с арочными проёмами, пропускающие мягкий рассеянный свет, который едва касается верхних полок.

Каждое место для чтения оборудовано тяжёлыми деревянными столами с подставками для книг, стульями с высокими спинками и магическими лампами, создающими ровное, тёплое освещение. Атмосфера в библиотеке подчёркнуто строгая, с табличками о запрете шума, а за порядком внимательно следит библиотекарь.

В северной части библиотеки, за массивной кованой решёткой с заклинаниями защиты, расположена Запретная секция. Доступ в неё разрешён только по специальным допускам с письменным разрешением преподавателя. Ворота секции закрываются на тяжёлый замок с магической печатью, а сами полки внутри стоят плотнее, чем в основной части библиотеки, образуя тесные проходы.

Книги в этой зоне отличаются внешним видом: многие обтянуты тёмной кожей, с металлическими уголками, замками и цепями, отдельные экземпляры заколдованы и реагируют на прикосновения без допуска агрессивно. Атмосфера там значительно более гнетущая — воздух тяжелее, свет тусклее, а тишина будто поглощает любой звук.

Полки Запретной секции содержат литературу по тёмной магии, запрещённым ритуалам, заклинаниям, старым трактатам и проклятым текстам. Некоторые книги шепчут сами себе, перелистывают страницы без посторонней помощи или стараются скрыть текст от читателя. Хоть не слишком светлые трактаты и перевешивают количеством более «безопасные» книги, но и всего остального здесь также достаточно много.

Секция оборудована дополнительными чарами для защиты от несанкционированного использования, включая заклинания тревоги, блокирующие и отпугивающие чары. Открыть книжку, к которой нет допуска без поднятия тревоги — дело крайне неблагодарное, и Уильяма скорее бы вышвырнули отсюда, предварительно запретив посещение секции до окончания его учёбы.

Но профессор, как оказалось, сделал парню ну просто превосходный подарок, осознав который, тот был готов чуть ли не с улыбкой от уха до уха ходить: не просто допуск к определённым книгам, а к целой категории. Сколько всего книжек там числится к «боевой и защитной магии»? Больше всей половины библиотеки.

— Да, всё правильно, мистер Моррисон, — недовольно поджала губы мадам Пинс, осматривая его пропуск, — вы действительно можете читать все эти книжки. Но, помните — выносить или как-либо портить их категорически запрещено!

В этот немного прохладный от свежего ветра вечер библиотека практически полностью пустовала — прямо сейчас шёл матч по квиддичу между Слизерином и Пуффендуем, а желающих посмотреть, как можно было догадаться, чрезвычайно много. Идеальное время для парня посетить то место, где он планирует провести не один десяток часов, переписывая всё, что только под руку попадётся.

Уж здесь-то подарок родителей на Рождество, пожалуй, сыграет незаменимую службу со своими бесконечными страницами.

— Понял, благодарю вас, — уважительно кивнул парень, забрав свой пропуск и быстрым шагом направившись к кованым воротам, за которыми скрывается настоящая прорва знаний.

Не у каждого человека есть возможность получить доступ в такую обитель знаний, как библиотека Хогвартса. После выпуска, обычно, с поиском новой информации становится гораздо тяжелее, ибо под боком уже нет гигантского зала с тысячами книг. Все выкручиваются по-разному, но один факт неоспорим — здесь находится одно из крупнейших в мире хранилищ всего, связанного с волшебством и книжками.

С удовольствием вдохнув затхлый воздух запретной секции, парень деловито достал свой дневник из бездонного кармана.

Уильям изначально не планировал брать и действительно читать здесь что-либо. О, нет-нет-нет! Зачем это делать… если можно просто переписать всё, что его интересует, а разобраться уже летом, заодно избавившись от надзора за волшебной палочкой (пока только в его планах, увы).

На монотонную перепись одного учебника понадобится гораздо меньше времени, чем на осмысленное чтение, особенно когда он прихватил с собой самопишущее перо, которое будет переносить всё, что он прочтёт. А читать он может очень быстро, хоть и не будет улавливать смысла, но ему и не нужно. Так он легально сможет вынести огромное количество знаний, за которые любой волшебник не из чистокровной семьи (а иногда и из неё) был готов удушить парня, если бы узнал и смог их заполучить.

Он уже знал, что искать: не ритуалы бессмертия или орудия разрушения, а знания — пригодные, применимые, даже если аморальные. Его приоритетом была конкретика: как обороняться, как нападать, как защищать себя и других, если потребуется — всеми средствами. Не ради власти, не ради экспериментов, а ради саморазвития и собственной безопасности. Ради того, чтобы не быть беспомощным в нужный момент, а быть способным постоять за себя и за дорогих людей.

За этот вечер парень мало что успел сделать, лишь краем глаза пробежавшись по стоящим на полкам книгам, подмечая то, что ему взять в следующий раз. Дальнейшие дни потекли сумбурным потоком: отсидеть уроки, немного пообщаться с друзьями, и как только закончилось последнее занятие — идти в Запретную секцию, сидя там до отбоя, монотонным, практически сбивающимся от скорости голосом читая, читая и снова читая. Воды он с собой брал не меньше трёх литров, дабы горло не пересыхало.

Парень начал с раздела боевой магии. Полка, утопающая в темноте, содержала книги, запах которых отдавал золой. Он аккуратно пролистал «Ars Maleficarum: практическое руководство по агрессивной защите» — краткое, но наполненное чёткими схемами и формулами, автор явно знал как подавать материал; рядом лежала «Боевая трансфигурация. Теория и практика», куда более фундаментальная, с примерами полевых применений. Её он отметил для детального переписывания. Осилит Уильям её в ближайшие года два вряд ли, но ведь ничего не мешает сделать это в будущем?

Чуть в стороне нашёлся том с потёртым корешком, называвшийся «Ruptura», исключительно о заклинаниях разрушения структур — как физических, так и магических. Он взвесил риск: язык архаичный, терминология древняя, но потенциал — значительный. Добавил в список.

На каждый учебник у него уходило по часа три, после которых он брал получасовой перерыв, дабы немного унять головную боль и банально размяться. Если его здоровье пострадает из-за этого — не проблема, отец наверняка поймёт и подлатает летом.

Далее — тёмная магия. Уильям не касался проклятий или некромантии без необходимости, но книги по подавлению воли и контролю пространства были тщательно переписаны. «Umbrarum Dominium», трактат о подчинении теней и ограничении сенсорного восприятия, заинтересовал его нестандартным подходом к маскировке. А также тем, как даже безобидная форма демонологии здесь оказалась. Тени ведь, не совсем этого, отсюда, да. Он не стал брать её полностью — слишком объемна, но выписал формулы по ограничению поля зрения врага и подавлению магических следов. Из «Codex Interdicta» он выбрал раздел о взаимодействии с магией боли — не для применения, а чтобы знать, как её блокировать и снять, если понадобится.

На одно только это у него ушло целых полторы недели постоянной головной боли, недосыпа, раздражения от постоянного гула вокруг, когда Моррисон наконец с облегчением прочитал последнюю строчку текста. Даже если он делал всё максимально быстро — его практически воротило от того, что именно за мерзость описывалась в этих трактатах. А уж как весело было переводить с латыни или какого другого мёртвого языка, тратя на это в разы больше времени…

Одного только детального описания защитного ритуала, связанного с тенями другого плана, ему хватило за глаза: довести рассудок жертв до естественного предела, после чего проломить его, параллельно оплетая вырванными венами всё тело… Тогда его стошнило, не сдержался. И остаток он переписывал уже с гораздо более бледным лицом. Даже если он никогда не использует эти знания, все равно они могут, к несчастью, когда-нибудь пригодится.

Отдельно пришлось уломать Хоффмана добавить в список разрешённых книг лечебные, аргументировав это тем, что нужно ведь знать, как заштопать себя если что. Благо, он без проблем и это выписал. И как Уильяму думать теперь, что это, доверие или глупость?..

Пожалуй, если бы любой другой преподаватель узнал о том, что именно читает студент четвёртого курса, скандал бы здесь закатили такой… Благо, правильная формулировка разрешения решает все проблемы.

И довольно странно, что по магии крови здесь лишь одни заметки, не более…

Следующей была магия исцеления. Запретная секция в этом плане редко могла похвастаться чем-то «благим» — здесь хранилось скорее то, что позволено изучать лишь в условиях крайней необходимости. Он нашёл тонкий фолиант «Corpus Nigrum: границы восстановления», содержащий описания крайних случаев — когда человек должен был бы умереть, но его вытаскивали назад. Ритуалы со стоимостью, которую он был не готов платить, но заклинания стабилизации нервной системы, восстановление кровотока, остановка внутренних разрывов — это стоило копировать. Рядом оказался «Reversus», руководство по экстренному откату проклятий, пусть и на грани тёмного искусства. Он вытащил её полностью, чтобы позже аккуратно переписать и вернуть.

Последняя категория прошла уже на грани фола: по сути, можно ведь считать ментальную магию защитной и атакующей, только если воздействие идёт не на тело, а на разум, так ведь? Тем более, этот раздел его интересует больше всего, как хранителя крайне опасных знаний о будущем, которое наверняка хоть и будет изменено из-за его присутствия, но, как он смеет надеяться, то не слишком сильно.

Легилименция и окклюменция оказались самыми трудными для отбора. Многое было неформализовано — обрывки заметок, частные исследования, личные трактаты. Он провёл с этими полками больше всего времени, отбирая «Mens Aperta» — книгу о методах считывания мыслей, фрагментарных, но крайне эффективна. Больше внимания он уделил защите: «Silens», один из немногих цельных трудов по окклюменции, разбирал не только закрытие ума, но и тактику введения в заблуждение. Тонкий, почти без названия, манускрипт с инструкциями по ментальной инерции — сопротивлению проникновению чужого разума — вызвал у него тревогу и интерес одновременно.

Он не крал и не уносил, да даже не посмел бы — всё переписывал в свой дневник, с помощью пера гораздо быстрее, чем делал бы это от руки. Он не «изучал» больше двух за раз и возвращал в том же порядке.

Его дневник постепенно «толстел» всё больше и больше.

На третью неделю, когда он побледнел на пару тонов от того, что редко бывает на солнце, и только-только удалось отделаться от надоедливых однокурсников, которые обеспокоились состоянием парня, Уильям всё же признал, что нужно было взять ненадолго перерыв, дабы не вызвать лишних подозрений уже у профессоров. Да и практически целый месяц даже для него слишком…

Он никому не говорил, чем именно занимается и интересуется в Запретной секции, о доступе к которой прознали его соседи вместе с Лили и Марлин, банально «допросив» его с едой под боком. А он тогда был очень голоден… Впрочем, это не мешало ему полностью игнорировать чужое любопытство, на корню пресекая попытки прочитать ему мораль о необходимости отдыха и чтении «безопасных» книг. Даже было несколько склок на этой почве, но плевать, оно того стоит.

На второй день отдыха из выделенных четырёх произошло страшное… для Эванс событие. Ну, или для Снейпа, тут с какой стороны посмотреть. Узнал об этом Моррисон непосредственно от самой участницы ссоры, когда она, вся в расстроенных чувствах, принялась жаловаться ему на Мародёров.

Его мнения девушка, конечно же, не спрашивала, зло установив Купол тишины, одним взглядом прогнав играющих на соседних креслах от отдыхающего у камина парня первокурсников, которым он изредка давал небольшие подсказки. В шахматы все же грех не научиться играть, особенно в волшебные.

— Чего злая такая, Лили? — Мирно спросил парень, с истинным удовольствием развалившийся в красном бархатном кресле, грея ноги идущим от дров огнём (всё равно искусственный), и с блаженной пустотой в мыслях. Отдыхать ведь тоже нужно уметь, в конце то концов. А он оч-чень даже умеет. Чем ничего не деланье не отдых?

Правда упоминать о том, что отсутствию каких-либо размышлений послужило ослабленное усыпляющее, он не хотел бы. Всё критическое мышление вообще притупилось, а чувствовал он себя сейчас будто немного пьяным, в хорошем смысле слова.

Рыжеволосая сердито плюхнулась прямо на соседнее место, по левую от него сторону, сквозь зубы выпустив воздух и недовольно спросив:

— Поттер и его компашка всегда были такими мудаками?

— Ты только сейчас это поняла? — Тихо усмехнулся Моррисон.

— Они… просто кретины! И Сев тоже хорош! Просто чуть не разнесли целый стеллаж библиотеки! Идиоты, безмозглые бараны, олени…

Девушка ещё долго распиналась, выплёскивая всё накопившееся за явно стрессовый для неё вечер. Часть её не слишком вульгарного словарного запаса Уильям пропустил мимо ушей, лишь иронично в мыслях посмеявшись над «оленем» и «сыном собаки». Как же она неосознанно идеально их охарактеризовала-то, а!

— А началось всё?.. — Делая вид, что внимательно слушает, парень изо всех сил пытался не уставиться на пламя из камина, банально зависнув в созерцании. Лучше уж тогда на Лили смотреть…

— Северус просто предложил позаниматься вместе, как раньше, ну я и согласилась. А что в этом такого, он же умный, начитанный… — прервалась рыжеволосая, невольно нахмурив брови, будто вспомнила что-то важное, — неважно. Просто учились вместе, делали эссе по чарам. Потом пришли эти… Мародёры. Ну и мерзкое же они себе название подобрали! Ещё и прицепились к Севу, будто им делать больше нечего. Но он тоже, конечно, хорош, такого им наговорил!

Уильям автоматически участливо кивал, когда девушка делала небольшие паузы в своей пылкой речи, дабы набрать побольше воздуха и с ещё большим рвением продолжить:

— Я пыталась их разнять, говорила, что Поттеру с Блэком, которые будто оглохли тогда, что Северусу, так они лишь ещё больше начали поливать друг друга грязью! До драки чуть не дошло!

— И чем всё закончилось? — Уже практически уверившись в своих невольных выводах, поинтересовался гриффиндорец.

— Снейп обозвал меня «недалёкой дурой», а Поттер «наивной душенькой»! Хамы невоспитанные! — закончив свою пламенную речь, девушка печально фыркнула.

— Попыталась как лучше, а получилось… — развёл руками в стороны Уильям, слабо улыбнувшись.

Наверняка в этой истории кроется ещё не один подводный камень, но, честно, ему было в данный момент так… плевать на её очередную ссору со Слизеринцем, что никакого сочувствия девушка не вызывала. Из-за неё же эти два барана и вступили изначально в спор.

Они замолчали на несколько секунд, и в воздухе повисло ощущение неудобной, но не враждебной тишины. Уильям без лишних слов разлил чай по чашкам (все это было заботливо оставлено первокурсниками на небольшом столике рядом) — на автомате, как будто руки действовали сами, без его прямого участия. Пахло мятой и чем-то медовым, и он впервые за весь день поймал себя на мысли, что хочет просто сидеть. Просто… сидеть.

— Осторожно, горячий, — буркнул он рассеянно, пододвигая Лили её кружку. Та вздохнула и едва заметно кивнула, поблагодарив. Вид у неё был озадаченный и уставший, но не обиженный — скорее, раздражённый всем сразу: и собой, и ситуацией, и мальчишескими перепалками, в которых, как теперь казалось, не было ничего особенно важного.

Пили они медленно. Пустяковая болтовня не начиналась сразу. Уильям откинулся в кресле, прикрыв глаза, словно бы обдумывая нечто значительное, но на самом деле просто борясь с подступающей дремотой. Его голос, когда он всё же начал говорить, был низкий, с хрипотцой, лениво растягивающий слова:

— Ты вообще хоть раз пробовала их не мирить? Просто… дать сцепиться? Может, они быстрее выговорятся, чем если кто-то будет всё время вмешиваться.

Лили посмотрела на него с долей упрёка, но, видимо, согласилась хотя бы частично, потому что не поспешила спорить. Вместо этого она сказала:

— Не могу. Они же как дети. Глупые, обидчивые дети. И всё из-за чего? Из-за одной фразы или взгляда.

— Или твоего внимания, которое для них как триггер — тихо заметил Уильям, не открывая глаз. Потом, чуть заметно ухмыльнувшись, добавил: — Прости. Говорю, как есть. Сонный я — беспощадно честный.

Лили слабо фыркнула, опустив взгляд в кружку. Чай уже остыл до приятного тепла, и она сделала длинный глоток, чуть расслабившись. Постепенно разговор начал обретать форму — они говорили о погоде, о том, как быстро в этом году отцвели мандрагоры в запретном лесу, как нелепо оделся Флитвик на последнем уроке и почему у профессора Биннса никогда не заканчиваются лекции на одну и ту же тему. Всё это звучало тускло и приглушённо, без настоящей улыбки, но именно поэтому — естественно.

Лили слегка оживлялась, рассказывая, как видела, будто кто-то вырезал сердечки на одном из сучьев деревьев у озера. Уильям, качнув головой, посоветовал проверить, не зачарованы ли они — мало ли, вдруг это очередная ловушка кого-то из семикурсников. И снова тишина — теплая, не обязывающая, удобная.

Он иногда моргал дольше, чем нужно, и Лили заметила это — но не стала ничего говорить, не напоминала о сне. Просто позволяла ему быть рядом, пока в её голове укладывались все обиды и неудачи этого дня. А он в ответ просто был — не спасал, не советовал, не жалел. И этим — помогал больше всего.

Переход получился тихим, почти будничным. Лили всё ещё что-то рассказывала — не то про новый рецепт маффинов от домовых эльфов, не то про несмешную шутку МакДональд за ужином — когда Уильям, всё сильнее зевающий и едва уже фокусирующий взгляд, мягко отодвинул чашку и поднялся.

— Лили, я пойду, пожалуй. Хочется хотя бы раз лечь спать не под утро, — пробормотал он, приглушённо, почти извиняясь, будто был не дома, а в гостях.

Она кивнула, но видно было, что ей жаль отпускать компанию, даже такую молчаливую. Парень уже почти обернулся, как будто забыл что-то, и, остановившись на несколько секунд у выхода, рассеянно и тихо добавил:

— Кстати… тебе действительно идут эти серёжки.

Лили, не ожидавшая этого, на миг растерялась — потом чуть склонила голову, коснувшись пальцами украшения, и чуть улыбнулась. Не по-детски, не девчачьей широкой улыбкой, а по-женски — сдержанно, почти серьёзно.

— Спасибо, Уильям, — ответила она негромко, но в голосе прозвучало чуть больше, чем просто благодарность за комплимент.

Он кивнул чуть устало, и ушёл, не оборачиваясь. В коридоре царила дремотная тишина. Больше всего на свете сейчас хотелось лечь, натянуть одеяло до подбородка и отключиться хотя бы до самого завтрака. День был долгим, разговор — не самым простым, просто потому что требовал участие двух человек, а не одного, и в голове гудело ровно настолько, чтобы ничего не обдумывать. Только спать.

Конец мая пришёл в Хогвартс тихо, почти лениво — как будто само время решило сбавить шаг. Дни становились длиннее, воздух — теплее, а солнце уже с самого утра просачивалось в окна, окрашивая каменные коридоры в тёплое золото. Отовсюду пахло свежестью, зеленью с лужаек, цветами, что зацвели возле оранжерей. Даже совы в башне стали летать медленнее, будто бы и им хотелось просто зависнуть где-нибудь под потолком и дремать на тёплом сквозняке.

Но расслабиться не удавалось никому.

Замок гудел, точно потревоженный улей. Повсюду — на подоконниках, за столами, на лестницах и даже на полу в дальних уголках — сидели студенты с книгами, свитками, заметками. Особенно досталось библиотеке: в последние недели весны она превратилась в нечто среднее между временным общежитием и стратегическим командным пунктом. Гриффиндорцы оккупировали один из дальних залов — там всегда чуть тише, чем в основном, и пахнет старым деревом и пылью с сухими чернилами. Джеймс, Сириус и даже Питер вяло спорили над заклинаниями, пока Лили методично чертила таблицы, диаграммы и подсовывала всем шпаргалки «на всякий случай». Даже тем, кто в этом изначально не нуждался.

Уильям — был рядом. Но словно бы отдельно. Физически он сидел с ними, отвечал на вопросы, иногда даже шутил, но каждый свободный вечер исчезал. И не на прогулки, не в гостиную, не на встречи. Он спускался в запретную секцию. Почти ритуально: ужин, короткая беседа, формальная проверка заданий — и снова туда, где не пахнет весной, где время будто застывает между кожаными переплётами, где за длинными полками мрак дышит тебе в спину.

Он не практиковал тёмную магию, да и любую другую тоже. Не произносил заклятий вслух, не пытался что-то воспроизводить — только читал, сортировал, выписывал. Страницы дневника потихоньку заполнялись убористыми записями, схемами, заметками на полях.

Лечение тяжёлых ран, анатомия наложения чар, обратные плетения проклятий, основы ментальной защиты. Законы магического боя, клейма, барьеры, речевые ловушки. Чем дальше — тем глубже он погружался. Не в жажде силы, нет. Скорее — в поиске контроля. Понимания. Запаса на «а вдруг».

Но любой такой запас рано или поздно истощает разум, особенно не умудрённого в таких вещах парня.

Это заметила Лили. Сначала — в мелочах: он стал больше молчать, смотреть чуть в сторону, не дослушивать реплики. Потом — в ответах: резких, сухих, отрывистых. Как будто он больше не здесь, а в какой-то другой реальности, своём собственном мире. И в те дни, когда она ловила его взгляд и видела, насколько в нём стало меньше живого, меньше молодого — меньше весны — она начинала беспокоиться по-настоящему. В глазах Моррисона поселилась большая усталость, а круги под глазами непрозрачно намекали на недосыпание.

Она приносила ему чай, то якобы случайно садилась рядом и задавала вопросы не по теме, то злилась — честно, искренне, не выдерживая, когда он в сотый раз не мог толком объяснить, зачем ему всё это. Не рассказывать же девушке про предстоящую войну, а?

— Это опасно, Уил. Ты же сам это знаешь. Это начинает тебя изматывать. Не сейчас — так потом свалишься с недосыпом!

Он почти всегда отвечал спокойно. Говорил, что всё под контролем. Что не лезет туда, куда нельзя. Что просто изучает. Просто фиксирует. Просто готовится.

— К чему можно так готовиться, намеренно гробя своё здоровье?!

В очередной раз недовольно спросила Эванс, когда они сцепились языками по пути с травологии. Парень не стал придумывать какие-то глупые отговорки, оправдания и тем более не злился на её недовольство. Все-таки девушка была в полном праве так себя вести, видя, как он сам практически поселился в библиотеке. Потому и ответил правду:

— К взрослой жизни, — точно так же, как и раньше, негромко сказал Уильям, неспешно плетясь позади компании остальных ребят.

Весна вокруг расцветала, а он, казалось, наоборот — постепенно терял краски, становясь больше похожим на какого-нибудь вампира, не иначе.

И всё же на уроках он оставался отличником, на экзаменах — собранным, в общении с друзьями — терпеливо вежливым. Всё держалось. Пока что. Он уже чувствовал, как от одного вида секции его начинает мутить, но все равно через силу шёл за новыми знаниями.

Казалось, что ритуалы жертвоприношения, различные темно-магические заклятья и вся остальная дрянь уже намертво отпечаталась у него во снах в виде кошмаров, — уж с его-то живым воображением это было практически гарантированно.

Экзамены начались с понедельника — ни свет ни заря, ещё до того, как дневное солнце успевало прогреть прохладный замок. Лили проснулась сама, без будильника, задолго до того, как гостиная наполнилась гудением, и в полной тишине застёгивала школьную мантию, откидывая волосы назад и почти машинально перепроверяя содержимое сумки. Перо — запасное, чернила — не растекаются, свитки — ровно по темам. Всё под контролем. Всё, как всегда.

С самого утра в замке стоял особый запах — не только пыли и старых камней, но ещё и чего-то тревожного, что витало в воздухе вместе с нотами пота, переживания и дешёвого шоколада, который многие таскали в карманах на удачу. Студенты заполонили столовую уже к семи: ели мало, больше мешали ложками и смотрели в никуда. Кто-то шептался, кто-то повторял под нос выученные наспех темы, то и дело подглядывая в записи, а кто-то молча гладил страницы открытых учебников, будто надеялся впитать их содержание через ладони.

Лили шла через зал уверенно, с прямой спиной, сдержанной улыбкой, но внутри неё уже начинало жужжать знакомое напряжение. Не страх — нет. Она прекрасно знала, на что способна. Это был именно стресс: дисциплинированный, упорядоченный, почти полезный. Она чувствовала, как он собирается под кожей — тонкой плёнкой контроля. Он не мешал. Он придавал собранности.

Первый экзамен — Чары. Практическая часть проводилась в Большом зале, откуда убрали столы, и впустили учеников небольшими группами. На входе стояли три преподавателя, следили за соблюдением порядка и за фиксированным уровнем магии. Нужно было показать стабильно несколько заклинаний из разных областей — от простейших «Акцио» и «Люмос» до «Силенцио», защиты от падения, различные контрпроклятия. Всё, что может пригодиться в жизни. Лили справилась безукоризненно — её палочка почти не дрожала, движения были точны и плавны. Рядом кто-то не справился с обезоруживанием, кто-то сорвал голос, крича слишком громко, кто-то просто не дошёл — сбежал, не выдержав ожидания.

На следующий день — Зелья. Слёзно-нервный Питер расплескал настой чистотела на чью-то мантию, Сириус едва не устроил пожар, пока преподаватель смотрел в другую сторону. Лили, напротив, чувствовала себя как рыба в воде. Методично, аккуратно, без паники.

Ступка, нож, листья, пар — всё в правильной последовательности. Ни одного пузыря больше, чем положено. Но и ни одного взгляда в сторону Уильяма. Он варил молча, с тенью под глазами и идеальным результатом в котле.

На третий день — Защита от тёмных искусств. Письменная часть проходила под контролем строгой мадам Грейс, работника из Министерства, каждый шаг которой звенел каблуками по каменному полу. Хоффман же готовился покинуть школу на днях.

Бумага, чернила, грифельные перья. Письмо длиной в три пергамента о классификации проклятий, уровнях защитных щитов, правильной структуре барьеров, реагирующих на импульс силы, а также анализ практического применения методов контрмагии в исторических ситуациях. Лили писала сдержанно, но уверенно, слова ложились ровными строками, как будто сами знали, куда идти. Под конец она даже позволила себе слегка облегчённый вздох — было сложно, но не безнадёжно.

Следом — Трансфигурация. МакГонагалл лично следила за каждым движением.

Партнёрская трансфигурация, обратное преобразование, оживление неживых предметов — всё это требовало не просто силы, а тонкой точности. Никаких порывов, только концентрация. Лили справилась, но вечером слегла с головной болью — перегрузка дала о себе знать.

После каждого экзамена — короткий выдох. Только чтобы снова напрячься.

Библиотека снова ожила. Столы были заняты круглосуточно. Ученики спали на учебниках, подкладывая свитки под голову, как подушки. Лили всё чаще замечала, как кто-то дремлет в углу, уронив перо, или глядит в одну точку, забыв, что хотел сказать. В воздухе стоял запах чернил, пыльной бумаги и усталости. А за окнами тем временем цветущие деревья сбрасывали лепестки, и к утру ими были усыпаны дорожки между башнями.

И всё же — Лили держалась. По утрам собирала других гриффиндорцев в кучу, проверяла, всё ли повторили, успокаивала, если нужно. Её пытались подбодрить в ответ, но получалось редко. Слишком уставшие лица были вокруг, слишком сильное напряжение. Только Джеймс иногда позволял себе нелепый анекдот, за который получал подзатыльник от Сириуса и снисходительную улыбку от Питера.

И хотя её мозг был занят формулами чар, классификацией тварей и последовательностями ингредиентов, где-то на краю внимания всё равно крутилась одна мысль — теперь Уил практически и не выделяется на фоне большинства остальных студентов.

Конечно, девушку грызла лёгкая зависть: ей доступа в Запретную секцию точно не видать ещё года два, пока она не наработает свою собственную репутацию. То, как повезло её другу с профессором Хоффманом, являлось скорее редким исключением.

Из этого и шли первопричины её злости на Моррисона, помимо естественного для неё беспокойства за того, с кем она отлично общается ещё с первого курса. Иногда Лили даже боялась фантазировать на тему того, как бы шла её жизнь, не познакомься она поближе с такими людьми, как Уильям и Фрэнк.

Для девочки, которая на тот момент своей жизни дружила только с мрачным Северусом, завести настоящих, верных товарищей значило действительно многое. В маггловской школе у неё не срослось ничего толкового ни с кем из жителей их небольшого городка, и обошлось здесь не без влияния сестры, после знакомство со Снейпом, который, — уж это она может трезво признать, — был крайне далёк от правильного понятия «лучшего» друга.

Именно поэтому Лили так дорожила их новоиспечённой дружбой на первом курсе, сначала не до конца веря в то, что ей действительно так повезло, однако уже после твёрдо решив всегда быть на их стороне и помогать со всем, где эта помощь потребуется.

Эти двое — действительно первые настоящие друзья, которые просто приняли её такой, какая она есть, не навязываясь, не решая что-либо за неё и не вмешиваясь в личную жизнь. Всегда были рядом, готовые поддержать. В отличие от одного чванливого Слизеринца. Хоть общалась девушка, в основном, только с Уильямом, ибо с Фрэнком их интересы к курсу третьему практически полностью разошлись, однако она все ещё дорожит этой связью, и всегда будет готова помочь.

Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая длинные тени на гравийные дорожки школьного двора. Воздух был тёплым и чуть пыльным от сухой травы, а после экзаменов коридоры заметно опустели — все разбрелись по замку в поисках тишины или, наоборот, компании, кому что нужнее после столь нервного напряжения.

Над Хогвартсом нависла усталая атмосфера, будто вся магическая школа выдохнула вместе со своими учениками. В воздухе ощущалась странная легкость — не столько радость, сколько усталое оцепенение.

Лили сидела на ступенях у входа в библиотеку, рассеянно вертя в руках перо и не веря, что действительно всё сделала на «Превосходно», со слов Фрэнка. Мимо прошёл Северус, но, заметив её, остановился.

— Ты нормально сдала? — спросил он, без особого выражения, но не враждебно.

— Вроде да, — ответила она и немного натянуто улыбнулась. — Экзамен по ЗОТИ был не таким ужасным, как я боялась. Всё благодаря подготовке… и Уильяму, в общем-то. Он показал один интересный способ блокировки той гадости, которую в нас послали.

— Моррисон, — повторил Северус, почти без интонации. Он не сел, но остался рядом, облокотившись на перила небольшой лестницы. — Ты последнее время часто его упоминаешь, насколько я мог слышать.

— Потому что мы часто готовились вместе, — спокойно сказала Лили. — И он правда здорово всё объясняет.

— Конечно, — чуть насмешливо отозвался Снейп. — У него ведь на всё есть объяснение. Особенно если это касается… защитной магии.

Лили посмотрела на него внимательнее, но промолчала, не желая начинать спор. В последнее время их отношения с Северусом были довольно натянутыми. Они изредка переговаривались при встречи в коридорах, но в голосах, во взглядах обоих небыло той заинтересованности, что должна быть при беседе, скорее учтивое безразличие, интерес из вежливости.

Позади, в библиотеке, царила непривычная тишина. Витиеватые стеллажи с книгами, обычно наполненные шелестом страниц и приглушёнными голосами, теперь стояли безмолвно, будто уснувшие после долгих недель напряжённой работы. Даже мадам Пинс не было видно — вероятно, и она позволила себе редкую передышку. Письменные столы пустовали, чернильницы были плотно закупорены, перья сложены в футляры. Воздух был прохладным и чуть пыльным, пахнущим старыми страницами, но в этом молчании ощущалась не библиотечная строгость, а утомлённая, выдохшаяся пустота.

После финального дня экзаменов даже самые рьяные отличники разбрелись по спальням или вышли на улицу, чтобы наконец позволить себе просто быть. Уильяма, обычно обитающего где-то между полками, тоже не было — сегодня он, впервые за долгое время, ушёл раньше, даже не взглянув в сторону своего добровольного содержания.

Северус тоже помолчал, но потом тихо добавил:

— Я просто думаю, что тебе не стоит так… полагаться на него. Не всё, что он вытаскивает из Запретной секции, стоит твоего доверия.

— Он сам ничего не применяет, если ты об этом, — спокойно ответила она. — И, честно, не думаю, что тебе есть на что жаловаться. Ты ведь тоже получаешь от туда знания, благодаря вашим старшим.

— Я не тащу это в разговоры и не притворяюсь, будто всё это — «для общего развития», — отозвался он с лёгкой язвительностью. — Есть разница между знать и цитировать всё подряд, как будто это истина.

— Мне просто интересно, Северус, — тихо, но твёрдо произнесла Лили. — И он меня не осуждает за это. В отличие от некоторых. И, к слову, он ни разу не «процитировал» что-либо, прекрасно разбираясь в том, что мне иногда рассказывает.

Отдельных тягот для Эванс было добиться хотя бы того, чтобы её друг начал говорить о части из того, что выписывает оттуда. Долгих две недели она намеренно его доставала, не желая отступить, и была вознаграждена (или Уил просто от неё откупился). Все же девушке тоже было интересно, а объяснять Моррисон очень даже умел.

— Он тебя не осуждает, — пробормотал Снейп. — Потому что ты — Эванс. Он слишком умный, чтобы в принципе ссориться с тобой. А ты принимаешь это за искренность.

Лили устало вздохнула и убрала перо обратно в карман. Как же ей иногда надоедает эта дотошность Снейпа, будто он считает себя здесь единственно правым…

— Ты знаешь, что иногда ты бываешь ужасно… упрямым? Просто скажи, что ревнуешь, и всё будет проще.

Северус нахмурился.

— К нему? Пожалуйста.

— Тогда к кому? — Раздражаясь, спросила Гриффиндорка. — Я просто хочу говорить о том, что меня интересует, не выслушивая саркастических подколок.

Он ничего не ответил, только пожал плечами.

— Знаешь, ты иногда сам портишь отношения, которые, как говорил недавно, хочешь сохранить, — добавила Лили после короткой паузы. — Мы могли бы просто поговорить. Но вместо этого ты снова превращаешь это в уколы и недомолвки.

— Я… просто не люблю, когда ты с ним. Моррисон — мутный тип, о нём даже Розье отзывается с опаской. — уклончиво ответил Снейп.

— Он мой друг, Северус. Не больше. А ещё плевать мне на Эвана, этот придурок меня чуть не убил! Уильям всегда рядом, даже тогда, когда ты уходишь в себя и исчезаешь. Не обижайся, но иногда мне хочется простого спокойствия, без драм, ссор, недопониманий и прочего.

Снейп долго смотрел в сторону, сжимаемая в кулак рука выдавала, что слова его задели. Между ними повисла напряжённая тишина, от которой сразу становилось неуютно.

— Понятно, — коротко сказал Слизеринец, всей интонацией выражая то, что действительно думает об этом. — Ладно. Удачи на последнем экзамене.

— Тебе тоже, — чуть мягче ответила она.

Он развернулся и ушёл, не резко, но быстро, не оборачиваясь. Лили осталась на ступенях, чувствуя в груди ту самую тяжесть, которая оставалась после разговора с кем-то, кого ты знаешь слишком давно, но уже не можешь понять, как прежде.

Девушка вздохнула, задержав взгляд на дверях, за которыми скрылся Северус. Солнце уже клонилось к закату, и красноватые блики ложились на каменный пол, окрашивая библиотечную лестницу в багряные тона, как будто сама школа поднимала занавес долгого, запутанного разговора. Она ещё немного постояла на месте — не столько в нерешительности, сколько давая себе время отпустить нависшее в груди ощущение, что между ними снова образовалась трещина. Не раскат молнии, не разлом — нет. Просто линия, по которой всё продолжит расходиться.

Вернувшись в оживлённый коридор, Лили направилась к Гриффиндору. Школьники шумели, обсуждали окончание экзаменов, кто-то уже планировал, чем займётся летом, а кто-то — как выспаться наконец за весь год. Но среди этого разношёрстного гомона она быстро нашла ту, чьё настроение было заметно мрачнее общего: Марлин сидела в кресле у окна, ссутулившись, в обнимку с подушкой и взглядом в пространство, будто проигранный кубок был личным оскорблением.

Лили опустилась рядом, не спрашивая ничего сразу — только передала чашку с тёплым какао, появившуюся благодаря заботе одного из домовых эльфов (или её хорошим отношениям с ними, благодаря частым походам за сладостями и пары комплиментов).

Марлин взглянула на неё, благодарно кивнув, но лицо у неё оставалось постным.

— Всё равно могли. Ещё как могли, — пробормотала девушка, не отрывая взгляда от окна.

— Мордред, если бы только этот вшивый ловец не потянул руку на две секунды позже…

— Зато у тебя было два идеальных обвода, и это когда ты вратарь! МакГонагалл была в восторге, я видела. Она просто не умеет этого показывать, — мягко проговорила Лили, вытаскивая подругу из её унылого кокона хотя бы голосом.

— Восторгом кубок не заменишь, — хмуро отозвалась та, но чуть расслабилась, сделав глоток. — И почему всегда Когтевран? Они даже не живут настоящей жизнью, только и делают, что учатся и строят тактики.

— Наверное, потому что не тратят вечера на споры с Блэком о том, кто круче — «Холихедские гарпии» или «Сенненские соколы», — с усмешкой заметила Лили, вызвав лёгкую тень улыбки на лице подруги.

Минут через десять Марлин уже откинулась в кресле, бурча про судью, который «с самого начала был за них», а Лили, прислушиваясь, поддакивала и вставляла ободряющие реплики. В гостиной тем временем становилось всё оживлённее — кто-то устраивал мини-вечеринку по поводу завершения экзаменов, кто-то уже затевал игру в карты. Но Лили оставалась рядом с подругой, понимая: проигранный матч — это ведь тоже часть года, часть себя, которую нужно пережить.

Не в одиночку.

* * *

Уильям стоял перед высоким письменным столом в кабинете библиотекаря, держа в руке тонкий, почти незаметно дрожащий кусочек пергамента — пропуск в Запретную секцию. Он смотрел на него с тем чувством, которое не так уж часто посещает человека: будто оставляешь за собой не просто часть учебного года, а определённую версию самого себя.

Ту, что ночами при тусклом свете копировала схемы боевых чар, заклинания разрушения, древние формулы, от которых в голове начинало гудеть. Ту, что держала себя на грани, сдерживалась и не переходила черту. Ту, что слишком хорошо поняла, почему в Министерстве эту магию считают опасной.

Когда он протянул пропуск мадам Пинс, его пальцы сжались чуть сильнее, чем надо, будто инстинкт сопротивлялся. Но бумага оторвалась от кожи без усилий, и в этот момент, вместе с лёгким вздохом облегчения, по спине прошёл холодок. Всё. Конец. Наконец-то свободен!

— Вот и всё, — пробормотал он себе под нос, отступая от стола.

Платформа уже кишела студентами, кто-то толкался с чемоданами, кто-то в последний раз обнимал преподавателей, а кто-то — просто стоял и ждал, пока освободится тележка. Уильям протиснулся сквозь толпу и почти сразу заметил знакомую темноволосую фигуру с чемоданом и совиной клеткой.

— Сэр Лонгботтом, — шутливо кивнул он, подойдя. — С концом учебного года.

Фрэнк оглянулся, усмехнулся устало, будто физически чувствовал, как тяжесть знаний наконец покинула плечи.

— Сэр Моррисон. Живой, целый, психику не повредил — уже победа. С концом, да. И слава Мерлину.

Они двинулись в сторону поезда, понемногу сбавляя шаг, будто не спешили расставаться с видом на замок, тонущий в летней дымке.

— Какие планы на лето? — Спросил Уильям, придерживая рюкзак на плече.

— Да вот… — Фрэнк закатил глаза. — Мама потащит меня в Европу. К кузену, помнишь, я говорил про него ещё осенью? Он, конечно, семья, но, если честно, слушать его «тонкие размышления о трансфигурации в контексте французской школы магии» — удовольствие сильно ниже среднего.

— Уже звучит как пытка, — усмехнулся Уильям. — Хочешь, пришлю тебе сову с проклятиями, которые вызывают искусственную простуду? Или на крайний случай ты ведь можешь просто довести себя до интоксикации, чтобы остаться здесь подольше.

— Если бы ты знал, как я был близок к тому, чтобы об этом попросить, — хмыкнул Лонгботтом. — А ты что? Домой?

— Домой. У меня лето под кодовым названием «делаю вид, что отдыхаю, но на самом деле — нет», — отозвался Уильям. — Посмотрим, может, удастся забыть, что я за последние месяцы переписал пол-архива с поехавшими формулами. Они мне уже снятся, между прочим. Чтоб я ещё раз так долго засиживался в библиотеке…

Когда они добрались до вагонов, народ уже загружался. Где-то впереди с грохотом выкатился чемодан Поттера, кто-то громко позвал Сириуса, несколько девушек махали на прощание преподавателю по астрономии. Компания Слизеринцев младшекурсников презрительно смотрела на всё это со стороны, переговариваясь между собой. Иногда что-то остается неизменным навечно.

— Ну, — протянул Фрэнк, закидывая чемодан, — нужно ещё доехать. К сожалению, лето когда-нибудь закончится, и начнётся следующая головная боль.

— Как всегда. Береги себя.

Они обменялись короткими, но искренними кивками, и каждый занял своё место в поезде.

Станция осталась позади. Поезд, глухо гудя, тронулся с места и понёсся сквозь просторы летней Британии, унося студентов Хогвартса навстречу каникулам, свободе — и новому ожиданию.

Летний Лондон этих лет — это не солнечные открытки с Тауэром и Биг-Беном, не воздушные платья на фоне зеленых парков и не запах жареных каштанов у Трафальгарской площади. Это город в переходе — тяжёлый, шумный, слегка пропахший гарью и забастовками, с лицом уставшего человека, который давно не спал.

На улицах — жара, смешанная со смогом, и воздух, который кажется вязким от бензиновых выхлопов и сигаретного дыма. Асфальт чуть плавится, тротуары пыльные, разогретые так, что подошвы обуви прилипают к плитке на переходах. Ветром носит обрывки газет: «Предупреждение о напряжении в экономике» — где-то на заголовке, чуть дальше — сообщения о североирландском конфликте, об инфляции, о росте цен и дефиците. Люди торопятся мимо, не глядя друг на друга, держат пакеты крепче, кошельки — ближе к телу. И каждый второй всё ещё помнит недавние зимние отключения света.

Центр пестрит плакатами с хриплым дизайном — рекламу мнут дождём и временем, углы закручены в трубочку. Афиши «Queen», «Roxy Music», «Bowie» — над старыми кирпичами и новыми тревогами. На окраинах в пабах жара заглушается горьким элем и радио, где сквозь статическое шипение пробивается голос, вещающий про политические волнения, про кризис доверия. Иногда слышен звон разбитого стекла — или просто грохот грузовика, гружённого ящиками для супермаркета.

Дети плещутся в мутных фонтанах, рядом обычная мать отчитывает своего ребёнка, не отпуская сигарету от губ. Ближе к Темзе — запах тины, гари и перегретого металла от барж. Где-то — утопленные в зелени районы с колясками и чайниками на подоконниках, а где-то — закоулки Сохо, где клубы не закрываются даже в три утра, и люди вываливаются из них с глазами, полными чего угодно, только не сна.

У волшебников лето было другим — не потому, что в их мире не было проблем, а потому что он всё ещё позволял себе роскошь быть чудесным, даже в мелочах.

Косая Аллея летом напоминала оживлённый базар из старинной книги — пахло специями, пергаментом, свежим лимонадом с лавандой, а с крыш гоблины проветривали ковры, улюлюкая зазевавшимся совам. Мраморная мостовая под ногами нагревалась, но не обжигала, потому что старые защитные чары улавливали жар и отводили его в сторону, создавая иллюзию тени даже в самый полдень.

Вывески покачивались на цепях — золотом переливался герб «Флориш и Блоттс», изнутри вылетали книги, хлопая страницами и возвращаясь обратно, словно живые. Рядом — приоткрытая лавка мадам Малкин, откуда тянуло запахом новых мантий и влажного шёлка, а где-то неподалёку громко спорили два старика о сортах палочек Олливандера, пока третья старушка подкармливала миниатюрного крылатого дракончика кусочком леденца.

Детвора играла с заколдованными мыльными пузырями, каждый из которых лопался с разноцветной вспышкой и взвизгом, а родители с мешками ингредиентов для зелий останавливались, чтобы выпить холодного тыквенного сока в уличном кафе.

Здесь не было смога. Магия не позволяла — заклятия очищали воздух, делали его прозрачным и чуть пахнущим ромашкой. Где-то вдалеке мурлыкали музыкальные шкатулки, и продавец из лавки волшебных фенечек выкрикивал: «Скидка на амулеты от жары! Только сегодня!»

Даже в разгар жары здесь можно было найти тенистое местечко между лавками, и сесть на скамеечку, чтобы просто наблюдать, как мимо проходит жизнь — замешанная из котлов, свитков, зверей в клетках, оживших шляп и людей, способных сотворить вечер из ничего, если только сильно захотят.

Сегодня Уильям вместе с матерью решил прогуляться здесь, заодно окончательно проветрив свои мозги от перегрузки после экзаменов и прочего. Обычно он не слишком любил вот так гулять по Косой Аллее, где практически всегда достаточно много людей, чтобы шум ни на миг не прекращался.

Однако и повод для этого нашелся подходящий — необходимость убедить мать кое в чём. С ней всяко проще будет, чем с отцом, а намеренно выбирать сложнейший путь достижения цели он уж точно не готов, если награда будет одинакова.

Он шёл рядом с Эвелин неспешно, с ленивым любопытством посматривая на витрины магазинов, изредка удивляясь некоторым особо чудным товарам. Сама атмосфера этого места будто предлагала расслабиться, изо всех сил стараясь казаться лучше, чем она есть на самом деле.

Парень спросил у матери, которая шла рядом в обычной, ничем особо не выделяющейся одежде, аккуратно стараясь не задеть проходящих мимо волшебников:

— Этот автор, что ли, только сегодня здесь будет?

— Да, Кенбридж как раз издаёт свою новую книгу здесь, ещё и с автографом. Считай, эксклюзив! — С легким предвкушением от предстоящей встречи ответила женщина, взглядом выискивая нужный магазин, где и назначен приём.

Иногда Уильям искренне не понимал энтузиазма мамы в работе с магическими животными.

Изредка отправляться в экспедиции, терпя отвратные погодные условия, пытаясь залезть в труднодоступные места только ради подтверждения редких слухов… Просто не понимал. Уж для него всяко спокойнее и более предсказуемо иметь дело с боевой магией — та, по крайней мере, не будет вести себя будто дикое животное, и при должном контроле не пойдет против пользователя.

А любовь некоторых зверушек цапнуть любого прохожего за что-нибудь, особенно после нескольких рассказов Хагрида и матери, когда та возвращалась обратно домой после поездок, он успел оценить вполне.

— М-хм, ну, допустим, — отклонившись от спешившего куда-то аврора, который шёл вперед, игнорируя любые препятствия, в том числе живые, с сомнением протянул парень, — а чем он так популярен то?

— Обязательно прочитаешь на досуге его труд, это новый прорыв в магозоологии! — С воодушевлением принялась рассказывать Эвелин, готовая про свою любимую тему говорить часами.

— Вот ты знал, что недавние исследования показали: нунду не просто устойчив к большинству известных ядов — его дыхание способно нейтрализовать некоторые из них в окружающей среде? — Заговорчески понизила голос Эвелин, склонившись ближе, словно делилась секретом. — Кенбридж провёл серию полевых наблюдений, и, по его словам, в местах, где нунду обитал дольше трёх недель, исчезли все следы отравленных водоёмов, оставшихся после нападений кваси-змей.

— Он предполагает, что у этого существа… какая-то форма алхимически активного дыхательного фермента, разрушающего токсичные соединения! — Эвелин уже почти светилась от радости. — Конечно, подтвердить это официально сложно, потому что, ну, знаешь, поймать нунду — задача, мягко говоря, неблагодарная. Но у него есть образцы почвы, воздуха и даже шерсти! Его работу уже цитируют в «Журнале высокой магической биологии»!

Она замолчала лишь на мгновение, чтобы набрать полные лёгкие воздуха, а потом добавила почти мечтательно:

— Представляешь, если это подтвердится, то появится шанс создать антитоксин на основе магического следа дыхания нунду. Это буквально спасение от большинства проклятий и ядов африканского происхождения. Невероятно!

Мозг парня отключился ещё на середине её импровизированной речи. Магических зверушек он никогда не любил, здраво опасаясь. Вот как можно желать изучить поближе тварь, шаги которой не издают звука, любой порез смертелен, скорость выше таковой у гепарда, а размер с целый легковой грузовик?! Это просто выше его понимания. Встреться он с такой, — не раздумывая использовал бы Адское Пламя (которое изучит он, увы, не скоро), если не успел аппарировать.

— …Великолепно, мам. Только, надеюсь, ты не решишься повторить его подвиги на поприще науки, — с немного нервной иронией отозвался Уильям, уже видя магазин, к которому они и шли, — иначе придется нам тебя запереть, чтобы не убилась.

— Если и запирать, то только с книгами и яблочным пирогом под рукой, — ласково погладив его по голове, они оба остановились у входа, где уже толпилась небольшая очередь, и чета Моррисон встали сзади, заняв своё место. — Кстати, не было ничего интересного на экзаменах? Результаты-то я уже видела, но и я ведь сдавала их когда-то, потому помню, как в школе в это время обычно все обстоит. Ни за что не поверю, что не произошла какая-нибудь драма!

— Ну, я был самую малость уставшим, поэтому большая часть прошла мимо меня, — рассеянно ответил он, пытаясь вспомнить что-нибудь эдакое. — Но вроде бы слышал между делом, что какой-то бедняга со старших курсов случайно подорвал экзаменационную комиссию, не справившись с волнением. Правда, имени его так и не назвали.

Эвелин забавно хихикнула, прикрыв рот кулачком.

— Я надеюсь, никто серьёзно не пострадал? Как вообще отреагировал Директор?

— Ну, видеть, как следующие два дня принимающие были полностью лысыми, даже без бровей, было забавно, — сам немного улыбнулся парень, — а Директор, ну… это Директор. Без комментариев.

Уильям, пожалуй, никогда не сможет избавиться от полноценной опаски по отношению к Дамблдору, ибо слишком уж он… противоречивый человек. Его мутное прошлое со смертью сестры, дружба с Гриндевальдом, натуральным безумцем, который, фактически, и развязал Вторую мировую войну, победа в дуэли над ним, его попытки влезть в политику, проталкивая свои интересы и стараясь «улучшить» права магглорожденных.

От части, стоит признать, ему это удалось. Теперь тех берут на работу в Министерство, хоть и на роль обычных клерков, а более ничего толком и не изменилось. Хотя, это явно лучше чем ничего.

Сам этот социальный строй немного противен Уильяму, ибо осознавать, что полнота власти находится у чистокровных родов, которые, на секундочку, поддерживают Тёмного Лорда с его идеями превосходства чистоты крови и истребления всех неугодных, а таковых много, практически все, в частности. Ну, парень может понять эту позицию, негоже ведь оставлять врагов в живых. Правда, есть нюанс — тогда придется истребить больше половины населения.

Вообще, он толком и не может разобраться в целях Риддла, как таковых. Ведь говорил он одно, но делал при этом иногда совершенно другое, по крайней мере, в известных фактах из предстоящей войны. Лишь предзнание позволяет ему быть уверенным в одной непреложной истине: если Волдеморт придёт к власти, то качество жизни станет резко хуже.

Не важно, крестражи свели его с ума (а здравомыслящий человек не будет поступать, как он, устраивая ужас на уровне целой страны, наверняка задев ещё и континент), или сам он просто изначально очень долго сдерживался, лишь потом слетев с нарезки. Неоспоримый факт того, что им категорически не по пути в жизни и взглядах, парень здраво признавал.

Его мать, всё это время державшаяся в стороне, наконец осторожно подошла ближе и с неожиданной серьёзностью попросила автограф у самого автора, немного смущённо поправляя ворот жакета. Автор с добродушной улыбкой кивнул, и через пару минут книга уже была у неё в руках, аккуратно прижатая к груди. Видно было, что для неё — это не просто подпись, а нечто большее: память, событие, пусть и краткое, но особенное.

Книга была толстая, в тёмной обложке с золотым тиснением — «Физиология магических хищников Востока». На титульном листе, под углом, крупным, размашистым почерком уже красовалась подпись: «Для миссис Моррисон — с благодарностью за интерес к делу магической биологии. Л. Кенбридж».

Тепло попрощавшись, Эвелин с улыбкой взяла сына под руку, и они вместе с Уильямом направились к ближайшему закоулку, где можно было аппарировать, не привлекая внимания прохожих. В шумном центре маггловского Лондона, в просевшем проулке между книжным и лавкой подержанных часов, воздух дрожал от жары, и запах старого камня смешивался с табачным дымом и слабыми следами недавно колдованных чар.

Жаль, что сразу из Косой Аллеи аппарировать запрещено, приходится так изгаляться.

— Готов? — спросила мать, уже держа в руке палочку.

— Да, — отозвался Уильям, чувствуя, как на мгновение всё внутри сжимается. Вроде бы и привык уже, но все равно неприятно как в первый раз.

И с характерным хлопком их втянуло в узкий вихрь, вывернуло в пространстве и мягко выбросило уже у порога их дома. Плитка под ногами была тёплая от солнца, вокруг разливалась тишина пригородного вечера — редкий лай собак, трель птиц, запах жасмина и то ощущение комфорта, стоит парню только оказаться рядом с жилищем.

Они вошли внутрь. Дом встречал привычным уютом: идеально чистые, родные комнаты, мягкий свет из окон, разложенные на подоконнике книги. Мать щёлкнула пальцами — и чайник сам сдвинулся на плиту, лениво выпустив первую струю пара. Чуть позже, когда они уселись за стол, взмахнула палочкой — в чашках заклубился дымящийся чёрный чай с липовым цветом и щепоткой ванили. Ложечки зашевелились, помешивая по кругу. В воздухе повис лёгкий, сладковатый аромат.

Мать с сыном устроились за столом, уже привычно, когда за окнами шумел Лондон, но здесь, внутри, казалось, что весь мир сжался до размеров этой кухни. Чай тянулся тонкими струйками пара, ложечки время от времени позвякивали, а разговор тек неспешно, словно за годы привычно выученный ритм вновь сам собой вернулся.

— Профессор Спраут совсем не изменилась за эти четыре года, — начал Уильям, выбрав случайную тему, устроившись поудобнее. — Всё так же с ног до головы в земле, но ухмыляется, как будто знает, кто следующий выдернет мандрагору не той рукой. В твоё время она была такой же?

— У неё всегда было чутье на такие моменты, насколько я знаю, — отозвалась мать с лёгкой улыбкой. — Но вообще, у нас был другой преподаватель. Ты разве не узнавал, когда она к вам устроилась? Не думаю, что она сильно старше меня.

— …О. Вот как, — об этом, пожалуй, он и впрямь не подумал.

Мать усмехнулась, прикрывая рот ладонью. Потом отставила чашку и на минуту задумалась, будто перебирая что-то в памяти.

— Как там с твоими друзьями, кстати, всё хорошо? — расслабленно заметила Эвелин, отпив немного чая.

Уильям лишь пожал плечами, опуская взгляд в чашку.

— Просто всё вернулось к привычному. Без экзаменов, без нервов… Понимаешь, легче дружить, когда никто не на пределе.

— А вот это, — сказала она, глядя на него уже чуть пристальнее, — редкое качество. Умение быть рядом не только когда весело, но и когда трудно. Ты этого не теряй. Особенно если хочешь, чтобы кто-то оставался в твоей жизни надолго.

Он кивнул, не споря. Знакомая тишина растекалась между ними, не неловкая — добрая, тёплая, как одеяло, запах которого не меняется годами.

— Ты не представляешь, как приятно просто пить чай без ощущения, что в любой момент кто-то вбежит с проклятием или разревётся от стрессового эссе, — протянул он, улыбнувшись, после чего мать тихо рассмеялась.

— Зато теперь тебе хватит лета, чтобы снова стать человеком.

После окончания четвёртого курса прошла от силы неделя, и парень только на днях смог окончательно выдохнуть после того темпа, который он себе задал в школе. Такое ощущение, будто даже дышать стало легче.

Они просидели так ещё долго — говорили о ерунде, вспоминали мелочи, делились короткими, порой бессмысленными фразами, но в этих словах было больше уюта, чем в самых правильных речах. За окнами вечер мягко уступал место ночи, и Лондон, такой шумный и сумасшедший снаружи, казался теперь далёким, как другая страна. А в кухне по-прежнему звенели ложки, пахло липой, и было просто хорошо.

Когда вечер окончательно утонул в мягких лондонских сумерках, а в кухне звенела только редкая ложка о край чашки, мать вдруг встала, пошла к буфету и извлекла оттуда аккуратную лакированную коробку из светлого дерева. Положив её на стол, она открыла защёлку и приоткрыла крышку, словно доставая нечто привычное, но важное.

— Ты ведь помнишь, что отец оставлял тебе курс восстановительных зелий? — Спокойно напомнила она. — Писала тебе ещё весной, но ты был занят подготовкой к экзаменам, так что простительно. Сейчас самое время начать, пока ещё не втянулся в летнюю расхлябанность.

Внутри коробки лежали ровно выстроенные ампулы с плотно запаянными пробками. Каждая снабжена краткой пометкой чётким, профессиональным почерком: «ускоренная регенерация тканей», «общесистемный адаптант», «микроочиститель сосудов», «модулятор нейросигналов» и ещё с пять других. Запах был терпкий, травяной, с едва заметной металлической нотой.

— Эти зелья были частью его восстановительных протоколов в Мунго, когда он курировал пациентов после тяжёлых заклятий, особенно из проклятых отделений, — пояснила мать. — А потом начал принимать их сам, хоть и немного изменив под себя. Не потому что был болен, а чтобы держать тело в оптимальном состоянии. Ты ведь знаешь, он не просто врач — а ответственный за многих людей, и руки должны быть абсолютно точными, а реакция — стабильной, даже под давлением.

Уильям молча кивнул, перелистывая в уме воспоминания об отце: строгий, выносливый, почти безэмоциональный в работе. Довелось ему как-то побывать там, то ещё зрелище. Такого не свалить обычной усталостью.

— Они не дают тебе сил извне, — продолжила мать, — они заставляют тело работать в идеальном режиме, частично исправляя несовершенство эволюции: иммунитет поднимается, кости укрепляются, мышцы работают без напряжения, а мозг, считай, как после сильного тонизирующего заклинания, только на постоянной основе. Обычно они стоят целое состояние, и покупают их себе только немногие чистокровные рода для своих наследников. Джон смог и для тебя урвать, как раз самое время. Но…

Она на секунду замолчала, посмотрев на сына со всей внимательностью.

— Перемены происходят резко. Слишком резко. Кожа может начать шелушиться — она буквально обновляется. У тебя может начаться лёгкая тахикардия, потому что сосуды начинают работать в другом ритме. И сны будут яркие, как под зельем живых образов. Некоторые называют это «реконфигурацией организма». В Мунго такой курс назначают строго под наблюдением, максимум на три недели. Хоть все перемены произойдут в первые две, а после лишь небольшие спазмы, все равно приятного мало. Не потому что опасно — просто слишком быстро. Есть две его разновидности, и эта — как раз для твоего возраста, когда тело входит в период гормонального шторма.

— То есть я, по сути, превращаюсь в нового себя, — хмыкнул Уильям, с опаской взяв одну из ампул и покрутив её в пальцах. — Звучит жутковато.

— Не совсем. Ты просто увидишь, на что способен твой организм, если его подтолкнуть и исправить несовершенные части. Только не пытайся использовать это вслепую — всё рассчитано идеально, и любое нарушение приведёт к последствиям. И никаких комбинаций с активной магией в первые дни. Ты меня понял?

Моррисон молча кивнул, нахмурившись.

Ящик снова был закрыт, но уже не унесён — остался на краю стола, как напоминание. Впереди было лето. Долгое, непривычное, свободное. И организм, который в ближайшие три месяца ждёт немало неприятностей.

Парня заинтересовало это, ибо до этого никто из родителей и словом не упоминал про предстоящую процедуру:

— Этот курс настолько сложен в изготовлении, что позволить себе его могут только избранные? Это же, по сути, полноценная модификация тела.

— Да. Ингредиенты достать крайне проблематично, а уж что было когда это изобрели лет сто назад, мне даже представить страшно, — покачала головой Эвелин, — так что нам очень повезло. Я прослежу, чтобы все прошло спокойно, когда начнешь приём.

Уильям, выдохнув и протерев глаза, совсем не ожидая такого по истине королевского подарка, неспешно заговорил:

— Ладно. Только давай я начну их принимать через недельку. Нужно будет ещё кое-что сделать, и мне нужна будет твоя помощь в этом… — Уильям замялся, глядя в чай, будто искал в узорах пара подходящие слова, ибо ему даже представить тяжело, какой геморрой его ждёт, если мать откажется. Слова, которые не вызовут у матери ни сильной тревоги, ни резкой реакции.

Она, конечно, почувствовала. У неё было чутьё — не магическое, а материнское. Но не перебивала, позволив ему собрать мысли.

Он выдохнул, решительно заговорив:

— Мне нужно будет… снять надзор с палочки. Насовсем.

Мать отложила чашку и медленно подняла брови. Не осуждающе, скорее сдержанно удивлённо.

— И зачем тебе это, Уилл? — мягко спросила она, но в голосе была та осторожность, с которой говорят, когда не хотят услышать чего-то тревожного.

Он сразу замотал головой, примерно представляя, о чём она сразу могла подумать.

— Это не ради шалостей, не ради глупостей, мам, ты же меня знаешь. Просто… мне нужно иметь возможность практиковать. Без фанатизма, я понимаю границы, но в прошлом году — я слишком много учился в теории, слишком много смотрел, читал, анализировал. Но почти не практиковал, всё лето просто не иметь возможности колдовать вдоволь — пытка. Это выше моих сил. Как будто забываю, как уже известные заклинания ложатся на язык за эти три месяца.

Уж то, что он был вынужден прошлым летом колдовать только когда в доме была мать — уже огромное неудобство. Терпеть так и второе лето, тем более, когда он стал «взрослее», он не намерен. В конце концов, у него целый дневник записей, и что, просто ждать школы? Так там может и не найтись времени на это.

Он поднял взгляд, встретившись с мамой глазами. Её насыщенные, зелёного цвета всегда нравились парню, который перенял их у неё, каждый раз смотря в зеркало и наблюдая точную копию таких же, как и у матери глаз.

Она молчала, рассматривая его, уже не как мальчика, а как взрослого, упрямого, умного — и до ужаса иногда похожего на отца. Всё тот же взгляд, всё та же осторожная решимость.

— Ты же знаешь, как работает этот надзор? — спросила она.

Уильям уверенно кивнул. Изучить эту тему он удосужился ещё давно.

— Да. Привязка идёт к регистрации палочки и к автоматическому отслеживанию магии вблизи несовершеннолетнего и его концентратора. Но проблема в том, что заклинание не отличает, кто именно его применил. Только какое именно, где и когда.

— Потому Министерство и запрещает использование магии дома, если ты несовершеннолетний, — напомнила мать. — Потому что не может проконтролировать, твои ли это чары.

— Именно, — быстро подхватил он. — А у нас в доме ты всё равно колдуешь. Так что, если я что-то делаю, оно спишется на тебя, как на мою мать, хоть и без четкого результата. Но это не честно. Я не хочу прятаться за твою спину ещё три года. Хочу просто, чтобы на палочку не реагировала их система. Без следов. Без уведомлений. Вообще.

Он опёрся локтями на стол.

— Я не обираюсь творить всякий бред, нарушать Статут тем более. Я прошу дать мне возможность расти. Под твоим присмотром дома, если это требуется и тебе будет спокойнее. Я не лезу туда, куда мне не залезть, я не делаю и не собираюсь делать того, что мне непосильно на данный момент. Но, если не начну практиковать то, что изучаю, оно сгниёт в голове, как ненужные слова на чужом языке.

Мать выдохнула, немного устало потерев переносицу.

— Это серьёзно. Ты понимаешь, что если тебя поймают — ответственность на всех нас? Снятие надзора — далеко не светлая магия. Они спокойно заведут по этому поводу дело в Визенгамоте.

— Понимаю, — твёрдо сказал он. — Именно поэтому прошу тебя, а не пытаюсь искать лазейки.

Она встала, прошлась по кухне, будто скидывая с себя волнение шагами. Подошла к буфету, взяла банку с сушёной мятой, задумчиво повертела ту в руках, отставив через некоторое время — привычное, успокаивающее движение.

— Мы сделаем это аккуратно, — сказала Эвелин наконец. — Я сниму отслеживание с палочки, но только под моим контролем. И ни шагу в сторону, ясно?

Парень с облегчением кивнул.

— Спасибо, мам. Я обещаю.

— Надеюсь, ты понимаешь, какой уровень доверия ты только что получил, Уильям. И как тяжело его будет вернуть, если ты его потеряешь. Хоть мы и так верим в тебя, но это — уже другой уровень, при нарушении которого, последствия будут у всей нашей семьи. Министерство никогда не любит терять контроль над волшебниками, думаю это ты и без меня знаешь, умный мальчик ведь.

Он не стал говорить, что понимает. Просто кивнул, снова глядя в чай, который за время разговора успел остыть, но уже не имел значения.

Уже на следующий день он читал «Ежедневный Пророк», который принёс с собой отец, вернувшись с работы только под утро, и мрачно хмурился, ибо новости были крайне далеки от сколь-либо хороших:

«ПОХОЖЕ, ПРОКЛЯТИЕ ПРОФЕССОРА ЗОТИ ВСТУПИЛО В НОВУЮ ФАЗУ —

ПРОФЕССОР ХОФФМАН НАЙДЕН МЁРТВЫМ В ЛЮТНОМ ПЕРЕУЛКЕ!

Зловещая ночь, кровь на брусчатке и официальные тайны Министерства»

Репортаж с места событий — только в «Пророке». Дорогие читатели, держитесь за свои волшебные палочки крепче.

Обычно в Лютном переулке по вечерам царит глухое, вороватое безмолвие. Закрытые ставни, тусклый свет зелийных лавок, запах гари и старых книг. Но вечер первого июля этого года обернулся настоящим кошмаром — даже по меркам этого печально знаменитого места.

К сожалению, осветить эти события я смогла только сейчас, когда основной ажиотаж спал, ибо такова была воля нашего главного редактора.

В 22:37 по местному времени в одном из переулков неподалёку от лавки Филлинвортов был найден изуродованный труп профессора Бенджамина Хоффмана — преподавателя Защиты от Тёмных Искусств Хогвартса.

Да-да, снова ЗОТИ, снова смерть, снова загадки. Не слишком ли часто, а?

Очевидцы, пожелавшие остаться анонимными, утверждают, что в тот вечер Хоффман пришёл в Лютный по личным делам. Якобы — в поисках редких артефактов для новой исследовательской статьи, которую он готовил для Архива Аврората.

Но почему один? Почему в такую ночь?

И, наконец, почему никто не пришёл на помощь, когда он кричал?

По неподтверждённым данным, смерть профессора наступила в результате нескольких мощных проклятий, одно из которых, по мнению авроров, было давно запрещённым заклятьем артериального давления, заставляющим кровь вырываться наружу через глаза и поры. Звучит мерзко? Не спорю. Выглядело — ещё хуже.

В течение последующих десяти минут в Лютный переулок начали экстренно стекаться множество авроров в полной боевой готовности. Кто их вызвал? Как они так быстро смогли провести столь массированную операцию? На эти вопросы, увы, у меня нет ответа.

И вот тут начался настоящий погром:

Зачистка, которую сначала окрестили «операцией по локализации угрозы», быстро вышла из-под контроля. В течение двух часов — семь лавок разрушены, шестнадцать человек задержаны, трое госпитализированы, один без вести пропал (владелица магазина книг-редкостей миссис Элси Грант, 84 года, между прочим!), пострадало трое авроров ввиду оказанного сопротивления. Окружающие здания обшарили с использованием заклинаний силового вскрытия.

Министерство выпустило сухое заявление:

«Действия сотрудников были обоснованы обострением оперативной ситуации и необходимостью предотвращения дальнейших тёмных инцидентов».

Но что-то подсказывает мне, дорогие читатели, что на этот раз речь идёт не просто о случайной трагедии или буйном фанатике.

Возможно, Бенджамин Хоффман — известный критик политики Министерства в области преподавания обороны и один из немногих, кто не боялся обсуждать опасные темы в открытую — кому-то сильно мешал.

А может, это всё — очередной пазл в старой, покрытой пылью, но жутко актуальной головоломке, которую мы продолжаем называть Проклятием преподавателей ЗОТИ.

Вы готовы услышать, кого они назначат следующим?

С вами была ваша Рита Скиттер, дорогие читатели. Берегите себя и своих близких, ибо в наше время даже входить в Лютный стало крайне опасно.»

Уильям во второй раз перечитывал выпуск «Пророка» не отрываясь, медленно, почти бездвижно, словно надеялся найти между строк нечто большее, чем позволяла себе Рита Скиттер. Но даже среди характерных приукрашиваний, громких метафор и зловещих инсинуаций, правда выглядывала — сквозь кровь, заклинания и погромы.

Профессор Хоффман мёртв.

Ещё один.

Это был не тот преподаватель, которого Уильям боготворил — Хоффман был человеком непростым, резким, временами холодным. Но он был опытен. Он знал, о чём говорил. Он умел учить, даже если делал это по-своему. А главное — он понимал, насколько хрупка грань между защитой и нападением. Между страхом и силой. Между порядком и хаосом.

Теперь его нет. И не из-за болезни, не из-за ошибки в зельях, не из-за того, что испугался — а потому что кто-то его убил. Хладнокровно. Целенаправленно.

Проклятие должности ЗОТИ…

Скольких оно уже унесло? Каждый год — новый преподаватель. Каждый год — странные истории, болезни, увольнения, исчезновения. Казалось, сама магия Хогвартса отталкивала тех, кто касался этой области.

Он уже и не знает, что об этом думать: слишком всё запутанно. Парень даже представить себе не может, чтобы наложить проклятие концептуальной мощности хватило сил даже Риддлу. Это же бред! Ну не бывает так!

Если его мысли о Пожирателях были правдой — если они действительно начали действовать всё смелее, всё жёстче… тогда и впереди — совсем другое время. Уже не учебники и споры на уроках, не теоретические дуэли на экзаменах, а… заклинания, от которых не встают.

Он машинально провёл пальцем по краю газеты.

Как же Уильям не хочет, чтобы эта проклятая война действительно начиналась. Спустя совсем немного времени в ней не будет ничего разумного. Лишь боль, насилие и безостановочная жестокость. В этом он уверен наверняка.

Ему страшно. Что, если пострадает его семья? Близкие? Но, и сбежать он не в праве… хоть и может. Только чувствовать себя после этого точно будет просто отвратительно.

И какого вообще Мордреда ему так «повезло» оказаться во времени, когда вся жесть начнется, не достигни он и двадцати лет?

Отдельная комната в подвале дома, где изредка проводились ритуалы, сегодня была занята.

Тускловатое освещение от двух Люмосов, свет которых падал на полностью голые стены из мрамора. Лишь на полу, практически у самого угла сейчас стояла массивная лакированная шкатулка из тёмного дерева, в которой находилось всё необходимое для ритуала:

Изящная кисточка с позолоченным наконечником, три пузырька с чуть голубоватой кровью акромантулов и заострённый стилет без лишних украшений на нём. Это всё, что понадобится для снятия надзора с волшебной палочки.

Уильям аккуратно распечатал один сосуд с кровью, намочив в нём кисть — и принялся выводить необходимый рисунок:

Результат напоминал симметричную паутину, но повреждённую и нарушенную в некоторых ключевых местах, так, чтобы структура сохранялась, но уже не удерживала. Она была эстетически выверенной, но внутренне бунтующей — символом свободы через сознательное разрушение навязанного порядка. Пока он пытался понять, как правильно выводить линии с контурами и заложенный смысл в них — не раз сломал себе голову. Иногда любят ритуалы усложнять просто потому, чтобы было не слишком легко, чего он откровенно не любил.

Кровь медленно впитывалась в камень, линии тускло мерцали. Уильям выпрямился и отступил на шаг, кивнув стоящей у входа и контролирующей весь процесс матери:

— Готово, что дальше?

Она внимательно следила за получившимся результатом, лишь чуть позже довольно кивнув, после чего подошла ближе.

— Наши запасы крови акромантулов заканчиваются, вот что, — чуть недовольно проворчала женщина, взяв стилет и с любопытством его рассматривая. — У вас в Запретном лесу живет целая колония, которую Директор запретил трогать, столько материалов впустую! Хоть через Хагрида что-то удаётся получить…

— Там вообще творилось, Мерлин только знает, что, раз Рубеус специально не ходил вглубь леса. Но под конец года вроде бы все наладилось, как и его поставки.

— Искренне надеюсь, что этот алкаш за лето насобирает достаточно, — недовольно пробубнила себе под нос Эвелин, тяжелым взглядом смотря на ритуальный круг.

Уильям понимал, что она лишь пытается отвлечься от предстоящего этим небольшим разговором — всё же проводить запретный относительно Министерства ритуал, который нарушает сразу несколько законов, при том вместе со своим сыном — это дело наверняка стрессовое, даже если кажется, что ничего сложного в этом и быть не может.

Важен сам факт нарушения закона, переход через ту самую эфемерную грань, за которую осмелится сделать шаг далеко не каждый волшебник.

— Я ведь тебе уже говорил, что ему нужно столько огневиски, чтобы поить какого-то особого грифона своего, который живет где-то на отшибе и не вылазит почти никуда, раз его никто из школьников не видел. Так что не алкаш он, мам, а просто бедный полу-великан с сердцем размером с полторы мои ладони.

— Ты ещё скажи, что добряк самый настоящий, ага, — фыркнув, она деловито протянула ладонь к парню, — давай свою волшебную палочку, пора начинать.

Доказывать и дальше пушистость Хагрида парень посчитал нецелесообразным, безропотно передав концентратор, практически сразу почувствовав себя немного не уютно. Непривычно расставаться с предметом, который с тобой находится двадцать четыре часа в сутки, даже по такому поводу.

Комната в подвале наполнилась тишиной, особенной — той, что не нарушает покоя, а лишь подчеркивает напряжение в воздухе. Всё было готово: ритуальный круг из крови акромантула замкнут, симметричная паутина со специально прорванными участками лежала на полу, впитавшись в камень. Главное не задеть этот круг, ибо кровь паучков то крайне ядовита. Будет фатально глупо так облажаться…

Посередине, на чисто мраморном полу, в котором было видно практически идеальное отражение, лежала волшебная палочка Уильяма — простая, без излишеств, с тусклым отблеском древесины.

Мать молча взяла парня за руку, немного сжав своими ногтями. Их взгляды встретились — на мгновение, коротко. Она ободряюще кивнула и шагнула ближе.

Стилет в её другой руке блеснул холодным светом, отразив ровный отблеск Люмоса, зависшего под потолком. Всё здесь было вымерено до дюйма, до вдоха.

— Готов? — Тихо спросила она.

— Да, — так же тихо ответил Уильям.

Мать аккуратно провела остриём по его ладони, и кровь выступила ровной, спокойной каплей. Она не задержалась — сразу скатилась по запястью, теплая, вязкая. Уильям протянул руку над палочкой — капли падали на дерево, впитываясь. Не резкими брызгами, а неспешно, капля за каплей. Затем мать взяла ладонь сына в обе руки, поднеся к концентратору, умывая древесину кровью полностью — тщательно, неспешно, как выполняют священное.

И с первым вздохом ритуального речитатива на латинице, языке, на базе которого и был создан этот ритуал, тишина сжалась, оставив лишь немного спёртый воздух.

— Tela tenebrarum — solve manum tuam,

Filī lex — resolvī inter digitos.

Is qui vinctus erat — nunc viator liber,

Oculus invisibilis — averte aspectum tuum.

Каждую строку она произносила ровно, словно вспоминая, а не читая. Слова не звенели в воздухе, но ложились — мягко, как дым на воду. Палочка впитывала кровь, темнела, однако практически сразу же возвращала свой первоначальный вид.

— Rete disruptum est — non extrinsecus, sed intus.

Observator — obliviscere nomen eius.

Textum oboedientiae — secui fila fila,

Et voluntas rediit ad dominum.

С последним словом свечи затрепетали. Никакого вспышки, грома, взрыва. Просто лёгкий порыв — как ветер в закрытой комнате. Волшебная палочка чуть вздрогнула — не физически, а как бы внутри, избавляясь от чего-то неведомого, после чего вновь неподвижно лежала.

Уильям опустился на колени, медленно взял её в руки. Ощущения практически не изменились. Всё такое же успокаивающее легкое тепло на пополам с гладким древком. Однако если он не замечает ничего (да и с чего бы у такого относительно простого ритуала были спецэффекты), это не значит, что они провалились.

Мать молчала, вытирая клинок и запястье заклинанием, но не глядя — давая ему прийти в себя после довольно болезненного пореза. Ощущения, от которого, кстати, пришли к нему только сейчас, будто болевые рецепторы временно ушли на обед, и недавно вернулись, заработав активнее прежнего.

Ритуал завершился. Палочка теперь была его — только его, и никакие любители слежки больше его не побеспокоят по поводу и без.

Когда круг был стертым, кровь на полу исчезла заклинанием, а концентратор занял место в кобуре на запястье левой руки Уильяма — уже как нечто по-настоящему своё, без постороннего взгляда — они не сразу заговорили. Выйдя в гостиную, усевшись на диван рядом друг с другом, он смог окончательно выдохнуть. Этот этап его плана на лето удался на отлично.

Мать молча стерла со стилетa остатки крови, поднесла тонкую салфетку к губам, словно отгоняя остатки дурного привкуса.

— Ну вот, — она выпрямилась, положив нож во взятую с собой из подвала шкатулку. — Мы это действительно сделали.

Уильям кивнул, слегка сжав пальцами древесину палочки. В комнате повисло тяжёлое молчание, но он знал, что оно не продлится долго. Обычно Эвелин всегда любит поговорить или повторить что-либо уже ранее сказанное, когда самая напряженная часть закончилась.

— Уил, — сказала она, уже без строгости, но с той твердостью, что в её голосе появлялась в самых важных разговорах. — Ты должен меня выслушать.

Он молча откинулся на спинку дивана, чувствуя себя довольно усталым, чему способствовали фантомные боли от пореза на ладони, который уже затянулся с помощью магии. Его мать стояла над ним, руки скрещены, взгляд устремлён вниз, но он чувствовал — она собирается с мыслями, и речь уже готова.

— То, что мы только что сделали, — преступление. Перед Министерством, перед их законами. Если кто-то узнает — даже просто узнает — у тебя отберут палочку, запретят колдовать, а меня… — она покачала головой, усмехнувшись горько, — меня посадят в Азкабан, как ответственное за твои действие лицо. Или твоего отца, а может нас обоих.

— Я знаю, — тихо сказал он.

— Помолчи. Ты знаешь, но ты слишком молод, чтобы понимать последствия по-настоящему. Ты хочешь свободы — я тебя понимаю. Но это не просто разрешение творить магию на летних каникулах, Уил. Это ответственность. Гораздо большая, чем кажется.

Она подошла ближе и положила руку на его плечо. Её волосы немного задевали нос парня (и зачем так близко?), из-за чего тот невольно фыркнул. Эвелин на это лишь слабо улыбнулась, чуть отодвинувшись, однако все ещё стоя напротив.

— Теперь никто не будет следить, не будет напоминать. Если ты ошибёшься, никто не остановит. Если тебя затянет не туда — не будет сигнала, не будет выговора от Министерства. Только ты. Ты сам себе страж. Сам себе судья.

Он посмотрел на неё, глаза серьёзные, но спокойные.

— Я не собираюсь нарушать Статут, мам. Ты же знаешь. И мы об этом уже говорили.

— Я знаю. Иначе бы ты не держал эту палочку сейчас. — Она кивнула на его руки. — Я не стала бы тебе помогать, если бы не верила, что у тебя есть голова на плечах. Но, Уильям… даже самые умные делают ошибки. Особенно когда им кажется, что они всё контролируют.

Она выпрямилась, вновь став спокойной, строгой.

— Юридически — ты всё ещё несовершеннолетний. Это значит, если случится беда, сам себя ты защитить не сможешь. Фактически — ты теперь маг в полном смысле этого слова. Умный. Талантливый. Но всё равно человек. Так что будь осторожен.

Он кивнул. Тихо. Но с тем вниманием, которое его мать всегда ценила больше любых слов.

— Это не запрет, Уил, — мягко сказала она напоследок. — Это напоминание. Что сила — это не свобода. Это право выбирать. Постоянно. Каждый день.

Только теперь она позволила себе улыбнуться по-настоящему. Устало, но с теплом, как только у неё получалось — когда она всё ещё видела в нём сына, а не юношу, выросшего слишком быстро.

— Ну а теперь, — сказала она уже более будничным тоном, — давай перекусим. На кухне остался вишнёвый пирог, пока я не съела весь сама.

— Это-то я с радостью, — уж что-что, а готовку мамы парень очень даже любит. Он абсолютно точно уверен, что это какая-то особая магия, чтоб каждая мать готовила так вкусно. Как-то иначе объяснить этот феномен Уильям, увы, не способен.

* * *

Курс, оставленный отцом, назывался сухо, просто, лаконично и максимально официально — «Комплексная коррекция внутренних систем для несовершеннолетних волшебников». Но по сути это был тщательно выверенный набор зелий, направленных на форсированную нормализацию всех ключевых параметров организма: от метаболизма и костной плотности до соотношения магического потенциала и физической выносливости (парень даже не пытался вникнуть в такие высокие материи, ибо знаний по магической медицине у него откровенно мало). Такой курс, как уже говорилось, применяли, дабы избавить волшебника от недостатков эволюции, довести тело до состояния пика, чтобы оно всегда находилось на пределе своего развития посредством внутренних изменений биохимии организма.

Курс длился двадцать один день ровно. И каждый день начинался с того, что он, сидя на табурете в кухне, выпивал три поочерёдных дозы зелья: густое, тёмно-бордовое с кисло-железным вкусом; прозрачное, почти безвкусное, с легким ароматом перечной мяты; и последнее — густое, маслянистое, зелёного цвета, отчётливо пахнущее мхом и тмином. Их следовало принимать в строгой последовательности, с пятиминутными интервалами, не говоря ни слова между приёмами — чтобы не сбивалась настройка на внутреннюю гармонизацию (смысл опять ускользнул от Уильяма, но раз мать настаивает, то спорить бесполезно).

Первые три дня были самыми тяжёлыми. Тело реагировало на зелья как на вторжение: температура поднималась ближе к ночи, кожа чесалась, будто под ней что-то перекраивалось. Суставы болели, мышцы то наливались свинцовой тяжестью, то ныли от неясной усталости. Сон был беспокойным, с резкими пробуждениями и ощущением, что он то ли спал, то ли витал на границе сновидений и лихорадки. Иногда же — строго наоборот, ему снилось такое, отчего парень просыпался в холодном поту и с чувством того, что действительно пережил это все. Хоть никакой из снов в итоге запомнить и не удалось.

На шестой день началось чувство чужеродности: как будто он жил внутри тела, которое не до конца слушалось, не до конца было его. Пальцы теряли привычную ловкость, зрение то резче становилось, то слегка плыло, и он несколько раз едва не разбил чашки. Сердце билось порой с перебоями, особенно к вечеру, и мать в такие моменты смотрела на него с хмурой тревогой, нервно сжимая руки, но не вмешивалась — она знала, что так и должно быть.

На десятый день всё изменилось.

Он проснулся рано — сам, без усталости, с ясной головой. Лицо в зеркале будто стало чуть резче, черты — собранней. Шея вытянулась, плечи начали оформляться по-мужски. Ощущения в теле начали ощущаться иначе — не как резкий всплеск, а как ровный, тихий источник, глубинный и устойчивый, равномерный (самое близкое, что он смог подобрать, когда описывал своё состояние матери).

Но даже после этого неделя ушла на стабилизацию. Тело успокаивалось, перестраивалось окончательно. Возвращался аппетит — дикий, хищный, как после голодовки, и Эвелин с трудом успевала варить супы и жарить мясо, и даже помощь магии не слишком спасала. Исчезли мешки под глазами, кожа стала чище, дыхание — глубже и спокойнее. Время от времени он ощущал, как резонирует собственная магия — будто что-то в нём активно подстраивалось к новому ритму тела.

К двадцать первому дню он чувствовал себя совершенно другим. Не сильнее — точнее. Как если бы границы между разумом, телом и магией впервые в жизни совпали. Не было больше ощущения, что он что-то держит из последних сил или не до конца контролирует себя. Всё внутри замерло в тихом, равномерном равновесии.

Уильям не сидел без дела все эти дни: пока он не мог колдовать, дабы не сбить процесс перестройки, в силу своего состояния более тщательно изучал то, что выписал ранее из Запретной секции, стараясь запомнить как можно больше нужных формул и правил использования того или иного заклинания. Об окклюменции и речи не шло — он иногда с мыслями собраться посреди белого дня не в состоянии, так какая ещё медитация и «очистка разума»?

Время за прошедшие три недели слилось для него в один прямой поток, быстрый и неумолимо некомфортный по причине резких перепадов настроения. Как ему объяснила мама: он не сможет сразу заметить все изменения в себе, потребуется некоторое время на это.

Дождь начинался без предупреждения — сначала одинокими, тяжёлыми каплями по кромке крыши, потом — мягкой стеной воды, окутывающей всё вокруг. С веранды, укрытой от ветра, Уильям наблюдал, как капли стекают по стеклу и по листьям в саду, как земля под кустами темнеет, а небо заволакивает вязкой серостью. Перед ним остывал дымящийся чай, от которого шёл запах липового цвета и корицы — простое утешение в мокрый, прохладный день.

Сквозь шорох дождя он едва услышал шелест крыльев. В следующий миг старая сова Лили — та же, что носила её школьные письма ещё с первого курса, — неловко приземлилась на перила, встряхнула намокшие перья и строго уставилась на него, будто хотела сказать:

«Как же ты меня достал, знаешь ли».

— Привет, Мейбл, — тихо сказал он и протянул руку за письмом.

Почерк Лили был всё такой же — округлый, живой, немного торопливый, с лёгкими завитками в буквах. Она писала не пером, а обычной шариковой ручкой — и это сразу как-то настраивало на тёплый, домашний лад.

«Уильям!

Я честно не понимаю, как ты всё ещё не превратился в кактус — ты ведь, наверное, и из дому не выходил никуда, даже мне не писал! Только, пожалуйста, скажи, что ты ешь что-то кроме бутербродов и супа из порошка. (Да-да, я знаю, мама у тебя отличная, но а вдруг? Кстати, вы едите суп из порошка?)

У нас тут всё… ну, как всегда. Туни что-то опять удумала, целый день ходит по дому в платке на голове и называет себя «девушкой из большого города». Когда я спросила, откуда в этом городе такие шумные идиотки — она кинулась в мою комнату и ныла, что я «ломаю её образ». Прямо трагедия уровня Шекспира, не меньше.

Северус… эх. Я всё больше не знаю, что с ним делать. Он стал каким-то… другим, что ли. Даже не в плане внешности — в нём как будто что-то замкнулось. Я устала. Он не слышит меня. Мы говорим, но как будто на разных языках. Я пыталась, правда. Но знаешь, у меня тоже не бесконечное терпение. Иногда мне кажется, что ему нравится жить в этой своей тени, где всё подозрительно, все — враги, и я вечно должна доказывать, что не такая, как все.

Хочу, чтобы ты приехал. Серьёзно. Я тут подумала — ты ведь вообще не знаешь, как живут обычные семьи. Ну не в смысле «хуже» или «лучше», просто… по-другому. Ты родился в доме, где волшебство — как чай по утрам. А тут — посуду руками моем, автобус ловим на бегу, покупаем газету, чтобы найти потерянную собаку (и ничего в ней не шевелится!). Это совсем другая жизнь, и я бы очень хотела тебе её показать. Ну правда. Поживи у нас пару дней, пошатаемся по улицам, купим чего-нибудь вкусного в лавке, сыграем в глупую викторину по телевизору. И мама с отцом хотели бы с тобой познакомиться (не знаю, что на них нашло). Мне не хватает простого… человеческого общения.

Сестра вечно гуляет со своими друзьями, а когда не гуляет — делает всё, чтобы мне жилось в собственном доме тяжелее, чем в школе. Бесит.

Ты — мой лучший друг, и я скучаю. Очень. Пришли сову, как только сможешь. Мы с Мейбл (да, она всё ещё злопамятная, ты был прав) ждём.

P.S. Покорми её чем-нибудь, иначе не улетит.

Всегда твоя,

Лили».

Уильям перечитал письмо дважды, потом аккуратно сложил его и положил рядом на столик, где остались следы от чашки. Он не улыбался — но что-то в груди отозвалось почти забытым, тёплым, чуть колющим чувством. В этом мире действительно было место, где его просто пригласили в гости, потому что захотели. Удивительно.

И вдвойне иронично, что Эванс считает, будто ему нужно ознакомиться с миром обычных людей. Ему, который прожил другую жизнь вообще без магии, не веря в её существование. Действительно забавно, хах.

До этого, что в нынешней, что в прошлой жизни ему не доводилось с таким сталкиваться, из-за чего чувствовал он себя сейчас немного растерянно. Все-таки в гости приглашают не слишком и часто (раньше — никогда), и парень просто не знает, с чего начать.

Ну, познакомиться с Петунией ему будет вполне интересно, а учитывая её нелюбовь к магии, то и найти с ней общий язык не так уж сложно. Уильям, все же, интересуется не только миром магии. Мимо того же джаза он пройти никак не мог.

А вот интерес родителей девушки его немного напрягал — мало ли, что они могут выкинуть. В любом случае он не собирался отказываться от такого шанса хорошо провести время он не собирается, осталось только договориться с родителями о том, что он вполне способен сам о себе позаботиться во время поездки. И самый главный аргумент — он выучит аппарацию.

Уильяму уже совсем скоро пятнадцать, и это самое время для изучения данного незаменимого в жизни любого волшебника навыка. Тем более, откладывать это до того момента, пока трансгрессию можно будет использовать «официально», пройдя курсы Министерства, он не имел никакого желания.

Моррисон вообще не очень жалует всё, что связано с этим. Слишком уж министерские волшебники упираются в бесконечную бюрократию, от одного вида которой его уже мутит. Сжечь бы всех этих клерков, чтоб неповадно было…

* * *

Погода в последний день июня стояла нерешительная: солнце отчаянно светило, однако не могло отвоевать своё место до конца у протяжных ливней, которые поразили Лондон. За окном по стеклу стекали капли дождя, хмурые тучи нависли над домом, не решаясь пролиться всерьёз, и всё вокруг будто застыло в предвкушении перемен. На веранде, под навесом, мерно покачивался старый деревянный стул, а рядом на подставке дымился чайник — в чашке Уильяма ещё поднимался лёгкий пар.

Он сидел, облокотившись на стол, прислушиваясь к ритму дождя. Где-то в глубине дома мягко булькало зелье в котле из небольшой домашней лаборатории, а воздух был насыщен запахом трав — мать сушила свежий сбор. Этот полу домашний уют казался почти нереальным, словно его обволакивал пледом, не давая тревожным мыслям пробиться наружу.

Скрипнула входная дверь, и парень услышал шаги. Мать — чуть усталая, но довольная будто кошка, и как всегда, собранная, в выцветшем переднике и с аккуратно заколотыми волосами — вошла, поправляя рукава.

— Опять в дождь сидишь? — Кинула она через плечо, заглядывая к нему на веранду, аккуратно перебирая свисающие с верёвки пучки волшебных трав. — Простудишься ведь.

— Не простужусь, — спокойно ответил Уильям. — Здесь тихо.

Ещё с десяток секунд парень смотрел в одну точку, прокручивая различные мысли в голове. Она не стала спорить — знала: если он так молчит, значит, обдумывает что-то. А если не спрашивает совета — просто жди, пока сам скажет.

Так и вышло.

— Мам, — голос его был спокойный, даже нарочито невозмутимый. — Мне Лили недавно письмо прислала.

— Эванс? — Эвелин повернулась к нему, с интересом поднимая бровь. — Что пишет?

— Пригласила в гости. На несколько дней. К себе домой, — он на мгновение замолчал. — Хочет показать, как живут магглы. Без чар, без волшебства. Говорит, я… оторван от мира, — насмешливо фыркнув, парень сделал ещё один небольшой глоток, — хах, это даже звучит смешно.

Мать прищурилась.

— И ты хочешь поехать?

— Да.

— Для чего?

Он ответил не сразу.

— Просто хочется понять. Маггловский мир — это не пустое место между станциями. У них есть своя культура, свои заботы, свои радости и страхи. Я знаю о нём только по книгам, и то — из волшебных источников. Хоть мы и живем в относительно маггловском районе. А ведь это тоже реальность. Их повседневность — не особо и отличается от нашей. Интересно ведь.

Ну, не рассказывать же ей, что Уильям просто решил прочувствовать ту самую ностальгию, пожив в окружении обычных людей, каковым был сам ещё до… всей вот этой ахинеи с перерождением. А так и красивый, достоверный повод, и даже не соврал. Об этих-то годах он, действительно, знает только по книгам, ибо жил не в этом времени и даже мире ранее.

Тем более, ему толком и не удалось погулять по Лондону — мать строго настрого запрещала, беспокоясь за его безопасность, а отец в этом вопросе самоустранялся. Впрочем, парень их понимает. Сам бы своего ребёнка, если б он у него был, не отпустил гулять по столице Англии в эти года. Шанс нарваться на каких-нибудь отморозков всегда тут довольно высок. Но ведь все равно хочется, тем более теперь, когда он сможет свободно колдовать в случае чего…

— Ты действительно веришь, что сможешь понять их за пару дней? — с лёгкой усмешкой, спросила Эвелин.

— Не до конца, — честно признался он. — Но хотя бы взглянуть на это не через толщу книг и призму рассказов однокурсников. Через людей. Через неё.

— Хм, — только и ответила мать.

В этот момент хлопнула входная дверь, раздался гулкий звук сбрасываемого плаща и тяжёлые шаги. В кухню вошёл отец — вымотанный, с дорожной сумкой через плечо и осунувшимся лицом. Он выглядел на добрые десять лет старше, чем месяц назад, когда уезжал.

— Мерлин, как же хорошо снова быть дома, — выдохнул он и, не снимая ботинок, опустился на стул.

— У нас всё спокойно, — сказала мать, садясь напротив и взяв его ладони в свои. — А вот ты расскажи. Как там было?

Отец потер лоб и вздохнул. Когда он отправлялся в командировку на последние дни весны, то уж точно не думал, что она затянется на целый месяц. Уильям же не особо за него беспокоился: за себя Джон постоять может, несмотря на то, что является врачом, а про командировку он узнал уже от матери, ничуть не удивившись. Такое у него бывает, когда в мире происходит какая-нибудь очередная хрень с кучей трупов в придачу. Суровые будни хорошего специалиста, однако.

— Южная Франция. В один из лагерей для беженцев прорвалась группа каких-то психов. Работали грязно — проклятиями, ядами, и самое страшное: с артефактами, явно созданными не без помощи радикалов из Европы. Обрушили проклятие гниения на целую деревню. Зелья почти не помогали, особенно у местных. Люди умирали по десятку в день. Мы со специалистами из других стран экстренно прибыли туда через три дня — поздно, как всегда, — и следующие две недели спали по три часа в сутки. Пострадали даже какие-то местные важные политики, из-за этого же и согнали столько людей. Перевязки, зелья, контрзаклинания, попытки локализовать источник магии… — он замолчал на миг. — Там был один ребёнок. Сильно обожжён, проклятие разъедало кости изнутри. Он держал в руках камень, думал, что это мама. Мы не успели.

Мать опустила глаза, хмурясь и недовольно прикусив губу. Кому же понравится, когда собственный муж стал свидетелем таких зверств?

— Прости, — тихо произнесла она.

Отец кивнул, глядя в стол. Потом взглянул на сына, который все так же спокойно пил чай, внимательно слушая новости. Не прерывать же насыщение только по причине очередной резни на материке? Их сколько ещё будет, а вот чаёк с яблочным пирогом сейчас только один у него.

— Так, а что у нас тут?

— Уильям хочет к магглам, — сказала мать, не поднимая головы. — В гости. К подруге.

Он вскинул бровь:

— Серьёзно?

— Лили пригласила, — пояснил Уильям, сделав небольшой глоток и отставив чашку обратно на блюдце. — На несколько дней. Просто посмотреть, как они живут. Без чар. Без артефактов. Я… просто хочу увидеть то, что вижу у неё в письмах. Их довольно увлекательно читать, знаешь ли.

Отец выдохнул, тяжело, но без раздражения.

— Ты понимаешь, что ты — не маггл? Что это может быть красиво на словах, но на деле ты окажешься как сова среди чайников?

— Я не прошу уйти туда насовсем. Только понять. Ощутить. Пусть на пару дней.

Повисла тишина. Отец посмотрел на мать. Та лишь пожала плечами, встав со стула и подойдя к мужу сзади, обняв за плечи.

— Если он не прав, — сказала она, — пусть сам в этом убедится. Вреда не будет. Но… на моих условиях.

— Каких? — тут же спросил Уильям, напрягшись.

— Аппарация. Самостоятельно. Чётко, безопасно, без вывихнутых плеч, расщепов и попаданий в шкафы. Это не просто навык. Это взрослая ступень. Если хочешь быть взрослым — будь им. Освоишь — поедешь.

Отец усмехнулся:

— Она с тобой мягче, чем со мной. Меня в юности просто за шкирку кидали на край Уэльса и говорили: «Добирайся назад как знаешь». Но я с ней согласен. Освоишь аппарацию — и, как говорится, доброго пути. Но… ты ведь не сбежишь, если почувствуешь, что не вписываешься?

Уильям покачал головой.

— Я уже не в том возрасте, чтобы сбегать от любого дискомфорта. Мне скоро пятнадцать будет, если ты не забыл, — иронично усмехнулся парень, посмотрев на отца взглядом, которым обычно смотрят на клоунов.

— Ох, ну да, конечно. Самое время бегать по девчонкам, а? — Добродушно улыбнулся Джон, смешно поиграв бровями.

— Не смешно, она моя подруга, плюс там будут её родители и сестра, — отрезал Уильям, поднимаясь и взяв уже пустую посуду, оставив ту в раковине, — кстати, спасибо за зелья. Хоть та ещё дрянь, но… я ценю это.

— Без проблем, Уил, — спокойно кивнул отец, — ради тебя же старался.

Промычав что-то нечленораздельное, парень молча ушёл в свою комнату. Родителям явно нужно побыть наедине, после такой длительной командировки-то. Да и все важное он с ними уже обсудил.

Подумаешь, осталось трансгрессию самому изучить, пф-ф! И не через такое проходил.

С взрослением Уильям всё яснее осознавал: он не зря принял то решение в первые года новой жизни, практически сразу после перерождения. Не стал прикидываться ребёнком. Не стал пытаться жить «по инструкции», растворяясь в неосознанных рефлексах и приучениях.

Это было бы проще, легче, интуитивно правильнее с точки зрения тела, но… неправильно по сути. Он не хотел забывать, кем был. И знал: если даст себе слабину, позволив эмоциям вести вперёд, эта тонкая граница между «тем» собой и «новым» сотрётся. Сначала на время, потом навсегда.

А потерять самого себя он боится больше смерти: знание того, что окончание земного пути — не конец жизни, как бы странно это ни звучало, успокаивает. Если же стереть ему память прошлой жизни, то кем он станет? Просто одним из многих, обычным подростком, с проблемами их уровня и буйством эмоций. Куда хуже Авады в грудь, на самом деле.

Тело, конечно, влияло. Оно требовало другого темпа, другого внимания, иной ритм сна и отдыха, иногда сбивало разум волной внезапной усталости или непонятной тревоги. Оно тянуло к материнским объятиям в младенчестве, к детскому плачу при перегрузке. В три года — навязывало истерики, в пять — капризы. Но Уильям знал, что всё это — просто реакция, не суть. Можно контролировать. Не всегда, но всё чаще — особенно когда стал понимать, как именно работает его новое тело. Когда привык к нему.

Он выбрал путь компромисса. Не отторгать всё детское, но и не терять себя. Не цепляться за взрослую речь, которая бы смотрелась странно, но и не позволять себе превращаться в бездумного ребёнка, носящегося по дому и за маминым подолом. Он учился заново — не тому, что было ему неведомо, а тому, как преподносить знания окружающим. Как формулировать мысли так, чтобы не вызвать лишних вопросов. И этот тонкий баланс дал результат. Далеко не сразу, но всё же.

Родители сначала просто удивлялись. «Ты знаешь, он будто всё понимает», — говорила мать, когда ему было всего два года, и парень только начинал исследовать окружающий мир. Отец поддакивал, не слишком придавая значения — до тех пор, пока мальчик не начал проявлять настойчивую любознательность в деталях, которые другие дети в том возрасте просто игнорировали. Уильям был готов заниматься чем угодно, лишь бы вновь не лежать в кроватке.

Это куда хуже всего, что ему доводилось переживать — скука. Абсолютная, беспощадная скука в его период бытия младенцем. Спасало лишь исследование собственной памяти, переживая всё снова и снова, да и то не всегда.

Он рано начал говорить — без спешки, но с точными словами. Не лепетал бессмысленно, не играл с фразами, как это делают дети — он разговаривал. Сначала простыми предложениями, потом уверенно, с интересом. Английский ведь один из легчайших в мире языков, и особых трудностей он с ним не испытывал. Даже думать стал спустя пять лет новой жизни на другом языке! Вопросы Уил задавал разумные, логично построенные, с понятной целью. И не тянул одеяло внимания на себя — наоборот, часто молчал, но внимательно слушал, наблюдал.

В какой-то момент родители перестали воспринимать его как обычного ребёнка. Не в бытовом смысле — он всё так же был под присмотром, всё так же ел кашу и носил детские рубашки, но… они начали советоваться с ним, воспринимать его мнение полноценно. Незаметно, не нарочито. Просто спрашивали, не навязывая. А он отвечал — не слишком взрослым языком, но ясно. Иногда даже знал, когда лучше промолчать. И вот тогда — именно тогда — у них появилось то самое ощущение: ребёнок у них не просто умный. Он осознанный.

Так и закладывалось то доверие, которое теперь, спустя годы, стало почти нерушимым между ними. Уильям никогда не давал поводов для настоящего беспокойства. Он не был ангелом, конечно, шалости были, порой даже довольно серьёзные. Но ни разу не было безрассудства. Ни разу он не ввязался в нечто опасное, необдуманное, не подставил ни себя, ни других. Всегда держал в уме последствия. Это чувствовалось — особенно отцу, привыкшему к диагностике характеров не по словам, а по мелочам: по взгляду, по паузам, по реакции в сложной ситуации.

Уильям знал, где проходит грань между тем, что он может себе позволить, и тем, что нет. Условно говоря — он не ставил родителей перед свершившимися фактами. Почти всегда предупреждал. И если просил — значит, тщательно обдумал. Ни сразу, ни сгоряча. Так было с книгами, которые он начал читать не по возрасту — и получил на них добро. Так было с вопросами об истории магии — он получал доступ к источникам, которые обычно детям не предлагали. Так было даже с экспериментами с детскими выбросами, попытки осознанно ими управлять — мать, хоть и волновалась, но понимала, что он не будет колдовать без разбора.

Он помнил, как в шесть лет впервые сказал: «Мне кажется, я не должен пока это делать». Тогда речь шла о попытке протестировать магический выброс на кошке, которые тот наловчился через раз провоцировать, раскручивая себя на эмоции. Его сосед-маггл (с которым он перестал общаться через год, когда тот переехал, а больше контактов с обычными людьми и не заводил) не раз с гордостью демонстрировал, как «легонько щёлкает» её хвостик, — и подначивал Уильяма повторить. Тот отказался. Не потому что боялся — он просто понимал, что магия — это ответственность. Да и не понял бы тот паренёк прямую демонстрацию чудес. А просто бить животное? Он ни за что не обидит кошечку, так-то! И эта мысль, хоть он её тогда и выразил по-детски, осталась в его поведении навсегда.

Со временем она оформилась в систему. В чёткую внутреннюю шкалу: можно — нельзя, уместно — рискованно, разумно — глупо. Он не считал себя лучше других, просто у него был масштаб. Другой угол зрения. И это позволяло ему не терять равновесия, даже когда мир вокруг требовал эмоций, спонтанности, детской беспечности.

Иногда он задумывался: как бы сложилось всё, если бы он пошёл по другому пути? Позволил себе раствориться в теле, в новых ощущениях, в забвении прошлого. Быть может, было бы легче — меньше когнитивного диссонанса, меньше внутренней дисциплины. Но тогда он не был бы собой. Не смог бы выстраивать отношения на тех принципах, которые важны. Не смог бы говорить с родителями честно и уважительно, не притворяясь.

И теперь, когда он подходил к важным решениям — таким, как обсуждение поездки, или доводы о снятии надзора Министерства, — он знал: ему поверят и поддержат. Не потому, что ему всё дозволено. А потому, что он доказал, что заслуживает доверия. Что если он и пойдёт по грани, то не по глупости и не в порыве эмоций, а потому что всё просчитал. И если он выбрал, значит, у него есть причина.

Ему не нужно было напоминать родителям о своих успехах. Они сами всё видели: по оценкам на экзаменах, по разговорам с сыном на различные темы, по его выбору друзей. Он не нуждался в поощрении — достаточно было того спокойного взгляда, которым мать провожала его, когда он отправлялся в Хогвартс. Того короткого кивка отца, означающего гораздо больше, чем длинная нотация.

Да, он был другим. Не совсем ребёнком. И в этом не было трагедии. Он просто был собой — со всей осторожностью, упрямством, расчётливостью и, в то же время, с тем неожиданным теплом, которое научился принимать от этой новой жизни. Идеальная инфильтрация в новый мир.

Подвал у них в доме никогда не был просто складом запечатанных банок со всякой всячиной. В одной из его дальних комнат отец, когда-то, ещё до рождения Уильяма, обустроил довольно просторную зону — гладкие стены из чёрного камня, покрытые шумопоглощающими чарами, пол из такого же материала, крайне крепкого к взрывным заклинаниям, и плотная, будто резиновая, тишина, которая обволакивала уши, как только закрывалась дверь. Здесь обычно тренировались заклинания, отрабатывались сложные чары, а теперь — здесь Уильям осваивал аппарацию.

Обычно на территории дома использовать трансгрессию не принято, но её изучение — не в счёт.

Первый день для Уильяма был… терпимый. Никаких иллюзий по поводу лёгкости этого заклинания у него не было. Все-таки практически полноценная телепортация! Он прочитал всю доступную теорию, досконально разобрал структуру магии, её суть, опасности, угрозу распада. Сомнений не было: дело не столько в силе, сколько в сосредоточенности на конечной точке и дисциплине. Но и с этим в первый раз оказалось туго. Не ко всему можно подготовиться заранее, и этот случай не стал исключением:

Он выбрал себе три опорные точки — пустое пространство, очерченное кругом достаточным, чтобы в нем поместился Моррисон. Тренировки начинались с простой концентрации: представить себя у одной точки, сосредоточиться, словно бы втянуть в себя это место, и — прыгнуть, не ногами, а всем существом, сквозь нечто вязкое и чуждое, выведя нужный жест и сказав заветное «Apparate».

И вот — первый раз. Помнил каждый миг, каждую ноту боли. Казалось, тело просто не успело за его намерением. Он вынырнул у табурета, но не полностью — левая ладонь осталась в стартовой точке, а ступня будто сжалась и выкрутилась. Расщеп. Резкая, сводящая с ума боль, кровь и тошнота, будто ему желудок сейчас вывернет. Мгновенно наложенные заклинания и мази, пара зелий — и к вечеру он уже снова стоял на ногах. Но запомнил раз и навсегда: ошибок это заклинание не прощает. И приятных ощущений уж точно тут можно не ожидать.

На второй день всё повторилось. Он знал, в чём был просчёт: поспешность, внутренняя дрожь. Но тело словно само шло наперекор. Одно дело убедить себя в результате, а второе — действительно это сделать. На этот раз — плечо и бедро. Не смертельно, но достаточно, чтобы всерьёз усомниться: а способен ли он на это? Отец не вмешивался. Смотрел молча, держал под рукой зелья и бинты, сидя на стуле в двери все время, пока он практиковался. Но ни слова не сказал. Это было его решение — и его путь. Мать лишь спрашивала вечером, не перегнул ли он. Он отвечал спокойно: нет. Всё под контролем.

Пожалуй, аппарация стала для него первым серьёзным испытанием. Скорее, не из-за времени изучения, а его вероятности получить травму. А вдруг он голову оставит в точке отправки? Так отправляться в мир иной Уильям крайне не хотел, какой позор ведь будет!

На третий день — внезапно — получилось. Никаких рывков, никаких кровавых хлопков. Просто одно мгновение он стоял у полки, в следующее — у стола. Лёгкое головокружение, сухость во рту. Он потёр руки, посмотрел на ноги, на пол, на стены — всё было на месте. Всё было его. Он впервые трансгрессировал полностью. И это чувство…

Будто ты стал частью мира. Не больше и не меньше. Словно природа, всегда ставившая тебе границы, вдруг сказала: «Ну, ладно, молодец». Ощущение полёта без воздуха, прорыва сквозь мягкую преграду. Ни ужаса, ни боли — просто пустота и в ней ты. Больше всего схоже по ощущениям — будто он сложил листочек вдвое и сделал прокол в нём, перепрыгнув на его другую половину, при этом преодолев гораздо меньшее расстояние. Червоточина, так вроде бы это называется, если парню память не изменяет…

Дальше — отработка. День за днём, до изнеможения. Уил разбивал время по минутам: от старта до перемещения, контроль дыхания, контроль состояния. Повторение, опять проверка целостности тела. Несколько раз его выворачивало — не физически, а ощущением: как будто всё вокруг не совсем то, что должно быть, и его пропустило через мясорубку. Пространственные якоря в виде нарисованных кругов помогали, но организм уставал. Первые пару ночей он спал по двенадцать часов, с чаем из ромашки на тумбочке рядом. Хоть та ещё дрянь по вкусу, но хоть успокаивает и расслабляет организм.

Принимать зелья он не решился — всё же и само пройдет, зачем дополнительно проходить через интоксикацию (ибо одним явно не ограничится, а там и до зависимости недалеко)?

И всё же — через шесть дней от первого перемещения он уже мог спокойно трансгрессировать от угла к углу, с закрытыми глазами, с книгой в руках, даже с лёгким весом на спине. Отец лишь кивнул один раз:

— Приемлемо. Ещё дня два, и можно было бы и в Лондон прыгнуть куда-нибудь.

Но Уильям не был идиотом. Он прекрасно понимал: теория, опыт, даже мастерство — не заменят знания местности. Парень мог собрать в голове тысячу карт, но это не делало его знакомым с тем, что он никогда не видел своими глазами. А прыгать по фотографии — при его опыте? Самоубийство. Особенно если речь шла о маггловском районе. Нет, уж лучше поезд. Так хоть понятнее.

Поезд, с его грохочущими вагонами, запахом железа и пыльных сидений, с чайными тележками и чужими голосами. Он воспринимал это как отдых во время пути и ностальгию по чему-то настоящему, стабильному, на чем уже не раз ездил в прошлой жизни. Земля под ногами, рельсы под вагонами. Никаких скачков в пространстве. Только привычный, трясущийся ритм дороги.

* * *

Письмо было коротким — пара строк с местом и временем, нейтральными формулировками, чтобы не привлекать внимания дражайшей семьи Бродяги. Он не стал указывать деталей, лишь выписал название двух книг, которые обязательно должны быть в библиотеке Блэков, и их Сириус должен был достать. А уж как выбраться в маггловский Лондон он должен знать сам, явно не раз тут был, а в другой вариант Моррисон не поверит.

Сейчас Уильям сидел на скамейке в небольшом парке неподалёку от центра. Место было достаточно людное, чтобы не вызывать подозрений, но при этом — сдержанно тихое, что немного удивляло. Обычный лондонский сквер с редкими деревьями, полупустыми дорожками и скрипящей детской каруселью, которую, видимо, решил добить некий пухлый мальчишка на заднем плане.

Он вытянул ноги, положив одну щиколотку на другую, и лениво разглядывал прохожих. На нём были обычные шорты (в кармане которых и лежала волшебная палочка, что вызывало почти физическое желание прикоснуться к ней), серая футболка и легкие кеды — выглядел так, будто просто вышел проветриться, переждать жару. Солнце припекало с высоты, лениво, но ощутимо, даже в тенёчке под деревом, где и была эта лавочка, все ещё достаточно жарко. Асфальт бликовал, в воздухе висела духота, от которой хотелось спастись как угодно, а из кустов доносился стрёкот невидимых насекомых. Лондон, когда он жаркий, делается особенно вялым, как перегретый пёс на солнце. Такая же ленивая образина.

Уильям лениво откинулся на спинку лавки, прикрыв глаза. Сириус должен подойти в ближайшие несколько минут, как они и договорились (точнее, парень просто поставил того перед фактом). Устраивать длительную переписку с тем, чье письмо может прочитать проходящая мимо мать или младший брат явно не будет апогеем адекватности. Даже гипотетические проблемы ему не нужны.

Конечно, он получит эти гримуары сроком всего на неделю — время, за которое их пропажу из семейной библиотеки не сразу и заметят, которого ему с головой хватит чтобы полностью переписать содержимое в свой дневник и изучить после, никуда не торопясь.

Солнце ползло выше, заливая сквер медовым светом, размягчая асфальт и заставляя листву казаться вялыми лоскутками зелени. Где-то вдали подала голос сорока, по дорожке проехал на велосипеде мальчишка с небрежно болтающимся портфелем. Уильям перевёл взгляд на вход — и наконец заметил знакомую фигуру.

Сириус Блэк появился как всегда с лёгкой небрежностью, будто оказался здесь случайно. Белая рубашка с закатанными рукавами, вторая пуговица расстёгнута, штаны небрежно заправленны в ботинки. В руках — видавшая виды тканевая сумка. Он увидел Моррисона, едва заметно кивнул и подошёл.

— Ты вовремя, — заметил Уильям, выпрямляясь. — Даже слишком. Я начал думать, что ты передумал.

— Да брось. Ты что, правда думаешь, я бы стал таскать эту дрянь по жаре просто так? — Фыркнул Сириус и, не садясь, опустил сумку рядом с лавкой. — Там оба. Обмотал шёлком и отдельно запечатал. Один вообще трещал, когда я только прикоснулся. И зачем тебе эта гадость только понадобилась?

Уильям кивнул и протянул руку — осторожно, как берут что-то, что может укусить. Поднял сумку, тяжёлая, но в пределах. Быстро открыл — внутри, действительно, две плотно упакованные книги. Пропитка запахами трав, старой кожи и ещё чего-то — как будто старая аптекарская лавка поселилась внутри. Он закрыл сумку и опустил её на колени. Узнай семья Блэка о том, что эти две книженции покинули их библиотеку даже на время, поднялся бы такой ор… Но знаний в них слишком много, чтобы парень не рискнул.

— Нормально всё прошло? — Негромко спросил он, всё ещё не поднимаясь с места, пока аккуратно перекидывал ремень сумки через плечо. — И нельзя было такую редкость положить… не в такое тряпьё?

Сириус сел рядом, вытянул ноги.

— Да вполне, матушке сейчас никакого дела до меня нет, носится с братом, будто он фарфоровый. А сумка, между прочим, отличная! Самое то для маскировки.

— Как скажешь, — иронично кивнул Уильям. — И что, ни один из них не запечатан какой-нибудь дрянью? Не поверю.

— Только один. Я его уже обезвредил, пришлось целый день торчать: искать контрпроклятие по другим книгам. Но, если что, на первой странице чиркнул предупреждение на отдельной бумажке. Не открывай наугад. Особенно при родителях.

Моррисон проворчал, откинувшись на спинку лавки:

— С тобой, Блэк, как с безумным поставщиком: никогда не знаешь, принесут тебе в посылке знания или крыло демона.

— Ну, ты наверняка и от второго бы не отказался, — ухмыльнулся Сириус и закинул руки за голову. — Может, сходим куда? Все равно мне дома только и остается, что торчать в своей комнате. Тем более перед нами весь Лондон! Будет преступлением не зайти в какой-нибудь паб!

— Тебе лишь бы напиться, я смотрю, — фыркнул Моррисон, поднимаясь, — ну, почему бы и нет? Никогда не доводилось пить обычное пиво, в самом обычном пабе. Нам его продадут, кстати?

— Я знаю одно местечко, относительно недалеко отсюда, — также встал брюнет, быстро похлопав себя по карманам, — у тебя их деньги с собой есть?

— Нет, не рассчитывал заходить куда-либо к обычным людям. А у тебя, что ли, есть фунты, а?

— Ну, значит гуляем на мои кровные, — проигнорировал вопрос Сириус, усмехнувшись, — покажу тебе прелести маггловского мира.

— И это говоришь мне ты, Блэк? Наверняка я разбираюсь тут получше твоего, — весело, с долей иронии отозвался Уильям.

— Иди ты к Моргане, Моррисон, — Сириус улыбнулся, тоже поднимаясь.

Они двинулись к выходу из парка, проложив путь между длинными тенями от деревьев, дабы поменьше попадать под пекущее солнце. Воздух всё ещё держался горячим, вязким, с приторным запахом разогретой травы и немного пыли.

На повороте дорожки, перед чугунными воротами, они прошли мимо молодой девушки, выгуливающей пса — блондинистая кудрявая голова, тонкие плечи, светлое платье в мелкий цветочек. Собака весело дёргала поводок, тычась в кусты. Девушка мельком взглянула на них — и тут же встретилась с ленивым, вполне уверенным взглядом Сириуса. Он, не теряя ходу, бросил ей короткое подмигивание с таким выражением, будто встреча была предопределена и он только что открыл ей какую-то тайну.

Девушка чуть смутилась, но улыбнулась, отвернувшись. Сириус, довольный собой, шагал дальше, сунув руки в карманы.

— Ты, бывает, по глазам бабочек стреляешь просто потому, что мимо летят? — Лениво поинтересовался Уильям, не оборачиваясь.

— Только если они красиво порхают, — беззлобно ухмыльнулся Блэк. — Ты же знаешь. Вежливость — основа любого джентльмена.

— Вежливость — это когда дверь придерживаешь, а не когда заманиваешь взглядом в адское пламя обаяния, — парировал Уильям.

— Ну, как бы… я придержал дверь в мир своих соблазнов. Разве не так это работает?

Уильям качнул головой с тихим смешком, поправляя лямку сумки. На выходе из парка гул улицы становился громче, вместе со звуком многочисленных проезжающих мимо автомобилей и проходящих магглов.

Автобус подъехал в натужном ритме — старенький «Рутмастер», двухэтажный, с выцветшим красным корпусом и характерным металлическим скрежетом при торможении. Несмотря на приоткрытые окна, внутри было душновато, и в воздухе висел терпкий запах пота и старой обивки. Несколько пожилых пассажиров сидели, погружённые в свои мысли, и ни один не обратил внимания на двух подростков, один из которых вёл себя так уверенно, будто был тут хозяином.

— Ну давай, поехали, — сказал Сириус, доставая монеты. — Если уж вытащил тебя из академического гроба, даже по такому поводу, а я уверен, что ты даже летом в книжках своих сидишь, то отпразднуем это.

— Академического? — Усмехнулся Уильям, принимая билет. — У тебя, я смотрю, целая программа культурного обогащения? И именно ты вытащил, ага.

— Считай, да. — Сириус кивнул в сторону второго этажа, и они начали подниматься по узкой винтовой лестнице. — Один паб, но чудесный. Уверен, ты про него даже не слышал, а зря. Да ты вообще, наверное, про пабы ничего толком и не знаешь. Это не просто место, где подают пиво. Это — откровение.

— Так и знал, что у тебя в рукаве припасён какой-нибудь «только для своих» подвальчик с липкими столами и пьяными музыкантами, — весело фыркнул Уильям, сев у окна, — и нам даже шестнадцати нет, а уже спиться решил?

— И что с того? Зато там весело. И, кстати, там всякой швали нет — или, по крайней мере, тех, кто сам будет искать неприятности. Совершенно культурные магглы!

— А ты, выходит, теперь стал проводником по чудесам? — Лениво протянул Уильям, глядя, как за окном проплывает Лондон с его тесными кирпичными рядами, чересчур яркими витринами и усталыми людьми на остановках.

— Я — просветитель. Почти профессор. Профессор Блэк по социальной магии, — хмыкнул Сириус и откинулся на спинку сиденья. — Расслабься, Моррисон. Сегодня ты узнаешь, как должен выглядеть настоящий отдых. Без школьных правил, без зелий, без мыслей о проклятых экзаменах и без протухания дома всё лето. Только ты, хорошая выпивка и отличный компаньон!

Автобус тронулся с места, и город пополз мимо — шумный, жаркий, всё ещё летний, будто выдохнувшийся после долгой дневной суеты.

После получаса в душном автобусе, они сошли в одном из южных районов — улица была не слишком шумной, но и не тихой: пахло бензином, жареным мясом с лавки на углу и разогретым асфальтом. Люди ходили вяло, кто-то тащил сумки, кто-то прятался в тени деревьев у обочины. Сириус шагал уверенно, будто знал здесь каждый тротуар и мусорный бак.

Через несколько поворотов они подошли к довольно потрёпанному зданию с облупленной вывеской, на которой выцветшей жёлтой краской было написано: «Весёлый Подстрекатель». Дверь покосилась и поскрипывала от ветра, на первый взгляд, место больше напоминало ночлежку, чем заведение, где можно хорошо провести вечер.

— Ты серьёзно? — скептически приподнял бровь Уильям.

— Не суди по обложке, — усмехнулся Сириус и толкнул дверь.

Внутри оказалось… средне. Не хуже, не лучше, чем можно было ожидать от подобных заведений. Просторный зал с тёмными деревянными балками, слабо освещённый старинными бра в виде фонарей, которые, казалось, держались на честном слове. Мебель — тяжёлая, добротная, вся как одна из разной эпохи, но выкрашенная одинаковым лаком, чтобы создать хоть какую-то видимость единства. Пол скрипел, но пахло приятно: солод, дуб, немного табака и что-то мясное со стороны кухни. В зале — невысокая женщина в клетчатом переднике, по всей видимости, официантка и мужчина с густыми усами, похожий на вышедшего в отставку лесника, стоявший за барной стойкой.

Сириус легко провёл Уильяма к свободному столику у окна, в дальнем углу. Место было относительно тихим и укрытым от посторонних глаз. Он плюхнулся на скамью и вздохнул с довольным видом.

Посетителей было не больше пятнадцати: пара угрюмых мужиков, играющих в кости у дальнего столика, три женщины, оживлённо обсуждавшие новости, несколько явно завсегдатаев, к которым бармен обращался по именам, молодая парочка в углу, держащаяся за руки, будто никто другой в зале им не интересен, и ещё две миловидные девушки за соседним от волшебников столиком.

— Что я тебе говорил? Атмосфера! Не бог весть что, но здесь ты не один из сотни, здесь ты просто один из своих.

— Атмосфера, да… — пробормотал Уильям, осматриваясь. — Скорее, «не помрёшь, и то хорошо».

— Не нуди, Моррисон, — с ленцой отозвался Блэк. — Дай ему шанс. Тебе начнёт нравиться через полчаса, особенно если заказать местное светлое. Не знаю, откуда они его берут — но вкус просто божественный!

Уильям откинулся на спинку лавки, чувствуя, как за день накопилась усталость, скорее моральная, чем физическая. И всё же в этом месте — в его странной ветхости, в ленивой тишине и лёгком гуле голосов — было нечто непритязательное, почти уютное.

Они сидели в своём угловом столике уже добрых полчаса. Уильям откинулся на спинку старого, отполированного многочисленными посетителями, кресла, поставив локоть на подоконник и наблюдая, как по улице за мутноватым стеклом проносятся редкие машины. Было спокойно.

— Вот скажи мне, — вдруг заговорил Сириус, отставляя пустую кружку. — Это у всех летом так или только у меня? Такое чувство, будто всё застывает в бесконечном ожидании. Мать на цепь посадила, только к обеду отвязывает. Джеймс куда-то к родственникам уехал, Питер болеет, Римус вообще пропал с концами. Меня натурально ветром сдувает от скуки.

— Это Лондон. Здесь вечно или слишком тихо, или слишком громко. Не пробовал, кстати, хобби какое завести? — Поинтересовался Уильям. — К тому же, ты жалуешься, будто не сам сбежал из дома.

Сириус усмехнулся, качая головой.

— Ну, ладно, не цепь. Скорее, тонкий, шелковый шантаж. Умоляют быть дома, чтобы «сохранять лицо рода». Это почти как Азкабан, только вместо дементоров — ужины с семьёй. А если нарушу — сразу воспитательные крики и парочка стимулирующих заклинаний. Сказка, а не жизнь.

— Учитывая, что у тебя за семья… — протянул Уильям, — вполне себе дементоры. Только ещё и разговаривают.

Сириус усмехнулся шире, и именно в этот момент к их столику подошли две девушки, которые до этого сидели недалеко от них, щебеча о чём-то своём. Одна — темноволосая, с озорным прищуром и в платье с цветочным принтом, вторая — светлая, тонкая, с лёгкими веснушками на щеках. Они переглянулись, прежде чем обратиться к ребятам.

— Эй, у вас тут… вроде как не скучно? — Сказала темноволосая, наклоняясь ближе. — Мы сидим тут рядом, уже думали уходить, но кажется, вы обсуждаете что-то куда веселее, чем мы.

— Ага, а ещё здесь жарко и скучно. А вчетвером — будет веселее, не так ли? — Весело подхватила светлая.

Сириус, не теряя ни секунды, улыбнулся так, будто давно ждал этого момента.

— Конечно, присаживайтесь. Я — Сириус, это Уил.

— Рэйчел, — представилась темноволосая. — А это Джоан.

Они уселись напротив, быстро взяв стулья из-за соседних мест, сразу как-то легко, будто не в первый раз болтают за одним столом, делая всё это. Джоан поправила волосы за ухо, оглядела обоих.

— Лето — худшее время года, если честно. Все уезжают, и город становится неприлично пустым. Или, наоборот, шумным до невозможности, — произнесла блондинка, объеденяя разговор парней в одну реплику.

— Или наполненным странными парнями, которые сидят в пабах в два часа дня, — усмехнулась Рэйчел.

— Ты сейчас о нас? — Приподнял бровь Сириус, усмехнувшись. — То же могу сказать и о двух прекрасных девушках.

Джоан немного смутилась, а её подруга продолжила:

— Ну, не совсем. Но вы, скажем так… вписались в картину.

Уильям улыбнулся, потягивая пиво. Оно, к слову, действительно оказалось вполне неплохим, хоть и с особым привкусом, непривычным для него. Продали напиток им без проблем, что тоже немного удивило.

Парень больше слушал, чем говорил — но в этом был свой комфорт. Сириус, напротив, расцветал на глазах. Он шутил, подкидывал истории, ловко лавировал между вопросами и репликами девушек. Сидя тут, в тени стен, под потолком с кривыми балками, он будто забывал о доме, о родне, о правилах. Он смеялся легко, по-настоящему, как и должен пятнадцатилетний мальчишка.

— Вы всегда вдвоём? — Поинтересовалась Джоан у Сириуса, будто между делом.

— Нет. Он — мой друг-отшельник. Сам бы сейчас сидел где-нибудь у себя с книгой. Пришлось вытащить. Спасаю культурную жизнь Лондона, — усмехнулся Блэк, пихая расслабившегося Моррисона в бок.

— Уил? — переспросила Рэйчел, поворачиваясь к нему. — Ты и правда любишь книги?

— Не то чтобы, — легко ответил Уильям. — Но иногда они — единственные, с кем можно честно поговорить. К тому же, Сириус, у меня вполне нормальная социальная жизнь, если ты не знал.

Сказано было не громко, но в наступившей тишине — вполне отчётливо. Рэйчел чуть нахмурилась, словно задумавшись, а потом просто кивнула.

— Понимаю.

Беседа стала плавной, тёплой. Обсуждали лето, нелепости взрослой жизни, планы на остаток каникул. Девушки признались, что учатся в колледже неподалёку, одна на филолога, вторая — на дизайнера. Сириус удивился, что не слышал про это место раньше, но быстро нашёл, что спросить дальше. Уильям чувствовал себя зрителем чужого спектакля — но при этом был частью сцены. Ненавязчиво вставлял свои пять пенсов то тут, то там.

Беседовать с девушками, которые оказались «старше» их самих, было даже в чем-то интересно. Когда у него вообще вот так выходило зацепиться языками с полными незнакомками, в задрипанном пабе посреди маггловского Лондона? Да никогда!

— А вы кто по профессии? — наконец спросила Джоан.

— Мы… — Сириус замялся, переводя взгляд на Уильяма. Тот пожал плечами.

— Учимся. В специальной школе. Далековато отсюда. Типа интерната, — нашелся с ответом парень.

— Правда? — Рэйчел заинтересовалась. — И что изучаете?

— Уильям — ботан, всё изучает. А я… я изучаю, как не спать на уроках. — произнес Блэк, закидывая руки за голову и прикрывая глаза.

Иногда Моррисон искренне не понимал, почему остальные считают его книжным червем. Нет, правда, он же достаточно много времени проводит с друзьями, становится участником каждой тусовки… Неужели вся причина в том, что ему не нравится квиддич?! Да нет, бред какой-то…

— Это ты и здесь практикуешь? — хмыкнула Рэйчел.

— Я всегда в тонусе, когда красивые девушки рядом.

Снова смех. Ненавязчивый, лёгкий. Было жарко — окна открыты настежь, с улицы доносился различный шум, кто-то где-то уронил кружку — звякнуло стекло. Но здесь, за столом, было почти уютно.

Уильям только успел смахнуть крошки со стола, когда в «Весёлый Подстрекатель» ввалились двое. Один — выше на голову всех, кто был в пабе, с коротко остриженной чёлкой и руками, как бревна. Второй — худощавый, с измождённым лицом и нервной походкой. Они явно шли целенаправленно. Мужчины окинули взглядом помещение, заметили девушек за соседним столом — и тут же напряглись.

— Джоан, Рэй, — голос здоровяка прозвучал сдавленно, как будто через зубы. — Это что ещё за цирк?

Рэйчел замерла с полудовольно-полувиноватым выражением, откинувшись в кресле. Джоанна бросила взгляд сначала на парней, потом на Сириуса — и не успела ничего сказать, как тот уже начал подниматься из-за стола, разворачиваясь к новоприбывшим.

— Расслабьтесь. Просто поболтали, — сказал он спокойно, хотя губы его тронула характерная усмешка.

— Поболтали? — Передразнил худощавый, криво ухмыляясь. — Ты кто такой вообще, а?

Уильям внутренне напрягся, но виду не подал. Он откинулся на спинку кресла, мельком оглядел паб — пятнадцать человек, никто особо не заинтересован повисшим в воздуха напряжением. Привычное маггловское равнодушие: пока не началась стрельба или крики, никто вмешиваться не станет.

— Это паб, не монастырь, — сказал Сириус, и чуть повернулся к Джоанне. — Или ты, может, замужем, а я не в курсе?

— Они наши… молодые люди, — виновато ответила блондинка, даже визуально будто сжавшись, — простите…

— Ну и вкус у вас на парней дамы, отвратный, конечно, — быстро окинув взглядом вошедших, сказал Уильям.

Они выглядели даже слишком типично, будто карикатурно: работник какого-нибудь завода, сбривающий свой пушок вместо усов по утрам и ходячий учебник по анатомии: кожа да одни кости. Ну и мерзость. Повезло же им, Мордред…

— Ты офигел, пёс? — рявкнул здоровяк и шагнул ближе, сжимая кулаки.

Ситуация нагревалась стремительно. Джоан вскочила, попытавшись встать между ними, но здоровяк, даже не взглянув на неё, рывком потянул её за руку, явно собираясь вытащить наружу. Она пискнула и отшатнулась, но не успела — слишком сильный.

— Эй, руки убрал! — Прикрикнул Сириус и сразу же ударил.

Удар пришёлся точно в челюсть, резкий, отработанный. Парень пошатнулся, отшатнулся, и, озверев, кинулся вперёд. Началась драка — натуральная, без капли волшебства. Просто натуральный мордобой в старых-добрых традициях этих мест.

Девушки в панике отскочили в сторону. Здоровяк попытался врезать Сириусу, но тот ловко увернулся, ударил ещё раз — и попал. Второй парень двинулся к Уильяму. Он встал, оттолкнул свой стул ногой, и с силой пнул его вперёд — тот с глухим звуком врезался нападавшему в колени. Парень рухнул на спину, чертыхаясь. Какие мы нежные… Моррисон тут же рванул к Сириусу.

Тот держался хорошо, но здоровяк оказался не из простых. Пока Уильям подошёл ближе, тот схватил Блэка за рубашку, и со всей силы приложил его лицом об край столика. Громкий глухой хруст. Сириус осел, морщась от боли.

Внутри вскипела злость. Не хватало ещё чтобы этот выкидыш свиньи и человека навредил Блэку…

Уильям без колебаний двинулся к нападавшему, сначала ударил его в печень, когда тот хотел закончить с Сириусом, отчего здоровяк охнул и согнулся, потом — в скулу. Последний удар пришёлся в солнечное сплетение, и когда тот согнулся — Уильям взял ближайший стул и со всей силы врезал ему по спине. Парень застонал и рухнул на пол, а табурет не выдержал такого издевательства. Всё же Моррисон не сдерживался, ударив во всю силу. А учитывая недавно пройденный курс зелий…

Он отдышался. Паб притих. Кто-то кричал с барной стойки, но никто не вмешивался.

— Вставай, — тихо сказал он Сириусу, который приподнялся, морщась, лицо в крови, губа разбита.

Тот кивнул, не в силах говорить. Моррисон обнял его за талию, выведя через заднюю дверь — в узкий переулок, где стояли мусорные баки и пахло летом, жарой и канализацией.

Девушки поспешили к своим павшим «бойфрендам». И как только эти миловидные студентки решили сойтись с ними, спрашивается?

Облокотив Блэка об стену за мусорным баком, чтобы их не было видно со стороны улицы, парень вытащил концентратор.

— Сиди. Сейчас, — коротко сказал он, и принялся лечить, быстрыми, уже отточенными движениями выводя нужные заклинания.

Сначала — разрыв на брови, потом — ушибы, следом выбитый зуб, который пришлось вживлять обратно. Сириус сидел молча, морщась и едва дыша, пока на его лице вновь проступали черты без следов удара. Его лицо вновь вернуло прежний вид, будто и не было того спонтанного акта насилия.

— Ну что, — выдохнул Моррисон, когда закончил. — Приключение, говоришь?

Сириус посмотрел на него, усмехнулся в ответ — криво, с полусиней губой. Пройдет совсем скоро, но всё же.

— Ага. Сказка, блин. Всё как я люблю. Ты снял надзор, что ли? Почему Министерство ещё не прислало предупреждение?

Они молчали, прислонившись к стене. Город шумел где-то вдали. Маггловский вечер обыкновенной пятницы — и два волшебника, сидящие в переулке с остатками драки на одежде, но с чистыми лицами.

— Ага, это если вкратце. Сам понимаешь, никому об этом.

— Слушай, — наконец сказал Блэк, кивнув спустя некоторое время. — Спасибо, что вписался. Правда.

— Да ну. Ещё бы ты там один, — Уильям усмехнулся. — Меня бы совесть замучила.

— Ага, совесть, — пробормотал Сириус и закрыл глаза, откинув голову к стене. — Ладно. Что дальше?

Уильям задумался. Мысленно пробежался по плану, по людям, по рискам. А потом просто сказал:

— Пойдём отсюда. Тебе ещё домой топать и лед к своей челюсти там приложишь, просто на всякий случай — звучит как разумный план. А то ещё окажется, что вон тот булочник через дорогу — их старший брат.

Сириус рассмеялся. Сначала хрипло, потом всё громче, и, несмотря на ноющую боль в рёбрах, не мог остановиться.

— А девчонки-то, с подвохом оказались, — пробормотал Сириус, потирая шею и хмурясь, но всё ещё с весёлым блеском в глазах. Побои его явно не сильно расстроили.

— Ага, с пробегом, так сказать, — коротко хохотнул Уильям, подхватывая, — чтоб я ещё раз начал знакомиться с кем-то в обычном пабе… Не дай Мерлин. Мне хватило.

Они вышли из переулка, почти синхронно сунув руки в карманы. Воздух был всё ещё тёплый, хоть и заметно потемнело. Где-то дальше по улице звенел стеклянной посудой вечерний Лондон, кто-то закрыл окно с глухим щелчком рамы, где-то хлопнула дверь. Всё вокруг выглядело удивительно спокойно, учитывая, каким был прошедший час.

На автобусной остановке Сириус остановился, глядя в сторону дороги.

— Автобус через восемь минут, — сказал он, щурясь. — Поеду к себе маггловским способом. Папаня проверяет, чтобы я не «исчезал» лишний раз. И так у нас война за каждый мой выход из дома.

— Ну, главное, что ты вообще смог выйти, — отозвался Уильям, бросив короткий взгляд в сторону остановки. — И вернуться не на носилках.

— Да ладно тебе, я почти в порядке, — усмехнулся Блэк, протянул ему руку и с каким-то небрежным, но крепким движением хлопнул по плечу. — Было круто. Хотя и больно.

— Угу. В следующий раз — бери стул и бей им, а не кулаками, эффективнее будет.

Сириус рассмеялся, махнул ему напоследок и, не оборачиваясь, пошёл вдоль улицы лёгкой, пружинистой походкой, несмотря на ушибы. Через пару шагов снова засунул руки в карманы, насвистывая себе под нос что-то невнятное.

Уильям остался стоять на месте, глядя ему вслед. Когда силуэт растворился в общей серой массе людей и фонарей, он отошёл в сторону, к узкому переулку между домами, убедился, что никто не смотрит, и достал палочку. Вдохнул — медленно, сосредоточенно. Представил себе улицу перед своим домом, знакомый забор, каменную дорожку, идеально чистую от любой зелени…

В следующее мгновение тело сжалось, вывернулось, будто втянулось внутрь самого себя — с тем противоестественным ощущением, которое уже перестало пугать, но всё ещё настораживало. Рывок, давящее чувство, почти глухая боль в груди — и в тот же миг он оказался перед домом.

Небо здесь было чуть темнее, ветер прохладнее. Пахло листвой и землёй. Всё было до боли знакомо.

Уильям выдохнул и на мгновение закрыл глаза, позволяя дыханию прийти в себя. Перенос удался. Без расщепов, без тошноты. Уверенно. Чётко.

— Всё-таки неплохо уметь такое, — пробормотал он вполголоса, упрятав палочку обратно в карман. А потом, усмехнувшись, добавил с иронией: — Хотя, конечно, талант Блэка находить приключения на задницу — вещь, неподвластная никакой магии. Хоть в музей его выставляй.

С этими мыслями он открыл калитку и прошёл по дорожке к входной двери. Ночь окончательно опустилась, а в окнах тепло светился свет. Дом ждал.

Празднование собственного пятнадцатилетия Уильям провёл так, как и планировалось: уютный ужин в кругу семьи, без громких тостов и пышных речей. За столом царила та особая тишина, в которой слова не нужны — когда и так ясно, что все рады быть вместе.

Мать испекла его любимый сливовый пирог, добавив к нему аромат корицы и ванили, а отец, вернувшийся с работы чуть позже, достал из потайной кладовой бутылку огденского — «в честь случая».

В течение дня в дом прилетали совы — одна за другой, хлопая крыльями и осыпая перьями крыльцо. Большинство писем сопровождались небольшими подарками: кто-то прислал книгу о редких, зачастую бесполезных заклинаниях, кто-то — амулет, «приносящий удачу на экзаменах», кто-то ограничился открыткой с дурашливым рисунком. В каждой посылке чувствовалось тепло и искренность, даже если подарок был всего лишь подставкой для книг или пером, меняющим цвет чернил от настроения.

Один из друзей приложил к своему письму заколдованную шоколадную лягушку, которая не просто прыгала, а, казалось, пыталась улизнуть обратно в коробку. Её парень беззастенчиво спалил в камине. Никогда не понимал любви волшебников к шоколадным лягушкам. Ну, это лягушка, и она шевелится. Нужные ещё какие-то поводы для этого?

Уильям не был человеком, склонным к бурной радости, но в тот вечер ему было по-настоящему хорошо. Он сидел у окна, вместе с семьёй наслаждаясь праздничным ужином и чувствовал себя не просто хорошо, а так, что у него появилось вполне конкретное желание чтоб все это и дальне не заканчивалось. В этих мелочах — в домашней еде, в ласковом взгляде матери, в гордой улыбке отца и строчках с почерком Лили, Марлин, Фрэнка и прочих в пришедших, одними из многих, письмах, — было больше, чем в любых пышных празднествах.

Однако как и начинался июль девятнадцатого, так и закономерно закончился — с ленивым солнцем над садом, с шелестом сухих листьев по утрам и вязкой тишиной в доме, нарушаемой лишь случайными криками соседских детей-магглов, которые не заглушались из-за открытого окна. Жара немного спала, и воздух сделался более терпимым — особенно в комнатах с задернутыми шторами.

Уильям стоял на коленях у своей кровати, подоткнув рукав под локоть, и неспешно укладывал вещи в небольшой чемодан — с виду ничем не примечательный, потертый на углах, с двумя латунными застёжками, чуть скрипевшими при открывании. Внутри же чемодан был значительно больше — заклинание расширения пространства позволило не заботиться о лишнем весе или нехватке места, а потому он с относительной лёгкостью размещал там и одежду, пару книг, обычную аптечку (на самый крайний случай), и аккуратно свернутый плащ если начнется дождь.

Каждое движение он совершал спокойно, без спешки, почти ритуально: скатал в трубочку запасные брюки, положил рядом пару простых рубашек, футболок, шорт, две пары обуви, следом — полотенце, записную книжку и перо, флакон с чернилами и небольшой набор простых зелий — не на случай беды, но так, мало ли. Он знал, что едет ненадолго, но чувствовал привычную потребность быть готовым к чему угодно. Даже к апокалипсису. Это ощущение не уходило, даже когда рядом с ним не было опасности. Тем более теперь, когда цель поездки — обычный, тёплый, мирный визит к подруге.

Если ему и не понадобится девяносто процентов взятых с собой вещей, это не значит, что они вообще не нужны. Учитывая то, что вес чемодана от этого совсем не изменится, то почему бы и не взять?

На краю кровати лежал свёрток с подарком для Лили — не что-то большое или особенное, просто красивая книга про немного наивное фэнтези в твердой обложке, купленная в магазине с маггловскими изданиями не слишком популярных авторов. Проверку качеством она прошла успешно через самого Моррисона. Он не знал, понравится ли ей, но наверняка приятно он девушке всё равно сделает, практически не приложив никаких усилий. Лили ведь не как тот же Барнс, который учебники открывает в лучшем случае когда прижмёт, сама любит почитать что-нибудь на досуге.

Периодически он останавливался, глядя в окно, где медленно качались кроны деревьев. Мысли текли вяло, как вода в пруду. Он понимал, что выезд — это не просто поездка в гости. Это ещё и шаг в сторону жизни, с которой он однажды попрощался, но которая теперь звала его по-новому. Лили предлагала показать ему «настоящую маггловскую жизнь», и в этом, без сомнений, был смысл — для неё, возможно, романтический и светлый. А для него — нечто чуть более сложное. С примесью тоски, воспоминаний и горечи.

Закрыв чемодан, он провёл ладонью по крышке и сел на край кровати. Лето подходило к середине. Скоро август, а потом и Хогвартс — новый учебный год, а Уильям даже практически не успел начать изучать то, что вынес из Запретной секции.

Единственное значимое событие за целый месяц, кроме изучения трансгрессии — это перепись двух гримуаров Блэка.

Из двух гримуаров, что Сириус передал Уильяму, оба представляли значительную ценность, хотя и отличались как по содержанию, так и по направленности.

Первый из них был крупноформатным томом с изношенным тёмно-зелёным переплётом, без названия на обложке. Внутри — детальный труд, посвящённый исследованию влияния магии на сознание волшебника. Структурированная, почти академическая работа, насыщенная терминами, диаграммами, ссылками на исследования, часть из которых носила сомнительный с этической точки зрения характер.

Автор, чьё имя было зашифровано, проводил анализ того, как регулярное применение различных видов магии — от трансфигурации до проклятий — искажает восприятие, формирует устойчивые паттерны поведения, а иногда даже может изменить само чувство реальности.

Наглядные примеры в виде безумных любителей тёмной магии, лютых садистов, практикующих магию крови, или даже божьих одуванчиков, не использующих и близко ничего опасного — каждый случай детально описывался. Если обобщить, то перемены зависят от силы воли волшебника: слабохарактерный тюфяк сразу проникнется магией крови, став отбитым любителем кровопускания, если не справится с искушением.

Пользователи тёмной магии (использующую негативные эмоции для «топлива») будут методично и постепенно сходить с ума, живя одним негативом, а святые агнцы смогут смиренно принять свою смерть, если от этого «что-то» изменится к лучшему.

Благо, как сам Уильям считает, ему самодисциплины вполне хватит, чтобы не скатиться в какую-либо крайность. Крайне не хотелось бы стать ни одним из описанных волшебников.

Разделы о неконтролируемом магическом развитии в раннем возрасте, об изменениях в базовых эмоциональных реакциях и о возможных последствиях длительного взаимодействия с артефактами тёмной природы (парень сразу вспомнил про крестражи) были особенно подробны: повышенная агрессия, понижение критического мышления, несдержанность, и это только относительно безобидные побочные эффекты от такого контакта.

Уильям изучал книгу с интересом и осторожностью, тщательно диктуя авто записывающему перу всё важное в собственный дневник. Материал был тяжелый — не только из-за сложности, но и из-за оттенка жестокости, проходящего сквозь весь текст незаметным с первого взгляда флёром. Во время написания этого труда неизвестный автор явно угробил не одну жизнь, дабы подтвердить свои теории.

Второй гримуар представлял собой куда более специфическое издание. Тёмная кожа, рельефный узор без подписей, только тонкая серебряная застёжка. Внутри — глубокая, комплексная работа, охватывающая окклюменцию и легиллименцию в их самых разных проявлениях. Это было не учебное пособие, а нечто гораздо более масштабное: труд, систематизирующий все известные в Британии и за её пределами подходы к защите и вторжению в разум. Теория, практика, сравнение школ, ритуальные методики, включая несколько запрещённых.

Разделы, посвящённые ментальному выстраиванию ложных воспоминаний, техникам подавления эмоций, пассивному отражению и скрытой атаке, были изложены с сухой тщательностью, явно рассчитанной на тех, кто не просто интересуется предметом, а готов работать с ним на глубинном уровне.

Особенно актуально для Моррисона, который на почве паранойи за собственную приватность мыслей готов сделать практически что угодно. Ну ничего, недолго ему осталось потерпеть… Безопасно изучать ментальную магию можно будет после шестнадцати, когда тело окончательно «дозреет», без опасности навредить себе слишком сильно (шанс убить самого себя по неосторожности, или же сделать овощем, все ещё не мал).

Гримуар был, без сомнения, семейной реликвией Блэков — или, по крайней мере, их личной библиотечной редкостью. Такие книги не появлялись на свободном рынке и тем более не попадали в руки ученикам. Парень узнал то о ней только благодаря упоминанию в уже переписанному тому «Silence», в которой и была прямая отсылка на этот источник.

Оба тома Уильям аккуратно переписал в свой дневник, знаний в котором уже хватит, чтобы из-за этого на него открыли охоту особо охочие до них маргиналы (если бы смогли узнать), иногда добавляя свои пометки и коды для удобства — после чего, без лишнего промедления, вернул Сириусу. Хранить такие вещи дома, даже в защищённом чемодане, было бы неосмотрительно и как минимум не безопасно.

* * *

Поездка в Коукворт займет у Уильяма чуть больше двух часов. Он сел в вагон у самого окна и расположился с обычной для него сдержанной уверенностью: положил чемодан на багажную полку, проверил, не оставил ли чего в карманах, и устроился в кресле, положив локоть на подлокотник. На нём была лёгкая белая рубашка с закатанными рукавами, немного помятая после дороги до вокзала, чёрные джинсы — удобные и вполне уместные по местной моде этого времени — и простые, но добротные туфли.

В поезде было спокойно. Люди, занятые своими мыслями и делами, не интересовались мальчиком у окна, а самому парню было плевать на них.

За стеклом медленно текла Англия — привычная и немного грубоватая, с её чередой небольших городков, фермерских полей и живых изгородей. Иногда мимо проплывали поселения, где между домами зияли пустоты: там, похоже, когда-то стояли здания, но их давно снесли. Местами всё ещё были заметны следы Второй мировой — пустующие кварталы, странные неровные застройки, редкие потемневшие стены, оставшиеся будто напоминание. Хотя большая часть этого казалась уже частью обычного ландшафта — никого давно не удивлявшего, да и такие места старались как можно больше облагородить, дабы стереть любые напоминания об ужасах, творившихся каких-то тридцать лет назад.

Поезд шёл ровно, без рывков, с ритмичным перестуком колёс по рельсам. Также мелькали станции, фабричные трубы, редкие фургоны на просёлочных дорогах, хозяйственные постройки, кладбища с невысокими каменными крестами. Уильям просто смотрел, не торопясь размышлять ни о чём серьёзном. Было тихо.

Да и не хотелось задумываться о чем-то напряженном перед встречей с подругой и её семьёй. Как раз на такой случай захватил с собой «Ежедневный Пророк», дабы скрасить время за чтением, лишь предварительно наложив лёгкий отвод глаз на газету. Ибо не поймут здесь двигающихся фотографий.

«Резня в Саффолке: найдены тела всей семьи сотрудников Министерства!

Вчерашнее утро потрясло волшебное сообщество: в сельской местности Саффолка были обнаружены тела пятерых волшебников — семьи Хоултонов, проживавшей на уединённой ферме неподалёку от столицы графства. Все жертвы — сотрудники Министерства магии или их ближайшие родственники. По данным, подтверждённым Авроратом, погибшие подверглись не только убийству, но и надругательствам, имевшим очевидный ритуальный характер. Сам дом оказался изнутри исписан древними символами, имеющими отношение к тёмной магии, запрещённой уже как больше века.

Сайлас Хоултон (47 лет) занимал должность старшего менеджера в Отделе международного магического сотрудничества. Его жена Милдред (44) работала в Комиссии по контролю магических существ. Погибли также двое их несовершеннолетних детей, Летиция (9 лет) и Джонатан (6 лет), а также мать Милдред, Беатриса Тюкс — 76-летняя ведьма, в своё время являющаяся известным зельеваром.

Один из первичных следователей, пожелавший остаться неназванным, сообщил, что это «наиболее жестокая сцена убийства, с которой приходилось сталкиваться за последние десять лет». По его словам, тела были не просто обезображены — «их разложение было ускорено при помощи тёмных заклинаний, а у мальчика и девочки обнаружены следы редких запрещённых чар, предназначенных для причинения максимальной боли, а не смерти».

Сама находка произошла после трёх дней молчания: семья не явилась на важные совещания, и двое коллег Сайласа обратились к властям. Когда авроры прибыли на место, ворота были открыты, почтовая сова мертва у двери, а магические сигнальные чары деактивированы. Доступ в дом вызвал множество затруднений: преступники прокляли местность, из-за чего нахождение на территории четы Хоултон было опасно для жизни всего после двадцати минут пребывания там. Всё свидетельствует о заранее спланированном и демонстративном убийстве. Наложенное проклятие на местность сняли сотрудники Отдела Тайн.

Ключевой деталью, вызвавшей особое внимание специалистов, стали знаки, оставленные на стенах и потолке: выведенные чёрной, словно горелой, краской руны указывали на старую, изжившую себя чёрную магию жертвоприношений. Отвратительное в своей сути деяние, являющиеся абсолютным зверством.

Реакция сообщества последовала незамедлительно. Утром того же дня в Косой Аллее прошли стихийные собрания волшебников магглорожденного и полукровного происхождения. Люди требуют от Министерства немедленных действий. «Это не случайность. Нас преследуют. Не как отдельных личностей, а как класс», — прокричал с балкона один из митингующих. По его словам, инцидент в Саффолке — уже четвёртый за последние полгода случай «целенаправленного насилия против нечистокровных». Собрание было упразднено подоспевшими силами авроров.

Поступают сообщения о том, что в ряде регионов семьи, чьи дети обучаются в Хогвартсе и имеют маггловское происхождение, покидают дома. Некоторые уезжают к родственникам на континент или в прибрежные графства, где силы правопорядка в последние годы усилила контроль. Обстановка остаётся напряжённой, волнение в обществе грозит перейти за предел терпимости.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

Прощание с семьёй Эванс под вечер следующего дня выдалось тёплым, дружественным. Джек хлопнул Уильяма по плечу и сказал пару напутствий, Мэри, всё еще слабо пахнущая выпечкой, обняла на прощание. Даже Петуния, как бы ни хотелось ей скрыть это, вежливо кивнула и вызвалась пройтись до вокзала, хотя смотреть на чемодан с расширенным пространством всё же старалась без выражения. Лили, разумеется, шла рядом, с неподдельным вниманием слушая всё, что Уильям говорил — как будто старалась задержать с ним каждую лишнюю минуту, отсрочив продолжение нудных летних будней. Конечно, он не собирался обратно ехать тем же способом, желая опробовать трансгрессию, ибо практиковаться в реальных условиях все же необходимо.

Уильям, которого с самого утра разбудила сонная Лили, провёл вместе с ней практически целый день, гуляя. Девушка все-таки вознамерилась показать все хоть сколь-либо интересные месте в городке, и была в этом порыве неумолима.

Они провели день в прогулках по округе, и, как обещала Лили, девушка не пожалела усилий. Тянула его от одной улицы к другой, рассказывала истории о школе, о соседях, о том, как однажды чуть не сожгла сарай своим детским выбросом магии. Она смеялась, тень беспечности лежала на её лице. Уильям, хоть и слушал внимательно, часто ловил себя на ощущении странной двойственности — он уже знал, куда они направляются, потому что когда-то видел это место.

Они вышли на старую поляну, почти скрытую за поросшими травой холмами. Вдалеке проглядывала река, тихая, лениво блестевшая под солнцем. Дерево, под которым в другой жизни сидели два совсем юных волшебника, росло всё так же. Изогнутое, с широким стволом и густыми ветвями. В его форме было что-то узнаваемое до боли, отчего он невольно прикоснулся к нему.

Все-таки к Хогвартсу Моррисон уже привык, а тут очередное напоминание о прошлом. Пожалуй, в первые лет шесть новой жизни он чувствовал себя точно так же, как сейчас — будто зритель со стороны.

— Я любила тут сидеть, — сказала Лили, чуть сбавляя голос. — С Северусом мы тут и познакомились… — Она запнулась и отвела взгляд.

Уильям кивнул, не сказав ни слова. В груди у него всё невольно сжалось от двойственности ощущений. Вновь вспомнил, как много лет назад смотрел на эту сцену с экрана, но теперь это дерево стояло перед ним — настоящее, с шероховатой корой и качающимися под ветром листьями. Он сделал вид, что просто любуется видом.

Когда солнце стало садиться, и воздух стал свежим, они вернулись в дом. На этот раз без лишних слов. Собрав всё необходимое, Уильям в последний раз за следующие полтора месяца тепло вел беседу ни о чем конкретном с Лили у порога. Петуния, наблюдавшая всё со стороны, ничего не сказала, лишь тихо отвернулась к саду.

На вокзал он на самом деле не собирался идти. Сказал, что сам дойдет до станции, когда троица уже прошла половину пути, дабы девушкам не пришлось идти по темноте обратно. Объяснение выглядело логично, и никто не заподозрил иного — разве что Петуния прищурилась чуть дольше обычного, но промолчала. Лили же поверила без сомнений. Как всегда.

Когда он наконец остался один, убедившись, что сёстры Эванс ушли, лишь спокойно кивнул самому себе. Листья на деревьях уже шевелились от надвигающегося ночного ветра, довольно прохладного, чтобы парень против воли поёжился. Парень шагнул за куст, спрятавшись от глаз, достал палочку и сосредоточился.

Первый прыжок — к просёлочной дороге в пяти километрах от Коукворта.

Ощущение было всё ещё неприятное, но более терпимое чем в прошлый раз: внутренности сжались, будто их протянули через узкую медную трубу, затем — внезапный холодный укол в висках, и земля снова под ногами. Он выдохнул, глянул по сторонам — пустынная дорожка, пара кустов, старый указатель, на котором ржавыми буквами обозначался отдалённый фермерский посёлок. Сердце билось учащённо, но ноги держали уверенно.

Он передохнул с полминуты, отстранив тяжесть в груди, и снова вывел нужный жест концентратором.

Второй прыжок — ещё дальше, поблизости от города в два раза большего, чем Коукворт.

Теперь перемещение вышло чуть грубее. Трещина в воздухе разверзлась с еле слышным щелчком, и его бросило вперёд — пришлось выставить руку, чтобы не рухнуть носом в асфальт. Голова коротко закружилась. Вдалеке гудели маггловские машины, на горизонте играли неоном вывески дешёвых закусочных. Глаза на миг заслезились от рези болезненных ощущений.

— Про слово «стабилизация» волшебники видимо забыли, когда создавали это…

Он проклял сам себя за желание срезать путь. Но поезд? Снова тащиться туда, снова сидеть у окна, растягивая поездку на лишние часы, когда можно сэкономить и оказаться дома за какие-то минут тридцать — невыносимо. Лучше уже три рывка с привкусом рвоты, чем эти долгие часы в обители потных тел и запаха угля, хоть в первый раз было даже в чем-то приятно, но с него, пожалуй, хватит на ближайшее время.

Третий — к окраине Лондона. Ближайшая знакомая точка, практически в упор к вокзалу.

Тут он уже собрался. Аппарация прошла мягче. Пространство хрустнуло, его втянуло, затем выкинуло обратно — в мрачноватый тупик между кирпичных стен, где пахло сыростью и старым табаком. Он выпрямился, расправил плечи, поправил ворот рубашки. Всё, дома.

Оттуда он вышел на главную улицу, пройдя мимо колонки с растрепанными газетами, будки с выцветшим телефоном и лавки с закрытыми жалюзи. Город встречал его вечерним шумом: клаксоны, разговоры, сверкание окон. Проходя мимо витрин, Уильям заметил своё отражение: лицо усталое, но спокойное. Он всё сделал правильно, без расщепов. А то неловко бы вышло, пришлось ему самого себя штопать, хе-хе.

Он не спешил. Под ногами — немного потрескавшийся асфальт, а дома, казавшиеся когда-то холодными и чужими, теперь вызывали странное чувство устойчивости. Словно, вернувшись сюда, он снова обрел равновесие на пару с уверенностью, что теперь всегда сможет трансгрессировать в нужное место, если понадобится.

До дома он добрался с наступлением сумерек, взяв обычное такси, благо фунты у него с собой были (догадался взять при поездке в Коукворт, да и билеты же на что-то брать надо было), да так и доехал, когда небо уже стало глубокого мягкого красного цвета. Закаты тут, конечно, загляденье.

Встал у соседнего от своего дома из-за скрывающих чар, рассчитался и вышел из машины, устало выдохнув. Ну, вот он и дома.

* * *

Последующие несколько дней Уильям отдыхал, морально настраиваясь на только предстоящую зубрёжку всего и вся, ибо когда-то все же начать придется, как бы ему не хотелось вновь влезать во всю ту яму знаний, вынесенную из Запретной секции.

Так, на третий день его вновь чуть не свалило искушение отложить всё ещё на чуть-чуть:

Во время семейного ужина на кухне, вновь поедая мамин пирог (да, это его любимое блюдо), и болтая о мелочах, которые только придут в голову, просто чтобы разбавить тишину и провести вечер вместе. Из духовки струился остаточный жар, а за окном сгущались сумерки, окрашивая стекло в рыжеватый оттенок. Мать, устроившаяся у края стола, то и дело подливала чай, а иногда — не к кому-то конкретно — бросала мягкие, почти автоматические замечания: «Скоро надо будет закупиться мукой», или «Надо обновить чары на вещах».

Отец ел молча, сосредоточенно, пока не отставил вилку и, поиграв пальцами по ободку кружки, неожиданно сказал:

— Меня сегодня опять вызывало начальство. Просят во Францию, пока ненадолго, вроде на две недели.

Мать подняла брови:

— Снова? Опять в какой-то погром? Или теперь будет спокойнее?

— Да, вроде как получше чем в прошлый… — он пожал плечами. — Ходят слухи, что Фостерли теперь работает в тесном сотрудничестве с французскими колдо-медиками. Возможно, стараются наладить координацию, чтобы не было того бардака, как в прошлый раз. Но… — он замолчал, покачал головой, задумчиво смотря в стену. — Похоже, там всё как обычно. Никто ничего не понимает, но пытаются сделать как лучше.

Очередная поездка, на самом деле, довольно вовремя для парня. Все же к нему могли появиться неудобные вопросы, если бы он начал практиковать что-то слишком уж выбивающиеся из программы даже за пятый курс. Он ведь ещё не говорил, что смог обнести половину секции, ибо предчувствовал, что примерно после этого начнется.

Мать опустила глаза, криво повела пальцем по краю тарелки:

— Может, откажешься? Найдётся кто-то другой. Ты и так уже месяц провёл там.

— Я не могу, — просто ответил отец. — Нас и так мало. А раз зовут — значит, нужна конкретная помощь. Они просили именно меня. Сказали, что столько опыта в отбитии идиотов с того света, как у меня, им больше особо негде и искать. Могли, конечно, и Сметвика взять, но тот сейчас в Германии, все ещё пытается ту женщину, пострадавшую на международной встрече, вылечить, бедняга.

Уильям встретился с отцовским взглядом. И решил чуть подыграть, откинувшись на мягкую спинку стула и спокойно спросив:

— Мам, а не хочешь с ним поехать? Отдохнешь там, походишь по местным бутикам, заодно проконтролируешь, чтобы отец не слишком зашивался на своей работе, а?

Отец чуть усмехнулся, с легким веселье посмотрев на Эвелин.

— А что, Уил хорошую идею предложил. Только тогда и ты поедешь тоже, — довольно кивнул на сына Джонатан.

Уильям вздохнул и откинулся на спинку стула. Взгляд скользнул по окну, где деревья уже тонули в темноте. Пирог в его тарелке остыл, так и оставшись недоеденным, все ещё иногда притягивая к себе глаза парня.

— Я не поеду, — сказал он, сразу продолжив, дабы его не перебили, — мне ещё нужно подготовиться к пятому курсу, я и так больше половины лета просто отдыхал. Хочу сейчас всё выучить, чтоб в Хогвартсе не тратить слишком много времени на это. Да и вам вдвоём будет полезно развеяться там в свободное от работы время.

— Ты точно уверен? — С заметной озабоченностью в голосе спросила Эвелин. — Идея снова побывать во Франции мне, конечно, по душе, но ты ведь тут один останешься и…

— И мне уже пятнадцать, а уж прокормить себя я точно смогу, не полный дурак ведь, — намеренно перебил причитания матери Уильям, — так что не переживай, никуда я не денусь за эти две недели.

Да и банально побыть в одиночестве хочется, покопаться в своих мыслях… «вспомнить», каково это, осознавать, что ты остался совершенно один на определённый срок, и никто не придет проведать. Ему ведь это особо и не удается за целый-то год! Сначала Хогвартс, где постоянно происходит какой-то кипиш даже когда кажется, что вроде-бы всё тихо и спокойно. А после лето у себя дома, где практически регулярно находится кто-то один из родителей.

Тем более Уильям уже был во Франции годом ранее, в Париже. Именно тогда мать решила спонтанно сорваться на отдых в столицу лягушатников, организовав спорые сборы впопыхах.

— Ты уверен? — Все же уточнила Эвелин.

— Абсолютно, мам! — Уверенно кивнул парень, легонько пнув отца по ноге, чтоб тоже помог, а то просто сидит и смотрит, совсем никуда не годится… — Уверяю, по приезде вы не найдёте горящие руины, дом останется в целости и сохранности, как и я сам.

— Да, дорогая, — уверенно добавил Моррисон старший, — Уил уже не ребёнок, а нам с тобой полезно будет развеяться в свободное от работы время. Не целыми же сутками меня там держать будут.

Выдохнув, будто делая тяжелейший выбор (быть или не быть), Эвелин неспешно встала из-за стола.

— Ладно, два оболтуса, уговорили, — немного ворчливо начала женщина, — но, значит так…

Уильям с честью выдержал следующие десять минут, за которые мать инструктировала парня про всё и вся касательно дома (будто он был посторонним каким, Мерлин), что еду она наготовит сама, и про необходимые вещи, пока их не будет. Парень кивал, кивал и ещё раз кивал, иногда поддакивая в нужные моменты. Пусть она отведёт душу, рассказав всё, что считает важным, если ей так будет спокойнее. Ему не в тягость просто посидеть послушать то, что он и так сам знает. Мать же, всегда будет переживать за собственного сына, ничего необычного.

И всё же это был хороший вечер.

* * *

Эвелин и Джонатан уехали ранним утром — чемоданы, красивая выездная одежда и краткие объятия, от которых на сердце осталось тёплое чувство комфорта. Мать прижимала Уильяма к себе дольше обычного, оставляя запах каких-то цветочных духов и знакомого ощущения безопасности, как будто могла передать через него защиту на всё то время, что будет далеко. Отец же был немногословен: пожал руку, пристально посмотрел в глаза, коротко кивнул. Иногда он до смешного карикатурен в этом плане. Потом они скрылись за входной дверью, и дом стал заметно тише. Даже часы в коридоре будто начали идти чуть медленнее.

Уильям наконец остался полностью один.

Парень никуда не спешил. Зашёл на кухню, два резких взмаха волшебной палочкой и уже наполненный водой чайник встал на работающую плиту. Из коробочки выбрал крепкий чёрный чай с тонкими вкраплениями каких-то трав — смесь, которую особенно любил отец и подсадил на неё Уильяма. Огонь под чайником потрескивал, вода закипала лениво. Пока всё готовилось, прошёл в гостиную, на миг задержался у камина и нужным движением концентратора активировал переключатель декоративного пламени — камин вспыхнул мягким, ровным светом, потрескивая, и не было ни жара, ни опасности. Просто иллюзия, дарующая настоящий уют.

Он сел в своё кресло, слегка откинувшись на спинку, позволяя телу расслабиться. На подлокотнике — уже готовая чашка с напитком. В руках — подаренный на рождество дневник, в котором уже копились исписанные его почерком страницы: выдержки, теории, редкий анализ старых текстов, когда-то скрытых в пыльных свитках и засекреченных гримуарах (не таких уж, получается, и засекреченных, если их смог переписать «подросток» пятнадцати лет).

Первая заглавная часть дневника была посвящена, как и большинство его размышлений, самой сути магии. Не заклинаниям. Не мануалам по трансфигурации или зелий — а именно самой её природе.

Всё же чары каталога — настоящее чудо, которое придумал кто-то определённо гениальный. На первой странице создаются оглавления (название, как понятно, выбирает сам пользователь), стоит на которые просто немного выпустить магии, как открывается нужная страница.

«Магия не возникает из ничего. Она не есть энергия в чистом виде, которую можно увидеть, она — производная. Как дыхание — не воздух, а его поток. Магия — лишь следствие взаимодействия различных переменных. И если судить по тому, что я читал в трактатах Лавинии Сайрус (занимательный автор, по возможности поискать ещё работы), — поток, питаемый изнутри живым существом. Она не существует отдельно. Даже у волшебных артефактов — всегда был создатель. Всегда был импульс. Также появляются и различные аномалии (Некрополь, официально зарегистрированный прорыв мертвецов две сотни лет назад, импульсом стал идиот-некромант, сжёгший часть собственной души (по опубликованной версии Отдела Тайн, естественно засекреченной, но Запретная секция — чудо) в ритуале для получения нужного эффекта — не из пустоты, потребовался какой-либо катализатор. Сама по себе магия (или эфир? или мана? Почему нет точной терминологии, волшебники, алло?!) аморфна, насколько я смог понять, но при этом находится везде и всюду, просто не каждый к ней чувствителен, что обосновывает существование магглов и сквибов».

Сразу же дальше на странице аккуратным, с немногочисленными завитушками почерком:

«Она привязана к сознанию. Но не только к разуму. Её основа — эмоциональная воля. Связь с душой? Её существование доказано, крестражи — показатель. Поэтому самые сильные эффекты проявляются в момент пика чувств: страха, ярости, любви. Это не случайность. Это прямое следствие механики её действия. Можно сказать, магия — это эмоционально-когнитивная проекция, уплотнённая до результата. Тогда Риддл — аномалия? Без понятия, не достаточно знаний взаимодействия магии с девиантами».

Он откинулся немного назад, размешал чай, и позволил себе короткий вдох. Всё так. Чем больше он наблюдал за собой и за другими, тем очевиднее становилась связь между ощущениями и результатом. Стоит только вспомнить, как работала аппарация: стоило терять контроль — появлялся риск расщепа. Или как легко было вызвать какое-либо болезненное проклятие, когда внутри — паника, отчаяние, злость. Но как же трудно — вызвать то же самое на ровном месте, когда всё спокойно, без повода, просто по инструкции, будто машина (вопросов к способностям Риддла всё больше — это ведь прямое противоречие его теории).

Создать новое заклинание — значит, подобрать верную формулу, логическую и интуитивную, но ещё и вплести в неё чувства. Сформулировать эффект — этого мало. Его нужно почувствовать, нужно ощутить тот образ, который стоит за заклинанием, как ощупываешь форму в темноте. Это как писать музыку: мало знать ноты, важно слышать. Чувствовать. Верить в то, что будет звучать. Но после первого успешного применения функцию «слышать» можно убрать, ибо волшебник уже знает желаемый эффект и способ его достижения.

«Вот почему самые старые заклинания сохранились. Они как следы сильных эмоций в камне. Как будто кто-то пронзал ткань реальности с такой силой, что она осталась повреждённой навсегда. Вбитый в мир след. И этот след можно повторить. А значит — воспроизвести эффект. Но попробуй сотвори его заново — с нуля — и поймёшь, насколько тонка грань (необходимый катализатор для создания Авады? Вроде бы желание безболезненной смерти и сотни часов труда в придачу, результат на лицо). Чем сложнее эффект — тем больше магии необходимо для его создания».

Уильям провёл пальцами по краю страницы, глядя в огонь. Огонь мигал, мягко отражаясь в стеклянных дверцах камина. В доме было спокойно, ни звука, кроме тиканья часов. Ему нравилась эта тишина. Идеальное пространство, в котором можно думать.

Открыв другую главу, парень смотрел на написанное сложным взглядом. Помнил, как руки слегка потели, когда он переписывал строки о том, что некоторые формы воздействия на сознание вели к необратимым последствиям, невольно проецируемым на себя самого: распад внутренней структуры, утрата личности, прямая зависимость от катализаторов.

Сухо. Клинически. Но за этим стояли настоящие, вполне осязаемые ужасы многих проверок различных теорий. Он пока не знал, готов ли читать дальше, пока не разберется в базовой ментальной магии. Всё же забредать слишком далеко, не освоив и базовый уровень обычно ничем хорошим не заканчивается.

Сейчас, когда в доме никого не было и точно не появится любопытной матери у двери, Уильям спустился в подвальный зал для практики чар, взяв с собой палочку, дневник и бутылку воды. Он знал, что впереди — минимум час, но скорее всего куда больше, и надеялся, что сможет достаточно быстро выучить то, что уже давно хотел, ещё с зимних занятий с Хоффманом, мир ему прахом.

На очередной из сотен страниц, которую Моррисон открыл, рукой был записан практически пошаговый путеводитель для «Aqua Eructo» — заклинания, создающего струю воды. Формулировка — чёткая, направление — вперёд от точки фокусировки, источник — магическая энергия, преобразованная в элементарную форму. Сложность, как было указано, заключалась в удержании нужного уровня давления и объёма.

Оно заинтересовало парня своей многофункциональностью. Потушить пожары, костры и агрессивных огненных саламандр, конечно, бывает полезно, но куда больше его привлекает боевое применение. Обычно Протего блокирует одно направленное заклинание, а то, как известно, не наносит слишком сильного давления на щит, пробивая в основном за счёт своей мощи. Но что будет, если на защиту налетит сильный напор воды, который будет подвергать защиту постоянному физическому давлению?

Конечно, сомнительная эффективность, но иногда неожиданность в бою может сыграть куда больше, чем грубая сила. Удивил своего противника — победил. Ещё одна известная большинству мудрость почившего профессора.

Базовое заклинание наверняка не выдаст желаемого эффекта, но ведь напор можно и увеличить, на пару с давлением, убавив объем выпускаемой струи воды. На последнее, к сожалению, знаний Уильяма ещё не хватает, чтобы модифицировать уже существующие заклинания. В этом плане он полностью готов признать ум Снейпа, который совсем скоро (если не уже) создаст собственное заклинание.

Парень встал ближе к центру комнаты, уверенно поднял палочку.

— Aqua Eructo.

Ничего.

Даже не удивился. Прочитанное ещё не означало усвоенное. Прошёлся глазами по заметкам — ещё раз перечитал не слишком уж детальное описание. Закрыл глаза. Вдох. Выдох. Ладно, можно попробовать настроиться на саму «водичку», каким бы идиотом от этого Моррисон себя не чувствовал. Он представил реку. Падающий водопад, давление которого способно моментально сбить с ног.

— Aqua Eructo.

Из конца палочки вырвался слабый влажный вихрь, будто кто-то капнул водой в воздух. Почти ничего. Но что-то начало сдвигаться.

— Моргану мне в жёны, реально сработало… — на грани слышимости пробормотал он сам себе под нос, в неверии приоткрыв глаза. — Магия этого мира — просто бред. Интересно, если накуриться и представить, как я создаю пролом в мир пони и единорогов, это сработает?

Повторил заклинание снова, снова и снова. Мысленно проваливаясь в ощущение воды, вплетая в движение палочки резкость — будто волна выталкивается изнутри. Через двадцать минут появилась первая полноценная струя, прерывистая, слабая, но направленная. Уильям выдохнул, вытер лоб и сделал ещё пять подходов. Каждая из них чуть-чуть крепче.

«Ну, когда уловил суть, стало похоже на гринд в какой-нибудь второсортной фэнтези игрушке», — вспомнив свои будни студента, сам себе неловко улыбнулся от такого сравнения парень.

К концу часа Уильям уже уверенно вызывал резкий поток воды, способный сбить коробку или потушить небольшое пламя, которое он создал для тренировки. Это не было триумфом, но в его теле появилась лёгкая гордость — всё же приятно изучать новые потенциально убойные штуки.

Моррисон знал, что следующим будет Конфринго — взрывное, куда более опасное заклинание, с огоньком и спецэффектами, так сказать. Но и куда более любопытное.

В отличие от прошлого, где всё держалось на четком образе воды, новое требовало другого подхода: намерения разрушить, направленной воли на расширение энергии до грани, пока та не достигнет предела, сделав «бум» из-за давления. Само осознание концепции заклинания уже немного скрутило мозг парня в трубочку.

И именно это вызывало у него сложность. Не агрессия, не злость — воля разорвать нечто, дать магии выйти с таким давлением, чтобы она разбила, сотрясла, превратила в обломки.

А ведь к этому ещё нужно добавить огненную вспышку, в чем и заключается основная сложность — комбинирование эффектов. Взрыв, который создаёт извержение пламени.

Первые попытки были откровенно жалкими. Моррисон чувствовал себя неуверенным: палочка отзывалась вяло, энергия сбивалась, и заклинание срывалось, оставляя лишь слабый импульс и запах палёного воздуха. Снова он ушёл к дневнику. Там, в заметках, где объяснялась природа заклинания, было подчёркнуто: «не в злости сила, но в намерении. Ты не должен ненавидеть предмет — ты должен решительно желать его исчезновения».

«Невольно сам себе оставил отсылку на джедайев? Никогда вроде не был фанатом Звёздных войн. Первый фильм, кстати, насколько помню, снимут в ближайшие лет пять? Точно знаю, что в семидесятых. Нужно будет сходить как-нибудь на него, классика ведь».

Он обдумывал это заклинание весь остаток дня. Перестал пытаться сразу применить его. Сел прямо на пол (с волшебным подогревом даже летом!), рядом с дневником, стал выписывать синонимы, образы, ассоциации для лучшего понимания: «взрыв», «расширение», «разрыв», «переполнение границы формы (что?)». Потом, с девяти утра, крепко выспавшись и вдоволь повалявшись в комфортной кровати — снова работать.

Уильям не произносил заклинание. Сначала просто водил палочкой, вызывая образ импульса, резкого давления изнутри. Как будто воздух вокруг предмета не выдерживает и сам взрывается, извергая пламя после.

На второй день появилась первая вспышка. Не опасная, но яркая. Ящик в виде мишени у стены вздрогнул, покрывшись трещиной. И при этом даже не нагрелся. Значит, что-то опять не так…

Спустя ещё пару часов попыток «вкурить», что он делает не так, всё же попробовал снова:

— Confringo.

В этот раз волна энергии была мощнее — верхняя часть ящика громко треснула, и часть досок, будто подталкиваемые изнутри, отлетели на целый метр, вспыхнув, быстро осыпаясь углями. Неестественно быстро. Ладно, кажись, начальный путь проложен…

К концу третьего дня он уже сносил целые ящики — врезался заклинанием в мишени, которые сам ставил. Внутри всё отдавало глухим гудением от постоянных, но небольших взрывов.

Он сел на пол, вытирая лицо. Подвал был слегка задымлён. Но сам он был спокоен. Даже чуть более жив, чем утром. Оставшееся — дело практики. Все-таки разница между относительно безобидной струёй воды и взрывным на лицо: первое он изучил примерно часа за два, тогда как об второе почти четыре дня долбился.

Вечером, спустя два дня после короткого перерыва, посвящённого прогулкам, книгам и редкому ничегонеделанию, Уильям решил, что пора приступить к тому, ради чего он столько читал и переписывал, — к практике Окклюменции. Подвал, уже ставший чем-то вроде его убежища, вновь встретил мёртвой тишиной и прохладой благодаря чарам на стенах. Сложенный наспех ковёр, старое кресло, тусклый свет с потолка — атмосфера подходила идеально.

Сев по-турецки на ковёр, выпрямил спину, положив ладони на колени. Несколько мгновений потратил на то, чтобы отогнать внутреннюю суету — мельтешение мыслей, случайные фразы из книжек, упрямый зуд в колене. Всё это мешало. Удивительно, как много шума способно производить собственное сознание, стоило только попытаться его заглушить.

Процесс оказался одновременно простым и пугающе сложным. Теоретически он понимал, что нужно делать: очистить разум, достигнуть внутренней тишины, стать зеркальной поверхностью, на которой не задерживается ни одна мысль. Но на практике всё напоминало не медитацию, а скорее борьбу. Мысли всплывали с неожиданной скоростью. Стоило прогнать одну — тут же появлялась следующая, как рой назойливых комаров.

Парень концентрировался на дыхании. Вдох — выдох. Считал про себя. Мысленно рисовал тёмную поверхность воды, на которую не падает ни один листок. Это давало результат: после десяти минут концентрации поток мыслей стал тише, а спустя ещё пять — сознание будто отстранилось. Всё ещё были ощущения — от давления пола, от лёгкого зуда на виске, от тусклого гудения лампы, — но они стали фоном, сдвинутым далеко за пределы внимания.

В этом состоянии Уильям задержался минут на двадцать. Время ощущалось иначе — тянулось, как вода сквозь пальцы. Он впервые достиг подобного уровня — не абсолютного безмолвия, но устойчивого притупления шума внутри головы. Не было эмоций, не было образов. Покой. Но этот покой дался нелегко.

Время, которое Моррисон сидел на полу пролетело будто бы незаметно, на перемотке.

Когда встал, мышцы отозвались слабостью, будто он не сидел на месте, а таскал грузы. Голова гудела. Небольшая дрожь в руках. Разум, непривычный к подобной нагрузке, начал восставать. Он ощутил странное опустошение — как после трудного разговора или длинного дня на жаре. Казалось, сам мозг стал тоньше, уязвимее, хотя и чище. Хотелось сжать виски прессом дабы унять эту назойливую боль навсегда.

Вернувшись наверх, налил себе воды и сделал несколько глотков. Пульс успокаивался медленно.

Уильям, конечно, представлял, что изучение Окклюменции — это тот ещё геморрой, но не настолько же! Первый шаг заключается в том, чтобы продержать такое состояние целые сутки, при этом избежав того, что по пробуждению тело будет не совсем живым. И при этом иметь способность входить в такую импровизированную медитацию в любой момент. Заключительный этап — делать это, будучи полностью в сознании.

Сидишь, допустим, на трансфигурации, и «бам» — очистил сознание, при этом все ещё осознавая происходящее. Такими темпами ему минимум полгода, если не целый год идти до этого. Ну, в прочем, защита разума того стоит. Он готов хоть неделями ради этого пахать как домовой эльф, если бы настойчивость здесь помогла хоть сколь-либо. Самое важное в занятиях — это регулярность, чтобы организм привык к этому.

Первый шаг уже проложен, и даже если он окажется тем ещё бездарностью в этом — парень всё равно доведёт собственную защиту разума до такого пика, что и всякие Томные Лорды не смогут прочитать. Однако если до этого дойдет, то уже никакая бравада ему не поможет — поминай как звали.

* * *

Дом наполнился жизнью неожиданно — с громким хлопком входной двери, весёлым гомоном голосов и запахами чужого города, впитавшимися в одежду. Уильям поднялся с кресла, оставив кружку с остывшим чаем и полузакрытый дневник на подлокотнике, как раз вовремя, чтобы встретить родителей в прихожей.

Мать первой прошла в дом — она выглядела усталой, но оживлённой. Щёки чуть зарумянились от ветра, волосы были собраны в привычный пучок. За ней — отец, неся один из чемоданов. Он что-то бурчал себе под нос — видимо, о трудностях обратной дороги — и всё ещё не снял пальто.

— Ну вот мы и дома, — отозвалась Эвелин, не успев разуться. Бросила взгляд на сына. — А ты, похоже, даже соскучиться не успел?

— Едва успел навести порядок вчера вечером, — ответил он с лёгкой улыбкой. — Как прошла поездка?

Семья прошла на кухню, будто по привычке. Джонатан поставил чемодан у стола и споро поставил чайник на огонь, не дожидаясь остальных. Эвелин, наоборот, уселась и вытянула ноги, сцепив пальцы на животе.

— Сначала было дико жарко, что даже странно для Парижа, — начала она, бросив взгляд на мужа. — Но к третьему дню привыкли. Нам досталась гостиница с видом на старую площадь. Там такой рынок по воскресеньям… Я тебе потом покажу колдо-фото.

— И толпы, — вставил Джонатан, наполнив чайник. — Магглы, конечно, понятия не имеют, как вести себя в очереди. В больнице же дел хватило бы на месяц, но мы с другими приезжими коллегами управились быстрее. Там после того погрома в начале лета все ещё напряженно, но уже без авралов.

— Насчет этого, кстати… — начал было он, но Эвелин махнула рукой.

— Потом, милый. Давай сначала что-нибудь перекусим, а то у меня ноги отваливаются. Ты как, дома-то не заскучал?

— Было спокойно, — пожал плечами парень. Потом так потом. — Читал, немного занимался в подвале. Да и тишина… не привычно было немного, честно говоря.

— Видишь, — сказала женщина, с усмешкой глядя на мужа, который будто гипнотизировал плиту взглядом. — А ты боялся, что он стены грызть начнёт без нас.

Джонатан ухмыльнулся, разливая по чашкам кипяток.

— Ещё скажи, что не скучал, — бросил он, глядя через плечо.

— Немного, — признался Уильям, — но вы вернулись. Так что порядок.

Они рассмеялись, и за кухонным столом вновь повисло это простое, полное невидимой привязанности чувство уюта.

Конец августа постепенно приближался, а вместе с ним всё отчётливее ощущалась потребность структурировать накопленные за лето знания. Уильям почти не выходил из дому без нужды, просыпаясь рано, заваривая чай в кухне с запотевшими окнами, и уходя в подвал.

Родители по началу беспокоились его рвением в учёбе, но, благо, красноречия парня хватило, чтобы их убедить в необходимости занятий перед школой.

Однажды утром, когда солнце ещё только цеплялось за верхушки деревьев за окном, он вошёл в кабинет отца с тетрадью в руках (не дневником, ибо мало ли что, паранойя наше всё) — переписанные с книг схемы и описания заклинаний исцеления, выстроенные в цепочку от базовых до сложных. Джонатан, только вернувшийся с ночного дежурства, устало поправил очки, взял записи и углубился в чтение на долгие минуты.

В это время Уильям спокойно сидел на небольшом диванчике, бездумно листая очередной выпуск «Пророка», ранее лежавший у отца на столе. Никаких громких новостей не было, к счастью или сожалению. Как объявили о начале какой-то там операции, так теперь и молчат. Мило.

— Ты сам эти связки выстраивал? — Наконец спросил он, слегка приподняв брови.

— Угу. Гримуар в библиотеке был бессистемный, просто сборник случаев. Я попытался вытащить оттуда метод.

Мужчина кивнул, немного нахмурившись, все ещё вчитываясь в написанное.

— Вот это, — он указал пером на разворот, где описывался механизм заживления трещин на костях с одновременной стабилизацией артериального давления, — хорошо написано. Только ты упустил важный момент — магия не должна стимулировать избыточный рост тканей, иначе пойдёт фиброз. Нужно дозировать импульс. Откуда такую книженцию, кстати, достал?

— В Хогвартсе, когда искал что-нибудь интересное. Сам знаешь, там чего только не лежит.

— Понимаю, ха-ха! Мне однажды там довелось найти сборник историй… не для детей, скажем так. Правда, у меня его быстро забрала твоя мама, когда увидела, попутно надавав мне по голове, но сама-то его сохранила. Хорошее было время…

Пара часов ушла на то, чтобы они вместе — по сути впервые — разобрали структуру одного сложного заклинания, обращённого к мягким тканям и внутренним органам. Отец объяснял, как отслеживать состояние тела при помощи специализированных чар, на что именно настраивать поток силы и как чувствовать момент, когда остановиться. Уильям слушал жадно, впитывая без остатка, даже не замечая, как за окнами ползут облака.

Через три дня получилось. Аккуратный импульс, отзывающийся в теле как лёгкое тепло. Сконцентрировавшись на условно обозначенном участке, он направлял магию внутрь, «сшивая» повреждённые внутренние ткани до первозданного состояния. Бедные восемь птичек пострадали не напрасно, уже вновь способные летать.

Ночами он не засиживался, но однажды не заметил, как время перевалило за полночь. В дневнике перед ним расплывался набросок заклинания, о котором прежде не слышал — защитный щит, трансформирующийся в боевую форму. Названия у него не было. Только описание и зарисовки. Уильям нашёл его в сшивке из библиотеки Блэков, и с тех пор не мог выбросить из головы.

Даже если использовать его может быть опасно по причине возникновения ненужных вопросов, он всё равно это сделает. Игнорировать такую силу было бы верхом глупости. Честно сказать, иногда его самого пугает собственный «хомяк», который тянется к знаниям, будто губка к воде.

Работа началась с теории. Он просматривал главы по трансформационным чарам, системам активной защиты (и понимал некоторые слова через раз). Поток, по сути, начинался как щит — купол или плоскость, выстроенная по принципу Протего, но вместо рассеивания силы при столкновении она концентрировалась в центральную точку (из-за чего долго его удерживать опасно для жизни). Оттуда, срывом, щит отправлял наружу всю накопленную мощь, в том числе саму энергию, потраченную на создание заклинания — закрученной, направленной струёй, похожей на тонкую буровую установку. Цвет описывался как мутно-серый — впервые Уильям даже видит чары с таким эффектом. Это определённо что-то уникальное.

Неделю он пытался создать щит — для начала просто стабильную конструкцию. Едва не сжёг себе палец при одном из импульсов. Щит складывался, но не мог держаться — распадался, терял форму. Требовалась не просто концентрация — осознанная векторная направленность, поддерживаемая постоянно. Он начал тренировать это отдельно, практически всё свободное время, ибо конец каникул приближался с неумолимой скоростью.

Вторая неделя принесла сдвиг. В подвале, где даже воздух уже давно пропитан запахом древесины от множества пострадавших импровизированных «мишеней» он наконец сумел удержать форму. Серый купол вздрогнул, по его поверхности прошла молниеносная рябь, будто круги на воде, сжал себя внутрь — и сорвался вперёд с гулким, противным звуком, как если бы всем известные шары Ньютона бились друг о друга не переставая, с дикой скоростью.

В стену врезался спиральный след — почти невидимый, но чувствовавшийся как тяжёлый удар. Грохот, поднявшийся после столкновения, был будто гром посреди ясного неба. На месте мишени остались лишь искорёженные осколки камня (для проверки он использовал блок булыжника). Мышцы отзывалась в руке дрожью от одного только удержания такого конструкта.

И раз уж у заклинания нет толком названия… Стоп. Только сейчас до Моррисона наконец дошло: он только что выполнил невербальную магию, банально пропустив фазу со словом-активатором… Пиздец.

Ему страшно даже представить, что ещё за хтонь хранится в библиотеке Блэков, если это парень сделал, вычитав только в одном гримуаре. А ведь там такого добра ещё хватает… Да ему только уже выписанное осваивать несколько лет так точно!

Промежутки между тренировками он заполнял обыденными письмами друзьям, поддерживая общение, читал «Пророк» (надежды увидеть скорый результат деятельности Минчума таяли стремительно) и заполнял дневник своими мыслями обо всё на свете. Название заклинанию он дал подобающее: «Серая Вуаль». Просто и со вкусом, всё равно ему не нужно его даже проговаривать.

Последние дни августа начали сжиматься в плотное кольцо. Предстояло закупить всё необходимое к школе, а заодно — навестить старого знакомого Эвелин, владельца лавки магических животных, которому, как та обмолвилась Уильяму, она обещала передать кое-что от своей подруги.

Путь до Аллеи они преодолели аппарацией — сначала на окраину, а потом коротким прыжком в специально отведённый переход (все-таки тот задрипанный бар далеко не единственный вход в квартал). Едва ступив на узкую мостовую, Уильям почувствовал перемену — воздух, казалось, был более сдавленным, чем обычно. Люди шли быстро, не задерживая взглядов, некоторые лица прятались за капюшонами. За вывесками сновали обеспокоенные продавцы, следящие за входящими с насторожённостью. И на этом фоне непосредственность детей, которые также делали покупки к школе или просто гуляли с родителями, выглядела несколько чуждой.

— Ты тоже это чувствуешь? — Тихо спросил он мать, когда они обогнули лавку зелий.

Эвелин огляделась, вздыхая.

— Да. После тех нападений у всех нервы на пределе. Даже в Министерстве говорят шёпотом. Официально — «несчастные случаи», но никто не верит. Нехорошее что-то грядёт, помяни мои слова.

Они не задерживались — путь лежал прямо к лавке магических тварей, стоявшей меж магазином метел и узкой пекарней, в которой почти не пекли, вот так парадокс. Возле двери стоял зачарованный гном с зазывающей табличкой, по обыкновению свирепо косившийся на каждого входящего. Внутри пахло сухой соломой, перьями и слабым запахом диковинных масел.

Продавец, высокий худощавый колдун в запятнанной жилетке, обрадовался Эвелин искренне, обняв её одной рукой — в другой он держал клетку с карликовой совой, которая отчаянно хотела, по всей видимости, прикончить продавца самым мучительным способом, ибо дергалась слишком уж резво.

— Эви, ты, как всегда, вовремя. Я получил твоё письмо, так что передай Ирике, её заказ примем, но перчатки пусть в следующий раз пришлёт не вываренными, у нас два мышистых летуна уже в обмороке.

— Я передам, — рассмеялась она. — А это мой младший — Уильям. Хогвартс, пятый курс.

Колдун кивнул Уильяму и, поводя плечами, заметил:

— Не хочешь ли чего-нибудь? Может, сову? Или… — он выразительно посмотрел на задний угол, где на высокой подушке сидел крупный полосатый Книззл, смотревший на парня как на загадку, которую уже почти разгадали.

— О, кстати, — вставила мать, — я думала, может, завести тебе такого? Надёжный, сообразительный. Не то что обычные кошки. Если почувствует угрозу — даст знать. Да и в быту поможет.

— Мам, я за собой-то не всегда уследить могу, — не приврал парень, ибо если бы не школа, так и сидел бы, изучая собственный дневник. — А если кот решит, что я подозрительный?

— Он не решит, если ты не будешь себя вести как подозрительный. — Усмехнулась Эвелин.

— Ты видела, как он на меня смотрит?

— С интересом.

— С приговором, — фыркнул Уильям. — Он уже знает, что я забыл завтрак на кухне и чуть не упал на лестнице.

Книззл лениво потянулся, не сводя взгляда с Уильяма. Тот в ответ прищурился.

— Я, пожалуй, пас. Будет мне потом выговаривать на чистом английском.

Эвелин только покачала головой, тепло улыбнувшись такой непосредственности.

— Твоё дело. Хотя это был бы хороший опыт ответственности.

— Мне бы ответственность за самого себя не потерять, — насмешливо фыркнул Моррисон, кивнув Книззлу, — а то заведу его, а он сбежит в Министерство и попросит политического убежища.

Покупки заняли больше времени, чем ожидалось. Очередь за новыми перьями, очередь за зельями, в лавке одежды — скомканный, почти враждебный диалог между покупателями и продавщицей, та нервно теребила воротник мантии, пока вела список. Буквально чувствовалось, как тревога пульсирует в толпе — тихая, как подземный ток.

Уильям, стоя в углу лавки, наблюдал, как двое старшекурсников шепчутся, думая, что их никто не видит и, озираясь, упоминали кончину Хоффмана, насколько расслышал парень. Через дорогу, возле лавки Олливандера двое авроров переговаривались с владельцем магазина, на лице последнего был откровенный страх. Тема беседы тому явно не нравилась. Казалось бы, обычный будний день, а даже так люди обеспокоены.

— Всё больше слухов, — проговорил он тихо, когда они вышли на перекрёсток.

Мать кивнула, сжав его плечо.

— Старайся быть осторожным. Что-то будет, я уже говорила. И это чувствуется даже в воздухе.

— Я знаю, — откликнулся парень, глядя на небо, где между дымчатыми облаками проскользнула неизвестная сова. — Только вот никто не скажет, когда именно, что именно и откуда этого ждать. Как же напряжно-то…

Последний свёрток в руках, пара шагов по каменной мостовой, и вскоре они скрылись в укромном переулке, откуда можно было аппарацией вернуться домой. Пятый курс уже вот-вот начнется.

Первое сентября тысяча девятьсот семьдесят пятого выдалось крайне шумным и суетливым для практически всех школьников и студентов в мире, и ученики Хогвартса не исключение.

На перроне между девятой и десятой платформами толпились семьи: родители снующих туда-сюда детей, тележки, котлы, чемоданы и совы, обиженно ухавшие от каждого резкого звука. Воздух дрожал от криков, смеха и стука колёс — всё, как и положено в день, когда сотни юных волшебников возвращаются в школу.

Одно и то же зрелище для парня уже в пятый раз, и каждый проходит с всеобщей, заразительной поспешностью, будто если вот прямо сейчас не войти в поезд, то он уедет без него.

Уильям попрощался с родителями без лишней сентиментальности — обнял мать, пожал руку отцу, выслушал их последние советы и пожелания. Всё ещё ощущая запах домашнего очага, он спокойно шагнул в проём поезда и растворился в его прохладных коридорах, где чемоданы уже гремели, кошки прятались под сиденья, а старшекурсники перекрикивались из купе, периодически перебегая то в одно, то в другое.

Поезд медленно тронулся, унося толпы крикливых детей и подростков далеко от станции. Моррисон довольно быстро нашел своих — Эванс, МакКиннон и Стоун с Лонгботтомом уже сидели вместе, с открытой нараспашку дверью.

Внутри купе царила уютная неразбериха: Лили, лежавшая на коленях у Алисы, которая сидела у окна, болтала с Марлин, активно жестикулируя рукой, в которой скомканной гармошкой висела записка. Противоположное сиденье занимали Фрэнк и сама МакКиннон. Все четверо уже переоделись в школьные мантии, как будто хотели заранее ощутить себя частью хогвартской рутины.

— Привет, ребят, — Моррисон быстро вошел внутрь, чтобы не мешать первокурснику с багровым от напряжения лицом, который тщетно пытался дотащить багаж, спотыкаясь на каждом шагу, идти… куда-то с упорством гиппогрифа.

— Привет, Уил, — откликнулась Лили с тёплой полуулыбкой, будто встречала старого друга не спустя месяц, а всего через пару дней, лениво махнув рукой. — Чего так долго?

— Это просто вы слишком торопитесь занять места, — усмехнулся он, ставя чемодан на багажную полку и деловито подошёл в упор к мягкой скамье, которую оккупировали ноги рыжеволосой. — Двигайся, или так сяду.

— Не хочу, — весело хмыкнула девушка, никак не поменяв позу. — С Фрэнком сядь, мне так удобно. И моей подушке тоже, да, Алис?

— Главное не ворочайся, — спокойно погладив Эванс по голове, будто котёнка, приятным голосом отозвалась Стоун.

Она вообще была довольно симпатичной, и при этом с легким, прямолинейным характером, из-за чего общий язык с ней было найти довольно легко. А каштановые волосы чуть ниже плеч, которые она любила завязывать в хвостик, лишь добавляли приязни.

— Прекрасно, — протянул Уильям, сев рядом с Марлин, тогда как единственный кроме него парень сидел напротив Алисы, у окна, — тебе бы ещё мурчать научиться, будешь вылитая кошка, Лили.

— Не ворчи на старосту, а то баллы сниму! — Воинственно помахала в него кулачком девушка, ткнув в значок старосты, на который он не обратил внимания.

— У нас теперь новая власть на факультете, гроза всех и каждого, — легонько толкнув Уильяма локтем, игриво сказала МакКиннон, — так что лучше не зли её, Уил. Лили уже вошла во вкус, начав нас тиранить.

Парень весело хохотнул, явно представляя это. Уж с её-то талантом капать на мозги, когда это нужно, он может только посочувствовать всем прочим, включая самого себя, когда Эванс войдет во вкус.

— Сплошной беспредел, — поддакнул Фрэнк.

— Да брехня всё это! — Гордо и независимо фыркнула Лили, повернувшись лицом к Алисе, уткнувшись носом в её живот. — Всё, не дружу я с вами, вы злые.

— Ну вот, обиделась, — улыбаясь, Марлин продолжила нежным голосом, каким обычно говорят с совсем маленькими детьми, — а если тебя накормить конфетами, то оттаешь?

— Я неподкупна! — Приглушённо ответила Эванс, поворочавшись.

— Да? Так жаль, тогда мне придётся самой съесть ту упаковку ломкого, многослойного, изумительно вкусного молочного шоколада, которую я взяла из дому… — тоном демона искусителя МакКиннон елейно продолжила, весело наблюдая за тем, как Эванс стала ворочаться всё больше, из-за чего Алиса немного нахмурилась, тоже внимательно слушая подругу, — а ведь там ещё есть со вкусом сгущённого молока, карамель…

— Ладно! Ладно! — Со стоном великомученика Лили рывком встала, с поистине кошачьей наглостью «втиснувшись» между Уильямом и Марлин, отодвинув парня к стенке своим боком, ещё и поёрзав на месте. — Коррупция победила, но в первый и последний раз.

Она прижалась к усмехающейся блондинке поближе, «цапнув» её правую руку к себе.

— Всегда нужно знать правильный подход к людям… — также с улыбкой покачал головой Лонгботтом, — или кошкам в их обличье.

— Я думаю, что никто бы не устоял перед таким, Фрэнк. Кстати, где Адам с Эдвином? — Поинтересовался Уильям, которого Эванс, все ещё несмотря на то, что прижалась к подруге, будто специально таранит бёдрами, «ёрзая».

Ну, а он и не против. Парню даже нравится. Тем более приятно, когда она в таком отличном настроении, так и излучает позитив одним своим присутствием.

— Согласен. А они там с Пуффендуйцами сидят, хорошие ребята.

— Так, тебе когда значок пришёл, Лили? Поздравляю, кстати, хотя мы и так были уверены, что должность твоя, — приобняв ластящуюся рыжеволосую, спросила Марлин под нестройные «поздравляю» от остальных.

— Да на днях, — пожала плечами девушка, — вместе с письмом от МакГонагалл. Ничего интересного, просто перечень обязанностей, поздравление и значок в комплекте.

— Ну, у вас же должно быть какое-то собрание, где более предметно всё разъяснят? — Озадаченно почесал подбородок Уильям, «толкнув» Эванс в ответ боком, когда она снова попыталась его задеть. — Не уверен, но должно вроде быть что-то такое.

— Ага, нужно будет зайти в купе старост, только дойти бы до него ещё, — будто кошка, фыркнув, она ещё больше вжалась в Марлин, взяв её руку в заложники, — а когда меня кормить будут? Нужно ведь отпраздновать!

— Вечером в гостиной будут, мне сейчас лень копаться в чемодане, — с несползающей с лица легкой, довольной полу улыбкой ответила МакКиннон, — меня сейчас больше вот что волнует: ЗОТИ и СОВ.

Тяжело вздохнув на то, что прямо сейчас её кормить никто не будет, рыжеволосая, в прочем, все также осталась сидеть возле подруги.

— Ну, насчёт защиты особо и сказать нечего, — задумчиво начал Фрэнк, — тут чистое везение. Остаётся надеяться, что будет профессор хотя бы не сильно хуже прошлого.

— А из-за экзаменов нас наверняка будут грузить сверх меры, но скорее всего не прямо сразу, — добавил Уильям, вытянув ноги и немного съехав вниз, устраиваясь по удобнее, — но как же не хочется, м-мех… Стоит сразу подумать про то, как опять буду торчать в библиотеке днями и часами, деля её с толпами других бедолаг, сразу хочу закрыть глаза и представить что это просто сон.

— Это относится ко всем урокам, я лично когда прихожу на трансфигурацию — каждый раз надеюсь, что МакКошка меня не вызовет. Дебри сплошные, а не предмет, — поджав губы, пожаловалась Алиса.

— Ну, у меня такое с… э-э-э, да ни с чем, ладно, я просто умный, — неловко «откашлялся» Уильям, прервав свою попытку поддержать подругу, — но зелья я не люблю совершенно!

— Что не мешает тебе сдавать их на превосходно, — завидно фыркнула МакКиннон, — ко мне Слагги цепляется будто по любому поводу, бесит!

— Не всем быть любимчиками профессоров, смирись, Марлин, — легонько погладив её по волосам, дабы даже мельком не испортить причёску, притворно пожалела её Эванс.

— Как скажешь, Лили-меня-все-любят, — закатила глаза блондинка, — зато я в квиддиче лучше!

— Да кто ж спорит, твоё желание натереть промежность на этой метле просто легендарно в своей сути, — с каменным лицом вставила Стоун, стараясь не засмеяться.

— Алиса! — Негодующе воскликнула жертва инсинуаций, засмущавшись.

— Пха-ха!

Секунду спустя вся троица уже заливалась смехом, захлёбываясь от неожиданного вброса, тем более от Алисы — той самой Алисы, которая обычно выдерживала тон как профессор и шутки раздавала дозированно, будто рецепт в больничной палате. Купе наполнилось весёлым гомоном, и даже позади в коридоре кто-то обернулся, не выдержав заразительного хохота сквозь открытую дверь.

— Ладно, это было отлично, — поднялась Лили с широкой от смеха улыбкой, — я пойду на собрание, может оно уже началось, не хотелось бы опоздать в первый же день.

— Удачи там, мы в тебя верим, — все ещё немного дуясь, Марлин приподняла кулачок в знак поддержки, будто благословляя на подвиг, тогда как Уильям сел нормально, освободив проход.

— Главное не лебези там перед ними, — добавил он напоследок, — а то как присядут на шею, так и не слезут.

— Я справлюсь, — уверенно ответила Эванс, шагнув в коридор и на ходу закидывая волосы за плечо. — И да, ребят, спасибо.

Оставшийся путь до школы пролетел быстро в разговорах. А когда ребята уже устали, то каждый занялся своим делом, лишь изредка перебрасываясь репликами: Фрэнк с Алисой снова корпели над какой-то темой по травологии, Марлин принялась рисовать в альбоме, все-таки распотрошив свой чемодан, а сам Уильям начал читать «Хоббит» Толкина (хорошо занимает на время, когда делать нечего).

Пейзажи за окном постепенно темнели, солнце склонялось к горизонту, и лица ребят в купе заливались золотисто-янтарным светом, заставляя щуриться, при этом никто из них не прикрывал занавески, периодически постреливая взглядами на открывавшиеся действительно красивые виды.

К моменту, когда поезд начал сбрасывать скорость, за окном уже окончательно сгустились сумерки. Прибыв на станцию, студенты не спеша высыпались из вагонов. В толпе мелькали радостные лица, летели приветствия, из темноты кто-то окликал друзей, первокурсники растерянно жались к Хагриду, который их встретил на перроне.

Группа из Моррисона, Стоун, Лонгботтома и МакКиннон выбралась одной из последних. Влажный вечерний воздух обволакивал плечи, вдалеке над горами клубились чёрные облака, предзнаменую очередной дождь (Уильям все ещё не слишком-то и привык к такой переменчивой погоде, за столько лет) и за деревьями виднелись огоньки Хогвартса.

Кареты стояли, как обычно, неподалёку от платформы, в нетерпеливом покачивании запряжённые фестралами — изящными, тревожно-призрачными созданиями. Парень вновь задержал взгляд на одном из них: почти прозрачная кожа, силуэт костей под ней, вытянутая морда, пустые глаза. В них не было ни страха, ни злобы — только безмолвная покорность.

— Всё никак не привыкну, — пробормотал он, невольно подойдя ближе. — Есть в них что-то… не от мира сего.

Его главная теория, почему он их видит (ибо никаких смертей в новом мире не видел) — его перерождение. По сути ведь, прошел сквозь завесу, или как там правильно, ибо в прошлом мире смерть его… была далеко от приятной. Очень даже. До сих пор неприятно вспоминать, хоть мурашек по коже уже и не проходит.

— Точно сказано, — отозвалась Алиса, мягко коснувшись его локтя.

— Ты их видишь? — удивился Моррисон.

— Да, — тихо кивнула. — Не хочу говорить о том, почему.

— Конечно, — с лёгким кивком отозвался Уильям, обойдя фестрала и подойдя к карете. Рука скользнула по деревянной двери, потемневшей от времени и дождей.

Они задержались, переговариваясь вполголоса, поэтому вокруг уже почти никого не осталось. Последние студенты давно расселись по повозкам, и та, что ждала их, стояла одна в отдалении — словно терпеливая лошадь на краю поля. Копыта фестралов негромко переступали по земле, их пустые глаза мерцали в полумраке.

— Похоже, мы самые последние, — заметила Алиса, усаживаясь первой.

Марлин уже устроилась у окна, поправляя волосы. Фрэнк тяжело опустился следом, зевнув в кулак.

Когда Уильям положил ногу на ступеньку, собираясь войти, сзади вдруг раздался стремительный топот, к которому примешивалось яростное сопение и лёгкий грохот какой-то поклажи.

— Эй! Подождите! — Донёсся до них громкий, запыхавшийся голос.

Обернувшись, Уильям заметил бегущего в их сторону студента. Судя по форме — Когтевранец. Одногодка, или может на год старше, но не более. Тот волочил за собой объёмную кожаную сумку, второй рукой придерживая распахнутую мантию. Волосы — золотисто-светлые, аккуратно завитые даже несмотря на бег, лицо — смазливое, с хорошо очерченной линией подбородка, но слегка перекошенное от усталости. Щёки пылали, лоб блестел от пота. Как можно было так запыхаться, устроив пробежку от поезда к каретам?!

Остановился он прямо у кареты, наклонившись, тяжело дыша и быстро вытирая рукавом пот.

— Чуть… не… уехали… — выдохнул он с оттенком театральной обиды, будто ему и правда собирались нарочно не оставить места.

Неизвестный выпрямился и в его взгляде мелькнула благодарность, но выражение лица тут же сменилось на уверенное, почти позирующее. Уильям чуть отступил, позволив ему забраться внутрь.

— Ну хоть не пешком! — Прокомментировал парень, забираясь в карету, — а то было бы совсем недостойно… для начала такого учебного года. Спасибо что подождали, идти самому в замок было бы унизительно.

— Ещё бы, — хмыкнула Марлин, переглянувшись с Алисой. Та едва заметно закатила глаза.

— Вот-вот! Меня зовут Локхарт, Гилдерой Локхарт, дамы, — обаятельно улыбнувшись, он величаво поклонился, не обращая внимания на Фрэнка и Уильяма, — вам уже говорили, что вы неотразимы как само небо в безоблачный день?

— Сегодня нет, но спасибо, — кокетливо улыбнулась Марлин, тогда как Алиса просто молча кивнула.

Вот так встреча, это уж точно… Локхарт, который на своих чарах забвения и дикому таланту в писательстве и маркетинге раскрутит самого себя до такой степени в будущем, что его заслуги воспримут всерьёз, выдав целый Орден Мерлина.

Конечно, для Уильяма стало сюрпризом такое знакомство, но виду он не подал. Сейчас это просто один из студентов, не более. Разве что, куда сильнее остальных заботится о своей внешности, судя по тому, как он уже начал приводить себя в порядок, достав из сумки… зеркало и какой-то платок. Допустим.

— О боже, ещё один, — немного панически прошептал Фрэнк, сидящий рядом с Моррисоном, — неужели я тоже таким стану в следующие два года?

Карета неспешно тронулась, направляясь к Хогвартсу. Ритмичный перестук колёс немного успокаивал.

— Не беспокойся, мы с тобой нормальные, — успокаивающе похлопал его по плечу парень, обратившись уже к блондину: — Ты как вообще умудрился чуть ли не все кареты пропустить? Я Моррисон, кстати, Уильям Моррисон, — спародировал его же приветствие парень.

— Приятно познакомиться, — приветливо отозвался Локхарт. — Знаете ли, это заслуживает отдельной истории! В последний момент перед выходом я вспомнил, что мне жизненно необходимо взять с собой сумку, ибо хранится в ней множество ценных вещей, доверять которые эльфам я остерегаюсь.

— Понятно, — протянула Марлин, несколько раз кивнув, и села, закидывая ногу на ногу, демонстративно откинувшись на спинку сиденья. Уильяму жест показался почти нарочито ленивым. Он уже знал: если подруга начинала вести себя подобным, немного вызывающим образом — значит, ей скучно, и она решила развлечься. Особенно, если перед ней оказывался кто-то самодовольный и красующийся. Вроде этого красавчика с витринной улыбкой.

МакКиннон ведь и сама внешностью очень даже не обделена, и по мнению самого парня находится в его персональном с чисто эстетической точки зрения списке красоты на лидирующих позициях.

— А что у тебя там такого важного? Книги? — С притворной заинтересованностью поинтересовалась она у светловолосого.

Тот будто только и ждал. Его спина выпрямилась, грудь чуть вздулась, а улыбка засияла с новой силой — будто его наконец заметили по-настоящему.

Уильяму это показалось… жалким. Стоило только случайной девушке обратить на него внимание, так сразу тот начал стараться распушить свой хвост, будто павлин. Пубертат не щадит никого…

— Что ты, вовсе нет! Хотя… — он чуть склонил голову, кокетливо прищурившись. — Будем честны: немного есть, но в основном там мои наработки и парочка портретов. Меня, например, слишком часто узнают в Хогвартсе, вот я и решил подарить кое-кому это.

Марлин приподняла брови и чуть наклонилась вперёд, изображая живейший интерес:

— Да ты что? Неужели? И кто ж ты у нас такой знаменитый, что я впервые про тебя слышу?

— Гилдерой Локхарт собственной персоной, — с достоинством произнёс тот, будто объявлял о восхождении новой звезды. — Красивейший студент этой школы, и номинант на «Лучшую улыбку» от Ведьмополитена.

— Да, не поспоришь, — с серьёзным видом согласилась Марлин. — Твои волосы действительно вызывают чувство зависти у дам, ну, у меня так точно, и наверняка некоторых мужчин. Уверена, профессор Слизнорт подумает о смене прически, если увидит тебя.

Про журнал она даже слова не сказала. Все, кроме видимо самого «звёздного» мальчика, знают, что это издание та ещё бульварщина, в которой бреда слишком много даже для таких относительно простых людей как Марлин или Эдвин.

— Ха! Ну… возможно, — хихикнул Локхарт, самодовольно расправив плечи. — Кстати, моя мама говорит, что у меня аристократический профиль. Она, между прочим, ведьма с тонким вкусом. Именно она настояла, чтобы я пошёл на конкурс — говорит, мне суждено быть выдающимся.

— Видно, что ты… звезда, — с тяжёлым акцентом выделила последнее слово Марлин, стараясь не рассмеяться. — Уверена, только твой свет озарит Хогвартс этой осенью.

Гилдерой обомлел на секунду, словно кто-то только что поставил ему памятник. Потом рассмеялся, вполне довольный собеседницей.

Алиса отвернулась, став гипнотизировать стену и душа даже зачатки смешков, тогда как Фрэнк снисходительно улыбнулся, пихнув Уильяма в бок, благо что Локхарт на это не обратил внимание, зачарованный общением с МакКиннон.

— Слушай, раз уж мы так хорошо начали, — подался он ближе, — может, в следующие выходные сходим в Хогсмид? Я знаю один очень уютный столик у окна в «Трёх мётлах». Поговорим, раз уж мы так хорошо начали.

Марлин чуть замерла, бросив полный веселья взгляд на оставшихся парней, которые уже старательно смотрел в окно, скрывая усмешки. Потом легко улыбнулась и откинулась обратно на спинку.

— Ммм… знаешь, я бы с радостью, но, боюсь, у меня уже есть кое-какие планы на Хогсмид в ближайшие… месяцы. — Она протянула это с таким же тоном, каким отдают приказ за обедом. — Но ты держись, вдруг я передумаю. Ты же, в конце концов, почти звезда. А они, говорят, привыкают к отказам.

Локхарт, похоже, уловил, что собеседница не столь увлечена, как ему показалось, но попытался сохранить лицо, чуть натянуто улыбнувшись.

— Ну что ж… буду надеяться, вдруг передумаешь.

— Конечно, — хмыкнула Марлин, немного покачав свисающей ногой, — пусть будет так.

Карета покачнулась, двигаясь в сторону школы, и за окнами замелькали деревья Тёмного леса.

— Кстати, что думаете про этого Минчума? Министерство сейчас штормит, практически каждый выпуск связан с выборами, что даже новостей никаких будто больше и нет, — начал нейтральную тему Фрэнк, дабы заполнить тишину.

— Да что про него думать? Очередной политик, любящий покричать как станет лучше если он станет Министром. Стоит только провалиться пару раз, его те же люди, которые вознесли на эту должность, оттуда и скинут, — ёмко высказал свои мысли Уильям.

Он в принципе не испытывает особого доверия к Министерству, зная, что оно большую часть времени просто является прямым воплощением того самого страуса, который прячет голову в песок случись что. Потому и полагаться на него как минимум глупо, если у вас есть собственный мозг, ну или хотя бы его часть относительно огромной серой массы волшебников, которые погрязли в обычной повседневности, где магия — всего лишь удобный инструмент для облегчения жизни, не более.

— А если и правда что-то дельное будет?

— Ну, флаг ему в руки. Лично меня больше волнует в данный момент то, какой новый профессор по ЗОТИ будет, а не выборы, — ибо он знал заранее результат, в отличие от ЗОТИ, да.

— И то верно, — согласилась Стоун, поправляя мантию.

Карета, скрипнув, остановилась у подножия замка. Впереди уже виднелись силуэты других студентов, сливавшиеся в плотную, шумную массу, рассеивающуюся по каменной дорожке. На фоне тяжёлых серых башен Хогвартса толпа казалась особенно живой — с ворохом голосов, смеха, обрывками разговоров и случайных выкриков.

Когда Уильям, Марлин, Алиса и Гилдерой вышли наружу, воздух показался особенно свежим и плотным, как будто насквозь пропитался влагой близкого озера и прохладой наступающего вечера.

— Пошли, пока не перекрыли проход, — заметила Алиса, поправляя сумку на плече.

— А где наш милый бархатный павлин? — Оглянулась Марлин, выискивая блондина.

Но вопрос отпал сам собой: Локхарт, не попрощавшись и быстро выскочив из кареты, с важным видом влился в поток студентов впереди. Он почти сразу от них отделился, подхваченный кем-то из знакомых — или теми, кому он сам решил быть знаком. Волосы его светились в отблесках факелов, и, даже удаляясь, он каким-то образом продолжал казаться центром внимания — по крайней мере, по собственному убеждению.

— Быстро адаптировался, — хмыкнул Уильям.

— Я знала, что так будет. Либо ускользнёт, либо устроит целое представление на прощание, — отозвалась Марлин с лёгкой усмешкой.

Поток студентов сливался в общее русло, продвигаясь к главному входу. За огромными дубовыми дверьми Хогвартса слышался приглушённый гул голосов — замок дышал жизнью, как будто просыпаясь от летней дремоты.

Оказавшись в холле, группа поднялась по широкой лестнице, и толпа сразу же растеклась по двум направлениям — кто в главный зал, кто в сторону лестниц и факультетских башен дабы занести некоторые вещи. Первокурсников всей гурьбой вели отдельной колонной, куда-то в сторону от общей толпы под несменным предводительством Минервы.

Главный зал встретил их привычной торжественностью: каменные стены, мерцающие свечи под зачарованным потолком, отражающим сумеречное небо. Ряды столов уже частично заполнились — кое-где мелькали знакомые лица. Над каждым факультетским столом висели знамёна: золотой грифон Гриффиндора вспыхивал под сводами в такт огню.

— Пошли, вон там свободно, — указал Фрэнк, пробираясь меж учеников.

Они вчетвером заняли места ближе к концу стола, рядом с ещё несколькими шестикурсниками. Шум вокруг рос, как прибой, пока в зале собирались все больше и больше учеников. Уже совсем скоро к ним присоединились Мародёры в полном составе, Мэри МакДональд в паре с Лили, а после студенты с других курсов, тогда как новоиспечённый пятый уже был в полном сборе.

Уильям положил ладони на деревянную столешницу и провёл пальцами по шершавой поверхности. Возвращение в Хогвартс ощущалось одновременно и привычным, и свежим, как будто за лето всё изменилось, а вместе с тем осталось на своих местах. Двойственное чувство… как если бы вернулся домой после долгого отпуска, пожалуй, это ближайшая аналогия. Всё же не проникнуться к замку невозможно, когда девять месяцев в году проводишь в нём, на протяжении пяти или семи лет (хотя он ещё ни разу не видел, чтобы уходили после пятого курса, хоть такое и возможно).

Распределение проходило без особых неожиданностей, но, как всегда, вызывало лёгкий трепет — особенно у тех, кто впервые переступал порог Хогвартса. Первокурсники выходили один за другим к Распределяющей Шляпе, торопливо садились на табурет под взглядами сотен глаз и с замиранием сердца ждали вердикта. Кто-то едва успевал коснуться шляпы, как она уже выкрикивала название факультета, а кому-то приходилось сидеть под ней мучительно долго.

Новые гриффиндорцы вызывали сдержанные, но доброжелательные аплодисменты от старших. Парочка особенно испуганных выглядела так, будто вот-вот растает от облегчения, когда шляпа наконец скомандовала: «Гриффиндор!» и позволила покинуть центр зала.

Когда последний первокурсник побрёл к столу Когтеврана с всё ещё полураскрытым ртом, профессор МакГонагалл забрала табурет и шляпу, а в зале вновь установилась торжественная тишина.

На своём месте за преподавательским столом поднялся Альбус Дамблдор. Лицо его было сосредоточенным, взгляд — тёплым, как и всегда, но в осанке ощущалась та самая недосягаемая внутренняя уверенность, которой обладали лишь те, кто давно знал цену своим словам и поступкам.

Он окинул взглядом учеников, медленно, будто давая каждому шанс почувствовать себя замеченным.

— Добро пожаловать домой, — начал он, голосом спокойным, но отчётливо разносившимся по залу. — И тем, кто делает первый шаг по этим коридорам, и тем, кто возвращается вновь: Хогвартс рад каждому из вас.

Сделал паузу, будто позволяя этим словам осесть в сознании слушателей.

— Мы стоим на пороге нового учебного года. Года, что, возможно, принесёт вам вызовы… а может — открытия. Друзей, опыт, ошибки, триумфы, — он слегка улыбнулся, — и ещё больше домашней работы, чем вы рассчитываете.

В зале раздался лёгкий смех.

— Не забывайте, что наш замок — живой. Он слушает, наблюдает, порой даже подсказывает. Но и требует уважения. Особенно в отношении коридоров, ведущих в никуда, лестниц с характером и потолков, у которых… бывают капризы.

Где-то справа раздался смешок — кто-то явно уже сталкивался с одной из таких «особенностей», которую сам Уильям не застал за все время своего здесь нахождения.

— Напоминаю, что Запретный лес по-прежнему остаётся… запретным. Как и магия вне уроков в коридорах. А если кто-то, — тут он слегка прищурился, — решит испытать судьбу с огненными заклинаниями в туалете на втором этаже — прошу вас, в этот раз хотя бы заранее предупредите мадам Помфри.

Гул голосов усилился, сопровождаемый хихиканьем.

— И наконец, — Дамблдор сделал последний вдох, расправил плечи, — я желаю вам, чтобы этот год стал началом чего-то важного для каждого из вас!

Он слегка кивнул, а затем, чуть приподняв руки, с театральной торжественностью хлопнул в ладони.

В тот же миг воздух немного задрожал. По залу разнёсся лёгкий, почти неуловимый щелчок — и столы мигом наполнились всевозможными яствами: золотистыми жареными курами, подрумяненными пирогами, мисками с тушёными овощами, подносами с хлебами, соусами, сливочным пюре, подливками и множеством блюд, от которых у первокурсников едва не закружилась голова.

Домовые эльфы, как всегда, проделали свою работу с ювелирной точностью — каждый стол был завален до краёв, и по залу понеслись вздохи, стук ложек и звенящий голос Лили, которая сидела рядом с парнем:

— Ну всё, диета закончилась.

— Когда ты успела на неё сесть?.. — Недоумевающе поинтересовался Уильям, оставшись полностью проигнорированным.

Когда зал уже вовсю гудел — чай и соки лились в кубки, шумно передавались блюда, а первокурсники, не веря своему счастью, чуть не падали лицом в тарелки от восторга (по ощущениям парня), — Дамблдор вновь неспешно поднялся, сконцентрировав всё внимание на себе. Он сделал это без лишнего пафоса, не звоном прибора и не магическим фокусом — лишь лёгким покашливанием, на которое, впрочем, отреагировали все, будто по условному рефлексу.

Постепенно шум стих, по рядам прошёл лёгкий откат внимания, и взгляды вновь обратились к главе школы.

— Ах, совсем забыл, — Директор сцепил руки перед собой, будто и правда спохватился, — нам ведь предстоит поприветствовать нового преподавателя Защиты от тёмных искусств.

Некоторые ученики переглянулись — кое-кто уже начал рассматривать новое лицо в преподавательском составе, про которое до этого даже и не вспоминали.

— Прошу вас, поприветствуйте мисс Анджелину Пэмсбри, — произнёс он с мягкой интонацией, как будто представлял не столько профессора, сколько уважаемую гостью.

Все взгляды с гулом хлопков (более активных от мужской части учащихся) обратились к женщине, сидящей по левую руку от профессора Флитвика. До этого момента она сохраняла почти незаметное присутствие, наблюдая за залом с вниманием, но без вмешательства.

Женщина встала — ростом чуть выше среднего, осанка безупречная. Густые чёрные волосы были аккуратно заколоты в высокий пучок, открывая тонкую шею и благородные черты лица. Несмотря на строгость наряда — мантия угольно-чёрная, без лишних деталей — в её облике было нечто магнетическое. Линия скул, прищур тёмных глаз, лёгкий изгиб губ — всё в ней выдавало человека, привыкшего держать себя в руках и внушать другим то же самое.

— Анджелина Пэмсбри ранее работала в Министерстве магии, в Отделе магического правопорядка, — продолжал Альбус. — Уверен, её опыт будет весьма кстати, раз Министерство столь рьяно рекомендовало её кандидатуру.

Уильям уже смотрел на неё, прищурившись. Не то чтобы её появление удивило — на этом месте менялись преподаватели как камни в ручье, — но было в женщине что-то… необычное. По крайней мере то — что она женщина. Этого уже хватало, ибо обычно все преподаватели ЗОТИ были мужчинами, не всегда при всех конечностях, а тут впервые за пять лет учёбы что-то новое.

Она кивнула ученикам с лёгкой, почти вежливо-долговой улыбкой, но не сказала ни слова. И этого почему-то оказалось достаточно.

— Надеюсь, вы встретите мисс Пэмсбри с должным уважением, — завершил Дамблдор. — И постарайтесь в этом году не взрывать её кабинет. По крайней мере, не раньше октября.

Зал вновь рассмеялся, и еда продолжила исчезать со скоростью летающих бладжеров во время игры в квиддич.

— Да ты только посмотри на неё, — присвистнул Сириус, сидя на скамье с видом кота, который вот-вот что-то вытворит. — Новая мисс профессор Защиты от тёмных искусств… Идеальное воплощение моих академических стремлений.

— Стремлений? — Усмехнулся Эдвин, подливая себе тыквенного сока. — У тебя стремление максимум — заполучить пропуск в её личные покои.

— Ну а что? Я вполне мог бы, да и будто ты бы отказался от такого — приосанился Блэк. — Уверен, к весне она бы меня не только защищаться научила, но и на руках носить стала. А уж как я талантлив в палочковой технике…

— Это в какой именно? — Подался вперёд Петтигрю, с едва скрытой насмешкой. — В той, что у тебя дважды сработала — и оба раза случайно по утрам?

— Не обязательно делиться своими снами, Пит, — театрально вздохнул Сириус, положив руку на грудь. — Уильям, ты-то понимаешь — мы с Эдвином обязаны показать ей, что в Гриффиндоре ещё остались достойные мужчины.

— Остались где-то глубоко под слоями пыли, — лениво заметил Уильям, подперев щёку рукой. — И даже если остались, их никто не ищет.

— Говорите ещё, говорите, — раздался вдруг звонкий шлепок, и оба Казановы одновременно пригнулись, получив по затылку от Лили.

— Ай! — Возмущённо воскликнул Сириус, потирая голову. — Это за что?

— За мерзкие шутки. И за то, что ты как всегда ведёшь себя, будто тебе семь, — Лили нахохлилась, будто увидела двух крайне забавных, но нерадивых детишек. Уже начинает тиранить и пробовать власть, хе-хе… — Вам вообще известно, что преподаватели — это люди, а не декорации для ваших глупых фантазий?

— Ты просто ревнуешь, потому что в Министерстве не работают рыжеволосые красавцы, — огрызнулся Эдвин, но тут же втянул голову, ожидая второго удара.

— И даже не надейся, а ещё мне не нравятся рыжие. Не в обиду, Адам, — Лили щёлкнула пальцем. — А вам в следующий раз будет лекция длиной в десять минут. С цитатами. Из «этики межличностных взаимоотношений».

— Господи, она и правда это читала, — прошептал Сириус Уильяму, на что тот только усмехнулся.

Тем временем по залу пронеслось ещё одно оживление — МакГонагалл, пересчитав что-то в своём списке, обратилась к столу Гриффиндора, подойдя ближе:

— Лили Эванс и… Римус Люпин назначены старостами от факультета, — объявила она, после чего вернулась к своему месту, будто говорила о погоде. Самих то старост уже уведомили, в отличие от большинства остальных.

— Что? — Сириус чуть не подавился виноградом. — Римус? Римус?

— Удивляет, что кто-то, кроме тебя, умеет себя вести? — Съязвила Лили, легонько кивнув Люпину.

— Да не, я рад за него, так вот что он молчал в поезде… — Сириус, при всей своей экспрессии, правда выглядел довольным. — Он староста, а я его лучший друг. Это почти как быть важным… только без ответственности.

— Ага, — хмыкнул Люпин с другого конца скамьи. — Именно так, Сириус. Почти.

Позже вечером в гостиной Гриффиндора царило обычное сентябрьское безумие. Старшекурсники сновали между диванами, пересказывая летние байки и делясь слухами о преподавателях, в частности про нового профессора. Первокурсники глазели по сторонам, боясь даже задеть кого-то плечом, пока их не увела расселять по комнатам одна из семикурсниц, а парнями занялся её друг. Лили проверяла список обязанностей старосты, а Сириус гонял с Джеймсом магические фишки по ковру, превратив их в нечто вроде азартной дуэли.

Марлин и Алиса делились предсказаниями по чаинкам, наполовину из шутки, наполовину из интереса, сделанными вот только что. Где-то в углу Уильям сидел с кружкой горячего шоколада, не особо вмешиваясь, наблюдая, как оживает факультет, как старые лица встречаются вновь и как новая осень тихо наполняет стены замка.

Ближе к ночи камин погас на автоматическом таймере — никто так и не подошёл, чтобы его разжечь. Большинство поднялись к себе, кто с зевком, кто с последними напутствиями. Уильям задержался на пару минут у окна.

Снаружи уже потемнело по-настоящему. Чёрное небо словно стало ближе, воздух за стеклом — прохладнее. Он на миг прижал ладонь к стеклу — тонкое, холодное, как напоминание о том, что лето действительно кончилось.

Ночь была тиха. Спокойна. Пора бы и ему отправиться на боковую.

Первый урок по древним рунам проходил в одной из самых старых башен Хогвартса, куда поднимались по узкой, вечно скрипящей винтовой лестнице. В аудитории было прохладно, стены украшали старинные гобелены с изображениями магических символов и фрагментов надписей, выцветших настолько, что разглядеть их можно было только при свете, падающем под особым углом. В дальнем углу стоял шкаф с высокими, покрытыми пылью томами, а вдоль стен выстроились резные дубовые столы с чернильницами, заранее подготовленными к занятию.

— Проходите, занимайте места и включайте мозги после каникул, если не хотите после самостоятельно со всем разбираться, — голос преподавательницы раздался с неожиданной бодростью, при этом не теряя строгости.

Первое занятие по рунам после лета обычно является вступительным в программу, немного поверхностно повторяющим уже прошедший материал. Этот раз тоже не стал исключением.

Батшеда Бабблинг, высокая, крепкая женщина с огненно-рыжими волосами, уложенными в строгий пучок, стояла у доски с уже нанесённой схемой рунического круга. На ней была темно-синяя мантия с серебряной отделкой и эмблемой факультета Когтеврана на груди — когда-то, по слухам, она училась именно там, и до сих пор носит её в дань ностальгии. Говорила женщина чётко, по делу, и излучала такую уверенность, что никто даже не подумал оглянуться по сторонам или достать пергамент позже положенного.

— Напомню вам быстренько, чтобы не скрипели мозгами так громко и начали нормально работать, а то знаю я вас: древние руны — это не просто письменность. Это основа всей магической структуры, — начала она, проходясь между рядами. — Каждое заклинание, каждый артефакт, каждое заклятие, вплетённое в ткань защитных чар или проклятий, так или иначе отсылает нас к рунным формам.

На доске появились три символа: один угловатый, похожий на остриё копья, другой — волнистый, третий — замкнутый, почти круглый. Она щелчком пальцев заставила их загореться — голубым, зелёным и кроваво-красным.

— Вот пример. Футарк — скандинавский алфавит. Его руны наиболее прочны в структурах защиты и вложенных заклятий. Викинги писали их на оружии, маги севера использовали в гравировке на щитах. Второй — эллюзианские руны, редкий алфавит из области между древним Римом и кельтской Британией. Они идеально подходят для чар, воздействующих на разум. Третий — глифы Дракара, родом из далёкой Исландии, обладающие сильнейшей проклятой энергетикой.

Конечно, Моррисон относительно неплохо разбирается в рунах, но чтобы сразу понять, какие именно профессор создала на доске? Увольте! Нужно обладать абсолютной памятью, чтобы действительно свободно разбираться в них — Грейнджер в будущем не даст соврать.

— Вы должны понимать: руны — это язык самой магии. Не человеческой речи, не волшебной палочки, а глубинной, первичной силы. Работать с ними — всё равно что обращаться напрямую к фундаментальным законам волшебства. Без слов. Без специальных жестов. Только смысл, заложенный в форму.

Профессор спокойно села на своё место, пододвинув ближе к себе пустой пергамент, и менторским тоном продолжив:

— Теперь, когда с повторением закончили, приступим к самому занятию. Общий курс на пятый год обучения у вас — защитные руны во всём их разнообразии.

Батшеда была из той категории преподавателей, который находятся на собственной волне: рассказывает с такой скоростью, какой посчитает нужной, и если кто-то не успевал, терялся — это сугубо проблемы самого студента, а не её. Именно по этому на факультатив ходят всего человек пятнадцать со всех четырёх факультетов, что просто смехотворно, если сравнивать с другими предметами.

У доски тем временем засиял новый фрагмент: схема простейшего рунного барьера, который наносится на статичный объект. Она объяснила принципы наложения: порядок, ключевые глифы, энергетическая подводка, а также зависимости от лунной фазы и эмоционального состояния мага (даже это, к несчастью большинства, приходится учитывать). Каждое слово напоминало закладку кирпича в прочную стену — размеренно, логично, выверено. И в то же время абсолютно хаотично, если оценивать на первый взгляд.

По мнению парня — сама наука рун выведена полностью отбитыми психами. Ибо он не представляет, кем ещё надо быть, чтобы создать такое.

— Ваша задача на это занятие — попробовать начертить защитный глиф с применением рун Футарка. Используйте чернила на основе вереска, те, что я оставила на вашей парте. Не забудьте: неверное начертание приведёт к срыву структуры. А в реальных условиях это может означать… — она резко щёлкнула пальцами, и один из символов на доске вспыхнул и исчез в искрах. — Именно так. Только вместо красивых искр будет взрыв.

Пожалуй, стоит уточнить ещё один немаловажный фактор, а именно: способ нанесения знаков. Можно это сделать чернилами, как сейчас на том же небольшом бруске, который профессор также выдала каждому, но тогда эффект будет довольно слаб и спадёт после первого же слабенького заклинания, а есть и другая крайность — из омытого в собственной крови костяного ножа, выгравированного на материале, который тоже желательно подготовить заранее для максимизации эффекта. Такой конструкт на том же булыжнике выдержит хоть несколько взрывных проклятий.

Все мало-мальски важные места в волшебном мире, да и сами дома магов, укреплены рунами ещё на этапе строительства, из-за чего дабы разнести то же Министерство — не хватит и Адского Пламени, настолько там серьёзные руны и чары были использованы. То же касается и Хогвартса при его полностью активной защите (а такая функция должна быть, ибо в средневековье кто с кем только не воевал), разрушить его — практически невыполнимая задача. Брать в расчёт битву за Хогвартс в каноне Уильям отказывается, ибо наверняка тогда замок просто не был переведён в осадное положение, раз защиту выстраивали сами профессора на скорую руку.

Посмотрел бы он, как Риддл пробивает активную защиту, которая не дрогнула за практически целую тысячу лет. Та ещё потеха наверняка была бы. Насколько могучим бы он ни был, пробить что-то настолько древнее грубой силой никто не сможет.

С самим заданием практически все за два часа справились без особых проблем, ибо было оно действительно легким. Из Гриффиндорцев пятикурсников на древние руны ходят лишь четверо: сам Уильям, Лили, Фрэнк и Римус. Оставшийся костяк класса в основном образуют другие когтевранцы, всего один пуффендуец и два слизеринца в лице Крауча и Гринграсса (тихий парень, сам себе на уме).

На удивление парня, первые будни прошли без особых проблем, которые обычно стоит ожидать с началом нового учебного года. Единственная интрига — это ЗОТИ, которое будет только под конец недели, и ждал этого Уильям с нетерпением. Хотя тот факт, что Пэмсбри ставленница Министерства изрядно портил возможные ожидания, однако мало ли, приятно ошибиться тоже хотелось бы в данном случае.

Первая тренировка ранним вечером у Гриффиндора на поле для квиддича разливалась в воздухе шумом метёл, сухими выкриками и лёгким посвистом ветра от приличных скоростей и такой себе погоды — не слишком сильного, чтобы мешать полётам, но вполне заметного, чтобы щёки игроков начали розоветь уже через полчаса. Небо было сдержанно-серое, подёрнутое тонкой вуалью облаков, сквозь которые уже пробивались тёплые оранжевые отблески заходящего солнца. Начало сентября, с лёгкой прохладой, всё ещё теплое. Холодать обычно начинает в октябре.

Команда Гриффиндора собралась в том же полном составе — семикурсников в том году не было, потому никто сборную не покинул. Капитаном всё ещё оставался Поттер, голосящий с высоты с такой страстью, будто отточенные движения и полёт могли если не выиграть Кубок, то хотя бы сократить количество выбитых зубов.

— Давай, Барнс, выше! — Азартно орал он, увернувшись от бладжера, пущенного парнем с небрежной точностью в собственного капитана, — ты вроде как слепотой не страдаешь!

Иногда методы ведения тренировок тот выбирает слегка… экстремальные.

— Уж всяко вижу получше тебя! — Не отставал в колкостях Эдвин, бросая мяч в кольцо, хоть и промахнувшись на пару футов.

— Да вы совсем обнаглели, черти! — Негодующе закричала Марлин, отбивая бладжер прямиком в Джеймса, эффектно крутанув метлой. Она просто прелестный вратарь, через которого провести мяч — уже задача из ряда вон.

На длинной скамейке, что стояла чуть в стороне от поля, с которой то было прекрасно видно, ближе к линии деревьев, расположились зрители: Уильям с книгой на коленях, которую всё равно читал только между особо яркими моментами витиеватых оскорблений, Лили — в мантии, но с распущенными волосами и руками, невольно их перебирающими, Фрэнк и Алиса, сидящие рядом и изредка комментирующие происходящее, однако в основном болтающие между собой, а рядом с ними — Адам, следящий за игрой с прищуром, явно надеясь найти очередное вдохновение даже в этом, казалось бы, не слишком интересном занятии.

— Спорю, Джеймс снова попытается сделать ту свою штуку в воздухе, — заметил Фоули, пытаясь руками изобразить… что-то. — Разве он не упал после неё в прошлом году?

— Дважды, — вставил Уильям, не поднимая взгляда от страницы, — и ещё один раз прямиком в озеро, насколько мне рассказывала Марлин. Но он считает, что главное — верить в себя.

— Мне вот кажется, что в этом году Когтевран будет проблемой, — задумчиво произнесла Лили, проследив за броском Эдвина. — У них капитан — зверь. И слаженность… такая, будто они с рождения практиковали как правильно играть.

— Они это и делают скорее всего всё свободное время, — усмехнулся Адам, откинувшись. — Почти все, по крайней мере.

Алиса, потянувшись, поправила ворот мантии:

— Не думаю, что слаженность решает всё. Джеймс с Марлин до сих пор спорят, кто из них лидер команды. И ничего — выигрывают, даже когда оба орут во время матча команды.

— Потому что к ним лучше не лезть, — хмыкнул Фрэнк. — Там харизма работает, а не стратегия.

— Ну, если харизма сможет в этом году взять кубок, то я восхищусь, — проворчал Уильям, всё-таки подняв глаза на поле.

Джеймс в это время как раз пикировал вниз, крутанулся в воздухе, вытянул руку — и перехватил снитч, под восторженный свист Марлин, которая лениво отбивала подачи Эдвина. Казалось, даже метла у неё издала ехидный вздох.

— Да специально выделывается, будто пижон, — заметила Лили, — чтобы вечер закончился мирно. Он же знает, кому она пойдет жаловаться, если тот что-то вытворит опять. Сириус ведь от него не отстанет.

— Как мило, — хмыкнула Алиса.

— Скорее уморительно, — поправил её Уильям.

— Героический капитан, — вставил Адам, изображая голос ведущего с радио. — Гриффиндорец до мозга костей, покоритель сердец и будущий обладатель Кубка, по крайней мере — в своей голове.

Уже который раз Уильям мельком замечает, как Фрэнк пытается за эти дни больше времени проводить вместе с Алисой. Даже сейчас они вновь о чем-то воркуют между собой, стоило только отвлечься.

Ну, ладно, он сам если что виноват.

— Слушай, Лили, — шепнул сидящей рядом девушке Моррисон, чуть наклонившись, — можешь Алису отсюда увести минут эдак на пять?

Эванс недоумённо на него посмотрела, вздёрнув бровь в немом вопросе.

— Ну пожа-а-алуйста, — сложив ладони вместе, протянул он всё так же тихо.

— Ладно, только потом расскажешь, зачем, — немного подумав, кивнула рыжеволосая, повернувшись к Стоун и заговорив нормальным голосом: — Слушай, Алис, можно тебя ненадолго? Я забыла кое-что в замке, а одной скучно будет идти. Так хоть поболтаем.

Как только Алиса, хмыкнув, кивнула Лили и они вдвоём медленно пошли в сторону замка, переговариваясь и легко посмеиваясь, оставшиеся на поляне трое переглянулись. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, освещая последние облака золотистым, приглушённым светом, от которого всё вокруг казалось немного мягче, спокойнее. Легкий ветер колыхал подолы мантий.

Адам потянулся, шумно выдохнув и откинувшись на траву:

— Ну, теперь-то скажи, Уил, зачем тебе понадобилось уводить девчонок? Это жу-жу-жу неспроста…

— О, я тут не главный заговорщик, — усмехнулся Уильям, глядя на Фрэнка. — Просто… начал замечать, что ты всё чаще оказываешься рядом с Алисой. За эти пару дней вы друг от друга почти не отлипаете… Ну, больше обычного.

Фрэнк не сразу ответил, только потёр шею, немного смутившись, но всё же не отвёл взгляда.

— А что такого? — Наконец выдал. — Хорошо ведь с ней. И… да, я думаю пригласить её в Хогсмид. Ну, в этот раз — по-настоящему. Не просто «пошли заодно с другими погуляем», а именно… ну, ты понял.

Адам прыснул от сдержанного смеха, но промолчал, лишь выразительно глянул на Уильяма.

— Серьёзно, да? — Переспросил тот, приподняв бровь. — Вот оно как.

— Фрэнк кивнул, без слов.

— Ладно, — вдруг очень спокойно и искренне сказал Моррисон, кивая. — Не буду мешать. Более того, даже способствовать могу. Если надо — подменю, отвлеку, утащу кого угодно под предлогом великого квиддичного пророчества и прочего бреда. Ты ж мне друг, хотя, честно сказать, я думал что первее небеса упадут на землю, чем ты решишься.

И, шутливо приобняв Лонгботтома за плечи, добавил с прищуром:

— Гляди-ка, Адам, наш Фрэнк-то вырос. Уже не теряется, как раньше, и может говорить с девушкой больше десяти минут, не начиная пересказывать лекцию по травологии. Слёзы наворачиваются.

— Ой, только не начинай, — фыркнул Фрэнк, — а то я сейчас напомню, кто весной пытался сбежать с вечеринки под предлогом «слишком громко и все трогают бедного кота».

— Это был Книззл! — Возмущённо отозвался Уильям, взмахнув руками. — А не просто «кот». И он заслуживает уважения. Хоть мы и не знаем, чей он. Да и это вообще никак к этому не относится…

Адам смеялся уже в голос, не сдерживая ни капли.

— Ладно-ладно, — махнул рукой Уильям, — я не про себя сейчас. Мне-то романтика не светит. Не тот человек. У меня тут, понимаешь, дела, учёба, безумные заклинания, грандиозные планы и, вообще, я для женщин слишком сложен. Как рунный алфавит на архаическом санскрите. Его тоже никто не понимает.

— То-то ты всегда один, — усмехнулся Фрэнк.

— Именно. Я загадка, а не проект для исправления, — гордо ответил Моррисон и театрально откинулся на жестковатую спинку скамьи, сцепив руки за головой. — Пусть страдают в восхищении издалека.

— Скорее, издали не замечают, — хохотнул Адам.

— Ой, иди ты, маньяк от мира искусства, — отмахнулся от него Моррисон, — сам-то, небось, завидуешь.

— Эн-нет, мне такой геморрой не нужен! Уж всяко лучше картины рисовать, чем нервы себе трепать с девушками. Фрэнк, на твою будущую свадьбу я подарю свою самую лучшую работу, даже специально подпишу её: «мечта холостяка».

— Пха-ха! — Рассмеялся Уильям, оценив иронию. — Я бы посмотрел на лицо Алисы в тот момент.

— Да ну вас обоих, — проворчал Лонгботтом, закатив глаза, в прочем, тоже довольно улыбаясь.

Тем временем тренировка по квиддичу уже подходила к своему закономерному концу, когда стало полноценно темнеть. Ну и хорошо, а то торчать на улице ещё больше не слишком-то и хотелось…

* * *

Поздними вечерами, когда замок затихал и за окнами оставалась лишь темнота, Уильям всё чаще поднимался на нужный этаж. Там, перед голой стеной, он сосредоточенно проходил взад-вперёд, пока не открывалась дверь в Выручай-комнату — изменчивую, но всегда откликающуюся на внутреннюю потребность в каком-либо помещении. Сейчас она представляла собой широкий зал с высокими сводами. Пол был из гладкого камня, а в дальнем углу ровными рядами стояли мишени, специально созданные для его целей.

Он приходил сюда почти каждый вечер с момента, как приехал в Хогвартс. Поначалу чтобы просто повторить пройденное и отточить то, что выучил летом. Теперь — чтобы выстроить из изученного систему. Движения, которые не требовали бы обдумывания. Заклинания, что срывались с кончика палочки в ответ на мельчайший импульс — почти как рефлекс, как дыхание. Моррисон знал, что в настоящей стычке нет времени на паузы, на мысленную формулировку. Всё должно было слиться в единый, плавный поток.

Обычно полноценный магический бой — это чистейшей воды хаос, в котором если ты упустил одну деталь, то уже с большой вероятностью умрёшь. Не знаешь заклинания, которое в тебя кинул враг и решил принять его на щит? Считай, что труп. Отвлёкся на что-то? Труп. И так практически с каждым аспектом серьёзного боя.

Потому парень и тратил столько времени, дабы всё выученное вбить на подкорку мозга, чтобы он смог использовать те или иные чары вообще не задумываясь, как сейчас у него обстоят дела с базовым обезоруживающим и оглушающим. Даже усилия мысленного прилагать не нужно, как Уильям сможет с приличной скоростью выпустить эти заклинания, а если потребуется, то и несколько раз к ряду.

Ему обычно не доводилось слышать про то, чтобы кто-либо использовал одно и то же заклинание много раз подряд, но, чисто в теории, то почему нет? Тот же Ступефай — если кидать его с дикой скоростью вообще не останавливаясь, то оппонент банально не сможет что-либо серьёзное противопоставить. Как только отвлечется на контратаку или ещё что, сразу схлопочет оглушающее. А что мешает в этот «пулемётный» поток чар добавить одну Аваду или любую другую гадость? Да ничего!

Конечно, на практике это наверняка трудно реализуемо, из-за чего он и не знает никого, кто использовал бы такую тактику, но как вариант может сойти.

Конфринго — короткий резкий взмах, направленный к мишени. Баубиллиус — чуть более широкий жест, будто отсеивающий враждебную энергию в стороны. И главное — Серая Вуаль, наследие из гримуара Блэков.

Пять секунд, за которые прогремела целая канонада взрывов, отчего его аж передёрнуло.

— Выматывающая хрень, так и со скуки помереть не долго, — пробормотал самому себе под нос парень, вновь повторяя связку и вновь морщась от звука. — Как бы ещё не оглохнуть так… Интересно, Дамблдор также тратил сотни часов на это? Грёбанный всемогущий старикан.

Он повторял движения снова и снова. Вновь и вновь запускал цепочку, доводя каждое заклинание до автоматизма, ну или по крайней мере стараясь, ибо дело это далеко не быстрое, пока палочка не становилась продолжением руки, а рука — продолжением мысли.

К часу ночи в комнате стоял легкий запах озона, и воздух был сухим от остаточной магии. Уильям стоял посреди зала, тяжело дыша, вспотевший, с лохматой чёлкой, сбившейся на лоб. Вокруг лежали обугленные остатки мишеней и крошки стен. Четыре часа к ряду использовать взрывные чары кого угодно умотает…

Быстро использовав стандартное лечащее заклинание к своим ушам (просто во избежание), он привёл себя в порядок.

— Пора бы и честь знать, завтра ещё тащиться на ЗОТИ… — отстранённо поделился с пустотой своими мыслями Моррисон, взлохматив волосы, — тц, бесит.

Когда гобелен с танцующими троллями (автор сего чуда явно накурился, когда это сделал) исчез у него за спиной, Уильям даже не пытался накладывать на себя маскирующие чары. Плечи расслабились — путь к башне был давно знаком, и в это время суток в коридорах, как правило, царила тишина, лишь изредка прерываемая скрипом старинных перил или шепотом портретов, погружённых в свои сны. Да и, чувствует парень, что сил его не хватит на поддержание заклинания так долго, потому в этот раз можно и так пройтись.

Он уже шагнул мимо зевнувшей Полной Дамы, бросив пароль и быстро проскочив в гостиную, но ещё до того, как полноценно войти внутрь, изнутри донёсся голос — отчётливый, хлёсткий и на тон выше обычного:

— Моррисон.

Шаг застыл. Секунда, другая. И лишь потом он аккуратно заглянул внутрь. В кресле у камина, подперев подбородок кулаком и вытянув ноги, сидела Лили. Вокруг не было ни души. Только она, одна, и это было гораздо хуже, чем если бы его поджидал весь факультет в сборе. Кажется, он в дерьме.

— Эм… ты чего не спишь? — Глуповато спросил он, в прочем, быстро придя в себя и подойдя ближе к девушке.

— Потому что, — со спокойной вежливостью начала рыжеволосая, — в отличие от некоторых, я сегодня не шляюсь Мерлин знает где, а вынуждена ждать одного придурка, который ушёл погулять на ночь глядя. Снова.

Уильям втянул воздух.

— И как ты узнала?

— Адам, — просто ответила она, поднимаясь, — вышел в туалет и, о чудо, обнаружил, что двое храпят как убитые, а кое-кого нет. Уж не догадаешься ли, кого? Какое совпадение, что я задержалась из-за эссе по трансфигурации в гостиной, а там и встретила Фоули.

Гриффиндорец пожал плечами, будто ничего не случилось, облокотившись об спинку кресла, смотря на Лили.

— Ну, я думал, что… — начал было парень, но был нагло перебит.

— Ты думал? — С лукавой усмешкой уточнила она. — Уильям Моррисон подумал? В такое позднее время? Да ещё и без свидетелей? Чудо прям.

Он попытался вставить:

— Нужно было…

— …обязательно ходить где-то в одиночку, втайне, нарушая правила. Да-да, конечно, — она сложила руки на груди, говоря всё это шутливым тоном, — а я, между прочим, староста.

Парень еле сдержал смешок:

— Ты это говоришь так, будто владеешь кольцом всевластия.

— Практически, — надменно кивнула Эванс. — Я охраняю мораль, закон, порядок и сон учеников Гриффиндора. И что я вижу? Один из моих друзей— бегает бог весть где, не сочтя нужным даже прикрыться как следует.

Уильям лишь промолчал, рассматривая её с интересом исследователя, который увидел новую зверюшку.

— А потом тебя, допустим, бы нашли без сознания где-нибудь в западной галерее, и мне пришлось бы объяснять МакГонагалл, как я допустила это.

Она сделала шаг ближе, прищурившись.

— А мне не хочется объяснять. Понимаешь?

— Достаточно, Эванс, — немного раздражённо ответил парень, одёргивая её. Повозилась с малышнёй, так возомнила себя незнамо кем… — Свою игру в строгую старосту оставь для мелких, это начинает меня бесить. Ты и сама прекрасно понимаешь, зачем я «гуляю» по ночам. Сама ведь со мной ходила отрабатывать чары.

Её губы дрогнули, но она справилась.

— Ты наказан, — немного обиженно бросила она, отведя взгляд.

— Что? — Удивлённо переспросил парень, «не расслышав».

— На следующей неделе пойдешь со мной и Марлин в Хогсмид, ей нужно купить новую одежду, а нам нужен оценщик со стороны. Ну как, Уил, смиренно примешь наказание, или и дальше будем спорить?

Уильям насмешливо улыбнулся, будто услышал отличную шутку, молча покивав.

— И попробуй не прийти —я обижусь. И в следующий раз не попадайся так, я ведь волнуюсь, — легонько улыбнулась девушка.

— Как скажешь Лили, — усмехнулся Моррисон, — только больше так не делай, пожалуйста. Я ведь сначала поверил! — И из-за этого немного нагрубил, ну да с кем не бывает. — И да, тебе нужно над мимикой поработать. Стоило тебя немного вывести из себя, как сразу стало всё понятно.

— Пф-ф, тебе и этого, я смотрю, хватило, — фыркнула девушка, резко бросив взгляд через плечо, прежде чем ступить на первую ступеньку лестницы.

— Не у всех хватит терпения выслушивать упрёки, даже оправданные, — с ленивой полуулыбкой отозвался Моррисон, зевнув. — Но будь вместо меня какой-нибудь младшекурсник, уверен, он бы у тебя по струнке ходил.

Лили остановилась, не оборачиваясь, только чуть наклонила голову, словно что-то прикидывала. Потом немного довольно сказала:

— Наверное, ты и прав.

Пламя камина отбрасывало небольшие тени по всей комнате. Тишина между ними уже не была напряжённой — все же не ссорятся.

— Спокойной ночи, Уильям, — наконец сказала рыжеволосая, мягче, чем ожидалось.

— И тебе, Лили, — кивнул он, наблюдая, как она поднимается по лестнице, выпрямившись до идеальности, как будто за ней следил весь преподавательский состав.

Когда её силуэт исчез, Уильям остался один в полутёмной гостиной. Пару секунд постоял, снова зевнул, потянулся — и побрёл наверх, к своей комнате, задумчиво глядя под ноги. Всё же нужно было не лениться и окончательно усыпить ребят, тогда и сама девушка бы выспалась, а не вот это вот всё…

В новом году даже кабинет ЗОТИ отличался, хотя местоположение класса не изменилось:

Идеальный порядок, парты стоят абсолютно симметрично друг к другу, доска вымыта до блеска, и даже бумаги на столе профессора были разложены гармонично. Полнейшая противоположность тому небольшому хаосу, который всегда присутствовал на занятиях у Хоффмана, земля ему пухом.

Дверь внутрь была заранее открыта, и что Гриффиндорцы, что Слизеринцы спокойно прошли внутрь, заняв каждый свою половину класса за несколько минут до начала занятия. Так уж сложилось, что ввиду любителей… тонкого юмора, все на их курсе решили ходить вместе, дабы избежать казусов. Ибо тот же Розье вполне не против «поболтать» по душам с каким-нибудь гриффом, как и те же Мародёры уже со змеями.

Новоявленный профессор сидела за своим столом, практически не обращая внимания на прибывших, методично заполняя какие-то документы, полностью погрузившись в это дело.

Однако стоило только подойти времени начала занятия, как она спокойно отложила своё занятие, аккуратно встав из-за стола и мельком пробежав взглядом по каждому из студентов.

На вид ей было не больше тридцати пяти, ухоженное лицо с мягкими чертами и ясными тёмно-синими глазами, взгляд которых напоминал скорее целительницу из какого-нибудь приюта для раненых существ, чем женщину, готовую преподавать курс, в котором упоминались кровавые проклятия и твари, любящие поживиться человечиной. Густые чёрные волосы были собраны в безупречный пучок, мантия гладкая, строгая, с серебристыми застёжками. Когда она говорила, голос звучал спокойно, с ноткой мягкости.

— Доброе утро, дети. Надеюсь, этот год принесёт вам не только знания, но и уверенность в себе. Мы начнём с основ безопасности при применении защитной магии, — её улыбка была лёгкой и совершенно искренней. — Ведь, как говорил великий Артемиус Уэббер, «лучшая защита — это отсутствие нападения».

Уильям, присев за парту рядом с Фрэнком, чуть склонил голову набок, бросив косой взгляд на преподавательницу. Рядом кто-то тяжело вздохнул.

«Кто такой Артемиус, почему он великий и точно ли он ничего не перепутал? Что за бред…» — Мысли парня также были далеки от приятных.

— На пятом-то курсе, — пробормотал Сириус, не слишком тихо.

Пэмсбри это услышала, но только улыбнулась.

— Да, знаю, многие из вас хотят перейти сразу к более… активной части предмета. Но экзамены требуют понимания теории, а не только одних жестов палочкой, — она повернулась к доске и сделала плавное движение — мел вычертил аккуратный заголовок: «Безопасность при наложении защитных чар».

— Поэтому почти весь год мы посвятим базовым защитным техникам и их теоретическим основам. Практике тоже будет уделено время, но ровно столько, сколько нужно для успешной сдачи СОВ, — добавила она с деликатной решимостью, словно заранее извинялась за каждую не начатую дуэль.

— Почти весь год? — Переспросил Блэк, приподнимаясь над партой, будто не поверил ушам. — Серьёзно?

— Разумеется, — с тем же мягким тоном подтвердила Пэмсбри. — Это поможет вам заложить правильный фундамент, который…

— То есть, — поднял бровь Уильям, не выдержав, — вы хотите сказать, что весь год мы только и будем, что… повторять уже пройденное?

— В основном, да.

По мнению парня, она или блаженная, или просто полная дура. Ну вот какого драккла?! Нет бы кого-нибудь нормального прислали, так нет ведь, теперь ЗОТИ можно вообще в топку выкидывать, просто пустая, но при этом обязательная трата времени. Идиотизм.

— Тогда я хочу вот что спросить, профессор, — неторопливо начал Моррисон, которого одна только улыбка этой клуши уже начинает раздражать, — если вдруг случится такая ситуация, что, ну, допустим к той же Селвин, — он извиняющееся кивнул ей, ибо мало кто захотел бы стать примером для такого, — пристанет какой-нибудь озабоченный отморозок, то вместо того, чтобы применить знания, полученные здесь, она должна будет ему устроить лекцию по правилам «безопасности»? Ибо как я понял ничему другому вы учить нас не собираетесь.

Акцент на последнем слове он сделал явно не зря, охочие до всякого умы сами всё за него додумали. Сама Валери Селвин густо покраснела, после того как её соседка с лисьей ухмылкой нашептала на ухо что-то, а остальной класс…

— Поддерживаю, ведь «безопасность» крайне важна, не так ли, мисс Пэмсбри? — Хохотнул Блэк, а за ним и полетели смешки остальных.

Даже вечно правильная Эванс изо всех сил давила в себе любую насмешку, немного покраснев и не пытаясь вмешаться.

— Какое безобразие! — Воскликнула Анджелина, вспыхнув так, будто он не только сказал что-то неприличное, но и при всех это изобразил. Щёки её окрасились ярко-алым, голос дрогнул между искренним возмущением и отчаянной попыткой сохранить достоинство. — Это… абсолютно недопустимая формулировка! Вы… вы находитесь на занятии, а не в подворотне!

Класс замер. Сириус уже склонился на парту, всхлипывая в предплечье от сдерживаемого смеха, как и большинство остальных парней.

Такое поведение с довольно-таки… холодной внешностью профессора создавало небольшой когнитивный диссонанс. Как если бы Розье начал всем говорить про равноправие между волшебниками и магглами. В теории, возможно, но если такое произойдет, то как минимум ступор гарантирован.

Так и сейчас Уильям испытывал это чувство в полной мере. Честное слово, будто школьница увидела, как её парень гуляет с другой — такое же выражение у Пэмсбри, ну что за сюр!

— Десять… нет, сорок баллов с Гриффиндора, — дрожащим голосом добавила она, поправляя мантию на груди, будто ей стало холодно. — И сегодня вечером, мистер Моррисон, вы зайдёте ко мне. На отработку.

А Блэка она, естественно, проигнорировала, ну да. Классика, чтоб её.

Уже днём, когда все занятия закончились, весь курс Гриффиндорцев решил устроить пикник (в основном Марлин и Мэри, которые уговорили остальных), отдохнув от всей этой кутерьмы с уроками.

На берегу Чёрного озера день казался совсем иным, нежели скучный, затянутый урок в душном классе. Легкий ветер шевелил траву, на поверхности воды блестели солнечные зайчики, а ребята, воспользовавшись последними тёплыми днями, раскинулись на пледах, в ленивом, благодушном веселье пережёвывая принесённую из кухни благодаря трудоголизму эльфов снедь.

Римус уже разулся, решив помочить ноги в прохладной воде озера. Эдвин с Адамом устроили нечто вроде состязания по поеданию тыквенного пирога на скорость (опять тыквы, Мерлин!), Сириус же, прихватив у кого-то багет, изображал дуэль с Марлин, что, судя по её смеху и улыбке самого парня нравилось им обоим.

— Неплохо, конечно, на ЗОТИ получилось! — Раздался насмешливый голос Джеймса, который сидел, откинувшись о дерево, под которым и расположились все. — Я думал, Пэмсбри тебя прям на месте проклянёт!

— Или разрыдается, — добавил Фрэнк, протягивая ему яблоко. — А потом проклянёт. Я впервые такого профессора вижу, откуда ж её достали такую…

— А потом опять разрыдается, — поддакнул Эдвин, уже с полным ртом эклеров. — Честно, я её пожалел даже немного. Хотя, учитывая то, что такая нудятина будет целый год, то может и заслуженно.

Уильям, развалившись на мягком пледе под тенью листвы, только отмахнулся, наслаждаясь свежим воздухом и погодой. Всё же это вам не Лондон, где воздух засорен чем только можно, и не фигурально выражаясь, то в окрестностях Хогвартса даже дышать приятнее, да и успокаивающе.

— Хоть кто-то должен был это сказать, а она меня бесит. Почти сплошная теория, по сравнению с прошлым годом — да мне просто смешно с этого!

Да и уважением к «авторитетам» парень не страдает, особенно когда общий возраст той же Анджелины меньше, чем прожил сам парень, если учитывать сразу две жизни. Никогда ему не нравились такие «учителя», которые, судя по её поведению, считают студентов стадом диких животных.

— Кстати, — рядом опустилась Лили, которая до этого о чем-то шепталась с Мэри недалеко от них. — А вот за это и получаешь выговор. Официальный. У тебя язык без костей, Уил.

Он посмотрел на неё с невинным видом, подперев голову.

— Но ведь эффектно вышло, правда?

Эванс медленно выдохнула, закатила глаза, но уголки губ всё же дрогнули.

— Эффектно, — признала она. — Глупо, но эффектно. Хоть и не культурно. Я бы сняла тридцать баллов, а не сорок. Но отработку — оставила бы. За дерзость.

— Вот теперь всё честно, — ухмыльнулся он, принимая протянутую тарелочку с очередными эклерами, даже не заморачиваясь над наказанием. — Справедливый приговор от самой госпожи старосты. Надеюсь, ты не думаешь делать это традицией?

— Не зарекайся, — подмигнула она, — вдруг когда-нибудь стану Министром Магии и припомню тебе все твои нарушения?

— Если ты станешь главной в стране, тогда у нас что-то определённо пошло не так, — немного насмешливо фыркнул Поттер.

— Ой, иди ты, — отмахнулась рыжеволосая, крикнув МакКиннон: — Марлин, Джеймс меня обижает!

— Эй! — Он поправил свои очки, притворно обиженно повернувшись в другую сторону. — Так не честно, между прочим.

— Не лезь к моей подруге, смертник! — Пригрозила ему багетом блондинка, быстро переключаясь обратно на «эпичную» дуэль с Блэком, начав махать несчастным куском хлеба ещё быстрее, перемешивая это с азартными неразборчивыми вскриками.

— Великая дуэль двух рыцарей в цвете, — прокомментировал с улыбкой Фрэнк, который сидел рядом с Алисой, снова обсуждая с той… всякое. Уильям не вслушивался намеренно, не желая страдания своим ушам.

— Лили, мне страшно, я спрячусь за тебя, — хохотнул Эдвин, когда пара МакКинон-Блэк подозрительно близко от него продолжили свой «бой».

— Не стоит, — отмахнулась Эванс, с улыбкой следя за подругой, — я тебя в жертву первого и отдам, если что.

Пока Сириус и Марлин продолжали абсурдный поединок, вращаясь на месте и отпрыгивая, как будто в них вложены все амбиции театрального клуба, Уильям откусил немного десерта и, дождавшись, пока шоу под улюлюканье завершится, махнул рукой Сириусу:

— Эй, Багетный Рыцарь, можно тебя на минуту?

Сириус, растрёпанный и довольный, плюхнулся рядом, стряхнув крошки с колен, тогда как Эванс пересела ближе к Марлин, которая принялась довольно поправлять свою причёску с лёгкой улыбкой на губах.

— Говори, пока не принял ванну из клюквенного сока, как требует мой героический статус победителя.

— Недавно Лили мне утроила небольшую головомойку по поводу ночных «прогулок», — понизив голос, начал Моррисон. — Ну, она же теперь не отстанет, сам знаешь. Назначила в наказание, хах, поход в Хогсмид с ней и нашей шебутной блондинкой.

Сириус поднял бровь, откусив кусок от несчастного багета, который всем своим видом молил о смерти:

— И в чём трагедия? Прекрасные дамы, сладости, хм… не самый худший приговор.

— Попробуй провести два часа в лавке магических чулок или прочей дребедени с Эванс и МакКиннон. Это, чёрт побери, выше моих сил. Я когда сам себе вещи покупаю, уже хочу спалить магазин дотла, — фыркнул Уильям. — Так вот. Я тебя прошу — возьми на себя Марлин.

— …Хм. Отвлечь от перекрёстного огня, да? — Подсказал Сириус, притворно озадаченный.

— Вот именно, — с усмешкой кивнул Уильям. — Просто поддержи разговор, отвлеки, пока я с Лили шляюсь, выбирая новое пальто на зиму или чего там она ещё любит. Ну и… весело же будет. Просто нормально погуляем, если переживём шоппинг.

— Ага, а потом я чудом останусь один с ними, — Блэк закатил глаза, а потом хмыкнул. — Ладно, устрою Марлин более глубокую экскурсию по Трём Метлам. Только ты мне потом должен.

— Считай, что мы в расчёте, раз уж мы скорее всего разделимся и ты останешься с МакКиннон наедине, — со смешком отозвался Моррисон, поднимаясь.

— Уил, гад, — улыбнулся без капли негатива Сириус.

Где-то неподалёку Эдвин громко закашлялся, изображая фальшивый аккорд, а Алиса вполголоса заметила:

— Если бы мне платили за каждый раз, когда вы о чем-то шепчитесь друг с другом, я бы уже сняла коттедж на берегу Ла-Манша.

— Ошибёшься, Алис, — тоном знатока протянул Фрэнк, — там слишком тоскливо даже по волшебному стандарту. Постоянные дожди и хмарь.

— Вот на этой жизнерадостной ноте, — Уильям потянулся, — я удаляюсь на отработку. Скучайте по мне.

— Передай от нас профессору Пэмсбри, что мы её всё ещё уважаем, даже если она считает, что дуэль — это форма выражения токсичного мужского поведения, — подбросил Сириус, снова устраиваясь поудобнее на пледе.

— Сам-то понял, что сказал? — С иронией уточнил парень. — Да и не говорила она вроде ничего за дуэли, а на крайний случай ничего не мешает устроить их своими силами.

Уильям, уходя, махнул рукой над головой, не оборачиваясь.

Солнце уже клонилось к горизонту, вода в озере поблёскивала будто жёлтоватое стекло, и лёгкий ветер становился постепенно прохладнее. Потихоньку начинало холодать несмотря на то, что осень относительно недавно началась.

Кабинет преподавателя ЗОТИ располагался за массивной дверью сразу за классом для занятий — та выглядела просто, но стоило войти внутрь, как обстановка резко менялась.

Воздух здесь казался чуть более спёртым, словно напитан настоями сухих цветов и трав. Пахло лавандой, бумагой и чуть уловимо — воском. Само помещение было довольно просторным и глубоким, с высокими потолками, где золотистая паутина мягкого света от настенных магических ламп оседала на книгах и мебели, придавая всему оттенок уюта, но какого-то слишком стерильного, почти болезненно правильного.

На полках стояли не гримуары и боевые сборники, а толстые тома с пыльными названиями вроде «Основы конфликтологии», «Безопасность прежде всего», «Этические дилеммы в магической практике». На стене — картина на акварели с белоснежным единорогом, пьющим из озера. Рядом — стеклянный шкаф с безобидными амулетами, аккуратно разложенными на подставках, и гербарии, запаянные в рамки.

Профессор Пэмсбри, всё такая же собранная, строгая и безупречная внешне, сидела за письменным столом, покрытым зелёной суконкой. Ни капли беспорядка: все чернильницы, перья, пергаменты лежали под прямыми углами, словно каждый предмет проходил утренний осмотр.

— Садитесь, мистер Моррисон, — произнесла она, не глядя, снова продолжая что-то дописывать, будто у неё другого занятия нет. Её голос был мягким, но с лёгкой укоризной по отношению к парню.

Уильям сел, опершись локтем на подлокотник. Ему искренне интересно, что же она такого придумала в «наказание», да и это одна из его редких отработок. Всё же за все пять лет учёбы он попадался не больше пяти раз, в основном стараясь не выделяться чем-нибудь экстраординарным.

— Ваше поведение на уроке, — продолжила она, подняв глаза, — не просто недопустимо. Оно оскорбительно. Преподаватель — не объект для сарказма. Я считаю необходимым, чтобы вы переосмыслили своё отношение.

Она достала тонкий стопкой сложенный пергамент, положила перед ним и, отмерив паузу, сказала:

— Вы напишете мне доклад. Полноценный, на несколько страниц. Тема: «Почему базовая защита имеет значение и как уместное поведение в классе способствует поддержанию учебного духа в классе». Включите, пожалуйста, раздел о важности уважения к преподавателю. И, конечно, ваши размышления о том, почему вы сожалеете о случившемся.

Лицо её не дрогнуло. На секунду показалось, будто она даже искренне надеется, что он напишет это с душой.

— Будете писать при мне, я никуда не тороплюсь. Вопросы?

Самому же Уильяму… хотелось искренне засмеяться просто от всей этой ситуации. Вроде бы он и виноват, да, но отчего-то это его всё равно веселит.

— Нет, мэм, вопросов нет, — стараясь сохранить выражение лица каменным, спокойно ответил парень, взяв в руки перо и пододвинув пергамент ближе.

Ещё один фундаментальный вопрос, который его мучает с начала обучения в Хогвартсе: почему никто не использует бумагу? Это ведь куда удобнее, чем первые года полтора страдать, привыкая к работе с перьями. Да и какая разница, что хранится они будут в естественных условиях не так долго, если можно просто зачаровать кладовку на чары стазиса и всё, вопрос решён. Этот пережиток прошлого он сначала терпел, потом его искренне проклинал, а по итогу смирился и даже привык писать на пергаменте.

В помещении воцарилась звенящая тишина, ничуть не обременяющая или стесняющая парня, прерываемая лишь скрипом пера по пергаменту и едва слышным постукиванием ногтя профессора Пэмсбри по деревянному краю стола. Уильям, опершись щекой на свободную руку, начал писать, словно бы лениво — ровными, привычными движениями, больше машинально, чем вдумчиво. Слова ложились одно за другим, образуя благопристойный, но абсолютно формальный текст. Что-то про «важность выработки дисциплины», «систематическую подготовку к экзаменам» и, конечно, «уважение к преподавателю как основополагающий элемент образовательного процесса».

Он вновь едва удержался от усмешки. Всё это — игра. Такая абсурдная в своей «воспитательной строгости», что хотелось только посмеяться. Будто бы не они живут в мире, где совсем скоро грянет натуральная война, а всё, чего им действительно стоит опасаться, — это логическая несостыковка в эссе и нескромный тон в голосе.

— А кто у вас был преподавателем раньше? — Вдруг прозвучал голос женщины, ровный, но с лёгким оттенком заинтересованности.

Перо не остановилось — только чуть замедлилось в движении.

— Бенджамин Хоффман, мэм, — не поднимая головы, честно ответил он. Про мёртвых или хорошо, или никак. — Отличный был преподаватель. Строгий, но умный. Знал, что делает. Он не только учил нас заклинаниям и прочим важным вещам, но и учил понимать, как и когда их применять.

Он чуть пододвинул пергамент для удобства и продолжил писать, всё так же невнимательно, глядя скорее сквозь текст, чем на него.

— У него был… не просто подход, а понимание, в каком мире мы живём. Где страх — это не повод для изоляции, а причина стать сильнее. Жаль, что он так умер, никому такого не пожелал бы из своих друзей.

Пэмсбри промолчала. Не из вежливости — казалось, она искренне обдумывала сказанное. Может, вспоминала что-то своё, его это не сильно интересовало.

— Раз уж вы решили поговорить, то поведайте мне вот что: вы действительно считаете целый год сплошной теории тем, что необходимо пятикурсникам?

Он дописывал очередной абзац — особенно вычурный, с цитатой из учебника и фразой про «глубокое раскаяние» за «неподобающее поведение в образовательной среде», — когда снова заговорил:

Ответа не последовало сразу. Пэмсбри подняла глаза от бумаг, которые перебирала всё это время, и взглянула на него с долгой, вымеренной серьёзностью. Никаких эмоций на лице, ни раздражения, ни усталости — только напряжённое, будто упрямое спокойствие, сдержанное до последней черты. Сразу становится не по себе от осознания того, что это просто лживая маска, насколько успел понять Уильям.

— Иногда, мистер Моррисон, — сказала она негромко, — есть вещи, в которых моё мнение совершенно неважно. Министерство выдало мне учебную программу. Согласованную, утверждённую и снабжённую методическими рекомендациями. И назначило меня следить за её выполнением.

Сквозь гладкость её слов прорывалась жёсткость — не то чтобы злость, но тяжёлая усталость тех, кто слишком долго должен был оправдываться за решения, которые не принимал.

— Я здесь не для того, чтобы импровизировать, — добавила она с краткой улыбкой, не доброй, но вежливой. — Моя задача — научить вас тому, что предписано. Ни больше, ни меньше.

Парень ничего не ответил. Просто медленно кивнул, опустив взгляд обратно на пергамент. Продолжать разговор не хотелось — не потому, что было нечего сказать, а потому что он не был уверен в том, что сможет сдержаться. Она ведь и правда не казалась плохой. Только… абсолютной посредственностью без собственного мнения.

Молча отложил перо. Доклад был закончен, как и исчерпаны даже крохи уважения к женщине. Уильям искренне… презирал, пожалуй, тех волшебников, которые пошли работать обычными клерками, когда они буквально могут сотворить чудеса из ничего, стоит лишь взмахнуть волшебной палочкой.

Конечно, он понимал необходимость бюрократии как таковой, но просто взять и унять всё негодование относительно такого выбора людей? Пф-ф, нет уж. Все эти серые посредственности, которых волнует только то, что скажет вышестоящий по иерархии, его жутко раздражают. И всё тут.

Уильям не собирался становиться таким. Тем более в этой жизни, возможностей в которой гораздо больше, чем он мог бы представить даже в самых смелых мечтах.

Собрав бумаги и аккуратно сложив перо, он откинулся в кресле, выдохнув. Рука ныла от затекшей хватки, но не это раздражало больше всего. Написанное — натуральная чушь, заунывная, фальшивая, словно школьное сочинение по заданной теме, где ни одного настоящего слова. И он это знал. Она — тоже. Но никого это не волновало. Главное, чтоб лежал на столе, на пергаменте стояло имя, дата и подпись. Как мило, Мерлин.

Уильям украдкой взглянул на Пэмсбри. Та по-прежнему сидела прямо, сдержанно и аккуратно, как будто даже шорох мантии был просчитан заранее. Как человек, который с юности привык не шуметь, не перечить и не думать. Красивая — да, породистая, будто выведенная в инкубаторе чиновничьей безупречности. И такая же пустая. Наверняка свободные вечера она проводит, даже не прикасаясь к собственному концентратору. Она не преподавала магию, она просто пересказывала текст. Такую мог бы заменить граммофон с голосом из Министерства. Какая жалость, что ему ещё целый год придется ходить на ЗОТИ.

Парень поднялся, сдержанно кивнув:

— Доклад готов, мэм. Я пойду?

— Всего доброго, мистер Моррисон, — ответила она тем же ровным голосом, не отрывая взгляда от бумаг.

Дверь закрылась мягко. А коридоры, пусть и тёмные, встретили его как родного. Уж тут всяко поприятнее, чем наедине с этим бюрократичным чучелом. Было уже поздно, и чувствовалась небольшая прохлада в коридорах. Он вернулся в гостиную Гриффиндора, перекинувшись парой ничего не значащих фраз с Марлин и Лили, которые вели спор на тему, как-то связанную с МакГонагалл.

Ну, дела делами, а отдых по расписанию.

Как и ожидалось, Эванс всё же притворила свою угрозу в жизнь: они действительно пошли в Хогсмид за покупками. Благо, Уильям успел предупредить Сириуса, который подоспел как раз к моменту, когда они уже выходили из замка.

Погода на улице стояла приятная: не припекающее солнце, которое большую часть времени скрыто за облаками и легкий, освежающий ветерок. Самое то для такого мероприятия. По дороге четвёрке ребят встречались проходящие мимо студенты, кто так же шёл в волшебную деревушку или наоборот, назад в Хогвартс.

Девушки вполне приятно отнеслись к тому, что парень потащил с ними Блэка. Особенно МакКиннон, которая хоть и была до этого во вполне хорошем настроении, так теперь, казалось, она будто прямо сейчас начнёт напевать какой-нибудь весёлый мотивчик, шагая по правую руку от симпатично ей брюнета (а это не заметил бы только слепой).

— И сколько ты планируешь нагрести вещей? — Поинтересовался Моррисон, неторопливо шагающий рядом с Лили.

— Не слишком много, так что долго страдать вам не придется, мальчики, — довольно улыбнулась блондинка, — главное слишком уж сильно не нойте.

— И с чего это ты взяла, что кто-то тут будет ныть, а? Может мне, между прочим, и нравится по магазинам ходить! — Самодовольно ухмыльнулся Сириус.

— Не верю, чтобы это нравилось хоть одному парню.

— Согласна, — поддакнула рыжеволосая, — я не видела ещё ни одного, кто кроме нас бы получал удовольствие скупая одежду.

— Будто вам могло бы понравиться, если бы мы вас потащили разглядывать мечи, кинжалы или, скажем, боевые арбалеты. Вот уж где настоящая радость — холодная сталь, остро заточенные клинки, весь этот блеск… ни одной девчонки не видал, чтоб глаз у неё загорелся от вида фламберга.

Сириус усмехнулся, не возражая, а Лили с Марлин переглянулись: одна закатила глаза, вторая рассмеялась.

Они шли не спеша — по просёлочной дороге, что вела к Хогсмиду из-за опушки леса. Тропинка петляла вдоль холмов, и ноги приятно тонули в мягкой, податливой траве.

Сама деревушка сегодня была более оживлённой, чем обычно: ранняя осень лишь слегка тронула кроны деревьев медным отливом, а тёплый ветер до сих пор гулял между каменными домиками, наполняя улочки запахом выпечки, прелой листвы и свежей древесины. У «Сладкого королевства» толпились третьекурсники, прижимая к груди бумажные пакеты, полные ирисок и шоколадных лягушек, а у витрин «Трёх мётел» стояли старшекурсники, рассуждая о чем-то своём.

Из труб лениво вился дым, в воздухе чувствовалось ещё летнее тепло. Где-то лаяла собака, мелькали летающие туда-сюда совы на заднем дворе за лавкой магических существ, мимо бегал старый седой кот с обрывком верёвки на хвосте. Хогсмид, как всегда, жил своей неспешной, уютной жизнью — и с виду плевать было его жителям на всё остальное.

Помимо всяких кафе и кондитерских со старинными пабами, деревня могла похвастаться и парой скромных, но уютных лавок одежды, куда заглядывали не только ученики в поисках перчаток и шарфов к зиме, но и местные жители — волшебники, живущие неподалёку от школы. За прилавками там стояли пожилые ведьмы с неизменными очками на носу, точно знавшие, какой размер подойдёт, стоит только бросить взгляд на плечи посетителя. Ну или старые деды, как в лавке писчих принадлежностей. В углах лавок вешалками звенели мантии разных фасонов — от практичных серых для повседневных дел до расшитых тонкой нитью вечерних, а также и простая одежда, хоть она и не пользовалась особым спросом.

Вот туда-то и потянулись Марлин и Лили, увидев в витрине симпатичную одёжку. Следующие пару часов растянулись для двух парней на диво мучительно долго. Создавалось ощущение, что МакКиннон решила примерить на себе весь магазин, подключив к этому делу и саму Эванс.

Когда девушки в очередной раз удалились в раздевалки, примеряя какие-то милые свитера (Мерлин, опять!), Уильям невзначай завёл разговор с Блэком, выражение лица которого было такое, будто тот познал настоящий дзен.

— Слушай, у меня тут идея одна появилась, — на его нечленораздельное «мгм» парень спокойно продолжил: — Так как сам знаешь, какое «веселье» у нас будет на ЗОТИ, то может попробуем устраивать между собой дуэли? Всяко лучше, чем просто страдать хренью всякой.

Стоило только услышать брюнету слово «дуэль», как тот сразу же оживился, даже взгляд бодрее стал. Кому что, а Блэку лишь бы подраться. И Моррисон в этом его полностью поддерживает и прекрасно понимает, ибо у него самого начинается эдакая ломка, если слишком уж долго не использовать магию.

Всё же он родился здесь полноценным волшебником, который своей волей способен творить всякое, и было бы слишком тупо просто забить на это.

— Согласен, всяко интереснее будет, — согласно кивнул Сириус, — только нужно будет место по укромнее, сам понимаешь.

— Ага, это как раз-таки проблемой не будет, пустых классов в школе хватает с головой, — немного задумчиво сказал Уильям, заняв более удобную позу на кресле, которое он одолжил, пока девчонки находятся в кураже. — Тогда предлагаю через неделю, может две, начать, а там уже посмотрим, как пойдёт.

— Без проблем. Кстати, может ещё кого позовём?

— А смысл? Тогда вместо реальной практики это просто превратится в посиделки, а если и дойдет до боя, то получится грубая свалка, а не что-то, где мы оба сможем выложиться на полную.

— Ладно, понял тебя, — спокойно кивнул Блэк, сразу же довольно улыбнувшийся, стоило только МакКиннон выйти в новом наряде. — Этот тебе просто идеально подходит!

По мнению Моррисона, Сириус довольно быстро втянулся, ибо после этого магазина они пошли в следующий, а энтузиазмом брюнет так и пылал. Он шёл рядом с Марлин, засунув руки в карманы мантии, временами фыркал в ответ на её замечания, временами отпускал свои, ничем не хуже. То комментировал витрины, называя вещи «торжеством безвкусицы» и «торговым преступлением против человечности», то вдруг с серьёзным видом заявлял, что вот этот плащ — именно то, чего не хватало её гардеробу. Марлин в ответ шутливо била его по плечу ладошкой, мило улыбалась, «хлопая» глазами, но ни на шаг не отдалялась.

Она смеялась чаще обычного. Иногда даже забывала прикусить губу, как делала это, когда ей казалось, что эмоций слишком много. А ещё чаще оглядывалась — словно пыталась поймать его взгляд, оценить реакцию, уловить что-то в отблеске серых глаз. И когда Сириус, шутя, выдал:

— Если ты примеришь ещё одну вещь, я, пожалуй, заведу петицию об ограничении времени пребывания в бутиках.

Марлин только усмехнулась, приблизилась на шаг и негромко бросила:

— Уж прости. Ты и сам должен был понимать, на что подписываешься, мистер Блэк.

Он на секунду будто бы растерялся. И вот это, как ни странно, Марлин понравилось больше всего.

Уильям держался чуть позади, на пару с Лили, примеряя на себя роль молчаливого носильщика — иногда с едва скрытым весельем принимал из её рук очередную коробку или свёрток, переглядываясь с Сириусом. От этой парочки так и разило за километр той самой «химией», как некоторые называют приязнь парня и девушки друг к другу.

Заметив, как Марлин уже в третий раз расправляет на себе кашемировую мантию и словно невзначай спрашивает, не делает ли она её плечи шире, он только хмыкнул и в очередной раз, добродушно пожав плечами, произнёс:

— Прелестно. Берём. Всё берём. Если что, грузи всё на Сириуса, он не против.

— И с чего ты это взял?! — Шутливым, слегка недовольным тоном с усмешкой спросил Блэк, в прочем, спокойно приняв все пакеты от МакКиннон.

Когда, в конце концов, они вышли из магазина, нагруженные вещами, с лёгким румянцем от долгого хождения, троица остановилась у небольшого фонтана. Марлин с некоторой небрежностью поправила волосы, осмотрелась, потом довольно сказала:

— Ну, в целом, вы справились. Даже неплохо.

— Мы тут вообще-то героизм проявили, — с серьёзным лицом отозвался Сириус. — Вынесли всё, что могли. И морально, и физически.

— Пожалуй, на ближайшие пару лет хватит с меня совместных походов по магазинам, — кивнул Уильям, заразительно зевнув.

Разошлись они довольно просто — Марлин с Сириусом ушли в сторону «Трёх мётел», тогда как сам парень с Лили отправились обратно в Хогвартс. Теперь уже они были в роли тех, кто шёл обратно в замок мимо других студентов, которые, наоборот спешили попасть в Хогсмид.

— Как думаешь, как скоро они сойдутся? — Поинтересовалась Лили, которая по какой-то неведомой для парня причине была в немного меланхоличном настроении.

— Может быть под весну, не знаю, — и он действительно не знал, ибо абсолютно точно не являлся экспертом в романтике, — но учитывай то, что хоть Сириус и бабник, когда дело касается серьёзных отношений, то он, полагаю, будет куда более… спокойным?

— Вот как… — задумчиво пожевав собственную губу, девушка (уже точно не девочка) неуверенно спросила: — А ты что?

— А что я? Я нормально, спасибо за беспокойство, — с долей недоумения ответил Моррисон, идя так, чтобы Эванс не пришлось слишком торопиться за ним.

— Ясно, — отвернувшись от него, будто его ответ её не устроил, они так и продолжили некоторое время идти в почему-то неловкой тишине.

Ладно, на взгляд парня это было чертовски странно. Вдруг ещё обидится из-за такой мелочи? Парень даже представить не может, что сейчас творится у неё в голове. Всё-таки понять мышление девушек порой бывает куда тяжелее, чем сдать экзамены на лучший результат.

— Лили. Не дуйся, тебе не идёт.

— Отстань.

— Не дуйся, а то потолстеешь.

— Уильям! — Возмущённо воскликнула девушка, несильно ударив его своим кулачком в плечо.

— Уже как пятнадцать лет Уильям, вообще-то, — тепло улыбнулся Моррисон, окидывая всё более приближающийся к ним замок быстрым взглядом.

Уже почти пришли…

* * *

До октября всё шло как-то удивительно спокойно — ровно, без особых потрясений. Хогвартс с каждым днём понемногу замирал в осенней дреме: листья с деревьев в парке опадали с ленивым шелестом, воздух по утрам был прохладным, но не настолько, как в ноябре, когда можно было околеть просто недолго постояв снаружи без использования согревающих чар. В солнечные дни всё ещё можно было сидеть у озера после уроков, вытянув ноги в траве, а в пасмурные — уходить в библиотеку или засиживаться в Выручай-комнате с отработкой уже изученного.

Уильям быстро вернулся к своему обычному распорядку: учёба — в меру, тренировки — строго по расписанию, заклинания — по вечерам, когда остальные уже либо отдыхали, либо зевали в креслах гостиной, но иногда и он присоединялся ко всеобщей лени. Постоянно делать одно и то же для него слишком, даже если это уже и вошло в привычку. Неделя за неделей тянулась ровно, и даже в «большом» мире никаких потрясений на первый взгляд не было. Да и на второй тоже.

На занятиях всё шло по накатанной. ЗОТИ всё такое же нудное до смерти, руны ломали парню мозг в попытках осознания, на зельях Моррисон априори не может быть в благодушном настроении (подготавливая не слишком-то и приятные ингредиенты) и единственные предметы, с которыми у него вообще не было проблем — это трансфигурация и заклинания.

С друзьями тоже было спокойно. Даже Фрэнк и Алиса, наконец, полноценно сходили в Хогсмид на «свидание». Ну, вся эта романтика с неловкими улыбками и прочим, что свойственно подросткам. Когда же он ловил «передоз» розовой чуши, то неизменно старался держаться немного в стороне от всякого занятия, которое требовало слишком активной деятельности.

Дуэльный зал под начало октября давно не знал человеческих голосов — пыль, густо легшая на высокие окна, скрадывала свет, и в тишине эхом отзывался каждый шаг. Старые трибуны, осыпавшиеся обломками, чернели в углу, а воздух пах увядшей древесиной и чем-то металлическим — может, застарелыми следами магии. Здесь не было никого. И потому было безопасно. Один из множества заброшенных залов по всей школе, который за ненадобностью банально забыли, что может быть лучше для того, что они собрались делать?

Почему именно дуэльный зал? Ну, Выручай комнату показывать Уильям не собирается никому уж точно, может если на курсе седьмом, но и то не факт. Слишком удобный инструмент для занятий -это чудо замка, да и крестраж сам себя в горе хлама не найдёт. На счёт последнего, увы, всё так же без прорывов. Будто и нет там никакой диадемы некоего излишне хитрого, психопатичного бывшего школьника, который совсем скоро станет тиранить всю страну.

— Думаешь, стоит кого-нибудь предупредить, что мы собрались избивать друг друга до состояния нестояния? — Лениво протянул Сириус, закатывая рукава школьной мантии и беззастенчиво оглядывая зал, будто оценивал размеры арены.

— Нам не нужны проблемы, если этот «кто-то» по причине излишних переживаний настучит профессорам, — напомнил Уильям, методично поправляя складки на рубашке, предварительно сложив мантию на очищенном участке скамьи, дабы она не мешалась. В голосе у него звучала лёгкая усмешка. — До серьёзных травм — и стоп. Большинство ран смогу и сам залечить, или зря, что ли, отец меня мучил с лечебными заклинаниями? Если челюсть отлетит — приставлю обратно, не переживай. Но без фатального, договорились?

Да и на крайний случай они прихватили с собой парочку полезных зелий, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Считай, что договорились, — Блэк повёл плечами, разминая руки. — Я, правда, рассчитывал на честный обмен синяками, но если ты настроен прямо-таки сражаться, то не обижайся, когда я сожгу тебе брови вместе с причёской.

— Можешь попробовать. Всё равно не ты один этим развлекаешься, — отмахнулся Моррисон, отступая чуть дальше. — Но без поддавков, это важно. Никаких нарочно медленных атак, никаких щадящих чар. Иначе теряется смысл.

— Я и не собирался, — фыркнул Сириус, и в его взгляде мелькнул азарт. — Говоришь — сражаемся, значит, будем. Но если я случайно вырублю тебя — знай, я сделаю с твоим телом всё, что сочтёт уместным человек, не обременённый излишним стыдом.

— Угрожаешь?

— Убеждаю в собственной серьёзности.

На пару секунд повисла тишина, тяжёлая и собранная, как перед первым ударом в гонг. Оба стояли на расстоянии, оценивая друг друга — не как друзья, а как противники, у каждого из которых было достаточно упрямства, чтобы не щадить.

— Тогда… по моей команде, — тихо сказал Уильям. — На «три».

Мучительные в своей длине пять секунд мёртвой тишины. Напряжение, казалось, полностью поглотило тела обоих.

— …три.

Первые заклинания сорвались почти одновременно — у Сириуса резкий, короткий «Экспеллиармус», у Уильяма — инстинктивное невербальное «Рефлекто». От удара щит искривился, дрогнул, но выдержал, отправив снаряд обратно, однако тот лишь выбил крошево из стены. Почти в ту же секунду Моррисон ушёл в сторону, вскинув древко прямо на оппонента:

— Confringo! — Жёлтый сгусток с фиолетовыми прожилками стремительно улетел вперёд.

Сириус еле увернулся, едва не рухнув на бок. Под ногами взорвался камень, резкая, слепящая вспышка огня, воздух будто покачнулся.

— Ах ты… — процедил Блэк сквозь зубы и в следующую секунду ударил целой серией: парализующее, «Бомбарда» и сразу за ней «Силенцио».

Моррисон гасил заклинания одно за другим, не отступая ни на шаг. От взрывного быстро отшагнул в сторону, защитившись от осколков и чар немоты круговым «Протего».

— Baubillious! — Бело-желтая молния расколола пространство, ударив слишком близко — Сириуса отбросило назад в стену, и в его мантии появилась палёная дыра на пару с поджаренной плотью, но не настолько критично, чтобы он не мог даже стоять.

— Серьёзно, значит, — сквозь зубы прошипел брюнет, дёргано поднимаясь и одним движением выставив невербальное «Протего», которое приняло на себя оглушающее с обезоруживающим. — Ну, держись.

Его движения были через чур резкими благодаря влиянию ударившей по нему молнии. Нервы не слишком одобрили такой «оздоровительный» разряд.

Сириус закрутил щит и резко шагнул в сторону, пряча создаваемое заклинание за намеренно усиленным «Протего»:

— Expulso!

Уильям еле успел создать Вуаль, отразив сияющую мутной синевой вспышку проклятия. Мощный удар, от которого его колени невольно подогнулись, устояв, — и, в ту же секунду, развернул щит в контратаку.

Он вспыхнул грязно-серым, трансформируясь в мощный буровой поток чистой магии. Сириус ушёл в сторону — поздно. Волна ударила сбоку, швырнула о стену со всей силы. Он сдавленно застонал, не в силах подняться. Мощь этого заклинания поражала Моррисона. По всему телу Сириуса были многочисленные порезы, и даже с беглого взгляда парень мог заметить несколько переломов. Тот сейчас лежал, явно словив болевой шок. Ничего, жить будет, это-уж он гарантировать может.

— Нравится? — Рвано выдохнул Уильям, чувствуя своё сердцебиение, которое решило превзойти все пределы скорости (не до степени инфаркта, разумеется). — Это не учебный дуэльный клуб, Блэк. Предупреждал ведь, бьём в полную силу.

— Reducto… К-ха! — Выплюнул небольшой сгусток крови Блэк сразу после своей явно последней атаки.

Уильям действовал рефлекторно: он понимал, что не успеет уйти в сторону или создать очередную Вуаль, потому закрылся лишь максимально крепким «Протего», хоть за такие мгновения и какой-либо прочности хорошей можно не ждать.

Кости Моррисона взревели болью: левая рука повисла, вывернувшись под углом. Щит с жалобным хрустом треснул, будто ваза, однако свою основную задачу выполнил — погасил основную силу удара.

Парень зло стиснул зубы, с широко раскрытыми глазами из-за резкой боли, которую он терпит из последних сил, и то это с каждым через чур быстрым вдохом удавалось всё тяжелее, использовав последнее заклинание:

— Stupefy! — Со свистящим звуком сорвалось название чар, после чего всё закончилось.

Сириусу уже не хватило концентрации отбить — его тоже приложило очень сильно. Получается… Победа?

Тишина.

— Сдаюсь, — выдохнул с пола Блэк, болезненно скалясь. — Чёрт, это было…

— …великолепно, — отозвался Уильям, с болезненным стоном опускаясь рядом и используя на свою руку обезболивающее заклинание. Сначала Сириуса нужно подлатать, он сильнее пострадал. — Не ожидал последней атаки, моя ошибка… Сиди и не дёргайся, или будет ещё больнее.

Брюнет не улыбался — лицо было серым от боли, в уголке рта засохла кровь. Несколько длинных порезов на предплечье, пропитавших ткань. Но взгляд — будто лихорадочный, горящий и чёткий. Ни на миг не пожалел, как и сам Моррисон.

К счастью или сожалению, Уильям не убийца, как и кто-либо из его окружения. Пока что. Ни один из них не прошёл через по-настоящему смертельный бой, не смотрел в лицо тому, кто собирался лишить их жизни, и не убивал сам. В какой-то части головы — глубоко — было понимание, что в ближайшие лет пять это абсолютно точно изменится, ибо война не оставит в покое никого. И, возможно, даже радовало. Уильям всё ещё не знал, как поведёт себя в тот момент, когда придётся решать: жив он или кто-то другой.

Всё же одно дело бравада и самообман — для облегчения совести, но как он себя поведёт, если его заклинанием разорвёт какого-нибудь Пожирателя? Хороший вопрос, на который ответ он сможет дать не скоро.

Занимались лечением почти час: зелья, перевязки, заклинания, охлаждение ожогов от молнии и снова зелья. Упоминать то, как болезненно было вставлять свою же плечевую кость обратно парень зарёкся. Его чуть не стошнило от того месива, которое стало с рукой, благо что хоть всё это очень легко поправимо.

— Глотай, — протянул Блэк пузырёк с густой чёрной настойкой. — Твоя вывороченная кость не срастётся просто так, даже если ты будешь смотреть на неё грозно.

— Это не кость, это благородное выражение внутреннего состояния. — Сказав первый попавшийся в голову бред, Моррисон сморщился, проглотив зелье, и потянулся за другим, — с недовольством от того, что так банально попался.

Всегда нужно делать контрольный «выстрел». Бойцы Монолита из одной всем известной вселенной подтвердят на собственном примере.

Такие открытые переломы его заклинания с нуля залечить не могут. Сначала нужно вправить кость, после зелье сделает основную работу и уже после, чарами завершить процесс восстановления. Хорошо хоть, что никаких ощущений он от руки не чувствует, иначе сейчас бы вопил от боли.

У каждого при себе — по добротному походному набору. Сириус свой сложил в старую кожаную сумку, явно унаследованную не от самого дружелюбного родственника. У Уильяма — аккуратный футляр с несколькими отделениями, всё подписано, аккуратно. Всё же не зря он запасается перед каждым годом стратегическим запасом… всего в своём чемодане.

— Ты вообще в своём уме, когда начинаешь палить «Confringo» с первой секунды? — C хрипотцой хохотнул Блэк, откидываясь на спину, подложив под голову мантию. — Я едва глаз свой там не оставил, Уил. Это не тренировка, это война была.

— А ты как хотел? — Усмехнулся тот, устало сидя рядом. — Щекотаться? Я тебя бить пришёл, а не обниматься. Да и мы договорились сразу начать серьёзно, сугубо твои проблемы, что «упустил» эту часть мимо.

Сириус перевёл на него взгляд и довольно ухмыльнулся.

— Вот это мне и нравится, мать твою. Ты дерёшься по-настоящему. Не жмёшься, не выцеливаешь пятку — сразу в лоб. Это круто.

Он замолчал, потом добавил, с неожиданной серьёзностью:

— Мы с Джеймсом, когда мелкими были, думали, что знаем, как сражаться. Заклинание, щит там, финт какой, ха! А у тебя — всё в темпе, связки, точка давления. Не просто «чтобы победить», а «чтобы не оставить шанса». Старик Хоффман сильно проехался по мозгам своей философией аврора, или что?

Уильям посмотрел в потолок, чуть поморщившись — фантомные боли в руке изредка покалывали. Ну, хоть не настоящие приступы.

— Потому что однажды придётся. И не на дуэли. Лучше знать, как именно сделать так, чтобы никто не встал. Сам знаешь, какая дрянь сейчас творится, чего только стоят те пропажи, хоть сейчас об этом особо и не пишут. Не верю, что всё закончится так просто, раз из-за этого прошло Министра буквально отстранили.

Повисла короткая тишина.

— Мрачно, — буркнул Блэк, — но звучит реально убедительно.

Потом хмыкнул, закрыл глаза и выдохнул:

— Ты, Моррисон, больной на голову. Но чертовски крутой. Нам надо это повторить. Только в следующий раз без твоей «серой гадости», я чуть не обосрался, когда в меня обратно полетели мои же чары.

— Тогда без твоих «сюрпризов» в последний момент, — отозвался Уильям. — Честно, я думал, ты играешь не настолько грязно. Полезно для общего развития, конечно, но одного урока мне хватило. И это «Серая Вуаль», из того гримуара, который ты одалживал летом. Так что и тебе бы эту «гадость» выучить, сам видел эффект.

— Уил, — широко усмехнулся Сириус, — я Блэк. У нас грязное в крови. Чего только фамилия стоит!

— Скажи это своей мамаше, — ехидно хохотнул парень, смех которого сразу подхватил брюнет.

— Иди на хрен, а?

— Карлики вперёд, — весело фыркнул Моррисон, стараясь не смотреть на процесс восстановления руки. Всё же зрелище не из приятных. — Нужно будет на всякий случай потом зайти к Помфри, удостоверится что всё правильно сделали, а после уже сами будем и дальше себя лечить.

— Ты всего на немного и выше, — закатил глаза парень, сразу сморщившись от прострелившей судороги в теле, — а на счёт Помфри… Только не слишком часто давай, а то заподозрит что-то, а лишние проблемы не нужны.

— Согласен.

Зал сам по себе был в состоянии полуразрушенного ужаса: трещины в булыжнике, сваленные в угол исписанные меловыми заклятиями доски. Но всё же за собой оставлять следы парни не собирались. Пара очищающих чар — и куски мебели собирались обратно, сбитые камни возвращались на место, закопчённые участки пола принимали свой первозданный вид.

Сириус отряхнул руки.

— Почти как новый.

— Если не считать запаха сожжённой ткани и крови, — пробурчал Уильям, глядя на запятнанный рукав, который даже после чистки всё равно казался темнее.

— Атмосфера, — фыркнул Блэк.

Одежду подлатали как смогли: ожоги запечатали, порезы залечили, ткань зачистили, чарами запах сбили. Выглядели чуть усталыми, но не потрёпанными. Стали напоминать не бездомных магов после облавы, а вполне приличных пятикурсников, вернувшихся с вечерней пробежки или какую там дребедень обычно придумывают восторженные фанатки по отношению к члену «древнейшей и благороднейшей» семьи?

— Пошли, — махнул рукой Сириус, открывая проход. — Пока Эванс на пару с Римусом не начали опять читать лекции о дисциплине и безопасности.

— Мы же ничего не нарушили. Формально.

— Формально, Уил, мы просто вели тренировочный спарринг. До лёгких увечий. Но им и об этом знать не нужно.

И, хохоча вполголоса, они исчезли в тени коридора, оставляя за спиной вычищенное помещение. В гостиной Гриффиндора их ждали диваны, остатки вечерней болтовни, и, возможно, чашечка вкусного чая — но лично для Уильяма этот день уже завершён. Полноценно. И ничего сложного он делать не собирается, а к Помфри можно и завтра зайти.

Всё же вылечили себя парни полностью, хоть и потребовалось… пошаманить немного, ускорив заживление взамен на повышенный аппетит на следующем ужине. Ничего не обычного.

В этот раз занятие по древним рунам было более прикладным, и большая часть времени уделена непосредственно самой практике. Если до этого они в основном заучивали теорию и делали нечастые переводы рунических текстов, то теперь профессор решила перейти к следующему этапу.

— Сегодня я затрону тему прикладного применения защитных рун в вашей повседневной жизни… — начала Бабблинг, обходя ряды парт, изредка кидая взгляд на доску, где была вычерчена схема из трёх рун, объединённых в замкнутую конструкцию. — Вещи, которые вам дороги, могут быть не просто спрятаны — их можно защитить. От кражи, от магического вмешательства, даже от физического повреждения. Особенно, если вы умеете правильно выбрать базу рунного сплетения.

Пожалуй, эта тема была наиболее актуальна для подростков, которые за свои личные вещи порой беспокоятся куда больше, чем за что-либо ещё. Да и если бы пропал дневник самого Моррисона, тот забил бы тревогу.

— Речь сейчас не идёт о мощных, долговечных рунических щитах. Это будут небольшие сплетения из трёх-пяти символов, временные, но удобные. К примеру, вы можете наложить такой узор на свой сундук или сумку. Ключ в том, чтобы сочетать руны, не нарушая логики их взаимодействия…

Рядом с Уильямом кто-то скреб пером по пергаменту. Позади слышалось, как слизеринец зевает, не прикрываясь. Профессор не обратила внимания — ей не было дела, слушают её или нет, если всё и так решится на экзамене. В первую очередь она была фанаткой всего, что связано с рунами, и уже только после преподавателем.

Вскоре руку поднял один из когтевранцев — новоиспечённый староста пятикурсник. Насколько подметил сам Уильям, то он не впервой проявляет такое любопытство, явно желая узнать всего и побольше. Как там его зовут-то?.. Что-то на «А», это он помнит точно. Ну, в прочем, какая разница, все равно он с ним даже парой слов за все время учёбы не перекинулся.

— Простите, профессор, но ведь существуют разные рунические алфавиты? Древнеанглийский, староскандинавский, протогерманский… Вы используете элементы из нескольких. Разве это не нарушает саму логику плетения?

Женщина на миг приостановилась, потом, к явному собственному удовольствию, обернулась с таким видом, будто давно ждала этого вопроса.

— Прекрасно подмечено, мистер Рикман. Действительно, есть десятки разновидностей рунных систем, и вы правы — смешение их без должной подготовки может привести к полной магической дисфункции всей конструкции или даже опасным последствиям. Однако… — она быстро подошла к доске и резким жестом вычеркнула из схемы одну из рун, заменив её на аналог из другого алфавита, — …однако вся прелесть рунической магии в том, что она работает не на языковой системе, а в образной. Руна — это прежде всего идея, воплощённая в знаке. Именно поэтому они есть в каждом сколь-либо древнем обществе волшебников. И если вы способны вписать эту идею в сам мир, то добьётесь нужного результата. На словах, конечно, легко, но поверьте мне на слово — это крайне сложно проделать в одиночку.

Точно! Алан Рикман… Ну и имечко. Насколько сам парень помнит, так звали актёра в фильмах… Вот только какого? Нужно будет уточнить в своём дневнике после, а то что-то давненько он уже не освежал память «канона».

— Получается, магия «читает» символ, как концепт? — Уточнил Фрэнк с интересом.

— Именно. Руны — это не текст в привычном смысле. Это узоры намерений. Именно поэтому один и тот же символ в разных культурах мог означать похожие вещи. Магия тянется к сути. И если вы, как волшебник, в состоянии вложить верную структуру в рисунок чар, магия исполнит задуманное. Но это требует понимания глубинного смысла намерения и интуитивной чёткости. Потому и учим теорию большую часть времени, — добавила с мягкой иронией.

Сложно… Именно эта мысль сейчас скручивает мозг Моррисона со всей своей бессердечностью. Сразу вспоминает свои студенческие будни с черчением, где он также ломал голову так сильно ради результата, что по итогу возненавидел всё, что связано с геометрией. Благо, результат чистой магии в ритуалистике примирил его с необходимостью разбираться в этой теме, даже если очень не хочется. Отказываться от полноценного направления многовековых трудов других волшебников из-за собственной нелюбви к рисованию было бы… недальновидно.

Профессор неспешно подошла к своему столу, плавным движением отлевитировав чарами лежащие на её столе небольшие брусья за каждую парту.

— А теперь, те, кто хочет попробовать — вот вам эти дощечки. Сегодня вы нарисуете универсальный защитный узел из трёх рун. И, прошу вас, следите за соответствием смысла. Не надо совмещать руну разрушения с руной дома. Это как ставить охранную сигнализацию и оставлять дверь нараспашку.

Универсальные руны… Дилемма. Ведь обычно такие символы называют, когда они означают сразу несколько концепций. Например, выстроили защиту из таких рун, и вместо одного только отражения чар, она должна выдержать и другие типы повреждений. Уровень задачи на порядок сложнее, чем если бы это были обычные, базовые руны.

Если удариться в экскурс древней истории становления науки рун, то вполне станет понятно, почему их называют древними:

Когда ещё до появления полноценной письменности волшебники прошлого использовали интуитивные, сыроватые формы магии, основанные на чувствах, жестах, звуках и непосредственном взаимодействии с природой, то со временем они стали придавать этим эффектам определённый символ, дабы понятно выразить то, что они намереваются проделать.

Особенно остро вопрос формализации встал, когда человечество достигло эпохи больших племён, дабы передавать следующим поколениям свои знания. По сути, именно в те дремучие времена полноценно изобрели магическую письменность.

Уже после, во время появления первых государственных структур древности (древние кельты, те же скандинавы да германцы) началась официальная систематизация языка рун. У каждой культуры был свой язык, который передавался из поколения в поколение, отсюда и такое множество вариаций одних и тех же концепций.

Когда же изобрели полноценные волшебные концентраторы, не важно будь то палочки или посохи, хотя первые всё же стали куда популярнее из-за удобства, то постепенно руны начали терять своё первенство в магическом искусстве.

Ибо что такое заклинания, которые любой волшебник использует своим концентратором? Те же руны, только в вербальной форме (как для начала), которые та же палочка, грубо говоря, «выжигает» в пространстве, создавая нужный эффект. Это если обобщать.

Именно поэтому дабы создать свои чары с нуля — знание рун строго обязательно, иначе ничего банально не выйдет.

Само задание профессора было хоть и достаточно муторным по причине необходимости подобрать нужные руны, что и занимало большую часть времени, однако ничего особой сложности для Уильяма здесь не представляло. Потому вполне ожидаемо, что под конец занятия справился каждый студент, получив оценки в зависимости от правильности начертания символов и их универсальности. Моррисон уже по привычке услышал «Превосходно».

Всё же учеба не доставляет каких-либо проблем, если он имеет хоть каплю мозга и усидчивости. И как понятно, что одного, что другого у него в избытке.

К концу октября у парня создалось ощущение, будто практически все его знакомые начинают понемногу сходить с ума: количество романтики на квадратный метр он подмечал настолько много, что начал сомневаться в своей здравой оценке объективной реальности.

На прошлой неделе Фрэнк наконец пригласил Алису на полноценное «свидание» в Хогсмид. Ну, «Сладкое Королевство» там, «Три Метлы» и пикничок после и вся такая чушь. В честь этого Эдвин даже закатил небольшую пирушку их отдельной компанией, безостановочно раздавая непрошенные советы в «настоящих отношениях», будто у него был в них богатый опыт. Весело тогда было, пожалуй, всем кроме Фрэнка, бедняга.

Ещё и не сильно знакомые ему студенты тоже будто с цепи сорвались по чьему-то зову: парней в паре с девчонками в деревушке на выходных стало аномально много. Ну вот прям настолько, что он решил уточнить у Барнса, может он пропустил какой-то новый праздник или ещё что?

— Просто ты слишком хмурый всегда, оттого и не понимаешь прелести отношений! Вот попробуй сам пригласить какую-нибудь девчонку, сразу осознаешь сколько упускал! — Воодушевлённо взмахнув руками, он с искренним желанием «помочь» просвещал Моррисона.

— Если я и, чисто гипотетически, конечно, пойду на свидание, то всё закончится тем, что мне придётся выслушивать нудный словесный поток дурёхи, которая помешана на… всяком девичьем. Знаю я, как это происходит.

— Ну так найди такую же зануду, которая думает о будущем, всё просто!

— С такими нам не по пути, обычно те уже просчитали всё, вплоть до того, с кем им лучше в одном помещении даже не находиться, да и я не настолько гик, между прочим, — закатив глаза, ответил Уильям, мысленно добавив:

«Ну, а ещё я не собираюсь тратить время на романтику с обычными подростками, сколь бы они серьёзными не были. Вдруг потом метафизический боженька придёт и за разврат детишек покарает? Лучше уж тогда зрелая девушка. Хотя, плевать на это, ещё не факт, что войну переживу, а уже после и буду думать о всяком таком».

Также дуэли с Блэком вошли в его будни, как влитые — еженедельно они месят друг друга до состояния нестояния, а после довольно долго лечатся. В прочем, стараются обойтись без слишком сильных травм. Одного похода к мадам Помфри хватило, зато парень удостоверился, что не зря зубрил и насиловал свою голову колдо-медициной: вылечил он всё на ура, что та даже следов травм не заметила.

На крайний случай, если перегорит к боевой магии, то устроится в госпиталь, пойдя по стопам отца. А что? В это время здесь это вполне естественно, да и не пятнадцать лет ему… а, ну да. В общем, проблем с подростковым бунтом у парня нет никаких, что на самом деле неимоверно радует. Не хотелось бы вести себя на эмоциях как тварь последняя по отношению к семье.

Замок же вновь был украшен соответственно тематике Хеллоуина (или Самайна, тут кому что ближе), и эти изредка летающие тыквы у Уильяма уже в печёнках сидят. Тыквенный сок, пироги, да даже живые тыквы, на любое, Моргана их всех в зад, разнообразие! Он искренне не понимает, почему здесь делается упор именно на этот… овощ, фрукт, что это за покемон вообще? Есть же нормальные блюда и напитки, так нет! Странные дела в Хогвартсе происходят под этот праздник, иначе и не скажешь.

Единственная, кто помимо него самого не поддалась атмосфере всеобщего праздника — Лили. Она закопалась в обязанности старосты с головой, прилежно исполняя свои обязанности. Да и про учёбу не забывает, и Уильям стал её видеть большую часть времени с парой учебников рядом. Конечно, он всецело одобряет желание стать умнее остального стада… студентов, потому довольно часто сидел с ней рядом, также почитывая записи из своего дневника.

Им он старался особо не светить лишний раз, но когда занимается с Эванс, которая о нём уже знает, то почему бы и нет? Не заметить же чёрную книжку, которую девушка постоянно таскает с собой, будто косметичку, он не мог. Догадки на счёт этой вещицы у него есть, но зачем мучить себя, если можно спросить напрямую?

— Слушай, Лили, а что за книжку ты с собой постоянно таскаешь? Личный дневник, что ли, завела? — Поинтересовался парень во время их очередного невольно совместного занятия в укромном углу гостиной, где они огородились Куполом тишины от остальных.

— Да какой там, — отмахнулась гриффиндорка, — скажешь тоже. Её мне Северус одолжил, говорит, там много всякого интересного. Как оказалось, он прав. Представляешь, он уже собственное заклинание создал!

— Вы когда помириться успели уже?

— Да знаешь… само как-то со временем получилось, — пожала плечами рыжеволосая, перелистнув страницу учебника по трансфигурации, — если слишком долго не общаемся между собой, то даже нормально после перерыва. Конечно, неприятно из-за всех этих ссор, но уже привыкла, честно говоря.

— М-гм, ясно, — задумчиво протянул парень, — а что за заклинание?

«Догадки» у него, конечно, есть, но лучше всё же уточнить.

— Поднимает в воздух, как левитационные, только будто подвешивает за определённую часть тела. Зачем, правда, так мудрить, я не знаю, но всё равно… впечатляет, — спокойно закончила Лили, начав выписывать формулы с учебника на пергамент, выполняя эссе на следующую неделю.

— Согласен. Для нашего возраста и правда сильно, правда жаль, что такой потенциал будет загублен отвратным характером, будто у сварливой бабки, категоричной во всём.

— Уил, давай не будем? — Немного устало попросила девушка, посмотрев на него.

Как Моррисон заметил, то хоть она и тщательно выполняет все возложенные на неё обязанности, постепенно это её утомляет, особенно когда Лили «забывает» про хороший отдых. По этой причине такого… излучения позитива и радости жизни от одного её присутствия заметно поуменьшилось. И это она ещё ему что-то говорила той весной, ну да, как же.

— Как скажешь, — пошёл на попятную парень. Всё же не хотелось её расстраивать из-за своего обычного ворчания на характер отбитого мудака у Снейпа. Само вырвалось, честное слово!

— Кстати, я тебе рассказывала уже про Марлин?.. А, забудь, вспомнила что нет. Хочешь новость века? — С легкой и хитрой улыбкой поинтересовалась Эванс, даже отложив перо обратно в чернильницу.

— Ну, попробуй удивить, — отчетливо хмыкнул Уильям, откинувшись на спинку стула.

— Она позвала Сириуса в Хогсмид прямо на очередной тренировке! Это тогда вся команда видела, представляешь? Позвала. Марлин. Сириуса. Первой! — С точёными паузами выговорив, она улыбнулась настолько гордо, будто сама это сделала, а не её подруга.

— А, ясно. Значит всё же мир сошёл с ума, а не я, — уже тише пробормотал себе под нос парень, однако все равно оказался услышан.

— Просто «ясно»?! И с чего бы это весь мир, кроме тебя, сошёл с ума? Я же тут, нормальная вся, как видишь.

— Да ты вообще видела этот ужас? — Начал тихо возмущаться Уильям. — Практически все наши одногодки будто с нарезки слетели, ударившись во все тяжкие в романтику. Даже не учитывая наших общих балбесов, даже на других факультетах такая же картина!

— И что? Это же естественно. Или ты им завидуешь? — С многозначительным заигрыванием бровями и улыбкой спросила рыжеволосая.

— Пф-ф, — недовольно фыркнул Моррисон, опёршись щекой на подставленный кулак, — делать мне больше нечего, ага. Просто бесит такая резкая перемена. Будто им всем гормоны голову начисто снесли, честное слово. Одни мы с тобой нормальные. Ну и Адам, хотя не знаю, может он и не считается, если вместо романтики повёрнут на картинах.

— Ты просто всё преувеличиваешь. Вот увидишь, пройдет ещё месяца два и привыкнешь, — весело хмыкнула Лили, забавляясь.

— Ну-ну, я даже позволю себе в это поверить, раз уж это ты такое говоришь, — тонко и немного ехидно улыбнулся парень, и по какой-то причине Эванс, проворчав что-то на грани слышимости недовольно отвернулась, окидывая взглядом гостиную.

Её оккупировали в большинстве своём ученики с первого по третий курс, занимаясь кто чем горазд: более мелкие играли во всё, что смогли достать с полок, тогда как остальные или тоже были в учебниках, или разговаривали о чем-то своём.

Парню нравились такие относительно уютные посиделки с подругой, когда он мог спокойно говорить обо всем (ну, практически), что у него на уме, обсуждая с ней ту или иную вещь. Вот бы так было всегда — без мыслей о предстоящем кавардаке в стране, нечастых переживаний о собственном будущем и невольном влиянии на уже известную в большей части историю. Но, увы, плевал мир на его желания, как и на все прочие.

* * *

Гостиная Гриффиндора в Хэллоуин напоминала не просто центр веселья, а целую маленькую страну, живущую по собственным правилам. Справедливости ради, такое происходит крайне часто. Всё вокруг переливалось жёлто-оранжевыми огнями: воздушные тыквы (они захватят мир в этот день когда-нибудь определённо), фонарики с вырезанными злобными рожами, в воздухе медленно кружились бумажные летучие мыши, на подоконниках кто-то расставил корзинки с конфетами, и даже кресла, казалось, мягче обычного принимали тех, кто решил отдохнуть от суеты мирской.

Вечер выдался особенно шумным. Казалось, что Гриффиндор только и ждал повода, чтобы отпраздновать что угодно: хоть отмену домашнего задания, хоть появление солнца после двух дней дождя, а уж праздник с тыквенным и не только пирогами, сладостями разных сортов и прочей снеди, на пару с официальным разрешением от МакГонагалл задержаться допоздна стал настоящим пиршеством.

На одном из диванов, чуть поодаль от основной толпы, где играли в музыкальные викторины и разнообразные настолки, а ещё спорили, у кого лучший костюм, сидел сам Моррисон вместе с Фоули.

Рыжий — с приглаженными волосами, в простом сером джемпере, с уже вездесущим пледом на коленях и альбомом в руках, в котором он рисовал.

Сам Уильям, откинувшись на спинку дивана, с бокалом яблочного сока в руках (выглядит почти как огневиски, между прочим!) и лениво следящий взглядом за тем, как мимо прошли Джеймс и Сириус, оба облачённые в нелепые плащи и фальшивые клыки.

— Блэк на полном серьёзе считает, что его костюм — верх креативности, — иронично заметил парень, отпивая глоток. — Хотя нет… с учётом его восхищения собой, скорее всего он и правда считает, что это стильно. С чего они вообще на этот раз решили так вырядиться?

Адам, не отрываясь от листа, хмыкнул:

— Думаешь, у него там внутри хоть раз зарождалась мысль, что «может, я выгляжу глупо»? Да и кто знает, о чём они думают. Те ещё дебри наверняка.

— Никогда, — подтвердил Уильям. — Ему бы только повод постебаться над остальными. Хотя в одном я его понимаю — иногда это бывает реально весело.

— Ну, они хотя бы уже обходятся без той жести, как в прошлом году. Но от той навозной бомбы у Слизеринцев у меня до сих пор так себе впечатление.

— Тогда и впрямь переборщили немного, — согласившись, парень вновь сделал небольшой глоток сока. Иногда ему кажется, что он зависим от всех продуктов, в которых есть слово «яблоко». Ну, всяко лучше алкоголя.

— Это да. Как тебе, кстати? — Фоули показал на свой альбом, где на одном из листов был грубый, но выразительный силуэт девушки, стоящей у окна. Силуэт — словно вырезан тенью, но с чуть размытым контуром, будто она ускользает.

— Это кто?

— Не знаю, — честно признался парень. — Образ. Эмоция. Иногда проще нарисовать, чем объяснить словами, что ты чувствуешь. Или, скорее, даже не чувствуешь — а что где-то внутри вибрирует, но не выражается ясно. Знаешь, как это бывает?

Уильям чуть приподнял бровь:

— Говори простыми словами, не ломай мозг. Вдохновение — это муза, приход, называй как хочешь.

— Вот именно. Получилась такая… абстракция. Никогда, честно говоря, не пытался рисовать в таком стиле. Думаю, в таких картинах люди пытаются выловить смысл в цвете или линии. Кто-то видит боль. Кто-то тишину. А кто-то — просто фигню, мазню. Но каждый из них будет по-своему прав.

— Думаешь, в этом искусство — дать каждому свой ответ?

— Скорее, дать каждому возможность задать свой вопрос. А ответ… он всегда внутри. Картина — только повод его поискать.

— Звучит чертовски красиво.

— Потому что ты пьёшь яблочный сок, а не огневиски, — хмыкнул Адам. — Глядишь, если бы ты сегодня приложился к праздничному запасу, уже бы рыдал над совиным портретом. Или очередной историей того, как Мэри отшила какого-то несчастного с Пуффендуя.

— Тише, — отмахнулся Моррисон, немного устало протерев глаза.

Позади кто-то весело устраивал «разнос» громким тоном — судя по голосу, это был Римус, громко объясняющий Джеймсу, что никакая метла не заменит живую сову. Кто-то запустил фейерверк в потолок, и пыльно-золотой салют рассыпался, отражаясь в витражах.

— Большинство наших парочками, — вдруг сказал Уильям, глядя, как Алиса хлопает Фрэнка по плечу, а потом что-то ему говорит, с лёгкой улыбкой на губах. И как Марлин большую часть времени трётся возле Сириуса. — Ты заметил?

— Ага. Даже у Эдвина что-то там намечается, правда с кем именно — пока не говорит. Ожидаемо, конечно, но всё же.

— Может, дело в осени. Может, в ещё чём-то, — он вздохнул. — Я не знаю. Будто весь мир сошёл с ума, и почти все резко познали истину в последней категории, проникнувшись необходимостью строить что-то более тесное, дабы оставить о себе память в будущем.

— Глубоко. А ведь ещё не полночь.

— Подожди, я могу и философию жизни выдать, если серьёзно напьюсь. В три акта.

— Сначала выпей сок.

— Уже, — кивнул Уильям, отпивая последний глоток.

Музыка заиграла громче. Кто-то тащил гобелен, чтобы использовать его как занавес для театрального представления. Питер, размахивая палочкой, пытался воскресить свою «говорящую» тыкву, и та фыркала, обзывая его скудоумным кретином. Как точно, однако.

Однако время шло, и даже самая отборная гулянка не может длиться вечно. Кто-то, полузаснув, всё ещё сидел на подушках у стены, привалившись к спинке кресла. Другие, уставшие от смеха, танцев и сладостей, начали расходиться по спальням — кто шумно, с болтовнёй и шепотками, а кто почти молча, только перешёптываясь на бегу. Пол опустел, но воздух оставался тёплым и густым, напитанным ароматами сливочного пунша, яблочного пирога и хрустящего печенья.

Последние огоньки у камина медленно угасали. Несколько человек, бросив последние взгляды на осевшую в кресле говорящую тыкву Питера (которая уже начала заговариваться и петь какие-то глупости про репу, явно напившись), нехотя поднялись. Гобелен какого-то древнего волшебника вернули на стену, обратно в коридор (и кто его вообще сюда притащил?), а волшебные гирлянды — потускнели и свернулись сами собой в аккуратные мотки. Праздник рассосался, оставив после себя лёгкий звон в ушах, тёплое послевкусие и уютную усталость, как после долгого смеха.

Самому же парню ещё предстоит плановый поход к комраду, любителю всякой страшной живности, да просто провести плановый ритуал.

Снаружи замка царила непривычная после шумного вечера тишина. Шуршали ветки в кронах деревьев, с каждым порывом ветра бросая вниз одинокие листья, срывающиеся и замирающие в полёте, словно раздумывая, падать ли окончательно. Где-то в чаще ухнула сова. Уильям шагал вперёд уверенно, но недовольно поджимал губы, ворча вполголоса — праздник закончился, едва он всерьёз вошёл во вкус разговора. Как тяжело быть трезвым, однако, когда большая часть знакомых хоть немного, но напились.

До недавнего времени старого запаса, доставленного ещё в сентябре Рубеусу, хватало с головой. Но вот теперь — срочно понадобилось принести пополнение, причём именно сегодня, «иначе они ж там все заголодаются», — как сказано было корявым почерком в письме, которое он получил вот буквально с час назад. Да он сама тактичность, честное слово!

Хижина Хагрида теплилась светом. В ночной тишине этот жёлтый прямоугольник окна выглядел почти нереальным, как иллюстрация в детской книге. Уильям чуть развернул плечи, быстро пересёк последние метры до двери и постучал кулаком.

— О, это ты, Уил! — Голос лесничего раздался бодро, и почти сразу же дверь распахнулась. — А я-то думал, может, нюхль какой под окошком шуршит. Заходи, заходи!

Внутри, как всегда, было тепло, даже душновато, запах горящего дерева и чего-то, похожего на пережаренный хлеб, витал в воздухе. Клык поднял голову с ворчанием, узнал гостя и тут же громко фыркнул, устраиваясь обратно. Здоровяк хлопнул Уильяма по плечу ладонью, чуть не сбив с ног.

— Профессора, понимаешь, собрались, да поздно уж, пока все темы обговорили. Я вот только Клыку брюхо почесал, думал лечь — да вспомнил про корм, как раз ещё и отдам то, что успел насобирать. Славно, славно!

— Принёс, как и договаривались, — Уильям кивнул в сторону сумки, осторожно ставя её у стены. — И нет, не потерялся по дороге, — добавил с усмешкой, заметив, как Хагрид нахмурился. — Не двенадцать лет, чтобы бояться пройти ночью через лужайку к другу.

Хагрид просиял, стоило только услышать «друг». Святая простота, право слово.

— Да я и не думал! Просто не часто кто так поздно забредает. Особенно после гуляний. Вон, праздник-то какой был! — Он хохотнул и уже тащил с плиты жестяную форму. — Ты, главное, не уходи быстро. Кексы у меня сегодня особенно удачные, на каштановой муке. Никакой химии.

Уильям поморщился, но ничего не сказал. Он знал: кексы от Хагрида — это отдельный пункт храбрости даже по меркам гриффиндорца. Взял один из вежливости, не откусывая, лишь медленно крутя в руках, попробовав пробить тесто ногтем, но то как было, так и осталось каменным, пока Рубеус-кубекус (просто к слову пришлось), довольно покрякивая, наливал себе и Моррисону горячий настой с мёдом. Вот это — действительно вкуснотища, в отличие от его других кулинарных «шэдэвров».

— Как там дела-то в школе? — Поинтересовался лесничий, устроившись напротив. — Говорят, вас на СОВ уже потихоньку гоняют?

— Да пока не особо, но скоро должны начать, — буркнул Моррисон, чуть кивнув. — Некоторые преподаватели, МакГонагалл в частности, уже прямо сказали, что нас ждёт. А ЗОТИ… без комментариев.

— А! Мисс Пэмсби? Добрая девчонка. Только да, мягковата она… — Хагрид задумался, нахмурившись. — Хотя, знаешь, может, оно и правильно. Мир сейчас… ну, сложный. Зачем вбивать страх в ребят лишний раз?

— А если страх уже есть? — Уильям пожал плечами. — Если он растёт сам по себе, и ты просто не знаешь, как его победить? Теорией? Вот боится кто-то, допустим, дракона или оборотня, так и что ему делать?

— Хм… — лесничий замолчал. — Сложно это, парень. Не всё я понимаю, но знаю: ты, если надо, постоишь за себя. Видно по тебе. Да и за друзей тоже постоишь.

Голос его прозвучал тепло, и Уильям не отказал себе в благодарном кивке. Всегда приятно, когда тебя так простодушно хвалят. В хижине пахло деревом, тёплым мёдом и лесом, и было по-своему уютно.

Клык посапывал у очага. Хагрид достал ещё несколько кружек — «про запас, если заглянет кто» — и стал рассказывать, как один гиппогриф вздумал неделю назад пообижаться и не подходить к кормушке, пока не получит извинений в виде сушёной селёдки. Спойлер: он рыбу получил.

Уже чуть позже, углубившись в лес чуть дальне, Моррисон начал подготовку к уже привычному за годы жизни действию.

Ритуал прошёл спокойно, без неожиданностей — ровно так же, как и в прошлом году. Всё привычно, выверено до мелочей, без лишнего напряжения. Лес, правда, не терял своей хмурой ночной притягательности — что-то всё так же скрипело где-то глубоко в чаще, будто лес дышал сам по себе, тяжело и неохотно. Но дорога обратно была простой: тёмная, сырая, с шорохами в кустах и тенью от полумесяца, но ничем не отличающейся от десятков подобных прогулок.

До Хогвартса Уильям добрался без происшествий. Под чарами скрытности проскользнул мимо особенно бодрого в эту ночь Пивза, прошмыгнул в спальню, стараясь не разбудить соседей, и, не включая свет, спрятал сумку с аккуратно уложенными ингредиентами под кровать. Всё остальное могло подождать — усталость взяла своё. Через пару минут он уже спал, не раздеваясь, уткнувшись носом в подушку, с мерцающим остатком ночной прохлады на рукавах.

В ноябре профессора окончательно решили убрать любые поблажки в учёбе, став упоминать предстоящий экзамен практически на каждом занятии.

Нагрузка возросла, казалось бы, многократно: профессора словно разом вспомнили, что впереди — СОВ, и больше не видели перед собой учеников, только единицы оценивания, ленивое стадо и горы эссе, которое им предстоит делать на постоянной основе. Каждое занятие начиналось с настойчивого напоминания: «Вы уже на пятом курсе. Самое время задуматься, как результаты экзаменов повлияют на вашу будущую карьеру».

Особенно рьяно взялись за дело преподаватели теоретических дисциплин. История (мысли развоплотить призрака и упокоить того навсегда в голове Уильяма возникала всё чаще), где монотонный пересказ не совсем живого профессора стал ещё более невыносимым, астрономия, отчасти древние руны — даже те, кто раньше относился к предметам с налётом лёгкости, теперь вынуждены были вникать, конспектировать, запоминать. Особенно страдал Эдвин, который большую часть времени тратит на квиддич, как и Марлин. Минимум три эссе в неделю по Зельям, дополнительные задания по Заклинаниям, контрольные по Трансфигурации стали регулярными. И всё это сопровождалось фразами вроде: «Понимание основ — залог успешной сдачи СОВ» или «Сейчас вы закладываете фундамент всей своей взрослой магической жизни».

Моррисону хотелось закрыться от всего мира под подушкой и не вылазить оттуда. С учёбой у него никаких проблем, как уже говорилось, нет, но постоянные домашние задания выбешивают сверх всякой меры, ибо требуют на своё выполнение слишком уж много времени из-за их количества. А это время, между прочим, он мог потратить на что-нибудь более полезное, чем описание дракклова метода извлечения гноя бубунтюбера или формул трансфигурации, чтоб МакГонагалл валерьянки обнюхалась!

А что же тогда будет на седьмом курсе с ЖАБА (ну и аббревиатуры, Мерлин), ему даже представлять не хочется. Но, наверняка, хуже, чем уже есть сейчас. Хотя все его заботы в будущем будут об идущей войне, а не о том, как сдать на «Превосходно» ЗОТИ или Заклинания.

В первой неделе месяца Моррисона насильно затащили на квиддич. Как бы он не отнекивался, не ссылался на занятость, Барнс на пару с МакКиннон в ультимативной форме заставили его пойти, подключив к делу ещё и Эванс, как ту, кто проконтролирует, чтобы он не сбежал раньше времени.

Парень ещё ни разу за два года не ходил на игру, ибо, ну, зачем? Правила в ней — убогие, не чета футболу или тому же баскетболу, хоть он и не фанат. Никаких замен, игра может длиться хоть целый день, если потребуется. Правила для квиддича составлял явно кто-то не слишком тесно знакомый со спортом. Хотя, это и очевидно. В те махровые времена и футбола наверняка не было как такового.

В общем, будь воля самого Моррисона — он бы перекроил правила, сделав из игры что-то адекватное и более интересное. Единственная причина, почему эта игра так популярна — потому что у волшебников нет аналогов большого спорта, а опускаться до маггловских игр большинству из них претит.

Дабы не обидеть товарищей, которые почему-то решили приобщить его к всеобщей вакханалии, он безропотно пошёл на матч. Все же это в первую очередь эмоции — даже если он не будет болеть и орать во всё горло кричалки, то ничто не мешает поддаться атмосфере толпы.

Стадион Хогвартса гудел задолго до первого свистка. Пронзительный ветер хлестал по многочисленным флагам, которые студенты упрямо держали в поднятых руках, будто бросая вызов серому ноябрьскому небу, так и по тем, которые висели с трибун огромным полотном. Уильям, плотно закутавшись в шарф и куртку, сидел на трибуне рядом с Фрэнком, Алисой, Лили и Адамом.

Погода на улице в это время была отвратная — мерзлота, солнце ни капли не греет, так ещё и пронзительный ветер на такой высоте не давал расслабиться. Благо, что под согревающими чарами стало чуток полегче.

— Вот увидишь, слизеринцы опять начнут грязно играть, — бормотал Фоули, немного насупившись. — Но Джеймс им не даст хода. Он знал, что они выкатят своего нового Загонщика. Он уже неделю как отрабатывает ловушку на левом фланге.

— Ты сейчас звучишь как тренер. И с каких пор ты вообще такие подробности знаешь? Когда МакКиннон стала вратарём, ты вроде перестал интересоваться всем этим. — Усмехнулся Уильям.

— Я просто болею душой! — Адам легонько хлопнул себя по груди. — Да и попробуй не разбираться, когда Эдвин тебе все мозги вынесет этим квиддичем. Посмотрел бы я на тебя тогда.

С трибун доносились выкрики других Гриффиндорцев, совсем рядом, из-за чего парень неприятно поморщился от такой громкости:

— Гриффиндор — клыки прочь, мы в небе — вы в болоте! Красное и золото — в сердце у нас! Победа идёт — приготовьтесь сейчас!

— Размажьте змей! — Заорал с помощью усиливающих голос чар какой-то второкурсник.

Гриффиндорская сторона сверкала плакатами: «Поттер — наш ловец!», «Слизерин — домой, обратно в землю!», «Укус змеи не страшен льву!». Один студент с третьего курса выкрасил лицо в цвета факультета, а из перчаток вылепил что-то вроде когтей — теперь он махал ими в сторону слизеринской трибуны, выкрикивая, не особо изобретательно, «обидные» ругательства.

— Ну и дикость… — тихо пробормотал себе под нос Моррисон.

Игра началась внезапно — словно выстрел. Ещё не такая старая мадам Хуч свистнула, и мётлы рванули в воздух.

Квоффл в воздухе. Гриффиндор — в атаке. Поттер, чёткий в своих манёврах, прорезал небо, словно это было продолжение его тела. Его поддерживали Загонщики — Эдвин в том числе, отбивая особо ретивые бладжеры. Мяч быстро передавался от одного к другому, и в моменты, когда слизеринцы пытались сбить ритм, Гриффиндор словно замирал на мгновение — а потом снова врывался в темп, ещё быстрее.

Открыли счёт — на пятой минуте. Лавина криков. Уильям не был фанатом игры, но не мог не ощутить, как что-то внутри дёрнулось — удар по кольцу, и стадион на секунду как будто подпрыгнул.

Горестный стон большей части болельщиков, выряженных в красно-золотое, наверняка являлся усладой для ушей любителей зелёного и серебряного.

На слизеринской стороне слышались злорадные улюлюканья, когда один из бладжеров едва не снёс Эдвина, заставив того кувыркнуться в воздухе. Кто-то с их трибуны выкрикнул, также усилив свой голос:

— Львы не летают, им бы пастись, как скот! — И тут же был освистан грифами.

Почему, спрашивается, это не прекратят? Да преподавателям плевать, они сами сюда пришли посмотреть на хорошую игру.

Слизеринские Загонщики играли жёстко. Их Капитан — массивный шестикурсник с квадратной челюстью и резкими поворотами, словно шёл на таран, намеренно подрезал Джеймса, заставляя его уходить в виражи. Но Поттер держался. Он будто скользил, не летал — вся траектория его движения не поддавалась логике. В один момент резко свернул вверх, пронёсся под метлой Слизеринского Ловца и скрылся в облаках.

— Неужели Поттер обнаружил снитч?! Марлин вновь защищает ворота Гриффиндора, ну что за львица эта тигрица! — Не затыкался ни на секунду комментатор, коим являлся также гриф с четвёртого курса.

Довольно часто его одёргивала МакГонагалл, сидящая рядом, дабы тот не нёс совсем уж околесицу. Однако дело своё он явно знал — большую часть времени Уильям слушал именно его, ибо мало что понимал в этих полётах с мячиками разных размеров.

Квоффл метался между кольцами, и счёт был на равных — шестьдесят на шестьдесят. Зрители орали, как безумные. Кто-то поджёг фиолетовый дым в форме льва, и тот, взмыв в небо, разлетелся, словно освободившись из заклятия. На их трибуне даже спели строем:

— ГРИФФИНДО-О-О-ОР ВСЕХ ВАС НАГНЁТ, ПОТТЕР ДЖЕЙМС ДАВАЙ ВПЕРЁД!

Подавившись смехом, Уильям вместе с остальными активно захлопал. Лили тоже что-то выкрикнула, но деталей он не разобрал.

Ещё позже, примерно на тридцатой минуте — перелом. Поттер вдруг встал в воздухе, завис, как будто принюхивался. Глаза — выхватывают что-то. Резкий бросок вниз. Молниеносное пикирование. Ветер свистит в ушах. Слизеринский Ловец — чуть позади. Все уже встали. Сердца замирают. Метла Джеймса едва не задевает траву, когда он тянет руку — и в этот миг, казалось, сам мир разорвался от криков. Он выпрямляется, снитч в руке, и золотой отблеск солнца падает на его лоб.

— ДА-А-А-А-А-А-А! — Как будто с цепи сорвавшись, заорали гриффиндорцы, начав кто хлопать, а кто даже прыгать, не в состоянии сдержать эмоции.

Голоса рвутся наружу. Люди скачут на скамейках. Кто-то машет шарфом, будто флагом. Впереди Уильяма девочка из третьего курса визжит от восторга, прижав к себе младшую подругу, как плюшевую игрушку.

Эдвин победно, в такт толпе размахивает руками и, не дожидаясь, пока судья закончит, летит к Поттеру, хлопая того по плечу. Мадам Хуч пытается восстановить порядок, но всем уже всё ясно.

Гриффиндор победил.

Огромный портрет Полной Дамы едва поспевал поворачиваться в раме, чтобы впустить студентов, которые нескончаемым потоком вливались обратно в гостиную. Кто-то едва удерживался на ногах, кто-то орал гимн факультета во всё горло, а кто-то, подняв руки к потолку, шёл в темпе собственного триумфального марша, будто под барабанный аккомпанемент, которого не существовало. В воздухе уже витал запах огневиски, пряных пирожков и чуть обожжённой ткани — кто-то пытался превратить свой шарф в флаг, но не рассчитал с фейерверком.

С выпивкой наверняка опять Мародёры постарались, как главные поставщики… всякого эдакого в стены школы.

— За победу, господа и дамы! — Завопил Блэк, вбегая в гостиную на пару с Поттером. В руках они держали два здоровенных графина с чем-то туманным и ярко-рубиновым. — За Марлин! За непроходимый щит, за вратаря от самого Мерлина!

Блондинка, уже довольно сидевшая на подлокотнике кресла, с растрёпанной косой и блестящими щеками, вскинула кубок с огневиски:

— Десять голов в упор! И все — мимо! Пусть слизеринцы теперь варят себе зелье унижения!

Гостиную прорезал гул восторга. Петтигрю встал на табуретку и начал громко декламировать:

— И стояла на страже одна,

Как лев у ворот изо льда!

Марлин, ты для нас — не стена,

Ты — скала, крепче клыка!

Сам Питер внешностью был… нормальной, что ли? Немного худощав, с пшеничного цвета волосами. Так и не скажешь сразу, что он та ещё тварь. Ну, по крайней мере таковой будет в будущем.

— Это что, ты сочинил? — Ошарашенно хохотнула Лили, отбирая у насупившегося младшекурсника поднос с пирожными и сразу откусив одно.

— Только что, на вдохновении! — Гордо объявил парень, тут же получив тычок в бок от Сириуса. — Не мешай, это искусство!

В центре комнаты на здоровенном ковре уже началась мини-дискотека под музыку из граммофона: кто просто кривлялся, пародируя кого-то, кто отжигал на полную, прыгаю в такт, втягивая за собой других.

— Он шёл, как сокол, — громко говорил Эдвин, поднявшийся на ступеньку лестницы и теперь вещавший, словно пророк, держа в одной руке стакан с алкоголем, чуть пошатнувшись. — И когда он пикировал вниз, я поклялся себе: либо он словит снитч, либо смерть. И знаете что? Он это, Мерлин его задери, сделал!

— Ты пьян, дружище, — кивнул Адам, оттесняя его в сторону и вручая бокал воды. — Отдохни, пока не убился об что-то.

Чудеса появления огневиски настолько оперативно для Уильяма так и останутся загадкой. В принципе, ему было плевать на то, что им всего по пятнадцать, а уже пьют. Какая ж это молодость без таких наивных ошибок, когда большинство из них проснется с лютым похмельем. Хорошо быть трезвенником, однако.

Сам он сидел чуть в стороне, в кресле у окна, но его тоже затягивало веселье: из окна был виден лес и блики солнца на озере, где, казалось, всё ещё звучало эхо триумфа. Лили уже тащила к нему тарелку с кексами и напитками, которые сегодня лились рекой. Столы ломились от сладостей, мандаринов, каких-то мармеладных фигурок в форме мётел и львов.

— Ешь давай, а то опять в углу просидишь всё время, — ворчливо сказала Эванс, шлёпнувшись рядом, на соседнее кресло, поставив поднос на небольшой столик. — А то знаю я тебя.

— Спасибо, конечно, но сладости мимо меня никогда не пройдут, — с благодарной улыбкой отозвался Моррисон, не отрывая взгляда от потолка, где вилась золотая пыль — кто-то наложил иллюзию из искр, образующую слова: «ГРИФФИНДОР НА ВЕКА».

Марлин подскочила к компании Мародёров, схватила Блэка за руку и потянула на «танцпол»:

— Ты мне обещал! Ещё до матча! Один танец за каждую отбивку! У меня их десять, Сириус!

— Это не честно, — притворно застонал он, — я слабый, меня сдует!

Но уже в следующую секунду они оба плясали на ковре — Марлин притопывала, размахивая шарфом, а Сириус делал вид, будто играет на невидимом саксофоне, в такт музыке.

Постоянный смех с разных сторон. Алкоголь, еда, соки, сладости, импровизированные фейерверки. Шум, от которого в этот раз парню не хотелось уйти куда подальше. Всё же такие тусовки Уильям любил, сполна наслаждаясь ими.

Джеймс сидел на подлокотнике кресла, всё ещё покачивая в ладони снитч, будто бы не мог поверить, что тот — действительно его. Металлический шарик жужжал и трепетал в пальцах, как живое существо, не желающее сдаваться. Он чуть приподнял его, полюбовался отблеском лампы на крыльях, и усмехнулся: хороший день. Чертовски хороший. Победа, толпа, овации. Ему аплодировали — ему и МакКиннон, а не просто сразу всей команде.

В углу комнаты Лили о чём-то болтала с Мэри, отмахиваясь от летящих в неё искорок очередного фейерверка. Рядом кто-то снова громко расхваливал Марлин, кто-то кричал невпопад, но Поттер слышал только гул собственного удовольствия. Сердце стучало с ленивой гордостью: он сделал это. Затащил матч. И, если подумать… почему бы не пойти дальше?

Сириус уже большую часть времени рядом с МакКиннон. Питер кого-то водил на прогулку в Хогсмид недавно. Даже Римус начал засматриваться на какую-то пуффендуйку. Чем он хуже?

Джеймс поднялся, отшвырнул снитч — тот тут же ускользнул в воздух — и, почти не раздумывая, подошёл к Лили. Она как раз обернулась к нему, а Мэри с улыбкой отошла к дивану, влившись в болтовню ни о чем с ребятами помладше. Девушка осталась стоять одна, чуть нахмуренная, с бокалом сливочного пунша в руках. Волосы у неё были распущены, упавшие пряди мягко подсвечивались огнём из камина.

Красивая, конечно. Да, немного занудная, но всё равно — хороша. А что, если…

— Эванс, — сказал он с тем самым полутоном, которым говорил всегда, когда был на подъёме: уверенно, будто она уже сказала «да», хотя он ещё ничего не предложил.

Она чуть вскинула брови, но промолчала.

— Слушай, — Поттер склонился чуть ближе, — я подумал… Мы же скоро снова в Хогсмид пойдем. И вот — может, пойдём вместе? Ну, просто, ты и я.

Парень пожал плечами, как будто ему, в сущности, всё равно. Хотя на самом деле внутри всё хрустело от воодушевления. Сегодня — его день. Кто бы ещё практически в одиночку вытащил матч против слизеринцев? Джеймс же чуть не врезался в трибуны, чтобы поймать тот снитч.

Он усмехнулся и откинул со лба упавшую прядь.

— Так что… каков будет твой положительный ответ?

В голосе — ни капли смущения. Только легкий азарт, самодовольная нотка и всё то, что делает Поттера самим собой. В голове уже складывалась картинка: он, Лили, улицы Хогсмида, как она смеётся над его шуткой, как на них оборачиваются, а он — как всегда — непринуждённо крут. Просто одна из девчонок, правда. Почему бы и нет?

Каково же было его удивление, когда девушка — не моргнув, не отведя взгляда в сторону, не смягчившись ни на секунду — покачала головой и твердо произнесла:

— Нет, Поттер. Не пойду.

На миг он даже не понял, что именно услышал. Будто всё вокруг чуть притормозилось: различные звуки, смех в креслах у камина, взвизг радости где-то возле лестницы — и только это короткое «нет», брошенное ей буднично, как будто он пригласил её пройтись по коридору, а не в Хогсмид после триумфа.

— Почему это? — Переспросил Джеймс, хмурясь, будто она нарушила внутренний распорядок мира, невольно поправив очки. — Я же не просто так, я…

— Именно потому, что не просто так, — сказала Лили, глядя прямо. — Я не интересуюсь теми, кто привык думать, что им всё позволено. Особенно, самодовольными парнями.

Глаза Поттера прищурились. Плечи чуть подались вперёд.

— То есть, по-твоему, я просто шут?

— Нет. Всего лишь самодовольный, наглый парень, которому аплодируют только потому, что ты громче всех. Но в глубине — такой же, как и был на втором курсе: жестокий, хвастливый и глухой ко всему, что не льстит собственному эго! «Да приглашу какую-нибудь дурёху», так ты говорил?

Гриффиндорец бросил свирепый взгляд на эту тупую МакДональд, которая всё-таки подслушала их с Сири разговор. Да чтоб её…

Джеймс чуть побледнел. Несколько человек, стоявших рядом, замолкли. Кто-то даже шепнул: «Ого…»

Он выпрямился, усмехнулся, но уже с оттенком раздражения:

— Знаешь, ты ведёшь себя так, будто я у тебя прошу руки и сердца. Всего лишь Хогсмид. Девчонка вроде тебя должна быть рада, когда её вообще зовут куда-то.

Сок плеснулся мгновенно. Прямо в лицо, с неожиданной, почти театральной точностью. Височная кость, щека, воротник — всё было залито сладковатой, холодной жидкостью.

Лили не отшатнулась, не закричала. Просто поставила пустой бокал на ближайший столик с небольшим стуком, с небольшим презрением высказав:

— И ещё раз так скажешь — получишь не только соком, Поттер.

Теперь уже наблюдали почти все. Разговор прошёлся волной по гостиной, будто выброшенная на каменный пол тарелка. Кто-то хихикнул, кто-то просто замер. Действительно, куда же это, гулянка и без драмы?

Джеймс отнял руку от лица, сжал кулаки. Сердце било в висках, мокрые волосы прилипли к лбу. Ему хотелось ответить — резко, хлёстко, ударить словом, а может, и… Так почему нет?

— Да пошла ты, высокомерная дрянь!

Пощёчина получилась резкая, звучная. Гулкая, как удар по барабану. И после неё наступила окончательная тишина.

Поттер дернулся, уже собираясь замахнуться со злости, в голосе — глухое рычание, в теле — порыв, будто нужно что-то доказать, отыграть, вернуть в нужную плоскость. Но тут кто-то окликнул с лестницы, и тут же за плечо его резко дёрнули назад.

— Джеймс, не начинай, — прошипел Сириус, схватив друга за ворот мантии и резко оттаскивая в сторону. — Хватит. Всё. Пошли. Сейчас ты только всё усугубишь.

— Отпусти, — прошипел Джеймс, дёргаясь. — Ты слышал, что она сказала?

— Да. И все слышали. Именно поэтому — пошли, — Блэк, чуть ли не с силой, потащил его к выходу, пока остальные всё ещё молчали, кто с шоком, кто с усмешкой, кто с неловкостью на лице.

Пока Поттера утаскивали, в комнате вспыхивали реплики:

— Видели, как она его! — Шепнул кто-то восторженно.

— Он реально ей это сказал?!

— Я думал, он просто… флиртует. А тут такое.

Уильям, сидевший на спинке кресла ближе к камину, с самого начала следил за ними, когда понял, что что-то пошло не так. Теперь он молча проводил взглядом уходящего Джеймса и перевёл его на Лили. Та стояла неподвижно, руки опущены, лицо спокойно — даже слишком. Но было в её выражении что-то, что останавливало любые слова сочувствия.

А олень то, на проверку оказался натуральным оленем, так ещё и скрещенным с козлом. Ну какое, однако, совпадение! Конечно, неприятно, что подруге парня такого наговорили, но учитывая то, что они наверняка помирятся к курсу седьмому, то… Ладно. Он не хочет в это вмешиваться. Но кто его спрашивал? Наверняка Эванс сейчас хреново после такого, а разве поддержать подругу — не долг любого друга?

Вечер, который начался с шумного праздника, вскоре раскололся, будто стекло, под тяжестью чужих голосов и полусказанных мнений.

Когда по гостиной разлетелась правда — или, по крайней мере, её простая формулировка: Поттер позвал Лили в Хогсмид, потому что считал, что «можно выбрать любую дурёху», и Лили отказала — шум поднялся уже не праздничный, а спорный.

Девчонки из старших курсов, и даже парочка третьекурсниц, начали перешёптываться у лестницы к спальням, время от времени поглядывая в сторону, где недавно стоял Поттер. Некоторые говорили, что Лили перегнула палку, что могла бы хоть раз не вести себя как монахиня, что «да он же просто пригласил». И что, мол, если уж сама не хочет, так зачем устраивать спектакль с пощёчинами?

Но парни — особенно из тех, кто не был в ближнем кругу Мародёров — кивали друг другу с мрачным одобрением. Один из старшекурсников с растрёпанными волосами буркнул:

— Ну и правильно. Нефиг к девчонкам как к товару. Не она — так другая. Вот и вся его логика.

Другой добавил, что если бы кто-то так сказал про его сестру, то разговор закончился бы уже не пощёчиной.

Комната звенела от пересудов, и от веселья не осталось почти ничего. Даже смех Марлин, ещё недавно такой звонкий и захлёбывающийся, стих, будто кто-то перекрыл воздух. Саму Лили никто не видел — она исчезла вскоре после инцидента, не оставив после себя даже пустого стакана. Куда она могла пойти, дабы спрятаться от всего этого он догадывался.

Уильям всё это время сидел молча. Наблюдал, слушал, связывал детали. Сначала — сок в лицо. Потом — пощёчина. Потом всё разрослось в софизм «кто кому что должен», с постоянным приплетанием слов «самовлюблённый», «стерва», «герой», «выпендривается».

И уже спустя какое-то время, когда разговоры начали крутиться по кругу, он поднялся, накинул плащ, вышел через портретную дыру и пошёл к башне. Слушать пустой трёп больше желания не было. Да и наверняка девушка уже успокоилась хоть немного.

Парень пошёл в то место, которое ближе всего к гостиной, и при этом уединённое. Там, наверху, где ветер выдувает мысли из головы и оставляет только остатки чувств, где никто не услышит, даже если говорить в полный голос. Смотровая площадка у башни была почти пуста — ни шороха, только звёзды и слабое дуновение.

Уильям увидел её силуэт у края перил. Руки лежали на холодном камне, голова чуть склонена, как у человека, который явно о чём-то глубоко задумался.

Парень подошёл не сразу. Сначала просто встал поодаль, облокотившись на стену, молча. Несколько секунд — как проверка. Не прогонит ли. А то мало ли, сейчас ещё и его за компанию ударит. Оно ему надо?

Но Лили осталась стоять, как была, и тогда он сказал спокойно:

— Серьёзно, я минут десять пытался разобраться, какую чушь сказал Поттер, пытаясь понять хоть слово от всех этих сплетников. Идиотизм головного мозга какой-то.

Лёгкий ветер пошевелил её волосы, но она не обернулась. Не разозлилась. Просто сделала вдох чуть глубже.

Моррисон подошёл ближе, стал рядом, тоже облокотившись об перила. Смотрел на небо. Говорить громко не хотелось.

— Ты молодец, что ушла. Там все только и делают, что лепят ярлыки друг на друга. Как будто каждое мнение — это чья-то победа. Или месть. Или способ себя выгородить. Сплошной сюр.

Она кивнула едва заметно.

— Не думала, что всё так развернётся, — сказала она через несколько секунд. Голос был тихим, ровным. — Я просто хотела… отшить его? Он меня достал, честно. Считает себя… непонятно кем. Да и будто я так легко соглашусь, после того, что мне Мэри рассказала.

— Учитывая, что об этом теперь все знают, то вряд ли ему что-то вообще светит, горе-любовнику. Зато пощёчину ты ему красиво прописала. Прям на загляденье.

— Ты видел?! — С долей неловкого удивления переспросила девушка.

— Конечно, я бы такое не пропустил. Только меня так не бей, даже если буду раздражать. Я теперь боюсь тебя, страшная престрашная Лили, — со смешком продолжил Моррисон, фыркнув на легкий тычок кулачком в плечо от неё.

— Ой, иди ты, — тоже немного улыбнулась рыжеволосая, — тебя бить — себе дороже. С кем я потом заниматься-то буду, а?

— Ну да, согласен, хороший аргумент.

Когда она заговорила, голос всё ещё звучал c небольшой теплотой, но взгляд уже не был таким спокойным. Лили чуть повернулась к нему, отвлёкшись от созерцания природы:

— Уильям… — сказала она, подчёркнуто спокойно. — Спасибо, что пришёл, правда. Но можешь просто… уйти? Я не хочу ни с кем говорить. Не так долго.

Он стоял, не шелохнувшись. Казалось, даже дыхание затаил, словно бы не услышал. Или, что точнее — намеренно пропустил мимо. Знает он, как это работает. Сдержит всё в себе — потом будет срываться по всяким мелочам. Лучше уж сразу пусть покричит, если после этого станет лучше. Ему-то что до её негодования по отношению к Поттеру? Не самого же Моррисона она будет поминать всеми словами.

— Уильям, серьёзно. Я хочу побыть одна, — повторила, на этот раз уже с упрямой ноткой, глядя ему прямо в глаза.

Парень пожал плечами, будто в ответ на что-то незначительное:

— А я не хочу уходить. Вот так совпадение, правда?

Лили молчала, стиснув зубы. Глаза сузились, будто она только сейчас осознала, что сопротивляться бесполезно, и это вывело её из себя ещё больше, чем сама ситуация. И тогда словно прорвало плотину:

— Почему, чёрт возьми, все думают, что я обязана быть вежливой? Что я должна улыбаться, когда кто-то ведёт себя как последний кретин? Что я не могу отказать, не став «той самой стервой»? Что если я не захотела пойти в этот дурацкий Хогсмид, значит, со мной что-то не так?

Она уже не смотрела на него — будто говорила с воздухом, с небом, с замком, с шумной гостиной, полной сплетников и героев на своей волне.

— Он даже не понял, что сделал не так! И эти взгляды, этот смех после… Кто вообще сказал, что быть вежливой — значит терпеть, когда тебя выбирают как булочку на прилавке? Как же он меня выбесил, кретин!

Уильям всё молчал, понимая, что влезать в её монолог прямо сейчас — далеко не лучшая идея. Она заметила это, ещё больше распаляясь от его тишины.

— И ты туда же? Пришёл «помочь»? Стоишь, как скала, молчишь, как будто я сейчас сорвусь и начну рыдать, и ты скажешь что-то мудрое? Я не слабая! Не надо на меня смотреть, как на жертву какого-то там идиота с веником на голове! Ты тоже бесишь! Вечно весь такой из себя правильный, но в один момент будто резьбу сорвёт, и сделаешь какую-то хрень!

Она замолчала. Дышала тяжело, будто после пробежки, сгорбившись от усталости, хотя шагу не сделала. Глаза её горели — не от слёз, а от злости. На Джеймса. На себя. На весь этот грёбаный день.

И только тогда Уильям повернулся к ней и, не поднимая голоса, спросил:

— Полегчало?

Лили моргнула. Медленно, как будто не сразу поняла, что он сказал. Потом выдохнула. Почти с хрипом. И отвела взгляд.

— Немного, — сказала она наконец. — Хотя ты всё равно остаёшься упрямым ослом. Бесишь… Спасибо.

— Пожалуйста. Услуги подушки, в которую можно покричать вдоволь — только ради тебя. Однако не делай это слишком часто.

— Ой, иди ты, — с гордым «фырк» отмахнулась от него рыжеволосая.

Когда вспышка гнева утихла, Лили словно выгорела изнутри — эмоции отступили, оставив после себя тишину и усталость. Она вытерла глаза рукавом, будто отгоняя весь вес прожитого за вечер. Дышать стало чуть легче. Где-то вдалеке гудел вечерний Хогвартс — шелест ветра над башней, звонкое эхо чьего-то смеха, далёкое пение граммофона, всё ещё звучавшее в гостиной.

Девушка постояла немного, молча, опершись на холодный каменный парапет, пока сердце постепенно возвращалось к привычному ритму. Уильям ждал рядом, не торопя и не вторгаясь, позволяя ей восстановить равновесие. Этот простой факт — что он остался, не выказав ни осуждения, ни жалости — стал той опорой, на которую Лили неожиданно нашла в себе силы опереться, успокаивал её.

Наконец, Эванс посмотрела на парня — взгляд всё ещё напряжённый, но уже без той колкой ярости, с которой набросилась раньше. Просто усталый, немного благодарный. Не произнеся ни слова, они вместе двинулись обратно в замок, вниз по винтовой лестнице, где их снова окутали привычные звуки — шум голосов, запахи сладостей, хохот и музыка. Гостиная встретила их, как и раньше, — ярко, беспечно, не замечая чужих бурь. И, пройдя через весь зал, Лили села рядом с Мэри, гордо делая вид, что ничего особенного не произошло.

Уильям не питал иллюзий относительно Поттера. Джеймс был тем типом подростка, которого нельзя было не заметить: шумный, яркий, с бесконечным запасом самоуверенности и такой же потребностью в признании. В его движениях всегда была лёгкая театральность, в словах — дерзкий блеск, будто каждое выступление перед публикой. Он шёл по коридорам, словно по подиуму, а квиддич превращал в арену, где доказывал: он лучше, быстрее, смелее.

В этом было что-то раздражающе притягательное. Харизма, которая цепляла, как электрический ток — идущий по спине разрядом, вызывающим нервный смех или злость. Джеймс, несомненно, умел обаять — но чаще всего делал это мимоходом, бездумно, как тот, кто с детства купался в внимании и привык к нему, как к воздуху.

Для Уильяма он был не героем, не врагом — просто ещё один мальчишка с раздутым представлением о себе и мире. Слишком живой, слишком шумный. Ребёнок, который не переживал настоящей потери, не знал страха в тех формах, в которых его знал Уильям. И поэтому вёл себя, как будто жизнь — это игра, где он главный персонаж, и финал у него прописан заранее. Пообщаться или провернуть какое дело, заручившись его помощью? Здесь он не подведёт. Но контактировать на постоянной основе? Увольте!

Особенно трудно было видеть, как он относился к Лили. Не злобно — нет. Даже не с издёвкой. Скорее, как к очередному вызову. Очаровать. Получить. Засмеяться вместе с друзьями после. В его словах сквозила та же бравада, с которой он бросался в виражи на метле — не подозревая, что где-то есть границы, и не чувствуя, что их уже перешёл.

Вседозволенность — вот что раздражало больше всего. Не потому что Поттер был худшим из худших — просто он жил в ощущении, что мир будет подстраиваться под него. Родители, преподаватели, друзья — все в той или иной мере подыгрывали. А те, кто не подыгрывал, вызывали у него ярость, детское непонимание, переходящее в обиду. Джеймс не знал, как слышать «нет». Это слово ломало его картинку, в которой всё, к чему он прикасается, становится частью его личной победы.

Уильям смотрел на это и чувствовал одновременно лёгкое презрение и усталое понимание. Поттер был типичным подростком с харизмой, из тех, кому многое прощается — просто потому что он «свой», потому что рядом с ним весело, потому что он тянет за собой. Но за этим всем скрывалась не сила, а именно инфантильность. Он не умел проигрывать. Не умел отпускать. И не умел относиться к другим как к равным — особенно, если это «другие» не становились частью его орбиты.

Довольно двойственное мнение о Джеймсе, но не ярлыки же одни только вешать? Он видел в нём мальчика. Умного, талантливого, но не научившегося границам. И, пожалуй, это было самым важным: Джеймс Поттер до сих пор не умел отличать свои желания от чужих прав. И именно это однажды должно было его больно задеть, как и сейчас он столкнулся с чем-то, что не подвластно парню, из-за чего всё так и завертелось.

Сложно всё это. Вон, лучше яблочного сока ещё выпьет, да голову разгрузит, всяко полегче будет.

Очередное занятие по трансфигурации началось в уже привычной тишине — профессор МакГонагалл, как всегда, появилась внезапно, будто материализовавшись из воздуха у доски. На ней была строгая тёмно-зелёная мантия, волосы собраны в узел, на лице — то самое выражение, от которого сразу хотелось сидеть прямо и ни в коем случае не болтать. По крайней мере, если нет желания получить дополнительный выговор.

— Сегодня, — начала она, проходя вдоль рядов с лёгким постукиванием каблуков по каменному полу, — мы начнём изучение сложной области трансфигурации: частичная анимация неодушевлённых объектов.

Часть особо вовлечённых в предмет студентов зашептались между собой. Всё же тема далеко не из лёгких, и провалиться тут куда проще, чем кажется на первый взгляд.

— Речь идёт не о полном превращении объекта в живое существо, — пояснила профессор. — А о временной имплантации простейших реакций или движений, близких к рефлексам. Это полезно, например, при зачаровании предметов для помощи в быту — но основа заклинаний роднит это направление с элементами боевой трансфигурации. То есть, — она посмотрела поверх очков, — вам стоит относиться к этому очень серьёзно.

На доске мел сам собой начал выписывать термины: магическое ядро объекта, структурная пластичность материи, стабилизирующая формула привязки. Всё, что только могло понадобиться при изучении.

— Трансфигурация работает на трёх уровнях, — продолжала женщина. — Структурном, энергетическом и концептуальном. Первые два вы изучали на более младших курсах: как правильно представлять форму, как направлять магию, чтобы не нарушить физику объекта. Но сейчас вы переходите к следующему рубежу — работе с внутренним понятием предмета. С его «функцией». С тем, чем он является по сути.

— Вы не можете просто «заставить» чернильницу бегать, — уточнила она. — Вы должны вплести в неё поведение, подходящее для её формы и материалов. Вы не придаёте ей разум — вы программируете реакцию. Как импульс. Как дрожь на прикосновение.

В практической части им предстояло оживить обычную керамическую чашу так, чтобы она при приближении руки отпрыгивала или ползла в сторону, избегая контакта. За каждый сломанный объект — минус баллы. За каждую чашку, превратившуюся в живую жабу или в тарелку с зубами, — мгновенное уничтожение объекта и всё с самого начала.

Уильям справлялся с задачей на приемлемом уровне. Всё же благодаря его постоянной практике в окклюменции, на которую он не забил, даже память стала куда чётче. Запоминать формулы и прочее необходимое для жизни стало куда легче, хотя до абсолютной память ему ещё чрезвычайно далеко. Да и с фантазией, которая также необходима в трансфигурации, у него не было никаких проблем.

Всё же жизнь в эпоху интернета, когда информация ежедневно поступала бесконечным потоком, как и собственные мысли на те или иные темы, крайне этому способствовали. Первое время в новом мире и времени было чрезвычайно сложно без постоянных потоков новостей. Было ощущение, будто он постепенно сходил с ума. Настолько непривычным было отсутствие современных удобств. Но ничего, со временем привык. Человек, всё же, ко всему привыкает.

МакГонагалл ходила между рядами, внимательно наблюдая, как студенты пытались соотнести формулы с реальным движением магии. Некоторые чашки вздрагивали, как от страха. У других появлялись непонятные рывки, будто они пытались сражаться с невидимым противником. Одна вовсе сделала кульбит и замерла, опрокинувшись вверх дном.

— Не заставляйте её действовать просто так, Люпин, — строго обратилась профессор к парню, склонившись к его работе. — Вплетите ощущение. Сформируйте цель. И только после активируйте превращение. Не наоборот.

Он сосредоточился. Представил, как чаша ощущает приближение — лёгкий толчок воздуха, колебание света. И вплёл в форму тонкий импульс: дрожь, и лёгкий отскок. Результат был неидеален — предмет лишь едва шевельнулся — но МакГонагалл одобрительно кивнула.

— В трансфигурации всегда будет доля неизвестности, — сказала она, выпрямляясь. — Мы не просто ломаем форму. Мы просим реальность стать чем-то иным. А она не всегда отвечает с готовностью.

Звонок прозвучал внезапно, как всегда. Профессор велела сдать несчастные чаши обратно — кто-то со скукой, а кто-то с интересом смотрел на свою послушную или до сих пор подрагивающую тару.

— В следующий раз, — сказала МакГонагалл, останавливаясь у двери, — мы начнём изучать этапы обратного возвращения объекта к первичной сути. Или, проще говоря, как не оставить стол навсегда прыгающим кроликом, хотя если бы у вас такое и вышло, то получили бы «Превосходно» сразу.

* * *

Ранее занятый Моррисоном с Блэком пустующий зал так и остался местом их тренировок. Никаких «случайных» посетителей не было, и можно было вообще не переживать о том, что сюда кто-либо забредёт.

Вся пыль давно уже была убрана, а остальной внешний вид приведён в порядок. Практически ничем и не отличается от полноценных учебных помещений, только разве что редкие трещины в стенах и стекле давали понять, что занимаются тут отнюдь не безопасными вещами. Всё же каждый раз чинить все повреждения было лень обоим парням, которые довольно часто заканчивали поединки без сил, и на такую мелочь не хотелось даже отвлекаться. Тут бы себя сначала в порядок привести.

— Confringo! — Голос Уильяма резанул тишину, и взрывная волна сорвалась с кончика его палочки, устремившись вперёд. Заклинание летело, как порыв урагана, завихряя воздух вокруг себя.

— Protego Maxima! — Выкрикнул Сириус в ответ, и почти одновременно между ним и магическим потоком вспыхнул мощный, немного яркий полупрозрачный щит. Взрывная волна ударила в него с глухим звуком, в воздухе дрогнуло — и обе силы, сталкиваясь, рассыпались, оставляя после себя запах озона, будто после удара молнии.

Если использовать версию Протего «Максима» на малой площади, специально ужав, то получится крайне устойчивый щит, правда, статичный. Ситуативная штука.

— А что-нибудь поинтереснее будет? — Азартно крикнул Блэк, ухмыляясь вполоборота, но не сводя глаза с оппонента.

Ответом был лишь взмах палочки.

— Protego! Expulso!

Первое — оборонительное, которое даст ему время уйти с линии атаки, второе — атакующее. Уильям перешёл на тактику быстрой смены заклинаний: сначала усиливаешь защиту, а следом — мощный выброс силы, в надежде прорвать линию противника.

Конечно, такой подход куда более выматывающий, но эффективность уже успела себя доказать.

Сириус едва успел отклониться, взрыв сорвался рядом, откинув в сторону тяжёлый деревянный манекен, сейчас служащий лишь интерьером у одной из стен. Осколки дерева хрустнули под ногами. Брюнет быстрым шагом занял позицию сбоку.

— Depulso!

Прямой, тяжёлый импульс заклинания. Воздух между ними загудел. Уильям отреагировал мгновенно — щит, сдвиг влево, контратака.

— Baubillious! — Свистяще выдохнул он, и из палочки вырвался пульсирующий бело-желтый заряд, напоминающий молнию, тонкую, как жилка, но пронзающую пространство с оглушающим то ли свистом, то ли писком.

Сириус резко взмахнул рукой, вызывая рассеивающий щит — удар рассёк воздух, защита пошла трещинами и заклятье почти коснулся его плеча — но Блэк выстоял, отпрыгнув назад и тут же зашептав новое заклинание, не вслух, а губами, быстро, как навык, отточенный в поединках.

Из его палочки вырвался серебристый шлейф — спиральная струя, закрученная и направленная точно. Моррисон не знал этих чар. Значит придётся рискнуть, к сожалению. Принимать, Моргана только знает что, на щит было бы глупо. Зная Блэка, то наверняка там какая-нибудь противная дрянь. Проще уйти в сторону.

Однако парень не успел. На полпути чары резко ускорились, из-за чего он невольно широко раскрыл глаза, впервые видя такой эффект. Удивил — победил. К счастью, это было не дробящее, а всего лишь проклятие. Хотя, в большинстве случаев многие предпочтут, наоборот, получить по телу снаружи, чем изнутри.

Уильям едва не споткнулся, ощутив, как тяжелеет правая рука — будто что-то схватило его изнутри. Он разозлился. Сгруппировался, закусил губу, быстро перебросив концентратор в левую. Мозг заработал на автомате. Моррисон понимал: Сириус хорош. По-настоящему хорош. Не просто бросается яркими проклятиями, а ищет дыры, пробует слабые места, дразнит, заставляя раскрыться. Значит нужно пошатнуть его уверенность.

— Cinerum Ventus! — Тихо использовал он заклинание, выученное с собственного дневника, опять же спасибо его мучениям той весной, и воздух между ними окутался плотной пеленой — смесь пепельного ветра и пыли. Обзор исчез. Но только на секунду.

— Lumos Maxima!

Свет с палочки Сириуса ударил в пространство, рассекая завесу (наверняка использовал невербальные базовые чары ветра, ведь Люмос не рассеивает пыль) и тот сразу атаковал полноценной связкой:

— Stupefy — Impedimenta — Diffindo. — Блэк проговорил их без запинки, сотворив с действительно пугающей скоростью. Первый — чтобы вырубить, другой — остановить, третий — разрезать.

Уильяму пришлось молниеносно сложить крепкую защиту. Увернуться не успеет, к сожалению.

— Protego Duo — Fianto Duri!

Усиленная версия обычного щита, укреплённая с помощью поддерживающих чар, которые делают практически все щиты более стабильными и крепкими. Необходимо их знать, если нет желания опозориться во время дуэли.

Краем глаза он увидел, как отброшенный щит снова вспыхнул от чужого удара. Сириус не щадил ни его, ни себя — действовал без оглядки, на пределе, будто бы загнанный зверь.

И в тот момент, когда они уже стояли примерно в десяти шагах друг от друга, когда любое заклинание достигнет цель практически гарантированно, оба с лёгкими порезами на щеках и сбившимся дыханием, Блэк произнёс:

— Ruptura Externis.

Это был совсем другой уровень чар. Заклятие швырнуло перед собой цепочку хлестких, красноватых рубящих импульсов, и воздух взорвался множественными линиями, как будто десяток ножей прорезал его сразу.

Резкий взмах палочкой, отчего Уильям почувствовал, как потянул руку, и Серая Вуаль быстро появляется перед ним.

Удары один за одним неумолимо впились в серый щит Уильяма с пугающей точностью — каждая вспышка магии разрезала воздух с глухим хрустом, будто сам камень трескался под напором силы. Серая Вуаль дрожала, колебалась, словно из-за неравномерного потока магии, но с каждой секундой её очертания становились всё насыщеннее. Заклинание Блэка слишком агрессивное, щит поглощал импульсы на грани допустимого.

— Чёрт… — прошипел Моррисон, почувствовав, как рука онемевает от перенапряжения. Ладонь вспотела, а пальцы едва держали палочку. Вуаль затрещала с противным скрежетом, будто проводили лезвием по стеклу.

Не дожидаясь, пока она рванёт ему в лицо, он резко взмахнул кистью — и щит, уже дрожащий, почти сползающий с контроля, полетел вперёд, в сторону Сириуса, как сгусток магического гнева. Пролетев чуть меньше десятка шагов, щит вспыхнул изнутри — и в следующую секунду произошёл чудовищной силы взрыв.

Грохот разнёсся по залу, словно кто-то пробил потолок снизу. Каменные стены вздрогнули. Пыль поднялась клубами. Пластины пола пошли трещинами. Звук ударил в уши, пробив тишину, будто заклинание ударило не только в пространство — в само сознание. Куда сильнее, чем если бы звенели колокола прямо в голове парня.

Оба тела отлетели в разные стороны от ударной волны, как куклы. Сириуса отбросило в груду старых сундуков у стены, Уильяма — к ящикам с манекенами. Дерево и металл хрустнули, посыпались щепки.

Долгое, вязкое молчание. Только звенящая тишина, от которой гудело в ушах. Или это сотрясение?

Первым зашевелился Сириус. Медленно — как будто двигался под водой. Пальцы коснулись пола. Рука соскользнула. Он застонал. Плечо отзывалось тупой болью — вывих или перелом, не разобрать сразу. По виску текла кровь, щека была порезана до мяса чем-то острым — возможно, осколком снаряда, возможно, ещё чем-то. Грудь поднималась резко, с трудом.

— Уильям… — прохрипел он, не поднимаясь.

Сразу ответа не было.

С другой стороны зала, из-под сломанного манекена, едва слышно раздалось:

— Живой… мать твою…

Значит, оба ещё дышали.

Уильям с усилием выбрался из-под груды дерева, приподнявшись на левый локоть. Правая рука обвисла — плечевая кость отозвалась резкой, жгучей болью. Проклятие ещё работает, помимо обычных травм… Кровь пропитала край рубашки, на лице багровел порез от скулы до подбородка. Он сел, чуть покачиваясь, глядя в серую пыль.

— А мы… вроде как сначала нормально начали, — буркнул он с придушенным смешком, кашляя. — Тренировка, Моргана её в зад. И так каждый раз…

— Я предупреждал… — Сириус тоже поднялся, держась за рёбра. Лицо помятое, бровь рассечена, один глаз чуть припух. Смотреть было больно на это. — Что каждый раз этим и закончится.

Пауза.

Потом, несмотря на всё, они оба рассмеялись. Глухо, тяжело, надтреснуто — будто боль выталкивала смех наружу. Потому что от боли спасёт либо смех, либо брань, либо же блаженный обморок.

— Авроры герои, говорили они, — буркнул Уильям. — Романтика, говорили они. Ага, если после каждого серьёзного рейда они отлёживаются так в Мунго, то знаешь, что-то у меня поубавилось желания себя калечить ради чьего-то блага.

— Ну всё, — хрипло выдохнул Сириус, откидываясь к стене и прижимая ладонь к рёбрам. — В следующий раз просто выпьем огневиски, если надумаем опять всё взрывать. Но, надеюсь, обойдемся без того, чтобы крыша взлетала к Мерлину.

— Ты, главное, не забудь — я кидал в тебя взрывающийся щит, чтобы спасти свою шкуру, — отозвался Уильям с ухмылкой, хотя губы дернулись от боли. — Так что технически — я герой имени самого себя. Можешь начать аплодировать, как руками сможешь нормально двигать. И отмени ту дрянь, которой мне в руку попал.

Моррисон неторопливо приступил к лечению, уже такому рутинному, что даже кровь не вызывает ничего, кроме легкой брезгливости. Всё давно отработано до мелочей.

— Герой он, — фыркнул Блэк. — Да ты сдулся через полторы минуты, как только я показал тебе настоящий фейерверк. Понадеялся, что своей дымовухой всех впечатлишь? А проклятье само пропадёт через пару минут, оно недолговечно.

— Ты бы видел своё лицо в момент взрыва, — ухмыльнулся Уильям, кое-как вставая на колени. — Глаза шире, чем у Слизнорта, когда кто-то случайно поджёг котёл на зельях. Признай, что испугался? И как ты, кстати ту хреновину ускорил в середине полёта?

— Испугался? Это была тактическая пауза! — Сириус обиженно приподнял бровь. — Чтобы ты, жалкий шарлатан, подумал, что выиграл. А потом — бац! — и я восстаю из пепла, весь такой драматичный. На счёт чар — просто немного изменил их конструкцию. Это наше, семейное, хах.

— Очень смешно, — с постным лицом заметил Уильям, кивнув, мол, принял к сведению, заделывая перелом, предварительно закинувшись аккуратно отложенными зельями. — В следующий раз мы просто сразу проломим целый этаж и всё, поминай как звали.

— Думаешь, нас уже вычеркнули из списка прилежных студентов? — С ироничной ухмылкой спросил Блэк, также используя на себе базовые чары лечения, которым его научил Моррисон. Хотя продвижение в этой стезе у него довольно плохое.

— Думаю, Минерва скоро явится сюда с пергаментом о нашей немедленной передислокации в Запретный лес.

— С кентаврами?

— С троллями, акромантулами и прочей мерзостью. Если узнает, конечно.

— Ха! Всё равно — признавай: равный бой, — Сириус выдохнул, вытянувшись на полу, не без гордости в голосе. — Я тебя не уделал, но и ты меня одолеть не смог. А это многое говорит.

— Говорит, что ты не удержался и выпалил боевой арсенал аврора, ну или своей семейки, на пятом курсе, — поддел Уильям, откидываясь на спину рядом. — Но да, чёрт возьми… чертовски круто было. И если бы мы сражались ничем не ограниченные — тебе всё равно был бы конец.

— Ой, да иди ты, выпендрёжник, — возмущённо фыркнул брюнет, задумчиво уничтожая потолок взглядом. — Как думаешь, от таких взрывов он рухнет?

— Если рухнет — мы это заслужили. И умерли бы счастливыми.

— С драмой, как ты любишь, — добавил Сириус и, прикрыв глаза, добавил уже спокойнее:

— Знаешь, Уил… вот за такие моменты и живу. Когда кровь бурлит на пару с адреналином, и всё решается за мгновения. А не вот это вот всё…

— И дохнешь понемногу, Блэк. Но живём красиво. И не люблю я драму, от неё одни нервы. Кто тебе вообще такой бред сказал?

— Хм? Пит, когда сплетни рассказывал.

— Ага, почаще слушай этого крысёныша, он что только не придумает, — неприкрыто поморщился Моррисон, — чего только стоили его последние сплетни после квиддича.

— Я уже поговорил с ним об этом, — немного неловко отвёл взгляд Сириус, — больше наших девчонок он и под предлогом награды трогать не станет. Придурок.

Когда более-менее пришли в себя, потратили ещё немного времени на починку зала: заново отстроили развороченные участки стены, приглушили следы ожогов на полу, восстановили выбитые камни, убрали запах гари. Всё вышло неровно, кое-где остались царапины, но общее впечатление — «ничего не было».

Уже под поздний вечер, оба вымотанные, с последними остатками бодрости и удовлетворения, двинулись обратно в гостиную. Уильям чувствовал себя довольно устало, ибо лечение — дело долгое и не всегда благодарное. Да ещё и одежду свою в порядок нужно было приводить, хоть они и заранее надели то, что порвать будет не жалко. Но не разбрасываться же ей теперь, а?

* * *

Под вечер следующего дня, когда багровое солнце уже касалось верхушек деревьев Запретного леса, в окно зала пробилась крайне массивная сова с густыми перьями и свитком на лапе. Она не выделялась среди остальных десятков птиц, которые доставляли посылки. Семейную сову Уильям узнал сразу. Письмо было из дома. Парень узнал почерк сразу — лёгкий наклон у матери, скупые, чёткие буквы у отца. Он развернул пергамент прямо на ходу, ещё до того, как пересёк двор замка, направляясь к Хагриду за ингредиентами. Сумку птица тоже доставила, за что пришлось скормить ей пару эклеров.

Моррисон не в курсе, едят ли все совы сладости, или только у них такая особенная, а узнавать желания не было. Ест и ладно, ему не жалко.

«Сынок, привет.

Надеюсь, у тебя всё спокойно, и ты снова не забыл про нормальную еду, а не только сладкие пирожки и кофе в три часа ночи. Я знаю, ты умный и самостоятельный, — но от этого я меньше не переживаю. Ты ведь даже простуду скрыть можешь, чтобы не «мешать нам работать». Хотя ты так и не делал, я не сомневаюсь, что смог бы, да! В общем, береги себя, понял?!

Я уезжаю в командировку. Опять. На этот раз — в Индонезию, есть подозрение на золотистую скарланью, и Министерство буквально трясёт с нас подтверждение. Если окажется правдой — это будет находка десятилетия, но пока больше вопросов, чем ответов. Вылетаю через два дня, вернусь… постараюсь до конца месяца, хотя это и маловероятно.

Останешься в школе на Рождество? Вряд ли Джон сможет освободиться, у него там тоже завал. Мне будет легче, если я буду знать, что ты в безопасности, а не мотаешься по Лондону в одиночку. Передай профессору МакГонагалл, что она — наш личный герой за то, что выдерживает вас всех. Я не шучу.

Обнимаю. Очень скучаю.

Мама.

P.S. Там должна была быть ещё банка малинового варенья, помимо посылки Хагриду, но она не прошла через таможенный фильтр — взорвалась. Извини, я всё ещё не нашла способа пронести такую контрабанду, хе-хе…

И немного от меня, пока она собирает чемодан:

Привет, Уил.

Сын, ты не поверишь, как весело недавно было в Лютном — авроры опять устроили там побоище. Подробности опущу, да и навряд ли это будет в газетах, но скажу честно: у нас тут полный кошмар. Выдернули всех.

Очень сомневаюсь, что доберусь до дома на праздники. Отпуска пока нет, и, если ситуация не улучшится, вряд ли будет. Но подарки ты всё равно получишь, куда без этого. Пожелания? Не лезь в неприятности. Или хотя бы не будь в центре эпицентра, прости за каламбур. Береги себя.

Джонатан».

В конце — пара чернильных капель. Видимо, писал в спешке. Уильям опустил взгляд, перевёл дух и аккуратно свернул письмо, прежде чем спрятать его в карман.

Печально, конечно, что Рождество не получится провести с семьёй, но и плюсы тут тоже можно найти. Всё же практически полностью пустой Хогвартс крайне очарователен, и можно будет больше времени уделить тренировкам, как бы лень ему ни было.

На крыльце хижины лесничего же пахло копчёным мясом и мятой — Хагрид варил какой-то очередной суп из дикого кабана или что-то наподобие, в этом парень уверен. Когда Уильям вошёл внутрь, тяжёлые лапы Клыка забарабанили по земле, и огромный пес, едва не сбив его с ног, ткнулся в живот носом.

— Привычный приём, — буркнул Уильям, ловко увернувшись от потока слюней, быстро погладив пёсика. Всё же к собакам и котам он испытывает небольшую слабость, а заводить самому… Боится, честно говоря. Столько ответственности за одного пушистого, нет уж, спасибо.

— Да он тосковал, — в голосе Хагрида звучала грубоватая, но тёплая радость. — Не надоело возиться с этой гадостью?

— Ты будто не знаешь, что это «гадость» может спасти кому-то жизнь, если её вовремя продать — сдержанно ответил Моррисон, кивая на мешок, который стоял в углу, у двери. — Всё собрал?

— А как же. Мукары ободрал, как ты просил, клещевого мха тоже три пучка. Ах да, смотри осторожней — там жилки змейки попались с рваными краями. Колются, как иглы.

Он поставил мешок на пень. Уильям уже привычно взвесил его на руке, спина слегка повела болью. Хоть травологию он очень сильно не любит, но названия и эффекты трав всё же вызубрил. Особенно тех, которые растут в Запретном лесу.

— На чай зайдёшь? У меня тут омлет остался со вчера. С трюфелями. Ну, почти с трюфелями, — глаза полувеликана хитро блеснули.

— Спасибо, но в другой раз. Ещё в библиотеку надо, — вежливо отказался Уильям, не желающий засиживаться в провонявшей бульоном хижине Рубеуса.

Ему бы ещё в Выручай-комнату заскочить до отбоя, отточить несколько чар, а если останется здесь, то уже точно не успеет.

— Опять в книги? Парень ты умный, не спорю, но иногда надо и просто на свежем воздухе посидеть. А то задумаешься как-нибудь, глядишь — и споткнёшься об что-нибудь. А там «бам» и всё, помер.

— Спасибо за беспокойство, дружище, — Уильям усмехнулся. — Но я вполне часто дышу «свежим» воздухом, можешь не переживать за меня.

— Эх вы, молодёжь, — сказал он добродушно. — Передай привет профессору Пэмсбри. Я тут собрал ей свежей мыльной тины, пусть попробует. Только не нюхать. А то знаешь…

— Она наверняка уже пробовала, если судить по тому, что творится у неё в голове на уроках, — издал небольшой смешок парень, занимаясь упаковкой товара в сумку, предварительно выгрузив свою часть.

— Значит, всё по инструкции. Ладно, иди. И скажи, если чего ещё надо — я теперь в долг не даю, а то ишь чего удумала…

— Спасибо, Хагрид. Ты как всегда — надёжней, чем рецепты Слизнорта. А профессор что, подсела на что-то?

— Да ей эт для косметики, вон ведь, женщины, сам понимаешь, — отмахнулся Рубеус, принявшись аккуратно размешивать своё ядрёное варево.

Они коротко кивнули друг другу, и Уильям, перебросив ремень сумки через плечо, двинулся по тропинке обратно, в сторону замка. Над лесом уже медленно сгущались синие сумерки.

Возвращаясь по склону, Моррисон поначалу услышал лишь лёгкий скрип гравия под подошвами, а затем заметил фигуру — высокая, в длинной мантии цвета выцветшей бирюзы, с плавной поступью и чуть склонившейся головой, будто бы сам вечер шёл по дороге навстречу. Дамблдор казался частью пейзажа — как будто он уже стоял здесь, просто ожидая, когда парень подойдёт ближе.

Довольно… неожиданная, мягко говоря, встреча. И немного неприятная. Слишком уж противоречивая фигура — Директор.

— Добрый вечер, Уильям. Хорошая сегодня погода, верно? — Голос у него был тёплый, чуть усталый, с оттенком мягкой иронии.

— Да, сэр, — кивнул Уильям, поправляя лямку сумки. На любопытный взгляд старика (не в обиду, он просто констатирует факт), пояснил: — Возвращаюсь от Хагрида. Это от него.

— О, я иду именно к нему. Давненько не навещал. Надеюсь, он не угощает вас своими пирогами? В них порой встречаются удивительные… текстуры.

— Сегодня только намекал на омлет с «почти трюфелями», — сдержанно усмехнулся парень. — В основном, у него всё в порядке, полагаю. Заменяю не слишком нужное ему на нужное. Да и… проведать, как он тут. Всё же, насколько я знаю, контактов у него немного.

Альбус немного наклонил голову, голубые глаза за стеклом очков-половинок мягко поблескивали.

— Забота о тех, чья жизнь тиха и скромна, — нередко признак большой души, — произнёс он, будто читая из какой-то давно написанной книги. — Рубеус, несмотря на свои размеры, очень тонкий человек. Я рад, что он не одинок в своей хижине у кромки леса. Благодарю вас, Уильям.

Юноша слегка пожал плечами, не находя, что ответить. Но взгляд у него был прямой, без смущения. Даже если перед ним местная версия Архимага, робеть он всё равно не собирается. Не в этой жизни, ха! Дамблдор заметил это и чуть улыбнулся.

— Если когда-нибудь сочтёте нужным… или если просто захочется поговорить — вы знаете, где меня найти. Не только в Большом зале или на педагогическом совете. Старика иногда стоит проведать не меньше, чем лесника, — сказал он с мягкой доброжелательностью и сделал лёгкий жест рукой, словно поднимая невидимую чашку чая.

Уильям понимающе кивнул. Вот только визитов к Директору ему не хватало. К сожалению, так сразу определить «гад или нет» он не смог. Да и глупо было надеяться встретить штамп фанона в реальной жизни, право слово! По мнению Моррисона — это обычный немного уставший от жизни дед, совершивший в жизни много ошибок. Ну, и продолжающий преследовать свои интересы, по возможности помогая хорошим волшебникам. Именно такое… довольно никакое мнение у парня сейчас о такой, поистине Великой персоне.

— Благодарю, сэр, но, думаю, вы и так перегружены. Визенгамот, управление школой… Не хватало мне только вас ещё беспокоить и отвлекать. Простите, если прозвучало грубо.

— Совсем нет, — с лёгкой улыбкой ответил Альбус. — Искренность — тоже форма вежливости. И, смею заметить, не самая распространённая.

Они ненадолго замолчали. Где-то на деревьях закаркали вороны. Ветер донёс аромат сырой листвы и дыма из хижины Хагрида.

— Берегите себя, Уильям, — сказал наконец Дамблдор, поворачиваясь к тропинке. — И, если все-таки решите меня навестить — я буду только рад. Всё же не каждый студент решится на такое, — с небольшой смешинкой закончил Директор.

Парень слегка кивнул, провожая взглядом уходящую фигуру. В этом странном сочетании лёгкости и внушительности было что-то… почти сказочное и одновременно пугающее. Уильям задержался на миг, после чего направился дальше, уже в сторону замка.

Интересно, конечно, но лучше держаться подальше от такой фигуры. Всё же окклюменцию он ещё не отточил до того уровня, когда сможет себя уверенно чувствовать в такой компании. Без обид, но лучше он побудет параноиком и перестраховщиком, чем случайно подставится.

Погода выдалась типично холодной, как для зимы, но ясной — облака высоко, резкий ветер разгонял остатки утреннего тумана, и Хогвартс застывал в той особой тишине, когда ученики ещё не на уроках, а коридоры почти пусты. По серой, покрытой подтаившим снегом дорожке, петляющей между башен и внутренними дворами, шли двое — Лили с аккуратно закреплённым значком старосты, решившая совершить утренний обход, и Уильям, с надёжно запакованной сумкой на плече.

— Вон туда? — Лили кивнула на боковую лестницу, ведущую к совятне.

— Ага. Не хочу потом вечером переться, там вечно кто-то из младшекурсников разливает чернила прямо на ступени, идиоты криворукие, — недовольно проворчал парень, перехватывая посылку поудобнее.

— Тяжёлая, что ли? — с прищуром поинтересовалась Лили.

— С чего бы? Просто не слишком удобно вот так нести, да и лучше всё же отправить её сейчас, чем уже после праздников, — пояснил Уильям.

— Ты разве не уезжаешь со всеми? — Немного удивившись и поправив выбившуюся из причёски прядь обратно, поинтересовалась девушка.

— Мама в командировку отправляется по работе, — чуть меланхолично улыбнувшись, неспешно и расслабленно принялся рассказывать Моррисон, — а это обычно надолго. Нашли очередное редкое зверьё, ничего интересного. У отца на работе завал, если кратко. Так что придется наслаждаться одиночеством практически две недели, — пожав плечами, закончил парень.

Не то, чтобы его это тяготило, как он уже думал об этом. Удивительно, но Уильям впервые остаётся в замке зимой. Обычно он всегда уезжал обратно домой, дабы провести с родителями побольше времени. В прошлой жизни, увы, у него с этим не задалось. Так хоть теперь наверстает. Зато можно будет шляться по окрестностям Хогвартса безнаказанно, наслаждаясь природой и солнечной энергией, ага. Главное от скуки не помереть. Хотя, в сути, какая разница, что он будет дома сидеть в книгах и практиковаться во всяком, да изредка прогуливаться, или же делать это здесь? Так может хоть что-то интересное произойдёт.

— М-хм, вот как… — пробормотала себе под нос Лили, закусив губу, активно над чем-то думая. — Тогда я обязательно отправлю тебе кусочек маминого пирога! Чтоб совсем уж не загнулся тут, а то знаю я некоторых любителей выпасть из жизни.

— Хм? Не доводилось с такими сталкиваться, — проигнорировал её намёк парень, продолжив с лёгкой улыбкой, — но за пирог буду благодарен. Тебя, кстати, ждёт шикарный подарок — раскрою секрет.

— И какой же? — Заинтригованно пододвинулась ближе Эванс, практически касаясь его своим плечом.

— Не скажу, — со смешком он уклонился от шутливого удара подруги, которая для виду надулась. — Ты похожа на недовольного хомячка, когда так делаешь.

— Неправда! Ты выдумываешь всё это, Уил. Да и сам виноват, сказал про подарок, а дальше молчишь. Так не честно, между прочим!

— Какой же это тогда будет подарок, если ты заранее будешь знать, что я приготовлю?

— Приятный подарок, — закатила глаза рыжеволосая, — понимаешь? При-ят-ный!

— Ну, он и так будет таким, даже если ты не будешь знать, что именно за подарок. Даже не пытайся, все равно не скажу, — поддразнил её Моррисон, насмешливо фыркнув, когда Эванс «обиженно» отвернулась в другую сторону, намеренно не смотря на него.

Когда посылка была наконец отправлена, Лили прислонилась плечом к каменной балке у окна и, отряхивая ладони, как бы между делом спросила:

— Слушай… нет желания выучить новые чары?

Уильям проводил взглядом улетающую здоровую сову, и только убедившись, что с той все в порядке, повернулся обратно к девушке.

— Спрашиваешь ещё?

— Ну да, а то мало ли, — она хмыкнула. — Я… Снейп дал мне книгу, ты знаешь, и там это заклинание описано, но язык… специфический. Половину формулировок не понимаю, а он, конечно, пояснять не спешит. Надеялась, ты глянешь?

— Конечно. Что за заклинание?

Уильям наклонился, поднял с пола оброненную перышком сургучную печать, сунул в карман. Оба неспешно пошли обратно.

— Levicorpus. Произносится невербально вообще, но можно и так. Поднимает кого-то вверх за лодыжку, что-то типа левитации. Сложно короче, — авторитетно заявила девушка.

— Это… интересно, — быстро прогнав в голове пару вариантов, Моррисон спокойно продолжил: — Тогда я взамен научу тебя одним водным чарам, как раз пожары тушить — самое то.

— Разок всего было! — Вспыхнула Лили, но в глазах сверкнула улыбка. — И вообще, вода из палочки — звучит странно. Уже есть же Aguamenti.

— Это посильнее, уверяю. Будем комбинировать, если пристанет какой идиот: ты — вверх, я — водой. Квадратный удар по самолюбию.

Уильям шёл вперёд, придерживая ей дверь, и та слегка пихнула его в плечо:

— Какой ты благородный сегодня. Да и никто ко мне не пристаёт. А если бы и был такой, то летучемышиный сглаз ещё никто не отменял.

— Просто посылку отправил. Теперь душа и совесть чиста.

На лестничном пролёте им навстречу поднимались двое слизеринцев: Бартемиус Крауч-младший, с безупречно застёгнутой мантией и суховатой, отстранённой ухмылкой, и Малкольм Уилкис, который вечно выглядел так, будто только что вышел из драки — мятая форма, небритый подбородок (Мерлин, и это в четырнадцать… тестостерон ходячий), тень синяка под глазом. При виде Лили оба кивнули, но ни один не замедлил шаг.

— Эванс. Моррисон, — коротко бросил Барти, скользнув по ним быстрым взглядом.

— Привет, — отозвался Уильям.

— Мисс Староста, — добавил Малкольм и улыбнулся с каким-то уставшим лукавством.

— Уилкис, — кивнула Лили, и когда шаги обоих стихли позади, тихо заметила: — Странная парочка. Крауч будто бы всегда говорит сквозь зубы, как будто ему и выговаривать-то наши имена не хочется.

— Да нормальный он парень, просто замкнутый слегка, — хмыкнул Моррисон, — а Уилкис, по-моему, вечно после драки с мебелью, при том всегда проигравший.

Уильям ухмыльнулся, оборачиваясь к ней.

— Что ж, жизнь полна контрастов. А теперь пошли, пока не опоздали. Я сегодня ещё хочу узнать, как работает Левикорпус, ты все равно свободна после занятий, сама рассказывала про график дежурств. И надеюсь, ты не на мне тренироваться будешь?

— Не зарекайся, — прищурилась Лили. — Всё зависит от того, как быстро ты объяснишь, что значит «магическое влечение локтевых точек в активном состоянии». Потому что я ни слова не поняла.

— Ну-ну, я-лучшая-отличница-факультета, не знает она… — весело фыркнул гриффиндорец.

— О, ну да, мистер-зануда-вечно-где-то-пропадающий, эта тема была просто вне моего интереса. Так что жду твоего просвещения, о Великий мудрец, — уже откровенно потешалась девушка, поддерживаемая искренним смехом Уильяма.

— Постараюсь тебя не разочаровать, юная дева, — подыграл он, весело продолжив, — и научить тебя тайнам сокровенным.

Оставшийся день пролетел в усталой расфокусировке. Уильям изначально проснулся с ощущением, будто спал вполглаза — а на деле просто не выспался. Первые пары прошли в полусне, где лекции казались монотонным шелестом страниц, а преподаватели — тенями в глубине комнаты.

ЗОТИ, как обычно, превзошло само себя в скуке: профессор с звонким, но оттого не менее пустым голосом и тусклой мимикой в очередной раз зачитывала отрывки из методического пособия, которое, казалось, было написано в прошлом веке (просто авторы в Министерстве — бездари), и с тех пор ни разу не обновлялось. Сегодняшняя тема — «Теоретическое обоснование базовой тактики обороны от вампиров при групповой атаке». Никто не слушал, а сам Уильям уснул уже на одном только названии. Сириус ковырял в столе пером. Римус на пятом ряду зарисовывал, судя по углу наклона и сосредоточенному взгляду, какую-то топографию. Джеймс поочерёдно запускал бумажные шарики в воротник Питерa и Марлин, пока один не прилетел обратно с подожжённым краем.

Уильям просто смотрел в окно, лениво отслеживая, как облака тянутся вдоль башен, и мысленно уже находился на предстоящем занятии с Лили, которая сейчас сидела перед ним, также более не питая воодушевления относительно ЗОТИ.

Уже после ужина, в первом попавшемся пустом классе, быстро прибранном от пыли, они с Лили разложили на парту учебник Снейпа. Книга явно пережила не самое приятное обращение: края страниц были потрёпаны, переплёт в нескольких местах починен нитками и странным клеем, а по полям бегали каракули, резко отличающиеся по почерку. И ему это разбирать. Мило, Моргана этого Снейпа придуши…

— Вот. Видишь, тут формулировка активного намерения — «exalto suspensum». Но она не стыкуется с последующей настройкой на локализацию — в оригинале тут речь идёт о «суставах весовой поддержки». Ты же не направляешь магию в кости, ты ловишь мышечную группу.

Уильям водил пальцем по строчкам, словно по карте, мысленно костеря Снейпа на все лады. Ну почему он так намудрил?! Разбирать любое заклинание на составляющие — та ещё боль на самом деле для мозгов. Не получится просто «бац», взмахнуть и выдать какой-либо эффект. Нет, это многоступенчатый труд, где одно повязано на другое, активирует третье, и только после получится хоть какой-то «пшик». Ну и геморрой сплошной, Мерлин…

— То есть… заклятие не просто поднимает человека, — медленно произнесла Лили, — оно выбирает, за что именно тянуть?

— Именно. Если направишь магию слишком резко — вместо лёгкого подъёма будет рывок, простыми словами, и человек ударится головой. Если ошибёшься в фокусе, он просто упадёт. Тут всё на грани контроля. Вот засранец, сколько ж он времени на это потратил?! — С долей осуждаемого восхищения спросил у самого себя Моррисон.

Лили нахмурилась, выпрямилась на стуле, облокотившись об парту.

— Почему Сев такое вообще придумал?

— Мне откуда знать? Ты же с ним дружишь, так прямо и спроси, — хотя были у него мысли, но явно далеки от того, что хотела услышать Эванс. — В общем, мозги у Снейпа работают и делают это хорошо.

Лили закатила глаза, но без злости:

— Конечно. А ещё они, вероятно, рассматривали вариант использовать это против Мародёров, — с легкой брезгливостью ответила девушка, — воздушный балет на тему «подвесь соседа, пока он не ожидает».

Как и ожидалось, Лили все ещё злится на Джеймса, который по-свински себя повел по отношению к ней. Они оба сейчас игнорируют друг друга с завидным упорством. Только если Поттер изредка обсуждает рыжеволосую в компании Блэка (который и пожаловался Уильяму на его нытьё), то сама Лили будто забыла, что такой человек в принципе существует. Помирятся они явно не в ближайший месяц, это, — на взгляд Моррисона, — уж точно.

Он откинулся назад, посмотрел на её руки:

— Попробуешь?

— Я? Сейчас? — девушка перевела на него удивленный взгляд, явно не ожидая такого резкого перехода от теории к практике.

— Конечно. Палочку держи чуть ниже, направляй в область ноги — так точка подвеса будет правильной. Вроде бы уже разобрались, пора и пробовать. И постарайся контролировать напор, иначе, боюсь, ближайшие три дня я буду ходить на голове. А ещё ради Мерлина, будь со мной нежной, — с отчетливым смешком попросил Уильям.

Лили не ответила — сначала немного покраснев отвернулась, но пару раз глубоко выдохнув и повернувшись обратно, в её глазах мелькнула сосредоточенность. Она подняла палочку, на секунду задержала дыхание:

— Levicorpus!

Первые пару попыток, ожидаемо, ничего не происходило. Лишь через двадцать минут ещё более тщательного разбора всего и вся, наконец, парень невольно взлетел. Ощущение было странное — как будто кто-то схватил Уильяма за невидимую верёвку и рванул вверх. Его ноги оторвались от пола, и он повис в воздухе, медленно покачиваясь. Даже замутило немного, а вестибулярный аппарат и вовсе передал пламенный привет.

— Получилось! — Удивлённо воскликнула она, во все глаза смотря на смирно повисшего парня. — Прямо как в описании!

— Да-да, шикарно, только теперь опусти, а то у меня кровь к голове приливает, — с сиплой усмешкой отозвался парень, поморщившись.

— Liberacorpus, — быстро произнесла она контрзакляие, сделав круговое движение палочкой, и тело мягко опустилось на пол.

Уильям уселся прямо на полу, потерев затылок:

— Что ж, это было неплохо. Займусь им, когда с тобой закончим. Ладно, твой черёд. Готова промокнуть? — С усмешкой спросил Уильям, поиграв бровями.

Она тут же вскинула бровь, густо покраснев и смущённо пробормотав:

— П-прости?

— О Мерлин, ну ты и пошлячка, и что только в голову полезло… Aqua Eructo, — выговорил он с нажимом, пока Эванс не налетела на него с праведным возмущением и из кончика палочки вырвался мощный поток воды, хлынувший в сторону окна. Иногда смущать её действительно забавно, и удержаться сейчас было выше его сил.

— Прямо фонтан! — Сделав вид, будто ничего не было, и лишь немного покрасневшие щёки её выдавали, воскликнула девушка.

— Не переборщи — слишком сильный импульс вырвет поток из-под контроля. А если долго держать — давление начнёт гулять, и в итоге обольёт тебя же.

— Это какой-то магический шланг.

— Ага, — со знание дела кивнул Моррисон, — только с возможностью потушить огромный кострище. Когда учил эти чары, ни разу себя не намочил, между прочим!

— Думаешь, я хуже?

— Думаю, сейчас узнаем.

Она свела брови, подняла палочку и с азартом повторила:

— Aqua Eructo!

Поначалу вода вырывалась урывками, неуверенно, как капризный ручей в сухую весну. Напор то возрастал, то спадал, и направление норовило увести поток в сторону, задевая стулья, край стола, один раз — полку с книгами, которые Уильям едва успел прикрыть щитом. Но Лили не сдавалась. С каждой попыткой становилось заметно: импульс усиливался, а рука всё устойчивей держала нужную траекторию.

Уильям присел на край парты, следя за каждым жестом — не как учитель, скорее как наблюдатель на испытании, в котором изначально не сомневался. Спустя полчаса Лили уже уверенно направляла струю точно в центр мишени — перевёрнутое ведро, зафиксированное на полу. Напор шёл ровно, струя не дрожала, команда звучала чётко.

— Впечатляет, — признал Уильям, поднимаясь. — Учитывая, что заклинание хоть и не сложное, но ты освоила его быстрее, чем половина нашего курса справилась бы с любым другим.

Лили потёрла плечо и усмехнулась:

— Приятно, когда хоть что-то не требует недели зубрежки и потери сна.

С усмешкой Уильям кивнул, возвращаясь к книге. Разобранные формулировки Левикорпуса, прокрутка вариаций интонации и внутренних ощущений заняли минут десять. Он сосредоточился на ощущении точки опоры, мысленно «нащупал» баланс в теле. Первые попытки были резкими — он сам чувствовал, что тянет заклинание слишком жёстко, и дважды едва не потерял равновесие, когда тело девушки под возмущённый писк взмыло в воздух с опасной амплитудой. Но к пятой попытке всё встало на место: лёгкое, устойчивое чувство подъёма, словно тело само захотело оторваться от земли. Лили зависла в полуметре от пола, широко ухмыляясь и показывая «класс».

Когда оба снова стояли на полу, на щеках — лёгкий румянец от возбуждения изучения нового, в теле — приятная усталость, они переглянулись и не сговариваясь начали собирать всё обратно.

До гостиной шли молча, в удобном, мягком молчании друзей. Под ногами тихо поскрипывали доски, за окнами сгущался вечер. Вернувшись, заняли привычный угол у шахматной доски, и пока фигуры мерно двигались по полю, они делились замечаниями о заклинаниях, спорили, чья партия провальная, и пили сладкий, обжигающий чай из чашек, которые Лили принесла с кухни.

* * *

Будни в декабре потянулись однообразной вереницей. Снежная пелена за окнами всё чаще скрывала привычные очертания замка, а внутри Хогвартса царило предрождественское оцепенение — студенты вяло отвечали на вопросы преподавателей, в коридорах реже слышались шепотки о контрольных, чаще — обсуждения подарков, отъездов, вечеров с какао у камина. Уильям чувствовал себя частью этой неторопливой вязкости: помогал на патрулях Лили, дабы она совсем не заскучала, оттачивал чары, читал, иногда гулял по замку без цели. Всё будто притихло в ожидании праздника.

А потом, уже под конец второй декады месяца, его будто молнией ударило. Простая, очевидная мысль, застрявшая занозой: если Джеймс не использует Левикорпус на Снейпе — тот не назовёт Лили «грязнокровкой». А как Джеймс его использует, если он не знает этих чар? Да даже с Эванс в ссоре?!

Словно кто-то одним движением выдернул из-под него землю.

Сначала пришло недоумение: как он не увидел этого раньше? Он ведь сам — пусть и неумышленно — стал катализатором изменений. Его обучение у Лили заклятию, смена круга общения у девушки, его «дружба» с Мародёрами, его случайные действия, слова… всё это, как круги на воде, сдвигало привычную линию событий. Если бы Уильям поступил на другой факультет, держался в стороне, возможно, влияние было бы минимальным. Но он сделал выбор: быть рядом. А это значит, что вмешательство уже произошло, хотел он того или нет.

Он провёл ночь без сна, лёжа на спине, уставившись в потолок, разбирая всё по пунктам. Ему жизненно необходимо, чтобы ссора между Лили и Снейпом произошла. Эта трещина запускает цепь событий, ведущих туда, где всё становится… пусть и не идеально, но хотя бы знакомо. Ожидаемо. С одной стороны — мысль чудовищная. Он почти желает, чтобы два подростка испортили свою дружбу, и в итоге все приведет к тому, что один неосознанно подпишет смертный приговор другой, разболтав Пророчество. С другой — если этого не произойдёт, последствия могут быть куда масштабнее. Вплоть до выживания Волдеморта.

Поттер должен использовать Левикорпус. На Снейпе. При всех. И тогда — как по сценарию. Тогда Лили услышит оскорбление, уйдёт, Снейп обрушится в Пожирателей… Вот только если он научит Джеймса этим чарам, — то Лили моментально поймет, что это был он. А ещё меньше он хочет предавать её доверие. Пиздец.

И вот тут приходила ещё одна волна тревоги. Потому что, нравится ему это или нет, он осознанно идёт к тому, чтобы случилось что-то плохое. Он знает, чем закончится эта дружба. Знает, кем станет Снейп. Знает — и всё равно толкает всё туда своим бездействием.

Лицемерие? Манипуляция? Или просто страх? Пф-ф!

Парень понимал, что презирает Снейпа сильнее, чем стоило бы. Презрение за то, чего тот ещё не сделал. За будущее, которое сам он, Северус, пока не прожил. За тайную слабость, за высокомерие, за жестокость, которая ещё только зреет. И даже признавая свою предвзятость, Моррисон не мог избавиться от неё. Не мог, и, кажется, не хотел. Потому что не считал Снейпа достойным той дружбы, которую Лили ему давала. Потому что знал, что Снейп обменяет её на тёмную метку, на власть, на собственные обиды. Всего-лишь обиженный на мир мальчишка, не слушающий абсолютно никого и добровольно гробящий жизнь.

«Я к нему предвзят, — признавал себе Уильям. — Да. Но как вести себя иначе, когда речь идёт о человеке, которого ты никогда не уважал, даже читая о нём? А теперь он ходит рядом, дышит, говорит, и ты должен притворяться, будто всего этого не знаешь. Мерзость».

Уильям не мог перестать думать об этом даже на мгновение. Комната общежития уже давно потонула в ночной тишине. Мысли гонялись по кругу, как загнанные в вольер звери — усталые, озлобленные, но не теряющие хода. Голова болела от напряжения, и всё тело казалось натянутым, как струна. Хотелось просто… перестать думать. Заснуть. Остановиться.

Но он не мог.

Сначала был страх — холодный, чужой, неосмысленный. Потом, когда с помощью окклюменции он насильно себя успокоил, благо уже дошёл до этого уровня навыка — анализ, сухой, отстранённый, безэмоциональный, как будто если всё расписать по пунктам, то и тревога исчезнет. Как наивно.

Допустим, Поттер не использует Левикорпус. Допустим, Снейп не назовёт Лили грязнокровкой, похерив всё окончательно. Что тогда?

Тогда их дружба, скорее всего, растянется ещё на какое-то время. Но это уже не та детская близость, что была раньше. Уже сейчас Уильям видел, как Лили держит дистанцию. Как напрягается, когда Снейп рядом. Как не говорит о нём с теплотой. Отношения выдыхаются. Плавно, почти незаметно, но неотвратимо. Вопрос пары лет, когда все их контакты сойдут до уровня «привет-пока».

Они всё равно отдалятся. И тогда ссора — это просто ускорение неизбежного? Или катализатор чего-то большего?

Он вернулся к пророчеству. В каноне Снейп слышит его потому что оказался там случайно. Не из-за Лили. Не ради неё. Просто оказался не в том месте. Значит, даже если они с Лили не поссорятся, на пророчество это, скорее всего, не повлияет.

И он всё равно донесёт. Всё равно предаст. Всё равно… Стоп. А если он вообще его не услышит? Если прикончить Снейпа сразу в первые недели после школы, когда он ещё не успеет пропасть с радаров? Звучит, конечно, жутковато, но… как вариант. На крайний случай. Тогда ведь он не донесёт. Или это услышит кто-то другой из Пожирателей? А-а-аргх, как же, блядь, сложно!

Уильям сжал пальцы до бела. Плечи свело от напряжения. Даже пошевелиться в кровати было сейчас непосильной задачей.

Ссора — не причина, почему он вступил в армию Тёмного Лорда. Ссора — просто точка, в которой Северус теряет то, что уже не удержать. Снейп слишком глубоко. Ему нравится тьма. Нравится власть. Он сам туда идёт, добровольно, не осознавая всех последствий. Или, что ещё хуже, осознавая их слишком хорошо.

И значит, даже если бы он вмешался… ничего глобально не изменится. В каком-то, хах, плане.

Уильям медленно выдохнул, осознавая, как во всём этом клубке один узел особенно тугой. Лили. Единственная, кто для него в этом времени по-настоящему значима, помимо родителей. Та, к кому он привязался всей душой. Сначала как к персонажу истории, а уже после, познакомившись в реальности — как к человеку, подруге, девушке. Можно назвать это как угодно, суть всё та же.

И мысль, что он всё это делает, зная, что впереди её ждёт смерть — не сейчас, не скоро, но она неотвратима (или отвратима?) — будто прожигала изнутри до пустоты.

Моррисон не должен был становиться ей близким. Не должен был позволять себе это. Но если он один здесь, если никто другой не знает, что происходит, — как не держаться за то, что делает всё осмысленным? За тот единственный луч света, который не даёт совсем уж раствориться во всём этом. Его якорь в бренном сюрреалистичном мире.

Он боялся. Откровенно, до дрожи, до кислоты в горле. Не за себя. За неё. За то, что в какой-то момент придётся сделать выбор — сохранить линию событий или попытаться вытащить её, рискуя всем остальным. А может, этот выбор уже сделан? Может, он уже ничего не контролирует? Даже самого себя?

«И я ведь не смогу позволить ей умереть, — понял он, с резкой, как заточка, ясностью. — Как бы я себя ни уговаривал. Не смогу смотреть, как она идёт на убой. Я не герой. Я просто… человек. И я сойду с ума, если даже мысленно приму идею, что она умрёт «ради общего блага», если решусь пожертвовать ею».

Тошнотворная мерзость на самого себя подступала к горлу. Он не знал, что делать и откровенно за это себя в данный момент ненавидел. Не знал, куда идти. Одна половина его кричала: оставь всё как есть, пусть время течёт, как должно. Другая — почти рыдала: не смей терять её. Ради чего тогда всё это?

Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, будто вдыхаемым воздухом можно было выровнять этот разлом внутри. Всегда, абсолютно блядь всегда мысли о уже знакомой ему истории заходят в безвыходный тупик. Именно поэтому он так не любит даже думать о будущем. Просто жалкий трус.

Моррисон не справится. Но и не позволит себе уйти в «авось пронесёт», ибо тогда не простит самого себя.

Парень лежал, глядя в потолок, один в своём знании, один в страхе, и, может быть, впервые — один в выборе, от которого не было отговорок.

Уильям знал, что так будет. Что не выйдет просто пройти по краешку, не оставив следов. Что даже если он не скажет ни слова лишнего, не вмешается в события напрямую, всё равно изменит многое уже самим своим существованием. Это была не иллюзия, не теория. Он знал это с самого начала. Эффект бабочки — не красивая метафора, а проклято точная модель. И каждый его выбор, каждое действие — от слов до взглядов — уже изменяли ткань происходящего.

Уильям был готов. Или думал, что готов.

Случайности неизбежны.

Да, он знал. Если взять и перенести человека в прошлое — особенно такого, кто знает, что будет потом, — то всё уже необратимо. Даже молчание становится вмешательством. Даже ничего неделание — это выбор, у которого будут свои последствия. Какое отвратительное, мерзкое слово — «последствия».

Он был к этому готов.

Он был готов к тому, что всё начнёт идти по-другому. Что Поттер может поссориться с Лили. Что ссора не произойдёт. Что некоторые люди не погибнут, а другие — погибнут раньше. Он знал, что «канон» — это не дорога с бордюрами, а зыбкая тропинка в болоте. Он знал, что сохранить его в точности нельзя, и чем ближе ты к «главным фигурам», тем сильнее твой след.

Он всё это знал. Но, вот в чём проблема. Знать и осознавать, встретив это в реальности — две абсолютно, сука, разные вещи. Противоположно диаметральные.

Но то, к чему он был не готов — это понять, что когда на одной чаше весов окажется история, а на другой — Лили…

…он даже не подумает, какую сторону выбрать.

Уильям уже выбрал. Может, не вслух. Может, не в действии. Но выбрал. И теперь это внутри него звучало, как глухой, рокочущий колокол.

Я не позволю ей умереть.

Как бы всё ни покатилось. Какими бы ни были последствия. Сгорит ли этот мир. Перепишется ли вся история. Придёт ли Риддл к власти. Даже если придётся пустить всю известную последовательность под откос — так тому и быть.

Он не был гордым. Не был фанатиком. Но это — решение, которое он не мог и не хотел изменить. Это было выше его сил, физических и моральных.

* * *

Сугробы росли на глазах — белые, глубокие, пушистые, будто небеса без устали трясли подушки. В коридорах замка пахло горячими пирогами и хвойным воском, перила и люстры обвили гирлянды с яркими лентами, а в главном холле установили уже третью по счёту ель — эта была украшена зельеварочными ретортами и серебристыми пузырьками с порхающим светом внутри. Всё вокруг готовилось к Рождеству, и Хогвартс, как и каждый год, становился похож на иллюстрацию из сказки, которая вдруг оказалась реальностью.

Но в кресле у окна, под завывание ветра и треск поленьев в камине, сидел Уильям — углублённый в чтение «Пророка». Его пальцы машинально помешивали остывший чай в кружке, а взгляд скользил по напечатанным словам, будто цепляясь за них, чтобы хоть как-то удержать мысли от преждевременного блуждания.

На первой полосе — в рамке из золотистых шаров и ёлочных веток — сиял ошеломительный в чем-то заголовок.

Он медленно моргнул, перечитывая речь Министра, потом опустил газету на колени. Вокруг всё шумело — кто-то колдовал хлопушки с конфетти, кто-то пытался подвесить в углу фестон из бумажных фениксов, в креслах играли в карты, и даже у портрета Финеаса Блэка появился вязаный шарфик (хотя прошлый Директор почти все время проводит в своем кабинете, насколько он знает). Мир дышал ожиданием праздника. Но у Уильяма за грудиной было тяжело и холодно, как будто снег за окном пробрался внутрь.

Он глубоко вдохнул, снова взял газету и скользнул пальцем по надписям. За окном вьюга затирала следы на парапетах и взлетала фонтанами с башенных балконов, а под этой искристой ватой что-то неуловимо сдвигалось. В самой глубине сердца — тревога.

«ГАРОЛЬД МИНЧУМ — НОВЫЙ МИНИСТР МАГИИ!

«Мягкотелости пришёл конец», — заявил он в своей первой речи.

Вчера вечером, после затяжного голосования, Визенгамот окончательно избрал нового Министра Магии. Им стал Гарольд Минчум — человек с жёсткой позицией, острым языком и бескомпромиссным взглядом на то, каким должно быть руководство в неспокойные времена.

В своём первом официальном публичном выступлении на новой должности, которое состоялось в Главном Зале Министерства, господин Минчум произнёс краткую, но насыщенную речь. Перед глазами сотен волшебников, чиновников и представителей прессы он встал за кафедру в пурпурной мантии, украшенной гербом Министерства, и не стал терять времени:

«Долгие годы мы закрывали глаза. Долгие годы старались найти компромиссы. Мы думали, что можем договориться с теми, кто поднимает палочку против нашего порядка. Это была ошибка. И за эту ошибку платят честные волшебники — своими домами, своими семьями, своей безопасностью. Сегодня я говорю: с этим покончено. Моё Министерство будет действовать. Быстро. Жёстко. Без оглядки на мнение тех, кто предпочёл бы продолжать прятаться под столами».

Среди первоочередных шагов нового Министра — усиление режима охраны Азкабана. Гарольд Минчум заявил, что намерен удвоить число дементоров, патрулирующих остров, а также расширить их полномочия.

Однако о самой «угрозе», и кто её представляет, господин Министр не сказал ни слова. Также мы вам настоятельно рекомендуем не гулять по ночам одним, дорогие читатели.

«Это не питомцы и не декорации. Это оружие. И я не намерен держать его в ножнах, когда враг уже в нашем доме».

Кроме того, господин Минчум упомянул возможное создание специального наблюдательного органа, который займётся «идентификацией радикальных течений» среди граждан магического сообщества.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

После всей той внутренней борьбы, бессонных ночей и мучительных раздумий, Уильям, наконец, ощутил, как с груди сползает давящий груз. Тот самый, что тенью висел над ним с первого дня, с самого момента, как он понял, что всё (скорее всего) пошло по наклонной. Решение, к которому он пришёл, не было простым — скорее, необходимым. Но, озвучив его хотя бы мысленно, парень почувствовал, будто впервые за долгое время смог вдохнуть по-настоящему глубоко. Воздух стал холоднее, свежее, словно сам замок отреагировал на внутреннюю перемену, что, конечно, было просто самообманом.

Он знал: теперь отступать уже некуда. Он выбрал свою позицию в этой истории. Не наблюдателя. Не безучастного статиста. Если всё встанет на грань — он будет тем, кто вмешается. Даже если ради этого придётся пустить под откос ту самую, «великую» историю, которую он когда-то читал. И почему-то с этим решением стало легче на душе.

Сумерки уже плотно висели за окнами, и в ранее облюбованном двумя парнями зале на четвёртый день каникул воздух пылал. В полном смысле. С дуэльной платформы, заваленной осколками щитов, пылью и гарью, в разные стороны разлетались вспышки магии, подёрнутые сине-фиолетовыми тенями от переливающегося освещения.

Вновь они сошлись между собой в спарринге, пытаясь подловить друг друга на ошибках, полностью отдаваясь с головой чувству боя, не стеснённые в заклинаниях. Блэк так вообще разошёлся, через раз используя чары из фамильной библиотеки, пытаясь задеть Моррисона.

Сириус, в своей обычной манере — в раскатистой ухмылке и с безрассудным азартом в глазах — выскочил из-за опрокинутой стойки, разрывая напряжённую, гулкую тишину:

— Incarcerous!

Тонкие, намереннопочти невидимые верёвки сорвались с воздуха, словно вкраплённые в пространство, и рванулись вперёд. Уильям не стал парировать или принимать на себя — он прыгнул вбок, обрушив на пол ливень перьев:

— Avis! — А затем, не дожидаясь момента, — Oppugno!

Стая птиц, призванная больше как отвлекающий манёвр, ринулась на Блэка в самоубийственную атаку, не давая ему сосредоточиться. Тот же, с коротким взмахом, замкнул руки в блок:

— Protego Totalum!

Щит был груб, слишком плотный и едва удерживал натиск, но дал ему время — время, чтобы зашипеть из-под губы:

— Bombarda Maxima!

Снаряд взорвался в стену за Уильямом с чудовищным грохотом, немного оглушив, камни раскололись, и парень почти рухнул вперёд, закашлявшись от пыли. Часть крошек больно ударила по спине, наверняка оставив синяки. Забыл поставить кинетический щит — ошибка. Рука отпрянула, палочка зазмеилась:

— Glacius Tria!

Заклинание, пограничное между опасной и почти запрещённой боевой магией, выпустило поток холода, обжигающего настолько, что воздух зашелестел инеем. Сириус едва не проморгал — отразил только половину, и по его плечу мгновенно расползся иней, стягивая движения.

Уильям освоил эти чары не так давно, и как раз сейчас идеальный момент дабы отработать их в бою. Многократно усиленная версия обычных морозных чар, которые за десяток секунд могут полностью заморозить человека в сплошную ледышку, сопровождая это острыми льдистыми осколками, которые впрыскиваются в кожу, прокалывая одежду по периоду своего разрастания. Очень противное заклинание, убрать эффект которого можно только радикальными методами.

— Ах ты… — выдохнул сквозь зубы брюнет, болезненно сморщившись, когда его ключицу пробил промораживающий сами кости холод, — Caligo!

Пелена черного дыма, плотная и вязкая, мгновенно залила пространство, большей частью обволакиваясь вокруг Блэка, и уже после принялась разрастаться, будто раковая опухоль.

— Expulso!

— Reflecto!

Голубоватая вспышка пролетела совсем рядом, ударившись в край щита, и Уильяма немного откинуло назад ударной волной — он покатился по полу, больно ударившись боком, тогда как заклинание срикошетило, выбив дыру недалеко от местонахождения Блэка. Воздух взвизгнул, когда Моррисон закрутил палочку, создавая импульсные заряды вокруг себя:

— Incendio Duo!

Парень почувствовал, будто часть его магического резерва ухнула в Бездну, и из концентратора вылетел бурный огненный поток, трансформировавшийся в огромный, двухметровый в диаметре огненный шар. Гул пламени своим шумом мешал услышать что-либо другое, однако ответ оппонента он увидел наглядно:

— Aqua Eructo!

Напор, по силе равный бурному течению реки влетел в пламенный шар.

В тот миг произошло то, чего и следовало ожидать — вспышка мгновенного испарения. Вода и огонь встретились с яростным шипением, и на границе соприкосновения возникло ослепительное белое облако пара. Водяная струя частично поглотила пламя, но внутренняя температура шара была слишком высока — на мгновение огонь будто сжался, а затем взорвался наружу, обдав всё вокруг волной горячего пара и горящего воздуха.

Глухой хлопок разорвал тишину. Ударная волна, насыщенная перегретыми воздушными массами, ударила по стенам, подняв в воздух пыль и обломки. Огненная завеса, прокатившаяся по дуэльному залу, резко осветила пространство и разнеслась по полу и стенам подобно пламенной ряби.

— Calefactum Repello! — В унисон выкрикнули оба, использовав изученные у профессора Хоффмана чары защиты от огня.

Полупрозрачные, дрожащие от температуры щитовые купола вспыхнули перед ними, принимая на себя весь жар. Воздух заискрил. Пламя, обтекая защиту, вылизывало пол в сантиметре от их ног, но не проходило внутрь. Внутри щитов было душно, жарко и влажно от испарившейся воды, а пот заливал глаза.

— Ruptura Externis!

Цепочка хлёстких, режущих импульсов порвала воздух. Уильям, скрипя зубами, поднял Серую Вуаль — щит, который почти сразу начал искрить от перегрузки. Но в этот момент он резко метнул его вперёд — не как защиту, а как оружие. Он взорвался в полёте, ударной волной зацепив обоих. Прямо как в прошлый раз, ха. Только теперь на этом всё не закончится. Моррисон тоже подготовил свой козырь, а то не всё же только Блэку швыряться мощной и относительно тёмной гадостью.

Изучение заклинания из трактата «Umbrarum Dominium» далось Уильяму нелегко. Сама структура чар была не столько сложной, сколько пугающе чуждой, словно магия, которой не место в его голове. Он целую неделю разбирал каждую фразу переписанного вручную отрывка, то и дело перечёркивая ошибочные трактовки. Заклинание словно сопротивлялось — требовало не только силы, но и особого психологического фокуса, почти жестокого намерения подчинить, задавить, ограничить.

Но теперь, в самый нужный момент, когда бой с Блэком входил в финальную стадию, он не колебался. Лёгкое движение палочкой, тяжёлое, как удушье, название:

— Obscura Suffocare.

Словно капля чёрного стекла упала в центр дуэльного круга — после из тени самого Сириуса выросла глухая, живая темнота, сомкнулась вокруг него полупрозрачным объемным, живым куполом. Тьма не просто скрыла его от зрения — она впитала свет, выдернув противника из мира чувств.

Сириус оказался в полной тишине и слепоте, в полном отрыве от внешней реальности, а собственная тень — обретшая плоть — начала медленно подниматься за его спиной и из самого купола, сомкнувшись удушающей петлёй на горле и груди, не давая даже вздохнуть. Это была не иллюзия — магия впивалась в тело, ограничивая движение, сдавливая мышцы и выдавливая воздух.

Откровенно тёмное заклинание, одно из многих, хранимое в Запретной секции. Уильям выучил его буквально на днях. Когда имеешь целую гору свободного времени — если есть цель, то пролетит оно порой незаметно.

Ещё не запретная вообще везде демонология, но он прошёл практически по краю. Ведь дальнейший этап этого заклинания — впустить в тень слабого демона, который будет всё разрастаться и разрастаться, пока тень не пожрёт вообще всё.

Он все ещё до сих пор слабо может поверить в то, что такая вещь просто лежала в Запретной секции, как одна из книг. Учитывая то, что любые знания по этой дисциплине или хранятся за семью печатями в родовых поместьях, или вовсе изъяты Министерствами, уничтожены, похоронены навечно (нужное подчеркнуть), то это или чудовищная нелепость, или было сделано намеренно. Не осталось даже чёткой теории того, кто вообще такие демоны и откуда они призываются. Именно поэтому Моррисон ни за что в жизни не переступит эту черту, ибо прекрасно понимает — дальше его ждёт только мучительная смерть.

Да он, Моргана дери их всех, даже не знает едят ли местные демоны души, или им нужно другое лакомство и едят ли они вообще хоть что-то. Вот настолько волшебники подчистили хвосты за собой. Потому и как бороться против такого знают крайне мало волшебников. Благо, что он может относительно легко развеять заклинание, пока контроль над ним не перехватил бы призванный демон. Мерзкая, но чудовищно действенная магия.

Однако одна мысль крепко засела у него в голове: если обычное, относительно начальное заклинание демонологии способно на такое, то что же могут серьёзные чары?

Вон, даже Блэк, который выучил довольно много всякой гадости из семейной библиотеки, откровенно потерялся, сейчас панически пытаясь сделать хоть что-то, пока Уильям стоял, опёршись об колени и тяжело дыша, утерев лоб от льющегося рекой пота. Эта тень высосала почти все его нынешние силы — а их было немало.

Сириус рухнул на пол, будто подкошенный, и мгновенно начал судорожно тянуть воздух ртом, словно в груди сжался огромный кулак, однако ни капли кислорода внутрь не поступало. Тень, выползшая из его собственной, вздыбилась над телом, тяжело оседая, как будто это была не просто магия, а живая, дышащая, злобная масса. Она извивалась, будто змея, охватывая его грудь и горло, обтягивая остальное тело, затягивая кольцо за кольцом — и каждое из них будто стягивало кислород из воздуха. Вместо привычной глазу фигуры Блэка, сейчас на полу извивалось чёрное нечто, лишь отдалённо напоминающее человека.

Уильям, даже с полной сосредоточенностью, не мог не почувствовать, как у него внутри скребло и проступил холодный пот на спине, из-за чего рубашка отвратно прилипла к телу — заклятие работало именно так, как было описано в трактате. Беспощадно. Бесшумно. Почти омерзительно эффективно. Он не стал дожидаться конца действия, — взмахнул палочкой и с коротким выдохом развеял чары.

Тень осела, втянулась обратно в пол, словно шепчущим эхом исчезая. Сириус остался лежать, вытирая лоб, где капли пота мгновенно высохли от жара, только чтобы пошли новые. Несколько секунд он просто надрывно дышал, хрипло, медленно. Потом сел, опираясь на руку, чуть наклонив голову.

— Ты… чёрт, — сказал он наконец, глядя в пол, но не продолжил. Поднялся медленно, пошатываясь, чуть вздрогнув от взгляда на собственную тень. — Это было что-то…

Он не закончил фразу. Моррисон, храня молчание, тоже поднялся. Волшебники молча привели себя в порядок — поправили одежду, вытерли кровь с губ и щёк, приглушили оставшиеся ожоги и ушибы заклинаниями. Не было прежней лёгкости, с которой они обычно заканчивали дуэли. Даже не было привычных шуток. Только гулкое эхо заклинания ещё витало в памяти.

— Больше не используй это дерьмо, — вдруг сказал Сириус. Голос у него был ровным, но чуть более низким, чем обычно. Лицо каменное — привычная бравада, но Уильям знал его достаточно хорошо, чтобы увидеть, что за этой маской скрывается испуг. Тот редкий, сырой испуг, что не вываливается на поверхность, но едва ли забывается.

Он понимающе кивнул.

— Не буду. Если только совсем не припечёт.

— Что это было вообще? — Короткий взгляд исподлобья. — Я теперь ближайшие пару дней собственной тени буду шугаться каждый раз.

Моррисон выдержал паузу, будто прикидывал, насколько сильно стоит врать. Всё же даже упоминать демонов всуе было… крайне нежелательно. Во избежание.

— Чары из одной книги. Нашёл в прошлом году, в Запретной секции. Темная магия… концептуально искажённая в своей неотвратимости. Очень старая. И, как оказалось, все ещё действенная.

Сириус сжал зубы и кивнул, будто принимая это объяснение, хотя и не слишком довольный.

— И всё-таки. Никогда больше не используй это на мне. Даже в бою. Даже если я сам об этом попрошу.

— Принято, — спокойно ответил Уильям, ощущая всё будто из-под мутной пелены. — Слишком сильно?

— Не в этом дело, — сказал Блэк, и только спустя секунду добавил, — …просто не хочу чувствовать, будто умираю в темноте, понимаешь?

Понимал. Именно это заклинание и делало. Беззвучно убивало. А сейчас Моррисона, видимо, застал откат — уж слишком всё приглушённо он сейчас ощущает. Наверняка потом прорвёт плотину бурей ощущений.

Пара вялых взмахов палочками, слаженное движение — и закопчённые стены снова сияли гладкой кладкой, будто в этом зале не было ни взрыва, ни сражения на грани допустимого. Камень под ногами больше не трещал, а порванные драпировки, сошедшие во время одного из рикошетов, снова висели ровно, без следов магического беспредела.

Уильям, обрабатывая особенно глубокий порез на боку Сириуса, нарушил затянувшуюся тишину:

— Слушай… а что у тебя с Марлин?

Блэк, сидевший с закатанной мантией, не сразу ответил. Лишь коротко хмыкнул, не глядя на друга.

— Это ты сейчас так заполняешь неловкое молчание или правда интересуешься?

— Скорее, пытаюсь не слушать, как моя кровь гоняется по венам, — отозвался Моррисон, аккуратно проводя по коже исцеляющим потоком. — Просто заметил, что вы с ней почти неразлучны в последние недели. Грубо говоря.

Ответа снова не последовало сразу. Сириус откинулся на стену, запрокинув голову, глаза прикрыты.

— Ты вдруг стал чертовски наблюдателен, — тихо пробормотал он. — Или просто решил, что слишком тихо в помещении.

— Тоже вариант, — пожал плечами Уильям. — Но знаешь, ты раньше с удовольствием рассказывал, с кем из «прекрасного пола» был в Хогсмиде, и как все они от тебя без ума. А тут — тишина. Скрытность. Даже смущение, не поверю…

Он замолк, увидев, как Сириус чуть дернулся, будто сдержал желание огрызнуться. Или от боли лечения. Это удивило. Сильно. Не потому, что Блэк не мог быть серьёзным, а потому что тот, кто обычно не упускает шанса пошутить или бросить снисходительное замечание, сейчас выглядел почти… осторожным.

— Всё действительно серьёзно? — Тихо уточнил Уильям, глядя на него с интересом, чуть склонив голову. Всё же не каждый день главный повеса всей школы всерьёз погрязнет в романтике.

Сириус посмотрел в ответ, и на мгновение в его взгляде мелькнуло что-то необычное — не уязвимость, нет, а, скорее, спокойное, тяжёлое то ли осознание, то ли признание правоты.