Отражая друг друга (гет)

Второй акума за три дня взорвался над улицей Монфор, и был подобен тени, раскалывающей стекло. Студенты закричали, почувствовав ударную волну, сотрясающую окна школы. Само здание устояло, но Маринетт казалось, будто трещина прошла прямо сквозь нее.

Пока осела пыль и подъехали телевизионщики, новость уже успела стать популярной.

«Акума замечен рядом с коллежем Франсуа Дюпон: третья атака за две недели»

Заголовки не называли её имени. Но в этом не было нужды. Пользователи сети скоро сделают выводы сами, и снова всё окажется её виной.

Она тихо трансформировалась, и сказала, что больна. Убедить Маттьё оказалось несложно: пот струился по её лицу, дыхание перехватывало каждый раз, стоило ей попытаться заговорить. Акума, как и в прошлые дни, легко попалась и была быстро очищена, словно ожидала именно её. Ледибаг устранила последствия атаки раньше, чем появился Кот Нуар — теперь ей стало сложно вести себя естественно перед ним даже в геройском образе. Можно было заделать пару растрескавшихся плиток, заменить разбитую скамью. Но страх, застывший туманом на коже окружающих, невозможно было смыть никакими усилиями.

Когда позже днем они с Маттьё вошли в офис Лоран-Сельвиг, Маринетт молча провела два часа. Маттьё тоже не проронил ни слова, весь день держась поблизости, поддерживая её своим присутствием.

Только устроившись на диване, сгорбившись над ноутбуком, он наконец заговорил:

— Думаю, нам надо больше сосредоточиться на том, кто стоит за Лилой.

— Габриэль Агрест? — нахмурилась Маринетт.

— Нет, — покачал головой Маттьё, открывая кадры видеонаблюдения офиса Лоран-Сельвиг на ноутбуке. — Не он. Человек из нашей компании. Просматриваю записи, чтобы выяснить, с кем чаще всего общается Лила в офисе. Помнишь, что мы слышали на балу?

Прижав колени к груди, Маринетт смотрела, как Маттьё прокручивает видеозапись штаб-квартиры Лоран-Сельвига снова и снова, кадр за кадром.

— Вот здесь, — шепотом указал Маттьё, останавливая кадр коридора главного сервера. — Это тот день, когда исчезла твоя папка. Прямо тут... эта временна́я метка. Записи за это время отсутствуют.

— Отсутствуют? — эхом прошелестела она.

— Перезаписаны намеренно.

Её кожа покрылась мурашками.

— Кем?

— Мы думали, Лила связана с каким-то случайным ассистентом, помнишь? Но взгляни сюда... — Он указал курсором на журнал активности. — Этот логин? Один из пропусков инвестора. Высший уровень доступа.

Во рту у Маринетт мгновенно пересохло.

— Тут дело куда серьёзнее, чем мы предполагали...

Маттьё откинулся назад и потер переносицу.

— Мы смотрели не туда. Дело вовсе не только в Лиле. Кто-то вышестоящий расставляет фигуры. Как бы много денег ни пришлось вложить Габриэлю Агресту, он хочет помешать твоему успеху и успеху этой технологии. Информатор среди инвесторов совсем не то же самое, что стажёр, распространяющий слухи.

Маринетт долго молчала, голова работала стремительно, тело — наоборот. Она чувствовала себя фарфоровым чайником, полным пороха. Одна неверная дрожь — и произойдёт взрыв.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Давай разложим всё по полочкам.

Наступила тишина.

Она пересекла комнату, открыла сумку и достала складную пробковую доску, которую засунула туда несколько недель назад. Прочно прикрепив её к стене, Маринетт начала записывать всё, что помнила.

Пресс-релизы. Даты мероприятий. Ложь Лилы. Встречи с инвесторами. Слухи совета директоров. Протоколы интервью. Личные заметки.

Маттьё наблюдал, как она протягивала цветные нити между записями. Голубые — вспышки внимания прессы. Красные — события с акумами. Жёлтые — саботаж. Фиолетовые — эмоциональные триггеры.

Карта росла быстро, расползаясь во все стороны.

Из центра, там, где было её фото, расходились линии, похожие на паутину.

Наконец, спустя часы, сделав последнюю отметку, она смогла озвучить единственное оставшееся заключение.

— Они пытаются сломать меня, чтобы компания рухнула вслед за мной, — тихо произнесла она. — И сделать это публично.

Она повернулась к Маттьё. Глаза были широко раскрыты, полны тревоги.

— Они хотят моей акуматизации.

Каждое слово отзывалось болью и напряжением.

Маттьё не дрогнул.

Медленно кивнув, он сказал:

— Я думал точно так же.

Маринетт встала и зашагала перед картой заговора, словно та могла вспыхнуть физически.

— Но откуда Бражник вообще мог обо всём этом узнать? О компании, расписании пресс-конференций, заседаниях правления...?

Маттьё выдохнул.

— Только если он получает информацию изнутри.

— От кого? — потребовала она ответа.

Его взгляд встретился с её взглядом. Спокойный. Тихий.

— От кого-нибудь вроде Габриэля Агреста.

Она замерла.

Холод сковал кровь внутри неё.

— Ты думаешь... они работают сообща?

— Я не знаю, — ответил Маттьё. — Но у него есть мотив. Доступ. И время совпадает. Это объясняет, почему он не хочет, чтобы наша технология работала, почему он продолжает саботировать работу компании. Габриэль Агрест уничтожит дизайнера, который осмелился процветать вне его влияния, а Бражник полностью дискредитирует компанию и, возможно, превратит тебя в одного из самых сильных злодеев Парижа, как одну из немногих людей, которые когда-либо сопротивлялись этому. Это, ###, гениально.

Он начал перечислять, загибая пальцы.

— Подумай об этом. Габриэль Агрест знал твоё имя ещё до того, как проект стал публичным. Назвал тебя «неизбежной жертвой», говоря с Адрианом. Его богатства и власти достаточно, чтобы влиять на инвесторов, прессу и общественное мнение. Теперь выясняется, что инвестор высокого уровня стёр видеозапись, которая могла раскрыть факт саботажа против тебя.

Маттьё замолчал.

— Если Габриэль не сам Бражник... значит, помогает ему.

— Или они одно и то же лицо, — тонко добавила Маринетт.

Маттьё не сразу ответил. Её сердце сжалось. Адриан...!

Вместо ответа он сел рядом с ней на полу. Их плечи слегка соприкоснулись. Он рассматривал случайно выбившуюся нитку на конце ковра.

— Мне кажется, — медленно начал он, — кто-то следит за тобой. Мониторит не просто доступ к проекту или нашу технологию, а именно тебя, Маринетт.

Она посмотрела на него.

Что-то невысказанное чувствовалось в его словах. Будто наконец щелкнул пазл в голове — теория, слишком хрупкая, чтобы проверять. Но он произнёс это вслух.

— Думаю, Бражник смотрит на тебя.

Повисло молчание.

Затем едва слышно добавил:

— Думаю, потому что ты Ледибаг.

Это был первый раз, когда кто-то сказал ей это вслух.

Не обвинял. Не требовал. Просто сказал.

И она застыла.

Грудь сдавило, словно воздух покинул комнату. Пульс застучал в горле. Маринетт отступила назад.

— Нет, — автоматически ответила она. — Это... Маттьё, перестань...

— Я не обвиняю тебя. Говорю лишь возможно... кто-то вычислил тебя. Не Лила. Не Габриэль Агрест. Но если Бражник знает, подозревает хотя бы немного — тогда многое становится понятным, верно?

Он не настаивал далее. Просто позволил фразе повиснуть в воздухе. Маринетт схватилась за край стола, тяжело дыша.

Невозможно дышать.

Невозможно думать.

— Стой, — в панике взмолилась она. — Прошу, остановись. Я не могу...

Маттьё сделал шаг вперёд. Медленно. Без резких движений.

— Эй. Всё нормально. Не следовало говорить так резко. Дыши, Маринетт. Просто дыши.

Тикки появилась из воздуха, и Маттьё издал звук, похожий на испуганный писк. Квами улыбнулась ему на секунду, потом приземлилась на плечо Маринетт. Она выглядела спокойно. Ни следа беспокойства. Ни следа удивления.

— Тикки, — срывающимся голосом сказала Маринетт. — Прости меня. Я должна была лучше защитить свою личность. Можешь забрать мой талисман, если хочешь...

— Не вини себя, Маринетт, — мягко сказала квами. — Эта ситуация невозможно трудная, и учитывая обстоятельства, мы можем доверять Маттьё. Плагг и я давно подозревали подобное, но не хотели пугать тебя.

Маттьё моргнул.

Квами приблизилась ближе.

— Маттьё прав. Возможно, Бражник действительно наблюдает. Но это не означает, что он знает, кто ты такая. Он ищет уязвимости. И недавно...

— Все стало уязвимым, — прошептала Маринетт.

Тикки кивнула.

— Но ты сильна. Сильнее, чем он думает.

Некоторое время она ничего не говорила. Пальцы дрожали, зависая над планом заговора, словно она была неготовой к выступлению пианисткой. Её сознание вновь проигрывало каждое слово, каждый осуждающий взгляд, каждую статью, превратившую её из дизайнера в угрозу.

Не потому, что она была связана с Адрианом.

А потому что кто-то проверял, насколько она сможет согнуться, прежде чем сломается.

— Я не подписывалась становиться объектом охоты, — прошептала она.

— Знаю.

— Я хотела лишь защищать Париж. Всего-навсего. Я не просила об этом.

— Знаю, — снова повторил он.

Картон слабо светился в тёплом свете настольной лампы. Десяток линий тянулся через временные рамки и имена, но одну нить они не могли зафиксировать — единственно невозможную линию — Габриэля Агреста.

Нет доказательств. Пока нет, но отрицать нельзя.

Нападения акум. Публикации прессы. Подозрение общественности сжималось теснее вокруг её горла каждую неделю. То, как всё идеально выстроилось. Словно кто-то не просто смотрел со стороны, а дирижировал её падением.

Она снова подняла глаза на карту — красные нити торчали, словно кровеносные сосуды. Многие начинались с фотографий её лица. Заголовков. Блогов, разбирающих выражение её лица, телодвижения, тон голоса.

— Подходит, — тихо сказала она. — Каждый раз, когда утечка выходит наружу — каждый раз, когда меня загоняют в угол — вскоре следует нападение акумы. Иногда в течение часов. Порой в течение минут.

Маттьё наклонился ближе, изучая.

— И большинство из них не имеют отношения непосредственно к тебе.

— Именно, — согласилась она. — Но происходят рядом со мной. Возле моей школы. Рядом с нашей пекарней. Недалеко от этого офиса. Так, словно... словно кто-то расставляет эмоциональные ловушки на моём пути. Даже когда акума не нацелена конкретно на меня, разрушения следуют за мной по пятам.

Тишина звенела в ушах.

Наконец нарушила её Тикки, сидящая на лампе позади них.

— Ты ведь ощущала это, правда? — спросила она мягко.

Маринетт посмотрела на неё.

— Что ощущала?

— Этот шаблон, — пояснила Тикки. — Ты же видела такое ранее, с другими людьми. Людей постепенно доводили до отчаяния. Акуматизация происходила не в мгновение ока, а растягивалась на дни. Недели. Правильные триггеры в нужное время.

— Со мной происходит то же самое, — прошептала Маринетт.

Тикки не шевелилась.

— У нас нет никаких доказательств. У Бражника слишком много союзников. Но точность эмоциональной манипуляции... вызывает тревогу.

Опять наступила тишина. Никто не смеялся. Даже чтобы разрядить напряжение.

Тикки подплыла ближе, зависнув между ними.

— Габриэль Агрест всегда действовал из тени. Если он не сам Бражник, то позволяет действовать кому-то другому.

Маринетт тяжело опустилась обратно на стул. Казалось, за двадцать минут она постарела на пять лет.

Её орло горело.

— Я не могу позволить этому продолжаться.

— Не позволишь, — тихо подтвердил Маттьё.

Она покачала головой.

— Если меня акуматизируют, Бражник исполнит своё желание. Победит Габриэль Агрест.

Руки бессильно сжались в кулаки на коленях.

Маттьё внимательно изучал её некоторое время — настолько долго, что момент смягчился, несмотря на сохранявшийся страх, ставший теперь их общим переживанием.

Он поднял ручку и крутил её в руках, глядя вдаль.

— Помнишь, как мы познакомились?

Маринетт моргнула.

— На форуме дизайнеров. Когда нам было, кажется, тринадцать?

— Нам было двенадцать, — поправил он с кривоватой улыбкой. — Ты исправляла мою схему вышивки крестиком. Я использовал неправильный счёт нити, а ты сказала, что выглядит ужасно.

— Боже мой, — слабым смехом отозвалась она, — я такого не делала.

— Ещё как сделала. Ты была довольно жестока в оценках.

— Я не была жестока!

— Нет, нет, не совсем жестока, — поспешил успокоить он. — Просто... откровенна. Тебе было незачем притворяться. Ты просто знала, что правильно, и говорила мне.

Он постукивал ручкой по колену.

— Меня только перевели в школу-интернат. Академия недалеко от Гренобля. Там было так холодно и тихо. Родители оставили меня посреди семестра и вернулись только через несколько недель. Папа считал, что мне необходима дисциплина.

Она смотрела на него мягко.

— Маттьё, ты был таким одиноким, да? — тихонько спросила она.

— Да, — согласился он. — Тогда появилась ты. На случайном дизайнерском форуме со своими честными отзывами, лучшими идеями и совершенно нелепыми палитрами цветов. После уроков я мчался в компьютерный класс, только чтобы увидеть, ответила ли ты.

Маринетт раскрыла рот, но звука не последовало.

— Ты стала первым человеком, воспринявшим меня всерьёз, — продолжил он. — Не родители. Не учителя. Ты. Друг. Аватарка по имени "NettaDC", заставившая меня поверить, что даже если я недостаточно хорош для семьи, я вполне хорош для чего-то другого.

Её глаза наполнились слезами. Он посмотрел вниз, его щеки покраснели, и он продолжил:

— А когда ты рассказала, что живёшь в Париже — тогда я понял, что однажды мы сможем встретиться, потому что папа вечно говорил о культуре Франции — это дало мне нечто, чего можно было ждать, некое подобие будущего. Уже тогда я решил, что не дам Лиле обидеть тебя, как только попаду сюда.

Маттьё опять поднял взгляд, твёрдо смотря на неё.

— Ты всегда была непреодолимой силой, — сказал он. — Даже когда боялась. Вспомни, как Лила пыталась стереть тебя. Эти злодеи пытались разрушить тебя. А ты не сдаёшься.

От этого она негромко рассмеялась.

Он продолжал:

— И ты являлась для своей команды, как Леди Баг. Для друзей, как Маринетт. Ради города. Даже когда никто не знал. Даже когда взамен ничего не получала. Ты сгораешь с обоих концов и всё равно даришь всем свет.

Теперь Маринетт плакала, слезы тихо стекали по её щекам. Но не отводила взгляда.

— И плевать, что у Габриэля Агреста миллиард долларов или Бражник дышит тебе в затылок, — закончил Маттьё. — Я всё равно верю в тебя.

Маринетт открыла рот. Закрыла снова.

— Я не знаю, что должна делать, — прошептала она наконец. — Всё уходит из-под контроля.

Маттьё отрицательно качнул головой.

— Держись. Составь план. Пусть люди помогают тебе. Поговори с Котом Нуаром, который уничтожит целый мир ради тебя. Адриан развяжет ради тебя войну. Позволь мне помогать тебе.

Её голос слегка сорвался.

— Я никуда не уйду.

Они просидели так какое-то время. Рука об руку на полу, под нависающей картой заговора и мерцающей лампой рабочего стола, в городе, ставшем кипящим котлом заголовков прессы, страха и невидимых чудовищ.

Ничего ещё не разрешилось.

Но уже было похоже на начало.

Затем Маринетт тихо пробормотала:

— Тебе следовало раньше сказать мне, что ты мой фанат.

Маттьё моргнул.

— Что?

— Что ты считаешь меня сильной. — Она высморкалась. — Это могло бы сэкономить мне кучу времени и нервных клеток.

Он ухмыльнулся.

-Я люблю драматизировать. Мне нужен был идеальный момент.

— Ну, вот и всё.

Она вытерла лицо, слегка рассмеявшись сквозь слезы.

— Ладно. Хорошо. Итак, каков наш следующий шаг?