Что-то старое, что-то новое, что-то взятое взаймы (джен)

Лисса потянулась и открыла глаза, с радостью отмечая, что привычная ей с детства обстановка ничуть не изменилась. Комната встретила ее теплым полумраком и знакомым запахом — легкий аромат календулы, смешанный с чистой тканью постельного белья. Все было на месте: фиолетовые портьеры с серебряной окантовкой, светло-зеленые обои, отливающие жемчугом, резной комод, украшенный гербом рода Пруэтт. Словом, это были ее дом, ее спальня и ее собственная жизнь.

Лисса сделала глубокий вдох, полный облегчения, и медленно выдохнула.

«Это был только сон».

Сон — безумный, кошмарный, и одновременно до тошноты правдоподобный. Она будто прожила в нем целую жизнь. Длинную, изнурительную, не свою.

«Семеро детей. Семеро! Мерлин милостивый!»

Сон был мучительно подробен. Там была она, но не Лисса, не Моллиссия Вирджиния Пруэтт, а Молли. Молли Уизли. Какая-то затравленная, измотанная женщина, едва тянущая дом, в котором стены держались только на магии. Муж, имя которого уже само по себе вызывало у нее внутреннее содрогание — Артур. Вечно копающийся в маггловском хламе, далекий от настоящей магии, от рода, от ответственности. А она — словно затертая тень прежней себя, с потухшей магией, с несбывшимися планами и надеждами, невнятной судьбой и долгами, которые измерялись не галлеонами, а жизнями близких.

Она, Лисса, вдруг вышла замуж за Артура Уизли. Как? Зачем?! Где было ее чувство вкуса?! Где был ее разум?! Дальше — хуже. Отказ от Рода. От Пруэттов, родословная которых уходит корнями в Первую Волну! Рода, который строил Британию вместе с Гриррами, с Барроу, с Талмейнами!

Лисса потрясла головой. Волосы рассыпались по подушке рыжим шелковым водопадом.

— Сон, — сказала она вслух. — Просто сон.

О, Мерлин всемогущий, какой же это был кошмарный, адский, чудовищный сон! Такой подробный, такой вязкий, такой до жути реалистичный…

Дети. Семеро. Семеро! Мерлин, ты чего там, с ума сошел?! Билл, Чарли, Перси, Фред, Джордж, Рон, Джинни… имена всплывали, воскрешая в памяти и образы всех этих людей из сна — ее детей. Словно она действительно знала их, жила с ними, любила их, растила… И это было, пожалуй, самое пугающее. Они казались такими настоящими.

Она снова вдохнула и села в кровати, нащупывая на прикроватной тумбочке палочку. Красивая, темная, гибкая. Когда девушка коснулась ее пальцами, по коже прошла легкая дрожь — реальный, живой и привычный отклик. В том чудовищном кошмаре (а подобрать иное определение сюрреалистическому сну, в который она окунулась, Лисса не могла), от внушительного магического резерва, который мисс Пруэтт ранее воспринимала, как должное, остались жалкие ошметки, а потому, беря в руки палочку, она невольно задержала дыхание — а ну как и правда? Вдруг и сейчас этот ужас продолжится? Но нет, все было в порядке.

Сон не отпускал. Лисса вновь и вновь воскрешала в памяти все увиденные события, и они ей безумно не нравились! Мало радости хоронить родителей и братьев, став невольной причиной не только их гибели, но и гибели Рода. Мог ли этот сон быть пророческим?

Чем больше она думала и вспоминала, тем страшнее ей становилось. Лисса не помнила, что было вчера или неделю назад. Вернее, помнила, но смутно. Вроде как все это случилось с ней не накануне, а очень, очень давно. Она отлично ориентировалась в самых важных и знаковых событиях, которые с ней происходили, но совсем не могла припомнить мелочей. Зато внезапно обнаружилось другое: она знала заклинания. Заклинания, которые ей еще не преподавали. Те, о которых даже в книгах она читала только вскользь. Некоторые были запрещенными или просто откровенно темными — к таким знаниям отец ее не подпускал!

Лисса с сомнением приподняла бровь, сжала пальцы на рукояти волшебной палочки и прошептала пару слов. Заклинание ударилось об пол, моментально освежая лаковое покрытие паркета на несколько десятков квадратных футов вперед! Видимость, конечно… Как и многое из жизни бедолаги Молли Уизли. Сам лак или тем более пол новыми не становились, но на какое-то время можно было придать пошарпанным вещам пристойный вид. Девушка нахмурилась: у Молли эти чары работали, конечно, не в пример слабее, но дело было не в этом. Самой Лиссе — Молиссии Вирджинии Пруэтт! — такая ерунда ранее и вовсе не была знакома! Бытовые чары! Да кому они вообще нужны, если есть домовые эльфы?!

И это было не все.

Она знала, как обращаться с маггловским чайником. Знала, как сделать яичницу без магии. Знала, как варить мыло вручную (!), как отключить электричество, как обращаться с паяльником и даже как отличить резистор от конденсатора. Лисса содрогнулась.

— Я НИКОГДА не интересовалась магглами! — прошипела она. — Что за…

Она вдруг поняла, что память ее теперь как старинный сундук с двойным дном, где ворох воспоминаний юной Лиссы прикрывает обветшалые, но плотные слои совсем другой жизни. Жизни с орденами, могилами, выцветшими письмами и безысходной нежностью к ребенку, которого у нее никогда не было — Джинни.

Джинни…

Девочка, которую ей так хотелось спасти, и к которой сейчас она не чувствовала ровным счетом ничего. Словно это действительно был просто придуманный персонаж из сна. Гораздо в больший ужас ее приводила потенциально возможная смерть отца, матери и братьев.

Лисса закрыла глаза. Веки предательски дрожали.

«Это невозможно. Все это невозможно, — судорожно думала она и тут же сама себя поправляла: — Но это есть!»

Сердце грохотало в груди, и девушка абсолютно точно поняла: нет, это не был сон. Она все это прожила. Тот путь, та жизнь — существовали. Не здесь и может быть, не теперь, но были. Однако по какой-то причине она, Лисса, вернулась в прошлое, и у нее появился второй шанс. Второй шанс все исправить: сохранить родителей, братьев, Род, себя. И — возможно — мир, который тогда был сломан безвозвратно.

Чем больше времени проходило с момента ее пробуждения, тем все больше подробностей она вспоминала из той своей, второй жизни. Единственное, чего она никак не могла понять, как именно здесь оказалась? Благодаря чему получила второй шанс? Смутно припоминался длинный-длинный коридор, сплошь состоявший из одних зеркал, по которому она все бежала и бежала, подобрав полы собственного платья, чтобы не мешали и не путались под ногами. Во всех зеркалах отражалась она, — Моллиссия Вирджиния, — вот только выглядела она всюду по-разному: где-то старая, где-то молодая, где-то в потрепанном цветастом одеянии Молли Уизли, где-то в роскошном бальном наряде Лиссы Пруэтт. Она смеялась и плакала, варила зелья и делала какие-то расчеты, обнимала братьев или сидела рядом с Артуром, шла под руку с Ноттом по Косому переулку или даже стояла на палубе куда-то плывущего корабля.

Вспомнилось, как она застыла у одного из зеркал: там, с другой стороны амальгамы, в руинах лежал Хогвартс, сверкали вспышки шальных заклятий, а она сама, в образе Молли Уизли, что-то яростно кричала черноволосой, смутно похожей на кого-то женщине. Взгляд выхватил тонкую фигурку Джиневры, лежавшую поодаль сломанной куклой, и Моллиссия чуть было не кинулась прямо сквозь зеркальную поверхность туда, в гущу схватки, — спасти, защитить! — но тамошняя Молли справилась сама. Заклинание, которым миссис Уизли уничтожила свою соперницу было, кстати, очень знакомым: Vinculum Praevalens.

«Выбирай с умом! Выбирай с умом!» — внезапно раздалось со всех сторон, и Моллиссия побежала дальше.

Видимо, раз она проснулась сейчас здесь, выбор в зеркальном коридоре таки был сделан. Теперь следовало решить, как поступить дальше.

У девушки не было ни капли сомнений в том, что в прошлое она возвратилась с одной целью: предотвратить весь тот ужас, который ей уже довелось пережить. Моллиссия Вирджиния Пруэтт жива, и теперь она знает, что будет дальше. Отныне она снова Лисса — никаких Молли, и уж тем более — никакого Уизли на горизонте! На этот раз она не будет играть по чужим правилам!

Лисса вскочила с кровати и заметалась по спальне, не зная, за что же хвататься в первую очередь. Что ж, спасти себя — по крайней мере, пока — было куда как проще, чем спасти Род и дорогих людей: нужно просто держаться подальше от Артура Уизли и любых других Уизли вообще. Тут девушка попыталась припомнить поточнее: а с чего вдруг ее вообще угораздило выскочить замуж за этого рыжего гриффиндорца. Не сказать, чтобы они прямо так уж и общались в Хогвартсе: до определенного момента у них было удивительно мало общего, и даже несмотря на то, что учились они вроде как на одном факультете, пересекались до смешного редко.

Нахмурившись, девушка все-таки вспомнила: все началось с письма, которое она получила от Уизли летом перед седьмым курсом. Ей было до ужаса скучно в Пруэтт-холле: братья как раз поступали в магическую Сорбонну, и родители отправились их поддержать. Мисс Пруэтт, пребывавшая в дурном расположении духа (а такое, признаться, случалось часто — подростковый возраст, протестное настроение, что уж; многие в это время так чудят, что только держись!), во Францию ехать отказалась и вскоре об этом пожалела: подружки тоже оказались недоступны, и через некоторое время девушка заскучала. В общем, внезапное письмо от Артура, у которого возник какой-то учебный вопрос (и почему вообще он обратился именно к ней?!), было встречено благосклонно, и между молодыми людьми завязалась переписка. А после того, как Артур пригласил ее прогуляться по Косому, и прогулка таки состоялась, Лисса так и вовсе решила, что ранее совершенно напрасно не обращала внимания на Уизли: до того он ей показался милым, забавным, добрым и интересным, что хотелось общаться с ним постоянно! Если бы она не знала, что на Пруэттов не действуют привороты, то могла бы подумать, что Артур сподобился ей подлить Амортенцию — настолько глупыми были ее поступки!

Размышления Лиссы были прерваны резким стуком в окно. Вздрогнув от неожиданности, она, нахмурившись, приблизилась к раме: за стеклом ее поджидала сердито нахохлившаяся сова. Молодая, рыжевато-песочного окраса, и с таким недовольным выражением глаз, будто ей пришлось несколько часов ждать под дождем, хотя за окном сияло солнце, а створку ей отворили так и вовсе молниеносно!

— Ты еще кто? — пробормотала Пруэтт.

Сова прошмыгнула внутрь, грациозно избежала висевшего над подоконником горшка с лавандой, села на край кресла и вытянула лапу с прикрепленным к ней свитком пергамента. Девушка бросила на письмо быстрый взгляд, уже точно зная, от кого оно, и вдруг почувствовала, как внутри все вскипает.

— Конечно, — пробормотала она, развязывая шнурок. — Только вспомнишь…

Сова обиженно угукнула, но не улетела — явно ожидала ответ. Лисса вытащила из стеклянной банки, стоявшей на подоконнике, совиное печенье и протянула его птице.

Пока та с аппетитом хрустела лакомством, девушка развернула письмо. Почерк был округлый, корявый, слишком размашистый, с излишне крутым наклоном вправо. Мгновенно узнаваемый почерк Артура Уизли.

Она быстро пробежалась глазами по тексту:

»…очень рад, что ты согласилась встретиться. Было потрясающе! Надеюсь, тебе тоже понравилось.

Прости, если показался слишком увлеченным, просто с тобой невероятно легко говорить — даже о вещах, в которых я не очень разбираюсь. Знаешь, я давно хотел тебе написать, но не знал, уместно ли… Если ты не против, может быть, встретимся еще раз до начала учебного года? Я бы очень хотел.

С теплом,

Артур.

P.S. Напиши, если согласна. В любом случае, я буду ждать тебя сегодня в полдень неподалеку от входа в Лютный переулок. Только не пугайся, я просто случайно проходил мимо в прошлый раз — там буквально на входе классный магазин волшебных шуточных принадлежностей!»

— Мерлин, сохрани и помилуй, — процедила Лисса.

Вот теперь все точно стало ясно: да, встреча в Косом уже произошла, и да, в той версии событий она почему-то решила, что этот простоватый, чудаковатый, но добродушный парень достоин ее внимания.

Требовалось дать отказ, но в то же время грубить было нельзя. Резкость сейчас могла обернуться излишней настойчивостью Уизли — она прекрасно помнила, каким упрямым умел быть Артур, стоило ему закусить удила. Перейдя из спальни в свой кабинет, прямо так, как и была, в ночной рубашке, она присела за стол, взяла чистый лист пергамента и начала писать.

«Здравствуй, Артур,

Благодарю тебя за письмо. Мне приятно, что ты нашел нашу встречу теплой и интересной. Прогулка действительно была неожиданной, но по-своему занятной.

К сожалению, остаток лета выдается весьма насыщенным: семейные обязательства, сборы к учебному году, куча организационных хлопот.

Думаю, нам с тобой будет проще пообщаться уже в Хогвартсе, когда все уляжется и появится свободное время.

С уважением, Моллиссия Вирджиния Пруэтт»

«С уважением» было почти насмешкой, а «Моллиссия» — особенно. Так ее на Гриффиндоре не называл никто. Тут уж либо Пруэтт, либо Лисса.

Она аккуратно свернула письмо, вернулась в спальню, где все еще ожидала ответа сова, привязала пергамент к ее лапе и тихо проговорила:

— Отнеси. И… не возвращайся больше.

Сова ухнула, обиженно встряхнулась, расправила крылья и исчезла за окном.

Лисса задумчиво смотрела в безоблачное синее небо. Что ж, первый шаг был сделан. О проблеме с именем Артур пока можно было забыть.

Со всем остальным было сложнее. Девушка ни на миг не сомневалась, что так или иначе, все вскоре завертится снова: снова Дамблдор будет собирать свой Орден, снова Том Реддл и его консерваторы будут пытаться получить власть и снова проиграют, снова появится Темный Лорд, и снова Пруэтты смогут сгинуть в горниле гражданской войны. При этом сама Лисса не представляла, откуда ей ждать удара, кто был виновен в смерти ее родных там, в неслучившемся прошлом-будущем? Это были не Упивающиеся и не Долохов, во всяком случае, к убийству братьев последний был не причастен, это не был и Дамблдор. Признаться, в свое время, даже еще до того последнего разговора, когда Молли Уизли смогла окончательно убедиться, что пост директора Хогвартса занимает настоящий фанатик, ее посещали подобные крамольные мысли, но она так и не нашла им подтверждения. Был ли настолько опасен Том Реддл, как заявлял Альбус Дамблдор, или тот был просто неугоден сумасшедшему старику, поскольку не разделял его идеалов? Кто скрывался за маской Лорда Волдеморта, кем на самом деле были Упивающиеся, да и были ли они вообще? Что такого смогли нарыть ее братья, за что поплатились жизнью?

У Лиссы был миллиард вопросов и ни одного ответа. Прежняя, шестнадцатилетняя Моллиссия Вирджиния, безусловно, считала себя самой умной и принялась бы действовать самостоятельно со всем апломбом и уверенностью, свойственной юности. Битая жизнью Молли Уизли, которой не к кому было обратиться за помощью и которая была ограничена и в силах, и в ресурсах, вероятно, тоже бы попыталась действовать в одиночку. Нынешняя Лисса Пруэтт, которая теперь представлялась сама себе неким сплавом первых двух личностей, умной себя отнюдь не считала. Тем более — самой умной. Есть и поумнее. Например, глава Рода. Оставалось только понять, как подать тому ее знание будущего, чтобы информацию восприняли всерьез.

Лисса вздохнула, подняла подбородок и четко произнесла:

— Тикси!

С легким хлопком в воздухе материализовалась домовушка — крошечная, в накрахмальной униформе с аккуратно вышитой на груди монограммой P.P. — Pruett Property — и ярким лиловым бантом на ушах. Она немного заискивающе поклонилась:

— Молодая госпожа вызывала Тикси?

— Да. — Лисса мягко улыбнулась. — Скажи, кто сейчас в доме? Родители? Братья? И напомни, какое сегодня число?

Домовушка мигом расправила плечи:

— Да, госпожа Лисса, все дома! — с гордостью сообщила Тикси. — Сегодня первое июля, и вы проспали завтрак. Хозяева сказали не будить. Не желает ли молодая госпожа, чтобы Тикси принесла еду сюда?

— Пожалуй, да. Спасибо, Тикси, накрой в моей гостиной.

Домовушка исчезла, а Лисса, стараясь справиться с приливом волнения, направилась приводить себя в порядок. Первое июля 1967 года. Значит, все только начинается. У нее есть время.

Когда она прошла в гостиную после умывания, завтрак уже ждал ее на столике: идеально поджаренные тосты, омлет с розмарином, тонкий фарфоровый чайник с ароматной смесью, которую варили только в Пруэтт-холле, и чашка с золотой каймой. Лисса почувствовала, как в животе что-то болезненно сжалось. Все было таким… настоящим. Она задавалась вопросом, как же ей удалось прожить ту жизнь, будучи миссис Уизли? Ей, которая никогда до брака с Артуром даже не готовила самостоятельно! В Пруэтт-холл у Моллиссии Вирджинии были собственные апартаменты, состоящие из трех комнат, и личная домовушка, в «Норе» Уизли у нее был угол на кухне и огромное количество обязанностей.

Девушка опустилась в кресло, вдохнула глубже, но не успела поднести чашку ко рту, как за дверью раздался знакомый, напевно-дразнящий голос:

— Сестрица, ты либо встаешь, либо прикрываешься. Если ты опять без рубашки — считай, сама виновата! Мы входим через три… два…

— И вообще, тренировку сегодня ты пропустила, так что завтрак тоже в штрафном порядке отменяется! — добавил второй голос, чуть более хриплый, но с той же игривой интонацией.

— Не смешно! — крикнула Лисса в ответ, но голос ее дрогнул.

И все, что она успела сделать, — это резко отставить чашку, потому что дрожь в пальцах усилилась.

Секунда — и в комнату ворвались два высоких рыжеволосых юноши — зеркальные отражения друг друга, только один чуть шире в плечах, а другой повыше. На губах у обоих играли одинаково самодовольные ухмылки.

— Ну здравствуй, Сплюшечка, — протянул Гидеон, оглядывая сестру. — Ты знаешь, что пропустила тренировку и вообще-то официально считаешься пропавшей без вести?

— Мама уже хотела послать в твою комнату экспедицию с медиками, — добавил Фабиан, — но мы ее остановили.

И тут Лисса не выдержала. Она бросилась к ним навстречу, обняла сразу обоих, вцепилась в них с такой силой, будто хотела впитать в себя их тепло, удостовериться, что они не фантомы.

— Эй-эй, — пробормотал Фабиан, осторожно поглаживая ее по плечам. — Что это вдруг с нашей скандалисткой?

— Мы на днях из Франции вернулись, и она так не встречала, а сейчас приветствует, будто мы к ней прямиком с того света заглянули… — заметил Гидеон, но голос его уже был не столь шутлив.

Лисса хотела что-то сказать, — рассказать про сон, про зеркала, про прошлую жизнь, — но в тот же миг, как она открыла рот, ее голос исчез. Исчез полностью. Гортань двигалась, губы шевелились, но ни звука не вырывалось.

— Эй, Лисса! — встревоженно позвал Фабиан. — Лисс? Что с голосом?

Девушка мотнула головой, подхватилась, влетела в кабинет, схватила перо со стола, но рука задрожала, и вместо слов на пергаменте расплылась огромная клякса. Настороженные братья, последовавшие за ней, недоуменно переглядывались, стоя рядом. Тогда она, запнувшись, выдохнула только одно:

— Сон… был.

— Сон? — переспросили оба разом.

Она кивнула. Потом с трудом, но все же смогла добавить:

— Страшный. Будто… вы умерли. Все умерли. Род исчез. А я — стала какой-то другой. И жила в доме, который разваливался, с семьей, которую любила и ненавидела одновременно. Все было так реально…

Молчание, возникшее в комнате, было глухим и долгим.

— Эй, не все так плохо, — наконец мягко сказал Гидеон, обняв ее крепче. — Это же сон. Просто дурной сон.

— Лисс, милая, ну не все же сны пророческие. Мало ли какой бред может присниться, особенно если на ночь почитать семейные хроники, — пробормотал Фабиан. — Мне вот как-то приснилось, что я женился на девушке с хвостом скорпиона и шесть лет торговал чесноком в Дьявольском Ущелье.

— Да-да, сны — они такие. Не переживай. Мы живы, ты — тоже. Все хорошо, слышишь?

— Лисс, — продолжил Фабиан, — знаешь, что помогает от дурных снов? Жареные булочки и поход по лавкам.

— И веселая компания, в которой будешь только ты и твои замечательные братья. То есть мы, — добавил Гидеон с полуулыбкой. — Пойдем прогуляемся? Все равно родители ушли по делам, ты завтрак и так не доела. А мы, как джентльмены, согласны и второй завтрак с тобой разделить. В жертву себя приносим.

Лисса кивнула, пытаясь улыбнуться. И правда — свежий воздух, шум Косого переулка, магия витрин и запах теплой выпечки могли ее немного отвлечь и дать время подумать.

— Я переоденусь и через минуту спущусь.

— Только не больше минуты! — крикнул вслед Фабиан, выходя с братом из комнаты.

Она закрыла за собой дверь спальни и на мгновение прислонилась к ней лбом. Что ж, кажется у нее серьезная проблема: она не сможет ничего нормально рассказать отцу. Нужно придумать, как дать знать семье, что грядут непростые времена.

Постояв немного, но так пока ничего и не придумав, девушка направилась к гардеробу, на ходу закалывая волосы. Платье было почти выбрано, и она уже практически натягивала на плечи легкую мантию, когда сзади послышался характерный шорох. Лисса обернулась — домовушка уже прибирала разбросанные во время сборов вещи.

— Простите, госпожа Лисса, — вежливо пробормотала Тикси, — я только быстренько… совсем не мешая…

— Конечно, Тикси. Спасибо, — отозвалась мисс Пруэтт, поправляя мантию.

Тикси принялась заправлять постель, ловко подбивая подушки, и тут внезапно застыла. Ее вытянутый пальчик завис над чем-то, и Лисса, уловив это движение боковым зрением, повернулась.

На пол упала черная тетрадь. Та самая, которую она в бытность Молли Уизли ни в коем случае не хотела тащить к Джинни, та, которую ей зачем-то передал Дамблдор, та, от которой отчетливо фонило какой-то темной дрянью.

Эльфа всхлипнула, ойкнула и поспешно сделала шаг назад.

— Нехорошая вещь… очень-очень нехорошая, госпожа, — пролепетала она. — Старое, темное… чужое. Плохо! Плохо, плохо, плохо!

Девушка шагнула вперед и замерла.

— Мерлинова борода… — выдохнула она.

— Госпожа… выбросить это? — дрожащим голосом спросила Тикси.

— Нет, — глухо отозвалась Лисса. — Нет. Пока нет.