Гвоздь и подкова (гет)

31 октября 1981 г.

Утро тридцать первого октября было совершенно не осенним. Гермионе даже послышалось, что в придорожных кустах чирикали какие-то пичуги, забывшие, что по календарю им уже месяц, как пристало помалкивать. Небо, хоть и не было безоблачным, но не висело над головой тяжелым мрачным покрывалом, как это были последние несколько дней. Даже тепло было не по-октябрьски.

Гермиона отошла от окна, куда уже минут пятнадцать безотрывно глядела, надеясь увидеть Питера, и остановилась перед зеркалом. Она по своей старинной, все еще не изжитой привычке переоделась и подготовилась загодя и теперь то и дело поглядывала на часы.

«А я повзрослела», — усмехнулась она своему отражению. Оттуда на нее смотрела настоящая Джейн Грэйнджер. Невысокая, веснушчатая, коротко стриженная. Изогнутые брови придавали лицу глуповато-удивленный вид юной девушки, но глаза, обведенные едва заметными кругами усталости, принадлежали женщине, которой есть, что вспомнить и о чем забыть.

Гермиона вздохнула, повернулась боком, чтобы еще раз оглядеть наряд. Старомодное красное платье не слишком шло ей, было тяжеловесным и неудобным, хоть и выглядело довольно торжественно.

«Слава богу, запах улетучился», — подумала она, поправляя ворот. Странное чувство спокойствия и уверенности, несмотря на нелепый вид, не покидало Гермиону, и она вспомнила слова Питера про чары.

«А что? Может, и вправду заколдованное?» — усмехнулась она, проводя рукой по жестковатой фактуре ткани.

Этой сферой волшебства мисс Грэйнджер по понятным причинам не интересовалась, но не исключала, что существуют какие-то чары «для невест».

«Вот бы Джинни посмеялась».

Вопреки ожиданиям воспоминание о потерянных друзьях совершенно Гермиону не расстроило. Даже наоборот — развеселило. Вспомнились и дурацкие выходки Гарри в попытках произвести впечатление на невесту, и «экстремальное декольте»... Другая жизнь. Она казалась Гермионе такой далекой и... ненастоящей. Даже странно.

Питер появился около полудня. Выглядел он немного смешно, тоже попытавшись «приодеться», явно не имея к подобному преображению ни привычки, ни опыта.

«Впрочем, какая разница, — тут же пришло ей в голову. — Все равно нас никто не увидит». Оглядывая себя и своего бестолково одетого жениха, Гермиона прыснула, как первоклашка. Рядом жених и невеста смотрелись комической парочкой из неудачной театральной постановки.

— Пьеро и Коломбина, — она указала на зеркало.

Видя, как Питер наморщил лоб, в попытке понять причину ее веселья, Гермиона едва не расхохоталась в полный голос. Но сдержалась..

— Не бери в голову, — она и махнула рукой. — Это я... волнуюсь.

После этого замечания Питер тоже улыбнулся, хоть и немного натянуто. Он заметно нервничал, то и дело одергивал рукава одетого под мантию костюма, который был ему коротковат, переминался с ноги на ногу и старался не глядеть в зеркало. Потом отвесил Гермионе несколько неуклюжих комплиментов и сказал, что им пора.

— Куда мы направляемся?

— Сейчас увидишь, там тихое место, — Питер кинул смущенный взгляд на Гермиону. — Прости, что приходится так... тайком, но сама понимаешь...

Гермиона засмеялась и чмокнула его в щеку. Удивительно, несмотря на собственные слова о волнении, этого самого волнения у нее не было и в помине.

— Я не люблю шумные церемонии.

Они аппарировали, оказавшись на задворках заброшенного двухэтажного строения, обогнули его и выбрались на дорогу. Это был край поселка. Дома здесь стояли хаотично, скрываясь за невысокими заборами, но дальше выстраивались ровно, образуя одну широкую улицу, тонувшую в облаках пожелтевших деревьев, в изобилии растущих в палисадниках. Ограды, местами покосившиеся, а местами свежеокрашенные тянулись вперед, насколько хватало взгляда. Деревня, жившая своей внутренней размеренной жизнью, на первый взгляд показалась Гермионе даже старше Хогсмида, но при этом значительно тише. В Хогсмиде вечно было полно приезжих, даже нынешние неспокойные времена, а уж в годы ее учебы в Хогвартсе в деревне и вовсе был проходной двор. Здесь же народу на улицах было мало, ветер лениво подгонял по мощеной булыжником дороге опавшие листья, усиливая эффект заброшенности...

«Впрочем, сейчас не то время», — тут же ответила она себе, разглядывая в окнах близлежащих домов признаки надвигающегося Хеллоуина — тыквы со свечками, жутковатые маски, бумажные фигурки...

— Маггловский поселок? — спросила она идущего впереди Питера.

— Магглов тут мало. В основном волшебники.

Гермиона пригляделась внимательнее, и у нее шевельнулось подозрение. А когда они быстрым шагом миновали пару домов с буйно разросшимися живыми изгородями, она, наконец, догадалась начала узнавать окрестности.

— Мы в Годриковой лощине?

— Да, — чуть удивившись ее осведомленности, ответил Питер,

«Даже странно, что я не сообразила сразу», — мысленно усмехнулась Гермиона, шагая рядом с Питером и кутаясь в плащ.

Здесь было чуть холоднее, чем в Хогсмиде, да и небо постепенно заволакивало тучами, из-под которых налетали порывы неласкового октябрьского ветра. Впрочем, в том, что мисс Грэйнджер не сразу узнала место, где очутилась, не было ничего странного. Она бывала в Годриковой лощине всего раз и в другое время года. Да и сама деревня, хоть и не слишком сильно, но все же изменилась за двадцать с лишним лет.

Гермиона нервно сглотнула.

— Но почему здесь?

— Тут тихое место, все друг друга знают. И здесь пока безопасно, то есть, насколько вообще может быть безопасно сейчас.

Гермиона промолчала, ибо факт подобного совпадения поразил ее. Но в то же время чувство, с которым она выходила из дома — уверенность и убежденность, что все идет нужным образом — только укрепилось.

«Может, Питер вообще не знает, где именно поселил Дамблдор его друзей?» — мелькнула у нее шальная мысль, хотя это предположение и казалось невероятным.

Выходит, Блэк ее послушал? Помнится, Сириус говорил про «почти тюремное заключение», про условия, когда только директор сможет контролировать контакты Поттеров.

«Тогда разумно, что Дамблдор предпочел посвятить в тайну как можно меньше людей», — размышления эти чрезвычайно обрадовали Гермиону. Показалось, что даже на улице в этот момент стало светлее...

Еще некоторое время они шли вдоль домов в молчании. Гермиона опиралась на руку Питера и чувствовала себя вполне счастливой невестой. Не было прежних сомнений, терзаний или угрызений совести. Она все делает правильно! Все будет хорошо...

Наконец, Питер притормозил возле двухэтажного строения из светлого камня, фасад которого выходил прямо на дорогу. В отличие от большинства местных построек, его не скрывал ни забор, ни живая изгородь. Две широкие ступени, резная двустворчатая дверь. Узкие высокие окна, зашторенные изнутри, не давали увидеть внутреннего помещения, но само здание имело столь солидный вид, что наводило на мысль о некоем«официальном» учреждении.

«Неужели какой-то аналог мэрии? Никогда не слышала, чтобы у волшебников было нечто подобное».

— Что это? — Гермиона указала на дверь.

Питер улыбнулся, протянув руку к дверному колокольчику.

— Офис мирового судьи. Он надежный человек, старинный друг Дамблдора.

С минуту за дверьми не было никакого шевеления, потом раздались осторожные шаги.

— Кто? — спросил с той стороны чуть тревожный голос.

Питер назвался и спустя несколько секунд дверь отворилась. На пороге стоял низенький пожилой волшебник с волосами, разделенными на прямой пробор и в длинной черной мантии, по покрою напоминавшей сутану священника.

— Ах, это ты, мой друг, — вяло улыбнулся человек. — Проходи... Альбус предупреждал меня. А это, надо полагать, твоя будущая супруга?

Он поднес руку к голове, будто собирался приподнять отсутствующую шляпу, но спохватился и немного старомодно поклонился Гермионе. Потом закряхтел, выражая некое подобие радости, но глаза при этом настороженно смотрели куда-то мимо вошедших. По тому, как поспешно мировой судья захлопнул дверь, Гермиона решила, что «спокойствие и безопасность», о которых говорил Питер, даже здесь — в британской глубинке — давно уже перестали быть абсолютными.

Комната, куда они вошли, была сравнима по размеру с залом небольшой пресвитерианской церкви. В таких Гермионе случалось бывать в юные годы с бабушкой, которая была в большой дружбе с жившим по соседству священником. Обстановка, однако, скорее напоминала то ли приемную нотариуса, то ли учебный класс, из которого зачем-то убрали все парты. В глубине зала большую часть пространства занимали массивный стол и кафедра, вдоль стен стояли стулья.

— Флавиус Эббот, мировой судья, — запоздало представился хозяин и поманил Питера и Гермиону к кафедре.

— Не скажу, что вы выбрали лучшее время для бракосочетания, — продолжал он, нахлобучивая на голову желтоватый от времени парик и нелепую шляпу, подобную тем, что носили выпускники маггловских университетов. — И все же рад, что есть еще юные, который смотрят в будущее с надеждой.

Пока судья Эббот суетиться возле кафедры, Питер взял Гермиону за руку и крепко сжал. Его собственная рука дрожала.

Неожиданно резко зазвонил дверной колокольчик. Мистер Флавиус, оторвавшись от бумажной суеты, вскинул голову и под аккомпанемент бормотания: «Надо же, сегодня просто аншлаг» — он засеменил к двери. Отворить ее мировой судья не успел

Резные створки буквально сорвало с петель сильным ударом извне. Одна из них ударила старика, тот отшатнулся, а спустя мгновение рухнул, как подкошенный, сраженный заклятьем. Не сговариваясь, Гермиона и Питер метнулись вправо, едва успев увернуться от летевшего в них луча. Удар пришелся в какое-то настенное украшение, разнес его вдребезги. В разные стороны брызнули осколки стекла и щепки. Следующее заклятие, ударило в стол, возле которого долю секунды назад стояли Гермиона и Питер. В воздух взвился ворох пергаментов, пахнуло горелой бумагой, листки посыпались на пол, кружа в воздухе, как перья подстреленной птицы. Еще удар и еще.

Гермиона пыталась выхватить палочку, сетуя на мешавшее это сделать платье, замешкалась, чуть не пропустив летевший в нее луч, но Питер буквально выдернул ее из-под Оглушающего и отволок в сторону кафедры. Присев за этой иллюзорной преградой, они, наконец краем глаза заметили, что нападавших было двое. Темные одежды Пожирателей смерти не узнать было невозможно даже с полу-взгляда.

Быстрота всего случившегося потрясла Гермиону. Тело сотрясала крупная дрожь, чего молодая женщина раньше за собой в условиях боя не замечала. Она едва не уронила палочку, пытаясь совладать с неудобным платьем. И все же...

Все же где-то внутри у нее будто сидела другая Гермиона Грэйнджер, которая, несмотря на внешнюю суетливость, была совершенно спокойна и уверена — все идет, как надо. Странное «раздвоение», поражавшее своей неестественностью, заставило молодую женщину замереть на пару секунд. Они с Питером, скорчились, тесно прижавшись друг к другу. От нападавших их скрывала только кафедра.

Когда вновь ударили заклятья, Питер рывком потянул ее за собой. Гермиона обернулась. Позади них обнаружилась узкая дверь, вероятно, ведущая во внутренние помещения.

— Бежим, — скомандовал он почти беззвучно, и в это мгновение кафедра разлетелась вдребезги, расколотая сразу двумя ударами.

Они рванули к двери, по счастью оказавшейся открытой, пробежали через пропахший пылью и старыми пергаментами кабинет со шкафами, метнулись в коридор. Позади грохотали шаги преследователей, но в конце уже виднелась спасительная дверь.

«Вот тебе и безопасное место», — почему-то подумалось Гермионе. Она бежала за Питером, вцепившись в подол мешавшего ей платья, и словно спринтер, считала последние футы до финиша: десять, пять, три...

Черная дверь распахнулась, едва не вылетев наружу — Питер открыл ее заклятьем — и беглецы выскочили на задний двор. Но нахлынувшая на Гермиону волна радости, оказалась преждевременной. Позади дома мирового судьи их тоже ждали. Одно мгновение молодая женщина видел вскинутую ей навстречу руку с палочкой, высокую фигуру, укутанную в плащ, а потом наступила темнота.

Очнувшись, Гермиона, поняла, что их бегство было безуспешным. Помещение было все то же. В глаза бросилась будто выжженная дыра в стене и разнесенная в щепки кафедра.

«Схвачены, пойманы!» — вопил мозг, но страхом обдать не спешил.

Гермиона медленно повернула голову. Ничем больше она пошевелить не могла: тело ее было намертво прикручено к стулу, прислоненному к стене. Зрелище, представшее ее глазам, было удручающим: комната походила на поле боя, у двери на боку лежал судья, нелепо раскинув руки. Парик и шляпа свалились с головы старика и бесформенной кучей громоздились рядом с телом.

«Как иллюзорна теперь безопасность», — холодно констатировала Гермиона. Еще одна случайная жертва. Сколько их еще будет?

Посреди зала, тоже на полу лежал Петтигрю. На секунду Гермионе показалось, что он мертв, и она даже испугалась того чувства облегчения, заполонившего ее разум.

«Это же человек. Это твой жених», — пыталась она вразумить себя, ужасаясь собственному цинизму, А насмешливый внутренний голос указал, что ее задача в таком случае может считаться решенной: несостоявшийся предатель умер героем, защищая свою невесту. Разве это противоречит ее цели? В пылу борьбы между темной и светлой стороной Гермиона готова была ударить себя по лицу. Мешали лишь связанные руки.

«Откуда во мне это?»

Всплеск самобичевания иссяк, когда мисс Грэйнджер, даже порозовевшая от стыда за собственную черствость, разглядела признаки жизни у лежащего на полу Питера. Он дышал. Жив.

— Девчонка очнулась, — голос раздался слева.

Гермиона вздрогнула и дернула головой. Пока она разглядывала Петтигрю и склонившуюся над ним невысокую фигуру в черной мантии, к ней самой приблизилась точно такая же. Это была женщина, узнать которую мисс Грэйнджер могла бы и в полуобморочном состоянии.

«Все же Азкабан сильно ее потрепал», — все так же холодно вынесла она мысленный вердикт.

Миссис Лестрандж выглядела величественно и спокойно. Не было безумного огня в глазах, искаженных одержимостью черт. Гладкое, молодое лицо, надменная осанка. Хоть и не похожая на чудовищную фурию, пытавшую Гермиону в особняке Малфоев, Беллатрикс почему-то казалась еще более угрожающей.

— Парень тоже.

Второй Пожиратель отошел от Питера, приблизился к своей спутнице и, едва скользнув взглядом по связанной Гермионе, скинул капюшон.

— Не понимаю, что за прок от этих жалких существ.

— У Лорда свои причины интересоваться ими, — высокомерно изрекла Беллатрикс. — И если эти причины тебе не понятны, Эйвери, не значит, что их нет.

Ее собеседник понизил голос, но Гермиона все равно разобрала несколько слов:

— ... ты уверена, что он тот человек, который знает...

«Знает что?» — промелькнула у нее в мыслях. Но тут же возник и ответ. Поттеры, это ясно. Но откуда о зачарованном доме известно Пожирателям смерти?

Впрочем, Гермиона, когда первая волна паники схлынула, рассудила, что с выводами она поспешила. Из коротких реплик Беллатрикс и Эйвери было вовсе не очевидно, что секрет Поттеров Лорду известен, и он охотится именно за хранителем тайны.

«Волдеморт ищет Лили и Джеймса, а Питером заинтересовался, потому что счел его самым слабым».

Что помогало ей так холодно анализировать, Гермиона и сама не понимала. Казалось бы, мысль о неминуемой смерти должна была лишить ее самообладания. В такие мгновения обычно рассуждать получается плохо, а вот ведь...

Беллатрикс меж тем нетерпеливо дернула плечом и так же вполголоса произнесла:

— Надо вызвать Лорда. Он выражал желание самому потолковать с этим ничтожеством.

Эйвери с сомнением покачал головой, но под грозным взглядом своей спутницы, закатал рукав и коснулся темной метки у себя на предплечье.

По всему телу у Гермионы пробежала дрожь, она уставилась на Питера, который лежал на полу спиной к ней. Тот, будто почувствовав ее взгляд, пошевелился и повернул голову.

«Он боится», — подумала Гермиона, но в то же время отметила, что этот страх не был ужасом обезумевшего человека, готового на все лишь бы спасти свою шкуру. Улыбнулась ему, но из-за болевшей скулы — очевидно, она ударилась при падении — улыбка получилась болезненной.

Питер прикрыл глаза и закусил губу.

«Понимает ли он, что нам конец?» — отрешенно подумала она. Почему-то пришла уверенность, что Питер не знает того, что хочет услышать от него Волдеморт.

«Но тогда мы точно покойники», — с холодной отрешенностью произнес внутренний голос. И Гермиона согласилась.

«И почему мне совершенно не страшно? Наверно, это и есть шок?»

В этот момент приоткрылась восстановленная в первозданном виде резная двустворчатая дверь...

Он появился почти бесшумно, как тень. Было что-то вопиюще неестественное в том, как этот человек самым тривиальным образом вошел в помещение, словно обычный посетитель, огляделся и медленно приблизился к ним.

Беллатрикс церемонно склонила голову. Эйвери повторил ее движение.

— Мой Лорд.

Волдеморт коротко кивнул им, словно министр в ответ на приветствие прилежного секретаря, и с высоты роста оглядел пленников. Он лишь скользнул взглядом по Гермионе, и у нее в горле тут же образовлся ком.

Всего один раз в своей жизни мисс Грэйнджер видела Волдеморта вблизи. Тогда, во время битвы за Хогвартс, одно его присутствие внушало ужас. Сперва казалось, он заполнял собой все пространство, распространяя удушающую тьму, подавляя волю. Но потом эта иллюзия рухнула. Стоило лишь взглянуть на лишенное мимики, нечеловеческое лицо. Это была гадкая тварь, чудовище. С этим пониманием страх отпустил, осталось лишь отвращение. Но теперь...

Это, безусловно, был человек. О, да! Том Риддл, сохранивший остатки былого своего облика, пускай сильно искаженного. Лицо, столь же бледное, как у монстра из ее прошлого, еще не утратило человеческих черт, тонких и правильных. С определенными оговорками Гермиона назвала бы Лорда Волдеморта хорошо сохранившимся мужчиной лет сорока-сорока пяти, осененного холодной и величавой красотой аристократа. Но заострившиеся и окаменевшие черты лица делали его неживым, словно это было не лицо, а посмертная маска. Однако, самым жутким в облике этого «почти не человека, но еще не чудовища», были глаза. Темные провалы, в которых то и дело мерцал красноватый отблеск, не давали взгляду постороннего задержаться на лице дольше одного мгновения.

— Здравствуй, Питер, — заговорил Волдеморт ровно и медленно. Голос был неясного тембра: не высокий, не низкий, словно говорил призрак. Губы почти не двигались. Петтигрю вздрогнул, открыл глаза, потом медленно приподнялся, оказываясь, таким образом, спиной к Гермионе. Лица его она не видела, но могла себе представить ужас и шок от подобного пробуждения. Руки Петтигрю тоже были связаны, но в движениях он был более свободен, чем она.

— Я вижу у тебя сегодня торжество, — Волдеморт ленивым жестом обвел помещение. — Досадно, что пришлось нарушить его.

Питер быстро обернулся на Гермиону, она успела заметить судорожный вздох. Решил убедиться, что она все еще жива?

«Вот только надолго ли», — в голове царило спокойствие обреченной. Парадокс. Логика внушала, что смерть совсем близко, а интуиция самым естественным образом этот вывод отрицала.

— Что вам нужно от меня? — сумел, наконец, выдавить Питер, его голос звучал тихо, но дрожи не было. Парень был явно напуган, однако пытался не обнаруживать страх всеми доступными ему средствами. На миг Гермиона даже испытала гордость. И еще она почему-то была уверена, что ее несостоявшийся жених поступит правильно. Что стояло за этим «правильно», мисс Грэйнджер в тот момент не думала.

— Всего лишь небольшая услуга. И ты сможешь продолжить то, что начал.

Питер молчал.

— Ты не спрашиваешь меня? Почему? — все так же ровно и медленно продолжал Волдеморт, подходя к Петтигрю на шаг и указывая на него палочкой. Голова Питера невольно поднялась.

— Не смотри ему в глаза, — слова вырвались у Гермионы непроизвольно, и тут же ее лицо обожгло, словно по нему ударили раскаленным жгутом. Она вскрикнула, краем глаза наблюдая, как миссис Лестрандж с исказившимся гневом лицом опускает палочку.

— Не надо, Беллатрикс, — остановил ее Волдеморт небрежным жестом свободной руки. — Не стоит калечить невесту на глазах у жениха. Пока не стоит, — последние слова он произнес, оборачиваясь к Питеру.

— Итак, я хочу знать, где прячутся твои друзья. Они ведь прячутся? Так трусливо, не по-гриффиндорски трусливо.

Петтигрю стоял, опустив голову и сжав зубы. На минуту в комнате воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь его прерывистым дыханием и легким постукиванием обуви нетерпеливой Беллатрикс.

— Ты неразговорчив, Питер, — в голосе Волдеморта появился оттенок фальшивой досады.

Короткий пас рукой и Питер, скорчившись, упал на пол. Его начали сотрясать чудовищные спазмы. Он хрипел, задыхался, как если бы вокруг внезапно кончился весь воздух. Потом мучения прекратились. Волдеморт снова склонил голову, оценивая эффект от своего заклятия, и Гермиона увидела, как его каменное лицо чуть изменилось. Кажется, это могло обозначать усмешку, впрочем, совершенно беззвучную.

— Упрямство — истинно гриффиндорский грех, — произнес он, обводя взглядом своих спутников, будто призывая их в свидетели.

— Позвольте, мой Лорд, — подал голос Эйвери, кидая недовольный взгляд на Беллатрикс. — Он, возможно, ничего не знает. Я говорил, надо было искать Блэка...

— Он знает, — с понятным ему одному значением произнес Волдеморт и снова наклонился к Питеру. — Ты все еще упорствуешь? Мы можем продолжить.

Пасы, которые совершала рука Волдеморта, Гермиона едва угадывала, невольно поражаясь его магическому искусству. Легкие, небрежные движения пальцев, будто стряхивающие капли воды или невидимую паутину... Эффект заклятья был ужасен. Нестерпимая боль заставила Питера закатить глаза, тело сотрясали конвульсии, казалось, он вот-вот испустит дух. Гермионе невольно пришел на ум эпизод из фильма, увиденный в детстве по недосмотру родителей. Там человека казнили, посадив на электрический стул. Жуткое зрелище на долгие годы впечаталось в ее память...

Питер не выдержал и закричал. Мучитель отпустил свою жертву тем же неуловимым движением.

— Тебе их не найти, — Петтигрю почти шептал, голос был осипший, как после школьного квиддичного матча.

От смешка Волдеморта Гермиона вздрогнула. Звук этот совсем не был похож на торжествующий хохот чудовища, убившего Гарри, но тем не менее пробирал холодом до костей.

— Вот как? И кто же может мне помешать? Неужели несколько глупых мальчишек, возомнивших себя героями? — затем резко скомандовал:

— Встать!

Питер подчинился, как загипнотизированный, но голову не поднимал. Глядел в пол и сжимал кулаки. Волдеморт сделал несколько шагов, обходя его, и приблизился к Гермионе. Укрываясь от жуткого взгляда, молодая женщина прикрыла глаза.

— Нечистая кровь, — раздалось прямо над ее головой.

Голос перекрывал все другие звуки. Даже собственного дыхания Гермиона не слышала.

— Думаю, мы окажем услугу миру, если избавим его от подобной грязи. Не так ли, Беллатрикс?

Насмешливое «О, да» Гермиона скорее домыслила, чем услышала. Всепоглощающая боль накрыла ее, и пусть она знала, что такое пытки, привыкнуть к такому было невозможно. Нервные окончания посылали сигналы в мозг все разом, вытесняя прочие чувства и мысли. Кажется, она кричала, но самой Гермионе казалось, что даже этот крик ей не принадлежал. Боль заполонила все. Молодая женщина ждала, что мучения вот-вот прекратятся, но они все не кончались и не кончались, пока сознание милостиво не покинуло ее. Уже проваливаясь в пустоту, Гермиона, словно из-за стены, услышала истошный крик Питера:

— Оставьте ее!

Сознание вернулось быстро, как если бы кто-то за руку выдернул Гермиону из омута, в котором она тонула. Молодая женщина раскрыла глаза и увидела устремленный на нее брезгливый взгляд Беллтарикс Лестрандж. Та опустила палочку.

— Девчонка жива, — кажется, в ее голосе звучало... облегчение.

«Испугалась, что испортила своем Лорду игру?» — с мазохистским спокойствием констатировала Гермиона, не понимая источника, позволявшего ей на фоне страха сохранять трезвость ума. Всего минуту назад она корчилась под пытками и по всем признакам должна была испытывать ужас от неминуемого конца, но ужаса не было.

— Рад, что твоя подружка-маггла такая живучая, — в голосе Волдеморта звучал легкий оттенок недовольства.

Гермиона перевела взгляд на Питера. Покойницки бледный, с взмокшими волосами, он рванулся было к ней, но тут же был отброшен заклятьем Беллатрикс, а Эйвери, до того стоявший в стороне, направил палочку прямо ему в голову.

— Не стоит так пугать молодого человека, — с деланной укоризной заговорил Волдеморт. — Я уверен, наш друг, сейчас куда сговорчивее. Не понимаю этой привязанности к грязнокровкам, но у всех свои вкусы, не так ли, Питер?

Потом он резко развернулся к Петтигрю и сказал громче:

— Говори, где прячутся Поттеры, или я не стану больше останавливать Беллатрикс. Твоя маленькая невеста-маггла не выдержит и пяти минут!

— Нет, Питер, не смей говорить! — закричала Гермиона, собрав последние силы, и тут же поняла, что не слышит своего голоса, скованная заклятием немоты.

А Волдеморт, очевидно, уже теряя терпение, сделал шаг и навис над Петтигрю.

— Ты хочешь видеть, как она умирает? Как сходит с ума от боли? Одно маленькое признание и ты можешь избавить девчонку от страданий.

Питер по-прежнему стоял к Гермионе спиной, лица его она не видела, но сгорбившаяся фигура и дрожащие руки, говорили, сколь мучительна внутренняя борьба. Правда, через минуту он выпрямился и произнес довольно твердо:

— Я скажу. Но обещайте оставить ее в живых.

— Ты еще смеешь ставить условия, слизняк? — зло выкрикнула Беллатрикс, но Лорд остановил ее, демонстрируя деланное благодушие.

— Это разумное предложение, — произнес он голосом профессионала, заключающего сделку. — Блюдешь собственные интересы, Питер? А ты не безнадежен. Отрадно видеть, что благородный профессор не так изрядно промыл тебе мозги, как другим твоим дружкам. Итак, я тебя слушаю.

— Развяжите ее.

Волдеморт лишь шевельнул рукой, и путы исчезли с рук и ног Гермионы. Впрочем, свобода была иллюзией. Если даже если она сможет подняться — в чем тоже уверенности не было — уйти ей не дадут.

— Видишь, я соблюдаю договор, — теперь в голосе звучала неприкрытая издевка.

Питер прикрыл глаза и единым духом выпалил.

— Они в доме родителей Джеймса. Там заклятие Доверия, Хранитель профессор Дамблдор.

На секунду в помещении установилась звенящая тишина. Гермионе хотелось смеяться, несмотря на скорую и, вероятно, мучительную смерть.

«Значит, все получилось. Господи, получилось!» — она чувствовала, как начинает улыбаться. Одно короткое мгновение она была счастлива.

— Ты лжешь! — прозвучало, словно молния на безоблачном небе. И стало по-настоящему страшно.

Лицо Волдеморта, за которым Гермиона помимо воли наблюдала из-под ресниц, исказилось в гневной гримасе. Рука с палочкой взлетела вверх, а потом резко опустилась.

— Не смей мне лгать, гнусный червь!

Тело Питера изогнулось и, казалось, приподнялось над полом, а потом с громким стуком упало. Страшные судороги, крик, глухие удары рук и ног об пол. Гермиона закрыла глаза.

У нее было чувство, что она падает в пропасть с огромной высоты. Лишь секунду назад она считала, будто все, что она делала: мирилась со своей совестью, шла наперекор всем законам и правилам — имело смысл. Но эта красивая иллюзия разбилась. Разбилась о понимание: ничего не изменилось.

«Но как? Почему?» — кричал ее мозг и не находил ответов.

— Вторая попытка, — голос Волдеморта снова стал ровным и холодным, будто потерять самообладание для него было равносильно потере достоинства.

Лорд не дал Питеру провалиться в забытье. Эйвери по приказу господина быстро привел парня в чувство заклинанием и пинком сапога.

— Не пытайся больше обмануть! На кону жизнь твоей нечистой девки.

Гермиона не успела даже дернуться, как ее шею обхватила тонкая серебристая петля. Молодая женщина начала задыхаться, видела, как в ужасе глядит на нее Питер, как он хватает ртом воздух, словно тоже испытывает удушье. Сама она старалась не смотреть на него, но вскоре уже вообще не могла, ни видеть, ни думать. Она хрипела, непроизвольно пытаясь руками освободиться от невидимой удавки. На секунду давление ослабло...

— Говори!

Молчание. Удавка вновь начала затягиваться. Перед глазами темнело, из горла вырвался шипящий звук, рефлекторный, почти животный...

— Нет! Нет! Отпустите ее, — Питер бросился на колени. — Пощадите. Оставьте Джейн, я не хочу, чтобы она умирала.

— Говори!

И он сказал. Всего несколько слов, тихо, едва слышным шепотом.

Гермиона мешком упала на пол, петля больше не душила ее, а сознание почти померкло.

— Убери здесь, Беллатрикс, — услышала она сквозь пелену, которую создавал непрерывный звон в ушах.

— Нет! — Питер, казалось, обезумел, он кинулся к Гермионе, будто надеялся этим спасти от участи, уготованной ей Лордом.

— Как трогательно! — брезгливо промолвил Волдеморт, качанием головы остановливая Беллатрикс, же поднявшую палочку. — Впрочем, никто никогда не сможет обвинить меня, что я не воздаю по заслугам. Такое грандиозное предательство!

Пока он говорил, Гермиона пыталась совладать со своим голосом. Питер сидел, а вернее почти распластался на полу рядом с ней.

— Предупреди их, прошу — предупреди, — пыталась шептать она, — ты же можешь.

Питер не слышал ее, он вцепился в жесткую ткань ее платья и раскачивался из стороны в сторону, беспрерывно повторяя: «Нет! Нет! Не убивайте ее!»

Внезапно невидимая рука буквально оттащила Питера от Гермионы.

— Думаю, ты достоин высокой награды, — медленно произнес Волдеморт, подходя ближе.

— Но, мой Лорд...— голос Беллатрикс звучал несколько недовольно. — Гнусный червяк проболтался со страху. Он не будет верно служить вам, — она резко прервалась, словно сама испугалась попытки перечить господину.

Волдеморт же, вопреки ожиданиям, не был разгневан.

— Ты недооцениваешь нашего нового друга, Беллатрикс. Он многое сможет сделать, нужно лишь научить его правильно выбирать друзей.

Сквозь пелену Гермиона видела, как зло скривилась Беллатрикс, но тут же постаралась скрыть гримасу за почтительным полупоклоном.

— Встань на колени, Питер.

Он не шелохнулся.

— На колени!

Собрав последние силы, понимая, что это последний ее шанс, Гермиона приподнялась и закричала:

— Не делай этого, беги! Предупреди их!

Больше ничего она сказать не успела. Заклятье немоты сковало ей рот. Питер словно очнулся, замутненные отчаянием и ужасом глаза на миг прояснились, он заполошно озирался, наткнувшись на умоляющий взгляд Гермионы, на ее бесшумный шепот: «Беги!»

— Оставь ее, Беллатрикс. Девчонка сделала свое дело, — Волдеморт говорил совершенно без гнева. — И твой дорогой кузен тоже.

Казалось, Волдеморт улыбается. Усмехнулась и Беллатрикс.

— Сириус всегда был глупцом, не я ли говорила вам об этом, мой Лорд.

— Сириус? — помимо воли прошептал Питер.

— Еще раз повторяю, тебе следует тщательней выбирать круг общения, Питер, — произнес Волдеморт, будто строгий учитель, что пытается объяснить урок нерадивому и недалекому ученику. — Твой так называемый друг предал тебя. И глупая девчонка, которую ты так самозабвенно защищаешь, тоже.

«Это ложь!» — хотела закричать Гермиона, но из ее горла не вылетело ни звука. Она отчаянно пыталась поймать взгляд Питера. На секунду, а может и меньше, ей удалось это. Но то, что она прочитала в этом взгляде, убивало ее надежду окончательно. Он поверил.

— Встань на колени, Питер!

Гермиона закрыла глаза. Она не могла это видеть.

«Не было гвоздя — подкова пропала», — пронеслось у нее в мозгу.

Как же глупа она была, как слепа. Она поверила в свою догадливость. Самонадеянная дурочка отвела себе ключевую роль в этой драме. И сыграла ее с блеском.

— Избавься от нее, — эти слова Гермиона выслушала равнодушно. Будто внутренним зрением она видела направленную в ее сторону волшебную палочку.

«Сейчас!» — она почти хотела умереть. Выпрямилась и успокоилась, снова поражаясь, как легко ей это удалось.

Голоса, произносящего заклятие Гермиона не слышала, в последнюю долю секунды внезапно ощутив, как что-то живое забилось у нее на груди. Дальше было темно.

* * *

2002 г.

Мы молчали уже минут пять. Гермиона смотрела в потолок. Лицо ее, снова потерявшее краски, было неподвижно. Она тяжело дышала.

Снейп рассматривал Хроноворот, поднеся устройство едва ли не к носу. У меня складывалось впечатление, что он его обнюхивал. Вопреки тягостной обстановке, порожденной рассказом Гермионы, я усмехнулся.

— Не берусь даже представить, что тебя так развеселило, Поттер, — не отрывая глаз от устройства, произнес отчим.

— Ты его еще на зуб попробуй, — не остался в долгу я.

Гермиона не отреагировала на неуклюжую попытку пошутить,

— Послушай, — обратился я к ней, — я так и не понял, как он оказался у тебя. Ты же вроде...

— Я сама этого не знаю, Гарри, — ответила она, слабо мне улыбаясь.

— Да брось, ты — и чего-то не знаешь. Не верю.

Улыбка стала шире, но в углах глаз снова начали собираться подозрительный капли.

— Ну, хорошо, чтобы не ломать твою веру, скажу — я догадываюсь, — она попыталась незаметно стереть упорно набегающие слезы, а я делал вид, что их не замечаю. Ну, не умею я разговаривать с плачущими девушками. Теряюсь.

— И?

— Должно быть тот, кто помог мне очутиться «в нужном месте в нужное время», не желал моей смерти. Хотя по возвращении мне казалось, что лучше бы было умереть, чем жить с таким грузом дальше.

— Надеюсь, вы быстро избавились от этой идиотской мысли, мисс Грэйнджер? — подал голос мой отчим.

Он отдал Гермионе устройство, к которому она прикоснулась едва ли не с отвращением и изрек:

— Любопытный эффект. Не вполне понимаю, как он этого достиг...

— Он?

— Изобретатель, Поттер. Иногда мне кажется, что ты переигрываешь в тугодума, — заметил он мимоходом и продолжил свою мысль: — Такая своеобразная самозащита артефакта. Любое заклинание, направленное на него, активирует перемещение во времени. Вы догадывались об этом, мисс Грэйнджер?

— Нет. Я знала наверняка. Вернее, теперь знаю.

— Вот как?

— Я дважды пыталась его уничтожить.

От подобного заявления отчим онемел, уставившись на Гермиону, как на врага человечества. Ноздри его так раздувались, что, казалось, сейчас из них повалит пар, будто из перекипевшего чайника. Мне снова стало смешно.

— То есть вы, совершив глупость, решили ее усугубить? — этот тон Снейпа мама называет «предгрозовым». Тихий, медленный голос. Вкрадчивые интонации.

— Полагаю, я была не первая, кто пытался покончить с этим «подарком судьбы».

Не знал, что будучи при смерти, можно так ядовито улыбаться. Выпад моего отчима Гермиона вернула ему сторицей.

Она порылась в складках своего платья и извлекла оттуда сложенный клочок пергамента.

— Прочтите. Это я нашла в доме почти сразу, как переместилась. Надеюсь, вы узнаете почерк, доктор Снейп.

* * *

2002 г.

Смахивая с ресниц наворачивающиеся слезы, Гермиона вглядывалась в строки письма, найденного в верхней части дома, на самом видном месте.

«Как же он все это рассчитал?» — думала она отрешенно.

Ведь если бы тогда, четыре года назад, она по глупости не надела на шею Хроноворот, а удосужилась подняться наверх и осмотреть дом более тщательно, ничего бы не случилось... Если бы.

«Сколько этих «если бы» было вокруг», — тоска и боль выжали из глаз очередные капли.

Два часа назад Гермиона очнулась в полутемном зале офиса мирового судьи в Годриковой лощине и почти сразу поняла, что именно произошло. Под жесткой тканью платья, вмиг ставшего ненавистным, мисс Грэйнджер обнаружила знакомый артефакт. Как он оказался у нее, молодая женщина не понимала, но задумываться об этом была попросту не в состоянии. Глубочайшее потрясение, которое она испытала, лишило Гермиону почти всех душевных сил и выдержки. Она плохо помнила, как вышла на воздух. Тихий летний вечер был прекрасен, над Годриковой лощиной сгущались прозрачные июльские сумерки, редкие прохожие провожали ее взглядами, но быстро теряли интерес к растрепанной женщине с потухшим взглядом, занятые своими повседневными заботами. Здесь продолжалась жизнь... та, что текла, чуть спотыкаясь о мелкие досадные недоразумения, возводя их в ранг серьезных проблем. Жизнь, где усердно старались забыть недавнюю войну и где сама Гермиона когда-то, варясь в повседневных заботах, лишь время от времени погружалась в уныние при воспоминании о прошлом. Какими ничтожными казались теперь те ее терзания!

Гермиона брела по улице наугад, не разбирая дороги, не слыша отголосков веселой суеты, несущейся из окрестных пабов, не видя зажигающихся в окнах приветливых огней, не чувствуя запаха мирного человеческого жилья...

«Что за смысл был отправлять меня в прошлое?» — эта мысль изводила ее чуть ли не с той секунды, как она поняла, что вернулась обратно. Что за насмешка была дразнить ее возможностями, заставить поверить в способность изменить прошлое, которое на деле и вправду оказалось неизменным.

«Хотя почему же неизменным? — со злой иронией сказала себе Гермиона. — Теперь ответственность за предательство несет на себе не только Питер Петтигрю, но и некая глупая Джейн Грэйнджер»

Эта особа возомнила себя спасительницей, а на деле оказалась лишь козырной картой, сброшенной в конце партии. Да. Она теперь знала: тот, кого так долго считали негодяем и подлецом, на деле лишь слабый человек, оказавшийся в ловушке. Питер любил ее и защищал, как умел. Поставленный перед выбором, он сделал его в пользу женщины... И что же? Должно быть, в какой-то мере «предателя поневоле» это извиняло. Его, но не ее.

«Что толку в этом моем знании, если результат по-прежнему плачевен?»

Гермиона очнулась от мрачных размышлений, лишь обнаружив, что оказалась в знакомых местах. Она стояла у калитки, ведущей на кладбище. Отворила, медленно прошла мимо старинных надгробий... «Флавиус Эббот, 1919-1981» — бросилась ей в глаза надпись на сероватом известняке. Гермиона испустила тяжелый вздох: она видела это надгробие раньше, в тот рождественский вечер девяносто седьмого, когда они вместе с Гарри так опрометчиво сунулись в Годрикову лощину и чуть не погибли. Тогда надпись не говорила ей ровным счетом ничего. Теперь же...

«Зачем я была нужна там?» — все тот же безответный вопрос, как острое шило колол ей мозг, заставляя сжимать кулаки и сдерживать стон.

У могилы Поттеров Гермиона бессильно опустилась на землю. Она внезапно осознала, что была буквально в двух шагах от места трагедии и не смогла предотвратить ее. Это чувство словно делало ее соучастником, будто это она — Гермиона Грэйнджер — выдала врагу роковую тайну. Чувство вины почти раздавило ее. И все же... это было невероятно, но... Гермиона по-прежнему каким-то странным образом пребывала в уверенности, что все сделала правильно.

«Что за чушь?» — возмутилась она внутренне этому, как ей казалось, подлому внутреннему голосу, оправдывающему преступную беспечность и самонадеянность.

И в этот момент Гермиона ощутила непреодолимую потребность вернуться... Нет! Не в прошлое. А туда, откуда начались все ее злоключения. Из непонятных глубин сознания выплыла на поверхность убежденность, что там — в месте, куда она по глупости сунулась четыре года назад — к ней придут ответы на все вопросы.

И вот теперь она сидела на покрытом пылью подоконнике в собственной спальне, в странном доме, где провела последние четыре года своей жизни и в котором, как ей казалось, по возвращении после ее ухода не бывала ни единая живая душа. Как же она ошибалась!

Письмо Гермиона нашла почти сразу, как поднялась по лестнице в спальню. Оно попросту лежало, заложенное в знакомую ей книгу в вычурном переплете... «Enciclopediamagica». Намек, которого она не послушала, подсказка, которую вовремя не разгадала.

Почерк, которым были написаны строки вложенного в книгу пергамента, Гермиона узнала сразу. Автор письма невольно возник перед ее внутренним взором. Высокий худой человек в неизменной черной мантии, которая делала его похожим на темного призрака подземелий. Мертвец, о котором она старалась не вспоминать...

«То, что вы читаете это письмо, Гермиона, означает, что ваша миссия исполнена. Не ошибусь, если вы испытываете гнев и негодование, считая случившееся с вами дурным розыгрышем. Однако, я не зря писал прежде, что уповаю на ваш блестящий ум: прочтите письмо до конца и, смею надеяться, вы получите ответы на интересующие вас вопросы. Вы сделали то, что должны были сделать, как бы ни вам, ни мне самому не хотелось верить в обратное.

В свете вышесказанного я считаю себя обязанным дать некоторые разъяснения, тем более, что задать вопросы мне лично вы вряд ли сможете. Я почти уверен, что умру раньше.

Не думаю, что вам интересно как, но я вычислил, кто скрывался под именем Джейн, и какую именно роль сыграла эта женщина в судьбе небезызвестного Питера Петтигрю, которого все считали предателем друзей и шпионом Волдеморта. Смиритесь, Гермиона, ваше появление в Хогсмиде и вся ваша дальнейшая жизнь не случайна. Не случаен и итог. Догадываюсь, как больно вам сознавать, что вы приложили руку к трагедии, касающейся дорогих вам людей. Сейчас вам кажется, что вас сделали куклой в грязной игре, а меня — взвалившего на вас этот груз — считаете кукловодом. Увы, мисс, разочарую вас. Я тоже не более, чем кукла. И, поверьте, участвовать в этом спектакле для меня было в сто крат прискорбнее, ибо я точно знал, что именно мне надлежит сделать.

Я не надеюсь на прощение с вашей стороны, но все же считаю нужным сказать: я щадил вас, как мог. Именно по этой причине вы вернулись. Если же вы по-прежнему та Гермиона Грэйнджер, которую я когда-то знал, то сможете сделать правильные выводы из этого жизненного урока. Не смотрите в прошлое, не живите им. Увы, сам я понял это слишком поздно.

Дом, где вы сейчас находитесь, теперь ваш по праву, но подтвердить это право вы должны самостоятельно. Мое завещание на имя Джейн Грэйнджер лежит в банковской ячейке, ключ от которой сейчас при вас. Так что упомянутой особе остается лишь переписать имущество на ваше — Гермиона — имя. Разумеется, вы сочтете это очередным этапом игры. Я не отрицаю, но хочу напомнить вам — прошлое изменить нельзя. В этом я, увы, убедился на собственном опыте.

Прощайте.

Несмотря ни на что, исполненный к вам сочувствия и уважения

Северус Снейп».

Дрожа, как от озноба, Гермиона машинально сложила письмо. Истина, открывшаяся перед ней, лишила молодую женщину последних душевных сил. Каково это сознавать, что тебе на роду написано стать толчком к беде целого поколения?

«Выходит, не будь Джейн Грэйнджер, вся эта история не случилась бы?» — ее мозг отказывался верить прочитанному.

«Как же было противно Снейпу видеть мою физиономию, — зло усмехнулась она. — Из-за моего глупого вмешательства погибла его любимая женщина. А он терпел... щадил меня, видите ли».

Гермиона сжала кулаки. Глупая кукла. Беспомощная, никчемная пешка. Теперь она ох, как понимала Гарри Поттера!

«Но Гарри смирился», — напомнил ей внутренний голос. Мальчик-который-выжил должен был умереть и пошел умирать. А она? Должна ли она смириться?

Гермиона с силой сжала в руке Хороноворот. Проклятое устройство, спасшее ее от смерти, холодило руку. И снова у Гермионы отчетливо проявилась уверенность, что она должна что-то сделать. Немедленно.

Пальцы пробежали по золотистому ободу, потянули за шпенек... Назад. Да, вернуться назад. Уверенность в правильности принятого решения нарастала с каждой секундой. Гермиона повернула внутреннее кольцо — еще прежде она догадалась, что эта часть управляет отдаленностью перемещения. Сейчас ей не нужны были годы... Да. Всего лишь часы. Несколько часов — и все будет кончено.

Гермиона встала, распрямила плечи, поправила ворот платья, словно готовилась к торжественному выходу в бальный зал. Цепочка легла на шею. Теперь в ее руках не было дрожи или неуверенности. Один оборот, два, три...

«Трех оборотов будет достаточно», — всплыли в памяти слова из прошлого. Достаточно. И тогда, и сейчас.

За окном стало ощутимо светлее. Прекрасный летний вечер только начинался. Солнце светило в окно старого дома, в его луче кружились над полом пылинки, поднимаемые легкими шагами почти бесшумно спускающейся по лестнице женщины в красном платье. В прихожую свет уже не проникал, по сравнению с другими помещениями в доме там было почти темно. Гермиона затаила дыхание.

Легкий шум за дверью, скрип. Легкий свет раннего вечера проник в прихожую, но он не дотягивался до убежища Гермионы, она сдержала вздох. Другая женщина, чуть более молодая, длинноволосая и немного бледная осторожно скользнула в дом, бегло оглядела темный вестибюль. Гермиона вжалась в стену, наблюдая как сама она, еще ничего не подозревающая, проскользнула в гостиную и принялась, сморщив нос озирать неприглядную обстановку.

«Я стала совсем другой», — подумала та, что пряталась в темноте, не смея шелохнуться.

Она видела, как молодая женщина открывала тайник, с недоумением на лице брала в руки артефакт. Уникальный, единственный в своем роде. Как эта так похожая, и так не похожая на нее женщина была взволнована своим открытием и не замечала, как из темноты прихожей в нее нацеливалась волшебная палочка. Цепочка Хроноворота была уже у нее на шее, уже запутывалась в длинных волосах. Женщина повернулась лицом к двери, но невидящий взгляд не уловил едва заметного движения в темноте. Она прикрыла рукой глаза, будто борясь с легким головокружением. Ничего сверхъестественно, заклятие Конфундус, только и всего. Чтобы не привлекать внимания, так сказать.

«И откуда я знаю, что поступаю верно?» — вертелся в голове вопрос, а рука с палочкой у той, что стояла в коридоре уже поднималась для нового заклятия.

Гермиона была уверена, что видела из своего убежища в прихожей, как точно в центр проклятого артефакта, одетого на шею ее двойника, летит луч. Он должен — нет, обязан был — разбить его, разнести вдребезги, уничтожить, но... буквально в тот же миг этот самый двойник, представлявший из себя просто идеальную мишень, попросту исчез. Молодая женщина с длинными каштановыми локонами растаяла в воздухе, уносясь в прошлое, где ей и суждено было оказаться.

Гермиона чуть ли не с криком бросилась в гостиную, но сделав шаг, застыла, как вкопанная, и застонала при одном взгляде на кусок пергамента с детским стишком. Она, наконец, поняла, в чем его смысл.

«Гвоздя не было. Поэтому гвоздь ты, Гермиона, унесла с собой».

Вот и разгадка. И в это бесконечно долгое мгновение понимания она будто издалека, из глубин памяти услышала голос... Он показался почти реальностью, хотя это была всего лишь ее фантазия. Растерянная Гермиона невольно оглянулась, ожидая увидеть позади себя фигуру в темной профессорской мантии.

«Прошлое изменить нельзя!» — настойчиво и насмешливо твердил этот голос, отдаваясь внезапной болью в висках.

Иллюзия развеялась, Гермиона по-прежнему была одна.

— Да будь ты проклят, Северус Снейп!

Она в бессильном гневе сдернула висевший у нее на шее миниатюрный предмет и с силой швырнула его об стену. И в ту же секунду пространство завертелось вокруг, словно радужный водоворот, в ушах зашумело, и сознание милостиво оставило ее, погружая в спасительный обморок.