Темница моих воспоминаний (гет)

Часть 1

— Что вы здесь делаете?

Голос одного из Уизли (вроде как самого младшего) разорвал тишину библиотеки, словно пушечный залп — о да, благодаря маглам она знала, что это такое. Еще недавно ей казалось, что дом на площади Гриммо просто огромен, но на самом деле с каждым днем Эйрин все сложнее было найти укромный уголок, и при этом ни на кого не наткнуться по дороге: неприятно все-таки, когда тебя пытаются прожечь взглядом насквозь! И вот, теперь непонятная возня младших орденовцев добралась и до этой пыльной, Мерлином забытой комнаты... Неужели так сложно оставить ее в покое?

— Я вам не собачонка, чтобы на привязи сидеть! — голос был раздраженный, но от книги она не отвлеклась. — Шататься по дому мне разрешено.

Хотя нет, отвлечься пришлось: нужно же проверить, сколько мечтающих сдать ее дементорам юнцов столпилось у порога? На переднем плане какой-то-там-по-счету-Уизли и настороженный Гарри Поттер, за ними две девчонки: одна из них — Грейнджер (лохматая, как Драко и описывал), а другая, очевидно, Уизли («Опять рыжая!»). У всех в руках была какая-то рухлядь — вместо положенных по присутствию в доме Пожирателя смерти волшебных палочек — на шеях защитные маски, одежда обмотана чем-то вроде бинтов и в сочетании со взглядами, полными воинственной неприязни, выглядели ребятишки довольно нелепо. Зачем же они, непонятно чем груженые, сюда явились?

Лица у них были такие уморительные, что Эйрин просто не могла не поиздеваться.

— Я читаю, если это не очевидно. Наконец-то представилась возможность и повод научиться беспалочковой магии, — она широко улыбнулась, глядя на побледневшего рыжего. — Ох, да не бойтесь, дети мои, если бы хотела, то уже давно перегрызла бы вам глотки...— за спинами подростков появился Блэк — по лицу его ничего нельзя было прочесть, как Эйрин не вглядывалась. — И псинка под дверью моей комнаты не смогла бы мне помешать — о да, Блэк, я знаю, что ты торчишь там по ночам: ты храпишь и тявкаешь во сне!..

Эйрин могла поклясться, что в глазах Блэка сверкнула искорка смеха. Хоть какие-то эмоции — раньше ей было сложно представить, что Блэк может быть еще менее эмоционален, но после их... гм... ночной встречи он закрылся так, что и Темный Лорд не пробьет его легилименцией. И теперь, как бы она не ловила его взгляды, чтобы не делала, он не желал отличать женщину от стены. Это было так... больно. Это было очень больно, но вполне заслуженно. Что касается остальных, то тут смешки были уже явными. Даже на бдительном и суровом лице миссис Уизли, тоже стоявшей в дверях, промелькнуло какое-то подобие улыбки.

— Развлекаемся? — предельно спокойно спросил хозяин дома, прислонившись к косяку двери.

— Да, мне ужасно скучно и мне нигде не рады! Даже из библиотеки выжили... — наигранно надулась женщина, поднимаясь с кресла. — Ладно-ладно, не буду мозолить вам глаза.

На подходе к двери она попыталась рассмотреть, что за приспособления притащили с собой подростки, но понять, зачем им в библиотеке понадобились пульверизаторы и метлы ей не удалось. Мелькнувшая мысль об уборке чистокровной ведьме показалась полным бредом.

— Кстати, а что вы тут делаете?

— Уборка, — необычайно кратко ответила Грейнджер.

Эйрин в замешательстве замерла.

— Эээ, руками?

Грейнджер даже немного стушевалась от тона Пожирательницы.

— Нам нельзя колдовать вне школы...

Блэк тем временем сел в соседнее кресло, не высказывая никакого интереса к разговору. Внутри Эйрин все сжалось от его показного равнодушия и ничем неприкрытой грации в каждом движении. А еще стало тошно от собственной реакции на все это. Ну как она так долго не отрицала очевидное? Отрицала, что ее как магнитом тянет к этому странному мужчине. А потом еще и все испортила. Молодец, словом.

— Так... — Эйрин потерла виски, силясь успокоиться. — Ты — ладно, ты — гряз... — подростки переменились в лицах, но высказаться никто не посмел, — маглорожденная, но среди вас есть и чистокровные волшебники, кому должно быть известно, что ни по каким признакам Министерству не засечь этот дом! Это же родовое поместье древней чистокровной семьи!

— На то была воля Дамблдора, — спокойно произнес Блэк, и Эйрин опять не удалось понять, что он думает по этому поводу — не лицо, а стена.

— А, ну это все объясняет.

Это действительно многое объясняло.

— Не смейте говорить о Дамблдоре в таком тоне! — рыкнул молодой Поттер. — На несовершеннолетних стоит Надзор, и не стоит рисковать раскрытием штаб-квартиры Ордена!

— Какому-то Надзору не под силу пробить защиту этого дома, мой юный друг. А если вдруг пробьет, то Министерство просто увидит очередную вспышку волшебства в центре Лондона, и я сильно сомневаюсь, что это их озадачит, — женщина вздохнула, еле сдерживая еще более язвительные замечания. — Это заклинание было создано, чтобы контролировать несовершеннолетних волшебников, проживающих в магловских районах — где волшебства по идее быть не должно. На иных оно распространяется чисто условно в надежде на разумность родителей... Так вот попробуй, Гарри: вызови какой-нибудь паршивый «Lumos», и если тут появится хоть одна министерская сова, то я немедленно сдамся властям!

— А в противном случае Гарри исключат! — прикрикнула гря... Мерлин!.. Грейнджер.

«Удобная у нее фамилия!»

— Тебя вроде считают умной, Грейнджер... Так неужели ты и в правду считаешь, что Дамблдор позволит исключить Поттера из школы и выкинуть его в наш жестокий мир раньше срока?.. Более того, он даже мое дело замнет. Он же Великий!..

Молодежь притихла, Блэк хранил молчание. Его молчание — знак согласия? Закралось подозрение, что он и сам уже давно точит зуб на Дамблдора, и дело тут не только в «добровольном» торчании в этом доме... Слава Мерлину, он оказался не таким наивным дураком, каким его все считали: заметил-таки странности своего ареста. Дамблдор тогда засадил в Азкабан своего человека без суда и следствия — не странно ли это? Ах, помнится, Рудольфус рассказывал, что Белла чуть ли не в истерике забилась от смеха, когда увидела газетные полосы с кузеном в полразворота... Ну, правда, дементоры веселье подавили быстро.

— Объяснить вам это, судя по всему, никто не удосужился. Но я честно не могу понять, зачем ему понадобилось превращать вас в домовых эльфов?.. Хмм, наверное, чтобы отвлечь... Да, это интересно, — повисла короткая пауза. — Кстати, на счет домовых эльфов! — она обернулась к Блэку. — Я же видела тут одного! Как там его... Кикимер, так?

После этого вопроса послышался хлопок, и прямо перед волшебницей, как по команде, появился старый, сморщенный эльф. Как по команде, как по приказу... Эйрин остолбенела: ей подчиняется местный эльф? С чего бы это? Остолбенела, к слову, не только Эйрин, но остальные оправились быстрее, а Блэк так вообще бровью не повел! Удивленная волшебница не первый раз пожелала узнать то, что знают все, кроме нее.

— Что прикажет хозяйка Эйрин? — прошелестел домовой эльф с обожанием и исполнил предельно низкий поклон.

— Так ты мне подчиняешься? — нахмурилась «хозяйка». — С чего бы?

Старый эльф выглядел так, будто что-то склеивало ему рот:

— Кикимер не может сказать.

— Ну да, — косой взгляд в сторону Блэка. — Раз уж ты мне подчиняешься... Приведи, наконец, дом в нормальный вид! Все вокруг должно блестеть чистотой и как можно быстрее. Начни с этой комнаты, а затем продолжишь со всеми остальными: наводишь чистоту, уничтожаешь поселившуюся нечисть, гм... нечеловеческого рода, — снова послышались смешки, — выбрасываешь за пределы дома все предметы, непригодные для использования нынешними жильцами дома, а также представляющие для них опасность или прочие неприятности, и более к этим предметам не прикасаешься. Каждый день докладываешься мне, — Эйрин вошла во вкус. — И кончай бубнить себе под нос: говоришь только тогда, когда к тебе обращаются живые обитатели дома, без единого бранного и неприятного для окружающих слова, все ясно?

Хотелось думать, что она все предусмотрела: домовые эльфы весьма изворотливы, когда того хотят... Но Кикимер явно выглядел недовольным — хороший знак.

— Как прикажете, госпожа, — он отвесил еще один низкий поклон. Как ни странно, без лишних комментариев.

— Тогда приступай.

— Да, госпожа, — новый поклон. Такими темпами он протрет половину дома своим носом.

С чувством выполненного долга Эйрин собрала нужные книги, подмигнула Блэку (ноль внимания) и направилась к лестнице вниз. Странно, что даже активистка движения за освобождение эльфов (которое с ужасно смешным названием) никак не прокомментировала вопиющий случай жестокого обращения с домовиками. Наверное, она тоже была не в восторге от мытья этих довольно опасных шкафов (особенно для нее — маглорожденной ведьмы), а может, Грейнджер просто побаивалась нового члена их маленького общества, обладающего столь ярким преступным прошлым.

— Ну, не скучайте, а то я вас работы лишила... Ужасный поступок, ведь труд так облагораживает молодежь, — игриво сказала она напоследок. — Вы же гостиную уже отдраили? Какие молодцы!.. Я буду там, если что.

Сириус все же улыбнулся уголком рта, но Эйрин этого уже не видела.

«Вот это моя девочка»

* * *

Мерлин, как же она ненавидела этот дом... Каждую проведенную здесь минуту Эйрин ощущала себя глупой мухой, бьющейся о стекло. Росло убеждение, что ее никогда отсюда не выпустят. Она сбилась со счета, сколько прошло собраний Ордена Феникса, на которых она просто занимала стул. И голос в голове твердил: «Как эта шайка смеет держать ее взаперти? Они бесполезны, здесь никто не захочет ей помогать и никто не даст ответов». Но она все равно упрямо ждала чего-то. Возможно, она ждала милости от судьбы, возможно, она просто не хотела оставлять Блэка на растерзание его собственной совести, а может, она просто трусила сделать следующий шаг, покинуть очередной дом и снова уйти в неизвестность. Кто знает? Она уж точно не знала.

Северус предлагал расширить круг доверия. Ха! Никто не бросится на поиски утерянной девчонки, все заняты борьбой с Темным Лордом. Их вполне можно понять — Великая война и все такое. Но и Эйрин чувствовала за собой право забрать то, что принадлежало ей. И заодно прибить своего «любимого» Хозяина в отместку. Все его «великие» тайны о бессмертии вскоре будут известны Дамблдору, или уже известны, так что Эйрин была более-менее спокойна за то, что сама не могла сообщить эту информацию Ордену из-за Непреложного Обета. Хитрый старик справится со всем сам — он ясно дал это понять, раз продолжает хранить свои думы ото всех и игнорирует ту помощь, которую могла бы принести Эйрин. Что ж, не хотите — не надо.

Месяц она восстанавливала силы после побега, следующий месяц она из кожи вон лезла, чтобы показать свою лояльность и получить официальное разрешение покинуть дом (не вышло, естественно), и теперь вдруг (!) наступило Рождество. Самое бесполезное время в ее жизни. Глупостью было заявляться сюда. Ее грустная история Орденовцам быстро наскучила, и все просто занялись своими обычными делами, мало обращая внимания на нового члена Ордена.

С прибытием школьников Сириус даже повеселел. Пусть и повод для более раннего приезда был неприятный — мальчишка Поттер увидел, как Нагайна атакует Артура Уизли (как увидел? что Уизли делал в Министерстве ночью?) — но Эйрин была рада, что Сириус наконец-то переключился с игнорирования ее персоны на что-то более приятное. На гостей, к примеру. Она хоть посмотрит, как он улыбается, а то давно этого видно не было. Тоже ее работа... Ох, Мерлин, от нее один вред... Когда-то она бы лишь фыркнула на подобные мелочи, напомнив собеседнику про цель и соответствующие средства достижения целей, но сейчас не получалось, хотя она бы что угодно отдала за прежнее благостное равнодушие. Хотя.... Действительно ли ей так хотелось вернуться к тому состоянию?

Эйрин тихо, как-то по-кошачьи фыркнула, и отвернулась от площади Гриммо с издевательски-рождественским снежком. Пялится в окно и копается в себе — не этого ли банального состояния она всю жизнь пыталась избежать? Впадать то в задумчивость, то в ярость, то в апатию, а через так секунду беззастенчиво радоваться жизни, будто все действительно хорошо. А затем по второму кругу, и еще, и еще... И все из-за него. Надо было ей влюбиться так не вовремя? Что ж, любовь действительно зла и жутко неудобна.

И все же, даже не смотря на угрызения совести, что она не ищет дочь и мало думает об этом, даже не смотря на все неприятное, что ей пришлось вытерпеть за время пребывания в доме Блэка, вышеупомянутые моменты счастья стоили всего. Стоит ли говорить, что все эти «моменты» связаны с Блэком?

Проклятие!!

Как же она ненавидела себя за ту глупую ошибку! Стоило на горизонте появиться чему-то настоящему, чему-то стоящему, как она тут же все портит — ведь она банально испугалась! Только потом — после — Эйрин поняла, что ее тянет к Блэку уже довольно давно, и та глупая акция лишнее тому доказательство. Как же она сразу все не поняла?! Все же с самого начала было понятно!! И эти ее игры дурацкие, и пикировки ни о чем... И ее, так сказать, «показательное выступление» — точно так же она сознательно портила все свои отношения, считая, что она этого недостойна, показывая свой скверный характер во всей красе. Мужчины, как правило, послушно пугались и сбегали, и только Бертрам был достаточно настойчив... И чем это закончилось?.. Вот.

Тогда, может, оно все и правильно вышло?

Проклятие?..

Стоп, стоп! Она не проклята! Что за глупости? Она просто испугалась, вот и все! Проще ведь оттолкнуть, правда? Проще оттолкнуть, чем ломать себя, легче, чем сдерживать порывы, легче, чем позволить кому-то приручить себя, легче, чем привыкнуть к мысли, что все эти сложности могут сделать по-настоящему счастливой!.. Эйрин запахнула поплотнее мантию и тяжко вздохнула: какая же она все-таки дура... Кому такая дура нужна? Неужели Блэку?.. Вот дурак!.. И ведь нашли они друг друга, слава Мерлину.

Нашли, да она все испортила.

Внизу хлопнула дверь — наверное, Блэку надоело стоять на морозе и смотреть вслед нелепому автобусу. По тому, как громко хлопнула дверь, Эйрин безошибочно определила Блэка: резкий и раздраженный хлопок — наверняка он возненавидел этот дом особенно, зная, что скоро никто кроме него и Эйрин здесь жить не будет. Вот мисс Уизли суетливо пошаркала тапочками к кухне («она же Пруэтт! откуда эта деревенская неотесанность?!»), вот Артур вдумчиво мерил шагами гостиную, пока Молли не погнала его к дивану, чтобы он не переутомился. А Блэк все медлил, стоя где-то около лестницы. Что он там делает?

Эйрин слушала все это, потому что это было проще, чем возвращаться к собственным мыслям, от которых голова уже взрывается. Вот так прошло все время с того события: она мучается, а он отмечает Рождество с лохматым крестником. Как он это делает? Что с ним не так? И закралась как-то раз мысль, что ему все равно на ее выкрутасы, да нет, не правда это: Эйрин хорошо помнила, с какой жадностью он прикасался к ней и целовал, и еще лучше помнила тот взгляд, когда он ее прогнал — а это она помнила даже слишком хорошо.

Наконец, Блэк начал подниматься по лестнице. Эйрин с надеждой обернулась, подавив желание вытянуться стрункой, будто малейшее неверное движение — и он передумает. Хотя, собственно, чего она там насочиняла? Скорее всего он идет к себе в комнату...

Ан нет, не к себе в комнату он шел. За те пару секунд, пока Блэк скрипел половицами (уже не так сердито), Эйрин приняла единственно правильное решение и отвернулась от двери, запихнув свои истерики куда-нибудь подальше и на подольше, а иначе, вместо нормального, взрослого разговора она получит лишь глумливые выпады, кои гриффиндорцы в таких ситуациях излагают почти рефлекторно. А пореветь она всегда успеет — поводов-то куча. Да и, в конце концов, кто из них в Слизерине учился и среди помешанных чистокровок жил?

— Что, в этот раз с ними не поехал?

Стыдливо-правдивое «меня не пустили» он попридержал.

— Меня же тогда узнали.

Эйрин стояла у снежного окна с прямой спиной и расправленными плечами — в самой своей выгодной позе и в самой приличной из имеющихся у нее мантии. Спокойная уверенность, как ей и положено быть. Неужто лучший убийца Темного Лорда (у нее с Беллой были разные функции) и, одновременно, его бывший «золотой резерв» распустится из-за мужчины? Позор ее роду тогда!

Блэк встал рядом, так же вдумчиво глядя в окно. «Ночного рыцаря» там, естественно уже давно не было, да и в принципе разглядывать в этой унылой части Лондона разглядывать нечего, но на собеседника смотреть никто не желал, а у окна все воспринималось как-то... значительнее что ли.

— Сам виноват.

— Про осведомленность Пожирателей Смерти о моей второй сущности нам же никто не потрудился сообщить, — спокойно парировал Блэк.

Удивительно спокойно парировал, надо сказать — не чета его прежним выходкам. Будто бы и в правду все равно, будто бы между ними действительно происходит обыкновенная светская беседа заклятых друзей. Но Эйрин в такое уже не верила: пусть он и сделал какие-то свои неведомые выводы, оставил злость и вспомнил про положенную ему статусом сдержанность, но женское сердце все еще ощущало особые «звоночки» с его стороны, значение которых разгадать пока не удается. Пока что.

— Иногда мне кажется, что о «твоей второй сущности» Дамблдор узнал последним спустя лет двадцать, — тихонько хихикнула она, проигнорировав претензию. Его ведь промах, а не ее!

— Министерство тоже не знало.

— А нужные люди — знали, — кивнула она с новой усмешкой. — Не ваши люди, конечно. Твое счастье, что ловить тебя после побега им было совершенно не нужно, когда свалить на тебя вину на половину своих делишек было столь удобно.

— Все всё делают, как им удобно, — шумно вздохнул он. Какой-нибудь школьник подумал бы, что рассуждает Блэк очень по-слизерински, а у Эйрин мелькнуло — повзрослел. А может, перестал притворяться.

— Да не у всех получается.

— По возможности.

— И по средствам.

Тут они оба удовлетворенно хмыкнули, переглянувшись.

Взгляды отвели не сразу. Хорошо.

— А про наше положение что-то новое есть?

— Все по-старому: мы здесь, все они — там.

— И я туда же?

— Естественно.

— Я вроде слышала, что Дамблдор заходил на днях, но пока я спустилась, его уже и след простыл, — то была самая жалкая ее вылазка на первый этаж: потопталась и поднялась восвояси.

— Что ты: ему теперь чаи гонять некогда! — из-за своего недовольства Дамблдором Блэк ей нравился все больше и больше.

— Потрясающая прыть для его возраста. Хотя, конечно, он не от меня бегал.

— Это тебя не касается, — почти пропел он.

— Тебя тоже, судя по всему! Более того: старик не делится даже со своей главной Надеждой.

— Думаю, со временем мы еще не раз удивимся его комбинациям.

— Да, но он — один, — покачала она головой. — Самые крупные схемы он раскручивает в одиночку — и это плохо.

— В любом случае, наша роль в происходящем на данный момент ничтожно мала, — устало вздохнул Блэк, отворачиваясь от окна и от Бьерро, которая большую часть его ответа успешно прослушала, услышав лишь заветное «наша». Нет, понятно, что данное обобщение их в «мы» не значит ничего, но звучит-то как...

Потому как все сказанное она прослушала, то в порядке компромисса женщина издала тихий фырк, прозвучавший и как согласие, и как выражение недовольства. К теме подходило.

Он уже почти ушел, а она должна была сказать еще кое-что. И посмотреть на реакцию, конечно.

— Блэк... Тот вечер — это было недопустимо с моей стороны.

Как она это не прокручивала в голове, а звучало все равно глупо.

Ради такого она даже повернулась вполоборота, да и он тоже.

— Все в порядке. Теперь я не пытаюсь увидеть то, чего нет.

Всего несколько слов, брошенный вскользь взгляд темно-серых глаз, короткая улыбка и сцепленные за прямой спиной руки, ни единого намека на эмоцию и сухой стук двери — всего какая-то секунда — а изменилось все.

Он понял все правильно, а вот что дальше — не ясно, как и все с ним. У них.

Часть 2

За окном гостиной светило солнце: не по-зимнему ярко и не по-весеннему мутно. Эйрин забралась с ногами на подоконник, любуясь впечатляющими видами с высоты башни Гриффиндора. Невольно брала зависть, что у них в Слизерине такого вида не найдешь, и тоска, потому что в следующем году у нее вряд ли будет возможность вновь полюбоваться пейзажем, ведь все ее гриффиндорские друзья закончат школу. Она старалась не думать об этом, но видя, с каким упорством они готовятся к ЖАБА, забыть было трудно. Однако, до выпускного еще очень много солнечных дней, а после — целое лето, которое обещало быть самым лучшим в ее жизни. На днях Эйрин еле смогла себя заставить посмотреть объявления о съеме квартиры, когда внутри все же теплилась надежда, что ей не придется тянуть арендную плату в одиночку. Но никаких интересных предложений от Сириуса по этому поводу не поступало.

Наконец, гриффиндорские сони в компании заспанных старост выползли из спален. Поразительно, что за столько лет в них практически ничего не изменилось: все те же аккуратные Рем и Лилс, все те же неряшливые Сириус, Джим и Петтигрю. Вот только Поттер теперь щеголял выглаженной рубашкой — Лили за этим строго следила (правда, с бардаком «на» и «внутри» его головы она уже ничего сделать не могла). А художественный бардак на голове Сириуса регулярно портила Эйрин, потому что не могла сопротивляться соблазну взлохматить ему волосы, когда напускал на себя важный вид (то есть довольно часто). Вот он: спрыгнул с последней ступеньки, обвел веселым взглядом гостиную, увидел Эйрин и на его лицо будто упал луч света, как и у нее.

Это определенно стоило пятнадцати минут торчания около портрета в ожидании мифического гриффиндорского жаворонка, чтобы пройти внутрь.

Лили все еще была бледна, да и Джеймс последний месяц шутил реже. Эйрин надолго запомнит неделю, когда пришли совы с вестью о гибели старших Поттеров и Эванс — с разницей в три дня. Запомнит благодаря поселившемуся внутри себя странному чувству — ей действительно было не все равно, и ощущалось это странно. Они же дружат всего ничего, но они для нее... Да, семья. Не только Сириус, но и Джеймс, Ремус, Лили... Она действительно неплохо ладит с Лили, и даже Хвост не так уж и сильно раздражает! Что же с ней стало? Не смотря на всю свою простоту, ответ никак не шел на ум, а ответил ей Сириус: «Ты их любишь».

«Дикие вы люди! Даром что аристократы» — напрашивался давний «фырк» Лили, ведь любить — это совсем не странно, правда?.. Это как-то даже... правильно.

Шумной толпой они завалились в Большой зал и уселись за гриффиндорский стол, заскрипев скамейками — свой Эйрин уже давно игнорировала, и никто не возражал. Все потянулись к своим любимым блюдам, а Эванс достала книжки. Эйрин даже не захотела ее подкалывать: вечно мешающийся у тарелки учебник Лили уже стал частью нормального утра. Вместо комментария Эйрин покачала головой и отвернулась к Сириусу, который, к ее удовольствию, отсчитывал за что-то Хвоста.

— ...а ты кушай лучше, Хвостик. Тебе сегодня контрольную МакГонагалл пересдавать, а для этого нужны силы. Имей ввиду: я отказываюсь не спать еще одну ночь по такой причине!..

— Ну же, Хвост, не спи! — присоединился Поттер. — А то на небосводе науки давно не появлялось новых звезд!..

Скукота. Эйрин вернулась к своей каше.

— Народ, почта пришла, — огласил мрачный Ремус, заслужив благодарный взгляд Хвоста.

И действительно: в зал влетели десятки сов всех возможных цветов и размеров с конвертами, свитками и посылками у лап. Эйрин по привычке кинула взгляд на стол Слизерина в поисках Элгара — как и Эйрин, и Эвис в свое время, он как раз должен был получить субботнее письмо из дома — но затем вспомнила, что Элгара уже больше месяца как нет в стране, а она все никак не может привыкнуть. Она безумно скучала по семье, и отсутствие новостей, хоть и было хорошим знаком, все же немало усугубляло ситуацию. И чтобы с ней было сейчас, если бы не Мародеры? Очень не хотелось об этом думать.

Ученики отвлеклись от яичницы с беконом и булочек и переключились на сов. Эйрин посланий не ждала, поэтому уткнулась обратно в тарелку, но, даже уйдя в свои мысли, плечом она почувствовала, что Сириус внезапно застыл, читая свое письмо. Нехорошо так застыл. Она подняла на него удивленный взгляд и тоже застыла, видя, как он стремительно бледнеет. Не выдержав паузы, Эйрин заглянула в мелко дрожащий листок.

Целую вечность Эйрин вчитывалась в стройные буквы, но никак не могла уловить смысла от волнения. Отдельные слова так и мелькали перед глазами: «в субботу утром», «неудачный эксперимент», «не смогли спасти», «завещание»... Внизу стоял знакомый росчерк — «Андромеда Тонкс», но было в письме еще одно имя: «Альфард Блэк». Перечитав снова, Эйрин с трудом выдохнула: Альфард Блэк мертв. Дядя Альфард. Дядя Сириуса — эта мысль была как удар под дых. Нет, это неправда... Не может такого быть.

Сириус был бледен и смотрел в одну точку. Молчал. Вокруг них развелась какая-то бессмысленная суета, но он оставался безучастным ко всему, а Эйрин сжала его в порывистых объятиях и не знала, как утешить его и справиться с собственной болью: болью за страдания самого дорогого человека и странной болью за смерть другого, которого, в сущности, не знала. Через пару минут к ним подошла профессор МакГонагалл с таким же письмом в руке. А затем все вновь поглотил туман: на задворках сознания были звуки, слова, лица, но страх за Сириуса отодвигал все на второй план. Она боялась смотреть на него, и в то же время не отрывала глаз.

Очнулась она только у камина директора. Эйрин крепко держала холодные пальцы Сириуса и с горечью вспоминала дядю Альфарда. Его Эйрин видела всего однажды: на его дне рождения пару лет назад, и Эйрин поразила солнечность этого человека. От широкой улыбки до сверкающих синевой глаз он являл собой полную противоположность Блэкам, при этом проявляя чисто аристократические манеры и прекрасный вкус. Пообщавшись немного, Эйрин поняла, откуда появилась теплота в голосе Сириуса, когда он говорил о дяде: тогда Эйрин впервые увидела, что встречи аристократов могут быть уютными, что веселость может и не быть наигранной, а радушие и симпатия — притворными. Он походил на старшую, мудрую версиею Сириуса, и в пример последнему намного более проницательную: уже тогда, одной хитрой улыбкой, одним взглядом на них, сидящих рядом, он дал понять, что обо всем догадался, заставив смущенную девушку залиться краской. Старый хитрец...

Хотя, он вовсе не был старым! Почему же лучшие люди покидают этот мир так рано?..

Зеленое пламя привело Сириуса и Эйрин в небольшую адвокатскую фирму в Лондоне. Вестибюль и коридоры освещались скудно, но даже пасмурный полумрак не мог скрыть дорогое убранство, мягко намекающее, что клиентура данной адвокатской фирмы имеет весьма высокий статус в обществе. Вокруг было до странного безлюдно, пока они шли за встретившим их адвокатом к нужному кабинету.

Видимо, Альфард, следуя традициям, включил в завещание половину родни — людей в нужном коридоре столпилось много. Хотя, у нескольких волшебников, стоящих чуть в стороне, на мантиях были вышиты чужие гербы — друзья Альфарда, часть которых Эйрин уже видела на памятном празднестве. Интересно, кто из всех входит в первую очередь наследования — Эйрин точно знала, что старший Блэк, почти как Сириус, большую часть своих родственников на дух не переносил (что, кстати, было вполне взаимно). Родственников собралось штук двадцать, и половину Эйрин видела впервые, что странно. Откуда-то накатила брезгливость. Возможно, Эйрин просто очень сильно не нравилось это место из-за дела, приведшего сюда, возможно, в ее жизни стало слишком много Гриффиндора и истинно-гриффиндорских грязнокровок, но Блэки напоминали ей пчелиных трутней: шумных, ярко разодетых букашек, озабоченных своими мелкими делами.

А было ли хоть кому-нибудь кроме Сириуса и друзей Альфарда дело до произошедшего? Эйрин с внутренним отвращением обвела взглядом активно перешептывающуюся толпу Блэков — нет, вряд ли было. Какие же они... жалкие.

Над этой самой толпой грозно возвышалась Вальбурга Блэк. Прямая, высокая и жуткая, как старая сторожевая вышка у стены крепости — такая же, какой ее помнила Эйрин, и даже хуже. Как хорошо, что Сириус сбежал из дома — упаси Мерлин заиметь такую свекровь! Проходя мимо, Эйрин пристально посмотрела на нее, без слов обещая, что будет, если та посмеет издать хоть звук. Вальбурга сохранила молчание, и лицо, будто высеченное из холодного камня, осталось беспристрастным: конечно, не стоит обольщаться, что взгляд подействовал — просто старая ведьма не пожелала сотрясать воздух в честь своего «непутевого» старшего сына. Младшего, к слову, на горизонте не наблюдалось. Домашнее задание не успел списать?..

Наконец, скрипнула дверь ближайшего кабинета, и в первую секунду Эйрин даже не поняла, что оттуда хоть кто-то вышел. Затем, спустя секунду, она догадалась посмотреть ниже.

Да, у Альфарда определенно было прекрасное чувство юмора.

Адвокат Геллерон однозначно был полукровкой. Глядя на него, сразу всплывал в памяти профессор Флитвик — видимо, у адвоката тоже в родственниках мелькали гоблины... Спасибо, что не домовые эльфы. Мда. Эйрин одновременно хотелось тихо, чуть презрительно хмыкнуть и, одновременно, ласково улыбнуться умильным попыткам крошки-адвоката выдерживать официальный тон. Она уже хотела было шепнуть об этом Сириусу на ухо, как заметила насколько живописно перекосило Вальбургу («мерзкий полукровка!») — и происхождение адвоката враз перестало казаться подозрительным и неуместным. В конце концов их профессор Чар — прекрасный преподаватель, значит и мистер Геллерон может оказаться приличным адвокатом. Тем более его выбрал дядя Альфард...

Список указанных в завещании был оглашен, и Эйрин с мстительным удовольствием отметила новую гримасу у Вальбурги при имени Сириуса. Поразительно, как легко лишь звук его имени пробивает ее аристократическую сдержанность. Не бывает такой ненависти без любви, не бывает... Указанные (то есть все, кроме Эйрин), подчиняясь приглашающему жесту ладошки адвоката, начали проходить в кабинет. Проходя мимо, каждый второй Блэк считал своим долгом взглянуть на молодую волшебницу с насмешливым снисхождением. Каждый первый просто игнорировал — и среди них, естественно, была и Вальбурга Блэк.

И почему Эйрин не может оставить эту женщину в покое? Битый час мусолит в голове каждый жест! Наверное, никак не могут оставить мысли, что старая ведьма могла оказаться ее свекровью... Но Мерлин упас!

Ох... Вчера умер Альфард Блэк! О чем Эйрин вообще думает?!

В узком коридоре больше никого не осталось. Эйрин медленно опустилась по стене на корточки, приготовившись ждать как минимум половину вечности. Ни сил, ни желания начертать себе стул не было: все равно вокруг ни души — можно и по-плебейски на полу посидеть.

Минут через десять (а казалось, спустя часа два) из кабинета стали выходить Альфардовы родственники и друзья. Родственники были недовольны очень сильно. Вальбурга так вообще тряслась от злости, и Эйрин начала опасаться за Сириуса, не увидев его в первых рядах выходящих.

Наконец, вышел Сириус, и, как только Эйрин увидела потерянное выражение лица, она тут же плюнула на приличия и крепко обняла его.

— Он оставил мне поместье и половину своего счета, — выдохнул Сириус куда-то в шею.

— Теперь понятно, почему твоя матушка вышла в такой ярости.

— Она едва не запустила в адвоката китайской вазой.

— Как некультурно с ее стороны кидаться вещами. Прямо-таки варварство.

— Ну не кинула же!

— Да, смогла не уронить честь семьи.

После этого ерундового разговора Сириус немного оттаял. Отстранившись, Эйрин увидела тень улыбки в его глазах, и дышать сразу стало легче.

А вот ему, напротив, будто сложнее.

— Эмм... Рин, ты ведь переедешь ко мне?

Если бы не обстоятельства, то она бы точно облегченно вздохнула и пихнула бы в плечо. Но вместо этого горло как-то противно сжалось, и она смогла лишь кивнуть, нервно кусая губы.

— Да... Да, я буду рядом, Сириус. Всегда.

К ее удивлению, Сириус шумно вздохнул и прислонился лбом к ее лбу, прикрыв глаза — видимо, ему было очень важно услышать эти слова. Громкий хлопок двери был им также безразличен, как и неровный голос откуда-то снизу:

— Эмм, мистер Блэк? — рядом с ноги на ногу неловко переминался крохотный адвокат. — Пройдемте, нам нужно осмотреть поместье и настроить защиту.

Сириус перевел взгляд с адвоката обратно на Эйрин:

— Пойдем?

Эйрин растерялась от знакомой хулиганской искорки в серых глазах.

— Мистер Блэк, Вы... — робко заикнулся адвокат, но Сириус не дал ему сказать.

— Мы идем вместе, — ответил он, и соскользнул пальцами по ее руке к ладони.

Услышав конкретно это «мы» из его уст, Эйрин с легкостью отбросила свои глупые страхи, ведь на Блэковском языке его «мы» было как ее «всегда».

* * *

Лили Эванс тихо нервничала, поправляла несуществующие складки на платье, вглядывалась в свое отражение в бесплодных почти попытках найти малейший изъян и вздыхала снова и снова. Отражение ее вроде устраивало, на часах еще минут пять до выхода, да и зеркало смиренно молчало, как и нужно: оказывается, «Silencio» действует и на зеркала тоже. Соседки по комнате покинули девчачьи спальни несколько минут назад, и воздух буквально звенел от тишины после их ухода. Но звенел вполне так приятно — слишком уж девчонки шумные. Лили еще раз вздохнула и в сотый раз поправила изумрудно-зеленое струящееся по фигуре платье. Оперлась руками на раковину. Прошлась по коврику у душа. Встряхнула плечами. Немало утешало, что скоро она увидит Джеймса, и все снова станет идеально. Кажется, эта мысль ее успокоила.

Но спокойствие длилось ровно до того момента, как в ванной из ниоткуда не прозвучало:

— БУ!

Испуганная гриффиндорка взвизгнула, дернулась и рукой снесла с полки половину пузырьков.

— Ты там скоро? — с невинным видом спросила Бьерро, складывая мантию-невидимку.

— Бьерро!!!

— Эванс?

— Ооохх... — Лили устало потерла виски. — Ты меня в гроб загонишь.

— Это всего лишь выпускной, Лил! — Бьерро на беду Эванс заметила зеркало. — Подумаешь!

— Действительно: «подумаешь, выпускной!», — заворчала чинная староста, а у самой внутри все сжималось.

Кроткий взгляд ангела и дьявольски-шальная улыбка — ребята быстро признали в Эйрин настоящего Мародера. Чего точно не скажешь о правильной, послушной Эванс, но ребята сказали, что они обе очень нужны для баланса, и это объяснение каким-то образом «прокатило». Да и какая, собственно, разница? Главное — Джеймс. Пока Лили мысленно прикидывала в уме, как бы так аккуратно стукнуть подругу, чтобы не испортить ей прическу, а себе маникюр (сегодня это — святое!), довольная собой Эйрин увлеченно прихорашивалась: поправляла рукой изящно-неряшливый пучок, проверяла, не смазалась ли косметика. Через пару секунд она, видимо, заключила, что выглядит все также идеально, как и в момент, когда она покинула родную-слизеринскую гостиную и направилась во враждебно-гриффиндорскую, и только после этого обернулась к недовольной подруге со взволнованной улыбкой — такую редко увидишь на всегда чуть надменном лице.

— Ну, так что?

— Пошли уже, — смягчилась гриффиндорская староста.

Эйрин просияла в ответ, поняв, что ее простили, и поспешила к винтовой лестнице, даже и не думая надевать мантию-невидимку — эта волшебница любила эффектные жесты, а появление в гриффиндорской гостиной бывшей наследницы древнего чистокровного рода было как раз таким. Покрой ее платья был очень похож на платье Лили, только цвета были разные: Эйрин выбрала темно-красное. Помнится, Бьерро тогда шутя назвала их платья пропагандой межфакультетской дружбы: гриффиндорка выбрала зеленое, а слизеринка — гриффиндорко-красное... Как же здорово они провели день, когда выбирали наряды! Кто бы сказал полгода назад, что Эйрин Бьерро станет лучшей подругой Лили — и Эванс засмеялась бы сумасшедшему в лицо. Но вот, Лили встречается с Джеймсом, а Эйрин — девушка Сириуса, и мир будто перевернулся. Но очень удачно перевернулся, надо сказать! Потеряв родителей несколько месяцев назад, недавно Лили снова почувствовала, что вновь обрела семью — настоящих друзей.

И любовь. Об этом она подумала, когда среди множества радостных, грустных и взволнованных лиц гриффиндорцев Лили отыскала одно, самое-самое важное — восхищенное лицо Джеймса Поттера. И ровно за миг до того, как Лили утонула в теплых, шоколадно-карих глазах любимого, взгляд молодой волшебницы зацепился за то самое, сияющее мгновение, когда Сириус увидел свою Эйрин, бережно коснулся ее щеки и притянул к себе, их лица так преобразились, будто и нет большего счастья, чем просто видеть друг друга. Тут Лили отвела глаза — слишком личное — ведь в отличие от той половины гостиной, которая пожирала пару глазами, Лили Эванс была хорошо воспитана.

Тем вечером, в пышно-украшенном Большом зале, в перерыве между танцами и поцелуями с Джеймсом, безудержным смехом от шуток отложившего на один день свою серьезность Ремуса и ненавязчивым отниманием бутылок у быстро захмелевшего Питера, Лили посмотрела на своих лучших друзей и по совместительству на самую красивую пару Хогвартса (Джеймс всегда морщился при таких заявлениях, и говорил, что на эту роль есть куда более достойные претенденты) чуть иначе. Они постоянно были где-то поблизости: часто шутили и заразительно смеялись, всегда со всеми, но ни секунды не врозь друг от друга. И тогда Лили отчетливо увидела все то, что видела для себя и Джеймса. Вот новоиспеченные мистер и миссис Блэк улыбаются на своей свадьбе: Сириус кружится с ней в первом танце точно так же, как и сейчас среди однокурсников в парадных мантиях; вот они чокаются бокалами на собственной годовщине: лица чуть более серьезные и взрослые, но счастье все так же горит в глазах; вот они играют с детьми у камина роскошного особняка, и даже женатым Блэк представлялся исключительно в женском обществе; вот они потихоньку стареют вместе: изящно и благородно, как только «эти аристократы» умеют — и в глазах их молодость, и на лицах легкие, чуть лукавые улыбки, всегда рука об руку, все такие же влюбленные в жизнь и друг в друга...

Лили точно знала: эти двое будут вместе всегда, до самого конца.

Как и она с Джеймсом.

Они все всегда должны быть вместе. Всегда, всегда...

И пошла она к черту — эта дурацкая война!