Нити Судьбы (гет)

Глава 14

Чуть раньше, чем «слишком поздно»

А скоро будет бал, и танцы,

И ночь, пьянящая вином,

Но вновь часы пробьют двенадцать,

И время встанет за спиной.

Какая фея? Что вы! Сказки!

Я все придумала сама,

Когда шагала без опаски

По острию чужого сна.

(Анастасия Шакирова)

Гермиона улыбнулась своему отражению, ещё раз поправила заколку, на которой держалась вся сложная конструкция, которую она невероятными усилиями соорудила у себя на голове, и вышла из комнаты.

Гарри и Рон ждали её. Гермиона вдруг подумала, что, может, у тех сплетен, которые она услышала пару дней назад, есть основания, ведь сейчас они не спешили к своим девушкам, а стояли тут и ждали её. Эта эгоистичная мысль, несмотря на свою абсурдность, подняла настроение, и Гермиона широко улыбнулась.

— Неплохо выглядишь, — сказал Рон с тоской в голосе, но Гермиона не обратила на это внимание, лишь только кивнула:

— Спасибо.

«Неплохо» было совсем не тем словом, которое она хотела бы услышать. Разве её старания, часы перед зеркалом, изнурительный поход по магазинам заслужили только «неплохо»?..

Она ожидала восторженного «прекрасно», восхищенного «великолепно» или на крайний случай «просто здорово».

Гермиона не хотела идти на этот бал, но отказ пойти вызвал бы лишние вопросы. Тогда решила, что купит первые попавшиеся платье и туфли и совершенно не будет уделять этому лишнего внимания. Всё закончилось тем, что она провела в магазинах больше времени, чем когда-либо; своей придирчивостью замучила всех продавцов, а прическу делала по маггловскому журналу моды, перепробовав до неё штук десять. А почему? Элементарно простой ответ на этот вопрос Гермиона Грейнджер не озвучила бы даже себе.

Примеряя очередное платье, выбирая прическу, она все время думала, какой её увидят другие. А в первых рядах этих «других» стоял он.

Она ненавидела себя за то, что выбирала платье и делала прическу как будто для него. А скажи ей кто-нибудь, что Малфой не придет, Гермиона бы сразу потеряла к этому интерес. Это походило на патологическую зависимость — словно он подчинил себе её волю и сделал игрушкой в своих руках. Данный факт выводил из себя.

Конечно, не стоило лгать: очевидно, что ему будет наплевать, а вести себя так после того, как он с ней обошелся, просто унизительно. Но Гермиона не могла справиться с желанием доказать, какая она яркая и совершенная; и как ей, такой особенной и великолепной, наплевать на него — такого ничтожного и незначительного. Парадоксальность этого желания была очевидна, но оно оказалось сильнее всего: здравого смысла, неуверенности и даже гордости.

Она взяла бокал шампанского, но тоста, произнесенного, кажется, Дином Томасом, уже не слышала. Её глаза судорожно искали в толпе Драко Малфоя.

* * *

Ещё один шаг, и пути назад не будет. Всего лишь один шаг... Вот только сделать его было невозможно.

Но Луна непременно войдет. Один вздох, одна секундочка, и она откроет эту дверь.

Серебристое платье с открытой спиной, винтажные босоножки на каблуке, изящная накидка, волосы, уложенные по последней моде — в этой девушке сложно было узнать Луну Лавгуд. Сейчас, стоя перед входом в Главный зал, эта незнакомка считала до десяти. В сущности, страшно не было — просто немного неуютно. Ведь сейчас предстояло выйти, спуститься по длинной лестнице и оказаться среди людей, которые не прощают ошибок.

Но страх заглушала надежда на сказку, что жила в сердце с детства. В десять лет Золушке не повезло. Быть может, повезет в шестнадцать?

Она опаздывала уже на полчаса, в зале играла музыка и слышался смех. Жизнь кипела, и, конечно, никто не ожидал увидеть её.

Первые несколько ступеней Луна преодолела весьма успешно, потому что ещё не видела ничьих лиц. Просто шла — уверенно и красиво, как принцесса из сказки. Она ещё не знала, что зал не замер в восхищении. Музыка почему-то казалась громче, чем была на самом деле, а потом вдруг резко оборвалась, сменившись нестерпимым звоном в ушах от прилившей к вискам крови. В сказку вмешалась жизнь, и нога, не привыкшая к каблукам, вдруг подвернулась. Луна чудом не упала и в стремлении удержать равновесие, раскинула руки, выронив клатч, который, преодолев оставшиеся ступеньки гораздо быстрее своей владелицы, приземлился неподалеку от Миллисенты Буллстроуд.

Теперь серебряный клатч лежал на паркетном полу, а Луна, приподняв одной рукой подол длинного платья, бежала вниз по лестнице. Эффектное вхождение в зал было с треском провалено. Но Миллисента, кажется, ничего не заметила, и, развернувшись, пошла к своим друзьям. Луна огляделась вокруг. Пока никто не собирался ни восхищаться ею, ни смеяться. Лишь некоторые недоуменно поглядывали, но большинство вовсе не обращало внимания. Это вызывало удивление и обиду.

— Луна! Привет! Выглядишь прекрасно, — окликнула её Гермиона Грейнджер и махнула рукой, приглашая подойти.

— Спасибо, — ответила Луна и смущенно улыбнулась.

— Я тебя даже не узнал сначала, ты очень изменилась! — подхватил Гарри, оглядев девушку внимательным взглядом.

— Да, ты сегодня правда красивая... Прямо на себя не похожа, — изумленно произнес Рон, вызвав укоризненный взгляд Гермионы. Луна же просто пожала плечами, кивнула и сказала тихое, почти невесомое «спасибо», чувствуя, что остатки радости, с которой она входила в зал, стремительно испаряются.

Она не умела отвечать на комплименты. Видимо, потому что очень редко их получала. Ей не хватало практики. А сейчас она даже не знала, как реагировать. Злиться? Радоваться?

Было больно, её появление вызвало лишь недоумение, приправленное насмешливостью. Она понимала, что никто не хотел задеть её, что все было сказано от чистого сердца, но от этого становилось ещё хуже. Они так привыкли видеть её чучелом, что просто не могли воспринять новый облик, что было понятно и логично, но обидно до слез. «Хорошо хоть не рассмеялись...» — вдруг подумала Луна, вспомнив о своем главном страхе. И стоило этой мысли закрасться в сознание, как она сразу же обратилась в реальность. Разорванной струной прозвенел в ушах чей-то смешок. — Эй, Лавгуд, это ты? Какой магазин ограбила? — выкрикнул Теодор Нотт и громко рассмеялся.

— А в полночь обратно в тыкву не превратишься? — прозвенел над ухом голос Миранды Шеллоу. Луна стояла, как загнанный зверек среди свирепых волков, и мечтала лишь о том, чтобы всё закончилось. Раньше, когда она бросала всем вызов, их поведение было вполне объяснимо. Теперь же она просто не могла понять: почему? что не так? Рядом были друзья, но от этого становилось только хуже, потому что в их глазах читалась жалость — высокомерная и убивающая. Впрочем, глупо было рассчитывать, что новый имидж в корне поменяет всю жизнь и отношение окружающих: что тыква превратится в карету, а жаба — в принцессу. Они не могли принять её такой. Красивая Луна Лавгуд — это в новинку. Это абсурдно. Красивая Луна Лавгуд — это просто смешно. Вот и всё.

— Может, хватит?! — начала Гермиона, сделав шаг вперед, но её, похоже, никто не слушал.

— Не обращай на них внимания, — резанул по слуху Луны чей-то звонкий, мелодичный голос. Как это ни удивительно, смешки вдруг стихли, сменившись странной, почти звенящей тишиной. Теперь можно было даже понять слова песни, что играла в зале. Луна оглянулась и увидела перед собой Дафну Гринграсс. — Ты сегодня ослепительна! А они просто не могут этого оценить, — улыбнулась она, сразу встав для Луны в разряд «добрых фей».

Дафна взяла неудавшуюся Золушку под руку:

— Пойдем, я познакомлю тебя со своими друзьями. Если хочешь, конечно, — улыбнулась она.

— Я не знаю... — переминаясь с ноги на ногу, Луна посмотрела сначала на Дафну, а потом на Гарри, Рона и Гермиону, словно извиняясь за то, что собралась сделать. — Если можно... — на выдохе сказала она и быстро отвернулась от друзей, чтобы не видеть их удивленно-осуждающих взглядов.

— Ну конечно можно! — ответила Дафна мягким голосом. Луна пошла с ней в другой конец бального зала, изо всех сил стараясь заглушить в себе чувство неловкости. Гермиона покачала головой, Рон без стеснения фыркнул, а Гарри тактично промолчал.

* * *

Луна не думала о том, что поведение Дафны по меньшей мере странно, и семикурсница словно бы делает одолжение. Она просто чувствовала себя защищенной, понятой и оттого счастливой.

Правда, продолжалось это недолго, потому что вскоре девушки подошли к компании, к которой Дафна приглашала присоединиться. Они остановились в самом углу зала, и Луна увидела несколько сдвинутых вместе столов, за которыми сидели Блейз Забини, Драко Малфой, Пэнси Паркинсон и ещё несколько людей, имен которых она не помнила.

Взгляды этой странной компании не предвещали ничего хорошего. Только сейчас Луна поняла, во что ввязалась. Они же ненавидят и презирают её! Они же её загрызут! Но отступать было поздно.

— Дорогие мои! — начала Дафна. — Разрешите представить вам Луну Лавгуд! Некоторые из вас знают её, другие, возможно, нет. Все гусеницы имеют обыкновение превращаться в бабочек... И сегодня мы имеем счастье наблюдать, как это произошло с Луной. Я решила, что теперь она прекрасно впишется в нашу компанию. Прошу любить и жаловать!

Под пристальным взглядом Дафны никто не рассмеялся, но Луна, которая внутренне сжалась, слушая пламенную речь новоиспеченной подруги, видела, что многие сдерживаются с трудом.

— Давайте поможем ей освоиться в новом для неё мире, — закончила Дафна, приглашая Луну садиться.

Блейз Забини опасно улыбнулся, окинув девушку оценивающим взглядом, Драко Малфой лишь посмотрел на вновь пришедших с откровенным презрением, а потом закатил глаза и пожал плечами, Пэнси Паркинсон вымученно улыбнулась, хотя было видно, что пополнению в их компании она совершенно не рада, кто-то хмыкнул, а кто-то остался совершенно равнодушным.

— Ну что, Луна, шампанского? — весело предложила Дафна, разорвав своим звонким голосом неловкую тишину, повисшую вокруг. — Мальчики! Позаботьтесь о дамах, — продолжила она, весело улыбаясь, и, кажется, не замечая всеобщего смятения.

— Спасибо, но я не пью, — тихо сказала Луна.

— Нет, дорогая, отказы не принимаются, — возразила Дафна — Все, кто сидит за этим столом, должны выпить хотя бы по бокалу... — с этими словами она взяла бутылку шампанского и протянула её Блейзу

— Ну если только бокал... — замялась Луна, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Пока только бокал. А дальше посмотрим, как пойдет, — подмигнул ей Блейз, открывая бутылку. Он быстро наполнил бокалы девушек до краев.

— Ну что? Давайте выпьем за Рождество! — предложил кто-то из сидящих.

— Непременно... Но потом. Пока предлагаю другой тост! — Дафна сделала небольшую паузу, подняла бокал и широко улыбнулась: — Дорогие мои, наше общество делится на тех, кому хватает смелости быть лучшими, и на тех, кто всегда остается в тени. Мы с вами, конечно же, принадлежим к первым. Так выпьем же за нас и за тех, кто с нами! — на последнем предложении Дафна улыбнулась и подмигнула Луне.

Послышались аплодисменты и звон бокалов. Луна обвела взглядом всех этих людей и спросила себя, а кто она: «та, кто с ними» или «та, кто всегда остается в тени». Ответ на этот найти не удалось, но настроение ухудшалось с каждой минутой. Даже если она «с ними», то всё равно никогда не станет «одной из них», и лучше было признать это сейчас. Хотя пока что всё шло неплохо. Может быть, стоило попытаться? Ведь она всё равно ничего не теряла.

Они выпили за Рождество, Хогвартс, исполнение желаний и любовь. После третьего тоста Луна поняла, что постепенно начинает терять контроль над ситуацией. Страхи притупились, а эти люди, которые ещё недавно вызывали лишь опасения, казались лучшими друзьями. Она сама не знала, как и когда согласилась сыграть в фанты, но опомнилась лишь тогда, когда уже опустила пергамент со своим именем в чашу. Первые несколько конов удача улыбалась, и Кубок хранил её пергамент, не спеша его выбрасывать. Тем не менее страх вернулся, потому что желания здесь загадывали отнюдь не безобидные. Хотя, если что она всегда могла отказаться. Ведь так? Да, её перестанут уважать, но не смогут заставить унижаться. Впрочем, Луна знала, что это были лишь отговорки. Скрестив под столом пальцы, она в очередной раз уставилась на Чашу, ожидая, кто станет жертвой на этот раз. Узнав свой почерк, резко вздрогнула.

В этот раз желание загадывала Дафна. Лукаво улыбнувшись, она окинула Луну оценивающим взглядом и произнесла:

— Обычно к новичкам у нас относятся строже, но ты сегодня и так многое пережила, поэтому не буду слишком сильно тебя мучить. Хм... Просто подойди к Теду Нотту, скажи, что он тебе нравится, и пригласи на танец. Увидишь, он не такой страшный, каким хочет казаться.

Луна отметила, что задание действительно вполне сносное, и могло быть гораздо хуже. Но всё равно было немного страшно, ведь для всех остальных из её новой компании Теодор Нотт — «свой» человек, с которым они могут общаться без каких либо проблем, а для неё — практически враг, не упускающий ни одного шанса сказать гадость. Даже её сегодняшняя встреча с Дафной началась из-за его слов. Интересно, а она сама помнит об этом? Хотелось верить, что нет.

— Ну давай же! Перед твоей красотой не устоит ни один молодой человек. И наш Тедди не исключение, — улыбнулась Дафна. Все засмеялись, кто-то зааплодировал, а Луна окончательно смешалась. Сейчас она серьезно жалела, что ввязалась в это. Ощущение, что из неё сделали игрушку, усилилось. Впрочем, быть может, она просто воспринимает все слишком серьёзно?

— Ладно... — расправив плечи, прошептала она и направилась в сторону Теодора Нотта. Тревога нарастала с каждым шагом. Был момент, когда Луна была готова бросить всё, вернуться к своему прежнему облику и забыть этот вечер, как страшный сон.

— Привет! Я хотела сказать... — она подошла к Нотту и окинула его долгим внимательным взглядом, а потом выпалила на одном дыхании: — что ты мне очень нравишься, и я хочу пригласить тебя на танец.

В первые несколько секунд Нотт, кажется, опешил настолько, что не нашелся с ответом. Но быстро пришел в себя, громко рассмеялся и сказал: — А себя предложить ты не хочешь? Впрочем, убогие меня не интересуют.

Луна вздрогнула и посмотрела ему в глаза, мечтая провалиться под землю. Стоило бы ударить его за такие слова, но правила игры не позволяли этого сделать. Оставалось надеяться, что никто не слышал его слов, поэтому надо было вести себя так, как будто ничего не произошло. Сердце сжималось от боли и унижения. Ещё недавно казалось, что «быть непринятой» — самое худшее, что может случиться, но оказалось, что бросать вызов обществу куда легче, чем пытаться влиться в него. Стоя по ту сторону баррикад, Луна всегда следовала своим принципам, а теперь была вынуждена «переламывать себя» ради... ничего. Лишь новой иллюзии.

— Я тут подумал, что самые прекрасные дамы должны танцевать с самыми достойными кавалерами, — Луна вздрогнула, когда услышала голос Блейза. Он подмигнул ей и протянул руку: — Твоё задание отменяется. Ты будешь танцевать со мной. Краем глаза Луна заметила, как изменилось лицо Нотта, и не смогла сдержать улыбки. Мысли о пережитом унижении растворились в воздухе, уступив место ослепляющей радости.

Не колеблясь ни мгновения, Луна вложила свою ладонь в протянутую руку Блейза.

* * *

— Красивая у тебя прическа! — услышала Гермиона громкий оклик у себя над ухом. Хотя голос был знаком, она вздрогнула и чуть было не выронила бокал. До этого внимание её было приковано к Драко Малфою, и это осложняло ситуацию.

— Спасибо, Джинни, — ответила она, оборачиваясь. Сестра Рона стояла прямо перед ней и широко улыбалась.

— Долго делала?

— Да нет... Я... — рассеянно начала Гермиона, все ещё смотря на слизеринский стол. Находясь как будто невесомости, она не заметила, что оставила фразу незаконченной.

— Прием-прием! Где ты витаешь? — окликнула её Джинни, щелкнув пальцами.

— Я? Да нигде. Просто думаю, — на выдохе произнесла Гермиона, быстро отведя глаза от Малфоя.

— И о чем же?

— Да так... Неважно.

— Странная ты сегодня, — подвела итог Джинни, с прищуром смотря на подругу. Гермиона лишь пожала плечами, но потом добавила:

— Да нет, с чего бы это? Всё в порядке.

— В порядке? — Джинни приподняла бровь. — Поэтому ты весь вечер сверлишь взглядом слизеринский стол?

— Что? — Гермиона вспыхнула, но быстро взяла себя в руки. — Нет... Я просто наблюдаю за попытками Луны Лавгуд влиться в светское общество, — сказала она первое, что пришло в голову, хотя от пафоса и нелепости данной фразы передернуло.

— Остается лишь пожелать удачи, — горько усмехнулась Джинни.

— Она выглядит счастливой. Но, боюсь, что это ненадолго, — ответила Гермиона, вынужденная поддерживать этот неприятный разговор, начатый ею самой, и быстро добавила: — Впрочем, это её дело. Не будем вмешиваться.

— Ладно, — согласилась Джинни. — Пойду поищу Гарри...

* * *

Гермиона осталась стоять у стола с фруктами, опираясь о стену и наблюдая за происходящим вокруг. Да, приход Луны Лавгуд за слизеринский стол и правда привлек её внимание. Увидев, как старательно бывшая школьная сумасшедшая пытается влиться в элиту, Гермиона испытала легкую грусть. Остатки уважения и восхищения, что она испытывала к Луне, рассеялись окончательно.

Впрочем, не кривя душой, Гермиона могла сказать, что это было престижно — дружить с Дафной Гринграсс, танцевать с Блейзом Забини, в конце концов, целоваться с Драко Малфоем тоже престижно.

Какое мерзкое слово! Но как точно подходило к этим людям. Они — как бренд. Дружить с ними модно, влюбляться в них модно. Их уважали тем странным детским уважением, которое шло ещё из тех времен, когда всё определяет не суть, а упаковка.

Но их уважали...

Самой ей никогда не удастся стать такой, а идти к ним, пытаться примазаться, пробиться — унизительно. Они не примут, да ей и не надо. Зачем? Это замкнутый круг: оказавшись там, уже не выберешься; увязнешь, как в болоте.

Попасть туда мечтали многие. Но счастливы ли они: те, кто внутри?..

Гермиона не могла выбросить Малфоя из головы. Хотела, но не могла.

Этот странный юноша, сам того не желая, запал ей в душ, и теперь тонкую нить, которая связала их, было не разорвать. За неделю, что она наблюдала за ним, Гермиона уже создала в воображении его образ. Конечно, тот имел очень отдаленное отношение к реальности, ведь, не имея возможности объяснить его поступки логически, она вынуждена была делать это посредствам домыслов. А это — страшный путь.

* * *

Разошлись уже почти все: за столом остались только Дафна Гринграсс и Драко Малфой.

Драко отхлебнул шампанского, посмотрел на Дафну пронизывающим взглядом и медленно, растягивая каждое слово, спросил:

— Что, Гринграсс, нашла себе новую игрушку?

— Почему же игрушку... — пропела та. — Луна весьма милая девочка.

— Передо мной не стоит ломать комедию и изображать паиньку. Я-то знаю твою истинную натуру, — холодно ответил Малфой.

— И что же ты знаешь? — спросила Дафна слегка насмешливо.

— Например, то, что к тебе в друзья не попадают просто так.

Дафна прищурилась. Улыбка вмиг испарилась, а на лбу появилась морщинка:

— Да, возможно, — резко ответила она, а потом словно опомнилась и быстро добавила: — Но все-таки она забавная... К тому же, как я заметила, она давно бегает за Блейзом.

Малфой усмехнулся:

— Ревнуешь?

— Ещё чего! — фыркнула Дафна, но, оборвавшись на полуслове, вдруг сказала:

— А вот тебе бы стоило побеспокоиться. Астория сегодня пришла на бал с Кинтом.

У Драко от этой фразы сделалось такое лицо, будто он вот-вот засмеется, но пока сдерживается.

— Это должно беспокоить тебя, дорогая. Она же твоя сестра, — с притворным участием ответил он.

— И твоя девушка! — раздраженно воскликнула Дафна.

— Ты так уверена? — Драко насмешливо поднял бровь.

— Так вы всё-таки расстались окончательно? — разочарованно вздохнула Дафна. Взгляд её потускнел.

— Какая ты догадливая, Гринграсс, — грубо ответил Малфой.

— И тебя ничуть не волнует, что она бросила тебя ради Фениклава Кинта? — быстро спросила Дафна, словно пытаясь ухватиться за последнюю соломинку и заставить Малфоя ревновать. Но ничего не вышло, потому что Драко ледяным голосом произнес:

— Ни капли. Они составляют отличную пару.

— У тебя могут быть проблемы из-за этого! — почти в отчаянии выкрикнула Дафна.

— У меня? —Малфой посмотрел на неё так, как будто разговаривал с умственно отсталой. — Нет, милая, если у кого и будут проблемы, так это у вас, — лениво продолжил он. И, немного подумав, добавил: — Но меня это мало беспокоит.

— Но Драко... — начала Дафна мягким голосом. В глазах читалась обида, но ничем другим она себя не выдавала: — По школе уже ходят слухи. Твой отец вряд ли обрадуется им. Малфой сглотнул, сделал глубокий вдох, словно убеждая себя оставаться спокойным: не раскричаться или не рассмеяться. Но вскоре выражение лица вновь стало насмешливым, а взгляд — непроницаемым, и он медленно, акцентируя каждое слово, сказал:

— Не утруждай себя, Дафна. На меня подобные уловки не действуют.

— Какие уловки?

— Ты знаешь, дорогая. И запомни: я вижу тебя насквозь, — глухо произнес он и, протянув руку, взял собеседницу за подбородок, приподнял её голову, заставив посмотреть себе в глаза. — Какая же ты все-таки лживая стерва, — выплюнул Драко и резко убрал руку. Неподдельное удивление отразилось на красивом лице Дафны Гринграсс, зрачки её слегка расширились, а пальцы разжались и выпустили кружевную перчатку. Поднимать её девушка не стала, лишь резко выдохнула и медленно произнесла скорее себе, чем Малфою:

— Не думала, что когда-нибудь услышу подобное...

— Это правда, Гринграсс. Просто она сейчас не в чести, — усмехнулся Малфой и, подняв перчатку, отдал её Дафне, которая смотрела на него широко распахнутыми глазами и словно ждала, что он сейчас станет перед ней извиняться. Но Драко этого не сделал, а лишь усмехнулся и пошел прочь.

* * *

Они стояли в самом центре зала в окружении танцующих пар.

— Ты прекрасна сегодня, впрочем, как и всегда. Я давно заметил тебя среди прочих. Кто-то там наверху благосклонен ко мне, раз послал такую красавицу скрасить этот вечер... — сказал Блейз завораживающим голосом, заставив кровь в жилах Луны бежать быстрее.

— Спасибо... — улыбнулась она и вдруг подумала, что все усилия не напрасны. Туфли уже не казались такими неудобными, как раньше, а платье перестало сковывать движения. Его рука лежала у неё на талии, приятно обжигая.

Они протанцевали уже три танца, и это было невероятно: как будто сказка и правда обратилась в действительность.

Пьянящая атмосфера бала, изрядная доля алкоголя в крови, изящные комплименты Блейза — всё это настолько вскружило Луне голову, что она напрочь забыла о прежних страхах и о том, как неловко чувствовала себя час назад.

Она кружилась в танце с Блейзом Забини! Играла в фанты с Дафной Гринграсс. Неужели её жизнь всё-таки заключена не только в том, чтобы быть для всех посмешищем?

— Может, принести коктейль? — спросил Блейз, когда музыка оборвалась.

— Лучше минералки, — ответила Луна, понимая, что ещё одна порция любого, пусть даже самого легкого алкогольного напитка станет откровенно лишней.

— Для вас всё, что угодно, — улыбнулся Блейз и, шутливо поклонившись, взял руку Луны и поднес к своим губам. Её щеки запылали.

Подмигнул Блейз и быстро удалился. Луна осталась стоять одна посреди огромного зала, но, кажется, не замечала никого вокруг.

— Луна Лавгуд?! Это ты? Просто не узнать! — услышала она чей-то голос. Обернулась на него и увидела Невилла Лонгботтома, который стоял, переминаясь с ноги на ногу и смотря то в пол, то на Луну.

— Можно пригласить тебя на танец? — быстро, на одном дыхании спросил он.

— Прости, но я уже пообещала... — произнесла Луна, чувствуя легкую неловкость. Пальцы её нервно теребили застежку на клатче, а щеки горели почти так же, как и раньше. Ещё никогда в жизни ей не приходилось отшивать парней.

— Понятно, — начал Неввил, понурившись. Но в следующий миг глаза его загорелись снова. — А на следующий можно? — с надеждой спросил он. У него был такой взгляд, что Луна поняла: она просто не сможет ему отказать, и медленно выговорила:

— Да, наверное.

— Спасибо!

Невилл ушел, а Луна, проводив его взглядом, снова спросила себя: зачем она согласилась?

Только из жалости или чтобы показать Блейзу, что не он один обратил на неё внимание, и тем самым набить себе цену? А может, она просто выпила слишком много и теперь плохо ориентировалась в ситуации?..

Скоро вернулся Блейз с двумя бокалами вина.

— Прости меня, принцесса, но минералки здесь найти не удалось.

— Ничего, — ответила Луна, с тоской посмотрев на напиток. Но быстро оправилась, улыбнулась и слегка пригубила терпкую жидкость. С непривычки она пила очень медленно. За это время успел пройти один танец, поэтому, когда бокал был наконец-то опустошен, и Блейз протянул ей руку, приглашая присоединиться к вальсирующим парам, Луна с ужасом вспомнила об обещании, данном Невиллу.

— Прости, но я обещала... — быстро сказала она, борясь с ощущение дежа-вю, и даже непроизвольно зажмурилась, боясь увидеть лицо Блейза. В груди всё стянулось в тугой комок, и Луна трижды прокляла себя за то, что зачем-то согласилась танцевать с Лонгботтомом.

— Кто он? Давай я поговорю с ним по душам, — предложил Блейз с вполне серьезным выражением лица и интонацией в голосе, хотя в глазах читалась насмешка. Он ударил кулаком по ладони, словно показывая, как именно собирался поговорить.

— Нет! Нет! — воскликнула Луна, по-настоящему испугавшись за Невилла. Потом добавила уже гораздо спокойнее: — Не стоит... Это же всего один танец... — она посмотрела на Блейза умоляющим взглядом, и тот уступил:

— Ну если уж ты так просишь не убивать его сразу, то я повинуюсь. Но знай, что это будут самые тягостные пять минут в моей жизни...

— В моей тоже! — выдохнула Луна почти радостно, окрыленная этим завуалированным комплиментом. — Я ненадолго...

* * *

Танец с Невиллом вызвал у Луны лишь раздражение. И дело не в том, что он был неуклюж — просто в сердце Луны закралось неприятное, сосущее ощущение тревоги. Руки Невилла, лежавшие у неё на плечах, казались девушке тяжелее гирь, музыка резала слух, а глаза все время искали в зале Блейза, который куда-то пропал. Маясь в неведении, Луна могла лишь отсчитывать секунды, оставшиеся до конца тягостного танца.

Когда мелодия наконец оборвалась, она облегченно вздохнула, вырвалась из объятий Невилла и, не сказав ему ни слова, убежала на поиски Блейза.

На танцплощадке его не было. Через пять минут Луна поняла это совершенно точно. Трижды обежав зал по периметру, тщательно всматриваясь в лица, уже было отчаялась, но тут столкнулась с Дафной, которая пила минеральную воду и болтала с каким-то слизеринцем.

— Ты не видела Блейза? — спросила у неё запыхавшаяся и взволнованная Луна, от переизбытка эмоций даже схватив ту за рукав дорогого платья.

— Он ушел, — коротко и немного раздраженно отрезала Дафна, резко отдернув руку.

— А куда?

— Я не знаю, — Дафна сказала это грубым и безразличным голосом, но потом, задумавшись на секунду и словно бы что-то вспомнив, сладко улыбнулась: — Не расстраивайся. Он вышел вон в ту дверь пару минут назад, — она указала пальцем в сторону северного входа. — Если поторопишься, может быть, успеешь догнать его.

— Спасибо! — выдохнула Луна, не заметив, как опасно и зло сверкнули глаза её собеседницы.

Луна выбежала в коридор и быстро осмотрелась: Блейза видно не было. Недолго думая, она свернула за поворот и остановилась. Открывшаяся взгляду, заставила прирасти к полу. Глубокий вдох, который должен был закончиться громким выкриком «Блейз!», резкой болью обжег горло. Земля под ногами поплыла, словно замок вдруг превратился в корабль, метающийся на штормовых волнах.

Блейз Забини стоял у стены, прижимая к себе какую-то девушку. Через секунду Луна поняла, что они ещё и целуются. Тугой комок обиды подкатил к горлу приступом тошноты. Это был один из тех случаев, когда хочется поверить в существование оптических иллюзий или длительных и очень реалистичных галлюцинаций, но только не в то, что видишь собственными глазами.

Луна смотрела на них, как завороженная. Почему-то начало казаться, что время шло гораздо медленнее, чем на самом деле, чтобы дать получше рассмотреть происходящее и сделать ещё больнее. Она не знала, сколько времени наблюдала эту картину, но очнулась лишь только тогда, когда почувствовала, что ногти больно впились в ладони. Медленно подняла руку и увидела красные следы. Этот пустяковый факт отрезвил и заставил переключиться с моральной боли на физическую. В этот момент Луна поняла, что не в силах наблюдать за происходящим больше ни секунды; хотела было развернуться и убежать, но туфли снова подвели её: в этот раз каблук застрял между двумя плитками мощеного брусчаткой пола, стилизованного под средневековую мостовую. Когда Луна попыталась вырваться, раздался характерный звук, возникающий при ударе о камень. Блейз, стоящий к ней лицом, вдруг поднял глаза, и их взгляды встретились. В сердце Луны, как искра, вспыхнула глупая надежда. «Сделай что-нибудь! Докажи мне, что произошедшее — лишь ошибка!» — молила она про себя, но Блейз лишь слегка поморщился, как будто почувствовал резкую боль, а затем быстро зажмурился и поцеловал незнакомку ещё более страстно.

На глазах у Луны выступили слезы. Они текли непроизвольно, и сначала она даже не заметила, что плачет. Рванула каблук с такой силой, что сорвала с него набойку и порвала застежку самой босоножки, но, даже не заметив этого, побежала в сад.

«Всё! Конец... Конец! Конец!» — пульсировала в голове одна-единственная мысль.

Сколько было таких обещаний: десять? двадцать?.. Сколько было тщетных попыток забыть? Луна не взялась бы сосчитать их, знала лишь, что все были безуспешны.

* * *

Где-то к полуночи Гермионе стало скучно. Гарри ушел с Джинни, Рон танцевал то с Лавандой, то с Мирандой, и пару раз подходил к ней, но, заведя какой-нибудь абстрактный и высосанный из пальца разговор, быстро утомлял, и, видимо понимая это, стремительно ретировался. Вскоре она почувствовала себя так, словно смотрела затянутый и очень неинтересный фильм, но никак не могла найти нужную кнопку, чтобы выключить его. Малфой протанцевал две песни с какой-то слизеринкой с младшего курса, потом со скучающим видом посидел за столом, выпил бокал вина, порвал три салфетки, сидя с таким лицом, будто решает сложнейшую нумерологическую задачу всех времен и народов. Гермиона не сводила с него взгляд весь вечер, отчаянно надеясь, что он этого не заметил. Но вскоре ей надоело даже это.

Гермиона уже собиралась было пойти спать, когда к ней подошел Кормак МакЛагген:

— Привет, малышка. Скучаешь?

— Да нет, — буркнула она, подумав, что для полного «счастья» ей не хватало как раз его.

— Может, потанцуем? — не отступал МакЛагген, сделав шаг вперед и практически вплотную приблизившись к Гермионе, заставив слишком остро почувствовать запах перегара, которым и так разило за километр.

— Прости, но сегодня я не в настроении, — отрезала она и отвернулась, желая прервать беседу.

— Ты уверена? Может, тогда прогуляемся? — обойдя её кругом, Кормак снова дыхнул в лицо, заставляя Гермиону чувствовать себя не просто неуютно, но откровенно мерзко.

— Нет, я... Я жду друзей, — быстро сказала она, желая, чтобы МакЛагген провалился под землю.

— Каких друзей? Поттер с Уизли вроде уже ушли.

— Да, но они скоро вернутся.

— Но пока не вернулись, мы вполне можем прогуляться, — Кормак приблизился на уже совершенно неприемлемое расстояние и, к тому же, положил руку ей на талию. Это было слишком! В голову почему-то пришла дурацкая мысль, что парфюм Драко Малфоя нравится гораздо больше. Нет, эта неделя определенно была щедра на психов и маньяков, но если Малфой просто пугал Гермиону, то Кормак был ещё и противен. Она вдохнула и ощутила, как к горлу подступила тошнота.

— Мне, кажется, немного нехорошо, — проговорила медленно, стараясь не дышать. И это была даже не уловка или отмазка, а самая чистая правда. Не дав Кормаку опомниться, Гермиона резко оттолкнула его и кинулась в гущу танцующих пар.

Стоять посреди зала и служить преградой для всех, кто находится рядом, было не самой приятной участью, особенно если учесть, что периодически её пытались сбить с ног. Гермиона отстраненно отметила, что заиграла любимая мелодия и бросила последний взгляд на слизеринский стол, заметив, что Малфоя там уже не было, наконец-таки решила уйти.

Хотелось подышать свежим воздухом и подумать. В зале было очень шумно, поэтому сначала Гермиона даже не заметила, что к ней обратились, а потом резко повернула голову и увидела, что перед ней стоял Драко Малфой. И всё было бы ничего, если бы тот ухмылялся или говорил гадости, смотрел высокомерным взглядом или не замечал.

Это было бы привычно, подчинялось бы логике и правилам игры. Но — нет. Вместо этого он улыбнулся и ровным голосом произнес:

— Мадам, разрешите пригласить вас на танец? — с этими словами Малфой поклонился и протянул ей руку.

Гермиона смотрела на него долгим расфокусированным взглядом. Ей вдруг начало казаться, что все это происходит «не с ней».

— Не думаю, что это хорошая идея, — ответила она резко, грубо и ровно, хотя внутри всё клокотало. Развернулась и попыталась протиснуться к выходу, но это было непростой задачей. В глазах неприятно защипало, а сердце сжалось от непонятной тоски. «Что за бред? Ничего особенного ведь не случилось... Не собираюсь я с ним танцевать! И не хочу ни капли». Но ощущение того, что она упускала что-то важное, не покидало.

Он схватил её за руку и развернул к себе так быстро, что Гермиона едва успела сориентироваться.

— Подожди, не убегай! Нам надо поговорить, — сказал Малфой немного взволнованным, нехарактерным для себя голосом.

— А есть о чем? — холодность собственного тона удивила Гермиону, ведь ещё несколько мгновений назад она бы отдала многое, чтобы услышать эту фразу.

— Есть, — коротко ответил Малфой.

— Ну говори, — отрезала Гермиона, скрестив руки на груди и исподлобья глядя на Малфоя.

— Может быть, ты всё-таки согласишься потанцевать? — улыбнулся он.

— Не думаю, что это хорошая идея... — повторила она свой предыдущий ответ, словно показывая, что не привыкла менять решений.

— Хорошо. Тогда будем стоять посреди зала, привлекая внимание всех вокруг. Ведь это, несомненно, разумно.

Гермиона глубоко вздохнула. Она была в полнейшем замешательстве и уже почти дошла до того, чтобы согласиться потанцевать с ним, но сказанное сгоряча «нет» не позволяло этого сделать. «Нет, нет, нет, нетнетнет...»

— Ладно... — выдохнула Гермиона. «Пусть это будет эксперимент. Изучение ДракоМалфоя в нетипичных для него условиях существования... Холодно и беспристрастно наблюдать...» — подумала она, тем самым отправив свою гордость в бессрочный отпуск. Но холодность во взгляде и голосе не означали спокойствия в душе. Напротив, там разыгрался самый настоящий ураган, справиться с которым Гермиона была бессильна. Драко Малфой, стоящий перед ней и крепко сжимающий руку был таким реальным, что ей стало страшно. Гермиона боялась не только его самого, но всей ситуации в целом. Сердце в груди билось часто, но равномерно. Всё вокруг было окутано странным, терпким туманом, делающим краски, чувства и ощущения приглушеннее и замедляя бег времени. Гермиона подумала, что стоило бы спросить, о чём именно он хотел поговорить, но почему-то не стала.

— Прекрасно выглядишь сегодня, — вдруг сказал Малфой, заставив её вздрогнуть. Эти слова ещё сильнее усугубили ощущение сна, и теперь оно просто зашкаливало.

— Спасибо, — глухо и практически машинально ответила Гермиона, отметив, что совершенно не узнавала свой голос. Она бы не смогла с уверенностью сказать, каким именно он был: холодным, испуганным или равнодушным.

— А эти слизеринские цвета особенно милы моему сердцу, — продолжил Малфой, указав на её платье.

«Цвета... Цвета... Цвета...» — эхом повторил голос в голове. В этот момент Гермиона вдруг с ужасом поняла, что её платье было изумрудного цвета. Конечно, это было известно и раньше, но, покупая его, она совершенно не думала об оттенке в таком ключе.

Гермиона поняла, что вся её холодность и уверенность мигом растворились в воздухе. И опять из колеи выбил сущий пустяк — цвет платья.

Заметив смятение Гермионы, Малфой сказал:

— Можешь расслабиться, я пошутил. Но ты и правда сегодня красивая.

— Странно слышать это от тебя... — отозвалась Гермиона, понимая, что стоило бы обидеться, показать характер или съязвить, но былая уверенность, кажется, растворилась в воздухе.

— Хм... Ты считаешь, я способен только на гадости?

— Ты сам создал такой образ.

— Зачастую мы становимся такими, какими нас видят другие.

— Ты думаешь?

— Нет.

Она усмехнулась. Он был более чем странным.

Повисла неловкая пауза. Гермиона хотела сказать, что Малфой очень непоследователен, но не стала, решив, что прошло уже слишком много времени, и она будет выглядеть тугодумкой. Молчание сейчас раздражало. Казалось, что в нем было что-то неправильное. Хотя что могло быть правильным в ситуации, которая безумна по своей сути?

— А ты неплохо танцуешь, — вдруг сделал Малфой очередной комплимент.

— Ага. Особенно когда спотыкаюсь и сбиваюсь с ритма, — отшутилась она, подавив легкий смешок. Словно в подтверждение этой мысли, её нога подогнулась и выскочила из туфли, и Гермиона снова чуть не упала. Малфой хмыкнул и крепко сжал её руки, помогая устоять. Кровь прилила к вискам, а звук музыки, игравшей в зале, смешался со звеняще-пульсирующим шумом.

«Чееерт...» — подумала Гермиона, проклиная человека, который придумал каблуки.

Будь на месте Малфоя Гарри или Рон, она бы, наверное, рассмеялась, и инцидент был бы исчерпан, но сейчас произошедшее казалось катастрофой. Умом Гермиона понимала, что не случилось ничего страшного, но справиться с бешено колотящимся в груди сердцем и пылающими щеками не представлялось возможным. Как и отшутиться или просто сказать хоть слово.

Обычно, чтобы надеть туфлю, требовалось около секунды, сейчас же этот процесс занял не меньше минуты. Сначала Гермиона не могла найти её, потом уронила на бок и пыталась поставить обратно, а затем просто не сумела влезть.

Все это было так неловко и глупо, что Гермиона была готова разрыдаться, когда Малфой вдруг весело произнес:

— Наверное, мне больше не стоит говорить тебе таких комплиментов. От них у тебя земля из-под ног уходит...

— Да уж... — выдохнула Гермиона, почувствовав себя гораздо лучше.

— Ты, кажется, хотел поговорить? — через несколько секунд спросила она, опомнившись.

Малфой проигнорировал её вопрос, хотя прекрасно его расслышал. Это разозлило.

— О чем? — продолжила она, в надежде всё-таки получить ответ.

— Красивая мелодия, правда? — улыбнулся Малфой, как ни в чем не бывало. Нет, это уже ни в какие рамки!..

— О чем ты хотел поговорить?! — спросила Гермиона с надрывом. Его молчание заставило её почувствовать себя неловко: как будто либо он, либо она сошли с ума, и поэтому не могут понять друг друга. Возможно, так оно и было.

Он окинул её странным взглядом и усмехнулся.

— Что...? — начала Гермиона, но не успела закончить фразу, потому как Малфой резко остановился и быстрым движением выдернул из её прически золотистый гребень. Та непростая конструкция, что она соорудила у себя на голове, практически полностью держалась на нем, поэтому та начала стремительно распадаться.

— Тебе так гораздо лучше, — с этими словами Малфой провел рукой по её щеке. Гермиона вздрогнула, её лицо снова запылало. Чаша терпения была переполнена.

— Ты мерзкий слизеринский псих, Малфой! Твоё поведение выводит меня из себя, и я никак не могу решить: ты действительно придурок или прикидываешься специально для меня! В любом случае, больше не смей приближаться ко мне! И нам уж точно не о чем разговаривать, — на одном дыхании выпалила Гермиона и, резко развернувшись на каблуках, побежала прочь.

* * *

Она выбежала на улицу и подставила лицо ветру. Морозный воздух приятно охладил пылающие щеки, несколько одиноких снежинок опустились на кожу, волосы и ресницы и мигом растаяли. Гермиона вздрогнула, по телу прошла острая, как сотни игл, волна дрожи. Возвращаться внутрь не хотелось, потому что казалось, что только здесь можно прийти в себя, а мороз лишь помогал охладить разум.

Впрочем, сейчас ей уже ничем не помочь... Ну вот почему? Почему в её жизни всегда всё так глупо? Если бы можно было пережить этот момент заново, она бы вела себя совсем по-другому. Мысль о том, какой неуравновешенной дурой, она, должно быть, выглядела, заставила крепко зажмуриться. Впрочем, он сам вел себя как полнейший идиот! Так что они квиты. Вот только собственное поведение беспокоило сейчас куда сильнее, а ещё было интересно: что бы случилось дальше, если бы она не ушла? Как бы вел себя Малфой? Может, он бы сделал нечто такое, что внесло бы ясность? Вот только этого теперь не узнать. Ведь она уже здесь, и возможности что-либо изменить не представлялось.

Гермиона резко выпрямилась и чуть было не рассмеялась. У неё же была книга! Странно, что мысль о ней пришла в голову только сейчас... Впрочем, все самые важные открытия начинаются с пустяков. Например, с оставленной у Драко Малфоя заколки. Улыбнувшись глупости этой идеи, Гермиона задумалась над тем, почему же до сих пор еще ни разу не попыталась воспользоваться книгой. Ведь так часто хочется что-то изменить, перекроить в своей жизни. Взять и ровной черной линией перечеркнуть все ошибки, поражения и неприятности и написать вместо них новые строки, где все хорошо. Многие бы отдали все, чтобы получить для себя такую возможность, а она, имея её, почему-то не стремилась воплотить в жизнь.

Что мешало: последняя неразрешенная загадка в виде пустых страниц? Если бы Гермиона захотела, то давно бы разгадала её. Но пока та оставалась единственной преградой между ней и силой книги, искушением наделать глупостей, перекроив свою жизнь по мимолетному желанию. И Гермиона не спешила это менять. Интуиция подсказывала, что став хозяйкой не только своей, но еще и чужих судеб, она просто не выдержит. Даже сейчас, просто попытавшись представить, что можно было бы написать в книге, Гермиона почувствовала, как тонет в многообразии вариантов. Даже у одной нелепой и пустяковой ситуации есть сотни решений. Что уж говорить о целой жизни...

Что было бы, если бы можно было исполнить любое своё желание? Гермиона точно знала, что ничего хорошего, ведь именно стихийность и непредсказуемость делают жизнь жизнью, а любая попытка вмешаться в её естественное течение может привести к большим проблемам. Людям дозволено решать лишь за себя, но никак не подчинять обстоятельства. Сейчас эта мысль казалась настолько очевидно-прозрачной, что Гермиона Грейнджер не придала ей должного значения и вскоре забыла, как что-то, не стоящее внимания.

Через несколько минут находиться на улице стало просто невозможно. Гермиону била мелкая дрожь, а пальцы окоченели настолько, что уже еле сгибались. Решив, что оставаясь здесь, подвергала своё здоровье опасности, она направилась на веранду, надеясь не встретить там влюбленные парочки, для которых крытый сад был излюбленным местом свиданий. Последних она действительно не встретила, но мысли об одиночестве всё равно пришлось похоронить, потому что на одной из винтажных скамеек, запорошенных искусственным снегом, сидела Луна Лавгуд и, кажется, плакала. Увидев Гермиону, та вздрогнула и напряглась, как будто её застукали за каким-то непристойным занятием, а потом наспех вытерла слезы и выдавила некое подобие улыбки. Было видно, как она старалась не заплакать снова. Гермиона горько усмехнулась и подумала, что стоило бы уйти, но вместо этого опустилась на соседнюю с Луниной скамейку и посмотрела на небо. Надо было что-то сказать, но слов не было.

Несмотря на то, что веранда отапливалась, а снег был создан с помощью специальных чар, делающих его почти не холодным, морозный воздух всё равно проникал сюда. Гермиона поежилась.

— Сегодня воздух такой прозрачный,— вдруг сказала Луна. Гермиона посмотрела на неё слегка удивленно и, непонимающе улыбнувшись, ответила:

— Воздух всегда прозрачный.

— Нет, иногда он наполнен туманом и неопределенностью. Как наши мысли... — проговорила Луна отрешенным голосом. На секунду остановилась, вероятно, ожидая ответа, но вскоре продолжила: — А сейчас всё так ясно, даже как-то слишком. Так, что мне становится страшно...

Гермиона ничего не ответила. Нельзя сказать, чтобы она совсем не понимала, о чем говорила Луна, но, тем не менее, чувствовала, что вряд ли сможет поддержать разговор в таком ключе.

— Я люблю туман. В нем можно спрятаться... Прежде всего от себя. А ещё в нем можно увидеть то, чего на самом деле не существует.

— Да... — отозвалась наконец Гермиона. Нужных слов по-прежнему не было, хотя сказать хотелось многое. Ситуация, атмосфера этого места, грустный, теплый взгляд девушки, сидящей напротив, располагали к тому, чтобы выговориться, но Гермиона знала, что ни за что не сможет выразить словами то, что чувствовала, а всё остальное будет ложью.

Чтобы хоть чем-то занять себя, она взяла горсть снега и принялась лепить из него снеговика. Получалось плохо, потому что снег рассыпался и не таял. А ещё он не был холодным. Сейчас это страшно раздражало. Какая-то нелепая магическая искусственность...

Луна тихо засмеялась, наблюдая за тщетными попытками Гермионы слепить фигурку из нетающего снега, а потом взяла палочку и прошептала какое-то заклинание.

Гермиона почувствовала, как её окатило волной морозного воздуха, а снежинки, которые остались на руках, обожгли пальцы и мигом растаяли.

— Что ты сделала? — воскликнула Гермиона, удивленно уставившись на Луну.

— Сняла заклинание. Так будет честнее... А ещё ты сможешь слепить из снега чью-то фигуру, а потом разбить её. Ты ведь это хотела сделать?

— Я? Нет! — быстро ответила Гермиона, неподдельно испугавшись, что Луна знала о её проблеме. — Какую фигуру? Чью? — на выдохе спросила она. В голосе чувствовалось раздражение.

— Я не знаю. Но сюда не приходят просто так. Особенно во время Рождественского Бала.

— А... Ну да, — Гермиона облегченно вздохнула. Чувство страха и раздражения, хоть и ушло, но оставило в душе неприятный осадок. Продолжать разговор Гермиона не стала, но лишь опустила глаза и принялась изучать форму облаков пара, которые возникали в воздухе при каждом выдохе. В беседке стало по-настоящему холодно, и вскоре Гермиона поняла, что находиться здесь дольше нельзя.

— Думаю, нам нужно идти, иначе каникулы начнутся в больничном крыле, — сказала она и встала.

— Я могу вернуть заклятие, — отозвалась Луна. Гермиона подумала, что, наверное, ей стоило самой это сделать, но с ужасом для себя обнаружила, что не забыла его. Это было неприятно.

— Не стоит. В нём и правда есть что-то... лживое.

— Пожалуй... — Луна ответила равнодушно, взгляд её был направлен в сторону волшебного леса. — Если долго смотреть туда, то можно увидеть, как верхушки деревьев раскачиваются, словно языки пламени, а снег немного похож на дым... Черное пламя, не дающее света.

Гермиона вдруг подумала, что раньше часто искала загадочные образы и тайные смыслы в обычных вещах, что с легкостью могла увидеть в облаках, тенях, бликах света невидимые другим картины. И сейчас, наверное, тоже смогла бы. Просто стала чуть приземленнее, и, вместо того, чтобы думать о «пламени, не дающем света», мечтала о том, чтобы прямо здесь не превратиться в ледяную статую или не подхватить воспаления легких. А ещё она никогда не могла озвучивать подобные мысли вслух. Казалось, что если она впустит кого-то в свою личную сказку, то разрушит её изнутри. Оттого, наверное, и выглядела такой скучной занудой; холодным логиком и циничным скептиком.

Гермиона вздохнула, а затем громко произнесла:

— Красивая метафора. Но я думаю, нам стоит всё-таки пойти в замок, — получилось холодно и даже немного грубо. Она не хотела этого, так вышло непроизвольно. Впрочем, Луна, кажется, не ожидала ничего другого. Она снисходительно улыбнулась и кивнула. Это больно кольнуло самолюбие Гермионы и заставило занять ещё более скептично-равнодушную позицию. Отвечать она не стала, лишь развернулась и направилась к замку. Луна пошла следом.

* * *

Преодолев почти весь путь, Гермиона спотыкнулась. Каблуки снова казались самым садистским изобретением человечества.

— Что с тобой? — спросила Луна.

— Туфли трут.

— Да?! — воскликнула Луна почти с радостью. — Мне тоже! Просто невыносимо...

— Вот-вот! До крови, наверное, уже стерла.

Они уже дошли до замка и сейчас поднимались по лестнице.

— Давай снимем? — вдруг предложила Луна. «Почему бы и нет?»

— Здорово без них, правда? — весело спросила Луна.

— Это точно!

Взяв в руки свои туфли, девушки стали подниматься по Главной лестнице. Пока что пути к спальням Гриффиндора и Рейвенклоне расходились, поэтому они шли вместе. Раздражение уже исчезло, и Гермиона снова подумала, что Луна Лавгуд, в сущности, неплохой человек, и что, будь она в другом настроении, сегодняшний разговор мог бы закончиться не только вяжущим ощущением непонимания. Они дошли до того места, где нужно было расстаться, обнялись, попрощались, пообещали друг другу больше не носить туфли на слишком высоком каблуке и разошлись.

Сегодня они с Луной Лавгуд могли бы понять друг друга. Наверное, они могли бы довериться, выговориться, и найти более подходящие к ситуации слова, чем те, что говорили несколько минут назад. Гермиона чувствовала, что у них были похожие проблемы, но обе боялись признаться в этом, старательно избегая самых важных тем и прячась под привычными масками «заучки» и «сумасшедшей». Гермина так привыкла закрываться в себе, что теперь не смогла бы быть откровенной даже при очень большом желании. И это было очень обидно, ведь единственными её друзьями, которым можно было доверить всё, по-прежнему оставались холст, краски и белый лист с надписанными на нем аккуратными строками. Теми, что начинались обычно с одного короткого имени.